Царицын Владимир Васильевич : другие произведения.

Земля и золото

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман окончен.

  Земля и золото.
  Роман
  
  
  Пролог.
  Если бы не это предложение, Таран точно уехал бы. Собрал бы кое-какие вещички, которые в силу неполной утраты своей функциональности еще можно было оставить для временного использования и так, на память - мелочь всякую - остальное раздал бы бомжам или просто вынес на помойку (сами заберут), продал бы свою квартиру и... гори оно все синим пламенем! Во Францию уехал бы или в Голландию. Или вообще за океан - в Штаты.
  Вообще-то уезжать он не хотел, но и существовать на жалкие четыре тысячи двести рублей в месяц в отечестве, у которого неизвестно когда дойдут руки до геологоразведки (да и дойдут ли когда-нибудь вообще?) было уже невмоготу. Поначалу как-то перебивался и на что-то надеялся, ел пельмени, сваренные на бульоне из кубика 'Кнорр', пил пакетированный чай и дешевую водку, изредка (как правило, раз в месяц - в день зарплаты, или когда левые заработки обламывались) приводил к себе случайных попутчиц по жизни и ждал лучших времен. Но время шло, и ничего не менялось. Нет, все менялось огромными темпами, но менялось к худшему. Финансирование заглохло, количество экспедиций резко уменьшилось и стало приближаться к абсолютному нулю. Таран какое-то время кис на камеральной работе, но вскоре она ему обрыдла. Как же так, думал он, недра необъятной родины таят в себе неисчислимые богатства, а государству наплевать на свое будущее. Качают газ и нефть из старых скважин, высасывают все до донышка, добывают золото, серебро и прочие металлы на приисках и рудниках, открытых еще при советской власти, а то и при царе-батюшке, а новых месторождений не ищут. Денег нет. Их вдруг резко не стало. Они куда-то делись. Геолог Таран был далек от экономики, а от политики еще дальше. Ему было все равно, куда делись деньги, но он совершенно отчетливо понимал, что геологоразведка в России умерла. Если она и воскреснет когда-нибудь, у Тарана уже не будет здоровья и сил, а может быть и желания заниматься ею.
  Убедившись в этом окончательно, то есть, дойдя до состояния, когда один вид дешевых пельменей с соевой начинкой сразу начинал провоцировать его организм к рвоте (аналогично - с дешевыми жрицами любви), Таран плюнул на свои беспочвенные ожидания и, преступно воспользовавшись институтским компьютером с выходом в Интернет, разослал свои анкеты во многие заграничные департаменты, аналогичные российскому Министерству Геологии и почти во все отделения Всемирного Минералогического Общества и, к своему удивлению, получил положительные ответы сразу из нескольких стран. Кое-кому показались небесполезными его опыт и квалификация.
  Сидел и раздумывал - куда податься? Условия, сформулированные в ответах, были примерно одинаковы - небольшой оклад на первое время (кстати сказать, совершенно неопределенное время), вид на жительство после прохождения стандартных процедур и по истечении срока адаптации, возвратная ссуда для поддержки штанов. Еще кое-какие гарантии и блага. Не ахти, но чего еще он ожидал? Так не один ли хрен, куда ехать?! И все-таки решил поехать в Америку. Вслед за Мишкой Каверзневым, отбывшим туда три месяца назад.
   А что? Буду искать золото, подумал Таран, буду, во всяком случае, заниматься тем, чему меня учили. Не в России, так в Монтане или Неваде. Там в этих штатах вроде бы золото еще должно остаться. А то глядишь, с Мишкой собственное предприятие организуем. Правда, Мишку еще разыскать нужно. Мишка - чудак на букву 'М' - уехал, и уже целый квартал не подает признаков жизни...
  В дверь позвонили. Таран открыл, не спросив 'кто там?', а кого бояться? Бандитов? Грабителей? Грабители только посмотрят, как он живет, еще и денег дадут.
  - Таран?
  На пороге стоял худой нервный человечек с обширной лысиной и неспокойными бегающими глазами. Он показался Тарану напуганным, но и смешным в этой напуганности, мелькнула дурацкая мысль - крикнуть сейчас: 'Хальт! Хенде хох!' - сорвется этот плешивенький и кинется вниз по лестнице, роняя кал.
  - Он самый, - подтвердил Таран, непроизвольно растянув губы в улыбке, так как живо представил себе картину поспешной эвакуации по лестнице пугливого визитера.
  - Просили передать.
  В руках у Тарана оказался конверт. (Хм!) Пока он его рассматривал, визитера и след простыл. Таран посмотрел в лестничный проем, увидел мелькнувшую тень и услышал, как хлопнула подъездная дверь, снова хмыкнул и вернулся в квартиру.
  На конверте не было обратного адреса, на нем вообще ничего не было - чисто белый (точнее - грязно-белый) прямоугольник, и ни буковки, ни почтовой отметки. А письмо оказалось от Мишки. Вот так совпадение! Только подумал о нем, и на тебе.
  
  Привет, дружище!
  Таран узнал Мишкин, практически не читаемый почерк.
  Надеюсь, буду еще жив, когда ты получишь мое короткое письмо. Все может случиться. Напиши на этот адрес...
  Далее шло мыло, на которое Таран должен был сбросить электронное письмо.
  ...Напиши на понятном нам обоим языке, буду точно знать, что от тебя.
  Если получишь ответ, значит я жив, если не получишь в течение суток, знай - меня нашли. Не буду писать кто и что, и о том, как я жил это время писать не буду. Сразу о деле.
  Это (слово 'это' подчеркнуто) - вовсе не то, что я искал. Информация обо всех событиях находится в надежном месте, которое ты легко найдешь, если вспомнишь о моем школьном увлечении (я тебе рассказывал) и расшифруешь этот код: НХ3/2К
  
  Все. Больше ни слова. И подписи не было. Но это точно писал Мишка, его каракули. Они были знакомы с Мишкой еще с абитуры, и им не раз приходилось друг у друга вычитывать курсовики перед сдачей. Стоя в прихожей, Таран перечитал письмо несколько раз и отчетливо осознал, что ему срочно требуется никотиновая доза. И чайку горячего, да покрепче, глотнуть не помешает. Прежде чем приступить к детальному разбору и осмыслению Мишкиного послания, он с письмом в руках последовал на кухню. Положил письмо на кухонный стол, поставил чайник на газ и закурил, ожидая, когда чайник закипит. Таран всегда курил только на кухне при закрытой двери и открытой форточке - сигаретный дым из его комнаты-пенала выветривался долго, надо было входную дверь открывать. В чайнике воды было мало, всего на одну порцию, поэтому он закипел быстро. Положив в бокал сразу два пакетика, Таран закурил новую сигарету, прикурив от выкуренной. Едкий дым стоял и в форточку улетучиваться даже не собирался, Таран распахнул настежь окно и снова взял в руки письмо.
  Послание было похоже на бред сумасшедшего. Вернее, было бы похоже на оный, если бы его написал кто-нибудь другой. Кто угодно, но не Мишка. Мишку Таран знал как облупленного, его друг никогда не искал целенаправленно, но почему-то всегда находил приключения на свою многострадальную задницу. И сейчас наверняка нашел. Во всяком случае, это не было похоже на розыгрыш, а чувствовалось и казалось вполне очевидным, что Мишке грозит какая-то реальная опасность. Возможно, смертельная опасность.
  Это первое, что являлось понятным.
  Написать электронное письмо на понятном им обоим языке - это тоже ясно. На первом же курсе института они с Мишкой изобрели свою собственную стенографию, то есть, свой собственный язык сокращений и замен слов на символы. Вернее, изобрел Таран, а Мишка Каверзнев его освоил. Мишка всегда ленился записывать лекции и пользовался конспектами друга и соседа по общежитской комнате, а так как в конспектах этих были сплошные сокращения, крючки, стрелки, квадратики и прочие геометрические фигуры, то ему волей-неволей пришлось постичь этот странный язык.
  '...буду точно знать, что от тебя'. Ясно, как божий день. Мишка опасается попасть в ловушку, дезинформированный ложным электронным письмом, отправленным якобы от его, Тарана, имени. Да..., дела...
  'Это - вовсе не то, что я искал'. Что 'это'? Может, Мишка имеет в виду великую американскую мечту? Он уехал, собираясь поймать удачу за хвост, но мечта оказалась неприемлемой для широко распахнутой и по-детски наивной Мишкиной души, совершенно не приспособленной к жизни в обществе, где нужно иметь крепкие локти, чтобы расталкивать конкурентов и обладать цепкостью обезьяны, чтобы карабкаться вверх по головам.
  Ничего удивительного, но здесь возможно и что-то другое. Что? Все, что угодно ...Ладно, дальше. А дальше следует - 'Информация обо всех событиях находится в надежном месте, которое ты легко найдешь, если вспомнишь о моем школьном увлечении (я тебе рассказывал) и расшифруешь этот код: НХ3/2К
  Понятно, что Мишка оставил где-то письмо для него. Но где? В каком таком месте? Что это за код Да Винчи: Эйч Экс Три дробь Два Кью?.. И о каком увлечении пишет Мишка? Какая-то школьная подруга?.. Таран напряг память, но вспомнить что-либо существенное и важное из Мишкиных рассказов о его школьном прошлом не смог. Если бы случилась в жизни друга некая всепоглощающая страсть, Таран помнил бы о ней, но Мишка, хоть и не был женоненавистником, не определял для представительниц прекрасного пола главенствующей роли в деяниях и мыслях своих.
  'Надо написать Мишке письмо на указанный в письме электронный адрес, - решил Таран, - сообщить, что послание я получил, прочел, но мало что понял'
  Таран посмотрел на часы - начало восьмого. Пока он доберется до института, будет восемь, все уйдут. Все-то ладно, но уйдет директор, который определил для себя удобные часы работы - приходит к обеду, а уходит после всех. А ключ от кабинета, где стоит единственный компьютер с выходом в Интернет тетя Дуся Тарану ни в жизнь не даст. Особенно после того, как пришел в институт счет за межгород и шеф разобрался, что это за переговоры такие. Тарана вмиг вычислил, и тому влетело по первое число. Деньги по счету за Интернет у старшего научного сотрудника Тарана безжалостно удержали из его небольшой зарплаты, а тете Дусе было строго настрого запрещено давать колюч кому бы то ни было без разрешения директора.
  'Что ж, - подумал Таран, - пойду к шефу завтра, упаду ему в ноги и буду просить попользоваться Интернетом в кредит, под зарплату текущего месяца. Или в кассу заплачу...'.
  Он порылся в карманах, пересчитал извлеченную наличность и понял, что все-таки придется просить у шефа кредит до зарплаты.
  И тут снова раздался звонок в прихожей.
  'Я сегодня на редкость востребован, - мысленно удивился Таран и пошел открывать дверь. - А может, это сам Мишка? Разыграл меня таким образом. С него станется...'
  Но это был не Мишка Каверзнев.
  - Господин Таран?
  Второй визитер оказался полной противоположностью первого - высокий и седовласый, вальяжного вида. Спокойный и самоуверенный как мостино неаполитано. И похож на мостино. Брылями, что ли? Глаза у незнакомца не бегали, смотрели пристально, в упор. Одет он был в дорогой, сидящий, как влитой, без единой морщинки темно-серый костюм и при галстуке модного золотистого цвета. В руках - черный кейс из натуральной кожи (предположить, что столь хорошо упакованный человек может пользоваться чемоданчиком из кожзаменителя, было бы просто глупо).
  - Он самый, - точно так же, как и нервному посыльному ответил Таран. - С кем имею честь?..
  - Донских Борис Николаевич, - представился нежданный гость и протянул Тарану визитную карточку, вынув ее из нагрудного кармашка, - заместитель директора по науке 'Фонда развития современных технологий и поддержки молодых ученых России'.
  - Круто, - без особых эмоций в голосе сказал Таран, вертя в руках визитку. - Тут написано 'Институт Будущего'.
  - Мы предпочитаем именовать себя именно так - институт Будущего. Я войду?
  - Проходите, - пожал плечами Таран.
  Борис Николаевич вошел и скептически осмотрелся.
  - Вот так живет элита русской геологии, - произнес он грустно и, как показалось Тарану, слегка наигранно, по театральному.
  - Ну, это вы, Борис... - Таран подсмотрел в визитке, - ...Николаевич, через край хватили. К элите я не отношусь. Так, рядовой, хотя и старший научный сотрудник.
  - Не прибедняйтесь, господин Таран. Мы наводили о вас справки. Знаем, у вас есть заслуги, читали ваши труды.
  Таран грустно взглянул на книжную полку - на ней стояли объемные фолианты трудов Гутенберга, Синицы, Логвиненко, Городницкого и других известных геологов и петрографов. Даже Обручев был, но не его научные труды по палеонтологии, а фантастический роман 'Плутония'. Ряд замыкала тоненькая книжонка в мягкой блеклой светло-голубой обложке - личный вклад старшего научного сотрудника НИИ геологии Тарана в науку.
  - Чаю хотите?
  - С удовольствием.
  - В пакетиках, - предупредил Таран, - но хороший. 'Ахмат' с бергамотом.
  - Годится! - жизнерадостно откликнулся Борис Николаевич, но когда Таран отвернулся, чтобы идти на кухню, поморщился - чаю из пакетиков он наверняка предпочитал свежемолотый и заваренный в турке кофе.
  - Итак, - сказал Таран через несколько минут, подвинув гостю чашку, расписанную малиновыми и зелеными листочками, - чем моя скромная персона заинтересовала ваш Фонд, который вы с таким пафосом называете 'Институтом Будущего'?
  - Как следует из полного, официального названия нашей организации, мы занимаемся поддержкой молодых российских ученых. Наши молодые ученые, их светлые головы, так сказать - это и есть будущее России. И в этом нет никакого пафоса.
  - Хм... - хмыкнул Таран.
  - Кстати сказать, я сюда не просто так по пути зашел...
  - Да?
  - ... а чтобы оказать вам вышеуказанную поддержку.
  - Вы хотите дать мне денег? - Таран кивнул на кейс, стоящий у ног Бориса Николаевича. Тот улыбнулся:
  - Существует два способа накормить голодного человека рыбой. Первый - дать ему этой рыбы, второй - дать удочку, и он сам наловит, сколько пожелает. - Борис Николаевич посерьезнел: - Мы хотим предложить вам работу, господин Таран. По вашему профилю - геологоразведка. Мы в курсе дела, что вы обращались в различные организации за рубежом и в ближайшее время намерены покинуть Россию. Объяснять ничего не нужно, я все понимаю...
  - Откуда вам это известно? - удивился Таран. Одно дело, подумал он, навести справки, выудить из вороха научной литературы его, так называемый труд, а совсем другое - прознать о его поисках работы за рубежом. Хотя..., наверное, и это не проблема.
  - Слухами земля полнится, - загадочно улыбнулся Борис Николаевич и снова посерьезнел: - У нас есть методы добывания информации, господин Таран. И у нас всюду есть люди. Но это к делу не относится. Мы не можем допустить, чтобы ваши мозги утекли за границу. И ваш опыт...
  - Здесь не нужны ни мои мозги, ни мой опыт, - жестко и с явной обидой в голосе произнес Таран.
  - Это сейчас не нужны, - возразил Донских. - Хватятся наши государственные мужи, поздно будет. Потеряют будущее. Вот мы и создали 'Институт Будущего' чтобы сохранить то, чем обладает Россия и что она теряет ежедневно и ежеминутно - интеллектуальный потенциал... Эх-хэ-хэх, сколько талантливых людей уехало на Запад! Сколько светлых голов мы потеряли!
  Таран пристально посмотрел в глаза собеседнику, сетования Бориса Николаевича по поводу утечки российских мозгов на запад опять показались ему наигранными. А, впрочем, какая разница? подумал он, посмотрим, что будет дальше. И потянулся к пачке 'Явы', лежащей на столе. Сочтя это движение за разрешение курить, Борис Николаевич достал свои сигареты. Таран отметил, что его неожиданный визитер курит дорогой 'Парламент'. Если бы у Тарана было достаточно денег, он бы курил 'Парламент'. Не 'Мальборо', не 'Житан' какой-нибудь для понтов, а именно 'Парламент' - вкус этих сигарет ему нравился. Но денег на 'Парламент' у Тарана не было, а потому он курил 'Яву золотую'.
  - Угощайтесь, - предложил Борис Николаевич, протягивая бело-синюю пачку.
  - Спасибо, - сказал Таран, но закурил свою 'Яву'. - Слухи о моем отъезде сильно преувеличены, а ваши люди, которые всюду, поторопились с докладом. Я еще ничего не решил.
  - Потому я и здесь. Успел?
  - Смотря что.
  - Как я уже сказал, мы имеем возможность предложить вам работу по вашему профилю. Геологоразведка месторождений золота и прочих драгметаллов. Но преимущественно - золота. Вы знаете, господин Таран, потребность в золоте растет не по дням, а по часам.
  - Да ну? - усмехнулся Таран. - Женам и длинноногим любовницам олигархов не хватает золотых украшений? Неужто уже все цацки в ювелирных салонах скупили?
  - Господин Таран, - укоризненно произнес Борис Николаевич, - вам ли не знать, для каких целей в России и во всем мире добывается золото? Шутку я вашу конечно оценил, но она э-э-э... несколько неуместна. Нет, я понимаю ваш сарказм. Сейчас многие так думают. Думают, что Россия умирает. Но кое-кто считает иначе.
  - Вы, например, - догадался Таран.
  - Да. Я лично считаю, что у России великое будущее. Причем, не особенно отдаленное будущее.
  - Ну-у-у..., - с сомнением в голосе протянул Таран.
  - И это не только мое личное мнение. Если бы мы, создатели Фонда сомневались в скором расцвете российской экономики, то не имело смысла и создавать его. Скажу прямо - это мнение основано не на слепой фанатичной вере, а на конкретных прогнозах.
  - Лонго прогноз давал? Или Ванга?
  - Ванги к сожалению уже нет в живых, - сказал Борис Николаевич, и Таран, подыгрывая Борису Николаевичу, в подтверждении этого горестного факта сделал печальное лицо и кивнул головой. - Да и Лонго, кстати сказать, тоже. Но если бы мы нуждались в услугах ясновидящих, нам не пришлось бы далеко ехать - в Институте Будущего свои специалисты уровня Ванги и Лонго имеются. Но кроме экстрасенсов и магов у нас и прекрасные аналитики и политологи есть. И не только эти специалисты и не только в нашем Фонде. Как я уже говорил - у нас всюду люди. Во властных российских структурах, за рубежом. Всюду. Мы располагаем информацией. Достоверной информацией и трезвым научным расчетом, и именно на этом базируется наша уверенность. ...Ну, что, господин Таран, продолжаем разговор?
  Таран молча кивнул головой в знак согласия и вдавил окурок в пепельницу.
  - Итак, - продолжил Борис Николаевич, - очень скоро российская экономика станет развиваться такими темпами, что если мы с вами сейчас кое-что не предпримем, то... - он пронзил взглядом облако табачного дыма, посмотрев Тарану в глаза, - ...то это сделают другие. Вам же не хочется оказаться в стане неудачников и опоздавших?
  - Абсолютно не хочется, - с готовностью подтвердил Таран.
  - Значит, будем работать. Работа в поле - то, что вы любите, господин Таран. - Борис Николаевич снова продемонстрировал свою осведомленность о привычках и предпочтениях молодого геолога. - На камеральные работы и в обслугу экспедиций сами найдете себе помощников. В этом вопросе вам предоставляется полный карт-бланш.
  - А в определении мест экспедиций?
  - Будем согласовывать, учитывая естественно ваше мнение, как опытного разведчика недр. Но есть и первостепенный район поисков.
  - Хм, - неопределенно хмыкнул Таран, выдохнув серое облачко сигаретного дыма. - Это все крайне заманчиво. Но я материалист, господин... Донских.
  - Вопрос вашей заработной платы..., - догадался Борис Николаевич.
  - Да, да. Озвучьте, пожалуйста, сумму, которая позволит сберечь мои мозги для будущего России.
  - Для начала эта сумма будет небольшой. Тысяча. - Потенциальный работодатель немного подумал и добавил: - Чистыми.
  - Сколько? - скривился Таран, сразу не уразумев, о какой валюте идет речь.
  - Понимаете, господин Таран, геология в целом и геологоразведка в частности - новое направление деятельности нашего Фонда. Финансирование будет идти в основном за счет других направлений, уже успешно функционирующих. Пока больше тысячи долларов мы не можем платить. Вот когда разовьетесь, раскрутитесь, так сказать...
  - Тысяча долларов? - переспросил Таран внешне совершенно спокойный, и внутренне возликовал: - 'Ни фига себе! Целая штука баксов! И уезжать никуда не надо'.
  - Тысяча, - кивнул Борис Николаевич. - В рублевом эквиваленте, разумеется, мы же с вами в рублевой зоне живем. ...И съемная квартира за счет Фонда.
  - У меня есть квартира.
  - Но это здесь. Наш Фонд находится в Новоахтанговске. Вам было бы... неудобно летать туда-сюда. И к тому же от Новоахтанговска рукой подать до района предполагаемых экспедиций. Я говорил вам, что первостепенный район поисков определен. Город Новоахтанговск - не самый крупный город России, но вы наверняка знаете, где он находится, а район поисков немного южнее Новоахтанговска, практически - приграничная зона.
  - Я знаю этот район. Там...
  Таран замолчал, в памяти почему-то всплыла фраза из Мишкиного письма: 'Это - вовсе не то, что я искал'. А искал Мишка Каверзнев золото, что еще он мог искать? И искал его именно в этом районе. Найти там золото было у Мишки идеей фикс. Он сам был родом из этих мест, и мечтал превратить богом забытый край, свою малую родину в одну из самых богатых и благополучных областей России. Именно поэтому он поступил на геологический, а потом, окончив институт, и начав работать вместе с Тараном в НИИ геологии, долго и упорно убеждал шефа направить экспедицию в Новоахтанговский район. Шеф сопротивлялся, не веря в эту затею, говорил, что ему лично приходилось бывать в этих краях еще студентом. Что золото там, конечно есть, не может не быть, но запасы его невелики и, кроме того, находится оно не в свободном состоянии, а в соединении с теллуром и селеном - очень бедная порода. Но Мишка все-таки его убедил. Настоял, чертяка! Притащил шефу где-то им добытую крупномасштабную (1:25000) карту Новоахтанговского района и заставил его точно указать место, где тот бывал в студенчестве. А когда шеф, крякнув с досады, обвел пальцем район поисков той давней студенческой экспедиции, Мишка заявил: 'Я так и знал. Здесь вы россыпное золото искали, а я предлагаю поискать вот тут. Это же совсем другая местность, это область эпиплатформенной активизации, здесь наверняка жильное золото есть'. Шеф нехотя внял Мишкиным аргументам и скрепя сердце распорядился об экспедиции в Новоахтанговский район. И Мишка стал искать золото. Но не нашел. Может, не успел? Экспедиция, которой он руководил, была внезапно отозвана, и потом даже камералка не проводилась по ее неполным итогам. А может быть, не было там золота вообще? Золото... 'Это - вовсе не то, что я искал'. Это... Может, Мишка нашел все-таки кое-что? Что-то, но не то, что он искал. Не золото?
  - ...там нет золота, Борис Николаевич, - продолжил Таран. - Помню, от нашего института была экспедиция, но золота они не нашли.
  - Я в курсе дела об этой экспедиции, - вяло махнул рукой Донских. - Знаю, что она была отозвана. Сотрудники вашего института, члены той самой экспедиции, просто не успели ничего сделать. Они даже до места поисков толком не добрались. На подходах слегка покапались, пробы грунта взяли. Пару-тройку детальных карт нарисовали. И все. Да что можно сделать за неделю?
  - Может, вы осведомлены и о причине отзыва экспедиции?
  - А как же? Конечно, осведомлен.
  - И что за причина? Это я так..., мне просто интересно. Дела дней минувших...
  - Причина банальная. Кое-кто наверху решил, что руководство вашего НИИ неправильно расходует бюджетные денежки, что ищите вы золото не там, где его искать надо. Там же..., - Борис Николаевич указал взглядом на потолок и снисходительно усмехнулся, - сверху всегда виднее. Чиновники умнее, чем специалисты на местах. Вашему директору влетело, ему было дано строгое указание из министерства срочно поменять район поисков и перенаправить уже сформированную группу в другое место. Директор НИИ, как человек, желающий спокойно дожить до пенсии, спорить с начальством не стал. Он так и сделал... Кстати, я знаю также, что ваш приятель и однокашник Михаил Каверзнев наотрез отказался ехать туда, куда ему было приказано, вернулся с образцами грунта в НИИ, а вскоре уволился и эмигрировал в США.
  - А что бы вам не вернуть Мишку... Михаила Каверзнева и не предложить ему продолжить начатое им дело?
  - Это вам тоже просто так - интересно? - улыбнулся Борис Николаевич. - Или вы альтруист, господин Таран?
  Таран неопределенно пожал плечами. Альтруист ли он? Пожалуй, нет.
  - Каверзнев там, за океаном, а вы здесь. - Борис Николаевич привел аргумент, против которого нечего было возразить. - У нас нет ни малейшего желания командировать своего сотрудника в штаты, разыскивать там вашего друга. Тем более что нет и никакой уверенности в том, что Каверзнев захочет вернуться в Россию. Так зачем нам тогда эти дополнительные расходы? И, кроме того, мы считаем, что ваша квалификация не ниже, а возможно даже намного выше квалификации бывшего мэнээса Михаила Каверзнева.
  - Спасибо за комплимент, - буркнул Таран и добавил слегка раздраженно: - Мэнээсы, так же, как и эсэнэсы бывшими не бывают.
  О мнимом превосходстве его квалификации над Мишкиной он спорить не стал. Мишка был неуживчивым, неудобным для начальства человеком, и, что греха таить - безалаберным до крайности, но геологом он был от бога.
  - По нашим сведениям золото в Новоахтанговском районе есть, - продолжал Борис Николаевич. - Кстати... - Он сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек коробочку, оклеенную темно-вишневым бархатом, в таких обычно продаются ювелирные украшения. - Кстати, - повторил он, - вот этот образец именно оттуда. Самородное золото.
  Борис Николаевич раскрыл коробочку и продемонстрировал Тарану ее содержимое. В коробочке лежал самородок величиной с голубиное яйцо. Таран взял коробочку из руки Бориса Николаевича, вытряхнул самородок на ладонь, взвесил, привычно определяя вес в граммах и каратах.
  - Довольно любопытный экземплярчик, - сказал он. - Форма уж больно необычная. На яйцо похоже. Словно этот самородок специально слепили. Как из пластилина. Такое впечатление, что сначала золото было мягкое, как пластилин, а потом затвердело. Но этого, конечно, быть не может. - Таран еще раз внимательно осмотрел самородок. - Нет, и не литье это. Странная штука... Не встречал такого самородка раньше. Впрочем, природа еще и не такие коленца выкидывает. А кто вам сказал, господин Донских, что этот самородок из Новоахтанговского района? Вы уже посылали туда экспедицию?
  - Можете быть уверены - золото именно оттуда, - не ответил Борис Николаевич на его вопрос. - И мы его поищем. С вашей помощью, разумеется, господин Таран... Ну что, согласны?
  - В принципе... - Таран никогда не был авантюристом, но... может быть, он об этом просто не знал? - Согласен, - ответил он, совершенно неожиданно для себя.
  - Замечательно! - Борис Николаевич потер руки. - Я очень рад, что мы будем работать вместе на благо великого будущего нашей Родины.
  Все-таки пафоса в этом тезке первого российского президента выше крыши, подумал Таран.
  Пафосный Борис Николаевич убрал коробочку с самородком в карман, затем щелкнул замками кейса и выложил на стол мультифору с контрактом и запечатанный пакет. Таран быстро пробежал глазами контракт. Контракт, как контракт, подумал он, стандартный. С одной стороны - 'Фонд развития современных технологий и поддержки молодых ученых России' (в скобках - 'Институт Будущего'), с другой стороны пробел, куда надо вписать имя. Рыба.
  Зацепился взглядом за предпоследний пункт.
  - А это еще зачем? 'Ни при каких обстоятельствах не снимать...'.
  Борис Николаевич нацепил очки в тонкой золотистой оправе и взглянул на пункт, в который Таран ткнул пальцем.
  - Браслет? Он для вашей же безопасности. В браслет вмонтирован ряд датчиков, которые передают в центр контроля все данные о местонахождении и состоянии здоровья носителя браслета. Работа у вас, господин Таран опасная, сами знаете. А мы, располагая информацией о том, где вы в тот или иной момент находитесь, и что нуждаетесь в экстренной помощи, оперативно вам эту помощь окажем. Телефонная связь не всегда бывает надежной. Этот браслет, кстати сказать, разработан нашими спецами-электронщиками. Радиус его действия неограничен, сигнал идет через спутник. Такие браслеты носят все наши сотрудники. И я в том числе. Взгляните. - Борис Николаевич поднял левую руку и приспустил манжет сорочки. Таран увидел часы (дорогие, видимо, швейцарские, он не особенно разбирался в марках часов) на массивном по виду золотом браслете. - У мужчин - точно такие же, у женщин - более изящные браслетики.
  - Здорово! - восхитился Таран. - А часы в комплекте с браслетом идут? - пошутил он.
  Борис Николаевич улыбнулся:
  - Часы в комплект не входят, пока будете эти носить, - он кивнул на простенький 'Романсон' на руке Тарана, - а захотите чего покруче, купите со временем. Думаю, с третьей-четвертой получки такая возможность у вас появится. Не такие, как у меня, но... сейчас много вполне приличных и не очень дорогих марок. Ну что, есть еще вопросы?
  - По поводу пункта о режиме секретности... - Таран указал на последний пункт контракта. - Не перемудрили с режимом-то? Что-то уж больно страшно.
  - Ничуть, - помотал головой Донских, - не перемудрили. Все именно так и должно быть. Именно в этих пределах. Вы золото искать будете, молодой человек, а не бутылки из мусорных контейнеров доставать. А конкуренция в золотом бизнесе - не пустой звук. Мы не одни в этой нише. Если раньше вопросами геологоразведки и разработками новых месторождений драгметаллов государство ведало, и определенный порядок в этом деле был, то сейчас - все кому не лень золото искать кинулись. И в основном среди старателей всякие проходимцы с темным прошлым и, прямо скажем, не очень цивилизованными методами работы. Прямо Дикий Запад какой-то. До стрельбы дело доходит... Ох! Я вас не напугал? Нет? Ну, возможно, я несколько сгустил краски, основная силовая борьба естественно вокруг уже открытых и вовсю функционирующих месторождений разворачивается. Передел прав собственности, сфер влияния, то, се, но... скажем так, сейчас многие и поисками новых месторождений занимаются.
  - Так уж и многие? - усомнился Таран. Ему-то казалось, что сейчас геологоразведкой никто не занимается, а по словам Бориса Николаевича выходило, что 'в поле' из-за несметного количества разведчиков и старателей просто яблоку упасть некуда.
  - Есть у нас конкуренты, господин Таран. Конечно, они о предполагаемом районе изысканий даже не догадываются. Мы заранее подсуетились и все материалы по Новоахтанговскому району из архивов вашего родного института изъяли...
  'О, как!' - уже в принципе без особого удивления отметил про себя Таран.
  - ... и дополнительно выяснили, что решения о разведке золота в вышеназванном районе ни одним учреждением вашего профиля не принимались. Во всяком случае, в последние десять лет. Но залезть в головы всем вашим ныне здравствующим коллегам мы естественно не можем. Кто знает, у кого из них появится аналогичная идея? А если кто просто - на авось? Я вас убедил?
  Вместо ответа Таран размашисто подписал контракт.
  - А это подъемные в размере месячного оклада, адрес нашего Фонда и билет до Новоахтанговска на послезавтра. - Борис Николаевич подтолкнул Тарану конверт.
  - Почему на послезавтра?
  - Вам же надо решить свои дела - уволиться с работы, что-то сделать с квартирой, может, вы ее сдавать в аренду надумаете?
  - Сдавать? - Таран задумчиво почесал затылок и посмотрел на давно не беленый потолок. - Не думаю, что это у меня так быстро получится. - И подумал: 'А может, продать эту конуру к чертовой матери! Я ведь и собирался ее продать, если решу уехать...'.
  Борис Николаевич словно читал его мысли.
  - А можете продать, - сказал он. - Кстати, у меня в вашем городе много знакомых. Есть и один знакомый агент по недвижимости, замечательный человек, между прочим, и честный, что очень редко встречается среди риэлтеров. Думаю, он вам настоящую цену предложит, не заниженную. Продадите, потом добавите и купите себе нормальное жилье. Где захотите, кстати. Или здесь, в Энске, или в Новоахтанговске. А может, в Москву захотите перебраться... Могу позвонить. Он придет прямо сегодня, а завтра все быстро с ним оформите. Если договоритесь, конечно. Звонить?
  - А, - Таран махнул рукой, - звоните.
  Донских вытащил из кармана плоскую как служебное удостоверение 'нокию' и набрал номер. Ответили тотчас, словно ждали его звонка. Пока Борис Николаевич разговаривал с риэлтером, Таран с интересом, но осторожно и незаметно прощупал довольно пухлый конверт. Открывать его при Борисе Николаевиче не стал, счел это неприличным. Потом еще раз бегло пробежал глазами свой экземпляр контракта и не нашел, как ему показалось, ни одного подводного камня и ни одной ямки, куда можно было провалиться.
  - Риэлтер будет через полчаса, - сообщил Донских, пряча телефон. - Думаю, вы договоритесь.
  Таран пожал плечами в ответ:
  - Надеюсь.
  - Вылет послезавтра вечером, - напомнил Борис Николаевич, - так что у вас в запасе целых двое суток.
  - Если вы и в работе будете устанавливать такие жесткие сроки, я могу наплевать на контракт и послать вас...
  - Не пошлете. Вы же внимательно изучили контракт, пункт о неустойках прочли. Но я думаю, что до выплаты неустоек дело не дойдет, вам понравится работать в Фонде, - заверил Тарана седовласый 'вербовщик'.
  Когда он ушел, Таран вскрыл конверт. Помимо авиабилета и листка бумаги с напечатанным адресом Фонда в Новоахтанговске, сотрудником которого он стал минуту назад, в конверте лежало десять новеньких, шершавых, но приятных этой шершавостью на ощупь стодолларовых купюр.
  'Может быть, и понравится...', - мысленно произнес он.
  Риэлтер пришел ровно через полчаса, как и обещал Борис Николаевич, минута в минуту. Он представился Аароном Львовичем. Быстро и профессионально осмотрел квартиру, задал пару вопросов про коммуникации и вскоре назвал сумму, от которой у Тарана заломило в висках. Ого! подумал он, на эти деньги запросто можно купить однокомнатную квартиру, но не здесь, а в центре. А если не в центре, то и двушку. А если добавить... Тарану показалось, что на него посыпался золотой дождь.
  Назавтра его заявление об увольнении директор подписал без проблем и без каких-либо уговоров. Просто подписал и все. Глянул на Тарана поверх очков безразличным взглядом и подписал. Таран, конечно, знал, что шеф сам через пару месяцев уходит на пенсию, и понимал, что ему по барабану, кто останется здесь работать, но все же стало как-то обидно, хоть бы из приличия поуговаривал! Все-таки десять лет Таран отпахал в этом НИИ, более чем в двух десятках экспедиций побывал, во многих в качестве руководителя. Ну и... хрен с ними со всеми! Таран выбросил из своей души обиду и решил, что он сделал правильный выбор, подписав контракт с Фондом.
  Проходя мимо магазина бытовой техники, он зацепился взглядом за ряд ноутбуков, стоящих в глубине зала и скучающих черными прямоугольниками мониторов. А что? Деньги теперь есть. Зашел и купил. И еще он купил пачку 'Парламента' в журнальном киоске рядом с магазином. Отныне только 'Парламент' буду курить, подумал Таран, хватит травиться всякой дрянью. Распечатал пачку и закурил прямо у киоска. Почему-то вкус сигареты показался ему горько-кислым.
  На его электронное письмо Мишка не ответил. Неужели и правда?..
  
  В Новоахтанговск Таран прилетел в четыре утра местного времени. Город встретил его холодом и пронизывающим ветром. И это в июле-месяце! Сибирь, конечно, но чтобы вот так холодно... В июле, даже в Якутии теплее, но сейчас и в Якутии наверное такая же дрянная погода. Сейчас везде дрянная погода. Под ногами Тарана хрустели крупные градины и превращались, раздавленные о бетон аэродромного поля в мелкую белую крошку, когда он по освещенному прожекторами полю шел от трапа самолета к приземистому зданию аэровокзала. Над плоской крышей горели неоном буквы: КСВОГНАТХАОВОН. Таран приближался к этому КСВОГНАТХАОВОНу и наступал на градины, он давил их с наслаждением, мстя непогоде за черное небо без звезд и ветер, колко и настырно врывающийся в каждую прореху его совсем не зимней одежды.
  И еще, у него раскалывалась голова, и страшно хотелось спать. Два дня до вылета Таран крутился, как заводной, улаживая свои личные дела и собираясь в дальнюю дорогу. Ничего, думал он, в самолете высплюсь. Но в самолете как назло сон исчез, а в голову стала лезть всякая чушь, ни одной мало-мальски стоящей мысли. От нечего делать заглянул в кармашек спинки сидения впередистоящего кресла и нашел там потрепанную книжку - 'Гиперболоид инженера Гарина', детгиз, 1953 год издания. Читано-перечитано в детстве на десять рядов. Но делать-то нечего, стал читать в надежде, что чтение знакомой чуть ли не наизусть книги принесет сон, но эффект получился прямопротивоположный - он постепенно увлекся. А когда стюардесса объявила, что самолет идет на посадку, он отложил книгу и вдруг почувствовал, как на него навалилась усталость, и глаза стали слипаться. Конец маршрута, близость земли что ли? Нелепица какая-то. Если бы не этот гадкий ветер, Таран уснул бы на ходу.
  Он шел, давил градины и мечтал о том, как, попав в тепло, завалится спать.
  Таран поежился и ему вспомнились Мишкины стихи:
  
  Нахалюга-ветер хулиганит,
  Залезает девушкам под платья.
  И в мое окно с какой-то стати
  Громко барабанит кулаками...*
  *Отрывок из неопубликованного стихотворения Новосибирского поэта Андрея Бережнова.
  
  Мишка писал стихи. Издать их сборником он не пытался. Изредка его стихи печатали в институтской малотиражке, но книгой они никогда не выходили. Один только раз Мишка сходил в редакцию местного издательства, ему там сказали: 'Сейчас народ стихи не читает, поэтому мы не издаем поэтические сборники'. 'А что он читает?', - спросил Мишка. 'Фэнтези и детективы. В том числе - иронические'. 'Дарью Донцову и Юлию Шилову?', - уточнил Мишка. 'И Юлию Шилову тоже', - был утвердительный ответ.
  Мишка записывал свои стихи авторучкой в записную книжку, таких книжек у него было штук десять.
  
  ...Залезает девушкам под платья...
  
  Ни одной девушки рядом с Тараном не было, складывалось впечатление, что в Сибирь летят одни только мужчины и дамы зрелого и даже преклонного возраста.
  Его встречали.
  - С прибытием, господин Таран. Мне поручено вас встретить и довезти до места проживания. - Перед Тараном стоял невысокий паренек, одетый практически по-зимнему - в темную ветровку, под которой было что-то толстое, и в джинсы, и с черной вязаной шапочкой в руках. Парень радостно улыбался, словно встретил старого знакомого.
  - Шельга, - сказал он и протянул сухую ладонь, она была теплая.
  - Надо же! - удивился Таран. - Прямо как в 'Гиперболоиде инженера Гарина'. Тебя случаем не Василием зовут?
  - Не понял...
  - У Алексея Толстого есть такой роман. 'Гиперболоид инженера Гарина' называется. В нем есть один персонаж, звали его Василий Шельга. Он в органах работал, - объяснил Таран.
  - Не знаю. Не читал, - простовато улыбнулся Шельга, а Таран горестно вздохнул и подумал: - 'Да. Народ сейчас не только стихов не читает. Сейчас, наверное, вообще никто и ничего не читает'.
  - И я не в органах, - продолжал улыбаться парень, - я в институте работаю, в гараже институтском, водителем. Алексеем меня зовут.
  Таран понял, что институт - это Фонд или, как его обозвал Борис Николаевич - Институт Будущего.
  - Прошу, - сказал Алексей Шельга, открыв переднюю пассажирскую дверку синего Фольксвагена, но Таран отрицательно помотал головой и сел сзади.
  - Подремлю. В самолете пытался, не смог.
  - Да тут ехать-то..., и дорога - не ахти. Не удастся поспать-то. Но как знаете. А вообще-то, мне велено передать, что в Фонде вас ждут к часу дня. Так что и дома вздремнуть сможете.
  'Господин Донских в своем амплуа, - мысленно проворчал Таран. - К часу дня... Мог бы сутки хоть на акклиматизацию предложить'.
  На заднем сидении, рядом с Тараном лежал мотоциклетный шлем.
  - В Новоахтанговске в автомобиле полагается ездить в шлемах? - улыбнулся Таран.
  - Это ваша машина, господин Таран, - обернулся Алексей. - Я вас довезу до дома, ключи отдам и оставлю ее во дворе. А сам уеду на мотоцикле, он меня там же во дворе и ждет.
  - Вот как? Моя машина?
  - Ага. Ну, не совсем ваша, Фолькс за Фондом числится. Документы на машину и доверенность на ваше имя в бардачке лежат. Пока не купили себе что-нибудь подходящее, на ней будете ездить. Машинешка старенькая, но ничего. На позапрошлой неделе лично капремонт движку сделал, резину новую поставил, кузов весь на СТО перекрасили, салон подмарафетили. Послужит еще. Ничего... - Алексей словно успокаивал Тарана. - По хорошей-то дороге сто двадцать - легко дает. А вообще, у нас в Новоахтанговске дороги так себе. Фолькс не везде пройти сможет, посадка низкая. По городу еще ничего, а ежели за город выехать надумаете... Да и по городу-то - ежели по центру, то нормально, а на окраинах - асфальт весь в выбоинах. Выебаны и выебанки - так у нас говорят. Канавы да рытвины, а где и вообще асфальта нет. Рекомендую сразу внедорожник покупать. На нашей барахолке и европейские модели есть, но в основном - японцы праворукие. Но правый руль - это дело привычки. У нас в гараже почитай одни япошки. Я в основном на них и езжу, когда на работе. Так мне на них, на япошках даже ловчее, привык и удобнее кажется с правым-то рулем. Сами посудите...
  Вздремнуть он мне не даст, подумал Таран и стал смотреть в окно, краем уха слушая пространную лекцию Алексея Шельги о преимуществах автомобилей, сработанных автопромом страны восходящего солнца, перед нашими отечественными и вообще, перед всеми леворукими.
  Светлело. Наверное, ветер разогнал тучи, пропустив в город белесый свет не по июльски холодного утра.
  В Новоахтанговске Тарану бывать приходилось, Новоахтанговский район был родиной Мишки Каверзнева. Он родился и провел половину жизни в маленьком городке Курносовске, находящемся в пятидесяти километрах севернее Новоахтанговска. Окончив среднюю школу, поступать в какой-либо из Новоахтанговских вузов не стал, уехал в Энск. Учась в энском университете на факультете геологии, Мишка дважды приглашал Тарана погостить у него во время летних каникул. По улицам Новоахтанговска они вдвоем побродили немало. Это было... лет десять назад. Или около того.
  Глядя в окно автомобиля, Таран отметил, что за минувшую десятилетку здесь мало что изменилось - та же серость, убогость и ощущение глубокой удаленности от центров цивилизации.
  А собственно..., Новоахтанговск немногим отличался от Энска.
  - Вот эта улица, а вот этот дом, - пропел Шельга, выехав во двор четырехэтажной сталинки и остановившись у среднего подъезда. - Приехали, господин Таран!
  Таран вышел и огляделся.
  Ветер гонял по двору газету, шумел в водосточной трубе. Худая, по виду старая собака вылезла откуда-то из подворотни, уселась посреди двора и с интересом уставилась на него. Таран подмигнул ей, Собака нервно дернула плечом, по-видимому, отреагировав на блошиный укус, но получилось - ответила на его подмигивание. Таран улыбнулся и отвернулся от собаки.
  Светились только два окна на втором этаже.
  'Спят что ли все?' - подумал он.
  - Вот ключ от вашей квартиры. - Алексей протянул Тарану ключ. - А сама квартира на последнем этаже, - посмотрел зачем-то наверх и добавил: - На четвертом. Лифта в подъезде нет, - развел он руками.
  - Номер квартиры?
  - А я не помню... Да там на площадке только одна квартира, не ошибетесь.
  Таран кивнул Шельге, прощаясь, и вошел в темный подъезд. Практически ощупью поднялся на четвертый этаж, открыл ключом дверь, включил свет, осмотрелся и вслух произнес любимую фразу великого комбинатора:
  - Да, это не Рио-де-Жанейро!
  Заглянул на кухню, вернулся в комнату, резюмировал:
  - Небогато... Но, впрочем, я всегда жил в подобных не особенно комфортных условиях. Ничего, - обнадеживающе добавил самому себе, - обживусь...
  Потом он закурил и подошел к окну.
  Собака по-прежнему сидела посреди двора. Но сейчас она активно чесалась. Снова вспомнилось Мишкино стихотворение.
  
  Нахалюга-ветер хулиганит,
  Залезает девушкам под платья.
  И в мое окно с какой-то стати
  Громко барабанит кулаками.
  
  За окном печальный пес тоскует.
  Потерял он где-то кров и ласку.
  Все в каких-то грязно-серых красках
  На окошке осень мне рисует...
  
  'Мишка, Мишка..., где же ты, друг? Куда ты сгинул?..'
  Выдохнув порцию теплого дыма на стекло, Таран коряво написал пальцем на образовавшемся туманном пятне:
  ХН3/2К
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  ЗЕМЛЯ
  
  Глава 1.
  На эту вечеринку мне идти не хотелось. Совершенно. Прямо, ноги не несли. Но пошел. Витю я обидеть не мог. Нас с Витей связывало очень многое - детство и начало юности. Поверьте, это действительно многое. Годы детства похожи на бесконечность. Когда ты находишься в нежном возрасте, ты не думаешь о будущем, и тебе кажется, что так будет всегда, а потому времени, которого после уроков в школе и в воскресенье, а уж тем более на каникулах, у тебя целое море, и его надо чем-то занять. И занятий таких, что доступны были нам с Витей, жителям маленького городка, тоже было огромное море. А потому событий масса.
  Мы с Витей были друзьями с детства, вернее, с пеленок. Жили в одном доме, наши квартиры находились на одной площадке, а двери - друг против друга. Мы ходили в один детский сад, а потом в одну школу. И сидели за одной партой. А летом нас родители отправляли в один пионерский лагерь. Собственно говоря, пионерские лагеря и не могли быть разными. В том смысле, что лагерей-то было в те времена много, но тот, в котором мы с Витьком проводили все сезоны летних каникул, был ведомственным, а наши с Витей отцы работали в одной организации, на балансе которой и висел этот пионерлагерь.
  Мы с Витей всегда были вместе.
  А потом, когда детство закончилось, а юность как-то резко перешла во вторую фазу, наши пути-дороги разошлись. Окончив школу, мы с Витей вместе поехали в Большой Город поступать в институт. В один и тот же, конечно, в медицинский. Я поступил, а Витя по-глупому завалил биологию и следующей весной загремел в армию. Я приезжал его проводить. С тех пор я его не видел. Витины родители переехали из маленького городка в Большой Город, но не в тот, где учился я, а в другой, и Витя после дембеля должен был ехать туда, в тот другой Большой Город. Поначалу мы с Витей переписывались. Я писал ему в армию на адрес полевой почты, он мне отвечал. А потом... Так бывает часто - другие заботы, другие друзья. И подруги, естественно. Женился я в начале пятого курса, и через три месяца родилась Лариска. Болезненная она в раннем детстве была. Все болячки, какие есть собирала. Хлопоты, заботы, бессонные ночи, то, сё. Окончив институт, я прошел интернатуру и первичку и остался в Большом Городе. О своем друге детства я, к своему стыду забыл, Витя напрочь исчез из моей жизни. Но и он тоже хорош - не пытался меня разыскать. Наверное, как и у меня - другие заботы, другие друзья. И подруги... А на мои письма в армию Витя где-то через год от начала своей службы отвечать перестал. Или это я перестал? Теперь уж и не вспомню.
  Так бывает.
  Встретившись полгода назад случайно у входа в метро станции 'Когановская', я его, честно скажу, не узнал.
  - Шар! Серега! Шаров, ты?
  Я аж вздрогнул, потому что думал в этот момент о завтрашних двух операциях и о том кого взять в ассистенты - лентяйку, но опытную медсестру Раечку или неопытного, но страстно желающего побыстрей и поосновательней освоить профессию хирурга-стоматолога интерна Костю. Я всегда думаю о работе, чтобы не думать о том..., о чем думать не хочется. И вообще, этот район был мне не близок, жил я в противоположном конце города, там же работал, и там же жили и работали все мои товарищи, знакомые и просто приятели. Здесь я оказался чисто случайно, ну, не то, чтобы совсем уж случайно - ходил драть на дому бивень у одного кренделя, знакомого моего знакомого. Кренделю было лень ехать в клинику, а я от случайных заработков никогда не отказывался. Вот и сегодня поехал, невзирая на то, что моя 'ласточка' стояла на ТО. Пришлось воспользоваться общественным транспортом. Времени потратил много, но что его жалеть, если домой ноги не несут. Да и на бензине сэкономил.
  - Шар! Серега! Шаров, ты?
  Я повернулся. Передо мной стоял долговязый, чуть сутулый офицер не особо бравого вида с шапкой, нахлобученной на голову по самые брови, и широко улыбался тонкими губами, растянув их от уха до уха.
  - Витек?...
  Мы принялись обниматься, снег с цигейкового воротника его полевой куртки замочил мне все лицо.
  Началось:
  - Ты как? Где? - Я там-то и так-то. А ты? - Да вот, как видишь. - Ты изменился, стал таким... - Ты тоже... - Сколько же мы с тобой?... - Ну, как жизнь? - Нормально, а у тебя? - Да ты знаешь...
  и так далее.
  - Женат? - спросил я.
  Витя помрачнел и кивнул головой.
  - А ты?
  Я тоже помрачнел и тоже кивнул.
  - Дети?
  - Дочь. Четыре годика. Лариской назвал. Так маму мою зовут.
  - Я помню. ...А у меня нет детей. - Я не успел его спросить, Витя сам сказал. И помрачнел еще больше. Я не стал развивать эту тему, предложил:
  - Пошли, посидим где-нибудь.
  Мы зашли в кафешку. Выпили за встречу. Я все ждал, когда он спросит, почему я молчал и не подавал весточку. Витя не спросил, наверное, и он ждал этого вопроса от меня. Ждал и боялся. И я боялся. Посидели мы с Витей недолго, повспоминали детство. Через полчаса Витя стал поглядывать на часы. Я понял, что он торопится. Договорились встретиться.
  Встречались за эти полгода несколько раз. Чаще всего шли в кафе, но дважды я был у него дома. Витя меня со своей женой познакомил. Мне она не понравилась. С первой же секунды я подвергся артобстрелу ее карих с прищуром глаз и догадался, почему помрачнел мой друг, когда я спросил его, женат ли он. К себе я Витю не приглашал. Ну, куда? Потом, позже, я снял однокомнатную квартиру и хотел уже Витю со своей артиллеристкой-нимфоманкой пригласить на ужин, как он меня вдруг опередил. Позвонил и сказал, четко по-военному:
  - Завтра в девятнадцать ноль-ноль ко мне. Явка строго обязательна. Отказы не принимаются.
  - Что, завтра пятница? День стоматолога? - пошутил я. - Или день старлея?
  - Мое новое назначение обмывать будем, - серьезно ответил Витя.
  - Еще одну звездочку подкинули?
  - Пока нет. Это позже. Не придешь - обижусь.
  - Есть, - нехотя сказал я.
  
  ...Слежки за собой Сергей не замечал, как ни проверялся. Вроде бы ее не было, но он чувствовал глаз.
  Ощущение, что за ним наблюдают, возникло сразу, как только он вышел из дома. Нет, раньше, еще в подъезде. Но в подъезде никого не было - Сергей жил на четвертом, последнем этаже старого кирпичного дома дохрущевской эпохи с высокими потолками и широкими лестничными маршами. Когда спускался, очень тихо, аккуратно, прислушиваясь к малейшему шороху, посматривая в колодец лестничного проема и заглядывая в каждый закуток, он никого не встретил. Ни в подъезде, ни во дворе не было ни души. Дворник во дворе был, и, как всегда, тот же самый, старик Михалыч, который торчал там целыми сутками, с самого первого дня, как Сергей стал жить в этом доме. В действиях дворника не было ничего странного и наигранного, он занимался своим обычным делом - сметал в кучу листья, которые в этом году начали опадать с деревьев раньше обычного. Виной тому были неожиданные заморозки, случившиеся в конце июля. А потом заморозки были резко вытеснены жуткой испепеляющей жарой, которая и довела листья до нужной кондиции. Природа по истине сошла с ума! Второй год такое безобразие с ней происходит. Да нет, пожалуй, не второй, пожалуй, уже давно.
  - Здравствуй, Михалыч, - поздоровался Сергей, подойдя ближе, чтобы убедиться, что это действительно дворник, а не загримированный под него двойник. Обычно Сергей просто кивал Михалычу на ходу.
  - Здорово, коль не шутишь, - дворник перестал мести и, поставив метлу вертикально, стал похож на солдата с ружьем, стоящего на часах.
  Сергей протянул Михалычу раскрытую пачку сигарет.
  - Не курю я, спасибочки, - покачал головой Михалыч. - И никогда не курил. А чё это ты так вырядился? Прям, по осеннему. Куртку кожаную нацепил? Сегодня, вроде бы..., - он посмотрел на небо, - вроде бы обратно жара намечается.
  - Вчера дождь шел.
  - Так то вчера. Седни вишь, ни облачка.
  - Знобит что-то, - признался Сергей..
  - Это плохо, - мудро заявил Михалыч. - Я вот чё хотел спросить у тебя...
  Вдруг Сергей кожей затылка ощутил на себе чей то пристальный взгляд, резко повернулся - улица была пуста. Но вполне возможно за ним наблюдали из пустующего дома, стоящего на противоположной стороне улицы.
  - Что? - Сергей повернулся к Михалычу.
  - А вот чё. Мужик ты кажись не бедный, вона какие папиросы куришь. Я ж в киоске видал, почем такие. Да и одеваешься дорого. Машина у тебя опять же - Мерседес с черными окнами. - Михалыч произнес название немецкого автомобиля чисто по-россейски, употребив букву 'е' во всех трех случаях.
  - У меня Фольксваген всего лишь. К тому же старенький.
  - Какая разница? Блестит как новенький. Каждый день уезжаешь на нем куда-то в город. На работу, или куда... А хаты собственной у тебя нету, сымаешь ее на окраине и в развалюхе какой-то, которую снесут не сегодня-завтра. Очки черные носишь.
  - Ну и что? - пожал плечами Сергей. Не рассказывать же Михалычу о том, что произошло с ним полтора месяца назад по дороге в тайгу? Глаза до сих пор от яркого света болят.
  - А вот... што, - передразнил Михалыч Сергея. - Не шпион ли ты случаем?
  Сергей, внимательно посмотрев на Михалыча, понял, что дворник просто со скуки решил пошутить, в глазах у старика играли озорные чертики.
  - Шпион, - тихо и доверительно ответил Сергей. - Только ты об этом, Михалыч, никому. Договорились?
  - На пузырь дашь, не донесу.
  Когда Сергей доставал бумажник, почувствовал спину - ее незащищенность - словно не было на нем не сорочки, ни кожаной куртки. Сейчас как вдарит меж лопаток! Сергей даже определил, почувствовал то место, куда войдет пуля - рядом с позвоночником, чуть левее.
  Он вытащил из бумажника новенькую гладкую купюру, достоинством в пятьдесят рублей. С улыбкой протянул ее дворнику.
  - Нормально?
  - Нормально, - удовлетворенно хмыкнул тот, - даже на закусь будет. - Аккуратно сложил полтинник пополам и сунул в нагрудный кармашек. - ...А то посидим у меня в каморке? Выпьем, покалякаем. Расскажешь, как оно там, в ЦРУ.
  - Некогда, Михалыч, пора приступать к шпионской деятельности. Начальство ждет секретов.
  - Понимаю...
  В машине отлегло. Но ненадолго. Подъезжая к центральной площади, которая до сих пор носила имя вождя мирового пролетариата, Сергей снова испытал противное ощущение слежки. Он попетлял по центральным улицам, улочкам и переулкам, посматривая в зеркало заднего вида. Машин было много, он проверил все, следующие за ним или шедшие параллельным курсом, пропуская вперед, неожиданно сворачивая, останавливаясь и снова трогаясь, наблюдал. Показалось? Скорей всего. Наверное, это из-за недомогания. Надо заехать в аптеку, купить чего-нибудь, хоть аспирина...
  
  Вы пытались заставить себя не думать о чем-то? Вот-вот! Ничего не получается. Если даже увлечешься на время какой-нибудь специально придуманной мыслью, думаешь, обдумываешь ее какое-то время, пытаешься вытеснить нежелаемое, но через несколько минут мысленно оглядываешься - опа! ты не думаешь ее, эту мысль, а давно уже там. Там, откуда хотел сбежать.
  Постоянно ловлю себя на том, что думаю о Вике, о нашем с ней разрыве, который намечался, намечался, да и случился. Казалось бы - ну что об этом думать? Зачем корить себя и терзать напрасными воспоминаниями? Все в прошлом. Все сказано и решено, все говорено-переговорено, если можно так сказать о наших с Викой выяснениях отношений - мои монологи и ее молчание изредка прерываемое короткими репликами. Собственно говоря, довольно емкими и убедительными репликами. Против которых и возразить-то часто нечего.
  Думаю.
  И все-таки думаю. Порой кидаюсь в объятья первой подвернувшейся женщины, чтобы забыться там, не думать ни о чем. А потом размыкаю объятья, отодвигаюсь от своей нечаянной попутчицы и начинаю думать. Ухожу, потому что это не то, совсем не то. Не то, что мне нужно. Живу. И снова оглядываюсь по сторонам - в чьи бы объятья кинуться снова. Может, потому и баб у меня в последний месяц моего холостяцкого существования перебывало..., со счета сбился.
  С Викой мы официально не разведены.
  А вчера, только я положил трубку после разговора с Витей, раздался звонок - Вика. Официальным тоном сообщила мне, когда и во сколько приехать в ЗАГС, нас разведут. Сегодня пятница, потом два выходных, а в понедельник развод. В понедельник я с первой, схожу на работу, а после смены... Вот так! Какая к чертям собачьим вечеринка с таким настроением?
  
  Нельзя! Что-то говорило Сергею, что возвращаться в свое временное жилище опасно. И еще что-то противное возникло внутри, что-то темное и тяжелое, мешающее дышать и двигаться. Что-то похожее на обреченность.
  Ощущение, что кто-то незримый следует за ним по пятам, исчезло, как только он очутился в 'бункере'. В 'бункере' всегда было спокойно. Тихо и спокойно. Тут было мало людей и все были 'своими'. Своими, но чужими. Каждый занимался своим делом, друг с другом общались мало. И все-таки... все лица были знакомы. Сергей проглотил пару таблеток аспирина, и вроде бы стало лучше. Он почти успокоился и почти забыл о том, что ощущал утром. Но едва вышел из 'бункера', закончив работу, как все его неясные страхи вернулись. Единственное, что спасало от паники, мысль, что страхи вызваны сегодняшним нездоровьем, Сергея опять зазнобило. Сев в автомобиль, он раздумывал недолго - направился в сторону дома, но, доехав до входа в метро, оставил Фольксваген на парковке и спустился под землю.
  
  С первых аккордов этой вечеринки в моей голове закрутились слова известной каждому русскому человеку басни:
  
  ...я ваши именины!
  Подайте шляпу и пальто.
  Хозяйка - блядь, пирог - говно,
  котлеты вроде из конины...
  
  Что касается хозяйки дома, Ядвиги Кутузовой, Витиной жены, все гости были прекрасно осведомлены о ее слабости на передок. Знал об этой нехорошей особенности своей супруги и Витя. Знал, но мирился, так как был зависим от тестя на все сто процентов. Витя был старшим лейтенантом российской армии и вскоре должен был получить капитана, а его тесть был генералом. Воевать в Чечне Витя не хотел совершенно, а капитаном, а затем майором и так далее быть хотел.
  Было очень заметно, что все присутствующие на вечеринке мужики имели с Ядвигой..., скажем так - имели ее. Я не имел. Потому, что не хотел пачкать грязью наши с Витей отношения, основанные на воспоминаниях о далеком и счастливом чистом детстве.
  И что касается угощений, все соответствовало словам непристойной басни. Правда, вместо котлет были свиные антрекоты, сухие, к тому же с легкой тухлинкой. Замена котлет из конины на свиные отбивные существа вопроса не меняла. Пирог был, и был он конкретным говном, с рисом и консервированной сайрой, в начинке мне попался черный перец горошком (две горошинки) и довольно приличный по размеру щербатый ошметок лаврового листа. Все спасал, как всегда, салат оливье. Его было много, а испортить его в принципе невозможно. Если конечно использовать при его приготовлении качественные ингредиенты. Хотя... Почти сразу я узнал, что оливье делала не Яда, его наготовила целый таз и принесла с собой соседка Лиза, смазливая бабенка примерно моих лет, которая сразу принялась строить мне глазки за столом (сидела напротив меня), а после первого же медляка перешла к конкретно-активным действиям.
  На ощупь, впрочем, это было видно издалека даже близорукому, Лиза была мягкая и..., так и хочется сказать - пушистая.
  - Вы такой серьезный. Вы всегда такой серьезный? Как вас звать? Вы давно знаете Кутузовых? Я вас здесь ни разу не видела. Я имела в виду - у Кутузовых. Вы знакомый Яды или Вити? Или друг семьи? Вам здесь скучно?
  Я улыбнулся и, заглянув в откровенное Лизино декольте, спросил:
  - На какой вопрос отвечать первым?
  Лиза звонко засмеялась.
  - У меня всегда так! Если мне человек понравился с первого взгляда, мне сразу хочется узнать о нем все.
  - Хорошо, отвечу на все твои вопросы. Только давай договоримся, будем говорить друг другу 'ты'.
  - Договорились.
  - Тогда - ответ на первый вопрос. Я не всегда серьезный, а порой бываю даже очень легкомысленным...
  - Да? Многообещающе звучит.
  - ...Зовут меня Сергеем...
  - А меня Лиза.
  - Я помню, Ядвига называла тебя по имени.
  - А, ну да. У тебя хорошая память, - похвалила она.
  - Не жалуюсь.
  - Тогда напомни - какой там у меня вопрос следующим был?
  Я усмехнулся:
  - Ты спрашивала, давно ли я знаком с Кутузовыми.
  - И давно?
  - Витю знаю с пеленок. С его супругой познакомился где-то с полгода назад. За это время видел ее и бывал в этом доме только два раза. Не удивительно, что ты меня здесь не видела.
  - И как тебе она?
  - Ядвига? А никак. Она не в моем вкусе. Не люблю жгучих брюнеток.
  'А я? - читалось в голубых Лизиных глазах. - Я в твоем вкусе?'.
  - Джентльмены предпочитают блондинок, - шуткой ответил я на ее немой вопрос и добавил: - даже крашенных.
  - А я натуральная, - без обиды возразила Лиза и посмотрела на меня с сексуальным призывом, - я вся натуральная.
  - Верю, - сказал я и напряг правую руку, лежащую на Лизиной талии, чуть сильнее прижав Лизу к себе.
  - Тебе здесь скучно. - На этот раз Лиза не спрашивала, а утверждала. - У меня есть предложение...
  Прости меня, Вика! Вот они, очередные объятия. Зовут меня...
  Я был еще недостаточно пьян, чтобы, презрев приличия и не дождавшись десерта поддаться на провокационное предложение Лизы пойти к ней посмотреть на недавно сделанный евроремонт.
  - Сходим, - пообещал я ей, со значением подмигнув, - обязательно сходим. Позже... - И подумал: 'Не гони картину. Всему свое время, малышка. Обязательно я тебя трахну. Ты вроде бы в моем вкусе, да и накатило опять... Но пойдем мы к тебе только после того, когда физическое состояние гостей позволит нам уйти легко и наше с тобой исчезновение останется незамеченным'.
  Конечно, никто бы не спросил: куда это вы, голубки намылились? И все же я опасался; в числе гостей совершенно неожиданно оказался тот, кто был некогда знаком с моей женой. То ли вместе они с ней в школе учились, то ли жили в детстве по соседству, я его видел на одной из Викиных юношеских фотографий. Не знаю, поддерживают ли они отношения сейчас, и знает ли он хоть что-то обо мне, но он пару раз взглянул на меня, мне показалось, странно как-то взглянул. И я решил не торопиться. А вдруг они встречаются? Нет, я не подозревал Вику в изменах, вдруг они просто случайно пересекутся и он расскажет моей жене... бывшей жене (мы расстались с Викой месяц назад, и формально, вернее - морально - я был свободен в делах и помыслах сексуальных) о моем поведении на этой вечеринке? Вике было бы неприятно. Она такая, я знаю. Поэтому я решил подождать, когда этот мой 'знакомец' дойдет до нужной кондиции.
  А к этому все и шло. Спиртного было навалом, а закусок, если не считать оливье, маловато. Гости надирались со страшной скоростью, и Лиза уже торжествовала победу и предвкушала удовольствие от совместного со мной 'осмотра' ее евроотремонтированной спальни.
  Лучше бы я тоже надрался и уснул прямо за столом, как это сделал кое-кто из гостей или на диванчике рядом со своим школьным товарищем Витей Кучкиным, сменивший при женитьбе свою фамилию на фамилию жены. Впрочем, сменил он ее по вполне понятным причинам. Старший лейтенант Кутузов звучало намного красивее, чем старший лейтенант Кучкин. Впрочем, генерал Кутузов звучало еще лучше. То, что Витя станет генералом, не было сомнений. Фельдмаршалом, а тем более генералиссимусом Кутузовым ему не быть, но генералом... Если он конечно как-нибудь не взъерепенится, шибко огорченный очередной жениной интрижкой и не набьет ей и ее хахалю морды. Тогда все, тогда кранты и конец Витиной военной карьере.
  Вначале я подозревал, что Витя не был так уж сильно пьян, а просто притворялся, делал вид, будто бы он не видит, как его супруга обжимается в танце с каким-то рослым, тяжеловатым и усатым брюнетом и как тот что-то нежно шепчет ей на ушко. Но потом я понял, что это не притворство, и Витя пьян изрядно. Он изредка просыпался и, глядя мутным взором на соперника, невнятно выкрикивал:
  - Плотный боец на левом фланге, выйти из строя! Два шага вперед! Шаго-о-ом, марш! ...Отбой! - говорил он, убедившись, что потенциальный любовник его жены не собирается выполнять эту команду, даже не слышит ее, и Витя снова засыпал.
  А ведь когда-то мой друг детства был самым остроумным парнем в классе. Его все девчонки любили. Поистине, армия творит чудеса!
  
  Сергей никак не мог вспомнить - сегодня или завтра должна вернуться хозяйка квартиры? Решил рискнуть. В случае чего, не выгонит. А выгонит, есть еще вариант. В конце концов, вернется домой. Может, это и не слежка ни какая! Просто нездоровится. Или нервный срыв намечается. Надо завтра же покаяться психоаналитику. Психоаналитик в конторе хороший. Правда, говорят, раньше служил в КГБ. Ну и что? Наверняка многие сотрудники конторы оттуда прошлым.
  Он поднялся на второй этаж, нажал кнопку звонка. За дверью напротив крепко гуляли - звучала музыка, и раздавались глухие голоса, громкие взрывы хохота. Сергей ухмыльнулся, вспомнив приятное, и снова нажал кнопку. Подождав минуту, решил: значит, завтра приедет, сунул руку в карман за ключом, но открывать дверь не стал - снизу кто-то хлопнул подъездной дверью и стал подниматься, не воспользовавшись лифтом. Первым желанием Сергея было уйти. Но вот куда? Спуститься вниз или наоборот, подняться выше? Конечно, подняться. Если вошедший не вызвал лифт, значит живет где-то на нижних этажах. Встречаться с кем-либо лицом к лицу Сергей совершенно не хотел. Он уже намеревался шагнуть на ступеньку, как вдруг внезапный страх сковал его движения.
  Все как во сне и будто не с ним.
  Сергей стоит, словно чего-то ждет, а тот снизу поднимается. Вот уже видно его голову, это мужчина (Сергею почему-то все равно, как он выглядит), он ничего не говорит и смотрит Сергею в глаза. Взгляд не предвещает ничего хорошего. Сергей боится этого взгляда, но не может отвести глаз, ему это не разрешено. Медленно, очень медленно подходит к нему этот человек. Он убийца, Сергей понимает это. Но ни убежать, ни оказать сопротивления нет желания. И сил нет, они парализованы. Убийца протягивает руку. Сергей знает, чего от него ждут, безропотно отдает ключ.
  
  Мы с Лизой ушли потихоньку. Правда, десерта не дождались по причине его отсутствия.
  Едва мы переступили порог Лизиной квартиры, она тут же прижалась ко мне, забыв о евроремонте. А я принюхался, слегка ее отстранив.
  - Ты чего? - рассмеялась она. - Чего ты нюхаешь? Тут только мной пахнет, мужиков здесь нет. Тебе не нравится, как у меня в доме пахнет? Наверное, еще лак на косяках не просох.
  - К запаху лака я отношусь индифферентно, - заверил я Лизу. - Но здесь пахнет не только лаком. Здесь пахнет...
  Пахло кровью и смертью. Этот запах я знал очень хорошо. Запомнил его еще с предпоследнего курса медицинского института, когда посещение морга было для нас студентов обязательным.
  Труп лежал посреди гостиной на толстом иранском ковре. Мне не пришлось долго определять, что это действительно труп. Хоть я и стоматолог, но все-таки медик.
  - Этого человека звали 'Евроремонт'? - спросил я у Лизы, с запозданием понимая, что шутка не получилась. Лиза, как я уже говорил, была блондинкой, белокожей блондинкой. От вида трупа она стала еще более белокожа.
  - Я, я, я, я, - зациклилась она на последней букве алфавита.
  - Ты хочешь сказать, что это ты его убила? - спросил я строго.
  - Нет! - взвизгнула Лиза и стала мне вдруг неприятной. Трахать ее мне совершенно расхотелось. Вернее, сексуальный пыл угас во мне чуть раньше, сразу, как я унюхал в этой квартире запах смерти.
  Я подошел к трупу и внимательно его осмотрел. Хороший труп, совсем свеженький. Но реанимацию вызывать все-таки уже поздно. Из груди трупа, прямехонько из того местечка, под которым, практически у любого нормального человека находится сердце, торчала пластмассовая рукоятка кухонного ножа. А может он не нормальный? Может это мутант с двумя сердцами? Или сердце у него одно, но справа? Зачем-то я потрогал сонную артерию, мысленно удивляясь собственной тупости. Тихо, как в динамике отключенного от сети радио, что и следовало ожидать. Трупу было слегка за тридцать. Мужская особь, имеющая при жизни приятную наружность, высокий рост (примерно метр девяносто, может, больше; во всяком случае, вытянутым он тянул на все два) и отличное телосложение. Такого убить было бы непросто. Если бы даже убийца был силой и габаритами поболе убиенного и то, следы борьбы были бы. А тут ничего нет. Чистая, недавно отремонтированная гостиная, все аккуратно убрано и труп посредине.
  Неподвижное тело с ножом в сердце и пятна бурой крови, впитавшейся в ковер, совершенно не вписывались в интерьер.
  Я снизу вверх посмотрел на Лизу.
  - Знаешь его?
  - Сергей... - Лиза округлившимися глазами смотрела на труп, прямо в незакрытые глаза. Я ладонью опустил покойнику веки, мне тоже было неприятно лицезреть мертвые глаза. Посмотрев на Лизу я подумал, что и ей бы не помешало глаза закрыть, уж больно они были выпучены, она вдруг показалась мне похожей на сову.
  - Что Сергей? Я знаю, как меня зовут...
  - Нет не ты. Его тоже звали Сергеем. Это...
  - Говори, говори, - подбодрил я ее, - не стесняйся. Ты с ним была близка?
  - Нет! - чуть не взвизгнула Лиза. - Он - Ядин любовник. Последний.
  - Да нет, - задумчиво возразил я, - это вряд ли. Допускаю, что это Ядвига у него была последней. Хотя, тоже не факт.
  На мертвеце была легкая кожаная куртка. Легкая, но все равно для такого жаркого августа, как нынешний не совсем подходящая одежда. В правом внутреннем кармане я нашел толстый бумажник из дорогой кожи. Странно. Почему в правом? Можно с уверенностью предположить, что убитый - левша. Правшам удобнее доставать бумажник из левого кармана.
  - Я имею в виду, что в последнее время Яда с ним встречалась, - сказала Лиза.
  - А у тебя он что делал? - поинтересовался я, взвешивая бумажник в руке.
  - Его здесь не было, когда я пошла к Кутузовым.
  - Предположим. Но теперь он тут. И уходить, насколько я понимаю, не собирается.
  Я хотел исследовать содержимое бумажника, как вдруг в Лизину дверь позвонили.
  - Опа! - сказал я, машинально сунув бумажник себе в карман пиджака. - Милиция, не иначе. Обычно так и бывает. Когда она нужна, чтобы предотвратить преступление, ее нет. А как только оно случится - опа! - Я закончил предложение так же, как его начал.
  Глазок был качественный и дорогой, с широкоугольной разверткой. За дверью стоял человек, совершенно не похожий на милиционера, скорее он был похож на того, кого милиционер должен ловить ежечасно и с особым усердием в силу возложенных на него обязанностей. Впрочем, возможно я идеализировал милицию. Такие неприятные типы попадались и среди сотрудников МВД. Мужику за дверью было лет сорок. Узкий лоб, спрятавшиеся под нависшими бровями, маленькие глазки и неровный шрам на левой щеке. Не лысый, но светловолос и так коротко подстрижен, что издали можно принять за лысого. Мужик скучающе оглядывался по сторонам, но его скука показалась мне излишне напускной. Я поманил Лизу к двери, приложил палец к губам и кивнул на глазок. Она посмотрела на того, кто стоял на лестничной площадке и, повернувшись ко мне, скорчила гримасу непонимания, отрицательно и энергично помотала головой и в дополнение ко всему пожала плечами. Я взял Лизу за плечи и, осторожно ступая, отвел ее от двери.
  - Понятия не имею, кто это, - шепотом сообщила она.
  - Тогда не стоит открывать. Впрочем, открывать не стоит в любом случае. Пока мы не решили, что будем делать дальше.
  - А что мы будем делать дальше?
  Раздался еще один звонок, длинный. Я снова шагнул к двери и прильнул к глазку. Скуки на лице неизвестного визитера уже не было. Он замер, прислушиваясь, потом воровато огляделся и расстегнул молнию на жилетке. Я увидел гирлянду отмычек на его животе и еще кое-что. Это кое-что было, как две капли воды похоже на рифленую рукоятку пистолета, выглядывающую из желтой кобуры под мышкой. Скорей всего, это и был пистолет. Почему-то я опять подумал, что этот человек не милиционер. В два прыжка я оказался рядом с Лизой.
  - Балкон есть?
  - Лоджия.
  Этаж второй, это я знал. Хорошо, не десятый! Под окнами газон с цветами, прыгать будет мягко.
  - В гостиной? Пошли.
  Лиза обошла труп Ядиного любовника, а я его перешагнул через ноги. Все равно, больше уже не вырастет. Я слышал, что незнакомый визитер аккуратно и почти неслышно ковыряется в замке.
  - Зачем тебе лоджия? - Лиза открыла дверь, и сразу пахнуло ночной свежестью.
  - Прыгать с нее будем. Ты спрашивала, что делать, отвечаю.
  - Высоко же.
  - У тебя по физкультуре в школе что было? - спросил я, но дожидаться Лизиного ответа не стал, вытолкнул ее на лоджию, которая оказалась не застекленной. Так, отметил я, евроремонт до конца не доведен, оно и к лучшему. Перевалив свое тело через бетонное ограждение лоджии, и отметив про себя, что Лизе повезло, что она в джинсах, сказал: - Я первый, ты за мной. Не бойся, поймаю.
  И спрыгнул сам, угодив в клумбу с астрами. С трудом удержался на ногах, сам от себя подобного спортивного достижения не ожидал. Уверенности, что поймаю Лизу, не было ни какой, но я подумал, что ей этого знать совершенно не обязательно.
  - Прыгай, поймаю, - повторил я абсолютно спокойным тоном, и Лиза с тихим 'Ой, мамочка!' прыгнула.
  Прыгнула, а я поймал. Как и обещал. Но все-таки мы оба упали на влажную землю, смяв десятка два астр. Я быстро поднялся и потянул свою спутницу за собой. Мы забежали за какое-то треугольное кирпичное строение, видимо это был вход в овощехранилище; я забежал весь, кроме части головы, в которой у меня находились глаза, и повернул эту часть в сторону Лизиной лоджии. На втором этаже в светлом пятне окна гостиной появилась фигура незнакомца. Я даже заметил в его руке пистолет. Пистолет был похож на палку сырокопченой колбасы, длинный, наверное, с глушителем. Незнакомец стоял неподвижно. Прислушивался, дуло пистолета держал кверху. Потом метнулся в сторону, и гостиная стала темной. Почти тотчас он снова вышел на лоджию, а я спрятался. Минуты три мы стояли с Лизой, не дыша. Слышно ничего не было. Ни шороха.
  И вдруг тишина разорвалась грохотом выстрелов.
  Глава 2.
  
