Бжания Елена : другие произведения.

Виктор и Катерина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кому и чем мог помешать обыкновенный театральный актёр? Ладно-ладно, не совсем обыкновенный, а очень талантливый, но всё же? Оказывается, тому же, кому досадила рядовой психиатр. К несчастью для преступников, у психиатра остался настырный муж, у актёра - упрямая невеста и сестра-политик в придачу. Остаётся только посочувствовать полицейскому, в которого эта троица вцепится мёртвой хваткой, пока, как любят говорить в детективах, дело не будет раскрыто.
  Виктор и Катерина
   От автора: Вот он, один из ярчайших плюсов писательства - можно создать всё что угодно, даже собственную страну.
  
  Пролог
   Позвольте коротко рассказать вам о Юполии - небольшом государстве, затаившемся на просторах Европы, ближе к центру оной части света, нежели к востоку. Климат здесь не тропический и даже не совсем субтропический, но довольно мягкий, лето не изнурительно жаркое, зима не люто холодная, правда, весна с осенью щедры на дожди, туманы и слякоть. Моря в Юполии нет, зато есть горы, на которые приходится примерно три четверти территории страны. Эти места богаты целебными источниками, лечебными грязями, да и просто чистым свежим воздухом и радующей глаз природой; благодаря чему в стране развит оздоровительный туризм. Он представлен не огромными санаторными комплексами, а в основном частными гостиницами с медицинским уклоном. Также развито сельское хозяйство, недаром более половины населения живёт либо в деревнях, либо в маленьких городках. Промышленность тоже представлена - в лице нескольких заводов и фабрик, однако её масштаб, размах и успехи воображения не поражают и приносят доходов отнюдь не больше, чем экспорт овощей, фруктов и мясомолочной продукции.
   Самый крупный город Юполии и по совместительству её столица - Леуд. Мегаполисом его назвать трудно, численность населения не дотягивает до одного миллиона, хотя городские власти умудрились доказать государственным обратное, и в Леуде построили метро. Столица не изобилует выдающимися шедеврами архитектуры, вряд ли здесь есть хоть одна постройка, на которую можно смотреть, разинув рот; всё довольно стандартно и в какой-то степени скромно, зато чисто и аккуратно. В этом вся Юполия - тут живут не богато, но достойно. Ни одному иностранцу и в голову не придёт вкладывать свои сбережения в юполийские динары (к слову, на пятьдесят таковых можно приобрести один евро), тем не менее, данная валюта вот уже много лет спокойно занимает на мировом рынке своё скромное, но прочное место.
   Как и в любой нации, среди юполийцев встречаются абсолютно разные люди - добрые и злые, спокойные и скандальные, миролюбивые и вредные, бескорыстные и жадные, честные и подлые. И, опять же, как любая нация, юполийцы имеют некоторые свои народные особенности, ярче проявляющиеся в массах, чем в отдельно взятых людях. Одна из таких черт - здоровое недоверие к тому, что пытаются навязать другие, не-боязнь открыто сомневаться в чужих истинах и уверенность в том, что сородичи тебя поддержат, а не будут стоять и молчать, опасаясь вызвать чей-то гнев. Именно по этой причине в Юполии в своё время не прижилась инквизиция. Один молодой, рьяный, всей душой преданный своему делу священник принялся горячо обвинять нескольких крестьянок в том, что они ведьмы. Он произнёс пламенную речь, привёл убедительные (на его взгляд) доказательства и потребовал, чтобы несчастные прошли проверку: с камнем на шее были брошены в пруд; если выживут - значит, ведьмы и подлежат сожжению на костре, если умрут - значит, невиновны и получат вознаграждение на небесах. Остальные крестьяне переглянулись. Кто-то откашлялся и радушно сказал: о чём речь, святой отец, ежели надо, мы не против; только и Вы уж нас уважьте, проверьтесь первым, для надежности, подайте пример народу. И как священнослужитель ни упирался, ни убегал, ни кричал и ни грозил всем адовыми муками, его поймали и протестировали. Священник проверку не прошёл - выжил после двух с лишним минут под водой, после чего, по пути на костёр, резко сменил свои правовые убеждения. Слухи об этом быстро расползлись по стране, и с тех пор все обвинённые в колдовстве отделывались административным штрафом. Юполийцы вообще никогда не отличались особенной религиозностью, но к вере, и к своей, и к чужой, привыкли относиться уважительно или, как минимум, спокойно. Потому-то ни одна террористическая организация мира до сих пор не может сформулировать к Юполии ни единой внятной претензии: на религиозной почве тут никого не притесняют, во внешние военные союзы и прочие объединения вступать не спешат, мол, куда уж нам, мирным землепашцам, вам надо, вы и воюйте, а у нас сбор урожая на носу, коровы не доены, промышленность до должного уровня не поднята, столько дел, столько дел... Поговаривают, что несколько веков назад один из Римских Пап всерьёз взъелся на Юполию - и за то, что инквизиционными традициями там пренебрегают, и за то, что некоторые, пусть и редкие, жители других европейских стран, прослышав о Юполии, уезжают туда, спасаясь от Церкви. Наместник Господа отправил приличное войско, которое должно было призвать Юполию и юполийцев к порядку путём разрушения страны и массовых убийств, однако вышла накладка. Юполия - страна, как уже говорилось выше, некрупная, популярностью у туристов она не пользовалась, а навигаторов в те стародавние времена не было, вот папины посланники её попросту и не нашли, видимо, пару раз свернули не туда. В итоге воины вернулись обратно, загоревшие, окрепшие, румяные (горный воздух всем на пользу), к тому моменту прежний Папа как раз приказал долго жить, а у нового нашлись дела поважнее, и историю попросту замяли. Правда это или ложь, теперь уж и не разберёшься. А "инквизиционные" беженцы в Юполии действительно имели место быть. Поэтому теперь в небольшой, но, как водится, гордой юполийской нации кого только не намешано.
  
  1
   Слабый ветерок бережно и ласково играл даже не с ветвями, а только с листвой деревьев, что бравыми рядами выстроились вдоль парковой дорожки. За одним из этих рядов пыталось незаметно скрыться солнце, медленно уползающее за горизонт, и причудливые силуэты клёнов и тополей казались чёрными на ало-золотом фоне заката.
   Девушка лет двадцати, смеясь, вскочила на бордюр с таким торжествующим видом, словно покорила Эверест, а не двадцать сантиметров бетона. Но парень, шедший рядом и если бывший старше, то не больше, чем на год, всё равно восхитился. Он вряд ли смог бы проделать подобное на таких каблуках, как у неё.
   - Не упади, - улыбнулся русоволосый, беря спутницу за руку.
   У девушки волосы тоже были русые, но темнее и рыжеватые, а не пепельно-серебристые.
   - А если упаду? - Девушка, прищурившись, остановилась.
   Мимо степенно прошли несколько других посетителей парка.
   - Придётся быть рядом, чтоб тебя поймать, - ответил парень.
   - Да? - Русоволосая вдруг рассмеялась, и смех этот был совсем не под стать каблукам - простой и уверенный. - Ну так лови. - И она не то упала, не то прыгнула на собеседника и, к его чести, оказалась в крепких объятьях.
   Её распущенные длинные волосы на миг укрыли его лицо блестящей волной, затем схлынули, заставив рассмеяться уже обоих молодых людей.
   Девушка на мгновение будто опомнилась и чуть смущённо спросила:
   - Я не очень тяжёлая?
   - Нет, - проговорил молодой человек тише, чем мог бы. Для него были важны уже не столько слова, сколько румянец на щеках любимой, веснушки на носу, которые она безуспешно пыталась замаскировать пудрой и тональным кремом, блеск в карих глазах.
   Собственно, душой парень не покривил, его ноша впрямь не была особо тяжёлой, впрочем, как и особо лёгкой - среднестатистическая такая представительница женского пола, которая не ест жареную картошку тоннами, но в холодильник по вечерам, а то и ночам иногда всё же заглядывает.
   Улыбка девушки из деланно-уверенной стала превращаться в рассеянную. Белоснежные зубки сначала перестали казаться столь острыми, а потом и вовсе частично скрылись за мягкими, полными губками. Девушка осторожно сняла с парня очки, скрестила запястья за его шеей.
   Нетрудно догадаться, что последовало потом.
  ...Парня звали Ной, девушку - Эллей.
  
  2
  (11 лет спустя)
   Ровно в полдень у Женевы Лерм сжалось сердце. Не заболело, не заныло, не ёкнуло - именно сжалось. Этот спазм охватил всю грудь, а потом поднялся комом к горлу, перекрыв дыхание. Женева резко остановилась и ещё более резко прислонилась к стене, упёрлась в ту плечом. Папка с подготовленными для совещания документами, которую брюнетка пару мгновений назад уверенно держала в руках, звучно шмякнулась на недавно вымытый пол одного из коридоров Леудской мэрии.
   - Женева, Вам плохо? - засуетилась Роза, секретарь Лерм.
   Вообще, Роза не могла похвастаться большой наблюдательностью, равно как и профессиональным рвением, Женева всё чаще задавала себе вопрос - зачем она держит такую бестолковую секретаршу, забывающую то подготовить документы, то напомнить о приближающемся совещании. Недалёк был час расставания Женевы и Розы, обе чётко это сознавали, может, потому и обходилось без конфликтов на рабочей почве.
   - Женева? - Роза покосилась на бумаги, лёгшие веером, но решила, что прежде, чем поднять их, стоит потормошить начальницу. Ладонь помощницы осторожно опустилась на плечо Лерм. - Что случилось? Позвать кого-нибудь?
   Женева, пока с закрытыми глазами, отрицательно замотала головой, отмахнулась.
   - Ничего не надо, Роза, я в порядке.
   Вопреки своим заявлениям, она, распахнув карие глаза, положила руку на грудь - частый жест для людей, у которых побаливает сердце. Но у Женевы оно не болело. За все тридцать шесть лет жизни у неё не было ни единой проблемы, связанной с сердцем, если говорить о здоровье, а не о всяких сантиментах.
   - Что-то не похоже, - констатировала Роза.
   Ей показалось, что начальница вот-вот разрыдается, будто маленькая девочка, разбившая коленку. Женева действительно испытывала подобное желание, но отнюдь не из-за какого-то недомогания, а от растерянности. Она не понимала, что произошло, но это её напугало, очень-очень. Даже не так; это привело её в ужас, который усиливался незнанием и дезориентацией. Словно Женеве только что ампутировали часть тела, а какую именно - она ещё не поняла.
   - Я в порядке, - максимально уверенно повторила Лерм, не столько помощнице, сколько себе самой.
   Да что же это? Откуда такая тяжесть в груди?.. Неожиданно, подобно молнии, ударила мысль, умещающаяся в одно-единственное слово - "Виктор". Виктор! Женева полезла за сотовым телефоном.
   - Я должна позвонить брату!
   - Совещание начнётся через минуту, - робко напомнила Роза, заранее представляя ответ.
   Женева в столь взбудораженном состоянии пребывала нечасто, но если уж подобное случалось, с условностями она не церемонилась.
   - Пусть оно пропадёт пропадом, это совещание, - прорычала она, судорожно прижимая к правому уху телефон и напряжённо вслушиваясь в первые гудки, - провалится прямиком в ад, вместе со всеми совещающимися!
   Роза болтнула головой из стороны в сторону. Это ещё очень приличный ответ, Женева способна и не такое загнуть.
   "Пожалуйста, пожалуйста, ответь!" - мысленно молила Женева. Сильнее всего на свете ей хотелось услышать голос брата. Только бы Виктор отозвался, только бы сказать что-нибудь, хоть что-нибудь, и больше ничего не надо!
   В голове промелькнул их последний разговор. Виктор звонил сам, сегодня утром. "Привет, сестрёнка! Угадай - что!" "И тебе привет, - ухмыльнулась тогда Женева, поглядывая на свои наручные часы. - Я не гадалка, так что сразу сдаюсь. Выкладывай". Виктор ни капли не разочаровался и восторженно выдохнул: "Нева, - при этом певуче растянул первый, ударный, слог, как и всегда, когда собирался сообщить сестре нечто с его точки зрения потрясающее, - я сделал Эли предложение!" Новость впрямь порадовала, пусть и не удивила - к этому давно шло. "Поздравляю, - тепло рассмеялась Женева, после чего с притворным ехидством поинтересовалась: - Она согласилась?" "Пф, ещё бы! - с напускным самодовольством пропыхтел Виктор и тоже засмеялся. Потом его голос, войдя в обычную колею, стал привычно мягким и глубоким, не лишённым задоринки. - Мы едем в Хижину, - так он почему-то всегда называл их с Женевой маленький домик километрах в тридцати от Леуда, доставшийся от бабушки с дедушкой, - хотим отпраздновать это дело на природе. Присоединяйся к нам вечером, обязательно! Никакие возражения не принимаются. И прихвати с собой своих мальчишек". "Всенепременно. Прости, Вик, я правда безумно счастлива за тебя и Эли, но мне пора бежать, надо успеть на координационный совет". "О чём речь, - ничуточки не обиделся Виктор, - я же понимаю, мэрия без тебя пропадёт. - Они с Женевой прыснули в унисон. - Ладно, давай. До вечера, Нева". Женева в тот момент подумала: вечер будет отличным. Они посидят всей семьёй, никуда не торопясь, и спокойно останутся ночевать в Хижине, ведь завтра суббота, а значит, Женеве не нужно на работу (по крайней мере, в эти выходные), а мальчикам на учёбу.
   После пяти гудков сработал автоответчик. "Здравствуйте, вы дозвонились, вернее, не дозвонились до Виктора Лерма. Как только услышите "Пи-и-и-и", излагайте всё, что имеете мне сказать. Если это важно или интересно, я вам обязательно перезвоню". Пи-и-и-и...
   По оконным стёклам хлестал дождь.
  
  3
   - Доктор Калем! Доктор!
   Ной и сам уже со всех ног бежал по коридору, навстречу каталке, которую стремительно везли младшие работники больницы, отчаянный призыв медсестры был необязателен.
   - Что тут у нас? - Затормозив возле каталки и не дождавшись ответа, врач принялся за осмотр.
   Перед Ноем лежал темноволосый мужчина в серых джинсах и светло-коричневой рубашке. Одежда пострадала серьёзно, но куда меньше, чем её владелец. Значительную часть бледного лица покрывала подсыхающая кровь, не так давно сочившаяся из раны во весь висок. Через несколько секунд Ной понял, что у пострадавшего минимум шесть переломов и несколько разрывов; но самое главное - что пострадавший этот мёртв и уже не меньше получаса.
   - Автомобильная авария, за городом, - тем временем рапортовал медбрат. - Машина сорвалась со скалы на опасном участке дороги. Он, - кивок на покойного, - был за рулём.
   - Он, - Ной скопировал жест младшего сотоварища, - уже труп, неужели сами не поняли?
   - Поняли, - пролепетала медсестра так жалобно, словно лежавший тут человек был ей небезразличен. Это предположение соответствовало действительности, в какой-то степени. - Просто я подумала, вдруг ошиблись...
   - Никаких ошибок, Мари, - сочувственно цокнул языком Ной, глядя на медсестру осторожно, с готовностью соболезновать. - Ты знала его?
   - Его многие знали, - всхлипнула Мари. - Присмотритесь сами. Это же Виктор Лерм.
   Ной последовал совету. И впрямь - Виктор Лерм.
   Этого человека знал почти весь город, больше того - чуть ли не вся страна, хотя Виктор принципиально не снимался в кино, не любил мелькать на телевидении и не пытался любыми правдами и неправдами попасть на обложки журналов или первые полосы газет. Он был театральным актёром, играл только на сцене, но как играл! Удивительного, непередаваемого, потрясающего таланта был человек.
   Пару лет назад Ной, которому жгуче хотелось удавиться от пребывания в своей пустой, бездушной квартире, не стерпел и вышел на улицу. Потопал в никуда, вернее, куда глаза глядят. Дошёл до Государственного Леудского Театра, в котором вот-вот должен был начаться очередной спектакль. Если бы Ной захотел приобрести билеты в кассе, у него ничего не получилось бы, но подкатился спекулянт и вполголоса предложил билет по приемлемой цене. "А почему бы нет?" - равнодушно и отстранённо подумал Ной. Так он и попал на "Сон в летнюю ночь". Это была полностью классическая постановка, без всяких новомодных выкрутасов и якобы гениальных режиссёрских придумок. Создатели ни на миллиметр не отступили от замысла Шекспира. Всё радовало глаза и уши: яркие декорации, прекрасные костюмы, отличная акустика; более же всего ласкала душу игра актёров - каждый отдавался своей роли без остатка, при этом не переигрывал, не фальшивил. Женская половина зала моментально влюбилась в Деметрия - этакую помесь Джонни Деппа с Хью Джекманом. Зрительницы перешёптывались между собой: ну и дура же эта Гермия, раз променяла такого парня на какого-то там Лизандра! Лерм не исполнял роль Деметрия, нет, он жил и дышал ею. Каждая реплика, каждое движение героя были для актёра такими же родными, как его собственные плоть и кровь. Ной прекрасно знал, о чём эта пьеса, знал, чем она закончится, и всё же смотрел, как зачарованный, затаив дыхание. А когда представление завершилось, понял, что стало легче дышать, что уже не столь нестерпимо хочется выть на луну от тоски и боли, что он может вернуться в свою квартиру и не проклинать ту на все лады. Разумеется, в этом была заслуга всей театральной команды, да и самого Уильяма Шекспира. Тем не менее, Деметрий, оживлённый Лермом, наиболее впечатлил Калема. Виктор позволил Ною увидеть в этом герое что-то невероятно близкое и понятное, сокровенное. Деметрий-Виктор словно говорил, говорил именно Ною: "Всё будет хорошо, парень, вот увидишь. Сейчас тебе непросто, но ты помни - это не навсегда, это пройдёт, и обязательно станет лучше. Всё будет хорошо, я ручаюсь". После спектакля Ной затесался в толпу фанаток и фанатов, столпившихся у заднего входа-выхода в ожидании появления актёров. Калем не собирался просить автограф, хотел лишь сказать спасибо. Он не сразу узнал Виктора, да и другие поклонники тоже. Вне сцены Лерм казался абсолютно обыкновенным, ничем не примечательным гражданином - не такой уж высокий, не такой уж молодой (хотя, безусловно, далеко-далеко не старый), не такой уж красивый. Это никак не повлияло на чувство благодарности, и Ной выполнил задуманное. "Спасибо. Вы и не представляете, как много сделали для меня сегодня". Его тон был куда проникновеннее его слов, и Ноя ничуть не волновало, что подумают другие люди и подумают ли вообще. А Виктор смутился прямо по-детски, за годы своей актёрской карьеры он так и не научился без стеснения принимать комплименты. Не зная, что сказать, Лерм улыбнулся и крепко пожал Ною руку.
   Да, жаль Виктора. Ох как жаль.
   Ной встряхнулся. Как ни печально, Лерму уже ничем не поможешь.
   - Есть другие пострадавшие? Выжившие?
   Мари указала затылком назад, видимо, имея в виду участок коридора за поворотом, находившийся ближе к выходу и приёмно-распределительному отделению.
   - С ним в автомобиле была девушка, ею занимается доктор Шимунек.
   Ной бросил последний взгляд на мёртвого актёра и быстро направился в обозначенном направлении. Не то чтобы он не доверял коллеге, просто счёл, что не лишним будет чуток постоять рядом. Шимунек только-только прошёл ординатуру - кстати, именно под руководством Ноя - и пока что не всегда действовал уверенно.
   Начинающий врач осматривал девушку, лежащую на каталке, вплотную припаркованной у стены. Он явно обрадовался появлению бывшего наставника, однако от осмотра не отвлёкся; сообщил, не глядя на старшего товарища:
   - Скорее всего, сотрясение мозга и, судя по всему, разрыв селезёнки, внутреннее кровотечение. Несколько переломов рёбер, перелом левой руки; возможно, повреждены шейные позвонки. Девушка двадцати пяти - тридцати лет, уже взяли пробы крови для определения группы и резус-фактора.
   - Вторая группа, положительный резус-фактор. - Ной подступил к каталке, также склонившись над лежащей без сознания пациенткой, чьи светлые волосы разметались по подушке и отливали насыщенным медовым оттенком. Одна из щёк превратилась в сплошной синяк-кровоподтёк, под разодранной тканью свитера и брюк виднелись многочисленные мелкие порезы и ушибы. - Возраст - тридцать один год.
   Шимунек поглядел на него со смесью изумления и восхищения. Ной едва заметно качнул головой, заранее отметая комплименты, и, ненавязчиво взяв продолжение осмотра и дальнейшие действия на себя, объяснил:
   - Я знаю её, мы встречались, когда учились в университете. - Нахмурившись, он посмотрел на вставшую в нерешительности медсестру. - Пускай готовят операционную, живо!
   - Уже.
   - Какая?
   - Седьмая.
   - Отлично. Везём Эллей туда.
   - Эллей? - вкрадчиво переспросил Шимунек.
   - Так её зовут.
   Ной, на пару с медбратом, уже вёз каталку к операционной. Младший врач не отставал.
   - Доктор Калем, простите, что спрашиваю, но при таких обстоятельствах я обязан уточнить: встречались - в смысле...?
   - В смысле: ходили на свидания, целовались и так далее, - буркнул Ной, отлично понимая, к чему клонит коллега. Докторам не рекомендуется оперировать своих близких, потому что личное волнение может плохо сказаться на профессиональных навыках. - Не волнуйся, это было давно и сейчас никак не повлияет на меня. Мы с ней не общались десять лет, теперь фактически чужие люди.
   На финальной фразе Калем вместе с младшим персоналом проскочил в операционную.
   - Держись, Эли, - услышал Шимунек напоследок приглушённые слова.
   Ной теперь впрямь мало что испытывал к Эллей, за исключением благодарности за всё хорошее, что у них было - обычное и приятное послевкусие первой любви. Правда, в их случае к этому примешивалась остывшая обида и воспоминания о пережитой боли, потому что расстались молодые люди не очень хорошо. Если б его попросили охарактеризовать их тогдашние отношения, Ной с высоты нынешнего возраста и опыта сделал бы это так: Эллей строила из себя не пойми что, а он старался не придавать тому большого значения.
  
  4
   Инспектор Драгович пару раз кашлянул для приличия и упёрся взглядом в женщину, находящуюся рядом с ним. Одетая в строгий брючный костюм, она сидела вполоборота на металлическом стуле, поставив пятку одной ноги на краешек сиденья и обхватив обеими руками колено. Больничный коридор не самое удачное место для допроса; с другой стороны, бывают варианты и похуже; тут сейчас хотя бы не многолюдно и не шумно.
   Иво снова кашлянул, пристально сузив глаза, прикидывая, какова вероятность того, что у женщины сейчас случится нервный припадок. Ведь она прямиком из морга, где ей пришлось смотреть на бездыханное тело родного брата. Внешне Женева держится неплохо, слёз не видно, но кто знает, что творится у неё внутри? Драгович давным-давно понял, что искреннее горе далеко не всегда сопровождается слезами и криками, а спокойствие отнюдь не признак равнодушия.
   Он посмотрел на блокнот, который держал в руке. Первая страница уже пестрила кое-какими данными, в основном бездушной протокольной информацией. Имена, места, даты. Взглянув на женевину дату рождения, Иво нахмурился - она была той же, что и у погибшего.
   - Вы с Виктором близнецы? - Решил пока обойтись без слова "были".
   - Двойняшки, - слабо хмыкнула Женева, слегка вздрогнув и оторвав взгляд от стены напротив. Как же часто они с братом сами путались в этих терминах, и даже до сих пор не разобрались окончательно: одни специалисты утверждали, что всех двойняшек можно назвать близнецами, другие говорили, что близнецы - только идентичные и однополые. Жалкое подобие улыбки угасло, Женева сама произнесла чудовищный глагол: - Были.
   Драгович деликатно осведомился, имелись ли у Виктора враги.
   - Хотите сказать, катастрофа не несчастный случай? - встрепенулась Женева. До этого момента ей и в голову ничего подобного не приходило.
   - Нет-нет, - поспешил опровергнуть Иво. - Вовсе нет. Наоборот, всё указывает именно на несчастный случай: опасный участок дороги, дождь, скользкий асфальт, плохая видимость. Просто я обязан задавать подобные вопросы.
   - У Виктора не было врагов, во всяком случае, насколько я знаю. К нему время от времени привязывались не совсем адекватные поклонницы, а то и поклонники, но он умудрялся по-доброму их усмирять. - Она помолчала. - Он был очень хорошим человеком.
   - А каким он был водителем? Тоже хорошим?
   - Как минимум, неплохим, но автомобильная езда не входила в список его страстных увлечений.
   - Он мог сесть за руль в нетрезвом состоянии?
   - Да Вы что! - Тёмные глаза возмущённо расширились. Женева опустила ногу на пол. - Виктор никогда бы себе такого не позволил! Он подходил к вождению ответственно, и был вдвойне, втройне осторожен, если с ним в машине ехал кто-то ещё.
   - К слову, что за девушка была в автомобиле?
   - Эли. Эллей Моро, его невеста.
   - Как она сейчас?
   - Её прооперировали, отвезли в палату. Говорят, очнётся только завтра, а то и послезавтра.
   - Вы хорошо её знаете?
   - Более чем. Раньше Эллей работала со мной, была секретарём, так и встретилась с моим братом. Потом, когда их отношения развились, она уволилась и стала администратором в том театре, где играет... - Женева быстро сглотнула, - ...играл Виктор.
   - Вы, кажется, работаете в мэрии.
   - Всё верно. Комитет по работе с общественностью, заместитель начальника.
   Шатен пошевелил губами. То-то ему показалась знакомой внешность Женевы. Должно быть, он видел её по местному телевидению. Вообще-то, Драгович не жаловал чиновников и политиков любого уровня, возраста и пола, однако, учитывая обстоятельства, решил оставить свою неприязнь при себе.
   - Как бы Вы оценили материальное состояние своего брата?
   - Имеете в виду, был ли он богат? - Женева покачала головой, прядь длинных волос цвета воронова крыла скользнула через плечо и медленно сползла к груди. - Нет, не был. Хотя и бедняком его бы никто не назвал. Квартира, машина, зарплата. Сомневаюсь, что у него были сбережения, Вик не умеет... не умел копить, никогда.
   Драгович подробнее расспросил Женеву об имуществе её брата, затем пробежался по другим темам и откланялся, напоследок вручив свою визитку и попросив сообщить, когда очнётся Эллей.
   Прежде чем миновать дверь, ведущую к лестнице, Иво оглянулся и увидел, что Женева плачет. Теперь она сидела, вынув ноги из туфель, поставив обе пятки на сидение и уткнувшись лицом в колени. Плечи и спина вздрагивали. Иво вздохнул и перешагнул порог.
   Женева тихо проплакала больше получаса, и никто их редких "прохожих" не осмелился её тревожить. Да и чем они могли бы помочь? Вика уже не вернёшь.
   Всё детство и большую часть подросткового периода двойняшки враждовали, точно бы обижаясь друг на друга из-за того, что приходится делить на двоих один День Рождения и статус первенца в глазах родителей. Виктор и Женева часто ссорились, острословили и обменивались холодноватыми колкостями. Детки ещё больше разобиделись, когда их, в целях экономии времени, отдали в одни и те же кружки, театральный и спортивный. Правда, мама с папой надеялись, что дочка будет воодушевлённо играть на сцене, а сын начнёт свой путь к чемпионскому пьедесталу; однако вышло наоборот. Виктор с удовольствием занимался спортом, но куда больше его захватила актёрская игра, он буквально загорелся ею. На первой же репетиции шестилетний мальчик поразил педагогов, они смотрели и слушали, будто заколдованные. Женева практически сразу поняла, что не хочет быть актрисой, зато с каким энтузиазмом она спешила на каждую тренировку! Девочка тоже добилась существенных успехов, выиграла несколько чемпионатов, в том числе и международных. Ей всерьёз грозила прекрасная спортивная карьера.
   А потом случилось несчастье - погибли родители. Виктор и Женева осиротели за год до своего совершеннолетия. Этот год они провели под опекой дальней родственницы. Женщина была хорошая, но заменить маму с папой она не могла, да никто от неё этого и не требовал. В тот период брат и сестра ощущали одно и то же, им казалось, что они остались одни в целом мире. Тогда-то двойняшки и начали по-настоящему сближаться. Виктор бережно провожал сестру на тренировки и встречал с них, Женева помогала брату с репетициями дома.
   Женеве было семнадцать, когда она впервые влюбилась по-настоящему. А спустя некоторое время девушка поняла, что станет матерью гораздо раньше, чем хотелось бы в перспективе. Самое обидное: Женева прекрасно знала, откуда берутся дети, и что надо предпринимать, чтобы преждевременно не встать в очередь за родительским пособием; знала и предпринимала. Вот только даже самые скрупулёзные предосторожности не дают стопроцентной гарантии. Возлюбленного как ветром сдуло, и Женева осталась одна со своей катастрофой. Впрочем, нет, не одна. У Женевы был брат. Она-то думала, что он её прибьёт, а Виктор и осуждать не стал, наоборот, обнимал, успокаивал. "Что люди-то скажут?" - захлёбывалась слезами ревущая Женева. Виктор тогда пожал плечами и с необыкновенной для семнадцатилетнего парня взрослостью произнёс: "Какая разница? Люди всегда что-нибудь говорят. Они суются в чужие дела, поучают других, считая себя самыми умными. Они ноют из-за жары, а когда она уходит, начинают причитать и жаловаться на холод. Тебе что, важно мнение таких особей? Просто помни: я тебя всегда поддержу".
   Виктор. Вик...
  
  5
   Ной дважды осмотрел Эллей, но вряд ли это можно было назвать общением, поскольку оба раза она продолжала находиться в бессознательном состоянии. Калем добровольно вызвался подменить коллегу и отработать лишнюю смену, чтобы всё-таки дождаться, пока Моро придёт в себя.
   У постели пострадавшей сидела её несостоявшаяся золовка.
   Когда Эллей очнулась и узнала о произошедшем, это понял не только Ной, но и всё больничное отделение. Врачи и медсёстры ко многому привыкли, однако мало кому из них раньше доводилось слышать столь отчаянный крик. Недолгий, но такой горький, такой пронизывающий.
   Пациентка быстро стихла, видимо, расплакалась. Или Женева сумела мягко и быстро утихомирить подругу. Не исключены оба варианта сразу.
   Ной осознавал, что сейчас туда лучше не соваться. В ту палату он заглянул позднее, уже после того, как Моро навестила медсестра. Женева как раз вышла.
   Эллей полулежала на неширокой койке, откинувшись на высоко поднятую подушку. Синяк на щеке уже отливал желтизной, в целом же круглое лицо было бледным, почти белым, и потому кожа разительно контрастировала с карими глазами, сейчас казавшимися ещё более тёмными и большими. Припухшие веки и покрасневшие белки свидетельствовали о недавнем плаче.
   - Здравствуй, Эли. - Ной подошёл к постели, но проигнорировал свободный стул.
   Пациентка ничуть не удивилась. Она медленно повернула голову в сторону Ноя и машинально попробовала улыбнуться. Гораздо позже Эллей подумает о том, как непривычно было слышать из его уст имя, которым её часто называли другие. Раньше Ной всегда звал её Элли, и это двойное "л" неизменно выделялось. Он одно время всерьёз предлагал завести щенка и назвать его Тотошкой, по аналогии с персонажами сказки "Волшебник Изумрудного города"... Как же это было давно.
   - Здравствуй. - Голос отдавал хрипотцой, но Калему показался прежним. - Я хотела сказать спасибо. Говорят, моя селезёнка всё ещё при мне только благодаря тебе, ты сотворил чудо.
   - Преувеличивают.
   - Сомневаюсь. Ты талантливый хирург, это было ясно всегда, даже когда мы только начинали учиться.
   Сама Эллей осилила лишь первые три курса медицинского университета, потом ушла. Тогда же закончились их с Ноем отношения. Неприятная история, и начать её стоит с того, что Эллей приехала в Леуд из, как она сама говорила, деревушки на отшибе Родины. Моро была обычной девушкой, но в столице хотелось выделиться, почувствовать себя значительной. Не обнаружив в себе каких-либо особенных талантов, Эллей решила стать стервой. Уверенной, сногсшибательной, острой на язык, равнодушной, эгоистичной, идущей к цели по головам других - такой, как показывают в кино, такой, от которой (опять же, согласно кино) мужчины теряют голову и с радостью волочатся хоть на край света. Быть стервой круто, постановила Эли. Получалось у неё, откровенно говоря, не очень, но она старалась, иногда себя же и восхищая собственными успехами. Всерьёз считала, что стервозность привлекательна, и что окружающие мужчины должны приходить от этого в восторг. А они что-то не приходили. Ной старался не замечать проблесков так называемой стервозности, но всему есть предел. Предел этот наступил, когда один из профессоров пригрозил отчислить Эллей за неуспеваемость (конечно, какая уважающая себя стерва станет всерьёз заниматься учёбой?), а она, вместо того, чтоб плотнее засесть за книжки, попыталась сплести интригу. Начинание пошло прахом, и сейчас Эллей всей душой этому радовалась. Но тогда... тогда разразился скандал, её с позором выгнали из университета. Ной, к величайшему возмущению подруги, отказался её поддержать, заявив, что она сама виновата. Эллей в сердцах и ему наговорила гадостей, после чего ушла, хорошенько хлопнув дверью. С тех пор они встречались несколько раз. Случайно сталкивались на улице или в каком-нибудь супермаркете, но никогда не разговаривали, не подходили друг к другу. У Эллей не хватало смелости извиниться.
   - Ты теперь не носишь очки, - заметила пациентка.
   - А ты осветлила волосы.
   - Да. - Моро вскользь коснулась нескольких прядей. - И мне для этого не достаточно было просто постоять на солнышке.
   Она намекала на особенность Ноя, которая многих занимала, у некоторых вызвала зависть. У организма Калема была своеобразная реакция на солнце. К Ною загар всегда не приставал, а нагло привязывался. Даже зимой кожа не избавлялась от смуглоты полностью; весной, и тем более летом Ной приобретал равномерный бронзовый оттенок. При этом волосы у него, наоборот, стремительно выгорали, и в жаркое время года он из русоволосого превращался в блондина.
   - Не напоминай, до лета ещё два месяца. - Ной тоже коснулся своей хоть и постриженной, а всё равно курчавой шевелюры, уже начавшей светлеть. О чём они говорят? Ведь у обоих на уме совсем иное! - Я соболезную тебе, Эли.
   - Спасибо, - она покивала. Слёз у неё не осталось, или, во всяком случае, исчерпанный запас пока не восстановился. - Не знаешь, он успел почувствовать боль?
   - Не знаю, - признался Калем, понимая, что, вообще-то, мог бы и солгать, дабы успокоить пациентку. - Но, насколько я могу судить, от таких травм обычно погибают мгновенно.
   Эллей покивала снова. Она пока не чувствовала, что любимый человек мёртв. Умом-то понимала: Виктора больше нет, то есть, где-то он сейчас лежит - в больничном, или, скорее всего, полицейском морге, - неподвижный, холодный, и это уже не сам Виктор, а лишь бездушное тело, которое больше никогда не улыбнётся, не обнимет её, не заставит смеяться до слёз и чувствовать себя самой счастливой на свете. Но сердце отказывалось принять... Оно примет, рано или поздно. Постепенно, медленно и мучительно.
   В действительности Эллей не была плохим человеком. Она запуталась в своё время, сглупила. А кто в юности совершает сплошь здравые поступки? В итоге Эллей взялась за ум. Выбрала другую профессию, стала секретарём. Моро познакомилась с Женевой, когда строительная фирма, в которой трудилась первая, занималась проектом, курируемым мэрией. Лерм заметила, что Эллей - весьма и весьма толковая девушка, предложила работу. "Мне как раз требуется секретарь порасторопнее, человек, на которого можно положиться. И не лишне, что ты в случае чего способна оказать медицинскую помощь". "Я не доучилась на врача". "Я же говорю про всякий случай, никто не собирается ставить тебя за операционный стол. Серьёзно, уже видеть не могу вокруг себя эти протокольные лица, хочется хоть кого-то нормального рядом". До того вечера Эллей не помышляла о смене места работы, и внезапно подумала: почему не попробовать? Перемены могут быть хорошими или плохими, но они в любом случае заставляют встряхнуться. Встряска была именно тем, что требовалось Эллей, жизнь которой в тот период застоялась. От перемены она получила гораздо больше, чем ожидала. Однажды в приёмную перед кабинетом начальницы забежал брюнет с синими глазами и спросил: "Женева у себя?" "Вышла на пару минут, можете подождать". "Вот спасибо, так и сделаю. Раньше я не видел Вас у Женевы". "Я Эллей, её новая секретарша". "А я Виктор, её старый брат".
  
  6
   - Хорошо, пусть проходит, - несколько удивлённо проговорил Иво в телефонную трубку, после чего водрузил её на место и секунду-другую поглядывал на агрегат связи.
   - Что там? - спросил капитан Туиль, коллега, сосед по кабинету и неплохой приятель Драговича.
   - Не что, а кто. Дежурный сообщил: пришла Женева Лерм.
   - Сестра того актёра?
   - Да, и не последняя шишка в нашей родимой мэрии. Правда, и не первая.
   Полицейские синхронно ухмыльнулись. Как и абсолютное большинство народов мира, юполийцы недолюбливают чиновников, политиков, и прочих "официальных деятелей". В Юполии это когда-то выходило за рамки просто чувств. Вплоть до второй половины двадцатого века здесь, на законных основаниях, могли прилюдно высечь плетьми любого чиновника, уличённого в воровстве. Если же субъект проворовывался по-крупному, ему отрубали правую руку на главной площади города или в центре деревни. Потом влезли всякие ООН со своими постановлениями и конвенциями, однако по сей день все юполийские чиновники испытывают смутную тревогу, слыша слова "порка" и "топор", поэтому опасаются загребать государственное добро. Тем более, не столь уж обширен список того, что можно незаметно присвоить. Как говорилось ранее, Юполия не очень богатая страна, здесь люди привыкли жить по средствам и в то же время не станут молчать, если поймут, что этих средств по непонятным причинам стало меньше.
   - Часто она так к тебе захаживает? - поинтересовался капитан, не отвлекаясь от написания посредственного отчёта.
   - Нет, обычно звонит и спрашивает, как продвигается следствие. Последний месяц без двух-трёх её звонков не прошло ни недели. Счастье ещё, что дама адекватная, спрашивает коротко и по существу.
   - Что с этим делом? Я слышал, всё проще пареной репы.
   - Ни вскрытие, ни техосмотр не выявили ни единой подозрительной детали. Невеста покойного не рассказала ничего настораживающего, хотя признаётся, что последнее воспоминание, и то расплывчатое - как они с Виктором садились в машину; но это нормально, с такой травмой головы удивительно, что у неё вообще не отшибло память целиком.
   - Этот Лерм впрямь был таким отличным малым, как трындели в новостях? - Туиль поставил последнюю точку в отчёте.
   - Не поверишь, но да. - Драгович провел пятернёй по волнистым тёмно-каштановым волосам. - Судя по тому, что мне рассказали, с Виктора можно было иконы писать. Я столько народу опросил, и не услышал ни одного плохого слова о Лерме, и вовсе не потому, что о покойниках плохо говорить не принято. Его даже наркоманы любили.
   - Наркоманы?
   - Наркоманы, - подтвердил Иво. В тёмно-серых глазах заиграли отблески лёгкого лукавства, вызванные растерянностью соседа по кабинету. - В последней постановке Лерм играл наркомана, перед этим несколько недель вживался в роль. Ежедневно ходил в реабилитационный центр, общался с врачами. С пациентами тоже. Часами с ними разговаривал, спрашивал, наблюдал, перенимал повадки, жесты и прочее. И каким-то образом исхитрялся делать это, не обижая и не раздражая, а ты ведь представляешь, какие нервы у тамошнего контингента.
   - Чудной тип.
   - Насколько я понимаю, для Лерма такое было в порядке вещей. До этого он готовился к роли умалишённого и плотно засел в районной психушке; а перед тем старательно влезал в шкуру врача и отъездил двенадцать смен вместе с бригадой Скорой помощи.
   - Короче, парень был помешан на своей работе.
   - Навряд ли помешан. Просто любил её, старался выполнять как можно лучше, и у него отлично выходило. Знаешь, что творилось на кладбище в день его похорон?
   - Слыхал. Говорят, очередь из поклонников, желающих попрощаться, протянулась на километр. Я и не представлял, что у нас столько человек увлекается театром.
   Развить культурную тему не удалось, ибо Женева, наконец, добралась до кабинета и вошла внутрь, предварительно постучав.
   - Добрый день, - поздоровалась она.
   На ней были водолазка, свободные штаны и кроссовки. Вместе с тем не возникало ощущения, будто это приходилось ей не по годам. Лерм умела подчёркивать плюсы того возраста, в котором находилась. Возможно, то было благословение Природы, а возможно, Женева сама наградила себя этим даром. Нельзя было сказать, что Женева Лерм выглядит старше своих лет. Нельзя было сказать, что она выглядит значительно моложе, чем есть на самом деле. Нельзя было сказать, что она красавица. Нельзя было сказать, что она очаровательна. Но можно было сказать, что она необычна и потому привлекательна.
   Здороваясь в ответ, Драгович подметил, что сестра погибшего за минувший месяц похудела, лицо её стало казаться более узким и длинным, а круги под глазами грозили вот-вот превратиться в увесистые мешки. Видимо, она действительно тяжело переживает смерть брата.
   Представив коллегу, инспектор спросил, что привело Женеву сюда.
   - Я могла бы опять позвонить, но на сей раз решила прийти. - Она перевесила полуспортивную сумку с одного плеча на другое. - Поправьте, если ошибаюсь. Дело Виктора ведь скоро закроют, не выявлено криминала, нет особых подозрений?
   Иво, обозначая согласие, опустил и поднял подбородок, весьма увесистый, зато с ямочкой. С таким подбородком только в боевиках сниматься, - не преминула бы заметить Женева при других обстоятельствах и в другом настроении.
   - Честно говоря, я, как главный расследователь, и порекомендовал закрыть дело. Оно представляется мне очевидным. Или у Вас появилась новая информация? - Иво вспомнил о манерах и указал на стул возле стола, напротив своего рабочего места. - Пожалуйста, присаживайтесь.
   - Никакой, - Женева покачала головой, усаживаясь напротив него. - Вероятно, то впрямь был несчастный случай, вот только не знаю, легче ли мне от этого, легче ли Эллей. Собственно, потому я и пришла. Я собираюсь уехать из страны, Эллей тоже. Мы ведь можем это сделать?
   - Не вижу причин вам мешать.
   - Полиции от нас больше ничего не нужно?
   - Нет, но всё же оставьте свои новые контактные данные.
   - Разумеется. - Женева поднялась, поправила ремешок сумки. - Как только сама буду точно знать их. - Красивые губы тронула полуулыбка. - Через пару недель ждите весточку из Сеула.
   Брови Драговича взмыли на лоб.
   - Уезжаете в Южную Корею?
   - В неё самую. У меня там будет должность при посольстве.
   - У Юполии есть посольство в Южной Корее? - удивился Туиль.
   - С недавних пор. Эли тяжело возвращаться в театр, я попросила её снова стать моим секретарём, и она согласилась. Мы должны улететь на следующей неделе.
   - Не знал, что работники мэрии продвигаются по международной дипломатической линии, - вполголоса произнёс Иво.
   - К работникам мэрии я уже не отношусь, - усмехнулась Женева, положив ладонь на спинку стула. В ответ на явно вопросительный взор она многозначительно объяснила: - К нам ведь на той неделе приезжал высокопоставленный деятель из одной крупной страны с другого континента, был большой приём.
   - Знаю, видел по телевизору.
   - Самое интересное вырезали. Деятель начал толкать речь, говорить о том, что их страна - старейшая демократия в мире. Ну, я не удержалась и поинтересовалась, какая оценка у него была в школе по истории, и слышал ли он когда-нибудь о Древней Греции, откуда, собственно, и пошло понятие "демократия".
   Драгович хихикнул, но быстро взял себя в руки и понимающе-печально произнёс:
   - Сочувствую.
   - Незачем. Оно того стоило. Будь брат жив, я бы смолчала, поскольку последствия мне бы представлялись катастрофой. А на самом деле, это такая ерунда, что и говорить о ней не стоит. - Женева грустно ухмыльнулась. - К тому же, меня любят в Государственном Совете. - Она почти кокетливо пожала плечами, придав лицу слегка недоумевающее выражение. - За что-то. Посему, не успела я вылететь с одной должности, как меня порекомендовали на другую, даже в более высоком ведомстве.
   - Можно спросить? - подал голос капитан, всё это время пристально наблюдавший за Лерм. - Как Вы в принципе оказались в мэрии? Вы же спортсменка. Помнится, я с большим удовольствием смотрел Ваши выступления, болел; а на том чемпионате в Варшаве Вы были просто-напросто великолепны!
   - Как приятно, - собравшаяся было Женева остановилась у самой двери. - Благодарю Вас, капитан, в том числе за то, что не упомянули, в каком году проходил тот чемпионат.
   - Не так уж это было и давно.
   - Вы - чудо. А что касается Вашего вопроса, на него ответ не сложный. Моя большая спортивная карьера в беге закончилась рано, но я слишком любила спорт, чтобы уйти из него совсем, потому стала тренером в одной из детских школ. Видимо, работала я неплохо, потому что меня нередко ставили в пример другим преподавателям, так я ненамеренно привлекла внимание спортивного комитета при мэрии. Меня туда позвали, я согласилась, не в последнюю очередь из-за более высокой зарплаты. Со временем меня как-то - сама толком не понимаю, как - переманил Комитет по работе с общественностью. Вот и вся история. Всего доброго, господа полицейские. Берегите себя, работа у вас опасная. - Последние слова были сказаны не очень серьёзно, но действительно по-доброму.
   Когда дверь за Женевой закрылась, Туиль с прищуром посмотрел на Драговича, который в свою очередь смотрел туда, где только что виднелась Женева. Иво провожал Лерм взглядом, будто по-прежнему мог её видеть.
   - Она ничего, - выразительно протянул капитан, - симпатичная.
   - Ага. И сматывается в Сеул на неопределённый срок, - иронично подхватил Драгович, обернувшись к другу.
   - А если б не сматывалась? - Прищур Туиля сделался проницательным.
  На лице Иво появилась простая и приятная улыбка, ставшая лучшим ответом.
  
