Звонок длинной очередью полоснул по нервам и по начатой фразе, беспощадно убивая её смысл. Остап Пожарский машинально потянулся к трубке, но тут же понял: звонят в дверь.
- Кого там нелегкая... - проворчал мужчина, и, бросив прощальный взгляд на монитор, где в предсмертных судорогах корчилось убиенное дитя его вдохновения, побрёл в прихожую.
- Здорово! - с порога заявил Сева Маслов. Он держал в одной руке белый полиэтиленовый пакет с логотипом известной сети супермаркетов, а в другой книгу в яркой глянцевой обложке, тряс ею буквально перед носом товарища.
- Может, ты неверно поставил ударение? - улыбнулся Остап. - Не здорово, а здорово?.. Кажется, что-то около месяца не виделись.
- А, ну да, - спохватился приятель и, переложив книгу под мышку, энергично тряхнул руку Пожарского, - около того... Извини, дела были.
Он бесцеремонно прошёл мимо хозяина в гостиную, не сняв кроссовки и даже не вытерев их ради приличия о коврик. Пакет с характерным стуком поставил на журнальный столик. Пожарский посмотрел на мокрые следы, оставленные Севой на тёмном, почти чёрном ламинате и пожал плечами. Сева - есть Сева, и с этим надо мириться. Собственно, Остап давно смирился.
Машинально подумал:
"Следы на паркете" - чем не название для романа? Хотя наверняка уже было. Всё когда-то было..."
- На улице дождь?
- Что? - Сева удивлённо посмотрел на отчего-то загрустившего хозяина квартиры; перехватив его взгляд и, нимало не смутившись, хохотнул: - Нет, блин, ветер! - сделал жест, будто отряхивает ширинку, потом объяснил уже серьёзно: - Дождь ночью шёл, а сейчас солнышко. Но лужи ещё не высохли. У тебя ж рядом с крыльцом не припаркуешься - всё заставлено. Пришлось через весь двор чапать. В смысле, шлёпать. А ты, небось, ещё и в окошко не выглядывал, всё стучишь? - Сева кивнул в сторону компьютера; чёрточка курсора мигала в конце остывающей фразы. - А знаешь, старик, ты гений. Прочёл одним махом, - Маслов опять потряс книжкой. - Собственно, как и все твои опусы. С первой страницы захватило, не мог оторваться. Даже спать не лег, пока до конца не дочитал. Очень, знаешь ли, хотелось узнать, поймают или нет этого охламона... как его?.. Ну...
- А зачем покупал? - Остап Пожарский не стал подсказывать Севе имя героя своего последнего недавно вышедшего из печати романа, невеликий, но и не мизерный тираж которого уже практически разошёлся. - Ты же знаешь, для тебя у меня всегда экземпляр найдётся.
- А, - отмахнулся Сева, - не удержался. Вчера. Остановился сигарет купить, смотрю: в киоске напротив - твоя книга. И бумажка приклеена - "новинка". Короче, купил. Ты ж меня знаешь, я не жмот какой-нибудь. - Сева бухнулся в кресло, книгу положил на журнальный столик, подтолкнул её к присевшему в кресло напротив Остапу. - Подпиши, будь добр.
- Ты только за этим приехал?
- Ося!.. - Возмущение Севы Маслова казалось вполне искренним. - Как ты можешь такое о старом друге?! Давно не виделись, вот и заехал. Да и тема есть, если честно. - Уточнил: - Разговор, так сказать, по душам.
- Выпьешь что-нибудь? - предложил Пожарский.
- А то! Книгу ведь надо обмыть.
- Резонно.
Свой новый роман Пожарский обмыл уже давно, но без Севы Маслова - в кругу приятелей литераторов. Ваня Черемисин был, главред Понькин, само собой, ещё человек шесть-семь признанных и непризнанных гениев. Отмечали событие в ресторане "Заполынка". Хорошо посидели, очень хорошо.
Однако повторить обмывку с другом Остап считал делом святым.
- Ром? Виски? Текила? - предложил на выбор.
Сева поморщился.
- Не жаль тебе своей печени, Ося. Вот, - он извлек из пакета бутылку "Полыни целебной" - дорогой фирменной водки местного виноводочного комбината, пакет скомкал и, покрутив головой - куда бы его деть, - затолкал за спинку кресла. - Вот что пить надо. Совершенно безвредный тонизирующий напиток. Я бы даже сказал: целебный! Между прочим, тут так и написано.
- Так не принято, - качнул головой Остап, - я проставляться должен. Кстати, у меня и водка есть. Холодная, в морозилке стоит.
- Ладно, тащи свою, - благосклонно разрешил Сева и отодвинул принесённую бутылку на край журнального столика. - И закусь организуй. Только это... давай без излишеств. Я парень простой, ты меня знаешь. Солёный огурчик, кусочек чёрного хлеба... А можно и стакан помидорного сока для запивки. Если есть, конечно.
Остап улыбнулся и отправился на кухню. Бутылка "Абсолюта" - не контрафактная, настоящая шведская водка - лежала в морозильнике. Пожарский любил пить холодную водку, а класть в бокал лёд, как это делают некоторые эстеты, терпеть не мог. А ещё ведь некоторые малохольные эстеты в водку тоник или колу наливают - глупость какая! - понижая температуру, понижаешь градус. И вообще, он предпочитал потреблять крепкие спиртные напитки по русскому обычаю - залпом.
