Целнаков Валерий Леонидович : другие произведения.

Обмен Телами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если кто-то читал у Марка Твена "ПРИНЦ И НИЩИЙ", то помнит, как состоялся обмен телами благородной особы и безродной. В моём романе обе особы вполне самодостаточны, одна видная столичная актриса, а другая успешная замужняя мамочка, рекламщица из Твери. И они очень похожи, находят друг друга случайно и после встречи на конспиративной квартире меняются ролями на несколько дней, пока у актрисы нет ни спектаклей, ни съёмок. Но кое что пошло не так и обратки не состоялось. Рекламщица стала привыкать к звездности, а звезду не оторвать от семьи рекламщицы. Она даже забеременела, чтобы концы обрезать. Дружить вот в таком положении - юдоль та ещё, но они дружили. И всё это в лихие 90-ые годы.
   ОБМЕН ТЕЛАМИ
  ПЕРСОНАЖИ
  1. Каминская Анна Николаевна - актриса, 36-38 лет
  2. Анна Неустроева - менеджер по рекламе, 35-36 лет
  3. Игорь - поклонник Каминской, около 40 лет
  4. Тимофеев Иван Алексеевич - начальник Анны, около 50-54 лет,
  5. Егор - сердечный приятель Анны Каминской, около 40 лет
  6. Валентина Игнатьева - телевизионная ведущая в Твери, около 32-34 лет
  7. Нина Агафонова - подруга Анны по школе в 10-ом классе, ровесница Каминской
  8. вахтёрша Кирилловна - в здании, где работает Анна, около 50 лет
  9. Семён и Виталий - командированные, танцевали в ночном клубе с Ниной и Анной, около 40 лет
  10. Якина и Ботова - актрисы московских театров, встречались с Анной Каминской на общественных мероприятиях, 35-38 лет
  11. Эдуард и Виктор - дежурные на автостоянке, где паркуется Каминская, Виктор - её шофёр на выездах, 35 лет
  12. Григорий Ефимович Сотников - геолог, работает преподавателем в Горной академии, около 70 лет
  13. Лёшка - приятель Григория Ефимовича по началу работы в геологии, старше него на четыре года
  14. Лена - невеста, а потом жена Лёшки, на 3-4 года моложе Григория Ефимовича, родила двоих детей, сначала дочь, через год сына, после отъезда в Углич родила в браке двоих сыновей, в т.ч. старшим Руслана Виальдина
  15. Татьяна Долева - актриса, близкая подруга Каминской, 32-34 года,
  16. Тамара - московская актриса, знакомая Каминской, 30-32 года,
  17. Максимилиан Максуэлл - театральный режиссёр из Англии, знаменит на Бродвее, за 50 лет
  18. Наталья - жена Максимилиана Максуэла, известная актриса, около 40 лет
  19. Анфиса Н. - актриса театра, около 33 лет
  20. Анастасия Виргиевская - актриса театра, подруга Каминской, 34-36 лет
  21. Лев Д., Никита Д, - актёры театра -35-38 лет
  22. Анатолий Геннадиевич Шелгунов - театральный режиссёр, ставит "Дядю Ваню" - около 50-54 лет
  23. Дмитрий Д. - партнёр Анны Каминской, около 40 лет, полож. типаж
  24. Никита Ж. - партнёр Анны Каминской, 38 лет, отрицательный типаж, ходок по бабам
  25. Жанна - парикмахер, студийка, дочь костюмерши в театре, 19 лет
  26. Инна Сергеевна, костюмерша - около 43-45 лет, мать Жанны, не замужем, аккуратная, бедная
  27. Володя, Сергей, Лев Н., Виктор Э., Эдик К., - актёры театра Каминской, от 28 до 45 лет
  28. Инна Виргиевская, сестра Насти В. - актриса другого театра, около 30-32 лет
  29. Кирилл, муж Анастасии Виргиевской, около 40 лет
  30. Лариса - актриса из театра Каминской, около 30-32 лет
  31. Антон - муж Инны В. - около -37-39 лет
  32. Рундштадт Абрам - продюсер сериала, где занята Каминская, около 50-54 лет
  33. Светлана - продавец в продмаге, заочница, экономист, "везёт" младшего брата и больную мать, 21-23 года
  34. Руслан Виальдин, литератор, драматург, сердечный друг и любовник Каминской, около 43-45 лет
  35. Владимир Алексеевич Сугдин - режиссёр, ставит "Джулию Форнезе" в труппе Каминской - около 54-58 лет
  36. Николай Неустроев, муж Анны -39 лет, Ирина, дочь Анны и Николая - 13-14 лет, Максим,-10-11 лет, сын Анны и Николая
  37. Петр Глухов, поклонник Каминской, около 27-29 лет, пишет стихи, романсы, поёт
  38. Стенли Кречмет - американский режиссёр, постановщик проекта "Доктор Живаго", около 45 лет, охотник до женщин
  39. Мастер-парикмахер Дина с остреньким язычком и умелыми руками, работает там же, где и Жанна, около 30 лет
  40. Войтин Владимир Андреевич - ВАВ, влиятельный и властный человек, покровитель Каминской, около 50-54 лет, невысокий, стройный, худощавый, в смокинге
  41. Игроки в преферанс и их музы: брюнет с тонкими чертами Марат, его подруга - блондинка Нонна, интеллигентный по внешней фактуре Андрей, его муза - яркая брюнетка, Алиса, стройный и самый молодой высокий и плотный Константин, его муза - слегка развинченная блондинка Лиза. Все от 30 до 40 лет
  42. Джек Ромни - продюсер фильма "Живаго", около 45-50 лет
  43. Евгений Ильич Абашин, постановщик сериала с Каминской, мастер кино, около 55-58 лет
  44. Нэлли, подруга, муза и ассистентка Абашина, красивая, классически умная и продвинутая, 25-27 лет
  45. Борис Веретенников - начальник одного из отделов на ЦТ, около 45 лет, поклонник и отставленный любовник Каминской
  46. Надя Лефортова - актриса, дублёр Каминской, 31-33 года
  47. Оксана, дочь Лефортовой, играет на фортепиано, 8 лет, бабушка Оксаны - около 50 лет, интересная женщина, прабабушка Оксаны около 70 лет, тоже моложава и интересна, обе заняты в автомобилестроении, инженеры
  48. Сергей Живнов - актёр, партнёр Лефортовой, около лет 36-39 (Венедетто по роли), положит. типаж
  49. Володя Никишин - актёр, любовник и партнёр Лефортовой, около 33-35 лет, кардинал по роли, имеет сносный "Мерседес"
  50. Башвин, актёр - партнёр Каминской-Анны по сериалу, секс-символ, около 36-40 лет
  51. Семья Татьяны Долевой: бабушка по материнской линии, актриса; ещё одна яркая женщина, мне не была знакома, а третья - её мать, видная критикесса театральной жизни, один пожилой мужчина очень походил на отца, а другого я вычислила, как мужа.
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
   ТОМ 1 НАЧАЛО ИГРЫ
  
  1 СТРАХ НЕИЗВЕСТНОСТИ И СЛАДОСТЬ ПОЗНАНИЯ
  Встреча на перекрёстке 1
  Чаепитие Игоря с Неустроевой 5
  Глубокая разведка 7
  Праймериз на ТВ 12
  Генеральная репетиция 19
  Накануне обмена 27
  Обмен. Общая диспозиция 30
  День первый - Сотников 36
  Ночной визитёр, мастер-класс 41
  Дядя Ваня, Антигона и прочие 49
  Момент истины для новой Каминской 59
  Новая Каминская - освоение территории 65
  Внутреннее обустройство, Татьяна, Настя, Жанна 78
  Файруза - день рождения 80
  2 ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ЛУЧШЕ
  Кармен-сюита, примирение с Настей 98
  Новая Каминская - углубление в образ 114
  Ресторанный бизнес, Лара Антипина 119
  Молодая подруга Каминской, Войтин 130
  Испытание поклонников. 155
  Компьютерные расследования и возвращение домой 159
  Три ведьмы 178
  3 ТВОРЧЕСТВО ВЕНЧАЕТ ВСЁ
  Фанклуб 183
  Первые плоды: ТВ и кино 194
  Итоги расследования 199
  Стокгольм 205
  Абашин и Нэлли 211
  Гражданский брак святой троицы 227
  
  ТОМ 2 У ПРОФИ ПАУЗ НЕ БЫВАЕТ
  
  4 ИМИДЖ КАМИНСКОЙ ОТ НЕУСТРОЕВОЙ
  Две ведьмы и Дима Д. 237
  Нина 246
  Театрально-киношные будни 257
  Последние штрихи "Дяди Вани" 268
  День рождения в блочном доме 281
  Неожиданная развязка 293
  Милан и "Три сестры" 308
  5 У СОВЕРШЕНСТВА НЕТ ПРЕДЕЛА
  Абашин, Войтин и Каминская 317
  Долгожданные премьеры 345
  Стрингер 363
  Ещё раз в Твери, история Игоря 379
  Дела семейные, мать Руслана и Сотников 399
  6 СПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ НЕ БУДЕТ
  Бал-маскарад 406
  Большие неприятности 421
  
  
   Встреча на перекрёстке
  
  ...Меня что-то становило на лету, не давая опомниться и осознать, как, что и почему я это делаю, сердце и чувства вдруг оторвались от сознания и отказались подчиняться здравому смыслу, они стали упрямыми и неуправляемыми и это меня застало врасплох. Я не успела опомниться, как выложила и своё имя, и чем занимаюсь, и что литературу читаю не только женскую, и что слышала кое-что про Элюара и Пруса...
  ...Он увидел меня ещё на подходе к перекрёстку, я позже отметила внимание к себе и краем глаза оценила его крепкую фигуру. Мужчина был хорошего роста, поджарый, возраст около сорока и одет, как типичный яппи, даже с некоторым шармом - не обратить внимания на него нормальная женщина просто не смогла. Он следил за мной и ждал на другой стороне улицы, что-то в нём завораживало и манило, я растерялась, как первоклассница и почувствовала, что устоять перед его ироничной улыбкой просто не смогу. Единственным достойным ответом от меня могла быть только демонстрация достойного собственного шага на тот край моей жизни. Я умею делать это с выдержкой стука каблучков до ритма классного хронометра и создавать впечатление, сходное с тем, что бывает от классного ударника из убойной группы. Сейчас для меня просто необходимо - подойти так, чтобы растерзать иронию его глаз отпадным шоком от цоканья металлических набоек, моей фигуры и пластики.
  Он спокойно ждал, когда я перейду улицу. И улыбался. Откровенно и призывно! Я не выдержала и улыбнулась в ответ: он был прост, ничего такого, чего могла бы опасаться женщина, в нём не было...
  Когда я подошла, то отметила, что своего добилась и он попался. Остальное было не так важно.
  Дальше пошла запредельная и фантастическая карусель, в которой мне досталась роль подчинённая и почти без слов, а только с кивками и односложными "Да!" и "Нет!". Как он это сделал?! С ума сойти! Он сравнил меня с Анной Каминской, только моя фигура, (зрительно, разумеется!), чу-уть-чу-уть потоньше и по-и-зя-щней (!), а черты лица, разрез глаз такие же (!), губы и линия подбородка - тоже. А очарование, когда я отбивала ритм каблучками и несла своё тело через дорогу, так и вообще - не отличить! Я как вдохнула, так и не смогла выдохнуть, пока слушала губительные для ушей любой женщины словесные Гималаи. Но и это оказалось не всё! Грудь, плечи и линия бёдер у нас были тоже одинаковыми, но, при равноценной и ясно выраженной зрелости и великолепии моей и её фигуры, я кажусь зна-чи-тель-но (!) моложе. Тут меня можно брать голыми руками и вить не только верёвки, но и продолжать вышивать, что угодно и уже моими собственными руками. Далее он упомянул кое-что из внешних черт, а потом коснулся признаков более интимного характера и опять ни разу не промахнулся. После всего, а сказано это было очень веско и убедительно, я была в шоке - такого быть не могло!...
