Царицын Владимир Васильевич. Феномен

ФЕНОМЕН

Почти фантастическая история.

История эта произошла в те, уже ставшие далекими, а для молодежи - дремучими, времена, когда болгарские сигареты с фильтром были вышкой, а кооперативы уже стали возникать, но пока еще нерешительно. Люди (подавляющее большинство) работали на госпредприях, были проще, и не только деньги являлись основным в их жизни. То, что произошло тогда, двадцать лет назад, теперь казалось Виктору Ивановичу Понеделкину сном. Он теперь даже сомневался, что все было именно так. Может..., ну, придумал он это, что ли? Придумал и поверил...

Витя Понеделкин, для близких друзей и кое-кого из коллег - Понедельник - работал в КБ. Институт был от дома недалеко - минут пятнадцать ходьбы быстрым шагом. Сначала через дворы, потом через улицу Вересаева, дальше надо было сквер по диагонали пересечь, и вот он - родной проектный институт, а на втором этаже - КБ. В конструкторском бюро Понеделкин и другие сотрудники ничего такого не конструировали, хоть и назывались конструкторами. А занимались они расчетами технологических цепочек по добыче нерудных материалов и намыву средствами гидромеханизации площадей под новые строительные площадки. Рассчитывали длины плавбухт и пульпопроводов, определяли, сколько земснарядов надо поставить и какой производительности, вычерчивали гидравлические кривые, находили пресловутые точки кавитации и решали, что нужно сделать, чтобы трубы не приходилось менять раньше положенного по СНИПу времени. И т.д. и т.п. Работу свою Витя знал и любил.

В то июльское утро (день обещал быть жарким) он как всегда вышел без двадцати восемь. Сегодня он был слегка задумчив, так как ему не давали покоя поиски решения одной интересной задачки. Задача эта к сути повествования отношения не имеет, а потому и рассказывать о ней нечего. Она была связана с его работой, если коротко. Миновав хитросплетение серых панельных хрущевок и их кирпичных братьев и дальних родственников - девятиэтажных свечек, Понеделкин вышел к улице Вересаева и шагнул на проезжую часть, хотя и в положенном для перехода месте, но, беспечно не посмотрев на сигнал светофора. Именно в этот момент он подошел к решению своей задачи, а потому мысли его были далеко от правил дорожного движения и проблемы антагонизма пешеходов и водителей.

Громкий сигнал автомобиля раздался неожиданно, ударив по нервам, и тут же слился с протяжным и противным скрипом тормозов. Понеделкин зажмурился, втянул голову в плечи и замер на середине правой полосы, ожидая удара физического. Секунда, две - и скрип оборвался за его спиной. Удара не последовало. Хлопнула дверца машины. Витя с трудом приоткрыл сжатые веки и увидел, что к нему от стоящего косо поперек дороги ЗИЛка решительно направляется парень в клетчатой рубахе и на ходу заносит над головой кулак величиной с задний форкоп его самосвала. Только на мгновение Витя открыл глаза, машинально просчитал траекторию движения кулака, и снова зажмурился.

- Ты что делаешь, козел?!! Мозги вышибу! - Голос у шофера был молодой, срывающийся.

Шаг. Еще один. Сейчас!

Удара снова не последовало. Наверное, вид у Понеделкина был очень испуганный и жалкий. Такому и вдарить-то - удовольствия не получишь никакого.

- Козел! - услышал Витя уже чуть дальше и чуть тише, и понял, что парень уходит, а мордобитие отменяется. Он не успел обрадоваться, верней, ему нечем было радоваться - душа сидела в пятках у самых стелек, мелко там дрожала, и возвращаться на свое штатное место не хотела. Снова хлопнула дверца машины, прозвучал характерный свист стартера, шум заведшегося мотора, ЗИЛок уехал.

Потом к Вите Понеделкину подошли какие-то люди, взяли его под локти, увели с дороги и усадили на лавочку.

Минут десять Витя сидел без движения, приходя в себя. Потом с опаской и недоверием огляделся. Люди, что посадили его на лавочку-диван давно ушли, а ЗИЛок, под колеса которого он едва не угодил, наверное, был уже в полутора десятках километров от места едва не ставшим местом ДТП со смертельным исходом.

Понеделкин сидел на лавочке и опаздывал на работу.

Витя прислушался к себе и понял, что сердце по-прежнему бешено колотится, а конечности трясутся, но душа уже отлепилась от стелек и медленно ползет вверх. А в голове было пусто или, по крайней мере, не густо, как на улицах во время телевизионного показа "Семнадцати мгновений весны" или хоккейного турнира на приз газеты "Известия". Нет, мысли какие-то были, но вроде как не его. Чужие какие-то - неясные, разрозненные. Мысли о чем-то, и не о чем. Витя попробовал сосредоточиться и вспомнить задачу, которую он решал перед тем, как шагнул с тротуара на мостовую. Не вспомнил. Посидел еще немножко, встал и, выждав, когда загорится зеленый разрешающий, осторожно пересек улицу. Через сквер он шел медленно. А куда теперь торопиться? На планерку-пятиминутку он уже опоздал. Сейчас надо совершенно успокоиться и настроить себя на работу. Пока Понеделкин брел по скверу, успокоился. Руки и ноги дрожать перестали, сердце стало биться ровно. Шаг ускорился, а когда Понеделкин увидел впереди шедшую ему навстречу симпатичную длинноногую блондинку, то шаг его и вовсе стал легким и пружинистым, как у спортсмена-олимпийца. Он рефлекторно поправил галстук и выпятил грудь.

