Царицын Владимир Васильевич : другие произведения.

Финита ля...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта повесть была написана в 1987 году и издана в Новосибирском книжном издательстве в 1990-м

  
  
   Глава 1
  
   ГУЛЯШ
   Страха не было, но предательский скрип снега неприятно резал слух. Гуляш чуть не упал, поскользнувшись на накатанном повороте в переулок. Остановился, разбросал быстрые взгляды по сторонам, прислушался. Тихо. Город давно спал, готовился к предстоящему дню. Гуляш уверенно зашел в крайний подъезд, поднялся на третий этаж, нажал кнопку звонка...
   ОРИЕНТИРОВКА: Н-СКОМУ УВД.
   10.12.С.Г. ИЗ МЕСТ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СОВЕРШИЛ ПОБЕГ МАТЕРЫЙ РЕЦИДИВИСТ ВОР-МЕДВЕЖАТНИК БОРЗДЫХ ИВАН СПИРИДОНОВИЧ, КЛИЧКА -- "ГУЛЯШ", 1948 Г.Р.,УРОЖЕНЕЦ ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ, ГОРОД ТАЙШЕТ. ОСУЖДЕН ПО СТАТЬЕ 89 НА 5 ЛЕТ. ПРИМЕТЫ: РОСТ -- ВЫСОКИЙ; ВОЛОСЫ -- ТЕМНО-РУСЫЕ, ВОЛНИСТЫЕ; НА ПРАВОЙ РУКЕ, ВЫШЕ КИСТИ, ГОЛОВА ЖЕНЩИНЫ; ТАТУИРОВКА "ГДЕ ЖЕ ТЫ, ЛЮБОВЬ"; НА ЛЕВОЙ РУКЕ, МЕЖДУ БОЛЬШИМ И УКАЗАТЕЛЬНЫМ ПАЛЬЦАМИ -- ТАТУИРОВКА "СОЛНЦЕ"; HA ГОЛОВЕ, НИЖЕ ПРАВОГО ВИСКА -- РОДИМОЕ ПЯТНО РАЗМЕРОМ С ДВУХКОПЕЕЧНУЮ МОНЕТУ; ЛОБ ВЫСОКИЙ, БРОВИ ПРЯМЫЕ, НОС КРУПНЫЙ.
   ПО НАШИМ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯМ, ВОЗМОЖНО ПОЯВЛЕНИЕ ГУЛЯША В ВАШЕЙ ОБЛАСТИ. НЕОБХОДИМО ОСТОРОЖНО ПРОВЕРИТЬ ВСЕ Н-СКИЕ СВЯЗИ БОРЗДЫХ И. С., ФАМИЛИИ И АДРЕСА ЕГО БЫВШИХ ПОДЕЛЬЩИКОВ ПРИЛАГАЮТСЯ...
   Дежурный профессионально изучил фотографию, быстро пробежал глазами фамилии и адреса. Утром ориентировка будет передана по инстанции, а пока... Дежурный сделал соответствующую запись в журнале и, отложив его в сторону, придвинул к себе потрепанную книжку Овалова "Приключения майора Пронина", начинающуюся с 48-й страницы и обрывающуюся на 192-й.
   Ни звука. Гуляш снова нажал кнопку. За дверью, в глубине квартиры, послышались шаркающие шаги. Что-то упало и затарахтело, покатилось по полу -- бутылка, наверное.
   -- Бл...! -- сдавленный матерок.
   Щелкнул выключатель в передней.
   -- Щас! Кто там?
   -- Открывай, свои. -- Кто -- свои?
   -- Открывай, говорю, Железо. Это я, Гуляш.
   Замок щелкнул. Дверь приоткрылась, сдерживаемая цепочкой. В щели показалась голова с заспанными опухшими глазами, взлохмаченными седыми вихрами и щетинистым кадыком на тонкой морщинистой шее.
   -- Гуляш? Ведь ты же...
   Дверь снова закрылась, звякнула цепочка, и теперь уже хозяин раскрыл ее полностью, чтобы пропустить позднего гостя в дом.
   Гуляш молча прошел на кухню, включил свет. Открыл холодильник, достал бутылку "пшеничной" и колбасу в серой оберточной бумаге. Долго глядел, что бы еще взять, но брать больше было нечего: на дверной полочке -- три яйца смотрели на Гуляша своими красными диетическими штампами, и в морозилке, вмерзший в лед, лежал синий волосатый цыпленок.
   Гуляш вздохнул и, захлопнув дверцу, взглянул на хозяина. Тот стоял в дверях и моргал глазами.
   -- Не густо. Ну, что ж, не будем делать из еды культа.
   Налил полный стакан водки и залпом выпил. Потом, с трудом оторвав целлофан от колбасы, отрезал кусок и стал жевать с задумчивым видом. Тепло медленно разливалось по жилам. Гуляш скинул полушубок и сел на табуретку.
   -- Я не надолго. Утром уйду. Мне здесь нельзя. Чаю организуй. Хозяин кинулся с чайником к крану. Водопровод, рассерженный тем, что его потревожили ночью, разразился тирадой хрюканья и бульканья и, выдав пулеметную очередь, с бешеной силой плюнул в дно чайника струю ржавой воды, забрызгав лицо, руки и потертый махровый халат хозяина.
   Гуляш с интересом, без улыбки наблюдал за происходящим, склонив голову набок.
   -- Хреново живешь, Железо, -- констатировал он.
   Железо забрызганным лицом повернулся к Гуляшу, глупо улыбнулся, промолчал.
   Гуляш взял в руки колбасу, понюхал ее и положил на стол.
   -- Овчинно-рубленая... А когда-то ничего, кроме салями, твой желудок не принимал.
   -- Все течет, все меняется. Диалектика природы... Я ведь завязал, Гуляш.
   -- Да-а? -- Гуляш изучающе взглянул на Железо. -- Давно?
   -- Уже второй год.
   -- И на что думаешь жить?
   -- Вот устроился на "Металлист". Профессий у меня много. Да и руки еще пока... -- Железо взглянул на свои задубевшие от частого соприкосновения с металлом квадратные ладони с длинными узловатыми пальцами, -- ничего. Служат.
   -- Неважно служат. -- Гуляш встал и, привычно заложив руки за спину, прошелся по кухне.
   Собственно говоря, пройтись было негде. Три шага вперед -- холодильник; три шага назад -- мойка.
   Из щели между раковиной и стенкой вылез рыжий таракан. Он шевелил усиками, осматривался, но спуститься на водопой не решался.
   -- Неважно служат, -- повторил Гуляш, глядя на таракана, -- если судить по тому, как ты живешь.
   Железо пожал плечами.
   -- Живу, как все.
   -- Как все... -- задумчиво повторил Гуляш.
   Он снова сел на табуретку и разлил остатки водки в два стакана. Не чокаясь, выпил. Железо молча смотрел, как исчезает в глотке Гуляша дефицитная по нынешним временам влага.
   -- Как все, говоришь? От аванса до получки? Ну, что ж, живи. Я тебе не советчик... -- Гуляш замолчал на минуту. Покатал желваками. -- А я не хочу, как все. Я праздника хочу. На Юг хочу. Погреться. Промерз я там, на Севере, насквозь, как твой цыпленок в морозилке.
   Гуляш испытующе посмотрел на Железо:
   -- Поможешь? Денег я у тебя не прошу -- у тебя их нет, конечно. Инструмент мне нужен, твой, надежный.
   -- Да я же все сдал, Гуляш. Даже то, что при обыске не нашли.
   -- Я рассчитаюсь. Верну, как говорится, с процентами, -- Гуляш не обращал внимания на реплику Железа.
   -- Я честно говорю, Гуляш. Нет у меня ничего. Разве что...
   Железо встал и вышел в прихожую. Долго там копался, гремел чем-то железным. Зашел на кухню весь запыленный, с небольшой блестящей фомкой в руках.
   -- Это все, -- сказал он виновато.-- Но все-таки я тебе помогу. Есть у меня одна... э-а-э, знакомая. Тут недалеко живет, в области. На электричке -- час с небольшим. Есть у нее кое-что, в сарайке спрятано. Она сама не знает, но я тебе расскажу -- найдешь. Й ей записку напишу. С этой запиской -- к ней. Там и пожить можешь, оклематься.
   -- Ну ты даешь, Железяка. Я уж было засомневался. Молодец! Узнаю железного человека. В долгу не останусь.
   -- Какие долги? Только просьба у меня к тебе: не засвети. Хата чистая, и Маруся в нашем деле не участник. А денег я тебе на первое время дам, правда, немного.
   Железо ушел в комнату и через минуту вернулся.
   -- Вот тридцать два рубля. Больше нет. С получки заеду, дам тебе в дорогу.
  
   Глава 2
  
   СЕМЕН СЕМЕНОВИЧ
   Семен Семенович Сенькин проснулся без будильника. Ночник включать не стал. По возможности тихо поднялся на постели, спустил ноги на пол, нащупал ими тапочки и взял их в руки. Осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить жену, выпорхнул на кухню.
   Здесь он плотно закрыл дверь и только тогда включил свет и перевел дыхание. С трудом давалась Семену Семеновичу эта осторожность, черт бы ее побрал. Всегда он что-нибудь ронял, на что-нибудь натыкался, И все, что бы он ни делал, получалось шумно и неуклюже.
   "Слон", -- то и дело говорила ему Лиза. Глупая! Не понимает, что он еще больше страдает от своей слоновости.
   .Позавчера разбил свой любимый бокал с надписью "Привет из Крыма", подаренный покойной тещей лет двадцать назад. А на прошлой неделе сел на собственные очки. Мало того, что жена отругала, он сам себя на целую неделю лишил удовольствия смотреть телевизор.
   Семен-Семенович включил кофеварку и открыл дверцы шкафа - шарниры еще вчера смазал машинным маслом, чтобы не скрипели. Сахарницу он достал почти благополучно, только слегка стукнул ею о столешницу стола. А вот с кофе вышло грубо. Фигурная стеклянная банка "Пеле" стояла в дальнем углу, и, чтобы достать ее, нужно было выставить с десяток разных пачек и туесочков. Семен Семенович рискнул. Он попытался достать кофе, ничего не вынимая из шкафа, и как это было предначертано судьбой, зацепил рукавом пижамы керамическую баночку с солью. Взрывом лопнула тишина, и коричневые осколки полетели в разные стороны, а на полу выросла неровная белая горка.
   "Ну все! Конец! -- промелькнула тревожная мысль. -- Да еще соль к тому же".
   Семен Семенович опустился на колени и стал ладонями сгребать соль в кучу. Он очень пыхтел при этом, ему мешал живот.
   Сзади открылась дверь. Сенькин замер. Он ощутил, как в его спину вонзились две острые иглы -- взгляд его любимой жены. Он повернулся и виновато улыбнулся. Его широко открытые глаза, казалось, говорили: "Сам не пойму, как это могло произойти".
   Лиза стояла, подбоченясь, и с гневом смотрела на своего домашнего слона.
   "Сейчас начнется!" -- подумал Семен Семенович, но, видимо, у него был настолько комичный вид, что Лиза еле сдержала улыбку.
   -- Слон! -- сказала и ушла, закрыв за собой дверь. "Кажется, пронесло". На душе стало легче.
   Вода уже давно кипела. Сенькин выключил кофеварку и кое-как убрал соль и битую керамику. Но как же быть с кофе? Банка стояла на прежнем месте. Индеец с перьями невозмутимо смотрел в угол.
   Семен Семенович почесал затылок. Рисковать второй раз не решился. Пришлось довольствоваться чаем.
  
   Семен Семенович Сенькин, бывший управляющий трестом ресторанов и столовых, ныне пенсионер, боялся своей жены. Привыкший повелевать, руководя огромным коллективом работников общественного питания, дома, под грозным взглядом жены, он становился совершенно беспомощным, нуждающимся в руководстве. И только изредка, когда Лиза была в затруднении, а вопрос стоял ребром -- быть или не быть, купить или не купить? -- право решения предоставлялось ему. Если решение было принято верно, об этом умалчивалось, а если нет... тогда во всем был виноват Семен Семенович. Это он принял такое глупое решение, это он во всем виноват, это он поломал ее жизнь, и как права была мама, когда предупреждала ее о том, что ее ждет, если она свяжет свою жизнь с этим человеком...
   Семен Семенович задумчиво размешивал сахар в стакане чая, после того, как он лишился своего любимого бокала, чай приходилось пить из стакана -- и размышлял о своей жизни. Как же могло случиться, что из ласковой доверчивой девочки получилась такая барракуда?..
   ...В памяти возникла картина послевоенного победного возвращения. Он, Сеня Сенькин, двадцатидвухлетний командир разведроты, лихо спрыгивает на перрон и взглядом прорезает толпу встречающих. Никого знакомых. Да и кому его встречать? Родители и младшая сестренка погибли при бомбежке. Одноклассники? Где они сейчас? Да и живы ли?
   Не обращая внимания на восхищенные взгляды девушек -- успеется, -- он пробирается сквозь толпу к выходу из вокзала и...
   -- Сеня!
   Сенькин поворачивается на голос, и будто бы все вдруг исчезает вокруг: и вокзальная толкотня, и звуки бравурного марша -- все расплывается и превращается в голубой фон, на котором видна лишь она -- чистая и светлая, сияющая счастьем.
   -- Лиза!
   ...Чай уже остыл, и сахар давно растворился, а Семен Семенович-:.-- все бренчал ложечкой о стенки стакана.
   "Милая! Ведь я же все-таки люблю тебя. Люблю ли? Или это просто привычка?"
   Семен Семенович выпил чай (есть с утра не хотелось) и пошел одеваться. Вся его рыбацкая амуниция была приготовлена с вечера и аккуратно лежала в углу просторной прихожей.
   Одевшись, он постоял с минуту около двери, потом решительно вернулся и зашел в спальню.
   Лиза спала. Семен Семенович долго смотрел на спящую жену. Потом вдруг наклонился и нежно поцеловал ее в щеку. Лиза вздрогнула и проснулась, удивленно взглянув на мужа.
   -- С тобой что? Перепутал? -- Посмотрела на ноги Сенькина. Топчется по паласу в обуви, слон, -- и повернулась на другой бок.
   Семен Семенович, пятясь, вышел из спальни.
   Выйдя из подъезда, он, не оборачиваясь, зашагал к троллейбусной остановке. Он не видел, что в окне его спальни горит свет, не знал, что его жена Елизавета Андреевна сидит и плачет, громко всхлипывая, как ребенок.
  
   Глава 3
  
   НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ О РАБОТЕ ГОРОДСКОГО ТРАНСПОРТА
   Адам уже ждал па остановке. Его маленькая худая фигура, казалось, испускала волны гнева.
   -- Ты чего опаздываешь? -- набросился он на Семена Семеновича. -- Из-за тебя уже два троллейбуса пропустил. Полупустые уехали. А сейчас, посмотри, сколько народу. Все на работу едут.
   Да, народу было иного. Человек сорок. Лица у всех злые, невыспавшиеся.
   -- Электричка через двадцать минут. Не успеем, -- угрюмо бросил Адам.
   Послышался характерный свист подъезжающего троллейбуса. Толпа заметно повеселела. Задние поспешили стать передними.
   Троллейбус остановился на противоположной стороне улицы. Водитель выпустил пассажиров, вышел сам и опустил штанги. Троллейбус встал на отстой.
   Толпа взволнованно загудела. Какая-то женщина в мужской нутриевой шапке постучала в окошечко диспетчерской.
   -- Что у вас происходит с транспортом? Почему нет троллейбусов? Мы на работу опаздываем.
   -- Раньше выходить нужно. Спите до последнего, -- сказала диспетчер и повернулась спиной к окошку.
   Ее ответ еще больше распалил толпу. -- Да сколько можно! Мы в газету напишем! Почему Вы хамите? Где троллейбусы? Почему этот сохатый рога свесил? -- послышалось со всех сторон.
   "Да идите вы..." -- хотела сказать диспетчер, но не успела. Подошел второй троллейбус, и возмущенные ожидающие отхлынули от диспетчерской.
   Двери открылись: мужчины, сопя и толкаясь, не обращая внимания на женщин, ринулись на штурм. Попав в салон, каждый попытался сесть поближе к окошку: если попросят уступить место, то встанет тот, кто сидит с краю.
   -- Попробуем? -- спросил Семен Семенович, кивая на троллейбус.
   -- Да куда нам с этими ящиками! Подождем. Все равно на электричку опоздали, -- Адам не скрывал своего раздражения.
   Троллейбус ушел, с трудом закрыв двери. На остановке осталось человек пять. Ждать пришлось недолго. Первый троллейбус, выдержав необходимую паузу, решился наконец ехать.
   -- Вот видите, Адам Евгеньевич, -- радостно сказал Сенькин,-- все, что ни делается, -- все к лучшему. Опоздали, зато до вокзала доедем с комфортом.
   Пассажиров было немного, но на следующей остановке троллейбус чуть не лишился дверей. Среди вошедших ярко выделялась молодая женщина в коричневой дубленке и высоких серебристых сапожках. Она встала возле Адама Евгеньевича и взялась за поручень. Адам вскинулся, как молодой петушок.
   -- Садитесь, пожалуйста.
   -- Сидите, сидите, дедушка, я постою, -- ответила женщина и наградила пожилого джентльмена очаровательной улыбкой.
   Семен Семенович прыснул. Адам со злостью посмотрел на приятеля.
   -- Садитесь, девушка. -- Это встал парень с переднего сиденья и тоже получил улыбку в подарок, но на его предложение красавица ответила положительно.
   -- Ну что, дедушка, получил? -- подначивал Адама Сенькин.-- Сиди уж. А то вскочил, грудь выпячивает. Было бы что выпячивать.
   -- Да уж конечно, куда мне до тебя. У тебя все, что выше колен, -- все грудь.
   Так, подшучивая друг над другом, они доехали до, последней остановки.
   До следующей электрички оставалось двадцать минут. Друзья купили билеты и, не спеша, пошли на третий рамочный.
   Электричка уже стояла.
  