  Я видела его впервые, иначе бы приметила: лицо и фигура неординарные. Я представляю, какой растерянной и глупенькой девочкой выглядела в ту минуту, но он не дал и секунды в передышку, добавив:
  - Откуда я это знаю? Вы это хотели спросить, ведь так?
  Меня хватило только на то, чтобы затравленно посмотреть в его глаза, убедиться, что всё это не сон, а потом молча и обречённо кивнуть. Он подумал, с чего начать, вопрос нешуточный и я боялась, что он вообще отделается общими словами, но этого не случилось - воевать, так воевать, он окинул меня взглядом, уже цепким и сосредоточенным, и стал объяснять:
  • - Для сравнения возьмём вещи простые и от них перейдём к более глубоким и неочевидным: в некотором ракурсе, и, особенно, по походке, вы удивительно похожи на Анну, а про неё я знаю всё! Она моя любимая актриса ещё с тех пор, когда только-только начинала, согласитесь, срок очень даже немалый...
  Мы стояли на тротуаре близ проезжей части, вокруг сновали прохожие, кто-то обходил с безразличием, кто-то с любопытством, рассматривая и оглядываясь, но я была, как заворожённая и ничего не замечала. Про меня рассказывали такое, что для приличия следовало хотя бы покраснеть, возможно, после этого поток слов слегка бы и приутих, а взгляд смягчился. Но мне хотелось слушать и слышать это ещё и ещё и я не перебивала и со всей подсознательной стервозностью молодой, но уже прошедшей многое женщины, подыгрывала незнакомцу.
  Я знала Анну Каминскую, в её театре бывала часто и могла судить о том, какова она в натуральную величину без киношных фокусов - действительно выделялась даже на фоне зрелой игры своих коллег какой-то неординарностью. Она могла вытащить совершенную ерунду и несерьёзность конфликта, невыразительность и поверхностность характера, придав им живые черты и интригующие акценты, и поставить свою пустенькую героиню в один ряд с хорошо прописанным глубоким характером. Она могла играть и в ансамбле, но часто и сама по себе, дистанцируясь от труппы.
  Мне Каминская тоже нравилась не только как актриса, но и чисто по-женски, внешне, по некоторым признаками, одной лишь мне заметным, я видела в ней затейливость в актёрских качествах, так желанных в наше суетное время одинаковости всех и во всём. Некоторое наше внешнее сходство я и раньше отмечала, но никак не могла подумать, что его так много. А впрочем, даже, если это и не совсем так, подумалось мне, пускай говорит приятные и шокирующие вещи - это не заурядное приставание, да и на вульгарное уличное знакомство, не походило также.
  В конце концов мы обменялись телефонами и он пообещал показать свою библиотеку о Каминской. Я втайне надеялась, что, расставшись с ним, избавлюсь от давления на свою, затрепетавшую будто в юности, натуру, приду в себя, а там и придумаю что-нибудь. Но глубоко ошибалась. Он меня соблазнял, не соблазняя, мне самой хотелось узнать, что же у него было с Анной и почему он знает всё. Женское чутьё подсказывало, что вряд ли у них всё ограничилось шапочным знакомством. В том, что он с ней знаком лично, я теперь не сомневалась и мне хотелось заглянуть туда, где он её узнал, поглубже. Я уже давно не молоденькая девушка, но это было сильнее меня - я не могла дождаться его звонка и он не заставил себя ждать.
  Он позвонил и мы договорились о встрече в обеденный перерыв в ближайшем к моему офису кафе. Он пришёл с поляроидом и большой папкой для бумаг. Мы устроились в уголочке и наше настоящее знакомство состоялось. Его звали Игорем, а я представилась Анной.
  • - Вас в самом деле так зовут? Вы не шутите? - поднял брови Игорь. Я была в типично женском нервическом ожидании чего-то этакого и в ответ смогла только кивнуть. Пока готовили заказ, он велел не напрягаться и быть, как дома, сделал несколько снимков поляроидом, тщательно выбирая ракурсы и потом выложил их на стол в один ряд, а в другой поместил фотографии Каминской из фильмов и спектаклей. Когда они проявились, я была поражена нашим сходством. Хоть и понимала, что это только игра света и тени, но удивления скрыть не могла. Я не могла понять, почему он, совершенно посторонний, увидел это сходство, а я, как бы её двойник, даже не задумалась и спросила об этом. Он не стал интриговать и выложил ещё несколько снимков, где она была совершенно непохожей на саму себя, а на меня - тем более.
  • - Анна очень умная, интеллигентная актриса, тонко чувствующая свою суть и высшее женское предназначение. Вживаясь в роль, она меняет не только внешний рисунок лица, но и как бы меняется внутренне сама, в ней зажигается что-то присущее создаваемому новому образу и выражение глаз, их разрез, изгиб губ и пластика движений преобразуют всё её существо и она с равным успехом может выглядеть как избалованной и вздорной примадонной, так и смиренной забитой монашенкой из богом забытого монастыря. Такие в былые века почитались за ведьм - они преображались на глазах у публики так быстро, что в сообщниках могла быть только нечистая сила. Если вы бывали на её спектаклях, то почувствовали колдовство этой актрисы. В кино это особенно заметно, там крупные планы позволяют увидеть то, что и в бинокль не рассмотришь. Однако есть у неё роли, где, при всём при том, даже в дальнем сходстве вас не заподозришь.
  • Я смотрела на все эти снимки, как зачарованная, забыв про обед, остывающий на столе, работу, ждущую моего ума и прилежания, семью, дом и кошек, с голодными глазами поджидающими моего возвращения, близкого человека, который обещал кое-что мне именно сегодня и многое-многое другое. Игорь был как факир, достающий кролика из рукава у молодой и очаровательной ассистентки. Он достал ещё один большой конверт, но отложил в сторону и сказал:
  • - Давайте съедим этот гуляш и салат: они того стоят, а за кофе я вам покажу кое - что ещё!
  • И я тут же послушно уткнулась в тарелку, хотя меня так и подмывало взглянуть, что же в конверте. Я не стала ковырять вилкой, демонстрируя светскую утончённость и аристократические манеры, а очень оперативно расправилась со всем, что было на столе, даже не заметив вкуса, и приготовилась к продолжению.
  Кофе ещё не принесли, но Игорь не стал томить и подал пакет. Он положил свою руку поверх моей и спросил:
  • - Что там может быть, попробуйте угадать, это тесно связано с тем, что мы обсуждали!
  Что я могла сказать? - Да ничего! Способности мыслить меня спешно покинули, его тёплая ладонь ввергла в неведомый транс и я беспомощно взглянула на Игоря. Он не сжалился надо мной, нет, а просто распечатал пакет и дал возможность остальное проделать самой, внимательно следя за каждым моим движением. Мне было приятно его внимание, открытый и удивительно добрый взгляд, проникающий в самую мою глубину.
  Я вынула большую пачку цветных фотографий, переведенных на цифровой компьютерный формат и отпечатанных на отличном принтере. Их оказалось очень много и на них Анна была в основном в бытовой или интимной обстановке - и домашние снимки, и пикники на даче, где-то в офисах, в питейных заведениях, на улице и вообще - очень богатая и тщательно подобранная хроника жизни яркой творческой личности. Камере доставляло удовольствие фиксировать её жизнь, секунду за секундой и делиться этим удовольствием с другими. У меня глаза разбежались от такого богатства, она казалась непосредственной, мне представилось, что у неё весьма и весьма ранимая душа, которая так и не обросла защитной коростой. И ещё, глядя на снимки, где камера уловила выражение её глаз, поймала себя на том, что мне знакомы и понятны её мысли и ощущения. Я к ним присмотрелась внимательнее, что-то в них было, что?
  Когда принесли кофе, я уже многое просмотрела и кроме удовольствия ощутила некоторое неудобство, будто подглядывала в замочную скважину. На снимках широкой полосой раскрывалась повседневная жизнь женщины во всех её подробностях, мне почему-то показалось - это её личное поле, где чужой взгляд не уместен. Я отодвинула их от себя и задумалась. Он ждал.
  • - Зачем вы это показали?
  • - А что?
  • - Снимки интимные и очень личные, это глубже, чем семейный альбом, я будто подглядываю за ней исподтишка. Есть ли у меня такое право? Может быть, у вас оно и есть, а вот у меня - вряд ли!
  • - Не стоит об этом, их распространяет её фан-клуб, Каминская всё это и отдала им сама, она с ними дружит, от папарацци тут ничего нет.
  • - Есть, оказывается, и такой! - подумала я. Между тем, он продолжил рассказ.
  • - Я тоже состою в нём, поэтому они у меня и есть. Хотите знать, что мне пришло в голову, глядя на вашу реакцию? - Я кивнула. - В чём-то она напоминает Каминскую, вы примерно одинаково смущаетесь, удивляетесь, очень похож переход от удивления к восторгу, так же приподнимается бровь при недоумении, так же приоткрываются губы, когда чувство глубоко и интимно, так же раздуваются ноздри, когда что-то возмущает, вы даже пахнете с известной мере одинаково, хотя поставщики парфюма явно разные! Я думаю, ваши внешние черты кроме обычных совпадений имеют какие-то общие корни на уровне хромосом. То есть, все наши внешние данные являются функцией от чего-то более глубинного, генетического и они, как ответвления корневой системы, при поисках связи приводят к нашим истокам. Совпадения в этом плане бывают либо во всём, либо их просто нет. И потом, я по выражению глаз немножко различаю женщин умных и глупеньких. У Вас очень выразительные глаза, в них есть всё, но вы не актриса и поэтому они выдают, лукавить они не научились. Вы с нею не просто внешне похожи, я думаю, что вы так же ярки и неординарны и уж не менее талантливы, чем ваша знаменитая тёзка. Только ваша жизнь сложилась иначе и то, что у Каминской выразилось в артистизме, у вас, вероятно, нашло другое применение.
   Кофе мы допивали быстро и молча. Он меня ещё и озадачил. Игорь предложил в нашем сходстве разобраться системно и последовательно. Я не столько понимала, сколько чувствовала, что приняв его условия, многое придётся изменить и в себе и вокруг себя, о чём Игорь откровенно и доброжелательно предупредил. Я обещала всё взвесить и обдумать, но для себя решение было уже принято, раз и навсегда. Это было очень важное решение и для меня оно значило в эти минуты более всего остального. Но ему об этом знать необязательно! Да и никто не должен даже догадываться об этом! - Вот, так-то! - удивилась я собственным мыслям.
  - Ничем-то она, моя знаменитая тёзка, не была лучше меня, - вот что я решила, просмотрев многочисленные фотографии. Выражение лица этой дамы не свидетельствовало об отличиях в интеллекте, поведение в бытовых ситуациях тоже не впечатляло. Я видела её недостатки и знала их корни, но у неё было то, чего я не имела: возможности распоряжаться собой так, как заблагорассудится, а не следовать выбранному кем-то для тебя жребию и обстоятельствам. Что ни говори, а хозяином своей судьбы я бывала далеко не всегда: меня водили на поводке все - и дом, и муж, и дети, и работа, и уйма других мелочей, ничтожных по сути, но спеленавших меня по рукам и ногам. Я в этом редко даже себе самой признаюсь, но сегодня была именно такая минута и я честно сказала, что перестану себя уважать, если не сломаю привычную карту судьбы. Я ещё не знала, как я это случится, но движение уже началось и теперь оно казалось необратимым. Единственное, что меня смущало, так это боязнь не наворотить лишнего по неумению. Мне предстояло разобраться с этим в ближайшее время.
  Мы тепло расстались с Игорем и пообещали друг другу не навредить тому, что могло бы быть, но пока не родилось.