Девушка была очень мила и куда-то сильно торопилась - каблучки ее звонко и часто цокали по остывшему и затвердевшему за ночь асфальту.

"Куда ты спешишь? Куда торопишься, чем заняты твои мысли? Кто ждет тебя на твоем пути?" - мечтательно и с поэтической окраской мысли подумал Понеделкин, созерцая молодое длинноногое создание. И вдруг услышал:

- Ох! Сколько дел! Кошмар!

Понеделкин протер глаза. Он готов был поклясться, что девушка рта не раскрывала.

Чревовещание? Или он просто не заметил движения пухленьких губок? Нет, на зрение Витя пока не жаловался. Девушка была недалеко, но и не близко, а слышно ее было так, словно она стояла рядом. Нет, даже не так - слова девушки звучали в Витиной голове:

- В парикмахерской часа два просижу, как минимум. Потом в стол заказов, потом на рынок. Нужно еще в прачечную успеть. А перед обедом я должна обязательно показаться в конторе. Обязательно! Чтобы шеф не решил сдуру, что я на работу вообще не хожу...

Девушка приближалась. На Понеделкина она не смотрела, но когда с ним поравнялась, бросила быстрый оценивающий взгляд и дежурно улыбнулась.

- Ничего, Мэн, довольно спортивный с виду. Жалко, не в моем вкусе. Вот если бы у него была борода... А так... Нет, Алик куда лучше... И даже не в бороде дело. Алик - дикий зверь. А этот... котик домашний. Инженер, наверное. ...Так, все! Не отвлекайся, милочка. Не твое - проходи мимо и не трать драгоценное время.

И все это, не открывая рта.

- ...А вечером гости набегут, - услышал Витя, глядя девушке в удаляющуюся красивую спину. - Терпеть не могу свои дни рождения. Все поздравлять будут с восемнадцатилетием, хотя прекрасно знают, что я уже старуха. Двадцать три... Кошмар.

"Это что...? - растерянно подумал он. - Что это было?"

И вдруг:

- Да. Чего я хотел? Чего ждал? - Это уже не блондинка. Другой голос, мужской.

Понеделкин огляделся и увидел скамейку, спрятавшуюся в кустах сирени, а на скамейке пожилого мужчину. Очень пожилого. Старика. Старик держал в руке папиросу, и она мелко дрожала вместе с рукой. А в глазах стояла печаль, похожая на скорбь.

- Я всю жизнь думал только о себе, - говорил старик с закрытым ртом. Его тяжелая нижняя челюсть плотно охватывала верхнюю. - А теперь что, одумался? Нет, просто понял, что один остался. А одному не хочется. Плохо одному. Пока еще могу выходить из дома. В парк, на скамеечке посидеть, в магазин за хлебом и молоком. А потом? Потом что? Когда не смогу? ...Молодой человек! - Витя понял, что старик обращается к нему и обращается обычным способом - челюсти разомкнулись и задвигались, как муравьиные жвала, только щетинистые. - Не могли бы вы идти своей дорогой?

- Мне показалось, что вам плохо, - неуверенно сказал Понеделкин.

- С чего вы взяли? Мне хорошо. Идите куда шли.

- Да, да. Простите. - Витя попятился и пошел дальше.

- Урод! Лезет со своими вопросами! Чего надо? - услышал он сзади. Оглянулся. Старик смотрел на него, а в глазах была скорбь. Понеделкин понял, что старику очень жалко себя. И скорбит он по утраченной жизни и не понимает, что многое еще можно изменить. Всегда не поздно. Только захотеть надо.

У центрального фонтана, который как всегда не работал, стоял дворник и собирал метлой в большой жестяной совок окурки и конфетные фантики; мусора у фонтана было предостаточно.

- Свиньи! Где стоят, там и гадят! Вон же урна рядом, у лавочки. Да не одна. У каждой лавочки урна. Подойти и выбросить в урну. Так нет. Бросают где попало. А мне вкалывай - убирай за ними. И когда намусорить успели? Вечером же все убрал. Всю ночь что ли у фонтана трутся? И мусорят. Вот свиньи! ...А это что за хрен в белых тапках? Встал, как манекен. Смотрит, как другие работают...

Понеделкин понял, что это о нем. Он посмотрел на свои туфли "Ромика", которые они с Женькой купили прошлым летом в Болгарии на Солнечном берегу. Они же не белые, подумал он. Если быть точным, они светло-серые. Он не одел бы их с серым костюмом, хоть и летним, будь они чисто белыми. Кстати, и галстук на нем светло-серый. А вот рубашка белая. Все гармонично.

- Ну и че мы вылупились? - Эти слова дворник произнес обычным способом.

"А че, нельзя?". В другой раз Витя отреагировал бы и ответил бы именно так. И полез бы, что называется, в бутылку. Но в другой раз. А теперь его голова была занята иным.

Все так! Все именно так, тревожно и неожиданно радостно подумал он и пошел прочь, слыша в спину сетования дворника на то, что работает только он один, а остальным все по барабану. И что вообще - если кто и работает, так только дворники. А другие только "ходют" и "срут" где попало. И совет: чем без толку шляться и пялиться, как другие работают, шел бы этот "хмырь" в белых тапках и сам бы работал. Как произносил дворник эти слова - мысленно или при помощи языка? - об этом Понеделкин уже не думал. Не думал, потому что понял: он - феномен! Но как это так - вдруг? Почему вдруг? Ах, да! машина - сигнал - скрип тормозов - парень с кулаками и в клетчатой рубахе! Испуг! Шок! Он вспомнил. Он читал о таком. Так бывает: что-то происходит, что-то неожиданное - шок, кома, каталептический сон, испуг, удар током. И человек вдруг становится другим, просыпаются в нем качества, которых раньше не было. Неведомые и необычные. И с ним это случилось. Он стал феноменом. Понеделкин-феномен!

