Аннотация: Земля умерла. А человечество? Есть ли у него еще один шанс?
Второй шанс.
Детей находили в Капусте. Точнее, они почти всегда сами приходили в Потаповку с капустного поля, занявшего самую верхушку Лысого Пригорка, только самых маленьких, тех, что самостоятельно ходили плохо, приносили взрослые, которые детский плач слышали. Взрослые, те из разных мест шли: кто из восточного леса, кто из западного, кто с верховьев Лаубы, кто снизу. Но дети всегда появлялись в Капусте. Вообще-то новые ребятишки появлялись на свет божий не часто, душ по пять в год, а в первый год так ни одного не было, только взрослые, и в основном, мужчины.
Потаповка располагалась в седловине между двух пригорков - Лысого и Кудрявого, так их назвали первые люди, появившиеся в Мире. Первого человека звали Потап, по его имени и поселок стал так называться.
Лысый Пригорок Лысым назвали потому, что на нем ничего кроме травы не росло, ни деревца, ни кустика - только трава, от подножья до середины тонкая и невысокая, а на верхушке другая - в виде зеленых фонтанчиков и светлая. На вкус эта трава напоминала капусту, потому и называться стала капустой. Но в пищу капуста была малопригодна - горчила. Ее вымачивать надо было долго, чтобы горечь смягчить, и солить потом. А где соли взять? За ней, за солью, далеко на юг идти нужно было, да и мало было, соли этой в разведанных поселянами местах. Вполне возможно, где-то ее много находилось, но жители поселка дальних маршрутов не планировали пока, других проблем хватало. Так что капусту ели, когда другое надоедало. Или из баловства, я так думаю. Те, кто ел, ГУРМАНАМИ себя называли.
А вот Кудрявый Пригорок - другое дело. Он весь, с низу до верху, порос орешником. Ореховые деревья высокие и толстые. Орехи крупные, ядреные, с кулак. Скорлупа твердая, как кость, но токая и хрупкая. Орехи чуть ли не главной пищей поселян стали. Иной год по десять мешков на брата собирали, потом всю зиму было что есть. Из орехов этих и супы варили и компоты, и в травяную кашу добавляли для сытости. Даже бражку на орехах ставили. Зерна-то мало пока наросло - поля под пшеницу большие подготовлены, с сам поселок величиной, но засеяны только на треть, две трети под будущие урожаи отведены. Чтобы пшеницей все поле засеять еще пять лет надо, говорил поселковый староста Потап, а его старостой назначили не за то, что он первым в Мир пришел, умный он, Потап, знает много чего, больше любого другого поселянина. Иной раз такие слова говорит, никто таких слов мудреных не слышал ранее. Этот Кудрявый Пригорок, говорит, КЛОНДАЙК своего рода. А что за КЛОНДАЙК? Его спрашивают - усмехается. ГЕНЕТИЧЕСКАЯ память, отвечает. Ну, память - понятно, а что такое ГЕНЕТИЧЕСКАЯ? Потап объяснял, и не раз, но только от этих объяснений еще больше непонятно становилось. Так и перестали спрашивать. Редко когда. А насчет КЛОНДАЙКА поняли - это место такое, где орехи есть. И не одни орехи, там, в КЛОНДАЙКЕ, много чего есть съедобного и полезного для хозяйства.
На Кудрявом Пригорке кроме орехов и другое было. Грибы, например. Грибы разные на Кудрявом росли - и те, что в земле, промеж деревьев, мягкие и пахучие, и те, что на ореховых стволах. Эти пожестче, их долго отваривать надо. Зато сушить их не нужно - нарезал, побросал, как есть, на чердак: доставай и вари, как супчика грибного захотел. Или жарехи. Правда, и суп и жареха теми же орехами отдают, но мы, поселяне, к ореховому духу привычные. Едим, да нахваливаем.
Еще на Кудрявом пригорке ягоды разные произрастают. Название у них одно - ягода-кудряшка. Но цвета и вкуса разного. Есть сладкая и красная - красная кудряшка, есть желтая, кисловатая - желтая кудряшка. Есть голубая кудряшка, синяя, черная. Есть белая, но ее от ядовитой отличать нужно. Она, которая съедобная, вкуса необыкновенного, но не пахнет издали. У ядовитой на попке маленькое серое пятнышко, а у съедобной нет такого. Иногда пятнышко очень светлое, можно не заметить. И отравиться. Поэтому белую кудряшку мало кто собирает, боятся.