  День на службе прошёл на подъёме, я почувствовала, что в моей жизни не всё потеряно и осознание этого придало особое настроение и силы. К ним добавились терпение и мудрость - странно, с чего бы? Мой начальник, Иван Алексеевич Тимофеев, заметил это первым, когда я улыбнулась на его уже привычную ненормативную фразу. Обычно я морщилась, а теперь вдруг отчетливо и во всех деталях увидела и поняла повод и причину, по которым он не стал сдерживаться - я всё ему простила, покачала головой и доброжелательно улыбнулась. Приятно сделать это ему, заслуженному мужику, который всего добился сам, через всё прошёл собственными ножками, которого измучила ревнивая и глуповатая жена, капризные и вздорные дети, они пользовались им, как заурядной дармовщиной, данностью от бога и совершенно бесплатно. Тимофеев по большому счёту честен и бескомпромиссен, хоть и бывал порой резковат, но мне с ним было проще, чем с его предшественником, интеллигентным занудой и трусом по жизни.
  Я приготовила на подпись бумаги по последнему нашему проекту и кратко изложила значимость и актуальность каждого документа. Он подробно расспросил меня по всем пунктам, узнал, как это лучше провести, чтобы не тормозили в инстанциях и не одолели проверками. Я откровенно призналась, что неприятностей не миновать и лучше на них не зацикливаться, проглотить это побыстрее, пусть думают, что мы лохи из Костомарово, и спрос с нас соответствующий. У других ходоков с аналогичными делами, я знала их состояние из первоисточников, тоже не всё гладко, если же при прохождении наших документов мы не будем настаивать на исключительности, то в суете и текучке они ничего криминального не заметят, подпишут и разрешат наш самостоятельный марафон, а потом нас уже и не догнать и не смять.
  Шеф не торопился, он вообще не склонен к тараканьим бегам и расспросил обо всех подводных камнях подробно. Не все сплетни, но кое-что я знала и в общих чертах ознакомила с состоянием на этом фронте. Мы проговорили детально обо всём и вскоре решили, что атаковать надо сейчас. Я говорю - мы, потому что сегодня моё мнение в этом решении было определяющим, такое бывало нечасто и я мысленно торжествовала.
  Он предложил задержаться, выглянул в приёмную, рыкнул на секретаршу и захлопнул дверь, такого он со мной не позволял никогда. Потом достал из шкафчика бутылку водки себе, для меня графинчик с ликёром и блюдо с дорогими конфетами, такие в советские времена продавали в валютных магазинах. Мы слегка расслабились и затем я ушла, главное дело последнего месяца завершено, ничего нового начинать уже нет смысла, настроение у меня было прекрасным, хотелось чего-то особенного и я позвонила Егору.
  Он оказался на месте и тут же приступил к обихаживанию. Это мой давний знакомый, который как-то незаметно стал и любовником, заботливым и чутким. Я могла рассказать ему всё, не требуя ни понимания, ни, хотя бы, сочувствия: хватало просто разгрузиться. Ему не надо ничего придумывать, он так устроен - быть подушкой, копилкой, а ещё очень умел и чуток в постели и так ловко уводил меня ото всего, что я не успевала опомниться, как уже порывисто и напряжённо дышала и ловила себя на невоздержанности. Да и как удержаться, когда рядом милый и затейливый мужчина, я с ним никогда не расставалась на нотке неудовлетворения - обычно бывала либо пресыщена, либо до жути расслаблена и умиротворена. Он уловил моё настроение и предложил встретиться, намечалась пауза. Что-то в голосе Егора меня не устроило и я всё-таки отказалась. Положив трубку, я задумалась - раньше он всегда убеждал, а теперь даже не попытался, почему? То ли я была сегодня другой и он не стал тратить силы понапрасну, то ли уже пресытился и не находил прежнего очарования.
  Мысли вернулись к Игорю и его истории с Анной. Он заронил жажду понимания. Кого-то другого, мне незнакомого. Вот так-то! Но я ещё была не готова к переменам и нырнула в семейную жизнь, которая съедала меня всю и не давала ни минуты на то, чтобы осмотреться и одуматься.
  И дети, и муж, и кошки, цветы, и хозяйство были моей болью и отдушиной - дома я могла забыть о том, что я представитель цивилизованного сообщества. Здесь мне положено заботиться обо всех и не надеяться, что кто-то вспомнит обо мне. Но они - это моя семья. Они все были моими детьми и я понимала, что им меня очень не хватает: нет в мире гармонии без материнской, всё обволакивающей и смягчающей, любви. Нет, это не крест мой и не голгофа - моя семейная жизнь. В ней самоутверждение и ещё что-то, что возвышало в своих собственных глазах. Если бы не семья, я бы ничего не достигла и была, как серая невостребованная мышка. Однако у меня было иначе - и мне нравились, и я нравилась, и семья в моём расцвете сыграла немаловажную роль. Мой дом - это моя крепость и туда посторонние не вхожи.
  Так мне казалось тогда.
  
   Чаепитие у Неустроевой
  
  Через несколько дней я позвонила Игорю и предложила зайти после работы. Я выпроводила своих любопытных дамочек по домам и магазинам и приготовилась к его приходу. Он не опоздал и я предложила начать с кофе. Он пристроился к печенью и конфетам россыпью из остатков дневных чаепитий. Кофе получился вполне приличным, атмосфера - неторопливой и размеренной, беседа - чинной, лёгкой и поверхностной. В воздухе же незримо витало напряжение и опасная раскованность. Если бы существовал такой прибор, то он уловил бы эту напряжённость и стрелку на нём зашкаливало бы. Игорь весь подобрался и исподволь попытался угадать цель беседы до того, как она примет необратимый характер. Он и не предполагал, чем может обернуться случайная уличная атака на тигрицу, задремавшую было на солнце.
  На столе оказалась новая папка с эксклюзивными материалами о Каминской и мы стали рассматривать её не спеша, с комментариями Игоря. Пока он говорил, показывал и увязывал наблюдения, факты и даты, я последовательно выстраивала в себе собственную линию, возвращаясь назад и опять продвигаясь вперёд по еле заметной тропе некоей мысли. Я в общих чертах уже представляла себе, что мне надо и как этого достичь, но без точных фаз, и привязанных к местам и датам событий - пока просто прожект. Я понимала, что для осознания и реализации замысла необходимо перелопатить и усвоить весь материал о Каминской и сказала Игорю:
  • - Ты бы не мог на время оставить эту папочку мне, чтобы, не торопясь, разобраться в деталях, прочувствовать их, - и добавила уже для себя, мысленно. - И потом, мне интересно, как ты на основе знаний об одной женщине сумел так основательно и глубоко смутить другую?
  Он будто ждал:
  • - С удовольствием, а впридачу компакт-диск с текстами и фотографиями, можешь делать с ними, что угодно: они твои! Не часто бывает, чтобы двойник не нервничал, будто его выставили голым на обозрение, а хочет разобраться с оригиналом. Он немного помолчал, потом добавил уже другим тоном:
  • - Только чую, ты задумала что-то посерьёзнее, нежели разглядывание белья и интимных знаков знаменитости. Я прав?
  Я внимательно его осмотрела, он был как бы наготове, чего - то ждал: то ли каверзы, то ли сюрприза, привычных искорок в глазах уже не было, они казались слегка растерянными и говорили о внутреннем дискомфорте. Я ему подыграла. То есть, вторгалась во что-то запретное. О-ч-е-нь интересно!
  Я подобрала коготки и тоном соседа, много лет знакомого по подъезду, спросила:
  • - Немножко спиртного не помешает?
  Он кивнул и я из запасников достала то, что берегла на крайний случай, теперь был как раз он. Когда напряжение и скованность первых минут миновали, я попросила рассказать историю поподробнее. Немногие из мужчин могут себе позволить такое - быть ценителем, а не собирателем этикеток. То, что он соображает и знает предостаточно, мне представлялось очевидным и это заслуживало особого внимания и деликатного отношения.
  Для него её творческая и женская ауры совпали, он попал в пелену женского обаяния и стал её поклонником. Каминская того стоила, но я женщина и видела то, чего он не замечал: песчинок одиночества и безысходности в глазах - она по своей жизненной роли была обречена нести этот крест. И даже в любовных объятиях она чувствует себя незащищённой и одинокой. Это обличается извинительностью во взгляде, дистанцированностью и подчёркнутой уверенностью в себе. Её показная стервозность лишь прикрывала эти незащищённые флюиды от глаз неискушённых и поверхностных, видел он их или нет, меня пока не интересовало, всё это потом, потом, как нибудь. На многих фотографиях отмечались вещи, которых я бы обнажать не стала, но она об этом даже не задумалась: настолько была погружена в себя. Всё это я в своё время проходила, надеюсь, что многие женщины тоже.
  • - Игорь, - сказала я, почувствовав удобную минуту, - ты не пробовал рассмотреть её день, во всех подробностях, скажем, с момента пробуждения и до того, как уснёт?
  Он так и не ответил, обеими руками вращая бокал с вином и пытаясь найти нужные слова. Это для него было слишком личным, чтобы так просто выложить кому-то. Такое для любой женщины в мужчине очевидно.
  - Пусть молчит сколько угодно, только бы не свалился в прописи, - говорила я себе, глядя на замкнувшегося Игоря.
  • - Любой памятник принадлежит всем сразу и никому в отдельности, так вот и с ней. Мне всегда хотелось считать, что у неё нет личной жизни, - наконец выдохнул он и медленно покатился по тропе откровенности, - привязанностей и неприятий, друзей, любовников и приживал. Я выделял эту часть её естества в отдельное производство и отставлял в сторону. Не это суть её натуры и не с неё начинается Анна Каминская. Хотя всё это, конечно же, есть. Обо всём рутинном, что её окружает, ей принадлежит, я особенно не задумывался: на мой взгляд - это данность и её надо принимать или не принимать, а взвешивать или обсуждать особенности характера, привязанностей и антипатий вряд - ли стоит.
  Он сейчас был в роли художника - портретиста, который только фиксирует черты, созданные кем-то другим. Правда, он мог назвать детали, которые мало чего добавляли к оригиналу и совершенно его не раскрывали. Он не отвечал на главный вопрос: - Почему она сделала так? Почему не иначе?
  Я сказала Игорю:
  • - Рациональность и детерминизм - это альфа и омега мужского мышления, как ты можешь судить о женщине, не зная причин шагов и поступков? Поняв это, избавляешься от раздумий по поводу якобы спонтанных и немотивированных действий. Почему тебе не пришло в голову поразмыслить над тем, что именно для женщины является главным раздражителем и источником её рефлексии?
  • - О чём ты? Она же не любовница или особа, приближённая к этой роли, нет, это совсем другое - это образ... нет, не то, это символ, который витает где-то на горизонте и никогда не приближается, как бы я к нему не стремился!
  • - Ты выбрал такую участь - быть вдали и не видеть деталей, но стоит приблизиться и увидишь, что она существо живое и дышащее, бывают перебои с дыханием, попадают пылинки в глаз, нравится носить юбку и терпеть не может брючную пару, закончилась любимая помада, а новая не так ложится и не даёт былой уверенности в себе. И потом - она женщина! Иногда ей не хочется кого-то видеть, но не может избавиться от постылого общества и так далее. Женщина очень зависима. Если она устраивает себе свободу и независимость, то в результате многого лишается - это неизбежная плата. Иногда простая мелочь может надолго выбить из колеи. Ей ежедневно и ежеминутно нужно где-то черпать поддержку, чтобы выплыть. Давай исследуем уравнение, женщина - это функция бытовых раздражителей. И начнём с утреннего пробуждения. Ты готов?
  • - С такой женщиной, в таком месте - даже математикой! - он потряс головой и добавил. - Кому скажу - не поверят! Может ещё выпьем, а то как-то не так!
  • - Неуютно? - спросила я и он кивнул.- Что ж, разливай!
  • Мы добавили, хорошо добавили и у нас пошло, я видела, что он уже готов ко всему.
  Начали с того, что, умываясь, я обнаружила новую складку на том месте, которое моему мужчине служило источником восторга. Оно его притягивало, он знал и чувствовал каждую клеточку этого местечка, нежил и холил, оно манило и чаровало, он вдыхал едва уловимый запах оттуда и выделял из букета других и он не может не заметить изменения не в лучшую сторону. Я помнила наше обоюдное томление от взаимных касаний рядышком. И вот она - злополучная складка, она совсем ни к чему, я не хотела, чтобы ласки стали дежурными, я уже представляла, как поднимутся его брови, увидав это безобразие и, чтобы не сделать мне больно, скользнут дальше. Годы идут, они безжалостны и я стала увядать. Я присмотрелась к себе, выискивая признаки старения.