Вынутая из морозилки бутылка моментально покрылась ледяной полупрозрачной глазурью и стала похожа на замороженную китайскую кефаль. Баночка консервированных немецких огурчиков нашлась, а вот томатный сок он допил ещё вчера. Имелся, правда, пакет персикового с мякотью, но запивать водку персиковым соком, да еще с мякотью - это моветон. Посему ограничился огурчиками и Бородинским хлебом. Не удержался и толсто напластал карбоната. Прихватив две вилки и две рюмки и поставив всё на поднос, мужчина вернулся к задумчиво поглаживающему себя по намечающейся лысине товарищу.
- О чем задумался, детина? - шутливо спросил Пожарский, разливая тягучую как сироп водку по рюмкам.
- Да так... Говорю же, тема есть, вот и думаю. Но об этом потом. Ну, что? - Маслов с готовностью поднял полную рюмку. - Дай бог, не последняя! - И рассмеялся: - Я книгу имею в виду.
- Дай бог, - согласился Остап.
Приятели чокнулись и разом выпили.
- Отличная водка! - со вкусом крякнул Сева. - Был бы богатым, всегда бы только эту шведскую амброзию потреблял. Только переохладил ты её, родимую, гланды застудить можно.
- Не встречал никого, кто бы умудрился заболеть ангиной от холодной водки, - возразил Пожарский и заметил: - А что это ты: был бы богатым. Ты вроде бедным-то и не был никогда. Разве что в далекой юности, когда мы оба... - он нацелился вилкой в самый маленький с виду крепкий огурчик, но Маслов опередил - взял именно этот прямо рукой, проигнорировав вилку, и ловко закинул в рот. Задумчиво похрустев, возразил:
- Никогда не был богатым, Ося. Преуспевающим - возможно. А сейчас... Времена нынче суровые. Говённые времена, если честно. Кризис. Экономический. Слышал про такой? Моя родная строительная индустрия в упадке. Бабла нет. Подряд получить... А, - Сева махнул рукой. - Короче, жопа.
- Надеюсь, это временно, - успокаивающе заметил Остап. - Пройдут суровые времена, снова преуспевать будешь.
Сева вздохнул и покосился на бутылку.
- Ты о чём-то хотел со мной поговорить, - напомнил Пожарский; напиваться сегодня он не планировал.
- Поговорить?.. А вот о чем, - начал Сева, хрустя вторым огурцом. - Я не первую твою книгу читаю, старик, и не могу понять: как это у тебя так здорово получается? Ты же не мент на покое, вспоминающий былые подвиги, не журналист криминальной хроники. И не грабитель какой-нибудь. Откуда тебе про всё это знать?.. Образование у тебя такое же, как и у меня. Строил, строил, а потом вдруг раз - и стал детективы сочинять. Да такие классные! Вот я и думаю: почему ты так здорово пишешь? Как умудряешься всё это придумывать?
- Просто сажусь и придумываю, - пожал плечами писатель. - Этого объяснить нельзя. Само собой получается. Ну и товарищ у меня в ментовке работает, консультирует, когда попрошу. И потом, я всегда много читал. Детективов, боевиков всяких в юности целую кучу перечитал. В основном муть, но попадались и неплохие сочинения. Отсюда и знания криминального мира. А Интернет? Из него какую хочешь информацию выудить можно. Да сейчас по телевизору...
- Да я не о том! - раздражённо перебил Сева, злясь не на товарища, а на себя самого за то, что не может подобрать нужных слов. - Ящик, компьютер, газеты, книжки, мент знакомый - это само собой... - Он на пару-тройку секунд задумался, формулируя в уме вопрос. - Сюжеты у тебя уж больно оригинальные... Нет, при чём здесь сюжеты? Они конечно оригинальные, но я не про это хотел сказать... Вот читаешь любую твою вещь и кажется, что на месте преступника ты сам. Почему так?
- Не понял.
- Чего ты не понял?
- Ты сказал: читаешь и кажется, что на месте преступника ты сам. Ты кого имел в виду - себя или меня?
- Себя или меня... - задумчиво повторил мужчина и провёл ладонью по русым редковатым волосам. - Короче, уж больно ты красочно всё описываешь. Нет, не красочно... - смутился. - Красочно, конечно. Подробно... Опять не то слово. В общем, словно это ты сам, понимаешь, сам лично всё пережил и сам это преступление совершил. Ты пишешь о таких вещах, выписываешь такие детали, ну просто читаешь и веришь всему происходящему.
- Талант писателя, работающего в жанре криминального романа, - сформулировал писатель-детективщик окончательный вариант.
- Пусть так, - милостиво согласился Сева. Он сделал вид, что задумался, скосил взгляд на лежащую на краешке столика книгу, провёл пальцем по глянцевой обложке и вдруг, неожиданно подняв голову, спросил: - Ося, а ты хочешь разбогатеть?
- Я и так не бедствую, - пожал плечами Пожарский. - Получаю гонорары, премии всякие. Мне хватает.
- Ерунда! - безапелляционно заявил Сева. - Все хотят разбогатеть. И каждому не хватает того, что у него есть. За себя могу сказать: мне не хватает. И не только из-за кризиса, мне всегда не хватало денег. Даже в самые лучшие времена. Да вообще, покажи мне хоть одного чела, имеющего некую сумму и не желающего её... ну хотя бы удвоить.