Я собираю. И ем. Чую, что ли - какую можно, а какую нет. Да нет, не чую, просто знаю. У них отличие не только в пятнышке, у них и оттенок немного другой, и форма ягодок, и листики разные. Похожие, но разные. Вообще, что касается деревьев, трав разных, тут я дока, лучше любого другого поселянина в зелени этой разбираюсь. Орехи, ореховые деревья - они тоже разные. Поселяне говорят: орех, он и есть орех, какая в нем разность? А я на вкус могу сказать, - какой орех, с какого дерева сорван. Потап говорит, что я в прошлой жизни БОТАНИКОМ был. Что такое БОТАНИК, я не знаю, но Потапу верю. Потап умный. Потому и староста.
Но я не только белую ядовитую кудряшку от белой съедобной отличить могу, не только про орехи все знаю. Я про любую травку-муравку сказать могу - ядовитая или в пищу пригодная. Вот тут-то, наверное, чутье работает. Рассмотрю стебелек или листочек со всех сторон, в пальцах помну, понюхаю. Щелк! Сработало что-то в голове. Знаю! Не верите, могу тут же на себе проверить. Я-то уверен. Я-то знаю: не помру. Знаю я также и то - бесполезна травка, растет себе и растет, или есть в ней толк особый. Бесполезных мало. В основном, каждая травка на человеческий организм какое-то действие оказывает. И ядовитая - она не всегда и не для всех такая. Иногда может смерть вызвать, иногда воскресить, или сил нужных добавить.... Про бесполезную травку это я так, для простоты. Их, бесполезных, мысль у меня такая в последнее время все чаще и чаще приходит, нет вообще. И еще! Совсем недавно я стал понимать, что все растения - живые. У них не только строение свое и свой век - у них: у деревьев, травы, цветов, травки-муравки, душа есть. И чувства. Как у людей. И они нас понимают, а мы их - нет.
Меня поселяне Ботаником и прозвали. С легкой руки Потапа. Вообще-то мое имя Илья. Я с ним в Потаповку три года назад пришел. Появился на свет божий и сразу знал - имя мое Илья. Больше ничего о себе не знал. Да и сейчас не знаю. Никто в Мире о себе ничего не знает, кроме имени. Еще каждый умеет что-нибудь. Например, Феофан - он плотник и столяр. Знает все инструменты, которыми работать надо - топор, пила, рубанок, много еще. Никита - кузнец. Он Феофану помог инструменты сделать по его рисункам. Благо, железа полно. Когда первые люди появились, оно было уже - посреди поляны валялось: листы стопкой, болванки россыпью рядом.... Людмила в сельском хозяйстве разбирается и в кулинарии. Всех учит. Андрей - строитель. Все дома в Потаповке под его руководством возводились. Феофан и Никита его главными помощниками были. Так каждый чего-то умеет. Учимся друг у дружки. Живем.
Потап, это человек особый. Он все знает. И не помаленьку, хорошо знает, в подробностях. Нет, пожалуй, ничего такого, что бы Потап не знал. Потому и старостой выбран.
Потаповке, а значит и всему Миру, пять лет. Шестой. Живут в поселке сто сорок семь человек. Из них только тридцать четыре ребенка, остальные - взрослые. Из детей девять малых, те, что в поселке родились, и двадцать пять - из капусты. Мужчин в Потаповке больше, чем женщин. Мужчин - семьдесят пять, женщин, стало быть - тридцать восемь. Женщины все замужем. А мужики, которые холостые, ждут, не дождутся, когда новоявленные потенциальные жены в Потаповку пожалуют. И я жду.
Я бы давно уже мог семейным быть, все-таки из пяти лет я в Миру три года. Старожил, можно сказать. Но не приглянулась мне ни одна из новоявленных, а так просто, чтобы было...это не по мне. Подожду.
Мне двадцать шесть лет. Этого я не знал, когда в Мир пришел. Возраст Потап определяет. Осматривает всего - язык, ногти, ладони, все остальное. В глаза долго смотрит. И говорит: тебе - двадцать два с половиной, тебе - двадцать лет и три месяца, тебе - тридцать ровно. Когда я в Потаповку пришел с Лаубы (я у самой воды появился, вернее в самой воде, по колено), меня сразу к Потапу повели. Регистрироваться. Потап осмотр произвел, руки, ноги ощупал, ладонь свою долго над моей головой держал, еще дольше в глаза мне глядел.
- Ничего, - говорит, наконец, - парень крепкий, без брака. Молодцы создатели, умеют работать с генным материалом. Но вот при чем здесь чуждая человеку логика...?
Но это он не мне говорил, сам с собой разговаривал. Я, конечно, ничего не понял. Так и сказал Потапу:
- Не понял!?
Он посмотрел мне в глаза еще раз, но по-другому, спрашивает:
- Что о себе знаешь?
- Илья, - говорю, - меня зовут. Больше ни хрена не знаю.
Спрашивает еще:
- Читать, писать умеешь?
Я задумался.
- Вроде бы умею, - говорю. - А в голове у меня сразу весь алфавит нарисовался - с заглавными и прописными буквами. А потом еще какие-то символы вспыхнули яркой контрастной табличкой и исчезли, а алфавит русский в памяти остался. - Умею!