   Глава 4
  
   АДАМ
   Адама, а точнее Адама Евгеньевича Вяземского, -- впрочем, его так называли крайне редко, всему микрорайону он был известен как Адам, слесарь-сантехник ЖЭКа, мастер на все руки, очень обязательный и порядочный человек, и даже многие не знали, что это его настоящее имя, думали -- прозвище, и, глядя на его маленькую сухую, но жилистую фигуру, на его натруженные руки с несоразмерно большими кистями, на его вечно угрюмое выражение не очень красивого лица,-- одним словом, замечая полное несоответствие его облика прекрасным чертам мифического первочеловека, снисходительно, но без сарказма, улыбались -- полным именем его называли только четыре раза в жизни: в первый раз -- когда он получал паспорт, во второй -- когда женился, в третий -- когда его в ЖЭКе награждали почетной грамотой как победителя соцсоревнования, и в четвертый -- когда на собрании коллектива ЖЭКа с почетом провожали на пенсию, -- так вот; всю прошлую неделю и начало этой Адама Евгеньевича Вяземского не покидало чувство легкого недовольства собой и огромного раздражения окружающими.
   Тяжелее всех приходилось его жене, Тасе. На нее он обрушивал изрядную долю своего раздражения и злился еще больше от того, что волны его раздражения не отражались от ее мощной роденовской фигуры, а погружались в нее и растворялись, не оставляя никакого следа. Тася молча взирала на него с высоты своего гренадерского роста и печально улыбалась. Потом она возвращалась к своим домашним делам, а Адам Евгеньевич в бессилии опускался на стул и, как аккумулятор, начинал накапливать новую порцию энергии раздражения.
   "Господи! -- думал он. -- Ну разве так можно? Ни слова в ответ. Хоть бы сказала раз, ласково так: старый ты козел, надоел ты мне хуже горькой редьки. Ну хоть бы сказала что-нибудь против. Хоть какое-то разнообразие. Вот у Сени жена, вот это женщина: что ни слово -- то упрек. Есть о чем поговорить, повеселиться, душу отвести".
   Адам Евгеньевич не часто бывал в гостях у Сенькиных, но за внешней привлекательностью Елизаветы Андреевны он сумел разглядеть змеиный характер. И в голову его пришла странная мысль. А что было бы, если бы...
   "А что было бы, если бы она вдруг стала моей женой? -- думал он. -- А моя жена стала бы Таисьей Григорьевной Сенькиной. Четыре валенка -- две пары. Смехота! Сеня хоть бы отдохнул. А обо мне и говорить нечего. Что может быть прекраснее грандиозного скандала!"
   Но тут в комнату входила жена, и все становилось на свои места. Тася тихо садилась у окна, закуривала папиросу -- фронтовая привычка -- и молчала.
   Когда она стала такой -- грустной и молчаливой?
   Адам смотрел на нее, на ее мощный силуэт, заслоняющий половину окна, и вспоминал ее какой-то маленькой, какой-то съежившейся, стоящей возле гробика их первого и последнего сына.
   И еще одно воспоминание: он, с перебитыми ногами, обожженными, и простреленной грудью, лежит на плащ-палатке и смотрит в серое осеннее небо; дождик, нудный и мелкий, и она, Тася, выбивающаяся из сил, вся в грязи и слезах. Тащила она его за собой на плащ-палатке целых шесть километров. Трудные это были километры. Не с поля боя тащила -- из лап смерти вырывала. И вырвала.
   Непрошеная нежность подкрадывалась к Адамовой душе, и он, словно стесняясь той нежности, молча лез в кладовку, доставал, снасти и начинал готовиться к рыбалке. Тася, видя его приготовления, вставала и шла па кухню варить кашу на прикорм.
   Рыбалка была самой сильной страстью Вяземского. И зимой и летом его редко можно было застать дома... Каких только рыбацких причиндалов не было в его кладовке: верши, сети, бредни, жестяные баночки с крючками и блеснами, удочки различных мастей, гирлянды грузил и поплавков -- хватало бы на целую рыболовецкую артель.
   Своей страстью Адам Евгеньевич заражал всех, кто его знал. То же случилось и с Семеном Семеновичем Сенькиным. Сначала робко, из чувства солидарности, затем -- чтобы хоть на время вырваться из-под каблука жены, Семен Семенович составлял компанию Вяземскому. Но рыбалка засасывала, и вскоре он почувствовал к ней почти такое же желание и влечение, как и его друг. Сначала они ездили вдвоем то на озера, то на водохранилище, где, по слухам, ловилась рыбка -- во! Но однажды, на льду маленького озерца Мелкое, прозванного каким-то шутником "Чебурашка", к ним подошел человек с внешностью Бельмондо, среднего роста, крепкий, лет шестидесяти. Он присел на корточки рядом, стал сворачивать самокрутку, поглядывая на Сенькина и Вяземского с интересом.
   -- Ну что, -- спросил он, наконец, выдохнув облачко сизого, запашистого махорочного дыма, -- не ловится?
   Друзья угрюмо посмотрели на незнакомца. Вяземский открыл было рот, но промолчал -- в произнесенных словах не было издевки.
   -- И не поймаете ничего, -- продолжал незнакомец, -- хоть до весны сидите. Здесь кроме пиявок ничего нет. Прошлым летом рыбку одну сюда запустили. Ратан называется. Все пожрал, что можно, а сам исчез куда-то, подох, что ли, от обжорства. Пойдемте лучше, я вам другое место покажу. Тут недалеко. Домой с рыбкой поедете.
   Незнакомца звали Константин Иванович Высоцкий. Работал лесником. Знал все грибные, ягодные, рыбные и звериные места. В компании он оказался человеком общительным, и веселым, и, как все рыбаки, готовым в любой момент прихвастнуть и даже приврать.
   Они быстро сдружились и, уезжая домой в тот вечер, нагруженные полновесными судаками, договорились с Высоцким, что в следующий раз приедут именно сюда.
   Вот и сегодня они ехали к нему.
  
   Глава 5
  
   ПОПУТЧИК
   Электричка, мерно подбрасывая пассажиров на рельсовых стыках, уже миновала черту города. В тепле Семена Семеновича разморило. Моргая своими добрыми близорукими глазами, он никак не мог с собой совладать -- голова его клонилась все ниже и ниже, и, наконец, он уткнулся носом в воротник и засопел.
   Вяземский сидел рядом и сердито посматривал на Сенькина. Он думал о том, что Костя будет ждать их на станции зря, и если уедет -- он всегда приезжал встречать их на рыжей глазастой кобыле, запряженной в старенькие дровни, -- то придется тащиться пешком до домика лесника, а это прилично -- пять километров. Да еще ящики. Правда, ящики были не очень тяжелые -- после знакомства с Высоцким они стали брать с собой минимум -- но все-таки!
   -- Ну что, старики-разбойники, может быть, перебросимся в подкидного?
   Вяземский обернулся на голос, Семен Семенович проснулся. К ним подсел мужчина лет сорока в новом полушубке и в лохматых собачьих унтах. Он широко улыбался, показывая два ряда крепких крупных зубов. Голубые умные глаза его тоже улыбались, однако в них глубине, присмотревшись повнимательней, можно было разглядеть тень тревоги и легкого притворства. Он был красив той строгой мужской красотой, какая заставляет любую женщину задумываться и сопоставлять его внешние данные с данными ее мужа, и, как правило, не в пользу последнего.
   Итак, подсевший незнакомец был красив и мужествен. И родинка, большая, лиловая, чуть ниже правого виска, не портила его.
   -- Можно и переброситься. Ехать еще долго, -- оживился Адам Евгеньевич, -- Сеня, очнись. По ночам спать нужно.
   Семен Семенович зевнул и, кряхтя, стал ставить ящики в проходе между лавками один на другой. Получился удобный игральный столик.
   -- Ну что, для начала познакомимся? -- сказал нежданный попутчик, расстегивая полушубок. -- Иван, -- протянул жесткую сильную руку, -- Иван Гуляев.
   Старики представились. Иван потряс руку каждому. На Вяземского взглянул с уважением, удивленный редким его именем.
   -- Далеко едете? -- спросил он, доставая из-за пазухи колоду. Карты были плотные и упругие, словно из паранита. И картинки интересные -- дамочки в неглиже. Иван уверенно и красиво разбросал карты на три кучки. Вскрыл козыри -- буби.
   -- До Шмаковки, -- ответил Сенькин, с интересом рассматривая карты. -- Это где ж такие карты достать можно?
   -- А-а-а, тетя из Парижа прислала, -- отмахнулся Иван.
   -- Хорошо, когда такие родственники есть, -- вставил Адам Евгеньевич и тоже увлекся картинками.
   Иван с улыбкой смотрел на уткнувшихся в карты стариков.
   -- А ведь мы с вами попутчики. Я тоже в Шмаковку. Отдохнуть, порыбачить. Взял недельку за свой счет. Устал. Надоело сидеть в прокуренном кабинете.
   Вяземский недоверчиво покосился на Ивановы ноги.
   -- В унтах-то, на рыбалку? В таком виде только пижоны ездят на рыбалку.
   Иван засмеялся.
   -- Тебе бы, отец, в милиции работать. Глаз верный. Да я, в общем-то, ты прав, не рыбак. В Шмаковке у меня сестренка живет. У нее поживу. У нее и валенки найдутся. И инструмент... рыболовный.
   -- А ты, Иван, кем работаешь-то? -- спросил Вяземский.
   -- Старший научный сотрудник, в одном НИИ.
   -- И чем вы там занимаетесь?
   -- Решаем проблемы космических сообщений. В основном по закрытым космическим системам.
   -- А что, есть еще и открытые?
   -- Есть, ха-ха, -- хохотнул Иван, -- но с ними неинтересно. -- А чем они отличаются?
   -- Все, мужики, больше ничего рассказать не могу. Государственная тайна.
   -- Понятно...
   Ненадолго замолчали. Сосредоточились за картами. Начали играть. Иван постоянно выигрывал. Чаще всех дураком оставался Семен Семенович. Но он не расстраивался. Даже посмеивался в душе над партнерами. К картам Семен Семенович был совершенно равнодушен, может быть, поэтому и проигрывал все время, но уверенность и профессионализм, даже некая грациозность, с которой играл их неожиданный, попутчик, восхищали его.
   А играл Иван, действительно, виртуозно. Как бы наперед знал, с какой карты зайдет тот или иной партнер, и уже был готов подкинуть тотчас же. О том, что карты могут быть краплеными, Семен Семенович как-то не думал.
   За игрой время прошло быстро. Электричка подъехала к Маковке, и рыбаки спустились на низкий обледеневший перрон.
   Иван подошел к двери следом за ними. Сенькин обратил внимание на то, как он быстро взглянул по сторонам, словно не решаясь выходить, но все же взялся за поручень и легко спрыгнул вниз.
   -- Ну что, может, встретимся еще, -- пожал протянутые руки и ходко пошел вперед, в деревню.
   Друзья посмотрели ему вслед.
   Со стороны вокзальной площади к ним приближался, широко улыбаясь, Высоцкий.
  
   Глава 6
  
   НИКОДИМ ФУГАСОВ
   В помещении Кучавского РОВД было тихо. Только изредка раздавались гулкие шаги, позвякивание ключей, да в конце коридора, за закрытой дверью, гудел на холостом ходу телетайп.
   Старший оперуполномоченный капитан Никодим Фугасов стоял возле зарешеченного окна в своем тесном кабинете и курил папиросу, мысленно разрабатывая маршрут. Сегодня утром он получил от шефа Н-скую ориентировку на некоего Борздых Ивана Спиридоновича по кличке "Гуляш", совершившего побег из мест, не столь отдаленных. Проверка связей, Гуляша в городе ничего не дала. Предполагается, что Гуляш может временно затаиться, осесть где-нибудь в области, переждать... Поэтому всем участковым дано задание проверить подведомственные регионы на предмет обнаружения "новых", людей.
   Но с кадрами, было плохо. Участковых не хватало. Шеф попросил Фугасова лично проверить Шмаковку, Макеевку, Березово и район пятой лесосеки.
   "Значит, так, -- думал Никодим, -- сначала Шмаковка -- она первая по маршруту. Заодно тещу навещу. Давно не был. Да! Нехорошо! Когда Света жива была, чуть не каждую неделю бывали, а сейчас... Раз в квартал, да и то заездом".
   Папироса потухла. Никодим бросил ее в пепельницу, накинул на плечи полушубок, нахлобучил шапку и вышел из кабинета, закрыв дверь на ключ.
   "Уазик" завелся, что называется, с полпинка. Миновав последний квартал одинаковых розовых двухэтажных домиков, Фугасов выбрался на тракт и включил третью передачу. Редкий березняк по обеим сторонам дороги превратился в две сплошные черно-белые стены. Никто не попался навстречу, никто не обгонял, и он гнал свой "джипп" с предельной скоростью.
   Капитан любил быструю езду. Да и все в своей жизни он делал быстро, напористо, не задумываясь, не оглядываясь назад. Со стороны казалось, что его жизнь -- это прямая линия вперед, вперед к намеченной цели, а какая она, эта конечная цель, капитан милиции Никодим Фугасов сам не знал. Десятилетка в Кучаве, год работы слесарем на автобазе, затем служба в армии. Демобилизовался в звании старшины, вернулся домой, пришел в милицию за паспортом. Предложили, согласился. Год на стажировке, потом принял участок -- Шмаковка, Макеевка, Березово и район пятой лесосеки. В Шмаковке женился, детей не было, Потом школа милиции -- и вот он уже в Кучавском РОВД, старший оперуполномоченный, имеет награды и три ранения. Жену похоронил три года назад. Рак. Сначала казалось -- жизнь кончена. Боль утраты занозой сидела в сердце. Но потом, со временем, все как-то незаметно стерлось, притупилось. Работа, командировки, ночные выезды, мелочевка разная. Ушла куда-то боль, грусть осталась...
   Снега нынешней зимой навалило много. Фугасов смог подобраться на своем "уазике" только к крайним избам. Дальше ехать не решился -- еще забуксует. Заглушил мотор, выключил рацию. Поправив ремни, вышел из машины.
   "Сначала к теще зайду, потом уж в сельсовет", -- решил он и по скрипучему снегу зашагал к тещиному подворью.
   Мария Николаевна, теща Фугасова, вдова рано умершего от страшного запоя сельского плотника Станислава Никандровича Перышкина, в свои пятьдесят шесть лет выглядела, прямо скажем, великолепно. Седина только чуть-чуть посеребрила ее тяжелые черные, как конская грива, волосы. От всей ее ладной, крепкой фигуры веяло силой и здоровьем. Щеки -- хоть прикуривай. "Баба-ягодка", -- говорят про таких.
   Много мужиков в деревне покушалось па ее вдовство. Многие кое-чего и добивались. Но все знали -- есть у нее в городе один человек, приезжает часто. Знали и удивлялись: что нашла она в нем? Худосочный какой-то, малахольный. Роста, правда, высокого, этого не отнять -- выше всех мужиков деревенских. А так... в чем только душа держится. Но, видимо, было у этого городского что-то такое, чем не располагали все остальные многочисленные ухажеры Марии Николаевны.
   Никодим прошел через сени в дом. В ноздри ударил приятный и резкий запах жареного лука и еще чего-то до крайности вкусного.
   Теща возилась у плиты. Увидев вошедшего Никодима, сделала удивленные глаза.
   -- Зятек! А я уже думала, ты больше не появишься. Забыл старуху.
   -- Ну что вы, мама. Работы просто много. Вот и сегодня...--
   Никодим чуть не прикусил себе язык. Не надо было этого говорить.
   Но Мария Николаевна не обиделась, не ответила ничего. Пригласила в комнату:
   -- Время-то у тебя есть? Раздевайся, проходи, садись. Я тебя покормлю. Сейчас пирожки принесу с мясом. Ты такие любишь, я помню.
   Фугасов прошел в комнату. Бросил взгляд на стол -- застелен скатертью; на столе грибы маринованные -- маслята, брусника, сало на большой тарелке, нарезанное по-деревенски, толстыми брусками.
   -- Вы кого-то ждете? -- спросил он громко, чтобы теща услышала его на кухне, но она уже входила в комнату с большой эмалированной посудой в руках.
   -- Да. Приятель мой из города человека прислал. Попросил, чтобы разрешила пожить ему недельки две. А мне не жалко, пусть живет. Все не так скучно одной, зима ведь -- работы мало.
   Никодим насторожился. О тещином приятеле он знал и не осуждал ее, но "новый" человек в деревне... Профессиональное чутье приказало Фугасову сбросить с себя семейную расторможенность. Он вспомнил, что он на работе, при исполнении, как говорится.
   -- Что за человек? Когда приехал?
   -- Да сегодня утром. Вот Алексей (так звали городского приятеля) записку прислал, -- Мария Николаевна пошарила в кармане,-- куда я ее дела? Ах да, на кухне, наверное.
   Она пошла на кухню и оттуда говорила:
   -- Человек интеллигентный, обходительный. В одном институте с Алексеем Павловичем работает. Старший научный сотрудник. Над одной проблемой работают. Что-то с космосом связано. Да где же она? Ах, вот я ее в телогрейку сунула. Я во дворе ковырялась, когда он приехал.
   Теща вошла в комнату, отдала записку Фугасову. В записке было написано:
   "Маруся! Это мой друг, сослуживец, старший научный сотрудник, Светило в области космических, исследований. Сейчас работает вместе со мной над одной важной проблемой. Попрошу тебя об одной услуге. Пусть поживет у тебя неделю-две. Ему отдохнуть нужно, с мыслями собраться, чтобы решить эту проблему. Заранее благодарен, твой А.П."
   -- А где он сейчас? -- спросил Фугасов, взглянув па Марию Николаевну так холодно и официально, что та даже растерялась.
   -- В сельпо пошел.
   -- Давно?
   -- Да уж прийти должен.
   Никодим встал и стал ощупывать кобуру пистолета.
   В этот момент дверь распахнулась, и вместе с клубами ворвавшегося в тепло морозного воздуха в дом вошел "светило в области космических исследований", доставая бутылку водки из-за пазухи.
   -- Ну и очереди у вас тут, как в городе...
   Одного взгляда капитану хватило, чтобы сопоставить внешность вошедшего с фотографией на "ориентировке".
   "Гуляш!"
   Гуляш тоже не приглядывался. Швырнув бутылку в Фугасова, он вывалился обратно в дверь и обрушил на нее что-то тяжелое.
   Бутылка пролетела чуть выше головы Никодима и гранатой разорвалась за его спиной, ударившись о бревна стены. Никодим рывком бросился к двери и с разбегу ударил об нее плечом. Дверь сдвинулась, немного приоткрылась. Фугасов обеими руками ухватился за косяк и уперся ногой. С большим трудом он увеличил щель и, протиснувшись в нее, как был, без шапки и полушубка выскочил из дома.
   "Куда бежать? К машине, к рации? А, черт, сам возьму". Я Он огляделся по сторонам. Гуляша нигде не было. В лес, только туда он мог уйти. Бросился по узкой тропинке, протоптанной между соседними огородами, в сторону леса. Черная фигурка Гуляша уже приближалась к первым деревьям.
   "Недалеко ушел, успею".
  