  О боже! Они налицо и мне вдруг открылось, почему вчера всё было не так и почему он не удерживал меня, не стал проверять деталей моей упаковки, как прежде и это всегда кончалось тем, что опять приходилось приводить в порядок и дыхание и одежду, ликвидировать последствия страстных и нежных, трепетных и ласковых, требовательных и доверительных касаний и объятий.
  Настроение испорчено, хотя умом я понимала, что чувства ещё глубоки и от меня нужно не только тело, он любил говорить со мной, делиться мыслями и надеждами, нас тянуло дышать друг другом и, если не виделись долго, стремились наверстать упущенное, я же ещё и смотрела - не была ли эта пауза прологом к чему-то, что заявит о себе позже.
  У меня сегодня должен быть важный разговор с продюсером о важном проекте и уверенность была ой как необходима. Но она, подлая, куда-то улетучилась и я, собрав последние резервы, заставила себя забыть и наплевать на дурное состояние и висельное предчувствие и на остатках самолюбия и вредности характера завершила макияж: теперь я понимала, что всё пошло кувырком и знаковость этой складки очень символична - удача от меня отвернулась, было от чего придти в уныние.
  • Ну, что - достаточно про детальку?
  • До этого он следил за мной, изучая, теперь же отвернулся в сторону и переваривал мнимые страхи, потом вновь посмотрел на меня и спросил:
  • - А такое бывает со всеми женщинами или только с продвинутыми? - я чувствовала, он сравнивал меня с ней, с Каминской, и сейчас как бы отмечал наши сходство и различия по отдельным пунктам. И я ему подыграла, чуть-чуть подставившись и заманивая в сети, где могла разбираться с по собственному усмотрению.
  • - Так устроена любая и основы нашей рефлексии чаще имеют именно такую природу, хотя в этом редко кто признается даже себе - я с тобой доверительна потому, что и ты открылся. Женщина вообще существо очень отзывчивое! И потом, я не особенно страдаю от женских комплексов, частично излечилась. Но в остальном - я, как и все.
  • Он с уважением посмотрел на меня, ничего не сказал и не полез с банальностями, прочувствовал ситуацию и заработал свой первый балл. Теперь он был уже на моей территории и я успокоилась за безопасность пользования неожиданным трофеем.
  • - Ну, что ж, - сказал Игорь, - раз мы так далеко забрались, могу поделиться маленьким секретом о вашем сходстве, хотите?
  • - Разумеется! - тут же ответила я. Он взял несколько пар фотографий, моих и Каминской и разложил мои в верхний, а её в нижний ряд. Затем достал несколько мягких грифелей и у меня на глазах из меня сделал Каминскую, а из неё Неустроеву, то есть меня. Карандаш хорошо был виден на фото и я прозрела. Преобразование было неуловимым и точным и заметить сходство, как это сделал на ходу Игорь, мог только тот, кто свободно чувствовал себя в таких метаморфозах. То есть рисовал ей брови, оттенял глаза и прочее. Спросить его об этом я не решилась, но уважения к нему прибавилось ощутимо. Эти эскизные наброски на фотографиях стали для меня откровением и я не сводила с них глаз до самого его ухода.
  Материалы о Каминской я оставила на службе и периодически проглядывала, осваиваясь в них и выискивая элементы, нужные для реализации замысла. Игорь время от времени названивал и я пользовалась им, как библиотекой, он не торопил, хотя чувствовалось, что сдерживать себя ему стоит больших затрат. Но Париж стоил большой и торжественной мессы.
  
   Глубокая разведка
   Прошло несколько недель и моё положение в конторе стало существенно иным, шеф принял решение о перераспределении обязанностей и вменил мне удерживание традиционных и постоянных партнёров, а также привлечение новых. Для этого разрешил свободный поиск и не ограничивал территорию одним лишь городом. Я стала его заместителем по коммерции и вторым лицом в конторе. Бухгалтеры, плановики и хозяйственники перешли в моё подчинение и теперь губы не кривили, когда я затевала технические новации. Первым делом я все компьютеры конторы объединила в сеть и теперь рабочие документы и текущие папки наших отделов и служб мне и шефу видны в оригинале, а не в чужой интерпретации, то же стало и с технарями по электронному дизайну, нашей белой и капризной косточкой. Они тут же стали прозрачными и не всем это понравилось. Но шеф меня понял и одобрил, жалобы на меня он принимал с улыбкой и уничижительными репликами и вскоре хождения по этому поводу прекратились.
  У меня появились собственные клерки, серьёзная клиентура и ответственность перед ними и моей конторой. Меня обихаживали и соблазняли на полном серьёзе, вымогали и предлагали, отдавали и отдавались. Где-то поблизости был и Игорь, он по работе никак со мной не пересекался - мы просто общались, черпая друг в друге то, чего недополучали от остальной жизни. Я всё больше и больше понимала и чувствовала, что его увлечение Каминской было неспроста, он владел тонкостями актёрской игры, различал личное обаяние актёра от его техники и умении влезть в душу персонажа. Театралом он был со стажем и завидными знаниями не только о ней, в кино он тоже разбирался очень даже прилично, я даже удивлялась такому реверансу в его интересах - технарь и театр!
  
  Прошло ещё полгода и моё служебное положение упрочилось, шеф был доволен принятым решением, появились лизоблюды и завистники, враги, друзья и конкуренты, однако корабль уже отправился в плавание и я на нём была капитаном, теперь я понимала тот кайф, которым упивались мужчины - начальники, видя результаты верно просчитанных решений и вовремя сделанных поправок к ошибочным. Но я была женщиной и такие мелочи меня не особенно волновали, поскольку подобным менеджментом любая из нас занимается всю сознательную жизнь. Меня стали приглашать на различные сборища, где местный бомонд присматривался друг к другу и вёл разведку, обустраивал делишки, готовил запасные позиции, считал свои и чужие деньги и планомерно наращивал или сдавал финансовый и нравственный потенциал.
  Я стала как бы неотъемлемой принадлежностью и дополнением моему шефу и даже где-то поговаривали, что у нас есть и личное. Мы с ним были почти неразлучны, но он никогда и нигде не злоупотребил, более того, берёг и ограждал от мелочей и рутинных процедур, теперь я понимала, как много значит такое прикрытие - без него многие мои проекты могли бы обернуться пустой говорильней и последующими горькими разочарованиями. То, что он одобрял, тут же облекалось в форму распоряжения или приказа и было на контроле до завершения. Чтобы не размениваться и не распылять средства, он настоял на оптимальном количестве одновременно проводимых проектов и без жалости откладывал то, на что у нас не хватало хотя бы трети или четверти ресурсов. Он знал, что делал и я была признательна за эту школу.
  Работа отнимала много сил, но они как-то так уходили из меня, что всё же оставалась часть и они сами собой перетекали в мои рискованные сугубо личные замыслы. Я ими занималась всё время и в подсознании постоянно вращались мысли о том, как это реализовать. Даже сны стали тематическими, всё в них связывалось с моим главным проектом.
  Когда я вконец во всём разобралась и осознала всю сложность проекта, связанного с Каминской, мой пыл немного поугас и я подумала:
  - Не слишком ли ты, подруга, самонадеянна, если считаешь, что у тебя это выгорит?
  Я снова детально изучила материалы по Анне и прислушалась к себе. Однако возбуждение уже полностью овладело мной и диктовало свои ритмы и критерии. Я поняла, что забралась слишком далеко и перестала сопротивляться, хотя где-то в собственных закоулках ещё надеялась, что гордыня поумерит пыл и дело обернётся привычным компромиссом между ней и рассудком. Но время шло, а просвета в агрессивности амбиций не просматривалось и я решилась на крайний шаг - довериться Игорю. Я не тешила себя иллюзиями и надеялась, что он образумит и охладит пыл.
  Я рассказала всё без утайки и смотрела на него в ожидании разгрома.
  Но этого не произошло. Он тоже поддался провокационному огню и с видимым удовольствием вступил на гибельный путь вместе со мной, не задумываясь о последствиях. На себя он взял ключевые дела по организации, сбору материала и просто моральной поддержке. И меня это вдохновило: ему ничего не нужно взамен, он согласен на всё, лишь бы наш план стал реальностью. За время нашего необременительного знакомства я к нему присмотрелась и поняла, что он и надёжен и подготовлен к походу за золотым руном. Этот план стал и его откровением - теперь мы с ним тайные и верные сообщники. Это нас сблизило, но эта близость была глубже и сильнее, чем обычная чувственная близость мужчины и женщины.
  В задуманной авантюре роли у нас поменялись: ведущей и соблазняющей была я, а он стал умным, предусмотрительным и надёжным тылом и чувственности в нашей затее был самый лишь неизбежный минимум. Я вполне осознавала её гибельность и эту часть полностью переключила на мужа, чтобы не распыляться и не рисковать, с Егором встречи стали эпизодическими и только для поддержания реноме. Мужу я нравилась всегда и он, я так думаю, к своей очередной любовнице относился, как к роману в мягкой обложке - прочитал и забыл. А то, что она у него была, я знала, но как-то не очень мучилась, я понимала, что он так устроен и без здорового охотничьего инстинкта мужчина для нормальной женщины не представляет интереса.
  У моего мужа это было в избытке и я с этим познакомилась ещё будучи студенткой второго курса, когда он стал сначала приятелем, потом любовником и затем, на пятом курсе, полноправным и полноценным мужем. Соблазняли и манили его многие наши покорительницы научных вершин, с некоторыми он их одолевал вместе, но потом я видела только завистливые и огорчённые взгляды и это меня устраивало. Глядя на них, я знала, чего недостаёт мне, и это знание помогало - он от меня не отрывался вообще, пока не родился Максим, мой сын. И вот тут что-то произошло, я перестала быть единственной. Горевала недолго, поскольку за мной тоже охотились и я, наверное, из вредности и в отместку, сделала вид, что ничего не замечаю. Так у меня появился Егор и мы свои притязания на мир уравновесили.
  В новой ситуации важно удержаться от соблазнов и не увлечься Игорем, он того стоил и в другом случае я бы его не упустила, но не теперь. Мы с ним были, как два самурая, объединённых одной целью, высшим смыслом и пониманием преданности задуманному. Я наблюдала за ним со стороны и отметила, что женщина у него есть, её следы я отмечала неоднократно и она была одна, очень серьёзная, вполне оформившаяся, всё умеющая, неглупая и постоянная. Я не спрашивала, а он не говорил, нам было и так ясно, что задуманное нами на порядок значимее остальной нашей жизни. Несколько раз мы с ней всё же пересеклись, я её оценила, она меня тоже и обе оказались при своих интересах - она поняла, что на её территорию я не претендую. Мне она тоже не мешала.
  Мы с Игорем готовились, репетировали варианты, немыслимые обороты, я серьёзно занялась сценическим искусством, мы вместе осваивали азы практического актёрства и режиссуры, я уже могла не забываться и жить в роли Каминской часами, я влезала в её душу и разбиралась с дикцией и актёрскими проблемами, пусть это и было сугубо умозрительно, но главные составляющие этого ремесла я уже знала. Наименее приятными для меня стали некоторые разочарования в этой профессии, связанные с её цинизмом и ложью во спасение ценностей культуры.
  В ускоренном варианте мы прошли актёрскую технику, я могла с листа выдавать проявления чувств в этюдах, до тонкостей и нюансов мы не углублялись, но я, как опытная студентка после ночного мозгового штурма, просто надеялась, что выведу и формулу и докажу теорему, зная главные составляющие и алгоритмы проблем. Иногда мы проверяли это и получалось вполне, по словам Игоря, прилично. Разумеется, главной задачей и целью была Каминская и именно ей и всему с ней связанному мы уделяли львиную долю наших исследований и разработок. Мы составили общую картину личности Каминской, разбили всё это на главы и разделы и изучали их основательно и последовательно, как и положено двум зрелым и состоявшимся технарям. Наше продвижение дальше следовало только после чёткого усвоения предыдущего материала. Мы это делали, как в школе, когда повторение пройденного материала в начале урока предшествовало изучению следующей темы.