Произнес я это "умею", совершенно уверенно. Он в потолок уставился и говорит задумчиво, опять сам себе:
- Что-то не пойму я их. Зачем оставлять столько знаний, да еще и своими делиться? Ведь с нуля все должно начинаться, по идее.
- По какой идее? - спрашиваю. - По чьей идее?
Потап не ответил на мои вопросы. Походил по комнате, потом ко мне подошел и говорит:
- Парень ты не простой, я это даже без приложения руки увидел, сразу же, как ты вошел в эту комнату. В тебе потенциал большой заложен, может быть, не твой потенциал. Не из прежней твоей жизни сварганенный. Имплантированный. Не таращи глаза, вижу, что не понял. Поговорим с тобой позже, когда скрытый в тебе потенциал наружу начнет прорываться.
- А он начнет? - спрашиваю.
- Я, - отвечает, - в этом не сомневаюсь. Просто так в Мире ничего не происходит. Если в человеке заложено что-то, какой-то талант, скажем, то рано или поздно этот талант проявится.
- А во мне какой талант? - спрашиваю.
- Поживем, увидим..., - задумчиво сказал Потап. - Да! Двадцать три года тебе. Это твой биологический возраст. А по местному летоисчислению, твой день рождения - второе июля второго года от сотворения Мира.
Поживем..., увидим...
Пожили.
Никаких особых талантов я в себе долго обнаружить не мог. Не было их. Разве что поселковым Ботаником стал. Но разве ж это талант? Я своему таланту всех поселян научил. И атлас растений, что в окрестностях Потаповки растут, составил. Сначала в уме все по полочкам разложил, названия каждому лютику придумал. Названия сами собой на ум приходили. Может быть, это и есть ГЕНЕТИЧЕСКАЯ память? Может быть, я и раньше знал, как они называются? Знал, забыл, а тут вдруг вспомнил? А названия красивые! Ландыш, например. Черемуха. Бузина. Ива. Ветла. Осока. Молочай.
Потом, когда Кузьма изобрел бумагу, я все свои знания на бумаге изложил, и атлас в виде толстенной книги смастерил. Толстая книга получилась потому, что листы бумаги толстыми у Кузьмы получались, как блины из пшенично-травяной муки. Атлас я у себя хранил, но каждому поселянину он доступен был. Атлас мой стал первой книгой в Потаповке. Потом и другие появились, но сперва он. Поселяне его читали, многие возмущались:
- Какая же это черемуха? Я что, черемуху не знаю?
- А какая она, по-твоему? - спрашивал я.
Поселянин задумывался, растерянно вспомнить пытался, но вспомнить не мог. Махнув рукой, соглашался:
- А, пусть черемухой будет. Какая разница?
Действительно, какая? Никто не знал, как выглядит черемуха или другое растение, но постепенно выяснялось, что названия эти не я придумал. Кое-кто из поселян мои названия помнил. Но только названия.
Некоторые названия еще до меня возникли. Например - капуста. Или орех. Или пшеница. Пшеницу Потап придумал. Сам нашел за Лысым Пригорком несколько невзрачных стебельков и придумал ее для еды выращивать. Когда в Потаповку Людмила пришла, они вдвоем стали пшеницу выращивать. Потом еще помощники нашлись: кто из первых, кто из новоявленных. Работа на поле закипела. В конце четвертого года от сотворения Мира каждый поселянин, и ребенок, и взрослый, по осени получил по березовому туеску зерна. На будущий посев Потап оставил сотню туесков.
А кто орешник орешником окрестил, не знаю. Наверное, про орешник все знали. А может быть, это опять Потапа открытие. Он первым был, и умный очень. Потому и староста.
Потап за мной все три года приглядывал. Иной раз иду по поселку в сторону леса, я в лесу страсть как люблю гулять, чувствую - в спину мне кто-то смотрит. Поворачиваюсь - Потап. Взгляд недоверчивый, таким и остается, когда обернусь. Как-то не выдержал, спрашиваю, прямо в лоб:
- Что во мне такого, что тебе покоя не дает? Что ты на меня так смотришь, как на врага?
- Сдается мне, - ответил Потап, нисколько не смутившись, - что тот потенциал, о котором я тебе в первую нашу встречу говорил, начал полегоньку наружу выбираться.
Я смутился. Откуда Потап узнал? Я никому ни звука. Что трезвонить, если еще сам ни в чем разобраться не успел?
- О чем это ты, Потап? - спросил я, и почувствовал, что уши у меня красные стали. А Потап меня насквозь видит, и щадить не собирается.
- Я о твоих метаморфозах.
- О чем, о чем...?