   Глава 7
  
   ПРИКЛЮЧЕНИЯ НАЧИНАЮТСЯ
   На белом льду озера чернели только три фигуры. Сенькин и Вяземский будто вмерзли в лед, склонившись над лунками. Высоцкий стоял над ними, выпуская клубы махорочного дыма. На льду одиноко лежал небольшой судачок, граммов на триста. Клева не было.
   -- Со мной был однажды аналогичный случай, -- рассказывал Высоцкий. -- Я тогда еще в Шмаковке жил, плотничал. Пошли мы как-то раз на охоту с Перышкиным Славкой, покойник он теперь, и с Костей Чуркиным, тезка мой, сейчас на Севере живет. На утиную. И подстрелили всего-то ничего -- одну утку. Одна на троих. Вот. Как делить-то? На спичках дернули: Славке удача выпала. Ага. Пошли домой, значит. Изба Славкина -- первая по нашему маршруту. Зашли, посидели, бражки выпили по стаканчику, как полагается. Домой стали собираться, я смотрю -- Костя потихоньку нашу утку в свои мешок сует, думал, не видит никто. Мария, жена Славкина, чего-то его по хозяйству позвала, а я уже в дверях был. Заметил. Не сказал ничего. Нет, думаю, брат, меня не обманешь. Я сам кого хошь... Идеи, значит, вдвоем, а я все думаю, как же мне эту распроклятую утку умыкнуть. Подходим к его дому, я говорю, ты, мол, мне, Костя, соли дай маленько. А, как раз воскресенье было, сельпо закрыто. Ну, Костя, конечно, не хотел меня пускать, ему скорее перед женой уткой похвалиться. Но друзья ж все-таки. Зашли. Костя мешок свой в сенцах бросил, и, пока за солью ходил, я эту утку спер. Мешок развязанным оставил. Костя, когда мне соль давал, ничего не заметил, а я вышел из дома, у забора кобель его сидит, Туманом звали. Я у утки голову оторвал и кобелю бросил и перьев немного посыпал. Домой пришел, дал бабе утку, чтоб сварила. Сам ружье почистил и посылаю мальца своего за Костей и Славкой. Наказал, чтоб с женами приходили. У меня была бутылочка припасена. Приходят смурные, бабами выруганные. За стол сели. Закуски там разные жена организовала. А потом приносит утку. Я за товарищами наблюдаю. Вижу -- догадались сразу. Ну что, выпили под утку по стопке. Слышу, Костя бабе говорит: "Да хрен с ним, с кобелем. Был бы путевый, породистый какой, а то так, приблудный". Тут Славка как разоржется и говорит: "А я давно кота нашего порешить собирался. Сама знаешь -- цыплят таскал, да и линяет -- шерсть по всему дому". Да, вот так вот. Долго мы потом эту утку вспоминали...
   Неожиданно тень легла на озеро. Рыбаки задрали головы вверх. Высоцкий от неожиданности сел на ящик. Над озером очень низко и совершенно бесшумно проплыло летающее средство странной конструкции. Плоское, круглое днище было каким-то перламутровым, а что было сверху, они разглядели, когда этот то ли дирижабль, то ли космический корабль, чуть не срезая верхушки берез, миновал озеро и стал исчезать за горизонтом. По форме он напоминал шляпу гриба, был весь таким же перламутровым, как днище, и ни единого оконца на борту.
   Рыбаки изумленно смотрели вслед пролетевшему чуду.
   -- Д-а-а, -- протянул Вяземский, почесав затылок, его шапка свалилась на лед, когда он задирал голову вверх. Он так и не поднял ее, -- напридумывают всякой всячины. Лучше бы сельским хозяйством занялись всерьез.
   -- Что это было? -- Сенькин, близоруко щуря глаза, всматривался в даль.
   -- А черт его знает, космический корабль, наверное. Был бы Иван, может, что и объяснил бы. Слуша-а-а-й, а может, это его работа? Ты помнишь -- "закрытые космические системы", -- а тут тоже: ни окон, ни дверей.
   Высоцкий слушал, ничего не понимая. Про "попутчика" друзья ему еще не рассказали.
   -- А, может, у них полигон здесь? -- продолжал Вяземский.-- Костя, ты не слыхал, здесь каких-нибудь секретных объектов нет?
   Высоцкий про секретные объекты ничего не знал. Не было их тут, это точно.
   -- А что за Иван-то? -- спросил он. -- Вы про кого говорите?
   -- Да попутчик наш, вместе из города ехали. До Шмаковки,-- ответил Вяземский. -- Научный сотрудник. По космическим сообщениям, -- и он коротко рассказал Высоцкому о встрече с Иваном.
   -- Слушай, Адам, -- встрял в разговор Сенькин, -- я тебе еще на станции хотел сказать, не больно-то он на научного сотрудника похож. Я их, благодаря своей профессии, очень хорошо изучил. Повидал, как говорится, на своем веку. Те, как правило, люди, физически слабые. Худые или толстые -- неважно, но слабые. Ты на его руки глядел? Сильные руки, мужские. И наколки. Как у зэка. А в карты как играет?!
   -- Да, в карты он классно играет.
   -- Он больше на шулера похож -- продолжал Сенькин, -- ни разу ведь не проиграл... И еще: я слепой-слепой, но заметил, обратил внимание -- настороженный он какой-то. Из электрички не вышел, пока всю станцию глазами не обшарил.
   Рыбаки замолчали, задумались.
   -- Ну что? -- спросил Высоцкий. -- Что-то сегодня рыбалка не получается. Ко мне, что ли, поедем? А? Чего зря мерзнуть?
   -- Поедем, -- решил Вяземский.
   Друзья стали сматывать удочки, складывать буры. Каждый думал о происшедшем.
   Вдруг раздался треск, и из кустарника на лед выскочил человек. Увидев рыбаков, он на мгновение остановился, потом чуть развернулся и побежал через озеро по диагонали, мимо них. Это был Иван. Друзья сразу узнали его.
   Иван уже пробежал по льду половину озера и был недалеко от рыбаков, когда со стороны кустов снова раздался треск и на лед выбежал молодой высокий человек в милицейской форме, без шапки и полушубка, полагающегося в этот период года.
   -- Стой, Гуляш, -- закричал он, -- стой, стрелять буду!
   Гуляш и не думал останавливаться, только запетлял по льду. Мгновенно оценив обстановку, Семен Семенович отбросил в сторону бур и закричал:
   -- За мной, ребята! -- И ринулся наперерез бегущему -- он уже не сомневался -- преступнику.
   Куда девался затюканный женой "CJIOH"! По льду мчался навстречу опасности, чтобы выполнить свой гражданский долг, прежний Сеня Сенькин, лихой командир разведроты. Высоцкий и Вяземский бежали за ним, не отставая.
  
   Глава 8
  
   СТЕНА
   Секундная растерянность рыбаков позволила Гуляшу на несколько метров опередить преследователей. Теперь он уже не петлял. До кромки озера было недалеко, он бежал по прямой и через десяток секунд врезался в лес.
   Фугасов -- это был, конечно, он -- приотстал. Бежать в сапогах по льду было трудно. Он дважды падал, поскальзываясь.
   Старики запыхались: годы брали свое. Но они продолжали погоню по лесу, по глубокому снегу, проваливаясь по пояс.
   Конечно, Гуляшу было еще труднее. Он бежал первым, прокладывая дорогу в рыхлом снегу. На что он надеялся? Какая сила толкала его впереди Свобода! Свобода была впереди. Она притягивала Гуляша своими гипнотическими чарами, манила ласковым звоном заиндевевшего леса. Звала.
   А сзади его догоняли недомотанные три года да плюс еще три за побег. Назад нельзя! Никак нельзя! И он бежал вперед, вернее, бежать он не мог в атом снежном болоте, он толкал свое тело вперед, вперед к свободе. Силы уже на исходе, а может быть, их уже нет, а есть только воля и злость, злость на себя, на свою судьбу непутевую, на стариков-рыбаков, на снег, на весь мир.
   Сердце колотилось в грудной клетке, как бешеное. Кажется, если бы смогло выскочить, поскакало бы по сугробам, как красная лягушка, хлюпая клапанами.
   "Ну, все! Финал! Больше не могу, -- подумал Гуляш, -- сил нет. Теперь мне только чудо поможет".
   И вдруг это чудо свершилось, как ответ на Гуляшовы мысли. Конечно же, не чудо, а случай, его величество господин случай, как часто бывало в судьбе Гуляша, вмешался и дал еще один шанс.
   Неожиданно на пути Гуляша встала молочно-белая, клубящаяся стена. Гуляш сунулся в нее и -- будто бы в парилке очутился. Снег быстро таял и, превращаясь в пар, поднимался вверх. Гуляш почувствовал, что стоит уже на более-менее твердой почве. Ноги еще не слушались, но надежда вновь появилась. Гуляш сделал несколько шагов вперед и ударился лбом о сосну. Сосна была толстая, не менее полутора обхватов. Потом он круто повернул направо и заставил себя побежать. Бежать было трудно: под ногами чавкала оттаявшая земля, Гуляш то и дело натыкался на деревья, невидимые в таком тумане, поскальзывался, падал в лужи. Унты и полушубок намокли и отяжелели. Но все-таки он был весел, ему хотелось хохотать. С каждым шагом Гуляш удалялся от преследователей. Он чувствовал это -- звериная затравленность исчезала из его груди, уступая место уверенности в своих силах; интуиция преступника, выработанная постоянным риском, подсказывала ему дальнейшие действия.
   Между тем пар начинал редеть, снег уже весь растаял, да и земля стала потверже. Гуляш огляделся. Заметив невдалеке поваленное дерево, он подошел к нему, снял унты, полушубок, шапку и спрятал их под вывороченным корневищем. "Теперь можно вернуться назад и выяснить, куда это меня занесло", -- решил Гуляш и осторожно, часто останавливаясь и прислушиваясь, пошел назад. Внутреннее чутье подсказывало дорогу.
   "Где-то здесь должно быть толстое дерево. Ага! Вот оно. Сейчас налево шагов пятнадцать. Вот оно, то место".
   Перед Гуляшом стояла стена. Только была она не туманно-белая, как вначале, а напоминала поверхность мыльного пузыря, вся в радужных, манящих разводах.
   Гуляш еще раз осмотрелся. Невдалеке чернела какая-то куча. Он подошел ближе и увидел брошенные под дерево два полушубка и две шапки.
   "Ясно. Преследователи где-то здесь, и пошли они в противоположную сторону, вон следы, но все ли? Легавый одеться не успел, стариков было вроде трое. А полушубка только два". -- Гуляш склонился над следами. Похоже было, что все четверо пошли одновременно и в одну сторону.
   Гуляш снова подошел к стене. Что за ней -- не видно, только какие-то неясные контуры. Гуляш потрогал ее рукой -- стена оказалась тонкой и упругой, но руку сквозь себя не пропускала.
   "Что за чертовщина? -- пробормотал Гуляш. -- Кисель какой-то".
   Он осторожно просунул голову наружу, осмотрелся. На той стороне была зима. Снег белел и искрился. Где-то над головой насмешливо трещала сорока. Никого нет. След, пробитый в глубоком снегу его телом, тянулся от озера и обрывался у его ног.
   Гуляш протиснул наружу все тело и оглянулся. Рваный пролом в стене затягивался новым "киселем".
   "Hy дела! -- подумал Гуляш. -- Во сне такого не увидишь",-- и с интересом стал разглядывать загадочную стену. С той стороны она была похожа на старое зеркало с облезшей амальгамой.
   "Ну и что дальше? Куда теперь? Вперед или назад?"
   Мокрая одежда на морозе быстро задубела, пряди волос превратились в сосульки. Гуляш взглянул на ноги -- он стоял па снегу в одних носках. Зябко передернув плечами, подумал: "Э, нет! Так недолго и насморк схватить. Уж лучше назад".
   Но попытка вернуться назад кончилась неудачей. Сначала стена вроде немного поддалась, но потом вдруг спружинила и откинула Гуляша назад, в сугроб. Стена твердела, и пока она не затвердела окончательно, нужно было что-то делать. Сидеть в замерзшей одежде в сугробе было не особенно уютно. Гуляш вспомнил про фомку и нащупал ее во внутреннем кармане. Нижний конец фомки был плоский и острый. Действуя им, как клинком, он снизу вверх ударил в стену, вспорол ее и протиснулся внутрь.
   "Теперь бегом за одеждой и снова наружу. А эти "друзья" пускай здесь остаются. Жаль, валенки не сняли, а то не пришлось бы за своими шмотками бегать".
   Гуляш быстро нашел спрятанные вещи, но когда подбежал к стене, ее уже, как таковой, не было -- просто резкая граница между зимой и летом. Он протянул руку вперед. Рука уперлась во что-то невидимое.
   Стена была. Гуляш достал фомку и ударил ею снизу вверх. Металл звякнул о металл. Гуляш ударил в другом месте -- эффект тот же. Отбежал метра три в сторону, ударил снова. Надежный инструмент кустарного мастера не оставлял на прозрачной стене даже царапины.
   Ведя рукой по абсолютно гладкой поверхности, Гуляш побежал вдоль стены в поисках выхода.
   Вдруг он заметил какое-то движение среди берез на той стороне, где зима. Он быстро юркнул за березу и стал наблюдать. Из-за деревьев вынырнул лыжник в синем шерстяном костюме и красной вязаной шапочке с помпоном. Лыжник, размеренно махая руками, быстро приближался к стене.
   "Странно! -- подумал Гуляш. -- Неужели он не видит, что лыжня обрывается. Он же сейчас ахнется".
   Лыжник несся к невидимому барьеру, опустив голову вниз, только изредка бросая взгляд вперед. Он явно ничего не замечал.
   Трах! В стороны полетели обломки лыж, а их владелец, ударившись лбом в стену, отлетел назад.
  
   Глава 9
  
   ЛЫЖНАЯ ПРОГУЛКА
  
   Василий Елиферьевич Сухоедов-Закускин очень дорожил здоровьем. За свои пятьдесят три года он не выкурил ни одной папиросы.
   Водку пробовал только один раз в жизни и во второй раз пробовать не собирался. Ежедневно он делал физзарядку и обливался холодной водой. А когда вдруг с ним случился микроинфаркт после пожара на базе посылторга, где он работал старшим бухгалтером (пожар произошел по абсолютно естественной причине -- загорелась проводка, никакого криминала), и Василий Елиферьевич слег в больницу, он твердо решил после выздоровления: каждое утро, дополнительно к физзарядке, -- 6er трусцой, а в выходные -- двадцатикилометровый пробег от Кучавы, где он жил, до Шмаковки и обратно; зимой -- лыжи по тому же маршруту.
   В прошедшие выходные он изменил этому правилу -- приезжали в гости родственники жены из города, -- и поэтому сегодня он специально взял на работе отгул, чтобы приписать в свой спортивный дебет недостающие двадцать километров.
   Погода стояла отличная, лыжня была накатанная, лыжи скользили по ней весело.
   Василий Елиферьевич чувствовал себя великолепно. На душе было радостно. Он мчался по знакомому до мелочей маршруту и негромко напевал:
  
   Пора-пора-порадуемся
   На своем веку...
   Вдруг резкий удар прервал его песню, и Василии Елиферьевич на несколько секунд потерял сознание. Когда он очнулся, то увидел, что сидит в сугробе, рядом с лыжней, а вокруг валяются обломки его лыж. Страшно болит лоб. Василий Елиферьевич протянул руку к голове и нащупал огромную шишку. Посмотрел на руку -- крови нет.
   "Кто это меня так?" -- подумал Василий Елиферьевич и оглянулся. Все было спокойно. Вокруг ни души. Только где-то вверху оглушительно и насмешливо стрекотала сорока.
   "А лыжи почему сломались?"
   Василий Елиферьевич отцепил крепление и взял обломки в руки; долго их рассматривал с глупым видом.
   -- Ничего не понимаю! -- сказал он вслух. Потом встал и еще раз огляделся. Посмотрел назад -- все как было, никаких следов. Посмотрел вперед -- лыжня уходила вдаль. Вот она поворачивает налево. Чуть дальше, метров через триста, будет пологий спуск в лог, а затем, километра через два, лог выведет к мосту, а дальше лыжня пойдет рядом с трактом в сторону Кучавы.
   Василий Елиферьевич повертел в руках обломки лыж и отбросил их в сторону. Потом, вздохнув, подобрал палки и направился по лыжне вперед, но не сделал и трех шагов, ткнулся ушибленным лбом в какую-то невидимую преграду. Искры брызнули из глаз.
   Василий Елиферьевич упал в снег и ошалело уставился на то, что не давало ему пройти. Он смотрел, но ничего не видел. Встал, опасливо протянул лыжную палку вперед -- палка уперлась во что-то твердое. Надавив на это "что-то" -- как в стену уперся.
   "Ничего не понимаю!"
   Василий Елиферьевич встал и принялся руками щупать невидимую преграду. Палки мешали. Он отбросил их в сторону, вслед за лыжными обломками, и сошел с лыжни, сразу провалившись в снег по колено. Стена была гладкой, как стекло, но еще прозрачней стекла. Она была абсолютно прозрачной и уходила куда-то далеко. Василий Елиферьевич прошел метров пятьдесят и оглянулся. Цепочка его следов выглядела -- как лекальная равновыпуклая кривая.
   "Но где-то же она должна кончиться?" -- подумал Василий Елиферьевич. Он решил идти вперед, вдоль стены. Пробираться в глубоком снегу было трудно. К вечеру он, обессиленный и замерзший, добрался к продолжению своей лыжни. Отсюда до тракта было недалеко, а там машину ходят.
  