Ему вдруг сильно захотелось узнать, что думают о нем друзья, враги, сослуживцы. Жена Женька.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он увидел на лестничной площадке Степку Пирогова из бюро эстетики. Друзьями и даже приятелями они со Степкой не были - так, перекуривали вместе, пока Витя не завязал с этой пагубной привычкой. Степка стоял на своем законном месте - в углу, возле красного застекленного ящика с пожарным рукавом, и с наслаждением затягивался сигаретой. Тонкая плохо выбритая шкурка Степкиных щек втягивалась внутрь и прилипала к зубам.

- О! Понедельник! Опаздываешь, старик? - хрипло поинтересовался Пирогов.

- Задерживаюсь, - ответил Витя и сосредоточился, напрягся. Напряг не слух, а что-то другое. Он уже знал, где это "другое" находится. В висках оно было, но чуть дальше, к затылку, вроде бы с обеих сторон.

- Что соврешь? - подумал Пирогов и спросил: - Что соврешь?

- Ничего врать не буду. Переходил Вересаева, чуть под самосвал не попал.

- Так тебе в травмпункт надо, - участливо посоветовал Степан и подумал: - Если Синице то же самое врать станет, найдет приключений на свою жопу. Странно: думал Пирогов не хрипло.

- В травмпункт мне не надо, так как я совершенно не пострадал. Я же тебе сказал: чуть не попал.

- Ага! - усмехнулся Степка. - Чуть не попал, но..., - он посмотрел на часы, - но опоздал, пардон, задержался, не чуть. На полчаса.

- Испугался, - признался Понеделкин. - Сидел на лавочке, в себя приходил. А потом... - Витя хотел рассказать товарищу о своем благоприобретенном даре, посмотрел на него внимательно и передумал.

- Что?

- Что: "что"?

- Что потом? Ты сказал: "потом".

- Да нет, ничего. Просто в себя приходил.

- Бывает, - согласно кивнул Степка и растянул тонкие ехидные губы в широкой улыбке.

- Пойду, а то мои, небось, всякой дребеденью занимаются пока меня нет.

- Иди, иди, Понедельник. А то сегодня понедельник. Понедельник день тяжелый, - скаламбурил Пирогов, хохотнул и закашлялся.

Понеделкин кивнул и направился в КБ.

- Ну, Понедельник! Врать бы научился. В таких случаях врать убедительно надо, - услышал Витя мысль Степки Пирогова и, повернувшись, ответил:

- Я не вру.

В КБ царила тишина. Все занимались делом - так мог решить любой человек, случайно заглянувший в уютный мирок конструкторов-расчетчиков. Любой, но не феномен, каким стал Витя Понеделкин.

Витя сказал: "Привет всем!", получив ответное: "Привет начальству!", сел на свое место, создал на столе рабочую обстановку и внимательно прислушался к мыслям витающим в замкнутом пространстве кабинета. Сначала он бросил взгляд на Дудника, сидящего справа у окна. Дудник сосредоточенно изучал какой-то документ. Как оказалось, Дудник делал вид.

- Господи, - вязко думал Дудник, - ну как же трещит голова! Куда бы ее сунуть? Был бы у нас в КБ холодильник, точно засунул бы ее в морозильную камеру. Скорей бы обед. Сбегаю домой, там еще граммов сто пятьдесят коньяка оставалось. Я точно помню. Гости, когда расходиться стали, так Зинка, стерва, бутылку со стола убрала и унесла куда-то. Серый настаивал на посошке, а Зинка ему строго сказала: "Нет ничего, все выжрали, черти, алкоголики". Пришлось Серому без посошка домой уходить. А Саня с Михой не настаивали. Они-то знают - если Зинка сказала "все кончилось", значит, больше ничего не обломится. Есть там, нет ли - роли не играет. Все, значит все. ...Так, куда же она эту бутылку спрятала? - Дудник перевернул страницу. - Утром искал, найти не смог. А Зинку лучше не будить. Она бы мне устроила опохмелку... Так куда? На антресоли! Точно...

С Дудником все ясно. Понеделкин перевел взгляд на задумчивого Гену Вараксина.

- Пушной зверек. Пять букв по вертикали. Последняя "а". Норка, белка, ласка, выдра. Да их таких - на пять букв с "а" на конце - полно. Надо верхнюю горизонталь разгадать. Что у нас там. Реактивный снаряд. Шесть букв. Ракета. Подходит. Что с пушным зверьком. Первая "к", последняя "а".

"Кошка", - хотел подсказать Вараксину Понеделкин.

- Кошка, что ли? - подумал Гена.

"Не понял..., - мысленно удивился Понеделкин. - Я что не только читать, но и передавать мысли умею?".

- Кошка? Какая к чертям кошка? Пушной зверек - кошка? Может, я нижнюю горизонталь неверно угадал? Или ракета - ни ракета? Надо подумать...

"А может, и правда умею? Ну-ка!". - Витя напрягся и послал Вараксину мощный импульс, приказывающий ему прекратить решать кроссворд и заняться делом.