  7
  (Два года спустя)
   Эллей оглядывалась внимательно, не пропуская ни единой мелочи. Да, многое изменилось в этой квартире, где раньше жили они с Виктором, и всё же осталось то непередаваемое чувство уюта и спокойствия. Былое счастье осело на стенах и мебели несмываемым алмазным напылением. После смерти Виктора Эллей не смогла жить здесь одна, она даже вещи его не сумела толком разобрать, сложила всё в кладовку и попросту сбежала - ретировалась в Южную Корею, сдав квартиру жениха в аренду. Однако теперь прошло достаточно времени. Пребывание в Сеуле закончилось, Женева и Эллей вернулись в Леуд, и последняя решила, что хватит уже бегать от собственных воспоминаний.
   - Ты точно сумеешь остаться здесь, одна? - спросила Женева перед уходом.
   - Не говори так, будто я остаюсь тут в заточении на веки вечные, - улыбнулась Эллей. - Это всего лишь ночёвка, первая из многих. Квартира в отличном состоянии, к бывшим съёмщикам не подкопаешься.
   - Эли, ты понимаешь, о чём я. - Лерм закусила губу, однако обошлась без трагической мины.
   - Понимаю, - выдохнула Моро, медленно прикрыв глаза ровно на одну секунду. - Я в порядке, честно. Не волнуйся за меня. Я большая девочка.
   Женева смолчала. Она не забыла, как тяжко пришлось этой большой девочке после смерти самого любимого на свете человека. Эли превратилась в тень, могла молчать сутками напролёт, что реально пугало. Порой Женеве казалось, что Эллей всерьёз хочет уйти следом за Виктором. К счастью, Моро выкарабкалась.
   - Ладно, большая девочка. - Женева открыла внутренний замок входной двери. - Если что - сразу же звони мне.
   - Всенепременно.
   - И постарайся выспаться. Не забудь, завтра идём в участок.
   - Не забуду, ни за что.
   Впрямь, Женева могла бы не напоминать; это и так не выходило у Эллей из головы.
   Дело в том, что недавно, буквально в последние недели, Моро начала предположительно вспоминать подробности несчастного случая, унесшего жизнь Вика. "Предположительно" потому, что Эллей не была уверена - то ли это настоящие воспоминания, то ли попросту полубредовые сны и воспоминания об этих снах. Всё проползало перед мысленным взором вяло и размыто, в липком тумане. Однако Эллей начало казаться, что перед катастрофой рядом с их машиной ехала другая машина и не просто ехала, а буквально таранила автомобиль, направляя в сторону пропасти. В голове возникали не образы, а отголоски, словно Эллей сама себе пересказывала забытые события. Иными словами, всплывали не картинки, а пережитые эмоции, в первую очередь - страх и полнейшее недоумение. По всей вероятности, это игра воображения, ещё в Южной Корее подстёгнутого предстоящим возвращением на Родину. И всё же Эллей было бы спокойнее, расскажи она об этом инспектору, который когда-то вёл дело о смерти Виктора, и Женева горячо поддержала такое решение своей почти родственницы.
   - Доброй ночи, Эли.
   - Тебе тоже, Нева.
   Они обнялись на прощание, и Лерм вышла.
   После этого Эллей минут десять простояла в прихожей, нерешительно глядя на чемодан на колёсиках и дорожную сумку. По логике, перво-наперво надо разобрать свои вещи. Но... Есть другие вещи, с которыми нужно было разобраться ещё два года назад. Эллей поняла, что может уладить это прямо сейчас, больше не откладывая.
   Она оказалась перед дверцей кладовки. Открыла. Обхватила большую картонную коробку, стоявшую на первом плане среди прочих предметов, спешно сложенных сюда перед отъездом. Квартиросъемщикам предоставили свободный доступ ко всем шкафам, а вот в кладовку попросили не лезть, и просьба была добросовестно выполнена. В обнимку с коробкой Эллей прошла в гостиную и попутно включила свет, ибо за окнами апрельский вечер уже заявлял о своих правах подступающей темнотой. Эллей поставила ношу на большой бордовый диван.
   Коробку овдовевшей невесте привезли из театра вскоре после гибели Виктора. В картонный ящик работники ГЛТ бережно сложили всё, что принадлежало ему и находилось в его гримёрке, которую Виктор использовал заодно как рабочий кабинет, и которую, как ни крути, надо было освобождать. Тогда Эллей не сумела отодрать скотч, скреплявший картонные створки. Она сделает это теперь.
   Надо же, сколько пыли скопилось. Не только на верхушке коробки, которую Эллей догадалась предварительно протереть, но и внутри.
   Джинсы, футболка, носки и кроссовки. Виктор всегда держал у себя такой набор про запас, на случай, если по какой-либо причине нужно будет сменить одежду.
   Ручки, календарь, просроченный ныне на два года.
   Две фотографии в рамке. На одной Виктор с Женевой и племянниками, на другой - с Эллей. Моро помнила, когда и как сделано это фото. Она и Вик только что стали жить вместе, собственно, это был её первый день в его квартире на правах полноправной жилицы. Виктор заявил, что такое событие нужно обязательно запечатлеть для потомков, достал фотоаппарат, полчаса пытался разобраться, как устанавливать таймер, а потом плюнул и стал просто "щёлкать" себя и Эллей, вытягивая руку с агрегатом перед собой. На работу Виктор принёс один из самых удачных, на его взгляд, снимков, хотя Эллей была уверена, что там она вышла ужасно: щёки толстые, чёлка всклокочена, а вместо глаз две узкие щёлочки. "Не показывай никому этот кошмар! - умоляла Моро. - Я же тут такая страшненькая!" "Глупости, - не поддавался Виктор. - Ты тут весёлая". "Скорее уж счастливая". "Ещё лучше. Пусть все, в первую очередь я, смотрят и радуются". Не меньше минуты Эллей смотрела на фото, где она и Виктор смеялись, прижимаясь щекой к щеке. На Моро была светлая поношенная футболка, явно домашняя, на Лерме - спортивная зелёная майка, тоже далеко не новая. Распущенные и разлохмаченные волосы Эллей забавно торчали в разные стороны, да и шевелюра Виктора образцовым порядком не отличалась.
   Моро глубоко и прерывисто вдохнула, отложила рамку и принялась выуживать другие вещи. В коробке осталась мелочёвка: флакон из-под одеколона, пара карандашей, ручка с изгрызенным колпачком, ножницы, помятые и замусоленные листы с текстами ролей и с пометками; записная книжка, из которой торчали стикеры, блокнотные листы, сложенные альбомные листы и другая чужеродная бумага. Эллей улыбнулась, вспомнив привычку жениха не столько переписывать информацию, сколько пихать уже написанное или напечатанное между страницами книжки. Присмотревшись внимательнее, разглядела уголок конверта.
   К конверту крепился бледно-жёлтый стикер с именем, фамилией и адресом, нацарапанными почерком Вика. Имя разобрать удалось: "Катерина", с фамилией оказалось сложнее, это был тот нередкий случай, когда расшифровать каракули Виктора смог бы только сам Виктор, адрес тоже не сиял понятностью, но, в принципе, название улицы угадывалось, номера дома и квартиры неплохо распознавались, а раз не указан город, то, скорее всего, речь о самом Леуде. В конверте обнаружилось письмо, правда, не законченное. Должно быть, Виктор планировал завершить написание после выходных, или же собирался прихватить конверт с собой и доделать всё дома, да позабыл. В письме почерк был сносным, чувствовалось, что Виктор старался писать разборчиво.
   "Уважаемая Катерина,
   Мы с Вами не знакомы, но мне бы хотелось поговорить, по телефону или лично - как Вам будет удобнее. К сожалению, я не нашёл Вашего телефонного номера, только адрес, потому и пишу письмо.
   Я выяснил, что несколько лет назад Вы лечили некоего Кира Лешена, надеюсь, Вы вспомните это имя, хотя пациентов у Вас, вероятно, было не мало. Сам я виделся с Лешеном, первый и единственный раз, в ноябре прошлого года, бедняга умер у меня на руках (я в то время, можно сказать, работал в Скорой помощи). Смерть Лешена была, как сказали доктора, естественной, но мне не дают покоя его последние слова. Понимаю, что, скорее всего, имел дело попросту с бредом сумасшедшего, и всё же не могу перестать думать об этом. Я пытался поговорить с последним врачом Лешена, но практически безрезультатно. Доктор Осинский, похоже, не любит глубоко вникать в биографии своих подопечных, но обмолвился, что Вы, его предшественница, этим "грешили" да и в целом пользовались доверием у больных, в том числе у Лешена".
   Дальше Виктор не дописал.
   - Надо же, - пробормотала растерянная Эллей.
   Она несколько раз перечитала незаконченное письмо. Потом взглянула на электронные часы. 22:13. В такое время визиты наносить уже поздно, тем более незнакомым людям. Но завтра нужно обязательно сходить к этой Катерине, прямо с утра, ещё до посещения полицейского участка.
  
  8
   Стандартный рабочий день в Леуде обычно начинался в 9:00, поэтому Эллей сочла восемь часов утра оптимальным временем для визита к "уважаемой Катерине". Моро вышла из такси, поправила длинный шарф поверх короткого плаща и зашагала вдоль многоквартирного пятиэтажного дома, стиль коего можно было определить как чуть-чуть старинный.
   Улица утопала в молочном тумане, за который солнце пока не успело толком взяться. Сложно было разглядеть что-то, что находилось от тебя дальше, чем в десятке метров, зато звуки становились отчётливее, проникновеннее.
   Нужный подъезд не был оборудован домофоном, Эллей без труда проскользнула внутрь, сверилась с жёлтым стикером, поднялась на второй этаж, затем на третий и нажала на кнопку звонка рядом с дверью, на которой поблескивала выпуклая цифра "31".
   Почти сразу кто-то внутри затопал в сторону порога, и через несколько секунд дверь приоткрылась. На Эллей глянул светловолосый мужчина в пижамных штанах.
   - Ной? - изумилась она.
   - Эллей? - тем же тоном произнёс Ной, когда-то частенько передразнивавший её подобным образом. Старая привычка сработала автоматически. Он замедленно моргнул. - Что ты здесь делаешь?
   - Я... - В отличие от собеседника, Эллей заморгала проворно и одним разом не ограничилась, впрочем, и перебарщивать не стала. Она опять посмотрела на стикер. - Я или перепутала адрес, или это удивительное совпадение. Здесь, случаем, не живёт Катерина?
   - Нет, - ответил Калем так быстро и резко, что некоторые на месте гости могли бы и обидеться. Он сам мигом понял, что ведёт себя неподобающе. Его взгляд стал едва ли не виноватым, в то же время тоскливым. - Больше не живёт. Кати погибла пять лет назад. - Ной достаточно хорошо знал Эллей когда-то, чтобы и теперь предугадать её вопрос, непременно последовавший бы после неловкой паузы. - Она была моей женой.
  
  9
   На что Драгович никогда не жаловался, так это на профессиональное чутьё, и сейчас оно навязчиво нашёптывало: "Эти люди от тебя не отстанут, как ни старайся". Собственно, сие было ясно и без всякого чутья, стоило лишь посмотреть на троицу, посетившую кабинет инспектора. Каждый сам по себе выглядел решительно, а скопом они производили впечатление небольшой армии. Женеву Иво помнил прекрасно, Эллей также сразу узнал, Ной Калем показался знакомым не столько внешне, сколько по имени.
   - Я слышал о деле Вашей жены, - дипломатично начал Иво. - Правда, боюсь, не очень подробно, да и с тех пор, должно быть, многое позабыл. Она тоже погибла в автокатастрофе?
   - Её сбила машина.
   Ноя не коробила необходимость напоминать о таком. Да, ему было больно, но это его личное дело, посторонний человек не обязан страдать за компанию и уж тем более не обязан помнить подробности истории, с которой сталкивался (и то постольку-поскольку) пять лет назад. С таким же успехом можно было заявить самому Калему, что он должен помнить мельчайшие подробности о каждом из своих бывших пациентов и горевать вместе с родными тех, кого не удалось спасти. Занятно. Ной раньше не задумывался о том, что у профессии врача есть нечто общее с профессией полицейского. И там и там рано или поздно приходится... нет, не то чтобы становиться равнодушным, а учиться отстраняться; делать всё, всё, что только можешь, чтобы помочь, не допускать ошибок; если таковые случаются, никогда о них не забывать, но не корить себя за то, в чём нет твоей вины. Иначе тронешься, и либо позволишь другим себя заклевать, либо сам себя затюкаешь до умопомрачения.
   - Поздно вечером, когда Катерина возвращалась с затянувшегося дежурства, - дополнил Ной, словно речь шла о совершенно постороннем для него человеке. Потёр свой острый подбородок.
   Эллей украдкой глянула на него. Она знала Ноя лучше, чем кто-либо в этом помещении, лучше, чем многие его друзья и коллеги, потому и замечала то, что для прочих оставалось невидимым. Ной умел прятать эмоции, причём делал это, когда они были глубоко личными или попросту зашкаливали.
   - Ни машину, ни водителя не нашли? - проверил свою память Драгович.
   - Свидетелей не было, видеокамер поблизости - тоже.
   - Напомните, кем работала Ваша супруга?
   - Она была врачом в Леудской психиатрической больнице.
   - Психиатром?
   - Да.
   Иво почесал переносицу, предвкушая предстоящие вопросы и разъяснения, а то и спор.
   - И вы считаете, что гибель Катерины и гибель Виктора взаимосвязаны? - Драгович обращался не только к Калему, но и к Лерм с Моро. - На основании одного-единственного письма, кстати, написанного спустя три года после смерти Катерины? Вы, вообще, не находите, что это довольно странно - писать давно умершей женщине?
   - В этом нет ничего странного, если ты понятия не имеешь, что женщина умерла, - сложила руки Женева. - Из письма брата абсолютно ясно: он не знал, что Катерина погибла.
   Иво давненько понял, что он не отделается, сейчас, после нескольких минут мучительной агонии, скончалась последняя хрупкая надежда.
  
  10
   Туиль сострадательно поглядел на коллегу, с которым по-прежнему делил кабинет. После ухода троицы Калем-Моро-Лерм миновало несколько часов, практически целый рабочий день, и нельзя сказать, что день этот выдался для Драговича спокойным.
   - Ну что там? - осторожно и жалостливо промолвил Туиль.
   Иво, только что усевшийся за свой рабочий стол, поначалу, казалось, готов был зарычать, но вовремя вспомнил, что товарищ ни в чём не виноват.
   - Формально у меня нет веских причин возобновлять дело, - начал Драгович, льстящий себе надеждой, что постепенно успокаивается.
   - А неформально?
   - А неформально мне звонили из Государственного Совета и очень ласково, но от этого не менее убедительно, просили "что-нибудь предпринять".
   - Прохвостка она, эта Женева, - задумчиво причмокнул капитан.
   - Многие на её месте поступили бы так же, - неожиданно для самого себя вступился за Женеву Драгович, - если б имели возможность, вернее, связи.
   Помолчав, Туиль всё-таки продолжил:
   - Узнал что-нибудь интересное?
   Иво забросил попытки сосредоточиться на мониторе только что очнувшегося от "спячки" компьютера и тяжело опустил подбородок на переплетённые пальцы рук, упершись локтями в столешницу.
   - Кое-что действительно наводит на размышления, - с полувздохом признал Драгович, плавно отъезжая назад на своём стуле на колёсиках. - Сам по себе Кир Лешен был ничем не примечательным алкоголиком, у него и крыша-то поехала из-за переборов с выпивкой. Работал агротехником. Десять лет назад сорвался с катушек, едва не зарезал соседку, приняв её за чёрта, и загремел в психушку, он тогда только-только разменял пятый десяток. Вылечить мужика не удалось, он остался в больнице. - Драгович медленно наклонил голову сначала вправо, затем влево, потом сцепил ладони за затылком. - Катерина Калем пришла в эту больницу сразу после окончания университета, сначала была на подхвате, быстро оказалась на хорошем счету, и вскоре ей чётко выделили определённых пациентов и перестали стоять над душой. Это я к тому, что никто из персонала не знает в подробностях, как проходила терапия и о чём Катерина разговаривала со своими психами. Калем проработала пару лет, прежде чем повстречалась с тем злосчастным автомобилем. Следователь был уверен, что на неё наехал пьяный или попросту неадекватный водитель, который, испугавшись, скрылся в неизвестном направлении. Девушка погибла на месте. Убийцу пытались отыскать, но безрезультатно, было слишком мало зацепок, точнее, их не было вовсе - всё случилось ночью, свидетелей не нашли.
   - Что стало с Лешеном?
   Драгович опустил ладони на стол.
   - Жил дальше, пока цирроз печени не проявил себя во всей красе. Кира лечили в самой больнице, а когда болезнь вышла из-под мнимого контроля и состояние стало критическим, персонал вызвал Скорую Помощь. Что интересно: как раз в это время Виктор Лерм ездил вместе с одной из бригад СП, той самой, что прибыла на вызов к Лешену. Кира не смогли спасти, но никто не усмотрел в его смерти ничего странного, наоборот, медики удивлялись, как старик умудрился столько протянуть с его-то искорёженной печёнкой.
   - Лешен умер у Лерма на руках?
   - Именно, - цокнул языком Драгович, придвигаясь обратно. - Причём - если медики не врут и не путаются - в тот момент, когда машина приехала в госпиталь, и фельдшер выбежал навстречу коллегам, а врач ещё сидела рядом с водителем, за перегородкой.
   - Иначе говоря, только Лерм слышал последние слова Лешена. - Туиль решительно заинтересовался. Это дело было куда интереснее, чем его эпопея об ограблении магазина.
   - Сомневаюсь, что Кир успел выложить большую повесть, вероятно, пробормотал что-нибудь недлинное. По всей видимости, Виктору это не показалось значительным. Во всяком случае, очень похоже, что Лерм снова заинтересовался Лешеном только во время своей следующей актёрской практики - в доме "хи-хи", где Кир прожил последние годы. Либо там Виктор что-то узнал, либо попросту счёл такое совпадение занятным и захотел копнуть глубже.
   - Катерина Калем давно умерла, но Виктору об этом никто не говорил; и Виктор решил посоветоваться с предпоследним врачом Лешена, потому что последний не отличался рвением... - Да какой там магазин, о нём Туиль уже и думать забыл.
   Драгович продолжал кивать, но на последнем слове коллеги резко остановился, как будто опомнился.
   - Не забывай, Робер, что всё это - пока даже не теория, а домысел на домысле.
   К своему разочарованию, Туиль должен был согласиться.
   - И всё-таки: что ты теперь будешь делать?
   Сжав губы, Драгович покачал темноволосой головой.
   - Я уже запросил дело Катерины Калем. Похоже, придётся ещё и добиваться эксгумации тела Лешена.
   - Надеешься, она покажет что-то необычное?
   - Наоборот, надеюсь, она покажет, что всё обычно, и родня Виктора и Катерины от меня отвяжется. Без того полно работы.
   Они оба прекрасно понимали: даже если смерть Кира Лешена была естественной, для Женевы, Эллей и Ноя это не станет поводом успокоиться. Но ведь можно хотя бы помечтать, пока есть маленькая вероятность.
  
  11
   Заступать на больничное дежурство Ною предстояло только завтра, у Эллей тоже был в некотором роде выходной, поскольку Женева пока не успела перебраться на новое место работы.
   - Ты останешься секретарём Женевы? - спросил Калем, вместе со своей бывшей девушкой прогуливаясь вдоль пешеходного проспекта.
   Оба были отменными ходоками, в результате чего пешая прогулка затянулась почти на семь часов, с парой перерывов на кафе.
   - Останусь, - опустила веки Моро. - Сейчас и так столько всего крутится-вертится, мне не до смены работы.
   - Вернётесь в мэрию?
   - Нет, осядем в Государственном Совете, в службе общественных приёмных.
   - Будете принимать жалобы населения? - усмехнулся Ной.
   - И не только. - Эллей понимала, что спрашивает он из вежливости, посему отвечала не очень развёрнуто.
   До этого они говорили в основном о том, что было в предыдущие годы, после расставания, каждый рассказывал, как сложилась жизнь. Ни один из них не обладал большим даром рассказчика, со стороны повествования никому не показались бы трогательными. Но сами двое прекрасно чувствовали, что скрывается за всякой фразой, всяким словом собеседника.
   Отчего-то не выходило заговорить о Викторе и Катерине, ни с криминальной точки зрения, ни с личной. Странно, ведь именно эти два человека, которых больше нет, сейчас объединяли Ноя и Эллей сильнее, чем общее прошлое.
   - Она была красивой, - наконец, решилась Эллей. - Твоя жена. Катерина. Я видела её фото, когда заходила к тебе в квартиру.
   На стене гостиной висела свадебная фотография, и та же девушка, что на этом снимке присутствовала в белом платье, красовалась в нескольких других рамках на стеклянном столике в углу комнаты. Моро хорошо разглядела и запомнила Катерину, сейчас не нужно было даже закрывать глаза и сосредотачиваться, чтобы вспомнить приятную широкую улыбку, нос с лёгкой горбинкой, большие светлые глаза и чёрные волосы до лопаток, не густые, но хорошо уложенные.
   Ной скривил губы.
   - При жизни её никто не называл красавицей, - хмыкнул он. - Зато потом все, кому не лень, задним числом вздыхали, мол, какая красивая. Прямо загробная политкорректность, не находишь?
   - Пожалуй, - мельком улыбнулась Эллей. Она только сейчас вспомнила, как Ной относится ко всяческим прикрасам.
   Калему нравилось слышать правду, вне зависимости от ситуации. Его раздражала и та ложь, которую остальные считали невинным вымыслом или непременным атрибутом вежливости.
   - Но для меня она была красивее всех, - добавил Ной.
   - Это главное. Но и для остальных она была, как минимум, симпатичной, ты спорить не можешь.
   - И не собираюсь.
   Туман рассеялся давным-давно. По небу мчались сердитые упитанные облака, кое-где разорванные ветром, и периодически пропускали солнечные лучи, радостно устремляющиеся на землю. Трава на газонах начала зеленеть ещё с конца февраля, теперь и деревья сверкали свежей листвой.
   Людей на улице было не очень много, и всё же безошибочно улавливалось, буквально кожей ощущалось присущее Леуду оживление. Не суета, не беготня, а именно оживление. В витринах магазинов, лавок, торговых центров мелькали работники, занятые своими делами. В ресторанах и кафе, в том числе уличных, улыбающиеся официанты лавировали между столиками, разговаривали с посетителями, перекидывались фразами друг с другом. Кто-то вышагивал по тротуару, спеша по делам, кто-то ступал, никуда не торопясь. По вечерам на проспект Князя Александра массово стекались туристы, сами горожане, музыканты и певцы, художники со своими картинами, торговцы с сувенирами. При всём при этом люди не превращались в безликую толпу, этакую однородную массу, толкучки не возникало. В данный момент уличное искусство на проспекте было представлено лишь двумя-тремя молодыми людьми, играющими на гитарах, да девушкой с саксофоном; рядом с каждым исполнителем лежал либо пустой футляр из-под инструмента, либо перевёрнутая шляпа, где можно было оставить добровольное пожертвование.
   - Здесь мы с Кати познакомились. Она играла на гитаре.
   Пока Эллей придумывала, что бы такое ещё сказать, Ной глянул на угол между двумя зданиями с фигурными фасадами. Вот тут, именно на этом месте, Катерина тогда и стояла в окружении своих друзей-музыкантов, в обнимку с увесистой гитарой. Сама Кати не отличалась большими габаритами, рост её с натяжкой можно было назвать средним, к телосложению наиболее удачно подходил термин "хрупкое". Да и голос, которым она распевала лихую песенку о любви, оперным никто бы не окрестил, зато он был чистым и звонким.
   - Я смотрел на неё минут десять. Она поначалу решила, что привалил какой-то озабоченный. Закончила песню и спросила, что мне нужно.
   О дальнейшем Эллей догадалась. Ной всегда был интересным и лёгким собеседником.
   - Потом мы поняли, что учились в одном университете. В смысле, Кати ещё училась, а я вот уже год, как закончил и работал.
   Интересно, должна ли Эллей был почувствовать ревность? Если и должна, то не почувствовала. В конце-то концов, Ной и Катерина познакомились через несколько лет после расставания Калема и Моро. Первая любовь на то и первая, чтоб не быть последней. И вообще, какая разница теперь, когда Ной и Эллей даже не друзья, а скорее старые знакомые?
   - Прости меня.
   - За что? - Ной приостановился.
   - За то, что я наговорила, когда мы разошлись. Самой вспомнить стыдно.
   - Ничего, - хмыкнул Ной, безмятежно глядя вперёд. - Это было давно.
   Эллей посмотрела на него. Рядом с ней шёл привлекательный мужчина с кожей, которая уже отливала загаром, вызывающим зависть у всех любителей солярия. И всё-таки в этом человеке Моро отчётливо видела неуклюжего, долговязого, прыщавого и очкастого парня, который когда-то сел подле неё на лекции по химии. Просто Ной Калем - он и есть Ной Калем, в любом возрасте и при любой внешности. Он действительно не злится на Эллей, во всяком случае, сам в этом твёрдо уверен. Ной давно уже не думал о том расставании, она это понимала. Но понимала также, что очень сильно обидела его тогда, и обида не изладилась из памяти Ноя полностью.
   Ной был занят собственными размышлениями.
   - Ты часто думаешь о Викторе?
   - Каждый день, - негромко произнесла Эллей, опустив голову.
   Пальцы Ноя дружески пробежались по её спине и плечу.
   - Первый год самый трудный, Эли. Худшее позади.
   "По тебе не заметно", - едва не сказанула Моро, но вовремя прикусила язык. Нет, Ной давно уже не убивается, не впадает в отчаяние, не рвёт на себе волосы. Он спокоен. Спокоен и равнодушен, не столько к окружающим людям и происходящим событиям, сколько к самому себе.
   - Будем надеяться, - Эллей выдавила улыбку.
  
  12
   Громко прострекотал дверной звонок. Из гостиной в прихожую вбежал белобрысый мальчик десяти лет, проехался на своих двоих по гладкому линолеуму до входного порога, притормозил и открыл дверь, не спросив, кто там, и не посмотрев в глазок.
   В образовавшийся проём заглянул упитанный мужчина поздне-средних лет, с короткой бородкой, тронутой сединой, в добротном деловом костюме и с тёмными очками, поднятыми чуть ли не на затылок. Гость растерялся при виде ребёнка.
   - Привет.
   - Здравствуйте, - отозвался парнишка, продолжая изучать незнакомца глазищами цвета морской волны и дожёвывая шоколадную конфету.
   - Здесь живёт Женева Лерм?
   - Ага. - Проглотив остатки конфеты, мальчик обернулся. - Ма-а-ам, к тебе!
   Женева не заставила себя долго ждать. Если ребенок был "обут" в носки, то женщина беззаботно сверкала босыми ступнями, да и одета было просто, по-домашнему - в широкие кремовые штаны и розово-алую майку с толстыми лямками.
   - Стефан, сколько раз я тебе говорила: не открывай, кому попало.
   Прежде, чем гость успел заверить, что он совсем даже не "кто попало", Женева потрепала младшего сына по затылку и жестом выпроводила обратно в комнату.
   - Добрый день, - начал визитёр.
   - Добрый, - согласилась Женева, придерживая дверь. - Кто Вы?
   - Меня зовут Георг Брошти, я продюсер, и у меня к Вам есть дело.
   Женева выгнула одну бровь.
   - Думаете, мне пора нанимать продюсера для продвижения по карьерной лестнице? - подивилась Женева, однако открыла дверь шире и пригласила Брошти войти.
   Оказалось, Георг пришёл не один, а в сопровождении ещё одного товарища, который был повыше и помоложе. Брошти выдвинул второго гостя вперёд, словно пуская в ход секретное оружие, а оружие улыбнулось столь самоуверенно, что Женеве подумалось: может, она знакома с этим товарищем и запамятовала? Всегда неудобно общаться с тем, кого теоретически должна помнить, но не помнишь; поэтому Женева лишь ответила улыбкой на улыбку и принялась выжидающе пялиться на Георга. Мужчины растерялись. Второй продолжал демонстрировать зубы, но уже не очень старательно.
   Продюсер передёрнул плечами и приступил к делу:
   - Видите ли, я работаю на кинокомпанию "Ю-Фильм", и мы хотели бы снять фильм.
   - Это вполне логично.
   - ...Биографическую драму. О Вашем брате, земля ему пухом. - Воспользовавшись замешательством Женевы, Георг выложил всё разом, пока она не начала отнекиваться и возражать: - Обещаю, у нас будут лучшие сценаристы, и, разумеется, при написании сценария они посоветуются с семьёй господина Лерма, то есть с Вами, все Ваши пожелания и замечания мы непременно учтём. А помимо помощи с сюжетом нам необходимо Ваше согласие на экранизацию биографии Вашего брата, ведь Вы - его ближайшая родственница. Разумеется, оговорим определенный процент, причитающийся Вам от прибыли, которую принесёт фильм.
   - Вы уверены, что прибыль будет? - Женева задала этот вопрос отнюдь не из жадности. Она хотела услышать, что Виктора по-прежнему помнят, что им всё ещё интересуются.
   И услышала.
   - На двести процентов! Женева (Вы ведь позволите так Вас называть?), люди не забыли Виктора, его судьба по-прежнему многим любопытна, особенно потому, что при жизни Ваш брат, царство ему небесное, не любил распространяться о своей личной жизни.
   Вполне удовлетворительно, даже со скидкой на лесть во имя выгоды. Поэтому Женева спокойно озвучила ответ, который сформировался ещё минуту назад:
   - Нет.
   - Нет? - растерянно моргнул Георг.
   - Нет.
   - Вы не согласны с моим мнением насчёт интереса или же отвергаете наше предложение?
   - Второй вариант.
   - Вот так сразу? Не хотите хотя бы обдумать это?
   - Не хочу. Вы сами сказали: мой брат не говорил о личной жизни на публику; и ему вряд ли понравилось бы, если б эту самую его личную жизнь показывали на экранах. И, что бы Вы там ни обещали, ни один фильм не обходится без вымысла. В конце концов, я не хочу обсуждать, например, любовные дела моего брата, и уж тем более не хочу, чтобы о них судачили другие, посторонние люди.
   Георг пустил в ход козырь:
   - А если я скажу Вам, - заговорщически и с претензией на благоговение со стороны слушательницы произнёс Брошти, - что Вашего брата, мир его праху, сыграет сам Маркус Мирек?
   - Тогда я спрошу у Вас, кто такой Маркус Мирек, - и бровью не повела Женева.
   От неожиданности продюсер замер. Зато второй субъект отмер, правда, тоже испытывая немалое удивление.
   - Вообще-то, это я.
   Женева переключила внимание на Мирека, окинув его чуть более пристальным взором, чем в первый раз. Значит, актёр. Ну, внешность подходящая. Как любят писать в романах, высок, крепок, хорош собой. Волосы светло-каштановые, с приторным золотым оттенком. Глаза тоже светлые, даже очень-очень светлые, и поэтому яркие, хотя и серые, без малейшей голубой или зелёной примеси. Как будто два искусственных кристалла. Возможно, линзы. Наверное, именно благодаря колоритным глазам и, как ни странно, тёмным ресницам (красит он их, что ли?) Маркус Женеве чем-то напомнил собаку хаски, только у хаски, по мнению Лерм, во взгляде куда больше осмысленности.
   - В таком случае, приятно познакомиться. - На самом-то деле, ей особенно приятно не было, она бы предпочла, чтоб гости поскорее убрались восвояси, но вежливость есть вежливость. Никогда не знаешь, какие знакомства тебе могут пригодиться в дальнейшем, поэтому не надо без веских причин портить отношения с кем-либо. Этому Женеву научила политика.
   - Вы не знаете Маркуса Мирека? - до глубины души поразился продюсер.
   - А должна? - Женева не без скрытого удовольствия понаблюдала за тем, как стала медленно вытягиваться физиономия "хаски".
   - Он же актёр!
   - Это я сообразила.
   - Он же играл в стольких фильмах! "Убийство по-юполийски", "Тайна горного перевала", "Помоги мне уйти"... В стольких сериалах - "Любовь сильнее смерти", "Доктор Где", "Любящие сердца", "Заколдованные", "Любовь навсегда", "Болтушка", "Ничего, кроме любви", "Любовь и ещё раз любовь". Участвовал в шоу! "Звёзды на снегу", "Звёзды на татами", "Звёзды в шапито".
   "Бедненький, у него хоть остаётся время поесть и поспать?" - зудело на языке Женевы.
   - Простите, я редко выбираюсь в кино и мало смотрю телевизор.
   - Почему? - по-детски удивился Маркус.
   "Потому что мозг размягчать не собираюсь", - ну очень хотелось высказаться Женеве. Она глядела новости "по долгу службы". Там, конечно, тоже зачастую переливают из пустого в порожнее, но хотя бы не выясняют на полном серьёзе, кого и куда подкинули в младенчестве, и кто от кого беременен. Хотя, бывают истории, которые недалеко от этого ушли. А уж шоу о знаменитостях Женева не выносила на дух - возникало ощущение, будто создатели таких программ держат своих зрителей за идиотов, притом идиотов в сугубо медицинском смысле.
   - Нет времени, - печально посетовала Женева. - Итак, я отказываюсь и не передумаю. К тому же, - взгляд на Маркуса, - он всё равно не смог бы сыграть Виктора.
   - Это почему? - Георг по-птичьи дёрнул головой.
   - Банально не похож. Волосы гораздо светлее, чем у Вика.
   - Покрасит.
   - Глаза другого цвета.
   - Вставит линзы.
   - Рост великоват.
   Брошти застыл с приоткрытым ртом, подыскивая решение проблемы. Маркус же стоял с таким видом, будто не имеет никакого отношения к происходящему. Наверно, привык, что за него решает продюсер.
   - Воспользуется бензопилой или топором? - не утерпела-таки Женева, уговаривая себя не усмехаться.
   Мирек вздрогнул и умоляюще воззрился на Брошти.
   - Есть и другие способы, - степенно и миролюбиво объявил Георг. Он полез во внутренний карман пиджака, достал портмоне, из которого извлёк визитную карточку, секундой позже врученную Женеве. - Прошу Вас, подумайте хорошенько. Ведь речь об увековечении памяти Вашего брата, да упокоит господь его душу.
   Женева хотела порвать карточку в мелкие клочья и побольнее швырнуть их Георгу в лицо. Однако сдержалась и даже культурно проводила гостей за порог.
   Если её рассчитывали поразить присутствием знаменитого актёра, это не вышло по той простой причине, что он для неё не был знаменитым. Если надеялись, что она растает при виде симпатичного мужчины, тоже ошиблись, поскольку Женева скептически относилась к мужчинам в целом. Она никоим образом не являлась мужененавистницей, ещё чего не хватало. Дело в одном несложном принципе: Женева давно решила, что о каждом новом знакомом, независимо от пола, поначалу нужно думать как можно хуже, ведь лучше потом приятно удивиться, чем разочароваться.
   С мужчинами у Женевы не складывалось. Ну ладно пресловутый первый парень, который бросил её, едва она объявила, что в положении, - это было плохо, но с учётом возраста и соответствующего отсутствия мозгов, понятно. Поведение другого человека в голове Лерм не укладывалось категорически. Тому мужчине было уже тридцать, и у них с Женевой всё шло хорошо, он сделал ей предложение, мол, люблю до безумия, хочу быть с тобой до конца жизни, хочу от тебя детей, давай заведём! А потом, когда Женева за полмесяца до свадьбы сказала о будущем ребёнке, избранника вдруг торкнуло. Снизошло озарение: он, оказывается, не готов, ему ещё слишком рано думать о серьёзных отношениях; прости-прощай. Больше Лерм его не видела. Даже странно, страна-то не большая, да и Леуд не то чтобы огромный мегаполис. Иногда Женева представляла, как отцы её детей вдвоём отсиживаются в каком-нибудь бункере, прячась от неё.
   Легко было бы заключить, что все мужики - сволочи. Гораздо труднее признать, что сильная половина человечества в норме, а это тебе почему-то вечно не везёт с отдельными её представителями. Есть, есть хорошие мужчины, и их немало. Ходячие примеры Женева видела сплошь и рядом. Начать можно было с Виктора, а продолжить вторыми половинками её подруг, приятельниц, коллег. Эти половинки звали девушек замуж, строили семьи, приходили в неописуемый восторг, узнавая, что станут отцами, с нетерпением ждали появления своих малышей, заботились о жёнах. Глупо было бы врать, что Женева не завидовала более удачливым подружкам. И завидовала, и по ночам порой всхлипывала. Однако от депрессии была далека. У неё два замечательных сына, оба живы и здоровы, сама она тоже не болеет - да грешно жаловаться. Вдобавок, в монашки Женева не записывалась. Пускай большая и светлая любовь не накатывала, но определённые знакомства имелись.
   Не подозревая о размышлениях Женевы, да, собственно, ничуть ими и не интересуясь, ушедшие Брошти и Мирек остановились у выхода из подъезда. Георг что-то стремительно обдумывал, о чём свидетельствовали нервические движения его пухлых пальцев, барабанящих по верху живота.
   - Как она тебе? - сфокусировался продюсер на подопечном.
   - Женева?
   - Кто ж ещё?
   Маркус пожал плечами. Он был знаменит больше десяти лет, в киноиндустрии вращался практически полжизни (то есть уже лет девятнадцать), посему вдоволь насмотрелся на женщин всех степеней и видов красоты. На их фоне Женева не выделялась.
   - Вроде неплохая, - вынес Мирек мягкий вердикт. Он не любил говорить о ком-то плохо или с насмешкой. - А чего?
   - Засветись-ка ты с ней пару раз перед папарацци, - вдумчиво посоветовал Брошти.
   - Зачем?
   - Лишним не будет. Пусть начнутся всякие толки. Обязательно найдутся те, кто решит, что у вас роман.
   - Она ведь меня прибьёт.
   - За что? Ты всем и каждому, особенно журналистам, объясняй, что всё это слухи, что между тобой и Лерм ничегошеньки нет, делай честные глаза, ты это умеешь. Ей не в чем будет тебя упрекнуть, а сплетни только подогреются. Сам знаешь: чем больше отрицаешь что-то, тем охотнее в это верят. Представляешь, какой успех это обеспечит фильму?!
   - Так ведь...
   - Ничего, повыламывается-повыламывается, да и согласится. Я и не таких уговаривал. А тебе с ней заморачиваться не надо. Подойдёшь на улице, типа случайно, спросишь, как дела, о погоде что-нибудь скажешь, пройдёшься рядышком; если найдёшь предлог дотронуться до неё, совсем будешь молодец. С фотографами я договорюсь.
   Маркус поскрёб макушку.
   - Ты говорил, она занималась спортом. Каким? - Мало ли, вдруг он, сам того не зная, свяжется с боксёршей или дзюдоисткой.
   - Бегом. В ранней молодости подавала очень большие надежды, победила на одном или двух чемпионатах Европы. Потом бросила это дело, а в двадцать с хвостиком, когда перешла работать в мэрию, стала заниматься пулевой стрельбой, тоже, кстати, пару раз была лучшей в Европе на каких-то соревнованиях, но это не привлекло столько же внимания, сколько бег.
   - Хм, - задумчиво пошевелил губами Маркус. - То есть в случае чего не догонит, так пристрелит?
  
  13
   - Ной Калем? Добрый день, инспектор Драгович. - Иво отложил на край рабочего стола записную книжку, в которую был занесён номер Калема, и перехватил телефонную трубку освободившейся рукой. - Результаты вскрытия уже известны. - Он тщетно пытался утаить своё если не возмущение, то раздражение. - Наша патологоанатом кляла меня на все лады, когда ей велели срочно исследовать труп более чем двухлетней давности, в котором не обнаружилось ничего странного. Да, абсолютно ничего. Всё в норме, насколько "норма" возможна для организма алкоголика. У патологоанатома нет никаких сомнений, что прямой причиной смерти стал цирроз печени, а косвенной - злоупотребление спиртным. А? - Он еле слышно фыркнул. - Конечно, можете подъехать и лично ознакомиться с документацией. Хотите, я даже попрошу пока не закапывать труп обратно? Сами на него посмотрите, заодно и с патологоанатомом пообщаетесь, у неё как раз имелись какие-то измышления, а может, пожелания на Ваш счёт. - К удивлению и некоторой досаде Иво Калем не отреагировал на словесный укол. - Во сколько? Хорошо, приезжайте.
   После того, как трубка была положена, Драгович продолжил смотреть на телефон, покачивая головой.
  
  14
   - Напомни, как мы тут будем служить народу? - Эллей снова оглядела просторный кабинет начальницы.
   Из того, что могло назваться бесполезным, здесь присутствовал только пушистый ковёр тёпло-коричневого цвета, да гигантский фикус в углу. Телевизор, закреплённый на настенной панели, после коротких раздумий, был вычеркнут из списка лишних вещей.
   - Как всегда - денно и нощно, - возвестила Женева, пробуя своё новое кресло на предмет удобства. - Я теперь одна из тех, кому надлежит рассматривать и сортировать жалобы населения, направлять в дальнейшие инстанции; писать запросы, держать дела "на контроле". А ты будешь мне помогать.
   - Прозвучало не интереснее, чем в первый раз. Жаль.
   - Не работа моей мечты, но ведь лучше, чем ничего.
   Кому-то может показаться лицемерием столь невосторженный отзыв о месте в главном политическом учреждении государства. Однако тут надо ещё раз вспомнить, что государство-то небольшое, поэтому: во-первых, система управления проще, да и пробиться в эту систему куда легче, чем в державе-гиганте; во-вторых, о воровстве даже помышлять бесполезно, следовательно, сказочное обогащение работнику не грозит. Есть личности, умудряющиеся приработать не воровством, а взятками, платой за благосклонность и поддержку. Но Женева была не из числа таких людей, вдобавок, кому и для чего понадобится давать взятку представителю службы, которая, по сути, ничего не контролирует, а лишь собирает жалобы? Вообще, в плане денег политика, государственная и муниципальная службы в Юполии не считаются особенно привилегированным видом деятельности и жгучего интереса у населения не вызывает.
   Эллей покивала.
   - Я помню, ты мечтала попасть в спортивный департамент.
   - Не мечтала, а собиралась, и собираюсь до сих пор. - Женева поднялась с кресла, обошла письменный стол, проводя пальцами по столешнице. - Моя кандидатура будет выставлена на голосование в июне.
   - Голосование?
   - На должность начальника Государственного департамента спорта и физической культуры, - с удовольствием подтвердила Женева.
   - И ты молчала?!
   - А о чём тут говорить? - хмыкнула Женева. - Козлу понятно, что выберут Януша Прео. Но для создания видимости конкуренции нужна ещё пара-тройка претендентов. Мне об этом сказали прямым текстом.
   - В любом случае, это опыт.
   - Я так же рассудила.
   Лерм взяла пульт и, опершись на столешницу "тылом", включила телевизор. Чисто для проверки.
   Один из центральных каналов транслировал репортаж о неких слушаньях, прошедших в мэрии. На экране появились кадры из главного зала заседаний, Женева и Эллей в унисон вздохнули с частично наигранной ностальгией.
   - Интересно, Дивель в зале? - проговорила темноволосая.
   Тома Дивель был советником мэра и личным неприятелем Женевы, отношения не сложились с самого начала. В итоге Женеву выставили из мэрии именно благодаря Тома, который после скандального международного приёма нашептал главе столицы, мол, деятель с другого континента может обидеться, а вместе с ним и вся его страна. И что тогда? А ну как найдут в Юполии нефть, прямо под Леудской мэрией? Или обвинят в геноциде какого-нибудь этнического меньшинства и по этому поводу начнут бомбардировки? Мэр Женеве симпатизировал, однако решил перестраховаться. Зато короткое выступление Лерм на том приёме, похоже, понравилось самому президенту Юполии. Ходили слухи, что "самый главный" лично замолвил за Лерм словечко в Государственном Совете. Президент-то точно знал, что во вверенном ему государстве никакой нефти нет и в помине; а разные национальности в Юполии настолько перемешаны, что выделить из них конкретное меньшинство не представляется возможным.
   - Как он там без нас? - на сто процентов притворно вздохнула Моро. - Небось, соскучился.
   - Ага, не меньше, чем мы по нему. До чего ж всё-таки вредный старикан.
   В этот момент картинка сменилась, ряды заседающих были показаны с заднего плана, то есть люди сидели к камере спиной.
   - Наверное, он где-то тут.
   - Вон-вон, гляди! - не всерьёз оживилась Эллей, указывая пальцем. - Второй ряд, третья плешь слева!
   Обе они звонко рассмеялись.
   - Жизнь на новом месте начинается неплохо, - заключила Эллей, перед тем, как выйти за дверь.
   Её рабочий стол располагался в приёмной перед кабинетом Женевы.
  
