Я помню тот страшный миг, когда израильская бомба взорвала отчий дом и убила мою семью. Мама, папа, малыш Камаль и сестренки: Аза и Джанан... Царствие им Небесное. Хотя ни в чем мы не были виноваты. Тяжко было... очень. Родственников у меня не осталось и я, наверное, умер на улице с голода, если бы не прибился к банде. Банда - это десяток моих сверстников. Как мы добывали пропитание весь этот страшный год? Да по-всякому, в основном на базаре. Зато мы один за всех и все за одного!
Но я не об этом.
В нашем районе жила одна древняя-древняя старуха. Обычно она дремала, сгорбившись на крохотной скамейке перед облупившейся дверью своего старенького домика, скаля редкие, потемневшие зубы в странной гримасе. И от этого изжелта-бледное лицо морщилось, напоминая высохшее яблоко. Но самым страшным был нос: огромный, крючковатый, словно клюв ястреба, со страшной бородавкой. А еще у нее были изломанные шишковатые руки - лапы. Когда представлял, что она прикоснется ими, так в дрожь и кидало! И это на солнце. А оно в полдень в Палестине даже не светит, а жалит раскаленными лучами! Словом, более уродливой старухи и представить невозможно!
Когда еще были живы мама и папа я смотрел фильм: 'Волшебник страны Оз'. Так вот, она точь-в-точь Западная Ведьма! Наверное, поэтому пацаны прозвали ее Ведьмой.
Она даже снилась мне. В кошмаре! Страшно - ужас! Ведьма гналась за мной по улице, а я никак не мог убежать!
Малыши старались далеко обходить Ведьму, а мы не боялись ее, но дразнили только, отойдя на безопасное расстояние и, негромко.
Короче промышляли мы на базаре и один из пацанов сработал грязно и за нами погнались разъяренные торговцы. Видел я как-то что толпа сделала с пойманным воришкой. Окровавленный кусок мяса с переломанными костями так и остался лежать на земле. Потом я пол ночи не мог заснуть.
Мимо пролетали высокие заборы и свернуть некуда. Я изо всех сил бежал и, уже начал задыхаться, когда завернул за угол и увидел сидящую на своем посту Ведьму. А толпа орет позади и понемногу приближается.
Хотел я проскользнуть мимо, как воплотился в жизнь старый кошмар: старуха ухватила меня за плечо и остановила. Горло перехватил такой нервный спазм, что даже закричать не смог.
Все, подумал, пропал!
- Прячься! - Ведьма свободной рукой распахнула дверь и толкнула меня туда. Короткое мгновение, за которое я успел почувствовать, как выползший из подсознания страх заставил онеметь кончики пальцев, я еще видел улицу и Ведьму. Потом дверь захлопнулась и стало темно.
Сердце колотилось словно горошина в детской погремушке.
Я услышал топот множества ног и крики торговцев совсем рядом, сразу за дверью. Все! Одно слово Ведьмы и мне конец!
По спине скатилась холодная струйка пота и стала медленно спускаться.
В каком-то странном оцепенении я ждал свою судьбу. Потом топот ног и крики начали удаляться, пока не сменились обычными звуками улицы.
Открылась дверь, и я увидел Ведьму и понял - она спасла меня.
- Выходи мальчик, - услышал я удивительно молодой голос, так не подходивший внешности страшной старухи и еще глаза. Бархатистые, словно у киноартистки, глаза, совсем не старые, красивые! - Они ушли...
И вовсе она оказалась не страшная. Старая - да, но не страшная, а добрая. Никогда, никогда ни один пацан из моей банды не будет ее дразнить! Клянусь!
- Спасибо, ханум, - я склонил голову и направился к двери. Я проходил мимо старушки, когда почувствовал на затылке ее руку и услышал шепот, - Да поможет тебе Господь...
И гром прогремел при ясном небе и свидетелем этому стала вся Палестина. А мир увидел огненную комету, хвостом закрывавшую луну.
И умер от сердечного приступа американский президент. В сладкие речи его о свободе и равенстве и величии заокеанской державы, как зачарованные, верили миллиарды. И правил он ровно сорок два месяца.
Гремящим водопадом обрушились в мой разум воспоминания о прошлой жизни - тысячи и тысячи событий, и как я умирал, и как проповедовал Любовь... и обрушилась вся боль и все несправедливость этого, нынешнего мира. Миллионы и миллионы страждущих и смертей. Это было больно. Ужасно больно. И я стал не совсем другой... поживший, пострадавший и бесконечно любящий живущих... хотя что-то от мальчика -воришки осталось.
И я почувствовал, что люблю всех, кто живет на Земле, ибо бог есть любовь.
'Вот я и вернулся...'
Я пошатнулся, глаза сами собой закрылись.
Старая смоковница, уже неспособная давать плоды медленно и почти незаметно взбухла почками. Скоро они проклюнутся цветами.
- Что с тобой мальчик? - услышал взволнованный женский голос.
Я открыл глаза.
- Ничего, добрая ханум, все хорошо, я пойду? - кротко улыбнулся я. И не было в моей улыбке ничего от простодушного мальчика... почти ничего.
Женщина, все еще с беспокойством глядя на меня, кивнула.
- И спасибо тебе, добрая женщина, да воздаст тебе Господь за твою доброту, - я коснулся ее лба ладонью в благословляющем жесте и пошел дальше.
А у дверей в старенький дом смотрела в спину 'мальчика' растерянная и миловидная старушка. Впервые за долгие годы ее не мучили боли в спине и животе, и чувствовала она себя, словно в молодости. А ей еще предстоял шок увидеть отражение своего помолодевшего лица в зеркале...