  Борис Николаевич Донских, заместитель директора Фонда развития современных технологий и поддержки молодых ученых России, а по-простому, то есть так, как привыкли называть это учреждение все его сотрудники - Института Будущего - сидел в кресле, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. Несмотря на вальяжную позу, чувствовалось, что он сильно взволнован. Это можно было понять по напряженному взгляду, и нервной дроби, выбиваемой его ухоженными длинными пальцами по подлокотникам кресла. Даже брыли Бориса Николаевича словно втянулись, стали менее заметными. Его собеседник, директор Фонда Пухликов Станислав Аркадьевич был взволнован не меньше. Пухликова в институте называли Пухлым, за глаза, конечно, но это всего лишь был намек на фамилию. Напротив, директор Института Будущего был худ, пожалуй, даже костляв.
  Он массировал натертую очками переносицу и, закрыв глаза, слушал доклад своего заместителя.
  - Датчики браслета передали о прекращении жизненных функций Старателя в двадцать два часа пятьдесят четыре минуты, - докладывал Борис Николаевич. - Как только было установлено местонахождение трупа, я сразу же отправил туда Мойдодыра.
  - Одного?
  Пухликов взял в руки очки в толстой роговой оправе, лежащие перед ним на просторной и совершенно пустой, если не считать телефонной трубки и ноутбука, столешнице массивного стола из мореного дуба, плотно надел очки на покрасневшую от массажа переносицу, прижав еще и указательным пальцем перемычку, и строго посмотрел в глаза докладчику через толстые линзы. Борису Николаевичу стало неуютно под строгим начальственным взглядом, он даже дернулся в кресле в стремлении сменить позу.
  - Одного, - тихо ответил Донских, так и не сменив позу, только увеличив темп барабанной дроби. - Мойдодыр всегда работает один, вы же знаете, шеф.
  - Это я знаю, но Старатель-то... Убит не просто наш человек, кто-то неизвестный по совершенно непонятной причине грохнул парня, на которого мы с тобой, Боря возлагали особые надежды... Слушай, перестань мне тут похоронный марш пальцами исполнять... Старатель конечно должен был умереть, но только после того, как сделает свою работу. А работа не сделана. Более того, она еще даже не начата. Срывается третья экспедиция, а ты отправляешь на место гибели Старателя чистильщика и даже не думаешь об организации расследования. Вывезти труп и дело в шляпе! Так что ли?
  - Но, шеф...
  - Что? Не понял! Неужели у тебя есть что возразить?
  - Расследование я начал, а то, что Старатель убит, я же не знал.
  - Подумал, что техника подвела? Такой техники нет ни у кого, даже в ФСБ.
  - Я просто подумал, что Старатель сам...
  - Просто? Сам? Подумал? А что - сам? Сам умер? От сердечной недостаточности? От цирроза печени?.. Что-то я засомневался, Борис - нужен ли мне такой помощник, который не знает своих сотрудников. Старатель - человек закаленный, у него за плечами более двадцати экспедиций. Почти не пьет, курит мало. Да у Старателя здоровье, как у боевого слона. Как у жеребца. Было. Ты что, Боря? Ты же сам на него досье собирал.
  - Я подумал, может несчастный случай...
  - Все! Хватит! Заткнись, Борис! Надоело! Глупости твои слушать надоело. Несчастный случай! Несчастный..., да. Третья экспедиция сорвана! А если вспомнить о том, что до Старателя произошло, так четвертый уже прокол!
  Донских сухо сглотнул, словно без запивки проглотил горькую пилюлю. Вспоминать о событиях более чем годичной давности не хотелось, он за тот прокол получил по полной программе. До сих пор Борис Николаевич не может выкинуть из головы этого... козла, оказавшегося таким прытким и непредсказуемым... козлом. Одурачить его, прожженного волчару! От Мойдодыра уйти! И исчезнуть...
  - Меня наши политики уже достали, - продолжал долбить Пухлый. - Торопят..., а тут... Тут что-то не так, тут... Тут задуматься надо, землю надо рыть! Кто, что, почему?
  - Шеф, ну вы же знаете о причинах, из-за которых не состоялись первые две экспедиции. Кто бы мог подумать?..
  - Ты! Ты должен был подумать! Это для них, - Пухликов махнул рукой куда-то в стенку, - для наших гениев - ты зам директора по науке... Или ты, Борис Николаевич настолько вжился в роль, что забыл о своих прямых обязанностях? Гении и без тебя с наукой неплохо разбираются, а вот, что касается нашей с тобой безопасности и ответственности перед... - Станислав Аркадьевич ткнул пальцем в потолок и выразительно посмотрел на своего подчиненного. Продолжать не стал - и так все понятно.
  - Шеф, - Борис Николаевич понуро опустил голову и брыли снова стали заметны, - Моя недоработка. Признаю.
  Пухликов вздохнул:
  - Ладно, Боря, погорячился я. Это и моя недоработка тоже. Погорячился, да... Понимаю, что трудно было прогнозировать подобное развитие событий.
  - Ну да, - воодушевился Борис Николаевич. - Природа сошла с ума! Ей богу, с ума сошла. Что прошлым летом было, когда я Старателя завербовал? Катаклизм! Сначала холода, потом все дождями залило, хоть драгу в район изысканий снаряжай. Решили на осень отложить, но и к осени суше там не стало. Жаль, что весной экспедицию не отправили, так это не в моей власти было, вы, Станислав Аркадьевич сами распорядились ее на лето перенести.
  - Финансовые проблемы, - хмуро буркнул Пухликов. - Деньги, - он снова кивнул на потолок, - зависли, а те, чем мы располагали, по их же собственному, - в третий раз кивнул на потолок, - распоряжению мы бросили на другую тему.
  - Ну вот! - еще больше воодушевился Борис Николаевич и вдруг заговорщицки понизил голос: - А что если вся эта байда, - он, так же как и Станислав Аркадьевич, указал глазами на потолок, - оттуда и идет?
  - Да ну, Боря, - покачал головой шеф, - это ты глупость сморозил. Зачем им?.. Хотя... - он задумался, полузакрыв глаза и заговорил тихо, размышляя вслух, сам с собой разговаривал: - Если принять во внимание сегодняшнее сообщение... Нет, не может быть. Меня заверили, что вопрос решен, и район строительства перенесен на три сотни километров восточней. Кроме того, эта нелепица с обстрелом произошла в июне... Тогда вопрос о РЛС еще не обсуждался, даже среди особо приближенных, только вызревал в президентской головушке. Молодец все-таки наш президент. Долго думает, решает быстро... Правильно говорят, семь раз отмерь, один отрежь. И режь быстро и уверенно. Но те, что рядом с ним, с президентом нашим, те тоже не дураки, умеют и думать и решения принимать... быстро и уверенно... Нет, не может быть. Не должно быть... А сообщение прислали на всякий случай, для информации...
  'Какое такое сообщение? - думал Донских, глядя на задумчиво бормочущего Пухликова. - Наверное, оно совсем недавно поступило, иначе, шеф со мной обязательно поделился бы новой информацией'.
   Станислав Аркадьевич резко мотнул головой, сбрасывая возникшие подозрения.
  - Нет. Не думаю, что наверху какая-то возня затевается. Там все чисто и по-другому быть не может. В сдаче этого кусочка Новоахтанговского района заинтересованы практически все. Да не практически, а все. Богом забытый уголок - чего о нем жалеть? Тем более, исторически - не наш, не российский.
  - Курилы тоже вроде как не нашими когда-то были, - вставил Донских.
  - С Курилами ситуация иная. Разговоры давно идут, пресса орет во все рупоры - не отдадим ни пяди родной земли. Нет, Боря, подобная авантюра с островами не пройдет. А по Новоахтанговскому району, вернее, по его ма-а-а-ленькому кусочку, никакого шума не будет. Тихо-мирно столбики пограничные на несколько десятков километров перенесут, да и вся недолга. Никто и не заметит. А вот за сколько его продать, эту информацию от нас с тобой ждут. И дождаться не могут... Давай-ка, Борис, закурим.
  Борис Николаевич с готовностью протянул шефу раскрытую пачку 'Парламента', зная, что тот не курит постоянно, только в особо напряженных ситуациях (а сейчас именно такая и образовывалась), а потому и сигарет ни в карманах, ни в столе не держит.
  - Нет, Боря, - продолжил Пухликов, закурив, - искать причину этой, как ты ее называешь - байды - надо в другом месте. Думаю, что в июне мы столкнулись с конкурентами. Или с кем-то другим.
  - Там учения проходили, Станислав Аркадьевич, - возразил Донских, - самые обыкновенные воинские учения.
  - Ага, учения, - с иронией в голосе отозвался Пухликов, - самые обыкновенные учения с применением настоящих боеприпасов. Наши три экспедиционных уазика были обстреляны из гранатометов. Прямой наводкой.
  - Ну и что? - не соглашался Донских. - При проведении воинских учений часто применяются боевые снаряды. Для наглядного, так сказать, примера, чтобы бойцы воочию увидели, как оно на самом деле бывает. Кстати, руководство воинской части, проводившей стрельбы, подтвердило сей факт. А наша экспедиция там совершенно случайно оказалась. Вернее...
  - Вот именно - вернее! Уазики шли в заданном направлении и в согласованное время. Не по коридору какому-то, они вообще в стороне шли. В другой стороне.
  Борис Николаевич пожал плечами:
  - Бардак. В армии всегда бардак. Бабахнули не в ту сторону. Тот, кто напутал, офицерик этот, командир взвода гранатометчиков, уже наказан. Вернее, будет наказан. Он пока в психушке прохлаждается, но, думаю, психиатрическая экспертиза подтвердит его вменяемость, и впаяют ему - мало не покажется. Военным это происшествие удалось на себя перетянуть, вот и тянут... Случайность, шеф. Случайность и бардак. Такое в армии сплошь и рядом.
  - Случайность, - как эхо повторил Станислав Аркадьевич. - Прямой наводкой, - снова повторил он. - Не верю я в эти случайности.
  - Но тогда ведь поверили.
  - Тогда поверил, - согласился Пухликов. - Теперь понимаю, что ошибся. Потому и говорю, что это наша общая с тобой недоработка. Надо было нам сразу... по горячим следам.
  - Я тогда по горячим следам все проверил. Выяснил...
  - Надо еще раз проверить, - перебил Бориса Николаевича Пухликов. - Надо еще раз все проверить и во всем досконально разобраться. Я чувствую - след там.
  - Будет сделано, шеф! Я все проверю. Пошлю к офицерику в психушку человечка. Он с ним еще раз пообщается, может, и узнает чего нового. Можно и с солдатами того взвода побеседовать. Но солдаты что - они приказ выполняли. Трое из того взвода уже на дембель укатили. Вернее, комиссовали их. Одного перевели куда-то. Их, конечно, можно найти, но зачем? Нет, если надо...
  - Кого пошлешь? - перебил зама Пухликов.
  - Мента. Ему проще и в психушку и в воинскую часть пролезть. У него полномочия. Неважно, что дело военная прокуратура ведет, все равно ему будет проще договориться.
  - Мента? А не лучше ли Мойдодыра отправить? Мойдодыр человек проверенный, наш со всеми потрохами. А мент..., ты не рискуешь, Борис?
  - Не-а, - мотнул головой Борис Николаевич. - Мент тоже человек проверенный. Я его не первый год знаю. Он совершенно не идейный товарищ. Ему по барабану дела нашего Фонда. Мои задания для него так - подработка на стороне. Профессионал хороший, и не идеалист, в идею и справедливость уже давно верить перестал. Разнюхал, доложил, бабки получил и дальше своих бандюков ловит, ненужных вопросов не задает. Ну и что, что человек он левый? Зато намного дешевле нам обходится. И работу сделает качественней любого Мойдодыра. Мойдодыр - он всего лишь чистильщик. У него мозгов... - Донских самому себе показал кукиш, внимательно его осмотрел и резюмировал: - кот наплакал.
  - И все-таки, я против. Давай-ка сам лично сгоняй. Заодно жирок растрясешь. Тебе же польза будет.
  - Как скажете, шеф! - бодро согласился Борис Николаевич, тщательно скрыв свое недовольство.
  - Вернемся к текущим событиям, - продолжил Станислав Аркадьевич. - Как себя вел Старатель сегодня? В течение дня и до момента смерти. Что-нибудь подозрительное заметил?
  - Ему нездоровилось сегодня. Принимал аспирин, кофе пил... много кофе. А утром, перед работой..., в общем, странно немного...
  - Ну? Что?
  - Я просмотрел запись его утренних передвижений. Старатель сегодня на работу не прямиком ехал, как обычно, он по городу колесил, даже опоздал на двадцать минут. Вернее, на пять, он всегда за пятнадцать минут до начала рабочего дня приезжает..., приезжал.
  - Что значит - колесил?
  - Странные какие-то маневры совершал. Хаотические.
  - Хаотические?
  - Сворачивал куда-то в сторону, потом круг делал и снова на прежний маршрут возвращался. В одном месте даже двойную сплошную пересек.
  - И ты не обратил на это внимания? Так петляют, когда проверяются, когда от слежки уходят. На хрена нам вся эта техника, если мы не контролируем передвижения своих сотрудников?!
  - Старатель прошел все тесты и проверки, - возразил Борис Николаевич. - Обычно после прохождения вступительных процедур и по истечению испытательного срока мы перестаем контролировать передвижения сотрудников в режиме реального времени. Вы же знаете, шеф. Тем более, Старатель у нас почти старожил, больше года в Институте трудится.
  - Безрезультатно трудится, - вставил Станислав Аркадьевич.
  Борис Николаевич, с достоинством проглотив очередную горькую пилюлю, продолжил:
  - А записи мы проверяем потом, когда время есть.
  - Короче говоря, не проверяете. У тебя же всегда цейтнот.
  - Цейткапут, - еле слышно пробормотал Донских, но Пухликов расслышал, разозлился.
  - Я тебя точно выгоню, Борис! Шутит он... Нет, лучше Мойдодыру команду дам, и тогда тебе точно цейткапут будет. Мойдодыр, он же парень простой, у него мозгов - во! - Пухликов, скопировав недавний жест Донских сложил пальцы в кукиш, но более сухой и острый, и не сам на него посмотрел, а выставил в лицо заму. - Ему все равно кого зачищать. За деньги он и отца родного грохнул бы, будь он жив.
  - Шеф! Мы проверяем, честно.
  - Пошутил. Насчет Мойдодыра. Не отдам я тебя Мойдодыру, сам убью. - Борис Николаевич понял, что шеф немного оттаял. - ...Так, что еще? Как Старатель вел себя весь прошедший день в Институте? Что делал? Чем занимался?
  - Как обычно. Работал над списком оборудования для экспедиции, над маршрутом, карты просматривал, встречался с новыми членами запланированной экспедиции.
  - Все коту под хвост, - пробурчал шеф, - все заново...
  - Что?
  - Все! Все заново! Теперь нам что - нового старателя искать?
  - Вообще-то, найти безработного геологоразведчика не проблема, их в России как собак нерезаных. Но я думаю, что проблема заключается в другом...
  - Вот именно. Иногда ты правильно думаешь, Боря. Что делал Старатель в той квартире?
  - Вот. - Донских извлек из-за спины черную кожаную папку и разложил перед Пухликовым веером несколько фотографий.
  - Что это?
  - Фотографии с места гибели Старателя. Мойдодыр на мобильник снимал. А это не Мойдодыр, это...
  - А это что за баба? - нетерпеливо перебил заместителя Пухликов.
  - Любовница Старателя, Ядвигой зовут. Симпатичная бабенка, между прочим.
  - Вижу, что не дурнушка. Но в глазах слишком много порока.
  - Наш геолог за годы безденежья привык к женщинам легкого поведения. Привычка - вторая натура.
  Пухликов хмыкнул и выразительно взглянул на Донских, требуя вернуться к главной теме.
  - Квартира Ядвиги напротив той, где убили Старателя. После работы Старатель поехал к любовнице, но у нее были гости, и он решил переждать в квартире соседки.
  - Соседки? А что, наш Старатель и соседку того?..
  - Про это не знаю. - Борис Николаевич пожал плечами. - Но не суть... Соседки не было дома. Она куда-то выезжала, кажется, куда-то в Европу.
  - А как Старатель туда попал? Ну, к соседке. У него что, были ключи от этой квартиры?
  - Да. Они там встречались с Ядвигой иногда. Чаще всего наш геолог к себе девушку возил, но иногда...
  - А почему не у нее дома?
  - Ядвига Кутузова - замужняя женщина. Муж - офицер российской армии, старший лейтенант. Служит...
  - Стоп! Кутузова? А муж военный? Старший лейтенант?.. А генерал Кутузов - он имеет какое-то отношение к этой семейке?
  - Генерал Кутузов? - искренне удивился Донских осведомленностью шефа о неком генерале, служащем на периферии, о котором он и сам-то узнал совсем недавно. Подумаешь - какой-то генералишка! Если бы не увлечение Старателя, так и не знал бы. - Самое прямое, Станислав Аркадьевич. Генерал Кутузов - отец Ядвиги. Если, конечно, в наших краях нет двух генералов Кутузовых.
  - Не думаю. Таких совпадений, таких случайных совпадений... Вот тебе Борис и еще одна случайность! Причем, кажется мне, что это две совершенно разные... случайности.
  - Вы о чем, шеф?
  - Пару часов назад я получил сообщение. Наш любимый президент дал задание построить новую радиолокационную станцию типа Габайлинской. В наших краях. Сначала рассматривался вариант строительства в том самом месте. Да, да, в том самом месте, которое нас интересует. Но ребята подсуетились и район предполагаемого строительства был перенесен. Будут строить, если вообще будут, в трехстах километрах восточней. Меня заверили, что начало строительства РЛС попытаются максимально оттянуть. Если удастся, то до момента выбора нового президента, а там - может, и вообще вопрос сам собой закроется. Но мы, по настойчивым требованиям наших высокопоставленных негласных учредителей должны ускорить решение по Новоахтанговскому району. Вот так Боря. А знаешь, кому президент поручил возглавить вновь созданную комиссию по Новоахтанговской РЛС?
  - Генералу Кутузову, - догадался Борис Николаевич.
  - Ему. Вот тебе и случайность. Так что отправляй к этому психу своего мента, тебе здесь работы невпроворот будет.
  
  
  Глава 3.
  - Ой! Там...
  - Не бойся, это Гоша Ёриков.
  - Какой Гоша?! Сережа, у тебя там скелет!
  - Ну да, скелет. Можно подумать, в твоем шкафу нет ни одного скелета. У тебя даже посреди комнаты трупы валяются. А мой скелет тихо и мирно стоит в углу и никому не мешает. Это Гоша. Он - вешалка. Обычно на Гоше мои пальто и шляпа. Но пальто я месяц назад сдал в химчистку, давно пора забрать, а шляпу этой весной сдуло с моей головы в реку. Вылавливать ее я не стал. Ничего, новую куплю осенью, - беспечно отмахнулся я и, закурив наконец-то (сигареты у меня лежали по всему дому, эта пачка вместе с зажигалкой лежали на полочке зеркала в прихожей), пошел на кухню заваривать кофе. Крикнул оттуда: - Да не бойся ты! Гоша не настоящий скелет - бутафория. Учебное пособие. Он даже не из костей, из пластмассы сделан.
  Сигарета показалась мне чрезвычайно вкусной, а аромат кофе - лучшим из запахов. После того, как мы присоединились к шумной компании, проходящей мимо Лизиного дома..., и дома Вити Кутузова естественно, и вместе с ними, веселыми и пьяными, бабахающими петардами, дошли до проспекта, а на проспекте остановили частника и поехали ко мне, единственной моей мыслью, когда я открывал дверь своей съемной однокомнатной квартиры, была мысль о свежесваренном кофе. И о сигаретах. Я забыл сигареты у Вити на праздничном столе, точнее на подоконнике.
  Когда я с двумя чашками кофе вернулся с кухни, Лиза развлекалась тем, что оттягивала Гошину челюсть и отпускала ее, вслушиваясь в звонкий 'клац!'. Развлечение неплохое, особенно для тех, кто с Гошей еще не познакомился по-настоящему.
  - Пальчик не суй, откусит, - предупредил я ее. - Пружина тугая.
  На самом деле я больше беспокоился о Гошиных фаянсовых зубах, нежели о Лизиных пальчиках.
  - А зачем тебе скелет? - задала она глупый вопрос. На такой вопрос даже отвечать не хочется. Зачем человеку вешалка?
  Но я ответил:
  - С Гошей мне не так одиноко. Он скрашивает мой досуг.
  - Ты все время шутишь, - обиделась она.
  - Ты не права, Лизавета. Все время шутит Петросян. Работа его обязывает шутить. А я не юморист, я врач. К тому же одинокий. Так что, сказанное - чистая правда.
  - Держать в доме скелет?... Бр-р-р, не понимаю!
  - Может быть, профессия повлияла на интерьер моего жилища. Ну, если уж совсем честно, Гоша мне в наследство от доцента Липко достался.
  - Он умер?
  - Кто? Гоша? Я же тебе сказал: Гоша пластмассовый.
  - Я про доцента спросила?
  - А-а-а... Нет, не умер. Отбыл в Данию на постоянное место жительства и высокооплачиваемой работы. А Гоша Ёриков достался мне. Не брать же его доценту с собой в Данию? Там свои Ёрики есть.
  - А он, этот Липко, он твой родственник?
  - Что-то в этом роде, - ответил я уклончиво, не желая углубляться в подробности наших взаимоотношений с Танюшей Липко. Сказал жестко: - Хватит вопросов. Их есть у меня предостаточно. На-ка, кофейку хлебни и сядь на кровать; кресла и пуфики для моих восемнадцати квадратов - непозволительная роскошь. - Сам я уселся на две стопки книг, которые венчал толстенный фолиант анатомического атласа.
  Лиза послушно присела на мой видавший виды и доставшийся от хозяев квартиры двуспальный траходром и отхлебнула из чашки. Похлопала рукой по пружинам.
  - А кровать у тебя ничего, широкая. Тебе на ней, наверное, одиноко?
  Мне показалось, что Лиза пришла в себя совершенно, в отличие от меня (довольно странно!) и думает явно о чем-то постороннем.
  - Не о том думаешь, - охладил я Лизин пыл. - Я спрашиваю, ты отвечаешь. Все понятно? Кто есть этот Сергей?
  - Я же говорила. Он...
  - Ставлю вопрос иначе. Фамилия, адрес, род занятий?
  Лиза удивленно на меня взглянула и пожала плечами.
  - То есть, ты хочешь сказать, что ничего о нем не знаешь?
  - Только имя.
  - Понятно, - сказал я, хотя ничего понятного не было. - Вопрос номер два. Как убитый оказался в твоей квартире?
  - Понимаешь..., - начала она. - М-м-м... у тебя выпить есть что-нибудь?
  Я вздохнул и пошел на кухню. Там у меня в холодильнике стояла и переохлаждалась на нижней полке початая бутылка 'Абсолюта', подаренная мне во вторник одним благодарным пациентом. Из закуски у меня имелся крабовый салат, он был в полиэтиленовом контейнере, но лежал, хоть и в холодильнике уже давно, наверняка прокис. Я вспомнил о яблоке, но тут же забыл, потому что на пороге кухни возникла Лиза в нижнем белье и с моей рубашкой на сгибе локтя. На ногах были мои любимые клетчатые тапочки. На правом тапке кое-где разошелся шов и проглядывал желтый поролон, но все равно - я их любил.
  - Я душ приму, - просто сказала она.
  Я критически осмотрел ее с ног до головы, удовлетворенно кивнул головой, отметив про себя, что пропорции ее тела мне нравятся. Не девяносто-шестьдесят девяносто, и - слава богу! Хотя, какая мне разница? Не до секса мне сейчас. Заметив, что Лиза истолковала мой кивок неверно, приняла его за согласие, жестко сказал:
  - Одевайся. Горячей воды все равно нет. Позже вскипячу чайник, - добавил чуть мягче. - А пока давай-ка, дуй одеваться, и подумаем, как решать твои проблемы.
  Лиза фыркнула и вернулась в комнату одеваться, а я снова подумал о яблоке. Вспомнил - нет яблока, я его сегодня утром схрумкал, собираясь на работу. Достал из морозилки лед, плеснул ледяной водки в два бокала на два пальца, еще более понизил температуру благородного напитка, бросив туда по два кубика льда (эта парность меня слегка позабавила) и позвал Лизу. На моей кухне было две табуретки.
  - Итак, - сказал я, когда мы выпили, - повторяю вопрос: как этот Сережа оказался в твоей квартире?
  - Наверное, пришел, когда мы с тобой были у Кутузовых, - как само собой разумеющееся сообщила мне Лиза, пожав плечами.
  - У него что, ключ есть?
  Лиза кивнула головой. Потом помотала ею и снова пожала плечиками.
  - Да... Нет... Не знаю... Откуда у него ключ? Я ему ключа не давала. ...Но как-то же он открыл дверь?
  - Действительно.
  - Наверное, Яда ему ключи дала. У нее есть комплект. Я часто уезжаю, то в Европу, то еще куда. Вот и вчера только прилетела. ...Я на десять дней в Берлин летала.
  - Зачем?
  - На ярмарку какую-то. Октоберфест, что ли?
  - Октоберфест в октябре, - машинально поправил я Лизу. - Я спросил, почему у Ядвиги хранятся ключи от своей квартиры?
  - Как это почему? А если кто заберется? Воры? Сигнализация сработает, менты приедут...
  - Ну и что? У ментов дубликат имеется.
  - Ну, так...
  - Темнишь, подруга!
  - Яда попросила. На всякий случай, сказала.
  - А-а-а, - догадался я, - на случай, когда Витя дома и отдыхает от службы отечеству. И ты ей позволила встречаться с мужиками в своей собственной квартире. Чтобы далеко не ходить. Женская солидарность, так сказать. Понимаю.
  - А вы так не делаете? - с вызовом в голосе спросила Лиза, - мужики?
  Я вынужден был согласиться.
  - Понимаю, - повторил я задумчиво и налил себе водки на все три пальца, забыв о Лизе, выпил.
  А, собственно говоря, что я понимаю? Что мне понятно? Понятно лишь то, что Ядин любовник, теперь уже бывший, проник в Лизину квартиру самым обычным способом - открыв дверь ключом, который дала ему Яда. И никакой мистики. Во всяком случае, мой тезка туда пришел еще, не будучи приведением. Впрочем, и трупом он был вполне осязаем. Или его туда принесли уже мертвым? Нет, не похоже, в этом случае крови бы было значительно меньше. Сергея прирезали на месте. Кто прирезал? За что? Так, оставим пока 'за что?', подумаем над тем, 'кто' его мог убить.
  Ядвига? Возможно. Даже очень возможно, если учесть, что убитый не оказывал сопротивления, раскрыл, так сказать, свое сердце женщине, которой доверял.
  Витя? Более чем возможно, мотив долго искать не надо. Ответ на вопрос 'за что?' находится на поверхности. Правда, следы борьбы остались бы, но это уже детали несущественные - перевернутые стулья можно поднять и поставить на место, сдернутую скатерть поправить и т.д.
  Но и Витя, и его неверная супружница все время были на виду. Сначала сидели за столом, и Ядвига отлучалась только на кухню. Потом стали танцевать, и она намертво приклеилась к плотному брюнету. Витя? Я напрягся и вспомнил. Витя выходил из комнаты несколько раз, кажется, три раза. Я думал, что он ходил блевать, я даже слышал утробные звуки из двери в прихожую. Но в том, что Витя каждый свой выход сопровождал арией 'Рыгалетто', я поклясться не мог. Неужели Витя его грохнул? Убитый не был слабаком. А Витя?
  Я вспомнил нашу первую встречу после долгой разлуки. Тогда в кафешке я обратил внимание на Витины руки - они были красные с мороза (перчатки у Вити торчали из кармана его военной куртки). И еще, они были большими, в них ощущалась сила. Я хирург-стоматолог, и подумал тогда: мне бы такие клешни, как у Вити, удалял бы зубы у пациентов без щипцов и элеватора, пальцами.
   Еще в школе Витя отличался своей силой. Он был очень нескладным - узкие плечи, немножко сутул, но силы ему было не занимать. Помню, в десятом классе нас затопило из кабинета химии и потекло прямо на пианино, мы тогда в классе пения занимались алгеброй, кабинет математики на ремонте был. Вообще полшколы на ремонте находилось после пожара. А после пожара, как правило, трубы начинают течь. Капало, а точнее, лилось, прямо в открытую крышку, на клавиши. Ничего бы с этим расстроенным и пошарпаным музыкальном инструментом не произошло, хуже, чем был, не стал бы, но... Витя первым подбежал к пианино и отодвинул его в сторону, сначала один край, потом другой.
  В школьные годы Витя вольной борьбой занимался. Я ленился в секцию ходить, а он ходил, даже на соревнования куда-то ездил. Но только в самом начале, потом перестал, не хотел Витя свою жизнь посвящать спорту и потому не гнался за спортивными наградами и званиями. Я спросил его как-то, зачем, мол, тебе эта борьба, если спортсменом ты быть не хочешь? Он ответил - так, для себя.
  И еще один факт проявления Витиной силы я запомнил на всю жизнь. Именно благодаря Витиной силе, я теперь жив.
  Нам было по двенадцать. В южной окраине Курносовска, нашего маленького городка был песчаный карьер. Там работали экскаваторы и бульдозеры. Песок увозили на БЕЛАЗах на стройки. По выходным работы не велись, и мы, все пацаны, там играли. Во все, что приходило в голову. В тот раз мы с Витей играли в золотоискателей. Короче говоря, рыли шурф, искали жилу. Неожиданно на нас сверху съехал пласт песка. Витя отпрыгнул, а я оказался погребенным, только макушка головы наружу. Меня сдавило со всех сторон, дышать стало трудно. Я испугался. Да, испугался, любой бы испугался, будь ему двенадцать лет и перекрой ему кислород.
  - Откапывай меня быстрее, - взмолился я, вытаращив глаза и отплевываясь песком.
  Витя стал меня откапывать, изредка поглядывая на вершину карьера. Потом он вдруг переменился в лице, схватил меня под руки, которые уже успел откопать и выдернул меня из песка, как морковку из грядки. Ботинки остались там.
  - Бежим, - крикнул он, но я уже бежал, да так, что пятки в задницу втыкались.
  Едва отбежали метров на десять, как новый пласт песка съехал вниз по склону. Комки глины с вершины карьера подкатились к нашим ногам.
  - Ни фига себе, - сказал я. - Как же я домой пойду?
  - Босиком, - ответил Витя.
  Мы ничего не рассказали родителям, но за ботинки мне влетело.
  
  - Может, в милицию сообщим?
  Я непонимающе посмотрел на Лизу. Она беспечно листала глянцевый журнал 'Status', журнал для состоятельных людей, на котором я, не являясь таковым, обычно резал колбасу и хлеб.
  В милицию? Витю возьмут сразу же. Он самый главный подозреваемый. Но не рассказывать же Лизе про то, как четырнадцать лет назад один малолетний золотоискатель спас жизнь другому малолетнему золотоискателю? Хотя, Лизу тоже понять можно. В ее квартире труп, и кроме трупа туда повадились разные личности с пистолетами, снабженными глушителями. Надо что-то делать. Я взглянул на часы. Без пяти час ночи. Самое время звонить. Я взял сотик, домашнего телефона в этой квартире не было, и набрал знакомый номер. Обматерит, конечно...
  - Ты в милицию? - зевнув, спросила Лиза.
  - Почти, - буркнул я.
  Рыбаков, как всегда был доступен, но трубку не брал какое-то время.
  - Да! - не сонно, но с великим раздражением в голосе отозвался мой приятель. В трубке раздавались какие-то непонятные звуки и стоны.
  - Рыбак, это я, Сергей.
  - Да вижу, что ты, на дисплее написано: 'дохтур'. Чего надо?
  - Рыбак, я в жопе! - жалобно сообщил я.
  - Да? - удивился он, как-то странно дыша. - Побудь там еще чуток. Я сейчас..., освобожусь.
  Рыбак не отключился, он просто отложил трубку в сторону.
  - У-у-у, а-а-а, - доносилось из трубки. Явно, не рыбаковский голос.
  Я слушал и прикидывал, во сколько мне обойдется этот секс по телефону. Наконец Рыбак 'освободился'.
  - Уф-ф, - сказал он. - Ну, рассказывай, что за жопа?
  - Короче, убийство, Рыбак. Остальное не по телефону.
  - Можно и не по телефону. Не ты хоть убил-то?
  - Не я.
  - И то хлеб. А что не тебя, тоже понятно. ...Ну, что, лапа, иди подмываться и дуй домой.
  - Что? - не понял я.
  - Это я не тебе. Ты где?
  - Дома.
  - Дома? Значит, не такая уж глубокая жопа, - хохотнул капитан Рыбаков. - ...Ладно, не вызывай такси, я тебя сам подброшу. - Я понял, что это тоже не мне.
  Рыбаков приехал минут через двадцать. Я заварил свежий кофе. Кофе после секса - самое то! Рыбак любил мой кофе.
  Со старшим лейтенантом Рыбаковым мы познакомились еще тогда, когда я проходил интернатуру в больнице скорой помощи в отделении челюстно-лицевой хирургии. Меня там считали перспективным и доверяли многое. Иногда даже самостоятельно оперировал. В основном по ночам, когда дежурный хирург не хотел вставать и идти в оперблок. Или не мог. Рыбакова доставили в приемник в бессознательном состоянии при полном отсутствии документов и с лицом, более похожим на кровавую маску. Я посмотрел - минимум два перелома нижней челюсти и губа верхняя порвана. Наложил шины, губу заштопал. Утром мой больной очухался, жестами, не терпящими возражений, потребовал телефон. Я дал, он набрал номер и сунул его мне. Я объяснил, как смог абоненту, что в больницу скорой помощи минувшей ночью доставлен..., короче, объяснил. За ним приехали дяденьки милиционеры и увезли куда-то. А через месяц явился он сам с зажившей челюстью и спросил, кто оказывал первую помощь. Я был на смене.
  Стали дружить. Уже четыре года дружим. Рыбак теперь уже капитан. А может, пока еще капитан.
  - Андрюха, - сказал я, приглашая Рыбака на кухню и наливая ему кофе в его любимый синий бокал, - ты меня извини, что я оторвал тебя... от столь важных дел, но...
  - А, - отмахнулся Рыбак, - пустое. Как говорится: бабы бабами, а дружба - святое. Давай, рассказывай, что там у тебя случилось. - Кофе Рыбаков выпил, не смакуя, и попросил сварить еще. - О! А это кто у тебя такой симпатичный?
  Лиза как раз выходила из ванной в моей домашней рубахе, ей она была почти до колен. Чайник воды я вскипятил, как и обещал. Я обратил внимание, что косметику Лиза смывать не стала. Глаз у Рыбака загорелся моментально. Я их познакомил и занялся кофе, отметив про себя, что девушку я безвозвратно теряю. Впрочем, отметил я это без особого огорчения. Лиза перестала интересовать меня как женщина задолго до прихода Рыбака, и я знал наверняка, что рыбка Лизавета обязательно клюнет и очень скоро, скорей всего этой же ночью окажется на кукане рыбака Рыбакова.
  Многие женщины говорили мне: ты Серега парень красивый, но не мачо. Нет в тебе чего-то такого... Я сам знал, чего нет в моем лице. Мужественности. Часто смотрел на свое отражение в зеркале - брови хмурил, зубы сжимал, подбородок выпячивал. Херувимчик, а не мачо. Ну, нет этой самой мужественности! Хоть тресни! Может, позже появится? А у Рыбакова лицо было самым, что ни есть мужественным. Прямой нос с едва заметной горбинкой (горбинка - это от удара кастетом), ироничная улыбка, черные глаза, брови, сросшиеся на переносице, смуглый, как Винитту, вождь апачей. Тот разрыв губы, который мне довелось зашивать, был едва заметен. Но и без него отметин на лице мента было предостаточно, не считая поломанного носа. Рыбак был старше меня на пять лет, ему недавно пошел четвертый десяток. И женщины его любили. Не знаю, учета не вел, но подозреваю, что их у него было много больше, чем у меня. Не вообще (это уж - сто пудов), а перманентно.
  Что ж! Пусть и Лиза станет его очередной пассией. Не жалко.
  Я не стал заморачиваться с туркой и поставил на огонь литровый эмалированный ковш.
  От водки Рыбак отказался наотрез. Лиза тоже стала вдруг жеманной. Я убрал 'Абсолют' в холодильник. Мы пили кофе, и я рассказывал все по-порядку. Не забыл и про наши с Витей отношения.
  - Ясен пень, друга не хочешь раньше времени нам сдавать, - все понимал Рыбаков. - Но ты ж понимаешь, что твой дружок Виктор Кутузов - самый перспективный подозреваемый?
  - Понимаю.
  - Тэкс, тэкс, тэкс. Стало быть, об убитом ноль данных. Ладно, что-нибудь придумаем. Так, дети мои, сидите здесь тихо. Дверь никому не открывайте. Только мне. Я скоро приеду.
  Лиза скорчила гримаску досады.
  - Я скоро приеду, - повторил Рыбак и многозначительно посмотрел в голубые глаза своей новой потенциальной подруги. Та сменила досаду на лице очаровательной улыбкой. Рыбак взглянул на меня и кивнул на входную дверь: - Проводи-ка меня.
  Выйдя на лестничную площадку, спросил:
  - У тебя с ней что?
  Я и не сомневался, что именно этот вопрос он задаст.
  - Совершенно свободная женщина, - сообщил я Рыбаку, понизив голос. - Во всяком случае, свободна от меня. Нет, честно, я ее пальцем не тронул, для тебя берег.
  - Стало быть, не возражаешь?
  - Ни боже мой, - заверил я друга.
  Позвонил он через час. Лиза спала на моей, понравившейся ей кровати, а я курил на кухне, спать почему-то совершенно не хотелось.
  - Еду. Кофе готовь. Слушай, Шар, а у тебя пожрать что-нибудь имеется?
  - Шаром покати, - ответил я, подумав, что скаламбурил.
  - Понятно. Соль-то хоть есть?
  - Соли полно.
  - Девушка в порядке? Ты к ней не приставал?
  - Спит твоя девушка. Я ее не трогал.
  Приехал Рыбак еще через час. Уже светало. В руках у него был полиэтиленовый пакет с логотипом круглосуточного супермаркета.
  - Ставь воду на пельмени. Поедим, и мы с Лизой тебя покинем. И ты выспишься, и мы... отдохнем. А завтра... Что у нас завтра? Ах да, суббота! Нет, тогда не завтра, в понедельник ко мне на службу фоторобот составлять.
  - А куда вы с Лизой поедете? - поинтересовался я и зажег конфорку.
  - А поедем мы с Лизой к ней домой. Глупый вопрос - не ко мне же! У меня, как всегда не прибрано. А Лиза, мне кажется, не любит, когда дома не прибрано.
  Я не стал спрашивать, почему у Рыбака сложилось о Лизе подобное мнение, сам побывал в ее квартире, спросил другое:
  - Труп увезли?
  - Уже давно. И не мы. Тот тип, что приходил, наверное, чистильщиком был. Он, видать, и забрал трупешник. Ковра тоже нет. На чистильщика этого фоторобот в понедельник и надо будет составить. И на исчезнувший труп. Авось.
  - Чистильщик?
  - Ага. Завернул труп в ковер и увез. Такая у него работа. Чтобы чисто было. Если бы вас догнал, и вас бы зачистил. ...Сдается мне, что Витя твой тут и правда ни при чем. Тут что-то другое. Хотя, версия о мести рогоносца остается.
  - А другие версии?
  Рыбак пожал плечами:
  - Я вообще не понимаю, зачем в это дело впрягся? Трупа нет, орудия убийства нет, вообще нет ничего. Одни ваши показания, да и то, сообщенные мне в частном порядке, так сказать. Ты воду поставил?
  - Поставил. То есть ты хочешь сказать, что Витю Кутузова вы арестовывать не будете? - с надеждой в голосе спросил я.
  - А на каком основании? Что мы ему можем предъявить? Кражу ковра? Не думаю, что Лиза будет писать заявление. Так что, Серега, можешь быть абсолютно спокоен за своего друга. Кстати, я видел, у тебя 'Абсолют' в холодильнике вроде стоит. Под пельмешки, а? Теперь можно.
  
  
  
  Глава 4.
  Мойдодыр пересчитывал деньги вполне профессионально, словно был не киллером-чистильщиком, а всю жизнь просидел на кассе.
  - Не доверяешь? - спросил Борис Николаевич, сидящий напротив Мойдодыра и дымящий сигаретой; из пепельницы на столе торчало десятка два окурков, а в кабинете было сильно накурено, вентиляция 'бункера' не работала. Вообще-то она работала и работала совсем не плохо, но в данный момент была отключена. И не только вентиляция - связь, электроэнергия - все было отключено, работало только автономное освещение. Шла тотальная проверка бункера на предмет обнаружения жучков и прочей шпионской техники. Донских дал команду на проверку.
  - За те два года, что я исполняю ваши заявки, меня трижды пытались надуть на сотню баксов, - монотонно ответил Мойдодыр, не отвлекаясь от своего занятия.
  - Кассир просчитался.
  - Ага. Я и пересчитываю потому. - Мойдодыр закончил пересчет и, зевнув, убрал 'котлету' в карман. Собственно, не 'котлету', а так - небольшую 'котлетку'. Не грохнуть кого-то поручили, а всего лишь труп вывезти, за такие задания много не платят. - На этот раз ваш кассир не просчитался, все нормально. Хоть и мелочью дал, сволочь очкастая. ...Вот думаю с первого сентября ставку поднять, дядя Боря. На пятьдесят процентов.
  - А что так?
  - Жизнь дорожает. Инфляция.
  - Почему с первого сентября?
  - День знаний. Детишки в школу пойдут.
  - У тебя ж нет детей.
  - Нет, - легко согласился киллер. - А впрочем, кто его знает? - Тему развивать не стал, и логичности своему решению тоже добавлять не счел нужным. Мойдодыр вообще был скуп на подробности и с логикой не всегда бывал в ладах. Но это не касалось его профессиональных способностей.
  - Значит, придется другого чистильщика искать, - усмехнулся Донских. - Не боишься без работы остаться?
  - Ищите. - Лицо Мойдодыра было безучастным. - Чистильщика такого класса, как я, Борис Николаевич, вы в этом городе не найдете. Новичка брать поостережетесь, а киллеры из других регионов, да чтобы с авторитетом, дорого стоят. То на то и выйдет, даже дороже. А за меня можете не беспокоиться, моя профессия востребована. Таких, как вы...
  - Ладно, Валера, - было явно видно, что Борис Николаевич резко пошел на попятную, - я это так, можешь считать, неудачно пошутил. ...Ну, куда мы друг без друга? Одной веревочкой по жизни связаны. Сколько мы с тобой уже, так сказать, бок о бок взаимовыгодно сотрудничаем?
  Мойдодыр сунул в ухо мизинец и сосредоточенно там поковырялся. Потом внимательно осмотрел то, что зацепил ногтем и вытер палец о штаны.
  - Только что говорил - два года, - сказал он и занялся чисткой второго уха.
  - Но это после перерыва, - возразил Борис Николаевич, - когда ты на Фоку уходил работать. Фока в своем бронированном Мерседесе сгорел, ты снова ко мне пришел. И я взял, ни слова тебе не сказал, не вспомнил. А как иначе? Почитай, с пеленок тебя знаю, с твоих подписанных пеленок. И ты меня знаешь всю жизнь. Можно сказать, родня...
  - Ладно, дядя Боря, замяли, - усмехнулся Мойдодыр слову 'родня'. - Но ставку все равно поднимаю.
  - Может, не на пятьдесят? Может, на двадцать?
  - На пятьдесят, на пятьдесят. Я подсчитал. Не хотите, пойду к кому-нибудь из ваших конкурентов.
  - Ты что? - замахал руками Борис Николаевич, - с ума сошел? Сколько ты этих конкурентов зачистил! Ты их обидел, Валера, ты их сильно обидел. Они тебя сразу замочат.
  - Не-а, не замочат. Я, дядь Борь, машина, инструмент. На инструмент не обижаются. А хотели бы, так давно бы уже... Не хотят. Да и не знают они про меня ничего - кто меня видел, тот уже ничего не сможет рассказать. Или ты, дядя Боря намекаешь, что сдашь меня? Фотографии им мои покажешь, досье на своего внештатного сотрудника предоставишь? У тебя ведь на меня наверняка досье имеется?
  - Да ну, - изобразил вид оскорбленного достоинства Борис Николаевич, - как ты только подумать мог такое?! Я ж говорю тебе - мы с тобой почти родня.
  - Ладно, дядя Боря, замяли. Но ставку все равно поднимаю - слово в слово повторил Мойдодыр и напомнил: - На пятьдесят процентов.
  - Хорошо, - вздохнул Борис Николаевич, - считай, что договорились.
  - Вот и ладненько - Мойдодыр поднялся, намереваясь откланяться, но Донских его остановил жестом и словом:
  - Постой, постой. Думаешь, решил свой шкурный вопрос, выбил у старика повышение расценок и свободен? Нет дорогой, надо еще обсудить кое-что относительно подробностей прошедшей ночи.
  - А чего тут еще обсуждать? Я все рассказал.
  - Детали кое-какие, подробности. По убийству Старателя требуется серьезное расследование провести. Мутно все здесь, неясностей много. Возможно, твое участие в этой истории одним лишь вывозом трупа не ограничится.
  - Какие еще детали? Какое расследование? Я чистильщик, а не опер. Я свою работу сделал хорошо, как всегда, впрочем, без проколов. Вы мне дали задание, я его выполнил. Что еще надо? Труп в институтском холодильнике - потрошите на здоровье, (ха!) на свое здоровье, конечно, выясняйте причину смерти вашего... Старателя. Хотя лично мне и так все понятно - зарезали его, как поросенка закололи - кухонным ножом в сердце. Нож, я обратил внимание, хороший, 'Золинген'. Как в теплое говно вошел. Кстати, одного ножа на кухне в обойме деревянной нет. Думаю, с кухни его и взяли. Вот на место положить забыли. Ха-ха-ха! Я бы положил.
  - К твоей работе у меня претензий нет, Валера. Я с тобой просто посоветоваться хочу...
  - Посоветоваться?.. - такое предложение привело Мойдодыра в замешательство - никогда с ним раньше не советовались, просто давали задание, и он его качественно выполнял. Он даже ощутил некую важность своей персоны. - Ну, давай, дядя Боря, советуйся.
  - В квартире напротив, говоришь, гуляли?
  - Гуляли. Крепко гуляли, качественно.
  - Дверь из квартиры, где гуляли, никто не открывал?
  Мойдодыр молча мотнул головой.
  - О том, что тебя никто не видел, не спрашиваю. Иначе трупов было бы больше... - задумчиво произнес Борис Николаевич.
  - Ха! - Мойдодыр расплылся в довольной ухмылке, сочтя слова Донских за похвалу.
  - ... а вот когда ты вошел в ту хату, где находился труп Старателя, - продолжал Донских, - ты странного ничего не заметил? Убийцы там не было, это понятно. И то, что он следов никаких не оставил, тоже понятно. Но понимаешь, Валера, нам за что-то уцепиться надо.
  Мойдодыр задумался на мгновенье, провел широкой ладонью по жесткому бобрику совершенно белых волос и ответил:
  - Ничего там странного не было. Если не считать...
  - Что? - насторожился Донских.
  - Свет горел в прихожей и в комнате, где труп лежал. Я когда объект ликвидирую, всегда за собой свет выключаю. Привычка такая. А этот ушел, и свет за собой не выключил. Это, конечно ни о чем не говорит, у каждого ликвидатора свой почерк и свои привычки, но, кажется мне, не профи вашего человечка грохнул. Свой кто-то.
  - Почему ты так думаешь? Из-за не выключенного света?
  - Да нет, - отмахнулся Мойдодыр. - Чего проще - пулю в лоб всадить? Один выстрел, он же - контрольный. Тем более, что парень-то ваш не малохольный какой-нибудь был. Крепкий парень Старатель этот, царство ему небесное. А его не из шпалера успокоили, его ножом пырнули. Да не из собственного арсенала режиком, а тут же взяли, на кухне. Стало быть, не готовились заранее. Случайно вышло или еще чего. Хрен его знает? Разбирайтесь сами.
  - А женщина могла Старателя убить?
  - Женщина? - удивился Мойдодыр вопросу. - Духами крепко пахло, это да. И в прихожей и в зале. Но нет, думаю, не баба его мочканула.
  - Почему?
  - Чтобы грудину пробить силенку иметь надо. А тут - по самую рукоять. С силой били. Ты сам-то, дядя Боря хоть раз пробовал человека ножом в сердце ударить?
  - Не пробовал. Ты же говорил, нож хороший, как в масло вошел.
  - Как в теплое говно, - поправил Бориса Николаевича Мойдодыр. - Ну, это я так сказал, образно. Вообще-то конечно и баба могла это сделать, но она тогда, как минимум спортсменкой была, баскетболистка, не иначе. Или путейская работница высокого роста. В Старателе росту метра два было, не меньше, а удар сверху вниз шел. Это твои трупорезы подтвердят. Можно конечно и на цыпочки встать. Или на табуретку. Но в комнате рядом с трупом табуретки не было. Да и что бы он - стоял бы как истукан и ждал? Пока сходят на кухню за ножом, пока табуретку подставят...
  - А что? - вдруг вслух подумал Донских. - Если он под гипнозом был? В гипнотическом трансе, так сказать... Валер, ты Колдуна помнишь? Того, что на Фоку работал?
  - Как не помнить? Много он вам кровушки попортил. Да и мне немало. Месяц его пас, так и не удалось грохнуть. Осторожный, сука! Верста коломенская! В такого попасть - целиться не надо. Мишень видная. Но... вроде бы точно - вот тут должен пройти, здесь появиться, по этому маршруту проехать, ан нет его! Другой дорогой едет, через черный выход выбирается. Прошмыгнет - не увидишь. Осторожный.
  - Дело тут не в осторожности, Валера, - сказал Борис Николаевич. - Колдун все наперед знал, чувствовал опасность и наперекор своему чутью не лез, обходил опасность стороной. Экстрасенсов такого класса днем с огнем не найдешь.
  - Ни фига, я его все равно достану, - мстительно пообещал Мойдодыр. - Грохну суку белобрысую! Не такой уж он неуязвимый.
  - А зачем?
  - Еще одним экстрасенсом на свете меньше будет...
  - За что вы, альбиносы друг друга так ненавидите?
  - С чего ты взял, дядя Боря? Нас не так много, чтобы друг друга ненавидеть. Просто... дело чести. Тебе не понять.
  - А где он сейчас, интересно?
  Мойдодыр пожал плечами:
  - Я когда к Фоке ушел, Колдуна уже там не было. Никому ничего не сказал и исчез вдруг, как сгинул. А перед уходом (так мужики говорили, может, врали) он своему работодателю мучительную смерть от огня предсказал. И вроде как даже точную дату назвал. Фока потом себе нового колдуна приобрел, но этот новый не чета тому был. Остался бы Колдун при Фоке, жил бы Фока и по сей день. Жил бы и здравствовал. Может, и Института вашего уже не было бы.
  - Ну, это ты загнул, Валера. При чем здесь Институт Будущего? Наши интересы с интересами Фоки не пересекались. Наоборот, мы друг в друге заинтересованы были. Фока со своими отморозками некоторые наши проблемы решал, мы ему за это хорошие деньги платили, информацией кое-какой делились.
  - Компаньонами были, - ехидно заметил Мойдодыр, - приятельствовали, так сказать, с бандюками.
  - Не понимаю твоей иронии, - резко отреагировал Борис Николаевич. - В большом бизнесе, таком, как наш, приятелей нет и быть не может. А взаимовыгодное сотрудничество просто необходимо. Даже с бандитами. Ты, Валера, между прочим, тоже не ангел. А я с тобой сотрудничаю. Сижу, разговариваю задушевно, вопросы твои финансовые решаю. Деньги вот за выполненную работу плачу.
  - Да я пошутил, дядя Боря, - как бы оправдываясь, хихикнул киллер-чистильщик. - Мы же с тобой почти родня, сам сказал.
  - Ну ладно, родной ты мой, - победно усмехнулся Донских, - давай к делу вернемся. Что еще необычного в этой квартире заметил?
  - Да собственно... - наморщил узкий лоб Мойдодыр. - Да! Разве что дверь на лоджию была настежь открыта. Но сейчас август, тепло. Чего бы ей не быть открытой?
  - На лоджию выходил?
  - Вышел. Тихо все было. Если кто и прыгал со второго этажа, то раньше, до моего прихода.
  - Под окнами что?
  - Газон. Лютики-цветочки растут. Астры, кажется.
  - Не заметил - может, там следы какие-то остались? Цветы помяты, отпечатки ботинок? Может, кто-нибудь что-нибудь обронил ненароком?
  - Темно было. Да я еще и Старателя вашего в ковер завернутого на газон эвакуировал. Там сейчас цветов много помятых - сверток не слабый получился.
  - С лоджии что ли сбросил?
  - А что? Трупаку не больно падать со второго этажа. Да и не тащить же его по лестнице. Сам-то я по лестнице спустился... Ах, да, сфоткал там все как ты велел. Потом ковер с начинкой в свою старенькую 'шаху' загрузил, на заднее сидение, и сюда. Перед мостом гаишники тормознули. Подумал, придется сократить штат автоинспекции на парочку взяточников. Ничего, обошлось. Спросили только, куда еду, да что везу. Я сказал: к теще на дачу. Везу удобрения в виде трупа, завернутого в ковер. Они поржали, закурить попросили. У них, видите ли, курятина резко закончилась, а до супермаркета в ломы ехать. Вот и тормознули первого попавшегося. Я, ты дядя Боря знаешь, человек не курящий, здоровье берегу, - Мойдодыр покосился на полную окурков пепельницу, скривился и, переведя взгляд на пальцы Бориса Николаевича, нежно поглаживающие очередную сигарету, продолжил: - Но сигареты при себе всегда имею. На всякий случай. Закурили, побазарили. Я им байку про свою тещу, которой у меня отродясь не было, рассказал, а они мне анекдот похабный. Про них же самих, про гаишников. Поржали вместе, хоть и совершенно не смешной анекдот был. Хочешь, расскажу?
  Борис Николаевич отрицательно качнул головой.
  - Ну и правильно, - согласился Мойдодыр. - Дурацкий анекдот. Такие, наверное, только ментам и гаишникам в елочку. Ну, в общем, початую пачку сигарет я им оставил, конечно, и поехал дальше своей дорогой. И прямиком сюда. Все. Других приключений не было.
  - Понятно... Ты, Валера, перед тем как труп Старателя в хозяйский ковер упаковать, карманы его проверил?
  - Обижаете, Борис Николаевич, - укоризненно произнес Мойдодыр. - Содержимое карманов ликвидируемого является трофеем ликвидирующего. Если при постановке задания не оговорено обратное. Так в Уставе киллера прописано. Ха-ха-ха! Шучу, дядя Боря. Конечно, такого Устава нет, но правило есть. Да и что я дурак, от своего законного трофея отказываться? Только не было у трупа ничего в карманах. Ни бабок, ни документов. Только дешевая китайская зажигалка, да пачка 'Парламента' с одной единственной сигаретой. Я ее забирать не стал, у меня свои сигареты имелись. А зажигалка - говно. Вы что, мало этому Старателю денег платили, коли у него такая дерьмовая зажигалка?
  Донских проигнорировал вопрос Мойдодыра, произнес задумчиво:
  - Странно... На квартире, которую снимал Старатель, мы его документов не обнаружили... И в его машине, оставленной на парковке у станции метро тоже документов не было...
  - А-а-а, вот... - Мойдодыр порылся в кармане и положил на стол перед Донских брелок с ключом зажигания. Борис Николаевич смахнул его в ящик стола.
  - Уже не надо. У нас дубликат был. Но... пригодится. - Он почесал висок. - Наверное, киллер бумажник забрал. Трофей... - Донских пристально посмотрел на Мойдодыра: - А часы? Часы на его руке были?
  - О, блин! Чуть не забыл. - Чистильщик достал из кармана часы марки 'Радо' с массивным золотым браслетом. - Отдать что ли надо? Уж больно браслетик мне приглянулся.
  Борис Николаевич, немного поразмыслив, разрешил:
  - Ладно, себе оставь. Трофей же, как никак...
  Когда Мойдодыр ушел, Донских закурил и долго сидел неподвижно, сосредоточенно думая. Потом достал из кармана плоский миниатюрный телефон и, выбрав по списку нужного ему абонента, связался с ним. Разговор был коротким.
  Глава 5.
  Проснулся я на удивление рано, не было и двенадцати. Хотя, чему тут удивляться? Спал плохо, лезли в голову ненужные мысли и образы. Много раз за ночь (за условную ночь, естественно) поднимался и курил у раскрытого окна, разговаривал со своим молчаливым собеседником Гошей. Вместе с Гошей и окончательный рассвет встретили. Более-менее крепко уснул только около десяти, а через пару часов открыл глаза и понял - спать не хочется совершенно. Поворочался для приличия, попытался расслабиться, чтобы все-таки снова уснуть, но... не идет сон и все тут. Да и яркий свет солнца в окне мешал. Во рту и на душе противно было - от 'Абсолюта' и от прочего питья, от множества выкуренных сигарет, от вчерашних треволнений и от не оставляющих мою голову мыслей о предстоящем в понедельник разводе с Викой. Может, плюнуть на все? Развестись, договориться с главным и взять отпуск? Отвлечься, развлечься. Хотя бы за свой счет. Купить горящую путевку и мотануть куда-нибудь. В Хорватию, или, на худой конец в Турцию. Денег вроде бы должно хватить. А не хватит, займу. У Рыбака к примеру. Он хоть и мент, но деньги у него водятся. Подрабатывает где-нибудь на стороне - крышует какого-нибудь рыночного бизнесмена или что-то в этом роде. Мы с Рыбаком о том, сколько он получает на своей основной работе и о его приработках не разговаривали, но, судя по тому, сколько Рыбак тратил на своих еженочных девочек, он явно не бедствовал...
  Я встал, умылся холодной водой, горячую так и не дали, зубы почистил и сразу стал искать сигареты. Но сигарет не оказалось. Я проверил все свои заначки - пусто. На кухонном столе валялась пустая пачка. Я выбросил ее в мусорное ведро, где находились еще три пустых и скомканных пачки, вздохнул и стал собираться на улицу, чтобы добежать до ближайшего киоска. Набросив на плечи пиджак, я вдруг ощутил тяжесть в кармане. Бумажник. Бумажник убиенного Сергея, Ядиного любовника, который я машинально сунул в свой карман, когда в дверь Лизиной квартиры позвонил чистильщик со шрамом на левой щеке. Посмотрим...
  В бумажнике находились три стодолларовые купюры и несколько двадцаток, тысячи полторы в рублях, паспорт, водительское удостоверение и плоский ключик, наверное, от квартиры. Я повертел ключик в руках и пристегнул его к брелку с моими ключами. Чтобы случайно не потерялся, подумал я.
  С фотографий в документах на меня напряженно смотрел вчерашний покойник. Я прочитал: Таран Сергей Иванович, одна тысяча девятьсот... года рождения. Правильно, Сергей, мой тезка. И возраст я его верно определил - слегка за тридцать. В паспорт была вложена черно-белая любительская фотография, на которой Сергей Таран, одетый по-походному - в штормовке и болотных сапогах - стоял в обнимку с каким-то парнем, своим сверстником, одетым точно так же. Наверное, они с другом фотографировались на рыбалке. А впрочем, кто его знает? Может, на охоте. Ни удочек, ни ружей в кадре не было. На этой фотографии Таран был немного моложе.
  Я вложил фотографию обратно в паспорт, но вдруг мне захотелось более внимательно рассмотреть того другого на снимке, что стоял рядом с Тараном. Черты лица мне показались смутно знакомыми. Я даже достал лупу и рассмотрел его увеличенным. Озорной взгляд темных глаз. Может, карих, может, темно-серых - на черно-белой фотографии не определить. Мягкие черты лица, курносый нос... Нет, я не был знаком с этим человеком, но явно где-то его видел. Может, кто-то из моих пациентов? Как я не напрягал память, вспомнить не смог. Но точно - где-то когда-то мы с ним пересекались.
  Ну и что такого? Я выбросил из головы мысли о приятеле покойного Тарана. Новоахтанговск город большой. Может, это был кто-то из толпы прохожих, с кем я случайно встретился взглядом. А память взяла, да и зафиксировала образ...
  Я позвонил Рыбаку, но он сбросил. Наверное, Лизоньку трахает, некогда ему, подумал я, но ошибся. В мою дверь позвонили, и позвонившим оказался ни кто иной, как Рыбак. Собственной персоной.
  - Привет, Шар, - сказал он, сразу проходя на кухню. - Ехал мимо, решил заскочить. Кофе ставь.
  Я зашел на кухню вслед за ним, положил бумажник Тарана, который до прихода друга держал в руках на стол перед Рыбаком, усевшимся на табуретку, и занялся приготовлением кофе.
  - А что, Лиза тебе не дала?
  - Как это не дала? - Рыбак уставился на меня удивленным взглядом. - Не родилась еще та барышня, которая сумела бы мне отказать! - сказал и самодовольно ухмыльнулся.
  - Нисколько в этом не сомневаюсь, - заверил я друга и уточнил: - я кофе имел в виду. Неужели после бурной ночи, проведенной с тобой, Лиза не подала тебе чашечку горячего кофе в постель? Мне казалось, что она именно та девушка, которые приносят кофе в постель. Или ты оказался не на высоте, и Лиза на тебя обиделась?
  - А, - Рыбак отмахнулся. - Не успел я у Лизоветы кофейку тяпнуть. Срочная халтурка нарисовалась. Надо съездить кое-куда. Вот проезжал мимо твоего дома, решил заскочить, - повторился он, - кофе решил твоего попить, уж больно здорово ты его завариваешь. Заодно хотел предложить - компанию составишь? Тебе же все равно делать нечего. Прокатимся. Погодка замечательная. Солнышко светит, птички поют. Ты развеешься, от вчерашнего отвлечешься, да и мне не скучно будет. Грустные мысли из головы выветрятся. Кстати, у тебя развод-то скоро?
  - В будущий понедельник. А почему - кстати?..
  - Стало быть, до понедельника ты абсолютно свободен. Так? И я до понедельника практически свободен. Сгоняем туда-сюда, и я тогда тоже абсолютно свободным буду. На обратном пути можем зарулить куда-нибудь. В какой-нибудь кабачок, а? Я и аванс за халтурку уже получил. Неслабый. Посидим плотненько.
  - Ехать далеко?
  - Да нет. Сначала в психушку, потом до воинской части одной.
  - В какую психушку?
  - Ну, в ту, что по тракту. Не та, что в городе, а та, что за городом.
  - А что, - не долго думая, согласился я, - поехали. Там Олег Мухачев, мой хороший знакомый работает. Ну, не то чтобы очень уж хороший, но... хороший. Заместителем главврача трудится. А может, уже и главным стал. Мы с Олежкой одну медицинскую академию окончили. Только он, когда я на первый курс стомфака поступил, уже на третьем курсе своего психологического учился. Навещу старого приятеля. Хотя... сегодня же суббота, выходной день, одни дежурные врачи да санитары на смене. А впрочем, Олежек вроде бы там рядом живет. Если что, заскочим?
  - Обязательно... А это что за ерунда? Почему у тебя в доме чужие документы валяются? - Рыбак внимательно разглядывал напряженное лицо Сергея Ивановича Тарана в паспорте. Потом так же внимательно изучил фото, на котором молодой Таран стоял в обнимку с неизвестным парнем.
  - Вчера забыл сказать. Когда чистильщик пришел, я бумажник из кармана убитого доставал. Он в дверь позвонил, я и...
  - Это мародерством называется, Серега, - задумчиво произнес капитан Рыбаков, пересчитывая тарановскую наличность. - Здесь с учетом иностранной валюты, если по курсу Центробанка, - он уставился в потолок и зашевелил губами, подсчитывая в уме общую сумму, - ровно тринадцать тысяч. Ты украл у несчастного покойника целых тринадцать тысяч рублей. Несчастливое число, между прочим. Как думаешь, Шар, если бы... - Рыбак снова заглянул в паспорт, - господин Таран не жмотничал и купил бы по дороге к любовнице букет цветов, или там - бутылку вина, коробку конфет - чем уменьшил бы находящуюся в бумажнике сумму, убили бы его или нет?
  Я пожал плечами; в приметы я не верил, и гадать на кофейной гуще не умел. Тем более что для того, чтобы гадать, нужна гуща, как таковая, а она еще даже не успела осесть на донышках чашек, в которые я только что налил горячий ароматный кофе. Себе и своему другу капитану Андрюхе Рыбакову.
  - Паспорт и водительское удостоверение я на всякий случай заберу. Не думаю, что пригодится, но так..., на всякий случай, - сказал Рыбак, засовывая паспорт покойника в свой карман и протягивая мне бумажник с Тарановской наличностью. - А деньги можешь себе оставить. Мародер...
  - Да не собирался я эти деньги присваивать! - возмутился я. - На хрен они мне?! Лучше ты возьми.
  - Ну, знаешь, мне они тоже не нужны. Бери, бери. Господину Тарану они теперь без надобности. Бери и не комплексуй по поводу своего мародерства.
  - Хорошо, - решил я. - Положу в шкаф, пусть лежат. Если родственники убитого найдутся, им отдам. Если нет - вместе пропьем. Договорились?
  - Идет. Только не думаю, что я буду его родственников специально разыскивать. И вообще, я не уверен, что этим делом заниматься надо.
  