  15
   Эллей не была большим специалистом по алкоголю, так что сейчас пришлось поверить на слово тем, кто утверждает, что спиртное с годами становится только лучше. Прихватив солидного вида бутылку дорогого коньяка, презентованного Женеве самим мэром ещё по случаю её тридцатипятилетия, Эллей отправилась из здания Государственного Совета в здание Городской мэрии. Что касается коньяка, то все эти годы он даже не простоял, а пролежал не откупоренный, время от времени перекладываемый из одного места в другое, ибо Лерм в силу спортивных привычек если и пила алкоголь, то не крепкий. Что касается Эллей, то далеко идти ей не пришлось, ибо мэрию и госсовет разделает только небольшой сквер, здания стоят одно напротив другого.
   - Войдите, - в ответ на стук Моро донеслось из-за двери с табличкой "Помощник мэра города по вопросам безопасности".
   За два года в кабинете не изменилось ничего. Та же идеальная чистота в сочетании с опущенными горизонтальными жалюзи на единственном окне. На письменном столе горит лампа, заменяющая дневной свет, за письменным столом, склонившись над таинственными документами, сидит мужчина лет тридцати, иногда взирающий то на телефон, то на компьютер.
   - День добрый, Эли, - Милош дружелюбно сверкнул очками и опять погрузился в просмотр бумаг. - Рад видеть. Какими судьбами?
   С другими помощниками мэра Эллей не могла не соблюдать строгий этикет, но она и Милош были ровесниками, хорошо ладили, и к профессиональным отношениям примешивались приятельские. Поэтому Моро без лишних реверансов присела на стул по другую сторону стола и водрузила перед Милошем бутылку коньяка. Обладатель коротких тёмно-русых волос даже не удосужился поднять голову.
   - Это от нас Женевой.
   - Дача взятки должностному лицу? - хмыкнул Милош, перевернув очередную страницу.
   Он на самом деле серьёзно относился к таким вещам, и Эллей ни за какие сокровища мира не рискнула бы вручить ему настоящий подкуп.
   - Какая взятка, бог с тобой! Считай это подарком по случаю встречи, мы же не виделись два года.
   Милош скользнул по бутылке равнодушным взглядом человека, которого спиртное волнует так же, как беспокоят антарктического пингвина лесные пожары в Северной Америке.
   - Есть просьба, - не отступалась Эллей. Она приподнялась, одну ногу поставив на пол, а коленкой другой упираясь в сиденье стула. В меру длинная юбка позволяла проводить подобные манёвры без намёков на что-нибудь "эдакое"; точно так же, как плотный пиджак, надетый вместо плаща, позволял, облокотиться на столешницу и не выставлять напоказ декольте.
   Милош промолчал, но всем своим видом дал понять, что слушает, хоть от бумаг так и не отстранился.
   - Ты не мог бы по своим каналам добыть информацию об одном человеке? Его зовут Кир Лешен, - Эллей достала из сумки листок с именем и прочими известными данными о бывшем агротехнике и положила перед Милошем, - точнее, звали. Он умер два с половиной года назад. Нам нужно всё, что с ним связано, в первую очередь все более-менее уголовные дела, в которых он хоть как-то был задействован.
   Помощник мэра будто в замедленной съёмке вскинул голову и обдал Эллей красноречивым взглядом, сочетавшим в себе вопросы "Зачем?" и "С какого перепуга?".
   - Это касается смерти Виктора, - неохотно призналась Эллей. Милош не набросится с расспросами, но всё равно тема не из приятных. - Мы начинаем думать, что та авария не была случайной.
   Несколько секунд Милош изучал лицо собеседницы умными, проницательными глазами. Потом сказал только:
   - Зайди завтра с утра.
   - Спасибо.
   Когда Эллей покинула кабинет, Милош оценивающе обозрел коньяк, стоявший неподалёку от лампы. Что же делать с этим добром?
   Убирая бутылку в нижний ящик стола, Милош вполголоса рассудил:
   - Подарю мэру на День Рождения.
  
  16
   "Перестань дурачиться!"
   Голос Катерины хрустальным звоном разносился по комнате, заставляя Ноя улыбаться.
   "Я не дурачусь, это исторические хроники, на будущее", - весело отвечал Ной. Не тот Ной, что сейчас в тысячный раз смотрел домашнюю видеозапись, а тот, что шесть с половиной лет назад держал камеру и следовал по квартире за молодой женой. Кати была одета в большую белую футболку, конфискованную у мужа. Черные волосы она собрала в небрежный пучок. А особенно забавно смотрелись ярко-розовые махровые носки, заменявшие тапочки. Дело было утром, Катерина заправляла постель, а муж упорно не выходил из образа оператора.
   "Ной, хватит!" Катерина схватила декоративную подушку и швырнула в дражайшего супруга, намеренно промахнувшись, после чего молодые люди засмеялись.
   Нынешний Ной не смеялся, но хотя бы улыбался.
   "Давай, скажи что-нибудь для потомков".
   "Дорогие потомки, - Катерина демонстративно приосанилась и напустила на себя важный вид. - Если кого-то из вас называют ненормальным, знайте: это у вас от предка по имени Ной. Нет от того, который построил ковчег, а от того, который никак не отлипнет от видеокамеры", - с этими словами она пустила в ход, а точнее, в лёт, вторую подушку.
   Снова обоюдный смех.
   Ной перестал улыбаться, покачал головой. И вдруг подумал об Эллей. Нет-нет, совсем не в том смысле. Он попросту вспомнил, что совместных видеозаписей с Эли не было, зато имелось множество фотографий. И эти фото он уничтожил после расставания. Все до единого. Сейчас Калем об этом сожалел, ведь чем старше становишься, тем приятнее вспомнить былые времена, и особенно хорошо, если кроме мысленных образов есть что-то более наглядное, ощутимое, если хотите - материальное.
   Злился ли он на Эллей за то, что она сделала, что наговорила, как себя вела? Нет, глупо обижаться на глупость. Он злился за то, что ему из-за этого пришлось пережить. Ной Калем не был сентиментальным, правда. Он и ранимым-то себя никогда не считал. Но из-за разрыва с Эллей ему было по-настоящему плохо. Умом-то понимал: вселенской трагедии не случилось, никто не умер, все здоровы, и вроде бы не с чего убиваться. Но было так противно и тоскливо на душе, что хоть вешайся. Не день, не неделю, не месяц, а целых полгода. Полгода апатии и пустоты, когда весь искусственный оптимизм неизменно сводился к воспоминаниям и помыслам об Эллей, об её словах, о том, что она больше не с Ноем. Месяцев шесть спустя парень стал потихоньку приходить в себя. Теперь Калем жалел о потраченном впустую времени, об упущенных возможностях, о погубленных нервных клетках. Смешно было бы сейчас предъявлять претензии, ведь минуло тринадцать лет, да и Эли нынче совсем другой человек. И всё же Ной понял, что неприятный осадок у него в душе лежит не таким уж тонким слоем.
  
  17
   Женева сидела в кресле перед большим зеркалом, а вокруг порхала суетливая гримёрша, норовившая то тут, то там мазнуть по лицу Лерм кисточкой. Другая дама колдовала над волосами Женевы, расчёсывая их с рьяностью, переходящей в ярость, "прикидывая" прическу за причёской.
   - Ну и грива, - почти осуждающе пробухтела стилист, в очередной раз сильно дёрнув тяжёлые смоляные пряди.
   - Хватит, - не выдержала Женева, резко отодвинувшись вбок. - Уберите от моей гривы свои копыта! - Она отмахнулась и от стилиста, и от гримёрши.
   Маркус, сидящий в кресле неподалёку и беспрекословно сносящий все манипуляции со своей внешностью, подавил тяжкий вздох. И ведь сам же виноват, сам!
   - Декольте надо углубить, - не успокаивалась стилист, - тем более, есть, что показать. - Она попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу на блузке Женевы, но тут же получила шлепок по ладони.
   - Эта грудь выкормила двоих детей, я бы попросила проявить к ней побольше уважения.
   ...Как и задумал Георг, фотографии Маркуса и Женевы, идущих по улице, появились в кое-каких газетёнках. Брошти и Мирек ожидали гневных звонков от Лерм, но у неё были дела важнее. Женева либо не видела публикаций, либо сочла их недостойными своего внимания и времени. Слухи о предполагаемом романе кинозвезды всея Юполии с сестрой одного из самых известных театральных актёров страны муссировались возмутительно вяло. Так считал Георг. Поэтому следующая "случайная" встреча Мирека и Лерм не заставила себя долго ждать.
   В свой законный обеденный перерыв Женева сидела в кафе неподалёку от здания Государственного Совета, мирно поедая варёную рыбу и овощной салат. Поэффектнее встрепав чёлку, Маркус подошел к Женеве. "Можно присоединиться?" В глазах Женевы вырисовался подробный маршрут, по которому Мирек мог бы пойти вместо того, чтоб навязываться. Но дипломатическое воспитание взяло своё, и Женева кивнула, даже не заметив вслух, что тут полным-полно свободных столиков.
   Будь Маркус просто скучным собеседником, Женева, закалённая многочисленными совещаниями и заседаниями, действующими сильнее любого снотворного, ещё бы смирилась. Но Мирек принадлежал к числу людей, которых от всей души хочется стукнуть половником прямиком по лбу. О, только не воображайте, что это была та жгучая неприязнь, сопровождаемая взаимными тонкими остротами, которая в книжках или фильмах непременно перерастает в страсть и любовь. Что вы! Это была банальная бытовая скука, к которой примешивалось раздражение, знакомое, наверное, каждому человеку. Такое чувство возникает, когда приходится общаться с субъектом, который тебе не интересен. Он мелет что-то, что тебе абсолютно до лампочки, притом мелет совершенно не остроумно, а громоздко и топорно, и тебе вроде как жалко его, такого придурковатого, но и себя тоже жалко, потому что сидишь, страдаешь ерундой и даже спокойно поесть не можешь. На ум сразу приходят тысячи вариантов более приятного или продуктивного времяпрепровождения.
   А Мирек ни в какую не затыкался, и Женева всё более и более страстно мечтала ощутить в своих руках приятную стальную прохладу половника. Почему именно сей предмет кухонной утвари? Лерм не знала. Отчего-то с самого детства в её фантазиях всем приставалам воздавалось по заслугам с помощью половника и никакого иного орудия. Правда, до практики она не доходила, хотя сейчас была близка, как никогда. Невообразимо хотелось попросить официантку принести половник.
   "Маркус, - прервала раздражающий трёп собеседника Женева, убирая руки под столешницу. Голос стал медовым. Она прищурилась, глядя словно в никуда, но при этом очень конкретно и прямиком на Мирека. Если б он знал Лерм лучше, понял бы, что это очень нехороший признак, и надо бежать подальше, пока есть возможность. - Ты представляешь, какое зрение надо иметь, чтобы профессионально заниматься пулевой стрельбой, не нося очки или линзы? По-твоему, я не вижу этих проныр с фотоаппаратами по ту сторону улицы? - Прищур усилился. - Хочешь рейтинга? Будет тебе рейтинг!" С этими словами она непринуждённо переместилась на колени к Маркусу, который от обалдения только и сумел, что всплеснуть руками. Склонилась и организовала Миреку довольно-таки затяжной чмок в губы. Мирек едва успел сообразить, что получится нехорошо, если он при таких обстоятельствах будет запечатлён с выпученными глазами; посему глаза он прикрыл и вообще попытался изобразить влюблённого. Женева же будто невзначай приложила к его щеке свою левую ладонь. Левая рука Лерм отлично просматривалась через окно, и на безымянном пальце поблескивало кольцо, которое просто обязано было сойти за обручальное. На самом-то деле, это рядовое украшение Женева носила пару лет на указательном пальце, однако ради такого случая она быстренько переместила колечко на безымянный. Она держала ладонь на щеке Маркуса максимально долго, чтоб фотографы наверняка успели заснять нежный жест и, главное, предсвадебный символ.
   И началось! "Маркус Мирек сделал предложение Женеве Лерм". "Мирек и Лерм не сумели сохранить свою помолвку в тайне". "Сестра Виктора Лерма станет женой Маркуса Мирека". Жёлтая пресса зарябила такими заголовками, да и во вполне приличных изданиях начало проскальзывать нечто похожее, правда, не столь категоричное, мол, ходят слухи, есть мнение и т. д. И отрицать что-либо было уже бесполезно.
   Георг пришёл в ужас. "Ты что натворил?! Это должны были быть сплетни, ничего больше!" "Я не виноват". "А расхлёбывать придётся тебе!" "Чего расхлёбывать-то?" "В том и проблема - хотел бы я знать! В лучшем случае она - твоя тайная поклонница, и просто хочет женить тебя на себе. Оно понятно, женщине тридцать восемь лет, а она ни разу замужем не была... Хотя, ей это не помешало родить двоих детей". "А что в худшем случае?" "Что-то, чего мы не знаем. У неё могут быть небезобидные цели, а все шишки повалятся на тебя". "Какие шишки?.." "Тебе же юполийским языком сказано: не знаю!"
   Потом посыпались приглашения на телевизионные передачи. Надо отметить, что с памятного дня в кафе Маркус и Женева не общались. Мирек был уверен, что Лерм пошлёт куда подальше всех телевизионщиков вместе с их приглашениями. Однако Женева любезно согласилась принять участие в парочке шоу. Только сегодня, перед заходом в гримёрную, Миреку удалось выловить "невесту" и поинтересоваться, что ей надо. Женева в ответ хлопнула длинными ресницами, округлила глаза и с видом непорочной девы ответила: "А вот". Большего Маркус из неё не вытянул.
   - Возьми меня за руку, - не попросила, а велела Женева, когда они остались вдвоём перед входом в студию, из которой уже доносилась мелодия, сообщающая о начале шоу. И, не дожидаясь реакции, сама схватила Маркуса за пятерню. - Сделай влюблённую физиономию, ты же актёр.
   Отреагировать Маркус не успел, поскольку им обоим подали сигнал: пора красиво выходить.
   Свет софитов неприятно резанул по глазам, но Женева смогла не зажмуриться, Маркус и вовсе привык к подобному.
   Студия была небольшая. На одной стороне располагались ряды зрительских мест, на другой находилось нечто вроде сцены с мягкой мебелью и столиком посередине. На пухлом красном кресле сидела холеная блондинка неопределённого возраста. Едва завидев гостей, она подскочила и отправилась встречать их. К своему глубокому удивлению, Женева оказалась расцелована блондинкой в обе щеки. До чего же неприятно и фальшиво, когда чужой, незнакомый человек делает вид, будто радуется тебе как родной кровиночке. Понятно, почему Вик подобные мероприятия не жаловал. Сама-то Женева на телевидении раньше участвовала только в политических или социальных дебатах, там всё построже.
   - Вы здесь! - ликовала ведущая, целуя и Маркуса. - Фантастика!
   В её голосе было столько энтузиазма, словно Женева и Маркус прибыли на летающей тарелке и объявили себя посланцами дружественной внеземной цивилизации. Лерм поздоровалась, скромно кивнула зрителям и с милой улыбкой приземлилась на диван, не отпуская руку Маркуса. Ведущая вернулась в кресло, а "влюблённые" теперь сидели рядышком, трогательно держась за руки, и старательно лучились счастьем.
   - Итак, - с неуместным, на взгляд Женевы, затягиванием начала блондинка, - нам всем не терпится узнать: вы правда собираетесь пожениться?
   Маркус открыл рот, но Женева опередила:
   - Да. - Столько смущения в тихом голосе, в стыдливо опущенных глазках. Ну прямо монашка, невесть как угодившая в мужскую баню. - Мы не хотели, чтоб это стало известно всем, не хотели привлекать внимание, но... - Она подняла взор, продемонстрировав трогательную растерянность. Пожала плечами. - Так получилось.
   - Фантастика! А как давно длятся ваши отношения?
   - На самом деле, довольно давно. - Женева вновь оказалась шустрее "жениха". - Что-то около полутора лет. Мы познакомились, когда я ненадолго прилетала в Юполию из южнокорейской командировки.
   Мирек решил, что пора брать быка за рога.
   - Да, - бурно кивнул он. - И познакомились мы благодаря работе. Компания "Ю-Фильм" собиралась и собирается снять фильм о Викторе Лерме. А я, как исполнитель главной роли, захотел повидаться с семьёй Виктора, узнать, каким он был.
   - Я была категорически против съёмок, - Лерм убийственно нежно посмотрела на Мирека, - и в итоге Маркус со мной согласился. Между карьерными амбициями и мной он выбрал меня.
   - Но тут сама Женева решила уступить. - Мирек не намеревался сдаваться. - Она сказала, что не допустит, чтобы я шёл на такие жертвы, и я ей за это очень благодарен.
   - Мой хороший, - пропела Женева.
   - Моя милая, - прощебетал Маркус.
   - Фантастика!
  
  18
   Он должен был догадаться, что что-то не так! Ведь целых две недели от этого трио не было ни слуху ни духу! А он, Иво, вместо того, чтоб насторожиться, расслабился и спокойно занялся своей работой. И тут сюрприз!
   Драгович потёр глаза, склонив голову подобно философу, окончательно убедившемуся в бессмысленности бытия.
   - Вы понимаете, что не имели права этим заниматься? - исключительно для галочки уточнил Иво.
   Хорошо ещё, что Туиля здесь нет, незачем, чтоб кто-то из коллег видел Иво таким удручённым.
   - Разве мы совершили что-то незаконное? - ангельски взмахнула ресницами Женева.
   Ной и Эллей вовсе не отреагировали на вопрос Драговича.
   Теперь Драгович потёр глаза, переносицу, а под конец прошёлся ладонью по всему лицу.
   - Заниматься расследованиями могут только специализированные органы.
   - Что поделать, если ваши органы не очень-то шевелятся, - без всякой задней мысли выдала Лерм.
   Моро не то икнула, не то хихикнула, но в целом сохранила непоколебимо законопослушный вид.
   Иво закатил глаза и докончил мысль:
   - ...И я даже не спрашиваю о том, как вы добыли сведенья, которые точно не валяются на дороге! За одно лишь это вас всех можно было бы привлечь к ответственности!
   Женева тряхнула распущенными волосами, не сводя с Драговича взгляда. Иво вдруг открыл для себя, что глаза у Женевы не просто карие, а синевато-карие, хотя, казалось бы, это в принципе невозможно.
   - Так вы хотите узнать, что мы выяснили, или нет, инспектор?
   Мысленно Иво застонал, как десяток-другой библейских мучеников. Вздохнул. Обречённо кивнул.
   На его стол легла пухлая папка с распечатками.
   - У Лешена была богатая криминальная биография, - взяла слово Эллей. - Пьяные драки, дебоширства, хулиганство в общественных местах, даже пара несчастных случаев со смертельным исходом; смертельным, само собой, не для Лешена, а для его собутыльников.
   - Зря старались, я и так в курсе, - злорадно хмыкнул Драгович. - Материалы по Лешену я просмотрел уже давно. Не святой, конечно, но и экстраординарного - ничего. А что насчёт погибших собутыльников, так один утонул по пьяни, другой, по той же причине, попал под автобус. Мстить тут не за что и не кому.
   - Мы пришли к такому же выводу, - подал голос Ной, - после двух недель поисков, бесед и проверок.
   Драговичу захотелось по-детски передразнить Калема, чтоб не строил из себя детектива. Почему людям так сложно уяснить, что каждый должен заниматься своим делом?
   - Но есть ещё одно интересное событие, - продолжила Эллей, подойдя к столу, взялась за бумаги, которые Иво просматривал, и "навела" его на конкретную страницу. - Диана Румель.
   - Кто? - Вместо того чтоб вопросительно поднять глаза, Иво стал жадно всматриваться в указанный текст.
   - Девочка, вернее, теперь уже девушка, если жива. Дочь Златана Румеля. Пропала четырнадцать лет назад, ей было всего шесть.
   - Того самого Златана Румеля?
   - Да.
   Стоит сделать отступление и пояснить, что Златан Румель не являлся знаменитостью, однако его имя слышали многие в столице и за её пределами. Компания Румеля занималась строительством и занималась весьма успешно и долго. Смерть от нищеты Румелю однозначно не грозила, но и олигархом его бы никто не назвал. Впрочем, гражданина, могущего позволить себе большой двухэтажный дом и прислугу, безусловно, не грех квалифицировать как богача.
   - Какая связь между ним и Киром? - Пробежавшись цепким взором по тексту, Драгович оной связи не обнаружил. - Здесь совершенно другое дело.
   - Другое, но Лешен в нём фигурировал, - качнул головой Ной, подходя и вставая рядом с Эллей.
   - Где?
   - В основных записях этого нет, - пояснила Женева, становясь по другую сторону от Эллей, и у Иво возникло ощущение, что его отсюда не выпустят, пока он всё не выслушает. Ха, как будто раньше был выбор. - Но иногда, если попросить друзей искать всё, что связано с определённым человеком, они находят действительно всё.
   - Какие у вас исполнительные друзья, - кисло похвалил Драгович.
   - В тот период, когда девочка исчезла, - преспокойно продолжила Эллей, - Лешен как раз работал в доме Румеля. Точнее, в саду, где Златану взбрело в голову разбить цитрусовую аллею. А Лешен тогда ещё не растерял мастерства и был на хорошем счету, хотя к бутылке уже прикладывался крепко. Кстати, именно после того, как более-менее улеглись страсти с исчезновением ребёнка, Кир пустился во все тяжкие, начал пить по-чёрному. Спиртное употреблял в таких количествах и такого качества, что невольно задумываешься: с чего бы это и на какие деньги?
   - Вы вызнали, что он пил четырнадцать лет назад? Не дадите координаты друзей? Мне такие помощники тоже не помешают. - Иво в который раз вздохнул. - Считаете, кто-то заплатил Лешену, а Лешена потом заела совесть? Но ведь Кир не проходил свидетелем по тому делу. Стойте-стойте, я знаю, что вы скажете: вероятно, ему заплатили именно за молчание или вовсе за соучастие. А теперь позвольте, я разобью ваши детективные фантазии и напомню: у вас есть одни догадки, основанные на домыслах и размытых, притянутых за уши фактах. Я вообще не понимаю, с чего вы так вцепились в дело несчастного Златана.
   Ной, доселе поджимающий губы, выдохнул:
   - Катерина упоминала о нём. Я вспомнил: незадолго до гибели, Кати ни с того ни с сего спросила, слышал ли я о Златане Румеле. Внятного разговора у нас тогда не получилось, мы оба торопились на работу.
   Иво скептически скосил брови.
   - Она сказала именно "Златан Румель"? Ваша память могла подстроиться под воображение.
   - У меня нет проблем с памятью, - вспыхнул Ной.
   Прежде, чем беседа переросла в ссору, негромко вмешалась Эллей:
   - Я нашла имя и адрес Румеля в записной книжке Вика.
   На несколько секунд Иво, уронив голову, обхватил её руками, после чего воспрянул над своим письменным столом и, образно выражаясь, поднял белый флаг:
   - Давайте, излагайте, я же не в теме. Что там с этой сгинувшей дочуркой?
   - Ничего неизвестно. - Эллей облизнула губы. - Девочка однажды просто взяла и пропала, утром её не нашли в спальне. Никаких следов, никаких требований выкупа или чего-то подобного впоследствии. Даже официального предположения толком не сформулировано. Диана как будто растворилась в воздухе.
   Великолепно. Замечательно. Чудесно. Именно растворяющихся в воздухе девочек Иво и не хватало для полного счастья. Разумеется, сейчас он запретит троице проводить дельнейшее самостоятельное расследование и убедительно пригрозит суровым наказанием в случае неповиновения. Только это не поможет ни на йоту. И почему он не стал пожарным? Или поваром?
  
  19
   Оставив инспектора Драговича распутывать затянувшиеся узелками мозговые извилины, Ной, Эллей и Женева покинули участок. Всем нужно было ехать на работу - у женщин заканчивался обеденный перерыв, у мужчины после обеда начиналась смена. У Ноя не было машины, и политическая элита страны в лице Лерм предложила свои услуги государственной медицине в лице Калема.
   Ной занял место рядом с водителем, поскольку Эллей забилась на заднее сидение. Уже два года Моро с трудом уговаривала себя не паниковать, когда приходилось ездить на автомобиле. На то, чтобы сидеть сзади, силы воли ещё хватало, а переднее кресло продолжало пугать до чёртиков. Ведь когда Виктор погиб, невеста находилась аккурат подле...
   Что касается страха вождения, то его после аварии у Моро не появилось по той причине, что Эли вообще никогда не водила машину. За всю жизнь она освоила управление только двумя видами транспорта - велосипедом и лошадью, и в этом плане не стремилась к покорению новых вершин.
   - А не зря мы сунулись с докладом к Драговичу? - усомнилась Моро. - Парню, по-моему, до лампочки и выше всё это дело.
   - До лампочки или нет, а расследовать он обязан, он за это получает зарплату, - не переставая следить за дорогой, отозвалась Женева. - По идее, инспектор нам должен спасибо сказать, мы облегчаем ему задачу.
   - Я что-то не заметил у него признаков жгучей благодарности.
   - В любом случае, - Женева глянула на Ноя и опять вернула своё внимание дороге, - лучше, если полиция будет в курсе.
  
  20
   Внешность Златана Румеля можно было определить как благообразную, даже при наличии плотного домашнего халата вместо делового костюма. Каждая чёрточка облика, каждая волосинка на небогатой растительностью голове, каждая морщинка безвозвратно посмуглевшего за годы работы под открытым небом лица наводили на мысли о безобидности, интеллигентности и добродушии.
   Поначалу Драгович ощущал неловкость. Не слишком-то удобно взять и прийти к человеку, чтобы разбередить ему рану многолетней давности и при этом не дать никакой новой информации - не обнадёжить его и не пресечь неизвестность пусть жестокой, но правдой. Пришлось солгать, что в полиции проводятся контрольные проверки по незакрытым делам, этакие формальные опросы. Иво посетил особняк Румеля, поскольку сам Румель себя сегодня плохо чувствовал и работал дома.
   Однако вернёмся к ощущению неловкости. Оно начало уходить на второй минуте беседы, уступая место уверенности в том, что Златан знает больше, чем рассказывает.
   - Я бы всё на свете отдал, чтоб вернуть мою девочку, - едва слышно произнёс маститый строитель глубоким, хрипловатым от простуды голосом. Глаза его покраснели отнюдь не из-за болезни.
   И Румель не лгал, об этом опыт и интуиция Иво хором вопили своему владельцу. Вот только Златан понимал, что его мечта никогда не сбудется, что свою девочку он уже не увидит. И то было не отсутствие чаянья, то было твёрдое знание, которое, возможно, ярче проявилось с годами, или же наличествовало с самого начала, но почему-то было упущено следователями. Нет, всё же первый вариант вероятнее. Иво многое повидал за годы работы в полиции. Он общался с теми, кто уже не надеялся, и с теми, кто не надеялся никогда, с самого начала, и Иво научился отличать одних от других.
   - Простите, что потревожил. - Он поднялся со стула, ранее предложенного хозяином дома. Златан вёл себя действительно любезно и неподдельно вежливо. - И простите, что зря.
   - Это же Ваша работа, - понимающе и вымученно улыбнулся предприниматель. - Тут не за что просить прощения. Мне тоже жаль, что я не смог помочь Вам с этими молодыми людьми. Виктором и... Катериной, верно? Апчхи!
   - Да. Будьте здоровы.
   Златан цивилизованно воспользовался носовым платком, тяжело выдохнул.
   - ...Правда, я так и не понял, как эти двое могли быть связаны с Дианой.
   - По-видимому, никак. - С каждой секундой Иво становилось не по себе всё больше. - Они лишь фигурировали в похожих делах.
   - Были другие похищения детей?
   - Не детей. - Уж врать так врать. - Пара человек, как и ваша дочь, бесследно исчезли из собственных жилищ ночью. Это случилось гораздо позднее и не в Леуде... - зачем-то добавил Драгович.
   - Виктор Лерм был замешан в похищении?
   Вот же дотошный!..
   - Нет, никоим образом. Мы предполагаем, что он мог оказаться свидетелем. Но я был бы признателен, если б Вы не распространялись на этот счёт.
   - Конечно, инспектор. - Златан сделал крупный глоток горячего ромашкового чая, кружку с которым до этого держал в руке.
   Иво направился к выходу, однако на стыке гостиной и прихожей столкнулся с... Эллей Моро, которая несла поднос с лекарствами, водой и подогретым апельсиновым соком. Поднос накренился, но Иво успел его придержать, и катастрофы удалось миновать.
   - Извините. - Эллей вела себя, будто не происходило ничего особенного, и смотрела на Драговича безукоризненно честными глазами, словно видела его впервые в жизни.
   - Я сам виноват, - пробормотал Иво и посторонился.
   Эллей поставила поднос на столик перед Златаном, а строитель решил представить незнакомых с его точки зрения людей друг другу.
   - Эли, это инспектор Драгович, но не переживай, ничего криминального нам не грозит. Инспектор Драгович, это Эллей Шекко, наша помощница по хозяйству. - Термин "экономка" в Юполии использовали редко, считая его старомодным и необоснованно вычурным. - Точнее, сестра нашей помощницы по хозяйству. Стелла подхватила грипп, а Эли, по счастью, как раз оказалась свободна и согласилась подменять сестру, пока той не станет лучше. Кстати, как Стелла чувствует себя сейчас?
   - По-прежнему лежит в стельку с температурой под сорок, - жалостливо промолвила Эллей.
   - Бедняжка. Выходит, мне с моей простудой ещё повезло. Апчхи!
   - Будьте здоровы, - хором пожелали Иво и Эллей.
  
  21
   - Почему Шекко? - вполголоса спросил Иво, когда "помощница по хозяйству" провожала его из дома.
   Они сошли с крыльца и оказались на тропинке, пересекающей сад от ступенек до высоких кованых ворот. Деревья хвастались яркой зеленью, на клумбах пестрели фиолетовые и оранжевые цветы.
   - Потому что это фамилия Стеллы, а я вроде как стеллина сестра.
   - Ни за что не поверю, что Стелла действительно гриппует.
   - Она в добром здравии и полностью довольна жизнью. Вы бы тоже не жаловались, если б Вам предложили месячную зарплату взамен на двухнедельное безделье. А мне, Женеве и Ною пришлось скидываться на эту взятку.
   - Не сильно обеднели? - саркастически осведомился Иво.
   - С голоду не умрём, благодарю за беспокойство.
   Молчание длилось полтора метра.
   - Послушайте, я даже уже не спрашиваю, какого ладана вы это затеяли, - почти простонал Иво. - Вы мне объясните, на что рассчитывали, затесавшись сюда, шпионка Вы доморощенная. Поработаете Вы тут, и что? Думаете, в один прекрасный момент к Вам под ноги бросится некто Икс с воплем: "Признаюсь, это я во всём виноват, я похитил Диану, я убил Виктора и Катерину?" Дело Дианы не могут раскрыть полтора десятка лет, неужели считаете, что ваша игра в тайных агентов хоть что-то изменит?
   Тон его навряд ли сошёл бы за добродушный, но на Эллей и не такие шишки наезжали.
   - Вы прямо как Ной. - Моро отбросила назад прядь волос, в свете майского солнца полыхнувших янтарным пламенем. Эллей не была блондинкой, не была рыжей, её шевелюра имела насыщенный цвет хорошего, настоящего деревенского мёда. - Он звонит мне по три раза на дню только за тем, чтоб сказать, что это всё ему не нравится и не имеет никакого смысла.
   - Надо же. - В глазах Иво Калем начал понемногу расти.
   - Ной иногда бывает редкостным занудой.
   Иво хотел даже встать на защиту Калема, но Эллей не дала, быстро переключившись:
   - Я не жду детективного чуда, я лишь хочу приглядеться к обстановке, может, кое-что понять для себя.
   - Что? - едва не взвыл Драгович, остановившись возле массивной металлической створки.
   - Не знаю.
   Иво закатил глаза и вышел за ограду.
  
  22
   Фото висело на стене гостиной. Это был крупный снимок, с которого на вас смотрели рыжая девочка лет трёх и парень-подросток с волосами не такими яркими, но тоже рыжеватыми. Девочка восседала на трёхколёсном велосипеде, парень стоял чуть позади и поддерживал её, словно боялся, что она упадёт даже со столь простого транспорта. Растрёпанные косички, круглое лицо, щедро усыпанное яркими веснушками, и широкая улыбка, сверкающая щелью между двумя передними верхними зубами. Это Диана. Нарочито разгильдяйские джинсы и футболка, бейсболка, надетая задом наперёд, попытки казаться взрослее и вместе с тем ещё детская весёлость в блестящих тёмных глазах. Это Алим, её старший брат. Кстати о нём.
   Человек, ныне бывший моложе Эллей всего на пару лет, какое-то время находился у неё за спиной и наблюдал, как она смотрит на фотографию.
   - Это незадолго до её исчезновения.
   Эллей быстро обернулась.
   - Простите... - Неплохо было бы срочно схватиться за какое-нибудь занятие, но ничего подходящего под рукой не имелось. - Я просто...
   Румель-младший с полуулыбкой покачал головой.
   - Всё нормально. И сколько можно повторять - обращайся ко мне на "ты".
   - Договорились, - нескладно улыбнулась Эллей, невольно сравнивая паренька на фото с молодым мужчиной в костюме, при галстуке, с короткими волосами, в коих не осталось ни намёка на рыжину, и с дипломатом в руках.
   - Ты не первый раз смотришь на фото, - продолжил Алим, он и сам подошёл ближе к снимку. - Хочешь спросить, кто эта девочка, или уже всё знаешь?
   - Знаю. Слышала... Жаль девчушку.
   Не меньше минуты Алим пристально всматривался в лицо сестры на снимке. Казалось, ещё чуть-чуть, и взгляд молодого человека проделает в фотографии дырку. Эллей не шелохнулась, она ждала - вдруг Алим скажет что-нибудь...
   Он сказал.
   - Мне пора возвращаться на работу. - И был таков.
   Алим, давно живший отдельно, однако трудившийся в компании родителя, и заезжал-то лишь справиться о самочувствии отца. Сам отец уже переместился в свою комнату на втором этаже и продолжил чихать там.
   А Эллей предстояло заняться покупкой продуктов для ужина.
   Личико полненькой, хорошенькой девочки стояло и стояло перед глазами Моро. Совсем ведь ещё малышка, полный несмышлёныш. Неужели и её тоже нет?
   "Виктор. Катерина. Возможно, Лешен... Диана. Да что это творится?! Какой-то проклятый клубок, потянешь за ниточку - и чем дальше, тем страшнее. Вик, во что же ты влез?.."
  
  23
   Женева потёрла переносицу, упёрлась указательными пальцами в виски и вновь нависла над бумаженцией, представлявшей собой ещё одну жалобу, кем-то прилежно запротоколированную, перепечатанную и направленную ей, главному специалисту службы общественных приёмных Государственного Совета Юполии. Заметьте, словосочетание "главный специалист" было для Лерм лишь должностью, а никак не состоянием души.
   Некоторые жалобы касались действительно серьёзных вещей. Половина затрагивала проблемы, в которых люди просто не разбирались или которые человек прекрасно мог решить сам, употребив побольше усердия. Встречался и откровенный маразм. Нет, мнения, естественно, могут быть разные, но лично Женева считала, что выкрученная в подъезде лампочка - это ещё не повод катать кляузу в правительство.
   Эллей оформила больничный, и её обязанности пока выполняла девочка-практикантка, направленная для обогащения опытом перед выпускными университетскими экзаменами. Что ж, пускай обогащается, таков удел практикантов. Вот только секретарь и даже просто помощник из неё был несуразный, Эллей она и в подмётки не годилась, хотя старалась. Женева не стала мучить студентку и отпускала ту домой пораньше. Поток обращений в любом случае не иссякал. Лерм раньше и не подозревала, что её сограждане настолько любят жаловаться.
   Женева только-только подобралась к середине детективного триллера о банде похитителей лампочек, орудующей в одном из леудских многоквартирных домов, когда дверь в кабинет отворилась, явив инспектора Драговича.
   - Вы соображаете, что делаете? - с порога начал служитель закона, в два крупных шага преодолев добрую треть кабинета.
   - Как Вы прошли? - Не то чтобы Женева обрадовалась вторжению, но приятно было отвлечься от лампочной эпопеи. - Это Государственный Совет.
   - Если на то пошло, у меня тоже имеются связи и возможности. И, клянусь Вам, я их употреблю, если ваша троица не перестанет лезть в следствие!
   Женева отложила список подозреваемых в воровстве лампочек (занимавший три с половиной страницы и включающий жильцов, уборщиц и гостей подъезда). Усталость в карих глазах быстро затмилась синей искоркой вредности.
   - Мы перестанем, как только от вашего следствия будут хоть какие-то результаты.
   Иво раздул ноздри. Он имел внушительный вид, даже находясь в спокойном состоянии; природа не обделила его ни ростом, ни шириной плеч, и хорошее телосложение вкупе с очевидной неплохой спортивной подготовкой подчёркивалось футболкой и джинсами, не скажешь, что очень обтягивающими, но и не слишком широкими. А уж рассерженный Драгович вовсе мог поразить воображение впечатлительных барышень. Будь здесь та же студентка-практикантка, наверняка бы онемела от переизбытка опасений и восторгов.
   - А Вам кто-то докладывает о результатах следствия? - Иво глубоко вдохнул.
   - А что, есть, о чём докладывать? - Лерм подпёрла подбородок ладонью.
   На это ответить было нечего, посему Иво перешёл к следующему пункту, а заодно подступил вплотную к столу Женевы.
   - Вы не подумали о том, что если в доме Румеля впрямь окопался убийца, то Вашей подруге грозит серьёзная опасность?
   - С чего вдруг? - спокойно произнесла Женева. На самом деле, разумеется, подумала. И она, и Эллей, и Ной. Эли сама решила попробовать. - У неё на лбу не написано: "Я - невеста Виктора Лерма, ищу, кто убил его и Катерину Калем, а также хотелось бы узнать, что стало с Дианой Румель". Согласитесь, это была бы слишком длинная надпись для одного лба, тем более такого аккуратного, как у Эли. - На самом деле Женева переживала за подругу, однако показывать сие Драговичу было необязательно.
   Иво взвинченно потряс головой и собрался, наконец, высказать этой Лерм всё, что накипело на душе, притом отнюдь не по поводу политического курса Юполии.
   - Мам.
   В дверях маячил беловолосый мальчик с рюкзаком на одном плече. Выглядел Стефан как обычно после учёбы, то есть так, будто возвращался из школы по минному полю. Каждое утро Женева отвозила в храм детских знаний опрятно одетого ребёнка, но Стефан в принципе не мог обойтись без приключений - то лез куда-нибудь, то откуда-нибудь скатывался, то с кем-нибудь дрался, то куда-то бежал. В общем, Стефану до всего на свете было дело, и остаётся только гадать, сколько седых волос из-за этого прибавилось у мамы.
   - Ты кто? - Иво, уже настроившемуся на серьёзную ругань, нужно было хоть что-нибудь произнести.
   - А Вы кто? - подозрительно прищурился мальчик, переступив в ноги на ногу. В руках он держал нечто серовато-коричневатое в крапинку, при рассмотрении оказавшееся небольшой птицей.
   Не дожидаясь ответа, ребёнок приблизился и выглянул из-за спины Иво, обратившись к Женеве:
   - Только не ругайся.
   - Что там? - тихонько выдохнула Женева подобно подсудимому, заранее знающему, что он приговорён.
   - Вот. - Стефан полностью выступил из-за Иво и предъявил матери свою живую ношу.
   Птичка дёрнулась, мальчик осторожно её придержал.
   - Что это? - очень чётко вопросила Женева.
   - Наверное, кукушонок, - предположил Стефан и обосновал свою версию: - Я посмотрел в Интернете, вроде похож.
   - Кукушонок, - повторила Женева. - Кукушонок. Конечно, - на кресле с колёсиками она сделала поворот в 360 градусов вокруг своей оси, - кукушонок. Только кукушат мне и не хватало. - Вернувшись в исходное положение, она воззрилась на кровиночку. - Где ты его взял?
   - Нашёл возле школы, он лежал прямо на асфальте. - Стефан бережно погладил пальцем голову своего пернатого друга (во всяком случае, мальчик уже считал птичку своим другом, мнения птички никто не спрашивал). - Его чуть кошка не съела. Он ещё не умеет летать. Можно оставить его дома?
   - Нет.
   - Ну, мама!
   - Нет.
   - Мам!
   - Я, пожалуй, поеду, - надумал откланяться Иво.
   Злиться как-то расхотелось. Нелегко этой Женеве приходится. Шутка ли - одной заниматься воспитанием двоих детей. Вдобавок, она и работает, и за собой следит, да ещё организовала следственный кружок. Даже удивительно, откуда берутся силы и время.
   Судьбе было угодно, чтобы то, что началось, как драма, и продолжилось, как комедия, закончилось, как фарс. На сцене, в смысле, в кабинете появилось очередное действующее лицо. Маркус Мирек.
   - Тебя-то как сюда пропустили? - Ещё немного, и она, наверное, захнычет. День сегодня был тяжёлый, работы - по горло.
   - Охранник попросил автограф, потом сказал: "Проходите", - обыденно объяснил Маркус. - Ты не забыла, у нас сегодня съёмка передачи?
   Забыла.
   Съёмки, актёры, полицейские, лампочки и кукушата... За один раз это определённо многовато для хрупких женских плеч и, главное, психики.
   - У-у-у, - коротко выдавила Женева, на миг уткнувшись носом в столешницу и запуская пальцы в волосы, до того собранные в приличную причёску. После чего вскинулась, наткнулась взглядом на Маркуса. - Уже шесть часов вечера?
   - Четверть седьмого.
   Взгляд синевато-карих глаз переместился на юного худосочного блондина.
   - Надо показать твоего цыплёнка...
   - Кукушонка
   - ...ветеринару.
   Пока Женева и Стефан решали, что делать с птичкой после ветеринара, Маркус и Иво любовались друг другом. Хотя, честно говоря, "любовались" - не совсем подходящее слово. Скорее уж обозревали.
   - Прошу прощения, где же мои манеры, - нервно прощебетала Женева. - Иво Драгович, Маркус Мирек. Маркус Мирек, инспектор Иво Драгович.
   Мужчины сухо кивнули друг другу. Драгович-то прекрасно знал, кто такой Мирек, а вот Мирек ответной осведомлённостью похвастать не мог.
   Маркус был немногим выше Иво и значительно уступал тому в плечистости, если б этим двоим сейчас вдруг захотелось подраться, Женева, не задумываясь, поставила бы на Драговича. Иво смотрелся более... более настоящим, что ли. Маркус тоже был в футболке, предоставляющей неплохие возможности для созерцания, но мускулы Мирека казались чем-то искусственным. Словно это были и не мышцы, а закачанный под кожу силикон. Интересно, такое возможно на практике?.. Вообще, кому как, а Женеве упорно чудилось, что Маркус с ног до головы покрыт чем-то прозрачным, эдаким блеском холёности, гламурной оболочкой. Чего точно нельзя сказать о Драговиче, который выглядел как нормальный парень, крепкий не потому, что это красиво, а потому, что действительно способен постоять за себя.
   Стоп. Откуда такие мысли? Нашла время! "Съёмки, лампочки, кукушата", - напомнила себе Женева лишь о малой части насущных дел.
   - Давайте я возьму вашу птичку, - неожиданно предложил Иво. - У меня есть знакомый орнитолог, который о ней позаботится.
   Женева едва удержалась, чтобы не взвизгнуть от радости, не броситься Иво на шею и не объявить ему, что он лучший полицейский в мире и она прощает ему все его профессиональные огрехи.
   - Спасибо, - улыбнулась Женева. Сине-карий взгляд заметно подобрел.
  