- О превращениях. О мутациях. Об изменениях. Какое название тебе больше нравится? - Я молчу. - Ты в лес собрался? Пошли, покажешь, как ты это делаешь. Ну, что стоишь? Пошли.
Пошли, так пошли. Я не уверен, что у меня это при посторонних получится. У меня это и тогда, когда я один, не всегда получается.
Но получилось.
Вошли мы в лес. Листва шелестит, я сразу понял: Лес меня-то принял, но то, что я чужого вместе с собой привел, ему не очень нравится. Не то, чтобы он категорически против Потапа настроен, но опасается Лес, приглядывается к чужаку. Люди Лесу часто вред причиняют, и сами об этом не догадываются. Ну что такого? Срубили молодую сосенку, значит надо, в лесу деревьев много! Винить их за это нельзя, они ведь не знают, что Лес такой же живой организм, как и они. А договориться с Лесом, стать его союзником, люди не умеют.
Смотрит Лес на Потапа, листьями шелестит настороженно. Но постепенно успокаиваться стал, видит - нет в руках человека ни топора железного, ни пилы, ступает аккуратно, не безобразничает, кору со стволов не обдирает. Да и я рядом, на меня Лес надеется. Я, конечно, не всегда Лес защитить умею, но стараюсь, объясняю людям - какое дерево можно валить, какое лучше оставить. Это не я, это Лес решает. Я людям его желания передаю, пытаюсь на понятный для поселян язык слова Леса перевести. Иногда мне это удается.
Лес сговорчивый, с ним всегда договориться можно. Лес щедрый.
Вышли на опушку.
- Здесь, - говорю. - Попробую.
Вся полянка травой высокой поросла. На краю полянки - пенек. Могучее было дерево пять лет назад. Его первые новоявленные срубили, Потап и срубил, с Феофаном.
- Сядь. - Я на пенек указал. - Устраивайся поудобнее, представление начинается. Если получится, не пугайся. Я исчезну на время, потом снова появлюсь.
Вышел на середину опушки, лег на траву. Лежу. Хочу услышать голос Леса. Иногда он возникает сразу, иногда Лес безмолвствует. Но он всегда где-то рядом - в шелесте травы и листьев, в потрескивании пересохшей коры, в поскрипывании стволов. Эти шумы, шелест, поскрипывание сливаются в единый мягкий гул, и я начинаю различать слова, Лес вступает в диалог. Но иногда нет ни мягкого гула, ни слов, а только шумы, шелест, поскрипывание и потрескивание. Лес не хочет разговаривать, а может быть, это я бываю не готов к разговору с Лесом. Раньше я не слышал голоса Леса, только отдельные звуки, так же, как слышит звуки Леса любой человек. Мои разговоры с Лесом начались этой весной и продолжались все лето, а в конце лета Лес принял меня. Я растворился в нем. Я стал никем, я перестал быть Ильей, но в то же время я стал всем. Я стал частью Леса. И мне это понравилось.
Сегодня все было как всегда.
- Здравствуй, Илья, - услышал я.
- Здравствуй, Лес, - ответил я мысленно и Лес услышал меня.
- Хочешь стать частью меня?
- Хочу.
- А тот, другой? Что с тобой пришел? У него не получится. Он слепой и глухой.
- А ему и не надо.
Лес замолчал. Долго молчал, думал, наверное. Наконец, сказал:
- Мне все равно. А ты? Разве ты не скрываешь от сородичей свою способность становиться частью меня?
- Этот человек и так все знает. Пусть смотрит.
Лес снова замолчал, голос его пропал.
- Лес, где ты?
- Я думаю...
И снова долгое молчание.
- Хорошо, - сказал Лес, наконец. - Я даю свое согласие.
Я ощутил легкость. Лес принимал меня к себе. В мою спину уперлись распрямляющиеся травинки, они выталкивали мое тело. Выталкивали, но через мгновение выталкивать стало нечего - тело мое исчезло. Я растворился в окружающей местности. Я был везде - в упрямых травинках, в деревьях, в каждом листочке и в каждой хвоинке. Я стал частью Леса. Я видел не только полянку и сидящего на пеньке Потапа, я видел все, что происходит в лесу и за его пределами, видел поселок и занимающихся своими делами поселян. Видел все это из травы, подступающей к поселку, из пшеничного поля, с вершин обеих пригорков - Лысого и Кудрявого. Я обозревал весь Мир, но только в пределах десятка километров. Дальше - мутная стена. Я знал, что скоро смогу проникать и дальше, туда, за стену, но это должно случиться чуть позже. Не знаю когда, Лес скажет...
Я решил вернуться.
Потап сидел на пеньке, оглядывался по сторонам и растеряно чесал розовую лысину. Он казался чуточку испуганным. Нет, не испуганным, скорее, озадаченным. Сорвал длинную травинку под ногами и стал ее грызть. У меня будто волосок из головы выдернули.