   Одной из основополагающих "альф и омег" её творческого облика была выразительность, Каминская каким-то необыкновенным образом выделяла в тексте нужные нотки и передавала их особенным образом, она не просто произносила: "ваш образ создан из печали и мне всех ноток не сыграть", она играла музыкальную пьесу, от одного звучания которой слова принимались сразу и навсегда, смысл сказанного доносился в виде эха и обнимал своим очарованием или отчуждением лишь вдогонку. Иногда звучавшее озадачивало и сводило с ума, настолько разными были и смысл и звучание. Однако потом приходило и осознание ею сказанного, это обычно бывало на чувственном уровне и не пленяться этой актрисой, ну, просто невозможно. Именно этим она отличалась от других, поэтому ходили "на Каминскую" в любых её ролях и с любыми постановщиками, общение с ней было свиданием с высшим женским смыслом и предназначением. Я давно отметила эту особенность и ещё в качестве зрительницы пыталась разобраться в истинной причине этого колдовства, но только теперь мне приоткрылось её настоящее лицо и глубина проникновения в материал, которым она затем поражала изысканную публику, театралы попроще ею просто любовались и вслушивались - её спектакли были незабываемым зрелищем для всех.
  Поиски философского камня, который в её творчестве казался просто ключевым и брутальным, меня привлекали к ней и раньше, но теперь же это стало первостепенной задачей - не найдя его, не стоило мечтать об остальном. И я вместе с Игорем, умницей с невероятным для мужчины чутьём, углубилась в эту работу. Многое он просто подсказал, его память хранила немало из арсенала Каминской, остальное пришлось постичь самой, анализируя и пропуская через собственную чувственность. Мою фишку про музыкальность двойника Игорь как-то так странно осмотрел, чуть не принюхиваясь, и потом так же, мне непонятно, принял: "Да, леди, в ней, кажется, есть что-то подобное" и слегка отодвинулся от меня. Будто я была ведьмой - я это почувствовала, его я уже принимала близко и видела многое, даже непроизнесённое.
  Мы вместе раскладывали отдельные роли на фрагменты и микроскопические элементы и искали пресловутый камень. Прозрение ко мне стало приходить не сразу и не во всём, но в какой-то миг прояснилась одна деталь, потом другая и просто по наитию пришла третья - я была поражена простотой приёмов, которыми она поражала публику, но более удивило, что её взгляды на жизнь ничем не отличались от моих в принципах. Осталось научиться играть на этом чувственном инструменте, который у нас, как мне казалось, был с одинаковыми струнами и тональностью звучания. Вот тут-то меня и подстерегали главные трудности - не было ни руководства по использованию, ни инструктора по овладению. Был только Игорь с его знанием Каминской и преданность нашей идее. Но это было и цена ему невероятная, я едва сдерживалась от того, чтобы не влюбиться из благодарности, однако и он знал, зачем мы ввязались в эту историю и, неминуемый с любым мужчиной, соблазн обернулся небольшой интимной паузой. Я ещё больше поверила ему и в него и опять отрешилась от себя ради другой женщины.
  Работая над последовательным погружением и постижением, мне показались неясными некоторые мотивы её движений и реакций и я попросила Игоря найти хоть что-то об этом и он привёз ещё уйму материала, перед которым я не смогла устоять, это было намного соблазнительнее пресловутого искусительства, я уже не могла не хотеть сыграть эту женщину во всех её проявлениях. Привёз он и вообще откровенные кадры с Каминской, которых нигде в официальных материалах не значилось, это был её неожиданный секс с кем-то из её знакомых на рабочем столе, он просто потрясал своим натурализмом и выразительностью, ничего подобного видеть раньше не доводилось. Теперь я знала и какова Анна в постели.
  Не знаю, насколько бы это мне пригодилось в нашей авантюре, но мы решили ничего не упускать. Я сравнила себя с ней, глядя на экран с кадрами из её жизни, а Игорь передал, насколько мы отличны по вхождению и выходу в этих действах: всё-таки я родила двоих детей, а у неё их не было. Так, как он знал её, мог знать женщину только очень близкий человек, он бывал и на репетициях в театре и иногда на съёмочной площадке и видел её в деле, а это просто неоценимо. Более того, я стала подозревать, что секс у них всё же был - он и тут нас сравнивал. Так мне казалось. Но он всегда старался хоть чуточку отдалиться от неё, чтобы я не заподозрила лишнего.
  - Ну и ладно, - подумала я, не особо задумываясь, - нам хватало и прямых забот и хлопот. Чтобы иметь время для актёрских занятий, нам пришлось сильно ужать остальные пристрастия и увлечения, я отказалась от дамских развлечений под музыку и сократила банно-саунные процедуры, многое из этого замысла выполняла дома, когда улучала часок-другой свободного времени, новое увлечение стало дороже всего, даже домашние хлопоты потеснились, отдавая часть собственных ресурсов на потребу нового состояния - актёрства. То, что мы делали с Игорем, полностью съедало всю нашу нервную и физическую энергетику.
   В его квартире мы отсняли несколько сюжетов, где я сыграла роль Каминской, а потом корректировала себя, глядя на второй монитор. Я должна усвоить её пластику, как свою собственную и это мне удалось. Я просматривала видеозапись и усваивала всю Каминскую: от реакции на вопрос до ответа на него, манеру держаться перед камерой, а также, когда снималось скрытно от неё, замечала, как она говорила с мужчинами, как с женщинами, как поправляла причёску у себя в гримёрке (снято скрытно) и как на людях. Мне удалось постичь многие алгоритмы движений, составляющих её суть. Особенно нас интересовали экспромты в нестандартных условиях чьих-то дач, квартир, офисов - она была совершенно непредсказуемой, но в главном всё же стала понятной - я уже чуяла, где Каминская пойдёт обычным путём, а где выберет фирменный. Но как глубоко надо забраться, чтобы знать точно, почему она делает так, а не иначе - этого я не знала.
  Игорь достал большую выборку откровенных эпизодов с Каминской и предложил заняться сексом перед камерой, чтобы и здесь были сравнения. Мы, как два практикующих доктора на ответственной операции медицинского светила, смотрели потом на собственные задницы, которые мелькали на экране и сравнивали их с тем, что было у настоящей Каминской. Я, по сравнению с оригиналом, была просто заторможенной и безразличной к партнёру. То, что она вытворяла, было просто шокирующим, я поначалу не поверила, что это она, так её разнузданное взвизгивание, нечленораздельные вопли, шипение и хрип не вязались с целомудренными тургеневскими и чеховскими женщинами, интеллектуальными героинями современного репертуара и философскими сценами по Шекспиру. Но это была именно Каминская и съёмка была настоящей, она иногда крыла партнёра таким матом, что у меня даже уши в трубочку сворачивались. Это была и в самом деле правда, я уже хорошо различала игровые и документальные кадры с первых же секунд. Это та часть Каминской, которую я ещё не знала и пришлось заняться и этим пробелом.
  Мы вводили коррективы, неоднократно переставляли камеру, работали с композицией, изучали особенности моего лица в нашем простеньком освещении, смотрели, что-то меняли, опять смотрели и так до победного конца, пока я не становилсь неотличимой от своего двойника. Я представляла себе то, что она чувствовала со своим партнёром, и заводила Игоря до такой степени, что он сам рычал и матерился и мы входили в дух этой сцены, делая дальше всё по науке. Даже царапины на его спине были настоящими, я их потом замазывала специальными средствами, они уже на другой день становились незаметными, а мы были счастливы находчивостью и изобретательностью и всё ради того, чтобы его Даша ничего нам не испортила. Теперь, на наш взгляд, мы мало чем отличались от оригинала. Главное, я понимала, почему в постели Анна делала всё так, а не иначе и это маленькое открытие подтолкнуло к ряду других более крупных.
  Откровенность Каминской и неимоверная разнузданность в сексе натолкнули меня на мысль о разных личинах актрисы, которые все вместе и являли её суть. Глядя на неигровые кадры, я следила за её мимикой и старалась влезть в шкуру героини и сыграть то же, что и Каминская, а Игорь следил за мной и потом мы всё это подробно разбирали. До меня стало доходить, как она меняет своё лицо, переходя из одного состояния героини в другое. Мы с Игорем подробно разбирали это в фильмах, где были длинные планы, снятые одним куском. Она делала это очень просто и легко. По их раскадровке я узнала, как она это выполняла и при случае, не сразу, конечно, могла и продемонстрировать. Игорь был очень придирчив и настойчив, он мог убедить меня делать, что угодно, не прибегая к крайним средствам, не злоупотреблял доверием, однако часто я и сама чувствовала, когда он в чём-то сомневается, но признаться не решается и добивалась момента истины. Мы проверяли всё вместе и разрешали возникавшие проблемы. То есть, я была вполне готова к чему угодно и ничто не могло меня смутить или сбить с толку. Мне показалось, основные грани её философского камня я уже постигла, оставались детали и их было более чем достаточсно.
  И через два года с небольшим никто не смог бы отличить меня от настоящей Анны. Такой глубокой была избирательная актёрская практика. Но очень основательной и скрупулёзной. Я уже знала, что обычно актриса всю жизнь играет саму себя, а все её преображения так или иначе касаются всё-таки внешних проявлений изображаемого персонажа. И завзятые театралы по одной только технике различают актёров, как бы те не гримировались, не меняли акцент, говор, походку, манеры и прочее - лабуда про внедрение в образ и внутреннее преображение актёра предназначалась для малограмотных. Эта актёрская техника всегда несла печать личности и была индивидуальна - не узнать её профессионал не мог.
  Музыкальность у Каминской была фирменным признаком и редко кто мог с ней в этом сравниться. Мы с Игорем именно эту её ипостась изучали наиболее глубоко и пристально. Разобравшись с этим, стало проще представить и механизм появления каких-то черт героинь Каминской. Главенствующим рефреном и доминантой во всём, что она создавала в кино и театре, была она сама. И пресса, и критики, и поклонники любили Офелию в её исполнении, а не чьём-то другом, Софья в сериале про молодых учёных тоже без неё мало что значила, то же касалось и классики по Тургеневу, Островскому и Чехову, где она была органична и выглядела дамой тех времён только благодаря пластике и врождённому достоинству. Общение с одеждой и гримом были вторым китом, которые привлекали внимание знатоков театра, и здесь она проникалась смыслом и назначением каждого элемента юбки или кофты, пуговички или застёжки и эти детали становились её новыми пальцами и устами, от которых с нетерпением ждали особой музыки и очарования. Она наряжалась в кринолины, декольте, клобуки, старорежимные наряды всех мод и времён и выглядела в них так, будто всю жизнь их носила и знала, как понравиться и зрителю и камере. В любом костюмном или современном фильме детали одежды и прически были настолько индивидуальны и выразительны, что играть лицом, движением или речью ей было необыкновенно легко и необременительно, поскольку остальное уже свою миссию выполнило, я смотрела на это чудо, на её феномен и не верила, что смогу выглядеть так же. Но рядом был Игорь и уверял, что осталось самая малость и мы - неразличимы.
  Сопереживая интеллектуальным конфликтам, поднебесным интересам её героинь, я не никогда забывала потрясающих шедевров сексуальных сцен и откровенных порушек, они были наиболее достоверны и проникновенны, а ещё - в них была всё та же поднебесная отрешённость и иметь такую женщину рядышком хотелось многим. Музыка во всём этом была ключевым элементом и я просто её впитывала, надеясь, что на экзамене это знание всплывёт и я смогу ответить на трудный и каверзный вопрос.
