Он смотрел на меня, улыбаясь.
Перевернуто улыбаясь губами мостов. 
Он темнил зимними днями, невской водой, 
Гнал вдоль гранита, скалясь решетками, мордами львов.
Не стесняясь ни парадных уборов дворцов - 
Маскарадных нарядов разных эпох, 
Ни дворовых помоек - 
Царства бомжей, наркоманов и блох, 
Ни монотонных застроек. 
Он был гением, геем, аристократом, самоубийцей, 
Он говорил: 'Ты не будешь ни первым, ни третьим, но можешь родиться, 
Чтобы быть моим, жить в культурной столице, 
Болеть бронхитом, лицедействовать, страдать бессонницей или спиться. 
Ты сможешь выбиться в люди и сбежать заграницу, 
Но так и останешься разночинцем' 
И выдыхая в лицо мне дым белых ночей он 
Добавляет вполне серьезно, 
что   бороться с ним - поздно, 
Ибо он обречен - 
Экономический кризис в мире и в этой стране, 
Зеленые водоросли в финской прибрежной волне закроют окно, 
Как не раз за три века ведьмами и пророками было предречено. 
И напоследок он обещает небрежно, что, осиротев, 
но оставаясь его крепостным от Первого, прежде 
и до конца не забуду я вида 
Как топила шпили и бастионы в болоте родная моя Атлантида.