- Лес? - позвал я.
- Теперь ты хочешь вернуться..., - грустно сказал Лес. - Я стал привыкать к тебе. Когда ты уходишь, мне чего-то не хватает.
- Ты можешь меня не отпустить когда-нибудь, - высказал я Лесу свое опасение. - Ведь можешь?
- Пока да, - сказал Лес.
- Что значит: пока?
- Ты становишься сильным. Скоро ты уже не будешь спрашивать моего разрешения. Ты сможешь входить в меня тогда, когда захочешь. И я не смогу ничего с этим поделать...
- Ты недоволен тем, что я...?
- Да, нет.... Я знаю: ты не причинишь вреда. Мы с тобой братья.... Ну, иди...
- Лес!
- Что?
- Я скоро снова приду. Я всегда буду приходить.
- Я знаю, Илья.... Иди, тебя ждут.
Потап продолжал грызть травинку. Когда я снова обрел тело и встал с земли, он сделал вид, что нисколько не взволнован. Внешне он действительно выглядел спокойным, но я увидел, как Потап украдкой смахнул рукавом испарину со лба.
Я уселся под деревом, опершись спиной на толстый шершавый ствол, и приготовился к его вопросам. Но Потап не стал меня ни о чем спрашивать. Наоборот, Потап стал рассказывать мне о себе:
- Я, Илья, первым в Мир пришел, ты знаешь об этом. Это все знают. Другие где-то через месяц стали появляться. У меня было время, и подумать и с ума сойти от одиночества. Я о многом за этот месяц передумал. С ума не сошел, хотя все основания для этого были. Сначала подумал, что в Рай попал, но только первые несколько минут такая мысль в моей голове держалась. Я, Илья, ученый, и привык к любому вопросу системно подходить...
- А что такое Рай? - перебил я его.
- Рай? - Потап усмехнулся. - Рай наши давние предки придумали, чтобы не так страшно умирать было. Рай, якобы, место такое, куда наши души переселяются, когда тела умирают. Рай неизвестно где находится - то ли на небе, то ли в ином измерении, то ли еще где. Точное его местонахождение не определено, чтобы повода искать ни у кого не было.... Ну, подумал я, подумал: не в Рай я попал. Руки ноги есть, тело свое ощущаю, есть хочу, пить хочу, отправлять естественные надобности хочу. Не дух я, одним словом. Стал других людей искать - нет никого. Задумался, вспоминать стал - кто я? Вот ты, Илья, ты думал над этим вопросом?
- Кто я? Думал.
- Что надумал? Что вспомнил?
- Ничего.
- А я вспомнил. Не жизнь свою, о ней я позже вспоминать стал. Я вспомнил тогда свою смерть. Все мы здесь мертвецы.
Я подскочил, как ошпаренный. Я - мертвец!? Как это может быть? Знаю я, что это такое - смерть. За пять лет прошедших в Потаповке только один человек умер. Никифор. Его сваленным деревом придавило. Я тогда подумал, что это Лес его наказал. Потап сказал: Никифора похоронить надо, и мы его в землю закопали.
- Бывшие, - успокоил меня Потап. - Бывшие мертвецы. Сядь, успокойся. Ты сейчас много чего нового узнаешь. Сядь! - Приказал.
Я сел.
- Вспомнил я свою смерть, - продолжил Потап, - и сразу все остальное вспоминать стал.... Первым я почему-то оказался, а первый блин всегда комом. Недоработанным меня в этот Мир выпустили. Следующие у них лучше получаться стали, в памяти только то, что нужно, чтобы не сдохнуть и колонию основать. Чтобы, значит, не исчезла навсегда человеческая раса, чтобы мы через трудности и различные бедствия еще раз прошли и к истине добрались. Создатели нам, людям второй шанс дали.
- Я от тебя это слово "создатели" второй раз слышу. Кто они - создатели?
- Те, кто нас создал, или, точнее, воссоздал.
- "Свет божий", "Ей богу", "Бог с тобой" есть такие выражения, это не о них? - спросил я.
Потап пожал плечами.
- Может быть, о них. Бог, Рай - все это из одной легенды. Но в основе любой легенды - реальные события. Правда, всегда приукрашенные, облепленные словесной мишурой и таинственностью. Тайна и выдумка всегда воспринимается легче, чем голый факт. Особенно тогда, когда человек темен и неграмотен. И леностью мысли порабощен.... Но..., продолжу...
Я слушал Потапа, затаив дыхание. Ох, и многое я узнал в тот день! Узнал я, что все мы, поселяне, жили, каждый в свое время, на большой планете, которая называлась Землей. Жили долго. Сначала предки наши, потом их потомки, потом дети потомков, внуки, правнуки, и так далее. Много поколений на Земле сменилось, пока мы не родились и не уничтожили все - и самих себя, и Землю, и все, что на Земле построить смогли. Как мы себя поубивали, я не очень отчетливо понял. Потап долго мне про войну и про ЭКОЛОГИЧЕСКУЮ катастрофу рассказывал, но слов в его рассказе больше непонятных, чем понятных было.