- Ну конечно! - обрадовался Гена, не заметив мысленного призыва Понеделкина. - В нижней горизонтали ошибка. Не "праект", а "проект". Ну конечно "проект". Просто написано неразборчиво. Что я не знаю, как это слово пишется? Проектировщик со стажем. И вообще это не я писал, а Дудник. Наверное, как всегда с похмелья был. Стало быть, "проект". Тогда что у нас тут получается? Кошка на "о" заканчивается? Ерунда какая-то...

Витя не стал дожидаться, как Вараксин выпутается из сложной ситуации, посмотрел на Катюшу и напряг то, что у него было ближе к затылку.

Катя Зайцева, девица двадцати четырех лет, в отличие от остальных сотрудников КБ, работала. Она стояла у кульмана и тушью заштриховывала какой-то объект на листе ватмана. Катя была простой чертежницей, но в следующем году у нее диплом и она автоматически становилась конструктором с окладом аж в сто десять рублей, плюс районный коэффициент, плюс прогрессивка, плюс всякая мелочь. Минус подоходный.

Катя методично и аккуратно заполняла выделенный прямоугольник ровными тонкими линиями, но думала о постороннем. Причем, думала сосредоточенно:

- Ну что же делать? Славик будет ждать в четыре. А в четыре тридцать у него поезд. Я просто обязана его проводить. Если я не приду, а Светка придет, это будет катастрофа! Что делать? Что придумать? День рождения бывает только раз в году, и он был в прошлую среду. А в понедельник я наврала Понедельнику про день рождения подружки. Про мамин день рождения я тоже врала. И про больницу. Два раза. И про обменное бюро. Мама снова заболела? Нет, слишком часто, не пойдет. Трубу прорвало, и соседи сверху затопили? Совсем недавно как бы затапливали. Стиралка и холодильник тоже ломались ...Эврика! Телевизор! Телевизора не было!

Катюша протерла рейсфедер - снаружи и изнутри, несколько раз пропустив между губками клочок ватмана, положила рейсфедер на полочку кульмана и, нарисовав на лице смущенную улыбку, подошла к Понеделкину, который временно замещал длительно болевшего начальника КБ.

- Виктор Иванович, ко мне сегодня мастер по ремонту телевизора придет. В четыре. Можно я сегодня пораньше с работы уйду? Часика в три, а? Можно?

- Ну, конечно, Катюша, радость моя. Я же понимаю: телевизор в наше время самая необходимая вещь. У тебя какой?

- "Изумруд".

- Цветной?

- Естественно.

- Да, цветные телевизоры часто ломаются.

Когда обрадованная Катюша возвращалась к своему кульману, она думала:

- Как хорошо, когда начальник лопух. Чего не соврешь - всему верит. А с телевизором здорово получилось. Ха! Понедельник сам подсказал: цветные телевизоры часто ломаются. Значит, эта байка может еще не раз прокатить. Вот бы здорово было, если бы Понедельника у нас навсегда шефом оставили...!

Витя улыбнулся и, пододвинув к себе папку с техзаданиями, собрался окунуться в работу, но тут вошла секретарша начальника отдела, спящая красавица Юля и монотонным голосом, каким бы разговаривали зомби, если бы умели говорить, объявила:

- Начальник отдела вызывает к себе в кабинет товарища Понедельника.

Гена Вараксин заржал, как конь. Катюша деликатно прыснула в кулачок. Дудник вперил непонимающий взгляд в пустоту над Юлиной головой.

"Отчитывать за неявку на летучку будет", - решил Понеделкин и понуро последовал за Юлей, не став ей указывать на допущенную ошибку в его фамилии. Юля шла впереди и, казалось, что она плывет. Но это если смотреть на верхнюю половину ее тела, если взглянуть ниже талии, то премного удивишься тому, как Юле удается так "плыть". Витя смотрел на Юлину попу, и в который раз удивлялся. Юлины упругие ягодицы, затянутые в узкие джинсы двигались в двух плоскостях - сверху вниз и справа налево. При этом спина, шея и голова оставались неподвижными, если не брать в расчет поступательного движения. Глядя на диагональные перемещения Юлиных ягодиц, Понеделкин никак не мог сосредоточиться и прочесть ее мысли. Но вполне вероятно их просто не было. Или он смотрел не туда.

Начальник отдела Николай Никифорович Синица стоял у окна и курил. Увидев вошедшего Понеделкина, Синица кивнул и молча указал рукой на стулья, двумя рядами стоящие вдоль приставного стола - садись, мол. Выбирай любой стул и садись. Сам плюхнулся в свое массивное кожаное кресло, яростно раздавил окурок в пепельнице и в упор посмотрел на Витю.

- Если вы по поводу моего опоздания, Николай Никифорович..., - начал Понеделкин, но Синица отмахнулся. Жест означал: "Да хрен с ней с планеркой! Тут вопрос посерьезней".

"Опять внеплановую халтуру подсунет", - решил Витя и оказался прав.

- На тебя, Виктор Иванович вся страна Советов смотрит, - улыбнулся Синица и добавил серьезно: - Работа одна есть. Срочная.

"Слава богу, что одна", - подумал Витя и вслух сказал: - Внеплановая. - Утверждающе сказал, не вопросительно.

- Срочная, - повторил Синица, - и очень нужная.