  Серый мрачного вида давненько некрашеный и не ремонтируемый с грязными бурыми пятнами отвалившейся и обнажившей кирпичную кладку штукатурки трехэтажный корпус психиатрической клиники ?2 города Новоахтанговска и прилегающая к нему не особенно большая территория, обнесенная высоким кованым забором с пропущенной поверху ржавой ниткой колючей проволоки, когда-то давно в социалистические времена принадлежали Министерству Обороны. Посредине каждой секции забора были припаяны выкованные каким-то умельцем с фантазией буквы МО - видимо, эти буквы были аббревиатурой Министерства Обороны. Территория была сильно запущена, заросла какими-то кустами, травой и полынью, а здание психушки казалось ветхим, готовым к сносу. Но сносить его никто не собирался, а ветхость была обманчивой. Это здание, как и большинство старых зданий города, строили пленные японцы. Строили и на совесть, как привыкли у себя на родине и за страх, под руководством советских прорабов старой формации и под приглядом озлобленных охранников и их слюноклыких собак. Толщина стен соответствовала СНИПу, а может и превышала его требования, кирпич в те далекие годы был отличного качества, не пережженный и не недодержанный, а цемент не разворовывался, а потому рецептура кладочного раствора соблюдалась неукоснительно. Так что - хоть из пушки стреляй, не пробьешь. Каземат. Подозреваю, что и фундамент был сработан на славу, а подвалы психбольницы наверняка были похожи на тот самый бункер, где супостат Гитлер с компанией встретили день нашей Победы.
  Если по-хорошему, это здание все же надо было снести, уж больно оно было мрачное, всем своим видом вызывающее тяжелые мысли, или хотя бы заново оштукатурить и покрасить, но вряд ли у мэрии до этого руки когда-нибудь дойдут. У нас в городе проблем по строительству до черта, а за городом... Да и какая разница психам - оштукатурены стены их родного дома или не оштукатурены? Или вообще - сайдингом обшиты. Серого он цвета или, скажем, небесно-голубого? И до территории им дела никакого нет, их, психов, все равно - хоть буйных хоть спокойных - гулять не выпускают. Некому за ними во дворе присматривать, мне Олежка Мухачев как-то рассказывал. Надо бы, сетовал он, хоть изредка, хоть ненадолго. Чахнут ведь, болезные, как дети подземелья. А некому, никто не хочет санитарами сюда идти. И руками разводил. Он любил разводить руками.
  О том, что в этом здании было до передачи его с баланса Министерства Обороны на баланс мэрии, то есть на момент начала тотальной конверсии, мне неведомо. Может, штаб, а может, следственный изолятор военного трибунала. Но построен он был так, что проникнуть внутрь и выбраться наружу, было бы проблематично. Может быть, поэтому его под психушку и отдали.
  Мы с Рыбаком долго стояли у ворот клиники, дожидаясь, когда на наш звонок отреагирует кто-нибудь внутри здания, раз пять кнопку звонка нажимали. Я уже стал искать в записной книжке своего мобильника номер Олега, но нас, наконец, впустили. Вернее, не впустили, а просто дверь открылась и на пороге возникла громоздкая фигура очень полной и рыхлой с виду охранницы в белом не глаженом халате, накинутом поверх комуфляжной формы. Дамочка сжимала в правой руке резиновую дубинку, поигрывала ею, постукивая о ладонь левой. Я аж содрогнулся, увидев такое чудо. Впрочем, лицо у девушки было довольно миловидным, хоть и похожим на блин. Голова охранницы верхушкой форменной фуражки доходила до притолоки, а плечи упирались в косяки, она закрывала своим телом весь дверной проем, не оставляя ни щелки, а ее большая грудь выдавалась вперед за порог на добрые полметра. Такому богатству обзавидывалась бы сама Памелла Андерсон. По сравнению с бюстом охранницы у Памеллы не бюст, а так - титьки, говорить даже не о чем.
  - О! - восхищенно вымолвил Рыбак и непроизвольно сделал шаг назад, чтобы получше рассмотреть роденовскую фигуру секьюрити (большое видится на расстоянии). - Мой любимый размер. - (Это он мне сказал тихим голосом, практически шепотом, повернувшись и приложив руку к губам на манер козырька-звукоотбойника). Потом снова повернул голову к охраннице и учтиво спросил: - Скажите, прекрасная сударыня, в вашем учреждении весь женский персонал имеет такие... восхитительные формы? Если да, то мне стоит серьезно задуматься над тем, чтобы поменять место жительства, перебраться поближе к этому замечательному местечку. Или еще лучше - устроиться к вам на работу.
  - Чё надо? - грубо спросила 'прекрасная сударыня', пропустив мимо ушей рыбаковский комплимент или не поняв его смысла, и дыхнула на нас мощным чесночным амбре.
  Я-то человек к подобным ароматам привыкший, как-никак стоматологом работаю, а Рыбаку, наверное, пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы в ужасе не отшатнуться и не заткнуть ноздри пальцами. Впрочем, чего это я? Рыбак, хоть и не зубной врач, но тоже разного дерьма на работе вволю обоняет. В подтверждение моих мыслей Рыбак не отшатнулся, а напротив - сделал полшага вперед, ближе ему не удалось подойти по вполне понятной причине: арбузные прелести охранницы не давали. Лучезарно улыбнувшись и распушив все свои золотые перья, он извлек из кармана служебное удостоверение и представился:
  - Капитан Рыбаков. Уголовный розыск. Ваш, так сказать, коллега.
  Охранница бросила безразличный взгляд в раскрытые корочки, и с еще более безразличным видом, спросила:
  - Ну? - и повторила: - Чё надо?
  - Видите ли, сударыня, по долгу службы мне необходимо побеседовать с одним из ваших... м-м-м подопечных.
  - С психом что ли?
  - Можно и так сказать. Кто из живущих на этой грешной земле псих, а кто нормален? - философски заметил Андрюха.
  - Не положено.
  - Как это? - немного опешил Рыбак, не привыкший, что ему отказывают. Тем более, барышня.
  - А вот так. Выходной сегодня. Дни посещения больных родственниками - понедельник, среда, четверг. С одинадцати до часу и с пяти до семи. И с разрешения лечащего врача.
  - Но этот человек мне не родственник...
  - Тем более, - отрезала любительница чеснока и собиралась уже закрыть дверь перед нашими носами, но Рыбак не позволил ей этого сделать - ухватился за ручку двери и строго сказал, припрятав до лучших времен свое обаяние и перейдя на официальный тон:
  - Вы не поняли, любезная. Я - старший оперуполномоченный уголовного розыска, капитан Рыбаков, и в настоящий момент нахожусь при исполнении и занимаюсь расследованием обстоятельств серьезного преступления. Мне необходимо побеседовать с обвиняемым, который почему-то не в сизо сидит, где ему и положено находиться до суда, а прохлаждается в вашем уютном заведении.
  - Это вы про Тимку что ли?..
  - Про какого Тимку? А, ну да. Мне нужно увидеть Тимофея Колобродова. И побеседовать с ним.
  - Так при чем здесь милиция? Этим делом военная прокуратура занимается. У вас есть от них бумага?
  - Бумага?.. - Рыбак прекрасно понимал, что девушка совершенно права и просто-напросто честно исполняет свои обязанности, и ни его хваленое обаяние, ни официальные нотки почему-то не действует, разбивается о железобетонную стену полового равнодушия круто замешенного на соответствующих пунктах должностной инструкции. Он на секунду отцепился от дверной ручки и почесал затылок, обдумывая следующий маневр. - Видите ли, сударыня...
  Но охранница слушать Рыбака не стала, воспользовавшись тем, что дверь обрела достаточную степень свободы, буркнула: 'Будет бумага - милости прошу', и с силой захлопнула ее. Рыбак озадаченно посмотрел на меня.
  - Надо же, - разочарованно сказал он, - такая аппетитная дамочка, а напрочь фригидная. А может она того..., лесбиянка?
  Я пожал плечами, а Рыбак потянулся к кнопке звонка. Но тут за нашими спинами раздался шум подъезжающего автомобиля и три резких противных гудка, по всей вероятности - требование открыть ворота психушки. За рулем немолодой вишневой 'Карины' сидел мой приятель Олежка Мухачев. Ожидая, когда ему откроют ворота, он курил, скучающе смотрел в нашу с Андрюхой сторону и явно меня не узнавал. Наверное, он мимо нас смотрел и о чем-то своем думал.
  - Олег Геннадьевич! - окликнул я его.
  - Э-э-э..., Шаров? - Мухачев близоруко прищурился и уголки его толстых губ потянулись к мочкам ушей, он неуклюже выбрался из машины и вразвалочку по-медвежьи пошел на меня, раскинув руки для объятия. - Какими судьбами? Что ты здесь делаешь? С ума что ли сошел? Гы-гы-гы!
  Мы обнялись, но не крепко, можно сказать, чисто символически, не настолько уж мы были близки и не настолько уж соскучились друг по другу. Хотя, и виделись мы с ним в последний раз, дай бог памяти..., года полтора или даже два назад.
  - Вот решил навестить, - почти не соврал я, - старого институтского кореша. А ты что, и по выходным работаешь?
  - А что еще делать? - развел руками Олег. - Живу я тут недалеко. За городом, вдали от всех увеселительных заведений. Жена от меня сбежала, не выдержала нашей затворнической жизни и моего трудоголизма, да ты знаешь...
  Я не знал. Я вообще не знал, что Лешка был женат. Встречались мы после окончания института не часто, можно сказать, случайно. Да и разговаривали при встречах в основном о работе. Он о своей, я о своей.
  - А что дома-то делать? - продолжал Олег грустно. - Книжки читать? Надоело что-то. Вообще читать ничего не хочется. Телевизор смотреть? 'Кривое зеркало'? 'Аншлаг'? 'Фабрику звезд'? Или на эти бесконечные сериалы подсесть? Скучно. Одно из двух остается - либо бухать, либо работать. Бухать в одиночку или с местными - свихнуться можно, раз чихнуть-пукнуть. Я работу выбрал, Серега. Специальность свою я люблю и пациентов... они мне как родные. Главврач мне полностью доверяет. Сам-то он в клинике бывает редко - то в горздраве что-то выколачивает, то в Москву летает, то в комиссиях разных заседает. А я тут. Но мне это и на руку. Тут мой дом! - Олег обвел рукой свои загороженные и зарешеченные владения. - Ты знаешь, Шар, - он вдруг понизил громкость своего голоса и как-то загадочно мне подмигнул, - это и правда мой дом. Мое, так сказать, родовое гнездо. Я это давно понял, сразу, как только здесь работать стал. Это судьба, Серый. Смотри, что это за буквы? - он указал на аббревиатуру Министерства Обороны на секции забора.
  - 'М' и 'О', - послушно прочитал я. - Министерство Обороны, наверное. Это здание раньше вроде бы...
  - Не-а, - весело махнул головой Олег. - Это моя фамилия и мое имя - Мухачев Олег. М.О. - И уставился на меня, наблюдая за моей реакцией.
  Я глупо улыбнулся, слегка растерявшись, а потому не сразу решив, как мне отнестись к словам однокашника - с иронией или с восхищением от подобного совпадения. А может, Олег не считает это совпадением? Может, он из-за постоянного общения со своими психами и сам уже шизанулся?
  - Это мое родовое гнездо, Шар, - повторил Мухачев. - Я это чувствую. Мне здесь легко дышится и комфортно живется. Дома пусто и скучно, а здесь... жизнь ощущается. Я в клинике даже ночую иногда. Да что там иногда, - смущенно признался он, - практически постоянно. Даже не практически, а... Одну палату под жилье приспособил и живу. Телевизор привез, холодильник, шторы повесил. Тоже из дома взял. В поселок только за продуктами езжу. Домой заезжаю почту забрать, да так - по мелочам кое-что. Вот и сейчас... продуктов набрал на неделю. Мне тут готовят персонально. Нет, то что пациентам готовят тоже вполне... Да, вполне. Но иногда хочется некоего разнообразия, понимаешь?.. Праздника иногда хочется...
  Я кивнул головой, выражая свое полное согласие с утверждением Олега, что праздник человеку иногда необходим. Нет, ну точно, Мухачев чокнулся, подумал я и оглянулся на Рыбакова, стоящего за моей спиной. В глазах мента я увидал полное подтверждение своих мыслей - Рыбак, слышавший весь наш разговор, по-видимому, тоже решил, что у моего однокашника не все в порядке с головой. Он даже легонько прикоснулся к своему виску, сделав вид, что почесал его.
  - Я как знал! - радостно сообщил мне Олег, - бутылочку коньячка прихватил. Будет чем нашу встречу... Кстати, знакомь меня со своим приятелем. Я гостям всегда рад.
  Рыбак вышел из-за моей спины и протянул Олегу руку.
  - Андрей. - Наверное, капитан Рыбаков решил пока не объявлять о своей принадлежности к правоохранительным органам и оставить информацию о цели визита в клинику на потом. - Андрей Рыбаков.
  - Олег Мухачев. Вам Сережа обо мне конечно рассказывал?
  - Да, - убедительно и честно соврал Рыбак, - и очень часто. Мы с ним уже давно собирались к вам заскочить. Познакомиться, так сказать. Но, понимаете, Олег, все времени нет. Текучка, суета. То одно, то другое...
  - Да, да, да, - закивал головой Мухачев, соглашаясь, - суета... Суета сует. А здесь, в клинике, я вам скажу - никакой суеты. Полное спокойствие и тишина.
  И словно в опровержение слов Олега из зарешеченного окна на третьем этаже раздался истошный крик, плавно перешедший в заунывный вой, похожий на волчий.
  - Это Кукушонкин, - довольно улыбнулся Мухачев, явно наслаждаясь этими непривычными для слуха нормального человека звуками. - Представляете, вообразил себя муэдзином. Но он не только по утрам и вечерам кричит, но и каждые два часа. Почему-то... Надо заглянуть в энциклопедию и выяснить, как часто кричат муэдзины... Но, что это мы стоим в самом деле? Прошу ко мне!.. Раечка, - Олег послал нежную улыбку в сторону ворот, - будь добра, отгони машинку, пожалуйста. А мы пешочком...
  Раечкой оказалась та самая бой-баба с дубинкой, только теперь дубинка была пристегнута к ее ремню. Она уже давно открыла ворота и стояла, напоминая каменную кариатиду, нет, более - монументальное творение великого ваятеля Церетели, с краю ворот, ожидая дальнейших указаний своего любимого шефа. То, что она вовсе не фригидна и не имеет никакого отношения к позорному меньшинству, можно было определить по взгляду, с которым она взирала на Олега. В этом взгляде было все - и обожание, и неприкрытая сексуальность, и даже ревность. Олег и Раечка любовники - это было ясно без слов. Мухачев, вытащив из багажника две не особенно тяжелые сумки, первым зашагал к воротам и, подойдя к Раечке, что-то нежно и тихо сказал ей. Я не расслышал. Раечка ответила Олегу так же тихо и не менее нежно. Поворковали. Голубки, да и только.
  - Прошу за мной, - пригласил нас Олег и мы с Рыбаком ступили в обитель скорби и причудливых сновидений. Здесь было действительно очень тихо. И никого. Все психи, наверное, спали, приняв необходимые дозы успокоительного, а их ленивые болезненные мысли не могли пробиться к нам сквозь тяжелые стальные двери палат.
  - Два часа дня, - подтвердил Олег мою догадку, - мертвый час. - И стал подниматься по боковой лестнице. Вдруг он остановился на площадке, поставил сумки и, похлопав себя по карманам, сказал: - Ох, забыл совсем! Ключи-то... Вы меня здесь подождите, я сейчас, мигом... - и кубарем скатился вниз.
  - А знаешь, о чем разговаривали твой психопат-приятель и его грудастая любовница? - спросил у меня Рыбак, когда Мухачев исчез за входной дверью.
  - Ты тоже понял, что между ними что-то есть?
  - А что непонятного?.. Так знаешь?
  - Откуда? Они тихо говорили.
  - Он ей сказал: 'Мы посидим с друзьями немного, радость моя. Ты не против?'. А она ему ответила: 'Конечно не против, любимый. Но ты постарайся недолго, я страшно соскучилась, пока тебя не было'.
  - Ну и слух у тебя...
  - Я по губам читать умею. Специальные курсы проходил. И практика, знаешь ли...
  Рыбак быстро сбежал по лестничному маршу, подошел к двери и слегка приоткрыл ее. Я тоже спустился и тоже подошел, и мы вместе увидели через щелку, что Олег и Раечка целуются на крыльце сторожки, примыкающей к воротам. При этом Раечка крепко прижимала своего возлюбленного к своей необъятной груди, а ноги Олега едва касались носками асфальта. Ну да, чтобы целоваться с такой Раечкой, надо становиться на цыпочки или брать с собой табуретку. Целовались они самозабвенно и взасос.
  - Как ему не противно миловаться с женщиной, нажравшейся чеснока? - скривился Рыбак. - Хотя, я заметил, от Олежки-то тоже чесночком попахивает. Наверное, вместе сегодня утром употребляли, он и не чувствует...
  'При чем здесь чеснок! Мне кажется, они счастливы', - подумал я и почувствовал, что крепко завидую Олегу. Но не тому, что именно эта женщина, Раечка, его любовница и не тому, что у этой любовницы минимум восьмой номер лифчика. Я позавидовал тому, что Олег Мухачев любит и что его любовь взаимна. И вспомнил зачем-то о предстоящем в понедельник разводе с Викой. И мне тут же стало грустно.
  Рыбаку я сказал:
  - Не печалься, Андрюха. Просто это не твой вариант. Эта женщина занята, она принадлежит другому.
  - И будет век ему верна... - эхом и не в склад отозвался Рыбак.
  
  
  Глава 6.
  Палата, которую Олег оборудовал под жилую комнату, имела загородку, в которой находился санузел с ванной, раковиной и унитазом, и напоминала гостиничный номер. Но, в принципе, довольно уютненький номер и достаточно просторный. Правда, немалую часть площади этого номера отнимала широченная кровать, явно сделанная по специальному заказу или доработанная на месте. Я так подумал, потому что заметил, что грани соединения боковых и торцевых стенок ложа были усилены могучим металлическим профилем, у основания намертво прикрученным к полу. Рыбак перехватил мой взгляд и понимающе ухмыльнулся. Олег заметил, куда мы смотрим, и покраснел. Чтобы скрыть смущение, он склонился над сумками и стал перекладывать их содержимое - часть в холодильник, часть сразу на стол. Я вызвался ему помочь, и через пару минут стол был накрыт. Чисто по-мужски - без излишеств и ненужного украшательства. Нарезали хлеба, колбаски, сыра, лимончик нашинковали, открыли банку зеленого горошка и банку консервированных огурчиков. Что еще надо трем неженатым мужикам, желающим немного пообщаться и пропустить по две-три рюмочки коньяка? Черная пузатая бутылка армянского 'Аравана' радовала глаз.
  - Ну, за встречу? - предложил Олег.
  - И за знакомство, - объединил два тоста в один Рыбак, трезво рассудив, что если пить за все по раздельности, то, не дойдя до слов о вечной дружбе, придется ехать за второй бутылкой в сельпо поселка 'Спутник'.
  - И за знакомство, - согласился Олег.
  Коньяк был хорош. Правда, и я и Андрюха предпочитали водку, но и коньком тоже не брезговали.
  - А вы на каком поприще трудитесь, Андрей? - спросил Мухачев после второй.
  - Слушай, Олег, а может, мы на ты перейдем? - предложил Рыбак.
  - Замечательно! - радостно принял его предложение Мухачев. - Ты тоже врач, Андрей? И в какой области?
  - Нет, я не врач, к сожалению. Я далек от медицины, хотя когда-то давно, в юности хотел стать врачом. Честно признаюсь - хотел быть психологом, как ты, Олег, - подбросил Рыбак Мухачеву крупного леща. - Но... жизнь иначе распорядилась. Поступал, не поступил, биологию завалил. Потом армия, потом... Я, Олег, в милиции служу. Уже, считай, десять лет. Оперативным работником. Опером, по-нашему...
  - О! - чему-то обрадовался Олег. - Опером? Как Андрей Ларин, ваш тезка? То есть, твой тезка...
  'А ведь ты, Олежка, говорил, что сериалы не смотришь, - подумал я. - Хотя..., этот сериал хоть раз в жизни, хоть не все серии, а только некоторые, но смотрел, наверное, каждый россиянин'.
  - Ну, в жизни-то немного все иначе, - мудро заметил Рыбак. - Геройства бывает мало, стрельбы еще реже, да и преступления не так часто и легко раскрываются. Не так легко, как в кино. На большое количество глухарей и герои этого сериала жалуются, но на самом деле их еще больше. А иногда бывает - начнешь дело, удила закусишь... Замечательное, сочное такое дело, только работай и удовольствие получай. И раскроешь ведь, знаешь, что раскроешь, а его вдруг раз, и забирают... - Я понял, что Рыбак плавно поворачивает к цели нашего визита, но цель эту тщательно камуфлирует под случайное совпадение. - Даже обидно становится...
  - А кто забирает? - поинтересовался Олег. - ФСБ?
  - И эти, и военные. Вот относительно недавно случай был...
  - Ну-ка, ну-ка..., - Олег плеснул по рюмкам коньячку, оставив в бутылке еще на разок, - расскажи, Андрюша. Мне интересно. Если бы Серега один приехал, мы бы с ним сейчас проблемы медицинские обсуждали. Новый человек - новая информация. Информация, да...
  Мы выпили, и Рыбак приступил к рассказу:
  - Это преступление, которое военные хотят выдать за несчастный случай, пожертвовав одним из своих офицеров, в июне произошло. В июне этого года, совсем недавно. Вояки свои учения проводили на юге района. Ну, ты, Олег, наверное, знаешь. Об этих учениях и в прессе писали и по телевизору в новостях показывали...
  Олег задумчиво кивнул головой.
  - Учения уже к концу подходили. 'Красные', как водится, победили 'голубых'. Пора в литавры бить. И вдруг - бабах! ЧП. Обстрел взводом гранатометчиков колонны, состоящей из трех гражданских уазиков. Ехали себе тихо-мирно (экспедиция геологическая), ехали по своим делам по границе района учений. Вернее, даже не по границе, а за границей, рядом с ней. И их обстреляли солдатики. Погибло восемь человек, два тяжело раненных, умерли уже в клинике, а один чудом уцелел. Передний уазик и следом за ним идущий первыми выстрелами подбили, а во второй, этот везунчик в замыкающей машине ехал, промахнулись. Тот выпрыгнул, его только ослепило слегка вспышками и контузило малость. Быстро сориентировался, за секунду до взрыва... Я за это дело взялся, но не тут-то было...
  - И что было?..
  - Вояки быстро сообразили, что к чему. На верхах договорились, и дело это себе забрали. Теперь его военная прокуратура расследует. Оно-то и бог с ним! Как говорится - баба с возу..., но паренька жаль!
  - Какого паренька? - Мне было совершенно ясно, что Олег уже догадался, о каком пареньке ведет речь Рыбак.
  - Да того самого, - ответил Андрюха, - которого вояки разменной пешкой назначили. Того, кто солдатикам команду по колонне палить дал из гранатометов. Дело они замнут, это понятно, а лейтенанта до конца дней в дурдом запихнут... ой, прости, Олег, что я так вульгарно о твоем учреждении высказался. Зло берет!.. А офицер тот, чувствую, не виновен. Ну..., виновен, конечно, но не он главный и единственный виновник. Наверняка, этот лейтенант, Колобродов его фамилия, наверняка, он не по своей воле такую команду дал. Ясно, что ему приказали. Ошиблись в расчетах, указали неверный сектор обстрела и дали приказ. Но разве генералы свою вину признают! В армии ведь как - ослушаться нельзя. Если даже совершенно дурацкий приказ - выполняй. А невыполнение приказа - самое тяжкое воинское преступление. Подвели парня под монастырь, и его же самого в психи определили.
  - Да никакой он не псих! - взорвался Мухачев. - Нормальный человек. Абсолютно, да. Нормальнее, чем мы с вами.
  - А ты откуда знаешь? - Рыбак изобразил на своем лице искреннее удивление.
  - Да он у меня! Здесь в клинике, находится.
  - Тимофей Колобродов? Здесь? Так не положено ведь! Экспертиза экспертизой, но сидеть-то он в следственном изоляторе должен. До самого суда или до момента, когда он будет признан невменяемым и помещен в психиатрическую лечебницу. А насколько я знаю, суда еще не было и дело не закрыто.
  - Дело не закрыто, - согласился Олег. - Экспертиза не в моей клинике проводилась, а в первой городской. Но я там тоже присутствовал. И главный мой присутствовал. Я тогда сразу понял: Тимоша не наш клиент, он совершенно нормален. Правда, некую странность я заметил... В общем-то все заметили... А содержать его до повторной экспертизы, которая еще неизвестно где проводиться будет, может, в Москву парня повезут... содержать его здесь определили.
  - Интересно... А почему? Почему не в сизо?
  - Здесь надежней. Родственники погибших, знаешь ли, настроены очень решительно. Уже пытались и не единожды самосуд учинить. А здесь у меня надежней, чем в первой. И даже надежней чем в изоляторе военном. - Олег постучал кулаком по стене, звук получился глухой, ватный. - Решетки надежные, крепкие решетки. А по поводу охраны..., охрана в моей клинике тоже надежная...
  - Да... - подтвердил Рыбак, наверное, вспомнив Раечку. - А что за странность, о которой ты упомянул?
  - Какая странность?
  - Ты сказал, что присутствовал на экспертизе и углядел в Колобродове какую-то странность, которая не укрылась и от остальных членов комиссии.
  Олег задумался, потянул в рот кусочек сыра и стал медленно его жевать.
  - Понимаешь..., - задумчиво произнес он через какое-то время, - Тимофей абсолютно адекватен. И память у него замечательная и речь поставлена. Помнит свою жизнь до мелочей. Я с ним часто беседую. Он мне рассказывает о своем детстве, о юности. О родителях своих много мне чего рассказал, даже о бабушке и дедушке. Об армии рассказывал. Все помнит - все, до того, как приказ стрелять по колонне отдал, и после... А вот само это... происшествие не помнит. Похоже, что к нему были применены меры психологического воздействия.
  - Его что, зомбировали?
  - Или зомбировали или что-то другое... Скажем так, в момент отдачи того рокового приказа Тимофей Колобродов находился под мощным психологическим воздействием. Он не контролировал свои действия, его сознанием руководили.
  - Загипнотизировали?..
  Мухачев пожал плечами:
  - Наша комиссия причину неадекватного поведения Колобродова в момент инцидента определить не смогла. Потому его, наверное, и повезут в Москву в институт Сербского. Там и аппаратура и специалисты... А у нас в глубинке психиатрическая наука отдыхает... Мы тут ничего не можем. Только амфитамин колоть, да... А! - Олег обреченно махнул рукой. - Давайте, выпьем что ли?
  - Раз такое дело, - вставил я, скромно молчавший во время всего разговора, - давай. Выпьем. - И добавил, подыгрывая Рыбаку: - Да, жалко парня... - И зацепил вилкой тоненький кружочек лимона.
  Коньяка хватило только на две рюмки. Расстроившись и забыв на миг о гостях, Олег начал с себя. Он лихо налил себе полную рюмку, а когда выдавливал из бутылки остатки коньяка в мою, понял, что сильно погорячился.
  - Надо бы в поселок съездить... - задумчиво произнес Олег и зачем-то заглянул в горлышко бутылки.
  - Я больше не буду, - решительно заявил Рыбак, запоздало вспомнив: - Я же за рулем. А мне еще... в одно место надо заскочить.
  - Ты милиционер, - заметил Олег, - тебя гаишники в трубку дуть не заставят. Ворон ворону, как говориться...
  - Вот именно, - согласился Рыбак.
  - Извини, Андрей, - спохватился Олег, устыдившись своему намеку на круговую поруку в милиции.
  - Да нет, все правильно. Ты совершенно прав, Олег. В принципе, везде так. Не только в милиции и не только в армии... А вы пейте, на меня не смотрите. Я за вас закусывать буду. Кстати..., оп-па! - Рыбак жестом фокусника извлек из внутреннего кармана своей серой ветровки плоскую четвертинку коньяка, - у меня тут совершенно случайно оказалось. Так что ехать в поселок не придется. Ну, если, конечно, вы не пожелаете продолжения банкета.
  - Нет, нет, - запротестовал Олег, вспомнив, по-видимому, о том, что его ждет Раечка и наверняка относительно трезвого. - Ни в коем случае. Я ведь в некотором роде при исполнении. Я всегда при исполнении. Так сказать... Мы с Серегой еще только по одной выпьем и все. Ну, может быть еще по одной. Потом. На посошок.
  Мы с Олегом чокнулись и выпили. Рыбак, ощутив, что Мухачев скоро начнет нервничать по поводу нашего затянувшегося застолья и по поводу ожидающей его Раечки, приступил к делу:
  - Слушай, Олег, а нельзя ли мне с этим Колобродовым побеседовать? Дело-то у меня отняли, но интерес, профессиональный и чисто человеческий остался. Очень бы хотелось узнать кое-какие подробности. Авось что-то нарою и раскручу весь гребаный армейский генералитет? И парню помогу...
  - А почему нет? - пожал плечами Олег. - Да запросто! Сейчас позвоню, вызову дежурного врача, и Тимофея прямо сюда приведут.
  - Прямо сюда?.. - Рыбак скептически оглядел наш пиршественный стол.
  - В кабинет, - поправился Олег. - Он у меня рядом, через стенку.
  Мы встали из-за стола и, следуя за Олегом, вышли из его жилой комнаты и тут же зашли в соседнюю дверь. Кабинет Мухачева был точной копией его апартаментов, только обстановка была другой, строгой и казенной, такой, какой и положено быть в кабинете заместителя главного врача лечебного учреждения. Вместо широкой двуспальной кровати практически на том же самом месте, что и в апартаментах стояла узкая кушетка - стандартная, крытая кожзаменителем. Старый канцелярский стол с неудобным кожаным креслом располагались у окна, шкаф, набитый толстыми папками (наверное, в них хранились секреты о пациентах клиники) - рядом со столом, по левую руку. К стенам друг напротив друга были привешены две книжные полки. На корешках книг я прочел имена маститых ученых и врачей. Я хоть и стоматолог, но тоже знал фамилии этих корифеев психиатрической науки. В углу рядом с дверью молчаливо стоял родной братик моего Гоши. Только череп у скелета был трепанирован, верхушка откинута назад и держалась на блестящих шарнирчиках, а из черепка горкой возвышались разноцветные сегменты пластмассового мозга. Эти сегменты были похожи на лего, игрушку для развития пространственного воображения у детей, такую я купил моей Лариске в этом году на день рождения. В отличие от моего Гоши Мухачевский скелет в качестве вешалки Олегом не использовался, вешалка в виде хромированного шеста на тяжелом литом треножном основании и с тремя рожками поверху, заканчивающимися ярко-белыми пластмассовыми шариками стояла напротив скелета по другую сторону двери. На вешалке висело три белых медицинских халата (по количеству рожек, наверное), в один из которых Олег облачился сразу, как вошел, моментально превратившись из радушного хозяина и собутыльника в строгого и делового доктора. Доктор Мухачев на секунду задумался и велел нам тоже одеть халаты. Мне Мухачевский халат оказался впору, а Рыбаку маловат, он накинул его на плечи и мы с ним уселись на кушетку, кроме кресла и этой самой кушетки других сидений в кабинете не было.
  - Але, Степанов? - Олег по селектору связался с дежурным врачом. - Мухачев. Где у нас сейчас Тимоша? Колобродов, какой же еще... На кухне?.. Как всегда?.. Кортошку чистит на ужин?.. Понятно... Знаешь что, приведи-ка его ко мне. Хочу побеседовать. Чужие?.. Раечка тебе сказала? Сам видел?.. Да нет, это свои. Коллеги, так сказать... Да, приведи. А картошку повар дочистит... Успеет, успеет. Разбаловались...
  Олег положил трубку и виновато взглянул на нас.
  - Нет. Если вы подумали, что мы тут Колобродова эксплуатируем, так сказать..., как бесплатную рабочую силу..., пользуясь случаем, так сказать..., так вы ошибаетесь. Людей, конечно же, не хватает - и медперсонала, и на обслугу. Но он сам, сам постоянно изъявляет желание помочь. - Мухачев развел руками. - Ему же тут скучно, сами понимаете. Лечения я ему никакого не назначаю. Зачем лечить совершенно здорового человека? Прогулок не бывает. Телевизор нам в клинике держать не положено. Вы заметили, его даже в моей жилой комнате нет. Не положено...
  Олег снова сокрушенно развел руками, а я подумал:
  'Телевизор иметь в клинике не положено, а лишать душевнобольных прогулок на свежем воздухе не возбраняется? И оборудовать в палате жилую комнату, кувыркаться на спецкровати с охранницей тоже не возбраняется? Это разрешено? Дурдом! Одно слово - дурдом'.
  - ...Вот и пристает Тимоша ко всем, - продолжал Олег. - Что, мол, ему сделать? Чем и кому помочь? В основном на кухне - котлы драит, посуду моет, картошку чистит. Поварам помогает, одним словом... По собственному желанию.
  - Да мы, собственно..., - начал Рыбак, - нам по барабану, чем он тут занимается. Хоть гальюн пускай чистит.
  - Совершенно верно, - поддакнул я.
  - Ну, туалеты у нас есть кому чистить, - сообщил нам Олег. - У нас уборщица, баба Тася имеется. Незаменимый человек, я вам скажу. Она в этом здании еще до конверсии работала. Тоже уборщицей. Лет ей... лет девяносто, наверное. А шустрая...
  В дверь постучали. Довольно оперативно, отметил я.
  - Да, - крикнул Олег, - заходите.
  Вошел Степанов, кажется, так его назвал Олег - здоровенный детина грозного вида с густыми как у легендарного генсека бровями. Только он был совершенно лысый, это было понятно, несмотря на колпак, натянутый до самых бровей. Рядом со Степановым стоял паренек, в общем-то, совсем не хиленький, но казавшийся субтильным подростком по соотношению масштабов его тела и масштабов тела бровастого дежурного врача.
  - Проходи, Тимоша, садись, - ласково произнес Мухачев. - Ты не против, если мы с тобой побеседуем?
  - Я... Да там... ужин скоро, а я картошку... - Колобродов оглянулся на Степанова, вернее, не на Степанова, а зачем-то посмотрел через его могучее плечо в открытую дверь, словно сразу за ней была кухня с чаном недочищенного картофеля. - Нет, - сказал твердо, - не против.
  - Тогда присаживайся. А ты иди, Степанов, - Олег помахал Степанову пальцами, - мы тут сами...
  Степанов молча кивнул и послушно вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  - А куда присаживаться?.. - спросил Тимофей у Олега, но посмотрел на нас. Я встал, освобождая ему место, а Рыбак подвинулся ближе к окну и похлопал по нагретому моей задницей кожзаму, приглашая Колобродова сесть рядом.
  Колобродов пожал плечами и сел.
  - А вы не врач, - сказал он Рыбаку и повернулся к Мухачеву. - Олег Геннадьевич, кто эти люди? Они из военной прокуратуры?..
  - Я в соседнюю... палату зайду, - сказал я Олегу, решив оставить их одних, - стул принесу. Там, кажется, есть свободные стулья.
  - Да, да, - кивнул Олег, - конечно... Сходите, принесите, Сергей... - Олег явно не помнил мое отчество. А может, не знал? Впрочем, ничего удивительного - я же не знал его отчество. Или знал когда-то давно, но забыл...
  В коридоре я стал очевидцем довольно пикантной подробности отношений медперсонала клиники со своими подопечными. Дежурный врач Степанов был где-то в середине длинного коридора. Он открыл ключом дверь одной из палат и заглянул внутрь.
  - Чита, - негромко позвал он кого-то, находящегося там, - это я, твой Тарзан. - И, улыбаясь, попятился, разведя руки в стороны для объятья.
  'Чита', по всей вероятности, пациентка клиники, молодая умалишенная женщина, внешность которой я рассмотреть не успел, в ярком цветастом ситцевом халате, из-под которого на четверть выглядывала белая ночная рубашка, пулей выскочила из двери палаты и с приглушенным, но радостным воплем, напоминающим обезьяний, кинулась Степанову на грудь. Она обхватила большое тело врача руками и ногами и заерзала, устраиваясь поудобнее. Прямо, как обезьянка. Колпак Степанова в момент прыжка 'Читы' соскользнул с гладкого черепа и свалился на пол. Сверкнула лысина. Мне показалось даже, что в коридоре стало светлее. Степанов плотоядно осклабился, заурчал что-то невразумительное, тоже похожее на обезьянье, и, ухватив свою 'Читу' за ягодицы понес ее в палату. Через секунду высунулся, подобрал колпак и воровато огляделся, бросив взгляды в обе стороны коридора. Я успел встать за пилястру. Кажется, Степанов меня не заметил в виду абсолютного отсутствия у меня живота. Собственно, а если бы и заметил, то что? Я сам себя не понял - зачем я прятался? Это же не мне, а Степанову должно быть неловко, если его кто-то застукает на месте... На месте чего?.. Может, эта 'Чита' вовсе и не умалишенная, а только похожа на нее? А что она тогда здесь делает? Может быть, и у Степанова тоже имеется по месту работы жилая комната?.. Все они просто сошли с ума! Устроили из психиатрической клиники... неизвестно что.
  Дверь захлопнулась, и я услышал, как ключ дважды повернулся в замочной скважине.
  - И... и... и..., а... а... а..., - донеслось оттуда, - у... у... у...
  'Обезьянник какой-то, - подумал я. - Нет. Дурдом! Одно слово - дурдом. Все-таки правильно я сделал, когда пошел на стоматологический...'.
  Зайдя в апартаменты Мухачева, я сначала решил не торопиться. Налил себе рюмку рыбаковского коньяка. Выпил. Коньяк оказался значительно худшего качества, чем тот, которым потчевал нас Олег. Меня аж передернуло. Чтобы задавить послевкусие, закурил. Посидел немного, было скучно и как-то муторно на душе. Захотелось поскорее покинуть стены этой клиники и оказаться на свежем воздухе. Я решил вернуться в кабинет Олега, чтобы не сидеть тут в одиночестве дурак-дураком. Стул с собой я брать не стал. Зашел и скромненько встал рядом с Гошиным братом.
  Судя по постному лицу своего друга, я понял, что ничего нового от лейтенанта Колобродова он не узнал.
  - Не помню, - говорил Тимофей, сокрушенно качая головой, - совершенно ничего не помню. Как в слепом сне был. Сон без сновидений. Темнота... Очнулся - уазики горят, бойцы на меня смотрят. А я стою и ничего не понимаю. Кто стрелял? Спрашиваю. Отвечают: мы стреляли. По вашему приказу, товарищ лейтенант. По какому приказу? Ничего не понимаю. По вашему, повторяют. И ржут истерически. Приказ командира - закон для подчиненного, хохочут. Один упал на землю, и его вырвало. Потом другие блевать начали. Я тоже чуть... Ну что? Оклемался немного, побежал туда, к уазикам. Бойцы за мной. Стали людей из машин вытаскивать, но там одни трупы обгоревшие. Только один живой в кустах придорожных лежит. Стонет. Мы ему конечно первую помощь... Потом по рации с командованием связался. Вертушка прилетела. Потом... - Тимофей сглотнул и обвел нас отчаянным взглядом, который был яснее слов.
  - Дальше можешь не продолжать, Тимоша, - мягко прервал рассказ Колобродова Рыбак, - дальше я знаю. Вот крупномасштабная карта того района... - Андрюха полез в карман и вытащил сложенную в несколько раз карту и вместе с ней зацепил Тарановский паспорт, прилипший ледериновой корочкой к грязному скотчу, которым были скреплены развалившиеся сгибы карты. - На карте крестиками отмечены места: красным крестиком - место, где была обстреляна колонна уазиков, синим - то место, где находился твой взвод. Посмотри, Тимофей, все верно?
  - Да вроде бы... - Колобродов взглянул в карту и решительно подтвердил: - Точно. Все правильно.
  Рыбак кивнул и машинально раскрыл паспорт убиенного Тарана, из него выпала фотография. Андрей поднял ее и долго удивленно рассматривал, словно недоумевал, откуда в его кармане это взялось. Я заметил, что и Колобродов через плечо Рыбака, вытянув шею, смотрит на фото. На лице Тимофея появилось еще большее, чем у Андрюхи удивление. Словно он узнал в Таране кого-то ему знакомого.
  - Ну, ладно, - сказал Рыбак, решительно поднимаясь с кушетки и убирая паспорт, фотографию и карту в карман, - как говориться, если что вспомнишь... Олег Геннадьевич, - он повернулся к Мухачеву, - если Тимоша что-нибудь вспомнит и расскажет вам, позвоните мне, пожалуйста. Вот моя визитка. А мы с Сергеем, однако... - Рыбак взглянул на часы: - Ого! - И посмотрел на меня, я утвердительно кивнул. - Мы, пожалуй, поедем. Я говорил, что мне еще в одно место заскочить надо. Кстати, по этому же самому... делу.
  - А..., - начал Олег. Видимо он хотел сказать: 'а на посошок?', но передумал, вспомнив про Раечку. - Да, да, конечно...
  - А вот это у вас... - Колобродов показал на карман Рыбака, - фотография, где двое... Это...
  - Что такое? - тут же насторожился сыскарь.
  - Мне показалось лицо одного человека знакомым. Позвольте, я еще раз взгляну.
  - Пожалуйста.
  Рыбак достал фото Тарана и его дружка. Тимофей буквально впился глазами в фотографию.
  - Да, - сказал он через полминуты, - это, несомненно, тот самый человек...
  - Который из двоих?
  - Вот этот, - ткнул Тимофей пальцем в Тарана.
  
  
  Глава 7.
  - Не пойму... - задумчиво сказал Рыбак, когда мы отъехали от 'родового гнезда' Олега Мухачева и свернули на трассу.
  ...Олег вышел нас проводить. Они вместе с Раечкой стояли в воротах психушки и махали нам руками. Вернее, рукой махал Олег, а Раечка поигрывала дубинкой, бросая в наши с Рыбаком спины мысленный посыл: 'Катитесь! Катитесь-ка, ребята. И чтоб вам здесь больше не появляться...'. Я смотрел в заднее окно Андрюхиного джипа, наблюдая, как фигурки провожающих становятся все меньше и меньше. Издали даже колоритная фигура мухачевской любовницы не казалась такой громоздкой. Олег и Раечка похожи на милых хозяев старого поместья, подумалось мне. Они стояли и маячили нам до того момента, пока мы не скрылись за поворотом. А потом, наверное, пошли, нет, помчались на второй этаж и сразу же начали кувыркаться на Олежкиной спецкровати. Интересно, подумал я, а кто стережет сей важный муниципальный объект, когда Раечка с Олегом предаются плотским утехам? Других охранников кроме Раечки я не заметил. Может, кто из санитаров подрабатывает? Или из врачей? Степанов, например? Нет, вряд ли, ему некогда, он сам... кувыркается. Тетя Дуся? Нет, кажется, баба Тася. Да-а-а, дурдом... Может рассказать Рыбаку про Тарзана и его подружку Читу? Ладно, потом расскажу.
  - Чего ты не поймешь, Андрюха?
  - Не точно выразился. Правильней сказать - не могу решить. Не могу решить, хорошо это или плохо. Ну..., то, что убитый в Елизаветиной квартире господин Таран оказался тем самым везунчиком, единственным уцелевшим при этом дурацком артобстреле.
  Я пожал плечами:
  - Чего ж тут хорошего?.. Человек погиб. Но что поделать? Видимо, от судьбы все-таки не уйдешь. Прав был старик Конфуций.
  - Кто?.. Конфуций?.. Не знаю, не читал.
  - Да я, собственно тоже...
  - Не важно. Я про другое.
  - Про что? - видимо, я проявил завидную тупость, потому что Рыбак удивленно взглянул на меня в зеркало заднего вида.
  - Как ты уже догадался, - пояснил он, - эти два дела как-то связаны.
  - Ну, - подтвердил я, - догадался. Не такой уж я кретин, каким ты меня считаешь. И там и там фигурирует господин Таран. В первом случае его хотели убить, если это только действительно не было несчастным случаем. Блин! Извиняюсь за тавтологию. А во втором случае его убили. И это совершенно определенно не было несчастным случаем. Опять тавтология...
  Рыбак недовольно поморщился, снова глянул на меня в зеркало, и все же решив, что зеркало не сможет передать всей глубины его недовольства, повернулся и посмотрел на меня в упор.
  - Забудь ты о своей гребаной тавтологии, Серый. Иной раз бывает, такую муть в отчетах и протоколах писать приходится..., только мент и поймет, в чем там смысл. Не в этом дело. Ты верно сказал - и там и там Таран. И по всему получается, что этот Таран работает... работал на моего клиента. А от этого клиента я получил аванс двести долларов и тысячу рублей на овес для моего старого боевого коня. Еще триста долларов, когда добуду информацию. Или не добуду - все равно... Пятьсот баксов за плевое, в общем-то, дело. Встретиться и побеседовать с психом этим, с Тимошей, потом поговорить с солдатиками. А теперь получается...
  - Мало денег, что ли потребовал?
  - Ну ты и...
  - Ты на дорогу смотри, - напомнил я Рыбаку, заметив ползущую по встречной полосе в клубах дорожной пыли длинную темно-зеленую змею колонны.
  - Я эту дорогу наизусть знаю. Каждую выебанку.
  - И все-таки... Выпили же.
  - Пузырь на троих? Это ты называешь, выпили? Слону дробина!
  Навстречу шла колонна военных грузовиков. Рыбак хмыкнул и слегка снизил скорость, прижимаясь вправо, ближе к обочине. Военными автомобилями, как правило, управляют бойцы, у которых водительского стажа - год-полтора, максимум, два. Бравада бравадой, но, как говорится - от греха подальше.
  - На учения, небось, опять едут, - сказал Рыбак. - Навоеваться никак не могут. Только бы он тоже не уехал. Хотя, не должен. Договаривались вроде бы сегодня утром. Хотя, у военных как? Тревога и все по коням.
  - Ты о ком? - спросил я.
  - О том, кто мне нужен, - коротко, без уточнений ответил Рыбак. - Дело не в деньгах, - продолжил он, дождавшись, когда мимо пройдет последний военный грузовик и снова втопив педаль газа в пол. - Я думал очередная халява, клиент ведь мне все про страховки пел. Только проверить надо было - так ли все обстоит, как вояки лопочут, или есть какие-нибудь нюансы? А тут...
  - Что - тут?
  - Тут ты мне этого своего Тарана подкинул.
  - Я его тебе раньше подкинул. Или ты свое задание еще до того получил?
  - Да нет, все верно. Ты первый. А потом... - Рыбак достал из бардачка сигареты и закурил. Задумался. Долго думал и молчал, потом сказал: - Чует моя старая ментовская задница приближение геморроя. Придется мне не на клиента, а против него работать.
  - А кто твой клиент? - запоздало спросил я.
  - Институт Будущего в лице его замдиректора Донских Бориса Николаевича.
  - Институт Будущего? - Я не имел ни малейшего представления ни об Институте Будущего, ни о Борисе Николаевиче Донских. О Борисе Николаевиче Ельцине я, конечно, знал, а о его тезке Донских нет. - Институт Будущего... У нас что, и такой есть? Название звучное, а я о таком и не слышал никогда.
  - Я бы, наверное, тоже не слышал, если бы не был ментом.
  - Что, криминальная структура?
  - Да нет, - пожал плечами Рыбак. - Во всяком случае, ни в чем преступном эта контора никогда замечена не была. Свидетелями по паре дел проходили, но и только. У налоговой к ним тоже вроде бы претензий нет. Да я, собственно против них и не рыл никогда. С Донских познакомились, когда делом Фоки занимался. Фоку помнишь?
  Я молча кивнул. Как не помнить самого главного бандита и рэкетира Новоахтанговска, одного из первых постперестроечных?
  - Так вот, - продолжил Рыбак, - Фоку взорвали, когда он из Института Будущего в свою резиденцию ехал. Была версия... короче, не доказали ничего. Глухарь. В общем-то, особенно землю никто и не рыл. Одним бандюком меньше, да и ладно. После того дела..., где-то месяца через два Донских со мной связался и предложил разовую работу. Я подумал - вроде, никакого криминала, а деньги неплохие. Почему бы не взяться? Все прибавка к жалованью. Дело сделал, бабосы получил. Так и пошло. Еще раз пять-шесть его задания выполнял. Борис Николаевич - мужик не жадный. Жалко такого клиента терять...
  - Нет, а почему ты решил, что в этом деле тебе против своего клиента работать придется?
  - Да все благодаря ей, - Рыбак похлопал себя по ягодице, - моей многострадальной ментовской заднице. Опыт, логика и... интуиция. Вот прикинь. Тарана, сотрудника Института Будущего пытаются убить. Первый раз - когда он в составе геологоразведочной группы едет к месту изысканий. Несчастный случай? Теперь это уже не кажется нелепой случайностью. Скорей всего так: Колобродова под гипнозом заставляют отдать приказ стрелять по колонне. Солдаты приказ своего командира выполняют, потому что ослушаться не имеют права, а может, и сами находятся под гипнозом. Но Тарану удается выжить. Его выслеживают и все-таки убивают.
  - И кому это надо?
  - Пока не важно кому это надо. Далее... Тарана убивают. От трупа избавляются, вызвав чистильщика. Зачем? Зачем вообще прятать труп?
  - Зачем? - как эхо повторил я.
  - Труп убирают, чтобы он не был найден...
  - Ценное заключение, - съязвил я. - Это даже такому беспросветному тупице, как твой друг понятно.
  - ...чтобы он не вывел на кого-то, - продолжал Рыбак не обращая на мои слова совершенно никакого внимания, - чтобы информация умерла вместе с трупом...
  Труп вывел... Информация умерла вместе с трупом... Поистине, милицейский язык не имеет ничего общего с языком литературным.
  - Кому это надо? - спрашивал Рыбак, но, подозреваю, не у меня. Он разговаривал сам с собой и размышлял вслух: - Убийцам? Вполне возможно. Почему сразу не убрали? Не успели? Может быть, может быть... Шар с Лизой помешали? Но чистильщик пришел после них. Большой вопрос... Еще кому? Кто еще заинтересован в сокрытии информации? - я промолчал, внимательно, как прилежный ученик, слушая своего учителя и одновременно рассматривая его мужественный профиль. - Вполне возможно, что в таком сокрытии заинтересованы лица, на которых господин Таран имел честь работать, то есть сотрудники Института Будущего, скорее всего - руководство. То есть Борис Николаевич Донских, мой клиент. Что и требовалось доказать.
  - То есть... ты уже доказал?
  Рыбак глянул на меня в зеркало и бросил:
  - Версия.
  Пошел мелкий противный дождик, когда мы подъехали к КПП воинской части номер..., откуда мне знать ее номер? Рыбак, наверное, знал. Он лихо припарковался на противоположной от ворот стороне, въехав в нарисованный белой краской карман, вышел (меня с собой не позвал, и я остался в машине) и постучал в окно КПП. Звонка не было, во всяком случае, я его ни на воротах, ни над дверью не увидел. Из двери вышел прапорщик плотного телосложения с красной повязкой дежурного по части на рукаве. Я увидел, как Рыбак показал ему свое удостоверение, они о чем-то поговорили, и прапорщик снова исчез за дверью, а Рыбак вернулся ко мне и сел на свое место.
  - Слава богу, не уехал на учения, - сказал он, вытирая носовым платком намоченные дождем кудри. - Сейчас позовут. - Взглянул на меня и ответил на мой молчаливый вопрос: - Одного моего знакомого позовут. Как говориться: не имей сто рублей, а имей сто друзей. В психушке нам удачно твой Олег подвернулся, а то куковали бы еще под воротами, наслаждаясь пением этого... мудозвона.
  - Муэдзина, - поправил я Рыбака.
  - Какая разница? Психа, короче... Куковали бы... А теперь моя очередь. Этот мой товарищ замполитом роты тут служит. Или не замполитом, черт его знает, как сейчас эта должность называется.
  - Да так же и называется, наверное.
  Рыбак пожал плечами и закурил. Ждать пришлось недолго, всего одну докуренную даже не до самого фильтра сигарету. Едва Рыбак раздавил в пепельнице окурок из двери КПП вышел офицер с майорскими погонами на плечах, поправил портупею, взглянул на небо, поморщился, недовольный отсутствием просвета на горизонте и решительно зашагал к нашему джипу. Собственно говоря, кроме него на парковке и не было других машин, если не считать заржавевшего 'запорожца' без стекол и со спущенными колесами, намертво поставленного здесь на прикол. Увидев, что переднее пассажирское место занято каким-то хмырем, то есть мной, он открыл заднюю дверь.
  - Привет, Андрюха, - поздоровался майор, усаживаясь. - Каким ветром тебя сюда занесло?
  Рыбак посмотрел на колышущиеся ветки кустов и определил:
  - Юго-западным. Здорово, Петруха.
  Они пожали друг другу руки.
  - Знакомьтесь, - предложил Рыбак, и мы с Петром познакомились. Рукопожатие у Андрюхиного товарища было по-военному крепким.
  - Так все-таки..., - обратился Петр к Рыбаку, - ты что выяснить-то хотел? Утром, когда звонил, не объяснил ничего...
  - Я к тебе вот по какому делу, Петруха, - начал Рыбак. - Мне бы с теми солдатиками покалякать, которые по приказу вашего лейтенанта Колобродова мирных геологов разбомбили.
  - О как! - удивился Петр. - А тебе это для какой надобности? Этим же наша военная прокуратура занимается.
  - Частный заказ, - со вздохом ответил Рыбак.
  - Ага... - Петр пожевал губами, - подрабатываешь. Но не суть. Думаю, не больно я тебе смогу помочь. Иных уж нет, а те далече.
  - Не понял.
  - Шестеро их было, шестеро бравых бойцов. Троих комиссовали. Энурез у них вдруг открылся.
  - Ссаться что ли начали? На самом деле или просто... замять решили?
  Петр пояснять не стал. Или не знал, как все обстояло на самом деле или отвечать не захотел. Продолжал, загибая пальцы:
  - Одного перевели в другую часть. Поближе к месту жительства. У него мать больная, а отец алкаш.
  - Понятно.
  - Один сидит на губе. Не в части, в гарнизоне. Оттуда его не достать. Во всяком случае, если я даже попрошу, меня не поймут. Да я и просить не буду.
  - А за что сидит? - нехотя поинтересовался Рыбак.
  - Молодого избил. Сейчас пока на губе. Но думаю, тут дисбатом пахнет. Родители избитого жалобу накатали, теперь закрутится. Год дисциплинарного батальона как минимум этот придурок себе обеспечил. А может и больше. Сейчас знаете, борьба с дедовщиной.
  - Понятно. Еще один остается. - Рыбак тоже загибал пальцы.
  - Этого могу для беседы предоставить. - Петр кивнул головой. - Ефрейтор Бугаев. В настоящий момент находится в расположении части. На учения его не отправляют по настоятельной рекомендации военного прокурора. Переведен в хозвзвод писарем. Сидит целыми днями в клубе, плакаты малюет, демобилизации дожидается, дристун.
  - Почему дристун?
  - Так его приятели прозвали. Ну, после того случая. Он ведь из гранатомета тогда по машинам не стрелял, не было его на позиции. Обделался. Нажрался, наверное, чего-то неуставного, вот и пронесло. Сидел в кустах, не видел ничего, ничего не знает. Так что вряд ли он тебе чего-нибудь путного рассказать сможет.
  - И все-таки...
  - Сейчас скажу дежурному, приведут, - пожал плечами Петр. - Только за территорию я его выпустить не могу. Побеседуете не в машине, а у нас на КПП. Есть там комнатка служебная. И это... - Петр озадаченно взглянул на меня и перевел взгляд на Рыбака. - Сергею здесь подождать придется. Мента-то я пропустить могу, как представителя определенных органов, а вот гражданское лицо...
  - Ничего, - легко согласился я, - подожду здесь. Я же все равно в беседе участия принимать не буду. Я с Андреем так сказать за компанию приехал. Посижу, подожду, музыку послушаю...
  Рыбака не было где-то полчаса. За эти полчаса я вдоволь наслушался братьев Крестовских (у Рыбака был только один их диск, а радио не работало). Я сидел и слушал. Просто так, слушал, чтобы ни о чем не думать. И дослушался до того, что мне стало казаться, что группу 'Уматурман' я ненавижу. И всегда ненавидел. И вряд ли когда полюблю. 'В голове моей говешка' - проникновенно пел Вован и в этом я был с ним совершенно согласен. Впрочем, и в моей голове было то же самое. В понедельник у меня развод. Мне грустно и скучно, и я не знаю, чем мне заняться, чтобы мне не было так грустно и скучно. Сегодня мы с Андрюхой напьемся, это факт. А завтра? А в понедельник после развода? Может, и впрямь взять отпуск и рвануть куда-нибудь?..
  Рыбак пришел задумчивый. Молча уселся за руль и выехал с парковки. Я не стал его ни о чем расспрашивать. Захочет, сам расскажет. А в том, что Рыбак захочет мне рассказать о своей беседе с дристуном Бугаевым, я не сомневался. Я устроился поудобней и задремал.
   Мне снилась всякая фигня.
  Врач Степанов, практически голый, в одной лишь набедренной повязке из пятнистой звериной шкуры и высоком накрахмаленном колпаке, суетился во дворе психбольницы. Во дворе вместо берез и елочек почему-то росли пальмы, и по их верхушкам скакала Чита в цветастом ситцевом халате. Она ловко перескакивала с одной пальмы на другую. Быстро так перескакивала, что я не мог рассмотреть ее мордашку. Степанов, вытянув руки и задрав голову так, что колпак упал на землю, кричал Чите дурным голосом: 'Прыгай ко мне моя обезьянка, я тебя поймаю'. 'И, и. А, а', - отвечала Чита, но прыгала не в раскрытые объятья Степанова, а на верхушку соседней пальмы. Из окна второго этажа за происходящим внимательно наблюдали голые по пояс Олег Мухачев и Раечка. Кожа у Раечки почему-то была темно-шоколадного цвета и лоснилась. Откуда-то появился Рыбак. 'О! Мой любимый размер, - сказал он, указывая пальцем на Раечку. - Ты знаешь, Шар, я всегда хотел трахнуть негритянку. Но опять облом. Эта чернокожая барышня другому отдана и будет век ему верна'...
  - Эй, пассажир! Приехали.
  Я с трудом открыл глаза.
  - Кафе 'Кочерга' тебя устроит?
  - Не понял.
  - Совсем заспался? Забыл все? Мы же с тобой на обратном пути в кабачок зарулить собирались. Забыл?
  - Теперь вспомнил.
  - Так как тебе 'Кочерга'?
  - А что, есть разница? В других местах пойло что ли другое?
  - Действительно... Просто тут стоянка рядом и до твоего дома недалеко. А я на такси потом доберусь, машину на стоянку поставлю, а сам на такси. А то и ты, друг меня к себе переночевать пустишь. Скоротаем ночку втроем, вместе с твоим Гошей. По холостяцки. Еще с собой чего-нибудь возьмем. Выпьем, чтобы крепче спалось. А завтра по утречку заберу свою ласточку целой и невредимой. А то неизвестно, каким я буду после нашего с тобой заплыва и смогу ли адекватно оценивать ситуацию на автодорогах. Почему-то мне кажется, что не смогу. Чтобы трезво оценить и спокойно осмыслить полученную сегодня информацию, мозги надо основательно промыть.
  - Я водочки выпью, - шутливо процитировал я булгаковского Шарикова и постарался скопировать интонацию голоса актера, исполняющего эту роль в телефильме.
  - Можно и коньячку. - Рыбак мои актерские способности не оценил или не понял, о чем я. Вернее понял, но буквально. - Или виски. Или чего захочешь. Но ты прав, водка - самое лучшее средство.
  - А еще лучше - водка с пивом, - заметил я.
  - О! - Рыбак поднял указательный палец вверх. - Абсолютно верно.
  
  
  Глава 8.
  - Да, подставил ты меня Сережа, - крякнув после первой, заявил Рыбак и со смаком стал закусывать водку крабовым салатом.
  В этом кафе раньше мне бывать не приходилось, хоть и находился он в двух шагах от моего нового дома. Довольно уютненькое кафе, надо сказать. И музыка приличная играла - что-то нерусское, но мелодичное и спокойное. В принципе мне было все равно, что играет, лишь бы не 'Уматурман'. Мы с Андрюхой заняли столик у окна, хотя могли сесть практически за любой - посетителей в 'Кочерге' было мало, пять или шесть человек. Не знаю почему, вроде бы субботний вечер. Именно по этой причине или потому что здесь всегда так было принято, наш заказ выполнили довольно быстро. Меню этого кафе было неплохим, а сервис на уровне. Водку мы заказали хорошую, финскую. А пиво чешское. Из закуски взяли по крабовому салату, а на горячее шашлык.
  - Я тебя? - внешне возмущенно, но, вообще-то догадываясь о причине рыбаковского недовольства, спросил я. - Окстись Андрюша! Как я мог?..
  - А кто мне вчера ночью звонил? К себе звал? 'Рыбак, я в жопе!' - передразнил он меня. - Между прочим, ты меня, Шар, натурально с бабы снял.
  - Можно подумать, ты безмерно огорчен этим обстоятельством. Ты сам мне сказал: бабы бабами, а дружба - святое. К тому же, если мне не изменяет память, ты все же успел закончить. Я слышал по телефону, как вы там стонете. Кстати, в качестве компенсации, я тебя с Лизой познакомил.
  - За Лизу спасибо. Но все равно - подставил ты меня. Теперь придется в свободное от работы время разгребать это дерьмо. Частным образом, так сказать. И совершенно бесплатно. Официально-то дело завести не могу, заявы нет.
  - Так не занимайся этим вообще, - посоветовал я Рыбаку. - Сам говоришь - трупа нет, орудия убийства нет, заявление никто не напишет. Я свои ночные страхи уже пережил. Можно сказать, забыл о них. И Лизу ты наверняка уже успокоил. А не успокоил, так успокоишь еще. А со своим этим, как его, с Борисом Николаевичем завтра встретишься, доложишь, что у лейтенанта Колобродова банально съехала крыша, а солдатики приказ выполняли. С самими бойцами встретиться не удалось потому-то и потому-то, по такой-то причине. Короче - несчастный случай. И все. Получи вторую часть своего гонорара и забудь ты об этом Таране. Будто его и не было.
  - Теперь не смогу. - Рыбак налил водки. Кивнул мне, будем, мол. Выпили. - Нет, Борису Николаевичу я так и доложу, а вот... Я сыщик, Шар, - продолжил он. - Понимаешь, сыщик! Я если в дело впрягаюсь, то меня оттащить от него... хрен оттащишь. Такая натура. Сыщицкая. Да и дело, я тебе скажу, не только вонючее, но и... - он взглянул на меня и хитро подмигнул, - интересное. Пальчики оближешь.
  Рыбак нацепил на вилку белое с розовым волоконце крабового мяса (кстати сказать, крабовое мясо в салате было натуральным, а не из минтая), внимательно и любовно его рассмотрел и со вкусом съел.
  - Чего тебе дристун рассказал? - не удержался я от вопроса.
  - Дристун? Никакой он не дристун, между прочим. Парень не простой, себе на уме. Но я его расколол. Как никак, десять лет оперативного стажа! - стал хвастаться Рыбак. - Не какой-нибудь следак военной прокуратуры. Опер ментовской! И не таких колоть приходилось...
  - Ты ближе к делу. То, что ты классный опер я догадываюсь. Что там с этим недристуном?
  - В общем, никакого расстройства желудка или кишечника у ефрейтора Бугаева в то утро не было. Парень в самоволку сгонял ночью. Там недалеко деревенька, вот он и бегал к одной местной вдовушке. Возвращался, все его товарищи, бойцы-гранатометчики, только-только проснулись, из палатки вылезли. И лейтенант Колобродов с ними. Тоже еле очухался ото сна, но уже команду взводу строиться дал. Ну, там не взвод был, а всего лишь звено. Но это я так, это не важно. В общем, Бугаев понял, что опоздал малость, в кустах спрятался и стал раздумывать, как бы половчее и незаметнее в строй встать. Именно в тот момент он версию со своим дристопадом и придумал. Ну что, хотел уже из кустов выбираться. Вдруг видит, появляется, откуда не возьмись чудище лесное.
  Я недоуменно взглянул на Рыбака:
  - Какое чудовище? Ты что несешь?
  - Шучу. Кстати, я сказал не чудовище, а чудище. Ну, не чудище конечно, человек. Но то, как его Бугаев описывал, самое оно - чудище. Высокий, выше двух метров. Бугаев говорит, на две головы выше всех бойцов он был. Худой, как палка, в каком-то балахоне несусветном. Седой, белый как лунь, патлы длинные, висят по всем сторонам. Встало это... встал этот человек рядом с командиром и что-то ему говорить стал, Бугаев не расслышал что. Потом повернулся к солдатам и им что-то сказал. Все стали какими-то неживыми, как трупы стоят, и глаза у всех стеклянные. Так Бугаев рассказывал. Потом Колобродов бойцам готовиться к бою команду дал, солдаты свои орудия подоставали, зарядили боевыми гранатами. Ну а дальше, понимаешь, что случилось. Обстреляли бойцы по команде Колобродова уазики Института Будущего. Незнакомец этот седой исчез так же незаметно, как и появился. Бугаев выждал еще немного и к своим присоединился. Потом все очухались и к расстрелянной колонне побежали. Тарана спасли, командованию Колобродов доложил. Вот такие дела... Бугаев решил никому ничего не рассказывать, чтобы его вместе с лейтенантом Колобродовым в психушку не упекли. И придумал версию с пищевым отравлением. Якобы накануне он посылку из дома получил, и чего-то там было не свежее. И правильно сделал, что ничего не рассказал. Кто в такое поверит? Реально сочтут чокнутым. А дембель через полгода. Даже меньше.
  - Ты ему веришь? - спросил я.
  - А почему нет? Во всяком случае, рассказ хитромудрого ефрейтора хорошо вписывается в версию твоего приятеля из психушки о зомбировании Тимоши Колобродова. И понятно, почему солдаты своего командира не ослушались. Приказ приказом, но стрелять боевыми снарядами по живым мишеням... Не война, чай. На это, я тебе скажу, не каждый пойдет. Уж лучше под трибунал. Загипнотизированы они были, вот что. Вот это понятно.
  - Да... - задумчиво произнес я, - темная история.
  - Темная, - согласился Рыбак. - Теперь важно вот что. Важно понять, для чего и кому это было нужно. Ну-ка, Шар, попробуй. Продемонстрируй свои дедуктивные способности.
  Я не стал признаваться Рыбаку, что у меня нет никаких навыков дедукции, ляпнул первое, что пришло в голову, как мне думалось, самое очевидное:
  - Ясен пень! Тарана хотели убить. Может, из-за женщины, может, еще из-за чего. Сначала пытались, но не вышло. Живучим оказался господин Таран. Потом его все же подкараулили и убили.
  - И съели, - съязвил Рыбак. - Нет, Шар, думаю, все намного сложнее. Говоришь, следов борьбы в квартире у Лизы не было? Ах, да, я же сам у нее был. Там полная чистота и порядок. Не думаю, что вы с перепуганной до смерти девушкой сразу же в доме прибираться кинулись. Похоже, что Тарана убил тот же самый гипнотизер. Сначала загипнотизировал, потом убил. Поставил его безвольного перед собой, примерился, как следует, и жахнул ножом в сердце. Я это так вижу. А вот почему он сразу не мог этого сделать? Еще перед отбытием экспедиции. Зачем эти фейерверки?
  - Может, не успел? - высказал я предположение. - Поздно узнал про экспедицию. Ну, что Таран уже уехал. Догнал и...
  - Не-а, - перебил меня Рыбак, помотав головой. - Колдун знал прекрасно время и маршрут прохождения колонны. Знал, что рядом проходят учения. Знал о местонахождении колобродовского звена гранатометчиков, и что у тех есть боевые заряды. Знал все заранее. Он тщательно подготовился к своей акции. Сидел и ждал, когда уазики мимо военных будут проезжать. Нет, Шар, целью Колдуна был не конкретный человек, геолог Таран Сергей Иванович. Его задачей было сорвать экспедицию. Он должен был не допустить, чтобы геологи добрались туда, куда направлялись.
  - А куда они направлялись?
  Рыбак достал карту и стал ее внимательно изучать.
  - А хрен его знает... - задумчиво изрек он через минуту. - В тайгу, куда же еще? Дорога через сорок-сорок пять километров от того места, где их разбомбили, круто изгибается и идет на северо-восток. Но думаю, что они должны были доехать только до этого изгиба, а дальше - на юг, где нет ничего. Геологи ведь ищут то, что им надо обычно в тех местах, где ничего нет. Я имею в виду населенные пункты.
  - И что они там искать собирались?
  - А хрен его знает, - повторил Рыбак. - Нефть. Газ. Золото. Уголь. Что угодно. Какая разница?.. Все это похоже на силовую акцию, направленную на конкурентов. Институт Будущего, на который Сергей Иванович Таран имел глупость работать - чей-то конкурент. Гипнотизер - представитель этого конкурента. Точнее - исполнитель. Но в принципе может быть кем угодно. Даже одиночкой. А Таран - пешка.
  - Но его все-таки убили, - заметил я.
  - Пешки погибают первыми. Ты что, в шахматы не играешь?
  - Не играю, - признался я.
  - Я тоже, - взаимно признался Рыбак. - Некогда. Таран - пешка в большой игре, - продолжил он. - А убили его потому, что он, хоть и пешка, но начальник геологоразведочной партии, главспец Института Будущего. По геологии. В первый раз Тарана с бригадой хотели убрать, чтобы он не добрался до места. Какое-то странное это место, не находишь? Тут надо подумать...
  Я кивнул.
  - ...А во второй раз его все-таки убрали, чтобы он не смог снарядить новую экспедицию и опять поехать туда. В это самое проклятое место.
  - Или в другое какое-нибудь, - ляпнул я.
  - Не думаю, - возразил Рыбак. - Чего это Институту Будущего менять район поисков? Ведь все выглядело как несчастный случай. Надо быть уж очень суеверным, чтобы...
  Рыбак замолчал, задумавшись. Я поковырялся в остатках салата. Налил водки, мы выпили молча. Рыбак думал.
  - А ты откуда знаешь, - прервал я молчание, - что Таран - такой крутой специалист от геологии? Что, другого нельзя было найти? Незаменимых людей не бывает.
  - Донских сказал. Он сказал: в живых остался только начальник геологоразведочной партии. И добавил: слава богу, что именно он уцелел, мой самый главный спец по геологоразведке, и единственный. Я так думаю, чтобы найти другого спеца подобного уровня нужно время, а время - это такая штуковина, которой всегда не хватает. Может, Борис Николаевич и не сказал бы этого, кабы знал, что ты мне исчезнувший труп Тарана уже подсунул. Вместе с паспортом и водительским удостоверением. Труп Борис Николаевич распорядился убрать, больше некому, - сказал Рыбак и опять задумался. Потом испытующе взглянул на меня и спросил: - Это совершенно точно, что чистильщик вас с Лизой не заметил?
  - Абсолютно, - без особой уверенности ответил я.
  - Ну да, - сказал Рыбак больше самому себе, - иначе ты не дожил бы до сегодняшнего утра.
  - И тебе не удалось бы Лизу трахнуть, - сердито добавил я, потому что подумал вдруг, что Рыбак, предполагая, какие могут быть последствия наших с Лизой ночных приключений совершенно забыл о моей безопасности и уехал заниматься любовью с моей новой знакомой. Лиза-то находилась под его охраной, а я? Рыбак парень крутой и пушка у него всегда при себе, а у меня из оружия всего лишь кухонный нож, кстати, давно не точеный, да пара восьмикилограммовых гантелей под кроватью, оставленная арендодателем. Они пылью покрыты, надо бы протереть.
  - Это точно, - самодовольно ухмыльнувшись, согласился Рыбак. - А ну-ка! - Он достал телефон и набрал номер. - Алё. Лизавета? Ну да, я... Занят был, не мог раньше. Что за допрос? Я этого не люблю, киска... Сегодня? Ну, разве что попозже. Хорошо, жди.
  - Все нормально? - спросил я, когда Рыбак убрал трубку в карман.
  - Жива, - коротко и совершенно беспечно бросил Рыбак. - Эй, юноша! - это он уже официанту, - где наш шашлык?
  Шашлык оказался сочным и горячим, только что с мангала. И пах так, как должен пахнуть шашлык.
  - Давай выпьем за баб, - предложил Рыбак.
  - Давай. - Я согласился, но погрустнел. - Надеюсь, сидя выпьем? Вставать не будем?
  Прикончили мы графинчик финской и дополнительно заказывать не стали. Мне и этого за глаза хватило. Наверное, устал. А Рыбаку хоть бы хны - трезвый как стеклышко, и бодрый. Что он - двужильный? Мы-то с Гошей хоть и плохо, но спали этой ночью, а Андрюха вряд ли. Но и он настаивать на продолжении банкета не стал. Правда, не по причине упадка сил, а наоборот - моим другом обуяла жажда деятельности.
  - Мне еще в одно, нет, в два места заехать надо, - сообщил он, - а потом к Лизавете. Ждет девушка. Верная оказалась.
  - Ты же не собирался никуда ехать.
  - Планы круто изменились. Мыслишки кое-какие появились. Надо кое-что выяснить и кое-кого работой загрузить. И все ты со своей дедукцией, - прикололся Рыбак, - на мысль меня натолкнул.
  - А как насчет управления автомобилем в нетрезвом виде? - спросил я, пропустив прикол мимо ушей.
  - А я в трезвом виде, - возразил Рыбак.
  Когда мы вышли из 'Кочерги', он сказал:
  - Ну, я на стоянку... Ты домой? Тебя подвести?
  - Сам дойду, - буркнул я, - мой дом рядом. - И вдруг сказал неожиданно для себя самого: - Никакой это не дом. Просто съемная конура. А дом - это место, где тебя ждут.
  Рыбак удивленно посмотрел на меня.
  - Выходит, дом Лизаветы - мой дом? Если она меня ждет.
  - Ничего ты не понимаешь. Дом - это место, где тебя ждут всегда.
  - Ну-ну, - кивнул Андрюха. - Бывай. Позвоню.
  Он протянул мне руку, и мы расстались. Я, слегка покачиваясь, побрел в свою конуру. На душе было не то чтобы тяжело, пусто как-то.
  Гоша встретил меня радостной безгубой улыбкой.
  - Покурим перед сном? - предложил я и вставил сигарету в Гошины фаянсовые зубы. Потом скептически его оглядел и сказал: - Надо бы шляпу купить. Я ее буду днем носить, а ты ночью.
  Гоша не ответил, но я решил, что его молчание - знак согласия.
  - Покурили? Теперь давай баиньки. А то я сегодня шибко устал. Ты не представляешь себе Гоша, как я устал. От всего... Кстати. Сегодня встречался с твоим братом. Правда, не знаю, как его зовут. Наверное, никак не зовут. У него, представляешь, голова распилена, и оттуда мозги вываливаются. Жуткое зрелище...
  Этот бред я нес уже засыпая. Последний раз взглянул на своего молчаливого собеседника, и мне показалось, что он смотрит на меня осуждающе.
  - Опять нажрался, скотина! - сказал мне Гоша.
  Но это был уже сон.
  Наутро я встал с головной болью и провел все воскресенье совершенно бездарно. Из дома практически не выходил, только один раз в магазин - за водкой, хлебом и пельменями. Еще сигарет купил. Головная боль прошла, но не сразу. Телефон тупо молчал. Я в одиночестве пил водку, курил и поглядывал на телефон. Но он молчал, как умер. Хотел сам позвонить Вите Кучкину, ныне Кутузову. Позвонить и напроситься в гости? Или Рыбаку позвонить и позвать его в гости к себе? Не стал звонить ни тому, ни другому. Витя, наверное, используя выходной, наслаждается обществом своей супруги. Не выпускает ее из дома и ни моего звонка, ни тем более гостей не ждет. А Рыбак, если не с Лизой, то роет что-нибудь по делу Тарана. Звонить ему - значит мешать. Может, шлюху заказать? подумал я, но прислушался к своим ощущениям и пошел варить пельмени. Вторая бутылка водки охлаждалась в морозилке.
  И вечером рано лег спать. Гоша сторожил мой сон, а снилась мне как всегда всякая фигня.
  