  24
   Вопреки статусу столицы, Леуд не в состоянии похвастаться богатым криминальным миром, по любому району этого города можно спокойно ходить днём и ночью. Конечно, никто не застрахован от форс-мажора, однако громких уличных преступлений здесь не было уже лет этак тридцать, а то и больше. Да, в особо неблагополучных кварталах вас могут ограбить, но сделают это по-тихому, без драки. А поскольку путь от ГСЮ до жилища Женевы пролегал далеко от оных кварталов, Лерм со спокойной душой отправила Стефана домой одного, хотя и велела обязательно отзвониться по приходу.
   Сама Женева вместе с Маркусом приехала на телестудию, где им предстояло стать участниками еще одного шоу. На сей раз встречать их с распростёртыми объятиями вышел мужчина средних лет, видимо, также намеревавшийся расцеловать гостей. Женева предусмотрительно встала за Миреком, а поскольку Маркус тоже не горел желанием целоваться с ведущим, он максимально быстро протянул ладонь, и дело ограничилось рукопожатием.
   Ведущий выглядел солидным, но его вопросики были похлеще, чем у "фантастической" девицы. Какие позы предпочитаете в постели? Как относитесь к ролевым играм?
   - Ещё один такой вопрос - и я встану и уйду, - предупредила Женева тем спокойным строгим голосом, коим ей приходилось в своё время усмирять расшалившихся ребят в спортивной школе.
   А от последовавшей затем милой улыбки, лишь подтверждавшей серьёзность намерений, ведущий вконец растерялся.
   Маркус еле заметно хмыкнул. Его такие вопросы тоже раздражали, но у него был свой метод - он предпочитал отшучиваться или переводить разговор на другую тему. Даже странно, что самому Миреку ни разу не пришло в голову прибегнуть к угрозам.
   После этого беседа вошла в нормальное русло, хотя ведущий, судя по всему, чувствовал себя не в своей тарелке, разговаривая на приличные темы.
   - Тебя отвезти домой? - предложил Маркус после съёмок.
   - Нет, спасибо, меня встретят и проводят. - Женева остановилась на углу у здания телестудии и принялась ждать.
   Маркус постановил: это подходящая возможность снова поговорить о проекте, а заодно выпытать-таки у Женевы, что она задумала.
   - Не передумала насчёт фильма? - Мирек пристроился рядом, засунув руки в карманы и ретиво показывая, что никуда не спешит.
   - Даже не надейтесь, можешь так и передать своему Брошти.
   - Не понимаю, чего ты упрямишься. Многие на твоём месте порадовались бы.
   - Вот и идите к этим многим. - Женева покусала нижнюю губу. Маркус умом не блещет, но человек, похоже, не плохой. - У тебя есть братья или сёстры?
   - Нет.
   - Жаль. Я уже приготовила тираду "Поставь себя на моё место". - Женева покачала головой. - Серьёзно, кто-то близкий у тебя должен быть. И представь, что этого человека не стало. Хотел бы ты, чтоб его личная жизнь вышла на экраны по всей стране?
   Маркус застопорился лишь на мгновение.
   - Но ведь жизнь твоего брата и так постоянно обсуждали.
   - Это не моя проблема, это личное дело тех, кто любит почесать языками. - Она достала из сумочки заколку-палочку и, закрутив волосы в плотный пучок на затылке, закрепила их.
   Мирек помолчал, затем, как ему показалось, хитроумно применил другой подход.
   - Вы с Виктором ведь были близнецами, да?
   - Двойняшками.
   - А правду говорят, что бли... двойняшки чувствуют друг друга?
   Женева, кажется, понимала, на что рассчитывает собеседник. Хочет пробудить в ней тёплые воспоминания, которые смягчат её сердце. Держи карман шире.
   - Как тебе объяснить?.. Если ты о том, что когда в одного тыкают иголкой, это ощущает другой, то ничего подобного у нас с Виком не наблюдалось. Но я всегда, в любую секунду чувствовала, что у меня есть брат; что даже если сейчас он не рядом, я всё равно могу рассчитывать на его поддержку; что если со мной что-нибудь случится, Вик меня не оставит и не успокоится, пока не поможет.
   - Наверное, приятно чувство.
   - Очень. - Женева сделала паузу, а потом, сама не понимая, почему и зачем, сказала вдруг: - ...Но я почувствовала, когда его не стало. - Она слегка усмехнулась в ответ на взгляд повернувшегося к ней Маркуса. - Точного времени смерти Виктора не знает ни полиция, ни Эллей, которая была с ним в машине. А я знаю. Ровно в полдень.
   Маркус не придумал, как продолжить тему. Взять и уйти было уже неудобно.
   За несколько секунд до того, как молчание стало бы критически неловким, субъект в чёрной рубашке и светлых брюках вдруг подошёл сзади и положил руки на Женеве на плечи.
   - Привет! - жизнерадостно проговорил парень, сверкая белозубой улыбкой.
   Он был худощавым, обладал достаточно длинными тёмными волосами, сейчас убранными назад, в хвост. На вид лет двадцать.
   Маркус недовольно нахмурился. До личной жизни Женевы ему не было никакого дела, но раз уж Лерм набилась ему в невесты, могла бы и не выставлять напоказ ухажёра-молокососа посреди улицы, где их случайно - действительно случайно - может заснять какой-нибудь пронырливый фотограф. Маркусу, в силу его популярности, везде мерещились папарацци.
   Женева тем временем обняла молодчика и преспокойно поинтересовалась:
   - Ты ведь остаёшься сегодня на ночь?
   - Обязательно, - улыбнулся парень.
   - Вот и правильно. Обещаю твой любимый пирог на завтрак.
   - С яблоками?
   - С яблоками.
   Улыбка брюнета сделалась довольной до неприличия. Маркус не смог не кашлянуть.
   - Женева, не хочешь мне, официальному жениху, представить своего ухажёра, а?
   Глаза Женевы округлились, равно как и глаза парня. Двое посмотрели друг на друга и расхохотались.
   - Значит, я ещё неплохо смотрюсь, раз меня можно принять за твою... э... пассию. - Женева тряхнула чёлкой, положила ладонь на предплечье парня и чуть выдвинула молодчика вперёд. - Нико, знакомься, хотя ты и так уже всё заочно знаешь. Маркус Мирек, мой как бы жених.
   - Извините, что сразу не поздоровался. - С почти застенчивой улыбкой обладатель голубых глаз протянул Миреку руку.
   Тот не спешил подавать свою.
   - Маркус, это Нико, мой старший сын.
   - Сын? - Челюсть у Маркуса отвисла.
   "Это как дочь, только мальчик", - могла бы сказать Женева. Более того, не просто могла, а очень хотела, но во имя принципа "не стоит ссориться с кем-то, кто может тебе пригодиться" приходилось ограничиваться мысленным проговариванием.
   - Сын, - кивнул Нико, не мучась с условностями. Он сам взял руку Маркуса и потряс её.
   Маркус перевёл взгляд с парня на лже-невесту, явно отяготив свой мозг математическими гипотезами и подсчётами. Женева облегчила ему задачу, всерьёз опасаясь за его извилины - вдруг выпрямятся от перенапряжения.
   - Мне было восемнадцать.
   Неуклюжий и тяжёлый кивок Мирека стоило трактовать, как некое "Ага, ясно".
  
  25
   - Извините за поздний звонок, я не очень Вас беспокою? - Женева понимала, что телефонный собеседник её не видит, и всё же машинально сделала очаровательно-виноватое личико.
   - Женева, Вы меня беспокоите уже месяц, причём всерьёз, - ухмыльнулся Иво на другом конце образного провода.
   - Зато Вам не скучно, это плюс. - Прежде, чем Иво успел сказать, что нескучно ему было бы и без её помощи, Лерм поспешила объяснить: - Звоню узнать, как дела у птички.
   - Лучше, чем у меня. Она в надёжных руках, друг обещал её холить, лелеять, кормить, поить и выпустить, когда настанет время.
   - У Вас замечательный друг. Надеюсь, мы с птичкой не доставили больших хлопот ни ему, ни Вам. Но если что, я могу искупить свою вину материально.
   - Вот ещё, глупость. Не думаю, что Андреас разориться на птичкином пропитании, и вообще, он ярый любитель пернатых; с меня и вовсе не убудет.
   - Интересно, как полицейского угораздило подружиться с орнитологом?
   - Это было ещё в школе, мы учились в одном классе, - опять хмыкнул Драгович. - Поговорим о моей ранней биографии, или я могу лечь спать?
   - Намёк поняла. Только ещё один вопрос. Не подскажете, куда нужно обращаться человеку, который хочет, чтоб было проведено расследование по поводу двукратного исчезновения лампочек из подъезда?
   - К психиатру.
  
  26
   - Эли, не спишь?
   - Ты же знаешь, я сова.
   - Знаю, потому и звоню без зазрения совести в двенадцатом часу ночи. Хотела спросить, как у тебя дела.
   - Всё так же. В доме Румеля ничего особо нового и точно ничего необычного. - Моро вздохнула. - Оно и понятно, прошло столько лет. Мы же с самого начала не слишком-то рассчитывали на везение.
   - Отрицательный результат - тоже результат.
   - И я о том же.
   - Не собираешься уйти от Румеля раньше?
   - Я бы на всякий случай доработала эти две недели. Продержишься без меня?
   - Постараюсь. Но всё-таки помни, что ты незаменима. Мы с девочкой-практиканткой скоро сведём друг друга с ума, уже сейчас то мне хочется её прибить, то ей меня.
  
  27
   Нико обычно не называл брата по имени, а величал "Мелким", что неизменно задевало Стефана, который в ответ нарекал старшего "Шнурком" из-за особенностей фигуры, высокой и тощей. И всё-таки братья друг в друге души не чаяли, хотя порой это было трудно заметить невооружённым глазом. Сегодня они, например, устроили разборки-догонялки по всей квартире, и Женева едва смогла заставить Стефана пойти спать вовремя. О том, чтобы насильно укладывать Нико, естественно, и речи быть не могло. Парню двадцать лет, он уже два года живёт отдельно (когда Женева со Стефаном отбыли в Южную Корею, Нико, незадолго до этого отметивший совершеннолетие, захотел остаться), притом с девушкой, заканчивает учёбу.
   Дети политиков, чиновников, служащих часто получают экономическое, юридическое или другое престижно звучащее образование. Нико, как ни старался, не обнаруживал в себе склонности к математике, логистике, юриспруденции и тому подобному. Зато у него хорошо получалось чинить и мастерить. В одиннадцать лет он собрал велосипед из того, что нашёл в старом гараже при Хижине. С механизмами и гаечными ключами Нико был на "ты". Женева считала, что незачем принуждать парня получать какую-нибудь бестолковую модную профессию лишь для галочки, если у него явно есть конкретное призвание. Нико волен был сам выбирать, на кого пойти учиться, и он выбрал специальность механика. Женева от этого гордилась сыном ещё сильнее.
   ...Нико уснул уже за полночь. Как обычно, поверх одеяла. Ведь замёрзнет к утру.
   Женева взяла кроватное покрывало, покоившееся на стуле в углу, и осторожно накрыла сына.
   Многие друзья и знакомые семейства Лерм считали, что у Нико золотой характер. Женева сына обожала, но при этом умела оставаться объективной. Да, сердце у парня точно золотое, а вот характер... нет, не плохой, совсем не плохой, просто не идеальный, как, собственно, и у любого другого человека. Сторонние люди видели в первую очередь весёлого мальчика, активного, заботливого по отношению к матери и брату. Но и у этого мальчика были проблемы. Трудно расти без отца, трудно полностью понять маму, которая пытается объяснить тебе, почему у других детей есть папа, а у тебя нет. Подростковый период - то ещё испытание. Были и ругань с матерью, и самовольные загулы с друзьями, и даже попытки сбежать из дома. Сейчас, став повзрослее, Нико частенько удивлялся тому, как мама столько всего выдерживала, столько всего успевала. Работа, беготня в школу, беседы с воспитателями и учителями, спортивная секция, куда Нико нужно было водить три раза в неделю, суета из-за школьных конфликтов, которые хоть нечасто, но случались... А однажды он попал в аварию, надумав прокатиться по улице на мотоцикле друга. Очнулся в больнице, глубокой ночью, и увидел маму, сидевшую возле его постели.
   Наверное, надо радоваться, что сложный подростковый возраст у Нико миновал. Ха, только вот теперь к оному возрасту приближается Стефан, и Женева даже не пыталась успокоить себя надеждой на то, что с младшим сыном будет легче. Куда там. Стефан чуть ли не с самого рождения демонстрирует удивительной силы темперамент. Мальчик добрый, но энергии - через край, и это не настолько здорово, насколько кажется сначала. Младший из Лермов не умел относиться к чему-то равнодушно, он либо восхищался, либо терпеть не мог; кстати, с терпением у него всегда были проблемы. Врач-травматолог ближайшей детской поликлиники знал Стефана со второго года жизни мальчика. И это не потому, что Женева плохо следила за сыном, а потому, что полностью уследить за Стефаном было невозможно в принципе. От больших опасностей удавалось спастись, но мелкие "аварии" наподобие прищемленных пальцев, расцарапанных рук и ног, всевозможных ушибов, не говоря уже о разбитых коленках, случались постоянно. Свой первый перелом (левой руки) Стефан заработал в детском саду, когда решил покачаться на табуретке. Второй (всё той же руки) - в четвёртом классе, когда после уроков отправился с друзьями бегать по крышам гаражей. Третий (теперь уже правой ноги) - в пятом классе, когда попытался сократить путь да дома, перелезая через некий забор.
   ...Беловолосый паренёк лежал в своей постели калачиком. Сопел и иногда дрыгал ногами. Для него это было нормально.
   Женева улыбнулась и тихонько вышла из комнаты сыновей.
  
  28
   - Вик!
   - Тише-тише. Успокойся. - Его голос впрямь был таким спокойным. Вернее, успокаивающим, по-настоящему успокаивающим, хотя и напряжённым.
   Эллей всегда удивлялась этой способности Виктора - он умел словно бы обнимать голосом.
   Машину в очередной раз тряхнуло, Эллей опять взвизгнула.
   - Что он делает?!
   Ответ напрашивался сам собой, так что Виктор смолчал и лишь крепче вцепился в руль, полностью сосредоточившись на управлении. Даже в обычной ситуации этот участок дороги, выделывающий невообразимые петли на краю крутого скалистого обрыва, считался сложным и опасным, о чём предупреждали многочисленные таблички, выстроенные по краю чуть ли не забором, и знаки на ограждении. Но нынешнюю ситуацию обычной назвать было сложно.
   Эллей не могла разглядеть машину, которая, появившись внезапно, буквально таранила их. Эта машина была то сзади, то сбоку, а из-за дождя весь мир за стеклом казался блёклым и расплывчатым, и только впереди спасали дворники, истерично скользящие туда-сюда.
   Чёрно-красное пятно за стеклом стремительно приблизилось, автомобиль Лерма опять содрогнулся и, вопреки всем усилиям владельца, оказался ближе к пропасти. Ну ладно, не будем драматизировать, не такая уж это была и пропасть, однако метров десять-пятнадцать - тоже немало. Да, ограждение есть, но эти металлические конструкции недостаточно устойчивы, они вряд ли выдержат, если в них со всей дури втиснуть машину на полном ходу. Если б Лерм затормозил, "скинуть" их тоже не составило бы труда. Неизвестное авто занимало слишком выгодную позицию и имело слишком внушительные размеры, вдобавок, дорога была такой скользкой. ...Нужно как можно скорее преодолеть опасный участок, добраться туда, где обрыв сменяется плоской местностью.
   Полиция! Конечно же, надо срочно позвонить в полицию! Это было всё, что Эллей могла сделать на тот момент. Где сумочка?..
   - Эли, лезь на заднее сиденье.
   - Что?..
   - Перелезай назад, быстрее. На правое сидение. - Напряжённости в голосе заметно прибавилось, но он оставался таким же глубоким и... обнимающим. - И пристегнись там.
   Словно под гипнозом Моро, даже не осознавая, что плачет от страха, отстегнула ремень переднего сидения, перекарабкалась на заднее, где через секунду щёлкнула застёжка. Всё это время нападки извне не прекращались.
   - Я люблю тебя.
   Как же спокойно он это сказал.
   Эллей могла разглядеть его глаза в зеркале заднего вида при лобовом стекле. Виктор, сосредоточенно сведя брови, следил за дорогой и за машиной, всё ещё пытаясь что-то изменить. Но улучил миг, чтобы глянуть на невесту, пусть не оборачиваясь, пусть через то же зеркало. На секунду морщинки на его лбу разгладились, и синева глаз стала безоблачной...
   Ощущение падения, встряска, и Эллей проснулась. Проснулась не от ужаса и не в холодном поту, а оттого, что до ломоты сжимала пальцами края подушки, как будто пыталась удержаться. Точно также она, должно быть, вцеплялась в кресло, там, в падающей машине...
  
  29
   - Хватит разводить панику! Ну работает она в этом доме, и пусть работает. Моро ничего не найдёт. Если увидишь её с лопатой в аллее - тогда другое дело.
   - А вдруг...
   - Не надо больше "а вдруг"! Из-за твоих "А вдруг" с Лермом пришлось разбираться. Кто у нас тогда истерию поднял? Ты!
   - Слышь...
   - Сидеть. Тебе сказано: всё будет нормально, никто ничего и никогда не найдёт. Лерм тоже ни в жизнь бы не докопался. Ему старый псих наверняка ничего путного и не сказал! Подумаешь, зашёл актёришка в гости. Ну забрёл потом в полицию. И что? Ничего нового он бы всё равно не нашёл. А ты мне весь мозг этим прокапал! Глянь на итог. Останься Лерм жив, у нас бы сейчас проблем не было. Так что не ёрзай, ясно тебе? И давай без самодеятельности, а то я тебя знаю.
  
  30
   - Почему ты не берёшь трубку?
   Женева медленно и плотно прикрыла, затем открыла глаза, словно пытаясь убедиться, что происходящее ей не снится. Или наоборот, что она спит, и Мирек на пороге - лишь иллюзия. Как бы там ни было, Маркус никуда не делся.
   Лерм моргнула снова, на сей раз быстрее. Извините, конечно, но Маркус Мирек, да ещё с претензиями, был совсем не тем, что хотелось видеть в субботу с утра.
   - На выходных я отключаю телефон до полудня, - выдавила Женева. "Чтоб всякие идиоты хотя бы в субботу и воскресенье не навязывались". - Чтоб нормально отдохнуть.
   Судя по всему, Мирек зашёл не просто так, значит, просто так и не уйдёт. Пришлось пригласить его внутрь.
   - Что стряслось? - Женева подавила зевок, кутаясь в просторную и тонкую розово-коричневую рубашку. Под рубашкой имелся целомудренный бежевый топ, зато шорты балансировали на грани скромности - не то чтоб сильно короткие, но и не особенно длинные.
   - Я совсем забыл вчера предупредить. Сегодня премьерный показ моего нового фильма, а после этого благотворительный приём.
   - Не говори, что хочешь меня там видеть.
   - Ты сама это только что сказала.
   - А одному тебе никак не сходить? - со вторым зевком Лерм справилась ещё успешнее.
   - Отдай! - донёсся из недр квартиры вопль обиженного Стефана.
   - Догони! - последовал голос Нико.
   Женева не шелохнулась, подобные вопли для неё давно стали частью привычного звукового фона.
   - Не хочу я ни на какие фильмы и приёмы! - заявила она. - Кому хоть вы там будете благотворить?
   Маркус озадаченно поскрёб макушку.
   - Точно не помню. Не то сиротам, не то диким животным...
   - Никогда не могла понять, - ухмыльнулась Женева, - как детям или животным поможет тот факт, что энное количество разодетых товарищей соберутся, чтобы напиться в торжественной обстановке?
   Похоже, для Маркуса сие тоже было загадкой, с той только разницей, что ему и в голову не приходило задуматься над ответом. В эту голову в принципе мало что захаживало, не сомневалась Женева. Даже утром Мирек смотрелся глянцевой картинкой, для многих привлекательной, но неестественной. Некоторых людей называют подтянутыми, к Маркусу этот термин тоже был применим, однако Женева бы предпочла выразиться иначе - не подтянутый, а натянутый. Такое ощущение, что натянуто всё, до последней мышцы, и покрыто невидимым лаком. Не человек, а двигающийся манекен, залакированный эталон чего-то, что считается мужской красотой.
   - Георг сказал, что мы должны появиться там вместе.
   - Ты всегда подчиняешься Георгу?
   - Слушай, у тебя свои цели, у нас свои, и давай как-то помогать друг другу.
   Женева закатила глаза. И капитулировала.
   - Во сколько?
   - Начало в семь вечера, я заеду за тобой где-нибудь полшестого.
   - Тебе ещё не надоело возить меня туда-сюда на своей машине? - усмехнулась Лерм.
   - А что поделать? - пожал плечами Мирек, который, естественно, не уловил никакой иронии. Иронизировать с Маркусом - то же самое, что пускать бумажные самолётики в слона, слон их всё равно не заметит. - Мы же типа пара.
   В ближайшей комнате что-то грохнуло.
   - Как называется фильм? - поинтересовалась хозяйка квартиры.
   - "Кровные узы", - Маркус улыбнулся и не без гордости поведал: - Я играю там охотника на вампиров.
   "Как оригинально".
   С другой стороны, это хотя бы не какая-нибудь очередная "Любовь, ещё раз любовь и ничего кроме любви".
   Снова грохот.
   - А ну слазь! - грозно велел Нико.
   - Бе-бе-бе, бе-бе-бе!
   Женева обратила внимание не на это, а на то, что глаза Маркуса странно округлились, в них появилось неприятное удивление, граничащее со страхом. Она и сама почти испугалась - видимо, у неё за спиной что-то жуткое. Женева вмиг обернулась, но не обнаружила ничего. Опять обратила взор к Маркусу, начинающему слегка бледнеть.
   - Да что там такое? - Недоумевающая Лерм вновь поглядела назад.
   Прихожая как прихожая, пол как пол, и створки шкафа-купе, возле которого она стояла, тоже ничем не выделялись. Разве что...
   "Серьёзно?!"
   - Ты боишься пауков? - Женеве пришлось приложить немало усилий, чтоб не расхохотаться.
   Маркус, не сводя взгляда с небольшого чёрного паучка в углу створки, попытался придумать менее оскорбительный синоним слова "боишься", но, потерпев фиаско, кивнул и сглотнул.
   "Хорош охотничек на вампиров. Прямо-таки страшный сон Дракулы".
   Сама Женева ничего не имела против пауков. Конечно, она бы не допустила их засилья в жилище, но одного-двух переносила преспокойно. Бабушка всегда говорила им с Виком, что увидеть паука - добрая примета, это обычно к письму или другой хорошей новости. Коли на то пошло, у паучка было больше прав находиться в квартире, чем у Мирека, ибо от членистоногого имелась практическая польза - он в меру своих возможностей боролся с мухами и комарами.
   Женева сняла с ноги тапку и встала на носочки, чтобы дотянуться до паутинопроизводителя. Она хотела только постучать рядом с пауком, чтоб тот скрылся с глаз долой. Маркус же решил, что Женева в угоду ему собирается прикончить животинку.
   - Стой, не надо. - Мирек культурно обхватил запястье Женевы. Без особой любви ещё раз взглянул на членистоногого, потом опять на Женеву. - Паук же не виноват, что он паук, и что его кто-то боится.
   "Браво! Глубокая мысль".
   - Ого, а ты гуманист. - "Нет-нет, не запоминай это слово! Если мозгом слишком часто пользоваться, он быстро изнашивается".
   Женева опустила тапку и сама полностью опустилась на ступни.
   Бряц! На сей раз за стенкой что-то откровенно разбилось. В комнате наступила зловещая тишина. Вот теперь и Женева насторожилась, прислушалась и объявила:
   - У вас есть пятнадцать секунд, чтобы ликвидировать последствия до моего прихода. - После чего снова сосредоточилась на Маркусе. - Ты сегодня завтракал?
   - А? - Мирек аж вздрогнул, а брови его с небывалой скоростью поднялись на лоб, словно Лерм спросила, видит ли Маркус в прихожей розового слона.
   - Ты голоден? - перефразировала Женева. - Мы как раз собираемся за стол, можешь присоединиться.
   Как мать двух мальчишек, Женева не могла спокойно смотреть на мужчину с голодными глазами; Маркус, судя по всему, от еды бы не отказался, во всяком случае, он явно принюхивался к ароматам из кухни. Да и инцидент с пауком охарактеризовал Мирека не с худшей стороны. А раз за столом будут ещё Нико и Стефан, Женеве не придётся сидеть с Маркусом один на один, и общение не будет столь раздражительным. Половник окажется в опасной близости, но Женева постарается сдержаться. Плюс ко всему, если кто-то случайно видел, как Маркус зашёл в дом "невесты", этому кому-то покажется странным быстрый уход звезды.
   - Кухня там, проходи. - Лерм уточнила направление кивком, а сама устремилась в гостиную. - Сейчас приведу мальчишек, под конвоем.
   Она скрылась в дверном проёме, но перед этим Маркус, склонив голову набок, успел пройтись оценивающим взглядом от талии до пяток Женевы и обратно. Очень и очень даже ничего, надо признать. Мирек раньше не задумывался о ногах "невесты", но подспудно ему казалось, что они должны быть неимоверно мускулистыми, этакий женский вариант нижних конечностей Шварценеггера, она ведь спортсменка. Ничего подобного. Ножки были аккуратные, стройные, ничего лишнего, притом не костлявые, да ещё и ровные; в общем, лучше, чем у многих двадцатилетних красоток с синдромом хронического недоедания.
  
  31
   - Красно-чёрная машина? - переспросил Драгович.
   - Красно-чёрная, - подтвердила Эллей, ёрзая на стуле. - И большая. Мне кажется, это был грузовик, может быть, фура.
   - Вам кажется? - Иво выразительно поднял брови. Неужели очередной рабочий день (будто мало того, что дежурство выпало на субботу) под откос? Радовал лишь тот факт, что Моро сегодня одна, без группы поддержки. - Так теперь нам надо искать убийцу-дальнобойщика?
   - Вы издеваетесь? - нахмурилась Эллей, небрежно отбросив назад падающие на лицо локоны. Сегодня её волосы были с пробором слева и как всегда блестели.
   - А Вы? Хотите, чтобы я в качестве показаний начал принимать сны?
   - Я не прошу записывать это как показания. - Эллей поднялась, упирая руки в бока. - Я лишь ставлю Вас в известность. Вы ведь возмущаетесь, когда мы "действуем за Вашей спиной". Тогда уж определитесь, должны мы Вам что-то сообщать или нет, и не бухтите по каждому поводу! Сами-то Вы, похоже, ни черта не делаете!
   На последней фразе Эллей сама себя одёрнула, покосившись на Туиля, будто бы целиком поглощённого отчётом и, несомненно, навострившего уши.
   Но тут из себя вышел уже Драгович. Он тоже встал, расправил плечи. Насыщенно-пепельные глаза метали молнии.
   - Я ничего не делаю? - Драгович упёрся ладонями в столешницу и подался вперёд, прямиком на Эллей. - Конечно, ни-че-го, совсем! Старые документы поднимаются из архивов сами собой, свидетели по делу Дианы Румель тоже отыскиваются и опрашиваются самостоятельно, ориентировки на неё высылаются в соседние города и даже государства по мановению волшебной палочки, а все известные знакомства Катерины и Виктора на предмет подозрительности проверяются доброй феей! То, что я не рапортую о каждом своём шаге, вовсе не значит, что я ничего не предпринимаю! У меня, между прочим, ещё четырнадцать дел, над которыми тоже нужно работать! И спать надо успевать, и есть - хоть иногда!
   - Четырнадцать?.. - пробормотала инстинктивно вжавшаяся в сидение Моро, сообразив, что не помешает чуть отвлечься от темы. Она прикинула количество работников этого полицейского отдела и умножила на четырнадцать. - Так много убийств?
   Иво Драгович был человеком темпераментным, но отходчивым. Вот и сейчас он, выпустив пар, опять настроился на мирный лад.
   - Да нет. - Он махнул рукой, вновь усаживаясь. - Убийства, слава богу, случаются не часто. Но я же ещё занимаюсь грабежами, вымогательствами, мошенничеством. - Иво усмехнулся и уточнил: - В смысле, занимаюсь делами по этим направлениям.
   Эллей вежливо, неподдельно улыбнулась, после чего воцарилось молчание. Слышно было, как поскрипывает ручка Туиля, касаясь бумаги.
   Иво положил локти на стол, уткнулся подбородком в кулаки. Вообще-то, то, что описывает Моро, - не худший способ убийства. В пятницу на дороге из города транспорта предостаточно, но ближе к вечеру, а не в первой половине дня. К тому же, тогда шёл сильный дождь. Для умелого водителя на грузовике столкнуть легковушку с дороги - раз плюнуть; аварию потом легко списать на тот же дождь, плохую видимость и скользкий асфальт. Но, согласитесь, как-то нелепо - фура-убийца. Вряд ли какой-нибудь дальнобойщик просто ехал, увидел автомобиль Лерма и подумал: "А скину-ка я эту машинку в тартарары, ради интереса".
   - Внимание, сейчас прозвучит дурацкий вопрос, - обречённо объявил Драгович. - У Виктора были знакомые водители крупных машин?
   - Не знаю. Возможно, но никого конкретного я не припомню.
   Поразмыслив, Драгович покачал головой.
   - Что ж, это в любом случае не особенно бы помогло. Лично я не стал бы использовать для убийства собственную машину. - Он почесал переносицу, потом внимательно воззрился на Эллей. - Всё, что я могу для Вас сделать, это узнать, не было ли в близкий к смерти Виктора период заявлений об угонах грузовых машин красно-черного цвета.
   - И на том спасибо.
   Признаться, Моро и на такую-то помощь не рассчитывала.
  
  32
   Зарегистрированных подходящих случаев угона не было, о чем Иво не замедлил сообщить Эллей по телефону в тот же день. Остаток дня Иво посвятил трудам по другим преступлениям. Он заработался и очухался лишь в одиннадцатом часу вечера. Дома никто не ждал, и по пути Иво с чистой совестью зашёл в ночное кафе.
   Кафе называлось "Единорог", здесь было не так шумно, как в баре, и не так дорого, как в ресторане. Столики стояли безупречно ровными рядами вдоль больших окон, на которых красовались сдвинутые в бока тёмно-изумрудные шторы. Немноголюдно и относительно тихо. Официанты скользили, аки рыбы в воде. Некоторые посетители переговаривались друг с другом, некоторые молча сидели в одиночестве.
   Одной из таких одиночек была женщина, чьё длинное сочно-красное платье не могло не броситься в глаза, хоть его обладательница и находилась в дальнем углу. Вдобавок, взгляд цеплялся за яркое сочетание рдяного наряда и насыщенно-чёрных волос, которые крупными завитками ниспадали на полуобнажённую спину. Среди локонов алела тонкая лента, игривой змейкой вплетённая в причёску. И только добротные белые кроссовки не вписывались в общую картину.
   - Классная обувка.
   Женева оторвала взгляд от своей чашки чая.
   - Правда? - аристократично произнесла Лерм. - Не слишком вычурно?
   - В самый раз, - уверил Иво, не в силах не улыбаться.
   Женева сама улыбнулась и пригласила Драговича составить ей компанию. А почему нет? В данный момент главное достоинство Иво для Женевы заключалось в том, что он не имеет никакого отношения к шоу-бизнесу и киноиндустрии.
   Для Женевы премьера прошла предсказуемо скучно и раздражающе. Первое, что она увидела, выбравшись из машины (кстати, тогда ещё в лакированных туфлях на шпильках), это огромный рекламный постер, на котором красовался Мирек в кожаной чёрной куртке, местами художественно попачканный "кровью" и с маниакально брутальным выражением лица. На заднем плане изображали некое подобие межвидовой войны другие персонажи.
   Дальше - одобрительные выкрики или повизгивания толпящихся на улице поклонников, короткая прогулка до входа с Маркусом под ручку, вспышки фотоаппаратов, журналисты, беглое знакомство с двумя или тремя коллегами Мирека. И не только с коллегами. Были здесь и другие представители мира творчества. Певцы, например. "Привет, ребята! - Маркус с отточенной годами радостью улыбнулся одинаково длинноволосым парню и девушке. - Женева, знакомься, это Кристоф Йозеф и Маргарита Орио". "Замечательно, - вежливо осклабилась Женева, фактически перебив Маркуса, собирающегося представить её саму, - а кто из вас кто?" Причём спросила она столь наивно и органично, что пара растерялась сразу и надолго - неужели их действительно можно так... спутать?.. Маркус смутился. Женева понимала, что ведёт себя нехорошо, да и неразумно (тот самый извечный принцип: никогда не знаешь, кто может тебе пригодиться, так что по возможности будь мила со всеми), но этим вечером была не в состоянии ничего с собой поделать. А всё из-за утра.
   Завтрак прошёл лучше, чем ожидалось, Маркус без труда поладил с мальчишками. Особенно быстро общий язык он нашёл со Стефаном, оба с ума сходили по одной и той же серии игрушечных машинок. Женева даже не удивилась. Нико задорно поведал о том, что знает секрет собственного имени: что бы там ни говорила мама, а назвала она его так потому, что была ярой поклонницей фильмов со Стивеном Сигалом. Маркус машинально перевёл взгляд на Стефана, безмолвно вопрошая, уж не относится ли и его имя к звезде Голливуда. "Вот уж нет! - несерьёзно вспыхнула Женева. - Этого пострелёнка я назвала в честь Стефана Цвейга, как раз незадолго до родов прочитала "Письмо незнакомки", была под впечатлением". Маркус вряд ли был знаком с упомянутым литературным произведением, но виду не подал, даже кивнул, мол, да, понимаю. Потом Стефан продемонстрировал Миреку свою коллекцию машинок, и тут-то Женеву передёрнуло.
   Хоть убейте, она не верила в бескорыстный интерес Маркуса к её сыну. Нет, не в том смысле. Мы, конечно, живём в век извращенцев, но Маркус при всех своих недостатках подозрений по "этой" части не вызывал (хотя Женева ни за что бы не доверила ему своего ребёнка; равно как и любому другому малознакомому человеку). Скорее всего, пытается добиться расположения Женевы через хорошее отношение к детям. Возможно, додумался сам, но, вероятнее, ему подсказал Брошти. Сам Мирек, должно быть, и не видит в этом ничего страшного. Но, наученная горьким опытом с Нико, Женева старалась не допускать, чтоб Стефан привязывался к кому-то, кто от них уйдёт.
   У братьев был лучший в мире дядя, но даже он не мог заменить отца. А мальчикам, особенно маленьким, невообразимо хочется иметь настоящего папу. Другие мужчины кажутся полубогами, на которых полусироты смотрят с восхищением и восторгом. В своё время Нико думал, что нашёл папу в лице Петера, будущего отца Стефана. Пока Петер не сбежал, роняя тапки; и тяжёло тогда пришлось не только Женеве, но и её старшему сыну.
   В общем, пора завязывать с Миреком, сделать так, чтоб все узнали об их расставании, но без перегибов, простенько и со вкусом. Потом можно будет внезапно расплакаться во время каких-нибудь левых интервью. Ни в коем случае не винить ни в чём Маркуса, говорить, что он лучше всех, просто "не сложилось". Так будет ещё жалобнее. Зачем всё это? Ну, в одной-двух статьях или интервью по этому поводу невзначай и ненавязчиво промелькнёт упоминание о том, что Женева сняла свою кандидатуру с выборов на должность начальника Государственного департамента спорта и физической культуры (разумеется, виной всему глубокие душевные переживания, но она ни за что не станет жаловаться). Всё равно ведь Женеве не победить. В этот раз. Но Януш Прео, фаворит голосования, которое пройдет в Государственном Совете, отнюдь не молод, через год, максимум два сам освободит место. И тогда новые выборы. Остаётся только надеяться, что народ хоть смутно припомнит предыдущий трагический отказ Женевы от борьбы и проявит интерес к её кандидатуре. Тогда шансы Лерм значительно возрастут. Между нами говоря, в настоящее время мало кто из юполийцев был в курсе того, каким образом у Спортивного департамента появляется новый глава, и ещё меньше людей интересовалось данным процессом. Но, как знать, если повезёт, это изменится.
   Вот и вся выгода, которую Женева намеревалась получить от лже-помолвки с Миреком. Не наполеоновские планы, к тому же, зыбкие, однако лучше, чем ничего. Да и Маркус с продюсером своим понервничали, глядишь, в следующий раз дважды подумают, прежде чем лезть к кому-нибудь.
   "А мне Маркус нравится", - с не смертельным разочарованием вздохнул Стефан, когда после ухода Мирека Женева объявила сыновьям, что скоро выпроводит "звезду" из их жизни. "Не удивительно, у вас же с ним одинаковый уровень развития. - Женева встрепала волосы на макушке сынишки. - Только для тебя это нормально, а Мирек тормозит в три с половиной раза". Нико тогда недовольно поморщился. Он понимал: маме по жизни досталось, но зачем же так обидно говорить про человека, пускай не очень умного, но не плохого?
   Готовясь к выходу в свет, Женева специально прикупила тушь, на которую у неё была аллергия. Если всё правильно рассчитать, то перед киносеансом глаза будут красными, будто она сдерживает плач, а после фильма слёзы польются ручьём. Тушь водостойкая, рыдания макияжу не повредят, не хочется выставлять себя на всеобщее обозрение страшненькой.
   Однако, вернёмся к вечеру, "Единорогу" и инспектору Драговичу.
   - Интересный выдался вечерок? - поинтересовался Драгович, походя изучая меню.
   - Лишь местами, - качнула головой Женева.
   - Где же Вы были?
   - В кино. Ходила на "Кровные узы".
   "Точно, - подумал Иво. - Про эту премьеру кругом давно трещат, а Женева невеста главного актёра. Только что-то самого актёра не видать".
   - И как фильм?
   Женева вытянула подбородок вперёд и немного вбок.
   - На любителя. Лично я за просмотр такого платить бы не стала. Банальный сюжет, банальные герои, банальные ошибки. Команда охотников выходит разбираться с вампирами исключительно по ночам, а потом ещё удивляется, почему это её ряды стремительно редеют.
   - Ну, - Драгович отложил меню и жестом подозвал официантку, - если в таких лентах герои начнут поступать логично, боюсь, добро, или, скорее всего, зло восторжествует уже на десятой минуте, и фильм получится недолгим.
   - Но оригинальным.
   - Говорят, Маркус Мирек сам выполнял все трюки.
   - Я Вас умоляю. Сомневаюсь, что он сильно напрягался. Фильм напичкан спецэффектами по самое дальше некуда, вся зрелищность главным образом строится на этом, не на настоящих трюках. А пару раз кувыркнуться по полу и я могу.
   - Он вроде Ваш жених, что ж Вы о нём так пренебрежительно отзываетесь? - искренне удивился Иво.
   - Во-первых, моя личная жизнь Вас не касается, инспектор. - Женева помолчала пару секунд, в течение которых нарастала насмешливость в её глазах. - А, во-вторых, мы с Маркусом расстались. Окончательно и бесповоротно, как ни горько мне об этом говорить.
   Расставание не заняло много времени. После выхода из кинозала Женева утянула Маркуса в уголок достаточно укромный, чтоб не выяснять отношения на людях (что выглядело бы подозрительно), и достаточно открытый, чтобы при желании пару можно было разглядеть (однако толком не расслышать). Кто-нибудь - не обязательно журналист - непременно что-нибудь увидит, запомнит, расскажет, вольно или невольно преувеличит; и пойдёт-поедет. На руку было то, что звёздная публика не собиралась расходиться, ибо кинопремьера перетекала в благотворительный приём (фуршет).
   "Мы расстаёмся", - без обиняков сообщила Женева. "Как?" - после краткой паузы открыл рот Маркус. "Красиво. - Женева положила руки на плечи Маркуса, взглянула на него глазами, которые уже были на мокром месте. - Смотри грустнее. Как ты в фильме глядел на свою подружку, когда та целых десять минут не могла отбросить копыта". "Ты... - Маркус выполнил просьбу, но помимо притворства в его взгляде было и что-то настоящее. - Ты в норме? А то будто вот-вот заплачешь". "Разумеется, заплачу, чуть позже. Не сбивай меня с настроя. Скажи что-нибудь". "Могла бы предупредить заранее, - произнёс Маркус так, словно у него только что отняли последний кусок хлеба. Сколько горести, сколько не выплеснутого отчаяния! А он не такой уж плохой актёр. - Как быть с фильмом о Викторе?" "Никак. - Выглядела Женева трагично. Не слыша её слов, можно было решить, что она впрямь прощается с любимым человеком. Попутно Женева поймала на себе и Маркусе парочку любопытных взглядов из другого угла помещения. - Я уже сто раз говорила это и тебе, и твоему Брошти. Ваши номера со мной не пройдут. Не расстраивайся. Если будешь убедительно страдать, тоже извлечёшь пользу, поклонники тебя полюбят ещё больше. Так что никто не остаётся внакладе". "Ты так и не скажешь, зачём всё это было?" "Не-а. Я скажу другое. Прости, конечно, дело не моё, но поскольку мы друг другу чужие, я не обязана бояться тебя обидеть. - То был не прилив заботы о ближнем, скорее, приступ холодной честности. - Маркус, тебе под сорок, а косишь ты под двадцатипятилетнего мальчишку. Я рада, что у тебя есть хорошая работа, приличная зарплата и так далее, но если в один прекрасный день ситуация переменится, ты будешь совершенно беспомощен. Займись чем-то помимо актёрства, научись чему-нибудь, создай себе запасную базу, подкорми мозг, в конце концов". Несколько секунд она думала, что загнула слишком сложную речь. Мирек хлопал глазами как годовалый ребёнок. "Ты сама своему совету следовала? - потом спросил он. - Или только бегала и стреляла?" "Я училась на психолога, правда, заочно. Поступила сразу, как только попала в спортивную школу, доучивалась уже в мэрии, без высшего образования и там, и там туговато, - спокойно поведала Лерм. - А теперь поцелуй меня. В щёчку, но трогательно, чтоб наблюдателей прошибла слеза, как впечатлительных дамочек на "Медее". "Медея" - это такой спектакль, поставленный по мотивам древней трагедии". Из-под опустившихся ресниц самой Женевы побежали слёзы, когда Маркус исполнил её просьбу. Тушь не подвела. Маркус не долго касался губами кожи Женевы, но свою щёку от её щеки убирать не спешил. Женева могла поклясться, что он твёрдо смотрел куда-нибудь прямо или вбок, когда размеренно шептал с хорошо скрытой обидой и удачно подчёркнутым равнодушием: "А какую именно "Медею" ты имела в виду? Ту, которую создал Эврипид, или написанную Сенекой? Самому мне нравится трагедия Эврипида, там больше внимания уделено внутреннему миру героев, показаны их переживания, сомнения, одни только метания Медеи чего стоят; словом, есть настоящая психологическая составляющая. А произведение Сенеки, по моему мнению, несколько зациклено на мистических описаниях и описаниях вообще, хотя, не спорю, во времена автора это было достойной альтернативой спецэффектам. Прощай, Женева". Он отодвинулся от неё, черство кивнул, развернулся и зашагал прочь.
   Лерм обалдело моргала ему вслед. Потом поспешила удалиться из "Топаза", этого самого большого киноконцертного зала в Леуде, а следовательно и во всей Юполии. На последней ступеньке Женева, после лекции Маркуса пока не выкарабкавшаяся из полушокового состояния, запнулась, неудачно ступила на тротуар и сломала шпильку.
   Таксист довез до ближайшего из обувных магазинов, работающих в такой час, а потом Женева попросила доставить её куда-нибудь, где можно спокойно перекусить и тихо посидеть.
   Итак, снова поздний вечер, вернее, уже ночь, "Единорог" и инспектор Драгович.
   Иво хватало сложных выспрашиваний и на работе, это было не то, чему он бы хотел посвящать вечер перед выходным. Зато незатейливая беседа стала бы неплохим времяпровождением.
   - Только чай? - Драгович посмотрел на то, чем подкреплялась Женева. - Никаких пирожных или кусочка торта. Заказанный мною кусок персикового пирога тебя не смутит?
   - Я очень постараюсь совладать с собой и не бросаться вырывать его у тебя изо рта.
   Переход на "ты" прошёл превосходно. Разговор потёк легко и непринуждённо. Женева коснулась рабочей темы, припомнив вопрос о лампочках.
   - Часто тебе попадаются такие вопросы?
   - На самом деле, не очень, - покачала головой Женева. - Но всё равно, их гораздо больше, нежели хотелось бы. Есть по-настоящему тяжёлые истории и ситуации, когда надо немедленно вмешиваться, и я вмешиваюсь. Большинство же обращений связано с проблемами средней тяжести: недобросовестные коммунальщики, буйные соседи, школьное питание.
   - Надеюсь, школьников не травят? - На щеках Иво ярче обозначились ямочки под лёгкой щетиной.
   - Нет, просто в некоторых школах закрываются столовые. Массовый ремонт пищеблоков, муниципалитет чуть-чуть не дотянул до летних каникул. А тут ещё порываются забастовать школьные уборщицы, и с ними за компанию городские дворники.
   - Как результат - наши грязные улицы заполонят наши голодные дети, - вывел Драгович.
   Женева поняла, что смеётся не только искренне, но и беззаботно. Груз дня и всей трудовой недели понемногу спадал.
   - Кстати о детях. Они у тебя есть?
   - Ни единого, зато за плечами два брака.
   - Прямо противоположная ситуация, - хихикнула Женева на свой счёт. - Хотелось бы уточнить: сейчас ты ни в одном из вышеупомянутых браков не состоишь?
   Иво подался вперёд с заговорщическим блеском в пепельно-серых очах.
   - С какой целью ты уточняешь?
   - С целью удовлетворения своего женского любопытства, - глазом не моргнула Женева, подперев рукой подбородок, улыбнувшись шире, на несколько секунд немножко наклонив голову.
   - Женское любопытство - это святое, - хмыкнул Иво, возвращаясь поближе к спинке стула. - Не состою. Я даже в анкете на последней аттестации в графе "Семейное положение" написал "Свободен как птица".
   Женева вновь рассмеялась и поймала себя на том, что, кажется, кокетничает.
   Они ушли из кафе далеко за полночь. Иво проводил Лерм до дома.
   Каким-то образом для Женевы нервирующее и раздражающее начало вечера превратилось в прекрасный конец суток. Пожалуй, лучший за последние годы.
  