- Николай Никифорович! - тут же взорвался Понеделкин. - У вас все халтуры срочные и очень нужные. А вы учитываете тот факт, что у меня в КБ три человека осталось? Я четвертый. А работы на отделе сколько, вы же знаете; по Менделеевской протоке, по поселку гидромеханизаторов, по "Парусу". Да еще две "срочных и очень нужных", что вы мне в начале месяца подсунули...

- Ну, ну, ну, ну. Успокойся, Виктор Иванович. Во-первых: не подсунул, а поручил, как наиболее опытному и перспективному работнику. А во-вторых..., не горячись, во-вторых. На вот, закури. - Синица подвинул Понеделкину пачку "Стюардессы".

- Не курю, - хмуро сказал Понеделкин.

- Бросил? Молодец. Давно?

- Вторая неделя.

- Молодец, - снова похвалил Понеделкина Синица. - А я тысячу раз пытался - не получается. Работа нервная... - Синица прикурил очередную сигарету и сказал примиряюще: - Давай мирно поговорим, Виктор Иванович, без скандала. Так куда же ты конструкторов своих подевал?

- Два молодых специалиста на стройке, по приказу.

- Дело нужное, для себя строим. Дальше.

- Рогаткина в декрете.

- Она еще не вышла? - ("Будто не знает!", - подумал Понеделкин). - Продолговато. Ну что ж. Понятно. Дальше.

- А что дальше? Дальше - хуже. Козелькова и Косовская по очереди на работу ходят. То одна на больничном, то другая. Дети. А с прошлого четверга обе на работу не вышли, ушли на больничный одновременно, как сговорились. Так что... - Витя пожал плечами.

- Я тебя понимаю, Виктор Иванович, но и ты меня пойми. Эта "халтура", как ты ее называешь, не от меня исходит, - Синица вздернул глаза кверху, - там ведь не объяснишь... (Черт возьми! Вот упрямый какой! Чем бы его сломать?). Придется поднапрячься. Повечеровать, в субботу выйти. Молодых специалистов со стройки до конца квартала не сдернуть, это ясно. И Рогаткиной, точнее, ее сыну еще далеко до ясельного возраста, но Козелькова с Косовской не вечно же на больничном сидеть будут. Выйдут. Куда они денутся? Сверхурочные оплатим, субботы в двойном размере. Что-нибудь придумаем. Да и тебя лично я никогда не забывал. Премии регулярно получаешь, портрет твой на Доске почета висит, путевку льготную от профсоюза в прошлом году получил в Болгарию. Тридцатипроцентную! Кто тебе рекомендацию писал? То-то! Так что давай, не спорь и не упрямься.

Видя, что Понеделкин засомневался, сидит, думает, барабаня пальцами по лакированной столешнице, Синица решил развить успех:

- Видишь, я тебе не приказываю. Прошу, уговариваю. Как с равным разговариваю. Кстати, вчера я у шефа твоего в больнице был. Он мне сказал: выйдет из больницы - будет переходить на рядовую работу. И до пенсии ему - меньше года. Вникаешь? Вакансия образовывается...

И подумал:

- Конечно же, на место начальника КБ Вараксин пойдет. Ксения уже давно просит у меня эту должность для своего муженька. Лаботряс, но чего не сделаешь ради любимой женщины!

Вдруг Понеделкин воочию увидел постельную сцену с двумя участниками - Синица и жена Гены Вараксина Ксюша занимались любовью где-то на лоне природы. Дело было днем, ярко светило солнце. Понеделкин подумал, что все происходит в рабочее время, а Гена, скорей всего, сидит на своем рабочем месте и разгадывает очередной кроссворд.

Но Витя не обрадовался высоким темпам развития своего дара.

- Нехорошо, - подумал Синица и перестал вспоминать Ксению. - Нехорошо получилось. Наврал парню, обнадежил. Ну да черт с ним. Понедельник молодой еще, потерпит. А Ксения - моя последняя любовь. Лебединая, так сказать, песня. Может быть... - И вслух: - Ну что, Виктор Иванович, договорились?

Понеделкин медленно поднялся:

- Как с равным, говорите? Лебединая песня, говорите?

У Синицы отвисла нижняя челюсть, и сигарета упала на брюки.

- Ты что, Понеделкин... оборзел?

- Да пошел ты...! - Витю прорвало. Он наговорил Синице такого, чего сам от себя не ожидал. Одним словом, сказал все, что о нем думал. И ушел, хлопнув дверью.

Степка Пирогов был на своем законном месте.

- Дай закурить!

- Понедельник, ты чего это? ...А-а-а, нахлобучку за опоздание от Синицы получил. Этого следовало ожидать. Что, не прошла байка про самосвал?

- Закурить дай, - повторил Понеделкин.

- Ты ж бросил...

- Я могу и в кафетерии купить.

- Да кури, жалко, что ли, - Степан протянул Вите мятую пачку "Орбиты". Понеделкин закурил. Дым показался ему горьким, но сила воли у Вити была, сигарету он выкурил почти до фильтра, хоть было противно, и после второй затяжки закружилась голова.

Когда Понеделкин возвращался в КБ, навстречу ему плыла Юля, а позади нее шел Гена Вараксин и смотрел на Юлину попу. Витя зашел в кабинет, открыл лежащее сверху техзадание и подумал: "Ну и черт с ним! Пусть начальником КБ будет Гена. Не очень-то и хотелось". Поерзал и снова подумал: "Вру. Зачем я себе вру? Хотелось. Мало того, считал себя самой подходящей кандидатурой на эту должность. Считал и даже Женьке похвастался. Самонадеянный болван. Болван и придурок. Хотя, чего это придурок? Сказал правду. Все лучшие люди за правду страдали. И я буду страдать. И бороться. Принципиально".