- Таких масса. И далеко ходить не надо, один такой... чел прямо перед тобой. Повторяю...
- Да бросьте, товарищ Бендер, - скривился Сева, назвав приятеля студенческим прозвищем. - Тебе просто некогда было на эту тему подумать хорошенько. У тебя же сроки, у тебя планы издательства, у тебя ежедневная норма в десять страниц текста.
- Уже больше, - грустно согласился Остап.
- Вот именно! Доказать тебе, что ты не прав, утверждая, что денег может быть достаточно? - занозился Маслов.
- Попробуй.
- Хорошо. Вот, например, что ты видел в жизни? - выпалил Сева, и, не дожидаясь ответа собеседника ответил сам: - Ничего не видел.
- Мнение спорное, - заметил писатель.
- Хорошо, начну с другого конца... Давай, что ли ещё по граммульке накатим?
- Ты же вроде за рулем, - напомнил Остап.
- Ерунда, - отмахнулся его беспечный товарищ, - что мне будет с двух-трёх... рюмок?
- Если б водку гнали не из опилок?
- Ага. Из шведских.
Они выпили по граммульке. Точнее, грамм по тридцать. Сева зажмурился от удовольствия:
- Класс! Хорошо сидим! Как в молодости, помнишь?
- В молодости мы "Абсолют" не употребляли, в основном портвейном "три семерки" пробавлялись.
- Да я не в том смысле! - возразил Сева.
- Так что ты мне там хотел доказать? - напомнил Пожарский.
- Начну по-порядку, - продолжил приятель. - Чем ты занимался до того как стал писателем? Сначала строил курятники, подстанции и всякую прочую хрень, мотался по области как савраска. Зачем? Ясен пень - деньги зарабатывал. Тебе их не хватало, вот ты и хватался за всё, что под руку попадалось. И что, денег много накопил? Фигушки. Потом проектировал и строил офисы для разных мудаков, которые в этих офисах бабло немеряно рубить стали. А ты? Много ты на офисах этих заработал? Вот! Совсем ни фига не заработал. Ну, разве что на япошку трёхлетку, ты на ней, кстати, до сих пор ездишь. Если мне память не изменяет у твоего ветерана в этом году юбилей - десять годочков?
Мужчина вздохнул:
- Одиннадцать. Юбилей в прошлом году отмечал.
- Вот! - радостно подхватил Всеволод. - Менять давно пора. Сейчас дешевле просто выбросить. Или на металлолом сдать, ещё и головняков поимеешь. Но ты не смог своевременно поменять свою "Тойоту" на что-то более приличное. Пусть даже на того же "японца", но помоложе. Денег не было. Вот только не говори мне, что в развалюхе с барахолки тебе так же комфортно, как в Мерсе, купленном в автосалоне... А потом что ты делал? Ты получил заказ на коттедж. Построил его, опять же в надежде хорошо заработать, а тебя кинули как лоха. Разве ты не расстроился из-за того, что не получил обещанного вознаграждения?
Бывший строитель потемнел лицом.
- Ну, по поводу того случая, это ты мне подсуропил, - заметил. - По дружбе, так сказать, богатого заказчика подогнал. И вообще, ты что, Сева, хочешь напомнить мне о моих неудачах? Хочешь сказать, что я неудачник?
- Даже не думал! За Наждака я уже перед тобой извинялся в свое время. Кто ж знал, что так выйдет? А собственно, никто из нас от подобных случаев не застрахован. Меня тоже кидали, и не раз... Я просто спорю с тобой, Ося, доказываю. Ты говоришь, что тебе деньги не нужны...
- Я этого не говорил, - покачал головой писатель, - Я не утверждал, что деньги мне вообще не нужны. В принципе. Их значимость безусловна. Всё дело в запросах. Кому-то нужно меньшее количество денег, кому-то большее...
- Хорошо, хорошо, - Сева поднял руки вверх, - о количестве... Когда ты деньги получаешь - ты доволен, когда теряешь - расстраиваешься. С этим, надеюсь, спорить не будешь? - Сева пристально посмотрел на приятеля. Дождавшись, когда тот хмыкнет и пожмёт плечами, продолжил: - Так, поехали дальше. Развиваю свою мысль: чем больше ты получаешь презренного металла, тем больше радуешься. И соответственно: чем больше теряешь, сильнее огорчаешься. Разве не так?
- Не знаю, - ответил Остап, - я никогда много не терял.
- А Наждак?
- Ну, Наждак...
Пожарский невольно скривился. Уже дважды в их разговоре прозвучало прозвище человека с плебейской фамилией Наждаков. Наждака Остап помнил и не переставал ненавидеть.
- Хочешь сказать, что ты не потерял, а просто не получил обещанного? - по-своему понял Сева гримасу друга. - А какая разница - потерял или не нашёл? Денег-то всё равно - тю-тю! А ведь ты тогда, между прочим, очень расстроился, я помню. Да, да, ещё как расстроился! Просто рвал и метал! Скажи спасибо, что мы с твоей благоверной отговорили тебя заяву писать. А то не сидели бы мы с тобой сейчас и не пили водку - грохнули бы тебя наждаковские боевики, да и все дела... А денежек-то тебе всё-таки жалко было, согласись.
- А вот тут ты не прав, Всеволод. Да, рвал и метал, но дело было вовсе не в деньгах...