  Особым представлялись отношения Каминской и прессы, она была с ней на короткой ноге и не церемонилась в выражениях, сразу отсекая публику с жёлтыми светофильтрами, одному журналисту вместе с оператором она разбила камеру и чуть не проломила голову графином, когда он, блудливо ухмыляясь, поинтересовался, что она делала в доме таком-то и квартире такой-то целых пять часов. Одна из жёлтеньких газетёнок выплатила ей сумасшедшую сумму за публикацию фотографий из её личной жизни. Её адвокат сумел доказать суду, что актрисе нанесён моральный ущерб, её имя имело собственную, как он выразился "торговую марку" и эти фотографии наносили ей крупный ущерб. О торжестве правосудия в случае с Каминской много писали и к этому вопросу апеллировали многие, спекуляции на ней давно её не смущали, поскольку в мелькании на страницах и экранах была и неизбежная польза - популярность и известность. Мне не очень нравилось, что вся эта пишущая братия забывала про главное женское качество, без которого она таковой и не была - умение выглядеть и нравиться в самых невероятных ролях, даже сугубо отрицательных. И вообще, пресса о кино и театре при ближайшем рассмотрении мне показалась просто непрофессиональной и даже дебильной.
  Критерием истины в изучении лица и души Каминской для меня были глаза Игоря, в них отражалось всё и я быстро научилась смотреться в них, как в зеркало.
  Наступило время, когда все подготовительные хлопоты остались позади, а пути назад уже не было, мы ринулись в пучину.
   Праймериз на ТВ
  
  На телеэкране появилась заставка "Звёзды у нас в гостях" и зрители увидели в Анну Каминскую, ведущую передачи Валентину Игнатьеву и несколько десятков зрителей из числа почитателей театра. Время было престижным, передача прямой и зрители могли задавать вопросы приме российского театра и кино. Среди гостей был и Игорь. Он представлял городской фан-клуб. Ведущая знала работы Каминской хорошо и в поминальник из кипы сброшюрованных листков, подсунутый режиссёром, почти не заглядывала. Она умело переключала внимание с Анны на гостей и спокойно помогала раскрыть в ней то, чего многие не знали. Валентина искусно обходила опасные повороты в сторону "желтизны" и держалась только творческих обстоятельств. Беседа получилась интересной, звонки на студию начались сразу же. Прямая линия оказалась живее, чем предыдущая, проведенная губернатором по поводу очередной псевдореформации в коммунальном хозяйстве. Но сначала были вопросы из студии:
  • - Сейчас принято ставить классику в подчёркнуто современном прочтении. Вы опять на гребне успеха и почитания. Но так ведь было не всегда. Что изменилось: Вы или отношение постановщиков к Вам?
  • - Был в моей жизни период, когда я считала модернизм на сцене проявлением митинговщины и злобствующей охлократии. Крику и кухонных дрязг вокруг стало так много, что перенесение их на театральные подмостки, мне казалось неприемлемым. Я не участвовала и не могла влиять. Хоть и была совсем рядом. Об откровенной посредственности прикормленные писаки растекались, как о новом слове. Громить этих штрейкбрехеров от театра, которому было тяжело, как и всей стране, я могла только с привычного места - со сцены. Я вернулась, но не одна и не только в нашем театре. И мы дали им понять, что смутные времена кончились. Теперь есть постановки любые и в любых театрах, мутные потоки схлынули и всё вернулось к традициям собственно театра.
  • - Вот и расскажите о современных подходах к классике!- попросили из последних рядов две немолодые женщины, с такими мне часто доводилось встречаться в походах в московские и питерские театры, когда я там бывала одна и могла свободно смотреть спектакль и критически оценивать и аплодирующую и шикающую публику. Такие дамы обычно благодарны всем и всему за возможность немножко попереживать о высшем, они отнюдь не глупы, понимают в искусстве многое и заслуживают уважения.
   - Есть два подхода: а) следовать принятым нормам и традициям театрального бомонда и работать внутри материала с учётом опыта поколений, но помнить, что тебе известно значительно больше, чем, скажем, Чехову; б) всмотреться внутрь замысла автора и использовать свои наблюдения и принципы, подчёркиваю: именно свои и придать им то звучание, которого хотел бы добиться автор. Стилистику спектакля задаёт режиссёр. Но в рамках установленной им свободы я действую по второй схеме! Вот, к примеру, последняя из наших работ - если есть время и вам это интересно?
   Ведущая повернулась к залу и оттуда послышалось:
  - Конечно, интересно, ради этого и пришли!
   Она кивнула и я продолжила:
  - Когда я читала наброски и черновики к "Вишнёвому саду", то обратила внимание на то, как акценты А.П.Чехова по мере переработки несколько раз менялись и любимая мною Раневская меняла и характер и жизненную позицию.
  Почему? Если всё это обобщить, то придёшь к выводу, что в первом варианте яркая и неповторимая героиня собрала бы внимание публики исключительно на себе, а остальным бы досталось только звуковое оформление. Чехов же считал, что такой брильянт, как она, должен иметь и соответствующую оправу из партнёров по пьесе. И сделал так, что и другие персонажи давали неплохие возможности для самореализации актёров. Спектакль играют большим или малым, но ансамблем. И каждая роль в нём может быть шедевром - это известно всем. Вы помните, как прошла премьера этого спектакля. Так вот, зрители, побывав на нашем спектакле, потом перечитали пьесу и были удивлены. Во-первых, действо на сцене было не совсем по Чехову, во-вторых, коллизии какие-то не такие, в-третьих, почти все персонажи по количеству произнесенных слов и времени пребывания на сцене находились в равных условиях и только мастерство актёров являло зрителям, кто на сцене настоящий главный, а кто родственник директора. Этот ход постановщика, очень умного и смелого, расставил нас по местам и брожения как ни бывало. При таком раскладе - разговоры о протекции и других подобных способах пробиться в премьеры и премьерши лишаются оснований в принципе! Но так бывает, к сожалению, не всегда, вы в театре бываете и всё видите сами.
  • - Скажите, а костюмы, декорации, грим помогают войти в образ или можно обойтись и условными декорациями, символическим гримом?
  • - Вообще это необязательно, для актёра роль всегда глубже внешнего рисунка, на этюдах играем и стул, и солнце, и полёт валькирий и это интересно не только нам. Но для обычного зрителя, я думаю, лучше, когда Офелию в "Гамлете" играет молодая стройная актриса и в соответствующей одежде, а короля Лира пожилой и мудрый мужчина, на котором любая одежда выглядит лишь дополнением к личности. Для продвинутой же аудитории важно не то, как одета Мария Стюарт, а насколько глубока актриса в этой роли. Эта дама королевской крови должна удерживать на себе внимание с первого появления на сцене и не отпускать ни на мгновенье! Задача очень сложная.
  • - А как это выражается в кино, там ведь тоже сейчас масса римейков типа "модерн"? - спросили те же женщины. Они не стеснялись и на студийных клакеров не оглядывались, я отдала должное их смелости.
  - Публике хочется увидеть в актёре дух, допустим, эпохи Возрождения со всеми атрибутами, а не костюмные признаки. Когда я снимаюсь или занята в историческом фильме или спектакле, то всегда смотрю на эту красоту из зала, как обычный зритель. В этом плане мне понравилась "Королева Марго" с Изабель Аджани. Конечно, это не театр, а кино, но актёры являли прекрасный и колоритный ансамбль с очень высокой техникой всех исполнителей от главных до эпизодических ролей. Весь декор этого фильма создавал атмосферу, в которой актёру всё же проще, чем без оных, ему остаётся играть только характер, а остальное уже выполнило всё это оформление. И, конечно - Изабель, она сыграла одну из своих лучших ролей в кино. Обычно такие вещи в слабых труппах не играют, здесь не спрятаться за внешним рисунком, на первый план выходит критерий: "верю!" или "не верю!". А платье, его покрой, ткань, отделка, с одной стороны; и умение актрисы чувствовать себя с ними заодно, с другой стороны, могут полностью сыграть стилистику роли.
  - Вы можете показать это здесь и на себе? - спросили те же театралки, осмелев и почуяв во мне поодержку.
  Я поднялась и камера крупно выдала меня во весь рост, я это видела на экране за спиной режиссёра. На мне была строгая длинная юбка с блузкой под серым жакетом. Я провела рукой по бокам, как бы очерчивая фигуру и изображая воланы и пижмы, тяжесть ниспадающих юбок и сделала пару шагов, чтобы зрители почувствовали разницу, шаг стал плавным и изящным, я дала зрителям возможность получить удовольствие от него и продолжила, поняв, что своего добилась:
  - Как вы заметили, в длинном платье с пышными юбками и оборками широких шагов не сделать, споткнёшься о подол. Если речь Жозефины на прогулке с Бонапартом соразмерить с длиной и количеством юбок, то станет ясно, что: либо она должна вести с партнёром очень размеренную беседу без резких поворотов и смен шагов; либо, меняя ритм, она всё время будет в напряжении, придерживая свои безумно шелестящие непослушные юбки, и ей уже не до основного нерва сцены, которую ведёт вальяжный партнёр в обтягивающих рейтузах. При таком раскладе, естественно, сцена не прозвучит, потому что у Жозефины нет условий для соперничества. Если ещё и грим неудачный, то она вообще занервничает и будет сводить партнёров с ума. Я иногда сравниваю грим, костюм и реквизит с дорожными знаками: они буквально вырубают на носу у актёра, что ему можно, а чего нельзя.
  А в остальном наши взаимоотношения со зрителем просты и наглядны, они построены на доверии и любви. Мужчина при любовном свидании инстинктивно настраивается на женское обаяние и готов простить всё ради главного: умения очаровывать и ждёт проявления этих качеств. Женщина же должна чувствовать нерв минуты и по ходу обольщения обязана действовать по обстоятельствам, добавляя или снижая уровень энергетики. Актриса ведёт себя аналогично, но делает это не по наитию, а профессионально.
  • - Можно немного философии? - сказал солидный мужчина из первого ряда, он уже приготовил блокнот с каверзами для симпатюшек в модных юбках с куриными мозгами. Он вальяжно напыжился и отставил одну ногу, как Род Стайгер в роли Наполеона знаменитой картины Бондарчука. Чтобы не задавался, разыграть его следовало, не отходя от кассы.
  • - О боже! - деланно ужаснулась я, всплеснув руками. - Экзамен по диамату?! - я захлопала наклеенными ресницами и приготовилась канючить о том, что на подготовку времени не давали, но, собрав на себе внимание, сделала паузу и выдала ласковую улыбку для непонятливого ребёнка: - Да, ладно, давайте! - и публика залегла от хохота.
  • Спесь с философа слетела мгновенно и он превратился в ловкача, желающего бесплатно прокатиться на чужой славе. Но вопрос всё же задал.
  • - Содержание женских ролей в драматургии всегда наполнено проблемами маргинальными и, потому, дурно пахнущими. То из-за них начинаются войны, то в угоду жене или фаворитке затевается интрига с жертвами. Если вдуматься в суть - ведь это ужасно и безнравственно! Как можно таким любоваться и упиваться?! Как вам эта проблема?
  • - А что, она вам не нравится? - подняла я бровь и примерилась к обстоятельствам, Каминская таким образом обычно выражала неудовольствие собеседником.
  • - Я первый спросил! - выкрутился философ.
  • - Ну, раз так, давайте приоткроем покров над этой проблемой. Троянская война произошла из-за Елены, жены царя Менелая. С помощью Гомера мы узнаём её подробности и любовные в том числе. В те времена воевали все со всеми, каждый год и в год по несколько раз, но про те, другие, войны ни Софокл, ни Эсхил, ни Гомер ничего этапного не создали. Похоже, не видели ничего достойного. Наверное, эти войны были столь неприглядными, что противостояние ахейцев и троянцев из-за неверной жены на их фоне выглядело самым настоящим блок-бастером, - тут я понизила голос и сыграла в небольшую интимность на сцене. - Хотя, между нами говоря, я думаю, что историю с Еленой придумали саму по себе - она и интересна и типична для тех времён, а потом, для придания ей веса и солидности, совместили с последней Троянской войной. Кто там разберёт через тысячелетия, как всё было?