Но бороться не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Даже знать о чем думают сослуживцы, почему-то не хотелось.

Гена Вараксин сиял. Войдя в КБ он спрятал, хоть и с опозданием, довольную улыбку. Проходя мимо стола, за которым сидел Понеделкин, Гена бросил на него косой взгляд, в котором злорадства не было, а было смущение и неловкость.

Может рассказать ему о том, что у его жены роман с Синицей? ...Не стоит. Отреагировать Вараксин может бурно, пойдет, набьет Синице морду. Ну и что? Легче Гене не будет. Рога - либо они есть, либо их нет, а какой эти рога длины - роли не играет. Да и не поверить может Генка. Что у него, у Понедельника доказательства есть? Нет, лучше не говорить. Рано или поздно Вараксин сам все узнает. А не узнает, так может, оно и к лучшему.

Правда, соблазн рассказать об адюльтере был. Гена вспылит, пошлет Синицу после того, как набьет ему морду, туда же, куда его уже Витя послал. И не станет начальником КБ. Ну и что? Из этого не следует, что начальником будет Понедельник. Совершенно не следует. Лучше промолчать.

Витя попробовал вникнуть в суть техзадания, но так и не смог. Встал и вышел, решил идти домой.

Степка курил на лестничной площадке, словно и не уходил оттуда. Витя хотел пройти мимо, но Степка зацепил его за рукав.

- Покурим?

Понеделкин отрицательно мотнул головой.

- Ладно, не кури, послушай. Я видел в бухгалтерии список на премию за прошлый месяц. Твоя фамилия вычеркнута. И роспись Синицы. Знаешь, сколько против твоей фамилии стояло? Пятьдесят рублей! Треть оклада, между прочим. Это что, все из-за опоздания?

Понеделкин выдернул рукав из цепких Степкиных рук и, не ответив, стал спускаться по лестнице. В фойе он заметил, что в ряду портретов на Доске почета одно свободное место. С утра там висела его фотография.

"Зато сказал, что хотел!", - подумал Витя.

На улице стояла июльская жара. Все плавилось - и асфальт, и краска на лавочках. Полдень.

Когда он пришел домой, стрелки показали двенадцать двадцать. Женя была дома. Она работала посменно и сегодня была выходная.

- Ты что так рано? - удивилась жена.

"Картина Репина: "не ждали"? - хотел ответить Витя, но промолчал, захотел понять Женькины мысли. Услышал:

- Господи! Как я устала! Сейчас молчком пройдет в комнату, завалится на диван и будет газету читать, ожидая, когда я его обедать позову. Не жизнь, а малина. Мне бы так... Куда же в обуви-то? Только ведь пол помыла!

- Куда же в обуви-то? Только ведь пол помыла! - раздраженно сказала Евгения, грозно взглянув на мужа.

Витя попятился к обувной тумбочке и сбросил свои болгарские туфли, названные дворником из сквера "белыми тапками". Обойдя свои пыльные следы на еще не просохшем полу, и ощутив, как моментально повлажнели носки, Витя подошел к жене, чмокнул ее в щечку.

- Как дела, Женечка? - спросил ласково.

- Как всегда... - удивленно протянула жена и подумала: - Что это с ним? Я уже забывать стала те времена, когда он целовал меня, придя с работы. Странно. Подлизывается. Провинился в чем-то и подлизывается теперь. Интересно, что натворил?

Понеделкин прошел на кухню. О своих внезапно появившихся феноменальных способностях он решил пока ничего не говорить. Время покажет. На кухне он сразу подошел к плите и, как обычно, стал проверять, что там варится. Приподнял крышку на кастрюле - борщ. Крышка была горячей. Понеделкин выронил ее и схватился рукой за ухо. Крышка скользнула по кастрюле, упала на пол и затарахтела, покатившись под стол.

- Вот дурачок! Опять горшки проверяешь? Бог наказал. - Женя стояла в дверях с тряпкой в руках, которой только что подтерла его следы в передней. Стояла и улыбалась с издевкой. Добавила, уходя: - Любопытной Варваре на базаре...

- Нос оторвали, - закончил за жену Витя и пошел за ней в ванную. Положив руки Женьке на плечи, заглянул в лицо: - Помочь что-нибудь? Я могу...

- Да неужели? - Женя испытующе посмотрела на Понеделкина. - Ведро нужно вынести.

- Куда?

- На помойку. Куда же еще?

В глазах у Жени было недоверие и еще что-то, словно она силилась прочитать Витины мысли. Но она не умела читать чужие мысли. А он умел. И прочитал:

- Точно! Что-то натворил. С чего это вдруг помочь решил? Подлизывается, ясное дело. Что же он такое натворил? Неужели..., - глаза у Жени наполнились страданием. - Бабу завел!?!

"Подумай. Помучайся. Зато потом стыдно будет за свои мысли, когда все узнаешь!". Понеделкин молча взял ведро и вышел из квартиры.

- На помойку в галстуке! - услышал он то ли мысль, то ли слова. - Замечательно с мусорным ведром смотришься.

Когда Понеделкин вернулся, Женя, молчаливая и какая-то отрешенная, собирала на стол. Мыслей не было, во всяком случае, Витя не смог их уловить. Он сел за стол, взял ложку, потянулся за хлебом.