   Глава 10
  
   КОНТАКТ?
   Гуляш некоторое время шел за деревьями вдоль стены, наблюдая за лыжником. Потом обогнал его и побежал легкой рысью вперед. Бежал осторожно, стараясь не наступать на валявшиеся сучья, внимательно оглядываясь по сторонам. Долго бежал, минут сорок. Стена не кончалась. Он перешел на шаг, потом остановился. "Но раз есть стена, значит, должна быть и дверь, -- подумал он. -- А какой бы там ни висел замок, уж я постараюсь его открыть".
   Вдруг он услышал впереди отдаленные голоса и отбежал в сторону. Спрятался за корневищем поваленного дерева и. стал ждать. Вскоре появились его преследователи, все четверо. Капитан шел впереди, отставив левую руку в сторону, он вел ее по невидимой стене. Со стороны это смотрелось, комично. Следом за ним шел толстый старик-очкарик из электрички, за ним семенил маленький тщедушный Вяземский.
   "То ли Адам, то ли Аполлон", -- вспомнил Гуляш.
   Замыкал шествие незнакомый Гуляшу старик.
   Вяземский нервно оглядывался по сторонам:
   -- Что, ей конца не будет, что ли? Уже полтора часа вдоль стены этой дурацкой идем, -- ворчал он. -- Я уж вспотел. Может, перекур, а?
   Он был единственный, кто не снял полушубок, и теперь очень страдал от этого. Солнце не грело, светило холодно, по-зимнему, но было тепло. От земли шел легкий пар.
   Очкарик оглянулся на товарища: -- Да помолчи ты, ноешь, как...
   -- А ты чего раскомандовался? Из-за тебя все и приключилось. На электричку опоздали. Клев прозевали. Бандюга опять же этот... Ты за ним зачем кинулся-то? Защитник отечества.
   -- Вы бы оба помолчали, -- тихо сказал капитан. -- Может быть, он где-то здесь прячется.
   "Группа захвата" прошла мимо, исчезла за деревьями. Голоса отдалились и затихли. Гуляш выбрался из укрытия, почесал затылок: "Да-a! Картина Репина. Значит, стена замкнутая, и двери нет".
   Достал фомку из кармана и принялся рыхлить землю у стены. Выгребал руками. Стена уходила глубоко вниз, под землю.
   "Не тот инструмент". Гуляш спрятал фомку, огляделся по сторонам, задрал голову вверх -- может, попробовать?
   Он выбрал высокую сосну, стоящую возле самой стены, и полез по ней. Долез чуть не до самой верхушки, но стена не кончалась, уходила высоко вверх. Гуляш посмотрел по сторонам. Ровная граница зимы и лета, овально изгибаясь, расходилась в разные стороны. Замыкалась она или нет -- рассмотреть было невозможно: деревья росли густо. В глубине "летней" зоны в полутора-двух километрах от стены Гуляш заметил какое-то светлое, блестящее на солнце сооружение. Рассмотреть его не давали лохматые ветви сосны.
   Гуляш спустился вниз и пошел по определенному сверху направлению. По мере удаления от стены лес редел. Вскоре Гуляш увидел между березками, на поляне, поблескивающее н е ч т о. Выбравшись на окраину поляны, Гуляш остановился, спрятался за деревом и принялся внимательно рассматривать сооружение из своего укрытия. Такого Гуляш еще не видел никогда в своей пестрой, изобилующей всякими встречами и событиями, жизни. Оно напоминало шляпку гриба, было серебристо-перламутровым и висело в воздухе на расстоянии полуметра от земли, причем висело неподвижно. В поперечнике оно достигало метров сорока, в высоту -- метров десяти.
   "HJIO! -- промелькнула мысль в голове Гуляша. -- Внеземная цивилизация! Я выбран самой судьбой для контакта. Ну, что ж, войду в контакт, а там видно будет".
   Гуляш смело вышел из-за деревьев и направился к космическому кораблю пришельцев, но, подойдя ближе, в нерешительности остановился. Ни люков, ни иллюминаторов не видно.
   "Что за чертовщинами Избушка на курьих ножках! Ни окон, ни дверей".
   Гуляш дважды обошел вокруг корабля, заглянул под днище-- никакого отверстия. Постучал кулаком по обшивке:
   -- Эй, братья по разуму! Вы там чего, угорели?
   Никакого ответа.
   Гуляш отошел в сторону, присел на пенек, достал из кармана пиджака смятую пачку "Родопи", долго искал неполоманную сигарету. Нашел, закурил.
   "Они что, не видят, что ли, ни черта? А может быть, они, и правда того... Может быть, их спасать надо?"
   Гуляш решительно встал и пошел вдоль борта, внимательно вглядываясь в каждую царапинку. Наконец заметил тоненькую, как паутинка, щель и полез в карман за фомкой.
  
   Глава 11
  
   ЕСТЬ КОНТАКТ!
   Все усилия Гуляша протиснуться острым концом фомки в щель были напрасны -- слишком узкая щелка, да и обшивка прочная: не продавливалась, не сминалась.
   "Эх, автоген бы", -- подумал Гуляш и вдруг заметил, что щель стала шире. Дверь плавно и бесшумно уходила внутрь и в сторону, открывая взгляду Гуляша утонувшие во мраке внутренности корабля пришельцев.
   Стоя перед темным полуовальным отверстием в рост человека, Гуляш ощутил привычное волнение, немного радостное, немного пугающее, аналогичное тому, какое возникало перед открытой дверью сейфа. Руки слегка дрожали. "Приглашают, -- подумал он, -- не нужно показывать свою невоспитанность. Зайду. Дороги назад все равно нет".
   Держась за обшивку, Гуляш с опаской заглянул внутрь. Глаза постепенно привыкали к полумраку. И вдруг...
   То, что он увидел, заставило его отшатнуться от проема. Что-то бесформенное, серое, клубясь и извиваясь, быстро надвигалось на него. Длинные отростки-щупальца, выкручиваясь из этой серой массы, тянулись к нему.
   Гуляш, ахнув, резко оттолкнулся от борта корабля и кинулся прочь, но одно щупальце уже обвивалось вокруг его руки выше запястья. Пытаясь освободиться, Гуляш свободной правой рукой ухватился за эту гадость и приклеился ладонью намертво. Он с ужасом смотрел, как витки-щупальца на его левой руке сливаются, растекаются и обволакивают всю руку, как сотни других щупалец обвиваются вокруг рук, ног, торса, шеи, закручивая его в плотный серый кокон, и втягивают внутрь темного отверстия. Гуляш уже не сопротивлялся, он просто не мог сделать ни одного движения. Скоро серая масса закутала его полностью, он уже больше ничего не видел и не слышал, он ждал смерти, думал, что сейчас просто задохнется, но почему-то дышал. Как ни странно, плотная, похожая на сырую резину, масса пропускала воздух, как марля.
   "Что же сейчас будет, -- думал он с ужасом, -- может быть, эта каракатица сейчас меня съест, просто переварит -- и все, был Гуляш -- и нет его. Вот, уже начинается", -- он вдруг почувствовал слабые уколы и вибрирование, будто попал под небольшое напряжение.
   "Неужели конец? Неужели ты отгулял свое, причитающееся судьбой, а, Гуляш? Зачем ты сунулся сюда? Вот так погибнуть! Глупо! И непонятно! Зачем? Зачем нужна была эта свобода? Чтобы умереть? А. в зоне жил бы! Валил лес, спал на нарах, хлебал бы баланду, терпел бы и ждал часа освобождения, мучился бы, но жил! Жил!"
   Гуляш потерял представление о времени. Сколько он находился в этом коконе: минуту? час? год? вечность? Может быть, он растворился и стал частью этой амебы, увеличив массу этой массы на семьдесят два килограмма?
   Неожиданно он ощутил свой вес, его ноги уперлись в какую-то плоскость. Покалывание и вибрация прекратились. Серая масса стекала с него, как вода, и Гуляш увидел, что стоит посредине квадратной комнаты. Сверху лился мягкий голубоватый свет, сначала неяркий, он постепенно усиливался, давая глазам привыкнуть к нему. Вскоре стало светло, почти как днем.
   Гуляш ощупал себя: цел и невредим. Взглянул па руки и удивился. Руки были чистые, даже грязи под ногтями, которая попала туда при рытье подкопа, не было. И вообще он почувствовал себя так, будто вышел из бани и переоделся во все чистое. Только приятной ленивой истомы не было. Наоборот -- прилив сил и энергии. Страхи прошли. Надежда вновь поселилась в груди, а с ней и жажда свободы и жизни.
   Гуляш огляделся. Серой массы нигде не было, спряталась куда- то. Он находился, по-видимому, в шлюзовой камере сзади и спереди -- двери. Рука машинально нащупала в кармане фомку, но достать ее Гуляш не успел -- передняя дверь открылась сама собой. Теперь уже без страха, но все же немного волнуясь, он пошел вперед. Очутившись в кольцевом коридоре, Гуляш сначала растерялся, но тут нее на стене высветилась, потухла и зажглась стрелка, показывающая направление. Когда Гуляш подошел к новой двери, она так же бесшумно отворилась, пропуская его внутрь большого зала, в глубине которого стояли три кресла. В креслах сидели гуманоиды и смотрели на Гуляша человечьими глазами. И вообще они были совершенно такими же, как земляне. Все в темно-синих, в обтяжку, костюмах, наподобие наших тренировочных. На левой стороне груди -- вышитая эмблема: восьмиконечная звездочка с витиеватым вензелем посредине. На шее у двоих на ремешке -- удлиненная коробочка, похожая на плэер.
   Сидящий посредине, видимо, старший, встал и сделал два шага навстречу. Гуляшу. То, что он старший, видно было сразу: прямая осанка, мужественное лицо с тремя глубокими вертикальными складками -- одна рассекала высокий лоб, две другие разбегались от крыльев прямого, чуть с горбинкой, носа и обрывались у линии плотно сжатых губ, -- волевой подбородок с небольшой ямочкой, серые глаза, которые в детективных романах называют не иначе, как "стальные и холодные", -- ну прямо североамериканский шериф. Двое его товарищей тоже были ребята хоть куда: плечистые, рукастые -- крепкие ребята.
   Старший притронулся к "плэеру" рукой и произнес на чисто русском языке, без акцента:
   -- Приветствую тебя, житель Земли!
   Гуляш заметил, что губы гуманоида двигались не так, как им было положено двигаться при произнесении этих слов, а как в дублированном импортном кинофильме.
   -- Здорово, ребята! -- брякнул он и вдруг понял, что не знает, о чем говорить дальше. Все это было очень необычно, да к тому же он еще не совсем пришел в себя после перенесенных стрессов. Но чтобы не молчать, добавил: -- Ну что, как добрались?
   -- В наши планы не входило посещение вашей планеты. Наша посадка вынужденная -- вышли из строя некоторые навигационные приборы. Мы даже не знаем, в какой галактике мы находимся. Незваные гости, путники, сбившиеся с пути.
   -- Незваный гость... -- Гуляш чуть было не ляпнул: "хуже татарина", -- но вовремя вспомнил, чему учил его в зоне один татарин, Марк Кабиров, по кличке "Амир", отбывающий срок за убийство любовника жены, и продолжил фразу по-другому: -- ...самый дорогой гость!
   -- Мы рады вашему гостеприимству, но злоупотреблять им не будем. Нам нужно только дня два-три на восстановление приборов и ориентацию в пространстве. Для ориентации потребуется твоя помощь. В какой системе мы находимся?
   -- В Солнечной! -- радостно ответил Гуляш. -- Вокруг Солнца вращаются планеты. Кроме Земли есть еще Марс, Венера, Сатурн, это такой, с колечками...
   -- Названия относительны, -- улыбнулся пришелец, -- не смог бы ты показать знакомые тебе созвездиями
   Он взял Гуляша за руку и притронулся к "плэеру". Неожиданно все исчезло -- и стены, и пол, и потолки. Все куда-то провалилось, разъехалось, и Гуляш вдруг повис в безвоздушном пространстве среди миллиардов звезд и созвездий. Инопланетянин висел рядом, держал Гуляша за руку и смотрел на него ожидающе. Гуляш уже понял, что все это только иллюзия, но все же ощупал ногой пол. Пол был на месте, и это немного его успокоило. Гуляш осмотрелся и задумчиво почесал затылок. Такая дисциплина, как астрономия, в программу его университетов не входила. Единственное, что он знал и помнил, -- это "ковшик", но вот его-то он и не мог найти.
   -- А здесь? -- Сероглазый инопланетянин снова притронулся к "плэеру", что-то покрутил, и звездная картина изменилась.
   "Ковшик" снова не находился. Инопланетянин несколько раз менял картинки, пока, наконец, Гуляш радостно не вскрикнул:
   -- Вот он! -- Но оборвал себя и добавил более сдержанным тоном. -- Вон там -- ковш Большой Медведицы или Малой, точно не помню.
   -- Так, -- пробормотал гуманоид, -- тринадцатый сектор левой полусферы...
   -- Что, что? -- переспросил Гуляш.
   -- Да нет, это я так. Названия относительны... Не мог бы ты назвать расстояние от вашей планеты до центральной звезды этого "ковша", как ты его называешь?
   Гуляш отрицательно помотал головой. Инопланетянин спросил еще что-то, но Гуляш даже не понял - что. Посмотрел по сторонам, под ноги, задрал голову вверх и сказал:
   -- В общем-то на наше небо похоже. Точно, оно. Вон, Млечный Путь и вообще...
   -- Хорошо. В остальном мы сами разберемся. Если большой телескоп восстановим. -- "Шериф" повернул какую-то рукоятку на "плэере", и они очутились в зале.
   Все были на своих местах, только появился еще один, четвертый, гуманоид. Он мельком взглянул на Гуляша и что-то сказал старшему на непонятном инопланетном языке. Гуляш заметил, как изменилось лицо старшего -- брови сдвинулись, губы сжались, -- как тревожно переглянулись все инопланетяне, наверное, что-то важное сказал.
   Бросив несколько коротких фраз экипажу, старший повернулся к Гуляшу.
   -- По нашим обычаям, вошедшему в дом предлагают обед и отдых.
   -- Неплохие обычаи.
  
   Глава 12
  
   НЕПОНЯТЫЙ
   Когда Василий Елиферьевич Сухоедов-Закускин добрался до Кучавы, было уже совсем темно. Подташнивало и познабливало. Озябший, голодный, с мокрыми ногами, он поблагодарил подвезшего его шофера "КамАЗа" и, сойдя с тракта, на негнущихся ногах зашагал по слабо освещенной ночной улице райцентра. До дома, где его ждала жена, горячая ванна и мягкая постель, было недалеко, два квартала. Но Василий Елиферьевич прежде всего решил сообщить, куда следовало. Куда следовало сообщить, он представлял себе нечетко, но единственной организацией, которая работала в столь поздний час, была, конечно, милиция, и поэтому Василий Елиферьевич направил свои промокшие и замерзшие стопы к ярко освещенному с улицы, пожалуй, единственному ярко освещенному двухэтажному зданию, в котором кроме РОВД уютно расположились: ГАИ, райкомы партии и комсомола, райисполком и инспекция Госстраха.
   В приемном отделении РОВД сидел молодой белобрысый лейтенант и усердно записывал в журнал слова сидевшей напротив него, спиной к вошедшему Сухоедову-Закускину, женщины. Услышав стук открывшейся двери, женщина повернулась и сказала:
   -- Ax! -- И добавила: -- Вася! Где ты был?
   -- Клава? -- удивился Василий Елиферьевич. -- Ты что здесь делаешь? Так поздно?
   -- Вася, где ты был так долго? Я уж думала -- что-то случилось. Вон у милиции сколько объявлений висит: разыскиваются преступники. Может, тебя убили, ограбили. Ушел с утра -- и все нет и нет!
   -- Ну, вот видите, нашелся ваш супруг. Лыжи, наверное, поломал, да? -- обрадовано заговорил лейтенант.
   -- Поломал, -- сухо ответил Василий Елиферьевич и добавил официальным тоном: -- Товарищ лейтенант, я должен сделать заявление. Запишите в свой журнал. В нашем районе творятся непонятные вещи...
   И Василий Елиферьевич подробно изложил все, происшедшее с ним. Когда он дошел в своем рассказе до непроницаемой прозрачной стены, лейтенант оторвался от журнала и как-то странно на него взглянул. Он явно не верил -- лейтенант жил реальной жизнью и не любил фантастику. А тут... чертовщина какая-то!
   А Василий Елиферьевич продолжал, все больше укрепляя сомнения лейтенанта.
   -- Не иначе -- инопланетяне прилетели, подумал я сразу. Уровень нашей науки и техники не позволяет создать нечто подобное. Я ведь, товарищ лейтенант, газет не читаю принципиально. Я научно- технической литературой увлекаюсь в свободное от физических занятий время, передачу "Очевидное -- невероятное" каждый раз по телевизору смотрю. В последнее время очень много про НЛО пишут и говорят, про пришельцев, про разум внеземной. Я, как только эту стену ощупал, -- Василий Елиферьевич нащупал рукой шишку на лбу, -- сразу подумал: они! Больше некому. Вы последнюю передачу "Экспедиция в двадцать первый век" смотрели?
   -- Нет, я все больше "Прожектор перестройки" и "Человек и закон", "Здоровье" иногда. Кстати, у вас вид какой-то нехороший. Вам бы к врачу обратиться.
   Клавдия Ивановна прижала руку к пылающему лбу мужа.
   -- Вася, пошли домой скорее. У тебя температура. Ноги мокрые. Тебе болеть никак нельзя, сердце ведь... !
   -- Подожди, Клава, я еще не закончил с товарищем, -- и он принялся за продолжение своей истории: -- Вы записывайте, записывайте.
   Лейтенант нехотя занес в журнал показания потерпевшего-- анкетные данные у него уже были -- и проводил супругов до двери...
   Дома Клавдия Ивановна напоила мужа чаем с малиной, намешала в тазике горячей воды с горчицей ноги пропарить, и наутро простуды как не бывало, только поясницу чуть поламывало. Но к врачу Василию Елиферьевичу все же пришлось обратиться -- гематома на лбу угрожающе засинела. Врач-травматолог, еще молодой человек, но уже в очках с толстыми стеклами, с небольшим животиком, упруго обозначившимся под белым халатом, осмотрев синяк, сказал: "Ничего страшного", -- и лихо выписал рецепт на примочки и больничный на три дня. Он уже хотел было проводить Василия Елиферьевича и пригласить следующего, но неожиданно для себя вдруг произнес роковую для пациента, как вскоре оказалось, фразу:
   -- Где это вас угораздило?
   А Василий Елиферьевич, будто того и ждал, радостно сообщил:
   -- Инопланетяне, сволочи, защитным полем шибанули.
   Очки у доктора съехали на кончик носа, и он посмотрел своими маленькими глазками на Василия Елиферьевича поверх них как-то странно, примерно так же, как смотрел на него лейтенант вчера вечером.
   -- Так, -- сказал он задумчиво, -- инопланетяне, значит. Тогда другое дело. Вы посидите здесь минуточку, я сейчас вернусь.
   Вернулся он не через минуту, а минут через двадцать, и не один. Дальнейшее для Василия Елиферьевича проходило как во сне. Его раздели до трусов, выслушивали, выстукивали, заставляли высовывать язык, выворачивать веки, записывали его рассказ. Слушали внимательно, даже про "Экспедицию в XXI век". Потом сообщили, что нужны дополнительные обследования, что опухоль может оказаться внутричерепной, и, извинившись за отсутствие в местной поликлинике -- все-таки периферия! -- соответствующего оборудования и специалистов по внутричерепным травмам, тут же, прямо из поликлиники, отправили его на "скорой помощи" в область. Домой заехали по дороге, взяли паспорт и туалетные принадлежности. Клавы дома не было -- она ушла на работу, -- и Василию Елиферьевичу обещали, что ей сообщат, если его госпитализируют, но, может быть, ничего страшного, специалисты посмотрят и сегодня же привезут обратно.
   Василий Елиферьевич с легким сердцем отдал себя в руки медицинских работников. Он тоже, как и лейтенант, смотрел иногда программу "Здоровье" и безгранично верил эскулапам. Поэтому ни тени сомнения, что что-то делается не так, у него не возникло. Но когда в области он просидел целых полчаса на клеенчатой кушетке в широком коридоре областного нервно-психиатрического диспансера и на его глазах два дюжих санитара с руками, по толщине не уступающими развитым, тренированным ногам Василия Елиферьевича, провели спеленатого в смирительную рубашку человека с растрепанными волосами, спадающими влажными прядями на красное с выпученными глазами лицо, и кричащего: "Смерть бюрократам! Долой коррупцию!", какое-то нехорошее предчувствие закралось в его душу. А когда пожилая старуха, сестра-хозяйка, прошаркав разбитыми домашними тапочками по желтому линолеуму коридора и заглянув в ординаторскую, спросила: "Новенького куда селить будем, к братьям Стругацкими" -- и, получив положительный ответ, прошаркала назад, на мгновение остановившись возле Василия Елиферьевича и ободряюще сказав: "Ничо, милок, вылечим", -- Василий Елиферьевич осознал, наконец, всю нелепость своего положения и решительно шагнул в ординаторскую с твердым намерением расставить все факты по своим местам. Кончилось это плачевно: спеленатый в жесткую смирительную рубашку, в сопровождении двух тех же санитаров, он проследовал к месту своего дальнейшего пребывания, где, задумчиво глядя в потолок и открыв рот, лежал на койке худощавый черный еврейчик, именующий себя братьями Стругацкими.
  