- Земля, - рассказывал Потап, - давно уже из цветущей планеты превратилась в радиоактивную пустыню. Я перед самой войной родился, какой Земля до войны была, не помню, только из архивных материалов узнал, когда вырос. Мое поколение было последним, способным к деторождению. Но...у супружеских пар дети редко здоровыми рождались, да и те часто умирали, не достигнув пятнадцати-шестнадцати лет. Кто-то погибал в результате несчастного случая, кто-то стремительно старел и тоже умирал. Единицы выживали, но и у них будущего не было. То, чем мы дышали, что пили и что ели - все это на возрождение человечества надежды не оставляло. Мы должны были исчезнуть с лица Земли..., как в свое время динозавры исчезли.
Я не стал спрашивать Потапа, кто такие динозавры. Я спросил:
- А у тебя дети были?
- Был. - Потап дернул кадыком. - Сын. И жена была, Марией звали.... Они умерли одновременно со мной.... В тот последний день.
Потап замолчал и отвернулся, я понял, что отвернулся он, чтобы не показывать мне свои слезы.
- Последнее, что помню, - продолжил Потап через минуту, - как небо вдруг осветилось тысячами ярких лучей, и корабли создателей появились. Потом мы все умирать стали. Боли не было, страха не было, но все знали, что в последний раз видят свет, друг друга.... Прощались.
Вдруг что-то хрустнуло, звук донесся с противоположного конца опушки. Мы головы повернули и увидели новоявленную. Она была голой, как все новоявленные, но нагота ничуть ее не смущала - она еще не понимала ничего.
Я от девушки взгляда оторвать не мог. Сразу понял - она! Та, которую я ждал целых три года. А может быть, и те двадцать три, о которых я не помнил.
Новоявленная была необыкновенно красива. Красивым было и смуглое стройное тело, и еще более смуглое лицо, и яркие голубые глаза, и черные, вьющиеся вдоль плеч, волосы.
Потапу, видать, девушка тоже понравилась.
- Диана, - прошептал он. - Богиня охоты.
Новоявленная нас увидала и подошла.
- Кто вы? - спросила она. - Где я?
Ее голос был похож на шелест листьев, и пахло от нее травой и теплым ветром.
"Она должна понравиться Лесу", - подумал я.
- Добро пожаловать в Мир, - сказал Потап. - Мы люди, и живем здесь недалеко, в поселке. Нас много. Ты тоже теперь будешь жить с нами. - Он поднялся с пенька. - Присаживайтесь, сударыня, - галантно предложил он.
Я, дурак дураком, сидел под деревом и хлопал глазами. Потом вскочил и, встав рядом с Потапом, представился:
- Мое имя Илья, но все называют ботаником. Это Потап, - я указал на Потапа. - Он наш староста. А поселок носит его имя: Потаповка.
- Илона, - назвалась новоявленная, усаживаясь на пенек. - Можно Иля. - Она звонко засмеялась. - Мое имя похоже на твое: Илья - Иля!
Потап поочередно взглянул на нас. Многозначительно так.
Илона перехватила взгляд Потапа, потом заметила, что я откровенно пялюсь на нее. Вздрогнув, сдвинула колени и прикрыла грудь рукой. Я стянул с себя рубашку и протянул Илоне. Девушка надела рубашку, моя рубашка была ей почти до колен.
- Идем в поселок? - спросил Потап и, повернувшись ко мне, тихо обронил: - Позже договорим.
Илона встала и завертела головой, она явно кого-то искала. "Фью!", свистнула она громко, и на поляну из кустов выскочило какое-то странное лохматое существо. У существа было четыре лапы и согнутый в каральку хвост. Из пасти высовывался мокрый розовый язык. Существо бежало к нам, шумно дыша. Мне стало страшно.
- Что это? - удивленно спросил я, отступая. Прежде ничего подобного я не встречал. В Мире таких существ не было.
- Это собака, - больше моего удивилась Иля. - Ты что, никогда собак не видал?
Я отрицательно помотал головой.
- А что такое собака? - спросил я, замирая и вытягиваясь в струнку, потому, что собака подошла ко мне и стала обнюхивать мои ноги. Потом она обнюхала ноги Потапа. Потап отнесся к этому совершенно спокойно.
- Собака, - ответил Потап за Илю, - такое животное. Их на Земле много было. И не только собак. Еще были кошки, мыши и крысы. Когда-то на Земле было очень много разных животных. И такие, что на суше жили, и такие, что в воде. Много всяких. Потом они все вымерли, остались только собаки, кошки и...грызуны.