- Ну, и что случилось? Рассказывай. - Голос жены был холодный и жесткий.

- Да ничего не случилось, все в порядке.

- Нет случилось. Я вижу. Почему сегодня не работал?

- Я работал. Вернее, хотел работать, но..., - Понеделкин вдруг ни с того, ни с сего ляпнул: - Я шефу нахамил, и он меня премии лишил.

Женя, как стояла, так и села, благо, табуретка оказалась на месте.

- Синица?

- Синица. И еще..., начальником КБ назначат Генку Вараксина.

Женя подумала:

- Слава богу, не в бабе дело.

- И вообще, я решил из института уходить.

- А чего слава богу-то? - продолжала размышлять Женя. - Как хотелось ремонт сделать, новую стенку купить. А по осени снова в Болгарию собирались. Или в Югославию. Съездили. Придется к маме на огород...вместо Югославии. Облагодетельствовал, кормилец. И так-то как с козла молока, а теперь и вовсе на голодный паек садиться. Пока работу новую найдет... Инженер! Вот у Ленки муж - мужик! Кооператив открыл. Теплотрассы промывает, деньги зарабатывает. Ленка на "восьмерке" по магазинам разъезжает, а мужик деньги в дом несет. А этот...

Женя молчала и смотрела на Понеделкина. Нехорошо смотрела, с упреком; Витя почувствовал, что сейчас сорвется, как в кабинете у Синицы. Ума хватило - сдержался. Встал из-за стола голодный и, не говоря ни слова, вышел из квартиры. Дверь за собой хотел закрыть тихо, но порывом ветра из распахнутого подъездного окна ее захлопнуло, да так, что штукатурка посыпалась. Витя не ответил на приветствие старушек, сплетничающих на лавочке возле подъезда, просто не увидел их. Быстро пересек двор и нырнул в арку соседнего дома.

Все! Баста! Надоело! Начинаю новую жизнь. Из института ухожу, на нем свет клином не сошелся. Институтов полно, а такого специалиста, как я, всюду ждут. С женой развожусь. Пусть себе "мужика" из кооператива ищет. Который деньги лопатой гребет...

Так думал Понеделкин, шагнув с тротуара на проезжую часть. И вдруг...

Громкий сигнал автомобиля раздался неожиданно, ударив по нервам, и тут же слился с протяжным и противным скрипом тормозов. Все повторилось, словно прокрутили кинопленку, отснятую утром. Все то же. Тот же ЗИЛ, тот же парень в клетчатой рубахе. Только солнце - оно не пробивалось через кроны раскидистых кленов, растущих в сквере, а стояло высоко в небе и немилосердно пекло.

- Это опять ты! Ты что, преследуешь меня? Хочешь, чтобы я из-за тебя, козла в тюрьму попал?

Когда Понеделкин очухался, он снова сидел на той же самой лавочке. Соображалось туго.

Что это? Что со мной? Почудилось все, что ли? Приснилось? Я весь день проспал на этой скамейке?

Понеделкин огляделся. Мимо шли редкие прохожие. Из сквера вышла Катюша Зайцева и, посмотрев направо и налево, убедившись, что успеет, быстро перебежала улицу Вересаева. Понеделкин взглянул на часы - ровно час дня. Заметив Витю, Катюша остановилась.

- А меня товарищ Вараксин раньше отпустил, - решила объяснить она и затараторила: - Раньше, чем вы. А вы, Виктор Иванович ушли так неожиданно. И никому ничего не сказали. А Геннадия Львовича временно исполняющим обязанности начальника КБ назначили. А что у вас с Николаем Никифоровичем произошло? Мы все думали, начальником вас назначат, а назначили Геннадия Львовича. Вы заболели? Дудник сказал, что вас, наверное, Синица выгнал. И Степа Пирогов заглядывал. Ерунду всякую про вас рассказывал. Вам плохо? Вы придете завтра на работу?

- Катя, ты куришь? Ну..., в смысле, у тебя сигареты не найдется?

- Не найдется. Не курю. Но если вы закурить хотите, давайте я до киоска добегу и куплю вам...

- Спасибо, Катюша. Не надо. Я передумал курить. Плохая это привычка, вредная. Ты, Катя, иди. Тебя ведь Славик ждет?

- Славик, - кивнула Катюша. - Ждет. А вы откуда про Славика знаете?

Понеделкин улыбнулся:

- Случайно. Слышал, как ты в фойе по телефону разговаривала.

Катюша не поверила, но уличать Понеделкина во лжи не стала.

- Иди, Катюша. Я приду завтра на работу. Все нормально.

Катюша ушла, но несколько раз оглянулась прежде, чем свернуть в переулок.