  33
   Подошёл к концу последний день работы Эллей Шекко. Две недели не пролили на ситуацию никакого света, но ведь стоило попытаться.
   - Обыкновенная семья, - заключила Эллей, делясь впечатлениями с Ноем, который пришёл за ней сегодня. Его помощь не требовалась позарез, но внимание было приятно. - Твой подарок не пригодился.
   - Всё равно не выкидывай, - велел Ной, беря небольшую сумку, в которую Эллей сложила кое-какие свои вещи, принесённые в дом за время работы - мыло, шампунь, расческу, сменную обувь и так далее.
   - Не собиралась, - ухмыльнулась Эллей, вытаскивая предмет разговора из своей дамской сумочки. - Это же удивительный экземпляр.
   С виду экземпляр походил на баллончик с аэрозолем для экстренного снятия спазмов и отёков, что подтверждала надпись на упаковке. На деле же это был газовый баллончик, замаскированный под лекарство.
   В комнату, где проходили сборы и где обычно обитала Стелла, постучали.
   - Войдите, - отозвалась Моро.
   Появились отец и сын Румели.
   - Я решил заехать и попрощаться, - с приятной улыбкой пояснил Алим.
   - Ну а я - составить компанию и заодно снова поблагодарить за работу, - тоже улыбнулся Златан. - Эли, ты настоящее золото, а не помощница. Я даже почти огорчён, что Стелла уже выздоровела.
   - С Вашего позволения, не стану передавать ей эти слова.
   Златан улыбнулся ещё добродушнее, потом, неловко покряхтев, вытащил из кармана белый конверт и вручил "Шекко".
   - Это тебе, сверх зарплаты.
   - Но...
   - Не смей отнекиваться. Ты заслужила.
   - Спасибо. - Эллей чувствовала, что краснеет. Этот человек к ней так добр, а она-то, по сути, засланный казачок. Жутко неудобно. - Всего наилучшего. - Она протянула ладонь для рукопожатия, но в смущённой растерянности забыла про баллончик, который держала.
   В результате баллончик упал на пол, крышка соскочила.
   Златан оказался проворнее и первым поднял "лекарство". Машинально пригляделся к надписи, поднеся опасную ёмкость поближе к глазам.
   - Не трогайте! - не своим голосом заорала Эллей и моментально выхватила у удивлённого Златана аэрозоль. - Простите. - Она выдохнула, понимая, насколько странно её поведение смотрится со стороны.
   - Эли очень трепетно относится к этому лекарству, от него зависит её жизнь, - пришёл на помощь Ной, которого она когда-то уже успела представить "работодателям" как своего друга, без уточнений.
   - Верно, - нервически кивнула Эллей. - Оно всегда должно быть при мне, потому что может пригодиться в любой момент.
   - Астма? - сочувственно вопросил Алим.
   Эллей почти кивнула, но вспомнила, как лихо разбиралась с пылью в этом доме.
   - Нет, аллергия. На орехи и некоторые другие... вещества. - Она присела, подняла с пола прозрачный колпачок. Заподозрила саму себя в недостаточной убедительности. Эллей посмотрела на Румелей снизу вверх максимально беззащитно. - Страшное дело. Буквально за полторы секунды горло отекает до такой степени, что становится невозможно дышать, я краснею, потом синею, зеленею, в итоге становлюсь пунцовой и... - Видя, как Ной незаметно для Алима и Златана жестами показывает, что пора придержать коней и не углубляться в фантазии, Эллей мысленно согласилась со своим бывшим парнем. - В общем, если я не приму лекарство вовремя, то просто умру.
   - Ужасно. Как тебе, должно быть, нелегко приходится, - сердобольно цокнул языком Златан.
   - Действительно, нужно быть очень осторожной, - покивал Алим. - Я сейчас уезжаю, могу подвести вас.
   - Спасибо, мы уже вызвали такси, - ответил Ной безукоризненно вежливо и беззаботно.
   Когда он и Эллей ехали в машине, Ной вернулся к разговору об обыкновенной семье.
   - Совсем ничего подозрительного?
   - Ничегошеньки. Обычные сын и отец, сын живёт отдельно, работает вместе с отцом - не такая уж редкость. Они не миллиардеры, хотя, конечно, богаты, но носы не задирают. И, насколько я могу судить, оба искренне скорбят о Диане. По-моему, они давно не чают увидеть её живой. Застарелое общее горе сильнее их сближает. Другими словами, ни один из них не похож на убийцу.
   Ной, наблюдая за реакцией водителя, который, не проявлял никакого интереса, покачал головой со словами:
   - Если бы все убийцы были похожи на убийц, жизнь была бы значительно безопаснее.
  
  34
   - Эли, как мне тебя не хватало!
   - Женева, ты говоришь это уже четвёртый раз, а ещё нет и полудня.
   - Я могу сказать хоть сто раз! Я едва не помешалась с этой практиканткой и с теми неумехами, которых мне подпихнули потом.
   - Радуйся, что к тебе поступают не все жалобы.
   - Я даже не представляю, какие обращения не проходят через сортировку, раз даже истории о пропавших лампочках достигают начальника хоть небольшой, но всё-таки государственной службы.
   - Тебе ведь главным образом надо только подписывать уже подготовленные ответы. На что у тебя подчинённые?
   - Но самой-то в свою работу тоже надо вникать.
   - Тогда уж либо не вникай, либо не жалуйся.
   - Выходит, сочувствия не дождусь. А у меня, между прочим, сегодня ещё очередной внеплановый визит в школу.
   - Что натворил Стефан?
   - Пререкался с директором на перемене. Во дворе. Сидя на дереве на шестиметровой высоте.
   - Ну даёт.
   - Это цветочки. На прошлой неделе во время выездной экскурсии он высунул ногу в окно автобуса. Видимо, хотел прочувствовать скорость.
   - Почему ногой?..
   - Педагог спросил о том же. Стефан ответил: "Потому что мама мне запретила высовывать из окна голову и руки". А упомянуть про ноги я не догадалась. Урок на будущее.
   - Я всегда говорила: нескучный у тебя младший сынок.
   - Мне, знаешь ли, со старшим тоже бывало весело.
   - Но Нико-то сейчас двадцать лет. Господи, подумать только, уже двадцать. Не зря говорят: чужие дети быстро растут.
   - Ага, зато свои никогда не вырастают.
   - Что это?
   - Где?
   - Вон, в углу подоконника. Я сразу и не заметила.
   - Ах, это. Набор шоколадных конфет, доставили вчера вечером. От благодарных фанаток Мирека.
   - За что они тебе так благодарны?
   - За то, что я вернула им надежду на Маркуса. Ну, нечто в этом духе.
   - Ты пробовала конфеты?
   - Ты же знаешь, я не люблю шоколад. Вдобавок, кто их знает, этих фанаток, вдруг они решили меня отравить, чтоб надежда на Маркуса вернулась бесповоротно?
   - Я о том же подумала. Считаешь, конфеты надо выкинуть?
   - Наверно. С другой стороны, зачем разбрасываться добром? Перешли их Тома Дивелю с запиской: "От тайной поклонницы".
   - Нева.
   - Что?
   - Мне тоже тебя не хватало.
   - Приятно слышать.
   - И всё-таки... Как ты могла упустить Маркуса Мирека, а? Это же... это же Маркус Мирек!
   - Что ж ты сразу не сказала, что он тебе нравится? Я б устроила вам свидание, спихнула бы парня в надёжные руки, а не на произвол судьбы.
   - Не то чтобы он мне сильно нравился... Разве что, когда мне было двадцать с небольшим, я тогда подсела на какой-то сериал.
   - Дай угадаю. В названии было что-то про любовь?
   - Возможно. Сейчас не вспомню.
   - А как Ной относился к твоему увлечению?
   - Никак. Мы на тот момент уже были врозь.
   - О. Прости.
   - Ладно тебе, это же было так давно.
   - А сейчас? У вас с ним не намечается ничего... такого?
   - С чего ты взяла?
   - Вот честное слово, совершенно ни с чего. Обычное женское предположение.
   - На пустом месте. И странно, что именно ты об этом спрашиваешь.
   - Почему? Или, по-твоему, я считаю, что ты не должна достаться никому, раз не досталась моему брату? Виктор точно ни за что на свете не пожелал бы видеть тебя одинокой и несчастной, мне это тоже не нужно. Не ты, не Ной никому не поможете, если дадите обет безбрачия.
   - Не в том дело. Во-первых, ни один из нас не чувствует того, что было прежде, мы не собирается возвращаться к прошлому. Во-вторых, я тогда очень сильно обидела Ноя. Действительно, по-настоящему.
   - Господи, да что ты ему такое сказала?
   - Не хочу повторять вслух, тем более что все те слова были вздором. Вздором девчонки-идиотки без единой капли мозгов в голове. Я тогда собрала всё, что только сумела, всё, что могло задеть Ноя. И обозвала его, и над внешностью его посмеялась, и над привычками, и над родителями. Короче, на редкость гадко получилось. Когда я пытаюсь попросить прощения, Ной говорит, что всё нормально. И сам этому почти верит.
   - М-да...
   - ...Так что лучше поведай, как дела с симпатичным инспектором?
   - Какие дела? Мы всего-то разок посидели в кафе.
   - И об этих посиделках ты мне потом рассказывала взахлёб. Неужели с тех пор не последовало продолжения?
   - Увы.
   - Ага!
   - Что "ага"?
   - Ты сказала "увы"!
   - Тоже мне наблюдение. И потом, мне сейчас не до продолжений, я только-только отвязалась от Мирека.
   - Будет тебе. Скажи честно, если бы Драгович вдруг позвонил и пригласил тебя куда-нибудь, ты бы согласилась?
  
  35
   - Я рад, что ты согласилась пойти со мной, - простодушно признался Драгович.
   - С чего бы мне не согласиться? - улыбнулась Женева, глядя на Иво, шедшего вровень с ней по парку аттракционов.
   - Ну, у меня была мысль, что стоило пригласить тебя в ресторан, не знаю, может, так вышло бы лучше.
   - Что тебя остановило? Испугался, что я окажусь чересчур прожорливой?
   - Подумал, что ресторанов тебе и так хватает. Ты же как-никак вращаешься на самом верху.
   - Не сказала бы, что я этим вращением занимаюсь очень активно. - Женева пнула маленький камушек, попавшийся ей на вымощённой плиткой тропинке. Мимо с мирными воплями пронеслась стая детей, за которыми торопливо шагали родители. - Но рестораны я впрямь не люблю, они меня как-то... утомляют, что ли. Мне в них скучно.
   - Вот и славно, - заключил Иво, ненавязчиво и вместе с тем уверенно беря её за руку. - Значит, наша культурная программа будет максимально отличаться от ресторанной. Предлагаю начать с колеса обозрения.
   - Эм... - заколебалась Женева.
   - Не может быть! - Иво смеялся, но не насмехался. - Ты боишься высоты?
   - Должен же человек чего-нибудь бояться.
   - То есть, если я тебе сейчас подробно распишу всю надежность конструкции, это не поможет?
   - Видимо.
   - Тогда опустим теорию и сразу перейдём к практике.
   - Эй, куда?!.. - только и успела вскрикнуть Женева, когда Иво не столько потянул, сколько потащил её вперёд.
   Через минуту они оказались в открытой круглой кабинке, медленно плывущей вверх по окружности колеса обозрения. Женева до конца не поняла, как позволяла затянуть себя сюда.
   - Не бойся, - нелицемерно посоветовал Иво.
   - А ты бойся. - Пальцы Женевы сами собой вцепились в металлический бортик. - Когда снова окажемся на земле, ты поплатишься.
   - Главное, чтоб мы не оказались на ней незапланированно быстро, - хихикнул Драгович.
   Женева разрывалась между желанием демонстративно замахнуться на вредного инспектора и нежеланием отпускать бортик, за который она держалась уже обеими руками. Осторожность (читай: фобия) возобладала над мстительностью.
   Земля медленно уплывала вниз, скамейки, лотки и фигурки людей мельчали.
   - Кто ты по званию? - поинтересовалась Женева.
   - Майор.
   - А цинизма в тебе на целого полковника.
   - Спасибо, буду считать это комплиментом в адрес своего профессионализма.
   - Не обижайся за коллег и родную службу, но речь у тебя поставлена скорее как у какого-нибудь учёного-гуманитария, а не как у полицейского.
   - Прости, конечно, а каким ты представляешь себе среднестатистического полицейского? - Пока сдерживая смешок, Иво выразительно помавал не особенно густыми, зато ярко-смоляными бровями. - По-твоему, это необразованный, полудикий мужик, небритый, с зубочисткой во рту и полным отсутствием интеллекта в глазах?
   - Ты всё-таки обиделся. Извини. Я вовсе не считаю полицейских дикарями. Я лишь приятно удивлена, а приятно удивляться мне доводится нечасто, вот и ищу подвох.
   - Ищи-ищи, - добродушно подыграл Иво. - Заодно отвлечёшься от страха высоты.
   Чтобы ещё сильнее отвлечь спутницу, Иво стал рассказывать о том, как его однажды на пару дней отправили в командировку на юг страны, пострадавший от наводнения. На самом деле, ничего чересчур серьезного, обошлось без человеческих жертв; однако столица решила продемонстрировать свою заботу и сослала в провинцию нескольких работников экстренных служб, чиновника из Госсовета и пару репортёров с государственного телеканала.
   - Как и договаривались, приехали в аэропорт к семи утра. Мы с коллегами и репортёры - как нормальные люди, в джинсовых или спортивных костюмах. А Эдгар Орин... Орев..., в общем, парень из Совета - в наглаженных брюках, в пиджачке и галстуке, да ещё с чемоданчиком для бумаг. Ладно, идём к самолёту. Нам сказали, что полетим мы на "Быке-40". Ты представляешь, что такое "Бык-40"?
   - Видела пару раз.
   - Летала на нём?
   - Не доводилось.
   - Мне довелось. Его сами пилоты прозвали "Сарай с крыльями", хотя на деле самолёт хороший, только в воздухе несколько побалтывает. В общем, поднимаемся мы по трапу, заходим, а там все кресла просто выдраны, и прямо на полу навалены огромные мешки с сахаром и макаронами. Гуманитарная помощь. Так всю дорогу и летели - мы с ребятами сидели на сахаре, общались и гоготали, а Эдгар - на макаронах, в сторонке. В обнимку с чемоданчиком, периодически держась за какую-то балку и частенько косясь на нас. Выглядело это примерно так. - Иво неестественно выпрямился, взялся за воображаемую балку и округлил глаза, придав лицу выражение лёгкой паранойи.
   Женева расхохоталась в голос. А инспектор-то, вдобавок ко всему, не лишён артистического таланта.
   - Дело идёт на лад, - удовлетворённо постановил Драгович. - Расскажешь мне, почему ты вернулась из Кореи? Сделала замечание очередной шишке?
   - Всё куда тривиальнее. Посольство закрылось за ненадобностью. За два года туда не забрело ни одного юполийца. У Юполии с Южной Кореей не такие уж многочисленные и тонкие связи, чтобы часто требовалась специализированная дипломатическая помощь.
   Внезапно Женева поняла, что они теперь на вершине, если можно так выразиться, колеса. Дыхание перехватило, по позвоночнику побежали мурашки, а по ступням - мелкое покалывание.
   - Всё хорошо. - Иво придвинулся и накрыл её ладонь своей ладонью. - Видишь, ничего страшного.
   Кабинка стала плавно опускаться. Не меньше минуты пара сидела молча, любуясь видами. Красные и тёмно-коричневые крыши домов в центральной, старой части столицы чередовались с зеленью многочисленных парков и скверов. Новые городские районы тянули к небу редкие щупальца небоскрёбов (то есть зданий, чья высота превышала двадцать этажей) и пухлые отростки менее многоэтажных строений. Отсюда были видны обе реки столицы - Костег и Алла, место их слияния, а также Серебряный мост (разумеется, на деле он был вовсе не серебряным, а обыкновенным бетонно-металлическим, просто очень уж красиво сверкал в солнечные дни), перекинувшийся с одного берега Аллы на другой.
   Почувствовав, как Женева расслабилась, Иво вернулся на прежнее место. Вскоре он рассказывал очередную забавную историю. На сей раз о том, как в деле, которое он вёл, виновника приговорили к условному заключению сроком на один год. Всё бы ничего, но виновник сам умер в той пьяной драке, которую затеял в баре.
   - Самое интересное, что при условном заключении человек обязан раз в месяц приходить в полицию и отмечаться, - подытожил Драгович.
   - Интересно, как его собирались заставить?
   - Понятия не имею. Мне больше интересно, какие глаза были у того полицейского, которому поручили надзор и контроль. Бедолага. Небось, каждый месяц ходил на кладбище, смотрел на могилку, потом ставил галочку у себя в ведомости.
   "Остроумен, жизнерадостен, - мысленно оценивала Женева, улыбаясь Иво. - Слегка неотёсан, но ровно настолько, чтобы это нравилось. Сообразителен, артистичен. Хорошее чувство юмора, правда, временами чёрноватое, но при работе Иво иного и быть не может. Наверняка умеет скрывать свои настоящие эмоции, однако не будет долго мириться с тем, что его не устраивает. Возможно, вспыльчив. Грамотен и любит это показывать. Посмотрим, какие из моих выводов окажутся правдой".
   Ей самой было неприятно превращать внутренний мир собеседника в эдакий психологический фоторобот. Но поделать Женева ничего не могла. Привычка. Привычка, за которую Лерм порой почти ненавидела себя.
  
  36
   - А Вам самому не страшно людей резать? - лёжа на кушетке и сложив руки на груди, спросила девушка, над которой в данный момент склонялся Ной.
   Это была не обширная операция. Предстояло разобраться с атеромой, обосновавшейся на щеке Иветты. Бедняжка страдала от фурункулёза на лице. Очередной лечащий врач объявил: "У тебя атерома, срочно нужно резать", и Иветта прибежала в больницу, к дежурному хирургу, вся в слезах. Ей же даже не объяснили, что такое атерома. Калем успокоил: это вовсе не смертельная опухоль, а капсула внутри кожи, периодически воспаляющаяся, но не представляющая угрозы для жизни. Про себя отметил, что надо бы перекинуться парой словечек с врачом Иветты. Одно дело устало отмахнуться от заядлого ипохондрика, другое - перепугать до полусмерти совсем молоденькую девушку, которой и без того несладко.
   - Хирурги вообще страшные люди. - Ной улыбнулся, но заметно это было лишь по глазам, ведь нижнюю часть лица скрывала медицинская маска. - Иногда сам себя боюсь, аж в зеркало жутко смотреть. Что-нибудь чувствуешь? - Он нажал на щёку пациентки рядом с атеромой.
   - Нет.
   - Тогда приступим?
   - Давайте, - покорно вздохнула пациентка. Она жмурилась из-за освещения, бьющего прямиком в глаза.
   Ей не единожды приходилось проходить через подобное: малая операционная, хирург, кушетка, местное обезболивание. Именно обезболивание, то есть введение лекарства, было самой болезненной частью всего процесса. Но доктор Калем сумел смягчить боль - уговаривал, отвлекал, и Иветта успокоилась.
   - Никакой атеромы нет, - сообщил Ной через некоторое время. - Только внутренний рубец. - "Поговорю я с этим козлом в белом халате". - Я удалю всё, что смогу.
   - Спасибо. Доктор Калем.
   - А?
   - Как думаете, это когда-нибудь закончится?
   - Конечно, - сказал Ной, не отрываясь от операции. - У меня была пациентка, которая мучилась с фурункулёзом шесть лет, в итоге он прошёл.
   - Он у неё был на лице?
   - Нет.
   - Повезло.
   - У тебя всё наладится, Иветта. Надо немножко потерпеть. И сменить врача-дерматолога. Одна моя хорошая знакомая специализируется на подобных проблемах, я дам тебе её номер.
   Ушла Иветта с блокнотным листом в кармане и с закреплённой пластырем марлей на щеке. На следующей неделе Иветта поймет, что шрам остался крошечный и очень аккуратный.
   Калем стянул и выбросил одноразовые перчатки, снял маску, подошёл к раковине, начал мыть руки. Попутно глянул в зеркало на стене. Да уж, июнь едва перевалил за середину, а Ной уже блондин блондином, да к тому же, если судить по цвету кожи, либо помешанный на солярии, либо имеющий в своей родословной пару-тройку представителей негроидной расы. Черты лица европейские, а кожа - будто всю жизнь провёл в Африке, причём не вылезал с пляжа.
   Едва он вытер руки, как в кабинете по ту сторону двери ожил мобильный телефон.
   Звонила Эллей. Надо же. Они практически не общались уже несколько недель, расследование, как говорится, зашло в тупик.
   - Привет, Эли.
   - Ной... - Её голос был не то слабым, не то приглушённым, но однозначно полным растерянности. - Где ты?
   - На работе. - Калем нахмурился, осознавая, что Эллей позвонила не просто так, и у неё вряд ли радостные известия. - Что случилось?
   - Я, - наверняка она облизнула губы, - я не совсем уверена, но, по-моему, меня пытались убить.
  
  37
   Когда Эллей позвонила Женеве, та была на традиционной вечерней пробежке. Больница, где работал Ной и куда попросила приехать Эли, находилась в другом районе города, но дорога на своих двоих у чемпионки Европы - а чемпионы, как известно, бывшими не бывают - не заняла много времени. В больницу Женева прибежала лишь слегка запыхавшейся и даже не особо вспотевшей, в спортивных штанах и майке, с маленькой бутылкой воды в руке и с поясом на талии, к которому крепились кошелёк и мягкий футляр для телефона. Обычный вечерний наряд Женевы.
   Ной встретил Женеву в больничном холле, едва та миновала входные двери.
   - Что случилось? - взволнованно спросила Лерм. - Я не разобралась по телефону.
   - Я и вживую до сих пор не могу разобраться. - Ной встал рядом с ней, рукой указал направление и зашагал вместе с визитёршей. - Правда, я на дежурстве и не могу находиться рядом с Эли постоянно, меня всё время вызывают.
   - Давно она здесь? - Женева сделала большой глоток воды и закрыла бутылку.
   - Часа два.
   - Почему мне не позвонили сразу?
   - Давай отложим претензии на потом.
   - Это не претензия. - Женева моргнула, её кольнуло странное ощущение. - Это просто... - Мозг запоздало обработал полученную информацию, воспроизведя и сверив с "базами данных" образ человека, только что свернувшего в коридор метрах в пятнадцати от Ноя и Женевы. - А он что здесь делает? - Женева стремительно, сердито протопала к вышеупомянутому коридору.
   - О ком ты? - Ной последовал за ней.
   - О нём. - Лерм остановилась на условном пороге и кивнула вперёд. Человек, на которого она показывала, юркнул за дверь одного из кабинетов. - Что он тут забыл? Да ещё в таком виде. - "Неужели очередная "внезапная" съёмка для папарацци?"
   Вид Маркуса Женеву не то чтобы смутил, лишь стал неожиданностью. Она не сразу узнала бывшего "жениха". Сегодня он выглядел абсолютно обычно. Лицо в толпе, не больше. Ни брендовой одежды, ни смоделированной причёски, просто один человек из многих. Неудивительно, что окружающие его не замечали, никому бы и в голову не пришло пристальнее приглядываться к вопиюще рядовому гражданину.
   - Маркус? - Ной удивлённо поглядел на Женеву. - Он сюда больше двадцати лет приходит, ты что, не знала?
   - С чего бы мне знать?
   - Ведь ты же его...
   - Ах, да, экс-невеста. Скажем так, у нас были не очень доверительные отношения. - "Выходит, Мирек ещё и чем-то болен. Блеск". - Да и чёрт с ним. Пойдём к Эли.
   Эллей сидела на кушетке в кабинете Ноя, рассеянно вертя в руках пластиковый стаканчик с чаем из автомата, презентованный Ноем час назад. Она выглядела как обычно, никаких следов покушения, во всяком случае, внешних. Увидев на лице подруги неподдельное беспокойство, граничащее со страхом, Эллей поспешила уверить:
   - Я жива-здорова, всё на месте; нисколько не пострадала. Даже сомневаюсь, может, это дурацкое совпадение...
   - Расскажи ещё раз нам обоим, от начала и до конца, по порядку, - попросил Ной. - Я, например, так и не понял, как тебя занесло на стройку.
   - А я не поняла, что ты бормотала про торт, - призналась Женева.
   Моро допила остывший чай и поставила пустой стаканчик рядом с собой.
   - Хорошо. Сегодня Женева, как обычно, разбиралась с жалобами. В одной из них работник сообщал о нарушении правил безопасности на стройке здесь, в Леуде. Мол, его собственные коллеги часто пренебрегают касками, а начальство либо не знает, либо смотрит сквозь пальцы. Вообще, не понимаю, почему мужчина решил накатать кляузу именно в общественную приёмную, а не в инспекцию по безопасности или профсоюз. Но нам о чём только не пишут, на фоне некоторых других жалоб эта кажется вполне уместной.
   - Эли, не отвлекайся, - попросил Ной.
   - Извини, нервничаю. Рабочий день близился к концу, и мы с Невой решили, что прежде чем натравливать на эту стройку инспекцию, неплохо бы посмотреть на обстановку своими глазами. Женева отпустила меня пораньше с тем, чтоб по пути домой я зашла по указанному адресу и тихонько поглядела, что там творится. Через забор я увидела всего одного работника без каски, да и тот стоял в стороне от процесса. Но это не в тему. Я уже собиралась уходить, но тут меня окликнули. Оказалось, заправляет этим объектом Алим Румель. Мы поболтали пару минут, я обмолвилась о том, что проходила мимо. Он поглядел на часы, а потом предложил сходить в кафе.
   - И тут начинается самое интересное, - вставил Ной.
   - Что именно? - спросила Женева.
   - Слушай дальше.
   Эллей продолжила кулинарно-детективное повествование:
   - Мы пришли в кафе, сели за столик, Алим для начала предложил заказать чай, я ответила, что больше люблю кофе. Через пару минут нам подали напитки.
   - Не обязательно совсем уж ударяться в подробности, Эли.
   - Это не просто подробности, Женева, это важно. Я спросила о Златане, Алим сказал, что у того всё хорошо, потом спросил, как дела у меня, неуклюже махнул рукой, и мой кофе оказался на моём пиджаке и юбке. Алим, конечно, стал просить прощения, я, конечно, сказала: "Ничего страшного", помчалась в дамскую комнату замывать пятно. Когда вернулась, выяснилось, что Алим заказал нам по куску торта, и десерт уже принесли. Но не прошло и минуты, как Алим вспомнил о важном деле, извинился и смотался.
   - И? - Женева ни в какую не понимала, что во всём этом особенного. Разумеется, странновато убегать от девушки, которую сам же позвал в кафе, но Алим впрямь мог забыть о чём-нибудь.
   - Я доела свой кусок торта и только под конец поняла: он был с ореховой подсыпкой между бисквитными слоями.
   - И? - повторила Женева с ещё большим непониманием.
   - Я заглянула в сумку. Оттуда исчез газовый баллончик, подаренный Ноем.
   - Так, - помотала головой Лерм. - Я ничего не улавливаю. Что за баллончик? И чем тебе не угодила ореховая подсыпка?
  
  38
   Ной отправился на плановый обход, Эллей и Женева временно остались в кабинете одни. Лерм вслух раскладывала информацию по полочкам.
   - Будем считать, я разобралась, что к чему. Но это всё так, - Женева потратила секунду на поиск подходящего слова, - коряво. Я хочу сказать: Алим увидел тебя на стройке и подумал, что это никакая не случайность, а ты, допустим, шпионишь за ним. Если ему впрямь есть, что скрывать, он вполне мог занервничать, испугаться, что ты что-то выяснила. Это я могу понять. Могу понять даже то, что он решил избавиться от тебя. Только вот то, как он это сделал, было верхом неуклюжести. - Она улыбнулась подруге. - Конечно, я рада такому его непрофессионализму. Похоже на панически отчаянные меры. - Она сделала глубокий вдох. - Что будем делать, Эли?
   Эллей указательным пальцем поправила чёлку.
   - Эту ночь я проведу здесь. В больнице полно людей, вряд ли кто-то сунется сюда меня убивать. Стоит мне только закричать, и через две секунды в кабинет набежит целая толпа. На всякий случай жалюзи на окнах, как видишь, опущены.
   - Я останусь с тобой.
   - Как же Стефан?
   - Нико со своей девушкой поехал погостить к её родителям и прихватил Стефана с собой. Семья Ани живёт далеко от Леуда, моих чертят не будет пару дней.
   - Наверное, мы должны рассказать Иво.
   - Расскажем. Но я тебе уже сейчас могу изобразить его реакцию. Так и слышу, как он выдыхает: "И что вы от меня хотите? Чтобы я пришил к делу кусок торта? Предъявил человеку обвинение из-за ореховой подсыпки?"
   Скорее всего, так и будет, Эллей это понимала. Но понимала также, что в том нет вины Драговича. При всём желании нельзя будет ничего доказать, тем более что в действительности никакой аллергии на орехи у Моро не бывало отродясь.
   - Не надо так сурово с бедным инспектором.
   - Я не сурова, - пожала плечом Женева, - я объективна.
   Эллей покачала головой. Моро очень любила свою начальницу, но прекрасно видела, что та не безупречна. И порой стоило об этом напоминать, ради блага самой Женевы.
   - Ты придирчива, - по возможности мягко проговорила Эллей. - У тебя привычка выискивать в людях недостатки, которыми ты потом попрекаешь. Нева, я понимаю, что это неспроста, что ты не раз обожглась. Но ведь не каждый человек заслуживает того, чтоб его плохие черты рассматривали под микроскопом.
   Женева немного повернув голову вбок.
   - Не сердись, - тише произнесла Моро. - Но взять того же инспектора, который тебе нравится, и которому явно нравишься ты, и при этом вы не встречаетесь уже три недели, а только перезваниваетесь. Наверняка ему не по себе от твоего вечного ёрничества.
   - Да Иво сам тот ещё ёрник, - пробурчала Женева, бездумно подёргивая уголок поясного футляра. - У нас обоих много времени отнимает работа. - Женева тоже очень любила Эллей, однако Лерм попросту была не из тех людей, кто покорно принимает критику, даже объективную. Особенно объективную. - Хотя я не буду придумывать оправдания за себя и за него. Не хочет со мной встречаться - ну и дьявол с ним. Давай я сама буду разбираться в своих отношениях с Иво, а ты для начала разберись с Ноем.
   Эллей хлопнула добротно накрашенными ресницами.
   - Нам с Ноем не в чем разбираться, - твёрдо сказала Моро. Она по жизни предпочитала избегать конфликтов, но никогда не прогибалась под собеседника.
   - Замечательно. Тогда предлагаю поговорить о чём-нибудь другом.
   - Поддерживаю.
   Это не была ссора. Женева и Эллей хорошо знали, что ни одна из них не хочет обидеть другую. Лерм сознавала: подруга искренне за неё волнуется и желает добра. Моро, в свою очередь, не могла, да и не хотела переделывать несостоявшуюся золовку. Да, доверие Женевы трудно заслужить, но оно того стоит.
   В конце концов, обе они понимали, что необходимо ценить людей, которые, несмотря ни на что, скажут тебе правду в глаза.
  
  39
   Разглашение информации о пациентах посторонним противоречит правилам медицины. Однако, во-первых, формально Женева не была Маркусу посторонней, во-вторых, она попросту довела Калема. Вышла из кабинета и подловила, чтоб поговорить наедине.
   - Ной, колись: от чего мой бывший благоверный лечится уже двадцать лет? Это заразно? Он же заходил ко мне в квартиру, общался с детьми.
   И внезапно Лерм обнаружила на лице Ноя то выражение, которое многие политики мечтают и тщетно пытаются освоить. Холодное негодование вперемешку с безмолвным осуждением, отчётливо дающее понять оппоненту, что ни черта он в этой жизни не смыслит, а потому лучше бы вовсе молчал.
   - Ты вообще ничего не знаешь? - не то лишний раз уточнил, не то лишь опять подивился Ной.
   - Мы уже выяснили это там, у коридора, - напомнила Женева. - Не томи, что за страшная тайна у Мирека?
   Ной ухмыльнулся, прицокнув языком.
   - Ты даже не знаешь, что Мирек не его настоящая фамилия?
   - Теперь знаю. - Факт Женеву не поразил. Актёры часто берут псевдонимы. Естественно, она поискала кое-какую информацию о Маркусе сразу после "помолвки", но не зашла дальше Всемирной паутины. По Интернету гуляла красивая история о том, что Мирек родился на далёком острове где-то близ Африки в семье отчаянной туристки и лихого моряка. Чем пышнее бред, тем обычнее и банальнее истина, скрывающаяся за ним, рассудила Женева.
   - Его настоящая фамилия - Обренок, и он в этой больнице стал завсегдатаем, ещё когда я учился в школе. Маркус приходит сюда регулярно, иногда каждый день целыми месяцами. Здесь лежит его мать.
   Нечто противное шевельнулось где-то под желудком Женевы. Ироничная ухмылка растаяла.
   - Что с ней?
   - Двадцать с лишним лет не приходит в сознание.
   - Кома?
   - Безнадёжный случай. Чаще всего при коме есть хотя бы теоретическая вероятность, что человек очнётся. В случае с Дорой шансов нет вообще. Организм живёт, но мозг не подлежит восстановлению. - Ной с горечью подумал, насколько сухо и технологично звучат его слова. - У Доры обнаружился рассеянный склероз. Слышала о таком? Болезнь можно замедлить, вылечить нельзя. Порой лекарства и процедуры дают очень хороший эффект, но матери Маркуса не повезло. Болезнь прогрессировала несколько лет, в итоге Дора не выдержала и попыталась покончить с собой. Её удалось реанимировать, буквально в последние секунды, но чересчур поздно, мозг слишком долго не получал кислорода. Вот и вся история.
   - Не весёлая, - по инерции попыталась съязвить Лерм. Она вспомнила, что у Маркуса нет ни братьев, ни сестёр. - А отец Маркуса или кто-нибудь ещё из родни тоже приходят сюда?
   - Насколько я понимаю, Маркус - безотцовщина и на других близких родственников не богат. У него была только мама. - Ной помолчал, сверля Женеву взглядом. - И он лет с восьми или девяти смотрел, как она медленно умирает, как её тело постепенно отказывает ей, часть за частью, функция за функцией. Он же и нашёл её после попытки суицида. - Опять скупые, протокольные термины. - Представляешь, что это такое - в тринадцать лет прийти домой и увидеть маму, которая вскрыла себе вены, причём ножницами, потому что ни до чего более подходящего не смогла дотянуться?
   Женева прикрыла губы кончиками пальцев.
   Ной решил вконец добить собеседницу:
   - Дора была преподавателем в университете, специализировалась на античной культуре. Маркус часто читает ей что-нибудь из мифов или трагедий, вслух. Наверное, он сам давно не верит, что она его слышит, но ему так легче. Он в этой больнице с детства, Женева. Начал приходить сюда задолго до того, как стал Маркусом Миреком, поэтому сейчас никто из персонала не обращает внимания на его "звёздность", а посторонние не узнают.
   Лерм крепко сжала губы и веки, дёрнула подбородком и негромко спросила:
   - Тебе когда-нибудь хотелось самому себе надавать по макушке за собственные слова?
   - Нет, но Эли это чувство должно быть знакомо, можешь поговорить с ней. - Ной возвратился в гущу больничной жизни, так и не посетив свой кабинет.
   "Он впрямь не забыл обиду, - подумала Женева, провожая взглядом быстро удаляющуюся фигуру Ноя. - Эли была права. И не только в этом".
  
  40
   Женева тихонько постучала в палату. Ответа не последовало. Поразмыслив секунду-другую, она приоткрыла дверь и скользнула за порог. Внутри было светло, с вечерне-ночной темнотой самозабвенно боролись два настенных светильника.
   Женщина на кровати была, как показалось Женеве, обмотана всевозможными проводками или чем-то в этом роде; одни крепились к аппаратуре, расставленной по обе стороны от постели, другие тянулись к подобиям капельницы. Минимум два аппарата издавали тихое, размеренное пиканье. По лицу пациентки, нездорово светлому и жутко безмятежному, трудно было определить, сколько ей лет; Женеве подумалось, что не больше шестидесяти. Костлявые морщинистые руки, вытянутые вдоль тела, покоились поверх белого одеяла, и почему-то от этого стало не по себе ещё больше. Словно пожилая женщина вот-вот потянется, зевнёт и встанет.
   Напротив окна, в полутора метрах от кровати, стояла кушетка. Человек, расположившийся там, полулежал-полусидел, привалившись к мягкому изголовью. Обыкновенная одежда, на левом запястье часы с потёртым ремешком. На лице видны морщинки. Глаза закрыты, очки для чтения забавно покосились и съехали к кончику носа, опущенная на колени рука сжимает книгу, надпись на обложке которой гласит: "Софокл. Трагедии".
   Несколько минут Женева изучала спящего Маркуса. Человек как человек. Какое же счастье, что она не говорила ему вслух и половины всего, что о нём думала! Сейчас было стыдно. Вопреки сфере своей деятельности, Лерм не распрощалась с совестью. Сейчас хотелось взять и извиниться, просто извиниться, искренне перед Мире... Обреноком. Если б Женева только знала раньше... Она не стала бы изображать любовь к Маркусу. Быть с кем-то из жалости или только из благодарности - дурная затея, сама себя потом возненавидишь, это Женева сознавала твёрдо. Она бы на такое не пошла ни за что и никогда, при всём уважении и сочувствии. Но она могла бы вести себя мягче.
   А ведь и с Иво Женева ведёт себя не многим лучше. Иронизирует напоказ, заранее демонстрируя, что если у них ничего не получится, она прекрасно это переживёт. Неудивительно, что у Драговича есть неясное опасение.
   У Вселенной определённо имеется чувство юмора, притом злобненькое. Это ж надо, настойчиво подкидывать Женеве придурка за придурком, а на тридцать девятом году жизни Лерм преподнести сразу двух, как оказалось, порядочных мужчин. Типа, на тебе, теперь ещё и с выбором мучайся. Правда, с проблемой выбора Вселенная запоздала - Женева уже решила, кто ей по-настоящему нравится.
   Маркус пошевелился, близость очков к кончику носа стала катастрофической. Женева подошла, осторожно сняла очки и положила их на кушетку подальше от владельца, чтоб он, когда очнётся, успел заметить их, а не раздавил в полудрёме.
   Бесцельно постояв пару минут, Женева глубоко вздохнула и покинула палату.
   Маркус плотнее сомкнул веки, затем распахнул, рассеянно огляделся. Увидел свои очки, подумал, что сам убрал их. Потёр глаза, приподнял книгу. Вспомнил, что дочитал одну из трагедий до конца, и постановил, что на сегодня хватит.
   Маркус Мирек появился на свет лишь девятнадцать лет назад. До этого был Маркус Обренок, ничем не примечательный паренёк. Неказистый, нескладный, низенький, гораздо мельче большинства сверстников, даже девочек. Единственное, что у Маркуса было крупным, это голова, и особенно большой и увесистой она казалась на фоне узких плеч. Другие ребята обзывали его головастиком. Незаурядным умом Обренок похвалиться не мог. Не то чтобы был дураком, однако далеко не всегда понимал юмор окружающих, запросто мог принять шутку за правду; если пробовал пошутить сам, всегда получалось невпопад. Друзей не водилось. Добрые люди не воспринимали Маркуса всерьёз, а те, кто позлее, отыгрывались на нём. Не били, просто вечно насмехались; сами-то они считали, что остроумно подшучивают. Со временем Маркус научился особенно не расстраиваться из-за этого. К тому же, один друг у него всё-таки имелся - мама.
   После того, как Дора... заснула, Маркуса отправили в детский дом. Оттуда парень убегал с завидным постоянством, при каждом удобном случае. В конце концов, руководство учреждения плюнуло и сказало: живи, как хочешь, только периодически приходи и отмечайся, тогда мы больше не будем посылать за тобой полицию.
   Обренок крутился, как мог. Перебивался случайными заработками, спал и жил, где придётся. Только одно было постоянным - визиты в больницу. Ради мамы он не бросил учёбу, хоть и сменил прежнюю школу на вечернюю.
   Маркус не уловил, когда же он успел вытянуться в высоту, но в семнадцать лет сообразил, что существенная часть окружающих теперь смотрит на него снизу вверх. А когда миновал наплыв подростковых прыщей, Маркусу вдруг благосклонно заулыбались незнакомые девушки.
   Под прицел видеокамер он попал ненароком. Без всякой задней мысли шатался у кленовой аллеи, в которой проходили съемки рекламы. Режиссёр случайно бросил взгляд в сторону, увидел Маркуса и сказал: "О!"
   Наверняка бывшие школьные знакомые, когда видят по телевизору или на киноэкране "блистательного Маркуса Мирека", даже не подозревают, что это - "головастик" Обренок.
   Знаменитость зевнула, отложила книгу и потянулась к своему пакету, где лежали кое-какие бумаги. Заявление о приёме на вечерне-заочное отделение одного из Леудских колледжей. На самом деле, Маркус давно подумывал о том, чтобы получить профессиональное образование, далёкое от актёрства, но постоянно не хватало времени. Его подстегнули прощальные слова одной знакомой в минувшем месяце. Впрямь, вдруг подходящий момент наступит только тогда, когда будет уже поздно?
   Таким образом, оба - и Маркус, и Женева - из своего непродолжительного знакомства извлекли для себя пользу.
  
  41
   Следующий день прошёл суетливо, но бестолково. Иво, философски возведя очи долу, отправился-таки пообщаться с Алимом Румелем, но того не оказалось ни дома, ни на работе, ни у отца. Златан, по его собственным словам, был удивлён, что сын устроил прогул без предупреждения. Однако старший предприниматель не видел в этом ничего настораживающего, ведь Алим - взрослый мужчина, и вместе с тем ещё молодой, а молодости свойственны маленькие глупости; наверняка отпрыск вернётся к вечеру, ну или через пару дней; кто знает, может, у него появилась новая девушка. Либо Златан правда не был в курсе происходящего и потому не волновался, либо притворялся воистину шедеврально.
   - Не хочешь уехать? - предложил Ной.
   - Куда, например?
   - Хотя бы к матери.
   Эллей усмехнулась.
   - Да, это очень логично. Из многолюдного города умотать в маленькую деревню, где расстояние от дома до дома не меньше ста метров, и если предполагаемый убийца нападёт, орать можно в своё удовольствие, и никто не услышит.
   - Насколько я помню, у Евы в коттедже всегда было полно народу. Дела ухудшились?
   - Нет, мама по-прежнему успешно сдаёт отдыхающим все двадцать комнат, но отдыхающие же не сидят там безвылазно. Я, кстати, тоже не хочу запирать себя в четырёх стенах. И ещё меньше хочу привести убийцу в мамин дом, если Алим впрямь убийца и если он сумеет меня выследить. - Эллей выдохнула через нос. - Женева вчера правильно сказала: это всё коряво, как-то неестественно.
   - Коряво, не коряво, а одной тебе оставаться нельзя, - твёрдо заявил Ной. - Особенно ночью.
   - Я живу в многоэтажном доме, - с лёгкой иронией напомнила Эллей. - Подо мной семь этажей, надо мной ещё четыре. Вряд ли Алим залезет в окно, разве что он бывалый альпинист. Дверь крепкая, вдобавок, Иво обещал на ночь прислать двух охранников, из стажёров. Он, по-моему, на всё готов, чтоб ещё больше понравиться Женеве, особенно после того, как она его сегодня утром пригласила на завтрак.
   - Я рад за Женеву и за Драговича, - бегло промолвил Ной, - но на твоём месте лучше бы подсуетился.
   - Предлагаешь мне прикупить дробовик для самообороны?
   - Кстати, неплохая мысль, но я собирался предложить тебе пожить у меня хотя бы несколько дней. Твой адрес Румель, возможно, уже знает, мой - навряд ли.
  