- Конечно, - нехотя кивнул Сева, - дело было в принципе. Но и в деньгах тоже. Я ведь помню, что вы с Маринкой на эти деньги купить отдельную квартиру планировали. А что вышло?..
Остап напрягся. Если сейчас Сева скажет о том, что Маринка ушла от него вскоре после инцидента с Наждаком, то это будет удар ниже пояса. Да, Маринка ушла, ей опостылело безденежье и проживание в двенадцатиметровой комнатке коммунальной квартиры. И ушла она, конечно, не к бедняку...
Однако Севе хватило деликатности - о бывшей супруге товарища он не произнёс ни слова. Вместо этого тяжело вздохнул и сказал:
- Ты всю жизнь пашешь как каторжный, а получаешь гроши.
- Не всё можно измерить деньгами, Сева, - через силу усмехнулся Остап.
- Ну да, - Всеволод кивнул, - понимаю. То, что было в твоей молодости - это так, ерунда и заблуждения, ненужная суета. А теперь ты писатель и мыслишь иными категориями. Тебе сейчас важнее реализация своего творческого потенциала. У тебя писательский зуд, так это, кажется, называется? Тебе приятны восторженные отзывы читателей, ты наслаждаешься славой...
- Это ты загнул. По поводу наслаждения.
- Наверное, - согласился Сева. - Прости. Но, знаешь ли, взбесило меня это твоё: не всё можно измерить деньгами. Согласен, у творческого человека мозги чуток по другому устроены. А я парень простой. Мне надо сытно и вкусно жрать, трахать дорогих тёлок и ездить в шикарном авто. А чтобы всё это у меня было, мне нужны деньги. И чем их будет больше, тем жратва будет вкуснее, автомобиль шикарнее, а тёлки... их будет больше!
- Это ничего не доказывает, - Остап покачал головой. - Лишь то, что все люди разные. Один получает удовольствие от осознания своего финансового благополучия, другой...
- Подожди, Ося, я же не закончил. Вернусь всё-таки к тому, с чего начал... Что ты видел в жизни? - спорщик заговорил быстро, не дав оппоненту времени возразить. - Вот где ты, например, был? Да нигде! Ну, на этих своих фестивалях и конвентах. В Крыму иногда тусуешься, пару раз в Прагу летал. Поживешь недельку в третьесортном отеле, посидишь в баре с собратьями по перу, пообщаешься с ними о проблемах в отечественной литературе и книгоиздательстве, потом совместно перемоете косточки своим коллегам, которые приехать не смогли, или не захотели, или дорогу и проживание им оплатить отказались. Что ещё? Пару раз искупнёшься в Черном море, если ты в Крыму, или побродишь по старой Праге, полюбуешься местной архитектурой. Ежели устроители конвента не жлобы конченные, подгонят тебе в номер проститутку. Самую обычную и не очень дорогую, дорогие-то дорого стоят. Ну, или сам закажешь. А потом возвращаешься домой и с ходу за компьютер. И пашешь - стучишь по клавишам, чтобы вовремя очередной роман редактору сдать. Вырвешься на недельку, а то и меньше, и опять за работу. А кроме Крыма и Праги, я тебе скажу, Ося, куча иных интересных мест на земном шарике имеется. И ты об этих местах знаешь великолепно. И тебе туда хочется. Не спорь, пожалуйста, хочется. Но... денег нет. Ты в Америке был?.. В Калифорнии или в Нью-Йорке, скажем? А в Австралии? Ты, Ося, кенгуру кроме как в зоопарке или по телевизору видел?
- Можно подумать, что ты был и в Америке и в Австралии.
- Не был. Но хочу побывать. Хочу и не скрываю этого.
- А я...
- А ты скрываешь. И я это вижу.
- Что ты видишь? - недоумённо спросил Пожарский. - С чего ты это взял?
- Да в твоих книгах вычитал! Кто у тебя главные герои? Не менты, нет, не частные детективы. У тебя главные герои - преступники.
- Это твоё личное мнение.
- Бросьте, Бендер. Что я, дурак набитый?! Я же вижу, на чьей стороне симпатии автора. У тебя преступники не злодеи, а прямо Робины Гуды какие-то. Воруют только у богатых сволочей. А как своруют, сразу в Америку или в Австралию. И ну оттягиваться по полной с красавицами-мулатками! Почему-то не в Крым едут, не в Прагу. Может, потому что там мулаток мало?
- Это ты загибаешь, Сева, - возразил Остап. - Не все мои герои...
- Ах да, вру! Один сдуру в Варшаву рванул. Не в Прагу почему-то, а в Варшаву. Логичнее было бы... А, собственно, какая разница! Там его у наших друзей-славян изловили и отправили на родину. Правда, по дороге твоему супермену удалось сбежать. Жаль, без денег. Но все это уже частности. Тенденция просматривается легко: украл, свалил и живёт припеваючи.
Пожарский помертвел лицом. Только что его оскорбили как писателя, уличив если не в повторяемости сюжетов, то, по крайней мере, в общей закономерности построения всех его творений. Если бы перед ним сейчас сидел не Сева, а кто-то из известных литературных критиков, или на худой конец - его редактор, Остапу ничего не оставалось бы, как пойти в спальню и застрелиться. Или повеситься. Но огнестрельного оружия в доме не было. Как, впрочем, и подходящей веревки.