   Глава 13
  
   ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ
   Гуляш очнулся от глубокого, но легкого сна, поглядел на часы-- половина восьмого -- и, снова закрыв глаза, принялся размышлять:
   "Половина восьмого чего? Утра или вечера? Если вечера, то я спал недолго, совсем недолго, но по тому, что прекрасно выспался, можно решить, что уже утро, хотя черт его знает".
   Гуляш вновь открыл глаза и огляделся: комнатка ничего себе, уютная. Стены оклеены каким-то мягким зеленовато-серым материалом, мягкий, размытый свет опять откуда-то сверху; а лампочки не видно, странно. Кресло, выдающийся из стены пульт с рядом кнопок, экран в глубине комнаты, большой, в полстены.
   Гуляш встал босиком на приятно шершавый бледно-лиловый пол. Свечение усилилось -- комната залилась ярким, но не режущим глаза светом.
   Одежда Гуляша в беспорядке валялась на полу. Когда ложился, так и бросил. Быстро одевшись, Гуляш уселся в кресло и стал соображать, что же 'надеть па ноги. В унтах жарко, а босиком как-то неудобно: не у себя дома -- в гостях. Вдруг он увидел торчащие из-под низкой кушетки, на которой ему так хорошо спалось, носки тапочек. Он достал их и улыбнулся. Совсем как наши, дефицитные, -- мягкие, клетчатые, без запятников, на кожаной подошве. Красота! Мечта почтенного семьянина, каковым Гуляш отродясь не был. Недолго раздумывая над тем, чьи же это тапочки, Гуляш сунул в них ноги -- в самый раз! -- встал и пошел на выход, но попал не туда и чуть было не шарахнулся назад от неожиданности-- прямо на него двигался субъект в синем мятом костюме, помятый и с рожей довольной, но не бритой. Гуляш не сразу сообразил, что попал в санузел и что небритый субъект -- это он сам, точнее, его отражение в зеркальной стене. Он подошел поближе, потер подбородок тыльной стороной ладони -- на руке остались белые царапины.
   Санузел был, как в хорошей гостинице, комфортабельный, но не люкс -- совмещенный. Унитаз, раковина, сидячая ванна нежно зеленели и пахли лавандой.
   "Откуда они воду берут, -- подумал Гуляш, -- из космической пыли выкачивают, что ли?" Но дальше развивать свою мысль не стал, у него в этом помещении были другие проблемы.
   Унитаз ворчал чисто по-земному. Запах быстро исчезал, высасываемый невидимой вентиляцией.
   После вчерашней дезинфекции Гуляш был почти стерилен, но ему все же захотелось залезть под душ, и он, быстро раздевшись, отдернул синтетическую занавеску, отгораживающую ванну.
   "C водой у них все же хреново", -- такой он сделал вывод, с минуту послушав шипение кранов. Пришлось одеваться снова. Зато бритву нашел, механическую. Она лежала на полочке -- белая, блестящая. Выбривала очень хорошо, чисто. Тщательно уложив на пробор свои густые, волнистые, но короткие после зоны волосы, Гуляш решил, что пора выйти на разведку.
   Дверь в кольцевой коридор открывалась нажатием кнопки, которую Гуляш быстро нашел с правой стороны дверного проема. В коридоре не было никого. Про Гуляша словно забыли, предоставив ему полную свободу действий. Кнопки были у каждой двери. Нажимая их, Гуляш знакомился с кораблем. Первые две каюты были пустыми и выглядели так же, как каюта Гуляша. Остановившись около третьей двери, Гуляш нажал кнопку и... столкнулся носом к носу с капитаном милиции, тем самым. За спиной капитана, в глубине каюты, сидели и стояли вчерашние рыбаки.
   На этот раз Гуляш растерялся, да и стоял капитан очень близко от двери. Резкий бросок, хруст суставов -- и Гуляш с заломленной за спину рукой в кругу "своих".
   "Профессионально", -- оценил он работу капитана.
   В кают-компании поисковика собрался, весь экипаж, все четверо. Капитан Киф разминал в пальцах длинную розовую сигарету. Пятнадцать временных единиц четвертого порядка не курил. Думал, уже все, на этот раз точно бросит. Не получилось. Неприятности одна за другой. Как тут не закуришь?
   Невесело посмотрел он на подчиненных и сказал, никого не обвиняя, просто констатируя факт:
   -- Дела плохи. С задачей мы не справились.
   Все опустили глаза.
   -- Подведем итоги, -- продолжал Киф. -- Хара мы упустили, это факт. Совершили посадку на незнакомой планете. Корабль в аварийном состоянии: выведены из строя в перестрелке с Харом несколько приборов навигационного комплекса, система оптической невидимости, неполадки в узле защиты. Во внутренней зоне случайно оказались пятеро землян, которые в настоящее время находятся на борту, в данную минуту отдыхают.
   Киф щелкнул зажигалкой, прикурил. Сделал две неглубокие затяжки, и голова закружилась с непривычки.
   -- Как видите, положение незавидное, -- продолжал он, раздавив сигарету в пепельнице, -- нужно искать выходы. Начнем по порядку. Первое: почему мы упустили Хара, Смолт? Ведь мы шли точно по пеленгу. Мы буквально висели у него на хвосте.
   -- Видимо, его бот тоже пострадал в перестрелке. Иначе я просто не могу объяснить его преждевременный выход из подпространства.
   -- Может быть, барахлят наши приборы?
   -- Это исключено: в системе слежения неисправностей нет. Я уже проверял.
   Киф посмотрел на раздавленный окурок, но брать новую сигарету не стал, спросил, очень четко разделяя слова:
   -- Где Хар может находиться сейчас? Какова возможность для его нового перехода через подпространство? И если работает система слежения, то как его можно обнаружить, если он не вернулся назад?
   Смолт молчал, поэтому за него ответил Грайф:
   -- Он должен быть где-то неподалеку. Боты такого класса, как у Хара, не имеют резервных емкостей для активного вещества. Нужна дополнительная заправка. Он, видимо, сидит на каком-нибудь астероиде, пополняет запасы активного вещества, ремонтирует бот. Поэтому система слежения и не может его зацепить...
   -- Значит, мы сможем его обнаружить только тогда, когда он поднимет бот?
   -- Да, только в этом случае.
   -- Следовательно, необходимо круглосуточное дежурство. Наймок, начнете первым.
   Четвертый инопланетянин встал и по-военному вытянулся. -- После совещания, -- добавил Киф. Наймок сел.
   -- Второй вопрос, -- продолжал Киф. -- Сколько времени уйдет на ремонт? -- вопрос был обращен к Грайфу.
   -- Три дня, не меньше. А если учесть, что один из нас будет постоянно находиться у системы слежения, то немного больше.
   -- Первое, что нужно восстановить, -- это систему оптической невидимости. Нужно быстрее подняться, зависнуть над поверхностью планеты, невысоко, над верхушками деревьев. Там нас не обнаружат, уровень развития на этой планете не так уж высок, на первый взгляд... И последний вопрос, самый щекотливый: как быть с аборигенами? Инструкция запрещает нам вступать в какие бы то ни было контакты. Я нарушил этот пункт инструкции. Естественно, сам того не желая, но нарушил...
   -- Но ведь они нас все равно обнаружили, сначала один, потом еще четверо, -- как бы оправдываясь, произнес Наймок.
   -- Да, конечно, это все понятно. Земляне обнаружили нас. Кроме того, они все равно не смогли бы выбраться наружу через защитное поле. И я... я дал приказ взять их на борт. Вас никто не обвиняет в нарушении инструкции. Понесу ответственность я как командир. Вопрос состоит в другом. Пока мы вели разговоры с землянами, я боялся одного вопроса с их стороны: кто мы и какова цель нашего визита?.. Как ответить на этот вопрос? Сказать правду, что мы работники службы охраны права и порядка? Что мы в погоне за преступником сбились с курса? Что наш корабль потрепан в перестрелке? Ведь мы не знаем, каковы морально-этические нормы здешней цивилизации. Учтите, друзья, раз мы вступили в контакт, мы уже не просто группа, выполняющая свои задачи, мы представители великой цивилизации ретов, и какими мы им покажемся, такое у них и сложится представление обо всех нас. Первое впечатление -- во многом решающее. Пусть мы расстанемся -- и никогда больше наши народы не встретятся, но на земле останется миф, и миф этот должен быть добрым. Мы не имеем права чернить свои порядки в глазах землян... Они просто не поймут, как это у нас, покоривших пространство и время, добившихся почти полного и всеобщего благополучия, сохранились такие пережитки, как грабеж и воровство. А объяснить все очень сложно. Для этого им нужно понять наши законы и личность Хара.
   Все-таки Киф прикурил новую сигарету. Минута наступила ответственная. Принять единоличное решение он мог, имел на это право, но для успеха необходимо было согласие всего экипажа...
   -- Я обращаюсь к вам, к своим подчиненным и друзьям. Сможете ли вы... пересилить себя. Сможете ли... -- Киф искал слова... -- переломить, преодолеть свои нравственные устои... и сказать неправду?
   Наступило молчание. Трое инопланетян всматривались в глубь себя, оценивали свои силы.
   Грайф первым нарушил молчание. Он переглянулся с Наймоком и Смолтом и, прочитав в их глазах одобрение, ответил за всех:
   -- Мы осознали свою неожиданную миссию и согласны с вами, капитан.
   Киф облегченно вздохнул и закурил сигарету.
   "С корабля на бал", -- думал Гуляш, стоя у стены, с поднятыми и сцепленными на затылке руками. Фугасов прощупывал одежду Гуляша, ловко вытащил фомку и сунул ее во внутренний карман кителя.
   -- Акт об изъятии составим позже. -- Руки можно опустить?
   -- Опустите... Борздых Иван Спиридонович, кличка "Гуляш", последний срок отбывали по статье восемьдесят девять.
   -- Так точно! -- бодро отрапортовал Гуляш. -- Отпираться как говорится, бессмысленно. -- Ошеломление первых секунд проходило, и он даже начинал думать, что все не так страшно, что еще есть надежда на выход из создавшегося положения. -- Можно даже не так официально, гражданин начальник. Можно просто-- Иван.
   -- Иван Гуляев, хе-хе, -- уточнил сидящий в кресле Вяземский.
   -- Можно и так. Допрос прям здесь проводить будешь, гражданин начальник? -- в голосе Гуляша слышалась издевка.
   -- Допрос будет в Кучавском РОВД, куда я вас, гражданин Борздых, доставлю, можете не сомневаться. На этот раз не упущу.
   -- Зарекалась свинья говно жрать, -- грубо ответил Гуляш и добавил примирительным тоном: -- Ты это брось, гражданин начальник. Тебя этот серый щупальцами щупал? Что молчишь? Щупал! То-то! Ты здесь, как и я, -- в тюряге. Отсюда не убежишь! Это тебе не зона "в три ряда колючки". Ты хоть знаешь, что у них на уме? Зачем они нас к себе затащили? В гости так не приглашают.
   Сенькин, молчавший до этого, подошел к Фугасову и сказал тихо:
   -- Он где-то в чем-то прав. Нет, я не о нашем "заточении". Я... как бы это сказать... ну, в общем, мы здесь представители Земли. Все пятеро, -- Сенькин взглянул на Гуляша, тот ухмыльнулся, он уже ухватился за спасительную соломинку. Сенькин продолжал:
   -- Не можем же мы рассказать им все, как есть. Они там у себя, наверное, уже избавились от таких пороков. Вы меня понимаете, Никодим Николаевич. А вот выберемся отсюда, тогда поступайте, как вам долг велит. А здесь... Ведь мы все-таки на чужой территории.
   -- Они поймут! -- не соглашался Фугасов, но все-таки не надевал Гуляшу наручники, вертел их в руках.
   -- Семен Семенович прав, -- подал голос Высоцкий. Сенькина он уважал за образованность и деликатность, -- нельзя нам нашу грязь им показывать. Уважать не будут.
   Фугасов молчал. В нем боролись два начала -- чувство долга и ощущение правильности слов Семена Семеновича. Наконец решился: спрятал наручники в карман -- они звякнули о лежащую там фомку, -- заговорил отрывисто:
   -- Согласен, временное перемирие. Его... -- он кивнул в сторону Гуляша, -- держать под постоянным наблюдением -- просьба ко всем. Версия такая: незнакомы, познакомились здесь. Мы рыбачили вместе. Он отдельно. Вы согласны?
   -- Согласны, -- ответил за всех Сенькин. Вяземский недовольно хмыкнул и ушел в туалет.
   -- И никаких попыток к бегству, пока мы здесь, -- добавил Фугасов. Гуляш ухмыльнулся и согласно кивнул головой.
  
   Глава 14
  
   "БРАТСКАЯ ПОМОЩЬ"
   Восстановительные работы на поисковике шли быстро. Ребята знали свое дело, и вышедшие из строя системы одна за другой возрождались -- попискивали индикаторы, светились лампочки, корабль вновь становился боеспособным.
   Киф сидел в кресле в кают-компании и размышлял, намечал дальнейшие действия. После обхода он пришел довольный, но одна мысль не давала ему покоя -- мысль о землянах.
   Неожиданно запищал звонок, и дверь съехала в сторону. В кают-компанию вошел один из землян, тот, который был одет в серый костюм с блестящими пуговицами и с прямоугольными пластинками на плечах -- с четырьмя звездочками на каждой.
   "Никодим", -- вспомнил Киф. Он встал и включил переговорное устройство на груди.
   -- Приветствую тебя, Никодим!
   -- Здравствуй, Киф!
   -- Как прошла ночь? Не было ли неприятных сновидений?
   -- Я спал как убитый, спасибо... -- Фугасов чуть замялся, помолчал.
   -- Я хочу задать тебе несколько вопросов.
   -- Я слушаю тебя, Никодим.
   -- Киф! Ведь наша встреча, наш контакт, если можно так выразиться... случаен. Не окажись мы здесь, никто из землян не узнал бы о вас. Почему вы выбрали мест посадки здесь? В лесу, вдали от городов? Насколько я понял из вчерашнего разговора, у вас какие-то неполадки. У нас, на Земле, много ученых-специалистов, и хотя ваш уровень развития намного выше нашего, мы чем-то смогли бы вам помочь.
   Киф слушал внимательно, глядя Фугасову в глаза, и когда тот закончил, потянулся за сигаретами. Раскрыл длинную плоскую коробочку и пододвинул ее к Никодиму. Взял себе одну. Никодим закурил тоже. Табак был слабоват, с каким-то кисловатым привкусом, тянулись сигареты легко.
   -- Начну с того, -- ответил Киф после двух быстрых затяжек, -- что наша посадка вынужденная. В программу полета она не входила. Цель наша не контакт. Скажу больше: мы (я имею в виду не наш экипаж, а всю нашу цивилизацию), мы против каких бы то ни было контактов, у каждой цивилизации свои проблемы, свои задачи, свои методы и цели прогресса. Я изучил в свое время древнюю историю. Когда-то мы рассуждали иначе. Мы стремились к этим контактам, искали пути к ним. Наши корабли искали жизнь всюду и часто ее находили. Мы вступали в контакты, мы даже помогали молодым цивилизациям и сотрудничали со зрелыми. Но потом были вынуждены пересмотреть свою концепцию о взаимоотношениях цивилизаций, свернуть все свои базы и вернуться в родную галактику. Долго мы потом расхлебывали кашу, заваренную поколениями первопроходцев. Много было проблем-- технических, моральных, даже генетических. На ошибках учатся. На этой ошибке мы поняли главное -- нельзя вмешиваться в ход истории. Время индивидуально для каждой цивилизации. Его нельзя ни ускорять, пи замедлять. Все должно идти своим чередом. Контакт возможен только на высшей стадии. Этой стадии еще не достигли и мы... Большего я сказать но могу, прости. -- Он затушил сигарету. -- Я благодарен за предложение о помощи..., но мои ребята -- хорошие специалисты. Мы быстро справимся с ремонтом, сделаем самое необходимое, а остальное -- дома.
   Никодим задумался. Он уже давно выкурил предложенную сигарету и теперь смолил "беломорину".
   -- Возможно, я согласен с тобой, -- сказал он в раздумье,-- но знаю. Но в таком случае хотя бы примите нашу помощь. Нас пятеро, и каждый что-то умеет. Может быть, мы плохо разбираемся в электронике, но среди нас есть неплохие механики, даже сантехники есть. Нам неудобно быть праздными наблюдателями. Это не мое личное мнение, мы все так решили.
   Киф улыбнулся. Ему нравился собеседник, нравилось открытое мужественное лицо Фугасова, его умный прямой взгляд, манера держаться. И телосложение не подкачало. Будь они с одной планеты, Киф наверняка бы предложил ему место в своей группе, но их разделяла бездна расстояния и времени. Неожиданно Киф подумал о том, кем же Никодим может быть. Военным? Ведь он только один из пятерых был одет в служебную форму. А может быть, он его коллега. Почему бы и нет? Все же спрашивать Никодима об этом он не стал, а входить к нему в подсознание счел неэтичным. И так было видно, что земляне -- неплохие ребята и их предложение о помощи было искренним.
   -- Ну, что ж, -- сказал он, наконец, -- работа для вас найдется, особенно для сантехника, сантехник -- профессия редкая.
   -- Газовый ключ есть? -- Адам высунулся из канализационного люка в тупике кольцевого коридора.
   Наймок недоуменно пожал плечами: он только что сменился с дежурства и был предоставлен Кифом в распоряжение к Вяземскому.
   -- А что это такое?
   -- Вот темнота, -- пробурчал Вяземский. -- Это такая прилада... Ну, как бы тебе объяснить...
   -- А ты подумай о нем, я пойму.
   -- Как это -- подумай? Ты что, мысли угадывать умеешь?
   -- Да... Что-то в этом роде.
   Адам Евгеньевич хмыкнул и недоверчиво посмотрел на Наймока, но все же сосредоточился и представил себе газовый ключ. Представил себе его таким новеньким, блестящим, хромированным, будто только со склада. Представил, как зубчики губок ключа вгрызаются в ржавую трубу, сыплется металлическая крошка, рывок, поворот вокруг оси -- и сгон пошел по резьбе.
   -- Сейчас, -- Наймок зашел в одну из дверей и через минуту вышел с блестящей штуковиной в руках, -- вот эта "прилада", пожалуй, подойдет.
   Штуковина только-то и походила на представленный Вяземским ключ тем, что так же блестела. В остальном -- ничего общего. Адам повертел ее в руках и вдруг понял, что эта штуковина действительно подойдет. Ничего сложного. И как это он сам не додумался такую приладу сотворить -- Вяземский был мастак на "рацухи"! Ничего не сказав, а только кивнув головой, он снова исчез в колодце. Ковырялся там минут двадцать, позвякивал - металлом. Вылез взъерошенный, немного вспотевший.
   -- Н-да-а, -- почесал затылок и помотал головой.
   -- Что? Непонятно?
   -- Чего-a? Что там понимать-то? Задвижки гнилые, щечки упали и воду перекрыли, -- Вяземский немного помолчал и добавил: -- Я другому удивляюсь. Ведь за сколько километров мы с вами друг от друга живем, уйма! Да и умнее вы нас в тысячу раз, а система та же. Один к одному... Ну что там еще у вас?
   -- В моей каюте кран бежит.
   -- Кран, говоришь. Штревеля-то запасные имеются? А то я не по заявке, я на рыбалку собирался -- с собой нет ничего.
   -- Должны быть. Я в "зипе" посмотрю. А они на что похожи?
   -- Кто? Штревеля?.. Темнота! Ну ладно, пошли, разберемся.
  