Собака, закончив обнюхивание, подошла к Иле и уселась у ее ног.
- Я назвала ее Альфой, - сказала Иля и потрепала собаку по холке. - Сама не знаю, почему.
- Хорошая кличка, Альфа, - похвалил Потап. - Альфа - первая буква в алфавите одного из языков, некогда существовавших на Земле. В нашем Мире Альфа - первая собака. Надеюсь, скоро появятся и другие.
Я присел на корточки и заглянул в карие умные глаза Альфы.
- Ну, здравствуй, первая собака в Мире, - сказал я. - Дай лапу!
Альфа протянула мне лапу. Мы поздоровались, как равные.
Когда мы возвращались в Потаповку, Альфа бежала рядом с нами, но чуть впереди. В Лес мы с Потапом пришли вдвоем, а возвращались вчетвером.
В этот год новоявленных больше не было. Ни взрослых, ни детей. Зато собак - аж три. Еще одна сука и два кобеля. Кроме собак в Потаповку пожаловало две кошки, вернее одна кошка и один кот. Кот был серый, с тигриными полосами на боках, а кошка рыжая.
Потап с Людмилой были озабочены, они ждали непрошенных гостей на пшеничные поля - грызунов. К счастью, пока крыс и мышей не было. То ли создатели нас пожалели, наши поля пшеничные, то ли очередь до них, до грызунов, не дошла.
Мне Потап о своих умозаключениях по поводу создания Мира позже поведал. По поводу второго шанса...
- Создатели, - говорил Потап, - представители иного Разума, увидели, что нам конец приходит. И решили, видимо, сохранить нас, как вид. Собрали генный материал. - (Про генный материал он мне чуть раньше рассказал, я не очень-то понял, но главное усек: генный материал - это информация о нас, о людях, которая в наших клетках содержится. А клетки - это песчинки, из которых человеческие тела состоят). - Собрали генный материал, изучили его, подработали кое-что и стали новых людей создавать. А прежде они новую Землю нам подыскали. Пустую, скорей всего, не заселенную никем.
- А может быть, они нашу Землю вычистили?
- Не думаю, - покачал головой Потап. - Небо другое. Звезды другие, расположены не так. Совсем не так. Луна куда-то делась, солнце ниже. Или больше. Нет, не Земля это.
- А то небо, что над Землей было, оно красивое? - спросил я.
- Понимаешь..., - Потап задумался. - Я его ни разу не видел. Небо над Землей всегда было тучами покрыто, звезд не видать. И днем и ночью - тучи. Я о звездах, планетах, о том, какое небо над Землей находится, из архивных материалов узнал.... Но, судя по всему, красивое...
- Наше теперешнее тоже красивое, - заметил я. - Особенно, если на него не человеческими глазами смотреть, а...глазами Леса. Или глазами Воды...
- Вот как? - удивился Потап. - Ты уже и в воду забрался? Скоро ты совсем чужим станешь...
- Я человек, что бы ты обо мне не думал, - сказал я.
- Человек, - согласился Потап. - И не совсем человек. Обычный человек с природой только мысленно слиться в состоянии. А ты с ней физически сливаешься, растворяешься в ней.... Я размышлял на эту тему..., почему ты такой? Откуда в тебе такой дар?
- И к какому выводу пришел? - Поинтересовался из приличия, сам-то я уже давно все понял, как только узнал, что Илона такая же, как и я.
- Тут одно из трех: либо ты таким родился, либо мутировал под действием радиации и прочих непотребностей, либо создатели в тебя какую-то программу заложили. Вот только не ясно - зачем? Какова их цель?
Умный мужик Потап. Многое знает, о многом догадывается. Потому и старостой пожизненно выбран. Но на свой вопрос не смог тогда ответа найти.
Прошло десять лет. А потом еще двадцать.
Потап умер.
Ему, Потапу, когда он в Мир пришел, уже за пятьдесят было. Самым старым в поселке был. Самым умным.
Состарился Потап. От старости и умер.
А мы с Илоной не старели. Мы с ней от природы подпитывались. Природа, она постоянно обновляется - новые молодые ростки из почек рождаются, из ростков листики, новые травинки растут, ручейки себе новые пути пробивают. А мы вместе с природой. Может, и постарели чуть за тридцать-то лет, но не сильно, не заметно.
Мы с Илоной почти сразу вместе жить стали. Да что там, почти, не почти, а сразу, с самого первого дня, как в лесу встретились.