- Ты обобщаешь, - решил всё же поспорить Пожарский. - В моей последней книге, например, никто никуда не уезжает.
- Ага, - кивнул Сева. - Твоему очередному Робину Гуду уехать из страны не удалось. И по простой причине: жить ему оставалось - раз, два и обчёлся, а он, идя на дело, об этом ни фига не знал. А когда узнал, уже поздно было. И дипломат с долларами не помог. Так и умер не пойманным во цвете лет. Ни Зелёного континента не увидел, ни в Лас-Вегасе не побарагозил. А целая куча бабок по ветру разлетелась... Кстати, ты мне свой последний шедевр так и не подписал, - вспомнил Маслов и, достав из кармана авторучку, протянул её Пожарскому. - На вот, моей воспользуйся. Полагаю, из пишущих инструментов у тебя только принтер.
- Теперь даже и не знаю, - задумчиво произнёс Остап, вертя в пальцах Севину авторучку, - стоит ли подписывать тебе книгу после такой жёсткой критики?
- А это и не критика вовсе, - простодушно возразил Сева. - Я тебе сразу сказал: ты гений. Пишешь так, что аж мурашки по коже бегут... Я тебе просто доказать пытаюсь.
- Что? Что каждый человек, и я в том числе, должен стремиться к богатству?
- Не только это. Вернее, совсем не это. - Сева пристально посмотрел на Пожарского: - Честно?
- А как еще? - печально усмехнулся тот. - У нас же с тобой откровенный разговор.
- Между прочим, - начал Маслов, - я этот разговор уже давно хотел с тобой составить. Все никак не решался. А сегодня взял, да и решился.
- И что такое сегодня случилось?
Проигнорировав вопрос товарища, Сева сказал:
- Хочу тебе вот что сказать. Если тебе вдруг наскучат лавры известного писателя...
- Не так уж я известен, - вставил Остап.
- Если тебе надоест писать детективы, - учтя замечание приятеля, Маслов заменил фразу, - а захочется разбогатеть - быстро и по крупному - ты запросто можешь стать организатором и исполнителем такого преступления, которое никто и никогда не раскроет. Ты спросишь: почему?
Пожарский промолчал, но Маслов и не ждал его слов.
- Потому что у тебя криминальный талант, - изрёк он.
- Мы же уже с тобой... - начал Остап.
- Да помню я, - отмахнулся Сева. - Однако настаиваю - у тебя криминальный талант. Пока только теоретический, но он легко может стать практическим.
- Ты что же, советуешь мне...
- Да. Советую. Наставляю тебя, так сказать, на путь истинный. Хватит тебе уже прозябать в своей двухкомнатной хрущёбе на жалкие гонорары издательств. Хватит портить глаза за компьютером. Один скачок - и все проблемы решены. Менты в жопе, от богатого терпилы не сильно убудет, а мы с тобой в шоколаде!
- Мы с тобой? - растерянно спросил Остап.
- Ну естественно! Я ведь твой идейный вдохновитель. Кстати, обязуюсь выполнять все твои мудрые распоряжения и указания. Всё сделаю, как скажешь... Я хорошим помощником буду, честно! Ты не пожалеешь, если возьмёшь меня.
- Стоп! Стоп, Сева, - Пожарский помотал головой. - Ты так говоришь, будто я согласен на твоё предложение. И вообще, будто я с тобой во всем согласен. Что за бред?! Я писатель, а не вор. Да у меня и в мыслях... - Пожарский осёкся.
- В мыслях было, - задиристо возразил Сева. - Я же читал.
- Что ты читал? Ты читал мои мысли?
- Да. Я прочёл все десять твоих бестселлеров. Ах да, одиннадцать! - вспомнил Сева и схватил книгу, которую Пожарский так и не подписал.
- Сева! Ну, ты как ребёнок, ей богу! В моих книгах мысли моих героев. Не мои мысли, а их! Как ты этого понять не можешь! Собственно...
Остап встал и подошёл к секретеру. Там у него хранился набор трубок в количестве пяти штук, овальная керамическая табакерка, несколько пакетов с различными табаками и прочие курительные принадлежности. Однако взял он пачку "Парламента" и вернулся к столу.
- Собственно, - продолжил он, закуривая и усаживаясь в кресло, - мало кто из читателей понимает писателя. Большинство считает как ты - что все поступки героев романа взяты им из собственной жизни. Либо приписывают автору мысли его героев.
- А разве это не так? - спросил некурящий Всеволод, разливая по рюмкам водку.
- Понимаешь, Сева... писатель создает образы - разные, не похожие один на другой. Сам посуди: ну, не могут же все герои мыслить одинаково и к тому же так, как сам автор. Напротив - автор вынужден вживаться в созданные им образы.
- Вот как?!
- Вот так, - Остап грустно посмотрел на товарища и устало вздохнул: - Ладно, можешь забыть всё, что я тебе говорил. Давай закончим этот никчёмный бесперспективный разговор. Я оценил твоё предложение, но... мне надо работать.
- Нет, погоди! - не унялся Сева. - Ты говоришь: разные. А почему тогда все твои главные герои одинаковые. Как братья-близнецы. Они одинаково мыслят, одинаково поступают и вообще... - Сева сделал неопределенный жест.