  42
   Поспешим разочаровать тех, кто подумал, будто ночью в квартире Ноя, где нашла приют и Эллей, сложилась романтическая обстановка. Романтики не могло быть уже потому, что помимо бывших влюблённых здесь присутствовали обещанные Драговичем охранники - Эрих и Константин, ребята совсем молодые, не старше двадцати пяти лет, но крепкие и жаждущие хорошо себя показать на задании. Оба стажёра расположились в гостиной, Ной остался в своей спальне, Эллей была выделана комната для гостей.
   По всем законам романтики ей посреди ночи должно было приспичить прийти в комнату к Калему (ну или наоборот), однако на деле Эллей предпочла прокрасться в кухню. То есть, не совсем предпочла, это случилось помимо воли, которая с утра заставляла жить на одном кефире и яблоках, ведь именно сегодня у Эллей по плану был разгрузочный день. По пути она убеждала себя, что идёт к холодильнику именно за кефиром или за фруктами, которые привезла с собой.
   Константин и Эрих безмятежно спали, один на диване, другой в кресле. Эллей проскочила мимо них и вскоре стояла перед холодильником Калема. На одной из залившихся светом полок строго белели пакеты с молочной продукцией. А сбоку кокетливо выглядывали кусок пирога и расписная кастрюлька, в которой, насколько Эллей знала Ноя, не могло быть ничего радикально низкокалорийного.
   Заурчавший желудок подстрекал к воровству чужих продуктов, совесть и остатки воли направляли внимание на кефир и зелёные яблоки. Эллей прерывисто, мученически наполовину вздохнула, наполовину застонала.
   - Не терзайся ты так, возьми и съешь.
   Она вздрогнула, глухо вскрикнула, прикрыла рот руками, захлопнула дверцу ногой - и всё это одновременно.
   - Ной! Как ты меня напугал!
   - Прости, я не специально.
   - Не специально! Подкрался в темноте к девушке, которая боится, что её попытаются убить.
   Ожила лампочка под куполом люстры на потолке. Свет включил примчавшийся на шум Константин.
   - Вы тут в порядке? - осведомился не забывший прихватить пистолет стажёр, оглядывая кухню на предмет наличия киллера.
   - Никаких проблем, - успокоил Ной, - Эли просто устроила ночной набег на мой холодильник. Нажми на выключатель, когда будешь уходить, а то она стесняется есть по ночам при свете.
   Через секунду кухня опять окунулась в полумрак, Константин возвратился к покинутому дивану.
   - Я всего лишь хотела съесть яблоко, - немного уязвлено произнесла Моро.
   - Я так и подумал. - Ной посмотрел на электронные часы возле хлебницы. - Первый час ночи, самое время закусить яблочком или огурчиком. - Смуглолицый улыбнулся. Для него это было не в новинку. Эли время от времени ударялась в какую-нибудь диету и вскоре после этого срывалась, преимущественно по ночам, а утром начинала заново. Обычно сие длилось недолго, но, что удивительно, Эли всегда была уверена, что "в этот раз" точно продержится. Надо же, что-то в жизни действительно не меняется. - Пирог, между прочим, с шоколадным кремом.
   - Но-о-ой, - прохныкала Эллей, - что ты со мной делаешь?
   - Я же не заставляю, - невинно заметил он, - я только осведомляю. И предлагаю. Съешь кусок, иначе не сможешь заснуть, ведь сама знаешь.
   - Будь ты проклят, Ной Калем, - весело выдохнула Эллей, открыла холодильник и вытащила предмет разговора. - Составишь компанию?
   - Что-то сомневаюсь, что мне что-нибудь останется. Э! - Получив шуточный удар по плечу, Ной стал серьёзнее, совсем чуть-чуть и совсем ненадолго. - Я не хочу, правда. Пойду к себе, не буду тебя смущать.
   - Смущать? - удивилась Эллей. После всего, что между ними было когда-то, Ной вряд ли мог смутить её чем-либо, пусть даже его одежда сейчас сводилась к одному-единственному предмету нижнего белья. - О, я попытаюсь держать себя в руках, хотя, конечно, будет трудно, ведь твои красные семейные трусы в белый цветочек - венец моих эротических фантазий.
   - Это не цветочки, - Ной опустил голову, приглядываясь к узору на ткани, - это... закорючки. - Он вновь взглянул на гостью. - Но спасибо за комплемент. В свою очередь обещаю не соблазняться твоей растянутой футболкой до колена.
   - Она не растянутая, она большого размера, в такой удобнее спать. Или ты хотел, чтоб я в твоей квартире на ночь надела шёлковую ночнушку?
   - Что за вопрос? Само собой! И обязательно кружевное бельё в придачу.
   - Теперь мне страшно находиться с тобой под одной крышей.
   - У тебя же есть два охранника.
   - Верно, но на всякий пожарный я вооружусь чем-нибудь подручным.
   - В случае чего затыкаешь меня вусмерть пилочкой для ногтей?
   - А это идея.
   - Пойду-ка я снова спать, пока невзначай не подсказал тебе чего-нибудь ещё.
   - Спокойной ночи.
   - Приятного аппетита.
  
  43
   Ной больше не мог сидеть и ждать. Он накинул рубашку, надел уличную обувь и вышел из квартиры.
   Благодаря фонарям и электрическим вывескам темно не было. Ной шёл знакомым маршрутом, не забывая оглядываться по сторонам, всматриваться в лица редких прохожих.
   Ему нужно было пересечь две автодороги, первую он миновал без приключений, на подходе ко второй заметил не совсем толпу, но повышенную концентрацию людей на квадратный метр. Человек десять стояли на тротуаре, перешёптывались, покачивали головами, сочувственно вздыхали.
   - Что тут случилось? - полюбопытствовал Ной, протискиваясь ближе к месту действия.
   Разгадка напросилась сама собой прежде, чем ему успели ответить. На бордюре, отделяющем тротуар от проезжей части, багровело пятно, яркое даже при ночном уличном освещении. Калем невольно поёжился. Он понимал, что такое пятно, скорее всего, могло остаться от удара головой, и вряд ли от этой головы потом много что осталось.
   - Девушку сбила машина, - прошушукал пожилой мужчина по левую сторону от Ноя, в одной руке державший поводок, к коему прилагалась собака. - Ну, так говорят, сам я не видел, когда подошёл, она уже лежала. Бедная.
   "Действительно, не повезло бедняжке", - подумал Ной.
   - Её уж увезли, - докончил собеседник.
   - Умерла?
   - Как пить дать.
   Ной печально покачал головой и развернулся, чтоб возобновить свой путь. Не было ни намёка на дурное предчувствие. Пока он краем уха не услышал обрывок разговора двух полицейских. Те стояли у придорожного столба, один заполнял бланк, другой держал в руках женскую сумочку.
   - Документы есть? - спросил первый.
   - Ага. - Второй извлёк на свет то, что, скорее всего, было паспортом, раскрыл и прочёл вслух: - Калем, Катерина.
   "Чушь!" - вот первая мысль Ноя. Либо ошибка, либо не повезло полной тёзке Кати. Кати относилась к правилам дорожного движения с фанатичным благоговением, любила шутить: "Меня раздражает, когда где-нибудь пишут или рассказывают: "...попал под колёса, переходя дорогу в неположенном месте". Если меня когда-нибудь собьёт машина, про меня напишут: "...попала под колёса, переходя дорогу в положенном месте", вот так-то".
   Медленно и одновременно очень быстро до Ноя стало доходить, что рядом действительно пешеходный переход, что попасть в аварию можно и не по своей вине, а лишь по милости водителя, что сумка в руках полицейского кажется знакомой...
   - Калем? - Ной подступил к стражу порядка, одной рукой вцепился в сумку, другой в плечо незнакомца. - Вы сказали, Катерина Калем? - Не дожидаясь ответа, схватил документ. На Ноя посмотрела Кати, с фотографии, над которой сама всегда посмеивалась. - Это ошибка, понимаете? Ошибка. Ошибка!
   - Ной! Ной!
   Кто-то похлопал его по щеке, Ной проснулся. Не в холодном поту, однако тяжело дыша и с полубезумным взглядом, которым тут же была окинута обстановка спальни. Непривычной была только одна деталь, а именно - Эллей рядом с ним на постели. Ну и Эрих с Константином в дверях, но этих двоих Эли мигом отослала обратно в гостиную, и те исчезли до того, как Ной окончательно очнулся.
   Калем плотно сжал, а потом резко разомкнул веки, обозначив полный приход в себя. Поглядел на Эллей. Она сидела подле него на постели в позе самурая, излучая настороженность и заботу.
   - Сон? - тихо спросила Эллей.
   - Сон, - кивнул Ной, делая глубокий вдох. Он развернулся, поставил ноги на пол и медленно запустил пальцы в недлинные лохмато-волнистые волосы, под конец надавив на виски пястями. Та часть туловища, что обычно находилась под одеждой, сохранила непримечательный светлый цвет, но начиная от ключиц и плеч по направлению соответственно к шее, лицу и к предплечьям, кистям цвет кожи становился всё более и более золотисто-коричневым. Смотрелось интересно. - Почему ты здесь? Я что, кричал?
   - Бормотал что-то про ошибку, достаточно громко, чтоб было слышно в соседней комнате. Тряс подушку.
   Ной потёр лоб ладонью.
   - Бывает, - промолвила Эллей. Она догадывалась, что привиделось Калему. - У меня тоже случается похожее.
   Они молчали не меньше минуты, Эллей этого хватило, чтоб собраться с духом.
   - Я хочу извиниться. - Она передвинулась ближе к Калему, практически не отрывая коленок от одеяла.
   - Ты это уже делала, - напомнил Ной. Ему тоже не требовалось уточнять, что на уме у Эллей. - Я ведь говорил, что всё в порядке, - в голосе проскользнуло лёгкое раздражение.
   - Лучше бы ты сказал, что продолжаешь злиться и чёрта с два меня извинишь. Ной, я вижу, что ты помнишь те мои слова.
   - Естественно, помню. Простить не значит обзавестись амнезией.
   Эллей прикрыла глаза. Непростой, наверное, будет разговорчик. Но лучше уж ссора, чем противная недоговорённость.
   - Когда я несла тот бред, я на самом деле так не думала. - Эллей опустила взгляд на свои руки, покоящиеся на коленях.
   - Я знаю, - спокойно ухмыльнулся Ной. Ладно, откровенность так откровенность. Он упёрся ладонью в постель и "накренился" в сторону гостьи. - С самого начала знал. Но ты ведь сказала всё то, что сказала, а это, как ни верти, что-нибудь да значит.
   Моро уныло покачала головой и уставилась на левую кисть. В комнату проникал утренний свет, сам по себе пока слабый, но как будто делающий воздух более прозрачным. Ной приметил едва различимые веснушки на лице Эллей, они теперь были куда менее броскими, чем в пору ранней молодости. Конечно, для Калема эти почти невидимые крохотные пятнышки не стали откровением или новостью, но именно сейчас он припомнил, как яростно Элли воевала с ними когда-то.
   Поскольку она упорно молчала, ему пришлось заговорить опять.
   - Я злюсь не из-за твоих тогдашних слов. Я злюсь из-за того, что было потом. На тебя - за то, что ты так ушла, за то, что не вернулась, за то что, в конце концов, не признала свою неправоту - я имею в виду тогда, когда мне это впрямь требовалось. - Ной потеребил ухо, с усмешкой вздохнул. - Ты была самым важным человеком в моей жизни, самым дорогим. И ты хлопнула дверью, предварительно окатив меня грязью. Паршивое ощущение, к твоему сведенью.
   Эллей опустила голову ниже, сжала губы. Но следующие слова Ноя заставили её встрепенуться и с изумлением воззриться на него.
   - Ещё я злюсь на себя.
   - На себя-то за что? - пробормотала Эллей.
   - За то, что позволил себе тогда настолько раскиснуть. Лучше от этого не стало никому.
   Моро хотела заметить, что глупо думать, будто можешь избавиться от расстройства, просто приказав себе не расстраиваться. Но потом испугалась, что это прозвучит примерно как: "Ты ведь должен был страдать".
   - Ты сейчас выговорился? - осторожно поинтересовалась помощница Женевы через некоторое время.
   Ной демонстративно призадумался и вывел:
   - Пожалуй.
   - Как-то коротко.
   - Тебе хотелось большой тирады с битьём посуды?
   - Если тебе бы от этого полегчало, то да.
   - Мне и так полегчало.
   - Правда? - Она посмотрела на него в упор, склонив голову набок. Янтарно-медовые пряди накрыли правое плечо. Мерцание в глазах шоколадного цвета было подрагивающим, почти слёзным, но уступало место удивлению.
   - Ты же не думаешь, что я годами себя накручивал, копил боль, терзания и наживал какую-нибудь психологическую патологию? Да, я порядочно потосковал, но пошёл дальше. Да, мне жаль моих нервных клеток, но у меня есть ещё. Я не собирался и не собираюсь превращать наше с тобой расставание в драму всей своей жизни. Может, я был даже не столько зол, сколько раздражён, не знаю. Но у меня точно нет пунктиков по этому поводу. К тому же, нам с тобой давно уже не двадцать лет.
   - Верно, - задумчиво протянула Эллей, будто говоря в первую очередь с самой собой, - мне уже не двадцать. И это хорошо, потому что в двадцать я была ужасной.
   - Неправда, - сильнее оживился Ной, от раздражительности его не осталось и следа. - Не наговаривай на себя, у тебя были и есть хорошие стороны, и немало.
   - Ты по-прежнему злишься на меня?
   - Теперь нет.
   - Правда?
   - Я когда-нибудь тебе врал?
   Эллей задумалась лишь на полсекунды, но очень глубоко, и пришла к ответу, который и саму её поразил.
   - Нет, никогда.
   А ведь впрямь. Калем ни разу её не обманул; когда раньше утверждал, что не злится, обманывал-то он себя. Ной... Можно было бы мысленно вздохнуть, мол, ах, моя первая любовь. Но для Эллей Ной был чем-то более конкретным. Он был первым человеком, который понимал её целиком и полностью. Первым, кто поцеловал её в губы. Первым мужчиной... Он был парнем, с которым можно было вместе похохотать над тем, что с утра в холодильнике не обнаружилось ничего кроме одной-единственной сосиски. Ной иногда очень забавно проводил шуточное расследование на тему "Кто это ночью съел последние печеньки?", и у Эллей потом весь день держалось чудесное настроение.
   - Значит, полный мир? - Моро протянула Калему руку с выставленным мизинцем.
   У Ноя были интересные глаза. Не синие и не серые, зеленоватые, но не зелёные, кареватые, но не тёмные. Правильнее всего назвать их зелёно-карими. И сейчас в них искрилась мальчишеская лёгкость, несовместимая с обидой.
   Мизинец Ноя обернулся вокруг мизинца Эллей.
   - Мир.
  
  44
   - Как вам это, а? - Женева взмахнула листом бумаги в сторону Эллей и Иво. - Некая госпожа Карла Беник спрашивает, почему на автобусной остановке возле Центрального рынка появились урны, а на остановке возле её дома исчезли. И как мне, по идее, следует отреагировать?
   - Ответь ей, что во Вселенной должно быть равновесие, - посоветовал Драгович, комфортно устроившийся на стуле под сенью фикуса-переростка. Вопреки тому, что сегодня у него был выходной, Иво решил самолично поохранять Моро в её рабочее время. Нет смысла скрывать, что Иво жаждал получить не только профессионально-гражданское удовлетворение, но и возможность побыть с Женевой.
   Эллей не преминула в который раз заменить:
   - Такое впечатление, что на местах обращения вообще не фильтруют. - Она бегло пролистала документы в большой папке, которую прижимала к груди. - Я тут подготовила отчёт, который ты просила, а ещё два запроса, тебе нужно подписать.
   - Напомни, что за запросы. - Женева потянулась за документацией, не поднимаясь из-за стола.
   - Один по поводу хамства персонала в Шестнадцатой городской поликлинике, другой насчёт электричества для кур. - Эллей передала бумаги.
   - Электричества для кур? - переспросил Иво.
   - У пригородной птицефабрики проблемы с энергокомпанией, та обещает отключить электричество за неуплату, а фабрика утверждает, что вносила платежи исправно, - просветила Женева. - Препираться будут долго, но если электричество отключат хотя бы на час, вентиляция отрубится, поляжет немало кур. С этим разбирается Министерство сельского хозяйства, но раз обращение поступило и к нам, я обязана чем-то ответить.
   - По-моему, я уже читал об этом. Или видел сюжет по местному телевидению.
   - Не исключено, сам губернатор грозился помочь фабрике, даже приезжал туда.
   - Точно, я вспомнил, его фотография была в газетной статье, он стоял возле вольера, или загона, или как это на птицефабриках называется, и улыбался курицам.
   - Улыбки улыбками, а электричество всё равно могут отключить, компания не уступает. Если ничего не изменится, фабрике придётся смириться либо с массовой гибелью кур, либо с частичной конфискацией имущества.
   Иво хмыкнул.
   - То есть тех же кур?
   - Возможно.
   - Так и представляю, как пристав гоняется за курицей, - скосила брови Эллей, забирая подписанные листы.
   Иво не сумел не добавить:
   - А курица убегает и кричит: "Это беспредел! Уберите руки, я знакома с губернатором!"
   После того, как троица отсмеялась, Эллей направилась к себе, отметя попытки Иво - надо признать, не очень настойчивые - последовать за ней в приёмную.
   - У меня и без того там мало места, - открыто слукавила она. - Поэтому буду очень признательна Вам, товарищ Драгович, если Вы останетесь здесь. - Под конец Эллей всё-таки хихикнула. - Думаю, Женева не станет возражать. Не переживайте, если что случится, я очень громко закричу. - И скрылась за дверью.
   Женева впрямь не возражала. Для приличия она поковырялась в бумагах на своём столе, но каждую минуту неизменно бросала взгляд на Иво. Тот осклабился и вместе со стулом переместился к столу.
   - У тебя интересное имя. Почему тебя назвали Женевой?
   - Мама всё детство мечтала побывать в этом городе.
   - То есть, если б у твоей мамы были немного другие географические предпочтения, тебя могли звать, например, Лозанной?
   - Вполне, - ухмыльнулась Женева. - Или моего брата - Берном либо Цюрихом. - Её лицо помрачнело.
   - Всё скучаешь по нему? - приглушённо спросил Иво, кладя руку на плечо Женевы.
   Женева кивнула, добавив:
   - Никогда не перестану. - Она с долгим выдохом скользнула вперёд, положив руки на столешницу, а голову на руки. Прижимаясь щекой к запястью, поглядела на собеседника грустно и виновато. - Прости, я не пытаюсь создать тебе траурное настроение.
   В этот момент Иво и увидел её - настоящую Женеву Лерм. Не циничного политика, не острую на язык мать-одиночку, не целеустремлённую спортсменку, не весёлую авантюристку, а женщину, которая действительно умеет любить, которая хочет, чтобы любили и её. Может, она уже и не надеется на это, но однозначно заслуживает. Сейчас Драгович видел Женеву слабой, в лучшем смысле этого слова. Такие женщины могут быть волевыми, пробивными, но и им нужно, чтоб их защищали и оберегали.
   Иво придвинулся ближе, тоже опустил руки на стол; не сводя взгляда с Лерм, коснулся подбородком одной своей ладони, лежащей поверх другой.
   - Тебе не за что просить прощения. Это нормально - скучать по тому, кого любишь.
   - Но не слишком-то хорошо навевать тоску на окружающих.
   - Не говори глупостей. - Большая ладонь Иво бережно легла на затылок Женевы, пальцы погрузились в густые, мягкие волосы. Это было приятное ощущение, для обоих.
   В приёмной зазвенел телефон, Эллей сняла трубку и что-то проговорила, однако ни Иво, ни Женева уже ничего не слышали.
   Бывают поцелую хорошие, бывают так себе, бывают просто приятными; короче говоря, поцелуи могут быть какими угодно. Этот, например, был великолепным.
   - Женева.
   Угораздило же Эли зайти так не вовремя. Ничего, сейчас сама поймёт свою ошибку и деликатно исчезнет.
   - Женева!
   Лерм и Драгович неохотно оторвались друг от друга.
   - Что стряслось? - Женева хмурилась. Эли не стала бы лезть в такой ситуации, не случить что-то по-настоящему серьёзное.
   Эллей в самом деле выглядела растерянной.
   - Звонил Милош, Ридивин.
   Женева быстро пояснила Драговичу:
   - Милош Ридивин - помощник мэра по вопросам безопасности. Мы в неплохих отношениях, Милош иногда помогает нам с делом Вика. Не сердись.
   Иво улыбнулся, мол, всё нормально, я понимаю.
   Женева опять обратилась к Эллей, которая так и стояла в дверях:
   - Звонил по нашему вопросу? Всплыло что-то новое?
   Эллей медленно опустила и подняла подбородок.
   - Да, всплыло. - Она нервно пробежалась пальцами по своей макушке. - Причём в буквальном смысле. Тело Алима Румеля - его нашли на берегу Костега, за городом.
  
  45
   Эллей раньше никогда не видела, как плачет мужчина. Не пускает пару жидких слезинок, а именно плачет, захлёбываясь, закрывая лицо руками. В этом не было ничего жалкого. Было только безграничное родительское горе.
   Златан Румель первое время не мог отвечать ни на какие вопросы, зато без сопротивления позволил перевести себя из морга, где предъявляли тело сына для опознания, в комнату допросов. Вопреки стандартным правилам, в допросную просочились - вернее, вошли, как танки - Женева, Ной и Эллей. Напарником Иво на время беседы с Роммелем стал помощник мэра.
   Было в Милоше что-то, что располагало к нему и одновременно заставляло опасаться. С виду шаблонный интеллигент: деловой костюм, в котором даже галстук безупречно ровен, очки в тонкой оправе, телосложение на грани худощавого, возраст ещё не солидный - тридцать с хвостиком, не больше. Именно это и настораживало. Не может человек, занимающий такую должность да ещё в таком возрасте, быть настолько простым, насколько кажется. Вдобавок, Ридивин двигался по-особому, чрезвычайно легко и бесшумно; из той породы людей, которые имеют нервирующую привычку внезапно возникать у вас за спиной.
   Строитель не обращал особого внимания на присутствие бывшей помощницы по дому, её приятеля и какой-то смутно знакомой брюнетки. Ему теперь было всё равно. Плевать. На всё и всех. Он тихо сидел, неподвижно уставившись в некую воображаемую точку.
   - Его убили? - произнёс, наконец, Златан. Тон был лишён не только эмоций, но и самой жизни.
   - Не факт, - осторожно вымолвил Иво. - Он был в верхней одежде, в крови обнаружили изрядное количество алкоголя. Скорее всего, или несчастный случай из-за спиртного, или самоубийство
   - Алим бы никогда... - Златан зажмурился от боли.
   - Что случилось с Дианой на самом деле? - подобно грому среди ясного неба прозвучал вопрос Милоша. Прозвучал не угрожающе, не заискивающе. Прозвучал, как стрела, которая вонзилась в цель, минуя все препятствия. Видимо, где-то кого-то специально обучают тонким премудростям допроса, верному выбору момента, тона, слов... Ну или Милош решил попробовать, а не повезёт ли вдруг.
   - При чём здесь Диана? - Слова Златана доносились будто со дна колодца.
   - Вам лучше знать. - Ридивин внимательнее посмотрел на предпринимателя.
   А тому, как уже говорилось, было безразлично всё на свете.
   Эллей затаила дыхание. Они с Ноем и Женевой и до этого вели себя, как мышки, прижимаясь к стене и боясь что-либо испортить, но каждого снедала необходимость узнать правду. Неужели наступил решающий момент?
   - Он не специально, Алим хороший мальчик. Я точно знаю, он не специально. - Златан опустил веки, сгорбился. Полминуты стояла полнейшая тишина. Потом Румель открыл глаза, и это были глаза человека, жизнь которого превратилась в пустоту.
   - Что он сделал? - ещё более вкрадчиво произнёс Милош.
   Златан не ответил.
   Милош повторил. С тем же успехом.
   Калем сжал кулаки, подскочил к Златану и так хлопнул по столешнице, что подпрыгнули ручка и блокнот Иво, а стол заходил ходуном.
   - Что он сделал?! - прокричал Калем. Зелёно-карие глаза, которые и в лучшие-то времена никто бы не назвал кристально прозрачными, затянуло маревом ярости.
   Строитель преспокойно встретил бешенство нависшего над ним Ноя, лишь проронил с презрительным равнодушием:
   - Не Ваше дело.
   - Стало моим, когда погибла моя жена. - Ной сузил глаза. Милош и Иво приготовились в любой момент броситься оттаскивать Калема, который, судя по взгляду, вполне мог попробовать убить Румеля голыми руками. Однако в этих самых руках хирург пока себя держал. Он даже поуспокоился, внешне. Понизил тон. - Её звали Катерина. Кати. Ей было всего двадцать шесть лет. Она просто возвращалась домой с работы и попала под машину. Хотя, нет, не так. Кати сбила машина, за рулём которой сидел кто-то, кому очень не нравилось, что моя жена что-то узнала о смерти Дианы. - Ной усмехнулся. - Знаете, свидетелей не нашлось, но по косвенным уликам и результатам вскрытия полицейские составили шикарную картину. Кати была примерно на середине проезжей части, - голос становился тише и вместе с тем напористее, проникновеннее, - когда машина, даже не попытавшаяся остановиться, пронеслась на бешеной скорости. Удар был такой силы, что Кати отбросило на несколько метров, прямо к бордюру, о который она разбила голову. Действительно разбила, видели бы вы, сколько осталось крови. - Он почти удовлетворённо хмыкнул, заметив у Златана признаки хоть каких-то эмоций. - Не переживайте, к тому моменту Кати уже была мертва, она погибла от удара самого автомобиля. Ей переломало несколько костей, в том числе ребра, одно из которых впилось...
   - Хватит, - глухо и устало попросил Златан. Сегодня он уже наслушался о повреждениях, приводящих к смерти.
   Ной неспешно выпрямился, не переставая смотреть Роммелю в глаза.
   - Я расскажу, - сдался Златан.
  
  46
  (Примерно два с половиной года назад)
   - Ласточки на самом деле инопланетяне, - заявил Лешен с пугающей уверенностью стопроцентно съехавшего с катушек человека. Его слезящиеся глаза застилала пелена, а губы перекашивала жуткая улыбка. Неестественно желтоватый цвет лица многократно усугублял впечатление. . - Две, четыре... Раз ласточка, два ласточка... А какие я когда-то разбивал сады!.. Вы бы видели! Зайдите в Изумрудный парк, я и там работал... Клёны...
   Виктор смотрела на Кира с непередаваемой жалостью. Как ужасно самому довести себя до такого состояния.
   - А я сейчас умру, - прохихикал бывший агротехник. Машина Скорой помощи остановилась перед ограждением больницы. - Почему люди не ценят теплиц?.. И систем орошения? Наверняка ласточки виноваты... - Он тараторил быстрее и быстрее.
   Лерм сообразил: Кир сам понимает, что бредит, но боится остановиться, боится, что если замолкнет, больше никогда не сможет ничего сказать.
   - Ребята! - донеслось снаружи. - У нас тут с воротами проблемы. Помогите!
   - Самим никак? - рыкнул молодой фельдшер, только что сделавший пациенту очередной укол.
   - Лишние руки не помешают.
   Фельдшер тихонько выругался и вылез из машины.
   За перегородкой врач по рации давала экстренные указания коллегам в больнице: какие лекарства взять, к каким процедурам готовиться.
   - А что за аллеи!.. - прохныкал Лешен. Он попытался повернуться на бок. Не получилось, но теперь взгляд Кира утыкался прямо в Виктора.
   В глазах больного Виктор увидел всепожирающий страх, который подпитывали тоска и горечь от осознания того, что жизнь, та самая, одна-единственная, которую все подряд воспевают, безвозвратно пропита. У Лерма дрогнуло сердце. Он придвинулся и взял Кира за руку.
   - Держитесь, пожалуйста. Не умирайте. - Наивно, однако от всего сердца.
   Улыбка Лешена из безумной превратилась в обычную, только усталую. Благодарную.
   - Видели бы Вы аллеи, которые я делал. - Речь и взгляд сделались ужасающе осознанными. - Кленовые, сосновые, цитрусовые.
   - Уверен, они очень красивые. Я сам люблю аллеи. - Виктор ободряюще улыбнулся подрагивающими губами.
   Он умел передавать другим людям эмоции, это прочувствовали на себе тысячи зрителей. Сейчас Виктор сделал всё, чтоб внушить Киру хоть какое-то спокойствие, утешение.
   Лерм немало повидал в жизни, только к смерти так и не привык. Для работников "Скорой" это повседневность, трудовые будни. Для него - опыт, который предстоит обыграть перед зрителями. Тем не менее, Виктор при всём желании не мог относиться к происходящему как к чему-то стороннему, не личному.
   Ну где же медики? Да, он сам навязался к ним, но не честно же оставлять неподготовленного человека наедине с тем, кто вот-вот покинет этот мир, нечестно для обоих...
   - Там лежит спящая красавица.
   - Где лежит? - спросил Виктор, чтоб заставить больного остаться в сознании.
   - ...Под цитрусовой аллеей. Диана Румель спит там и больше никогда не проснётся, - из последних сил прохрипел Златан под звук вновь распахивающихся дверей машины.
   Лерм приоткрыл рот и ничего не сказал. Он, как многие, лет десять-двенадцать назад слышал о пропавшей дочке крупного предпринимателя, а память в силу специфики профессии у Виктора была натренирована - дай бог каждому.
   Фельдшер вернулся в салон. Кир был уже мёртв.
  
  47
   - Тогда сотовые телефоны ещё не были в таком массовом ходу. А может, и были, но я не спешил покупать их своим детям, считал эти штуки лишним баловством. Алим и Диана не жаловались, не канючили. - Златан на мгновение улыбнулся, посмотрев сквозь слушателей. Затем лицо сделалось каменно-серым, а голос стал больше напоминать хруст. - В тот день Алим позвонил мне на работу. То бормотал, то кричал, но не мог связать и двух слов. Я понял лишь, что что-то случилось с Дианой, и тут же помчался домой.
   Затянувшуюся паузу нарушил Милош:
   - И что Вы там обнаружили?
   - Диану. - Хруст превратился в надрывный треск. - Мёртвую...
   Снова пауза, и снова первым заговорил Ридивин, осмотрительно, благодушно:
   - Что он сделал?
   - Он не хотел. Он не специально.
   - Я уже понял. Но всё же - что именно Алим сделал не специально?
   - Толкнул... Оттолкнул Диану, когда она мешала ему разговаривать по телефону. - Златан сгорбился, уставился на столешницу. А когда вновь поднял голову, глаза сверкали странным сухим блеском. - Алим говорил с кем-то из приятелей, Диане это надоело, она пробовала привлечь внимание, пыталась залезть к брату на колени, подкрадывалась сзади. Алим оттолкнул её. Просто оттолкнул, понимаете? Не сильно. Она упала и ударилась виском о тумбочку. Об угол.
   После непродолжительной тишины Ной, едва слышно хрипнув, спросил:
   - Это Вам рассказал сам Алим?
   - Да.
   - Вы не подумали, что он мог соврать?
   Златан в бешенстве стукнул кулаком по столу.
   - Ему незачем было врать! Алим никогда не причинил бы Диане вред намеренно!
   - Тогда почему вы не обратились в полицию, не объяснили, как всё было на самом деле? - осведомился Иво.
   Румель утомлённо покачал головой.
   - И оставить на сыне пятно на всю жизнь? Диане бы это в любом случае не помогло... Я был уже довольно известен, об этой истории стали бы трубить на каждом шагу. Алима бы попросту заклевали, даже если б его избавили от уголовной ответственности.
   - Он вызвал Скорую помощь?
   - Что? - Златан моргнул в направлении Женевы, которая стояла, прижимаясь спиной к стене и сложив руки под грудью.
   - Он вызвал "Скорую" или хоть кого-нибудь на помощь Диане прежде, чем звонить Вам? - глухо повторила Женева, чьё спокойствие производило куда более зловещее впечатление, чем любой скандал. - По-видимому, нет. Ваш сын больше боялся за себя, чем за сестру.
   - Он позвал Лешена!..
   - Агротехника? Где логика?
   - Лешен проходил мимо, насколько я понял... Прибежал, услышав крик Алима. Когда я приехал, они были в комнате вдвоём... Вместе с Дианой. Алим сразу понял, что Диана умерла. Лешен это подтвердил.
   - Пришлось сделать Кира сообщником. Понимаю. - Синевато-карие глаза сузились, будто прицеливаясь. - Но ведь ни он, ни Ваш сын не были медиками, и не могли быть на сто процентов уверены в том, что Диана уже не жива. Никогда об этом не думали?
   Думал, ещё как думал, это было яснее ясного.
   - Когда я приехал, она точно была мертва. - Треск обернулся едва уловимым шелестом. Златан помассировал пальцами область в левой части груди. - Я знаю, что Алим не...
   - Не специально? - безжизненно усмехнулась Эллей. - С Дианой, может быть, и не специально. А вот Катерину и моего жениха убили очень даже преднамеренно!
   - Мальчишка решил, что ему можно вообще всё, раз даже убийство сошло с рук. - Ярость, разгоревшаяся в глазах Женевы, постепенно начала сквозить и в её голосе. - С моим братом и женой Ноя Ваш сынок не колебался и не церемонился. Если бы Алим ответил за свой поступок с самого начала, Вик и Катерина были бы живы, понимаешь ты это, старый придурок, или нет?!
   - Женева.
   Она не видела, как Иво оказался рядом с ней, лишь почувствовала сразу две вещи одновременно: что её трясёт, и что её приобнимают.
   - Тебе лучше выйти. Вам обеим.
   Две пары карих глаз негодующе уставились на Драговича.
   - Он прав, - прозвучал голос Ноя.
  
  48
   Женева равнодушно поглядела вслед бригаде медиков, унёсшейся вдаль вместе со Златаном, уложенным на каталку.
   - Он успел рассказать что-нибудь дельное после того, как нас выставили?
   - Они похоронили Диану ночью, в мини-аллее, которую Лешен обустраивал за домом Румелей, - сказал Иво.
   Не будь Женева так зла, обязательно посочувствовала бы несчастному ребёнку. Но сейчас мысли были заняты другим.
   - Про Вика говорил?
   - Только то, что Виктор заходил к Румелю около двух лет назад. - Милош присмотрелся к реакции Женевы и Эллей, решил, что можно продолжить. - Просто в гости, словно бы приглядеться, под каким-то предлогом.
   - То есть не упоминал ни о чём настораживающем? - уточнила Моро.
   - Именно, - подтвердил Драгович. - О Диане речь не шла. Я не понимаю, с чего Алим так испугался, что пошёл на убийство.
   - С того, что Виктор наводил справки в полиции, - поведал Милош. Четыре ошалело-удивлённых взора помощник мэра воспринял преспокойно. - Незадолго до смерти он приходил в то отделение, где занимались делом Дианы, просился в архив.
   - Как Вы об этом узнали? - изумился Иво. - Даже я не в курсе, а ведь работаю непосредственно в полиции.
   Ридивин предпочёл загадочно поджать губы.
   Эллей нахмурилась.
   - Вопрос в другом: как об этом узнал Алим? У него были связи в полиции?
   - Явно, - изрёк Милош. - Я просмотрел биографию младшего Румеля. Помимо работы в строительным бизнесе он неплохо зарабатывал на индустрии развлечений. Содержал парочку баров, где не всегда соблюдался закон. Не раз поступали донесения о том, что там приторговывают наркотиками, не в диких масштабах, но всё же. Однако любая облава неизменно заканчивалась ничем, словно Румеля предупреждали заранее.
   Иво почувствовал себя неловко. По всем детективным правилам, подозрение должно было сейчас пасть на него. И впрямь, Эллей глянула с подозрением.
   - Я не из отдела по борьбе с наркотиками, - напомнил Иво. - Он вообще в другом конце города.
   - Румеля, скорее всего, осведомлял кто-то повыше рангом, - одной фразой Милош уладил потенциальные недоразумения. - Без обид, инспектор.
   - Что Вы, какие уж тут обиды.
   - Алиму сообщили, что Виктор, недавно заходивший в гости, интересуется делом Дианы, и Алим перепугался, - с глубоким вздохом констатировала Эллей. - А что насчёт Катерины? - Она посмотрела на Ноя.
   - Ничего, - мотнул головой тот. - Златан клялся и божился, что слыхом о ней не слыхивал.
   - Думаешь, врёт?
   - Очень вероятно.
   - Вот ещё что, ребята. - Милош, проверив время по сотовому телефону и постановив, что пора возвращаться к другим делам или отправиться домой отдыхать, решил поскорее выдать оставшиеся сведенья. - Я тут кое-что проверил. Не знаю по поводу Катерины, но Виктора убить самостоятельно Алим не мог. Румель-младший всю ту неделю был за границей. Свидетельств много, как специально.
   - Обеспечивал себе алиби? - поднял бровь Иво.
   - Похоже на то.
   Ной поджал губы.
   - Не удивительно, - без ярко выраженных переживаний произнёс он. - Вряд ли Алим был способен на продуманное и решительное убийство. Согласитесь, одно дело - хладнокровно сбить человека или столкнуть машину с дороги и совсем другое - заказать в кафе торт с орешками.
   - Как считаете, - задумчиво начал Иво, - он кого-то нанял или...
   - Или ему сам папочка помог? - с нервным смешком докончила за него Женева. - Знаете, мне даже без разницы, кто это был. Всё равно найду и уничтожу. В лепёшку расшибусь, но достану этого гада, хоть из-под земли. Чего бы мне ни стоило. - Она обернулась к Иво, её лицо и тон были полностью спокойными. - Когда Златана можно будет снова допрашивать?
   Вместо растерявшегося Иво ответил Ной:
   - Навряд ли очень скоро. Сама подумай - у человека сердечный приступ.
   "А если он совсем невиновен? - с болью подумала Эллей. - Точнее, виновен лишь в том, что помог скрыть смерть дочери, чтобы спасти сына? А теперь у Златана нет обоих детей..."
  
  49
   Ною не спалось, и он прекрасно знал, что Эллей тоже не спит. После такого-то вечерка...
   Он выдохнул сквозь стиснутые зубы и встал с кровати. Быстро надел домашние штаны с майкой и вышел из своей комнаты, на ходу пытаясь привести всклокоченную стрижку хотя бы в относительный порядок.
   Калем постучал в дверь комнаты Эллей. Ответ раздался удивительно быстро.
   - Заходи, Ной, я не сплю.
   Она была полностью одета, с нетронутой причёской. Ной заподозрил, что Эллей как пришла в комнату и встала у окна, так и простояла тут несколько часов.
   - Что с охранниками? - Эллей не повернулась, но повела подбородком в сторону Ноя.
   - Спят, ангелочки. - Калем переступил порог, затворил за собой дверь и сделал ещё пару шагов. - Завтра их с нами уже не будет, ты в курсе?
   - Ага. Судя по всему, бедному Иво досталось по тыкве от начальства за такое использование сотрудников без согласования. Ничего нового о Златане?
   - По-твоему, мне посреди ночи докладывают о самочувствии Румеля?
   - Мало ли, вдруг что-нибудь экстренное.
   - Ничего такого.
   - Я спросила и о Златане, и об охранниках, а о тебе самом - нет. Тебе же не лучше, чем мне. - Моро прерывисто выдохнула, по-прежнему любуясь ночным урбанистическим пейзажем. - Как ты, Ной?
   - Переживу. - Он встал прямо за Эллей, их теперь разделяло не больше сантиметра. - Я всё это переживу. И ты тоже.
   Ной ведь не был оратором, не умел говорить длинных проникновенных речей. Да сейчас этого и не требовалось. Куда нужнее были простые объятья, и их Ной мог ей дать. Он легко обнял её поверх плеч, не заставляя разворачиваться к нему лицом.
   Несколько мгновений Эллей не реагировала вообще, потом стремительно обернулась. Калем разглядел тонкие, блестящие от уличных отсветов дорожки слёз на обеих щеках Эли. Она уткнулась в его плечо и зажмурилась.
  
  50
   Не только Эллей этой ночью всхлипывала на чьём-то плече. В данном занятии Женева значительно перещеголяла подругу; сама от себя не ожидала. Лерм никогда не была плаксой, а тут разревелась, как малое дитя. Оставшийся с ней на ночь Иво ничего не говорил, зато обнимал, бережно-бережно. Женева не заметила, как заснула.
   Из владений Морфея она вернулась рано утром.
   Солнечный свет заливал гостиную. Женева приподнялась на вытянутых руках, огляделась. Иво в комнате не было, однако на кухне что-то тихонько позвякивало и скворчало. Она слезла с дивана, разок-другой крепко моргнула, хотела было идти прямиком на кухню, но в итоге сделал крюк через ванную, где умылась и причесалась.
   - Тебе разве не надо на работу? - Женева упёрлась плечиком в дверной косяк.
   Иво, занятый приготовлением чего-то, судя по запаху, весьма съедобного, нашёл время, чтоб улыбнуться ей.
   - Я позвонил, взял отгул. Тебе тоже рекомендую.
   - В Государственном Совете так просто отгул не возьмёшь, но твоя мысль мне нравится. Что-нибудь придумаю. И Эли на сегодня отпущу. - Пальцы, ерошащие распущенные волосы, замерли, Женева приложила пясть к виску. - Сегодня приезжают мои мальчишки, надо их встретить.
   - Я с тобой.
   Красивые чёрные брови Женевы изогнулись, губы тронула полуулыбка.
   - Ты меня охраняешь?
   - А как же. - Драгович снял сковородку с огня и переместил на специальную подставку. Потом воззрился на собеседницу без юмора или иронии. - Мне не нравится вся история с Алимом и его папашей, очень не нравится, Женева. Сама понимаешь, то, что Алим умер по неосторожности или покончил с собой, ещё не доказано. А даже если всё именно так и было, обезумевший от горя родитель может натворить дел, и мстить будет в первую очередь вам с Эллей.
   - Сейчас ему не до мщения.
   - Он ведь не останется в больнице навечно. Врачи говорят, состояние серьёзное, но стабильное, Златан оправится, он крепкий.
   Женева покачала головой, тряхнула локонами.
   - Представляешь, он же вправду может быть не виновен в смерти Вика и Катерины...
   - Понимаю, только осторожность превыше всего.
   - Согласна. Но присматривать вечно ты за мной не сможешь, не говоря уже об Эли.
   - И не нужно. Главное поскорее разобраться с этой историей, тогда все будут в безопасности. А пока, - серые глаза вспыхнули озорными искорками, - прошу к столу, завтрак подан.
   - Ого, - с нарочитым удивлением и восхищением Женева уселась на табуретку, придвинувшись к столу, - и что же у нас на завтрак?
   - Омлет классический, - гордо отрапортовал Иво. - Не оригинально, но именно его я умею готовить лучше всего. Я же всё-таки холостяк, это моё дежурное блюдо.
  