  Когда появляется какое-нибудь произведение с глобальными проблемами, мощными пластами эмоций, то опять же, ни одного властителя или полководца не запомнить, если рядом нет яркой женщины и её ключевой роли в этом клубке. Все патриотические и романтические истории имеют в основе конкретную женщину, из-за которой герой и показал себя как мужчина. Причём, если бы не было её, то и ничего бы не было. Весь этот героизм и подвиги с одной стороны, а с другой - женщина, ради которой всё и задумано. Она стоит мессы, бессонных ночей, потерянного состояния и даже королевской короны.
  Вдумайтесь - её прекрасным глазам и волнительному голосу и посвящено всё, самое лучшее. Кровь, которая вас так возмущает, господин философ, это образный вариант показать, что она, то есть и любовь и женщина, неистребима и вездесуща, в ней весь наш смысл - иначе мы растительность!
  - А власть? Разве женщина не стремится к беспредельной власти и делает это запретными способами? - упёрся философ.
   - Да, все коллизии у Шекспира, Гольдони, Лопе де Вега, Байрона, Пушкина, Стендаля, Горького, Фейхтвангера и других авторов вращаются вокруг любовных отношений и власти. Что на сцене может быть более интересным и проникновенным, чем разборки: почему он любит, а она нет или наоборот? Слёзы, страсти - всё неподдельное, близкое нам и животворное. Если такие же высокие страсти разыграть по поводу выигрыша в лотерею стиралки, то, извините, это уже клиника.
  В курсе марксистской философии, которую наверняка изучал гость, задавший вопрос, есть разработка темы: "Женщина и её роль в обществе от Адама и до наших дней" со ссылками на классиков, в том числе на Маркса и Ницше. Так вот, Энгельс, я по нему писала реферат в институте, положительно отозвался о роли женщины в истории человечества. Видимо, вы, сударь, эти лекции прогуляли. И вообще, философией в вашем вопросе и не пахнет - это способ студента увести преподавателя в дебри риторики, когда он не готов к семинару.
  Этой темой занимаются учёные и художники всех культур несколько тысяч лет и выводов, как ваши, так и не опубликовали. Настоящие мужчины знают, что с женщиной никогда не соскучишься. И именно они ищут её внимания. А не наоборот!
  • - Классика исчерпывает все ресурсы актёрской техники или современная драматургия таит в себе новые возможности для актёрской самореализации, которых нет в классике? - спросила сорокалетняя женщина в строгом тёмно-зелёном костюме. Я её как-то видела среди медицинских работников на благотворительном вечере, там она была в окружении нескольких солидных мужчин с несмываемой самоуверенностью и апломбом. Теперь она одна и от их духа в себе ничего не имела. Очень интересная дама, заметила я себе.
  • - Я бы не стала их противопоставлять, - сказала я и решила по её реакции отслеживать интерес к нашей встрече, такая дама даже молчаливой вежливостью скажет больше, чем другие в ходе многословных дебатов. - Классика отражает определённое время, проблемы общества и личностей. Что-то из прошлого созвучно и нам, что-то неясно и запредельно, как китайская грамота. Мне кажется, что современное состояние актёрской техники более продвинуто по сравнению с былыми временами. Причина ясна: есть кино, есть телевидение, которые позволяют актёрам и режиссёрам очень оперативно изучать лучшее и учиться на нём. В былые времена такое было невозможно и актёры каждого поколения изобретали свой собственный велосипед, а заметное продвижение оказывалось по силам только гениям сцены. Кроме того, учтите, что авторы, которые пишут специально для театра, исходят как из злободневности и глубины проблем, так и собственного представления о возможностях театра и актёров. И часто, прочитав что-то из театральной старины, трудно увидеть способ оживления текста, хотя изначально он для актёров был партитурой. Теперь потерянной. Кроме напыщенных жестов ничего не осталось и другим образом их не озвучить. Всё дело, я думаю, в авторе. Классном современном, который имеет шансы стать когда-нибудь классиком или посредственном, о котором забудут, не успев привыкнуть к фамилии.
  • С современными характерами и сюжетами дело похуже: почему-то в драматургии сейчас количество авторов на несколько порядков меньше, чем в детективном жанре. Остальное зависит от постановщика, он может даже из "Репки" сделать шедевр с трагическим финалом, когда спасительницу-мышку раздавят в суете торжеств по случаю небывалого урожая. Это он требует ту или иную технику, а мы её придумываем с его помощью.
  Я, уже поставив точку, проследила за реакцией женщины в зелёном костюме и осталась ею довольна, женщина лукаво улыбнулась, она тоже всю свою жизнь что-то играла и сегодня была свободна в выборе игры. Она мне понимающе кивнула и я вернулась к роли отвечающей.
  • - Вы снимались на Голливуде в ролях тургеневских женщин, они там, что называется, никакие, а иногда и вообще на литературных прототипов не похожи. Вряд - ли эти фильмы способствуют росту престижа культуры России. Исходя из этого, считаете ли Вы себя патриотом своей страны, снимаясь в таких невыигрышных для нас фильмах? - вновь засветился "философ".
  • - В странах Запада, а в США особенно, современный средний житель почти ничего не знает о культуре России и живёт в плену примитивных стереотипов прошлого. Про Достоевского, Пушкина, Лермонтова, Тургенева и других русских литераторов известно лишь немногочисленным студентам гуманитарных факультетов. То есть, ни-ко-му! Кино же смотрят миллионы, в том числе и малограмотные, которых среди американцев гораздо больше, чем у нас. Посмотрев даже упрощённую версию нашей классики, американец сообразит, что в девятнадцатом веке у нас было то, до чего они и сейчас не доехали. Я о духовности и совестливости. Это ли не реклама нашей богатой исторической культуры?
  • - Что Вам пишут поклонники?
  • - Я читаю только то, что мне выбирают, то есть - избранные произведения Так вот, в них много душевных переживаний авторов по поводу какой-то моей роли, судьбы героини. Многие считают, что со мной случилось то же, что и с персонажем и дают советы, как выйти из положения, есть предложения руки и сердца в такой форме, что не ответить на некоторые я просто не могу, есть и деловые предложения о сотрудничестве. Я люблю читать эти письма: в них очень сильный заряд эмоций, они поддерживают, когда трудно или нужен выбор на распутье, я благодарна авторам и поклонникам. Если бы их не было, я бы не знала, что думают о моей работе зрители, нужна ли я, так ли я понимаю своих персонажей. Ведь, что ни говори, мы работаем не на критику, а на тех, кто ходит в театр, простите за газетный штамп, за порцией культуры, которая требуется всякому цивилизованному человеку.
  • - Ваша работа в кино, теперь Вы реже появляетесь на экранах, почему? Будут ли у Вас лучшие дни в кино или они в прошлом?
  • - Предложения есть, но уровень нынешних сценариев откровенно слаб. Былых мастеров из кино нахальные "реформаторы" выпроводили, а достойной смены нет, мастерство же растёт только во время работы над фильмом. Откуда бы им взяться, новым мастерам, если фильмов мало, а в тех, что выходят, в титрах все верхние строчки заняты одними и теми же фамилиями, которые в былые времена выше технических вопросов не поднимались, то есть были глубоко внизу, - и я показала, где они были, публика загудела и заулыбалась, а я продолжила, - и теперь такой новоиспеченный мэтр определяет, кто и какой сценарий пишет, кто и за какие деньги играет. Естественно, он со всеми в соавторстве. Что может родить такое содружество, вы видите на наших экранах. Сейчас вышла на экраны работа молодого режиссёра Данилова, я там снялась в роли женщины, которая уводит жениха у своей дочери. Причём, она его, что называется, отбивает. Он моложе неё, ненамного, но моложе. Мне эта роль очень понравилась и я согласилась тут же, хоть этот фильм - дебют режиссёра. Есть ещё один сценарий, но там я не могу решиться ни на что: уж очень роль сложная, а актёрская группа и весь съёмочный коллектив - сплошные новички, мне бы не хотелось выглядеть там одиозной матроной. Хотя в мои годы Орлова играла молоденьких и незамужних девочек и это с тогдашним-то состоянием грима! - съязвила я и взглянула на даму в тёмно-зелёном костюме, она едва заметно улыбнулась мой реплике.
  • - Американское кино, оно, на ваш взгляд, какое? И стоит ли развивать собственное, если, по словам наших киноапостолов, мы безнадёжно отстали и догнать нет никаких шансов?
  • - Технически и технологически они нас сильно превосходят - это бесспорно, иногда я ужасалась этому. Но не всё так беспросветно, у нашего провала есть ясно видимые причины. Это серьёзный и особый разговор, об этом нельзя второпях! Вернёмся к Голливуду. У них чётко поставлена схема тотального отсоса денег из кинопроката. Есть кино для элиты, там заняты гранды кинематографа, есть кино для публики попроще, там и деньги другие и исполнители, но качество всех компонентов также на высоком уровне, ориентированы они на массовую аудиторию и приносят основную часть дохода. Но в кино ходят и совсем придурки, и люди со странностями, и слегка отёсанные, но с бо-о-о-льшим апломбом, неграмотных там тоже немало: для каждой их этих категорий у Голливуда и независимых студий есть соответствующая жвачка и качество у неё как раз на уровне потребителей. Есть и откровенные маргиналы: и для этой публики снимается то, что ей хочется видеть. Все уровни потребления культурной продукции Голливудом и независимыми кинокомпаниями полностью охвачены и к выпускаемой продукции все слои зрителей давно и умело приучены. Вот так обстоит дело у них.
  К нам же попадают те фильмы, на которых прокатчики могут быстро окупить расходы и что-нибудь наварить сверху. Голливуд производит в зависимости от конъюнктуры в год до четырёхсот фильмов, из них первой, наиболее качественной, категории соответствуют не более 10 процентов, что в остатке, вам, я думаю, понятно. Съёмки и режиссура в основном находятся на высоком уровне, когда мы оцениваем кино по критерию "как снято?". Но если их рассмотреть через призму "про что?", то тут у Голливуда всё гораздо хуже и здесь наши позиции гораздо предпочтительнее, наш герой благороднее - это факт и специалисты не могут не утереть слезу радости по этому поводу.
  • - И ещё о Голливуде, об индустрии, вот в этом смысле.
  • - Товар лицом на всех этапах производства - это они умеют. Реклама и раскрутка даже посредственности гарантирует некий минимум сборов и соблазняет зрителя проверить, в самом ли деле актриса, играющая роль примерной ученицы, во время урока физики умудрилась раздеть донага изверга-преподавателя?
  • Мне было приятно видеть строгую рабочую атмосферу и чёткий график на съёмочной площадке, дисциплину и профессионализм массовки, правдоподобность общих планов в крупных павильонах, которые имитируют дворцы, площади, концертные залы и кинотеатры, улицы и перекрёстки. Никто в рабочее время не шляется по павильонам, не курит "кэмэл" на ступенях "Парфенона", не пытается на заднем сидении "линкольна" раздавить маленькую по случаю получки. Все дебаты и прочтения закончены ещё во время подбора актёров и утверждения сметы, а в съёмочный период дисциплина строжайшая и многие звёзды страхуются от сюрпризов и капризов судьбы и съёмочного начальства собственными адвокатами, которые следят за соблюдением обязательств и обеспечивают интересы своих клиентов. Мы от этого ещё далеки.
  На этом вопросы из зала завершились, началась серия телефонных звонков:
  • - У нас звонок зрителя, алло, говорите, вы в эфире! Ваш вопрос?
  • - Наталья Климова, я врач. Анна, после "Пятен на солнце" у вас не было ни одного сериала, где была бы поднята тема женщины в нашем мире. Вам самой не хотелось бы как-то инициировать появление такого фильма, ведь мы совсем не те, кем нас изображают в современном кино и театре, заранее спасибо!