Это было еще одним ударом. Пережить его Остап не смог. Он взял налитую Севой рюмку, залпом выпил, поморщился, потом размашисто подписал книгу: "На долгую память...". Подвинул книгу к Маслову и сказал, не глядя в глаза:
- Извини, Сева, мне, правда, работать нужно.
- Выгоняешь...
- Мне нужно работать, - повторил Пожарский и нервно забарабанил пальцами по столику.
И чего это он вдруг так расстроился? Разве сам не знал, что пишет не для эстетов от литературы, а то, что угодно массовому не особо притязательному читателю вроде Севы Маслова? Знал, более того, считал детективный жанр вообще и свои произведения в частности второсортной литературой. "Тихий Дон" и "Воину и мир" ему не написать ни за что, а вот "Следы на паркете"...
Коллега по писательскому цеху, старший товарищ Пожарского, можно сказать, учитель, и вообще, отличный мужик Иван Черемисин рассказывал как-то: "Лечу в Анталию. Все читают, кто не спит и не пьет. Шел в гальюн, посматривал: что читают. Дарья Донцова, Татьяна Устинова, да мы с тобой, Ося... Никто не взял в дорогу что-либо серьезное. Зачем Толстой и Достоевский на отдыхе? Черемисин с Пожарским в самый раз. И думать не надо и выбросить не жалко. Кстати, в отелях турецких, да и не только в турецких, вообще - на всех заморских курортах наших с тобой книг, Остап, больше, чем во всей книготорговой сети России. Прочитают и оставляют, не домой же назад наши "нетленки" везти... И так мне, знаешь ли, тошно стало! Не обидно, нет, не на кого обижаться, только на самого себя. Просто тошно, хоть вешайся..."
Уже в дверях Маслов сказал:
- Я как лучше хотел... Правду сказал. Кто ещё тебе вот так как я...
Закрыв за товарищем дверь, Остап повернулся к зеркалу, висящему в прихожей, и долго пристально смотрел писателю Пожарскому в глаза.
- Ты плохой писатель, господин Пожарский. Ты очень плохой писатель. Ты полное дерьмо! И книги твои - дерьмо!
Плевок пришёлся в переносицу.
На этот раз звонили не в дверь.
- Остап! Ты что творишь?!.. Дома тебя нет, на телефонные звонки не отвечаешь. И вообще - где ты?
- Я... дома, - с трудом ворочая утратившим гибкость и сухим, как вяленый чебак, языком, выдавил Пожарский.
- Дома?! - возопил главный редактор издательства "Криминальный бестселлер" Алексей Федорович Понькин. - Да я вчера под твоей дверью минут десять проторчал! До сих пор палец не сгибается - на кнопку жал, судорогой свело. И спросить не у кого! Самое печальное - спросить не у кого, где ты шляешься!.. Когда ты уже женишься, Остап? Когда закончится этот твой... холостяцкий беспредел?! Жениться не хочешь, так хоть заведи кого-нибудь!..
Не особо внимательно вслушиваясь в стенания главреда, Остап тупо разглядывал батарею пустых бутылок, выстроившихся на журнальном столике. Бутыль из-под текилы, две из-под коньяков, две из-под виски - "Джек Дениэлс" и "Джонни Уокер" - литровая бутылка из-под гавайского рома. Даже принесённая Масловым "Полынь целебная" пошла в ход. В стакане на дне усматривалось немного влаги, но, во-первых, её было крайне мало, а во-вторых - это не совсем то, что в данную минуту требовал похмельный организм писателя. А то, что требовалось, не стояло на столике, а валялось под ним - ополовиненная полторашка "Аква минерале" закатилась к дальней ножке. К счастью, крышка на бутылке присутствовала. "Надо же" - машинально отметил свою осмотрительность Остап, поднял бутыль, скрутил крышку и припал к горлышку. Вода, как и следовало ожидать, была тёплой, но показалась мужчине далеко не противной. "Кто не пьёт водку, тот не может оценить вкуса воды" - ещё одна ценная мысль писателя, к сожалению, не им лично придуманная.
Вяленый чебак стал волшебным образом оживать, шевельнул хвостом:
- Да нигде я, Леша, не шлялся, просто крепко спал...
- Мне бы такой сон! - раздражённо позавидовал Алексей Федорович.
- А чего искал-то?
- Ты еще спрашиваешь?!.. Сроки, Ося, сроки! Ты когда должен рукопись сдать?.. Ну ладно, об этом потом. Живой, и слава богу! Это я тебя вчера искал, а сегодня... - Понькин помолчал, потом спросил, тяжело вздохнув: - Знаешь, откуда я тебе звоню?
Пожарский машинально взглянул на дисплей.
- С мобильного.
- Это понятно. Я тебе из квартиры Черемисина звоню. ЧП у нас.
- Что стряслось?
- Ваня умер.
- Что?!
- Короче, приезжай.
- Куда?
- К Черемисину, куда!..
Ехать никуда не надо было - прозаик Иван Черемисин жил по соседству с Пожарским, в доме напротив. Ополоснув опухшее, заросшее недельной щетиной лицо холодной водой и энергично растерев полотенцем, дабы придать ему хотя бы отдалённое сходство с оригиналом, Остап сунул мятную жвачку в рот, оделся и вышел из дома. На душе было муторно, и только один вопрос бился в похмельной голове: "Почему?.."
У подъезда, где жили супруги Черемисины, стоял вишневый жигуль с магнитной мигалкой на крыше и карета скорой помощи. Вездесущие старушки сидели на скамейке у крыльца и оживлённо разговаривали.