   Фугасов и Гуляш работали с Грайфом в машинном зале, Никодим ни на минуту не упускал из виду своего подопечного. Контролировал каждый его шаг, любое движение.
   Работали молча. У Грайфа не было переговорного устройства, и поэтому он руководил действиями землян жестами и при помощи личного примера, а что касается вора и милиционера, то им вроде бы и говорить-то не о чем. Работа была несложной: меняли вышедшие из строя блоки. Грайф показывал, что отвинчивать и что привинчивать. У Гуляша работа шла быстрее. Его ловкие длинные пальцы, привычные к тонкой и точной работе, словно были созданы для такого дела. Фугасов с чувством, близким к зависти, наблюдал за его работой: "Ведь может же работать, подлец, а не хочет".
   А. Гуляш постепенно увлекся работой. Вначале без особого энтузиазма он повертел в руках отвертку и, взяв ее тремя пальцами как отмычку, не торопясь, стал отвинчивать указанный Грайфом блок. Работая, он чувствовал на себе взгляды капитана, но старался не обращать на них внимания. В его мыслях не было четкой направленности. О чем он мог теперь думать? Об инопланетном разуме? Да ну его к черту, своих проблем много! О побеге? Пока бесполезно. Ну пусть даже он выйдет из корабля (может быть, зверюга только вход сторожит, а выход -- пожалуйста), а дальше что? Все равно через стену не пробраться. Может, с Кифом поговорить, соврать ему что-нибудь? Нет, такому не соврешь: глаза умные, колючие, как у следователя. Нет уж, не надо, расколет еще, а ему зачем знать о наших земных делах. Правильно очкарик говорил-- "представители Земли". А вообще-то, какое дело ему, Гуляшу, до всего человечества? Он волк -- волк-одиночка. Таким всегда был и останется таким. На всю жизнь, на всю оставшуюся жизнь. А сколько ему осталось? Лет тридцать? С большой натяжкой, с большой натяжкой! Здоровьишко-то ничего, и силенка есть, и бабы не обижаются. Дело все в том, что не знает Гуляш, что его ждет в следующую минуту, секунду. Нет у него будущего. Конечно, любой человек не застрахован от несчастного случая, но у него, у Гуляша, шансов оборвать жизнь раньше срока намного больше: дружки могут счеты свести -- есть у них эти счеты; деревом может на лесоповале задавить, как Амира. Это еще ничего: кряк -- и кончен бал, потухли свечи. А если охранники почки, легкие отшибут -- это они умеют, тогда что? Живи и мучайся, кашляй потихоньку. И на черта он этот побег совершал? Ведь все равно попался. Такой капитан не упустит, Гуляш это шкурой чувствовал, хоть и хорохорился для порядка.
   Гуляш оторвался от своих мыслей, не очень сладких, и с удивлением заметил, что заданную Грайфом работу он выполнил. Грайф подошел, одобрительно кивнул головой и ткнул пальцем в следующий блок. Гуляш снова взялся за отвертку.
   Фугасов еще возился с первым блоком. Грайф, объяснив жестами, что ему, Никодиму, делать дальше, вышел. Оставшись одни,
   Фугасов и Гуляш вначале молчали. Никодим начал разговор первым:
   -- Что ты думаешь делать дальше, Иван?
   Гуляш удивился -- чтобы легавый назвал его по имени!... Такого еще не бывало.
   -- Вот этот болтик откручивать, -- он ухмыльнулся, -- а что?
   -- Брось, не придуривайся. Ты знаешь, о чем я тебя спрашиваю.
   -- Ну и что? Тебе-то что, ты свое дело сделал, гражданин начальник. Зачем в душу лезешь? Что тебе моя душа? Поймал и радуйся. К награде представят. Могут даже майора дать, -- Гуляш хотел еще что-то добавить, но промолчал, махнул рукой и погрузился в работу.
   Фугасов тоже замолчал, с остервенением крутил саморезы. Что это он, действительно, в душу полез. Пусть его в зоне перевоспитывают, а он, Фугасов, сделал, что от него требовалось, -- задержал. Не сдал, правда, еще, но сдаст.
   Но другие мысли оттеснили эту.
   "Неправ, неправ я; -- думал Никодим. -- В чем мое предназначение? Ловить и сажать? А профилактика? О ней забыли? Человек передо мной. Человек, со всеми своими недостатками и достоинствами. Где-то его жизнь наперекосяк пошла. Тогда бы его поддержать, а не только задержать. Помочь. Не помогли, не поняли. Раскричались: преступник! ворюга! сволочь! в зону его, за проволоку! А в зоне -- там порядки свои, свои законы. Там из любого оступившегося преступник может получиться. Что-то мы не так делаем. А интересно, как это у инопланетян поставлено?"
   Фугасов взглянул на Гуляша. Тот работал напряженно -- лоб покрылся мелкими бисеринками пота. Крупная капля стекла по виску и двигающимся в такт поворотам отвертки желвакам.
   -- Иван, помоги. Тут гаечку подержать нужно. Гуляш недоверчиво посмотрел па Фугасова, смахнул рукавом пот со лба и щеки, подошел.
   -- Не пойму я тебя, капитан. Ты что, меня к себе в друзья зазываешь?
   Никодим не ответил, протянул Гуляшу гаечку и миниатюрные пассатижи. Закрутили. Фугасов спросил:
   -- Ты специальность какую-нибудь имеешь?
   -- А как же? -- усмехнулся Гуляш. -- В зоне кой-чему научиться можно. Вальщиком работал, трелевщиком. На тракторе могу. Даже сучкорубом был. Говорили -- здорово получается.
   -- Я смотрел, как ты отверткой работаешь, -- класс! Этому тоже в зоне научили?
   -- Нет. Это у меня наследственное. Батя, пока не спился, отличным электромонтажником был. На авиазаводе работал. Да и в ПТУ я учился, тоже па электромонтажника. Правда, не закончил. Другие дела отвлекли, более прибыльные. -- Лицо Гуляша посуровело. -- Слушай, гражданин начальник, что это мы с тобой как два дружка за кружкой пива беседуем? Трали-вали, дни бывали. Ты что, остатки совести моей хочешь найти? На путь истинный наставить? Так меня уже наставляли, Путь один у меня -- па север, за колючую проволоку. Может, ты меня отпустить хочешь? А? Врешь! Не отпустишь!
   -- Ну, почему так категорично. Возможны варианты.
   -- Какие варианты? На явку с повинной намекаешь? Не верю я. Не верю!
   Никодим пожал плечами, ничего не ответил. Гуляш не принял его намека, но на душе у Фугасова почему-то стало легче. К этому разговору он решил вернуться позже.
  
   Семен Семенович хотел удивить пришельцев своими кулинарными способностями. Этому делу он научился, как это ни странно, не на работе, а дома. Готовить деликатесные блюда -- его хобби, благо доставание продуктов при его должности не было проблемой. Бывало, гости причмокивали от удовольствия и обалдело покачивали головой, уставившись на стол Сенькиных, который буквально ломился от всевозможных, прямо сказать, экзотически украшенных блюд.
   Но здесь, на корабле инопланетян, Семену Семеновичу не пришлось сверкнуть талантом. На его вопрос о продуктах Смолт достал из холодильника полиэтиленовую упаковку какой-то буро-зеленой, плотной массы. Довольно тяжелую, килограммов па пять.
   -- Вот, думаю, что этого хватит на всех.
   -- Что это? -- Сенькин ошарашено смотрел на предложенный "продукт". Высоцкий, брезгливо сморщившись, выглядывал из-за плеча друга.
   -- Белково-углеводная масса.
   -- И что с ней делать?
   -- Пищу готовить. Да вы не бойтесь, она химически чистая.
   -- Так ее что, жарить нужно? Варить? Или так, сырой есть?
   Смолт улыбнулся.
   -- Белково-углеводная масса -- это сырье для приготовления различных блюд. Для самых разных, каких захотите. Масса кладется сюда, в приемный раструб кулинарной машины, задается программа -- и к определенному времени обед готов.
   -- И все? -- Высоцкий заморгал глазами.
   -- Все.
   -- А как же вкус, цвет, запах? Она же... -- Сенькин наклонился к упаковке и с опаской понюхал, -- она же не пахнет даже ничем.
   -- Все там, -- ответил Смолт, показывая пальцем на матовый корпус аппарата, -- все там внутри делается.
   -- А-а-а...
   -- А как делается, я и сам не знаю. Работает, да и все. Пока не ломалась. Да мы, по правде сказать, ею редко пользуемся. Чаще вот этим, -- Смолт достал из кармана и раскрыл плоскую коробочку. В ней лежали разноцветные маленькие гранулки кубической формы -- компактный высококалорийный восстановитель.
   -- Сухой паек, -- уточнил Высоцкий, почесывая затылок.
   -- Ха! Оригинальный термин, -- улыбнулся Смолт. -- Ну что? Все понятно? Вот на этом пульте задается программа, вот перечень блюд с индексами. Но удобнее пользоваться комплексами. Набрал номер комплекса, указал количество порций, время -- и все. А если хотите что-то покомбинировать -- пожалуйста...
   Высоцкий не стал слушать объяснения Смолта -- он надеялся на Сенькина, принялся за осмотр оборудования кухни. Камбуз был -- Высоцкий в молодости служил на флоте коком -- что надо, только ничего общего с настоящим корабельным камбузом. Все сверкало чистотой. И стены и пол -- хоть глядись. Посреди камбуза эта странная машина с пультом, раструбом и транспортером. В стене овальное отверстие, в которое уходила лента транспортера. В углу -- холодильник, в котором хранились запасы этой зеленой массы. И все -- и больше ничего.
   Смолт, закончив инструктаж, ушел. Ему нужно было сменить Кифа. Хар мог появиться в межпланетном пространстве солнечной системы в любую минуту.
   -- Ну что? Сварганим что-нибудь такое-этакое? -- весело спросил Высоцкий.
   -- Эх, нам бы такой аппаратик, -- вздохнул Семен Семенович.
  
   Глава 15
  
   "ИЗОЛЯТОР"
  
   Обед был просто королевский. Семен Семенович сидел за столом, сложив руки на животе, и счастливо улыбался, смотрел, как его сограждане -- земляне и инопланетяне, проголодавшись после работы, дружно уничтожали яства, выданные кулинарной машиной. Сам есть он уже ничего не мог, надегустировался при составлении меню. Высоцкий тоже сидел, отвалившись, расстегнув верхнюю пуговицу на штанах, и потягивал из высокого стакана бледно-розовый напиток, напоминающий по вкусу клюквенный морс. Смолт за столом не присутствовал. Его порцию на подносе, закрытом прозрачной крышкой, Грайф отнес в штурманскую рубку.
   После обеда Сенькин и Высоцкий остались в столовой убрать посуду и об ужине позаботиться. Вяземский, закончив отладку водопровода и канализации, на предложение Кифа отдохнуть после обеда даже обиделся, вызвался помочь Фугасову и Гуляшу.
   Втроем дело пошло быстрее, и за час-полтора вся работа, заданная Грайфом, была выполнена. Самого Грайфа в машинном зале не было, и Фугасов, оставив Гуляша на попечение Вяземского, пошел искать его, чтобы спросить, что делать дальше. В кают-компании Грайфа не оказалось, там вообще было пусто. Фугасов хотел было уже идти дальше, но его цепкий, профессиональный взгляд выхватил из множества предметов, находящихся в кают-компании, блестящую металлическую вещичку, небрежно брошенную на журнальный столик. Подсознательно отметив, что во время его утреннего визита этой вещички не было, Никодим, сам не зная зачем, подошел к журнальному столику и взял ее в руки.
   Это были наручники. Два тонких металлических ободка по размеру запястья с миниатюрными замками, соединенные тонкой, но очень прочной, гибкой нитью. Они были не похожи на те, что лежали в кармане его кителя, но это были наручники, вне всякого сомнения.
   Услышав звук за спиной, Фугасов положил наручники на место и обернулся. В овале дверного проема стоял Киф. Его взгляд, метнувшийся от журнального столика к глазам Никодима, был тревожным.
   -- Я искал Грайфа, -- сказал Фугасов. Киф нажал кнопку на переговорном устройстве и вопросительно взглянул на него.
   -- Я искал Грайфа, -- повторил Никодим. -- Мы сделали все, что он сказал. Вынужденный простой, так сказать...
   Киф улыбнулся, но улыбка получилась натянутой.
   -- А делать больше нечего, -- ответил он. -- Работ по восстановлению оказалось не так много, как мы предполагали. К тому же ваша помощь. Она решила все. Остались кое-какие мелочи, но в целом корабль готов к полету.
   -- Значит, будем прощаться?
   -- Ну, не сейчас. Я хотел бы за ужином поблагодарить вас всех за помощь. А прощаться будем завтра. Утром.
   Когда звук шагов Никодима растворился в кольцевом коридоре, Киф подошел к столику и раздраженно сунул в карман наручники.
   И как он забыл про них? Вытряхивая из кармана табачную пыль, выложил наручники на столик и забыл положить обратно. Неосмотрительно! Интересно, догадался ли землянин об их предназначении?
   Киф вызвал Грайфа, штурмана и своего первого помощника-- расспросить о состоянии дел по слежению за Харом.
   Грайф вошел через минуту. Вид у него был какой-то смущенный.
   -- Что случилось?
   -- Все в порядке.
   -- Не темни.
   Грайф опустил глаза.
   -- Шеф, мы работали с землянами в машинном зале. У меня не было переговорного устройства. И я...
   -- Ну...
   -- Я случайно вошел в образное подсознание к одному землянину, тому, что назвался Иваном...
   -- Дальше...
   -- Я нечаянно, шеф!
   -- Дальше! -- жестко повторил Киф.
   -- Похоже, что он не тот, за кого они все его выдают.
  