  51
   - Хватит. Признавайся, кто этот дядька, и почему ты пытаешься протереть в нём дырку своим взглядом? - Иво многозначительно и даже строго расширил глаза.
   Женева встряхнулась и поглядела на Иво, сидящего рядом.
   Они находились в здании автовокзала, ждали автобус, на котором должны были приехать Нико со своей девушкой и Стефаном. Зал делился на две части, и ряды кресел располагались с обеих сторон. Поначалу Иво и Женева непринуждённо болтали, но вскоре он отметил, что она нет-нет да и пялится невольно в другую часть зала. Драгович определил, что объектом внимания является презентабельный мужчина средних лет. Странно, что такого занесло на автовокзал; выглядел незнакомец как человек, могущий себе позволить не только собственную машину, но и водителя. Дело было не столько в самой внешности, сколько в манере держаться. Правда, в данный момент эта манера притухла, поскольку субъект тоже заметил Женеву и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Кажется, от бегства его удерживала лишь боязнь показаться трусом.
   - Это Петер. Отец Стефана.
   С одной стороны, ситуация прояснилась, с другой стала загадочнее. Иво не знал подробностей расставания Женевы с отцом её второго ребёнка.
   - Вы в плохих отношениях?
   - Мы в никаких отношениях. Вижу его впервые за одиннадцать лет. Вот уж никогда бы не подумала, что наткнусь на Петера на вокзале.
   Над переносицей Иво обозначились две вертикальные морщинки.
   - Сколько лет Стефану?
   - Десять.
   - Этот Петер хотя бы знает, что у него есть ребёнок?
   - Знает, потому и сбежал. - Женева хмыкнула, сглотнула, растянула губы в чём-то напоминающем посылание далеко и надолго. - Узнал, что будет отцом, и только пятки сверкнули. - Женева не собиралась жаловаться или оправдываться, просто иногда нечто накипевшее трудно не высказать.
   Иво внимательнее пригляделся к нервно ёрзающему Петеру. С виду такой солидный, а глазёнки бегают.
   - Хочешь, я пойду и набью ему морду? - ввиду отсутствия других идей предложил Драгович.
   - Хочу. - Женева едва успела схватить Иво за руку и вернуть обратно в кресло. - Я пошутила, ты что. - Она продолжала держать ладонь Иво, теперь смотрела только на него и ни на кого больше. - Он того не стоит. - На губах заиграла усмешка. - И потом, неужели ты считаешь, что я сама не могу напакостить человеку? Подраться толком, наверное, не сумею, но при желании, пользуясь служебным положением, запросто организую неприятности.
   - Неужели у тебя этого желания нет?
   - Есть, но противно мараться о такую тряпку. Во всяком случае, пока. Но, как знать, мы, женщины, существа непостоянные. В общем-то, я давно могла его найти, задействовав связи. Вопрос только, что бы я с таким сокровищем стала делать потом. Мне он давно даром не нужен. - Она не кривила душой, но не проговаривала все мысли. "Что со мной не так, а? - вертелось в голове. - Вроде не кривая, не косая, а мужчины в итоге шарахаются, как от чумы..." Наверное, что-то в выражении лица выдало эти думы, вопреки всякой браваде.
   Иво глянул на Петера и ухмыльнулся. А потом...
   А потом Петер, разинув рот, наблюдал, как его бывшая невеста целуется с кем-то ему, Петеру, незнакомым, да так, что стороннему наблюдателю становится завидно.
   - Мама, это мне полагается позорить твои седины, а не тебе мои.
   Поцелуй закончился незапланированным, но от этого не менее эффектным образом.
   - Нико? - Женева несказанно удивилась, обнаружив рядом сына. - Где Стефан?
   - Пошёл покупать мороженое вместе с Ани; ваше счастье, а то нанесли бы дитю психологическую травму.
   Судя по всему, покупка мороженого заняла рекордно малое время, ибо в следующую секунду Стефан собственной персоной подскочил к Женеве, держа в руке не распакованный рожок.
   - Привет всем!
   Женева к тому моменту стояла, обнимая Нико, но и на объятья для Стефана не поскупилась. Анна остановилась в двух шагах от семейства Лермов.
   - Здравствуйте.
   - Привет, Ани, - доброжелательно улыбнулась Женева. Перевела взгляд на Иво и не без иронии оповестила: - Вот они, мои радость и гордость. Нико, Стефан, это Иво.
   - Я Вас помню! - тут же заявил младший.
   - Я тебя тоже, - улыбнулся Иво, одновременно пожав руки обоим отпрыскам Женевы.
   - Приятно познакомиться. - Фирменная ирония Лермов сквозила теперь и в повадках Нико.
   - Взаимно.
   - Как доехали? - спросила Женева.
   - Почти без приключений, - Нико сделал шаг назад, обнял Ани за талию. - Хотя кое-кто, - он красноречиво скосил глаза на брата, - зачем-то полез в багажное отделение. Надо было тебя там и оставить, Мелкий.
   - Шнурок!
   - Не начинайте, мальчики, - взмолились Женева и Анна.
   Первая сердобольно поглядела на вторую.
   - Они тебя, небось, замучили своими выкрутасами.
   - Ну, я пошёл, - с видом преступника, чающего избежать возмездия, Нико направился в сторонку.
   - Не замучили, - тем временем отвечала Ани. - Но иногда приходилось рассаживать их по разным углам, как детсадовцев.
   - Тебе это удавалось?!
   - В общем, да.
   - Ты героиня.
   - Какое там, просто у меня самой два брата, я привыкла...
   К чему именно привыкла Ани, Женеве с Иво и Стефаном узнать не удалось. Всех отвлёк женский вскрик неподалеку, больше удивлённый, чем напуганный.
   Под изумлённым взором соседки по креслу Петер валялся на полу, ещё не приподнимая голову, но уже ощупывая разбитый нос. Над ним стоял Нико, удовлетворённо потирающий правую кисть, которая совсем недавно была сжата в кулак.
  
  52
   - Просто подошёл и ударил? - Эллей округлила глаза, отвлёкшись от нарезания овощей.
   На кухне Женевы подруги были одни, Ной и Иво смотрели трансляцию футбольного матча в гостиной. Посиделки на четверых образовались неожиданно, самопроизвольно. Дело близилось к вечеру.
   - Не скажу, что мне было неприятно, и всё-таки лучше б Нико этого не делал. Хотя я понимаю, что он имел полное право отвести душу на Петере и за меня, и за себя.
   - Сам-то Петер как отреагировал?
   - Как от него и следовало ожидать: не захотел шумихи, хлюпнул носом и уполз в неизвестном направлении.
   Эллей старательно сомкнула и разомкнула веки, словно от этого поведение Петера стало бы для неё более понятным.
   - Стефан видел его?
   - Видел.
   - Узнал?
   - Наверное. - Женева немного помолчала. - Я ведь не все фото с Петером порвала, оставила одно или два, чтоб Стефан имел представление об отцовской физиономии. Я не прятала снимки за семью замками. ...Стефан ничего не спросил на вокзале. Совсем ничего.
   Они сосредоточились на приготовлении салата.
   - Хорошо, что ты сразу отправила мальчиков в другую поездку, - наконец, вывела Моро.
   - Ты бы слышала, как они возмущались. - Женева порадовалась смене темы. - Особенно Нико, у него приближаются выпускные экзамены в колледже.
   - Но ты, конечно же, была непреклонна?
   - Вне всяких сомнений. Мне будет спокойнее, если сыновья хотя бы ещё несколько дней побудут подальше от Леуда, Златана и всей нашей заварушки.
   - Куда ты их услала?
   - В Акидию.
   - Славные места, - со знанием дела одобрила Эллей, родившаяся и выросшая в вышеупомянутой губернии.
   - И далёкие от Леуда.
   Далёкие, естественно, по масштабам Юполии - три с половиной часа езды на автобусе.
   - Девочки, как вы тут? - Позади возник улыбающийся Драгович. - Может, помочь чем?
   - Сами справимся, - заверила Женева. - Но за предложение спасибо, мы оценили.
   - Да пожалуйста, предложений мне не жалко. - Иво, не переставая сиять улыбкой, развернулся и возвратился в гостиную.
   - Хороший он у тебя, - вынесла вердикт Эллей.
   - Очень, - с нежностью согласилась Женева. - Сегодня чуть ли не всю ночь меня успокаивал, другой бы на его месте после первого получаса ушёл.
   - Так ты тоже плакала?
   Женева кивнула и одарила подругу вопросительным взглядом.
   Теперь кивнула Эллей.
   - Я сама вчера не удержалась, ревела в три ручья.
   Лерм сочувственно погладила Моро по плечу.
   - Хочешь, поговорим об этом, Эли?
   - Не стоит. Мне гораздо легче, честно. Вдобавок, меня тоже нашлось, кому успокаивать.
   - Ты о Ное?
   - Не об охранниках же. - Вспыхнувшая было улыбка ослабла, Эллей склонилась и продолжила разделывать болгарский перец. - Я чувствовала себя такой эгоисткой, он ведь в том же положении, что и я. - Несколько мгновений она хранила молчание. - Мы поцеловались.
   Многие на месте Женевы спросили бы: "Как?" или переспросили: "Поцеловались?", но Лерм не жаловала подобные бессмысленные вопросы. По лицу её скользнула тень удивления и заинтересованности.
   - Вы теперь снова будете вместе?
   - Из-за одного поцелуя? - Эллей облизнула губы и усмехнулась. - Я плакала, всхлипывала, Ной обнимал, в какой-то момент я посмотрела на Ноя, Ной посмотрел на меня; и поцеловались мы как-то слегка.
   - После этого что-нибудь сказали?
   - Ни слова. Я опять всплакнула, а Ной снова меня обнял.
   - Ну, не худший вариант. Вы и потом это не обсуждали?
   - С чего тут разводить обсуждения? Поцеловались и поцеловались.
   Женева сузила глаза, в которых полыхнула хитринка.
   - И у тебя ничего не ёкнуло внутри?
   - Я этого не говорила.
  
  53
   С идеально круглыми от недоумения и даже страха глазами молоденькая медсестра полубегом продвигалась навстречу более опытной коллеге.
   - Что с тобой приключилось? - поинтересовалась та с величественным благодушием негласного наставника.
   - Я потеряла пациента... - прохрипела девушка, останавливаясь.
   - Кто умер? - одновременно насторожилась, сосредоточилась и насупилась старшая медсестра.
   - Да не умер, - дрожащим голосом молвила младшая. - Потерялся. Я зашла в восемнадцатую палату, а там никого, кровать пустая.
   - Кто у нас там лежал?
   - Этот, Златан Румель.
  
  54
   В этот вечер за столом, вытащенным на середину гостиной и обставленным четырьмя стульями, смеялись. Напряжение многих дней вдруг отступило, позволив близким погибших расслабиться. Иво всеми силами поддерживал жизнерадостную атмосферу.
   - В прошлом году я помогал другу в гараже, вдвоём возились с машиной. Некоторые запчасти надо было промыть, простой водой этого не сделаешь, и мы отправились в магазин за одеколоном. - Иво демонстративно расправил плечи. - Выглядели вроде прилично, подошли к продавщице в отделе, культурно спросили, мол, где у вас одеколон. А она нам: "Напитки на кассе!"
   Женева отлучилась в свою комнату, чтоб второй раз позвонить Нико, удостовериться, что дети нормально устроились на новом месте.
   - Продиктуй мне номер тамошнего стационарного телефона, - попросила Женева, вытащив из ящика стола потрёпанный маленький блокнот и карандаш с обгрызенной макушкой. - Никаких "мам", Нико. Я обещаю не названивать без уважительной причины. - Она встала под потолочной лампой, зажимая телефон между ухом и плечом. - Вдруг не смогу до вас дозвониться по мобильному? Ты же не хочешь, чтоб твоя мама свихнулась от беспокойства и заодно прихватила с собой в психушку пару-тройку ни в чём не повинных мирных жителей? Угу. Повтори последние две цифры. Записала. Нико, будьте осторожны, хорошо? Давай. Я вас люблю. Целую, родной.
   Лерм сунула карандаш в передний карман брюк, а номер из блокнота мигом занесла в мобильный телефон.
   - Всё в порядке?
   Голос Иво был бархатистым, Женева и не вздрогнула, хотя появился Драгович бесшумно.
   - Да. - Она улыбнулась, отложив телефон и блокнот, непринуждённым, беглым жестом оправила распущенные волосы по обе стороны головы.
   Дверь закрылась за спиной Драговича.
   - Извини, что потревожил, просто наедине с Ноем и Эллей я отчётливо ощущаю себя третьим лишним. - Иво состроил рожицу а-ля смущённый купидончик.
   - Надеюсь, они пока что ведут себе прилично? - Женева шагнула к окну. Это было что-то инстинктивное. Ей вдруг почудилось: за ней, за ними всеми кто-то следит. Глупо, конечно, особенно учитывая, что квартира Лерм располагалась не на первом этаже.
   - Как на приёме у Английской королевы. - Иво подступил, вместе с Женевой стал смотреть в окно. Его тёплые руки пристроились на её талии, его подбородок опустился на её плечо. - Но ты верно сказала: пока.
   Погодите, не забыла ли Женева запереть входную квартирную дверь? Подобного за Лерм раньше не водилось, это действие она проделывала сугубо автоматически, потому не всегда могла вспомнить. И тем не менее... Сегодня Женева замыкала четвёрку пришедших. Она определённо закрыла дверь, но воспользовалась ли замком?..
   Ерунда это, никто за ней не шпионит, банальная игра воображения... И с дверью всё нормально, как всегда. Можно, в конце концов, позволить себе расслабиться?!
   Женева прикрыла глаза и неспешно отвела голову назад. Губы Иво тут же коснулись её шеи... Касались снова и снова, с каждым разом настойчивее, горячее. Потом его ладони скользнули по её животу, по груди, легли на плечи. Затем крепкие пальцы вцепились в горло Женевы.
   К слову, приблизительно в это самое время медсёстры обнаружили Златана, потихоньку возвращавшегося в палату. В ответ на укоры и вопросы он заявил, что хоть и не может похвалиться отменным самочувствием, но пока он в состоянии доковылять до туалета, ни за какие коврижки не станет пользоваться уткой.
   ...Удивительно, что Ной, да и Женева с Эллей упустили из вида одну вроде бы логичную вещь. Катерина была очень благоразумной девушкой, и если она знала что-то конкретное и существенное, то не стала бы подобно персонажам большинства детективов хранить таинственное молчание в надежде выяснить всё самостоятельно. Она, как любой нормальный человек, обратилась бы в полицию.
  
  55
  (Больше пяти лет назад)
   Иво собрался уходить, он и так засиделся в участке, смена закончилась два с половиной часа назад. Планы нарушил телефонный звонок.
   - Инспектор, - обратился дежурный, занимавшийся первичным приёмом и распределением граждан, - пришла девушка, очень хочет поговорить. Нормальная такая, адекватная. Подробно не объясняет, но, по-моему, у неё действительно что-то важное. Примете?
   Драгович возвёл взгляд к потолку, однако согласился.
   В кабинет зашла брюнетка хрупкого вида. Невысокая, но, по всему видно, энергичная. Выражение растерянности и беспокойство периодически сменялось неловкой улыбкой, девушка допускала, что пришла зря и на самом деле не было никакого преступления.
   - Здравствуйте, - неуверенно произнесла визитёрша. - Извините, что я пришла так поздно, только что освободилась, иду с работы.
   - Добрый вечер, - поприветствовал Иво. Девушка показалась ему приятной. Не красавица, но мила, как раз про таких говорят, что в них есть изюминка. - Присаживайтесь.
   - Спасибо. - Воспользовавшись предложением, темноволосая вздохнула. Она не знала, с чего начать.
   - Ваше имя? - помог Иво.
   - Катерина Калем. Я врач-психиатр в нашей психиатрической больнице. И мне кажется, что один из моих пациентов замешан в убийстве.
   - Вот как? - неподдельно заинтересовался Драгович. - С чего Вы это взяли?
   - В его разговорах в последнее время стали проскальзывать определённые обрывки. Слова меняются, содержание остаётся прежним. Некоторые детали слишком обыденные, чтобы быть бредом сумасшедшего. - Она закусила верхнюю губу. - Ну, мне так думается. Честно говоря, я не самый опытный в мире специалист.
   - Понимаю. Как зовут Вашего пациента, каково его состояние, о чём он рассказывает?
   - Кир Лешен. У него реально серьёзные проблемы с психикой, необратимые повреждения из-за пьянства. Девять десятых его речи это обычно набор бессмысленных фраз. Короче, состояние не очень. И всё равно меня напрягают некоторые вещи, о которых он говорит. - Тонкими длинными пальцами Катерина нервно разглаживала край своей бордовой юбки по колено, который ни в каком разглаживании не нуждался.
   - И о чём он говорит? - снова подтолкнул Иво нерешительную собеседницу.
   - О смерти девочки. Вы когда-нибудь слышали про Диану Румель?
   Драгович призадумался.
   - Про Румелей слышал точно, по-моему, и про девочку в том числе. А, вспомнил. Вы о пропавшей дочке Златана Румеля?
   - Вот-вот, о ней. - Катерина вздохнула снова. - Аккурат когда она пропала, Лешен работал в доме Румелей, он тогда ещё был приличным агрономом. Или агротехником, простите, я иногда путаю.
   - Сейчас он утверждает, что убил Диану?
   - Нет. С его слов получается, что Диану убил её брат, Алим, никак только не пойму, специально или нет.
   - Алим?
   Алим Румель был знаком Драговичу куда лучше, чем Златан. С Алимом Иво состоял в деловых отношениях. Не совсем законных, но всё-таки деловых. Так уж получилось, что Иво ладил с несколькими ребятами из отдела по борьбе с наркотиками. Работали порознь, но частенько собирались в баре по вечерам, иногда обсуждали профессиональные дела; не все дела, разумеется, но и некоторых было достаточно. Помимо ребят, Иво ладил - и даже очень - с одной из тамошних секретарш, а также дамой, работающей на пропускном пункте. Чтобы иметь доступ к сведеньям о готовящихся операциях, нужно быть солидным начальником; но можно быть и просто закадычным приятелем тех, кому эти операции предстоит выполнять, и тех, кто способен открыть доступ к дополнительным сведеньям. Собранную информацию кое-кто охотно купит. Иво не видел ничего плохого в этой своей подработке, он же никого не заставлял принимать всякую дрянь. Если дурак сидит на наркоте, он создает спрос. Если есть спрос, предложение в любом случае тоже будет, сколько ни лови всяких там торговцев. Так почему бы ему, Драговичу, не исключить бесполезную суету, заодно подправив своё материальное положение? Алим Румель был просто одним из немногочисленных (осторожность превыше жадности) клиентов Иво, охотно плативших за предупреждения.
   - По словам Кира. Он ещё часто бормочет про цитрусовую аллею, у меня такое ощущение, что тело девочки закопали там. - Катерина дёрнула плечами. - Вы только не подумайте, что я сама ку-ку. Я ведь понимаю: это может быть плодом больной фантазии. Но я решила, что лучше прийти и рассказать всё полиции; чем чёрт не шутит.
   - Вы правильно поступили, - утешил Драгович, заинтригованный открывшимися деталями. - Однако в данный момент я не представляю, чем могу помочь. Дайте мне пару дней, я подумаю, что можно сделать.
   - Конечно, - охотно согласилась Катерина. - Большое спасибо, и простите за беспокойство, если что. - Взгляд её наткнулся на настенные часы. - Ох, мне давно пора быть дома, муж, наверное, с ума сходит. Я предупредила, что задержусь, но не сказала, что настолько.
   Она ушла, оставив номер своего телефона и домашний адрес. Сразу после этого Иво позвонил Алиму, поинтересовался, действительно ли тот, для полного комплекта, является ещё и сестроубийцей.
   Первые секунд десять у Драговича имелись основания предполагать, что Алима одолел сердечный приступ - звуки в трубке были соответствующими. Когда младший Румель заговорил членораздельно, его голос дрожал:
   - Ты можешь что-нибудь сделать?
   - Ого, так это правда? Ну ты и отморозок, однако, - хмыкнул Иво.
   - Это был несчастный случай! - И с ещё большей дрожью Алим повторил: - Ты можешь что-нибудь сделать?
   - Уже сделал, - безучастно сказал Драгович. - Позвонил и предупредил. Ты хоть представляешь, как тебе повезло, что эта девица попала именно ко мне? Постараюсь не дать делу хода, но Калем может пойти к кому-то ещё. На твоём месте я бы собрал вещички и умотал из страны.
   Предложение рациональное, только для Алима невыгодное. Он бы не умер на чужбине с голоду, но на Родине процветал бизнес, притом не один.
   - А если её.... - Алим громко сглотнул, - убрать?.. Совсем убрать?
   - Это будет уже предумышленное убийство, - небрежно поведал Драгович.
   - Я не сам. Может, ты?
   - Я? - усмехнулся Драгович, изумлённый наглостью и трусостью собеседника. - Нашёл идиота. Нет, дружок, мокруха это не моё, ищи кого-нибудь другого.
   - Я не знаю, где искать, - проблеял предприниматель.
   - Твоя проблема.
   - Может, всё-таки возьмёшься?
   - Не беси меня. Скажи спасибо, что я тебя предупредил, и расхлёбывай свою кашу сам. - Драгович собрался положить трубку.
   И положил бы, если б не услышал сумму, которую панически выпалил отчаявшийся Алим.
   ...Дело оказалось не таким уж сложным, во всяком случае, с Катериной. Логично было бы отправить на тот свет и Лешена, чтоб не болтал понапрасну, но, на счастье бывалого алкоголика, психиатрическая лечебница имела достойную систему охраны, и Иво наотрез отказался туда лезть.
   Знай тогда Драгович, каким геморроем всё обернётся, ни за что не стал бы участвовать. С Калем прошло гладко, никаких следов, никаких улик; но через несколько лет встал вопрос с актёришкой. Алим снова поднял панику, хотя, на взгляд Иво, опасности не было, Лерм ничего бы не отрыл. Ни полицейский, ни предприниматель не имели понятия, что Лешен говорил актёру про аллею, а Виктору хватило ума в гостях у Румелей не интересоваться, где у них растут цитрусы. Тем не менее, Алим настоял на своём, а Иво теперь был настолько замешан в этой истории, что не мог просто махнуть рукой и самоустраниться.
   Проявлением неисправимой умственной отсталости стала попытка Алима убить Моро. Это ж надо, а! Горе-детективы зашли в тупик, сами почти готовы были отказаться от своей затеи. А придурок-параноик потрясающе идиотским образом подбросил им готовое признание вины. Тогда-то Драгович и понял, что главную ошибку своей жизни совершил, связавшись с этим кретином, в голову которого могло взбрести ещё очень и очень много глупостей. Нельзя было оставлять Алима в живых. Иво и не оставил. Папенькин сынок помог своему будущему убийце, сам схватился за бутылку с горя и страха. Драговичу осталось лишь допоить Румеля до нужной кондиции, потом увезти в подходящее место и организовать купание.
   Женева нравилась Иво всерьёз. Но не было такого серьёза, который Драгович поставил бы выше собственной безопасности. Он поначалу надеялся, что Лерм, а за компанию с ней Моро да Калем, сдастся. Потом надеялся, что они угомонятся, списав все грехи на почившего Алима. Надежды не оправдались: стало ясно, что никто из троих не успокоится, пока не отыщет исполнителя. Со связями Женевы кампания рано или поздно увенчалась бы успехом. Скорее, рано. Действовать надо было очень быстро, не оставалось времени даже на то, чтоб подождать, пока Златан Румель выйдет из больницы, дабы свалить на старика вину.
  
  56
   Следовало попросту застрелить сразу, но он что-то увлёкся; а, поймав себя на этом, решил не тянуть больше ни секунды.
   Силы Иво Драговичу не занимать, а шея у Женевы изящная, тонкая...
   С другой стороны, в действительности задушить человека голыми руками не так просто, как представляется некоторым. Есть шанс "удачно" нажать на артерии, тут уж как повезёт. А вряд ли стоит говорить о везении, если твоя жертва напористо извивается несколько секунд, после чего со всей дури тыкает тебе в ногу невесть где взятым карандашом. Карандаш не втыкается в плоть подобно ножу, но и без этого производит на твой организм впечатление. Достаточное для того, чтоб ты инстинктивно содрогнулся и ослабил хватку.
   Женева, наконец, смогла вдохнуть полной грудью и крикнуть - невнятно, зато громко, яростно и, да, испуганно.
   Если козырем Лерм оказался старый карандаш, то козырем Драговича стал пистолет, тоже непонятно где до того припрятанный.
   - Женева, что сл...
   Эллей с Ноем открыли дверь комнаты как раз в тот момент, когда Иво готов был выстрелить в Женеву. Мишень пришлось экстренно менять, для начала Драгович нацелился на Эллей. Несложное рассуждение: в первую очередь стоит убрать того, кто ближе к выходу.
   Далее несколько вещей произошли одновременно. Калем оттолкнул Моро. При этом сам оказался на пути пули, не сделавшей скидки за благородство. Выстрела не было слышно, Иво позаботился о глушителе, чтоб соседи не распознали стрельбу раньше времени. Женева, которую Иво до этого ударил так, что она очутилась на полу, пнула обидчика в лодыжку.
   Нижние конечности были самым сильным местом Женевы, в буквальном смысле. Эти ноги привыкли к большим нагрузкам и поддерживались в хорошей форме по сей день. Скольких соперниц они оставили позади, сколько сотен, тысяч километров преодолели в общей сложности! Так что пинок нельзя было назвать неощутимым.
   Эллей онемела от ужаса. Она умела расставлять приоритеты. И как бы ей сейчас ни хотелось броситься к Ною, проверить, жив ли он, помочь, она поняла, что набрасываться надо на Драговича, который пока опустил пистолет. Ей было неимоверно страшно, но она больше боялась умереть без борьбы, чем погибнуть при попытке спастись. В принципе, здравый ход мыслей, но слишком часто в жизни практика портит всю теорию.
   У Моро не было ничего, мало-мальски сошедшего бы за вооружение, да и при наличии чего-нибудь этакого она не представляла бы для Иво серьёзной опасности. А уж без наличия итог схватки был предрешён.
   Когда затылок Эллей встретился с углом шкафа, перед глазами взметнулся целый фейерверк из разноцветных искр и странных сероватых волн. Через секунду буйство красок сменилось полной темнотой и тишиной.
   Ной лежал на полу. Теперь он знал, что испытывали пациенты, попадавшие к нему из-за огнестрельных ранений. Пуля - маленькая штука, а ощущение такое, будто с размаху вмазался в кирпичную стену. Боль в области ключицы была сильной, но гораздо больше пугало ощущение вытекающей из тебя жизни.
   Не то чтобы Ной был без сознания. Не то чтобы он был в сознании. Калем находился в пограничном состоянии. Он силился понять, что творится вокруг, но не получалось сосредоточиться ни на чём; он не мог пошевелить даже пальцем. Где Эллей, что с ней? И, если на то пошло, что вообще происходит, чёрт побери?.. Мутный звон застилал слух, смешивался с мыслями, настойчивее и настойчивее мешал думать. Всё свелось к дыханию - слабому, перебиваемому тихим хрипом.
   Снова остались только Женева и Иво. Женева уже сидела, а не лежала; прислонялась спиной к кровати; большего после такого крепкого удара предпринять не сумела. И всё, что она могла сделать теперь, это смотреть Драговичу в глаза. Иво отвечал таким же прямым, твёрдым взглядом. Прямее и твёрже была лишь его рука, в полной готовности сжимающая пистолет.
   Лерм не чувствовала, что по её щекам сейчас текут слёзы. Слёзы страха, ярости, обиды, отчаяния. Если исключить версию о том, что у Иво спонтанно съехала крыша, остаётся, по сути, одна-единственная причина такого поведения.
   - Это ты, да? - сглотнув, спросила Женева, отмечая, как явно дрожит её голос. - Виктор и Катерина... Это был ты?
   - Ничего личного. - Драгович сам невольно поморщился от избитой фразы, замусоленной во всевозможных фильмах и книжках. - Правда.
   Из тех же фильмов и книжек Иво знал, что роковая ошибка убийцы - начать излагать потенциальной жертве свой дьявольский план или объяснять, какие такие обстоятельства спровоцировали преступление. Поэтому он не намеревался тянуть.
   Женеве говорили, что человек не всегда слышит выстрел, который его убивает, потому что скорость некоторых пуль превышает скорость звука. Что ж, вот и возможность проверить на практике. Ан нет, какая тут возможность, если пистолет-то с глушителем?..
   Выстрела Женева не услышала. В глазах всё померкло, и несколько мгновений она могла видеть лишь своих мальчишек. Не по-настоящему, мысленно. По-настоящему она их не увидит больше никогда.
   Грохот и ругательства. Вот что привело Женеву в себя и заставило осознать, что она вполне жива и, похоже, не ранена.
   В двух шагах от неё Иво с кем-то дрался.
   Самым большим желанием Женевы было разреветься и забиться в угол, но она подавила глупое стремление. Кое-как, опираясь на кровать, поднялась.
   Противником Драговича был мужчина в синей футболке и с короткими светло-каштановыми волосами - почему-то именно эти пункты первым делом бросились в глаза.
   - Маркус? - Женева не поклялась бы, что произнесла имя бывшего жениха вслух, возможно, удивилась про себя.
   Это была не высокотехничная драка с обилием сложных боевых приёмов и трюков. Но со стороны смотрелось убедительно. Противники колошматили друг друга с поистине пугающей силой, и каждый хорошо сносил атаки. Если от полицейского это было ожидаемо, то выносливость актёра явилась сюрпризом.
   Что бы там ни думала Лерм, а мышцы Маркус накачал не силиконом, а фруктами и овощами. В смысле, разгружал вагоны, зарабатывая на жизнь в ранней юности. Да и драться доводилось, вопреки тому, что натура у Обренока была миролюбивая.
   Оружие Драговича валялось в углу, далековато от владельца, который пытался добраться до своего пистолета без внушительного успеха, ибо соперник был категорически против.
   Туалетный столик под напором двух сцепившихся мужчин превратился в набор деталей и осколков, сами дерущиеся оказались на полу более или менее порознь. Вскочили почти одновременно, впрочем, Маркус оказался быстрее. Но это было уже неважно.
   - Иво. - Имя прозвучало из уст Женевы громко, но спокойно, фактически ласково.
   Оба мужчины повернулись к ней.
   Чего только женщины не хранят у себя в комнате. Косметику, одежду, обувь, журналы, расчески, мази, чулки, колготки, сумочки... Перечислять бессмысленно, предугадать сложно. И нет удивительного в том, что чемпионка по пулевой стрельбе хранит у себя пистолет. Или два. Ну, в данный момент достаточно и одного.
   - Женева, - Иво нескладно улыбнулся, поднял руки, демонстрируя полную безоружность, и мелено выпрямился. Какого лешего Мирек притащился так рано? Он должен был появиться через час! Ладно, ну его, этого кривляку, есть проблемка посерьёзнее. - Женева.
   Он растянул губы шире, невзирая на боль в разбитой губе. Он знал убийц, и понимал, что Женева - не из их числа. Она по природе своей не убийца, вдобавок, не может женщина хладнокровно пристрелить мужчину, который ей дорог, который был с ней, когда она страдала, на плече которого она недавно плакала.
   Маркус не был таким тонким знатоком психологии, как Драгович, и уже собирался произнести речь типа: "Не делай этого, иначе будешь не лучше него". Правда, не произнёс. Ведь Обренок, вообще-то, понятия не имел, что тут делается, он подоспел в последний момент. Да и опасно поучать взбудораженную женщину, когда в руках у неё огнестрельное оружие.
   - Ты не сделаешь этого, - и мягче, и увереннее постановил Иво, вновь становясь очаровательным инспектором, покорившим Женеву лёгким нравом и непринуждённым остроумием. - Ты не такая, ты не убьёшь человека хладнокро...
   Выстрел прервал инспектора на полуслове. И это уже не инспектор, а лишь его тело, к тому же, упавшее на пол.
   Один из основных принципов политики: нужно притворяться умнее, чем ты есть, перед сторонними людьми, глупее, чем ты есть, - перед коллегами и начальством; а главное, никто не должен догадываться, на что ты способен на самом деле.
   - Он убил моего брата. - Женеве показалось, что надо объяснить Маркусу своё поведение. - Он убил моего брата. - Она ступила к тумбочке, на которую затем медленно положила пистолет.
   Интересно, какой реакции Лерм ожидала? "Это всё объясняет, никаких проблем"? Как ни странно, примерно так Маркус и отреагировал.
   - Ясно, - дёрганно кивнул он, сидя на корточках подле Ноя. Тот с самого начала привлёк внимание Обренока, да сперва было не до осмотров.
   - Жив? - побелевшими губами пролепетала Женева.
   - Жив. - Маркус набирал номер Скорой помощи по мобильному телефону.
   Женева, оттаяв, вскрикнула:
   - Эли! - и, задев тумбочку и тем самым уронив оружие на пол, кинулась к подруге.
   Эллей лежала с закрытыми глазами, не двигаясь, но дышала равномерно.
   Пока Лерм пробовала привести Моро в чувство, Маркус завершил короткую беседу с оператором "Скорой", перебрался ближе к кровати, поднял с пола пистолет. Посмотрел на Женеву, сейчас сидевшую к нему спиной. И выстрелил.
  
  57
   - Да-а-а-а, - озадаченно протянул судья Корович, просматривая материалы дела. Это был средней комплекции брюнет в возрасте "слегка за сорок", с небольшими, но прозорливыми чёрными глазами. Он нашарил справа от себя чашку кофе, прихлебнул и ещё более глубокомысленно повторил: - Да-а-а. Такое в моей практике впервые.
   - Не только в Вашей, - порадовала Роза, его помощница. - Это первый случай в судебной истории нашей страны, по крайней мере, за последние сто лет. Во всём мире микроскопически мало прецедентов.
   Судья вздохнул, отодвинул бумаги, вновь отпил кофе.
   - Я могу понять, когда двое подозреваемых наперебой обвиняют друг друга, но чтобы наоборот - каждый утверждал, что убийца именно он... Ненормально как-то.
   - Они же не очень давно собирались пожениться, - напомнила Роза.
   - Видел что-то такое в паре газеток, - признал судья. - Только смотрелось не убедительно, вдобавок, потом писали про их расставание.
   - Видать, не всё так просто.
   Судья прикрыл глаза, сделал глубокий вдох.
   - Давай-ка разберём по порядку. И, бога ради, Роза, присядь, не мельтеши перед глазами. Итак. Начнём с жертвы. Иво Драгович, майор, работал в полиции инспектором. Послужной список безупречный. А теперь утверждают, будто майор Драгович убил Виктора Лерма, Катерину Калем и, скорее всего, Алима Румеля. Что с доказательствами?
   Неудивительно, что судья задавал такие вопросы. Роза, как его помощник, ознакомилась с делом вперёд Коровича, и пока знала больше, чем он.
   - Свидетельские показания - в вечер своей смерти Драгович, не считая Лерм и Мирека, пытался убить ещё двух человек, нет оснований не верить их словам, они уважаемые люди.
   - И близкие друзья подозреваемых.
   - В квартире Драговича нашли тайник, инспектор хранил сведенья, к которым у него, по идее, не должно было быть доступа. Он продавал информацию наркоторговцам, это уже проверено. Есть кое-что по смерти Виктора Лерма. По словам его невесты (невесты Виктора, не Драговича), их машину таранил грузовой автомобиль.
   - Неужто в квартирном тайнике инспектора ещё и фуру нашли?
   - Нет. Выяснилось, что два года назад, как раз, когда случилась трагедия, на штраф. стоянке участка, где работал Драгович, находилась фура. Её туда отогнали после небольшой аварии, на время разбирательств. Когда всё разрешилось и фуру вернули хозяину, он возмущался, утверждал, что повреждений стало больше. Дело замяли, но письменная жалоба сохранилась.
   - Так и быть, на данный момент считаем вину Драговича теоретически доказанной.
   - Думаю, через пару дней она будет доказана практически.
   - Положим, Драгович решил убить Женеву Лерм, - Корович, вытянув шею, глянул на документы, освежая в памяти имена, - Эллей Моро и Ноя Калема. Каким образом там оказался Маркус Мирек?.. Который в деле почему-то фигурирует как Маркус Обренок.
   - Обренок - настоящая фамилия, Мирек - творческий псевдоним. Его продюсер очень просил не афишировать для прессы фамилию Обренок.
   - Продюсера-то каким боком приплели?
   - Он сам приплёлся. Настаивает, чтобы на слушаньях Маркуса называли только Миреком, дабы поклонники не запутались.
   - Этому продюсеру кто-нибудь объяснил, что у нас суд, а не реалити-шоу?
   - Пытались, но продюсер считает иначе. И он, к сожалению, в чём-то прав. Пресса, сами знаете, стоит на ушах, за процессом будет следить вся страна.
   - Прямо так вся? Не смеши меня.
   - Существенная часть точно.
   - Ладно, если прессу допустят на заседания, так и быть, не станем портить Миреку-Обреноку карьеру. Хотя это бред - нарабатывать имидж подобным способом.
   - Самому Маркусу его имидж, по-моему, нынче до лампочки. Это продюсер, Георг Брошти, везде лезет. Вы с ним ещё не раз повидаетесь, он шустрый дядька.
   - Оставим продюсера в покое. Как Мирек объясняет своё появление в квартире Лерм?
   - Он получил от Женевы СМС с просьбой прийти в половине десятого. Сама Лерм клянётся, что никакого сообщения не отправляла; но оно сохранилось в её телефоне, и служба оператора связи подтвердила факт отправки-передачи.
   - Либо Лерм врёт, либо сообщение отправил Драгович, незаметно умыкнув телефон. - Судья свёл ладони лодочкой и приставил их к носу. - Если второе, то зачем? Роза, ты сказала, в сообщении была просьба прийти в половине десятого вечера. Во сколько Мирек пришёл по факту?
   - Почти в половине девятого. У него съёмки закончились быстрее обычного, и Маркус решил не тянуть с визитом.
   - И пришёл на час раньше. Неожиданно. - Судья пошевелил губами. - Я на месте Драговича позаботился бы о том, чтоб было, на кого повесить тройное убийство. Бывший жених одной из убитых - толковый вариант. Ворвался в квартиру в невменяемом состоянии, начал кричать, потом вдруг вытащил пистолет и застрелил троих, возможно, даже ранил самого инспектора, прежде чем тот в порядке самообороны убил чокнутого с помощью своего служебного оружия. Оно было при Драговиче?
   - Да, только в тот день не использовалось. Видимо, он не успел. В Калема стреляли из левого пистолета со сбитыми номерами.
   - Не удивительно. Что ж. Теоретически мы восстановили большую часть картины. Мирек подходит к квартире, слышит шум, вбегает внутрь (подозрительно, что дверь оказалась не заперта), видит: Драгович собирается стрелять в Женеву. Налетает на Драговича, следует драка. Дальше, насколько я понимаю, показания как раз расходятся.
   - Женева утверждает, что достала свой пистолет и застрелила инспектора, Маркус утверждает, что пистолет попался под руку ему, Миреку, и именно он, Мирек, убил Драговича.
   - Раздули мыльную оперу, - брезгливо фыркнул Корович. - Чьи отпечатки на оружии?
   - Обоих, отпечатки Мирека поверх, но это, в сущности, ни о чём не говорит.
   - Никто не додумался проверить, у кого из этой парочки на руках и одежде остались продукты выстрела?
   - Следы у обоих. Было два выстрела. Одну пулю нашли в голове Драговича, прошла аккурат между глаз, вторую - в подушке на кровати.
   Судья углубился в размышления.
   - Объяснений, конечно, может быть множество, но мне сдаётся, один специально выстрелил, чтоб на нём остались следы. Ты поклонница Мирека?
   - Не то что бы.
   - Хорошо. Значит, не обидишься, если я скажу, что он не похож на того, кто самостоятельно до такого додумается. С другой стороны, внешность бывает обманчива; пуля попала точно между глаз, а Лерм у нас, если не ошибаюсь, стрелок опытный.
   - Первое место на чемпионате Европы тысяча девятьсот девяносто седьмого года в упражнениях МП-5 и второе - в упражнениях ПП-2. Есть и другие награды, её даже звали в Олимпийскую сборную страны. А Мирек брал уроки стрельбы для съёмок в одном из фильмов. Он не мастер спорта, конечно, но, говорят, учился старательно. Правда, Маркус уверяет, что попал Драговичу в самую переносицу чисто случайно.
   - А Женева?
   - А Женева - что, защищаясь, себя не помнила от злости. Оно понятно, Драгович убил её брата, саму её чуть не укокошил.
   Судья пристальнее присмотрелся к помощнице.
   - Ты ведь работала у Лерм несколько лет назад?
   - Секретарём.
   - По-твоему, - пристальность возросла, - она могла во всей этой ситуации действительно застрелить человека?
   - Нет, - быстро ответила Роза.
   Судья понял: Роза не считала, что Женева Лерм не способна была так отомстить за брата; Роза считала, что Женева Лерм заслуживает выгораживания. Тоже пища для размышлений.
   - Не предложить ли им проверку на детекторе лжи? Хотя бы на их реакцию посмотрим.
   - Им уже предлагали следователи, и на реакцию смотрели.
   - И что?
   - Что-что. Он - актёр, она - чиновник, неужели думаете, по кому-то из них впрямь можно что-то определить? Да ещё оба на нервах. Детекторы не показали ничего вразумительного.
   - Короче говоря, следствие зашло в тупик, - резюмировал Корович.
   - Следователи считают не совсем так, - усмехнулась Роза. - Ведь доподлинно известно, что убийца - один из этих двоих.
   - А кого именно наказывать, решать предоставили суду. Удружили.
  
  58
   Это была не первая и даже не вторая очная ставка Маркуса и Женевы. Нынешнюю, по-видимому, проводили специально для Коровича, чтоб он лично оценил ситуацию, заодно и пообщался с обвиняемыми.
   Обстановка соответствовала процедуре: комната с голыми стенами, посредине небольшой стол, за который друг напротив друга поместили Маркуса и Женеву. Им не разрешалось видеться наедине, встречались они только во время подобных мероприятий. Дознаватель расхаживал вокруг стола, в уголке сидел сотрудник, записывающий показания, а Корович скромно пристроился неподалёку от двери.
   Ни Лерм, ни Мирек не производили впечатления великомучеников, но и радостными, конечно, тоже не выглядели.
   - Давайте сэкономим друг другу время, - бодро предложил Корович, оставаясь на своём месте.
   Его слова отражали девиз всего юполийского правосудия и некоторых других систем этой страны. Здесь не принято затягивать дела и рассматривать их годами, особенно, если обвиняемые признают свою вину. А в данном случае вину признают аж сразу два подозреваемых. Тем более нет причин откладывать вынесение решения, особенно с учётом того, что у судьи на следующей неделе отпуск, и путёвка в Турцию уже куплена.
   - Я не первую неделю пытаюсь сэкономить время всем вам, - Женева села полубоком, оказавшись лицом к судье. Она, как и Маркус, была одета не в тюремную форму. Тех, по чьему делу следствие ещё ведётся, содержат в более мягких условиях, по возможности предоставляют хоть и малюсенькие, но одиночные камеры, разрешают родным и близким приносить вещи, гостинцы. Официально следствие закончилось только сегодня утром, Лерм и Обренока пока не успели переправить из крыла для подследственных в крыло для обвиняемых. - Иво Драговича убила я. Я!
   - Я сто раз сказал, что это был я, - произнёс Маркус, ни на кого конкретно не глядя. - Могу сказать сто первый.
   - Маркус! - прошипела Женева. Шипела на него она тоже далеко не впервые, но он всегда оставался не просто спокойным, а безмятежным.
   - Женева, - невозмутимо вымолвил Обренок, будто отвечая на вежливое обращение где-нибудь на светском приёме.
   - Не верьте ему, - она опять повернулась к Коровичу. - Он и мухи не обидит. Во всяком случае, паука - точно.
   Корович переводил взгляд с одного обвиняемого на другого, ясно представляя себе, как проходили предыдущие допросы и очные ставки: Лерм твердила своё, Мирек своё, Лерм злилась, Мирек оставался спокоен, Лерм злилась ещё больше. Кто из них лжёт?
   - В моём понимании экономить время не значит выслушивать от вас одно и то же. Я собираюсь максимально коротко и ясно объяснить вам положение дел, а дальше думайте сами. Не мните, будто суду помешает вынести решение тот факт, что вину на себя берёте вы оба. Единственное, чего вы этим добьётесь, это два-три года поверх основного наказания, вам добавят срок за попытку ввести суд в заблуждение. - Он сделал пресекающий жест, едва Женева вновь открыла рот. - Я не закончил, попрошу меня не перебивать. Мы знаем, что речь идёт об обороне, - это предназначалось Маркусу, - и самообороне, - это Женеве. - Но оборона или самозащита не повод лишать человека жизни. Повторю то, что вам сотню раз говорили раньше: вас будут обвинять в превышении пределов необходимой обороны, за что могут посадить на три-тире-семь лет, если не больше. Не забудьте про дополнительный срок за заведомую ложь, неважно, какого она характера.
   Он впрямь не сказал ничего нового. Превышение пределов необходимой самообороны - серьёзное обвинение. В случае с Женевой оно становилось ещё серьёзнее. Никто не поверит, что чемпионка Европы по пулевой стрельбе попала противнику прямиком промеж глаз нечаянно, а если и поверит, то будет неправ. Это уже не просто какое-то там превышение, это чистой воды убийство. Маркус ещё смог бы выкрутиться, он далеко не так силён в стрельбе, у него не было прямого личного мотива намеренно отправлять Драговича на тот свет; но и Обренока по головке не погладят, если докажут обвинение, то засадят за решётку по всей строгости закона.
   - Я не лгу, - простонала Женева, плавно уронив голову на руки. - Я убила Драговича.
   - Она этого не делала. Это я.
   - Маркус!
   - Женева.
   Зачем он это делает? Что упало Обреноку на голову? С чего бы успешному актёру ставить под угрозу карьеру, общественное положение, связи, заработок? Страстно влюблён в Женеву? Да нет, не похоже. Хочет взвинтить свой рейтинг до небес, а в последний момент отвертеться от обвинений и остаться в выигрыше? Даже Маркус не настолько глуп, чтоб так рисковать; Брошти и подавно подобного бы не допустил.
   Лерм вконец запуталась, давно. В том, что очередной объёкт её симпатии оказался большей сволочью, чем все остальные, вместе взятые, хотя бы прослеживалась стандартная для Женевы вселенская логика. Но в том, что другой мужчина, с которым Женева и близка-то не была, которого едва знала, вдруг захотел выгородить её, не побоявшись пожертвовать собственной свободной, логики не усматривалось вообще.
   Когда Маркус выстрелил, Женева находилась в таком состоянии, что ничего не услышала, только отметила потом, что откуда-то вокруг появились перья, медленно оседающие на пол. Она была в тумане полузабытья, пыталась растолкать Эллей, пока Маркус занимался Ноем. Приехала "Скорая", забрала и Моро, и Калема. Женева вышла на улицу вслед за медиками, вызнавая, будет ли с друзьями всё в порядке.
   Не успела уехать карета Скорой помощи, как прибыла полиция. Один из полицейских пытался что-то выспросить у Лерм, но она попросту не понимала смысла его слов, будто ударявшихся о невидимую преграду. Руки у Женевы тряслись, губы дрожали. "Оставьте её в покое, - кое-как добрался до сознания голос Маркуса, обращённый, впрочем, не к Женеве, а к полицейскому. - Неужели не видите, она сама не своя. Спрашивайте пока у меня". Лерм ощутила благодарность.
   Её усадили на скамейку возле подъезда, и какое-то время (какое именно, она не смогла бы определить) Женева сидела почти без движения, видя всё, что происходит вокруг, но не анализируя. Потом взгляд зацепился за Обренока, которого полицейские вели к своей машине, вели не столько вежливо, сколько опасливо, да ещё наручники на него надели. Обычное непонимание выгнало из головы прочий туман.
   Она вскочила, протиснувшись сквозь толпу зевак, подбежала к полицейскому, открывшему дверцу и собравшемуся затолкать Маркуса на заднее сидение. "Что вы делаете?" "Госпожа Лерм, Вам стоит отдохнуть, Вы столько пережили, - принялся увещевать другой полицейский. - Мы попросим нашу сотрудницу остаться с Вами, а как только Вы придёте в себя..." "Я уже в себе, и я спросила, что происходит". "Всё нормально, Женева, - слегка улыбнулся ей Маркус. У него был удивительно спокойный взгляд. - Я всё им рассказал, они знают, что это я убил того парня. Иди домой, отдохни". Её глаза, принявшие форму и размер блюдец, едва не вылезли из орбит. Шире них стали только глаза полицейских, когда Женева объявила, что Маркус бредит и Драговича застрелила она, а Обренок стал уверять, что это у Женевы разум временно помутился от шока. Никто из стражей порядка раньше не сталкивался с подобной ситуацией.
   Женева не жаждала загреметь в тюрьму. Она боялась, наверное, как никогда. Как это отразится на Нико и Стефане? Каково ей самой придётся за решёткой? Сколько лет будет вычеркнуто из жизни?.. Но допустить, чтоб вместо неё лишился свободы кто-то другой, пострадал за то, что сделала она? Нет, увольте, она не до такой степени политик. Женева далеко не ангел, да что там, теперь и руки в крови. Но есть вещи, через которые Лерм не переступит ни при каких обстоятельствах.
   - Прекратите этот детский сад, - не повышая голоса, потребовал Корович. - Суд пройдёт через четыре дня, в пятницу. Приговор вынесут в этот же день, вам понятно? Здесь не из-за чего растягивать процесс на несколько заседаний, всё предельно ясно: если не скажете, кто из вас настоящий виновник, наказание получите оба. Подчеркиваю: наказание вам не разделят на двоих. Если каждый будет продолжать утверждать, что именно он убил Драговича, то каждого и осудят, как убийцу, с учётом обстоятельств. У вас меньше четырёх суток, чтобы хорошенько подумать. - Корович устало вздохнул. - Скажите, вы хотя бы раскаиваетесь в том, что совершили?
   Маркус и Женева ответили одновременно. Он - сокрушённо, она - холодно, без лишних эмоций, понимая, что притворяться незачем.
   - Да.
   - Нет.
  