- И чего не жилось мужику? - недоумённо вопрошала бабулька в белом в мелкую синюю крапинку платочке, обращаясь более к себе самой, нежели к товаркам. - Не сказать, что бедно жили. Вон пластиковые окна поставлены и лоджа застекленная. Машина красивая. И дверь опять же дорогая.
- Разве ж в двери дело! Разве ж в машине, - возразила вторая, интеллигентного вида пожилая дама в шляпке, вышедшей из моды лет сто назад. И глубокомысленно изрекла: - Во всем виновата любовь.
- Да какая любовь! - возмутилась сухая, как балерина на пенсии, бабка, сильно смахивающая на бабу Ягу в исполнении Георгия Милляра, кстати, с таким же скрипучим высоким голосом. - Не было у них никакой любви с Полиной. Это я точно знаю. От любви дети бывают.
- Вот и я об этом.
Остап молча прошёл мимо бабушек.
- Это кто в наш подъезд? Знаете его? - услышал он, открывая дверь.
- Алкаш какой-то, вишь, небритый весь, и глаза мутные... Наверное, к Славику из семнадцатой...
Дверь в квартиру Черемисина была приоткрыта. На площадке стоял и сосредоточенно протирал линзы очков белой бумажной салфеткой Борис Анатольевич Шабин - секретарь полыноградской писательской организации Союза писателей России.
- Что с Ваней? Сердце? - Задавая этот вопрос, Пожарский почему-то догадывался, каким будет ответ. Идя к дому Черемисина прокручивал варианты, самым очевидным казался именно этот.
- Повесился Ваня. - Шабин очертил пальцем круг над головой. - Сунул голову в петлю и - до свиданья. Такие вот дела, старик.
Остап машинально пошарил по карманам, к его счастью сигареты и зажигалка нашлись. Он закурил и облокотился на перила, отрешённо уставился в одну точку и задумчиво повторил:
- Такие вот дела... Полина знает?
- Жена что ли?
- Жена.
- Понятия не имел, как зовут супругу Черемисина... Знает. Она вроде бы на даче, за ней уже поехали...
- Ваня, Ваня... - Пожарский повернулся к Шабину: - А почему Черемисин решил покончить с собой? Неизвестно? Он ничего не написал?
Борис Анатольевич пожал плечами:
- Не знаю, меня в квартиру не пустили. Может, и есть предсмертная записка, наверняка есть. Мы же писатели - не писать не можем.
- Мне Понькин звонил. Он в квартире, его пустили почему-то.
- Ну да, - кивнул секретарь, - Алексей его и нашёл. Пришёл, позвонил - дверь не открывают. Тронул - открыта, дома никого. Заглянул на лоджию, а там Ваня... висит. Ментов вызвал, скорую за каким-то хреном... потом мне позвонил.
- Вы бы не курили в подъезде, молодой человек! - Снизу поднималась "баба Яга". Она оказалась соседкой Черемисиных - квартира напротив.
- Извините. - Пожарский поплевал на чахлый огонек, покрутил головой - куда бы пристроить окурок; Шабин протянул салфетку, которой недавно протирал очки. Завернув окурок в салфетку и сунув сверток в карман, Остап решительно повернулся к Ваниной двери. Из неё как раз выглянул Понькин.
- А, явился. Иди сюда. Здесь твой кореш из районного отделения.
- Ватолин?
- Он. Пошли.
- Ладно, мужики, - Шабин собрался уходить. - Я в Союзе. Если что понадобится... - он приложил к уху кулак, - я на связи. Поминки как всегда?..
- Не знаю, - ответил Алексей Федорович. - Полина приедет, обговорим. Кстати, у тебя на кладбище есть кто?
Шабин отрицательно покачал головой:
- Сейчас никого. Недавно администрация поменялась.
- Ладно, Боря, забудь. Сам решу.
Почему-то Остапу очень не хотелось смотреть в мёртвые глаза товарища. Он и не увидел их - Черемисин лежал посреди комнаты накрытый скатертью, по-видимому, снятой со стола. Но импровизированный саван оказался коротковатым для рослого, да ещё и вытянувшегося в смерти Ивана - ноги в чёрных носках выглядывали. На левой пятке Остап заметил небольшую дырочку. От трупа пахло мочой.
- Это я Ваню скатертью прикрыл, - зачем-то сообщил, словно похвастался Понькин, - когда они... тело осматривать закончили.
Пожарский кивнул, не отрывая взгляда от дырки на носке. Ему почему-то вдруг подумалось, что это не Черемисин, и вообще не человек, - что носки натянуты на ноги манекена. Видимо из-за неподвижности тела и нежелания принять свершившееся.
- Привет, писатель! - от созерцания рваного носка Остапа отвлёк невысокий, широкоплечий и весьма крепкий на вид, ещё сравнительно молодой, но уже изрядно поседевший мужчина - Юрий Ватолин, оперативник из районного отдела полиции и давний приятель Остапа.