   Едва подойдя к двери машинного зала, Фугасов услышал какие-то хлопки, сипение, мычание. "Что там происходит? -- подумал он. -- Неужели?.." Рывком бросив свое тело в открытую дверь, он увидел картину, вовсе не похожую на ту, что молниеносно возникла в его сознании.
   Вечно угрюмый Вяземский то хватался за живот, то хлопал себя руками по коленкам, давясь от хохота и обливаясь слезами. Гуляш сидел напротив и, улыбаясь, смотрел на телодвижения Адама Евгеньевича. При появлении Фугасова он повернул голову, и улыбка сползла с его лица.
   -- Что это у вас тут? -- Фугасов был несколько растерян, но тон, которым эти слова были произнесены, был строг. -- Усыпляем бдительность?
   Гуляш ухмыльнулся, встал и, сунув руки в карманы, с сожалением посмотрел на капитана. "Дурак ты", -- говорил этот взгляд.
   -- Анекдоты травим, Никодимушка, -- ответил Вяземский, утирая слезы клетчатым голубым платком. -- Ты только послушай...-- и снова зашелся сиплым смехом... -- Ой, не могу. Вань, расскажи этот... про слонов.
   -- Анекдоты? Анекдоты -- это хорошо, самое время. Работу мы всю сделали. Завтра наши друзья улетают. -- Фугасов бросил быстрый взгляд па Гуляша. Лицо Ивана оставалось спокойным. -- Ну что, пошли по каютам?
   Он вышел первым. Гуляш, сложив руки за спиной, последовал за Фугасовым. Вяземский, похохатывая, поспешил за ними. Пройдя полпути, он остановился и хлопнул себя по лбу:
   -- Тьфу, черт, очки забыл.
   -- Подождать?
   -- Идите, догоню. Я тут, пока ревизию делал, весь корабль излазил, так что получше вашего ориентируюсь.
   Вяземский вернулся назад. Фугасов и Гуляш шли молча. Фугасову не давала покоя мысль о наручниках. Зачем они здесь? Для кого предназначены? Уж не для них ли?
   "А что? Возьмут и увезут с собой. Да ну, чушь какая-то. Непонятно. А может, это и не наручники вовсе? Тогда -- что?"
   Вдруг он почувствовал, что Гуляша рядом нет. Оглянулся и увидел, как нога в клетчатом тапочке исчезает в дверном проеме, а дверь плавно перекрывает проем. Не задумываясь, Никодим рванулся в пока еще широкую щель, и дверь щелкнула за его спиной.
   Гуляш стоял вполоборота и криво улыбался.
   -- Резкий ты парень, капитан. От тебя не убежишь.
   -- Я тебя предупреждал. -- Фугасов огляделся. Каюта -- правильный параллелепипед. У одной стены лежанка, у другой, в углу, унитаз с крышкой. Белый, фаянсовый, не такой, как в каютах, где они провели ночь, без запаха лаванды. И никаких, дверей, кроме той, через которую они сюда попали. -- А ты сюда-то зачем шмыгнул? Это на выход из корабля не похоже.
   -- А черт его знает. Инстинкт. Увидел шанс -- воспользуйся. -- И вдруг Гуляш как-то по-особенному, смущенно улыбнулся.-- Я и убегать не собирался. Механически все получилось. Не веришь?
   Никодим не ответил. Он повернулся к двери и попытался ее открыть. Дверь не поддавалась, стояла как монолит. Кнопок никаких не было. Повернувшись к Гуляшу, Фугасов удивленно произнес:
   -- Что за дела? Куда это нас угораздило? Настала очередь Гуляша оглядеться.
   -- Похоже на камеру. -- Гуляш витиевато выругался и добавил. -- Кому сказать -- не поверят. По собственной воле в Бутырку забрался. Ну Гуляш, ну придурок! Где твое чутье? Стареешь.
   -- Ну ладно, хватит самобичеванием заниматься. Двери посмотри, ты же спец.
   Гуляш подошел к двери, потрогал притвор. Констатировал.
   -- Я -- пас. Ее только автогеном или аммоналом возьмешь. Добротно, сволочи, сварганили. С моей профессией на их планете делать нечего. -- Он подошел к лежанке и, не снимая тапочек, улегся.
   Фугасов для приличия поколотил кулаком в дверь, но мягкая обшивка глушила звуки.
   -- Зря стараешься. Не услышат. Сами хватятся, отыщут. Фугасов взглянул на Гуляша: "Счастливый. У него нет сомнений относительно инопланетян. А у меня есть. А сейчас и вовсе. Может, это специально подстроено? Ловушку сделали. Разъединяют. Да ну, ерунда! Как-то все не вяжется. Если б хотели, могли бы и раньше это сделать, и другим способом. Хотя бы эту амебу натравить. Как она нас щупальцами захлестнула, рукой не шевельнешь. Могли бы тогда..."
   Фугасов вытащил из кармана галифе пистолет. Он переложил его еще вчера, чтобы в глаза не бросался, а кобуру с портупеей оставил в каюте. Щелкнул предохранителем, вытащил обойму, осмотрел и вставил на место.
   Гуляш молча взирал на манипуляции Фугасова с оружием. Когда он засунул пистолет и карман, спросил:
   -- На задержание собираешься?
   -- На всякий случай.
   -- Меня, что ли, опасаешься?
   -- Да нет, что мне тебя бояться? -- Тогда непонятно. Зачем?
   Фугасов взглянул на Гуляша испытующе. "Сказать или не сказать? Поделиться своими подозрениями? Если Гуляш переметнется на сторону инопланетян, то счет будет не в пользу землян: пятеро против четверых. Почему против четверых? Где сейчас Адам? Где Сенькин с Высоцким? Может, тоже сидят под арестом? Надо решаться. В одиночку ничего не сделаешь, а вдвоем..."
   -- Иван, -- решился, наконец, Никодим, -- может быть, тут просто недоразумение, может, я ошибаюсь...
   Гуляш слушал внимательно, не прерывая короткий рассказ Фугасова. Когда тот кончил, он встал и, сложив руки за спиной -- не так-то просто отделаться от этой привычки, -- заходил по камере вперед-назад.
   -- Непонятно... -- подошел к двери, еще раз ощупал края дверного проема, бросил взгляд на унитаз, перевел его на Фугасова.-- Непонятно!
   -- Вот и я говорю.
   -- Слушай, Никодим, -- Гуляш впервые назвал капитана по имени, но он этого не заметил. Мостик доверия между ними -- этими разными людьми, антиподами по сути жизни и образу деятельности, был переброшен. А может быть, это случилось раньше, в машинном зале, а может, еще раньше, когда между ними был заключен договор о временном перемирии? -- А ты не подумал о том, что они могут оказаться твоими коллегами?
   -- Коллегами?
   -- Ну да! Почему ты решил, что эти браслеты, которые ты надыбал в ихнем красном уголке, и эти роскошные апартаменты;-- Гуляш повел вокруг себя рукой, -- почему ты решил, что это для нас?
   -- А для кого?
   -- Но у них могут быть свои преступники.
   -- Свои преступники? Где? Здесь, на Земле?
   -- Ну почему здесь? Они же говорили, что их сюда случайно занесло. Представь: какой-нибудь ихний рецидивист, наподобие меня, хватает тачку, вроде этой, и в бега. Они быстренько в свою -- это у них что-то вроде ПМГ -- и, естественно, за ним. Ну а дальше... всякое может случиться.
   -- Да ну, ерунда какая-то. Детективов ты, Иван, начитался.
   -- У меня вся жизнь -- сплошной детектив.
   -- Нет, как-то не верится. С их уровнем развития...
   -- При чем здесь уровень? У нас на Земле за последние лет сто тоже техника вперед рванулась. Ну и что? Преступность снизилась? Нет, не снизилась, а увеличилась и растет с каждым днем. Это я тебе авторитетно заявляю. Или я не прав?
   Фугасов задумался. Такого поворота он не предполагал.
   -- Давай закурим, что ли? -- предложил Гуляш. -- Дай папиросу.
   -- Ты же длинные куришь, с фильтром.
   -- А-а-а давай. Кончились у меня.
  
   Глава 16
  
   ВОЗМОЖНЫ СОМНЕНИЯ
  
   Когда Вяземский зашел в каюту, Гуляша и Фугасова там не было. Сенькин с Высоцким играли в дурака.
   -- А что, эти друзья еще не приходили? -- спросил Адам Евгеньевич у играющих.
   -- Кто? -- отозвался Сенькин, не отрываясь от карт. Он все принимал и принимал. Чуть не половина колоды была у него в руках.
   -- Никодим с Иваном.
   -- Да нет, не было еще. Садись с нами, а то вдвоем неинтересно. Вяземский присел и стал дожидаться конца игры. Конец был предрешен: Сенькин так и не смог отбиться.
   -- А ты где их потерял? Вы же вроде вместе были? -- спросил Высоцкий.
   -- Заблудились, наверное.
   -- Да где тут блудить, не тайга. Сеня, сдавай. Я под Адама заходить буду, на новенького.
   Заигрались. Прошло около часа. Пропавших не было. Вяземский заволновался.
   -- Ну где эти черти? Точно, заблудились.
   -- А ты сходи в каюту, где Иван ночевал, может, они там?-- высказал предположение Сенькин.
   -- Сам сходи. Чего раскомандовался? -- буркнул Адам Евгеньевич.
   Зная характер друга, Семен Семенович молча вышел на поиски. Высоцкий достал из кармана жесткую коробочку -- там у него хранился табак и сложенная гармошкой лента газетной бумаги. Сигарет он не признавал, а папиросы для его работы не годились -- высыпаются,
   -- Странные они какие-то, эти наши братья по разуму, -- сказал он после первой затяжки.
   -- Что в них странного? -- удивился Адам. -- Люди как люди, такие же, как мы. Только говорят не по-нашему; но зато у них приборчики говорильные есть.
   -- Да я не о том. Скрывают они от нас что-то.
   -- Что скрывать-то? -- Адам насторожился.
   -- Я не знаю -- что, но что-то скрывают. Мы с Сеней после обеда в столовой остались. Ты заметил, там кроме этого транспортера, что из камбуза идет, еще один есть, поменьше. Куда-то в боковую стену уходит. И дверка там закрытая. Я у Смолта спросил: это, мол, зачем, а он покраснел, как рак, замялся чего-то и говорит, что это у них еще одна столовая, запасная. Я в толк не возьму, зачем им еще одна столовая, если они на таблетках живут, да и эта у них большая. И краснеть-то чего, если это правда. Врут, а врать не умеют.
   Вяземский замахал рукой, разгоняя дым, которым его, окутал Высоцкий.
   -- Ну, а дальше что?
   -- А дальше ничего. Вышел я в коридор. Определился на местности, как говорится. То помещение, куда этот второй транспортер ведет, закрыто, кнопки нет, и что там внутри -- неизвестно.
   -- Это где оно? Как из столовой в коридор выйдешь, сразу налево, да?
   -- Точно!
   Адам почесал затылок.
   -- Я когда ревизию сантехники делал, меня Наймок в эту каюту не пустил. Сказал, что там нет ничего. Склад там, говорит.
   -- Вот я и говорю, врут.
   Вошел Семен Семенович.
   -- Нет их там, -- сказал он, пожимая плечами, -- я и по коридору круг дал, нигде нет.
  
   На очередном совещании не было только Грайфа. Он дежурил в штурманской рубке.
   Киф подводил итоги.
   -- Итак, поисковик готов к дальнейшей эксплуатации. Можно покидать эту планету. Хар пока не выдал своего местонахождения. Затаился, выжидает. А может быть, его здесь уже нет? Мы не могли его выпустить из-под контроля?
   -- Исключено, -- отозвался Смолт. -- Дежурство было установлено сразу после спуска на эту планету. Контролируется каждая точка в радиусе до половины парсека.
   -- Хорошо. Будем надеяться, что он где-то недалеко... Взлет назначаю на завтра, если Хар не объявится раньше. Как ведут себя земляне? Они ни о чем не догадались?
   Смолт опустил глаза.
   -- Что такое? -- спросил Киф, заметив его смущение.
   -- Землянин Высоцкий спросил меня о транспортере, который ведет в "изолятор".
   -- Что ты ответил?
   -- Сказал, что там у нас запасная столовая. -- Он поверил?
   -- Не знаю, кажется, нет.
   Наймок широко открытыми глазами смотрел на Смолта.
   -- Я сказал Вяземскому, что там у нас склад, -- сказал он.
   -- Так, -- Киф полез в карман за сигаретами. -- Значит, у них возможны сомнения... Я тоже сделал промах. Оставил наручники. Землянин Никодим их видел. По-моему, догадался... Ну, что,-- продолжил он, закурив, -- все мы трое допустили ошибки в своем поведении, о котором условились, кроме Грайфа. Грайф... -- Киф хотел поведать членам экипажа о подозрениях своего первого помощника, но веселое попискивание звонка заставило его прервать речь и повернуться к двери. Звонок предупреждал о вновь прибывших. Когда дверь открылась, в кают-компанию вошли трое землян. Это были Высоцкий, Вяземский и Сенькин.
   Сенькин вышел вперед, снял очки, протер их и, снова надев, сказал:
   -- Пропали двое наших друзей. Их нет нигде. Где они? То есть где они могут быть?
   Инопланетяне удивленно переглянулись. Киф обратился к Адаму Евгеньевичу:
   -- Вы работали втроем в машинном зале с Иваном и Никодимом, да?
   -- Да! И втроем пошли в каюту, но я вернулся за очками, а они пошли одни. И с тех пор мы их не видели. Может быть, они вышли из корабля?
   -- В тамбур-шлюзе Грюс, наш биоробот. Он без специальной команды не выпустит. Они должны быть где-то здесь.
   -- Но их нет.
   -- Сейчас увидим. -- Киф подошел к экрану, вмонтированному в стену, и щелкнул тумблером. На экране высветился план корабля. Киф нажал кнопку, и на экране вспыхнуло несколько голубых точек. -- У нас на борту есть прибор, который фиксирует местонахождение любого живого существа. Вот это туманное облачко -- это наш Грюс, вы с ним уже знакомы. -- Адам Евгеньевич поежился, вспоминая первую встречу с биороботом. -- Вот шесть точек -- это мы здесь. Одна точка, вон та -- это Грайф, он сейчас в штурманской рубке. А вот и ваши друзья, видите две точки рядышком? Никодим и Иван находятся в... -- Киф вдруг замолчал. Высоцкий быстро сориентировался, продолжил:
   -- В запасной столовой.
   -- На складе, -- уточнил Вяземский.
   Киф, не отвечая на их реплики, вышел из кают-компании и быстрым шагом, почти бегом, направился к "изолятору". Земляне и Смолт с Наймоком поспешили за ним.
   Двери на корабле открывались при нажатии кнопок, установленных внутри и снаружи на стене, рядом с дверью. Некоторые двери были снабжены звуковым сигналом, некоторые -- нет. Эта дверь открывалась только при подаче мысленного приказа Кифом или любым членом экипажа. Посторонний открыть ее не смог бы.
   Дверь плавно поехала в сторону; Фугасов стоял, засунув правую Руку в карман галифе, туда, где лежал пистолет. Гуляш сжимал в руке фомку, отданную ему на время Фугасовым.
  
   Глава 17
  
   ТАКИЕ ЖЕ, КАК МЫ
  
   Увидев, что дверь открывается, Никодим и Иван вскочили с лежанки и замерли в ожидании. Фугасов был спокоен и собран, как перед боевой операцией. Гуляш заметно волновался: ладонь, сжимающая фомку, вспотела. Вор и милиционер стояли плечом к плечу и были готовы ко всему.
   Дверь открылась, и пленники увидели Кифа, стоящего в проеме. Из-за его спины выглядывали Сенькин, Высоцкий и Вяземский, целые и невредимые.
   Пленники облегченно вздохнули. Фугасов вытащил руку из кармана, Гуляш, наоборот, засунул, незаметно убирая фомку, потом вытер вспотевшую ладонь о брюки.
   Семен Семенович вышел вперед:
   -- Вы зачем сюда забрались, ребята? Мы весь корабль вверх дном перевернули.
   Фугасов промолчал. Ответил Гуляш:
   -- Шли по коридору. Дверь открылась. Мы подумали, что нас приглашают, ну и... а она...
   Никодим устремил взгляд на Кифа. Тот был заметно растерян и не находил слов. Он только пятился назад, освобождая проход. Никодим и Гуляш вышли. Дверь за ними закрылась.
   -- Я приношу вам наши извинения за происшедшее, - начал Киф. -- Это недоразумение...
   -- Да что там, мы сами виноваты.
   -- Это недоразумение, -- продолжал Киф, оправившись от замешательства, видно, он принял уже решение, -- может вызвать у вас некоторые сомнения относительно нас. Поэтому я прошу пройти всех в кают-компанию. Мне нужно кое-что объяснить вам.
   В кают-компании Киф спросил у Смолта и Наймока:
   -- Как это могло случиться? Дверь не могла открыться сама собой.
   Наймок и Смолт пожали плечами.
   -- Смолт, смени Грайфа на время. Пусть придет сюда. Смолт вышел. Грайф зашел через пару минут.
   -- Ты проверял систему автономной блокировки дверей? Грайф утвердительно кивнул головой. -- Когда это было?
   -- Сразу после нашего разговора, а что случилось? -- Грайф недоуменно обвел глазами присутствующих.
   Киф в двух словах рассказал. Грайф был смущен.
   -- Я только открыл и сразу закрыл. Блокировка работала исправно.
   -- Понятно. -- Киф повернулся к землянам. -- Как видите, это действительно недоразумение. Но чтобы между нами не осталось никаких неясностей, я должен раскрыть вам нашу тайну. Мы ничего не говорили, хотели скрыть, но обстоятельства сложились по-другому. Мы не говорили вам о цели нашего визита. Итак, первое: кто мы? Экипаж нашего корабля -- это специальная группа Комитета, охраны права и порядка. Наша цель -- поимка и доставка преступников, увы, еще сохранившихся в нашем обществе, к месту их перевоспитания. -- Гуляш легонько толкнул в бок Никодима и взглянул на него так, словно хотел сказать: "Ну, что я говорил!" -- Наш поисковик оборудован специально для этой цели. Отсюда и "изолятор", то помещение, куда вы случайно попали, -- Киф взглянул на Гуляша, -- отсюда и наручники, которые ты видел здесь, на этом столике; -- взгляд на Фугасова. -- Отсюда и Грюс, который предназначен не только для дезинфекции.
   Киф замолчал. Земляне тоже молчали, "переваривая" его слова. Грайф и Наймок ждали, что еще скажет их шеф.
   Фугасов встал и, одернув китель, сказал:
   -- Мы тоже были несколько не искренни с вами. Я -- капитан милиции -- организации, родственной вашему комитету, то есть ваш коллега. Находящийся здесь человек по имени Иван -- преступник. Убегая от нас, он попал на ваш корабль, ну а мы... следом за ним.
   -- Мы предполагали нечто подобное. Дело в том, что все члены комитета проходят специальную подготовку по телепатии, аутотренингу, интуитивной ориентации. Каждый из нас может внедряться в образное подсознание партнера, считывать картины, возникающие в его мозгу. (Вяземский не сказал, но подумал: "Это точно"). Мы редко пользуемся этими своими возможностями. Только при работе и с нашими подопечными. Но сегодня Грайф, мой помощник, случайно, -- поверьте, случайно -- нарушил это правило. Он прочитал мысли Ивана и поделился со мной своими подозрениями. Хорошо, что вы сказали об этом. Теперь между нами нет никаких тайн.
   -- И мы очень рады этому, -- высказался за всех Фугасов. Киф улыбнулся.
   -- Как там у нас с ужином? -- спросил он у Сенькина. Семен Семенович взглянул на часы.
   -- Через полтора часа прошу всех в столовую.
   Начали расходиться. Высоцкий подошел к Кифу.
   -- Нам бы это... -- кивнул на Сенькина, -- полушубки взять из лесу. А то они мокрые, наверное.
   -- Какие полушубки? -- удивился Киф.
   -- Ну, какие -- овчинные. Зима ведь. Мы в полушубках были. А потом вы нас колпаком этим накрыли. Жарко стало, разделись.
   Киф подозвал Наймока, и двое землян в сопровождении инопланетянина вышли из кают-компании. Гуляш и проинструктированный Фугасовым Вяземский вышли вдвоем. Никодим задержался.
   В коридоре Адам Евгеньевич остановился и, задумчиво глядя на Гуляша, изрек:
   -- Ваня! А ведь эти гуманоиды совсем такие же, как мы.
   И сантехника у них та же, что и у нас, и преступность имеется. Ну ладно, пошли. Мне тебя стеречь велено.
   -- Да ты, дед, не дрейфь, не сбегу. Тайна наша раскрылась, но договор остается в силе. Я хоть и вор, но слово держать могу.
  