  
  Глава 9.
  Я еще издали заметил клубы черного дыма и заподозрил неладное.
  Или наоборот - ладное?
  Подъехав ближе, увидел - горит ЗАГС, в который я приехал разводиться с Викой, да как горит! Я поймал себя на мысли, что нисколько не опечален этим обстоятельством, а напротив - рад. Развод откладывается. Не то, чтобы я надеялся повернуть все назад, вряд ли это возможно. Вика не из тех женщин, которые прощают измену (в моем случае - не одну, и даже не две). Но отсрочка момента, когда я вдруг стану совершенно свободным в делах и помыслах, меня почему-то обрадовала. Я увидел горящий ЗАГС и обрадовался как мальчишка. И тут же сам себя отругал. Чему я радуюсь? Горит здание, сгорают документы и материальные ценности. Возможно, есть человеческие жертвы. А я радуюсь, придурок!
  У горящего здания толпились зеваки вперемешку с эвакуированными погорельцами и стояли аж три пожарные машины и карета скорой помощи. Но, кажется, скорую вызвали просто так, на всякий случай. Врачи в бирюзовых хиркостюмах бездействовали, стояли возле своей бело-красной 'Газели' с надписью 'реанимация' наоборот, глазели на пожар и от остальных зевак отличались разве что одеждой. Пожарные деловито разматывали брезентовые рукава, готовились к привычной для них работе. Торопились они явно не спеша, зная наверняка, что уже опоздали, что спасти что-либо не удастся, что дом этот стоит особняком и соседним зданиям пожар не угрожает. В выражении лиц пожарных присутствовали не отвага и удаль, а скука и нескрываемое раздражение. Надоело им тушить пожары, не иначе. Сейчас мало кто получает удовольствие от своей работы. Я - счастливое исключение. Мне моя работа нравится. И всегда нравилась. Когда поступал в мединститут, свое призвание еще не осознавал, если и осознавал, то не совсем четко. А когда работать начал, понял - это мое. Мне нравится облегчать страдания людей. Приходит такой несчастный, держится за щеку. В глазах боль, недоверие..., ну и страх, конечно. Страх перед зубным врачом, живущий в сознании наших людей на генетическом уровне, впитанный, так сказать, с молоком матери. Бедолаги советских времен, они не только муки зубовной боли от кариеса, флегмон и парадонтита испытывали, но и те муки, которым их подвергали хирурги и терапевты от стоматологии, врачуя болезных, что называется, на живую - без какого-либо обезболивания. Если хирурги и кололи новокаин, который не всегда, не в полном объеме и далеко не у всех вызывал обезболивающий эффект, то терапевтам был разрешен только мышьяк. А дальше, болит, не болит - терпи. Ты же советский человек! Более того, в терапевтическом кабинете вообще шприц держать запрещалось. Дурдом! Про другие анестетики кроме пресловутого новокаина мои коллеги тех времен даже на занятиях в мединституте не слышали. Теперь другое дело. Теперь и современные методики, и инструментарий, и качественные препараты. Приходит такой больной, боится. Я ему карпулку ультракаинчика чпок! Пять минут, и веселеет пациент, страхи улетучиваются, доверие во взгляде появляется. А как полечу его - довольный, радостный, счастливый. Еще бы какой-нибудь зуб болел - тут же отдался бы. На следующий день прибегает, и пакет мне сует. В пакете ясно что - коньяк, коробка конфет. Конфеты я теперь домой не ношу, некому их дома есть. Медсестрам отдаю. А коньяк на мужской корпоратив выставляю. Или мы его с Рыбаком приговариваем...
  Огонь, по-видимому, начался снизу и уже добрался до третьего последнего этажа трехэтажки. Из верхних окон валил дым, и вырывались злые длинные языки пламени с черной бахромой на концах, но шифер на крыше еще не начал трещать и взрываться. То, что ЗАГС, расположенный на первом этаже выгорел дотла вместе с нашим с Викой заявлением, не вызывало сомнений. Может, это поджог? Кто-то такой же, как я, не желающий разводиться, взял, да и запалил это учреждение. Но это точно не я, всю первую половину дня я провел в клинике, оперируя. Даже задержался и опоздал.
  Викин карамельно-сиреневый 'Марч' я увидел сразу. Его трудно было не заметить на фоне огромного темно-синего 'Линкольна Навигатора', он был похож на кляксу на борту гиганта. Вот будь Викина игрушечная машинешка тоже темно-синей, тогда бы она напрочь слилась с американцем, и ее можно было бы легко проглядеть. Вика стояла спиной к пожару, не сидела в машине, как это сделал бы я, а стояла сзади, оперевшись попой на кургузый багажник своего авто. Машина у Вики всегда сверкала чистотой, как впрочем, и все, с чем она имела дело, так что опасность испачкать джинсы ей не грозила. Вика нервно курила длинную тонкую сигарету, и кончик ее остренького носа был белым от волнения - по-видимому, давно ждала меня, вот и психовала. Видать, не желая опоздать на столь важное в ее жизни мероприятие, приехала минут за десять до назначенного часа, а я, как часто со мной случалось, опоздал на те же десять минут. Итого - двадцать. Немудрено занервничать. Но опоздал я не по своей забывчивости или из-за отсутствия у меня пунктуальности. Забывчивостью я не страдал, тем более о таком событии как собственный развод забыть было бы сложно. И отсутствием пунктуальности я не отличался. Как всегда работа явилась причиной моего десятиминутного опоздания. Пациент с серьезной проблемой нижней челюсти. Сложная операция. Бросить, доверить другому или отложить не мог.
  Я так и сказал, подойдя к Вике после того, как припарковал свою 'ласточку' цвета 'баклажан' рядом с карамельно-сиреневым 'Марчем', сказал правду, но получилось, будто соврал, будто придумал эту версию, чтобы мое опоздание выглядело уважительным:
  - Извини... Сложная операция. Пришлось задержаться.
  Вика хмыкнула:
  - Мог бы и не объяснять. Я уже привыкла за столько-то лет к твоим опозданиям. И к твоему вранью.
  - Но я, правда...
  - Ладно, не утруждайся. Мне все равно - на работе ты задержался или на своей новой подружке.
  - У меня нет подружки, - поспешно возразил я и почему-то покраснел. Вернее, почувствовал, что уши у меня вдруг запылали. Но вполне возможно, это был жар от горящего ЗАГСа.
  - Да? - удивилась Вика. - Сочувствую. А что, с той блондинкой не получилось?
  - С какой блондинкой? - опешил я и понял, что влип. Нет, это не жар от горящего дома.
  - С той, с которой ты в пятницу у своего друга детства познакомился.
  - У Вити? - глупо спросил я.
  Вика молчала, но было видно, что она ждет, что я отвечу, что я такое опять стану придумывать. Поискала глазами, куда бы бросить окурок, не нашла (ближайшая урна стояла возле пылающего ЗАГСа), бросила его под ноги и растерла подошвой кроссовки.
  - У меня с ней ничего не было, - начал я и запнулся. Не рассказывать же Вике, в самом деле, что сначала-то намерение заняться любовью с Лизаветой у меня было. Но потом мы пошли к ней, обнаружили в квартире труп, и это намерение само собой пропало. И что сейчас Лиза с Рыбаком. Глупо. Вообще, все, что со мной происходит в последнее время глупо и неубедительно. И похоже на бред. Мне вдруг вспомнился заинтересованный взгляд одного из Кутузовских гостей, того самого, и я сказал: - А этот твой... тоже хорош! Доложил! Тьфу, - без слюны сплюнул я. - Вот сука! Мужик называется. А он кто, кстати?
  - Знакомый. А тебе-то что?
  - Ты с ним...
  Вика, не дав мне сформулировать вопрос, смерила меня презрительным взглядом.
  - Тебе-то что? - с вызовом повторила она.
  - Ну ладно, - примирительно сказал я. - Чего мы собачимся, в самом деле? Мы же как-никак разводиться приехали.
  - Вот именно. Только развод откладывается, как ты смог заметить. - Я не стал скрывать свою радость и улыбнулся, но Вика резко остудила мой пыл: - Но не надолго. Сейчас мы с тобой поедем в другой ЗАГС и напишем новое заявление. Может быть, нас вообще разведут без очереди ввиду этого пожара.
  Я тяжело вздохнул и с грустной улыбкой, смешанной с нежностью посмотрел на свою бывшую, но по-прежнему любимую жену. Она стояла, какая-то зажатая, скрестив на груди руки, и мне показалось, что ей холодно несмотря на теплый августовский день и жар от пожара. Тонкий белый свитерок в обтяжку, джинсики стрейч - одежда выгодно подчеркивала ее безупречную точеную фигурку. Джинсовые складки веселыми лучиками разбегались по бедрам и морщились под коленками. Вика в этом одеянии казалась совсем молоденькой девушкой. Точно так же или похоже она была одета в тот день, когда мы с ней познакомились. Это было пять лет назад. Мне вдруг захотелось сказать: 'Вика, любимая! Что мы с тобой творим? Давай не будем разводиться. Давай не поедем ни в какой ЗАГС, а поедем домой. Давай, а? Давай забудем все и все начнем сначала. Прости меня, я виноват, но я не хочу никакого развода. Ведь я...'
  Я не закончил свой мысленный монолог, потому что натолкнулся на Викин холодный и отчужденный взгляд. Я понял, Вике холодно, потому что холод идет у нее изнутри. Там лед, в ее сердце лед. И еще я понял, что если попытаюсь растопить этот лед прямо сейчас, то у меня ничего не получится, что только еще хуже будет. Я не знал что делать. Я не знал, что говорить.
  - Я не поеду, - заявил я.
  - Это еще почему? - зло спросила Вика.
  - Не могу сейчас, - беззастенчиво солгал я, - занят. Надо опять на работу ехать. Мне позвонили. - В качестве аргумента я достал свой мобильник и продемонстрировал его Вике. Не особенно убедительный аргумент, конечно, но другого второпях не изобрел. - Когда я сюда ехал, позвонили и вызвали. Срочная операция.
  - Ты такой незаменимый? - с издевкой в голосе спросила Вика.
  Я пожал плечами.
  - Врешь, - определила она ложь по моим глазам. - Ты всегда мне врешь...
  - Нет, не вру. Зачем мне врать?
  Вика, не глядя на меня, забралась в свой игрушечный 'Марч' и с силой захлопнула дверцу.
  - Я позвоню, - сказал я ей вдогонку.
  Вряд ли она меня услышала...
  
  Я ехал просто так. Никуда. Бесцельно колесил по городу. Ехал и думал о нас с Викой. Я не хотел разводиться, я не хотел терять Вику, не хотел становиться воскресным папой для Лариски. Я хотел все вернуть назад, но не знал как. Я просто не хотел терять их и все, я с ними быть хотел. Я любил. Я любил их обоих. Наверное, смог бы жить и без них, но сейчас мне казалось, что это была бы не жизнь, а какое-то подобие жизни. Существование. Смысла нет, цели нет. Работа? Оно конечно... Но все равно - не жизнь. Не хлебом единым, и не работой одной... Гнал от себя мысль, что все кончено, а она все лезла и лезла в голову. Я гнал, а она лезла. Вскоре все мои мыслительные функции свелись к тупому сопротивлению чему-то, я уже перестал соображать и забыл - чему. Я в ступоре. Еще немного и я точно в кого-нибудь въеду и расшибусь к чертовой матери. А не расшибусь, так стану пациентом своего институтского кореша Олега Мухачева.
  Слава богу, запел мобильник. Я прочитал на дисплее 'Мент'.
  - Привет, Андрюха.
  - Развелся?
  - Помнишь? Нет, не развелся. ЗАГС сгорел.
  - А... Точно. Видел в свежей сводке. Так это твой ЗАГС сгорел?
  - Он не мой.
  - Не важно. Ко мне можешь приехать?
  - Сейчас? - я даже обрадовался: Андрюхино приглашение явилось для меня манной небесной. - Могу. А куда?
  - На работу, куда же еще. Время-то... рабочее. Давай, Шар, ехай ко мне. Хреново мне, ей богу.
  - Тебе? - удивился я. Мне казалось, что хреново может быть в эти мгновения жизни только мне одному. Эгоист несчастный! Подумал мельком: 'значит, сегодня снова нажрусь' и сказал: - Если хреново, значит, приеду немедля.
  - Через сколько будешь?
  Я сориентировался:
  - Через десять минут, если в пробку не попаду.
  - Я встречу. Или пропуск закажу, если задержишься.
  
  
  Глава 10.
  Ровно через десять минут, счастливо избежав пробки, я подъехал к известному учреждению, где трудился, не покладая рук, мой кореш капитан Андрей Рыбаков.
  Парковка перед пятиэтажным кирпичным зданием ГУВД на улице имени легендарного и пламенного борца революции железного Феликса была забита машинами, причем в основном здесь стояли дорогие иномарки - 'Лексусы', 'Мерседесы', 'БМВ', 'Ауди', 'Ландкрузеры'. Подозреваю, даже не подозреваю, а точно знаю, Рыбак говорил, что большинство этих иномарок принадлежит милицейским работникам, не рядовым, конечно. Совсем неплохо живут высокие милицейские чины. Наверное, зарплата у них неплохая. Или тоже подрабатывают. Как Рыбак... Только по-крупному. Парковка смахивала на площадку автосалона и если бы не красная таблица с золотыми буквами и российским флагом справа от двери, да если бы не обычные стандартные окна с немытыми стеклами за белыми крашеными решетками, вместо высоких витрин, то городское управление милиции вполне можно было спутать с каким-нибудь ООО 'Мустанг', торгующим новыми иностранными автомобилями.
  'Джип' Рыбака был тут же, он нагло стоял практически у самого крыльца, чуть не въехав на первую ступеньку. Пожалуй, только этот автомобиль и не сверкал девственной чистотой, были заметны царапины на дверцах и капоте, а правая задняя фара была разбита и заклеена скотчем. Сам его хозяин стоял на крыльце и курил, поджидая меня и скептически наблюдая за моими маневрами. Я визуально определил, что смогу, хоть и не без труда втиснуть свою 'ласточку' между белоснежным 'Лэндкрузером-100' и серебристым 'Фордом Фокус си-макс'. Со второй попытки мне это удалось. Правда, дверцу, выбираясь из 'ласточки', я отворял осторожно. Моя 'ласточка' - это Жигули четвертой модели цвета 'баклажан' одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года выпуска, старенькая уже, но я любовно называю свою машину 'ласточкой'. До нее у меня, вернее у нас с Викой была неплохая машина - относительно молодая тойота 'Ипсум'. Брал ее как семейный автомобиль, рассчитывая, что когда-нибудь мы купим дачу, и будем ездить на дачу всей семьей, втроем. А потом может, и вчетвером, или даже впятером, были такие планы - родить сына и завести собаку. Но когда Лариска подросла и пошла в детский садик, Вика отказалась сидеть дома и вышла на работу в рекламное агентство. Ее работа связана с разъездами по городу, а мне хоть и недалеко было от дома до поликлиники, но от городского транспорта я уже основательно отвык. Да и подработка опять же - выезды на дом к богатым пациентам... Пришлось 'Ипсум' продать и купить две машины. Вика остановила свой выбор на ниссане 'Марч', сказав при этом, что, покупая малолитражку, печется, таким образом, о семейном бюджете. А мне..., мне пришлось довольствоваться отечественным автомобилем. На что-то более приличное денег не хватило. Решил пока поездить на 'ласточке', подкопить деньжат... езжу на ней до сих пор.
  - Паспорт с собой? - выкинув окурок, спросил Андрюха.
  - Я же разводиться ехал. Взял. - Я полез в карман за паспортом.
  - А, - подумав, махнул рукой Рыбак, - не надо паспорта. Ну его на хрен! Пошли. Так будет короче и быстрей... - и потащил меня за угол милиции.
  На торцевой стене здания была обшарпанная железная дверь с кодовым замком. На двери угадывалась кое-как замазанная белой краской фраза: 'менты - гондоны!!!'. Веселые красные буквы просвечивали через белое. Ниже еще что-то было написано, но я не разобрал, увидел только восклицательный знак, он не был замазан белой краской. Рыбак заметил, что я читаю и, обронив: 'вот так нас любят', набрал известный, по-видимому, немногим (а может быть, многим, а может даже и кое-кому из посторонних) код. Мы оказались внутри, и на меня пахнуло запахом плесени, старой бумаги и бумажной пыли. Вдоль стен коридора, по которому мы шли от бетонного пола к давно не беленому потолку тянулись стопки папок и просто бумаг, перевязанных шпагатом и не перевязанных - россыпью. Я шел и с опаской поглядывал на вершины стопок, некоторые из них накренились и вот-вот упадут. Дважды нам пришлось перебираться через завалы рухнувших бумажных небоскребов.
  - А мне по херу, - сказал вдруг Рыбак. Я не уразумел, что он имел в виду. То ли ему все равно, что к работникам правоохранительных органов граждане относятся без должной любви и уважения, о чем сообщают, делая подобные надписи на дверях, то ли наплевать, что в подвалах его можно сказать родного дома творится такая бесхозяйственность и бардак. А может, он что-то третье имел в виду.
  Потом мы поднялись по лестнице на первый этаж. Вдруг Рыбак резко остановился (я ткнулся носом между его лопаток), подумал пару секунд, развернулся и снова стал спускаться в подвал. Я поспешил за ним. Мы дошли до самого конца подвала, где, сидя в блочных креслах, притащенных сюда явно из какого-нибудь кинотеатра, сидели двое парней, курили и о чем-то тихо разговаривали. Когда мы подошли, они замолчали, один из них даже привстал. Рыбак с парнями здороваться не стал, наверное, уже не раз с ними за день виделся, я поздоровался.
  - Здесь пообщаемся, - Рыбак подвел меня к двери, по обеим сторонам которой, как две колонны возвышались пыльные стопки папок. Посредине двери на уровне глаз торчали два шурупа с осколками черного стекла вокруг них, и темнел прямоугольник на месте отломанной таблички. - Это наша комната э-э-э... психологической разгрузки.
  Он ключом открыл дверь и резко распахнул ее. При этом движении правая стопка папок накренилась и медленно, как в замедленной съемке поползла на меня. Я отпрыгнул.
  - Стажер, блядь! - заорал Рыбак. - Чудин! Мать твою!.. Что это за бардак?!
  Один из парней, тот, который привстал при нашем появлении, вскочил с кресла и подбежал к нам.
  - Я не знал, что наведение порядка в подвале тоже входит в мои обязанности, - без тени намека на вызов сказал он.
  - Теперь знаешь! - резко бросил Рыбак. - Чтобы через пять минут ни одной бумажки у двери.
  - А куда же я их дену? Все стены уже заставлены. Места свободного нет.
  - Куда хочешь, туда и девай... Пошли, - Это уже мне, а потом стажеру Чудину через плечо: - В архив отнеси.
  - Андрей Николаич, - обиделся стажер, - вы же знаете, в архиве не примут. Он же делами и вещдоками забит под завязку...
  - А, - отмахнулся Рыбак от Чудина, - пошли, Серега.
  Комната релаксации была обставлена мягкой кожаной мебелью - широкий диван углом и два кресла. Посредине - прямоугольный стол, на полированной столешнице которого лежали жирные обрывки газет, а на них - засохшие пакетики испитого чая, хлебные крошки и скрученные полоски колбасной шкурки, над столом висела огромная многорожковая люстра с хрустальными висюльками. В одном углу стоял сервант с гранеными стаканами на полках, в другом мерно гудел старинный холодильник 'Саратов'.
  - Заходи, - сказал Рыбак, будь гостем. Хозяином быть не предлагаю. Я здесь хозяин. Пока...
  - Что значит 'пока' и что означает твоя сегодняшняя вздрюченность? - спросил я, нацеливая свою зад в одно из кресел.
  Дверь приоткрылась, и в щели показалось лицо Чудина.
  - Андрей Николаич, а что если я часть папок сожгу во дворе? В мусорном контейнере?
  - Пошел на хер, - спокойно ответил Рыбак и стажер исчез. - Вот учишь такого, учишь, передаешь ему свой опыт, а потом он занимает твою должность а тебя - пинком под жопу... Давай выпьем, Шар.
  Рыбак достал из морозилки холодильника бутылку водки, привычно свинтил крышку и удивленно посмотрел на меня. Я поспешно переместился к серванту, выбрал два наиболее чистых стакана, не сильно залапанных, дополнительно протер их вафельным полотенцем, валяющимся тут же, на средней полке и поставил на стол. Водка была чрезмерно охлаждена и лилась, как тягучий сироп. Мы выпили.
  - Ты мне не ответил, - сказал я, крякнув и утеревшись рукавом.
  - Ах, да, - Андрюха извлек из холодильника полиэтиленовую банку селедки и пакет пряников, - про закусь-то забыл.
  - Так что за упаднические настроения, Рыбак?
  - Ухожу я Сережа из органов.
  - Что так?
  - Все к этому шло... Ты в курсе, Шар, создается в нашем городе... впрочем, по всей России создается... ну, в общем, подразделение, которое будет помогать судебным приставам выколачивать долги из неплательщиков по кредитам. Из тех, кто кредит взял, а отдавать не хочет. Или не может. Ситуации разные бывают. Ну не в этом суть. Короче: предложил мне шеф возглавить эту шарашку.
  - А подразделение это при МВД? Или как?..
  - В том-то и дело, что нет. Правда, в контакте и с милицией и с налоговой полицией и с отделами судебных приставов работать будет. Но юридически - совершенно самостоятельная организация. Получил заявку от какого-нибудь банка, и действуй, как сочтешь нужным. Прессуй бедолагу, паяльник в жопу засовывай, утюг, включенный в сеть на грудь ставь, если шибко стеснительный или если вдруг паяльника под рукой не окажется. Паяльники ведь в хозяйстве не у каждого есть, а вот утюг всегда имеется. Рэкет, короче, на законных основаниях.
  - Ну, это ты загнул!
  - Загнул. Не важно. В одежды это мероприятие белые облачено, но суть одна. Банки мошенничают, а спрос не с них, а с тех, кто на их удочку попался. За все простые люди отвечают. Всегда так было, во все времена лохи страдали.
  - Это точно, - поддакнул я.
  - Мне шеф об этом так, вроде бы между делом сказал, даже не предложение сделал, а как бы намекнул, что мол, неплохо было бы, чтобы наше Новоахтанговское подразделение по борьбе с уклонистами от расчетов по кредитам возглавлял такой человек, как я. Неделю назад этот разговор был. А сегодня еще один разговор состоялся. Тут уж практически в приказном порядке. Иди, мол, Рыбак. На тебя вся страна смотрит. Я ему: я опер. Я всю жизнь бандитов и воров ловил, а вы мне предлагаете за честными гражданами гоняться, которых до состояния неплатежеспособности сами банки, да наша гребаная жизнь довела? Он мне: граждане разными бывают. Некоторые действительно из-за жизни такой неплательщиками становятся, а некоторые на этих кредитах свой бизнес выстраивают. Тебе ли, мол, этого не знать? Я ему: согласен, товарищ полковник, есть такие. Но все равно - не мое это. Не могу и не хочу. А кто говорю ему, бандитов ловить будет? Он отвечает, сука: свято место пусто не бывает. И ехидненько так улыбается. Давай выпьем. - Сказано это было без какого-либо перехода, но я понял, что это не шеф Рыбаку выпить предлагал, а Рыбак сейчас мне предлагает. Я с готовностью подставил свой стакан.
  Водка еще не успела согреться, и была по-прежнему тягучей. Я селедкой закусывать не стал, как-то странно она припахивала. Взял из пакета пряник, но он был черствым и продрогшим насквозь. Холодную водку закусывать мерзлым пряником - это моветон. Да и вредно. Ангиной от ледяной водки еще никто не заболел, но зубы портятся, это я как стоматолог знаю. Так как другой закуски предложено не было, я достал из кармашка рубашки мятную жвачку и стал жевать.
  - Не о чем не договорились, - продолжил Рыбак, внимательно осматривая на предмет обнаружения косточек или чего-то другого, ломтик маринованной селедки, наколотый на вилку, которая отыскалась под одним из обрывков газеты 'Вечерний Новоахтанговск'. - Он мне сказал, правда, что как только я дело организую в этой шарашке, могу снова прийти, он меня с радостью опять примет. Но я наотрез. А он заставить-то меня не может. Придраться ему не к чему, у меня все чин-чинарем. И по нераскрытым преступлениям самый низкий процент. Прихожу к себе, а там стажер мой прошлогодний сидит, я уже и имя-то его забыл, сидит и в моих бумагах роется. Я все важное в сейфе, конечно, держу, а ключ от сейфа всегда при мне находится. А на столе все ненужное - схемы-наброски, которые одному мне понятны. Рисунки, домики с трубой и дымом я рисую, когда думаю. Короче - ерунда всякая. А он всю эту ерунду внимательно рассматривает.
  - Кто? Чудин?
  - Да нет. - Рыбак осторожно отправил в рот ломтик селедки, прислушался к своим ощущениям и выплюнул прямо в банку. - Тьфу, гадость какая! Не ешь, протухла наверное. Хоть и в холодильнике стояла. А! Так на выходных холодильник отключали, размораживали... Нет, не Чудин. Чудина мне недавно подсунули. А тот... прошлогодний. Закончил юридический в этом году. Несколько месяцев на земле потерся и сюда в главное управление. Не иначе, как чей-то сын или племянник. Я ему: какого хера? Он мне: здесь работать буду. А кабинет-то маленький, на одного меня рассчитан. Чудин без стола обходится, на коленках протоколы пишет. Я развернулся и снова к шефу. Не дурак, понял, что к чему. В приемной рапорт написал, секретарю оставил и в кабинет, вещи паковать. Через минуту буквально шеф по внутреннему звонит. Сам звонит, сука! И меня к себе кличет. Пошел...
  Рыбак взял пряник и стал прицеливаться, с какой стороны начать его кусать.
  - Не ешь, - сказал я, - зубы сломаешь.
  Рыбак послушался, положил мерзлый пряник на стол, решительно встал и открыл дверь.
  - Чудин, - сказал он, парень был недалеко от двери, по-видимому, разбирал завал, - не в службу, а в дружбу. Сгоняй, купи чего-нибудь пожрать, чебуреков, что ли у татарина возьми. Штук шесть. У того, что рядом с конторой торгует. И это..., извини меня за грубость. У меня настроение..., ну, ты в курсе дела.
  - Сейчас сбегаю, Андрей Николаич, - радостно сказал стажер и умчался, а Рыбак вернулся ко мне.
  - И что тебе шеф сказал? - подтолкнул я его к продолжению рассказа.
  - Сказал, что мы с ним оба погорячились, что я его неправильно понял, что он не собирался меня выживать, что такими работниками как я... В общем, растекся в любезностях, однако от своего предложения не отказывается, презерватив штопаный. Ну, очень зачем-то я ему понадобился это дело возглавить. Но я на своем стоял. Короче, рапорт мой он не подписал, предложил подумать и спросил, давно ли я был в отпуске. Я ответил, что понятия не имею, что это такое. А он: вот и чудненько! Сходите в отпуск, отдохните, поразмыслите на досуге, а потом мы с вами Андрей Николаевич попытаемся найти компромисс. Вот я и в отпуске. С завтрашнего дня, - поправился Андрей.
  - Так в отпуске же! А говорил - ухожу из органов.
  - Один хрен придется. Шеф правильно сказал: свято место пусто не бывает. Схожу в отпуск, вернусь, а место мое уже занято. Стажером бывшим. Ну и хрен с ним! Без работы не останусь. Пойду детективом в сыскное бюро. Меня один товарищ, бывший опер, давно зовет. Он два года назад из ментуры ушел, организовал частное сыскное бюро. Не бедствует. Недавно подкатывал сюда на крутой 'Ауди'...
  - Слышь, Рыбак, - попытался я успокоить товарища, - а ты не сгущаешь краски? Место твое займут... Ну, займут, наверное, но ненадолго. Может, только на время твоего отпуска. Если этого парня, стажера, с земли так быстро в оперативную часть ГУВД перевели, то и здесь он не задержится, переведут куда-то выше. Может, его на место твоего теперешнего начальника готовят. Шеф твой выше поднимется, а этого стажера - на его место. Самое смешное, что от тебя эти кадровые перестановки совершенно не зависят. Захотят и поставят. Так что...
  - Тем более.
  - Что - тем более?
  - Тем более уходить надо. Еще не хватало, чтобы какой-то сопляк, который и работы-то толком не знает, таким прожженным волком как я командовал. Нет, уйду. Пойду к корешу в частник. И материально намного лучше будет, и морально... спокойней. Ни кучи начальников над тобой, ни писанины этой гребаной. Видал, - Рыбак кивнул на дверь, вернее, за нее, - что в подвале творится? Наше творчество.
   - Да, много макулатуры, - согласился я.
  - Или вот! Могу к Донских в Институт Будущего устроится.
  - Что, звал?
  - Нет, но если я ему сообщу, что из милиции ухожу, думаю, позовет. Служба безопасности у них наверняка имеется и вакансия для меня, думаю, найдется... Кстати, с Борисом Николаевичем мы вчера встречались.
  - И что ты ему рассказал?
  - А то, что ты посоветовал.
  - То есть?
  - Сказал, что Тимофей Колобродов натуральный псих. Что бойцы тупо выполнили его приказ, и что вся история не стоит и выеденного яйца. Несчастный случай.
  - Гонорар получил?
  - А как же!
  - Значит...
  - Да ни хрена это не значит! - зная, о чем я подумал, перебил Рыбак. - Не думай, дело это я не брошу, раскручу. Уже кое-что нарыл.
  - Расскажешь?
  - Конечно, - заверил меня Рыбак и хотел поделиться добытой информацией, но тут вошел Чудин с чебуреками. Рыбак полез в карман за бумажником.
  - Не надо, Андрей Николаевич. Я татарину денег за чебуреки не давал.
  - Правильно, - похвалил его Рыбак. - Не прошли видать даром мои уроки.
  - Ага. Взаимовыгодное сотрудничество, - улыбнулся Чудин.
  - Вот-вот. Все правильно. Вмажешь граммульку с нами?
  Чудин деликатно отказался.
  - Так вот, - продолжил Рыбак, когда дверь за стажером закрылась, - Таран-то твой оказывается покойник.
  - Это ты Америку открыл, Андрюха! - засмеялся я. - Труп Тарана я лично осматривал. Я хоть и зубной, но все-таки врач, поэтому квалифицированно заявляю: покойник.
  - И уже год, как таковым является, - хмыкнул Рыбак.
  - Да? - удивился я. - А выглядел совершенно свежим.
  - В июле прошлого года Сергей Иванович Таран, житель города Энска сгорел в собственной квартире. Пожар был, он и сгорел. Выглядел, по словам очевидцев, как головешка. Похоронен на местном кладбище за счет мэрии города Энска, как человек, не имеющий родственников, которые могли бы взять на себя расходы по похоронам. Руководство НИИ геологии, в котором Таран отработал десять лет, а накануне своей гибели почему-то уволился, наотрез отказалось платить бабки. Кстати, в этом НИИ Таран занимался разведкой золотых месторождений. Золото искал. Наверное, и здесь, у Донских, он по этой же теме работал.
  - Золото? А разве в наших краях есть золото?
  - А хрен его знает, что в нашей земле-матушке лежит? - пожал плечами Рыбак. - Так вот, к делу. Отработал Таран в этом НИИ десять лет, а когда уволился и нечаянно помер, не важно, что не он, что другой кто-то вместо него сгорел, никто ж не знал, то фиг ему с маслом на похороны с места работы. Мудаки везде есть, не только в милиции. Вот я думаю, если я уволюсь и умру, УВД на мои похороны деньги выделит? Думаю, ни хрена не выделит. Ладно, отвлекся. У меня в Энске, тоже в ГУВД, дружок работает. Я ему брякнул еще в субботу, он все и проверил. Сегодня утром по факсу информашку мне сбросил.
  - А при чем здесь Энск? - не понял я. - Почему ты решил именно в Энск звонить?
  - Да-а-а, - сказал Рыбак и потянулся за бутылкой, - Пинкертон из тебя хреновый. Ты же паспорт Тарана в руках держал.
  - Ну и что?
  - Прописку смотрел?
  - Не-а.
  - Понятно. Последнее место прописки господина Тарана С.И. город Энск, улица Лазо, дом тринадцать, квартира тринадцать.
  - Сразу два несчастливых числа, - вставил я.
  - А Сергей Лазо в паровозной топке сгорел, - усмехнувшись, добавил Рыбак. - Веселенькое совпадение?
  - Выходит, наш Таран, никакой не Таран?
  - Самый, что ни на есть Таран. Мне мой энский кореш его фото прислал. И данные паспорта. Я сверил, все сходится, а паспорт настоящий, не фальшивка. Тарана зарезали в прошедшую пятницу в Лизкиной квартире, а вот в Энске сгорел кто-то другой. Кто? Это пока не важно; наверное, бомж какой-нибудь. А вот кто вывез тело, мне становится совершенно понятно. Ребята из Института Будущего, больше некому. Вообще-то, другие версии я тоже не отбрасываю, но эта кажется мне наиболее вероятной. Все логично. Донских или кто-то другой, но тоже из этой странной и подозрительной конторы знал, что Таран уже год числится в покойниках. Более того, думаю, что они и инсценировали его смерть в Энске. Есть у меня основания так думать. А если так, то... Найдут менты тело с документами на кармане, станут копать. Перероют в этом Институте Будущего всю документацию, проверят всех сотрудников, затаскают руководство по допросам. И обязательно что-нибудь раскопают. А Институту Будущего видимо этого совсем не нужно.
  - А почему ты думаешь, что это именно они спалили бомжа в квартире Тарана? Зачем им это? И почему ты назвал Институт Будущего странной и подозрительной конторой? Ты же говорил, что ни в чем преступном они не были замечены. Нашел какой-нибудь компромат?
  - Нашел. Кое-что. Не много, правда, но сейчас..., - Рыбак взглянул на часы, - сейчас мы с тобой поедем к одному человеку. У него должна уже быть информация из Москвы. Думаю, там кое-что интересное обязательно будет. Знаешь, Шар, если хорошенько копнуть, то в деятельности любой конторы много чего не совсем законного отыскать можно. Это уж ты поверь мне на слово. Абсолютно честных бизнесменов не бывает. А раз нет честных бизнесменов, то и методы, которые они используют в своем бизнесе, не всегда законны. Чаще всего... - Рыбак снова взглянул на часы, я посмотрел на свои - было уже четверть пятого. - Поехали, по дороге поговорим на эту тему.
  - А как мы поедем? - спросил я, кивнув на почти приговоренную нами бутылку. - Я на машине. Я за руль не сяду. Я ж не мент.
  - На моем коне поскачем. Я пока еще мент, удостоверение не сдал. А твою, как ты ее называешь - ласточка? Твою ласточку Чудин на стоянку отгонит. Эй, стажер! Чудин, мать твою!
  Я полез в карман за ключами от 'ласточки'.
  
  
  Глава 11.
  - Чаще всего, - продолжил Рыбак в салоне 'джипа' незаконченную за столом комнаты релаксации фразу, - эта незаконность выражается в банальном уклонении от уплаты налогов. Все знают, и мы и налоговики, что все фирмы этим грешат. Уводят прибыль в тень, занижают обороты, вводят в штат мертвые души. И прочее, прочее, прочее. У меня приятель в налоговой полиции служит. Он на эту тему может длиннющую лекцию тебе прочитать, если ты интересуешься...
  - Да нет, не интересуюсь, - отрицательно мотнул я головой, но Рыбак и не ждал от меня ответа.
  - Но иногда, - продолжал он, - и более серьезные преступления имеют место быть. Вроде бы фирма занимается легальным бизнесом. С виду все чин-чинарем - обороты солидные, или так себе, но налоги платят исправно и вовремя, жалоб от трудящихся не поступает - а копнешь, там тебе и хищения бюджетных бабок, и взятки, и связь с криминалом, и отмывка грязных денег, и просто - банальная уголовщина.
  - Стоп. Все-таки, что у тебя на Институт Будущего? С чего ты взял, что они такие нехорошие?
  - Может, и хорошие. Не знаю... пока. Пока одни подозрения. Вот, например: здание, которое они занимают, имеет два этажа вверх и три вниз. (Меж собой они это здание бункером называют). А в штате полторы калеки - директор, его зам, две секретутки, шесть охранников и уборщица. Ну, еще пара-тройка каких-то научных сотрудников.
  - Ну и что?
  - Я сегодня с утра к этому Институту подъехал, посмотрел - народ, как на завод валит.
  - Ну и что? Может, они без официального трудоустройства работают.
  - Вот именно, - парировал Рыбак, - без официального. Или думают, что оформлены, а на самом деле - покойники, как Таран.
  - Ну, это всего лишь твои домыслы...
  - Домыслы, - согласился Рыбак. - А я и говорю тебе, что пока фактов у меня нет. А домыслы мои держатся вот на чем. Ты о предпринимателях, которые используют труд рабов, слышал? Да конечно слышал, об этом и по телевизору не раз вещали, и в печати в разделах криминальных новостей неоднократно сообщения мелькали. И в моей практике несколько подобных расследований было. Там конечно бомжи и всякая шваль, и работа низкоквалифицированная. Сидели бедолаги в подвалах, джинсы шили, спецодежду. Про гастарбайтеров я уже не говорю. А кто сказал, что рабы только бомжами и молдаванами-нелегалами могут быть? У меня был когда-то один труп криминальный. Давно, девять лет назад, на заре, так сказать моей туманной милицейской юности. Утопленник, в нашей Ахтанговке выловили рыбаки. Но с огнестрелом. Ни документов, ни хрена. Сразу было понятно - глухарь. Совершенно случайно опознали его, патологоанатом опознал. Он в Питере в свое время учился, вот и узнал в утопленнике своего питерского преподавателя химии. Стал я разбираться и выяснил, что этот расстрелянный утопленник еще с середины девяностых числится в без вести пропавших. Подробности своего расследования пересказывать не буду, если интересно будет, потом расскажу. Короче, вышел я на одну мелкую фармацевтическую фирму, в подвале которой этот без вести пропавший химик разрабатывал и изготавливал новый синтетический наркотик. И работал он там не за бабки, а за страх. Ему пригрозили, что если откажется делать, что велено - кирдык всей его семье. Вот и получается: В Питере он в пропавших числится, считай, покойник, а здесь, в Новоахтанговске, живет и здравствует. Правда, до поры до времени. Конечно, химика взаперти держали, а этот Таран по городу разъезжает и даже любовницу имеет. Но разница какая?
  - Да есть небольшая...
  - Да нет никакой разницы! И там и там - покойник. Химика от опрометчивых поступков, чтобы он не воскрес, семьей держали, а у Тарана семьи не было. У него вообще никого не было, сирота. Ему воскресать и ни к чему было. С деньгами и покойникам хорошо живется. Да он и не знал, что он покойник... В общем, дело у меня забрали, передали в ФСБ в отдел по незаконному обороту наркоты. Так вот, я когда факс из Энска получил, почему-то сразу о своем утопленнике наркопроизводителе вспомнил. Вот и версия... Но мы уже приехали. - Рыбак припарковал своего коня и заглушил мотор.
  У меня - ласточка, у Рыбака - конь. Вот такая зоология. Можно даже сказать - зоофилия. Потому что и я, и Рыбак, мы оба любим своих... 'животных'. Правда не очень часто их моем, полируем и пылесосим салон, но все равно - любим. Итак, припарковал Андрюха своего коня возле не особенно давно построенной высотки с ярко-синей металлочерепичной крышей причудливой конфигурации. Таких зданий в Новоахтанговске два. Одно это, другое на правом берегу Ахтанговки. Элитные дома, шикарные полногабаритные квартиры. В них живут серьезные люди с большими деньгами - бизнесмены и чиновники из мэрии и областной администрации. Мне поселиться в таких или подобных апартаментах не светит. Совершенно не светит! Бизнесмен из меня как из говна пуля, да и к власти у меня стремления никакого. Каждый раз, когда я проезжал мимо этого дома, меня посещали подобные мысли. А сегодня я подумал: 'да на хрен они мне сдались, эти хоромы!'
  - Восемнадцатый этаж, - сказал Рыбак, выбравшись из машины и, задрав голову, посмотрел вверх, - высоко забрался Игорь Иванович, но до пентхауза все же не дотянул маленько.
  Я тоже посмотрел вверх, и мне показалось, что облака, плывущие высоко в небе, едва ли не касаются рыхлым брюхом тарелки огромной параболической антенны, установленной на центральном куполе.
  - Да, высоковато. Тяжко жильцам приходится, когда лифт не работает, - пошутил я.
  - В таких домах лифт не один, и все они всегда находятся в исправном состоянии, - как слабоумному растолковал мне Рыбак.
  - А кто он?
  - Игорь Иванович? Полковник ФСБ в отставке. Я с ним познакомился, когда дело об утопленнике вел. Он у меня его и забрал.
  - Утопленника?
  - Утопленника. Пошли.
  Консьерж, крепкий мужчина лет пятидесяти с благородной проседью на висках и в челке, в идеально сидевшем легком сером костюме и белой рубашке при галстуке, приветливо нам улыбнулся и выбрался из своего комфортного застеколья.
  - Здравствуйте, Андрей Николаевич, - поздоровался он с Рыбаком за руку и кивнул мне. - В двести пятидесятую?
  - А куды ж?
  - Кто его знает? Неисповедимы пути опера.
  - В двести пятидесятую, - кивнул Рыбак. - Дома хозяин?
  - Он редко из дома выходит. Вы же знаете...
  - Из наших, - сообщил мне в лифте Рыбак, - из милицейских. Двадцать лет в районном отделении на входе за стеклом просидел, ушел в звании капитана. Теперь вот здесь сидит, консьержем. А что? Работенка не бей лежачего, да и привычная... Но мужик нормальный. Не орел, но... службу знает.
  Капитан милиции в отставке, а ныне консьерж действительно знал службу и четко выполнял свои обязанности, поэтому, видимо тут же сообщил жильцу двести пятидесятой квартиры о нашем визите по внутренней связи. Во всяком случае, едва мы вышли из кабины лифта на восемнадцатом этаже, из динамика рядом с железной дверью, выглядевшей как натуральная дубовая, раздался неожиданно молодой, ну, во всяком случае, не старый голос:
  - Проходите. Дверь открыта.
  - Сколько ему лет? - спросил я тихо, словно боялся, что Игорь Иванович нас не только видит (над дверью синел объектив камеры слежения), но и слышит. - Я имею в виду полковника.
  - Пятьдесят пять, - так же тихо ответил Рыбак. - Он в отставке по состоянию здоровья.
  - А что у него со здоровьем?
  - Производственная травма, - коротко сказал Рыбак.
  Мы вошли в прихожую, более смахивающую своими размерами на вестибюль учреждения, и по широкому пустому коридору, пол и стены которого были отделаны пробкой, двинулись в направлении все того же голоса:
  - Проходите, ребятки. Я здесь, от факса отъехать не могу.
  'Отъехать'? - подумал я. - Он что тут на велосипеде катается? Или на мотороллере? Не мудрено. Или это просто сленг такой?'
  Катался, вернее, передвигался по дому Игорь Иванович в инвалидном кресле с моторчиком. Такие кресла стоят штуки две зеленых. Я тут же понял, какого рода была его 'производственная травма'. Но в данный момент Игорь Иванович не передвигался, а просто сидел в своем кресле за письменным столом в полупустой комнате и принимал факсимильное сообщение, вернее, уже принял и внимательно слушал комментарии того, кто находился на другом конце провода, а может быть, Земли.
  - Ес, - коротко ответил он, - бай, - и, положив трубку, повернулся к нам: - Здравствуй Андрей. А это твой друг Сергей Шаров? Стоматолог, если мне не изменяет память? - Игорь Иванович явно прибеднялся, с памятью у него было все в порядке.
  - Совершенно верно, - подтвердил я, пожав вслед за Рыбаком жесткую ладонь полковника. - Сергей Шаров, хирург-стоматолог.
  - А как вы смотрите, Сергей, чтобы на дому вставить зубы ветерану службы государственной безопасности? - Игорь Иванович криво оскалился, демонстрируя мне шикарный сквозняк внизу слева. - Вот. Все не могу никак выбраться из дома и доехать до поликлиники, залатать дырку в частоколе.
  - Я вообще-то, не ортопед, я хирург, - ответил я, слегка растерявшись, - протезировать не мой профиль. Но думаю...
  - ...что мы с вами решим эту небольшую проблемку, - закончил за меня полковник и добавил: - Но позже. Правильно, Андрей? - Он повернулся к Рыбаку. - Сначала о том, за чем вы ко мне пришли. Кофе?
  - Можно, - ответил за нас обоих Рыбак.
  - Тогда, на кухню, - сказал Игорь Иванович и с тихим жужжанием поехал первым, указывая нам дорогу. Впрочем, Рыбак, наверное, знал, где в этих просторных апартаментах расположена кухня.
  Я шел и по пути заглядывал в распахнутые настежь двери комнат. Мебели было мало. Можно было сказать, ее вообще не было.
  - Не обставился еще, - пояснил полковник, заметив мое любопытство, которое, наверняка выглядело неприличным. - Въехал сюда недавно. Полностью укомплектовал только спальню и кухню. На остальное..., - он почесал макушку, - денег пока нет.
  'Денег пока нет..., - подумал я. - А где он их возьмет, интересно мне знать? Пенсию получит и купит недостающую мебель? Наверное, в ФСБ неплохие пенсии. А, правда, какая у полковника ФСБ в отставке пенсия?'
  Игорь Иванович словно читал мои мысли.
  - На мою пенсию такие хоромы обставить не реально, - сказал он. - Хорошо, жена у меня бизнесвумен. Сейчас она в Болгарии, так что я временно холостякую. Поэтому, в качестве угощения могу предложить только кофе. ...К тому же, кажется без сахара. - Игорь Иванович удивленно посмотрел на дно сахарницы, которую достал с нижней полки навесного шкафа.
  - Отдыхает? - поинтересовался я, изучая оснащение кухни. Здесь было все - шикарный итальянский холодильник, газовая и электрическая плиты, посудомоечная машина - короче, абсолютно все и даже больше, чем нужно. И все по последнему слову техники.
  - Кто? А, супруга... Да нет, заключает с болгарами контракт на строительство еще двух домов, таких как этот.
  - Сами-то мы строить не умеем, - буркнул Рыбак.
  - Нашел! - обрадовано воскликнул Игорь Иванович, извлекая из другого шкафа коробку цилиндрического рафинада и выкладывая ее на стол.
  Вслед за сахаром на керамогранитной столешнице появились джезва, кофемолка, пакет кофе в зернах. Полковник удивительно быстро управлялся с приготовлением кофе, перемещаясь на своем инвалидном кресле от шкафов к столу, от стола к раковине, от раковины к газовой плите. При этом он еще и развлекал нас разговорами.
  - Я в молодости несколько лет провел в Латинской Америке, - рассказывал полковник. - Пристрастился, понимаете ли, к кофе. Там все кофеманы. Нет, не правильно выразился, просто у них такой образ жизни, без кофе обходиться не могут. Кофе на завтрак, кофе на обед, кофе в течение всего дня. Даже поздно вечером - кофе. И я привык настолько, могу перед сном бокал выдуть, и хоть бы мне что - сплю как ребенок. Организм видать перестроился. А потом довелось в Западной Украине служить. Львов, Ужгород, Винница. Так там этот напиток популярнее любого другого. Даже популярнее горилки. Знаете, как западные украинцы кофе называют? Кава. Приглашаю, мол, тебя на каву. Да... Кава-какава.
  Через несколько минут мы держали в руках по чашечке крепчайшего ароматного кофе.
  - Ну, как? - поинтересовался Игорь Иванович, дождавшись, когда мы продегустируем его творение.
  - Восхитительно, - ответил я.
  - Как всегда, - ответил Рыбак.
  - Ну-с, приступим к делу... Вы ребятки даже не представляете себе, на что вы напоролись.
  - Почему не представляем? Отлично представляем, - сказал Рыбак. - Во всяком случае, я.
  - Думаю, что не в полной мере, Андрюша, так как не располагаешь достаточной информацией. А я ее сегодня получил из Москвы и... из штатов.
  - Так, так, - заподозрив неладное, произнес Рыбак.
  - Дело это пахнет не только уголовщиной, но и покушением на интересы государства.
  - Начинается...
  - Вот именно. Ты, Андрюша верно догадался. С этого момента можешь считать дело по Институту Будущего для себя закрытым. После того, что рассказал мне ты и после того, что я узнал от своих московских коллег, просто консультантом и помощником в твоем расследовании я оставаться не могу.
  - Блин! Как чувствовал! История повторяется... Лучше бы я попытался добыть информацию другим путем, - в сердцах произнес Рыбак и стал шарить по карманам, ища сигареты.
  - И сложил бы голову, - уверенно заявил Игорь Иванович. - Да не один, а вместе со своим другом, кстати сказать... Хочешь курить, кури. Чего уж... Только под вытяжку сядь.
  Рыбак закурил и включил вытяжку над газовой печью.
  - Кое-что я вам ребята, конечно, расскажу, - сказал Игорь Иванович, грустно как-то глядя на Рыбака, - но только из уважения к тебе, Андрей, и в качестве компенсации за отнятое дело. Не всю информацию открою, но и то, что расскажу, попрошу держать в секрете. Думаю, капитану Рыбакову это напоминание излишне, оно больше касается вас, Сергей.
  Я молча кивнул головой.
  - Институт Будущего, который, как вам известно, имеет официальное название 'Фонд развития современных технологий и поддержки молодых ученых России', - стал рассказывать полковник, - учрежден группой частных лиц. Это, конечно, Станислав Аркадьевич Пухликов, директор Фонда, его заместитель Донских Борис Николаевич и еще двое довольно известных ученых из Российской Академии Наук. Но все четверо номинальные учредители. Пухликов с Донских - новоахтанговские функционеры, а те из Академии, вообще - играют роль свадебных генералов. Ученые мужи даже не догадываются об истинной цели создания Фонда. Уверены, что участвуют в благом деле, с важным видом разглагольствуют о будущем великой России, при этом спокойно получают дивиденды и живут себе, в ус не дуют. А Пухликов с Донских подобных иллюзий лишены, располагая кое-какой информацией, четко выполняют указания своих хозяев и знают что они пешки в большой игре.
  - А кто их хозяева? - спросил я. - И какова истинная цель создания Института Будущего?
  - Фамилии я называть не буду для вашего же блага. Одним словом, это люди из большой политики. От их слова зависят жизни. ...Андрей, - Игорь Иванович повернулся к Рыбаку, реагируя на его ерзанье на стуле, - я понимаю твое недовольство. Но и ты пойми: у моих бывших коллег гораздо больше возможностей и полномочий, чтобы раскрутить это дело. Больше, чем у твоих. Я уже не говорю о том, что ты его раскручивать в одиночку собрался, так сказать, частным образом. Кроме того, как я уже сказал, дело это пахнет покушением на интересы России. А это уже юрисдикция нашего ведомства, не обессудь.
  Рыбак хмыкнул и стряхнул пепел в раковину. Полковник достал из сушилки блюдце и поставил его перед Андреем.
  - Извини. Ты знаешь, мы с женой не курим, поэтому пепельницы в доме нет, - сказал он и снова повернулся ко мне: - Отвечаю на ваш второй вопрос, юноша. Об истинной цели создания Института Будущего. Цель создания любого фонда, общества - производственного, научного, торгово-закупочного - получение прибыли. В случае с Институтом Будущего речь идет об огромных прибылях. Огромные прибыли можно получать и законным путем, но в данном случае учредители Фонда пошли по накатанному уголовному пути, использовав криминальный опыт Пухликова. В свое время... в советское время, - уточнил Игорь Иванович, - гражданин Пухликов занимался регистрацией патентов на открытия и изобретения в сфере электронных технологий. Регистрировал, регистрировал, и однажды ему в голову пришла шальная мысль, впрочем, совершенно не новая, этим и до него занимались. А что, подумал Станислав Аркадьевич, если взять, да и продать одно из изобретений на Запад? Вспомнил о своем товарище с чисто русской фамилией Иванов, который тогда трудился во внешторге и по роду службы частенько бывал в социалистической и, что самое важное, в капиталистической Европе. Договориться с изобретателем труда не составило. Дело сделали, барыш поделили на троих, и Пухликов со своим компаньоном стали готовить новую аферу. Благо, в нашей стране изобретателей всегда пруд пруди было. Да и западные предприниматели всегда норовят по дешевке прикупить что-нибудь этакое. Ждут и ручки потирают в предвкушении хороших барышей. Короче, пошел у Пухликова с Ивановым бизнес. Это я реконструирую события давних лет, потому что информации о том, сколько изобретений с их помощью стало работать на враждебные Советскому Союзу экономики нет, и кто был первым их клиентом, и вообще, сколько их было, неведомо. Но думаю, что так все и развивалось. Сначала один изобретатель, потом другой, а с третьим или с четвертым, не знаю, с каким по счету, Пухликов и Иванов делиться не захотели или не смогли договориться о долях. А может быть, он оказался патриотом. Так или иначе, этот Кулибин обратился куда надо, то есть к нам, и... дуэт частных предпринимателей оказался в разработке КГБ. Но...
  - Но доказательств у вас не было никаких, - вставил Рыбак, - а посему, упрятать этих бизнесменов за решетку не получилось.
  - Совершенно верно, - кивнул полковник. - Но мои тогдашние коллеги установили за этой парочкой наблюдение и подготовили операцию. В роли изобретателя выступал наш сотрудник. Но операция сорвалась.
  - Перестройка помешала? - предположил я.
  - Перестройка... Перестройка чуть позже началась. Тщательно подготовленная операция сорвалась потому, что Пухликов с Ивановым видимо были предупреждены. Пухликов делал вид, что не понимает намеков нашего агента лжеизобретателя, тянул резину, а Иванов вообще из тени не выходил - тихо мирно работал Хельсинки в составе группы товарищей из внешторга, вел переговоры с финнами об увеличении поставок в страну Суоми советского газа. Прокололись мы конкретно.
  - Чекисты, блин! Неподкупные стражи государственной безопасности, мать вашу! - язвительно вставил Рыбак.
  - Что поделаешь? - развел руками Игорь Иванович. - Горячим сердцем и холодной головой может похвастаться практически любой сотрудник госбезопасности. А вот чистые руки не у каждого. А что, Андрюша, в твоей родной милиции оборотней в погонах мало?
  - Достаточно, - вынужден был согласиться Рыбак.
  - Потом да, - продолжил полковник, - потом грянула перестройка, и все полетело к чертовой матери. КГБ - позор России! КГБ - жандарм демократии! КГБ - сборище врагов народа! Железного Феликса на свалку, рядовым чекистам пинка под жопу, руководство к ответу! Сами знаете, что было потом. Но архивы, слава богу, сохранились, не добралась до них оголтелая толпа, подстрекаемая всякими экстремистами и мародерами, именующими себя демократами первой волны. Не сгорели архивы в пламени перестройки. Архивы, как и рукописи не горят!
  'Еще как горят', - подумал я, вспомнив предложение стажера Чудина сжечь часть бумаг, накопившихся в подвалах милиции в мусорном контейнере.
  - А что сейчас? - нетерпеливо спросил Рыбак. По кислому выражению его лица я понял, что патетика Игоря Ивановича Рыбаку уже изрядно надоела. Наверное, подобные речи из уст полковника он уже слышал и не единожды.
  - А что сейчас? - переспросил полковник. - Восстанавливаемся. Силу набираем. При любом политическом и государственном устройстве, должна существовать организация, которая стоит на страже интересов страны. Той силы, что была у КГБ в те годы, у ФСБ сейчас пока нет, но... набираем потихоньку. Методы, конечно, у нас другие...
  - Да я не о том, - махнул рукой Андрюха. - Знаю, вывеску поменяли, а занимаетесь тем же самым. Другими методами... И заканчивай, Игорь Иванович свою политагитацию. Меня агитировать не надо. Я хоть и мент, но тоже на государство работаю, и так же, как и ты считаю, что во времена перестроечные эти гребаные демократы дров наломали - будь здоров. Я про Пухликова спрашиваю. И куда делся этот внешторговец? И откуда выполз Донских? И чем они сейчас занимаются? Вы Игорь Иванович говорите, что их бизнес организован на основе прошлого криминального опыта. А при чем здесь криминал? Непонятно... Да сейчас только ленивый или шизик вроде этого математика... как там его? Перельмана, не продает свои изобретения на Запад. Да и на Восток тоже. Кто дороже заплатит, тому и продаются. И не надо никаких Пухликовых с Ивановыми. Все законно и никакого криминала. Все хотят жить красиво и богато, а продавать теперь можно все что угодно и кому угодно. В том числе и интеллектуальную собственность. Да сейчас каждый...
  - Сказал - значит, знаю, - жестко произнес Игорь Иванович, перебив Рыбака. Видимо, ему не понравилось Андрюхино выступление. - Во-первых, далеко не каждый изобретатель может продать свое творение американцам или, скажем, японцам. Для этого нужно необходимым ресурсом обладать. Финансовый ресурс я имею в виду. С информационным проблем нет, Интернет решает все проблемы. А вот с бабками хреново. Наука в России еще пока влачит довольно жалкое существование. Карабкаются сами как могут, государство стало кое-какие средства выделять. Но в основном... А одиночки? Кулибины доморощенные? У них денег даже на опытные образцы нет. Вот таких и отыскивают Пухликов со своим замом Донских.
  - И делают их своими рабами? - вырвалось у меня.
  - Совершенно верно, молодой человек. Вы очень догадливы, - похвалил меня полковник и с улыбкой посмотрел на Рыбака. Учись, мол, капитан. А я покраснел, как школьник, которого перед всем классом похвалил учитель и поставил ему незаслуженную пятерку за контрольную работу, а работа эта слово в слово и значок в значок была списана у соседа по парте. Я виновато посмотрел на друга, и хотел, уже было восстановить историческую справедливость, но Рыбак сморщился и мотнул головой, словно хотел сказать мне: 'да какая разница, Шар, кто первым высказал это предположение...', и я промолчал. Рыбак - мужик не мелочный.
  - У Фонда имеется что-то наподобие представительства в Нью-Йорке, - продолжал Игорь Иванович. - Его-то и возглавляет бывший работник внешторга господин Иванов. Он сменил фамилию, теперь он Джонсон, и имеет американское гражданство. Иванов-Джонсон тогда из Финляндии даже возвращаться не стал, перебрался в штаты, чем там занимался неизвестно, наверное, кое-какие советские секреты знал, ими и торговал. А потом с ним вышли на связь учредители Фонда и предложили возглавить представительство. Теперь о Борисе Николаевиче Донских...
  Игорь Иванович с грустью посмотрел на Рыбака, закуривающего очередную сигарету, подъехал к одному из шкафов, достал литровую стеклянную банку. В ней были лесные орехи. На вид скорлупа орехов казалась очень твердой.
  - Не желаете, Сережа? - спросил он у меня.
  Я отрицательно покачал головой:
  - Да я бы лучше тоже закурил.
  - Так курите. Не обращайте на меня внимания. Мы с женой... Ах, да, я уже говорил... Старый стал, видимо, забываю. Я, считай, всю жизнь курил. Вроде бы уже пять лет, как бросил, но когда вспоминаю о чем-нибудь не особенно приятном, мой организм требует чего-то такого... этакого.
  - Взял бы, да и закурил, - посоветовал Рыбак, - раз такое дело. Раз уж ты так разволновался.
  - Не могу, - усмехнулся полковник. - Честно признаюсь, пробовал, не получилось. Противно стало. Потому и прошу куряк вытяжку включать, чтобы дым уходил. Вот мое курево, - потряс он банку с орехами. Достал один, сунул в рот и не без усилия со страшным хрустом раскусил его.
  Мне как стоматологу было грустно и больно смотреть, как полковник портит свои зубы. Но я промолчал, подумал только: а не из-за пагубной привычки грызть орехи, когда хочется закурить, у полковника образовалась прореха вместо нижних левых пятерки и шестерки? Я переместился ближе к Рыбаку под вытяжку, достал сигареты, но подумал, и закуривать не стал. Потерплю, ничего.
  - Итак, - продолжил полковник, - Донских Борис Николаевич... Андрей, ты помнишь то дело девятилетней давности о фармацевтической компании? Ну, то самое?..
  - Которое ты у меня отобрал? - спросил Рыбак и многозначительно на меня посмотрел. - Дело о наркотиках и утопленнике из Ахтанговки? Как не помнить?
  - Благодаря которому мы с тобой познакомились, - уточнил Игорь Иванович. - Так вот. Донских проходил по нему свидетелем.
  - О как! А я почему-то не помню, - удивился Рыбак.
  - А ты и не можешь помнить. На том этапе, когда дело было передано в ФСБ, фигура Донских еще даже не маячила на горизонте. Ты помнишь те времена - сплошь черный нал, полный бардак в бухгалтерской отчетности, кадрового учета никакого. Донских не было в штате фармацевтической фирмы. Нигде не числился, нигде не значился, чем занимался - сплошной туман. По показаниям руководства фирмы якобы Донских выполнял некоторые их поручения относительно поставок оборудования и химреактивов. Мы проверили накладные, по которым Донских поставлял товар - ничего запрещенного, все в рамках закона. Короче говоря, внештатный снабженец. Мотался по городам и весям нашей необъятной родины, доставал всякую нужную ерунду. Кстати, неоднократно бывал в Питере, о чем свидетельствуют все те же накладные с его подписью. И именно в те дни, когда исчез Петраков, - ('Петраков это тот самый химик', - тихо шепнул мне Рыбак), - Донских совершенно определенно там был, потому что на одной из накладных на получение продукции Питерского завода химреактивов стояла дата, соответствующая дню исчезновения химика и подпись Бориса Николаевича. Вот такое совпадение. Но совпадение, еще не доказательство. Короче, как Петраков оказался в Новоахтанговске, нам выяснить не удалось, но у нас и так имелось достаточно оснований упаковать все руководство фирмы в наручники и усадить на скамью подсудимых, вменив им незаконное производство и распространение наркотиков. Жаль, конечно, что ни заказа на похищение, ни самого убийства Петракова доказать не удалось. Еще больше жаль, что Донских прошел по этому делу как свидетель. Теперь-то я почти уверен, что к исчезновению химика Донских имеет самое непосредственное отношение. А может быть, и к убийству тоже.
  - Почти уверен... - задумчиво повторил Рыбак слова полковника.
  - Можешь считать это интуицией. - Полковник громко хрустнул орехом и, выплюнув на ладонь скорлупу, стал сосредоточенно жевать ядро. Прожевав, сказал: - То, что ты мне Андрей рассказал сегодня по телефону относительно пожара и трупа а Энске прекрасно вписывается в технологию заметания следов. И видна тщательность подготовки операции. Схема такая, - это полковник естественно больше мне рассказывал. - Человеку заранее определена роль покойника. После того, как он на-гора выдает пару-тройку изобретений, их через представительство сливают за океан, а самого изобретателя убирают. Нет человека - нет проблемы. Не надо ни с кем делиться. Труп уничтожают. Топят в Ахтанговке, сжигают, закапывают в тайге или еще чего придумывают - способов масса. И его никто не ищет, он же покойник.
  - Вот твари! - без наигранности ужаснулся я.
  - Нехилый бизнес, - промолвил Рыбак, зевнув.
  - Схема не новая, - сказал Игорь Иванович. - Даже, можно сказать, классическая. Случай с Тараном - наглядная картинка. Таран круглый сирота. Живет один, жены нет - ни законной, ни гражданской. Вообще, все эти ученые, как правило, одиночки. Они же не от мира сего. Фанатики. С такими редко какая баба уживается. Итак, в Энске Тарана ничего не держит: семьи и родственников, как я уже сказал, нет, работа в НИИ геологии стоит, перспектив - ноль. Получает неожиданное предложение от Донских... Кстати, надо проверить списки пассажиров за июнь-июль прошлого года, кто из Фонда летал в Энск. Впрочем, я и без проверки уверен, что фамилия Донских в этих списках найдется. Итак: получает господин Таран предложение от Фонда, подписывает наверняка, очень выгодный для себя контракт, продает квартиру и летит в Новоахтанговск. Здесь работает, получает неплохую зарплату, и ведать не ведает, что его бывшая квартира сгорела, а сам он уже давно покойник. Пока потенциальный, но выполнит работу и моментально станет реальным.
  - Несрастуха, - заявил Рыбак. - Эта схема должна хорошо работать, в случае если потенциальный покойник на этом свете не задерживается или как Петраков творит взаперти, в подвале. А Таран уже год, как в Новоахтанговске, кстати, без прописки и регистрации, и спокойно разъезжает по городу, даже любовницу имеет. Не в подвале сидит. Наверняка, квартирку съемную от Института Будущего имеет. Вернее, имел.
  При этих словах Андрюхи я вспомнил о ключе, найденном мною в бумажнике Тарана и сейчас болтающимся на брелке в одной связке с моими. Почему-то я решил ничего об этом не говорить при полковнике. Решил, скажу Рыбаку, когда мы выйдем.
  - Ну, Андрей, - начал отвечать Игорь Иванович, - не мне тебе рассказывать, что без прописки люди годами живут. У бомжей так вообще паспортов нет, и ничего. По поводу того, что присутствие Тарана на этом свете затянулось, тоже никакой несрастухи. Вернее, она присутствовала, но не в наших сегодняшних рассуждениях, а у Института Будущего возникли проблемы. Помните, ребятки, что с погодой творилось прошлым летом и осенью?
  - Это лето тоже не ахти какое, - согласился Рыбак. - То заморозки, то жара. То дождь, то град.
  - Вот именно. Для геологических изысканий не самая подходящая погода. Осень была дождливая. Видать, отложили изыскания на следующий сезон. А когда отправили новую геологическую партию, произошла эта странная история с обстрелом колонны.
  - Ну, что ж, логично, - кивнул Андрюха. - Мне только одно непонятно. Таран не изобретатель. Ну, нашли бы они золото. Дальше что? Из схемы все это выпадает. Или у Института Будущего многопрофильная деятельность?
  - Многопрофильная, но схема... все та же схема, - задумчиво произнес Игорь Иванович, не возражая Андрею, и вроде как вовсе не для него произнося эти слова, сам с собой разговаривал полковник.
  - Золото толкнуть на запад по дешевке можно, - продолжал Рыбак. - И толкали, ты это знаешь, Иваныч. И золото и прочие драгоценные и редкоземельные металлы. Бриллианты диппочтой в вализах шли. Эшелонами и спецгрузом на самолетах заколоченные ящики на запад уходили. И за всем этим власть стояла, чиновники. А что в этих ящиках? Хрен бы знал? Таможенники все как по команде 'перессать' задом к КПП поворачивались, когда через границу эшелоны с военной техникой шли. Было, Иваныч. Но сейчас-то, вроде бы, времена другие наступили? Или я чего-то не догоняю?..
  - Не совсем еще другие, - грустно качнул головой полковник и с хрустом раскусил очередной орех. Выплюнул скорлупу на ладонь. - Крепкие, заразы... Да и коррупция во все времена и во всем мире процветает и никуда деваться не желает. Как с ней не борись.
  - А где золото? - не унимался Рыбак. - Его еще найти надо. Потом месторождение разрабатывать, колоссальные бабки вкладывать. Стоит ли игра свеч?
  - Главное - открыть месторождение, убедиться, что золото в этом районе... - начал Игорь Иванович и оборвал себя на полуслове
  И Рыбак почему-то замолчал, удивленно посмотрел на полковника:
   - Неужели? Китайцам?!!
  Андрюха явно о чем-то догадался, но я не понял о чем. Я вообще не понимал, при чем здесь китайцы.
  Полковник приложил палец ко рту:
  - Т-с-с. Больше не слова. Дальше идет информация, которой я с вами, мужики, сейчас поделиться не могу. Позже. Идите и занимайтесь своими делами. Ты, Андрей, кажется в отпуске с сегодняшнего дня? Вот и отдыхай.
  Рыбак хмыкнул и собрался закуривать новую сигарету.
  - Тебе, Андрей, - сказал полковник, - действительно отдохнуть не помешает. Ты на себя в зеркало давно смотрел?
  - Каждое утро любуюсь, когда бреюсь. А что?
  - Цвет лица землистый, мешки под глазами. Устал ты, отдохнуть тебе надо. Хотя бы пару недель. На природе побыть. Или лучше, к морю съездить. Хочешь, жене позвоню? Она тебе в Болгарии хороший отдых организовать может. Деньги-то есть у тебя? Если нет..., у меня вообще-то сейчас тоже не густо, но пару тысяч евро одолжить могу. Две тысячи на две недели. Думаю, неплохо отдохнуть можно.
  - Деньги у меня есть. Но ни к какому морю я сейчас не поеду. Мне о работе надо подумать, устраиваться куда-нибудь.
  - Вот об этом можешь не думать. Я в курсе твоих разногласий с начальством.
  - Откуда?
  - Неважно. Ты же друг мой. О жизни и карьере друзей интересоваться положено. И не только интересоваться, но и принимать участие, коли такая возможность имеется. Иди в отпуск и не о чем не думай. У меня неплохие связи в твоем ведомстве. Отгуляешь отпуск, вернешься на свое место. А потом, если пожелаешь, пойдешь на повышение. Тебе уже давно пора место твоего шефа занять. Оборзел он уже чисто конкретно.
  - Мне и на своем неплохо было... до недавнего времени.
  - Разберемся, - пообещал Игорь Иванович и повернулся ко мне. - А вам, Сережа, рекомендую вплотную заняться решением семейных проблем.
  Я сердито посмотрел на Рыбака. Вот трепло! Но Рыбак отрицательно помотал головой, отвечая на мой невысказанный упрек.
  - Нет, нет, - сказал Игорь Иванович. - На своего друга можете не грешить, Сережа. Он со мной подробностями вашей личной жизни не делился. Но не думаете же вы, что я пущу в свой дом человека, предварительно не выяснив о нем все?
  - Не думаю, - согласился я, взглянув в серые, ставшие вдруг похожими на бесстрастные объективы камер видеоконтроля глаза полковника.
  - Советую не разводиться, а приложить все усилия к примирению. От добра, добра не ищут. Это я вам как старший товарищ говорю. И более опытный в делах житейских. То, что сегодня сгорел загс и помешал вам сделать опрометчивый шаг, может, это судьба? Кто знает?
  - Может быть. - Я пожал плечами, и мы с Рыбаком поняли, что аудиенция закончена. И мы свободны не только от общества Игоря Ивановича, но и от дела Тарана. Скрепя сердце Рыбак дал обещание не заниматься им. Ну и я присоединился к Рыбаку, хотя участие мое, если оно и планировалось, то, скорее всего, лишь с правом совещательного голоса.
  - Надеюсь, мужики, что все услышанное от меня, останется между нами троими, - на прощание напомнил полковник.
  - А то! - ответил Рыбак.
  
  
  13.
  - Вы с полковником что имели в виду?
  - Когда?
  - Когда ты говорил про китайцев.
  - Про каких китайцев?
  - Андрюха! Брось придуриваться! Ты прекрасно понял, о чем я.
  - Эта информация секретная. - Мой друг сделал страшные глаза; - Совершенно секретная.
  - Так информации и не было никакой. Ты просто догадался о чем-то. Что, не хочешь мне сказать? Поделиться своими догадками?
  Усаживаясь в машину, мы, как водится, закурили. Трогаться с места Рыбак не спешил, о чем-то думал.
  - Так что, не скажешь?
  Андрюха внимательно на меня посмотрел и промолчал.
  - Тогда и я тебе кой-чего не скажу, - отрезал я и потрогал себя по карману, убедившись, что брелок с ключами на месте.
  - Ладно, слушай, тупица, - засмеялся вдруг Рыбак. - Тупица и шантажист. Дело в следующем... Только я, так же как и Рядовой, предупреждаю тебя - никому!
  - Какой рядовой?
  - Ну, у полковника такая смешная фамилия - Рядовой.
  - А-а-а.
  - На полном серьезе: если моя догадка верна, то Игорь Иванович совершенно прав - головы можем сложить запростяк. Там, видать, такие шишки задействованы. В этой афере...
  - Да что за афера? Ты толком говори.
  - Ты карту нашей великой и необъятной помнишь?
  - В общих чертах...
  - А конфигурацию границы Новоахтанговского района, она же государственная? Вряд ли хорошо ты ее помнишь. - Андрюха достал из бардачка крупномасштабную карту нашего района и раскрыл ее на торпеде. - Вот видишь, пупырь? - ткнул он пальцем в участок границы. - Наша территория этим пупырем врезается в территорию Китая. На мелкомасштабных картах этот пупырь и не рисуют, настолько он мал. Но, впрочем, не так уж он и мал.
  - Ну и что?
  - А то. Я подумал: а что, если Пухликов с компанией, вернее, их хозяева, отцы-учредители Фонда, решили провести операцию по ликвидации пупыря и выравниванию границы?
  - То есть продать часть России китайцам?
  - Ну, ты догадливый, - с иронией в голосе похвалил меня Рыбак. - Продается все, что можно продать. А коррупция существовала и существует везде и всегда. Она непобедима. Прав полковник... Короче: места у нас глухие, непроходимые. Тайга. Цивилизации - абсолютный ноль. Можно по-тихому оттяпать малую толику нашей с тобой Родины, никто и внимания не обратит.
  - А при чем здесь Таран? И вообще?..
  - Знаешь, сколько стоит украсть часть территории?
  Я пожал плечами:
  - Откуда?
  - И я не знаю, но думаю, что очень дорого. А сколько стоит территория с золотым месторождением? Наверное, еще дороже. В разы. А то и в десятки раз. Вот и хотят хозяева Института Будущего продать ее подороже. Срубить бабла по-крупному. Отсюда и вся возня.
  - А им кто-то мешает? - Я вспомнил рассказ ефрейтора Бугаева, пересказанный мне Рыбаком о странном человеке, заставившем взвод солдат во главе с командиром расстрелять экспедиционную колонну. И как наяву увидел рукоятку кухонного ножа, торчащую из тарановской груди. - Кто? Кто сам хочет продать этот лакомый кусочек? Конкуренты?
  - Не знаю... Будем разбираться.
  - Так Игорь Иванович же запретил.
  - Запретил... И правильно запретил. Давай, выкладывай, что там у тебя в кармане?
  - В каком кармане?
  - Который ты все время щупаешь. Скоро на штанах сальное пятно образуется...
  Я достал брелок и продемонстрировал Рыбаку ключ. Андрюха косо посмотрел на ключ и бросил:
  - Ключ, как ключ. От железной двери производства китайской фирмы 'Пан-Пан'. Дверь что ли новую поставил?
  - Этот ключ я нашел на трупе нашего геолога, - с гордостью ответил я, применив ментовской слэнг. - Пристегнул зачем-то к своему брелку, да и забыл.
  - Забывчивый ты больно. Господи! Какой же ты забывчивый! Аж страшно. То о бумажнике забудешь, то о ключе.
  - Ну, извини... Да и не думал я, что он нам пригодится. Ключ есть, а дверь-то где?
  - Н-да, - крякнул Андрюха. - А ты знаешь, что каждый такой ключ индивидуален? Что им можно открыть только одну единственную, родную дверь?
  - Все ключи должны открывать только свою дверь.
  - Не все и не одну. Ну, да ладно. Темный ты человек, Шар. Есть фирма, если, конечно, еще не сдулась. А там документация с информацией. Сейчас заедем в офис 'Пан-Пана' и легко по ключу найдем дверь, а стало быть, адрес, по которому ее монтировали.
  - Так просто?
  - Проще некуда. Поехали. Надо успевать, а то эфэсбэшные архаровцы опередят. Они тарановский адрес и без этого ключа вычислят.
  - Значит, мы занимаемся этим делом?
  Андрюха посмотрел на меня и не ответил. Ответил позже, когда мы уже подъехали к крыльцу офиса новоахтанговского представительства китайской фирмы 'Пан-Пан':
  - Мы осторожненько. Если почую, что мертвячиной потянуло, спрячемся в норку. Мой нос, - Рыбак щелкнул себя по отрихтованному кастетом носу, - нехорошие запахи за версту чует. Вообще-то, он всякие запахи классно чует, но нехорошие - в особенности. Ключ гони.
  Я отстегнул тарановский ключ.
  Панпановцы съезжали. На крыльце стояли деревянные ящики и картонные коробки, пронумерованные черным маркером и перемотанные скотчем, а из дверей рабочие, одетые в синие фирменные комбинезоны выносили демонтированные образцы металлических дверей.
  - Кажется, успели, - подмигнул мне Рыбак и вышел из джипа. Я поспешил за ним.
  - Кто у вас тут за старшего? - строгим начальственным голосом спросил Рыбак, обращаясь сразу ко всем присутствующим.
  В полупустом зале, по периметру которого зияли пустые амбразуры дверных проемов, вернее, их имитация, и стояли две двери, которые еще не были демонтированы, находилось трое рабочих и девчушка, по-видимому, секретарша. Или менеджер. Она стояла в углу, в руках у нее был блокнот. Она что-то помечала в нем, периодически шмыгая носом. Ничего так девица, отметил я привычно, но, не заинтересовавшись серьезно. Что-то со мной не то, в последнее время... А девица была и впрямь, просто красавица - в белой блузке, такой белой, что слепило глаза и в черной миниюбке. Длине ее ног могла бы позавидовать любая модель. И лицо у нее было очень приятным, но озабоченным и каким-то расстроенным. Присмотревшись внимательней, я заметил, что тушь под правым глазом девушки слегка смазалась, и с прической было что-то не так, но озабочена и расстроена девица была скорей всего не по поводу своего внешнего вида...
  - Там, - кивнула она на дверь в глубине зала и шмыгнула носом.
  - Шеф? - спросил Рыбак и уточнил: - Директор?
  - Альберт Филиппович, - кивнула девушка и снова шмыгнула носом. Казалось, она вот-вот расплачется. - Но он сейчас занят.
  - Складывает в коробку личные вещи?
  - Ага.
  - Ничего. Мы его не надолго отвлечем от столь важного занятия.
  Рыбак решительно направился к двери. Я, естественно, за ним. Девушка (все-таки она была секретаршей и мне показалось, влюбленной в своего шефа...., Альберта Филипповича) кинулась было нам на перерез, но остановилась и безвольно опустив руки, вернулась к своему прерванному занятию.
  - Увольняют? - спросил я участливо, когда проходил мимо. Девушка всхлипнула.
  Пол в кабинете Альберта Филипповича, молодого еще в принципе парня, которого я мысленно окрестил Альбертиком, был засыпан листами бумаги для ксерокса. На столе стояла коробка. Альбертик доставал из сейфа какие-то папки и складывал их в коробку.
  - Я занят, - рявкнул он, отреагировав на наше вторжение.
  - Милиция! - рявкнул в ответ Рыбак и продемонстрировал свое служебное удостоверение. Альберт выронил папку, которую держал в руках и побледнел.
  - Не ссыте, молодой человек, - сказал Андрюха, - арестовывать вас мы пока не будем. Пока нет оснований. В крайнем случае, возьмем подписку о невыезде.
  - Но я..., - заныл Альбертик, но Рыбак его оборвал:
  - Я же сказал: не ссыте. Пока нас интересует только вот этот ключ. Точнее, нас интересует дверь, которую можно этим ключом открыть. А еще точнее - адрес, по которому эта дверь находится.
  - Но... Вы же видите..., - запинаясь, зачастил Альбертик, - мы... съезжаем. Аренда... Договор аренды, видите ли... Вся документация упакована. Я даже... не знаю...
  - Не знаете, что в каком ящике находится?
  - Сейчас... - Альбертик снял трубку, но, видимо, вспомнив, что телефон отключен, положил ее на базу и, открыв дверь, позвал: - Светик! Зайди..., пожалуйста.
  В кабинет зашла та самая длинноногая девушка в миниюбке. Впрочем, насколько я мог заметить, других сотрудников фирмы, которые могли бы называться Светиком, в зале не было.
  - Да, Альберт Филиппович! - Я не ошибся. Светлана с обожанием смотрела на Альбертика. Совершенно определенно - она была в него влюблена. В ее взгляде, помимо обожания присутствовала печаль о предстоящей разлуке с любимым на веки вечные.
  - Света, господа из милиции интересуются адресом, по которому мы устанавливали... - Альбертик повернулся к Рыбаку: - А когда устанавливалась дверь?
  - Не знаю.
  - Видите ли, мы открылись два с половиной года назад. Меня интересует: в этом году или в прошлом данная дверь. Или в позапрошлом...
  - Не знаю. Думаю, что в прошлом.
  - Света..., скажи рабочим, чтобы принесли сюда все три коробки с реестрами...
  Через десять минут мы уже ехали с Рыбаком по полученному адресу.
  - А ты заметил, Андрюха, - спросил я друга, - как девчонка на своего шефа смотрела? Кажется, она его любит. А он ее бросить хочет.
  Когда мы с Рыбаком выходили из кабинета Альбертика (я выходил последним), дверь осталась приоткрытой, и я услышал, как Светлана просила, почти умоляла: 'Альберт, не оставляй меня, возьми с собой'. На что Альбертик ответил: 'Ну, Светик! Ты же знаешь - в Пекине у меня еще пока все зыбко, многое не определено. Вот обоснуюсь...'. Я понял, что Альбертик врет. Уедет с концами. Попользовался девочкой и бросил.
  - Ну и что? - хмыкнул Рыбак.
  - Да нет, ничего...
  - Заметил, заметил. У меня работа такая - замечать все. И услышал их разговор, хоть и впереди тебя шел. У меня слух хороший, ты же знаешь.
  - Знаю. И слух у тебя хороший и обоняние. В отношении мертвячины и прочих запахов... И по губам ты читать умеешь.
  - У меня масса талантов, - самодовольно заявил Рыбак.
  Я промолчал. Закурил. Краем глаза заметил, что Андрюха смотрит на меня.
  - К нашему делу взаимоотношения этих персонажей никакого отношения не имеют. Я, Шар, когда по следу иду, стараюсь сразу все фильтровать и отбрасывать ненужное. А тебя-то что это так зацепило? Тебе-то на кой хрен ее любовь? Да и любовь ли это? Каждый уважающий себя начальник трахает свою секретаршу. И у них, у секретарш тоже... такая работа - шефа ублажать. Ничего, деваха клёвая, не пропадет. Найдет нового шефа и его... полюбит. Я вот думаю... Сейчас по быстрому в адрес сгоняем, посмотрим что к чему, и вернемся. Может, они еще не съедут до нашего возвращения? Утешишь девушку, а, Шар?
  - Пошляк ты, капитан Рыбаков.
  - Н-да..., тяжелый случай. Что-то с тобой, дружбан, происходит нехорошее...
  - Чуешь? Мертвячиной что ли запахло?
  - ...от Лизки отказался, мне ее тепленькую отдал. Хмурый какой-то. Чужой любви завидуешь... Может, тебе и впрямь, как Иваныч советовал, с Викой помириться?
  В свою душу я Рыбака не пустил. Молча курил в окно.
  