Не скажу, что соперников у меня не было, напротив - все тридцать шесть представителей мужской неженатой части поселка. Но Илона меня выбрала. Это мероприятие у нас в Потаповке так проходит: выстраиваются все желающие холостые мужики в ряд, и каждый про себя рассказывает - как зовут, сколько лет, кто по профессии. Невеста всех обходит и одного выбирает. И все. Никаких поединков, как некоторые предлагали, никаких прочих состязаний. Право выбора за женщиной. Так Потап решил. Ежели потом пары расстаться решат, характером не сойдутся, или еще там чего, то процедура повториться должна. Но такого в истории поселка еще не бывало.
Построил нас Потап в тот же вечер на центральной площади. Все тридцать семь, как один вызвались. Все жениться хотят, все в мальчиках засиделись, каждый желает молодую жену в свой дом привести. Я тоже стою, на соперников смотрю, с собой сравниваю. Сравнение в основном не в мою пользу. Выше меня многие. И в плечах пошире. Да и профессии не чета моей. Ботаник! Стыдно такое и произносить даже...
Илону все мужики рассмотреть за день успели. Наши женщины поселковые ее обрядили: платье подобрали, лапти, волосы в косу заплели - так в Потаповке принято: женщинам волосы в косу заплетать. Красавица. Ходит по поселку, мужики слюнки глотают. Ну а мне, честно признаться, в лесу Илона больше понравилась, в естественном, так сказать, виде. Без одежды и с распущенными волосами. И не потому, что любому мужику тело женское лицезреть приятно, там, в лесу, она мне родственной душой показалась. Показалось мне, что нас теперь двое стало.
Так и вышло. На мужиков других Иля и не смотрела. Сразу ко мне подошла. Я мямлить начал, что, мол, специалист я по травам, могу различать съедобные и несъедобные растения, знаю все ядовитые и лечебные. Илона мне рот ладошкой прикрыла и говорит, тихо так:
- Мы с тобой одной крови.
Красивая фраза, правда?
Свадьбы в Потаповке тогда не принято было праздновать, этот обычай позже возник. Мы с Илоной сразу после выбора в лес ушли, и я ее с Лесом познакомил. Лес ее сразу принял. Лес нас и обвенчал.
Мы растворились в Лесу, и это было сказочно хорошо. Я ощущал свою любимую не то, что всем телом, я был ею, а она мной. И мы вдвоем были Лесом, а Лес был нами. Не знаю, как описать наше состояние, в человеческом языке таких слов нет. И слов и даже понятий.
На следующий год после нашего венчания в Потаповку пришли сразу тридцать шесть молодых женщин. Все они были обыкновенными женщинами, не такими, как Илона. Они выбрали каждая по мужу и больше никого в Мир создатели не посылали. Ни на следующий год, никогда.
У нас с Илоной сын родился, Иваном мы его назвали. Потом двойняшки - Ольга и Александр. Мы из Потаповки в лес перебрались. Дом построили на той опушке, где я впервые с Илоной встретился.
Теперь нас пятеро стало. А когда-то я один такой был. Ботаник.
Люди нас Лесовиками прозвали. Они нас не отвергали, в общем-то, нормально к нам относились. Переселиться ближе к Лесу, дом на опушке построить - это нашей идеей было. Построили мы дом, но он большее время пустовал. Дети наши другими были, в них человеческого - только облик. Им Лес ближе, чем отец с матерью был. С пеленок в него уходить стали. Иногда не надолго уходили, иногда на сутки, иной раз неделю Лесом были. А потом...
Сначала Иван ушел. Навсегда. Даже слова не сказал. Не попрощался даже.
За Иваном и близнецы нас покинули.
Остались мы одни с моей любимой.
Но детей своих мы не корили за то, что они нас бросили. Мы свое предназначение понимали. Мы с Илоной в этот Мир пришли, чтобы жизнь здесь по другим законам шла. Тот путь, которым наши предки прошли, мог снова привести к катастрофе. Создатели нам второй шанс дали, но не хотели они, чтобы мы свои ошибки повторили. Человек не хозяином природы должен быть, а ее братом, родным существом. У нас и у природы одна душа должна быть. Вот дети наши с Илоной этой душой и стали.
У Леса и раньше душа была, но не людская - лесная. А теперь Лес с Человеком объединились, единым целым стали. И плоть, и кровь, и душа - все смешалось.
Лес стал другим. Он стал людям помогать. Не просто разрешал бродить по нему, собирать грибы, ягоды, коренья, а сам помогал. Конкретно. Бывало, придут люди к лесу за грибами, а на опушке целая гора грибов - складывай в корзины и неси домой. Или дрова поленицей лежат, или деловой лес - бревна, брус, доски. Скоро люди самостоятельные вырубки вообще прекратили. Если дорога нужна была - Лес расступался. Лес людям все давал - строительный материал, пищу, тепло. Лес не жадный, у него всего этого много. А взамен он у людей ничего не просил - его только любить нужно было, более ничего.
Поселок разросся, к Лесу приблизился, а Лес в стороны раздался, Потаповку приобнял.