   Глава 18
  
   ОБМЕН ОПЫТОМ
  
   Оставшись вдвоем, Фугасов и Киф взглянули друг другу в глаза. Во взгляде Никодима читалось уважение, с которым смотрят на более умного и опытного, но подобострастия не было. Кифу это понравилось. Сам он как бы заново знакомился с Фугасовым, зная уже, что перед ним его коллега.
   -- У тебя есть вопросы? -- спросил он, достал из кармана сигареты и сделал приглашающий жест к креслам -- садись, мол, перекурим это дело.
   -- Да, вопросы есть, -- ответил Никодим. От предложенных сигарет он отказался. Достал пачку "Беломора" и вытащил из нее последнюю папиросу. Она была наполовину высыпанная. Закрутив пергаментный кончик, Никодим закурил.
   -- Да, вопросы есть, -- повторил он. -- Поделишься опытом?
   -- Поделюсь, но не уверен: приемлемы ли наши методы в вашей практике... Тебя, видимо, интересует главный вопрос -- почему у нас сохранилась преступность?
   -- Да, но не только этот. Сначала я хочу знать, как устроено ваше общество. У вас уже коммунизм?
   -- Коммунизм? Я не понимаю этого термина. Но если ты под ним понимаешь свободное общество, то да. Дело не в терминологии, дело в действительной сути, в целях общества. Наша цель в стремлении к полному пониманию ВСЕГО.
   -- Но когда вы поймете ВСЕ, у вас не будет цели, -- прервал его, Никодим: -- Или ваша цель изменится?
   Киф улыбнулся:
   -- Нет. Цель не изменится. Она останется прежней. У познания нет границ, оно бесконечно... Но мы несколько уклонились от проблемы преступности. Итак, в нашем обществе все равны и свободны. Каждый вправе выбирать ту профессию, какую хочет, где он чувствует, что это -- его, что именно здесь он принесет больше пользы. А работа найдется каждому. Преступность -- это не сознательное нежелание работать, это болезнь, которую мы -- я имею в виду нас, службу охраны права и порядка -- помогаем лечить. Мы даже подчинены службе медицины. Наш комитет является одним из подразделений Всемирного концерна медицинских работников.
   -- Медицинских?
   -- Я объясню... Почему любое лживое существо поступает так или иначе в какой-нибудь конкретной ситуации? Потому, что в основе любого вида деятельности лежит мотивация, которой руководят нервные клетки, находящиеся в одном из подкорковых образований мозга. Истоки преступности в том, что мотивация может быть нормальной, а может быть и патологической. Патология -- отклонение от нормы, болезнь. Поэтому преступники -- это больные люди. Вывод прост.
   -- Но как-то эта патология образуется? Если у вас такое распрекрасное общество, то непонятно: как может возникнуть патология?
   -- Я объясню это тебе на простом примере. Возьмем ваше общество, вашу жизнь. У вас есть болезни?
   -- Достаточно.
   -- Так вот. Известно тебе, что есть больные, а есть носители вируса, которые не ощущают того, что носят в самих себе эту бомбу?
   -- Да, я знаю.
   -- Носитель вируса, а соответственно какой-нибудь патологии в генном аппарате, может заболеть сам, а может и не заболеть, но своим детям чаще всего он эту патологию передает. А дальше -- все то же: может, да, может, нет.
   Фугасов задумался. Он чувствовал правоту в словах инопланетянина, но эта правота шла вразрез с его собственными представлениями о преступности как явлении и о преступниках как о функционерах этого явления. Преступность он всегда считал не патологией здоровья, а патологией нравственности. Преступники для Фугасова, несмотря на оптимистические речи социологов, были не жертвами житейской неустроенности общества, не нашедшими своего места в жизни, а мразью, отбросами, место которым -- за решеткой и за колючей проволокой. Спокойная речь Кифа, его убедительные доводы наносили удар по его представлениям. Фугасов вспомнил, как ловко работал Гуляш в машинном зале, как смешил Вяземского анекдотами, как они с ним плечом к плечу стояли перед открывающейся дверью, готовые к драке. Вспоминая все это, Никодим незаметно для себя делал вывод: не похож Гуляш на подонка, на мразь, на отбросы или -- не всегда бывает похожим. Может быть, Киф прав, говоря, что преступность -- это болезнь и ее надо лечить.
   Очнувшись от своих мыслей, он поднял глаза на Кифа. Киф молча ждал, когда Фугасов задаст следующий вопрос.
   -- Я.не знаю, прав ты или нет, -- сказал, наконец, Фугасов.-- Может быть, мы еще не доросли до понимания истинных причин наших пороков. Не знаю. Но я буду думать над твоими словами.
   -- Подумай. Я не навязываю тебе нашу точку зрения. Ваш путь -- это ваш путь. Ты спросил, я рассказал, не более. Никакой агитации.
   -- А как вы "лечите" своих "больных"? -- спросил Никодим после небольшого раздумья. -- Вырезаете, что ли, эти участки мозгa, с патологией?
   -- У нас есть соответствующая аппаратура. Мы не вырезаем эти участки, а воздействуем на них короткоимпульсными разрядами направленного информативного поля. Кроме этого -- сеансы гипноза, а когда дело пойдет на лад -- аутотренинг. Больной сам начинает себя лечить. Обычно этих мер бывает достаточно, но иногда, когда болезнь запущена, приходится идти на крайние меры.
   -- Ликвидация?
   Киф чуть кивнул головой.
   -- Да, ликвидация, -- сказал он. -- Ликвидация памяти и замена ее тщательно подготовленной информацией. После такой операции бывший преступник полностью теряет свою индивидуальность и получает взамен нее новую. У него меняются вкусы, привычки, темперамент. Он становится совершенно другим, только внешность останется прежней.
   -- Но ведь вы убиваете человеческое "Я". Гуманно ли это?
   -- Ты спрашиваешь, гуманно ли мы поступаем, ликвидируя угрозу для общества и давая ему взамен здорового физически и нравственно, способного выполнять нужную и полезную работу индивидуума? А как вы поступаете со своими преступниками? -- Киф закурил и, увидев замешательство Никодима, не стал ждать ответа.-- В прежние времена мы имели тюрьмы и лагеря для таких элементов. К наиболее опасным применяли физическую ликвидацию, но уже тогда мы понимали, что это не мера, что мы теряем людей. Среди ликвидированных и оставленных в живых, но содержащихся в специальных учреждениях было много умных, талантливых личностей. И их таланты не были реализованы, они пропадали даром. Наконец было сделано открытие, перелопатившее все -- и наши методы, и наши убеждения, и привычки.
   Фугасов снова, в который раз за этот разговор, задумался. Он снова чувствовал правоту Кифа и снова боролся с собой, снова думал о Гуляше, о том, что смог бы Гуляш стать честным человеком, смог бы стать незаменимым, хорошим специалистом. Может быть, механиком, может, электромонтажником, как хотел когда-то. Может, захотел бы учиться, и кто его знает, кем бы мог он стать. Может, даже "светилом в области космических исследований", каким представился Марии Николаевне. "Кстати, нужно заняться этим ее городским дружком", -- мелькнула и автоматически отложилась мысль в его голове, но снова он задумался о Гуляше, о его судьбе.
   Никодим изучающе посмотрел на Кифа.
   -- А не могли бы вы продемонстрировать процесс излечения на нашем преступнике, на Гуляше?
   -- На каком Гуляше? Ты имеешь в виду Ивана? Нет. По многим причинам. Во-первых, при нашем внешнем сходстве могут быть существенные отличия в строении организма, Во-вторых, мы просто не имеем права на подобный эксперимент. Третья причина и вовсе закрывает вопрос: на нашем поисковике нет соответствующего оборудования. У нас совершенно определенные функции. Мы должны захватить преступника и доставить его к месту перевоспитания. Вот и все.
   Фугасов встал.
   -- Ну что ж, на нет и суда нет, -- сказал он. -- Будем лечить своими методами... До ужина? -- Фугасов протянул Кифу руку. Киф недоуменно взглянул на нее, но тут же понял, что означает этот ритуал. Он тоже встал и, крепко, по-земному пожав протянутую ладонь Никодима, ответил:
   -- До ужина. А потом мы можем встретиться здесь вместе и поговорить.
  
   Глава 19
  
   ПРОЩАНИЕ
  
   Стол был сервирован прекрасно, блюда -- восхитительны на вкус. Из закусок были какие-то комочки, по внешнему виду напоминающие сибирские пельмени, а по вкусу -- шляпки маринованных подберезовиков, и голубая лапша с приятным и острым привкусом каких-то незнакомых пряностей. Закуски лежали на маленьких пластмассовых тарелочках, и есть их следовало при помощи тонких, острых палочек, которыми инопланетяне управлялись ловко, как китайцы. Землянам пришлось повозиться, пока научились. Основное блюдо оказалось жидким студнем со вкусом тушеной картошки со свининой.
   Никодим был задумчив, Гуляш замкнут и отрешен, инопланетяне -- доброжелательны. Старики-рыбаки с удовольствием уплетали студень и выглядели веселыми и беззаботными. Только Вяземский ерзал на стуле и то и дело поглядывал на Никодима и Кифа.
   -- Ты что такой вздрюченный? -- тихо спросил его Семен Семенович. -- Живот, что ли, пучит?
   -- Да пошел ты!.. -- так же тихо ответил Адам и уткнулся в свою тарелку.
   На десерт Сенькиным были предложены некие оранжевые ломтики, кисловато-сладкие, как ананас. Едва ломтики были наткнуты на острие палочек, как в столовой раздалось тонкое настойчивое попискивание "плэеров". Находящийся на вахте Смолт вызывал на связь капитана поисковика. Киф нажал, кнопку на "плэере", и все услышали, как Смолт быстро затараторил на чужом, инопланетном языке. Когда он кончил, Киф бросил в ответ одну лишь фразу и, встав, объявил команде:
   -- На орбите шестой планеты -- всплеск активности. Срочно готовиться к вылету.
   -- Хар? -- спросил Грайф, вставая.
   -- Он, -- Киф повернулся к землянам. -- Хотел поблагодарить вас всех за помощь, но не успел. Мы должны срочно покинуть вашу планету. Придется прощаться сейчас.
   Земляне встали из-за стола. Высоцкий с сожалением посмотрел на недоеденный десерт. Гуляш метнул быстрый взгляд на Никодима и опустил глаза...
  
   Высоцкий, Вяземский, Сенькин, Фугасов и Гуляш стояли, подняв головы вверх. Корабль пришельцев бесшумно уходил в черное ночное небо. Он поднимался быстро и как-то странно, скачками. След его, еще не успевший растаять в одном месте, уже появлялся в другом, выше, потом еще выше. Корабль уменьшался в размерах и исчезал в бескрайних просторах космоса. За несколько секунд он превратился в точку, потом исчез совсем.
   Стало холодно, повалил мягкий, пушистый снег. Он падал большими хлопьями на теплую землю и таял, но на его место тут же падали новые хлопья, и поляна быстро белела. Луна светила ярко и казалась родной и близкой.
   Фугасов поежился. Он один был без полушубка и без шапки.
   -- Ты что одежонки какой-нибудь у них не попросился -- участливо спросил Высоцкий. -- Замерзнешь.
   -- Да мне тут недалеко. Не замерзну.
   Никодим подошел к Гуляшу. Тот молча протянул ему руки. Фугасов не стал доставать наручников.
   -- Иди, Иван, -- сказал он. -- Если совесть есть -- сам придешь. А явка с повинной -- это не фикция. Это шанс для тебя. Шанс -- если хочешь стать честным человеком. Подумай и решай. А если хочешь оставаться волком-одиночкой, что ж... Ну, получу я выговор, к званию очередному не представят... Я беру на себя этот грех. Иди.
   Гуляш вздернул голову, посмотрел Никодиму в глаза, хотел что-то сказать, но не стал, стиснул зубы. Окинул взглядом стариков, кивнул им -- попрощался -- и, резко повернувшись, зашагал прочь.
   -- Может, не надо было отпускать? -- Сенькин тронул Никодима за плечо.
   -- Может, не надо было... -- как эхо повторил Фугасов, не поворачивая головы. Он смотрел вслед уходящему Гуляшу. Цепочка его следов, четко отпечатываясь на тонком снежном покрове, вела к тракту. Она пролегала прямо и уходила в ночь. Где-то будет поворот? Где он свернет? Куда понесут Гуляша его ноги?..
   Фугасов повернулся к рыбакам.
   -- Ну что, пошли? -- И первым направился в сторону, противоположную той, куда ушел Гуляш. Старики, одетые в теплые, сухие, продезинфицированные Грюсом, полушубки, пошли следом.
   Сенькин спросил Адама:
   -- А ты, правда, что ерзал-то за ужином?
   Вяземский распахнул полушубок. Из внутреннего кармана, пришитого под мышкой, торчало горлышко "пшеничной".
   -- Я думал, что вроде случай подходящий. Но не решился.
   -- Правильно сделал, -- усмехнулся Семен Семенович. -- Так это ты и полушубок снимать тогда не стал из-за нее?
   -- Ну да.
   Друзья рассмеялись. Высоцкий, шагавший впереди, обернулся. -- Вы что смеетесь?
   -- Адам хотел инопланетянам "на посошок" водки налить. У него в полушубке, в потайном кармане, бутылек спрятан был.
   -- Ну и что не налил? Они ребята вроде ничего, свои. Ну да ладно, не прокиснет. Сейчас ящики заберем, если их никто не прибрал, и ко мне. А завтра, с утречка -- на лед.
   -- Не-е, -- протянул Адам Евгеньевич, -- я -- домой. Еще не поздно, на электричку успею.
   -- Как это домой? -- удивился Семен Семенович. -- Без рыбы? Завтра, после утрешнего клева, и поехали бы.
   -- Тася волноваться будет. Вы как хотите, мужики, я поеду. Я вам бутылку оставлю.
   Сенькин как-то странно взглянул на друга.
   -- Что это с тобой? С каких пор ты о жене вспоминать стал?
   -- А ты что расхорохорился? Ведь домой приедешь -- втык получишь от своей благоверной. Это ты здесь такой храбрый. А дома... а-а-а, -- Адам махнул на Сенькина рукой и громко высморкался в снег.
   -- Да нет, Адам Евгеньевич, -- Семен Семенович перешел на официальный тон. -- Вы ошибаетесь. У нас с Лизой прекрасные взаимоотношения. И дома я не а-а-а, как вы изволили выразиться, а хозяин, глава семьи, так сказать.
   -- Вот именно -- так сказать.
   Высоцкий слушал перепалку друзей молча и думал: "А ведь действительно, мы все стали какими-то другими за эти сутки с небольшим. То ли от инопланетян чем заразились, то ли еще от чего? Вот и Никодим идет впереди. Задумчивый. Ивана отпустил. Долг нарушил. Думает, что явится Иван с повинной. Верит. А чему верить-то? Иван же ему ни да, ни нет не сказал. Зыркнул глазами и деру в лес".
   ...Ящики лежали на месте. Вяземский наотрез отказался оставаться. Сенькину пришлось уступить, и они вместе с Фугасовым, который предложил отвезти их к станции на машине, простились с Высоцким, договорившись приехать через неделю.
  
   ЭПИЛОГ
  
   или глава 20, последняя
  
   В помещении Кучавского РОВД было шумно: гудел телетайп, хлопали двери, по коридору туда-сюда ходили люди, из приемной начальника доносился перестук пишущей машинки. Никодим сидел в своем кабинете, курил "Беломор" и пролистывал журнал происшествий. За время его отсутствия их было немного, да и ничего серьезного. Но одно заявление от некоего гражданина Сухоедова-Закускина В. Е. его заинтересовало. В этом заявлении гр. Сухоедов-Закускин высказывал предположение, что во время своей лыжной тренировки он встретился с объектом внеземного происхождения, стукнувшись лбом о совершенно прозрачную стену.
   Быстро пробежав глазами остальные записи в журнале и отметив, что дальше ничего подобного не встречается, Никодим выяснил, что в этот день, когда было зафиксировано заявление, дежурил лейтенант Мирмин, молодой симпатичный практикант, и вызвал его к себе.
   -- Разрешите, товарищ капитан, -- Мирмин четко, по-уставному, вытянулся перед старшим по званию.
   "Недавно школу милиции закончил, еще не обвыкся", -- мысленно улыбнулся Никодим и пододвинул лейтенанту журнал, ткнув пальцем в заявление Сухоедова-Закускина.
   -- По этому заявлению расследование проводилось?
   -- Никак нет!
   -- Почему?
   Мирмин замялся. Он знал, что был обязан довести дело до конца. Ни одно заявление не должно оставаться без решения. Но здесь были обстоятельства, которые хотя и не разрешали забыть про заявление, но несколько оправдывали лейтенанта.
   -- Товарищ капитан, я, видите ли... Я еще в тот вечер подозревал, что он -- того. Не в себе, что ли...
   -- В своей работе мы должны опираться не на подозрения, а на факты, -- прервал его Фугасов.
   -- Так точно! Но я хотел проверить факт, я к нему утром, как сменился, домой зашел, а его дома нет. Хотел уточнить место и смотаться туда на лыжах. Я ведь лыжи тоже люблю. Первый разряд по биатлону.
   -- Поздравляю.
   -- Спасибо. Так, значит, я к нему домой зашел, а его дома нет. Соседи говорят: "Скорая" была. Я в поликлинику позвонил, мне сказали, что он в "психушке".
   -- Где?
   -- В областном нервно-психиатрическом диспансере, -- поправился лейтенант и покраснел.
   -- Ну и что дальше?
   Лейтенант стоял красный как помидор и молчал. Фугасов встал и прочитал Мирмину короткую лекцию о том, как следовало ему поступить, руководствуясь уголовно-процессуальным кодексом, после чего сказал:
   -- Вы свободны, лейтенант. Идите, продолжайте практику.
   -- Я съезжу туда, проверю факты?
   Капитан Фугасов взглянул на лейтенанта Мирмина. Что ему сказать? Что инопланетяне уже улетели? Что он сам, Никодим Фугасов, был у этой стены, только по другую сторону? Что он встречался с инопланетянами? Нет! Никто ему не поверит. Еще засадят в "психушку", как того лыжника.
   -- Не нужно. Я сам займусь этим, -- сказал Никодим и подумал: "Гражданина Сухоедова-Закускина надо спасать. Сегодня же поеду в область".
   Лейтенант вышел, а Фугасов закурил и подошел к окну. Через стекла и решетку, окрашенную в белый цвет, пробивались солнечные лучи. За стеклом на улице сверкал снег. Мальчишки в валенках, шубках и шапках-ушанках барахтались в искрящихся сугробах, швырялись снежками. Прохожие, скрипя снегом, шли, погруженные в свои заботы. Жизнь была веселой и бежала резво.
   За спиной зазвонил телефон. Фугасов снял трубку. Звонил дежурный:
   -- Товарищ капитан, к вам какой-то человек просится. Я спросил: "Зачем?" Он говорит: "Сдаваться пришел". Пропустить?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   84
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"