  
  14.
  Ключ не понадобился. Дверь оказалась закрытой, но не запертой на ключ. Видимо, кто-то, уходя, поленился доставать ключ и просто захлопнул ее за собой.
  В квартире царил хаос, все было перевернуто вверх дном. Собственно, переворачивать-то особенно и нечего было. Мебели в единственной комнате был самый минимум - полутораспальная кровать, шифоньер, совершенно пустой, если не считать пары пластмассовых плечиков, письменный стол, два стула и одно кресло. Ящики стола тоже были пустыми. Только в нижнем ящике Рыбак обнаружил книжку - изрядно потрепанную и по виду древнего года издания. Рыбак повертел ее в руках и бросил на столешницу. Он бросил ее названием сверху, и я прочел на обложке: 'Алексей Толстой. Гиперболоид инженера Гарина'. Может, из ящиков все вытащили те, кто приходил сюда перед нами, а может, в них и не было ничего. Над столом висел календарь с постером смуглой красавицы с копной кудрявых и густых волос, пухлыми губами и отличным бюстом. В облике смуглянки я уловил что-то знакомое, а, присмотревшись, понял, кого эта сексапильная дива мне напоминает - Ядвигу, Витину драгоценную супругу. И сходство это было не в чертах лица и не в цвете волос, а во взгляде - хищном и порочном. По-видимому, именно такой тип женщин предпочитал покойный разведчик недр.
  - Ничего бабенка, а? - весело спросил Рыбак, перехватив мой взгляд. - У тебя, Серега, негритянки или на худой конец мулатки какие-нибудь были?
  Я отрицательно покачал головой и взял в руки книгу Толстого.
  - А у меня была одна мулаточка... - начал рассказывать Рыбак, но, посмотрев на меня, сморщился, словно я лимон жевал, и прервал рассказ. Он уже осмотрел комнату, ничего интересного не нашел. - Ничего, - резюмировал он, - голый васер. Да и понятно - если тут что-то когда-то и было интересное, так это что-то отсюда уже забрали. Пойду-ка на кухню гляну, в мусоре пороюсь. Там иногда... Знаешь, почему нас ментов мусорами зовут? Вот-вот...
  Я раскрыл книгу в том месте, где она раскрылась. Между страницами лежал сложенный пополам листик. Это было письмо. Короткое письмо. Я прочел его дважды и ничего не понял. И не потому, что почерк у писавшего был ужасный - за годы работы в качестве врача я научился разбирать каракули своих коллег, у меня и у самого почерк не лучше - я просто не понял о чем речь.
  
   Привет, дружище!
  Надеюсь, буду еще жив, когда ты получишь мое короткое письмо. Все может случиться. Напиши на этот адрес... (далее шел e-mail). Напиши на понятном нам обоим языке, буду точно знать, что от тебя.
  Если получишь ответ, значит я жив, если не получишь в течение суток, знай - меня нашли. Не буду писать кто и что, и о том, как я жил эти полгода писать не буду. Сразу о деле.
  Это (слово 'это' подчеркнуто) - вовсе не то, что я искал. Информация обо всех событиях находится в надежном месте, которое ты легко найдешь, если вспомнишь о моем школьном увлечении (я тебе рассказывал) и расшифруешь этот код: НХ3/2К
  
  Письмо адресовано Тарану? Или его писал сам Таран, но почему-то не отправил?
  - Разберемся, - услышал я голос Андрюхи и вздрогнул от неожиданности. Рыбак незаметно подошел сзади, встал за моей спиной и через плечо читал это странное послание. Наверное, он тоже умел читать тексты, написанные неразборчивым почерком.
  - Ты что так!.. Напугал, черт возьми! Крадешься...
  Рыбак хмыкнул и забрал у меня листик с каракулями.
  - Похоже, что Таран писал, - задумчиво сказал он. - Надо в Энск факсом сбросить, пусть графологическую экспертизу проведут. В НИИ геологии наверняка его записи имеются... Интересное, интересное письмецо... Аш Икс три пополам Ка... Что это может означать? Как думаешь, Шар?
  - Понятия не имею, - пожал я плечами. - Что-нибудь ценное в мусоре откопал?
  - Несколько окурков 'Парламента', смятая пачка и два пакетика испитого чая. В холодильнике - как у тебя. Прямо один в один.
  - Так же пусто?
  Рыбак кивнул.
  - Пошли. Нечего здесь делать. А то еще неровен час, коллеги полковника Рядового нагрянут...
  Выйдя из подъезда, Рыбак быстрым взглядом окинул двор. Я тоже повертел башкой и увидел мужичка, сидевшего на лавочке в скудной тени облетевшего клена. Мужичок, вернее, старичок, сидел и ничего не делал, просто сидел. Рядом с ним стояла метла и ведро. Дворник, наверное.
  - А вот и дворник! - обрадовался Рыбак. Чему он радуется? подумал я, и Рыбак тут же объяснил свою радость, словно отвечал мне: - Дворники - народ особый. Самый лучший свидетель - это дворник. Дворники знают все о своих жильцах, всю подноготную, осведомлены обо всем, что происходит на вверенной ему территории. И вообще - все... Здравствуйте! - это он уже дворнику. Можно присесть?
  - А чё? Конечно, можно. Лавочка не моя. Общественная.
  - Закурим? - предложил Рыбак, доставая сигареты.
  - Спасибочки. Некурящий. А чё, интересно, в наш дом чужие зачастили? Случилось чё? Или чё?.. Ты, паря, из милицейских будешь?.. Не надо, не доставай свои корочки, так понятно.
  - И как вы догадались?
  - Я за свою жизнь милиционеров повидал. А этот, что с тобой, не из ваших. Не похож. Взгляд не тот.
  - Не глаза у вас, а просто сканеры, - не особенно удивившись, согласился Рыбак.
  - Чё?
  - Верный глаз у вас... А кстати, меня Андреем зовут. Это мой друг Сергей. Он не мент, правильно определили. Он врач. А нам к вам как обращаться?
  - Василий Михалыч я. Можешь просто Михалычем звать. Меня все так зовут. Я так мыслю, никто и не знает, что Василий мое имя. Только в ЖЭКе разве что. И то не все.
  - Василий Михайлович, у меня вопрос к вам один есть.
  - Понятно... Я мыслю, и не один. Вопросик-то... не один?
  Рыбак рассмеялся:
  - Да-а-а, чувствуется, что знакомы вы Василий Михайлович с нашим братом ментом.
  - А то, - усмехнулся Михалыч. - Небось, жильцом с четвертого этажа интересуетесь? Так нет его уже почитай четверо суток. Как в пятницу утром на работу, или куда там, уехал на своем Мерседесе, так и не видел я его больше.
  - У него 'Мерседес'?
  - Для меня, Андрюша, все нерусские машины - Мерседесы. Знаю, что разные у них названия, но для меня все едино - Мерседес и Мерседес. И слово мне это нравится - Мерседес.
  Мне показалось, что старику слово Мерседес вовсе даже не нравится - произнес он его с какой-то издевкой.
  - Значит, говорите, в пятницу утром... на работу... - задумчиво произнес Рыбак.
  - Или еще куда. Я почем знаю? Он не очень разговорчивый жилец. Вот именно в пятницу как раз и разговорился чего-то. Тоже закурить предложил. Дорогие сигареты курит. Не бедствует, однако...
  Мне так и хотелось сказать Михалычу, что уже не курит его неразговорчивый жилец. Бросил. Насовсем. Но я промолчал. Раз Андрюха ничего про смерть Тарана не рассказывает дворнику, значит так надо.
  - Вы, Михалыч про чужих говорили, - напомнил Рыбак.
  - Так и вы ж нездешние.
  - Ну, мы-то понятно. Что, другие были?
  - Были. Стоял Мерседес во дворе. В ту же пятницу ночью. Не жильца нашего Мерседес, другой какой-то. Я его Мерседес знаю, он у него поменьше будет. А этот большой, как танк. Вот прямехонько возле второго подъезда танк этот и стоял. Кто в нем был, не знаю. Окна черные, не видать. Да и темно во дворе-то. Лампочка одна только горит, вон там, у ворот. А под козырьками у подъездов лампочек нету. Некому их покупать, да вворачивать. В доме-то одни китайцы да таджики с молдаванами живут. Они бедные. Пашут на стройках за кормежку почитай одну, а если что и наработают, домой отправляют. На родину, значит. Рабы прямо. Их как-то называют, забыл я...
  - Гастарбайтеры, - вставил я.
  - Во-во. ...Как чужаки выходили и как в машину залазили, не видел, спал я. Умаялся за день. Да что греха таить - выпил еще чуток. Крепко спал, не слышал ничего. А вот свет фар меня разбудил. Я так думаю, что во двор они с выключенными фарами въезжали, а потом зачем-то включили. А то бы я сразу... В моей каморке-то окна низко. Свет мне прям по глазам и вдарил. Думаю, кто это там шараёбится? Пойду, гляну. Вышел, но они уже со двора уезжали.
  - Номер случайно не запомнили?
  - А то! Пиши. - Михалыч назвал номер, Рыбак принялся было записывать простую комбинацию букв и цифр в блокноте, но вдруг перестал.
  - Значит, большая машина?
  - Большая. Квадратная вся такая.
  Рыбак взглянул на меня и многозначительно кивнул головой:
  - Геленваген. Знаю, кому он принадлежит, тот самый номер.
  Я понял, что 'Гелен' принадлежит господину Донских или какому-то другому работнику Института Будущего, и тоже кивнул головой. А Рыбак снова повернулся к дворнику:
  - Вы думаете, это к вашему пропавшему жильцу гости приезжали? Может, к кому-то другому?
  - Не-е-е, к нему. Верняк. К кому ж? К этим гастребиторам такие машины не заезжают. Все больше наши - Жигули и Волги. Иногда маленькие автобусы, иногда грузовики...
  - Что можете о пропавшем жильце рассказать?
  - А ничё. Год целый жил, а ничё про него рассказать не могу. Все молчком. Кивнет только и в машину прыг. Утром уедет, вечером приедет. Иногда, правда, дома не ночевал. Понятно, дело молодое. Но чтобы так..., аж на четверо суток... Иногда баб сюда привозил. Все больше черненьких.
  - Негритянок, что ли? - улыбнулся Рыбак, а я подумал, мысленно усмехнувшись: 'Дались ему эти негритянки!'
  - Не. Наших. Просто черноволосых. Я даже сначала подумал, одна и та же. Потом рассмотрел - разные. Но все черненькие и друг на дружку похожие. Жгучие брунэтки. Я в молодости-то таких тоже уважал... Слышь, а чё с ним? С жильцом-то? Убили что ли?
  - Пока не знаем. Пропал без вести. Ищем... Извините, Василий Михалыч, - вдруг спросил Рыбак, - а мы с вами об одном и том же человеке говорим?
  - А я почем знаю, про кого ты меня все время спрашиваешь? Я про того жильца тебе рассказываю, что в нашем доме во втором подъезде на четвертом этаже живет. А ты про кого?
  - Про него же. - Рыбак достал из кармана и показал Михалычу фотографию Тарана, ту самую, где он в штормовке и болотниках стоит в обнимку с другом. - Он?
  - Мелкая фотокарточка. А ну, дай-ка... - старик поднес фотографию поближе к глазам, внимательно ее рассмотрел и сказал: - Он самый.
  - Значит, все верно. Ваш жилец, Таран Сергей Иванович.
  - А я его имени и не знал. Говорю же, неразговорчивый он уж больно. Таран, значит говоришь? Смешная фамилия... Слышь, а того, что рядом с Тараном, я тоже знаю.
  - Да вы что?
  - Мишкой его звать. И фамилия... сейчас вспомню... Каверзнев. Точно, Каверзнев Миша.
  Я замер. Фамилия Каверзнев далеко не редкая. Но имя Миша в сочетании с фамилией Каверзнев, да еще смутно знакомые черты лица... Где же, ну, где же я пересекался с человеком по имени Михаил Каверзнев?..
  - Вот не думал, что Мишка с этим Тараном знакомы! - удивленно произнес дворник. - Вот ведь как!..
  - А откуда вы знаете Михаила Каверзнева? - быстро спросил Рыбак.
  - Так он же жил здесь. В той же самой квартире на четвертом этаже во втором подъезде. Где Таран сейчас живет.
  - Вдвоем что ли жили?
  - Зачем вдвоем? Они ж не голубые... Таран к себе баб черненьких возил. Стало быть, не голубой. А Мишка никого не возил, потому что жил здесь недолго. Всего неделю. Но он тоже не голубой, я пидоров этих за версту различаю. Нет, Мишка нормальным парнем был, а жил в этой самой квартире еще до Тарана. Потом в экспедицию уехал, так он мне сказал. А с экспедиции этой не вернулся.
  - Неделю, говорите?.. И все же вы его запомнили.
  - А че не запомнить такого хорошего человека? Мишка, он не такой, как нынешний жилец был. Он словоохотливым был. Частенько мы с ним о том, о сем калякали. Любил старика разговором уважить, не то, что... Таран этот.
  - Ясно, - задумчиво произнес Рыбак, - что пока ничего не ясно. Значит, Таран с Каверзневым не встречались здесь?
  - Говорю ж, нет. Говорю, не знал, что они знакомы были. Мишка как пропал, так квартира эта на четвертом этаже сперва пустовала, а уж потом, где-то месяца через три Таран в нее вселился. Вот и Таран этот тоже... пропал. Как Мишка. На работу уехал и не вернулся. Правда, Мишку никто не искал потом, как этого.
  - А что можете про Михаила Каверзнева рассказать? Вы говорите, часто с ним общались.
  - Чё рассказать... - задумался старик. - В общем-то мы с ним в основном на политические темы разговаривали... Ну, еще знаю, что геологом он был. Да я ж уже говорил! Уехал в экспедицию искать чё-то в нашей тайге. Где-то на юге вроде бы. А чё искать, не сказал. Он когда уезжал, немного задумчивым каким-то был, растерянным что ли... И еще... он сам-то местный. Но не с города. Где-то в деревне его родичи живут. А иначе чё бы ему не дома, а в этой конуре жить?..
  - Ясно, - снова произнес Рыбак, - разберемся.
  А я все думал и безрезультатно пытался вспомнить местного, как выяснилось, жителя, словоохотливого Михаила Каверзнева...
  
  - В нашем с тобой деле появился еще один фигурант, - сказал мне Андрюха, когда мы выехали из двора дома, в котором совсем недавно жил странный господин Таран, - некий Михаил Каверзнев. Тоже, судя по всему, геолог и товарищ или даже друг нашего покойника. И вполне вероятно, тоже покойник. Надо навести справки о Каверзневе в институте геологии города Энска.
  - А знаешь, что я подумал? - сказал я Рыбаку, никак не отреагировав на 'наше с тобой дело'.
  - Откуда я могу знать?
  - Что то письмо, которое ты забрал не Таран писал. Письма пишут, чтобы их отправить.
  - Может, не успел отправить, - возразил Рыбак.
  - Может, не успел. Но если письмо не он писал, значит, он его получил...
  - Логично, - с иронией в голосе заметил Андрюха.
  - ...и вполне возможно, от своего приятеля Михаила Каверзнева.
  - Не факт. Но..., может быть. Это легко выяснить, если мы установим, что Каверзнев работал в Энске в НИИ геологии и получим образцы почерка обоих. Так, и что это нам дает?
  Я пожал плечами.
  - Письмо, написанное на бумаге шариковой ручкой - сам по себе в наше время факт необычный, - стал рассуждать Рыбак. - Кто сейчас письма пишет таким образом? Пенсионеры одни, а наши покойнички людьми современными были, с Интернетом, небось, со школьной скамьи на ты. Тут надо подумать... Куда направим стопы свои, напарник?
  Я снова пожал плечами.
  - Что-то в горле пересохло. Попить чего-нибудь... - Рыбак щелкнул себя по кадыку.
  - Я пас.
  - Кофе?! - удивленно посмотрел на меня Рыбак.
  - Кофе, пожалуй... Ко мне, что ли? - предложил я без особого энтузиазма; домой ехать не хотелось.
  - Нет, лучше в какой-нибудь кафешке посидим, - уловил Андрюха мое нежелание ехать в холодную пустую квартиру, - подумаем... Только заскочим на пару минут в мою контору. Надо своих подчиненных кое-чем загрузить. Чтобы не расслаблялись. И в Энск звякнуть.
  Я взглянул на часы: шел девятый час вечера.
  - А не поздно? Рабочий день...
  - У нас рабочий день ненормированный. Во всяком случае, тот, кто мне нужен еще на службе, - уверенно сказал Рыбак. - Связь работает круглосуточно, а время в Энске от нашего на три часа отличается. Подождешь, или со мной? - спросил, когда мы подъехали к крыльцу милицейского Управления.
  - Да нет, в машине подожду. Ты же на пару минут.
  - Ну, может, на пять. Максимум на десять.
  Десять минут прошло, но Андрюхи все еще не было. Я сидел в джипе, скучал, заставлял себя не думать о Вике с Лариской и смотрел в окно. Вдруг я заметил в неплотном потоке пешеходов до боли знакомую долговязую сутулую фигуру. Человек немолодой. Хромает сильно, опирается на костыль. Идет медленно, бредет, можно сказать, смотрит под ноги, но такое впечатление, что не дорогу высматривает, а под землю хочет взглядом проникнуть. На нем длинный светлый плащ, а на голове черный берет. Тот самый берет, и плащ тот же. Или такие же - и плащ и берет.
  Николай Христофорович?..
  - Николай Христофорович... - негромко позвал я, выйдя из машины.
  Старик резко вскинул голову. Голубые глаза ничуть не выцвели за время. Он, мой школьный учитель - преподаватель химии и биологии - Николай Христофорович Полторак.
  - Он самый. С кем имею... - Учитель посмотрел на меня прищурившись, и тут же голубые глаза вспыхнули узнаванием. - Шаров?.. Сережа! Вот так встреча! - Полторак почему-то взглянул на табличку над крыльцом милицейского Управления, потом снова вопросительно посмотрел на меня. - А ты что, тут работаешь?
  - Да нет, Николай Христофорович, я врач. Работаю в поликлинике.
  - А, вспомнил! Ты же в медицинский собирался поступать после школы. Вместе с... - Полторак приподнял свой, видавший виды берет (нет, совершенно точно - это был тот самый берет, и никаких или), почесал седую макушку, - с Витей Кучкиным. Если мне не изменяет память.
  Память старику не изменяла. Такой памяти можно было позавидовать. Десять лет прошло с тех времен, когда мы с Витей окончили десятилетку и рванули в большой город поступать в ВУЗ.
  - Да. Поступали мы в мед вместе с Кучкиным. Но Витя не поступил. Он теперь военный.
  - Вот как... А ты, Сережа, стало быть, поступил.
  - Поступил. И закончил. И уже давно работаю по профессии.
  - И кто ты? Хирург? Терапевт? Какие болячки лечишь?
  - Я, Николай Христофорович, врач-стоматолог. Хирург.
  - Вот как... А тут что делаешь?
  - Друга жду. Сейчас уже выйти должен. - Я приподнял манжет рубашки и посмотрел на часы. Старик неверно истолковал мой жест.
  - Ну что ж, рад был повидать тебя...
  - Да я не спешу, - поспешил заверить я Николая Христофоровича, - совершенно не спешу. Я тоже очень рад, что встретил вас.
  Сказал и подумал: 'с некоторых пор мне вообще спешить некуда'. Посмотрев в голубые глаза учителя, я увидел в них нескрываемую радость и решил не разочаровывать старика, предложил:
  - А давайте, Николай Христофорович посидим где-нибудь. Поговорим. Расскажете о себе.
  - Да мне рассказывать-то... Уж лучше ты о себе расскажешь.
  - Здесь недалеко кафе...
  - Какое кафе, Сережа! Пойдем ко мне, я рядом живу, вон в той пятиэтажке. - Полторак указал на серую сталинку, стоящую в трех домах отсюда на противоположной стороне улицы. - Богатого приема не обещаю, но чай у меня хороший. На травах, ты должен помнить.
  Я помнил. Мы с Витей, да и с другими одноклассниками частенько бывали у учителя в гостях. И он всегда потчевал нас своим удивительно вкусным, заваренным на целебных таежных травах чаем.
  Я улыбнулся:
  - А как же, Николай Христофорович! Ароматы вашего чая мои вкусовые рецепторы зафиксировали на всю жизнь.
  - Сразу видно - врач. По простому изъясняться разучился. Рецепторы зафиксировали... Ну, так что, идем?
  - Сейчас, одну минутку, позвоню только... - Я набрал Рыбака. - Але, Андрюха...
  - Ох, извини, старик! - откликнулся рыбак. - Тут проблемка... С Энском связь говенная, прерывается постоянно. Думаю, минут двадцать...
  - Не торопись. Я ухожу. Встретил своего старинного... - я взглянул на Полторака, - ...приятеля. - Старик радостно улыбнулся. - Сейчас идем к нему в гости. Освободишься, позвони.
  - Вэлл!
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  ЗОЛОТО
  
  1.
  Николай Христофорович Полторак ютился в крохотной, не более девяти квадратных метров комнатушке огромной коммунальной квартиры. Скорей всего, комната когда-то была выгорожена из большого зала.
  Первое, что бросилось в глаза, когда я переступил порог и вошел в комнату - портрет красивой молодой женщины, написанный маслом. Он был знаком мне еще по Курносовску. Портрет, обрамленный позолоченным багетом, висел на самом видном месте. Женщина улыбалась, и эта улыбка освещала комнату и как бы расширяла ее.
  С мебелью у Николая Христофоровича было не густо, да, собственно, ее и ставить было некуда. Узкая железная кровать у стены, старый письменный стол, заваленный папками и книгами, которым не хватило места в допотопном книжном шкафу и на двух полках над кроватью, двухстворчатый, тоже видавший виды плательный шкаф, кресло и пара стульев - вот и вся мебель. Вешалка для одежды была приделана к внутренней стороне двери. Над дверью висело радио, а над письменным столом рядом с портретом часы с кукушкой. Телевизора я не заметил. Наверное, его и не было.
  - На кухне-то оно попросторней будет, - сказал Полторак, снимая плащ и берет, и вешая одежду на крючок, - но мы лучше здесь как-нибудь разместимся. Ты не против, Сережа? В тесноте, да не в обиде, как говориться.
  - Конечно, Николай Христофорович, здесь будет удобней, - согласился я. - Никто не помешает разговору.
  - Ты располагайся, Сережа, осваивайся, а я пока на кухню схожу, чаек организую...
  Полторак удалился, а я, еще раз окинув взглядом убогую комнатенку, убедился, что самое ценное здесь - книги. На полках и в шкафу стояли толстые фолианты по географии и книги из серии ЖЗЛ - 'Жизнь замечательных людей'. Прочитав названия на корешках, я отметил, что все они о знаменитых путешественниках и географах. Амундсен, Нансен, Марко Поло, Владимир Афанасьевич Обручев, Николай Пржевальский. Много стояло на полках всевозможных справочников и атласов. А вот книг по предметам, которые Николай Христофорович преподавал в нашей школе - по химии и по биологии я не нашел ни одной. Наверное, они стояли во вторых рядах.
  Учитель отсутствовал недолго.
  - Что, инспектируешь мою библиотеку? - спросил он, пытаясь поставить поднос с чайником и чашками на заставленный письменный стол. - Библиотека эта - моя гордость! Сережа, помоги-ка мне...
  Я поспешно пришел на помощь, расчистил середину стола.
  - А чем вы сейчас занимаетесь, Николай Христофорович?
  - Я, Сереженька, пенсионер.
  - Ну, это понятно. Но..., простите, я же знаю - пенсия у учителей мизерная. И знаю, что многие преподаватели, вышедшие на пенсию, как правило, репетиторством подрабатывают. А вы свои предметы замечательно преподавали. Я потому и в медицинский институт поступать решил, что благодаря вам химию и биологию как отче наш знал. Вот я сейчас и подумал...
  - И правильно подумал. Я, как из школы ушел, хотел этим и заняться. Я ведь на старости лет совсем один остался. И пенсия..., сам знаешь - кот наплакал. Но не в этом дело, тех денег, что государство мне выплачивало, вполне хватало на жизнь, я в богатстве и не жил никогда. Просто очень тяжело одному... В моральном плане тяжело. По началу школьники ко мне наведывались. Не часто, но приходили иногда. А потом перестали. Ну, это понятно. У каждого своя жизнь. Те, которые и раньше ко мне в гости приходили, ну, те, которым мои предметы нравились, разъехались все. Вот как ты, например. А другие...
  Мне почему-то стало стыдно. И за себя, и за тех других.
  - Леша, это сын мой, - продолжал Полторак, - с молодых лет все по стране мотался, за большими деньгами гонялся, а в конце девяностых здесь в Новоахтанговске осел. Супругу свою я давно схоронил, еще до того, как в Курносовске учительствовать стал.
  - Да, - кивнул я. - Когда мы с друзьями одноклассниками к вам приходили, вы были всегда один. О сыне вы нам рассказывали немного, а о жене никогда. Я видел у вас в гостиной портрет очень красивой женщины, вот этот портрет, - я показал глазами на картину, - а саму ее никогда не видел. Не решался спросить, догадался...
  - Настенька... - Старик погрустнел и, заворожено глядя на изображение жены, задумчиво сказал: - Да, красивая она была, моя Настенька. Очень красивая. Я никогда не мог понять, что она во мне нашла?..
  Учитель замолчал. Тихо размешивал ложечкой чай. Я заметил, что сахара он в стакан не положил. Потом Николай Христофорович сделал глоток чая и продолжил разговор:
  - Так вот, вышел я на пенсию и сразу заскучал. Мне сын и говорит: перебирайся ко мне, отец. Что там тебе в этой деревне делать? Давай, говорит, вместе жить. У меня домина огромный, телевизоров шесть штук, машина, да не одна, домработница, кухарка, два ротвейлера. Будешь, говорит, как сыр в масле кататься. И не скучно одному будет... Сынуля-то мой богатым был. Или, как сейчас говорят - крутым.
  - Был? Почему - был? А сейчас что - обанкротился?
  - Обанкротился... Что-то не пошло в его бизнесе. То ли кому-то, еще более крутому, на мозоль наступил, то ли еще что... Я, Сережа, в бизнесе не разбираюсь, а в дела свои Леша меня не посвящал. В общем, задолжал он много, и прижали его, крепко прижали. Все прахом пошло. Имущество свое распродал и деньги кредиторам отдал. Распродать-то все распродал, а вот долги не все погасил. Не хватило. Вот и сбежал Леша из России. В Америку сбежал.
  - А вас с собой не взял, - констатировал я.
  - Я не поехал. Леша звал меня, но..., куда мне на старости лет ехать? И кто я без России матушки? Родина моя здесь, здесь и умру. В этой вот комнатке... Она мне как досталась? Я, когда у сына моего эта беда приключилась, свой курносовский дом продал. Часть денег... потратить пришлось, а на оставшиеся вот эти хоромы приобрел. С тех пор здесь и живу... А ты почему чай не пьешь?
  - Пью, - я отхлебнул остывший чай.
  - Заболтался я. Не хотел ничего рассказывать. Не совладал. Грустная история, но, как говориться, из песни слова не выкинешь.
  - Сын пишет? - задал я ненужный вопрос; ответ напрашивался сам собой.
  Старик покачал головой:
  - Даже не знаю, жив ли... - Он замолчал. Я увидел, что в уголках голубых по жизни глаз старика, но сейчас ставших вдруг бесцветными сверкнули слезы. Проглотив комок в горле, Полторак тряхнул головой: - Но что это мы все обо мне, да обо мне?.. Давай-ка лучше ты о себе расскажи.
  - Да у меня все... - начал я и вдруг понял, что мой рассказ будет каким-то скучным, совершенно неинтересным. И все же решил рассказать о себе все без утайки, как есть. И рассказал. О Лариске, о Вике, о том, что оказался никудышным мужем и о том, что мы с Викой надумали разводиться. Что уже почти развелись, да ЗАГС сгорел.
  Николай Христофорович долго молчал, потом сказал:
  - Ну и дурак. Вернее, дураком будешь, если разведешься. А то, что ЗАГС сгорел, так это вам шанс даден. Подумай еще раз. Хорошенько подумай. Повинись, прощения попроси у жены. Ребенка своего терять - это, я тебе скажу... Да и жена... Она что - изменяла тебе? Нет! Это ты ей изменял, это ты ее обидел. Поговори, прощенья попроси.
  - Так просил уже! Не хочет она меня слушать.
  - Еще попроси. А не простит, снова проси. Права не имеешь характер показывать. Вика твоя, наверное, не дура. Ну, может и глупая маленько, принимая в расчет возраст, но не такая дура, как ты. Простит. Она мать, она же понимает, что дочке без отца не сладко будет. И никакой другой дядька ей родного отца не заменит.
  Поживший и мудрый, он меня еще долго отчитывал и учил уму-разуму. Собственно, учить меня не надо было. Я с ним был совершенно согласен. И разводиться с Викой не хотел.
  - Ты вот что..., - посоветовал мне Николай Христофорович, - ты не торопись решать. Если сейчас нужные слова для разговора с женой в твою дурную голову не приходят, ты отвлекись. Съезди куда-нибудь. Ни о чем не думай. Наступит момент, слова придут. Сами наружу попросятся.
  Потом мы снова пили чай, я рассказывал о своей работе. О предстоящем разводе или о возможном примирении мы больше не говорили.
  Я уже собирался уходить, когда Николай Христофорович неожиданно меня спросил:
  - А тот друг твой, который был в милиции, когда мы встретились, он туда по каким-то делам заходил, или он там работает?
  - Работает, - удивился я. - Старший оперуполномоченный. А что, у вас какие-то проблемы?
  - Не у меня. Хотя... - Полторак пожал плечами, - можно и так сказать - у меня. Ты помнишь Мишу Каверзнева?
  От неожиданности я вздрогнул. Что угодно ожидал услышать, только не это имя. Честно признаться, когда Полторак спросил меня о Рыбаке, я решил, что старику понадобилась защита от кредиторов сына.
  - Нет, - ответил настороженно.
  - А, ну да, конечно. Миша ведь года на три или даже на четыре старше тебя. Но учились вы с ним в одной школе.
  Точно! Теперь я вспомнил. Михаил Каверзнев не был человеком из толпы. Он был человеком из моего детства. Мы не дружили с ним, не могли дружить, потому что учился он в старших классах. Но фамилию я слышал. И не раз. И самого Каверзнева, наверное, частенько встречал в коридорах родной десятилетки. Но не старался запомнить, как не запоминал за ненадобностью внешности всех старшеклассников. Однако память-то все фиксирует.
  Вот почему черты лица тарановского приятеля показались мне такими знакомыми!
  - Миша посещал географический кружок, который я вел, - рассказывал Николай Христофорович. - Я ведь не химик и не биолог, как ты, наверное, считал. По образованию я географ, Сережа.
  - Так вот почему в вашей библиотеке в основном книги по географии! - догадался я.
  - Совершенно верно. География - моя базовая специальность. Пятнадцать лет в экспедициях провел. Всю Сибирь и весь Дальний Восток пешком прошел. А однажды... несчастье приключилось, под камнепад наша экспедиция попала. Тогда-то Настенька моя и погибла... - Старик глубоко вздохнул. Я думал опять замолчит, но он продолжил: - А я искалечился весь. С тех пор хромаю, а в морозы спина и ноги болят мочи нет... Переквалифицировался в краеведы. С архивами в основном работал. Несколько монографий у меня есть изданных. А потом меня в школу позвали, там мой приятель, Семен Поздняков, ну, ты Семена Ивановича помнишь, конечно, директором работал, уговорил. Сначала преподавал географию. Но попросил меня Семен химию взять. Я взял по простоте душевной. Благо, химию я неплохо знал. А потом Поздняков и биологию на меня повесил. А география как-то отошла, ее другому учителю отдали. Так и стал я химиком-биологом. Но... от темы я что-то... Так вот: Миша Каверзнев. Мы с ним встретились год назад..., чуть больше. Случайно. Зашел я на почту за переводом, мне одна наша местная газета, 'Краевед' называется, знаешь такую?..
  Я с умным видом кивнул, хотя ни малейшего представления о газете 'Краевед' не имел.
  - ...Так вот, - продолжил Николай Христофорович, - 'Краевед' мне за статейку об основателях Новоахтанговска гонорар перечислил. Не ахти какие деньги, но все-таки... За этим гонораром я на почту и пришел. Захожу, смотрю - мужик какой-то бородатый в темных очках за столиком сидит и что-то пишет. Я на него мимоходом глянул и к окошечку направился, Мишу в этом бородаче не признал. А он меня узнал и подошел сзади. Очки снял, назвался. Обрадовались встрече оба. Я его, как и тебя на чай пригласил, но Миша не пошел, сказал, что торопится. Вид его мне не понравился. Какой-то он затравленный был. Испуганный что ли?.. Когда на улицу с ним вышли, Миша все оглядывался, да осматривался. О своих проблемах он мне рассказывать не стал, но я видел - есть у Миши проблемы. Собственно, разговор наш недолго длился, совсем недолго. Он мне папку на хранение дал. Листочки, на которых писал на почте, в папку сложил и мне отдал. Сказал..., странно как-то сказал: 'Ее бы лучше в милицию отнести, да у них там все куплено'. Я спросил, конечно: 'У кого это, у них?', а Миша мне: 'Вам, милейший Николай Христофорович лучше этого не знать'. И попросил хранить эту папку у себя до тех пор, пока он сам за ней не придет. А если не придет, то я должен отдать ее человеку, который придет вместо него и назовется Сергеем. Я почему тебя о Мише Каверзневе спросил? Почему-то, как тебя увидел, подумал, что это ты должен был за этой папкой прийти. Стало быть, не ты?
  - Нет, не я. - Я сразу понял, какому Сергею была адресована эта папка. - А этот Сергей значит, за папкой так и не явился?
  - Может, он и приходил, - задумчиво произнес Николай Христофорович, - тезка твой, но... Встреча наша с Михаилом Каверзневым состоялась сразу после тех событий, что с моим Лешкой произошли. Леша вскоре в Америку уехал, а я почти сразу в больницу слег. Болячки все мои старые обострились. Долго я в больнице провалялся. Чуть не полгода. Даже операцию делать пришлось. На нее-то большая часть денег от продажи дома в Курносовске и ушла.
  - А вы, Николай Христофорович, не смотрели, что в этой папке?
  - Честно признаться, хотел. Но сдержался. Как никак папка не мне предназначалась. Это, скорей всего, секрет. И это Мишин секрет и этого Сергея.
  - Николай Христофорович, а мне вы можете ее отдать? - вкрадчиво спросил я.
  - Тебе?.. - удивился учитель. - Тебе-то она зачем, Сережа? Я думал ее в милицию отнести. Только все не решался. Сначала ждал, что Сергей этот все-таки придет. Или Миша сам...
  - Они не придут, - сказал я.
  - А ты откуда знаешь?
  - Не могу вам сказать, Николай Христофорович, простите. Не имею права рассказывать. Пока не имею... Но я точно знаю - ни Миша ни Сергей за папкой не придут.
  - Знаешь?.. И не можешь рассказать?.. Ладно, не рассказывай, коль не можешь... Но, может, все-таки лучше в милицию? Я ведь уже и сам решил так сделать. Только хотелось бы в правильные руки Мишину папку отдать, чтобы делу этому ход был. А тут ты объявился! Я ведь потому тебя и о твоем приятеле спросил.
  - Будьте уверены, Николай Христофорович, папка Каверзнева попадет в правильные руки. Тут, видите ли в чем дело..., мой товарищ расследует одно дело..., - произнеся это, я вновь подумал, что тавтология из меня так и прет, - в котором фигурирует имя Каверзнева.
  - А того ли Каверзнева?
  - Того самого.
  - Ну, хорошо. - Полторак решительно встал, подошел к книжному шкафу и достал из второго ряда серенькую тонкую папку. Протянув ее мне, спросил: - Потом расскажешь?..
  - Обязательно, - искренне пообещал я.
  Выйдя на лестничную клетку, я достал мобильник, намереваясь звонить Андрюхе, но мент меня опередил.
  - Шар! У меня куча новостей, но сейчас говорить не могу. - Я услышал в трубке отдаленный Лизин голос: - 'Андрюша! Кому ты там все время звонишь? Еще не наработался?! Ну, сколько можно!..'
  - Я понимаю, Рыбак, - заверил я друга. - У меня тоже есть новости, но не буду тебя отвлекать. До завтра?
  - Ты завтра в какую? - Рыбак имел в виду, в какую смену я работаю.
  - С обеда, - напомнил я.
  - Тогда с утречка я и подскочу, - обнадежил меня Рыбак.
  - Ну, бывай...
  Я сунул трубку в карман и стал медленно спускаться по выщербленным мозаичным ступеням, вдруг на середине марша споткнулся и чуть не загремел вниз. Но споткнулся я не о выбоину в ступеньке, а о собственную догадку.
  В памяти всплыли строка Мишкиного письма Тарану (теперь я не сомневался, что именно он писал его, а не наоборот):
  '...если вспомнишь о моем школьном увлечении (я тебе рассказывал) и расшифруешь этот код: НХ3/2К'
  Все элементарно!
  Школьное увлечение Миши Каверзнева - география, а буквы кода не латинские, а русские. НХ - это Николай Харитонович. Три разделить на два получится одна целая пять десятых или полтора, 'К' на конце. Получается - Николай Харитонович Полторак!
  Миша Каверзнев и Сергей Таран были друзьями. Миша наверняка рассказывал другу о том, что в школе увлекался географией и посещал географический кружок. И фамилию преподавателя наверняка называл.
  Неужели Таран не смог расшифровать этот код?..
  
  
  
  2.
  Вернувшись домой, я сварил себе кофе и, распечатав новую пачку сигарет, приступил к изучению содержимого папки.
  В папке находилось листов двадцать рукописного текста и сложенная в несколько слоев карта. А на самом верху лежала короткая записка в пол-листка. И записка и листки были исписаны теми же практически не читаемыми каракулями, что и послание, найденное мною в тарановской квартире между страницами 'Гиперболоида инженера Гарина'. Рыбак напрасно потратил уйму времени, чтобы получить образцы почерков Сергея Тарана и Михаила Каверзнева, буде последний некогда числился в сотрудниках энского НИИ Геологии. И графологической экспертизы не потребовалось бы для определения автора текстов.
  Я долго не мог вникнуть в суть написанного. Мало того, что почерк у Мишки был ужасным, так к тому же, текст изобиловал множественными сокращениями, причем, сделанными в самых неожиданных местах. По всему тексту мелькали значки, заменяющие некоторые слова, и мне пришлось хорошенько напрячь извилины и выкурить с десяток сигарет, чтобы понять, что эти значки обозначают. Но чем больше я читал, тем более понятной и даже логичной начинала казаться мне эта стенография.
  Карту я пока отложил в сторону. Начал с записки.
  
  Привет, дружище!
  Если ты читаешь эту записку, значит, меня уже укокошили. Вляпался я, Серега, в полное и самое настоящее говно.
  Письмо адресовано тоже тебе. Если решишь передать его, куда следует, а следует его передать только в надежные руки профессионала - мента или эфэсбэшника, тебе так или иначе придется давать показания и переводить на обычный язык это письмо. Но вдруг твою светлую голову посетит какая-то другая мысль и ты придумаешь что-то, как всегда неожиданное?
  В здешнюю милицию идти не могу, там у этих тварей свои люди. Попробую пробраться в ФСБ. Но меня пасут и вряд ли дадут туда подойти. Уже пробовал - у ворот постоянно маячит эта ужасная рожа. А вообще, в моей голове сейчас только одна мысль: спрятаться где-нибудь в глухомани, чтобы меня не нашли. Но где спрячешься? В тайге? Нет, туда нельзя! Туда нельзя в первую очередь.
  Страшно... Представляешь, дружище, мне страшно!
  
  Положив записку на карту, я принялся за письмо.
  
  Начну с самого начала, то есть с того момента, как я по рации получил от нашего многоуважаемого А. А. Светловидова приказ сворачивать экспедицию и возвращаться в Энск.
  Попсиховал, конечно, но... приказ есть приказ. А что было не психовать, если разведка района еще толком и не началась, а меня оттуда сдернули?
  Ты, наверное, уже изучил составленные мною карты, просмотрел дневники и журналы. Может, даже и с пробами грунта поколдовал. И, скорей всего, пришел к выводу, что золота в Новоахтанговском районе нет. Или, его там мало. Я прав? Так вот: могу тебя заверить - оно там есть! Уже в самый последний день экспедиции я нашел самородок величиной чуть больше голубиного яйца. И формой он яйцо напоминает, но более круглый. И гладкий, без каверн и наплывов. Странный, скажу я тебе самородок.. Закралась мысль, что это литье, но, внимательно рассмотрев его и проведя экспресс-анализ, я эту мысль отбросил. Самородок. Все-таки это был самородок. Я не стал фиксировать находку в журнале. Что-то меня остановило. А когда прибыл в институт и пообщался с шефом, убедился, в правильности своего решения не декларировать находку самородка. Итогом моего разговора со Светловидовым, как ты знаешь, явилось мое увольнение. Шеф меня не уговаривал. Сказал, мол, все равно вернусь, никуда не денусь. А я ему брякнул: не вернусь, не надейтесь Антон Алексеевич. В Америку уеду!
  Тебя не было тогда в Энске, Серега. Ты был в отпуске и, наверное, зависал где-нибудь со своей очередной черноволосой подругой. Я искал тебя, но найти не смог. Сначала пожалел об этом, а теперь думаю - хорошо, что не нашел. Иначе уболтал бы тебя поехать со мной и тогда проблемы были бы у нас обоих.
  Ни в какую Америку я конечно не собирался. Более того, я сразу решил, что вернусь в Новоахтанговск и продолжу поиски золота. Прилетев в Новоахтанговск, я прямиком отправился в одну интересную контору. Мне нужен был спонсор, а я знал, о существовании некоего 'Института Будущего'. Это такой фонд, который занимается поддержкой молодых ученых. Мне показалось, что руководству фонда будет не безынтересно мое предложение о разведке недр Новоахтанговского района на предмет открытия нового золотоносного месторождения. Директора фонда, Пухликова Станислава Аркадьевича не оказалось на месте, он был в командировке, и я поговорил с замом по науке Донских Борисом Николаевичем, продемонстрировав ему в качестве аргумента свое яйцо.
  Наверное, ты сейчас заржал? Не смейся! Подумаешь, не так написал! Ты же понял, что о том самом самородке речь.
  Короче, мое предложение Донских заинтересовало. Да еще как заинтересовало! Он тут же предложил мне заключить контракт с фондом (от суммы, предложенной мне в качестве оклада я выпал в осадок), а уже на следующий день я начал заниматься подготовкой к экспедиции.
  Дурак! Я тогда подумал, что мытарства закончились, и впереди меня ждет слава и богатство! Я ошибся, Серега. Мытарства мои не закончились, а только начались.
  Решили пока обойтись минимальным набором инструментов и оборудования и двумя рабочими, чтобы этот груз таскать. Если ты видел карты, составленные мной, то знаешь, что места у нас дикие, дорог как таковых нет. Даже тропинки и те через пару-тройку километров обрываются, а дальше - тайга непролазная. Все на горбу. Можно было, конечно, посерьезней к экспедиции подготовиться, но уж больно мы торопились. И мне и Борису Николаевичу не терпелось найти золото. Донских даже больше меня сгорал от нетерпения и сразу меня сориентировал на короткую экспедицию. Следовало только подтвердить наличие золота, а для подсчета запасов и детального изучения местности для организации прииска позже будет отправлена вторая группа, которую я буду готовить по приезду. Ну, естественно, в случае положительного результата.
  Мне бы насторожиться от такой поспешности, но ты же меня знаешь! Закусил удила, как говориться...
  А через неделю, накануне отъезда экспедиции (и в день возвращения из командировки директора фонда Пухликова) я узнал истинную причину нетерпения Бориса Николаевича. И понял, что вступил в говно.
  Дело было вечером. Обоих нанятых рабочих я уже отпустил по домам, а сам решил еще раз проверить все ли взяли в дорогу и хорошо ли закреплено оборудование. Дорога-то не ахти какая ровная! Залез в тентованный кузов экспедиционной машины (газончик наш стоял в институтском гараже) и приступил к инспектированию груза. Вдруг слышу - машина какая-то в гараж въехала. Припарковалась рядышком с нашим газоном. Из машины кто-то вышел, и я голоса услышал. Один голос принадлежал Борису Николаевичу, а второй был мне незнаком. Потом я понял, что это Пухликов. Видать, только что из командировки приехал, а Донских его встретил у ворот, сел к нему в машину и сразу стал обо всем происшедшем за время отсутствия шефа докладывать. Наверное, не терпелось похвастаться.
  Я хотел из кузова газона выбраться, объявиться, так сказать, но что-то меня остановило. Интуиция, должно быть, сработала.
  Сначала они тихо разговаривали, я мало что смог услышать. Понял только, что про экспедицию мою говорят, разобрал слова 'золото' и 'территория'. Почему-то 'та самая территория'... А потом Пухликов вдруг очень громко и раздраженно сказал:
  - Боря! Ты с ума сошел! Куда ты бабки вваливать собрался?! Какая дата приближается, забыл?.. День рождения нашего многоуважаемого мента. Юбилей, между прочим! А мы ему новый 'Геленваген' покупать хотели...
  - Да получит этот коррупционер новую игрушку ко дню своего рождения, бабки на 'Гелен' зарезервированы, Станислав Аркадьевич, не беспокойтесь. А денежные средства для экспедиции я с программы химиков снял. Ничего, ужмутся. Да и не много я пока взял, самый минимум. Это потом, когда золото наш разведчик найдет...
  - А если не найдет?
  - Найдет. Вы бы видели этот самородок! Жаль, показать не могу, он мне его не отдал. - (Вот сука! - выругался я мысленно - ведь уговорил Донских оставить мое яйцо в своем сейфе! Так тебе самому спокойней будет, сказал. Надежней моего сейфа в Новоахтанговске места не найти...) - Самородок вот такой... - (не знаю, что там он Пухликову показал, кулак, наверное) - Что он в единственном экземпляре в тайге оказался? Найдет Каверзнев золото. Зато представьте, во сколько раз возрастет стоимость территории, которую наши боссы решили китайцам продать! В тысячу, если не больше. Одно дело - продать кусок никому не нужной тайги и совсем другое - территорию с месторождением золота!
  Пухликов ничего не ответил. Видать призадумался. А в моей башке колотилась единственная отчаянная мысль: 'Ну, ни хрена себе! Вот это я попал!!!'
  - Ладно, Борис, - наконец сказал Пухликов. - Пошли. В моем кабинете все обсудим. В твоих доводах есть логика. Думаю, боссам понравится такой поворот дела, и финансирование на серьезную экспедицию они изыщут...
  
  Я взглянул на часы. Шел второй час ночи, но оторваться от письма Миши Каверзнева я не мог.
  
  - И мы с вами, Станислав Аркадьевич, на этой операции неплохо заработаем, - добавил Донских, и они вышли из гаража.
  А еще посидел в своем укрытии минут десять, тупо ни о чем не думая, потом спустился на пол, стараясь не шуметь и, подойдя к калитке гаражных ворот, осторожно высунул голову во двор. Огляделся, никого не заметил и крадучись пошел к выходу. А когда уже подходил к проходной вдруг почувствовал на себе взгляд. Прям, между лопаток садануло. Повернулся. В открытом окне офиса маячила незнакомая мне личность. Бандитская рожа, иначе не назовешь. Лоб и брови как у австралопитека, на щеке шрам. И лысый к тому же, как и положено бандиту. Но он не лысым оказался, а просто очень коротко остриженным блондином. Альбиносом. Это я на следующий день разглядел. А тогда только взгляд на его рожу бросил и сразу в проходную юркнул.
  Мне бы, Серега, сразу из Новоахтанговска свалить, да золото мозги мои затуманило. Я был уверен, что открою месторождение. И прославлюсь и экономику Новоахтанговского района подниму. Ну, и денег заработаю естественно. А то, что эти гады продать кусок родной земли задумали, так это еще бабка надвое сказала. Это мы еще поглядим! В конце концов, хоть и в не очень правовом государстве живем, но управу на этот гребаный Институт Будущего найти можно. Не здесь, так в Москве. Главное, думал я, золото найти, а потом... Что будет потом, я слабо себе представлял, а точнее, не думал серьезно. А надо было бы...
  Короче, на следующий день мы отправились в экспедицию. Когда я в машину садился, снова на себе тот самый нехороший взгляд ощутил. Вчерашний бандит стоял рядом с Донских, что-то ему тихо говорил и смотрел на меня при этом как-то оценивающе. Как мясник глядит на тушу, что перед ним лежит и примеряется какой лучше инструмент для разделки выбрать. О чем они там с Борисом Николаевичем разговаривали, я не слышал. Может, этот альбинос рассказывал, что видел меня, как я вчера из гаража выходил вслед за ним и Пухликовым, может, о чем-то другом. Это не важно. Не рассказал сейчас, так позже расскажет...
  И тут уж я совершенно отчетливо осознал - нельзя мне в Институт Будущего возвращаться. Золото найду, приеду с радостным известием, а меня сразу и прикончат. На фиг я им после того, как результаты экспедиции к Пухликову на стол лягут?! Хоть положительными они будут, хоть отрицательными. Больше того - при отрицательных результатах экспедиции у меня вообще шансов выжить нет.
  С такими мыслями и уехал.
  Но с дороги сворачивать не стал. Золото очень уж манило, к себе звало. Мне ли говорить тебе о таком состоянии? Сам понимаешь.
  По какой дороге добирались до района поисков, говорить не буду, куда я ехал ты знаешь. Когда машина остановилась, так как дальше идти не могла, мы сгрузились, навьючили на себя поклажу и поперлись через тайгу. А газон наш обратно в город укатил.
  Да! Чуть не забыл! Донских мне браслет для часов вручил сразу, как только я контракт подписал. Непростой браслетик, скажу я тебе. В него куча электроники засунута. Сигнал через спутник в офис Института Будущего идет. Где я в тот или иной момент нахожусь, сижу на месте или двигаюсь - вся информация передается. Так что, Борис Николаевич знал обо всех моих передвижениях. Выбросить этот браслет я не мог. Пока не мог. Но потом... Короче, решил позже от него избавиться.
  К вечеру, перебравшись через четыре сопки, устроили привал. Отдыхали до утра. А утром, наскоро перекусив, снова отправились в путь. Идти втроем оказалось значительно быстрее, чем большой группой. Работников я себе подобрал молодых и выносливых. И с тайгой знакомых. Одного звали Виктором, второго Кузьмой. Звали... Теперь их уже нет в живых. Но об этом позже.
  К середине второго дня нашего похода мы почти дошли до того места, где я нашел самородок. Мои сотоварищи о предмете наших поисков знали, да я дурак, возьми и расскажи им о яйце. Естественно, скорость передвижения сразу упала. Витя с Кузей решили начать поиски золота, не дойдя до намеченного мною места. Стали пинать землю, под кочки заглядывать. Ничего не нашли, но тормознулись мы не слабо. Я дал команду на привал, и они мигом вгрызлись в землю. Я отдыхал, а они рыли. Все мои уговоры оказались напрасными. Я плюнул и стал ждать. Часа через два им это занятие надоело, и они пришли к костру. Я над ними смеяться не стал, объяснив, что бессистемное ковыряние земли никакого результата не даст. Что все изыскания должны осуществляться в соответствии с технологиями геологоразведки. И обнадежил. Сказал, что ровно через сутки, когда мы дойдем до места и разобьем лагерь, им представится возможность вволю повозиться в земле. Но под моим руководством. Более того, я сам буду рыть шурфы вместе с ними. А сейчас надо не терять время и шлепать дальше. Кое-как уговорил.
  И мы пошли. Вскоре начались места, в которых я еще не был, не дошел до них в ту нашу прерванную экспедицию. Не скрою, старик, я тогда подумал, что здесь вообще не ступала нога человека.
  Я ошибся.
  Пепелище отмечено на карте.
  Я его один заметил. Виктор с Кузьмой по сторонам не озирались, шли молча и под ноги себе смотрели. Наверное, с мыслью найти самородок они все-таки не расстались. А я заметил. И промолчал. Тогда я еще не понял, почему промолчал.
  Мимо сгоревшего древнего поселения, некогда бывшего хутором или скитом, вообще можно было пройти и не заметить - настолько оно заросло молодым сосняком, кустами дикой смородины и травой. Толстые бревна нижних венцов строений, а только они и сохранились, настолько густо поросли мхом, что мало чем выделялись на фоне кочковатой поверхности земли. Если бы не чудом устоявший в вертикальном положении обугленный столб, который, впрочем, был тоже покрыт мхом и опутан засохшими лианами дикого винограда, и его обугленность виделась не сразу, я бы и прошел мимо. Да еще ранние таежные сумерки...
  Пройдя еще метров двести, я дал команду устраиваться на ночлег. Мои 'золотоискатели' настолько выбились из сил (я-то хоть немного отдохнул, а они во время дневного привала самородки искали; да и рюкзак у меня полегче был) что, натянув палатку, даже ужинать отказались - замертво попадали спать.
  А мне не спалось, да и надо было кому-то бодрствовать - тайга все-таки. Вот и взял на себя добровольно первую смену ночного дежурства. Сидел у костра, пил чай и размышлял о том, кто же здесь мог жить. Какие-нибудь отшельники-староверы, не иначе. О племенах коренных жителей этих мест я никогда не слышал. Не было их здесь. Может, очень давно, еще при царе-батюшке?..
  Какое-то неясное чувство не давало мне покоя, что-то звало меня пойти и осмотреть руины. Я сидел, боролся с зовом и слушал тишину. Вообще-то, тишина была не полной, в тайге ночью уж совсем тихо не бывает - шуршат в кустах ночные зверушки, ухает сова, высматривая в темноте добычу, ветерок шевелит ветви деревьев. Страха никакого я не ощущал, только это непонятное влечение на пепелище. Устав с собой бороться, я закинул штуцер на плечо и, вооружившись фонариком, пошел туда. Едва ступил на территорию бывшего селения - трах-бабах! Я чуть ноги себе не переломал, провалившись в подпол одного из сгоревших до основания домов. Мне показалось, что треск от падения и мой мат были слышны в Новоахтанговске, но дрыхнувшие без задних ног 'работнички' не проснулись. Во всяком случае, когда я полностью очухался и, потирая ушибленные места, прислушался, то кроме лесных звуков ничего не услышал. По-прежнему ухала сова, но как-то насмешливо. Смешно ей было!.. Я, конечно, мог пальнуть в воздух, наверняка услышали бы Витя с Кузей и пришли бы на помощь, но, осветив лучом фонарика и ощупав для верности толстое и достаточно прочное бревно, которое съехало в подпол вслед за мной и чуть меня не раздавило в лепешку, подумал, что легко сам по нему выберусь наверх.
  Но сначала я осмотрелся. Подпол представлял собой глиняный колодец размерами три на три и глубины такой же. На полу валялось несколько крынок, покрытых слоем вековой пыли. На одной из стен сохранился стеллаж, сделанный из толстенных досок, на полках которого стояло еще с десяток крынок. Самые обыкновенные глиняные крынки, какие всегда были в ходу у деревенских жителей, да и сейчас такие же. Однако когда я попытался поднять с пола одну из крынок, понял, что это никакая не глина, а вовсе даже металл, к тому же очень тяжелый металл. Что-то екнуло у меня внутри. Дрожащей рукой я достал нож из ножен и острием царапнул поверхность сосуда уже будучи почти уверенным в том, что это не чугун. Как я и предположил, металл оказался достаточно мягким; царапина сверкнула в луче фонарика желтизной.
  Золото!
  Я сел на пол и встряхнул головой. Хотелось ущипнуть себя за задницу, убедиться, что не сплю. Но левая коленка и правое бедро, ушибленные при падении, и так болели. Это был не сон.
  Серега! Не поверишь, в тот момент я совершенно забыл, что я геолог. Я ощутил себя кладоискателем. Я нашел кучу золота! Каждая эта емкость (все они оказались пустыми; наверное, когда-то были заполнены, но содержимое съели лесные зверьки) весила не менее двадцати килограммов, а таких емкостей было пятнадцать штук - пять на полу, десять на полках стеллажа. Представляешь! Триста килограммов золота! И наверняка этот подпол не единственный на пепелище!..
  Мне не хотелось уходить от моего богатства, но я пересилил себя, выбрался наверх и вернулся к костру. Мои работники спали, не подозревая о моей находке. Я сидел и размышлял - говорить им о золоте или промолчать? Решил не раскрывать тайны. И..., каюсь, Серега, вовсе не из соображений прекращения поисков месторождения. Они, конечно, прекратились бы, не начавшись, сообщи я им о находке. Тут же кинутся Витя с Кузей на пепелище, и через пару дней на его месте образуется гигантский котлован, а рядом вырастет курган просеянной земли и куча золотых крынок.
  Нет, старик, вовсе не это я себе представлял и не о судьбе экспедиции тогда думал. Что такое алчность, знаешь?.. Думаю, нет. Но наверняка узнал бы, окажись на моем месте. Любой человек слетит с катушек, если перед ним лежит триста килограммов золота. И не сомневайся! Просто не оказывался ты в подобной ситуации.
  Но не буду спорить, не для того я пишу тебе это письмо.
  Короче, я испытал это проклятое чувство - алчность - на собственной шкуре. Мне стало тогда абсолютно по барабану - найду я месторождение золота или нет. Я его уже нашел! Я! Один! Это мое золото!
  Не думал я тогда, как вывозить его буду, как в деньги обращать. Я даже об Институте Будущего забыл, о Донских, об альбиносе со шрамом на щеке, о его страшном взгляде...
  Кузьма заворочался, что-то пробормотал во сне. Я замер и долго сидел не шевелясь, наблюдал за своими работниками. Убедившись, что оба спят, тихо встал и снова пошел к пепелищу. Замаскировал провал тщательно - не дай бог Витя с Кузьмой за каким-нибудь лешим захотят сходить туда и заметят следы моего пребывания.
  Потом я вернулся к костру. Будить помощников не стал, без сна пролежал остаток ночи, ворочаясь и изредка подбрасывая в костер дрова.
  А утром, не дав Виктору и Кузьме хорошенько проснуться, приказал в темпе позавтракать и продолжить путь к золоту.
  Вернее, подальше от него.
  Но и очень далеко уходить не хотелось. Я намеревался, определив место для разбивки лагеря, загрузить парней работой и вернуться сюда, чтобы обследовать пепелище при свете дня.
  Так что, отошли мы недалеко, километра на три. Место для лагеря я выбрал самое подходящее. (Оно тоже указано на карте). Между двух сопок протекал быстрый ручеек, а с северного склона одной из сопок полого тянулся к ручью язык осыпи. Обнаженная часть сопки поблескивала на солнце вкраплениями слюды и пирита. Мои 'золотоискатели' тут же решили, что нашли то, что искали. Мне с трудом удалось заставить их вначале натянуть палатки, устроить костровище, оборудовать выгребную яму, а уж после кидаться на выколупывание из скалы 'золота'.
  Часа через два, когда Витя с Кузей напрочь забыв о моем существовании, неистово вгрызлись в сопку, я вернулся к пепелищу.
  Домов в сгоревшем поселении было, по всей видимости, двенадцать. Во всяком случае, я смог определить только двенадцать оснований построек. Наверняка в каждом доме имелся подпол. Но не во все мне удалось проникнуть, многие подполы были завалены обугленными бревнами, землей, перемешанной с пеплом и всякой дрянью. Может, и человеческие останки входили в состав этого конгломерата, приобретшего за долгие годы прочность бетона. Чтобы разработать его, нужно было угрохать уйму времени, которого у меня было не так много. Поразмыслив, я решил не задуряться решением этой проблемы, а исследовать пока только те подполы, в которые можно было спуститься без больших временных затрат и физических усилий. Таких оказалось помимо уже исследованного ночью шесть штук. Четыре из них были совершенно пустыми, если не считать мусора, углей и палок, а в одном я обнаружил скелет какого-то зверька - собаки, волка или лисы - не знаю, какого именно, в зоологии я не силен. И еще там лежали две неплохо сохранившиеся деревянные кадушки и деревянное же коромысло.
  Зато в шестом подполе золото я нашел.
  И не поверил своим глазам. На дне подпола стояла огромная золотая ступа, не менее центнера весом. И пест, величиной с язык царь-колокола. Правда, сам пест был деревянным, иначе что-то толочь им в ступе было бы под силу разве что какому-нибудь великану. Но набалдашник его был золотым и довольно большим - как средних размеров пушечное ядро. Тут и пара уже знакомых мне золотых крынок была, но я не стал их даже в руки брать, так как увидел в углу подпола опрокинутое золотое корыто. Где-то метр на полметра днище, бортики сантиметров двадцать и толстостенное к тому же - сантиметра три толщиной. С трудом перевернув корыто, я обнаружил под ним кучу самодельных статуэток. Здесь были человечки, напоминающие идолов и фигурки животных - собачек, белочек, птичек всяких разных. И еще я нашел там с дюжину яиц, похожих на найденное мною в институтской экспедиции. Яйца различались размерами и немного формой, были среди них и совершенно круглые. Колобашки такие.
  Все предметы казались словно вылепленными из глины и вместе с тем, они были золотыми. Что за технология применялась при изготовлении статуэток, оставалось для меня загадкой. Это не было литьем, а как еще можно было их изготовить, я себе не представлял. Потом я протер крынку и рассмотрел ее. Крынка, как крынка. Как глиняная крынка. И концентрические кольца на поверхности, будто ее на гончарном круге ваяли. Но золотая! И ступа была такой же - с округлыми концентрическими бороздками, оставленными на поверхности руками гончара.
  Мистика какая-то!
  Потом я вдруг подумал: а почему тяжелая ступа и еще более тяжелое корыто, наполненное золотыми безделушками, лежат в подполе? Хозяева хранили тут свое богатство?.. Но, в то же время, складывалось впечатление, что все эти золотые изделия являлись для их хозяев самыми обыкновенными вещами - предметами обихода. Что золото для них не было богатством, а лишь прочным материалом. А фигурки наверняка были просто игрушками. Ими дети играли. Но тогда зачем прятать все это в подпол?
  Вот дурак! Я хлопнул себя по голове. Все же совершенно логично! Просто золото затуманило мне мозги. Никто не прятал золото в подполе! Крынки, разве что, но это понятно - в них хранились продукты, а ступа и корыто просто-напросто провалились сюда под собственным весом, когда дома сгорали в пламени пожара.
  А это означало, что многие золотые вещи (предметы утвари, например) лежат на земле!
  Я выбрался на поверхность и стал бродить по территории поселения, ворошить траву и мох, то там, то сям натыкаясь на золотые горшки, миски, ложки, игрушки. Яиц на пепелище валялось не меряно.
  Вот тут-то я и призадумался: что мне со всем этим делать?! Допустим, возьму с собой килограммов двадцать золота. Одну крынку! А остальное?.. Хорошо, привезу крынку в Новоахтанговск. И куда я с этой крынкой? В Институт Будущего?! Там меня Донских и Пухликов со своим головорезом только и дожидаются... В милицию? Там у этих ребят мент купленный. Да не рядовой видать мент. В ФСБ? Все же потом отдать придется! Государству. Так не хотелось мне, Серега, с государством делиться...
  Короче, понял я, что без помощников мне никак не обойтись. Выбрал золотое яйцо покрупнее (для иллюстрации рассказа), сунул его в карман штормовки, окинул напоследок взглядом свои сокровища и пошел в лагерь. Решил: Виктор и Кузьма ребята крепкие. Втроем мы поболе золота вынесем, спрячем его хорошо, вернемся снова. Надо будет, еще людей наймем, несколько ходок на пепелище сделаем. Главное, время выиграть. Меня Донских раньше, чем через месяц не ждет.
  Уже когда к лагерю подходил, о браслете вспомнил. Подумал, подумал, ничего не надумал. И рукой махнул - приду, поговорю с ребятами, авось втроем что-нибудь придумаем!
  И тут вдруг как-то поплохело мне. Как-то нехорошо стало. Тревога какая-то появилась. Другая тревога, с моими мыслями о том, как и при золоте остаться и Пухликова со товарищи надуть не связанная... Ты когда-нибудь сны такие видел - будто бы ты в людном месте и вдруг понимаешь, что абсолютно голый? Я видел. И сейчас что-то похожее почувствовал. Словно я голый и внешне и внутренне, словно мысли мои всем известны. А кому всем? Нет ведь никого рядом...
  Лагерь уже близко был, только с сопки спуститься.
  Но я вдруг остановился. Что меня остановило?.. Инстинкт самосохранения, наверное. Или та самая тревога. Укрылся я в кустах и на лагерь сверху посмотрел. В бинокль разумеется.
  Витю с Кузей увидел. А с ними рядом какой-то человек стоит. Странный. Очень высокий и весь седой. Волосы длинные, сзади в конский хвост собраны. Одет в какой-то несуразный балахон. Что-то моим хлопцам втолковывает, а они замерли, стоят не шелохнувшись. И лица у них, как у зомби - мертвые. Потом оба снимают с плеч ружья, вставляют стволы друг другу в рот... Этот человек в балахоне подальше отошел, чтобы рубище свое каплями крови не измарать и рукой махнул.
  Звуки двух выстрелов слились в один. Я грохот секундой позже услышал, сначала увидел, как головы Виктора и Кузьмы взорвались и осколками разлетелись. Наши ружья картечью заряжены были. Повалились мои лишенные голов товарищи в противоположные друг от друга стороны. А этот седой (я на лицо его смотрю; руки к биноклю словно приросли) зверски улыбается, зрелищем любуется. Потом вдруг в мою сторону посмотрел, пристально посмотрел, сощурился...
  Не знаю, увидел ли, не мог вроде бы увидеть. Я же в кустах сидел. И бликов от бинокля не должен был увидеть, я с запада к лагерю заходил, а дело к вечеру шло - солнце за моей спиной находилось. Но смотрел он мне прямо в глаза. Через расстояние, через все линзы бинокля, пробивая оптику - прямо в глаза. Смотрел и улыбался. Я этот взгляд никогда не забуду, он мне все время теперь мерещится. Словно внутрь меня пробрался этот странный и страшный человек, через взгляд. И там, внутри меня поселился.
  Мне страшно стало, просто жутко. Я с трудом оторвал бинокль от глаз, отбросил его от себя и бежать кинулся. Бежал, не разбирая дороги. Ощущение было такое, будто за мной куча монстров гонится. Весь исцарапался, лицо ветками исстегал. Бежал пока в какую-то яму не свалился. Голову себе разбил, плечо выбил. Осмотрелся - я в том самом подполе, в котором ночью золотые крынки нашел. Вдруг шипение со всех сторон раздалось. Из крынок змеи полезли. Ко мне ползут и шипят. И жалами шевелят. Я мигом по бревну вскарабкался и...
  Наверное, не один олимпийский чемпион по бегу меня не смог бы догнать. Но тот, что Витю с Кузей убил, он и не догонял, он во мне сидел. А я бежал, хоть и знал, что убежать не смогу. Но и остановиться не мог. Ночь наступила, а я все ломился через тайгу. Но силы меня оставили и я упал. И отключился сразу. Сон какой-то видел, и ужас был в этом сне.
  Очнулся, когда рассвело. Тихо вокруг. И холодно. Внутри холод и страх. Встал и опять побежал. Потом шел, ничего не соображая. Долго шел, день от ночи не отличал. Ноги сами несли куда-то.
  Как на трассу выбрался, не помню. Но только из тайги вышел, страх потихоньку уходить стал. Остановлюсь, назад обернусь, снова страшно становится.
  Попутка шла. Подобрали меня. В кабине места не оказалось, я в кузов забрался. Оно и хорошо - на ветерке мозги немного прочистились. По мере приближения к Новоахтанговску таежный страх ушел. Зато другой появился. О Донских вспомнил, об альбиносе. Странное дело, о золоте, найденном на пепелище мне даже думать не хотелось. Истину осознал: жизнь золота дороже.
  Автомобиль тот не в Новоахтанговск шел, перед городом водитель остановил машину. Я ему сразу, когда садился, сказал, что мне в Новоахтанговск надо. А почему я в тайге оказался он меня не спросил, и я был этому рад. Не смог бы я придумать сходу какую-нибудь байку.
  Когда к борту подходил, вдруг мысль меня осенила. Снял браслет и оставил его в кузове - пусть Донских считает, что меня нет в Новоахтанговске.
  
  Последние три страницы текста были написаны на другой бумаге и пастой другого цвета.
  