Значит, было! Значит, ему ничего не приснилось. Был разговор с Синицей, был серый пустой прямоугольник на Доске почета вместо его портрета, были отчаянные Женькины мысли и хлопок дверью. Все это было! Понеделкин ужаснулся. Что он натворил за половину сегодняшнего дня! Зачем? Поругался с начальником отдела. А ведь он не на даче у себя работать предлагал. Дело наверняка нужное. Да и конструкторов загрузить работой не повредило бы. Разболтались. Один с похмелья мается, второй кроссворды разгадывает. А ведь это он позволил им разболтаться. Рано ему еще в начальники КБ. Характер менять надо. Добрый чересчур. Жестче надо. Требовательней. Принципиальней. ...Женя! Зачем я ее-то обидел? Ушел, дверью хлопнул. Нечаянно, но она-то подумала, что со зла. Женьку тоже понять можно. Работает медсестрой, работа собачья. А после смены - дом. Крутится, как белка в колесе: и помыть, и постирать, и обед приготовить. А я-то! Прихожу - и на диван. Или телевизор смотрю, или газеты читаю. А ревнует, подозревает - так я сам виноват. На работу - с иголочки, а дома - в майке и растянутых трениках. Да и слова доброго не скажу. А ведь ей внимание мое нужно, нежность. Нежность, вот что куда-то ушло из моего отношения к ней. Неужели я этого не понимаю? Да понимаю же! Но почему? Почему же тогда, черт возьми?!! По другому жить надо. Все! Решил. Начинаю новую жизнь. Приду - перед Женькой извинюсь. Предложу завтра в кино пойти, или в гости к кому-нибудь. А можно и к себе гостей пригласить. Так, - Витя быстро посчитал в уме: - пятница, суббота и воскресенье Женька выходная. Заберем Наташку от бабушки и махнем в субботу втроем на озеро. С палаткой. Порыбачим, ухи сварим. А можно мяса намариновать и шашлычки пожарить.

И бриться только по вечерам буду.

На душе стало как-то легко и тепло. Захотелось домой. К тому же Понеделкин почувствовал, что страшно хочет есть, просто умирает от голода. Он встал и торопливо зашагал к дому. Солнце казалось ему не палящим, а ласково оглаживающим. Пахло не то арбузами, не то соком скошенной травы. Пахло сильно. Запах шел из сквера и тек через улицу, летел над ней пахучей волной. Было слышно, как в сквере работает газонокосилка.

Воробьи хохотали по-воробьиному.

Навстречу Понеделкину шла блондинка, та самая, утрешняя. Только прическа у нее была другая.

Интересно, подумал Понеделкин, успела ли она все свои дела сделать? И появилась ли на работе, как планировала?

Блондинка прошла мимо, а Витя ничего не уловил, кроме запаха духов и лака для волос.

Странно!

А вот идет стайка в железках. О чем они думают?

По тротуару шли четверо парней в потертых джинсах и металлических заклепках на всей одежде, в цепях и каких-то иголках. У одного, самого высокого, обе половинки черепа были выбриты, а посредине торчал гребень-ирокез. Остальные трое были не стрижены уже несколько лет. И скорей всего они редко мыли головы - волосы сальные и спутанные. Вида парни были педикулезного, но о том не ведали, так как и слова-то такого не знали.

Панки шли молча, жуя жвачку и позвякивая железом. Сколько Понеделкин не напрягался, ничего уловить не смог.

Ну, у этих мыслей может и не быть, подумал он и поравнялся с интеллигентного вида пареньком, который в одной руке держал "Аргументы и факты", а другой толкал перед собой детскую коляску с младенцем.

Ну, здесь-то я узнаю что-нибудь, решил Понеделкин, но ничего не узнал.

Неужели его феноменальные способности исчезли, напуганные визгом тормозов самосвала? Неужели? Витя стал пристально всматриваться в лица прохожих, пытаясь заглянуть в глубь их сознания, уловить хотя бы обрывки мысленных фраз. Он ничего не слышал. Ни-че-го. Неужели все кончилось? Хорошо это или плохо? День, прошедший под лозунгом "читаю чужие мысли", ничего хорошего Понеделкину не принес. Одни неприятности. И все же Вите было жалко утраченного дара - обидно потерять что-то, пусть даже случайно найденное. Понеделкин продолжал безрезультатно сканировать головы прохожих, пока, наконец, очередной прохожий, рассерженный чрезмерным любопытством к своей персоне незнакомого человека, не остановился и не сказал:

- Что нужно? Больной что ли? - и покрутил пальцем у виска.

- Извините, - сказал Витя, - обознался. - И вдруг ему стало стыдно того, что он делал. Возникло неловкое ощущение, что он подглядывает в замочную скважину, а потом вдруг как-то сразу успокоился. Даже обрадовался, что его феноменальность прошла. Теперь он снова стал нормальным человеком.

Дверь он открыл своим ключом. Женя гладила белье на кухонном столе. Увидев вошедшего мужа, она поставила утюг на подставку и вышла к Вите в переднюю.

- Ну что? Успокоился, дурачок? - Это "дурачок" прозвучало так ласково, что у Понеделкина на глазах навернулись слезы. - Иди, мой руки. Я погрею обед. Остыло все.

- Я люблю тебя, Женька!

Женька молчала. Она смотрела на него, и в глазах ее было счастье. Понеделкину не нужны были феноменальные способности, чтобы прочесть в ее глазах:

- Я тебя тоже, дурачок!

Рассказ написан в 1989 году, литературная обработка - ноябрь 2006г.

Комментарии: 4, последний от 10/07/2008. © Copyright Царицын Владимир Васильевич (zarizin@mail.ru) Размещен: 01/08/2007, изменен: 17/02/2009. 42k. Статистика. Рассказ: Фантастика Фантастика		Ваша оценка:
Аннотация: Этот рассказ отвергла редакция альманаха Б.Стругацкого Полдень 21 век, ответив, что он напоминает фильм Чего хотят женщины. Возможно и напоминает, но написан он мною в 1989 году, когда Мэл Гибсон был еще Безумным Максом. Так что, дорогие читатели, не считайте мой Феномен плагиатом.

Царицын Владимир Васильевич : другие произведения.

Феномен