  59
   - О чём тут думать? - искренне не понимала Женева. Сегодня их не успели определить в другое тюремное крыло, в прежнем оставлять тоже не стали; сунули в камеры предварительного заключения, куда обычно попадали мелкие уличные хулиганы. Камер было несколько, Обренок и Лерм оказались по соседству, разделяла их только стенка. Видеть друг друга они не могли, зато слышали прекрасно. - Прекрати валять дурака, из-за твоего непрошеного благородства нам обоим будет хуже!
   Здесь было темновато и, если не считать голосов Женевы и Маркуса, тихо. Впрочем, Женева надеялась, что где-нибудь поблизости сидят и подслушивают полицейские. Маркусу такая мысль в голову не приходила.
   - Не будет, если ты перестанешь артачиться.
   - Я артачусь? Я артачусь?! Это ты решил стать добровольным мучеником. - Она встала к самой стене, чтобы быть максимально близко к собеседнику. Перешла почти на шёпот. - Объясни, зачем? Я правда не понимаю. И это меня с ума сводит!
   Маркус ответил с заминкой. Если можно назвать ответом вопрос на вопрос.
   - Какая разница? - Он тоже заговорил тише.
   Вся обстановка вокруг вдруг показалась Женеве отвратительно тихой и безжизненной.
   - Просто скажи, что это я, - продолжил тем временем Маркус. - Иначе тебе придётся хуже, чем мне. Тебя признаю виновной - ты потеряешь работу, даже если срок будет условным.
   - Не велика потеря. Нашу службу всё равно скоро сократят за ненадобностью. Проект себя не оправдал.
   - Тебя попрут из Государственного Совета. И с детьми больше работать не пустят.
   - Займусь бизнесом. Каким-нибудь. Можно подумать, твоя актёрская карьера не пострадает.
   - А чёрт её знает. Зрители иногда такие странные, не угадаешь, что им понравится. - Он усмехнулся. - Но ты, наверное, права. Георг со мной уже распрощался.
   - То есть?
   - Приходил на днях. Сначала уговаривал меня отказаться от своих слов, потом отступился и великодушно разрешил позвонить ему, когда я выйду из тюрьмы. "Посмотрим, - сказал он, - возможно, мы сумеем на этом сыграть. Но не вспоминай обо мне, пока ты за решёткой. Кстати, если на суде будут журналисты, попроси надеть на тебя наручники. Это будет смотреться эпично: ты стоишь - правильный, высокий, гордый, в наручниках, страдаешь за честность или за любовь. Главное, не сутулься и не забудь сурово сжимать губы".
   Сволочь! Он на Маркусе такие деньги зашибал, а как только случилась беда и Миреку потребовалась настоящая поддержка, Брошти элегантно юркнул в кусты! Женева хотела гневно озвучить эти свои мысли, а потом сообразила: у Маркуса, по сути, никого кроме Георга, скорее всего, и нету.
   - Ты как? - спросила Женева в итоге.
   - Нормально. - Маркус засунул руки в карманы штанов и прислонился к стене затылком. Глядел в потолок, безнадёжно ухмылялся. - Я всегда понимал, чего можно ожидать от Георга, чего нельзя. Он не лучше и не хуже большинства его коллег. Я для него, - Обренок пошарил в своём словарном запасе в поисках годящегося сравнения, - ну, наверное, что-то типа хорошего скакуна. Конь на ногах, участвует в скачках и приносит доход - отлично. Сломал ногу или заболел - очень жаль, но такова жизнь, проще пристрелить, чем тратить время и деньги на лечение.
   - Извини, конечно, но в вашем случае коня даже не пристрелили, а просто развернулись и ушли.
   - Я рад, что в меня не стреляли.
   Тема стрельбы вернула заключённых к сути их основной проблемы.
   - Пожалуйста, прекрати свой спектакль, - взмолилась Женева. - Мы не в кино, тут не будет хэппи-энда, сколько ни благородничай.
   - Чего ты привязалась к этому благородству? - фыркнул Маркус. - Успокойся, не благородничаю я.
   - Тогда что ты делаешь? - Ответа не последовало. - Маркус. - Молчание. - Маркус!
   Маркус сделал глубокий вдох. Женева почувствовала, что он на мгновение улыбнулся.
   - Может, хочу, наконец, отдохнуть. Ото всех. Последние лет двадцать ко мне постоянно лезут, всем от меня чего-то надо, все от меня чего-то хотят. Да я впервые за два года по-человечески выспался только здесь, в тюрьме! И никто не звонит, не дёргает, не требует, не напоминает о всяких контрактах. - Он не тараторил, но произносил свою речь горячо.
   Его слова могли быть правдой. Наверное, и были, но далеко не всей.
   - Красиво рассказал, - похвалила Женева. - Но не убедил. Если тебя так достала твоя работа, мог сбежать отшельником в горы.
   - Я думал об этом.
   - Вот именно: думал, не сделал. Меня не устраивает эта версия. Выкладывай всё, как есть, иначе я от тебя не отстану. Впереди вся ночь, и ты даже не представляешь, какой занудной и дотошной я могу быть.
   Помимо прочего Женева не хотела взваливать на себя такой непомерный долг. Если Маркус всё-таки сядет за неё в тюрьму, Лерм будет ему обязана по гроб жизни, и не ясно, по какой причине.
   - Возьми и просто прими это, - твёрдо посоветовал Маркус.
   - Не могу.
   - Тебе так хочется в тюрьму?
   - Нет. А тебе?
   - Тоже не очень.
   Женева едва не взвыла. Она устало повернулась, приникнув спиной к стене, немного отвела голову назад. Теперь Лерм и Обренок, сами того не ведая, находились друг напротив друга, практически в одинаковых позах.
   - Я готова отвечать за свой поступок, я не увиливаю! Я понимаю, что совершила! Но ты-то - ты меня спас, а теперь хочешь взвалить на себя моё преступление?
   Похоже, Маркус решил игнорировать эту тему. А Женева вдруг осознала чудовищную вещь...
   - Я вообще говорила тебе спасибо?..
   - Да, в квартире, до приезда "Скорой".
   Одного-единственного спасибо за такое явно было мало, со стыдом подумала Лерм.
   - Знаешь, я видел тебя в больнице, - поведал Маркус ещё тише и вместе с тем чётче.
   - В прошлом месяце, с Ноем? - Женева виновато поморщилась.
   Маркус удивился.
   - Нет. Пару лет назад, с Драговичем. Видимо, в день смерти твоего брата. На тебе был синий костюм, и ты сидела босая. Драгович ушёл, а ты осталась там, сидела и плакала. Мне хотелось подойти, спросить, что случилось, но я подумал, что в такие моменты от посторонних людей только хуже.
   Это не стало признанием века, но что-то в тоне Маркуса слишком ярко и остро напомнило ей о том дне, о потере брата, о процедуре опознания. Кажется, Обренок сам сообразил, что выбрал не лучший предмет для продолжения разговора.
   - Женева...
   - Забавно. - Это была её естественная защитная реакция - не можешь исправить, так хотя бы поёрничай. - Тысячи девушек мечтают обратить на себя твоё внимание, сотни безуспешно пытаются, а оказывается, всё, что нужно - сесть да разреветься.
   - Я ж совсем не о том... Я просто... просто хотел сказать, что понимаю... Ну, представляю.... Нет, всё-таки понимаю, каково тебе... наверное.
   - Хорошо, что для фильмов ты не сам себе пишешь тексты. - Женева сжала губы, прикрыла глаза. - Это ведь была не самооборона. У Иво уже не было оружия, он просто стоял передо мной и говорил.
   - Вот и договорился.
   - Я ужасный человек.
   - Не самый хороший, точно. Но и не самый плохой. Как по мне, так лучше пуля в лоб, чем нож в спину.
   "Маркус, Маркус, знал бы ты, сколько я всего о тебе наговорила! В основном не другим, самой себе и не вслух, но утешает это слабо..." Что-то сдавило горло. Женева не припоминала, чтобы когда-нибудь ей было так стыдно за себя. От того, что Маркус понятия не имел о её былых мыслях и высказываниях на его счёт, легче не становилось. Подумать только, она со всех сторон придиралась к Миреку, а убийцу родного брата считала чуть ли не идеалом. Нашлась специалистка по характерам! Не считая Эллей, Маркус оказался практически единственным человеком, который в итоге, после более близкого знакомства, Женеву не разочаровал, а приятно удивил. Хотя, удивляться, конечно, было бы ещё приятнее, не сидя в кутузке.
   - Ты делаешь что-то хорошее на своей работе, ты помогаешь людям, - тем временем продолжал Маркус, и Женеве всё сильнее хотелось закричать ему: "Замолчи!" - Ты верный друг, я же видел, как ты тряслась над Эллей. Хорошая мать, и мальчишки у тебя такие замечательные.
   Последняя фраза была сказана бесхитростно, тепло. В мозгу Женевы раздался щелчок. Лерм неверующе тряхнула головой.
   - Так дело в моих сыновьях? В Стефане? - Она выдохнула, подступив к решетке, взявшись за прутья обеими руками. Стефан сейчас даже младше, чем был Маркус, когда лишился матери. Молчание собеседника лишь подтвердило догадку. - Маркус, Стефан не останется один, и Нико тоже. Они есть друг у друга. И есть, кому за ними присмотреть.
   На самом деле Женева переживала за сыновей. Она хотела быть рядом. Она боялась за них, она места себе не находила. После первого свидания в тюрьме Стефан уходил, расплакавшись, и Женева запретила впредь приводить младшего мальчика в это место. Она бы и старшему запретила сюда ходить, если б могла. Но разве Нико, вооружённого совершеннолетием, удержишь? А у парня окончание колледжа, надо все силы бросать на экзамены, а тут такое... Женева безумно хотела вернуться к семье, но не той ценой, которую предлагал Обренок.
   - Если друзья обещают тебе, что позаботятся о твоём ребенке, это не значит, что они выполнят обещание, - сухо промолвил Маркус. Неправильно всё. Родители не должны уходить, когда они больше всего нужны. И никто не должен быть одинок до такой степени, чтобы не у кого было даже спросить, как дела.
   - А кто позаботится о твоей матери?
   Она думала, что он опять смолкнет или хотя бы спросит: "Откуда ты знаешь о ней?"
   - Для неё уже сделали всё, что можно. - Прозвучало приглушённо. - Рядом я или нет, это ничего не меняет. А твоё присутствие очень много всего изменит для мальчишек.
   - Обренок, ну ты и... - Подходящего слова она не подобрала.
   Маркус вздрогнул. Его по настоящей фамилии не называли лет с двадцати. И ещё дольше никто не задавал ему простеньких вопросов, на которые в повседневной жизни и внимания-то не обращаешь, и начинаешь ценить их, когда перестаёшь слышать. За двадцать пять лет Женева стала первой и единственной, кто спросила у Маркуса, завтракал ли он. Не предложила какую-нибудь деловую трапезу, не позвала на заведомо романтическое поедание пищи, а поинтересовалась, не проголодался ли он.
   Многие отдали бы всё, чтоб поменяться местами с Миреком. Сам он, не задумываясь, променял бы всю эту мишуру и славу на возможность приходить домой и знать, что его там ждут. Что ж, если не получилось создать свою семью, Маркус хотя бы сделает так, чтоб другая семья осталась целой. В конце концов, речь не о смертной казни идёт.
   Высоко-высоко за потолком и крышей что-то глухо загрохотало.
   - Гроза?
   Едва Женева произнесла это, как раздался следующий раскат грома, более резкий, трещащий.
   - Сейчас вот думаю: хорошо, что у меня не получилось завести собаку, - пробормотал Маркус. - Сидела бы она теперь в квартире одна, боялась и скулила. А ты?
   - Я грозы не боюсь.
   - Я имел в виду: у тебя в семье есть домашние животные?
   - Не, у меня только паук, ему гроза по барабану. Я бы двинулась умом, если б к моим сорванцам прибавилась ещё собака. Наша квартира и без того периодически смахивает на базу какой-нибудь террористической организации. Кстати, я недавно читала, что тебе предложили роль террориста, аж в самом Голливуде. - Вдруг это напоминание поколеблет решимость Маркуса?
   - Не совсем террориста. - Он хмыкнул. - Лихтенштейнского сепаратиста.
   Женева прыснула.
   - Тамошние сценаристы вообще дружат с логикой и географией?
   - Да кто ж их разберёт. Роль не ахти, меня там убивают на второй минуте фильма. Зато эта работа пропустила бы меня на "Аэлиту".
   - А?..
   - У меня был бы шанс сняться в фильме "Аэлита", может, в главной роли. "Ю-Фильм" в декабре запускает пробный проект с одной из американских киностудий. Решили снимать "Аэлиту".
   - Советскую классику? Ты, кстати, в курсе, что там по сюжету куча пауков? Целая бездна, полная пауков, если я правильно помню; читала в школе. - Не надо было об этом упоминать, она же его хочет переубедить, а не напугать.
   Видимо, для Маркуса наличие-обилие пауков впрямь стало новостью, но он мужественно снёс эту информацию.
   - Пауков, скорее всего, пририсуют через компьютерную программу. Если нет, пришлось бы крепиться.
   - Ты пошёл бы на такую жертву? Сильно же ты хочешь сниматься в этом фильме.
   - Мне нравится сама идея. Полет на Марс, смесь цивилизаций.
   - Смешение.
   - Что?
   - Ничего. Просто я рада, что в названии фильма нет ничего про любовь.
   - Я не только в мыльных операх снимаюсь.
   - Я заметила. Я была с тобой на "Кровных узах", забыл?
   - Забудешь такое. Посреди фильма, во время постельной сцены взяла и спросила: "А это тоже без дублёра?"
   - Извини, не хотела тебя смущать.
   - Хотела-хотела.
   - Всё равно извини. Если тебя это утешит, ты в том фильме был не хуже среднестатистического супергероя.
   - А то ты в супергероях разбираешься.
   - Эй. У меня два сына, я могу написать диссертацию на тему "Почему Росомаха круче Супермена".
   Этой ночью они, выражаясь дипломатическим языком, так и не пришли к консенсусу. Утром их переправили в крыло для обвиняемых, естественно, в разные отделения - "по половому признаку".
  
  60
   - Я, конечно, не знаю, кто из них это сделал, и, конечно, не оправдываю, но, конечно, понимаю, - кивала в телевизоре дама бальзаковского возраста.
   Ной смотрел новостной сюжет о деле Женевы и Маркуса, в который включили небольшой опрос граждан на улицах. В Юполии не столь уж часто происходят громкие события, а тут ещё и день суда приближался, так что интерес публики был велик.
   - Если этот полицейский впрямь убил её брата, да ещё кого-то, то так и надо! Лерм правильно сделала, - пыхтел тучный мужчина. - Если это Маркус Мирек сделал, то он просто защищал эту женщину. А если это не он, а всё-таки она, значит, Мирек её до сих пор защищает. А если это не она, а таки он, значит, она защищает его. - Поняв, что премия "Оратор года" ему не грозит, мужчина свёл всё к простому выводу: - В любом случае, это вызывает уважение.
   - У них до сих пор остались чувства друг к другу, - из-за спины "оратора" выпалила незнакомая ему девушка. И всхлипнула. - Это так трогательно.
   - Вы в своём уме? - холодно вопросила рыжеволосая женщина в следующем кадре. - Вы понимаете, что мы тут обсуждаем? Убийство мы обсуждаем, а вы из этих двоих пытаетесь делать героев. Подумаешь, знаменитости выискались. Актёр, чиновница, тоже мне шишки. А даже если шишки, то что, можно убивать простых людей?! Это, извините, самый настоящий произвол. Их обязаны наказать, без всяких поблажек.
   Репортаж закончился, Ной к тому моменту совладал с последней пуговицей рубашки и, теперь полностью одетый, выключил телевизор. Палата досталась хорошая, тут не возразишь, но эти стены надоели до зубного скрежета. А выпускать Калема отсюда его собратья-медики отчего-то не спешат. Значит, пора брать инициативу в свои руки (хотя в данном случае всё будет больше зависеть от ног). Не зря говорят, что из врачей получаются худшие пациенты.
   Но прежде, чем план побега вступил в решающую стадию, его испортила Эллей.
   Нельзя сказать, что она вошла, скорее уж ввалилась - с огромным рюкзаком за плечами и не менее огромными пакетами в обеих руках. Сегодня на Моро были простецкие голубые джинсы и светло-розовая футболка; волосы, обычно распущенные, были собраны в высокий хвост, правда, причёска уже потрепалась.
   - Уф, - выдохнула посетительница, захлопывая дверь ногой. Поставила пакеты на пол, сняла рюкзак и с наслаждением расправила плечи, наклонила голову сначала вправо, затем влево и потянулась. После чего выразительно нахмурилась на Ноя. - Сбегаешь?
   Отрицать было бессмысленно.
   - Ещё один день здесь, без дела, и я свихнусь, - попробовал разжалобить Калем.
   - Ной! У тебя огнестрельное ранение!
   - Было несколько недель назад.
   - Врачи пока не разрешают тебе выписываться.
   - Я сам врач, если ты не забыла.
   - Помню-помню. - Эллей покачала головой.
   Хоть этот разговор и проходил на полушутливых тонах, сама ситуация ничуть не забавляла. Моро вздрагивала всякий раз, когда вспоминала неслышный выстрел и то, как Ной упал, будто подкошенный. Фактически он подставился сам, защищая её.
   Очнувшись в больнице, Эллей первым делом спросила о Калеме. Между её вопросом и ответом медсестры прошло полсекунды, но этот отрезок времени показался вечностью.
   Калем пришёл в себя на несколько часов позднее Моро. Эллей сидела подле его кровати. Он улыбнулся и прокряхтел, что просто не понимает, как в боевиках или триллерах люди умудряются после пулевых ранений куда-то бежать и с кем-то драться. Затем посерьёзнел и спросил, что произошло.
   Моро выписали на следующий же день, подозрение на сотрясение мозга не подтвердилось; а вот Ною коллеги первую неделю запрещали даже подниматься с кровати. Эллей приходила ежедневно, просиживала в палате по нескольку часов, и во многом благодаря этому неуместный энтузиазм Ноя, жаждущего поскорее встать на ноги, удавалось сдерживать.
   - С ума сойти, стоило мне уехать на один день к маме, как ты уже устраиваешь побег! - вновь покачала головой Эллей, заправляя за уши выбившиеся из причёски пряди.
   - Я вчера целый день вёл себя хорошо, но сегодня не выдержал.
   - Давай обратно в кровать.
   - Эли.
   - Никаких Эли, а то вызову на подмогу медсестёр.
   Ной сомневался, что она выполнит эту угрозу, но предпочёл перестраховаться. В качестве компромисса присел на постель. Он красноречиво поглядел на пакеты и рюкзак.
   - Что это?
   - Догадайся. - Эллей потёрла плечи ладонями.
   Ной догадался.
   - Гуманитарная помощь?
   - В яблочко! Думаю, ты не совсем забыл мою маму. Она же живёт в полной уверенности, что вне дома меня морят голодом. Так что здесь у меня стратегический продуктовый запас. Варенья, соленья, домашний хлеб, сыр, пироги и канадские булочки.
   - Здорово, только не пойму, зачем ты привезла это сюда. Планируешь вместе со мной забаррикадироваться тут на неделю-другую?
   - Просто я не заезжала домой, прикатила сюда прямиком с вокзала. Как чувствовала. Но-о-ой. Переодевайся в больничное и ложись.
   - И не подумаю, - взбунтовался Калем, вновь поднимаясь на ноги. - Я в полном порядке.
   - Если врачи считают, что надо перестраховаться, то...
   - Я вполне могу перестраховываться и у себя в квартире.
   - А то я тебя не знаю! Ты же не будешь сидеть без дела, не то что лежать. Вот вечно ты так; я помню, как на втором курсе ты сломал ногу и всё равно таскался на занятия.
   - Потому что лучше чем-то заниматься, чем лежать и думать о болезни.
   - И у этого человека есть медицинский диплом.
   - Между прочим, об окончании университета с отличием, - Ной многозначительно поднял указательный палец. Затем выдохнув, вновь улыбнулся. - Эли, я отлично себя чувствую, поверь. Я знаю, о чём говорю. Мне давно уже можно вернуться в строй.
   - Поверю, когда услышу от твоего доктор... а!
   Последний звук она издавала, стоя уже не совсем на полу. Вернее, вообще не стоя. Стремясь доказать своё отличное самочувствие, Ной, недолго думая, обхватил Эллей пониже бёдер и стремительно поднял.
   - Ной! - ужаснулась она. Попробовала извиваться, но быстро прекратила тщетные телодвижения. Ной держал крепко. - А если у тебя кровотечение откроется?..
   - Не откроется, - спокойно произнёс Ной, неотрывно глядя на неё.
   Кажется, они впервые после расставания оказались лицом к лицу столь близко. Если не считать того поцелуя ночью; так ведь тогда всё происходило в потёмках. А сейчас, при свете дня, чётко просматривалась каждая деталь. То ли дело было в одежде, то ли в причёске, то ли в чём-то ещё, но Эллей сейчас походила не столько на нынешнюю себя, сколько на ту девушку из университета, которую помнил Калем.
   - Поставь меня, пожалуйста, - отчего-то перешла на шёпот Эллей, частично отворачиваясь.
   Ной медленно опустил её на пол, но объятий не разжал, лишь переместил ладони на поясницу Эллей. Вернее, одну ладонь, вторая почти сразу поднялась к её лицу, тыльной стороной коснулась щеки. Ной прищурился.
   - У тебя всё ещё есть веснушки, - счастливо осклабился он.
   Эллей моргнула, будто не совсем поняв в первые секунды, о чём он.
   - Не напоминай, до сих пор с ними борюсь.
   - И зря, - уверенно постановил Ной, осторожным жестом заставляя Эллей вновь посмотреть на него.
   Она погладил её по щеке, по волосам, и одна из прядей каким-то образом зацепилась за обручальное кольцо, которое Ной, как вдовец, носил на правой руке. Его правая ладонь замерла. Эллей по возможности скосила взгляд вбок.
   - Это ваше с ней кольцо, Ной, - едва слышно проговорила она. - У тебя дома ваша постель, у меня дома - наша с Виком кровать. Их фото, их вещи, их...
   - Вот именно: вещи. - Ной настойчиво продолжал смотреть в карие глаза. - Просто предметы, которые не заменят и не вернут нам любимых людей. Кати нет. Виктора нет. С этим ничего не поделаешь. Но мы-то, мы-то есть, Элли. Мы никого не забываем и не предаём. - Его заставило приостановиться удивление, вспыхнувшее на лице Эллей. Её брови изогнулись, глаза стали шире. - Что?..
   - Ты назвал меня Элли, - всё так же тихо произнесла Моро, чуть растягивая слова, - с двумя "л".
   Теперь и Ной на секунду поднял брови.
   - Это плохо?
   - Нет. - Губы Эллей тронула улыбка, а её ладонь легла на правое запястье Ноя. - Это здорово. - Шёпот стал погромче, улыбка - пошире. - Меня так тринадцать лет никто не называл.
   Ной широко улыбнулся, ничего самоуверенного или нахального, это была улыбка человека, который сейчас находится именно с тем, с кем хочет. Он притянул Моро к себе вплотную, продолжая смотреть прямо на неё, убрал назад её пряди, падавшие на лицо. В такт этому лёгкому жесту Эллей тряхнула чёлкой, теперь тоже не сводя глаз с Ноя, скрестила запястья за его шеей, запустив пальцы в выгоревшую золотисто-молочную шевелюру.
   - Больной, зачем вы вста... - медсестра застыла на пороге, моментально сообразив, что выбрала худший момент для появления. Будь она мудрее, догадалась бы уйти, притворившись, что её здесь вовсе не было, но девочка растерялась.
   Никто из пары даже не покосился в сторону медсестры. Только Ной, не глядя, беззлобно бросил:
   - Кыш.
   Медсестра не заставила просить себя дважды. Она пару мгновений постояла по другую сторону закрытой двери, прекрасно понимая, что парочка внутри уже и думать забывал о минувшем происшествии, у этих двоих явно были дела поинтереснее.
  
  61
   После ночи в отделении предварительного заключения Маркус и Женева не виделись до самого суда. Они встретились непосредственно перед залом, где должно было огласиться решение. Вели подсудимых с разных сторон.
   У дверей толпились журналисты с блокнотами, диктофонами, фотоаппаратами и видеокамерами. Среди этой братии Женева приметила светловолосую любительницу слова "Фантастика" из ТВ-шоу, в котором они с Маркусом некогда участвовали. Однако её взволновала отнюдь не "фантастическая" блондинка. Когда расстояние между двумя обвиняемыми сократилось до десятка метров, Женева окончательно убедилась, что зрение её не обманывает, и что дело не в игре теней. Под глазом Маркуса сиял синяк, под уголком губ пестрела шикарная ссадина.
   - Что с тобой случилось? - сдавленно, не плаксиво спросила Женева.
   Теперь её от Маркуса отделяла пара шагов, конвоиры прервали шествие, чтобы заставить расступиться чересчур навязчивых репортёров. Вопросы сыпались со всех сторон, фотовспышки появлялись ежесекундно.
   - Никто из вас по-прежнему не признаёт свою невиновность?
   - Вы готовы принять любое наказание?
   - Что вы чувствуете?
   - О чём вы думаете?
   - Вы планируете пожениться?
   За всем этим гомоном Лерм не расслышала ответа Обренока, если Обренок вообще что-нибудь ответил. Возможно, он ограничился лишь успокаивающим жестом. Конвоиры вновь двинулись к дверям, ведя подопечных.
   - Подрался с сокамерниками? - догадалась Женева. Эту догадку она озвучила, когда они оба проходили в широкий дверной проём.
   - Ага, - фыркнул Маркус, приостанавливаясь. Женева тоже встала. Конвоиры пока проявляли понимание. - Мы с ними разошлись во мнении насчёт творчества Эврипида. - Он усмехнулся.
   - Маркус... - Женева, не думая, протянула руку, осторожно коснувшись болячки на его подбородке.
   Некоторые репортёры взвыли от восторга, фотоаппараты защёлкали с утроенной силой, операторы и фотографы расталкивали друг друга.
   - Порядок, - по-мальчишески улыбнулся Маркус. - Ты этих двух не видела, они теперь смотрятся похуже меня.
   Лерм попробовала улыбнуться в ответ, не получилось.
   - Нет, правда, всё хорошо, - видя, что Женева впрямь волнуется, попытался успокоить Маркус, старательно не замечая попыток вежливо протолкнуть его за порог. - Бывают ведь недоразумения, мы всё уладили. Потом даже спели хором песню из "Помоги мне уйти". Нормальные ребята оказались. У тебя самой-то как с соседями?
   Женева пренебрежительно дёрнула плечом.
   - Всего одна девчонка, посадили за распространение наркотиков. Молодая, худющая, в случае чего я её одной левой, причём ногой.
   Конвоиры стали настойчивее, подхватили обвиняемых под руки и ввели в зал суда. Сборная СМИ хлынула следом.
   Родные и близкие Женевы уже находились в зале, у Маркуса таковых, видимо, не имелось вовсе. Брошти не пришёл. Здесь были Ной, таки вырвавшийся из больницы, Эллей, все последние недели приходившая к подруге практически каждый день. Здесь был Нико. Здесь был Стефан, к полному ужасу своей матери. Мальчик смотрел на маму широко раскрытыми глазами. Видно было, что он напуган, но храбрится изо всех сил.
   - Попробовал бы кто его удержать, - быстро оправдался Нико, когда Женеве позволили притормозить рядом с ним и Стефаном. - Истерику мне закатил.
   - Я не закатывал! - выпалил Стефан, не столько сердито, сколько принципиально.
   Женева погладила младшего сына по голове, одновременно положив другую руку на плечо старшего.
   - Как экзамен?
   - Сдал.
   - Молодец. - Женева хотела обнять Нико, но сопровождающий не позволил. - Может, вы всё-таки выйдете? - предложила она обоим мальчикам, опять глядя на Стефана.
   Поджав губы, самый младший из Лермов упрямо мотнул головой.
   Маркус смотрел на это со стороны, задумчиво, без драматизма, просто с уверенностью. Когда он проходил мимо Калема и Моро, Ной протянул Обреноку руку.
   - У меня не было случая Вас поблагодарить.
   Обренок пожал руку Ноя.
   - Этот выродок убил мою жену. - Ной стиснул зубы. - Если б не Вы, он убил бы и нас троих.
   Эллей тоже поблагодарила; в отличие от Калема, не впервые.
   Уж она-то точно знала, кто застрелил Драговича. "Эли, сколько лет мы знакомы? - на одной из первых встреч выпалила Женева, услышав предсказуемый вопрос подруги, когда они остались наедине. - По-твоему, я - тот человек, который будет брать на себя чужую вину?"
   Адвокаты обвиняемых вежливо кивнули друг другу, каждый мысленно вздохнул. Ведь за недели работы у юристов не получилось договориться. Реально попытаться наладить диалог, если клиенты хотят спихнуть вину друг на друга - по крайней мере, ясно, что каждый думает о собственной выгоде, и от этого уже можно начинать плясать. Но если твой клиент, наоборот, требует, чтобы обвиняли именно его, а чужой клиент рвётся перетянуть обвинения на себя, то все потенциальные компромиссы летят в тартарары.
   Со своего места на кафедре судья Корович оглядывал складывающуюся картину. Журналисты, верно, разочаруются - Корович не собирался устаивать показухи, не намеревался долго расспрашивать обвиняемых о чём-либо. Было проведено достаточно допросов, не к чему переливать из пустого в порожнее. К этому делу и так слишком много ненужного внимания, да и показуха уже имеется. При обстоятельствах, сопутствовавших гибели Драговича, оба обвиняемых могли рассчитывать на домашний арест или даже подписку о невыезде вместо заключения. Но поскольку в столице назревали очередные выборы, кто-то решил, что будет правильнее, если с Лерм и - за компанию - Маркусом поступят построже, чтоб у электората, не дай бог, не возникло мысли, будто к какому-то представителю власти проявляют незаслуженное снисхождение.
   Все расселись по своим местам, и наступила относительная тишина. Журналисты тихонько гудели на задних рядах, дети и друзья Женевы сидели ближе к кафедре, а за двумя столами прямо перед судьёй расположились Обренок и Лерм с адвокатами. Несколько фотографов и операторов пытались забежать вперёд и сделать снимки, но их быстренько препроводили обратно под угрозой окончательного изгнания из зала.
   - Значит так, если сейчас присутствующие не замолчат, - Корович сверкнул глазами, что в первую очередь было рассчитано на журналистов, - отсюда выведут всех, кроме обвиняемых и адвокатов. Повторять я не буду. - Окончание фразы прозвенело в божественной тишине. - Замечательно, - удовлетворённо заключил Корович, окончательно принял официальный вид, устраиваясь за своим небольшим столом. Поглядел на молоточек, лежащий у правой руки, подумал, не постучать ли для верности по столу, но в итоге отверг идею и перевёл взор на подсудимых. - Маркус Мирек, Женева Лерм, - начал Корович торжественным тоном и неожиданно суетливо добавил: - С вами, между прочим, судья разговаривает, могли бы и встать. - После того, как несколько сконфуженные обвиняемые выполнили гениально закамуфлированную просьбу, Корович невозмутимо продолжил: - Собственно говоря, суд уже вынес решение, но я даю вам последний шанс. Действительно последний, понимаете? Итак, спрашиваю в последний раз: кто из вас стрелял в Иво Драговича?
   Женева бросила на Маркуса заклинающий взгляд... А ведь тогда, в вечер смерти Иво, Обреноку, похоже, и в голову не пришло, что Женева запросто могла солгать о причине убийства. Вдруг у них с Иво любовная разборка вышла из-под контроля? Как можно быть таким доверчивым?!
   Маркус потряс головой, взгляд кристально-серых глаз был устремлён только на Коровича.
   - Пожалуйста, не трогайте её.
   - Это не он! Не он! - воскликнула Женева. Восклицание показалось бы театральным, если б не неподдельное отчаянье в каждой ноте голоса. Господи, это чокнутого же упрячут за решётку, по-настоящему упрячут!..
   - Это я. - Маркус лишь мельком взглянул на Лерм, успокаивающе, ободряюще. В конце-то концов, даже если посадят их обоих, это ещё не конец. Женеву тогда легче будет уговорить пойти на сделку, потом подадут апелляцию, или как эта судебная штука называется, и Женева выйдет.
   Просто класс! Мало ей было мук совести и многочасовых раздумий в камере!
   - Неправда! - Женева уже не понимала, чего в её чувствах больше - злости или страха. Ей не нужна эта жертва, сколько надо повторять?
   - Ясно, - махнул рукой Корович. - Никакого прогресса. Тогда замолкаем и слушаем приговор.
   Тишина стала гробовой.
   Судья раскрыл лежавшую перед ним папку, кашлянул.
   - Так. Объявляется приговор... Маркусу Об.. Миреку и Женеве Лерм... В соответствии с Уголовным кодексом Юполийской Республики... - Он быстро перевернул страницу. - Статья... пункт... И так далее, и тому подобное... Да где же это? А вот. Рассмотрев все представленные улики и изучив обстоятельства происшествия, суд решил, - тут Корович не смог отказать себе в удовольствии выдержать драматическую паузу, - признать Маркуса Обренока и Женеву Лерм виновными в превышении пределов необходимой самообороны и назначить обоим обвиняемым наказание в виде лишения свободы на пять лет.
   В дальней части зала несколько человек разом охнули. Даже прокурор, примостившийся между обвиняемыми и их близкими, удивился. Эллей схватила Ноя за руку. Стефан умоляюще посмотрел на побледневшего брата, словно просил сказать, что тут какая-то ошибка, что Стефан что-то не так понял. Глаза цвета морской волны наполнились слезами.
   - Условно, - скромно добавил Корович. - С испытательным сроком.
   Пять секунд совершеннейшей тишины бесследно сгинули в лавине бурных восклицаний, вопросов, обсуждений. Женева и Маркус взирали друг на друга в полной растерянности.
   Нико первым добежал до Женевы и обнял так крепко, как только мог.
   - Мама! Мам... - Он прижимал её к себе. Он был выше на целую голову, но сейчас казался сущим ребёнком.
   - Мамочка, - Стефан сам прижался лицом к животу Женевы, обхватил её трясущимися руками. - Мамочка...
   Женева поцеловала Нико, потом присела на колени перед Стефаном, заключила его лицо в свои ладони.
   - Ну что ты, что ты... - Она и сама едва не плакала. - Всё ведь хорошо. Всё хорошо.
   Нико тоже опустился рядом, сбивчиво пытаясь успокоить брата, и Женева смогла обнять обоих своих мальчиков. Эллей и Ной уже стояли рядом, готовые в любой момент выказать радость. Пока же они были заняты тем, что не подпускали репортёров слишком близко.
   Женеву окружали родные и близкие. Маркуса окружили журналисты.
   - Что Вы теперь будете делать?
   - Отразиться ли это на вашей карьере?
   - Что Вы чувствуете?
   Кто-то сунул Маркусу под ухо сотовый телефон.
   - Маркус, друг, - раздался радостный и подхалимистый голос Брошти, - это невероятно! Это потрясающе! Это неописуемо! Новость уже разлетается! Я смотрел прямую трансляцию, ты был великолепен!
   Маркус машинально взял телефон в руку, одновременно пытаясь высмотреть, что там с Женевой.
   А у Женевы всё было замечательно. Она вновь стояла, по-прежнему в объятьях сыновей, теперь ещё и Эллей с Ноем обнимала. Гудящий рой журналистов Лерм игнорировала.
   - Голливуд тебя хочет со страшной силой, - порадовал Брошти. - Они уже говорили, что если не будет тюрьмы, тебе предложат роль главное террориста! Приглашения на каналы и шоу посыплются, как из взбесившегося рога изобилия! Это успех, Маркус, это...
   - Георг, - не то чтобы громко, но непрошибаемо прервал продюсера Маркус.
   - Что?
   - Иди ты... - Хорошая память и природная вежливость отчаянно боролись между собой.
   - Куда? - со слабой надеждой уточнил Брошти.
   - К лихтенштейнским сепаратистам. - Обренок отрубил звонок и вернул телефон законному хозяину.
   Женева повернулась лицом к Маркусу. Обренок опять улыбнулся ей, мол, видишь, всё хорошо, я рад. Она быстрым движением вытерла слёзы, осторожно высвободилась из массовых объятий и направилась к Маркусу сквозь представителей СМИ, будто тех здесь и не было. Благодаря богатому спортивному опыту разбег получился что надо.
   - Фантастика! - всхлипнула с умилением и одновременно с профессиональным воодушевлением белокурая журналистка и обратилась к оператору. - Ты это снимаешь?
   - Да помереть мне на этом месте, если нет, - не отрываясь от "глазка" камеры, отозвался тот.
   Всё произошло быстро. Вроде бы вот Мирек и Лерм были по отдельности, а вот уже вместе, да ещё и целуются. Основательно и отнюдь не в щёчку.
   Больше всех удивился Маркус, но отнекиваться не стал, по той простой причине, что не хотел.
   - Это было "спасибо"? - спросил он, когда поцелуй прервался. Маркус наморщил лоб, тем не менее, не спеша убирать руки с талии Женевы.
   - Нет. Это сейчас было "Не вздумай теперь пропасть".
   Среди особых способностей Маркуса было умение улыбаться, не используя губы, одними лишь глазами, но невероятно выразительно. Это он и продемонстрировал, прежде чем уже сам поцеловал Женеву. Второй поцелуй был более коротким, но не менее трогательными. После этого Лерм с беззаботным смехом расцеловала Маркуса в обе щеки и приникла к нему сильнее, прикрыв глаза. Примерно через неделю Женева скажет Обреноку: "Получается, Виктор даже после смерти сделал для меня кое-что хорошее". "Что?" "Познакомил с тобой".
   Маркус прижался подбородком к затылку Женевы, провёл по её волосам ладонью и тоже закрыл глаза, чтобы хоть на миг можно было представить, что они здесь одни.
   - Ну и ну, - ухмыльнулась Эллей, глядя на всё это.
   - По-моему, очень хороший пример для подражания, - лукаво постановил Ной, обнимая Моро за талию. Улыбка казалась особенно белоснежной на очень смуглом лице. Стоило Калему разок пройти под летним солнцем, как кожа, было побледневшая от долгого пребывания в закрытом помещении, вновь стала насыщенно бронзовой.
   - Имейте совесть, здесь ребёнок, - шутливо напомнил Нико.
   - Я не ребёнок! - тут же возмутился Стефан.
   "Завтра в это время я буду уже в Турции", - с наслаждением подумал Корович.
   "Кажется, всё закончилось хорошо, - отметил мало кем замеченный Милош, который стоял у дверей. - И очень вовремя, ещё успею забрать вещи из прачечной".
  
  62
  (Статья, через несколько месяцев появившаяся в одной из леудских газет)
  Разрыв Мирека и Лерм огорошил всех
  
  Многие из нас, затаив дыхание, следили за судьбой Маркуса Мирека и Женевы Лерм и во время судебного процесса, и после. Вплоть до вчерашнего дня казалось, будто у пары всё прекрасно. И как гром среди ясного неба прозвучала новость о том, что Маркус и Женева расстались.
  
   Нет необходимости напоминать о громком уголовном деле и последующих разбирательствах. Абсолютно всех тогда поразило и тронуло то, насколько решительно Маркус и Женева защищали друг друга.
   После того, как одного из самых знаменитых в Юполии актёров и известную спортсменку, занимающую не последнюю должность в Государственном Совете, приговорили к пяти годам лишения свободы условно, было ясно, что у бывших обвиняемых вновь начинается роман. Ранее пара уже объявляла о своём намерении пожениться, однако вскоре помолвка была официально расторгнута.
   После суда Женеву и Маркуса не раз видели вместе, не только мило улыбающимися, но и целующимися. Всем казалось, что теперь дело в шляпе и не за горами звон свадебных колоколов.
   Колокола действительно прозвучали, но лишь для Женевы. Её избранником стал другой мужчина. Это выяснилось совершенно случайно, поскольку ни Женева, ни Маркус не говорят о своей личной жизни и вообще в последнее время свели к минимуму контакты со СМИ.
   На круглом столе, прошедшем вчера в Государственном Совете и посвящённом привлечению населения к массовой физкультуре и спорту, репортёры почти сразу заметили на безымянном пальце левой руки Женевы Лерм обручальное кольцо - из тех, что надеваются в день свадьбы, а не помолвки. (Напомним, как гражданина, который имеет судимость, Женеву Лерм должны были уволить из ГС, однако существенная часть политиков не торопится поддерживать такие действия, многие напирают на то, что формально вина женщины так и не доказана.) Спортивная тематика была тут же забыта. Журналисты наперебой стали интересоваться, когда Женева Лерм успела стать Женевой Мирек.
   - Во-первых, я оставила девичью фамилию. Во-вторых, я замужем не за Маркусом Миреком. Фамилия моего мужа - Обренок.
   Отвечать на дальнейшие расспросы сестра Виктора Лерма отказалась.
   Поклонники пары пребывают в шоке и ужасе, ведь не было никаких предпосылок для расставания. Маркуса и Женеву, как указывалось выше, неоднократно видели вдвоём. В частности они вместе пришли на свадьбу своих общих друзей, состоявшуюся в прошлом месяце. (Проницательные читатели, верно, догадались, что речь идёт о других фигурантах всё того же дела о гибели инспектора леудской полиции Иво Драговича - Ное Калеме и Эллей Моро, впрочем, теперь следует называть её Эллей Калем.)
   Что удивительно, Маркус Мирек тоже не кажется подавленным. Актёр сейчас в Акидии, где проходят съёмки фантастического приключенческого фильма "Аэлита", в котором у бывшего жениха Женевы Лерм главная мужская роль. Давая нашему корреспонденту комментарий по телефону, Мирек говорил исключительно спокойно; похоже, даже с улыбкой (которая, возможно, маскирует глубокую душевную рану):
   - Такова жизнь, что тут добавить? Кем бы ни был этот Обренок, ему здорово повезло.
  
  Конец
  (25 марта - 11 августа 2013 г.)
  
  
   И ещё от автора:
   Так уж получилось (не совсем преднамеренно), что в этом романе многие герои так или иначе нагло списаны с реальных людей, тех, что рядом со мной в моей повседневной жизни. Списаны, конечно, частично. Обращаюсь к своим знакомым. Узнали себя в ком-то из персонажей? Значит, вы мне не безразличны, значит, вы интересная личность. Вам не всё нравится в книжном образе? Так это же художественное произведение, и для персонажа взяты лишь отдельные ваши черты, обильно приправленные авторским вымыслом. Не обижайтесь.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"