  Собственно, дружище, рассказ мой к концу подошел. Осталось только о событиях последних дней написать. А их немного было.
  Ночь провел у проститутки. Но не потому, что женщину вдруг захотел. Во-первых, в гостинице селиться опасался. Вдруг у Донских и здесь все схвачено? Паспорт предъявлю администратору, а альбинос через пятнадцать минут меня навестит. А во-вторых..., после пережитого в тайге ужаса хотелось, чтобы кто-то рядом был.
  За ночь успокоился немного, здраво поразмыслить попытался. Решил: хрен с ним с золотом! Не жили богато, не стоит и начинать! Надо шкуру свою спасать. Сначала шкура, после - все остальное.
  От проститутки рано утром рванул в аэропорт.
  Хорошо, что по дороге темные очки купил, а за время своего пребывания в тайге не брился ни разу. Борода, ты знаешь, у меня быстро растет. Хотел зайти в зал вылета, посмотреть, когда куда какие самолеты летят и билет купить на самый ближайший рейс, как вдруг через стеклянные двери знакомую фигуру заметил.
   Борис Николаевич Донских собственной персоной! Стоит и каким-то крепеньким ребятам указания дает и каждому в руку прямоугольную картонку сует, наверное, фотографию. Я почему-то сразу подумал - по мою душу он здесь, и фотографии эти с моей физиономией.
  Видать не удалось мне Донских одурачить, оставив браслет в кузове попутки. Собственно, я еще ночью этой понял, что затея моя - пшик! Что, скорей всего, электроника этого браслета не только о перемещениях его владельца в офис фонда информацию передает...
  Смешался я с толпой, потом в автобус прыгнул и в город поехал. Понял, что улететь не получится. По крайней мере, в ближайшие несколько дней. И что за эти ближайшие дни меня не найдут, тоже особой уверенности не было. Была мысль добраться на попутке до Курносовска, но я ее сразу отбросил. Там старики мои живут, а получить информацию о месте моего рождения и о родственниках для Донских с его приятелем из милиции не проблема. Не мог я жизни родителей опасности подвергнуть.
  Так куда мне теперь?
  В милицию идти - все равно, что сразу в Институт будущего. Решил направиться в ФСБ. Памятуя о засаде в аэропорту, подходил к управлению ФСБ осторожно, дворами. Из-за угла голову высунул, осмотрелся. У крыльца управления парковка, крутые иномарки стоят. И на противоположной стороне улицы несколько машин. Постоял, понаблюдал - вроде, все спокойно. Хотя, черт его знает, кто там в этих машинах сидит! У всех окна тонированные, разглядеть в этой черноте ничего нельзя. Постоял еще чуток и решил прошмыгнуть. Но тут вдруг из бежевой 'шахи', самой ближней ко мне, водила вышел. Плечами покрутил, присел пару раз - мышцы от долгого сидения в неудобном кресле видать затекли, решил размять. Размял и снова в жигули забрался. А я голову в плечи втянул и по скорому оттуда свалил.
  Ты, небось, догадался уже, кем этот водила был? Да, тем самым альбиносом...
  Теперь сижу на почте и дописываю это письмо. Пока не решил, отправлять тебе его или нет.
  Прости меня, Серега! Нет, нет, да и вспомню о золоте с пепелища. Может, еще есть такая возможность - и выжить и разбогатеть. Сволочная видать у меня душонка. Я когда в ФСБ шел, только о спасении думал, а когда попытка эта сорвалась, каверзная мысль меня посетила: а может, оно и к лучшему? Может, судьба дает мне шанс? Может, есть еще маленький шансик?
  Но ты не подумай, Серега, не из жлобских соображений не хочу я тебе именно сейчас все поведать. Делиться я готов, но только не опасностью. Боюсь подставить тебя. Ты же настоящий друг. И горячий парень к тому же. Бросишься мне на помощь, а тут... А вдруг сразу надумаешь в органы идти? Плакало тогда мое золото. Лучше я поищу в Новоахтанговске какую-нибудь глубокую нору, отсижусь малость, обмозгую все, попробую разобраться в расстановке сил. Есть ли у Института Будущего конкуренты и так ли всесильны деятели фонда, как мне показалось вначале... Но потом я обязательно найду возможность с тобой связаться.
  А это письмо кому-нибудь оставлю на хранение. У меня в Новоахтанговске есть знакомые. Таких друзей как ты нет, просто знакомые. Сообщу тебе, у кого оставил. Как там, в детективных романах пишут? В случае моей гибели...
  
  На этом письмо Михаила Каверзнева заканчивалось.
  Я пошарил в пачке, но обнаружил, что она пуста. Взглянул на часы - четыре ровно, скоро светать будет. Вгрызаясь в каракули Миши Каверзнева, я не заметил, как ночь прошла.
  Заставив себя не думать о дальнейшей судьбе Михаила, я, не забыв пожелать Гоше спокойной ночи, лег спать. Отгонял, отгонял от себя мысли и не заметил, как уснул.
  
  
  3.
  Разбудил меня, конечно, Рыбак.
  Он заявился в начале девятого, так что спал я часа четыре. В принципе, достаточно.
  - Дрыхнешь, как сурок, - сказал Рыбак, бросив насмешливый взгляд на мою помятую физиономию и сразу направился на кухню. Я закрыл дверь и последовал за ним. - Нет, чтобы кофе организовать к моему приходу, - ворчал он на ходу. - Напарник называется! Я, понимаешь, ночи не сплю, и с утра уже полгорода исколесил по нашему с тобой делу, а ты... Ого! - это Андрюха увидел пепельницу, наполненную окурками, - а ты судя по всему, тоже полночи не спал. Детективом, небось, зачитался?
  - Ага, - сказал я, взяв со стола папку с письмом Каверзнева и сунув ее Рыбаку. - И тебе прочесть рекомендую. Увлекательное чтиво.
  И пошел в ванную.
  Вода была чуть теплой и рыжей, но я все равно встал под душ и долго стоял, сначала медленно покрываясь ржавчиной, потом, по мере осветления воды, смывая ее с себя. Вскоре вода стала почти прозрачной и заметно погорячела. Я не торопился - закончив водную процедуру, приступил к бритью, потом сушил волосы феном, причесывался. На все про все у меня ушло минут тридцать. Я думал, что Рыбак пока еще только над началом текста бьется, но, выйдя из ванной, к своему удивлению обнаружил, что Андрюха уже дочитывает последние страницы.
  - Ну, ты даешь! - восхитился я. - Просто шифровальщик какой-то!
  - Дешифровщик, - поправил меня Рыбак и многозначительно добавил, подняв палец вверх: - Опыт и специфика работы! - и рассмеявшись, объяснил: - я с этой самопальной стенографией еще вчера вечером познакомился, когда в качестве образца почерка Михаила Каверзнева получил из Энска страничку из отчета по какой-то экспедиции. А что, нормальная абракадабра, понятная...
  - Чего еще вчера нарыл?
  - Да много чего... - зевнув, ответил Андрюха. - Чудин здорово помог. Я его вызвал, загрузил малость работой. Чтобы служба медом не казалась.
  - Думаю, она и так ему медом не кажется, - усмехнулся я.
  - А! - отмахнулся Рыбак. - Пусть привыкает к тому, что день у ментов ненормированный, и в любую минуту его могут по тревоге на операцию по задержанию вызвать.
  - И кого вы там с Чудиным задержали?
  - Никого. Кофе сваришь? А я тебе о наших со стажером успехах доложу... Никого на этот раз мы не задерживали, а загрузил я Чудина интеллектуальной работой. По наводке Василия Михайловича...
  - Какого Василия Михайловича?.. - не понял я.
  - Забыл уже? Дворника. Василия Михайловича. Или просто - Михалыча. Так вот, по его словам, Михаил Каверзнев был местным жителем. Чудин в базу данных паспортного стола залез и узнал, что родом Каверзнев из Курносовска, выяснил, что там живут его папа и мама, и младшая сестренка. Но... - Рыбак упредил мой вопрос. - Я связался с местным участковым - Михаил Каверзнев не появлялся в Курносовске года три. И родители о своем сыне-геологе давно уже ничего не слышали. Тогда мы с Чудиным постарались определить круг знакомых фигуранта. Знаешь, есть такой сайт - одноклассники ру?
  - Конечно, знаю.
  - А, ну, да. Небось, висишь там регулярно?
  Я отрицательно помотал головой:
  - Ни разу не заходил.
  - А Чудин там, как у себя дома. Нашел человек пятнадцать пацанов и девчонок, учившихся с Каверзневым в одном классе. Многие естественно из родных мест разлетелись кто куда - кто в Москву, кто подальше в Европу. Но есть и такие, что остались жить в Курносовске, четверо их. А три человека здесь, в Новоахтанговске живут и работают. Одна девица и два парня... - Рыбак мне подмигнул, и я понял, что самые интересные известия меня ждут впереди. - Ну, что, скоро там у тебя? - нетерпеливо спросил он. - В горле пересохло. Все говорю и говорю...
  - Сейчас закипит. Ты продолжай, не томи.
  - Ну..., кое-кого из этой троицы я утром уже навестил.
  - Естественно барышню, - догадался я.
  - Естественно! - важно согласился Рыбак. - Но вовсе не по той причине, что ты подумал. Одноклассница Михаила Каверзнева Светлана Алексеевна Пирогова. Я предположил..., школьные увлечения, первые поцелуи, то, се. Как без этого - быть здесь и не навестить старую любовь? Предположил и попал в яблочко!.. А барышня... Барышня Пирогова так себе, средних лет и средних достоинств. Не замужняя, но имеется сожитель. Пардон, гражданский муж. По фамилии... ха-ха-ха! Емудьев. Смешная фамилия, правда?
  - Обхохочешься, - без улыбки согласился я, разливая кофе по бокалам.
  - И сам этот Емудьев смешной мужичок. Роста... мне по плечо. Голова круглая, плешь на всю голову. Уши как у Чебурашки...
  - Андрюха, а эти подробности нужны? Вижу ведь, нарыл что-то. Чего резину тянешь?
  - Подробности, это так, извини. Уж больно развеселил меня этот... Емудьев. Короче, Был у своей одноклассницы Каверзнев в начале июля прошлого года. Гостил неделю... Судя по этому письму... - Рыбак побарабанил пальцами по листикам Мишкиного послания, - ...квартира Пироговых-Емудьевых и стала для Миши той самой норой, где он планировал ото всех спрятаться и отсидеться. Он и отсиживался. Практически никуда из дома не выходил. А в один прекрасный момент вышел из дома и не вернулся. Так Света со своим плешивым Емудьевым мне в один голос заявили. Да, еще..., по просьбе Михаила Каверзнева, но я так понял, больше под нажимом своей гражданской супруги, Емудьев летал в Энск, чтобы лично передать письмо..., догадайся, кому?
  - Тарану.
  - Правильно мыслишь, - снисходительно похвалил меня Андрюха, отхлебнув горячего кофе. - И не надо иметь навыки дедукции, чтобы догадаться, что Таран получил то самое письмо, что я нашел на его съемной квартире.
  - Я нашел, - в отместку за снисходительность и пренебрежение моей дедукцией поправил я Рыбака.
  - Разве?.. Ну, не важно. Мы же напарники... Что было в письме, Емудьев не знал, но там было указано мыло, помнишь? Я спросил о компьютере, он был у Пироговой. Мыло в письме - адрес ее почтового ящика.
  - А почему Миша это письмо по почте не отправил, как думаешь? Почему надо было срывать человека с места, тратиться на авиабилет до Энска и обратно?
  - Ну, деньги-то у Миши были, я думаю. О яйце помнишь? Которое Каверзнев в карман штормовки положил, когда в лагерь к Вите с Кузей пошел? Да и аванс, наверное, от Донских Миша неслабый получил. А что Емудьева в Энск отправил, так хотел наедине со своей школьной любовью остаться. Емудьев, кстати, безработный. Сидит на шее у жены, все время дома торчит. Вот Миша его и... удалил. Я сразу так подумал, как только мадам Пироговой в бегающие глазки заглянул. Оттрахал ее Миша Каверзнев качественно и неоднократно пока муженька дома не было, это понятно. Но... теперь, когда его письмо прочитал, понял, что не только в этом дело. Мания преследования у Каверзнева началась конкретная. Ты же про его приключения читал. - Андрюха снова задумчиво побарабанил пальцами по листкам письма. - Свихнулся парень. Не мудрено. С одной стороны - Институт Будущего и альбинос-чистильщик... Кстати! Подтверждение моей гипотезы, что труп Тарана из Лизиной квартиры убрал человек Донских. Ты, когда читал про альбиноса, он тебе напомнил того, что чуть не прихлопнул вас с Лизаветой?
  - Он, - кивнул я. - Коротко стриженный, кажется лысым - такой светловолосый. Я тоже подумал, что это альбинос. Шрам на щеке...
  - С другой стороны, - продолжал Рыбак, - лесное чудо-юдо, знакомое нам по рассказу ефрейтора Бугаева. Видать, поковырялся этот гипнотизер в мозгах у Михаила, страху нагнал, что-то сдвинул в сознании... А с третьей стороны - золото. Не мог Каверзнев его из памяти выкинуть. Вот и свихнулся.
  - Ты говоришь, ушел из дома и не вернулся?
  - Так Светлана Пирогова и... Емудьев говорят. - Фамилию гражданского мужа Мишкиной одноклассницы, Рыбак произносил со смаком, получая при этом некое мстительное удовольствие. Видать зацепила его все-таки барышня средних лет и средних достоинств.
  - И что сейчас с ним не известно... - задумчиво произнес я.
  - А, о! - Рыбак поднял палец вверх, о чем-то вспомнив. Достал из кармана мобильник, позвонил. - Чудин! Ну, что там у тебя?.. Ничего? Понятно... Психушки прозвонил?.. Скинул? Проверил? Тоже ничего... Все, работай. Как это - что делать дальше? У тебя что, работы нет?.. Вот-вот. Все, отбой. - Убрав телефон, пояснил: - Чудин прошерстил базу данных Новоахтанговского ГУВД на предмет неопознанных криминальных трупов с июля прошлого года и по сей день. Ни одного похожего на Михаила Каверзнева. И ни в одну из двух наших психбольниц такой пациент не поступал. Чудин им фото Каверзнева по факсу сбрасывал, не признали. Да, собственно, у них установка, обо всех случаях, когда псих без документов поступает и в полной амнезии, нам докладывать. Не было таких докладов, Чудин проверял. Сдается мне, нет Миши в живых. А то, что труп его не найден, так это потому, что чистильщик из Института Будущего, свою работу хорошо знает.
  - А может, все-таки..., - начал я, но Рыбак замотал головой:
  - Ты знаешь, Шар, мне как-то по барабану - жив Михаил Каверзнев, нет ли. У меня сейчас в мозгах совершенно другие мысли бродят. Кстати, ты мне еще не рассказал, где ты письмо о Мишиных приключениях раздобыл. Вчера ты позвонил и сказал, что встретил своего приятеля и идешь с ним бухать. Кто такой?
  - Это мой школьный учитель. А пошли мы к нему не водку пить, а чай. И выяснилось, что с Каверзневым мы учились в одной школе...
  - Точно! - обрадовался Рыбак. - Ты же тоже из Курносовска родом. Так что там дальше было, продолжай.
  - А ты не перебивай...
  Рыбак поднял руки вверх. Молчу, мол, как рыба.
  Я рассказал ему о Николае Христофоровиче Полтораке и о нашем с ним разговоре. Андрюха слушал внимательно, не перебивал больше. Когда я закончил рассказ, он, как-то странно взглянув на меня, сказал:
  - Значит, старик не любопытный оказался. В папку заглядывать не стал. Я бы на его месте не удержался. А ты?
  Я пожал плечами:
  - Наверное, мы воспитаны иначе.
  - Ну да, ну да, - задумчиво пробормотал Рыбак. - А знаешь, я вначале подумал, что школьное увлечение Каверзнева, о котором он Тарану напоминал - это и есть Светлана Пирогова. А оно вон оно что...
  - А что это за мысли у тебя в мозгах бродят? - спросил я.
  - ?
  - Ты сказал, что у тебя в мозгах сейчас другие мысли бродят.
  - А-а-а, мысли... А ты не догадываешься?
  Я помотал головой.
  - О коне своем раздолбанном думаю, - наигранно вздохнул Рыбак. - Пора ему, бедолаге в утиль. О квартире своей однокомнатной двадцати девяти квадратных метров общей площади в панельной хрущевке думаю. Ее мне десять лет назад любимое управление за безупречное служение закону выделило. И ровно десять лет я эту хибару не ремонтировал. Некогда, да и не на что по большому счету... И еще я думаю: а не пора ли нам друг Серега перейти на качественно иной уровень жизни? У тебя ведь тоже... - Рыбак повертел головой, бросая красноречивые взгляды на вздувшуюся и готовую вот-вот отвалиться кафельную плитку, приклеенную еще наверное в годы советской власти, на бумажные обои не первой свежести, на пятно копоти на потолке вокруг стояка, - не хоромы. В 'ласточку' твою, ты уж прости меня за прямоту, садиться стремно, не то, что по улицам родного города разъезжать. И вообще...
  - О чем это ты, Андрюха? Неужели... - Я не договорил, но, видимо на моем не особенно мужественном лице было написано еще что-то кроме изумления, и Рыбак это заметил но, неверно истолковав мои сомнения, принялся с жаром убеждать:
  - То, о чем говорится в этом письме, никто кроме нас с тобой не знает, Серега! До Тарана оно не дошло. А если бы и дошло, Тарана уже нет в живых. Самого автора письма тоже нет. Твой учитель, как его?.. Третьяк?..
  - Полторак, - машинально поправил я.
  - Старик в письмо, как он уверяет, не заглядывал. И я ему верю! Ты прав - старая закваска, коммунистическое воспитание. Да и старый он уже конкуренцию нам составлять... Институт будущего, сдается мне, тоже ни сном, ни духом. Иначе, давно бы уже все золото из тайги вывезли. Не стали бы они целый год у моря погоды дожидаться... Соратники полковника Рядового сейчас функционеров фонда плотно обкладывать начнут. Им до тайги дела нет... Я логичен?
  - Логичен. Но я, Андрюха не об этом подумал. Имеем ли мы с тобой право на это золото?
  - А кто имеет? Хозяева крынок, яиц и корыт? Так они все сгорели! Не сгорели бы, так пришли бы за своими сокровищами. Или ты государство наше имеешь в виду?
  - Ну..., - я замялся.
  - Брось, Серега, - поморщился Рыбак, - не имеет государство никакого отношения к этим золотым горшкам. Это ведь не месторождение золота. Считай, что это просто клад. А мы - кладоискатели.
  - Нашедшим клад только четверть от его стоимости положена, - вяло сопротивлялся я.
  - А мы все не будем забирать, - устало сказал Рыбак. - Сгоняем пару раз на моем коне. Думаю, на пару ходок его еще хватит. Возьмем только крынки, а ступу с яйцами и прочими побрякушками государству любимому оставим. Только вот думаю, не попадет золото в закрома нашей родины, растащат его чиновники. Все в тайге перероют, найденное золото взвесят, распилят и поделят меж собой. А потом и этот кусок тайги китайцам продадут. И ФСБ им не преграда. Такое блядство было и будет всегда. Коррупция непобедима!
  Рыбак закурил и, насмешливо на меня взглянув, спросил:
  - Ну, что скажешь, честный ты наш?
  - Не знаю...
  - Да что я тебя убеждаю?! - вдруг разозлился он. - Хочешь быть бессребреником, будь им! Жри говно и живи в халупе! А я собственный дом хочу! Трехэтажный, с мраморным крыльцом! Тачку хорошую хочу! Сигары по пятьдесят баксов за штуку курить хочу!
  - Ты же не куришь сигары, - заметил я без улыбки.
  - Начну. Разбогатею и начну сигары курить, - с вызовом ответил Рыбак и деловито собрал в стопочку листочки письма Каверзнева, положил их в папку, завязал тесемки. Карту сунул в карман.
  Я понял, что Рыбак настроен решительно и от своего не отступит. А я? Чего это я, в самом деле, ломаюсь как целочка? То ли богатым стать не хочу? Каждый человек мечтает разбогатеть. А больших денег честно заработать нельзя. Их можно либо украсть, либо...
  Либо найти, вдруг догадался я.
  Можно найти в магазине оброненную каким-нибудь растеряхой сотню. Вряд ли нашедший станет орать на весь магазин: 'Кто деньги потерял?!'. Потому что знает - тут же кто-то стоящий рядом скажет: 'Это моя сотня'. И, поди, разберись - его или не его?.. Можно найти портмоне с деньгами и документами где-нибудь в подворотне. В таких случаях деньги себе берут, а бумажник с документами оставляют в том самом месте, где его нашли... Бывали случаи - кейс с долларами находили. Но такое редко случается... А ведь можно и целую кучу денег найти! Это уж совсем редко, но бывает! Бывает, когда в жизнь вмешивается его величество случай. В мою жизнь вмешался именно такой случай...
  Все события, происшедшие в моей жизни за последние несколько дней показалось мне вдруг логичными и закономерными.
  Витя позвал меня к себе в гости. Я сомневался - идти или нет, не хотелось идти. Но я пошел.
  Там у Вити познакомился с Лизаветой.
  Потом мы с Лизой обнаружили в ее квартире труп Тарана.
  Потом...
  Короче - я ввязался в историю...
  Так может, все эти события - звенья одной цепи? Я взялся за конец цепи, потянул, и вытянул клад...
  Да, это, несомненно, тот самый счастливый случай! Случай, меняющий судьбу.
  - Когда едем? - спросил я, решительно выкидывая из головы остатки сомнений.
  - Я в отпуске, - пожал Рыбак плечами, - могу хоть сейчас. А тебе сложно будет на недельку отпроситься? За неделю, думаю, управимся.
  - В случае чего, уволюсь.
  
  4.
  Из состояния полудремы меня вывел бодрый голос Андрюхи.
  - Вот здесь, на этом самом подъемчике взвод Тимоши Колобродова остановил тарановскую колонну.
  - И чему ты радуешься? - Я открыл глаза и стал озираться по сторонам.
  - Я не радуюсь, с чего ты взял? - удивился Рыбак. - Тебе спросонья померещилось. Просто ты спишь, а я бодрствую... А ты не туда смотришь, между прочим. Вон там, на пригорке они стояли. - Андрюха кивнул направо.
  Я взглянул туда, куда он показывал, и вдруг увидел среди деревьев неподвижную человеческую фигуру. Я зажмурился и тряхнул головой. Открыв глаза, понял, что обознался, приняв за человека чахлую кособокую елку с сидящей на ее макушке вороной. Или какой-то другой птицей...
  - Рыбак...
  - Что?
  - Мы с тобой совсем забыли о гипнотизере...
  - Ну вот! Еще до тайги не доехали, а ты уже бздеть начал.
  - Ничего я не начал, - огрызнулся я. - Просто интересно..., кто он такой? Почему с Мишиными товарищами так жестоко разделался? Почему приказал солдатам по колонне уазиков стрелять? Зачем Тарана убил?
  - Но мы же с тобой это уже обсуждали. Не хотел , чтобы... Слушай, Серега, мне самому не ясна роль гипнотизера в этом деле. Но я и думать не хочу про него. Надеюсь, о нас с тобой гипнотизеру ничего не известно. Нам что нужно? Добраться до места, перетащить к машине золотые черепки и свалить по быстрому.
  - Знаешь, о чем я подумал?
  - Ну?
  - Этот гипнотизер охраняет золото. И он его нам так просто не отдаст.
  - А что этот парень вовсе даже не человек, а неупокоенный дух одного из сгоревших поселенцев - такая мысль случаем в твою голову не приходила? - ехидно спросил Андрюха.
  Я промолчал, не пожелав ответить на глупый вопрос.
  - Прекрати, Шар, себя накручивать! Лучше думай о том, что через неделю ты станешь самым богатым человеком в Новоахтанговске.
  - Это ты загнул. Вряд ли самым...
  - Ну, одним из них.
  Оставшуюся дорогу до поворота на северо-восток мы практически не разговаривали. Каждый из нас думал о своем.
  Изредка поглядывая на Рыбака, я видел легкую счастливую улыбку, озаряющую суровое лицо Винитту, вождя апачей. Наверное, он планировал свою новую богатую жизнь. Сигары по пятьдесят долларов за штуку и трехэтажный особняк - это так - понты. Я хорошо знал Андрюху и был уверен, что о главной своей мечте, которую, разбогатев, обязательно осуществит, он мне не сказал. Думаю, Рыбак хотел открыть свое собственное частное детективное агентство. Ему уже давно надоело работать под началом коррумпированных милицейских чиновников. Отдавать дела другим сотрудникам управления или еще кому-то - военной прокуратуре или эфэсбэшникам, закрывать дела по требованию руководства. Надоела текучка и писанина. Надоело все. Когда позавчера в комнате 'релаксации' Андрюха рассказывал мне про опера, который уволился из органов и ушел в частный бизнес, я понял: Рыбак ему завидует. Не тому, что этот бывший опер разъезжает на 'Ауди' новой модели и неплохо себя чувствует материально. Рыбак завидовал его свободе...
  А я думал о Вике.
  И не хотел больше оставаться свободным.
  Я хотел быть мужем и отцом.
  Не таким, как был раньше, а настоящим мужем и настоящим отцом. Я чувствовал - я смогу. Я ведь всегда понимал - лучше Вики женщины нет. Ее просто не существует. Не понимал лишь одного - зачем я тащился за каждой юбкой? Что и кому я пытался доказать? А главное - зачем?..
  Теперь все в прошлом, я поумнел, я стал другим. Но как об этом сказать Вике? Какие слова надо сказать, чтобы она поверила. И простила. Может, золото мне поможет?..
  Я представлял, как подъеду на новой шикарной машине к нашему дому, припаркуюсь в кармане рядом с Викиным карамельно-сиреневым 'Марчем', и чинно шествуя через двор, буду ощущать на себе Викин взгляд из окна. Он будет удивленным... А может, радостным?.. Потом я поднимусь на лифте на седьмой этаж, нажму кнопку звонка. Откроет дверь Вика, и я скажу ей...
  Я ей скажу: 'Здравствуй, жена!..'
  Нет, я скажу ей: 'Вика, я разбогател и купил дом! Поедем в наш новый дом...'
  Нет, опять не то!
  Я скажу ей: 'Любимая! Давай начнем новую жизнь в новом доме...'
  Блин!!! При чем здесь дом?! Глупости какие-то! Что я, покупать ее приехал? Не те слова...
  Так что я ей скажу? Какие слова?..
  Я перестал искать варианты, я понял: правильные и нужные слова еще не пришли. Но они обязательно придут, так сказал мне Николай Христофорович Полторак. Он сказал: 'Съезди куда-нибудь. Ни о чем не думай. Наступит момент, слова придут. Сами наружу попросятся'. И я верил старику.
  Съезди куда-нибудь...
  Вот я и поехал.
  И не просто так - отдыхать, развлекаться, отвлекаться... Я поехал к богатству. К своей судьбе. И к своему счастью. Может быть...
  Рыбак прижался к краю дороги и остановил джип. Но глушить мотор не стал.
  - Тебя сменить? - спросил я, очнувшись от своих мыслей, еще не вполне осознав, где мы находимся.
  - Да поздно предложил. Кажется, приехали. - Рыбак развернул карту, в которой пунктиром был нанесен фломастером маршрут экспедиции Михаила Каверзнева. - Вроде бы вот что-то, похожее на лесную дорогу. - Он показал на едва заметный просвет в сплошном лесном массиве. - Если прикинуть по масштабу, километра четыре, четыре с половиной езды по этой звериной тропе. А потом пешком.
  Действительно, лесную дорогу иначе, как звериной тропой назвать было нельзя. Трясло в Андрюхином джипе, у которого уже давно умерли все амортизаторы ужасно. Передвигались мы крайне медленно - дорога шла в гору, да к тому же нам приходилось объезжать множество ям, куч валежника и большие кочки. Не проехали мы и трех километров, как я взмолился:
  - Слушай, Андрюха, давай уже пешком пойдем! Невозможно эту тряску переносить! Пешком лучше и быстрее будет.
  Рыбак был неумолим:
  - Еще немного проедем, потерпи. Быстрее не значит - лучше. Чем дальше в тайгу заберемся, тем ближе придется на обратном пути золото на себе переть. Не понимаешь что ли?!
  Однако через пару сотен метров ему все-таки пришлось остановиться - звериная тропа еще не закончилась, но подъем на сопку стал слишком крутым. Четырехцилиндровый движок джипа хрипел и захлебывался в кашле. Андрюха выбрал площадку поровнее и, косо вырулив на нее, заглушил мотор.
  - Приехали, - зло сплюнул он, выбираясь из джипа, - этот перевал моему 'коню' не одолеть! Разгружаемся!
  - Правильней сказать: загружаемся, - заметил я, разминая затекшие чресла. - Маскировать твоего 'коня' будем?
  - А на хрена? Кто его угонять станет? Медведи что ли? Кстати, о медведях и прочих лесных зверушках! Ты стрелять-то умеешь? - Рыбак сунулся в кабину и вытащил откуда-то из-под сидения пистолет Макарова в кобуре и АКМС. Калаш закинул себе на плечо, а Макара и две запасные обоймы протянул мне. - Вот этот рычажок, - принялся мне объяснять, - предохранитель...
  - Да знаю, - отмахнулся я. - Я же, как-никак офицер запаса. У нас в меде военная кафедра была. И на полигон нас стрелять возили.
  - И каковы у офицера запаса были результаты стрельбы? - с иронией в голосе поинтересовался Андрюха.
  - С трех шагов не промахнусь, - заверил я друга.
  - Ну что, нормально, - кивнул Рыбак, - Но все-таки не рекомендую подпускать косолапого так близко. Начинай палить с десяти шагов. И не жалей патронов, у меня еще в рюкзаке есть. А лучше вот что - как только заприметишь кого, мне скажи. Хорошо?
  - Договорились.
  Навьючив рюкзаки, мы отправились в путь.
  Сначала шли плечо в плечо, но Андрюха взял такой темп, что минут через десять ходьбы в гору, я стал отставать. Едва я оказался в кильватере, сразу понял, что так идти значительно легче - не надо выбирать дорогу, надо просто ступать след в след за Андрюхой. У него здорово получалось прокладывать маршрут. Он всегда правильно выбирал - с какой стороны обойти валун или кочку, за какую ветку ухватиться, перескакивая через овражек, когда надо вовремя пригнуться, чтобы не шандарахнуться башкой о наклоненный ствол заваливающейся сосенки.
  - Ты что, горным туризмом занимался? - спросил я, запыхавшись.
  - Приходилось, - бросил он, не оглядываясь, и добавил: - В Чечне. Три года назад.
  Рыбак был в Чечне?! А я и не знал... Он мне никогда не рассказывал, что ему пришлось повоевать.
  - Это когда ты сказал мне, что был в командировке? Ты тогда воевал в Чечне?
  - Воевал - это громко сказано. Так... полазили по горам, постреляли маленько. Ты поменьше разговаривай, Шар, устанешь. И вообще... - Рыбак остановился и посмотрел на меня скептически. - Надо было тебе спортом хоть чуть-чуть заниматься. Или хотя бы физкультурой. Малохольный ты, Серега. Вот вернемся, займусь твоим физическим воспитанием.
  Я вытер рукавом пот со лба.
  - Может, перекурим?
  - Не советую. Совсем задохнешься. Устал - давай малость отдохнем. А курить на большом привале будем.
  Андрюха скинул рюкзак и сел прямо на землю. Сорвал травинку и принялся ее сосредоточенно грызть. Я тоже снял рюкзак и упал рядом. Немного полежав, приподнялся на локтях и сказал Рыбаку с обидой в голосе:
  - Ты мне никогда про Чечню не рассказывал!
  - А я об этом факте своей биографии вообще никому и никогда не рассказываю.
  - Мне расскажешь?
  Рыбак посмотрел на меня, помолчал и неопределенно ответил:
  - Как-нибудь...
  Потом он достал карту и углубился в ее изучение. Я тоже взглянул через его плечо в зелено-коричневый листок и к своему стыду отметил, что школьные знания географии начисто выветрились из моей памяти. И пожалел, что, налегая на химию и биологию, проигнорировал географический кружок, который вел Полторак. Собственно, даже не знал, что он ведет такой кружок.
  - Правильно идем? - спросил я.
  - Вроде правильно. Скоро перевал. Залезу на дерево, определюсь с высоты и тогда точно скажу. Все. Пора идти. Нечего рассиживаться. Скоро полдень, а мы еще первую сопку не одолели. А Миша Каверзнев писал, что они с Витей и Кузей до первого привала аж четыре сопки прошли.
  - Каверзнев геологом был, ему не в диковинку по горам шастать. И Витя с Кузей - таежники.
  - Ну да, - сказал Рыбак, поднимаясь и берясь за лямки своего рюкзака, - им легче было. А мы с тобой...
  Он не закончил, закинул рюкзак за спину, помог навьючиться мне и двинулся вперед. Я поспешил за ним. Мне казалось, после небольшого отдыха у Андрюхи сил прибавилось - так резво он зашагал - а у меня нет. У меня их стало меньше, если судить по тому, что поклажа потяжелела. Я шел и думал: как же мы понесем золото? Если сейчас у меня за плечами в легком но прочном капроновом рюкзаке лишь десяток пакетиков 'кириешек', фляжка с водой, несколько банок тушенки и еще кое-какая мелочь, а язык уже по земле волочится и мокрый весь, то, каково мне будет с парой золотых крынок на горбу? Прав Андрюха, надо будет собой заняться - тренажерный зал посещать, бегать по утрам, зимой - лыжи...
  До перевала дошли, на дерево Андрюха слазал. Спустившись, сообщил, что все нормально, но надо ускориться. Не знаю, ускорился я или нет, но к вечеру мы преодолели только две с половиной сопки. На перевале третьей, решили устраиваться на ночь.
  Спали поочередно - по два часа - сначала он два, потом я два. А потом еще по два. Вернее, так: в последнюю свою, утреннюю смену Андрюха расщедрился и позволил мне задержаться в объятиях Морфея на час больше. Пока я дрых, он приготовил плотный завтрак - вскипятил на костре воду для кофе и разогрел две банки тушенки.
  Позавтракав, мы отправились в путь.
  У меня болели руки и ноги, ныла спина, но очень скоро все симптомы вчерашнего переутомления прошли, и мне даже показалось, что земля под ногами, покрытая толстым ковром мха и густо припорошенная серой хвоей обрела некую упругость, а кочек и валунов стало меньше или они сами уменьшились в размерах. Так дело пойдет, думал я, скоро от Рыбака отставать перестану.
  Но только я так подумал, пошел дождь. Он лил не переставая, и мы промокли до нитки. Сушиться было негде и переодеваться не во что. Идти промокшему по мокрой тайге - это, скажу я вам, удовольствие сомнительное. Скорость нашего передвижения естественно резко упала. Я стал отставать от Андрюхи и сильно, часто оскальзывался и падал. Измазался весь, как чушка!
  'Таежники, блин! - Ворчал я мысленно. - Кладоискатели гребаные! Собрались на скорую руку. Ни какой одежды запасной с собой не взяли, ни чего такого, чтобы от дождя спрятаться - ни дождевиков, ни сапог резиновых. И синоптики, суки как всегда наврали! Обещали всю неделю без осадков!..'
  - Ничего, - попытался ободрить меня Рыбак, дождавшись, когда я его догоню, - скоро дождик закончится...
  - Дождик?.. Дождище, я бы сказал!
  - ...закончится дождик, - продолжил Рыбак, проигнорировав мое замечание, - и одежда сама на нас высохнет. Спускаться с сопки по южному склону будем, а там деревья пореже растут. На ветерке в момент просохнем.
  Так оно и произошло. Часа через два дождь закончился, и выглянуло солнце, а южный склон сопки оказался почти лысым. И, слава богу, каменистым и достаточно пологим. А то пришлось бы нам поучаствовать в новейшем виде спорта - горном слаломе на заднице по мокрому мху. Тем не менее, спускались мы осторожно. Шли по диагонали, внимательно глядя под ноги и придерживаясь руками за мохнатые лапы низкорослого пихтача.
  Не скажу, что одежда высохла, но слегка подвялилась. Зато я продрог на ветру капитально. На привале мы просушили одежду и обувь у костра.
  Не смотря ни на что, сегодня мы прошли больше, чем вчера - сказывались приобретенные навыки передвижения по сопкам. И ноша не так тяготила. Собственно, ее чуть меньше стало. На пару банок тушенки, на горсть сухарей и на пол-литра (полкилограмма!) питьевой воды.
  Но, конечно, главным стимулом увеличения скорости явился внутренний настрой - мы приближались к богатству!
  - Завтра будем на месте, - сказал Рыбак засыпая. - Возьмем золотишка, сколько сможем унести и... баиньки.
  Наверное, он хотел сказать: пойдем домой...
  Я чихнул в ответ, но Андрюха уже не услышал и поэтому не сказал: будь здоров!
  
  
  
  
  5.
  - Ну и где это долбанное пепелище? - Рыбак остановился, сбросил рюкзак с плеч и нервно закурил.
  Радуясь остановке, я в ту же секунду упал у его ног, даже поленился освободиться от поклажи. Сегодня на маршруте мы побили вчерашний рекорд, не говоря уже о пути, пройденном позавчера.
  Всю вторую половину сегодняшнего перехода мы с Андрюхой постоянно осматривались по сторонам, боясь пройти мимо места, отмеченного Каверзневым на карте, но ничего похожего на сгоревшее поселение видно не было - ни обугленного столба, ни единого просвета в сплошной стене хмурого леса. Между тем подходил к концу третий день нашей 'прогулки' по тайге.
  - Темнеет, - сказал я, ужом выползая из-под рюкзака.
  - Сам вижу, - огрызнулся Рыбак.
  - А может, мы не туда идем?
  - Давай на ночлег устраиваться. Утро вечера мудренее.
  - Логично...
  
  Меня разбудила сосновая шишка, упав сверху и колко ударив в лоб.
  Я с трудом продрал глаза и потер защипавшее место. Громко чихнул, потом еще два раза.
  Я еще вчера почувствовал, что заболеваю. Хреново мне было, но я крепился. Шел за Андрюхой, старался не отставать от него, и у меня это с трудом, но получалось. Главное, думал я, не дать себе расслабиться. Не думать о простуде, и все пройдет. Лечиться все равно нечем. Поговорка 'сапожник без сапог' - это про меня. У меня и дома никаких медикаментов не было. Нет, когда мы с Викой жили, всегда была аптечка, на кухне висела. Но лекарства Вика покупала - она аптечкой ведала.
  Я огляделся.
  Рыбака рядом не было, АКМС стоял, прислоненный к толстому стволу сосны, под которой мы с ним вчера завалились спать. Я взглянул наверх и увидел, что ветви сосны неестественно шевелятся, дергаются. Вот и еще несколько шишек упало. Одна мне по макушке попала.
  И тут же сверху раздался Андрюхин мат:
  - ...твою мать! Ни хрена не видно!
  Я посмотрел на часы. Почти десять часов утра. Ого! Сегодня Рыбак вместо положенных двух часов сна дал мне целых четыре. Наверное, с утра пораньше сам обшарил все вокруг и ничего не найдя, решил влезть на дерево.
  Костер уже остывал; я подбросил в него заготовленных с вечера сухих сучьев и принялся раздувать пламя.
  Рыбак слез с сосны. Злой.
  - Ни хрена не видно, - повторил он раздраженно. - Все деревья на одном уровне, а на самую макушку залазить побоялся - тонкая. Не птица чай! Грохнусь и расшибусь к чертовой бабушке! Ну..., что делать будем, напарник?
  Я пожал плечами.
  - Тогда пойдем... - Рыбак на минуту задумался, - направо или налево пойдем?..
  - Может, вперед? - робко предложил я.
  - Оно должно быть где-то здесь...
  - Что?
  - Да пепелище это! Что же еще? Если только...
  - Что? - как попка повторил я.
  - Если мы вообще той дорогой идем.
  - Как это?..
  - Ну..., может, мы с трассы не там свернули... Не доехали до нужного места, или переехали... Пойдем направо, - решительно сказал Рыбак. - Перекусим и пойдем.
  - А может, лучше вернуться и начать все сначала? - брякнул я, тут же испугавшись собственного предложения. Возвращаться к трассе, потом опять идти вглубь тайги..., терять уйму времени! Однако, поразмыслив, понял, что мое предложение не так уж и нелогично и оно имеет право на существование, хотя бы в качестве альтернативного варианта.
  - А что? - я стал развивать свою мысль. - Действительно, Андрюха! Вернемся к началу пути и попробуем поискать другой сверток. А то ведь так и заблудиться недолго.
  Рыбак пристально посмотрел мне в глаза, но ничего не сказал. Но я понял по его погрустневшим вдруг глазам, что он мог бы мне ответить.
  Он мог бы сказать: 'А мы и так уже заблудились...' и добавить насмешливо: '...напарник'
  Впрочем, может, я ошибался. Рыбак - мужик бывалый.
  - Хорошо, - покорно согласился я, - пойдем направо.
  Позавтракав, мы покинули место ночлега, и продолжили наш путь в западном направлении.
  Шли минут сорок - пятьдесят, может, час, я не смотрел на часы. Я вообще никуда не смотрел - ни по сторонам, ни под ноги - и ни о чем не думал. Продираясь за Рыбаком сквозь непролазную чащу, берег глаза, уклоняясь от колючих веток, которые хлестали меня по лицу.
  Вдруг Андрюха остановился, и я ткнулся носом в его рюкзак.
  - Слышишь? - он поднял палец вверх, требуя тишины.
  Я замер и прислушался.
  - Шум какой-то. Может ветер?..
  - Это река шумит, - тяжело вздохнул Рыбак. - Ахтанговка.
  - А может, не Ахтанговка? Может, ручей какой-то?
  - Нет, Это река, а не ручей. На порогах волна разбивается. Ручей журчит, а река на порогах ревет. Вот так, как сейчас.
  - Это плохо?
  - Да, в общем-то, не очень. По крайней мере, теперь нам известно направление, в котором надо идти.
  - И что это за направление? - Наверное, я глупость сказал, потому что Рыбак вздохнул еще тяжелее:
  - Прямопротивоположное.
  Я поискал глазами место, на которое можно было присесть - пенек или кочку, но ничего такого не было.
  - То есть, мы шли..., - начал я.
  - То есть мы не доехали километров десять до того места, где нам надо было свернуть в тайгу. И, похоже... - Рыбак достал карту, посмотрел в нее и что-то посчитал в уме, - километров на двадцать скосили в сторону. Ерунда! Какие-то вонючие тридцать километров отделяют нас от счастливой жизни! Сейчас дойдем до реки, полюбуемся ее красотами, подмоем места потаенные... Да и запасы воды пополнить не лишним будет. Ахтанговка хоть и в Поднебесной начало берет, но думаю, засрать ее отходами производства китайцы еще не умудрились. Ведь там, у истока тоже цивилизации нет никакой. Как и здесь.
  Конечно, я не признал в этом зажатом между сопок бурном потоке мою любимую, спокойную широкую и величавую Ахтанговку, на берегах которой провел все детство, юность и..., короче - всю жизнь. Тем не менее, зрелище было великолепным. На том участке реки, куда мы с Рыбаком вышли, начинался каскад порогов. Быстрые воды выбегали из-за поворота лесистой сопки и стремительно неслись к черным камням, чтобы разбиться о них в брызги и пыль. Над порогами тянулось ввысь и закручивалось облако водяной пыли, похожее на торнадо, и в этом веретенообразном облаке расцветала радуга, и часто-часто мелькали серебряные торпеды идущей на нерест вверх по течению рыбы.
  Однако вдоволь налюбоваться этой красотой нам не пришлось.
  - Что это? - озадаченно промолвил Рыбак.
  - Где?
  - Вон там. - Он показал рукой в противоположную от порогов сторону. - Зверек какой-то в воде барахтается. Медвежонок что ли...
  Я посмотрел, куда он указал. Что-то темное и небольшое, но явно живое несло течением в нашу сторону. Существо то погружалось в пенную воду, то снова выныривало, отфыркивалось и поднимало кучу брызг.
  - Человек! - вдруг догадался я. - Андрюха, это же человек!!!
  - Только маленький человек. Я бы сказал, человечек.
  - Ребенок! Он же сейчас разобьется о камни!
  Не раздумывая, я бросился в воду.
  Меня сносило, течение было очень быстрым, но желание спасти ребенка придавало мне сил. Я шел к середине реки по скользким камням, оскальзывался, запинался, падал и снова поднимался. Большие рыбины тыкались в меня, обходили стороной и продвигались вверх. Можно было позавидовать их силе и упорству.
  Ребенка вынесло прямо на меня. Я поймал его, прижал к себе, но не удержался, упал, и нас понесло на камни обоих. Если бы не Рыбак, подвига мне совершить не удалось бы. Андрюха схватил меня за шкирку и потащил к берегу. Силенок у моего друга было не занимать. Я лишь слабо пытался переставлять ноги, тащил он. Зато я крепко держал малыша в своих объятиях.
  Через минуту мы уже сидели на прибрежной гальке и стучали зубами от холода и пережитого волнения. Я еще и по другой причине.
  Спасенным ребенком оказался пацан лет пяти-шести от роду - так я примерно определил его возраст. Но может быть, и старше. Уж очень он был худ, а потому казался мелким. Одет был странно. Скажем так - слегка необычно. Длинная, ниже колен рубаха, скорее всего, холщевая. Подпоясан самодельным кожаным ремнем, вернее - кожаной полосой. Такая же полоса только чуть тоньше охватывала его головенку. Волосы у мальчугана были темные и длинные - до плеч. Судя по всему, в парикмахерской он не бывал с рождения. Без штанов, к тому же босой, и это меня поразило больше всего. Однако, поразмыслив, я подумал, что штанов могло и не быть, учитывая длину рубахи, а обувь малец наверняка потерял, когда барахтался в реке.
  - Ты как здесь оказался? - спросил я его.
  Мальчишка молчал, хлопал глазами и переводил удивленный, но совершенно не испуганный взгляд то на меня, то на Рыбака.
  - Ты один, что ли в тайге, Маугли? - строгим тоном спросил у пацана Рыбак. - Где твои родители?.. Ты вообще, говорить-то умеешь?
  - Папа! - подал голос мальчик и показал пальцем нам Рыбака.
  - Папа?.. - опешил Рыбак. - Ты ошибся, мальчик! Я не твой папа.
  - Папа, - твердо повторил пацан, продолжая указывать на Рыбака.
  Мы услышали звук быстрых шагов за нашими спинами, обернулись и тут же поняли в чем дело - вдоль берега шел, почти бежал в нашу сторону какой-то бородатый мужик. Мальчик показывал пальцем не на Андрюху, а через его плечо на своего отца.
  - Ну что же вы так, папаша... - начал Рыбак, но тут же замолчал, так как бородач, не обращая на нас внимания, подбежал к сыну, опустился на колени и стал ощупывать руки и ноги своего чада. Убедившись, что ребенок цел и невредим, он воскликнул:
  - Дух реки спас тебя, Егор! Хвала тебе, Дух реки!
  Он встал и в пояс поклонился речному порогу. Потом приказал сыну:
  - Поблагодари, Егор, речного Духа.
  Егор последовал примеру отца - встал и чинно поклонился реке.
  Мы стояли в замешательстве. При чем здесь какой-то дух? И вообще - что все это значит? Кто эти люди? Что они делают в тайге и почему так странно одеты?
  Одежда отца практически не отличалась от одежды сына - такая же длинная холщевая рубаха, такой же ремень и полоска кожи на голове. Только он был в штанах и на ногах самодельные кожаные чуни. Да рубаха расписана какими-то странными знаками. Знаки на груди, на спине, на рукавах. Так же нестрижен, и борода до середины груди. Оружия у странного мужика я не увидел, и вещей никаких не было - ни вещмешка, ни какой-нибудь корзины или короба. Хотя, возможно, их лагерь где-то здесь недалеко...
  - Пошли скорей домой, сынок, - ласково сказал бородач Егору, беря его на руки и прижимая к груди. - Ты весь мокрый. Замерз, наверное.
  - Совсем не замерз, - заверял Егорка отца. - И совершенно не испугался. Я знал, что Дух реки не даст мне погибнуть. Ведь я еще не выполнил того, что должен.
  - Конечно, сынок! Мы все надеемся на тебя...
  - Э..., любезный, - снова обратился к мужику Рыбак, заметив, что эти двое собираются уходить, - вы бы хоть поздоровались и представились ради приличия. Я уже не говорю о словах благодарности. Ведь это же мы с товарищем как-никак, а не какой-то там мифический дух спасли вашего Егорку. Кстати, меня зовут Андреем. А это мой друг Сергей. Между прочим, он первым бросился в воду и перехватил Егора чуть ли не у самого порога.
  Бородач, наконец, обратил на нас с Андреем внимание и скупо улыбнувшись, сказал:
  - Спасибо и вам! Вы вовремя оказались у реки и помогли речному Духу спасти моего сына. Я не буду вас убивать.
  - Ого! - Рыбак поправил ремень АКМСа на груди. - На такую благодарность я и не рассчитывал! Впервые такое слышу...
  - Меня зовут Иваном, а это мой сын Егор. Мы оба благодарны вам. Егор тоже не будет вас убивать.
  Мы с Рыбаком переглянулись. Я пожал плечами:
  - Может, это просто такая форма благодарности? Образно, так сказать...
  - Может быть, - согласился Рыбак и повернулся к бородачу: - Иван, как ты мог заметить, мы тоже слегка вымокли, а запасной одежды у нас нет. А кажется мне... - Андрюха взглянул на небо, - кажется, дождь собирается. Сушиться будет проблематично... Вы где-то здесь неподалеку обосновались? Что там у вас - шалаш? Землянка?.. Дадите приют на короткое время двум уставшим путникам? Отдохнуть, обсохнуть...
  Иван тоже поглядел на небо, но с сомнением.
  - Дождя не будет, - уверенно сказал он. - Весь день будет солнечным. Туча сейчас уйдет и будет солнце. Но..., я и не собирался вас отпускать. Вы пойдете со мной. Поселок недалеко, за той сопкой. Идите за нами.
  Сказано это было тоном приказа.
  Почему-то идти за странным бородатым Иваном в какой-то неизвестный никому и не помеченный на карте поселок мне не хотелось. Несмотря на его обещание не убивать нас с Андрюхой. Не по себе немного стало. Почему-то вдруг вспомнился гипнотизер. Но Рыбак, судя по всему, моих опасений не разделял. Он весело мне подмигнул, снова поправил ремень автомата и сказал:
  - Гениталии-то свои мы помыть не успели, только помочили. А если есть поселок, значит...
  - Что?..
  Рыбак поскреб небритую щеку.
  - В каждом поселке есть баня - вот что! Я-то ладно, а вот тебе пропариться хорошенько и в тепле хоть ночку отлежаться не помешало бы. Я же вижу, что ты еле на ногах держишься. Неровен час - свалишься. А меня ты в качестве напарника здоровым больше устраиваешь. И еще..., ты знаешь что, вернее, кто в любом поселке, даже в таком заброшенном есть обязательно?
  - Лекарь какой-нибудь? Знахарь таежный?
  - Не-а, - помотал головой Андрюха и хитро улыбнулся. - Лекарь - это само собой... Девушки в любом поселке имеются, вот что. И женщины незамужние.
  - Кто о чем!
  - Я, Серый, без бани могу неделю обойтись спокойно. Даже больше. А вот без бабы... Я так устроен. Меня таким матушка природа сделала!
  Иван стоял с Егоркой на руках и внимательно, даже с интересом слушал наш разговор. Потом вдруг сказал, обращаясь к Рыбаку:
  - Девушек, готовых к зачатию в нашем поселке нет. Но женщин, которые с радостью примут твое семя достаточно. Хватит и тебе и твоему другу.
  - Сергею, - напомнил Рыбак.
  - И тебе, Андрей и твоему другу Сергею, - повторил Иван, словно намекал, что с памятью у него все в порядке, и внимательно посмотрел в сторону леса за нашими спинами. Я оглянулся, но ничего не увидел. - И баня есть не одна. А лекарь у нас каждый.
  - Так в чем дело стало? Пошли! - обрадовался Андрюха.
  - Сомневаюсь, - сказал я тихо, - что нам надо туда идти.
  Вдруг в том месте, куда только что взглянул Иван, затрещали кусты. Из леса вышел огромный бурый медведь, посмотрел на нас, глухо проворчал и тяжело ступая, двинулся в сторону второго порога.
  Андрюха заученным движением сорвал со спины автомат и, сняв его с предохранителя, передернул затвор.
  - Мишка нас не тронет, - спокойно сказал Иван. - Убери свое оружие, Андрей, оно не понадобиться. Но мы мешаем мишке. Надо уйти, он так сказал. Надо прямо сейчас уйти, а то он может рассердиться.
  - Кто сказал? - Андрей не стал торопиться, по-прежнему держал косолапого на мушке. Но на предохранитель автомат поставил.
  - Он сказал. Мишка.
  - Ты что, понимаешь язык животных? - с иронией в голосе спросил Рыбак.
  - А разве можно не понимать своих братьев? - удивился Иван. - Пошли. Не будем мешать Мишке рыбачить.
  Если бы не медведь, я бы точно никуда не пошел.
  
  
  6.
  Поселок староверов (иного я не смог предположить в силу абсолютного невежества в подобных вопросах) и впрямь находился недалеко. Он открылся нашему взгляду совершенно неожиданно, едва мы поднялись на пригорок. Расположенный у подножья могучей лесистой сопки, он с двух сторон охватывался сбегающими вниз к реке пригорками, на одном из которых мы стояли. Сопка словно бы заботливо укрывала таежное селение от ветров и от глаз посторонних своими крепкими мускулистыми руками.
  Поселок к моему удивлению оказался довольно большим - около сотни, а то и больше кряжистых изб, срубленных из толстых бревен и, наверное, столько же построек поменьше - бани или сараи... или еще что-нибудь.
  Над поселком вился легкий дымок, его сносило в нашу сторону.
  Рыбак покрутил носом.
  - Чем-то вкусным пахнет. Грибы что ли жарят... Чуешь, Шар?
  Я ничего не чуял, у меня был заложен нос, и меня трясло как припадочного. И вообще, мне хотелось сейчас только одного - завалиться куда-нибудь, где тепло, укрыться с головой и спать. Спать! Спать и ни о чем не думать - ни о золоте, ни о гипотетической счастливой жизни. Даже о Вике и о Лариске мыслей не было.
  - Знамо дело - грибы, - ответил за меня Иван. - Сейчас самое грибное время. Успевай - хватай, да в лукошко кидай. На зиму, почитай все запаслись уже.
  По дороге к поселку, Иван разыскал свое лукошко, брошенное в тот момент, когда он услышал далекий всплеск и крик сына о помощи.
  - А я свою корзинку утопил ненароком, - виновато признался Егорка.
  - Это ничего, - одобрительно кивнул головой Иван. - Это хорошо. Правильно. Ты отдал ее речному Духу. А он за это спас тебя.
  - Тьфу ты, блин! - сплюнул Рыбак. - Язычество какое-то...
  Мы ступили в поселок, а нам навстречу стали выходить из домов люди. Мы шли, а людей все прибывало. Вскоре, наверное, все жители поселка сбежались на нас поглазеть. Видимо, такие гости как мы с Рыбаком, здесь бывали не часто.
  - Слышь, Шар, - шепнул мне Андрюха, - какие-то они странные, не находишь? Не все, но многие.
  Я молча кивнул. Действительно, я сразу заметил на лицах многих поселян признаки вырождения. Скорей всего, были среди них и конкретные дауны. И я понял причину - изолированность от внешнего мира, внутриклановые межсемейные браки...
  И еще я заметил, что женщин было вдвое, а то и втрое меньше мужчин. Хотя, вполне возможно остальные бабы хлопотали у печек и не пожелали оставить свое занятие.
  Детворы тоже было мало и все как один - пацаны.
  На всех - на мужиках, на женщинах, на детях - были все те же длинные холщевые рубахи. Все мужики носили бороды и были стрижены под горшок, а женщины заплетали волосы в косы. У некоторых они висели спереди на груди, у других уложены на макушках змейкой.
  Рыбак бесцеремонно разглядывал представительниц женской 'половины' староверческого контингента, иногда подмигивал какой-нибудь особо понравившейся ему бабенке.
  - А ничего так экземплярчики попадаются! - восхищенно поцокал он языком. - Ты не находишь, Серый?
  Я не ответил, мне было совершенно по барабану - есть ли красавицы в этом русском селении или здесь живут одни дурнушки. Я практически вырубался.
  - Егорка, - сказал Иван сынишке, - сбегай-ка к старцам, сынок, скажи, что я привел двух чужаков. Я их в наш дом пока отведу, а там - что старцы решат... Только не задерживайся! Тебе после купания в холодной речке в баньке прогреться надо.
  Егорка умчался. За ним побежало еще несколько мальчишек. За компанию, как это принято у всех пацанов. А мы с Андрюхой пошли дальше вслед за Иваном. Собственно, идти было недалеко - дом Ивана был пятым по счету от пригорка.
  - Стопи-ка баньку, Анфиса, - ласково сказал Иван вышедшей нам навстречу миловидной женщине лет тридцати, по-видимому, жене. Поставив лукошко на крыльцо, поцеловал ее в щеку. - А мне надо хворым заняться, отвар приготовить, напоить его и спать уложить.
  Меня слегка удивило это проявление нежности.
  Я считал, что в российских деревнях подобного отношения к женщине не бывает. Мужчина - хозяин, глава семьи и главный добытчик, он должен быть строгим и всегда подчеркивать свое превосходство. Он должен приказывать бабе, а не просить ее сделать то или это. И уж тем более, не целовать на людях. И вообще, я считал, что колоть дрова и топить баню - мужское занятие, а стелить постель, готовить снадобья и ухаживать за больным - бабья работа. Во всяком случае, именно такие взаимоотношения полов и распределения обязанностей рисовались мне на основе моего не слишком богатого 'деревенского' опыта почерпнутого в основном из художественных фильмов о русской глубинке. Хотя..., может, у староверов, все иначе?..
  - Так уже стопила, Ванюша! - счастливо улыбнулась Анфиса, украдкой бросив на нас с Рыбаком взгляды - на меня короткий, на Андрюху более долгий. - К вашему с Егоркой приходу постаралась.
  - Спасибо, родная, - улыбнулся в ответ Иван и, повернувшись ко мне, сказал: - Тебе, Сергей сегодня в баню нельзя. К завтрему оклемаешься, пропарим тебя с Анфисой как надо. А ты, Андрей ступай в баню. Вот она, - он махнул рукой в сторону приземистого сруба, из трубы которого струился ручеек колеблющегося жара. - Чистое белье тебе Анфиса принесет. И веничком тебя похлещет знатно. - И снова, повернувшись к жене: - Пропарь гостя от души, ладно?.. И Егорка сейчас прибежит, я его к старцам отправил. Его тоже пропарить хорошенько надобно. Только сперваначалу я его мазью целебной натру. Сынок-то наш в речке студеной искупался.
  - Вот ведь! - всплеснула руками Анфиса. - Да как же так?!..
  - С обрыва сорвался наш малец. Понесло Егорку на камни, к неминуемой гибели понесло. Да спас его речной Дух. Хвала ему!
  - Хвала! - эхом отозвалась Анфиса.
  - Дурдом, - проворчал Рыбак.
  Во время разговора Ивана с супругой он не отрывал от Анфисы восхищенного взгляда, а когда услышал, что именно она станет ему банщиком, довольно осклабился. Эти взгляды и наглая рыбаковская ухмылка не остались незамеченными Иваном.
  - Ежели гость приставать удумает, - строго сказал бородач, - ты его ухватом. Или ковшом по лбу.
  Сказал больше Андрюхе, чем жене. Анфиса молча кивнула.
  - Вот старцы скажут, - продолжал Иван, - тогда...
  - Да не хочу я этого, Ванюша!
  - Ну..., не нам с тобой решать, - вздохнул Иван.
  - Дурдом, - повторил Рыбак и направился к бане. Остановившись возле низкой двери, обернулся и, взглянув на меня, покрутил головой и сказал: - Ни хрена не понимаю!
  Я тоже ничего не понимал.
  Что это за недомолвки между Иваном и его супругой? И что должны решить какие-то старцы? Старцы - это наверняка что-то вроде местного начальства. Они что-то должны решить в отношении нас с Андрюхой. И их решение каким-то образом коснется Ивана и его жены. Непонятно...
  - Кипяток в печи, Ванюша, - проворковала Анфиса. - Я его в очелок поставила, прям перед вашим приходом. Как знала, что отвар понадобится.
  - Спасибо, родная.
  Иван, увидев, что я стою и заметно покачиваюсь и что уже почти готов грохнуться на землю, взял меня под руку и завел в дом. Подвел к широкому топчану, стоящему сбоку от печи, усадил и приказал раздеться.
  - Совсем? - спросил я.
  Иван молча кивнул и пока я стаскивал с себя влажную одежду, занялся приготовлением отвара - нащипал от веничков, подвешенных к потолку над печкой каких-то трав, достал из печи горшок и, бросив в пиалку травы, залил их кипятком из горшка. Потом ушел куда-то, а я остался сидеть как дурак в одних трусах на топчане. Сидел и стучал зубами. В натопленной избе было тепло, но я никак не мог согреться.
  В горницу вошла Анфиса. Склонив голову набок, скептически на меня посмотрела. Сказала грустно:
  - Хлипкий какой... Кожа да кости.
  Я встал и, стащив с топчана лоскутное одеяло, укутался им.
  - А вы из меня похлебку варить собираетесь? - попытался пошутить я, но женщина моей шутки не поняла, или сделала вид, что не поняла, ответила вполне серьезно:
  - Зачем похлебку? Мы ж не звери какие. Ты со своим другом для другого в поселке надобен.
  - И для чего же, если не секрет? - спросил я, но Анфиса не ответила. Напротив, спросила меня:
  - А ты женат? Жена-то есть у тебя?
  - Женат. - Я хотел добавить 'пока', но не стал.
  - И детки есть у тебя?
  - Дочь есть.
  - Дочь? - удивленно переспросила она, округлив глаза.
  - Ну да, дочка. А что здесь такого необычного?
  Анфиса промолчала.
  - А вы не ответили на мой вопрос, - напомнил я. - Чем, по вашему мнению, я и мой друг Андрей можем быть полезными в вашем поселке?
  Анфиса лукаво улыбнулась, и, я понял, готова была ответить, но тут вернулся Иван с маленькой баночкой в руках, глянул на меня, закутавшегося в одеяло, и спросил:
  - Исподнее тоже снял?
  Я выразительно посмотрел на стоящую рядом Анфису. Та хмыкнула и вышла из комнаты. Наверное, ушла собирать белье ожидающему ее в бане Рыбаку.
  Я скинул с плеч одеяло и послушно снял трусы. Иван велел мне лечь на топчан и когда я устроился, принялся растирать меня принесенной мазью. Руки у Ивана были сильными и умелыми. Сначала я испытывал боль, но понемногу притерпелся и перестал обращать на нее внимание. То ли от массажа, то ли от впитываемой кожей мази, мне становилось все теплее и теплее. Вскоре вообще жарко стало.
  Иван укрыл меня одеялом, и, держа пиалку в своих руках, заставил выпить все лекоподие до дна. Отвар оказался не противным, даже не горчил нисколько, наоборот, был сладковатым и слегка вязал во рту.
  - А теперь спи, - сказал Иван. - К утру полегчает.
  Я закрыл глаза, но сон не сразу пришел. Я лежал и ни о чем не думал, наслаждался теплом и покоем. Слышал, как разговаривали во дворе Иван с Анфисой. Неразборчиво, но я и не прислушивался. Потом прибежал Егор, Иван завел его в избу и тоже велел раздеться. Растирал его где-то в другой комнате, я слышал, как пацаненок верещал и жаловался отцу:
  - Больно, пап! Ну, больно же!..
  - Терпи, сынок, - нежно говорил отец. - Тебе простывать нельзя. Никак нельзя. Ты должен здоровым вырасти. На тебя вся наша надежда...
  Потом я услышал далекий Андрюхин смех...
  