Ох, и много же водки было выпито Остапом совместно с Юрой, и с его коллегами ментами в так называемом "кабинете релаксации"! Но овчинка выделки стоила, или, говоря без иносказаний: жертва здоровьем была отнюдь не напрасной. Писатель-детективщик Пожарский стал своим парнем в районном отделе полиции, а капитан Ватолин от встречи к встрече и по мере потребления спиртного становился всё ближе и ближе, и настала пора, когда он начал делиться некоторыми профессиональными секретами, а порой и тайнами следствия. Подвизайся Остап на ниве журналистики, такой источник информации явился бы для него чистым кладом, но и как писателю, работающему в жанре детектива, сотрудник полиции был ему весьма и весьма полезен. Да и чисто по-человечески - плохо ли иметь "своего" человека в органах!..
Юра подошёл к Пожарскому и протянул жёсткую широкую ладонь.
- Что, редеют ваши ряды?.. Ещё один инженер человеческих душ не вынес жестокой действительности. Горе от ума, так сказать... Жили бы вы как все - вкалывали бы на заводе или на стройке где-нибудь, и поменьше думали...
- На стройках теперь гастарбайтеры работают, русских туда не берут, - заметил Понькин.
- Ваня был моим другом, - сказал Остап.
- Ну, извини, - пожал плечами Ватолин. Словно не видел раньше, пристально посмотрел на Понькина, хмыкнул. Запиликала популярная мелодия, Юрий нервно потёр нос - была у него такая привычка - и приложил трубку к уху: - Да, Вячеслав Васильевич... Сегодня ночью, ага... где-то около часа ночи... Ну, более точное время после вскрытия... Никакого криминала, суицид... На девяносто девять... Хорошо, на сто... Где?.. На Володарского?.. Ага, понял. Эксперт?.. - оперативник взглянул на сидящего за Ваниным компом паренька. - Да тоже заканчивает. Стажера оставлю... А чего тут справляться? Труп - в морг, компьютер - в контору... Бабу?.. Да тут сослуживцы трупа пожаловали, утешат, объяснят, что к чему... Хорошо, сейчас выезжаю. - Протяжно фыркнув, словно конь на водопое, и сунув телефон в карман, Юра повернулся к Остапу: - Извини старик, ехать надо - труба зовёт. На Володарского за гаражами местные пацаны два криминальных жмура надыбали. Надо спешить, пока не разбежались.
- Кто, жмуры?
- Ха-ха-ха! А ты юморист, Ося! Врал, что детективы пишешь?
- Ваня записку оставил?
- Да, на компьютере. Вы же не можете, как нормальные самоубийцы написать на бумаге короткую записочку. Мол, ухожу добровольно, прошу никого не винить. Почерк графологи сверили, и порядок. Нет, вам целый трактат на компьютере настучать надо. Поди, разберись - сам писал, не сам...
- А распечатать можно?
Ватолин скептически посмотрел снизу вверх на Пожарского, посопел недолго и, вздохнув, разрешил:
- Тебе можно. Если дашь слово, что журналюгам показывать не будешь. Только когда разрешу.
- Даю слово.
- Верю. Тебе верю... Смотри, аккуратно, не испачкайся. Петя клавиатуру уже порошком обработал, пальчики снимал. А лучше... - Юра окликнул паренька за компьютером: - Петь, распечатай один экземплярчик для моего товарища.
- Два, - вставил Понькин.
Ватолин снова пристально посмотрел на редактора.
- Петя, два распечатай.
Эксперт, не оборачиваясь, согласно кивнул и тут же взвизгнул включившийся принтер.
- Ну что, покойника выносить? - Из кухни вышли два санитара с развёрнутым чёрным паталогоанатомическим мешком.
- Выносите! - бодро разрешил Ватолин.
Остап ушёл на кухню и закурил - не хотел смотреть, как его товарища упаковывают в мешок для трупов. Через минуту к нему присоединился Понькин, в его руках было два листа бумаги с прощальной запиской Ивана Черемисина. Алексей протянул один Пожарскому:
- На, читай. Твой приятель сильно преувеличил насчёт трактата. Всего лишь одна страничка текста. Написано четырнадцатым кеглем с полуторным интервалом...
Остап взял в руки лист и прочёл:
"Жизнь не сложилась.
Нужно было прожить почти полвека, чтобы это понять...
Нужно было... Неправильное словосочетание для построения данной фразы, двойной смысл какой-то. Не нужно было... Фразу надо читать иначе:
Не нужно было полсотни лет коптить белый свет, чтобы понять, что ты здесь лишний.
Простите меня все: мои боевые товарищи, мои коллеги - собратья по перу, граждане гаражные собутыльники, шахматный партнёр дядя Вася со второго этажа.
Поля! Прости меня, если сможешь. Я исковеркал твою жизнь: не дал тебе ни семейного счастья, ни радости материнства, ни материального благополучия, ничего не дал. Только, пожалуйста, не вини себя ни в чём... Тебя мало интересовала моя работа. Как выяснилось, она и мне не особенно нужна. Я не сделал ничего выдающегося, только торчал за компьютером и изводил бумагу. Ты была права, когда говорила мне это.
Прости меня, Поля. Я, правда, хотел сделать тебя счастливой, но у меня не получилось. Может...
Все. Чем больше пишу, тем больше вероятность запутаться.
Для милиции: никто кроме самой этой долбанной жизни не подводил меня к самостоятельному уходу из неё. Не терзайте расспросами моих товарищей, коллег и мою жену. Я просто не хочу жить. Не вижу смысла.
Квартиру, дачу, машину и возможные гонорары от будущих переизданий моих книг завещаю своей законной жене - Черемисиной Полине Аркадьевне.