  Откинув одеяло, я встал с топчана.
  Я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. В комнате царил полумрак, и мне вдруг очень захотелось увидеть солнце и вдохнуть свежего воздуха.
  Я осмотрелся.
  Моя одежда, выстиранная, высушенная и отглаженная, лежала стопкой на табурете посредине комнаты. Быстро одевшись, я вышел во двор. Увидев не то, что ожидал, я почему-то совершенно не удивился.
  Прямо передо мной расстилалась огромная, залитая солнцем поляна. Даже не поляна, а ровный аккуратно подстриженный зеленый газон. Посредине газона возвышалась белая беседка с остроконечной крышей, и из нее доносился смех Андрея.
  Я подошел поближе и позвал:
  - Андрюха!
  Рыбак ответил, не выходя из беседки:
  - Иди сюда, Шар! Иди, иди, не пожалеешь.
  Я вошел в беседку.
  Пол беседки был застелен толстым белым ковром, а по периметру разложены большие подушки. Рыбак возлежал на подушках в окружении десятка красивых женщин. Посмотрев на них, я вдруг понял, что все красотки как две капли воды похожи на Анфису, жену Ивана. Все они были голыми и у всех распущены волосы. А Рыбак был одет в серую полевую милицейскую форму, на груди орден и две медали. Вместо пилотки - венок из ярких оранжевых огоньков.
  - Откуда огоньки? - удивился я. - Сейчас же вроде бы осень...
  - Весна, Серый! Здесь, всегда весна! - радостно сообщил мне Андрюха. - Мы с тобой попали в удивительное место. Это просто рай какой-то!
  - Да, - согласился я, - место действительно... странное.
  - Присоединяйся, - предложил Рыбак. - Мы неплохо проведем время с барышнями.
  - Но нам же надо идти! Ты забыл?..
  - Не хочу никуда идти. Мне здесь хорошо.
  - Но ты же сам предложил. Золото... - я осекся, глянув на Анфис.
  - Золото? Ха-ха-ха! - рассмеялся Рыбак. - А зачем мне золото? Чтобы построить свой маленький индивидуальный рай? Так я уже в нем! Ты присмотрись - разве это не рай? Вечная весна и прекрасные женщины! А золото... Его и здесь полно. Ты глянь!..
  Рыбак повел рукой перед собой, и я увидел, что весь центр беседки заставлен блюдами с фруктами и всевозможными яствами, а между блюдами стоят кувшины, наполненные, по-видимому, вином. И блюда и кувшины были золотыми.
  - Да хрен с ним, с золотом! - продолжал Андрюха. - Дороже золота любовь этих прекрасных дам.
  - Я бы сказал, одной дамы. Ведь это Анфиса, жена Ивана!
  - Ошибаешься, Серега! Это не Анфиса. Это ее сестры. И они такие разные!
  - А выглядят одинаково...
  - На то они и сестры. Но внешнее сходство еще не говорит о том, что у них одинаковые темпераменты и схожие... м... м...
  - Андрей! - прервал я его мычание, - так ты идешь, или остаешься?
  - Остаюсь. Лети один.
  - Как это лети?..
  - А вот так! - Рыбак высвободился из объятий двух ближних сестричек и помахал руками. - Не хочешь оставаться с нами - лети, куда хочешь. Тебе карту дать, или так дорогу найдешь?
  - Да пошел ты!
  Я вышел из беседки и...
  Ноги мои оторвались от земли, я взлетел. Сначала я кружил над поляной, с каждым витком поднимаясь все выше. Белоснежная беседка, где в компании с десятью сестрами Анфисы остался пировать и предаваться плотским утехам мой друг Андрей Рыбаков, и откуда доносился до меня его смех и женские визги, медленно уменьшалась в размерах. Вскоре она превратилась в яркую белую точку.
  И тогда я полетел на север, в сторону города. Я знал, лететь надо именно на север...
  Мне нравилось состояние полета. Подо мною расстилалась бескрайняя тайга. Она была похожа на зеленое море - сопки как волны на его поверхности.
  Я летел к дому, я приближался к нему.
  Но вдруг почувствовал, что падаю.
  Разобьюсь же, мелькнула страшная мысль. Разобьюсь и никогда не увижу жену и дочку!
  Вика!!
  Лариска!!!
  Перед самой поверхностью скорость падения резко уменьшилась. Я спланировал по крутой касательной и упруго встал ногами на землю, покрытую мхом.
  Оглядевшись, понял, что стою посреди пепелища. Вокруг меня прямоугольные ямы двухметровой глубины, похожие на разрытые могилы. Возле каждой ямы гранитный стол, а на нем мертвец.
  Это было похоже и на кладбище и на морг одновременно - какая-то картинка из фильма ужасов.
  Мертвецов я не боялся. В детстве, конечно, да - боялся. Повзрослев, бояться перестал, и все же некая оторопь при виде покойника меня брала. Во всяком случае, один на один с мертвецом я бы остаться не решился. Помню, когда умерла бабушка, мамина мама...
  Мне тогда было четырнадцать лет. Бабушка лежала в зале сначала на снятой с петель кухонной двери, потом привезли гроб и бабушку переложили в него. А крышка гроба стояла у входной двери на лестничной площадке. Практически всю ночь я провел в соседней комнате один - мама с папой сидели в зале у гроба. Мне было не по себе. Я лежал, смотрел на полоску света под дверью и прислушивался. Мама и папа в основном молчали, и для меня было радостью, если кто-нибудь из них вздыхал и произносил какие-то слова. Я не разбирал слов, но это были голоса живых и родных мне людей.
  Я все-таки уснул, сам не заметил как. А наутро родители ушли по делам - хлопот в связи с похоронами всегда много.
  - Я скоро приду, - пообещала мама. - Побудешь один с бабулей?
  Я сказал:
  - Побуду...
  Ох, как мне не хотелось оставаться одному!
  - Я попрошу соседку прийти побыть с тобой.
  - Хорошо, - сказал я.
  Мама ушла, а я, боком обойдя гроб с бабушкой, выскочил на лестничную площадку. Стоял, заворожено смотрел на крышку гроба и ждал соседку, маму Вити Кучкина. К счастью, к моему счастью, она пришла скоро.
  Давно это было. Я повзрослел и стал менее впечатлительным. А институтские занятия в анатомичке очень быстро сняли с моего сознания блокаду суеверного трепета перед таинством смерти. Я перестал видеть в трупах бывших людей, для меня они стали манекенами, сделанными из несвежего мяса...
  Итак, я бродил по пепелищу среди мертвецов, заглядывал в ямы, но все они оказались пустыми. Золота не было - ни крынок, ни корыт, ни ступы. Я обо что-то запнулся. Расчищая мох под ногами, увидел, как блеснуло в земле что-то яркое и желтое. Золото! Я нашел его!
  Это были яйца, много золотых яиц. Просто кладка какого-то монстра, несущего золотые яйца. Все яйца лежали в мешочке, сплетенной из тонкой золотой проволоки и, кроме того, каждое яичко было связано с мешочком и друг с другом золотыми нитями. Я стал выпутывать яйца, обрывать связи и бросать добычу в невесть откуда взявшийся холщевый мешок. Выкопав все, закинул мешок на плечи и быстро-быстро пошел прочь от скорбного места. Почему-то мне вдруг стало страшно. Как в детстве. Мне казалось, что мертвецы приподнялись на своих гранитных ложах, и смотрят мне в спину неодобрительными взглядами.
  Неожиданно дорогу мне преградил бурный поток.
  То самое место! Пороги!
  Ахтанговка надрывалась в реве, но я услышал сквозь шум - кто-то зовет меня по имени:
  - Сережа!
  Женский голос. Я сразу узнал его.
  А потом тоненький голосок:
  - Папа!
  Я вскинул голову и посмотрел на противоположный берег - он тонул в тумане. Или в водяной пыли. Но там за белой пеленой были они. Я знал это.
  - Я сейчас! - крикнул я, бросаясь в воду.
  Я шел по скользким камням, оскальзывался, падал, поднимался.
  Шел.
  Шел к жене и дочке.
  Большие сильные рыбины толкали меня со всех сторон. Я пинал их ногами, расталкивал руками, кричал, ругался, словно они меня понимают.
  А почему нет?
  'Разве можно не понимать своих братьев?'
  Кто это сказал? Ах, да! Иван! Эти слова сказал Иван.
  Но причем здесь братья? Разве рыбы - мои братья? Они скользкие и противные, они мешают мне идти...
  Рыбины стали кружить вокруг меня, они устроили какой-то дурацкий хоровод из которого я не мог вырваться. Я смотрел на это чертово колесо из рыбьих тел, ища просвет, и вдруг понял - никакие это не рыбы! Это змеи! Длинные, толстые, страшные.
  Речные змеи? Анаконды? Или как их там?..
  Не братья они мне - враги!
  Вдруг змеи разорвали адский круг и встали барьером на моем пути. Выстроились в ряд, высунули из воды свои плоские гладкие головы и зашипели. Вместе с шипением из бледно-розовых змеиных пастей вырывались струи пара или дыма, которые поднимались вверх над рекой и сливались, образуя облако. Плотное белое облако на фоне рыхлого белесого тумана. Облако колебалось, в нем появлялись пятна и разрывы странной конфигурации. Оно становилось похожим на человеческое лицо.
  Выполнив свою задачу, змеи исчезли, а облако окончательно превратилось в лицо.
  Я сразу узнал его, хоть и не видел ни разу.
  Гипнотизер!
  Тот самый.
  Черные глаза были бездонными. Как две черные дыры. Они притягивали и одновременно проникали внутрь меня.
  - Ты спешишь к своей жене и к дочери? - усмехнулся гипнотизер.
  - Пропусти меня!
  - Нет.
  - Кто ты?
  - Кто я?!.. Я - Дух реки. Я - Дух леса. Я - Дух огня. Я - неупокоенный Дух сгоревших заживо поселян. Тех, кого ты недавно видел на древнем пепелище. Я Дух всех мертвых!
  - Почему ты не хочешь пропустить меня?
  - Ты вор. Ты украл мое золото!
  - Оно было ничьим, - возразил я.
  - Оно мое! Брось его! Немедленно брось!
  Я скинул с плеча мешок.
  - Теперь пустишь?
  - Ха-ха-ха! - дикий, страшный смех был мне ответом.
  Глаза Духа стали сближаться друг с другом, нос и рот исчезли. Черные глаза встретились и слились, как две черные капли в одну - огромную, которая стала увеличиваться, расти, заполняя собой все пространство. В черноте закручивалась в спираль пустота.
  Я почувствовал, что сам становлюсь частью этой пустоты.
  И заорал как сумасшедший...
  7.
  - Серый! Серый!! Серега!!! Очнись, Шар!
  Я открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенные глаза Рыбака, Андрюха легонько тряс меня за плечо.
  - Ф-ф-фу, - облегченно выдохнул он, - слава богу, проснулся! Я уже битых полчаса пытаюсь тебя разбудить. Мечешься во сне, орешь...
  - Во сне?.. Разбудить?.. Так это сон...
  - Ну да. Кошмар снился?
  - Кошмар. Сколько времени?
  - Вечер уже. - Андрей посмотрел на часы. - Четверть седьмого.
  - Так я не так уж долго...
  - Больше суток ты спал. Я бы тебя будить не стал, Иван сказал: так надо. Мол, можешь сутки, можешь двое проспать. Зато проснешься здоровым. И не будил бы, да орал ты больно... страшно. Я твою психику пожалел.
  - Спасибо. Что тут, пока я спал, произошло?
  - Да много чего. Тебе по порядку? Или с главного начать?
  - С главного, - попросил я.
  - Хорошо, - согласился он, - с главного... Короче, живыми нас отсюда не выпустят, Серый. Либо грохнут..., Иван ведь неспроста сказал - мол, убивать не будет, и что Егорка не будет. Эти слова не были образным выражением, как мы с тобой подумали. Они с Егоркой из благодарности пообещали нас не убивать, только и всего. Так это они пообещали, а другие не обещали. Палачи найдутся...
  - Стоп! - возмутился я. - Что значит - грохнут? За что?..
  - Слушай дальше. Я только один сценарий тебе нарисовал.
  - Есть и второй?
  - Есть. Второй и последний. Но он более оптимистичный. Могут нас с тобой, друг Серега, здесь жить оставить. На веки вечные. Вернее, пока не состаримся и не подохнем сами. Или еще вернее...
  - Бред! - Я перебил Рыбака и попробовал встать. Но едва приподнялся на локтях, как потолок над моей головой вдруг сиганул куда-то вверх, а комната стала нарезать круги вокруг меня, вернее, я вместе с топчаном и сидящим рядом со мной Рыбаком закружился вокруг какой-то невидимой оси. В глазах потемнело. Я обессилено упал на подушку, движение понемногу замедлилось.
  - Бред какой-то... - тихо повторил я.
  - Ага, - кивнул Рыбак. - Правильно слова кладешь, Шар. Бред. Полный бред. Но из этого бреда нам не вырваться. Вот так.
  - Но зачем мы им?
  - Для расплода, - будничным тоном произнес Рыбак. - Если окажемся плодовитыми и нарожаем им девчонок побольше, оставят жить пока пиписки стоять будут. А как опустятся на полшестого, сразу же грохнут. И если откажемся для них осеменителями поработать, или не откажемся, но только пацаны у нас с тобой получаться будут, тоже грохнут. С пацанами у них кое-как еще получается. Правда, через одного - дебилы.
  - Бред, - в третий раз повторил я.
  - Ну что ты заладил - бред да бред! Все очень просто! Живут они здесь давно. Сколько - сами не помнят. Перетрахались все как кролики, пережинились на сестрах. Вот и ерунда такая пошла. Демографический коллапс! Свежего притока крови нет. Все братья и сестры, племянники и племянницы. Двоюродных уже и в помине нет, все родные. А мы с тобой чужие. Старцы не дураки. Они всех баб на две группы разделили. Одних мне, других тебе отдали. Будем осеменять местное население строго по списку. Тебе повезло. У тебя в списке первой хозяйка наша стоит.
  - Анфиса? - глупо спросил я.
  - Анфиса. - Рыбак закатил глаза. - Шикарная женщина! Пока она меня вчера парила, я раз десять в полок кончил.
  Я посмотрел на Рыбака и увидел сумасшедший блеск в его глазах.
  - Ты счастливчик, Серый! - продолжал Рыбак. - Мне с Анфисой переспать не придется. Никогда. А жалко! Как жалко!.. Но тут... ничего не поделаешь. Старцы за этим процессом строго следить будут.
  - Слушай, Рыбак, а что это за старцы такие?
  - Да есть тут... двое, - отмахнулся Рыбак. - Правят поселком на пару. Один точно старец - лет сто ему. А второй только так называется. Ему всего-то годков пятьдесят. А может, и меньше. Борода черная. Проседь только чуть-чуть. Но дело не в возрасте. Их еще по-другому жители поселка иногда называют.
  - Как?
  - 'Те, кто умеет', - торжественно произнес Андрюха.
  - А что умеет-то? - не понял я.
  - Золото делать, - огорошил он меня своим ответом.
  - Как... делать?..
  - Точно не знаю, - пожал Рыбак плечами. - Короче, жители приносят им посуду глиняную, а на следующий день забирают золотую. Ну, не только посуду. Всякие изделия из глины. Яйца там, игрушки... Говорят люди, что старцы их в руки берут и глина в золото превращается. Может, врут...
  - Бред...
  Андрюха, наверное, решил не обращать внимания на мой 'бред'.
  - Помнишь сказку о чуваке, который к чему бы не прикасался, все превращалось в золото? Он еще потом от голода помер.
  - Был такой... как ты говоришь, чувак, - вспомнил я. - Но это же сказка!
  - У меня такое ощущение, что мы с тобой в сказку-то как раз и угодили. Вот ты сам глянь. - Андрей встал с топчана, огляделся и, сходив к печи, вернулся с пиалкой из которой я вчера пил Иваново снадобье. - Это золото, между прочим.
  Я посмотрел, взял пиалу в руки. Точно золото!
  Вчера я не обратил внимания на посуду, из которой пью. Иван держал небольшую пиалку в своих огромных ручищах. А я, считай, почти ничего уже не видел, глаза слипались.
  - Тут такого добра полно, - продолжал Андрюха. - Я за сутки уже привык пить и есть с золота. И ты привыкнешь. Да, собственно, предложенный график нашей сексуальной жизни не способствует глубоким размышлениям. А знаешь, Шар, мне такая жизнь стала даже нравиться. Работать не надо, преступников ловить не надо, думать о хлебе насущном не надо. Жратвы полно. Правда, сейчас все в поселке в основном грибы едят, да коренья какие-то съедобные, ягоды, но кормят досыта. Баба - каждая вторая - твоя. И, между прочим, бабы здесь все - что надо. Правда, неумехи абсолютные. Элементарным вещам обучать приходится. Одну только позу и знают - классическую. Но обучаются, скажу я тебе, достаточно быстро.
  - Дурное дело - не хитрое, - заметил я.
  - Ага, - согласился Андрюха. - Я, пока ты спал, уже троих кое-чему научил... Эх, - Рыбак тряхнул плечами, - порезвимся! Очухивайся побыстрее, счастливчик! Тебя, небось, Анфиса заждалась уже...
  Рыбак как-то странно на меня посмотрел, произнес задумчиво:
  - А может, сгонять к старцам? Попросить их скорректировать списки. Ты не против, дружище? Я насчет Анфисы.
  - По-моему ты не о том сейчас думаешь, Андрюха, - сказал я.
  - А о чем думать прикажешь?
  - Как отсюда сбежать.
  - Не получится, - категорически заявил Рыбак.
  - Это еще почему? Из тюрем бегут, а здесь не тюрьма.
  - Да есть у них методики. Покруче тюремных. Вернее, методист. Но про этого методиста тебе другой человек расскажет. Он уже больше года здесь чалится, а убежать до сих пор не смог.
  - Что за человек?
  - Увидишь, - загадочно сказал Рыбак и посмотрел на часы. - Скоро придет, обещал в седьмом часу пожаловать. - Андрюха помолчал, потом добавил: - Скоро его, наверное - того... Скорей всего, месяц еще поживет и - того.
  - Чего того?
  - Кончать будут. Слабоват по мужской части оказался.
  - Он что, из наших?..
  - Ага, - заржал Рыбак, - не местный. От него за год три бабенки понесли. Две уже пацанами разродились. Третья где-то через месяц родит. По всем признакам тоже мальчик будет. Зачем такого неспособного даром кормить? Грохнут. Тем более что мы с тобой на новенького так удачно объявились.
  - Я бы сказал - некстати.
  Рыбак пожал плечами.
  Тут кто-то вошел в сени, скрипнув входной дверью.
  - Вот и он, наверное, - сказал Андрюха.
  Дверь открылась. На пороге стоял...
  - Каверзнев! - охнул я.
  Живой и невредимый Михаил Каверзнев, числимый мною в покойниках, подошел к топчану, кивнув на ходу Рыбаку как старому знакомому, и внимательно на меня посмотрел.
  - Смутно припоминаю.
  Голос у него был глухим. И вообще, выглядел Миша подавленным. Видать, знал, что скоро предстоит умирать. А по поводу смутных воспоминаний, он явно врал. Ну, как он может меня помнить? Даже смутно! Он уже школу заканчивал, а мне тогда только четырнадцать лет было. За это время я, мягко сказать, слегка изменился. Да и не обращали старшеклассники на 'малявок' никакого внимания.
  Но это все было неважным. Я словно старого приятеля перед собой увидел. К тому же собрата по несчастью.
  - Миша, как я раз тебя видеть. Ты жив!
  - Пока жив. Но скоро... - Миша замолчал.
  - Да, мне рассказывал Андрей о твоих... о наших проблемах.
  - Видать суждено, - с обреченностью в голосе сказал Миша. - Наверное, я еще год назад должен был умереть. Не от руки альбиноса из Института Будущего, так другой альбинос... Август... - произнеся это имя, Миша вздрогнул и огляделся, - ...прикончил бы. Хорошо, что Август... - снова содрогание, - не один в тот день на старое место поселения ходил, а вместе с Терентием. Терентий-то мне и даровал целый год жизни.
  Я не понимал, о чем говорит Михаил. Рыбак вмешался, пояснил:
  - Терентий - это один из старцев. Тот, что черный с проседью. Второго, старого, Игнатием кличут. Игнатий никуда не ходит. Шибко древний. Он уже и не соображает ничего
  - Зато глина у него быстрее в золото превращается, - смешно вступился за древнего старца Игнатия Миша.
  - А куда спешить? - возразил Андрюха. - У них нет задачи - догнать и перегнать. Им вообще золото как бы без особой надобности. Так - балуются от нечего делать. Я вообще не понимаю - на хрен им это золото, если богато жить и вылезать из тайги не желают?
  - Золото - металл. А любой металл прочнее и долговечнее керамики, - как маленькому принялся объяснять Миша Рыбаку. - А так как других металлов здесь нет и быть не может...
  - А Август? Он-то кто такой? - вмешался я в их ненужный и немного странный спор. Мне показалось, что Миша специально оттягивает рассказ об этом человеке. Боится что ли?
  - А это тот самый методист, который не позволит нам отсюда слинять, - сказал Рыбак. - Или, как мы его с тобой окрестили - гипнотизер.
  - Август не гипнотизер, - возразил Миша, опять вздрогнув, - он колдун.
  - Ну, это ты Миха, здешнего язычества нахватался, - усмехнулся Рыбак. - Впрочем, если старцы делают золото, то почему бы не существовать колдунам?.. Ты, Миша, расскажи обо всем, что с тобой приключилось. И про Августа расскажи. Серега же не знает ничего. Я ему еще почти ничего не успел рассказать, он только-только очухался.
  - Хорошо. Август Вагнер... - начал Миша и тут же замолчал.
  - Ну-ну, Август Вагнер, - поддержал я Каверзнева. - Мне это имя ни о чем не говорит. Знаю, был такой композитор Вагнер. Жил когда-то давно, кажется в Германии. Но у того Вагнера другое имя было.
  Михаил беспомощно поглядел на Рыбака, словно ждал его помощи.
  - Ты вот что, Миха, - предложил Рыбак, - ты этого Августа называй просто колдуном. Может, тебе так проще будет? Или совсем просто - говори: 'он', 'тот', 'этот'. Мы поймем.
  Миша кивнул и, сглотнув, стал рассказывать:
  - Я у своей школьной подруги долго отсиживаться не собирался... Мне Андрей рассказал, что вы с ним и Николая Христофоровича нашли и Светку Пирогову...
  - И Емудьева, - вставил Рыбак.
  - Короче, - продолжил Миша, - две недельки покантовался я у них, в себя пришел, стал в город выходить. Я к тому времени мало стал на себя похож - Светка меня приодела, борода у меня отросла, - Миша погладил себя по курчавой русой бороде, - я ее подровнял, стильной сделал, по-другому подстригся, перекрасила меня подруга заодно. Темные очки. Другой человек, сам себя не узнавал. Ходил по городу, не скрываясь. Обнаглел так, что даже к Институту Будущего близко подходил. К бункеру, как они свой офис называют. Все тихо. Альбиноса как-то раз встретил. Он мимо меня прошел, внимания не обратил. Мог бы уехать спокойно куда угодно. И все бы хорошо было. Но...
  - Золото, - догадался я.
  Миша горестно опустил буйну голову.
  - Оно... - Каверзнев вскинул на нас глаза, наполненные болью. - Это зараза, мужики! Наваждение какое-то, морок. Не давало мне проклятое золото покоя. Глаза закрою - крынки золотые вижу. Засну - все рою и рою, кладки золотых яиц из земли вырываю. - (При этих Мишиных словах я вспомнил схожий эпизод из своего сна). - И жадность! Алчность! Словно с ума сошел. Не хотел ни с кем своим сокровищем делиться... Долго маялся. Наконец, решил: схожу на пепелище, возьму золота, сколько унесу, переплавлю его и потихоньку сбывать стану, по малым частям... Светке не сказал ничего, собрался и ушел в тайгу... Яйцо ей оставил. В коробочку, в которой Светлана деньги от мужа прячет, положил...
  Мы с Рыбаком переглянулись; Андрюха хмыкнул.
  - Может, зря сделал? - Каверзнев затравленно посмотрел на нас; мы, не сговариваясь, пожали плечами. - Вот и я не знаю. Теперь думаю - золото это рукотворное - плохое, неправильное. Оно добра никому не принесет. Но тогда я про это не думал... Дорога мне легкой показалась. Да я и не взял с собой почти ничего. Только два пакета галет, да плитку шоколада. Даже воды брать не стал - в тайге ручьев много... Пришел на пепелище. Думаю, сейчас золота в рюкзак набросаю и в город. В яму спустился, где корыто с золотыми фигурками нашел в прошлый раз, стал золото в рюкзак кидать... Вдруг темновато стало как-то. Я думал, солнце за тучку зашло, голову задрал, а на меня двое смотрят. Один с черной бородой, это Терентий был, а второй... - Миша сделал над собой усилие и выдавил: - этот. Я его сразу узнал и... подумал - все, пипец мне! И как-то мне все равно стало. Эти двое стояли и смотрели на меня. Молча. Я золото обратно вывалил, из ямы выбрался и стою перед ними. Тоже молчу...
  Миша замолчал. Потом попросил:
  - Мужики, закурить дайте. Больше года не курил.
  - Так может, уже и не стоит начинать? - сказал я.
  - А мне что, здоровье теперь нужно? Мне теперь, мужики, уже все можно, и в любых количествах.
  Мы закурили втроем. Курили и стряхивали пепел в золотую пиалу.
  - А ничего, что мы в доме дымим? - спросил я.
  - А, - отмахнулся Рыбак. - Ты Миха давай, продолжай.
  - Да собственно... Этот говорит Терентию: давай, мол, я его душу высосу. Дурачком станет. Или просто здесь в яме закопаем. А Терентий ему: у нас дурачков и без него хватает, а вот семя его службу поселку сослужить может. Ты же не можешь, ты ведь у нас по другой части. И захихикал. Потом говорит: не будем этого парня ни закапывать, ни в дурачка превращать. С нами пойдет... Ну и повели меня. С тех пор здесь и живу. Ем, пью, баб здешних пользую. Теперь вот, видать закончилась моя отсрочка. Теперь грохнут или этому отдадут. А он придумает, что со мной сделать. Чтобы я никогда никому о золоте рассказать не смог.
  - Постой, постой, - нетерпеливо сказал я. - А ты что, целый год здесь живешь, и ни разу убежать не пытался? Ведь ты тайгу как свои пять пальцев знаешь.
  Миша вздохнул в ответ:
  - Пытался. Дальше околицы дойти не смог. - Он постучал себя по голове. - Вот тут вот что-то не так. Мне... колдун... установку дал. Только к тайге подхожу, такой страх берет! Бегом назад!.. Мне даже на сопки смотреть боязно.
  Я быстро глянул на Рыбака, тот отвел глаза.
  - Ты тоже с Августом Вагнером пообщался? - догадался я.
  - Пришлось, - глухо сказал бесстрашный мент. - Да и ты с ним уже пообщался.
  - Когда?!!
  - Когда спал. Вернее, дело так было. Сначала он меня обработал, потом уж и до тебя добрался. Я только из бани вышел, а меня как поленом по голове - тресь! Я сообразить ничего не успел. Очнулся - сижу на завалинке дома, спиной к стене прислоненный. В исподнем и босой - ноги в земле все. А рядом этот голубой гипнотизер стоит...
  - Почему голубой? - Я вопросительно взглянул на Рыбака. - Это ты его просто так обозвал или?..
  - Или, - ответил за Андрюху Михаил. - Они живут с Терентием. Про это все селяне знают, но молчат, побаиваются. Шепчутся меж собой, но открыто не говорят. Терентий старец все-таки. Вообще-то голубых в поселке отродясь не было. Это колдун пидрило. Старцем стать хочет. Втерся Терентию в доверие..., ну, и не только в доверие. Короче, втерся. Из-за него все...
  - Так, - помотал я головой и попросил: - Давайте-ка по порядку. Сначала ты, Андрюха расскажи как нас с тобой прозомбировали. Потом обо всей этой голубизне Миша расскажет.
  - А я и не помню ничего. Как и ты, - сказал Андрюха.
  - Но я-то вообще спал, а ты все-таки помнишь, как сидел после бани на завалинке, а Вагнер тебе что-то говорил.
  - Да ничего он не говорил! - раздраженно буркнул Рыбак. - Хотя... может, и говорил. Не помню я ни фига... Башка у меня болела после этого общения, просто раскалывалась. Мне Иван какой-то шняги потом испить дал, немного полегчало.
  - А колдун ушел?
  - Не сразу. Сперва в избу зашел. Я к окошку подошел и видел, как он разбудил тебя. Ты встал и стоял перед ним как кролик перед удавом... Собственно, я, наверное, не лучше тебя выглядел, когда он у меня в черепушке ковырялся... Так вот, постоял ты перед ним и снова на топчан завалился. И тогда Вагнер ушел. Я на всякий случай за угол встал. Но он, сука, знал, что я там стою. Подошел ко мне и говорит: 'Вас с приятелем убить бы надо, чтобы по тайге не шастали и золото чужое не воровали. Не могу пока. Но ты не радуйся. И другу своему передай, чтоб не радовался. Отсрочка вашей смерти небольшой будет. Живите пока. Временно'. Потом помолчал и добавил: 'Все в жизни временно. Жизнь и сама - штука временная. Лишь золото вечно'. И ушел... - Андрюха поморщился как от зубной боли, выругался: - Блин!.. Сука! Пидор несчастный! Автомат мой забрал.
  - А Макарова, что ты мне давал?
  - Не знаю, - пожал плечами Андрюха. - Наверное, тоже. Я его в твоих вещах не нашел. Может, Иван взял?.. Надо спросить.
  - Спросим... Ну, а дальше что было?
  - Дальше..., я сразу к тебе кинулся. Хотел разбудить и предложить по скорому смыться. Но ты не просыпался, не смог я тебя добудиться. Потом Иван пришел, велел тебя не будить, а мне к старцам идти. Егорка меня к старцам отвел. Там мне и разъяснили, что к чему, списки вручили. А на дворе меня уже первая баба ждала. Сразу к себе увела. Ну а дальше... - Рыбак махнул рукой. - Потом вот с Михой повстречались. Он мне много интересного рассказал. Ну, и я ему кое-что.
  - Про Тарана рассказал? - тихо спросил я.
  Андрюха кивнул, а Каверзнев вздохнул и сказал:
  - Пусть Сереге земля будет пухом. Это его работа..., Августа. Но виноват во всем я один.
  - Андрюха, - мне очень хотелось задать Рыбаку один вопрос.
  - Что?
  - А ты не пробовал?.. Ну..., убежать.
  - Не то чтобы пробовал... - замялся Рыбак. - Одним словом, подходил к краю деревни.
  - И?..
  - Эффект такой же, как Миха рассказывал.
  - Понятно... Ну, что, Миша, теперь ты расскажи о сексуальной ориентации старцев и вообще, как тут Август Вагнер оказался? Он местный? Или пришлый? И кто он тут? Тоже старец?
  - Нет. Август не старец, а если бы стал... Тогда нам, мужики, сразу крышка. Вернее, вам, меня-то в самое ближайшее время на тот свет отправят. Как никчемного, девку зачать неспособного. Боюсь, не дождаться мне смены власти. А, собственно, какая разница?! - Каверзнев махнул рукой. - По поводу старцев... Старцы, они в семьях жить не могут. Ну, в смысле - жен у них не должно быть. Женщины якобы силу забирают, и у них тогда золото делать не получается.
  - Ага! - хохотнул Рыбак. - Ежели через жопу, то все чин-чинарем, а по-простому, по-мужицки - никак.
  Каверзнев пожал плечами:
  - Так положено старцам - холостыми быть и с женщинами не знаться. Я уже говорил, что до 'этого', о гомосексуализме в поселке ничего не знали. Поначалу вообще ничего понять не могли: как это, мужик с мужиком?.. А иерархия такая была. Собственно, такой она и осталась. Старец один. Он назначает себе приемника из числа девственников, самого смышленого и физически здорового парня, и начинает обучать его своим премудростям и посвящать в таинство превращения земли в золото...
  - Постой, - перебил я Михаила, - ты сказал - земли? Вроде бы из глины они золото делают.
  - Разницы нет. Старцы любую землю в золото превратить могут. Просто из глины легче посуду делать, яйца катать, фигурки разные лепить. А так, они и обычный речной песок в золотой превратить могут.
  - Понятно. Продолжай, Миша. Извини, что перебил.
  - Так вот, нынешний старец Игнатий взял в ученики Терентия. Давно, лет сорок назад. Их обоих старцами зовут, но на самом деле старец все-таки один - Игнатий. Но он стар, очень стар. Говорят, ему более ста лет уже. К тому же болезнь его терзает какая-то.
  - Да, я заметил, - вставил слово Рыбак. - Желтый Игнаша весь, как лимон. Печень, наверное, ни к черту.
  - Старец Игнатий умрет, его место приемник займет, Терентий. Он в свою очередь должен себе приемника выбрать.
  - И что, - поинтересовался я, - кандидатура есть уже?
  - О! - Андрюха поднял палец вверх. - В этом-то и интрига заключается. И может быть, шанс на наше спасение появится. Но... прости, Миха, что перебил. Ты рассказывай, рассказывай. Молчу.
  - Имя приемника, - продолжил Каверзнев, - пока в тайне остается, оно будет названо Терентием только на следующий день после похорон старца Игнатия. Но если логически рассуждать, то кандидатуры на звание приемника всего лишь три просматривались. В том числе и пацаненок Ивана с Анфисой. Во всяком случае, поселяне так считают.
  - Егорка? - удивился я. - Он же еще совсем маленький.
  - Егор - самый нормальный из здешних ребят. Кроме того, не такой уж он маленький, ему уже десятый год идет. Просто он выглядит маленьким. Кстати, все кандидатуры приемников - одногодки. Но двое других хоть и здоровее его физически, умственно от Егора в развитии слегка отстают. А все остальные вообще дауны. Тех в качестве приемника Терентий с Игнатием само собой и рассматривать не станут. Выбор невелик. Так что, самый реальный кандидат в приемники Терентию - Егорка. Но... с другой стороны этот мальчик и для другого поселку нужен.
  - И Иван с Анфисой не хотят, чтобы Терентий их сына к себе забирал, - вставил Рыбак. - Они надеются, что когда Егор вырастет, полноценное потомство на свет произвести сможет. Но они не решают ничего. Что старцы скажут, то и будет.
  - Старцы о судьбе поселка тоже думают, - возразил Миша. - Золото золотом, и без него прожить можно. А вот если поселок в сумасшедший дом превратится, а потом и вовсе вымирать начнет, тогда и глиняные крынки ненужными станут... Проблема... - Каверзнев нервно потянулся к пачке сигарет, лежащей на табурете рядом с золотой пиалкой, превращенной нами в пепельницу. Я понял, что сейчас он скажет что-то важное. То, на что намекал Андрюха.
  - Но эта проблема поселянами раньше, так сказать, кулуарно обсуждалась, - закурив, продолжил Михаил. - Сейчас другая проблема образовалась. И проблему эту зовут...
  - Август Вагнер, - помог Каверзневу Рыбак.
  - Он хочет стать старцем! - догадался я.
  - Слухи такие пошли, - кивнул Михаил.
  - На самом деле, - заявил Андрюха, - я думаю, Августу глубоко плевать и на судьбу поселка и на возможный статус старца. Главное для него - научиться делать из земли золото. А как научится - свалит отсюда к едрене Фене.
  - Скорей всего, - поддакнул Миша. - Вообще-то Терентий не имеет права 'чужака' в приемники брать. Не то чтобы это запрещено, просто такого не бывало еще. Но где это прописано? Кодекса законов здесь нет. Закон один - слушаться старца и жить, как он велит. Однако... недовольные в поселке имеются. Вот тот же Иван, например.
  - А кроме Ивана, - спросил я, - еще много таких?
  Миша пожал плечами:
  - Не знаю, не считал. Десятка полтора, думаю, наберется. Могло бы быть больше, если бы нормальных людей, не дебилов, среди поселян побольше было. Дурачкам поровну кто ими править будет.
  - Так, и что нам это дает? - стал я рассуждать. - Наряду с демографической проблемой в этом богом забытом уголке бескрайней тайги имеет место быть политический кризис?..
  - Ну, пока не кризис, - уточнил Рыбак, - а всего лишь нездоровая политическая обстановка. Когда верхи не могут, а низы не хотят... Этой ситуацией грех не воспользоваться.
  - Уж не задумал ли ты революцию устроить?
  - А почему нет?
  - Миша что сказал? - напомнил я Рыбаку. - Недовольных в поселке человек пятнадцать. А всего сколько людей в поселке живет?
  - Около двухсот человек, - сказал Каверзнев. - Но это всего. Если не считать детей и глубоких стариков, то где-то полторы сотни дееспособного населения наберется. Примерно сто мужчин и пятьдесят женщин.
  - Вот. Всего лишь десять процентов...
  - Историю творят не массы, а личности, - с пафосом заявил Рыбак. - Главное в этом деле - правильно организовать и провести агитационную обработку несознательной части населения. Ударить, как говориться, по мозгам. Поднять народ на бунт против власти колдунов и педерастов!
  - Смотри, Рыбак, как бы тебе не ударили. Да что там, уже ведь ударили! И еще ударят. Вспомни солдатиков из взвода Тимофея Колобродова.
  - Да помню я! - махнул рукой Андрюха. - Вагнер частенько из поселка отлучается, мне Миха говорил. Наверное, в городе бывает. Вот мы и воспользуемся его отлучками. Ну, что, мужики?..
  - Я за, - сказал Каверзнев не долго думая. - Мне терять нечего. Пропадать, так с музыкой!
  - Мне тоже терять нечего, - заявил Рыбак, - меня вслед за Михой поселяне в расход пустят. Боюсь, даже до конца моей части списка добраться не удастся.
  - А это еще почему? - удивился я.
  - Я в детстве свинкой переболел, - признался Андрюха, горестно опустив голову. - От меня детей не получится. Я такой же неспособный, как и Миха. Даже еще более неспособный. Я ни девки ни пацана на свет произвести не смогу. Стыдно, мужики, признаваться, но... вот такие пироги... с котятами.
  - Нечего тебе стыдиться, - вздохнув, начал я. - Ты же не виноват, что переболел этой заразой когда-то давно в детстве. Ты здоровый мужик, Андрюха. А такое с любым...
  - Короче, - перебил меня Рыбак, не пожелав выслушивать слова дружеского сочувствия, - я не понял. Ты, Серый, как относишься к небольшой революции? Ты с нами?
  - Я..., - начал я, намереваясь высказать свое согласие, но тут за нашими спинами прозвучало:
  - Кажись, вы малость опоздали, мужики.
  
  
  8.
  Это был Иван, хозяин дома, мы и не заметили, как и когда он вошел.
  Иван стоял, подперев плечами дверной косяк, и задумчиво оглаживал длинную густую бороду. Наверное, уже давно так стоял и слышал весь наш разговор или, по крайней мере, большую его часть.
  - Ну и подслушал, - с вызовом сказал Рыбак, - ну и что?
  - Да не что.
  - Пойдешь старцам про наш сговор докладывать?
  - Не боись, - усмехнулся Иван, - не пойду.
  - Не пойдешь - хорошо. А нам тогда что скажешь?
  - А то, что сказал. Опоздали вы.
  - Это почему так?
  - Старец Игнатий при смерти, вот почему. До утра, говорят, несдюжит. Я к домам старцев ходил, Терентия видел. И этот..., дружок его тоже там. Дожидаются...
  - И что Терентий сказал?
  - А что ему говорить?.. Ничего не сказал. Скорбью лик укрыл, а в глазах радость. Умрет Игнатий - Терентию смертью своей руки развяжет... Ночью этой Игнатий помрет. А через три дня похороны, а на четвертый Терентий приемника объявит. Август им станет, как пить дать! А не он, так Егорка мой. И то и то плохо.
  - Так может... - начал Рыбак.
  - Что - может? Может, мне с вами?.. Народ к бунту призывать? - Сказано это было без каких-то особых интонаций, и я не понял, возмущен Иван подобным предложением или обрадован.
  - Нет, Ваня, - быстро сориентировался Рыбак. - Ты не дослушал меня до конца и не понял сути моего предложения. Все наоборот - не ты с нами, а мы с тобой. Ты - главный, а мы - твои верные помощники.
  Я заметил, как сверкнули мятежными угольками глаза Ивана. Однако тут же выражать свою готовность возглавить народный бунт он не стал, нахмурился и опустил взгляд, пряча бесов, произнес смиренно:
  - Поясни, Андрей. Что-то не пойму я...
  - А чего здесь понимать? - Андрюха развернулся к Ивану, устроился поудобней и как заправский подстрекатель стал излагать мигом сочиненный план: - Сами-то мы не местные. Здешних обычаев не знаем, с людьми не знакомы. Да по большому счету, и жить-то здесь не собираемся. Нам бы просто живыми остаться. Кстати, ты обещал нас с Сергеем не убивать. Помнишь?
  - Я свое слово завсегда держу, - кивнул бородач.
  - А меня? - подал голос Миша. - Меня убивать не будете?
  Иван смерил Каверзнева долгим изучающим взглядом, сказал неопределенно:
  - Посмотрим.
  - Так вот, - продолжил Рыбак. - Нам тут не жить. А ты, Вань - другое дело. Ты здесь родился, здесь тебе и долгую жизнь жить. Это твоя малая родина. Ты тут всех знаешь: кто чем дышит, кто как о жизни думает... И тебя все знают. Небось, уважают?
  - А то! - улыбнулся Иван и хвастливо заметил: - Я ведь плотник знатный. Почитай каждому по хозяйству что-то сделать помог. Дом поправить, сараюшку там...
  - Вот-вот. Тебя уважают, а раз так - к словам твоим прислушаются. Мы что? Мы - пришлые, нам веры нет. А ты коренной, здешний. К тому же достойный и уважаемый человек. За кем, как не за тобой люди пойдут? Ты, Ваня должен огонь в сердце людей зажечь! А не ты, так кто-то другой найдется из недовольных деяниями старца Терентия. Менее достойный, но более проворный. И что тогда? Этот чудило на волне народного гнева поднимется на определенную высоту и станет лидером. А когда Терентия народ скинет, то и старцем его изберет. Его! Слышишь Ваня? Не тебя! Так что..., как сказал один очень проворный чудило: 'промедление смерти подобно!' Бери Ваня инициативу в свои руки. Народ за тобой пойдет. Сто пудов!
  - Ты так думаешь? - Иван расправил плечи, приосанился.
  - Конечно! - воскликнул Рыбак. - Кто, если не ты?
  'Ну, дает Рыбак! - подумал я. - Прирожденный агитатор! Чего-чего, а этого я от него не ожидал. Наверное, жить захочешь - кем угодно стать сможешь... А я? Я что - жить не хочу? Сижу, молчу, словно воды в рот набрал. А Рыбак один за нас всех старается...'
  - Прикинь, Ваня, - решил я проверить свои агитационные способности, - скинешь Терентия, сам старцем станешь. Анфиса при тебе будет. Егорка подрастет, жену себе хорошую выберет. Внуков вам нарожают...
  - Так нельзя ж старцам в семьях жить, - озадаченно промолвил Иван, почесав затылок, - не положено. И что теперь делать?..
  - А кем не положено? - спросил я его.
  Иван пожал плечами.
  - Так всегда было, - неуверенно произнес он, - спокон веку.
  - Ну и что? Было так, будет по-другому. В чем проблема?.. Новая власть всегда новые порядки устанавливает.
  - А мужеложством старцам заниматься положено? - ехидно заметил Рыбак.
  - Муже... чем? - Иван, понятно, не знал такого термина.
  - Ну, это когда мужик с мужиком, - пояснил я.
  - А-а-а..., а с Терентием как быть? Казнить распутника?
  - Уважаемый Иван, - мягко вступил в разговор Андрюха, - некоторое кровопускание вашему таежному сообществу, конечно же, не повредит, но и излишней жестокости допускать не следует. Тебя народ любить должен за доброту и справедливость. Колдуна грохнуть надо. Это он во всем виноват. Пришел незваный, понимаешь, Терентия с пути истинного сбил, затянул в сети разврата, хотел власть к своим рукам прибрать и террор учинить. Его надо обязательно ликвидировать. А Терентия... От должности старца само собой отстранить, как не справившегося со своими обязанностями и приблизившего к себе интригана Августа. Ну, нетрадиционные взгляды на взаимоотношение полов из головы его выбить, конечно. В смысле, поругать и обещание взять - не делать так больше. Но не казнить. За это в демократическом обществе не казнят...
  - В каком это..., - спросил Иван, перебив, - обществе?
  - В демократическом. Это общество, в котором избранное народом руководство стоит на страже его интересов, - пояснил Рыбак. - Для тебя же, Иван, главное - чтобы поселяне хорошо жили?
  - Ага.
  - И чтобы ты хорошо жил. И Анфиса. И Егорка ваш. И ваши будущие внуки. Ведь вы все - народ! - слегка передернул Рыбак.
  - Ну да!
  - Так вот, в демократическом обществе за гомосексуализм не казнят. Однополые браки, конечно, не приветствуются, но... - Рыбак замялся, помолчал, потом, видимо решив не развивать эту тему в связи с ее неоднозначностью, перешел к тому, что и хотел объяснить Ивану: - Кроме того, казнь Терентия была бы э-э-э..., экономически нецелесообразной.
  - Это как? - Иван внимал нам, открыв рот. Он только изредка задавал вопросы, когда чего-то не понимал. Вообще-то мужиком Иван оказался очень даже понятливым, быстро усваивающим информацию. И было совершенно ясно, что Андрюхино предложение возглавить народное восстание, а при его удачном разрешении приобрести статус старца, ему по душе.
  - Золото ведь только он делать умеет?.. - стал отвечать Рыбак.
  - Ну. Если только не успел еще дружка своего научить.
  - Думаю, не успел, - сказал Андрей, но почему так думает, распространяться не стал. - Терентия надо не казнить, а использовать его умение во благо жителей поселка. Станешь, Ваня старцем, организуешь цех... мастерскую по изготовлению золотых вещей. Будет Терентий по-прежнему обеспечивать поселян золотой утварью и прочими безделушками. А реализацию избыточной продукции я готов взять на себя.
  'Ну, Рыбак! - восхитился я, - ну, жучило! Андрюха не только хорошим агитатором оказался, бизнесмен в нем сидит классный! Это ж надо же, как все повернул!'
  - Я заметил, - продолжал Рыбак, - живете вы здесь, словно каменный век на дворе. Лучину жжете, о лампочке Ильича и слыхом не слыхивали. Оружия огнестрельного нет, а ведь в тайге полно дикого зверья. Ни телефона у вас, ни телевизора... - предвидя вопросы, готовые сорваться с языка Ивана, Андрюха махнул рукой: - Я тебе позже обо всех предметах домашнего обихода расскажу, Ваня! Сейчас дело надо делать!
  - Ты прав, - согласился Иван. - Промедление..., как ты сказал?..
  - Смерти подобно.
  - Так я пошел! С мужиками разговаривать буду.
  - Только по-тихому, - предупредил Ивана Рыбак, - чтобы Август не проведал.
  - Само собой... - В дверях Иван остановился. - А с потомством как быть? - И почему-то посмотрел на меня.
  Я резво помотал головой:
  - Я пока не могу. Слабоват еще, не оклемался от простуды. Сил никаких.
  Иван, мне показалось, облегченно вздохнул.
  - А вообще? - спросил он, переведя взгляд на Андрюху.
  - Ну, это вопрос простой, - успокоил бородача Рыбак. - Сам решишь, когда старцем станешь - кому и от кого рожать. Понадобятся крепкие мужики, вроде меня, я тебе оттуда, - он указал за спину, на север, - из-за бугра, сколь хочешь, добровольцев доставлю. А по поводу своей супруги, не беспокойся. Серега ее и пальцем не тронет. Он такой же верный своей городской жене муж, как и ты Анфисе. Плевать он хотел на список, что старцы накарябали. Напротив, он твою жену охранять станет, пока ты людей на правое дело будешь поднимать.
  Иван недоверчиво посмотрел на меня, только теперь его сомнения носили иной характер.
  - Малохольный уж больно охранничек, - поморщился он.
  - Это он с виду такой, - заверил Ивана Рыбак. - На самом деле Серега парень жилистый. Только простыл слегка. А так...
  Иван с отвращением посмотрел на пиалку, доверху наполненную окурками, вытащил из печи глиняный горшок с варевом и протянул его мне:
  - На, испей вот.
  Я послушно отпил через край немного того же самого сладковатого отвара. Иван убрал горшок и сказал:
  - Все. Пошел я с мужиками разговаривать. А вы это..., - посмотрел на Рыбака и Мишу, сказал приказным тоном: - Твой список, Андрей, пока в силе остается. Хоть и бесплодный ты, да виду показывать нельзя, о том только мы вчетвером ведаем. Пользуй наших баб пока, от них не убудет. Получай удовольствие, коль получается...
  - Так может мне среди женского населения разъяснительную работу провести? - предложил Рыбак.
  - Поешь ты конечно складно..., - задумался Иван. - Но не надо. Бабы - дуры, и вообще, драка - дело мужицкое. - Потом повернулся к Мише и, едва сдерживая смех, сказал: - Михайло тоже, когда к какой бабе идти знает, у него свой список имеется. Гы-гы-гы, - Иван все-таки не удержался, заржал как конь. Миша густо покраснел, а мы с Рыбаком обменялись непонимающими взглядами. Отсмеявшись, бородач пояснил: - Михайлу-то после вашего появления в поселке... гы-гы... на дурочек переключили. Авось с дурочками у него что путное сладится. Не иначе как Август, дружок Терентия эту шутку придумал... Так, все! - Иван посерьезнел. - Принимайтесь-ка за работу, мужики. Нечего рассиживаться, да из пустого в порожнее воду лить. Когда надобны будете, я вас кликну, скажу что делать.
  - Да мы, - Рыбак гулко хлопнул себя по груди, - завсегда!
  - Ну и славно! - Иван вышел из избы.
  - А ничего, что мы сейчас... в этот скорбный день?.. - как-то грустно спросил Миша, глядя на закрывшуюся дверь.
  - А что такого? - беспечно отмахнулся Рыбак. - Не родственник ведь наш с тобой, Миха умер. Да и не умер он еще, собирается. Вот только, не жравши... - Он взглянул на часы. - Ого! И где это наша хозяюшка запропастилась? Кто нас ужином кормить будет? Небось с соседками зачирикалась, и про гостей забыла.
  - Гостей, - хмыкнул я.
  - Да гостей, - отрезал Рыбак. - И не просто гостей, а людей выполняющих определенную миссию. Таких хорошо кормить надо.
  Словно услышав Андрюхино пожелание, в избу вошла Анфиса. Поздоровалась кивком головы и сразу захлопотала у печи. Вытащила ухватом и поставила на стол огромную золотую сковороду и золотой же горшок с каким-то варевом. В избе проникновенно запахло жареными грибами. Я с наслаждением потянул освобожденным от простуды носом, а Рыбак кисло поморщился:
  - Опять грибы? Видеть их не могу уже.
  - Есть еще каша травяная, - стрельнула в его сторону карими глазами Анфиса, - с кореньями.
  Андрюха закатил глаза:
  - Да ел я эту кашу! По вкусу - те же самые грибы... А вы что, мясо принципиально не едите?
  - Ну, как же? - возразила Анфиса. - И мясо едим. Только зимой. Сейчас-то чего его есть? В тайге и без мяса пищи разной много. Травы, коренья всякие, ягоды, грибы. А в речке рыбы полно. Она сейчас жирная, икряная...
  - Вот именно! А вы одни грибы трескаете.
  - Так ведь время такое - грибное.
  - Рыбак! - не выдержал я. - Не делай из еды культа!
  - А почему - рыбак? - с удивлением взглянула Анфиса на Андрюху. - Ты рыбак что ли?
  - Некоторым образом.
  - Вот и наловил бы рыбы, коль рыбак. Мы-то все в поселке нынче грибами на зиму запасаемся, а тебе днями делать нечего, вот и сходил бы, порыбалил. А я бы пожарила или ушицы сварила. И сам бы ты утробу набил, коль грибы тебе так обрыдли, и мы бы с Ванюшей да Егоркой рыбкой побаловались.
  - Это, конечно, идея, - горько усмехнулся Рыбак. - Что, в самом деле, не сходить на рыбалку? Снасти у Ивана твоего взять и сходить. Боюсь только, дальше крайней хаты дойти не сумею.
  - А что так? - озорно сверкнула глазами Анфиса. - Неужто умаялся так шибко от трудов праведных? Да..., бабы сказывали, работник ты добрый, дело свое хорошо знаешь и справно его исполняешь. Себя не жалеючи.
  - А вы мадам проверить не желаете? - Андрюха встал с топчана и направился к Анфисе, растопырив руки, словно намеревался ухватить ее за крутые бедра, - убедиться, так сказать, в истинности этих утверждений?..
  Но не дошел Рыбак до золотой рыбки Анфисы трех шагов, был остановлен ухватом, упершимся ему в грудь.
  - Но-но! - предупредительно сказала Анфиса. - Ивану скажу.
  Рыбак поднял руки вверх.
  - Сдаюсь. Против подобных аргументов возразить нечего. К тому же, это была всего лишь шутка, невинная шутка. - Он вернулся к топчану, сунул под него руку и достал рюкзак, извлек из него две банки тушенки. - Что бы вы без меня делали, мужики?
  - Лично я взял бы тушенку из своего рюкзака, - ответил я.
  - Так это твой рюкзак и есть, - нагло заявил Рыбак. - Ну, что, к столу? А грибы с травяной кашкой будут гарниром к этому деликатесу. Вы к нам присоединитесь, сударыня?
  - Я позже поем. Когда Егорка с Иваном вернутся.
  'Егорка-то может и скоро прибежит, - подумал я, - а Иван скорей всего припозднится. У революционеров день ненормированный...'
  Анфиса ушла хлопотать по хозяйству, а мы втроем сели за стол.
  Я ел жадно и с огромным удовольствием, оно и понятно - больше суток маковой росинки во рту не было. Миша Каверзнев медленно и тщательно пережевывал пищу, по-видимому, не получая от еды никакого удовольствия. Он был похож на быка-производителя, жующего свою жвачку. Андрюха быстро проглотил полбанки тушенки, выловил деревянной ложкой парочку целых грибков и, взглянув на часы, объявил:
  - Ну, мне пора, мужики. Меня одна цыпочка заждалась уже. Миха, ты со мной?
  Каверзнев проглотил порцию жвачки и, покраснев еще гуще, сказал:
  - Куда торопиться? Успею...
  По всему было видно, что регулярная сексуальная жизнь Мише уже порядком надоела. А тем более такая... экстремальная.
  - Ну, тогда бывайте!
  После Андрюхиного ухода, мы с Мишей какое-то время ели молча. Потом я спросил:
  - А почему они это делают?
  - Что? И кто - они?
  - Старцы. Почему они делают золото?
  - Золото, помимо своей драгоценной сущности, - стал нудно рассказывать мне Каверзнев, - имеет большой ряд полезных свойств. Это хоть и очень мягкий, но достаточно тугоплавкий металл, температура его плавления более тысячи градусов Цельсия...
  - Постой, - перебил я Мишу, - я о другом хотел спросить. Почему именно золото? Почему не железо, например? Ведь не потому же, что железо ржавеет, а золото нет? Ведь это золото! Из него ювелиры всякие шедевры делают для услады глаз. Да что цацки, его свойства в медицине используют, в технике, в том числе, космической! А тут... горшки, да сковородки...
  - Ну не только...
  - А что еще?! Яйца и фигурки животных! Не смеши меня. Игрушки на забаву местной ребятне?..
  Миша пожал плечами.
  - Ведь должен быть какой-то смысл? - не унимался я. - Какой-то высший смысл во всей этой фантастической... реальности. Не такой примитивный. Золото должно людям служить. Человечеству! Прогрессу человечества, не сочти мои слова пафосными. А они сидят тут в тайге и... ваяют крынки. Глупо. Мелко как-то.
  - Я не знаю, - помолчав, признался Миша. - Не думал об этом. Просто дар такой у старцев - менять структуру земли, имея на выходе драгметалл.
  - Ну, ладно... - Я понял, что Миша не знает ответа на этот вопрос. Вполне возможно, что ответа попросту не существует. Ну, умеют. Ну, делают. Что не делать, коль умеют? А если получается золото, то его надо как-то использовать. Вот и используют в меру своих нужд и умственных способностей.
  - А вообще - кто они? - спросил я.
  - Старцы?
  - Вообще - все. Все жители этого поселка. Как они здесь оказались? Откуда пришли? Где их родина, корни где?
  - Да хрен их знает! - отмахнулся Миша. - Я геолог, а не историк. Николая Христофоровича бы спросить! Он краеведением занимается. Наверняка в Новоахтанговских архивах что-нибудь имеется на этих отшельников.
  - А может, они инопланетяне?
  - Я в эту байду о гуманоидах не верю, - фыркнув, заявил Каверзнев. - Да и какая разница - кто они? Пусть инопланетяне, пусть хоть воскресшие мертвецы! Мне поровну! Нам бы, Сергей слинять отсюда. Веришь, уехал бы куда-нибудь подальше от этого места и не разу бы не вспомнил о том, что со мной здесь произошло!
  - Ну, это ты врешь, - не поверил я.
  - А ты проституткой никогда не был? - зло спросил Миша.
  Я помотал головой.
  - И, наверное, не разу со слюнявой дурочкой не спал? Да что там говорить, - Каверзнев махнул рукой, - у тебя бы и не встал на нее.
  Я опустил глаза. Миша был прав - о таком действительно вспоминать не захочешь.
  
  
  9.
  - Ну что там? - спросил Август Вагнер, потянувшись. - Скоро уже?
  Он возлежал на огромных подушках в глубине будуара, длинные совершенно белые волосы множеством ручейков растеклись по черному бархату наволочек. Наволочки, как впрочем, и все остальное постельное белье были явно не местного производства. Вообще, жилище старца Терентия с появлением в нем Августа из простой деревенской избы превратилось едва ли не в номер люкс пятизвездочного отеля. Здесь появились вещи, необходимые для комфортного, даже излишне комфортного проживания, о предназначении которых вряд ли смог бы догадаться хоть один житель поселка сюда вошедший. Впрочем, за последние два года ни одной живой души, кроме хозяина и его дружка здесь не бывало. Лишь старец Игнатий заходил пару раз в обновленный дом своего приемника, когда еще мог с грехом пополам передвигаться на своих двоих. Но старец не увидел необычного убранства дома по причине слабого зрения, а если бы и увидел, то не осознал бы увиденного - практически ничего уже не соображал.
  Терентий не ответил, только глубоко вздохнул.
  - Так что, - повторил Август свой вопрос, - скоро?..
  - Мучается Игнатий, - снова вздохнул Терентий, подойдя к постели, на которой лежал его сожитель, - мечется, бормочет что-то. Не понять, что бормочет. Иногда вскрикивает, но так... слабо-слабо. А как стонет!..
  - Жаль старика? - Август протянул длинную руку и ухватил голубого старца за бедро. И улыбнулся, видя, что его приятель сначала зажмурился от удовольствия, но, учитывая скорбность момента, вяло освободился, однако присел на край кровати.
  - Так может, эвтаназию организуем? - спросил Август, продолжая улыбаться.
  - Ефта... Не понимаю. Ничего я не понимаю, что ты говоришь. Никогда не понимаю...
  - Эвтаназия - это когда, желая облегчить страдания умирающего, естественным образом прерывают их.
  - Это как? Убить что ли?! - ужаснулся Терентий.
  - Просто схожу к Игнатию и прикажу ему умереть. - Август потянулся к шелковому голубому халату, висевшему на спинке стула рядом с кроватью. Встал. Когда накидывал халат на плечи, снова улыбнулся, заметив плотоядный взгляд Терентия.
  - Не надо. - Терентий отвел глаза в сторону. - Не надо так... Ты прикажешь, ты сможешь, знаю... И откуда в тебе такой дар?
  - Природа дала. Мне такой, тебе - другой.
  - У меня не дар, - возразил Терентий. - Мне природа ничего кроме здоровья не дала. Меня землю в золото превращать Игнатий научил.
  - А теперь ты меня научить должен!
  - Я научил тебя всему..., - как бы оправдываясь, начал Терентий.
  - Всему?.. - Август быстро вышел из спальни, но вскоре вернулся, держа в руках глиняную плошку. - Смотри!
  Взгляд светло-серых, почти бесцветных, но сейчас вдруг показавшихся Терентию черными глаз Августа впился в плошку. Вагнер напрягся так, что на его широком лбу проявилась и вздулась, как насосавшаяся крови пиявка голубая вена.
  Сначала ничего не происходило, но вдруг вокруг плошки возникло бледное свечение, и она стала менять цвет - становилась все темнее и темнее, пока не стала совсем черной, похожей на кусок угля округлой формы. Свечение пропало.
  - Ты этому меня научил?! - Август швырнул плошку на пол, и она рассыпалась на мелкие кусочки и песчинки.
  - Я не знаю, - промямлил Терентий, с грустью поглядев на неопрятную кучку черной земли, - ...не понимаю, почему у тебя не получается. Наверное, виной тому твой дар. Он мешает тебе. Избавься от него, и у тебя все получится.
  - Как?! - вскричал Вагнер. - Как я от него избавлюсь?!! Он мне природой дан. Природа только и может забрать его у меня.
  - Человек и есть природа, - философски изрек Терентий. - Человек все сможет, ежели захочет.
  - Ты же не можешь чужие мысли читать, - возразил Август.
  - Не могу, - согласился старец. Помолчав, добавил: - Пока не могу. А может, не хочу...
  - Так захоти! Что тебе мешает?
  Терентий не ответил.
  Вагнер подошел к низкому столику, на котором стояла бутылка шампанского и два бокала. Налив в оба бокала один протянул Терентию, но тот, поморщившись, отказался:
  - Ты же знаешь, не люблю я эту твою кислятину. У меня с нее живот пучит.
  - Животик у бедненького пучит..., - рассмеялся Вагнер. - А с кваса не пучит?
  - С кваса нет... Ладно, пойду я. Не гоже Игнатия надолго одного оставлять. Да и должен я быть рядом.
  - Это ты по поводу того бреда, что сила умирающего с его последним вздохом к приемнику перейти должна?
  - Это не бред. Так всегда было, так Игнатий говорил. Рассказывал, что и с ним так было, когда его предшественник, старец Яков умирал. Он, как и я, пока Яков жив был, тоже мог из земли золото делать, но это у него через раз получалось. А как Яков умер...
  - Я помню, ты говорил... Ну, иди. А то помрет без тебя Игнатий и сила его вхолостую в космос улетучится.
  - Не знаю, про что ты говоришь, но пойду, пожалуй...
  - Может, и мне с тобой пойти?.. - задумчиво произнес Август, подумав вдруг: 'А может и правда, не бред?' Его бесцветные глаза вспыхнули, а на лице появилась дьявольская улыбка.
  Терентий не заметил перемен в облике дружка, пожал плечами:
  - Вообще-то нельзя... Я в тот самый миг со старцем один должен находиться. Но тебе... не могу отказать. Только обещай...
  - Что?
  - Уйдешь, когда я скажу. Сразу из избы Игнатия выйдешь.
  - Как скажешь, сразу уйду, - легко пообещал Август, согнав улыбку с лица.
  
  Дом старца Игнатия стоял напротив - из одной двери выйти, в другую зайти.
  Игнатий лежал на топчане укрытый засаленным лоскутным одеялом. Руки как две тонкие узловатые коряги вытянулись вдоль тщедушного тельца поверх одеяла. Глаза старца были закрыты, дышал он прерывисто с легким сипом, но не стонал. Наверное, на стоны уже не было сил. Умирающий был похож на желтую высохшую мумию, пока еще живую мумию.
  - Однако мы вовремя, - заметил Вагнер и непроизвольно взглянул на стрелки наручных часов - обе они стремились к двенадцати, до полночи оставалось меньше минуты.
  Вдруг Игнатий приоткрыл глаза.
  - Кто этот человек? - Вопрос старца прозвучал очень тихо, но был абсолютно не похож на бред умирающего. Терентий опешил.
  - Это..., это... - Он не знал, как ответить. Наконец, нашелся: - Это мой друг.
  - Пусть он уйдет. Я умирать буду.
  - Не просто друг, - поправил Терентия Вагнер, - а много больше чем друг. Даже больше чем родственник.
  - Уйди, уйди, - замахал на него руками Терентий.
  Август усмехнулся и остался на месте.
  - Ты же обещал..., - умоляюще ныл Терентий, - ты обещал мне...
  - Пусть уйдет, - повторил Игнатий свое требование. - Никто не должен... только ты, Терентий..., ты один.
  Терентий перестал ныть, неловко схватил Августа за рукав, потащил к выходу. Вагнер легко вырвал руку и с силой оттолкнул любовника от себя. Терентий отлетел и, гулко ударившись о бревно затылком, сполз по стене на пол.
  - Терентий, - слабым голосом позвал старец своего приемника, - где ты? Я...
  Договорить он не успел - глаза закатились, из горла вырвался хрип. Игнатий вытянулся и затих.
  Вагнер с минуту пристально смотрел на желтую мумию - не шевельнется ли - и, убедившись, что Игнатий не дышит, разочарованно произнес:
  - Ну вот, самая обычная смерть самого обычного человека. И никакой чертовщины. Эй, Тереха! - повернулся к Терентию. - Вставай, что развалился, как неживой?
  Терентий и впрямь не подавал признаков жизни.
  - Зашиб я тебя, что ли? - озаботился Вагнер и хотел подойти к лежащему навзничь дружку, но вдруг замер, уловив боковым зрением какое-то движение у постели Игнатия. Повернувшись, обомлел - от тела усопшего отделилась и зависла над ним туманно-радужная субстанция, по конфигурации напоминающая человека. Медленно поднявшись к потолку, это человекоподобное облако поплыло в сторону распростертого на полу Терентия, но, некоторое время повисев над ним, двинулось к Вагнеру. Август попятился, неотрывно глядя на облако, и пятился до тех пор, пока не уперся в дверь, хотел открыть ее и выскочить из дома, убежать, но дверь, не имеющая замков и запоров, не открывалась, словно она разбухла и намертво вросла в проем. Зависнув над Вагнером, облако стало сжиматься и вскоре превратилось в ярко-желтый шар. И вдруг выстрелило лучом прямо ему в голову.
  Августу показалось, что во лбу образовалась дыра, и через эту дыру в голову забралось что-то чужое, забралось и стало копошиться, устраиваться, вытесняя, бесцеремонно выталкивая то привычное, что там жило прежде. Это было больно и страшно.
  - А-а-а!!! - закричал Вагнер не в силах стерпеть жуткий страх и адскую боль. И рухнул на пол, потеряв сознание.
  
  Очнулся Август от ритмичного раздражающего слух звяканья. Сел на полу огляделся. Труп Игнатия лежал по-прежнему на топчане. Терентия в избе не было, а дверь была приоткрыта, через щель в избу проникали удары колокола и тянуло прохладной сыростью.
  Вагнер медленно поднял руку и с опаской ощупал лоб, вздохнул облегченно - дыры не было. Но все-таки еще раз убедился, посмотрев на ладонь, нет ли крови. И крови не было. Он тряхнул головой, и она показалась ему пустой и легкой, как высохший грецкий орех. Чужак убрался? Или просто удобно расположился, выбросив из черепной коробки все, что посчитал лишним, ненужным?
  Или не было ничего, а все только померещилось?..
  Вагнер с трудом поднялся с пола, и, покачиваясь, вышел из дома умершего старца Игнатия.
  Ночь была прохладной, даже можно сказать холодной. Высоко в небе висели звезды, такие яркие, что ни на что другое смотреть не хотелось. Однако Терентия, стоящего посреди маленькой площадки между двумя домами - его и умершего старца Игнатия и звонящего в колокол, подвешенный к столбу, Август увидел сразу.
  - Народ созываешь? - хрипло спросил он. - Хочешь сообщить печальную весть? Или радостную?.. Король умер, да здравствует король!
  - Уйди, - раздраженно бросил Терентий, недобро сверкнув глазами, - предатель... Ты не должен быть здесь, когда придут люди. Вон, уже идут. Факелы вижу...
  Вагнер пожал плечами и молча удалился в дом напротив. Прошел в спальню, выпил бокал шампанского и упал на подушки. Лежал, думая обо всем происшедшем. Потом вдруг вскочил, осененный внезапно пришедшей мыслью, кинулся в сени, где стояла стопка глиняных тарелок, принесенных жителями поселка для превращения их в золотые. Схватил в руки одну тарелку и...
  На этот раз Августу даже напрягаться не пришлось! Тут же возникло свечение. И не бледное, а яркое. Ярко-желтое. Мгновение, и тарелка в его руках вдруг резко потяжелела, поменяла цвет - стала золотой.
  - Что и требовалось доказать! - громко сказал Вагнер, швырнул тарелку в угол и с удовлетворением потер руки. - Теперь я стану самым богатым человеком на Земле!
  Август мечтательно закрыл глаза, продолжил уже мысленно:
  'А разве в богатстве дело? Разве о нем я мечтал всю жизнь? Конечно, богатым быть хорошо, кто спорит? Но я по большому счету и не бедствовал никогда. У любого мог отнять кошелек, заставить назвать код личного сейфа, перевести любую сумму на указанный мною счет. И отдавали, и называли, и переводили... Но всегда мне приятней было лишать человека не сбережений, а его воли, подчинять себе. Я подчиню себе всех, живущих на этой Земле! Я обрушу мировые рынки, посею хаос и панику, я переверну все вверх тормашками! С моими-то способностями... с теми, что были и с теми, что я приобрел этой ночью! Я стану властелином мира!.. Так, пора уходить из этой таежной деревни идиотов и выродков. И так задержался на целых два года. А чего мне это стоило! Ладно, не буду о грустном, теперь-то я получил что хотел, и здесь мне больше делать нечего. Сейчас прямо соберусь и уйду. Мой джип ждет меня. Хорошо спрятанный, с полными баками бензина. Правда, идти через тайгу до него далековато. Да еще ночью... С утра что ли в путь-дорогу двинуться?.. И не пешком, чего ноги бить? Заставлю этих трех придурков, которые пришли сюда за золотом, тащить меня до самой машины. На горбу. Нет, лучше пусть носилки для меня сделают. А потом прикончу их. Это будет смешно! Выроют себе могилу. Сами! И умрут...'
  От этой мысли Август развеселился еще больше. Снова налил себе шампанского, подошел к зеркалу, на всякий случай укрытому Терентием тяжелой шторой. Сорвав штору и посмотрев на свое отражение, поморщился:
  - Бороды всегда терпеть не мог.
  Вагнер взял ножницы и стал кромсать усы и бороду, с отвращением отбрасывая отрезанные пряди от себя - они белыми хлопьями опускались на темные половицы под его ногами. Потом он долго и тщательно сбривал остатки растительности станком. Закончив бриться и помолодев лет эдак на десять, Август освежил лицо туалетной водой и удовлетворенно произнес:
  - Ну, вот, более или менее стал похож на цивилизованного человека. Подстричься бы еще..., да ладно. В городе первым делом схожу в парикмахерскую. А пока... - Вагнер собрал длинные волосы в хвост и заколол его костяной заколкой. Подмигнул своему отражению: - Пока и так сойдет. А, в общем-то, неплохо. Я бы сказал - импозантно...
  В дом вошел Терентий, Вагнер увидел его в зеркале.
  - Поведал народу о кончине Игнатия?..
  Терентий кивнул, он смотрел на отражение в зеркале своего помолодевшего дружка и не мог скрыть восхищенного взгляда.
  - Какой же ты... красивый. И молодой. Прям юноша...
  Вагнер усмехнулся:
  - А тебе кто бородищу твою сбрить мешает?
  - Нельзя, - покачал головой Терентий.
  - Так хоть подровняй малость. Покороче сделай. Хочешь, я тебе, - Вагнер взял ножницы и пощелкал ими, - модную бородку забабахаю? Эспаньолку. Так и быть, поработаю цирюльником.
  - Нельзя, - отшатнулся Терентий. - Не положено. Старец я теперь. Старец без бороды..., скажешь тоже!
  - Ну, как знаешь. - Август выставил из угла тяжелый чемодан, кряхтя поставил его на стол, раскрыл и стал доставать из чемодана и рассматривать свои городские одежды. Вытащил белоснежную сорочку, критически ее осмотрел. - Нет, не пойдет, - он разговаривал сам с собой, не обращая внимания на оторопевшего Терентия. - Надену-ка я лучше мой любимый спортивный костюм и кожаную куртку. Во всяком случае, их гладить не надо...
  - Ты что это, - тихо спросил Терентий, - никак уходить собираешься?
  - Ага. Собираюсь.
  - Надолго на этот раз?
  Август повернулся, взглянул на Терентия насмешливо, но не ответил - снова занялся инспектированием содержимого чемодана.
  Терентий, помолчав, спросил:
  - Что, прямо сейчас и пойдешь?
  - Зачем сейчас? Утром. Переночую и пойду. Что я дурак - ночью по тайге шляться?
  - А я в доме Игнатия до утра находиться должен, - как-то жалобно произнес Терентий, - рядом с телом...
  - Да иди ты..., - бросил Вагнер через плечо, не отрываясь от своего занятия, - куда хочешь.
  Во взгляде Терентия не было обиды, там поселилась тревога.
  - Ты навсегда уходишь, - догадался он, наконец.
  - Конечно.
  - А я? - Терентий обессилено сел на лавку у стены. - А я как же?
  - Ты будешь руководить этим стадом полоумных. А меня мое стадо заждалось уже. Мычат, слышишь?.. - Вагнер поднял палец вверх, шутовски призывая бывшего любовника к молчанию.
  Терентий сполз с лавки и на коленях бросился к своему милому.
  - Не бросай меня, Август! Как же я без тебя? - Он обхватил ноги Вагнера и стал целовать их. - Не бросай меня, не уходи. Я без тебя никто, я пропаду...
  Август оттолкнул от себя Терентия, пнул его исцелованной ногой.
  - Пошел вон, дебил! Иначе прикажу тебе умереть!
  - Прикажи! - вопил Терентий. - Мне все одно не жить без тебя! Мне без тебя свет не мил! Хочешь, не я, а ты станешь старцем? Выберешь себе приемником кого захочешь! А я так, я при тебе буду...
  'Успокоить его, что ли?' - подумал Вагнер и попытался разглядеть среди слез и спутанных волос глаза Терентия. Прямой взгляд в глаза не обязателен, но так легче. Нашел, разглядел, мысленно собрался, но... ничего не получилось - Терентий продолжал плакать и выть, катаясь по полу.
  'Неужели?! - В памяти Вагнера возникло туманно-радужное облако, парящее над телом старца Игнатия. Он вспомнил, как что-то чуждое, постороннее копалось в его голове, как оно там конфликтовало с его сознанием. Он вспомнил боль и страх, испытанные несколько часов назад. Сейчас боли не было, но страх снова поселился в нем. Жуткий страх невосполнимой потери. - Неужели?.. Нет! Не может быть! Просто Тереха сошел с ума от горя. Он просто сошел с ума! А с сознанием сумасшедших работать сложно. Практически невозможно... Ну да! Так и есть, - подумал Вагнер, неотрывно глядя в безумные глаза Терентия, - он сошел с ума...'
  Страх не уходил, он гнал Вагнера по пустынным ночным переулкам таежного поселка.
  - Надо проверить, - бормотал он, - надо обязательно проверить. Надо убедиться...
  Окна изб были черны, ни в одном не горела лучина.
  'Спят! Все спят! Никто не хочет вылезать из-под своего теплого одеяла! Людишки! Жалкие букашки! Как я вас всех ненавижу!!!'
  Вагнер остановился, услышав чьи-то шаги.
  'Лишь бы не придурок попался, - подумал он. - Есть в этой деревне хоть один нормальный?'
  Тень человеческой фигуры двигалась ему навстречу, Вагнер уже стоял на ее голове.
  - Стоять! - громко приказал он. Тень остановилась - остановился идущий в ночи человек. - 'Только бы не придурок' - Вагнер сам шагнул навстречу ночному пешеходу. - А, это ты...
  
  
  
  10.
  - Слышь, Серый!.. Ну, просыпайся же!
  Я открыл глаза. Луч фонарика светил мне прямо в глаза, мешал увидеть того, кто меня будил.
  - А?..
  - Серый! Ну, ты даешь! Завидую крепости твоего сна! Больше суток дрых, как сурок и снова дрыхнешь, не добудишься.
  Андрюха. Я узнал его голос.
  - Что такое? Что случилось?
  - Я сейчас нос к носу с Вагнером столкнулся. Побрился гад, бороду сбрил.
  - Ну и что?..
  - Что-то случилось.
  - Вот и я спрашиваю...
  - Серый, с Августом что-то случилось. Я ему сейчас по роже его бритой съездил, а он ничего мне не сделал. Понимаешь?
  - Нет.
  - И я не понимаю. Я ему дал по роже, а он сбежал.
  - Ну? - я, наверное, еще не совсем проснулся, соображал туго.
  - Вот тебе и ну! Улепетывал Август, как трусливый заяц. Мог бы приказать, и мне бы улепетывать пришлось. Или убил бы он меня одним взглядом. А он... сам убежал. Испугался моих ...дюлей и убежал.
  Я сел. Спросил, сам не понял зачем:
  - А ты чего по ночам шляешься?
  - Я от цыпочки возвращался... Если честно, меня ее муж выгнал. Сначала к ним Иван приходил, с хозяином разговоры разговаривал. После этого разговора муж цыпочки не меня стал косо глядеть, но только глядеть. Позже колокол зазвонил. Не слышал что ли?
  - Нет. Спал.
  - Здоров спать... Короче, Игнатий умер.
  - Вот как?
  - Но это неважно...
  - Само собой, - согласился я. - Смерть любого человека - событие вполне рядовое, а уж столетнего старца...
  - Иди-ка ты со своими приколами... И не перебивай меня, ладно?.. Так вот, все ушли на зов колокола. И цыпочка ушла. Я спать наладился. Не знаю, сколько проспал. Вернулись они с мужем, но без Ивана, о чем-то вдвоем поговорили и..., короче, меня выставили за дверь. Мне куда идти? Понятно - сюда, мы же с тобой у Ивана на постое. Иду себе, о смысле жизни размышляю, а мне кто-то как заорет: 'Стоять!'. Подхожу ближе - Вагнер. Я ему и врезал. А он...
  - Вагнер убежал?! - до меня, наконец-то, дошла суть Андрюхиных слов. - И ничем тебе не ответил на плюху?
  - Вот именно!
  - И что все это значит?..
  - Вагнер мне не спарринг-партнер - соплей перешибу. Но он мог бы применить этот свой... гипноз долбанный. Не применил.
  - Может, растерялся?
  - Я думаю, он не из тех, кто теряется в таких ситуациях.
  - Тогда... Слушай, Андрюха, а если это не Вагнер был? Ты говорил, что тот, кого ты ударил, бритым был.
  - А кто? Кто тут самый высокий и тощий? И такой белобрысый? Нет, Серый, Вагнер это был, точно! Наверное, в город намылился, вот и побрился, чтобы в глаза своей оригинальной внешностью не так бросаться. Но я его и лысым узнаю. Даже если он свою башку бинтом замотает, все равно узнаю.
  - Тогда непонятно...
  - А надо понимать? Может, этот его дар по ночам спит. Может, он его потерял на время. Или навсегда. А может, сила у него в бороде была? Как у старика Хоттабыча. Выдернет волосок и... А он ее сбрил. Какая разница?! Так или иначе, временной нетрудоспособностью колдуна надо воспользоваться! Одевайся живо!
  Я вскочил и стал натягивать штаны, путаясь в штанинах. И вдруг опомнился:
  - Ты предлагаешь его убить?!..
  - Нет, - съязвил Рыбак, - в жопу поцеловать и отпустить! Одевайся, давай.
  - А может просто уйти? - робко предложил я. - Если его дар пропал, то может, и блокада нашего сознания закончилась.
  - Ясен пень - закончилась, - рассудительно заметил Андрюха. - Я, как только Августа повстречал, у меня сразу же возникло желание вмазать ему хорошенько. Если бы я все еще под воздействием его чар находился, то не это бы почувствовал, а страх. Ну, по крайней мере, захотелось бы убежать. А я ему сходу - на в рыло! Ничего не чувствовал, только грохнуть эту падлу хотелось. Убежал сука! Давай Серый, одевайся быстрее, у меня руки чешутся! Миху бы еще прихватить, да кто знает, где он сейчас?..
  Я молча продолжил одеваться, и тут из соседней комнаты вышел Иван. Он был одет, в одной руке держал топор (скорее всего, с золотым топорищем), в другой - зажженную лучину. Подойдя к столу, поставил лучину в горшок. Потом, пошарив за печкой, вытащил оттуда какой-то предмет, замотанный в тряпицу.
  - Пошли мужики! - приказал он. - Я знаю, где сейчас Михайло, тут рядом, у дурочки одной спит. Прихватим его, да еще пару правильных мужиков, с которыми надысь и вечёр разговаривал. И пойдем распутников громить - Терентия и дружка его Августа. Думал, завтра еще по домам похожу, да видать, случай для бунта самый подходящий этой ночкой появился. - (Само собой, Иван слышал наш с Рыбаком разговор). - Правильные ты Андрей давеча слова говорил: промедление смерти подобно... На вот, - протянул сверток Андрею, - прибрал на всякий случай. Я этой штуковиной все одно пользоваться не умею, а тебе авось понадобится.
  Андрюха развернул сверток, в нем оказался Макаров, радостно произнес: 'Но пасаран!' и пошел вслед за двинувшимся к выходу Иваном. Я, на ходу застегивая молнию на джинсах и забыв о штормовке, поспешил за ними.
  - Куда раздетый? - остановил меня Иван, - только оклемался чуток. Ну-ка вернись, оденься.
  Я вернулся за штормовкой. Посреди комнаты стояла Анфиса в длинной ночной рубахе, в ее глазах застыли тревога и страх. Егорка был тут же, мать крепко прижимала его к себе, словно опасалась, что он вырвется и убежит. Пацан и впрямь был радостно возбужден, по-видимому, горел желанием пойти с отцом громить распутников, и если бы не папин запрет, и (что более вероятно), не мамино присутствие, так бы и сделал - тайком бы рванул за нами.
  - Все будет хорошо, - бодро пообещал я Анфисе, сам не особенно в это веря. И совсем уж по-дурацки добавил: - Вернемся с победой!
  
  К резиденции старцев подошли примерно через полчаса, уже вшестером. По дороге зацепили Каверзнева, вкратце поведали ему о том, что произошло и что намерены делать. Миша пошел с нами с радостью, раздумывал недолго. Вообще не раздумывал - в отличие от меня никаких угрызений совести у него не возникло. Еще два деревенских - крепкие мужики примерно одного с Иваном возраста - тоже присоединились к нашему отряду с готовностью и большой охотой. Один прихватил с собой топор, такой же, как у Ивана, второй вооружился длинным пестом с набалдашником. Наверное, в его доме стояла золотая ступа наподобие той, что Миша Каверзнев нашел на пепелище. И тот и другой поглядывали на нас косо, особенно на Рыбака.
  Не выдержав, Андрюха сказал им:
  - Так, мужики, мы вместе идем на правое дело - громить супостатов. Может, кому-то из нас суждено не вернуться из этой схватки. Может быть... Поэтому, действовать мы должны решительно и слаженно, доверять друг другу. Короче, мы должны стать единым монолитным коллективом. И между нами не должно быть никаких недомолвок и обид.
  - Ну, - угрюмо сказал тот, что был с топором.
  - Я, как вы знаете, - продолжил Рыбак, - не по своей воле...
  - Да ладно, - отмахнулся человек с топором, - все понятно. Чего там?.. Я на тебя зла не держу, чужак.
  - Я тоже, - скрипнул зубами второй и перехватил пест поудобнее.
  - Меня Фролом зовут, - сообщил человек с топором.
  - А меня Поликарпом, - назвался вооруженный пестом.
  - А меня...
  - Да знаем мы..., - сказал Фрол. - Однако пришли уж почти.
  - Вот и замечательно, - сказал Рыбак и передернул затвор Макара. - Установим сообща в вашем поселке истинно народную власть, и... только вы меня здесь и видели.
  Последние слова Андрюха произнес очень тихо, практически шепотом. Я услышал, потому что стоял рядом.
  Резиденция старцев состояла из двух домов, стоящих один напротив другого. До рассвета было еще далеко, но свет луны и звезд позволил мне разглядеть - дома старцев ничем не отличались от жилищ обычных поселян - избы как избы. Окна одной избы были черны, в другой кто-то явно не спал - горела лучина.
  - Это дом усопшего старца Игнатия, - шепнул мне Рыбак, кивая на мерцающие окна, - а в том, что напротив...
  - Тс-с-с, - цыкнул на нас Иван. - Тихо будьте!
  Мы остановились на площадке между избами старцев, прямо под колоколом. Фрол с Поликарпом уставились на Ивана, ожидая дальнейших указаний, но тот и сам не знал толком, что делать дальше; хмуря брови и напуская на себя грозный вид, он этим пытался скрыть растерянность. А спрашивать совета у Рыбака, ронять авторитет Ивану явно не хотелось. Но Андрюха сам пришел ему на помощь - подошел вплотную и зашептал что-то на ухо. Иван выслушал, кивнул и тихо сказал: 'Добро. Действуй', после чего Андрюха вернулся к нам с Мишей.
  - Иван со своими односельчанами сейчас пойдет с Терентием разбираться, - сообщил он шепотом. - Терентий наверняка сейчас с Игнатием в его доме. А мы с вами...
  Договорить он не успел - удар колокола взорвал тишину ночи.
  - Блин! - вполголоса ругнулся Рыбак, хотя можно было уже говорить громко - эффект внезапности был утрачен.
  Мы посмотрели в сторону столба с колоколом. Под колоколом стоял Поликарп и вытаращенными от удивления глазами смотрел то на нас, то на набалдашник своего песта.
  - Экий ты... - Иван сплюнул себе под ноги, - неловкий.
  На пороге избы Игнатия появился чернобородый мужик, по всей вероятности - Терентий. Глаза старца пылали гневом.
  - Вы зачем пришли? - грозно спросил он.
  Видя, что Иван сейчас начнет заикаться только от одного вида Терентия, Рыбак вышел вперед:
  - Где твой дружок?
  - Тебе какое дело? - Терентий не выказал ни страха, ни даже опасений, однако бросил быстрый взгляд на окна дома напротив.
  - А ну-ка быстро зови сюда Августа! - взял себя в руки Иван.
  - Ты кто такой, чтобы мне приказывать? - надменно изрек Терентий.
  - Власть переменилась, - заявил Рыбак. - В поселке устанавливается истинно демократический режим. А плотник Иван - председатель временного правительства. Понял, грязный развратник! - И заорал во весь голос: - Долой тиранов! Долой сатрапов! Долой пидарасов!
  Я подумал, что Рыбак явно переигрывает, но поселяне, возглавляемые Иваном, фальши в призывах Андрюхи не заметили, потрясая оружием, они решительно двинулись на Терентия. Старец геройствовать не стал, попытался скрыться в доме покойника - юркнул за дверь, но Иван так мощно рванул ручку на себя, что Терентий пулей пролетев мимо расступившихся Фрола и Поликарпа, спланировал на середину дворика, гулко ударился головой о столб и затих. Под столбом расползлась темная лужа. Иван зашел в дом Игнатия, а Фрол с Поликарпом кинулись к бездыханному телу только что низвергнутого старца.
  - Серый, оставайся здесь, следи за окнами, - приказал мне Рыбак, указав на дом Терентия. - А ты, Миша на ту сторону дома, там тоже два окна имеется. Эй, мужики! С Михаилом... живо!
  Рыбак толкнул дверь и тенью скользнул в черноту проема. Каверзнев и оба мужика побежали за дом. А я остался один. Присел на корточки под окнами и подумал: 'А что если сейчас из окна выпрыгнет Вагнер с автоматом? Как я смогу его удержать? Что я вообще могу?..'
  И Вагнер появился. Только он не выпрыгнул из окна, а подошел сзади. Я услышал, как клацнул затвор автомата и обернулся. Август Вагнер стоял рядом с телом Терентия во весь свой немалый рост и держал в руках калаш. Но ствол автомата был направлен не в мою сторону (наверное, Август не увидел меня сидящего на корточках в тени дома), а на вышедшего на крыльцо Ивана. В ту же секунду раздалась короткая очередь, и Иван без вскрика и стона кубарем скатился с крыльца на землю.
  'Ну, все, - обреченно подумал я, - теперь моя очередь'.
  И точно - Вагнер посмотрел на распахнутую дверь дома Терентия, заметил меня и, злорадно ухмыльнувшись, вскинул автомат.
  Что бы сделал Брюс Ли на моем месте? Наверное, совершил бы гигантский прыжок и ударом босой пятки в лоб... или сделал бы кувырок вперед и подсечкой... Я не Брюс Ли и даже не Брюс Уиллис - я продолжал сидеть на корточках и не мог оторвать задницу от врезавшихся в нее пяток, она словно приросла к ним.
  Вдруг из двери за моей спиной прозвучал одиночный выстрел. Это Андрюха стрелял. Вагнер ойкнул, выронил калаш и, тряся рукой, кинулся прочь, скрывшись в глубокой тени неосвещенных улиц. Рыбак выстрелил еще два раза ему вдогонку, но, скорее всего не попал.
  - Убежал, гад! - Рыбак грязно выругался и пошел поднимать брошенный Вагнером автомат. - Надо же..., прямехонько в затвор попал...
  Я наконец оторвал свою задницу и поспешил к Ивану. Но он уже сам поднимался с земли, недоуменно глядя на меня.
  - Что это меня так по башке шарахнуло? Как колуном... - Иван держался за голову, кровь текла сквозь пальцы и заливала лицо.
  - Убери руку, дай посмотрю, - приказал я.
  Ива послушно убрал руку, и я осмотрел его рану. Пуля прошла скользом, не причинив особого вреда, только кожу на голове вспорола, но удар о кость черепа и болевой шок привели к короткой потере сознания.
  - Все понятно, - заявил Андрюха, взглянув на боевое ранение Ивана через мое плечо. - Вагнер навсидку стрелял, с руки. Так стрелять - навыки определенные иметь надо. А у колдуна нашего, судя по всему, таких навыков нет. Автомат-то очередью вверх ведет, его книзу прижимать надо. Или ниже брать. Вот если бы он не в голову, а в грудь целил...
  - Рану надо обработать, - сказал я, - причем, срочно.
  - Так пошли скорее домой, - правильно отреагировал Иван. - У меня дома все имеется: и тряпица чистая, мягкая и вода горячая. Отвар сделаю. Да и Анфиса с Егоркой волнуются, они же грохот этот слышали...
  - Пойдем, - согласился я. - Только тут вроде бы еще одна черепно-мозговая...
  - Если ты Терентия имеешь в виду, - грустно сказал Рыбак, - так ему медицинская помощь уже не требуется.
  - Мертвый?
  - Абсолютно. Теперь некому золото делать. Да и..., хрен с ним!
  - Это точно, - подтвердил подошедший Миша Каверзнев.
  
  
  11.
  - Вот здесь на этом самом месте Вагнер расправился с Витей и Кузей, - грустно сообщил Миша, остановившись на краю каменистой осыпи.
  - А где?.. - Рыбак стал осматриваться.
  - Останки? Наверное, зверьки лесные растащили. По норам, по логовищам. В тайге трупы не залеживаются.
  - Привал, что ли? - спросил я, намереваясь скинуть рюкзак.
  - А не боисси? - дурашливо осведомился Андрюха.
  - Чего?
  - Не чего, а кого. Духов убиенных Виктора и Кузьмы.
  Я не счел нужным ответить.
  - Да тут вообще-то недалеко до пепелища, - помявшись, заметил Миша. - Километра три.
  - Я помню, - заметил Рыбак, - ты писал в письме Тарану. Значит, так: дойдем до пепелища там и привал организуем. - И подмигнул. Мне.
  - Мужики, - нерешительно произнес я, - а может, ну его на хрен это золото?
  - Ну, начинается! - рассердился Андрюха. - Теперь, когда все позади, когда мы чудом выжили, когда до дома - рукой подать..., ты опять за свое! Предлагаешь пройти мимо? Не воспользоваться шансом? Ты извини, Шар, но мне кажется, что события последних дней не самым лучшим образом повлияли на твою психику.
  - Не спорю. Может, я псих, - согласился я, - но жить, знаешь ли, хочется даже психам. А это золото до добра не доведет.
  - А куда оно доведет?
  - До могилы.
  - Да чего ты боишься?! Вагнера? Нет его здесь! Он уже давно купается в благах цивилизации.
  - Он знает о золоте на пепелище не хуже нас с вами, - возразил я. - Что ему мешает туда пойти, чтобы, как ты говоришь - купаться в благах цивилизации, но еще с большим комфортом?
  - Ничего не мешает, - согласился Рыбак. - И нам ничего не мешает. И никто! Вагнеровские чары закончились, борода у него отрасти еще не успела. А без чар он никто, и звать его никак. Он от меня уже дважды убегал. И в третий раз убежит, только пятки сверкать будут. Только, думаю, не будет Вагнер судьбу испытывать. Знает же, что мы в поселке не задержимся, а когда в город возвращаться будем, наверняка на пепелище за золотишком зайдем. И про то, что у нас оружие есть, тоже, между прочим, знает.
  - А ты уверен, что у него у самого оружия нет? А может, он засаду где-нибудь устроил? Перестреляет как куропаток!
  - Не-а, - помотал головой Рыбак, - Вагнер не боец, я это понял. Не ссы карбидом, Шар, не делай пыли! Тем более что ты меня знаешь, если я удила закусил, меня хрен чем остановишь!
  - Ну а ты, Миша? Ты же сам говорил... - взглянув на Мишу и увидев в его глазах тот же самый сумасшедший блеск, который присутствовал и в глазах Андрея, я заткнулся, потому что понял - убеждать их бессмысленно, мои товарищи меня не слышат. Я вздохнул, поправил лямки рюкзака и угрюмо бросил: - Пошли.
  Сам я твердо решил золота с пепелища не брать.
  Шли мы около часа. Вдруг Миша, идущий первым, остановился и, подняв руку, призвал нас к тишине. Мы замерли. Я заметил, как Рыбак дотронулся до пояса, нащупывая пистолет. Вагнер?.. Я напряг слух. Издали доносился неясный гул, состоящий из множества разных шумов. Но распознать происхождение этих шумов было невозможно - слишком далеко.
  - Там что-то происходит, - повернулся к нам Каверзнев.
  И без этой его реплики было понятно, что на пепелище происходило что-то необычное.
  - Такое ощущение, что в лесу полно народу, - сказал Рыбак. - Или диких медведей...
  - По-твоему, бывают и домашние медведи? - съехидничал я.
  - По-моему надо ближе подойти.
  Мы прошли еще немного. Вскоре стали различимы звуки ударов железа по дереву, рев бензопилы и даже отдельные голоса, много голосов. Люди, находящиеся на пепелище ни от кого не прятались, вели себя как хозяева.
  - Блядь! - зло выругался Рыбак. - Опоздали.
  - Зато Вагнера там точно нет, - без особой радости в голосе заметил Каверзнев.
  И вдруг мы разом вздрогнули от строгого окрика:
  - Стой! Кто идет?!
  На тропе появились два солдатика, вооруженных автоматами.
  'Учения что ли', - подумал я.
  - Кто такие? - автоматные стволы черными дырами смотрели нам в лицо.
  - Местные, - раздраженно крикнул Рыбак. - Пушки опустите! Не военный объект чай охраняете! Нет здесь никаких военных объектов.
  - Не твое дело, что мы охраняем, - оборвал Андрюху солдатик с желтыми лычками ефрейтора. - Документы предъявите.
  - С какого это перепуга? - разозлился Рыбак. - Идите-ка вы, товарищи солдаты...
  Ефрейтор передернул затвор.
  - Документы!
  Рыбак сплюнул, недобро глянул на бойцов, вытащил из кармана и предъявил в развернутом виде служебное удостоверение:
  - Капитан Рыбаков, уголовный розыск.
  Ефрейтор нехотя опустил автомат, поставил на предохранитель. Но, не желая терять лицо, попытался продолжить допрос:
  - А кто эти люди с вами, товарищ капитан? И вообще, что вы делаете в тайге?
  - По грибы ходили, - нахально заявил Рыбак. - Так, мужики, разговаривать буду со старшим. Кто у вас командир?
  - Старший лейтенант Кутузов, - уныло сообщил ефрейтор.
  - Витя? - удивился я, и мы с Андрюхой переглянулись. Бойцы тоже посмотрели друг на друга, потом пристально на меня.
  - А ну-ка, бойцы, ведите нас к своему командиру, - распорядился Андрюха.
  - К старшему лейтенанту Кутузову, - уточнил я и многозначительно добавил: - к моему другу детства.
  Картина, вскоре открывшаяся нашим взорам, ничего общего с древним пепелищем не имела. Более всего это было похоже на строительную площадку, на которой уже начались нулевые работы. Но как-то странно были сделаны шурфы - хаотично.
  - Оно? - спросил Мишу Рыбак.
  - Оно, - грустно подтвердил Каверзнев.
  - Ямы это...
  - Подполы.
  Почти все деревья и кустарники на площади примерно с гектар были спилены, порублены и стасканы в одну кучу, осталось лишь несколько жиденьких кустиков. В противоположной от кучи стороне стояла большая армейская палатка. Еще одна, но поменьше, явно командирская была разбита практически в центре площадки. Кругом суетились солдаты в камуфляже, а у открытого полога палатки гордо стоял Витя Кучкин собственной персоной и молча руководил работами. Часть бойцов - меньшая - продолжала расчистку площадки, уничтожая остатки растительности, а большая часть ковырялась в земле. Создавалось впечатление, что все поле разбито на квадраты и у каждого бойца свой квадрат. То и дело кто-нибудь из землекопов отрывался от своего занятия и направлялся к командирской палатке, неся добытое из земли в руках. Витя пропускал бойца в палатку. А через пару секунд боец выходил из нее, но уже с пустыми руками.
  - Золото в палатку стаскивают, - шепнул мне на ухо Рыбак.
  - Вижу. - Я показал ему рукой на шестерых военнослужащих, толкающих перед собой с самого края площадки что-то цилиндрическое и очень тяжелое, скорей всего, ту самую золотую ступу. А рядом, у одной из ям, сидели двое солдатиков на перевернутом корыте и утирали носовыми платками пот на стриженых затылках.
  Рыбак вздохнул:
  - Вот и пепец моим надеждам...
  Увидав караульных, ведущих в лагерь трех незнакомых бородатых мужиков и не сразу признав в одном из бородачей друга детства Сергея Шарова, то есть меня, Витя встрепенулся и кинулся навстречу, держа руку на кобуре, вид у него был грозный. За несколько шагов он остановился как вкопанный и удивленно произнес:
  - Вот так номер! Шар, ты как здесь?..
  - Неисповедимы пути господни, Витюша, - туманно изрек я, посмотрев на Рыбака. Он понял, вытащил удостоверение и, представившись, сказал:
  - Ты, старлей, Серегин друг. И я его друг. Значит, нам с тобой сам бог велел подружиться. - И протянул руку. Витя нерешительно ее пожал.
  - Виктор...
  - А я Андрей.
  - А... - Витя посмотрел на Мишу.
  - А это тоже наш друг. Его Мишей зовут.
  - Михаил Каверзнев, - представился Миша и добавил: - геолог.
  Прозвучало это так, словно он сказал: 'Сэр Михаил Каверзнев, эсквайр'. Я не стал рассказывать Вите о том, что Миша тоже родом из Курносовска и что мы с ним учились в одной школе, дабы не усложнять ситуацию.
  Вслед за представлениями и рукопожатиями наступило неловкое молчание. Кивком головы отпустив патрульных, Витя как-то грустно посмотрел на меня и на моих товарищей. Я понял, его мучил вопрос: что мы делаем в тайге? Более того, он наверняка обязан был его задать, но мое совершенно неожиданное появление на сцене и рыбаковское удостоверение сбило Витю с толку. Видя замешательство моего друга, Рыбак решил расставить точки над 'и':
  - Ты, Виктор, не ломай голову над вопросом - почему мы здесь оказались. Все просто. Я здесь по долгу службы, а Сергей с Михаилом..., они со мной. Так получилось.
   - Понятно..., - пробормотал Витя, хотя по его глазам я понял, что он ничего не понимает.
  - И это..., - продолжал Рыбак, - ты нас не опасайся и не думай ничего худого. Мы в курсе дела.
  - То есть?..
  - Ну... знаем мы, что находится сейчас в твоей палатке... Кстати, ты не боишься вот так - все там оставлять без присмотра?
  Витя растерянно оглянулся на палатку.
  - Там прапорщик сидит, - пожал он плечами, - принимает и опись составляет... Так вы знаете?..
  - О золоте? Конечно. Но мы заинтересованы в том, чтобы о находке знало как можно меньше людей. - Рыбак прищурился. - Виктор, ответь, пожалуйста - кто еще об этом знает? Кроме тебя и твоих бойцов.
  - Генерал знает. Я ведь сразу с ним связался... - Витя взглянул на меня, пояснил: - с тестем, - и снова повернулся к Андрюхе. - Генерал Кутузов, больше я никому не говорил. - И вдруг Витины глаза озарились пониманием: - А, я понял! Генерал сообщил куда надо и вас ко мне для усиления так сказать, направили? По линии управления внутренних дел?..
  Андрюха лучезарно улыбнулся, но не подтвердил и не опроверг Витину догадку.
  - Ну что ж, - с облегчением выдохнул Витя, - значит, вместе будем найденное богатство охранять до прибытия вертолета.
  - Какого вертолета? - насторожился Рыбак.
  Витя взглянул на часы.
  - Собственно, охранять-то тут осталось... Ровно через два часа прилетит вертушка с генералом Кутузовым. Мы под нее сейчас площадку и расчищаем.
  - Понятно, - кивнул Андрюха. - И на эту вертушку...
  - Мы должны погрузить золото, - весело подхватил Витя. - Его увезут... куда надо. Здесь останется группа специалистов для более тщательных поисков. Я пошарился там..., - Витя махнул рукой на лес, за границу расчищенной площадки, - и мне показалось, что пепелище дальше тянется. По ходу поселение большим было... Ну, в общем, тут другие люди останутся, а я со своим отрядом продолжу выполнение непосредственного задания. Я ведь здесь, мужики, случайно тормознулся. Смех! Вы не проверите! По малой нужде в чащобу отошел и в яму провалился. Гляжу, а там золотые горшки валяются. Естественно не сразу понял, что это золото - подумал, обычные, глиняные - а как в руки взял горшок, а он тяжелющий... Вот и пришлось здесь задержаться. Вообще-то, до того квадрата, где нам с бойцами предписано рекогносцировку провести, мы не дошли километров сорок, он южнее расположен.
  'Ага, - подумал я, - это примерно там, где находится поселок староверов'.
  Староверов... По привычке подумал.
  - А какое у тебя задание? - спросил я у Вити. - Ну, если, конечно, это не военная тайна.
  - Да какая тайна? - плюнул Витя. - Теперь уже нет никакой тайны. Решение о строительстве РЛС в Новоахтанговском районе поначалу на самом верхнем уровне было принято. Само собой, решение это не афишировалось. Чего зря горланить? Зачем раньше времени давать нашему стратегическому противнику пищу для пересудов? Вот провели бы изыскании, привязали бы проект к местности, подготовились бы основательно, тогда... Но в прессу информация каким-то образом просочилась. Ну, газетчики, понятное дело, раздули тему. Уже неделю, все СМИ про это трещат. Ты что, газет не читаешь?
  Я отрицательно помотал головой.
  - И телевизор не смотришь?
  - Не-а, - честно признался я, - не смотрю.
  - Понятно... - Витя подозрительно покосился на мою бороду. - А три дня назад президент по центральному телевидению про строительство РЛС во всеуслышанье объявил. Что ему делать оставалось?.. Но ты же телевизор не смотришь... По тайге что ли все это время шастал? А кстати, Шар, ты чего так оброс-то? Не бреешься...
  - Я в отпуске. Решил дать коже немного отдохнуть от ежедневного бритья.
  - Ну да... - кивнул Витя и посмотрел на заросшего по самые глаза Андрюху и на окладистую бороду Миши Каверзнева, - понятно.
  - Миша геолог, - напомнил я, - ему по статусу борода полагается. Ты когда-нибудь встречал гладко выбритого геолога?.. А Андрей..., - я на секунду замер, пытаясь сообразить, что бы такое наврать, и ляпнул первое, что пришло в голову: - Он же опер, у него легенда такая. Капитан Рыбаков работает под прикрытием. - Заметив недоверие в глазах друга, я решил увести разговор от опасной темы: - Постой, Витя, а то твое назначение, которое мы обмывали, оно связано с предполагаемым строительством радиолокационной станции?
  - Ну конечно! Тестя моего из Москвы сюда сдернули. Он же пэвэошник. И я пэвэошник. Вот он меня к себе и... - Витя снова озабоченно посмотрел на часы, а потом сердито обернулся на явно засачковавших подчиненных - золотую ступу еще не докатили до командирской палатки, а двое бойцов, что отдыхали на корыте, как сидели, так и продолжали сидеть. - Ладно, мужики, пойду я, а то скоро генерал прилетит, а площадка еще не готова. Вы здесь останетесь или со мной?.. Или вообще, - улыбнулся, - даже чаю не попьете?
  - Ты, Виктор, иди, руководи своими хлопцами, - сказал Рыбак. - В твою работу нам вмешиваться не велено, у нас другое задание. Однако на ночь глядя мы в тайгу не полезем, здесь переночуем.
  - Тогда я распоряжусь, чтобы вам резервную палатку принесли. Устраивайтесь. А как вертушка с золотом улетит, я к вам забегу. - Витя заговорщицки подмигнул: - Посидим. У меня спирта немного есть.
  - Замечательно! Да, Витя, - остановил Кучкина Рыбак, - один вопрос. Ты с генералом по рации связывался?
  - По мобильнику. Поздно же было, генерал уже домой со службы ушел. Вот я ему на домашний и позвонил.
  - И он?..
  - Сказал, что понял. Чтобы я по рации с ним не связывался. Он сам, если что, позвонит мне на мобильник. И что все сам организует, а мне приказал площадку для вертушки подготовить и время своего прилета назвал. А я ему координаты места сообщил.
  - Понятно...
  Витя ушел, а я, взглянув на Рыбака, заметил, что он как-то странно смотрит ему вслед.
  - Нет, - сказал я Рыбаку, - ты не прав.
  - Это ты о чем?
  - Ты ведь сейчас нехорошо о моем друге подумал, я прав? Так вот, заявляю: Витя не такой. Он честный и порядочный. Настоящий офицер.
  - Ничуть не сомневаюсь, - пробормотал Андрюха, - сам такой - настоящий и порядочный... Слушай, Шар, а генерал, он что за мужик?
  Я пожал плечами:
  - Не знаю. Я с ним не встречался ни разу. На фотографии только видел. Здоровый такой дядька. Я бы даже сказал - грузный.
  - Грузный... - задумчиво повторил за мной Рыбак. - Комплекция в этом деле решающей роли не играет.
  - В каком таком деле? - не понял я.
  Рыбак не ответил, а мне почему-то захотелось уйти отсюда подальше. Но Рыбак как всегда был прав - пренебрегать соседством вооруженного отряда и лезть в тайгу на ночь глядя глупо.
  
  
  12.
  Прошло два часа, а вертушки все не было. Только поздно вечером, практически ночью мы услышали громкий стрекот военного геликоптера.
  Палатку, любезно предложенную нам Витей, мы разбили за пределами расчищенного пепелища, но не особенно далеко. Поэтому, когда пропеллер перестал вращаться, мы отчетливо услышали в наступившей тишине зычный генеральский мат и вылезли наружу. Вернее, вылезли мы еще раньше. Площадка была ярко освещена сигнальными кострами, устроенными по Витиному распоряжению, когда он понял, что генерал задерживается и зажженными с наступлением темноты, и лучами прожекторов совершившего посадку вертолета. Генерал Кутузов стоял перед вытянувшимися в струнку пилотами и материл их.
  - Мать вашу в душу!!! - орал он. - Что значит - не сможем взлететь через час?! Ё... вашу мать! Что значит - клинит?! Почему на аэродроме перед взлетом ни х... не клинило, а сейчас вдруг (ё... вашу мать!) клинить стало? Вы как (ё... вашу мать!) военную технику в боевой готовности содержите?
  Слова оправдания у пилотов были, но слышно их не было - все посторонние звуки перекрывал мат генерала Кутузова.
  - Значит так, орлы (ё... вашу мать)! Чтобы к утру летательный аппарат был, как говорится, в полной боевой готовности! Вопросы (ё... вашу мать!)?
  - Никак нет, - прозвучало тихо и покорно.
  - Крут, - заметил Рыбак.
  - Да, - согласился я, - Вите не позавидуешь. Иметь такого тестя...
  - Однако мат у генерала Кутузова, - продолжил Андрюха, - я бы сказал, несколько... однообразный. А это о чем говорит?
  - О чем? - спросил Миша.
  - С интеллектом у генерала проблемы. Это плохо.
  - Почему?
  - Люди со слабым интеллектом примитивны, - решил я ответить за Андрюху. - Их поведение в критических ситуациях, как правило, непредсказуемо, а реакция неадекватна. Обычно они действуют нахрапом и не умеют идти на компромиссы.
  Андрюха почесал затылок и сказал проще:
  - Трудно будет договориться.
  - А о чем нам с ним договариваться? - спросил Миша.
  - Ты так ничего и не понял? - удивился Рыбак.
  - Я тоже не понял, - признался я. - Объясни, что ты имеешь в виду?
  - И ты не понял? А я думал... Ты так красочно сейчас про генерала говорил. Ладно, объясняю. Ясен пень - генерал замыслил все это золото прикарманить.
  - Ты так считаешь?
  - Сами увидите. Пошли, поближе подойдем. Интересно...
  Мы осторожно подкрались к месту событий и спрятались за кучей наваленных веток.
  Матерился генерал долго, мат его по-прежнему витиеватостью не отличался. Это раздражало. Потом они с Витей зашли в командирскую палатку и пробыли там минут десять, после чего вышли - генерал веселым и бодрым, Витя напротив - понурым, низко опустившим голову.
   - Не ссы, зятек! Все нормально, - генерал хлопнул Витю по плечу и ушел в свою палатку, которую во время его отсутствия натянули три довольно внушительного вида мужика в камуфляже, прилетевшие вместе с ним. Закончив с генеральской, они принялись растягивать еще одну, по-видимому, для себя.
  А Витя остался отдавать распоряжения своим бойцам.
  - В салоне вертушки находятся деревянные ящики. Все, что вы стаскали в мою палатку погрузить на борт и аккуратненько разложить по ящикам. Вопросы?
  - А как с этим баком быть? - спросил кто-то из солдат. - Он в ящик не войдет.
  - И корыто не войдет, - заметил другой. - Да и корячиться с ним...
  - Пока грузите мелкие изделия. Прапорщик Кусков!
  - Я!
  - Все принять по описи. И что в каждый ящик положили, тоже опись должна быть. Ясно?
  - Так точно! - прапорщик Кусков, зажав подмышкой папку, направился к лестнице вертолета, а Витя зашел к тестю по всей вероятности посоветоваться с ним по поводу ступы и корыта. Через минуту вышел и крикнул:
  - Ефрейтор Голубев!
  - Я!
  - Ко мне!
  - Есть... - это был тот самый ефрейтор из патруля.
  - Тебе спецзадание. Слушай сюда. - Я услышал, что Витя тяжело вздохнул. - На борту вертушки находится болгарка. Спросишь там у пилотов куда ее подключить. Бак и корыто распилить на куски и сложить в ящики. Ясно?
  - Так точно... - уныло произнес капрал.
  - Выполнять!
  - Есть...
  Ефрейтор Голубев нехотя побрел выполнять распоряжение командира, а Витя уселся на толстый обрубок спиленного дерева и закурил.
  - Убедились? - шепотом спросил Рыбак.
  - В чем? - снова не понял Миша; теперь он был в меньшинстве.
  - В том, что генерал Кутузов и его зять не о государстве родимом пекутся. Во всяком случае, генерал. А наш новый друг Витя с ним заодно.
  - Главное - вывести, - нехотя растолковал я Мише слова Андрюхи. - Распилить на куски - и все дела! А тот факт, что помимо драгметалла, из которого эти предметы изготовлены, они могут еще и какую-то историческую ценность представлять - это по барабану.
  - Так они же военные, - усмехнулся Миша. - У них у каждого по одной извилине и та от фуражки.
  Мне стало обидно за Витю, но я промолчал.
  - Потому и действуют так... примитивно, - сказал Рыбак. - Как ты Серега сказал: поведение непредсказуемо? А реакция...
  - Неадекватна.
  - Ага. С характеристикой генеральского поведения не совсем согласен. Оно-то как раз очень даже предсказуемо. Пока. А вот по поводу неадекватности его реакции..., надо проверить. Значит так, парни: идите в палатку и ждите меня, а я схожу с генералом покалякаю.
  Андрюха ушел, а я сказал Мише:
  - Ты иди, а мне надо с другом детства пообщаться. Давно не виделись.
  Подождав когда Каверзнев уйдет, я вышел из тени на освещенное место. Витя хмуро взглянул на меня и подвинулся на бревне, освобождая место, и когда я сел рядом протянул раскрытую пачку 'Честерфилда'.
  - Закуривай. - Сам он бросил окурок на землю и, раздавив его тяжелым армейским ботинком сорок пятого размера, тут же закурил новую сигарету.
  Мы сидели на бревне, курили и молчали. Я не знал с чего начать.
  - Как же я устал, - вдруг сказал Витя. - Как мне все это надоело!
  - Ты имеешь в виду службу?
  - Служить бы рад... Тестя своего ненавижу, - неожиданно признался мой друг. - Сволочь! И супругу свою ненавижу! Тварь! Потаскуха! Сволочи все... Вот же семейка! Угораздило меня...
  - Так брось! Разведись. Я же видел, не любите вы друг друга...
  - Не любите?.. - Витя насмешливо взглянул мне в глаза. - О какой любви ты говоришь, Шар? Мы с Ядвигой друг друга ненавидим.
  - А зачем живете?
  Витя не ответил, щелчком отправил окурок в сторону генеральской палатки и спросил:
  - Что, твой друг пошел с генералом о доле договариваться?
  - С чего ты взял? - оторопело спросил я.
  - Да брось ты! Сразу ведь, небось, смикитил, что это золото не на укрепление обороноспособности России пойдет, а на повышение благосостояния генерала Кутузова и его семьи. А из семьи у генерала одна только доченька любимая, стерва эта. Ну и я прицепом.
  - А ты... сразу смикитил?
  Витек хмыкнул:
  - Я генерала уже почти десять лет знаю. И как командира и как тестя своего. Большего хапугу в армии, да и вообще - по жизни, сыскать, конечно, можно, но генерал Кутузов - один из самых..., короче, мудак. Врать не стану, сразу заподозрил, что тесть золотишко в казну сдавать не будет. Но тут вы появились. Друг твой с удостоверением ментовским... А когда тесть прилетел, я его напрямик спросил. Он юлить не стал. Так мне сразу и врезал: 'Золото забираем себе. Твоя доля - десять процентов. Будешь залупаться - не видать тебе генеральских пагонов, так на пенсию старлеем и уйдешь. А если вякнешь кому... Закон - тайга. Жаль, не дождется моя доченька мужа своего из командировки'
  'Неужели Витя испугался?', - подумал я.
  - Ты его 'горилл' видел? - спросил он, словно прочел мои мысли. - Тот, что самый здоровый - капитан Кулаков, губой нашей командует. Отморозок конченный. Солдатиков гнобит и удовольствие от этого получает. Неоднократно в рукоприкладстве был замечен. Садист, короче. Его из армии гнать собирались, но тесть оставил. Да еще и приблизил. Видать, для таких вот случаев приберег. Двое других - тоже парни неслабые - майоры Глухов и Разуваев, вместе с моим 'папашей' приехали. Качки, рожи бандитские. И где он только таких выискал? Тоже, наверное, кандидатами на увольнение были. Теперь что-то вроде телохранителей у генерала, преданы ему, как собаки. Кутузов только свистнет - что угодно сделают. Прикажет убить - убьют.
  - А твои бойцы? Неужели они если что на твою защиту не встанут?
  - Солдаты старшему по званию подчинятся.
  - Да..., - посочувствовал я, - дела... А ты генералу о нас рассказал?
  - Вылетело из головы.
  Мы закурили по новой сигарете.
  - И что ты теперь намерен делать? - спросил я.
  Витя пожал плечами:
  - Ничего не намерен. Ничего кроме безукоснительного выполнения распоряжений своего командира, который к тому же приходится мне тестем, так уж получилось. Знаешь, Сережа, богатый старший лейтенант, который собирается стать богатым генералом, лучше, чем бедный старший лейтенант, который выше майора не поднимется, но бедным так и останется... А что? Ты на моем месте, что бы сделал? Побежал бы в милицию?.. Кстати, Шар, ты мне сейчас-то честно скажи: вы как здесь оказались? Ты в компании с капитаном милиции и этим... геологом?
  - Долгая история. А началось все, между прочим, с той самой вечеринки, когда мы твое новое назначение обмывали. Ты хоть знаешь, что я в квартире твоей соседки Лизаветы труп нашел?
  Витя недоуменно уставился на меня.
  - Ага, - кивнул я. - Лиза меня к себе пригласила..., ну, ты понимаешь, зачем. А там покойник с ножом в груди. Хотя..., откуда тебе об этом знать? Ты ж бухой был, как зюзя. Да и мы с Лизой шум поднимать не стали. Труп в тот же вечер чистильщик забрал. А потом началось такое... В общем, долго рассказывать. Но о золоте мы узнали раньше, чем ты на него наткнулся. Его до тебя Миша Каверзнев нашел, еще год назад. Вот за ним мы сюда и пришли. Так что ты верно догадался - Андрей сейчас с генералом о нашей доли договаривается. Подойдем что ли, послушаем, о чем они там?..
  Охраны у генеральской палатки не было. Из соседней палатки, где разместились генеральские 'гориллы' - капитан и два майора - несся мощный храп. Ни о какой охране никто не подумал. А чего о ней думать? Бойцы старшего лейтенанта Кутузова генеральский покой охраняют.
  - Я только одного в толк не возьму, капитан, - говорил генерал Кутузов, - на кой х... ты мне нужен? У меня вертушка, у меня взвод бойцов, а у тебя что? Две руки и две ноги. И удостоверение, которым даже жопу подтереть нельзя - корочки жесткие, промежность всю искарябаешь.
  - Ну не скажите, товарищ генерал! - ничуть не обидевшись, ответил Рыбак. - Удостоверение сотрудника МВД дорогого стоит. Имея его, многое сделать можно, если с умом. А мое знание криминального мира? Без меня с реализацией золота у вас, генерал, большие проблемы будут. Гарантирую. А я помочь могу. Легко.
  - Ну, хорошо, - немного помолчав, согласился Кутузов, - уговорил. Полпроцента.
  - Это даже не смешно. Фифти-фифти.
  - Охренел?!
  - Да вы не нервничайте так, генерал. Думаете, вам будет мало пятидесяти процентов? Пятьдесят меньше, чем девяносто девять с половиной, не спорю, но если положить на одну чашу весов мои пятьдесят процентов, а на другую множество проблем, о которых вы даже не подозреваете, то чаши останутся на одном уровне. Кроме того..., золото, на которое случайно натолкнулся ваш зять, это лишь малая часть богатства.
  - Да... Витя мне говорил, что здесь вокруг пошариться не мешает.
  - А я о другом. Здесь, само собой, пошаримся. Но я знаю одну деревеньку. Там золота на порядок больше, чем здесь.
  - Там что, люди живут?
  - Живут. Едят и пьют с золота. В каждом доме куча золотой утвари - сковороды, горшки, корыта, ступы оргомадные, колокола золотые висят во дворах. - (Я улыбнулся; Рыбак явно преувеличивал, пытаясь заинтересовать генерала). - Да в этой деревне золото просто под ногами валяется. Ходи и пинай. Эта деревня - Клондайк просто. Аборигены об истинной ценности золота не догадываются, а потому, с ними легко будет договориться.
  - А на х... с ними договариваться?! Отобрать, да и все!
  - Мы же не конкистадоры какие-нибудь! Воевать, что ли предлагаете, товарищ генерал? На дворе двадцать первый век. Цивилизованно обогащаться надо. Наладим бартер. Золотые сковороды на 'Тефаль' обменяем, золотую посуду на стеклянную, корыта на стиральные машины, ступы с пестами на миксеры системы 'Бош' и 'Браун'.
  - На х... такие дорогие вещи покупать? Китайская техника пойдет.
  - Можно и китайскую. Так вы согласны, товарищ генерал?
  - Насчет бартера?
  - Насчет сотрудничества.
  - Пять процентов.
  - Фифти-фифти, - повторил Рыбак.
  - Какие фифти?! Я ж не один в этом деле. Да мне зятю половину всего отдать надо будет (ё... его мать)!
  Витя, услышав вранье генерала, усмехнулся и покачал головой.
  - Ладно, сорок, - со вздохом согласился Рыбак, - уговорили. Но с чистой прибыли. Расходы в этом деле, сами понимаете, неизбежны.
  - Ну, ты и фрукт, капитан! Ты это..., ты иди сейчас, мне подумать надо. Утром свое решение тебе доложу. Что сидишь? Шагом марш!
  Мы с Витей отошли от палатки. Я посмотрел на друга. Он усмехнулся, плюнул и ничего мне не сказав, пошел к вертолету. А я присоединился к Рыбаку.
  - Слышал? - спросил Андрюха, самодовольно улыбнувшись.
  - Думаешь, договорился?
  - Ну, не сорок, конечно. Но думаю, на десяти процентах генерал сломается. Он, конечно, дурак, но не полный идиот. Понимает, что такой компаньон, как я - находка. А нам троим и десяти процентов во будет! - Андрюха резанул себя ребром ладони по горлу. - Во всяком случае, лучше, чем по одному горшку на брата. А ты еще идти сюда не хотел...
  - Я и сейчас не рад, что пришел к этому чертовому золоту. Еще не известно, чем все эти твои переговоры закончатся. И вообще...
  - Да ладно, Серый, что ты разнюнился, как девочка!
  Я посмотрел Рыбаку в глаза и сказал:
  - Андрюха, давай уйдем отсюда. Прямо сейчас.
  Рыбак покрутил пальцем у виска.
  - С ума сошел?
  - Предчувствие у меня какое-то нехорошее.
  - Предчувствие? Ерунда! Все путем! Не ссы карбидом...
  - Ты уже говорил.
  - И еще скажу! Сколько ныть можно, Шар!
  - Вы что, ссоритесь? - Миша не спал, сидел у палатки и ждал нас.
  - Да нет, не ссоримся, - сказал Рыбак. - Так, обсуждаем Серегины предчувствия...
  
  Предчувствия меня не обманули.
  Под утро на нас спящих навалились дюжие молодцы из генеральской свиты, скрутили, связали и заклеили рты скотчем. На все про все у капитана и двух майоров ушло минуты полторы. Мы с Мишей даже пикнуть не успели. Рыбак пытался сопротивляться, но у них с капитаном Кулаковым были явно разные весовые категории. Плюс неожиданность. Сделав дело, военные вытащили нас из палатки на свет божий.
  Генерал Кутузов сидел на чурке и курил.
  - Оружие у этих архаровцев имелось?
  - У этого Макар за поясом был. - Громила Кулаков протянул генералу отнятый в короткой схватке с Рыбаком пистолет.
  - Мой пустой, - доложил один из майоров.
  - Мой тоже, - сказал второй.
  Генерал вытащил обойму из Андрюхиного Макара, осмотрел, зачем-то пересчитал патроны и вставил обойму обратно.
  - Зуб даю, (ё... твою мать!), не табельный.
  Рыбак что-то промычал в ответ. Генерал вернул Макара Кулакову:
  - Возьми, пригодится. - И неожиданно тонко хихикнул. Кулаков генеральский смех поддержал - заржал как конь.
  Я почувствовал, что липкий пот страха, патокой облепивший мою спину, вдруг стал холодным, просто ледяным. Разжижился и побежал меж лопаток.
  - Значится, так, докладываю свое решение, - осклабился генерал, глядя на нас обездвиженных и обеззвученных, - как и обещал. Думал я думал..., всю ночь думал (ё... твою мать!). И надумал. - Он встал с чурки и подошел к Рыбаку, склонился над ним. - Не нужен ты мне, капитан. Совершенно не нужен. Зачем ты мне? Хочешь что-то сказать? Подожди. Сначала я, генерал Кутузов тебе, (ё... твою мать), сопляку кое-чего скажу. Потом, если решу, что мне интересно тебя выслушать, так и быть, сниму скотч с губешек. Орать, звать на помощь не будешь?
  Рыбак отрицательно помотал головой.
  - Вот и славненько! Да и звать-то на помощь бесполезно. До твоей ментовки отсюда далековато будет, а здесь все - мои люди.
  'Зачем тогда скотч? - подумал я. - По-тихому все генерал сделать хочет. Чтобы никто и ничего... Оттащат подальше и прикончат. Пристрелят и зароют. Вон морды какие бандитские, особенно у капитана Кулакова. Да и у обоих майоров не краше. Стоят, ждут команды хозяина. А в глазах безразличие. Команду получат и убьют. Закон - тайга. Так Витя сказал. Нет, генерал так говорил. А Витя?.. Где же ты, Витя? Неужели не придешь на помощь? Неужели тебе наплевать на друга? Неужели вот так все...'
  - Значит, так, капитан, (ё... твою мать), - продолжал генерал, - в помощи по реализации... металла я не нуждаюсь. У самого связи кое-какие имеются. - При этом он взглянул на капитана Кулакова, тот согласно кивнул. - О том, где твой..., как ты сказал? Клондайк (ё... его мать)? находится..., мне узнать - делать нечего. Покружит вертушка над тайгой, быстро найдем. Договариваться с аборигенами, бартер какой-то организовывать - на х... нужно! Так все возьмем. Без бартера. А местных жителей... - Генерал сделал удивленную мину. - А каких жителей? Кто о них знает? Никто. Не знали тыщу лет, значит, и не было их никогда. Ну (ё... твою мать!)? Что ты на это мне имеешь доложить? - он взялся за край липкой ленты. - Точно орать не будешь?
  Рыбак снова энергично затряс головой. Кутузов с силой рванул скотч, Рыбак скривился от боли, но не вскрикнул. Из треснувшей губы текла кровь.
  - Так что ты мне скажешь, капитан?
  - Прикончить нас здесь было бы непростительной ошибкой с вашей стороны, генерал, - как-то шепеляво произнес Андрюха.
  - О (ё... твою мать)! А это еще почему?
  - Вы думаете, никто не знает о том, что я с друзьями здесь нахожусь?
  - Думаю, никто. Иначе вы бы сюда не втроем приперлись и не пешими. Вы бы (ё... вашу мать) хоть как-то подготовились.
  - Обстоятельства разными бывают, - возразил Рыбак. Мне показалось, он тянет время и пытается что-то придумать.
  - Брось, капитан, - усмехнулся генерал, - какие обстоятельства? Обстоятельство одно - ты в полной жопе. Сам сейчас сдохнешь (ё... твою мать) и друзей своих на тот свет за собой утянешь. - Генерал потянулся к обрывку скотча на лице Рыбака, чтобы приклеить на место.
  - Я здесь по заданию руководства! - выпалил Рыбак. - Мой шеф...
  - Вот про шефа своего не надо! - с улыбкой произнес генерал, заклеивая Андрюхе рот. - Мы с твоим шефом только вчера в сауне с девочками отдыхали. А сегодня ночью я ему звонил. О тебе поинтересовался. И знаешь, что он мне сказал? Что ты в отпуске, и где ты находишься в данный момент, он понятия не имеет. И вообще, он еще не решил, что с тобой делать, когда из отпуска выйдешь. Чего вылупился (ё... твою мать)? Не веришь? Так получилось, что мы с твоим шефом друзья. Практически с детства. Все, хорош трепаться! Так, - он повернулся к своим 'гориллам', - тащите-ка ребятки этих мудаков в лесок подальше. Сами знаете, что с ними сделать надо. А я пойду с зятьком своим побазарю. Он, небось, затек там весь в путах ваших.
  Капитан и майоры двинулись к нам и вдруг...
  - Всем стоять на месте! Вы окружены! - раздалась громкая, усиленная динамиком мегафона команда. - Оружие на землю! Руки за голову! В случае сопротивления открываем огонь на поражение!
  Генерал завертел головой, его гориллы замерли.
  - Генерал Кутузов! С вами говорит командир отряда федеральной службы безопасности. Требую проявить благоразумие!
  - Ё... твою мать! - сказал генерал и обессилено опустился на чурку, медленно сложив руки за головой. Оружия у генерала Кутузова не было, зачем генералу оружие, если не война?
  Майоры вытащили из кобур и бросили к нашим ногам свои пистолеты, а капитан Кулаков оба - свой и Андрюхин. Ветви деревьев зашевелились, и на полянку выскочило человек десять в черных комбезах без опознавательных надписей и знаков различия и в черных шапочках-масках. Генеральских 'горилл' парни из ФСБ моментально и без церемоний уложили на землю, сковали наручниками. С самим генералом Кутузовым обошлись чуточку вежливее - наручники на руках защелкнули, а мордой в землю класть не стали.
  
  
  13.
  - Не вам ли я говорил, друзья мои, чтобы не совались в это дело?
   Игорь Иванович сидел в инвалидном кресле, смотрел на нас строго. А мы с Андрюхой стояли перед ним, как два нашкодивших ученика перед директором школы. Было немного стыдно. И еще, очень хотелось курить. Но больше всего - сходить в баню или принять душ, побриться и переодеться в чистое. Миша Каверзнев, в отличие от нас, угрызений совести не испытывал, а грязь, наверное, его не особенно доставала, он сидел у окна, счастливо улыбаясь, смотрел на улицу с высоты восемнадцатого этажа и грыз предложенные полковником орехи.
  - Не вам ли я говорил, что ваше дальнейшее участие в этом деле может стать очень опасным? - распекал нас Рядовой. - Что головы ваши буйные запросто сложить можно. И ты, Андрей обещание мне дал не соваться. Помнишь?
  - А я и не совался! - огрызнулся Рыбак. - Я твои рекомендации, между прочим, выполнял.
  - Какие такие рекомендации? - удивленно вытаращился на Андрюху полковник.
  - Ты же сам посоветовал мне отдохнуть. Сказал, что цвет лица моего тебе не нравится, что мешки у меня под глазами...
  - И как, хорошо отдохнул? Цвет лица, конечно, изменился. Загорел. Когда бороду сбреешь, двухцветным станешь. - Вдруг Рядовой расхохотался. - Так это ты мой совет имел в виду, когда сказал ребятам, что находишься здесь по личному заданию полковника в отставке Рядового?
  Андрюха улыбнулся:
  - Ну, естественно!
  - Находчивый ты, ничего не скажешь, - похвалил его полковник и вдруг посерьезнел. - Давайте-ка ребятки рассказывайте все по порядку. Откуда про золото узнали? Кто надоумил? Что это за фрукт? - полковник кивнул на Мишу. - Как попали в лапы генерала Кутузова? Вообще, все!
  Мы с Рыбаком переглянулись. Миша по-прежнему смотрел в окно, ему было все до лампочки. Он вышел целым и невредимым из жестокой переделки, пережив унижения и страх смерти, и теперь радовался перспективе жить. Собственно говоря, мы тоже хлебнули немало. Но Миша больше. А золото... Одно утешение - теперь оно достанется родному государству, а не какому-то... коррумпированному генералу. Впрочем, скоро Кутузову придется распроститься с генеральской должностью, а может, и со свободой. А Витя как пить дать разведется с Ядвигой и возьмет свою 'девичью' фамилию.
  - Короче, так, - начал Андрюха...
  Он рассказывал, я изредка вставлял свои реплики, Миша молчал, только кивал согласно головой. Когда Рыбак поведал полковнику об Августе Вагнере, Игорь Иванович задумчиво произнес:
  - Август, да еще Вагнер? Да еще человек с запоминающейся внешностью - альбинос двухметрового роста. К тому же - нетрадиционной сексуальной ориентацией?.. Странно. Ни разу о нем ничего не слышал. Все экстрасенсы - и те, которые что-то могут, и шарлатаны - находятся на учете в ФСБ. А про вашего Вагнера информации никакой. Хотя..., что-то такое было. Сейчас... - Полковник напрягся, вспоминая, потом, вжикнув моторчиком инвалидного кресла, подкатился к компьютеру, пощелкал по клавиатуре, повозил мышкой по коврику. - Точно! Проходила информация. Дело двухгодичной давности. Некий альбинос-экстрасенс, кличка Колдун, приближенное лицо покойного Фоки. Но информации крайне мало. Ни имени, ни фамилии. Известно только, что был такой Колдун в группировке. Пропал незадолго до того, как Фока сгорел в бронированном автомобиле. И куда делся?
  - В тайгу намылился, к отшельникам, - предположил Рыбак.
  - Ладно, давайте дальше...
  Когда Рыбак закончил, Рядовой восхищенно произнес:
  - Роман бы про это написать! Приключенческий. Нет, фантастический. Золото, отшельники, колдуны...
  - Все реально. Никакой фантастики. Да мы это все, - Рыбак ударил себя в грудь, - на собственной шкуре... Ты что, мне не веришь?!
  - Реальность событий определяется фактами, а не личным восприятием, - заметил Игорь Иванович.
  - А золото? - возмутился Рыбак. - Золото - не факт? Оно-то настоящее.
  - Пока не знаю. Им сейчас специалисты-эксперты занимаются. - Полковник взглянул на часы. - Наверное, уже и результаты есть. Вы же сутки в изоляторе просидели, прежде чем вас ко мне привезли. Да и у меня уже полдня сидите, байки травите.
  - Не байки, а чистую правду рассказываем, - подал голос Миша. - Так все и было. А насчет золота... Мне как геологу интересно - это все-таки золото, или...
  - Интересно? Сейчас узнаем.
  Рядовой позвонил кому-то.
  - Привет, Костя! Игорь. Узнал?.. Богатым буду... И так, говоришь, не бедный? Ну, это все благодаря супруге, бизнесвуменше моей... А знаешь, Костя, лучше быть бедным и ходить на своих двоих, чем... Ну, ладно, все это лирика, давай, к делу. Очень, знаешь ли, интересно мне: металл, который из тайги вчера вывезли, настоящий?.. Как?.. Опа! Ничего себе! Спасибо за информацию... У меня тоже для тебя кое-что есть. Кстати, очень интересная информация... Ну да, эта троица... При личной встрече... Когда?.. Через часок подскакивай...
  Положив трубку, Игорь Иванович объявил:
  - Золото настоящее, - немного помолчал и добавил: - И ненастоящее одновременно.
  - Как это?
  - Химически чистое. Абсолютно. Аурум, сто процентов.
  - И что? - спросил Рыбак. - В чем подвох?
  - В природе не существует абсолютно чистых химически металлов, - пояснил геолог Михаил Каверзнев. - Золото - не исключение. Хоть оно и не вступает в химические соединения с другими веществами, однако в природе в чистом виде никогда не бывает. В нем присутствуют разные примеси - медь, серебро. Иногда палладий, висмут, платина, иридий, осмий, ро...
  - Стоп! - перебил Мишу Рыбак. - Лекцию на эту тему ты как-нибудь нам в другой раз прочитаешь. Я не понял: чистое золото - это плохо?
  - Это необычно, - сказал Рядовой. - Твоя затея разбогатеть была изначально обречена на провал. Появление такого золота на рынке драгоценных металлов, даже на черном, незамеченным не осталось бы. Неизбежно возникли бы вопросы. Вернее, один - откуда оно взялось?
  - И по цепочке вышли бы на нас, - уныло констатировал Андрюха.
  - Совершенно верно!
  - Блин! - раздосадовано воскликнул Миша. - Ведь была же у меня мысль, что это рукотворное золото неправильное. А я ее так и не додумал. Все алчность!
  Я посмотрел на Рыбака, он понял мой красноречивый взгляд: 'И я тебе говорил, что это золото до добра не доведет, а ты...'. Понял Андрюха то, о чем я не сказал, и даже ответил:
  - Ладно, дружбан, чего уж теперь?..
  - Вот именно, - сказал Игорь Иванович, - хорошо то, что хорошо кончается. Вы живы, относительно здоровы, и не под следствием. Конечно, в качестве свидетелей по этому делу пройдете как миленькие, но обвинения вам предъявляться не будут. Вы же себе ничего не присвоили и никого не убили. А то и как пострадавшие.
  - Не понял, Иваныч! - удивился Андрюха. - О каком деле ты говоришь?
  - Ну, во-первых: генерала Кутузова за превышение служебных полномочий, за организацию преступной группировки, за ваше пленение, наконец, и за покушение на убийство судить будут.
  - Это вряд ли, - покачал головой Рыбак. - Там, - он кивнул на потолок, - замнут дело. Генерала по-тихому отправят на пенсию или послужит еще чуток, но где-нибудь восточнее и намного севернее.
  - Может быть..., - грустно согласился Рядовой.
  - А во-вторых? - спросил Андрей.
  - Я еще не решил, привлекать ли вас в качестве свидетелей по делу Фонда.
  - Кстати, а что там?..
  - Пухликов и Донских в СИЗО. В молчанку решили не играть, колются как орехи. По их показаниям уже трех высокопоставленных чиновников в Москве взяли - истинных отцов-учредителей Фонда. Президенту, само собой доложили, и он, не долго думая, широкомасштабную кадровую перестановку устроил - и в своем аппарате и в правительстве. И у нас тут тоже кое-каким чинам не поздоровится. Кстати, Андрей, твой шеф уличен в коррупции и снят с должности. Вообще в этом деле фигурантов много.
  - А этот... бандит..., альбинос? - задал Миша мучавший его вопрос.
  - Мойдодыр? - Увидев недоумение в Мишиных глазах, полковник пояснил: - Погоняло у этого чистильщика такое: Мойдодыр. А по-настоящему внештатного сотрудника Института Будущего зовут Валерием Николаевичем Шелудько. Сдал Мойдодыра Донских, правда, ему удалось скрыться, сейчас в бегах. Но недолго Мойдодыру бегать - объявлен в федеральный розыск.
  Миша облегченно вздохнул, а Рыбак капнул каплю дегтя в бочку меда:
  - Иные долго бегают. А некоторых так и не находят.
  - Этого найдем, - успокоил Мишу полковник. - Если здесь где-то залег - в городе или в районе - быстро найдем. Хотя, вряд ли он рискнет здесь остаться. Они с Донских в достаточно близких отношениях состояли. Валера Шелудько - внебрачный сын первой жены Бориса Николаевича, нагулянный ею еще в школьные годы. Донских его даже усыновить собирался когда-то, да передумал, потому что сам с гражданкой Шелудько развелся. Так что, о своем чистильщике Донских много информации вывалил. Мойдодыру здесь негде залечь, и он догадывается, что мы это знаем. Скорей всего, он из нашего района куда-то подальше перебрался. Или вообще - за бугор свалил. Но мы его и там найдем. И посадим. На Шелудько трупов, как шариков на новогодней елке.
  - Я одного понять не могу, - вдруг сказал Рыбак. - На Институт Будущего я тебе, Иваныч, наколку дал. Про темные делишки, что там творятся, рассказал. Но как твои ребята о золоте узнали? Ведь насколько я понял Донских и сам ничего толком не знал. Только то, что возможно в тайге есть золотое месторождение. Он потому туда и геологоразведочные экспедиции отправлял. А про пепелище, про крынки, корыта и всякие безделушки он ни ухом, ни рылом.
  - Все просто. Информация получена оперативным путем. Но... можно сказать, случайно. Мы вели функционеров фонда, и в ходе наблюдения был отмечен интерес, который Донских с Пухликовым проявили к личности генерала Кутузова. Естественно, мы тоже им заинтересовались. Однако никаких связей между фондом и генералом не выявили. А чуть позже в прессе пошел звон по поводу предполагаемого строительства РЛС в нашем районе. ФСБ было поручено президентом выявить канал утечки информации. Руководство приняло решение поставить телефон генерала на прослушку. Поставили, слушаем. А тут ему зять из тайги звонит и открытым текстом... Дальше объяснять?
  - Не надо, - милостиво разрешил Рыбак, - все понятно. А канал утечки-то нашли?
  - Нашли. Но не здесь. В Москве.
  - Ну, это тоже понятно. Рыба с головы гниет. - Рыбак усмехнулся: - Выходит нам надо газетчикам спасибо говорить?
  - Можете газетчикам, а может, и мне стоило бы сказать. И парням, которые вас из лап смерти неминуемой вырвали. - Рядовой посмотрел на часы. - Значит так, мужики. Идите, приводите себя в порядок, отдыхайте, занимайтесь, чем хотите. Можете в кабак сходить, отметить свое спасение. Заодно, придумайте версию, - за каким чертом в тайгу поперлись. Придумаете, мне расскажите, я подкорректирую. Из города никуда не выезжайте. Подписку о невыезде с вас не беру, так как я не должностное лицо, а обычный пенсионер.
  'Ну, не совсем обычный', - подумал я.
  - Ладно, Иваныч, не прибедняйся, - сказал Рыбак, - обычный он пенсионер.
  - А можно... позвонить? - вдруг спросил Миша.
  - Конечно, - кивнул Игорь Иванович. - Вон трубка, звони.
  Миша взял трубку и вышел в коридор, на ходу набирая номер.
  - Небось, школьную подругу сейчас своим звонком обрадует, - усмехнулся Рыбак. Я тоже так подумал.
  - Але, Света! - услышали мы тихий голос Каверзнева, - это я... Да, живой и здоровый... Ну, ладно, не плачь... Не мог я раньше... Так получилось... Ну как, как? Нормально. Увидимся, расскажу... Да ты что?! - Миша почти выкрикнул эти слова. - Выгнала?.. Ну и правильно!.. Давно пора было. Свет! Я очень соскучился!.. Когда? Да могу прямо сейчас... На работе? Так суббота же... Срочная работа?.. Уйдешь?.. Я..., я... Ну, в общем... я уже бегу.
  Когда Миша вернулся, Рыбак спросил его со смешком:
  - Неужто Светлана Алексеевна своего Емудьева выгнала?
  Миша покраснел и не ответил.
  - А вы звонить будете? - Рядовой посмотрел на меня и на Рыбака. На мне его взгляд задержался дольше.
  Мы покачали головами.
  Когда мы вышли из парадного, мне показалось, что на нас недоуменно смотрят все прохожие. Но, конечно, только показалось. Люди спешили по своим делам и им было глубоко плевать на трех бородатых мужиков, похожих на бомжей, но со счастливыми улыбками на обветренных рожах.
  - К мадам Пироговой? - осведомился у Миши Рыбак.
  Миша кивнул.
  - Не теряйся, ладно? - попросил я Каверзнева. - Нам с тобой еще к Николаю Христофоровичу сходить надо. Старик будет рад увидеть тебя живым и невредимым и выслушать наш рассказ. А может и нам что интересное расскажет. О таежных жителях, например.
  Миша снова кивнул. Я назвал ему номер своего мобильника.
  - Запомню. - Пожав нам руки, Миша быстро пошел в сторону автобусной остановки. Через несколько шагов оглянулся и крикнул: - А если вдруг забуду, Андрей знает, где меня искать!
  - Как же он поедет? - задумчиво произнес я вслед Каверзневу. - У него же денег нет.
  Миша, словно услышав мои слова, резко остановился и, постояв секунду, пошел вдоль по улице.
  - Ну, а ты куда направишь стопы свои? - спросил Рыбак.
  - Домой.
  Я не стал уточнять куда именно. Просто - домой.
  - Ну, а я... даже не знаю. То ли Лизавету навестить, то ли опять в тайгу смотаться?..
  - Зачем?!
  - Коня-то я так и не забрал. А, ладно, - Рыбак махнул рукой. - Куда он денется? Постоит еще денек, поскучает без хозяина...
  
  Я долго не решался нажать кнопку звонка. Стоял под дверью и прислушивался. Тишина. А может, Вики с Лариской нет дома? Сегодня суббота, нерабочий день. Может, они с утра ушли куда-нибудь? В зоопарк, в кино на мультики, или еще куда?.. А если Вика дома? Что я ей скажу? Что же я ей скажу?!..
  Неожиданно дверь открылась сама. Вика с Лариской стояли на пороге одетые для прогулки.
  - Папа! - радостно закричала Лариска и бросилась мне на шею. - А мама плохой сон видела, - стала она рассказывать мне шепотом по секрету. - Про то, что ты заблудился в лесу, а мы тебя искали. Мы тебе аукаем, аукаем, а ты не отвечаешь. А потом... Папа, а ты почему такой бородатый? И пахнет от тебя дымом... Почему тебя так долго не было?
  - Я действительно заблудился, - ответил я дочери и посмотрел на Вику. - Но я уже нашелся.
  - А мы с мамой хотели погулять сходить. Только сначала мы должны были за Катей и тетей Наташей зайти... - (Наташа - это соседка, живет на шестом этаже под нами, мать-одиночка и Викина подруга, а Катя - ее дочь, одногодка нашей Лариски). - Ты с нами пойдешь?
  - Конечно.
  - Тогда я сейчас к тете Наташе, а вы с мамой догоняйте! - Лариска спустилась на пол и поскакала вниз по лесенке.
  - Осторожно! - крикнула ей вслед Вика. - Спускайся не так быстро и держись за перила, пожалуйста.
  - Хорошо мамочка! - ответила наша дочь, даже не думая снижать скорость.
  - Ты где был? - спросила Вика. - Я тебе звонила, но ты был недоступен.
  - У меня телефон разрядился.
  - А зарядить ты его не мог! Я же волновалась...
  - Не мог. Честное слово, не мог... Вика!
  - Что?
  - Я люблю тебя! Я без тебя жить не могу! Без тебя и без Лариски. Если сейчас ты меня прогонишь... - Я замолчал, увидев слезы в глазах жены. - Я люблю тебя! Давай не будем разводиться.
  Вика молчала. Я подошел к ней и привлек к себе. Вика была такая хрупкая, такая тонкая...
  - Ты похудела.
  - Тебе кажется. - Вика не отстранилась от меня.
  - Да нет, правда. - Я нежно провел рукой по ее спине. - По тебе в мединституте можно анатомию изучать.
  Сказал и подумал: 'Вот же дурак! Зачем об этом?..'
  Вика шмыгнула носом и подняла голову вверх.
  - Не плачь, родная.
  - Я не плачу, они сами...
  Если смотреть вверх, то слезы стекают из уголков глаз по щекам, описывая контур лица. Две слезинки встречаются под подбородком, сливаются и сбегают по шее одной слезой, которая останавливается в ложбинке между ключицами. А когда к ним прибегает вторая, такая же двойная, а потом третья, все вместе срываются вниз.
  Вот такая анатомия.
  - Я не плачу, они сами...
  Третья слезинка еще не успела присоединиться, но уже стремительно неслась к своим сестрам. Я поцеловал Вику в шею, в то место, откуда слезинки готовы были вот-вот сорваться вниз. Я не дал им сорваться.
  - Прости меня, любимая, - зашептал я. - Я виноват, но я исправлюсь. Я уже... исправился. Я понял, что любил тебя всегда, и буду любить всегда. Всю жизнь...
  Я говорил, говорил, шептал Вике нежные слова и просил прощения. Я вдруг понял - именно на эти слова намекал мне мой школьный учитель Николай Христофорович Полторак. 'Наступит момент, слова придут. Сами наружу попросятся' Старый учитель был прав! Они пришли! Пришли и сами попросились наружу. И еще я понял, что очень давно не говорил Вике слов любви.
  - А от тебя и правда пахнет дымом, - вдруг сказала Вика. - И тайгой.
  - Я был в тайге... Вика, что ты мне ответишь?
  - Отвечу, что эти запахи мне нравятся больше, чем аромат женских духов.
  - Вика...
  - Пошли. Нас Лариска ждет.
  - Пошли. Вика... - Я хотел рассказать ей обо всем, что со мной произошло, обо всех приключениях, о том, что хотел разбогатеть и купить дом. Но не стал ничего рассказывать. Потом, может быть... Я сказал: - Я люблю тебя, Вика!
  Она улыбнулась. И эта улыбка была мне дороже любого богатства.
  Мы вышли во двор. Вся земля вокруг была сплошь покрыта золотом опавших листьев.
  
  
  
  
  Эпилог
  'Говорил же, что найду тебя, сука белобрысая! Найду и грохну! Думал, никто тебя не узнает? Перекрасился, усики отпустил, очки солнцезащитные нацепил. Это что - вся твоя маскировка? Да тебе чтобы я не узнал пластическую операцию делать нужно... Очки хорошие, дорогие. Фирма. И цвет волос приятный - русый. Как настоящие. Небось, краска не здешняя, не турецкая... Но я-то знаю какой ты масти на самом деле. И усики у тебя, Колдун - говно. Как у Гитлера...'
  Мойдодыр вытер пот с лица и шеи бумажной салфеткой. Жара, тридцать восемь градусов в тени!
  'Нет, - подумал он, - здешний климат не для меня. Сделаю дело, выполню обещание, которое самому себе дал - дело чести, так сказать - и... куда-нибудь севернее перебираться надо. В Норвегию или, скажем, в Данию. Или еще севернее... Хорошо бы на родину, да нельзя, рано еще. Пусть страсти вокруг 'родственничка' и фонда этого гребаного немного улягутся. Небось, сдал меня дядя Боря с потрохами. Но, спасибо ему, документы хорошие справил. И бабок пока достаточно. Если не шиковать, жить скромно - на полгода, а то и на год хватит. Не хватит, свяжусь с местной братвой, грохну кого-нибудь... А потом поживу еще маленько и на родину'
  Ресторанчик, где сидел Мойдодыр, был расположен напротив ювелирной лавки, коих здесь на турецком побережье Эгейского моря, да и на побережьях всех четырех морей, тьма тьмущая. Каждый день Колдун в сопровождении двух коренастых накачанных турков - личная охрана, не иначе - посещал одну из лавок, потом примерно через час выходил и возвращался в отель. И сидел там, не высовываясь, весь день. За ту неделю, что Мойдодыр пас Колдуна, тот только дважды выходил из отеля днем и без сопровождения и шел на берег моря. Да и не днем даже, а ближе к вечеру, когда солнце уже склонялось к горизонту и становилось чуточку прохладнее. Оно и понятно - альбиносам на солнцепеке торчать - удовольствие не из приятных.
  Придя на берег, Колдун купался, но недолго и далеко не заплывал. Потом после короткого омовения некоторое время бродил по линии прибоя, ковырялся в прибрежной гальке, подбирал что-то и складывал в сумку. Потом уходил, но еще до того, как с пляжа уйдут последние отдыхающие.
  Что, интересно, Колдун мог найти в куче окатышей? Потерянные купальщиками побрякушки - цепочки, крестики, кольца?.. Такое, конечно, случается - теряют, но не часто.
  Когда в первый раз Колдун ушел с берега, Мойдодыр побродил там же и ничего интересного не обнаружил. Не единой золотой вещички. Только камни. Конечно, камни красивые, разноцветные. В основном - серые, но много всяких разных - голубых, желтых, розовых. И округлых форм и неправильных. Но не камни же, в самом деле, собирал Колдун?! Это занятие для сопливой малышни. Иногда попадались Мойдодыру мелкие монетки и жестяные крышки от пивных бутылок и от колы. Цветной металл, хохотнул Валера.
  На следующее Колдун вышел из отеля в сопровождении своих охранников. Как выяснилось, пошел он в ювелирную лавку. При нем была та самая пляжная сумка. Логическая цепочка рисовалась Мойдодыру простой, но таинственной: берег моря - нечто, складываемое Колдуном в сумку - ювелирная лавка.
  Едва Колдун вернулся в отель, Валера снова отправился на берег моря и весь день искал в прибое золото. Долго и бесцельно бродил туда-сюда, глядя себе под ноги пока не примелькался, и на него не стали пялиться с топчанов загорающие.
  За весь день поисков Мойдодыр нашел лишь обрывок цепочки, но не золотой, а из какого-то сплава, не имеющего ничего общего с драгметаллом, российский рубль, несколько иностранных монет общим достоинством меньше четверти доллара. Не густо. Непонятно - что же все-таки собирал на берегу Колдун? На мелочи не обогатишься, пивных крышек полно на территории отеля, незачем к морю ходить. Камни? Зачем Колдуну камни? Он что, сбрендил? В детство впал?
  'Да какая разница?! - разозлился Мойдодыр. - В конце концов, мне нет дела до того - тронулся Колдун мозгами или какой-то непонятный бизнес затеял! Грохну и свалю. Пора мне уже отсюда валить. Слишком людно. Здесь русских туристов больше, чем каких-либо других. Турки и те редко встречаются. А я, небось, в федеральном розыске. Фотографии мои - и фас и профиль - по всей необъятной родине расклеены. Опознает какая-нибудь туристочка и стуканет куда следует. И пока я тут прохлаждаюсь... Ха! Вот сказанул! Прохлаждаюсь... При тридцати восьми в тени! Короче, надо ускоряться'
  Колдун вышел как всегда через час. Телохранители довели его до отеля (Мойдодыр, стараясь не попадаться на глаза этой троице, а особенно Колдуну, следовал за ними по пятам) и отбыли, получив от шефа какие-то указания, наверное, по поводу завтрашнего похода в очередную ювелирную лавку. А Колдун исчез в кондиционированной прохладе холла отеля. Через стеклянные двери было видно, как Колдун подошел к ресепшену, коротко поговорил о чем-то с администратором и направился к лифту.
  'Как же мне тебя достать, зараза?' - подумал Мойдодыр.
  Конечно, самым простым было - проникнуть в номер и прикончить Колдуна там. Голыми руками. Мойдодыр это умеет. А потом по-тихому уйти. Но... Валера опасался, что, едва встретившись взглядом со своим врагом, он тут же сам станет жертвой. Колдун..., прежде всего, колдун. Ему загипнотизировать человека - раз чихнуть! Надо как-то издалека. Но как? Был бы он сейчас в России! Взял бы лучшую свою винтовку с оптическим прицелом - делов то! Найти позицию, выждать, и... аля-улю, Колдун! А сейчас в его распоряжении только руки, сувенирный турецкий ятаган, да арбалет, купленный в спортивном магазине за какие-то совершенно сумасшедшие деньги. Но какая убойная сила у арбалета? А подранить нельзя, только наверняка бить надо. Второго случая не представится. Остается одно - ждать. Авось, Колдун пойдет ковыряться в гальке попозже, когда все купальщики уйдут с пляжа. Тогда можно будет подкрасться поближе и шмальнуть из арбалета стрелкой во вражье сердце...
  Плотно закусив в ресторанчике, расположенном рядом со снятым им дешевым бунгало, запив обед кофе и кисло рыгнув (регулярное потребление кофе вызывало изжогу и отрыжку), Мойдодыр удалился к себе и завалился спать, зная, что раньше определенно часа колдун все равно не выйдет из отеля. Если вообще выйдет. Отдохнув, он положил арбалет и стрелы в деревянном чехле в пластиковый пакет, накинул на плечо пляжное полотенце и отправился на берег, где занял облюбованное уже давно место, скрытое от постороннего взгляда решетчатым забором, увитым зеленью и принялся ждать. Время шло, а Колдуна все не было. Уже прошло полчаса с того момента, когда Колдун предыдущие два раза выбирался из отеля для принятия водных процедур и последующего блуждания по берегу моря. Наверное, не придет сегодня, решил Мойдодыр и уже собирался уходить, как вдруг заметил знакомую долговязую фигуру. На пляже уже почти никого не осталось, только парочка французов - месье и медам - сдвинув топчаны, ловили последние лучи заходящего солнца. Месье щекотал впалый животик медам прутиком, та хихикала и что-то ворковала своему месье противно грассируя. Валера терпеть не мог французского языка.
  'Шли бы в нумера, - зло подумал он, - там бы и щекотали друг друга, хоть до паморока!'
  Французы, словно уловив недовольство Мойдодыра, поднялись со своих топчанов, забрали пляжные полотенца и пакеты и в обнимочку пошли с пляжа.
  Мойдодыр достал арбалет, зарядил его стрелой, положил рядом с собой. Привстал, огляделся и прислушался. Колдун приседал в воде. С территории отеля, от бассейнов и площадок для игр доносилась музыка, взрывы хохота и бодрые крики аниматоров - там шло какое-то шоу.
  'Это хорошо, - подумал Мойдодыр. - Все заняты, все счастливы и веселы. И никому нет до меня и до моего злейшего врага никакого дела. Вот мы с ним и разберемся в наших проблемах...'
  Закончив купаться, Колдун по обыкновению побродил по берегу, пособирал что-то, поскладывал в сумку и, усевшись на топчан, стал просеивать песок между пальцами. Мойдодыр ждал.
  'Пусть наиграется напоследок, - думал он, - недолго осталось'
  Наконец, Колдун встал, выпрямился во весь свой немалый рост и, повернувшись, пошел прочь от берега. Он шел прямо навстречу спрятавшемуся за изгородью Мойдодыру, навстречу своей смерти, шел и играючи подбрасывал на ладони маленький камешек. Вдруг Колдун остановился и как-то воровато огляделся. Убедившись, что рядом никого, он весело засмеялся, а потом пристально посмотрел себе на ладонь, словно раздумывая - выбросить камешек или оставить у себя. Мойдодыру вдруг показалось, что рука Колдуна загорелась. Валера тряхнул головой и зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что рука у Колдуна как рука, и ничего особенного в ней нет - не горит и не дымится.
  'Все фокусы свои демонстрируешь! - злобно ухмыльнулся Мойдодыр. - Сейчас ты у меня...'
  Валера через арбалетный прицел увидел, как его враг довольно улыбнулся, бросил камешек в сумку, сделал шаг...
  Стрела арбалета воткнулась Колдуну в грудь чуть выше и правее левого соска. Колдун даже не вздрогнул. Просто упал навзничь.
  Мойдодыр еще немного подождал, прислушиваясь. По-прежнему от отеля неслись музыка, смех, крики аниматоров. Самое время незаметно исчезнуть, но... дело сделано только на пятьдесят процентов. А Валера всегда выполняет свою работу на все сто. После него все чисто. На то он и чистильщик, на то и Мойдодыр. Колдун мертв, в этом он не сомневался - метил в сердце, туда и попал - теперь надо избавиться от трупа. Как? Очень просто. Плавает он хорошо, ухватит труп за прическу и отбуксирует подальше. Арбалет тоже прихватить надо... Конечно, Колдуна найдут (если его рыбки не скушают!), но найдут не сегодня. А завтра..., завтра Мойдодыра здесь уже не будет.
  На дне сумки Колдуна лежали самые обыкновенные камни. Маленькие, серые, в основном, неправильной формы.
  'Значит, все-таки, Колдун сошел с ума', - подумал Мойдодыр.
  Но вдруг среди этой серой россыпи что-то желто сверкнуло. Валера поворошил содержимое сумки и извлек на свет божий блестящий предмет. И не поверил своим глазам - он держал в руке золотой самородок. О том, что это золото сомнений не возникло - тяжелый и ярко желтый. Примерно таким же, но больше по размеру и странной яйцевидной формы хвастался ему дядя Боря. К тому же все вписывалось в выстроенную Мойдодыром логическую цепочку: Колдун - берег моря - сумка - ювелирная лавка. Раздумывать над тем, почему кроме одного единственного самородка в сумке Колдуна все остальные камни - самая обыкновенная морская галька, Мойдодыр не стал. Забыв о трупе, он бросился к топчану, на котором перед смертью сидел Колдун и просеивал между пальцами песок. Он стал пригоршнями хватать песок и сеять его. Валера так увлекся этим занятием, что не замечал ничего вокруг. А зря. Сзади бесшумно приближался вооруженный отряд турецкой полиции. Мойдодыр даже не сразу отреагировал на команду, прозвучавшую на неизвестном языке, зачерпнул очередную порцию песка и пропускал его меж пальцев. Потом поднял голову. Полицейский опять что-то громко выкрикнул и нервно повел стволом автомата. Валера понял, ему сказали примерно следующее:
  - Руки за голову, мордой в песок!
  Так и сделал.
  
  - Они что же, просто стояли и ждали, когда Мойдодыр прикончит Августа Вагнера? - спросил Рыбак. - Непрофессионально как-то.
  - А турецкая полиция и не догадывалась, что за Вагнером ходит киллер, - ответил полковник Рядовой. - Они на него самостоятельно вышли, по золоту, без нашей информации. Да, собственно, никакой информации мы им и не направляли. Мы же ничего не знали ни о местонахождении Августа Вагнера, ни о местонахождении Валеры Шелудько. А уж о том, что они могут появиться в одном месте, и вовсе не догадывались. В Турцию оба порознь приехали и по липовым, правда, качественно сварганенным документам. Там случайно встретились... Как недавно сообщил Донских - Мойдодыр поклялся убить Колдуна. Вот и сдержал слово... Таким образом, - подвел итог своему рассказу Игорь Иванович, - Август Вагнер мертв, Валеру Шелудько турецкие власти скоро передадут нам. Пожизненное ему обеспечено. Так можете и передать вашему приятелю, Михаилу Каверзневу. Кстати, а где он? Почему не пришел?
  - Миша не смог прийти, - ответил я. - Он сейчас на собрании по поводу утверждения плана предстоящей экспедиции.
  - Какой экспедиции? Геологоразведочной?
  - В деревню староверов направляется экспедиция. Историки, краеведы, этнографы - целая армия специалистов разного профиля. Ведь эта деревня - своего рода затерянный мир. Его изучать надо.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"