  • - Хочу ли я? Хочу и очень! Есть ли такая возможность? Пока не вижу, но всеми силами стараюсь создать благоприятную ситуацию. Мне хочется быть в таком фильме ещё с момента написания сценария, чтобы потом во время съёмок изменения были чисто техническими. Поверьте, я хочу создать прецедент, когда фильм появляется по воле зрителей и их наиболее просвещённых представителей. Спасибо за хороший вопрос!
  • - Ещё звонок. Вы в эфире, представьтесь!
  • - Дмитрий Никитич, пенсионер. Моей жене очень нравятся ваши роли и она с удовольствием смотрит фильмы с вашим участием. Но в сериалах вы не снимаетесь, а там можно вволю налюбоваться любимым актёром и увидеть его со всех сторон. Вы так редко бываете на экранах, почему?
  • - Я очень занята в театре, а это особая технология, обязательства перед партнёрами, сыгранность или даже спетость друг с другом, которую легко разрушить, если общение становится эпизодическим. Интимная часть наших отношений обычно остаётся за рамками того, что о нас знают, но она есть и наши дружбы и неприятия сильно влияют на качество спектакля. Я не хочу понижать планку, поэтому съёмочные периоды очень долго и тщательно планирую. Съёмка же в сериалах - это отсутствие в театре очень продолжительный период, этого я не могу сделать: театр - мой дом! Я не могу покинуть его надолго.
  • Звонок из Осташкова, вы в эфире, ваш вопрос!
  • - Сергей Михеев, бывший военнослужащий - контрактник, сейчас стали снимать фильмы про Чечню, на мой взгляд - очень неудачные, можно ли их улучшить, вам не предлагали в них участвовать и как вы относитесь к тамошней войне? Это интересно многим солдатам и прошлой чеченской войны тоже, спасибо заранее!
  • - Когда идёт речь о любой войне, женщина инстинктивно поёживается. Поскольку то, что она в любви и радости зачинает, терпеливо вынашивает и с такими муками производит, там перемалывается и смешивается с грязью. Она не может быть равнодушна к ней в принципе. В нынешних фильмах о Чечне играть нечего - голая неприглядная фактура и сидящая на ней неприкрытая и примитивная идея: угодить спонсору и непритязательной публике, ну и покрасоваться на этом фоне. Мне такое никогда не нравилось и сниматься в чём-то подобном я, как видите, не стала.
  • - Алло, Аня! Ты меня слышишь? Это Нина Грошева, мы вместе занимались в театральной студии в Арзамасе. Я вышла замуж, теперь моя фамилия Агафонова, уехала в Тверь, родила дочь и сына, думы о театре оставила, работаю экономистом, но то, чем мы тогда зачитывались и засматривались, оказывается, интересно моей старшей, она расспрашивает о тебе.
  Я посмотрела на Игоря и чуть заметно одобрительно улыбнулась, он был взволнован, пожалуй, побольше меня.
  • - Приятно получить весточку из юности, особенно такую! Здравствуй, Нина, после этой передачи у меня будет встреча со зрителями в клубе "Чемпион", приходи туда со своими домочадцами, буду ждать! Спасибо за звонок!
  • - Алло, меня зовут Наташа, я учусь в выпускном классе технического лицея. Вы выглядите всегда очень элегантно и в кино и в театре. Мы в группе спорим, что лучше: быть модной и как все или серенькой, но самой собой. И ещё, как вы считаете: модно одеваться, выглядеть в крутом стиле - это не мешает быть умницей и по настоящему сильной личностью? Спасибо заранее!
  • - Начну с последнего: быть сильной личностью и казаться кем-нибудь, например, крутым "мэном", спортсменом, или "чайником" - это разные вещи. Между "быть" и "казаться" иногда пролегает пропасть. Личность никогда не рядится в чужие одежды. Она сильна сама по себе и в личине не нуждается. Парни и девушки стремятся быть похожими на знаменитостей из желания как-то приобщиться к уже известному и модному. С возрастом это проходит, спросите у ваших мам и бабушек - они расскажут про себя в юности, так что не особенно переживайте, если ваши отношения с модой не сложатся, с возрастом начинает приходить кое-что серьёзнее, чем страсть к подражанию. Это первое.
  • В обществе есть правила, которых придерживается большинство людей уже несколько тысяч лет. Они касаются внешнего вида и внутреннего содержания. Мода и поветрия всегда поверхностны. Хорошо выглядеть можно и придерживаясь основ современной моды и полностью её игнорируя. Примеров тому достаточно. Гораздо сложнее суметь так себя преподнести в одежде, поведении, внешнем виде, включая причёску и макияж, чтобы нужные люди увидели и распознали тебя ещё до того, как съедят пуд соли. Это задача очень сложная и решить её - значит сделать большой шаг к самовыражению внешним обликом. Причём, увидят это только те, кто тебе действительно близок, остальные ничего не поймут, будто написано на санскрите. Для девушки или женщины эта наука очень важна и актуальна, мужчины обычно менее внимательны и изобретательны в этом плане.
  • - Алло, это Виктор Фёдорович Климук, я конструктор на механическом заводе. У меня два вопроса, можно?
  • - Говорите, я вас слушаю!
  • - Какую роль вам бы хотелось сыграть, но судьба тому супротив? И второй, ваша личная жизнь способствует творческой? Одна к другой не ревнует?
  • - У вас есть любимая женщина?
  • - Да, мы женаты уже десять лет. Есть дети.
  • - Тогда вы поймёте, что без ревности здесь не обойтись. Они такие эгоисты! Та и другая - жизни, а я в вечных муках терзаний мечусь между ними. Близкие люди всегда эгоисты, но я на них не в обиде, они ведь любят и я их прощаю. А теперь о несыгранной роли. Мне хочется сыграть роль несравненной поэтессы античности Сапфо. Она, на мой взгляд, была одной из первых женщин, которые потеснили мужчин с их призанных позиций. Она не потеряла прелести, неповторимого шарма и обаяния и через две с половиной тысячи лет, всё сделала сама и вопреки воле обстоятельств. Она заслуживает достойной памяти и фильм или спектакль о ней были бы хорошим напоминанием о том, что прекрасное вечно. А как бы здорово оно выглядело: море, горы, райские кущи и чтобы это не была примитивная "одиссея" с пересказом Гомера! Жаль, что это только грёзы и фантазии, очень жаль!
  • - И последний звонок, наше время заканчивается, режиссёры уже дают отмашку! - сказала Валентина и развела руками. Гости за столом понимающе улыбнулись. Они-то знали, что самая интересная и захватывающая часть начнётся чуть позже, она продлится не очень долго и обычно остаётся за кадром, но самые острые и нетривиальные вопросы будут затронуты именно там. Присутствуют только избранные и все слухи и легенды об этой встрече будут со ссылкой на послеэфирные минуты.
  • - Меня зовут Ирина, учусь в школе и занимаюсь в театральной студии. Говорят, что в театральном училище дипломной работой у вас была главная роль в пьесе "Антоний и Клеопатра" и за неё вы получили Премию года для дебютантов. Там вашей героине было далеко за тридцать, она прошла всё и вся. А вам во время сдачи спектакля было всего 18 лет, откуда вы черпали уверенность в себе, царские манеры, интонации в голосе? Антония, кажется, играла какая-то уже знаменитость. Потом из-за спектакля были осложнения, кто-то с кем-то развёлся, а кого-то ушли со сцены. Об этом ничего конкретного, только слухи. Пьесу сняли со сцены на много лет, а в училище так ни разу после этого и не ставили. Это правда или легенда?
  Откуда взялась эта всезнайка, я не представляла. Прямого ответа я тоже не знала. Мы с Игорем переглянулись. Но отвечать-то мне. Я глубоко вдохнула, включила мыслительный аппарат, он неслышно зашелестел, дал наводку на юность и прочее незрелое у девушки и этимологию легендирования, мы с Игорем в этом преуспели за последние два с половиной года предостаточно и я начала выкручиваться:
  • - Ирина, тебе сколько лет?
  • - Семнадцать, в этом году заканчиваю школу. Буду пробоваться в Щукинское.
  • - Знай, что в том мире, куда ты хочешь попасть, между легендой и былью часто границ не бывает. И там и там задействованы выдающиеся личности, они имеют и вес и влияние. Когда легенды ещё только создаются, их тщательно препарируют, чтобы после канонизации из профессионального пантеона не пришлось выносить ритуальные мумии. Если ты следишь за информацией такого рода, то могла заметить, что ни о Станиславском, ни Мейерхольде, ни Эйзенштейне или Пудовкине просто нет ничего такого, из-за чего последовало бы свержение с пьедестала. Всё это, если и случается, то происходит ещё до канонизации, но когда она произошла, то ничего изменить нельзя, да и никто к этому не стремится. Легенды всегда прекрасны, так пусть же они не обрастают кухонными подробностями. Удачи тебе, девочка, она будет очень кстати!
  • - Наше время истекло, мы благодарим всех пришедших в студию, а также группу поклонников Анны Каминской, которые устроили эту встречу.
  Камеры выключились, софиты перестали жечь лицо и я расслабилась. Публика зашевелилась и все стали подниматься со своих мест. Предстояли недолгие разговоры в редакторской и потом я в сопровождении нескольких человек должна быть на встрече в клубе "Чемпион". Игорь приблизился ко мне и не отходил ни на шаг. Он внимательно следил за всем, что происходило вокруг и молил бога, чтобы нас не поймали на подмене. Я видела, что нервы у него напряжены, любезность из дежурных качеств исчезла и ему хотелось побыстрее закончить всё, пока из-за поворота не вынырнули какие-нибудь новые осложнения.
  Мне при разделении ролей предписано держаться с царским достоинством и отвагой, несмотря ни на что, прикрытие и остальное лежали на нём, я вошла в свою роль и она мне откровенно нравилась. Быть царицей на приёме в заморском посольстве - так клёво!
  Я иногда посматривала на себя со стороны и поражалась и наглости и самоуверенности этой Каминской, которая сидела во мне. Она меня не спрашивала, а брала драгоценности руками и любовалась игрой брильянтов на свету, ангелов-хранителей и архивариусов для неё не существовало, на литературных, искусствоведческих и исторических редакторов ей глубоко плевать и она сама решала, какой царь или династия правили раньше или позже, а кто вообще исчез их анналов истории. Я только рот раскрывала, а она лила потоки речей на любые темы - с ума сойти! А тут ещё Игорь, он, мне так казалось из-за его странных взглядов на меня, был близок к мысли, что женщины тайно сговорились и, совершив подмену, именно его, а не публику водят за нос. Мысль была идиотской, но ничего другого в голову не пришло, когда я из-под бдительного ока своего двойника видела, как он недоверчиво и испытующе смотрел на меня.
  
   Генеральная репетиция
  
  В "Чемпионе" местный бомонд закатил купеческую вечеринку, сильно отдававшую запахом ещё не совсем забытой номенклатурной. Игорь был рядом и следил за общей атмосферой, ему надлежало в определённый момент извлечь Анну Каминскую из общества и миновать все преграды по безопасной её доставке домой. Для домашних я была в отъезде и эти сутки могла быть совершенно свободна. Остальное должно идти по накатанному: сообщение в печати, комментарий на радио, слухи в определённых кругах и резонанс в телевизионных программах. В этот день по другому каналу шёл популярный молодёжный сериал и мои домашние меня увидеть просто не могли, это меня как-то успокаивало.
  Практически на каждом этапе могло произойти неожиданное и смазать весь эффект или вообще утопить и смешать с грязью. Мы понимали, чем рисковали, но страх перед вероятной расплатой был оттеснён грандиозностью и великолепием придуманного проекта и мы отдались его реализации до самого конца.
  Пока всё шло без сбоев и видимых ляпов, вечер в "Чемпионе" - последняя точка и там ничего особого уже случиться не могло, поскольку я уже была в образе и поймала кураж, на нём можно даже немного покуролесить. Не могла же Каминская быть невинной и смирной овечкой с предсказуемыми поступками, если её собеседники здесь сплошь и рядом существа неправильные и неправедные. Главное в клубном мероприятии - не терять бдительности и не допустить мелкого прокола в бытовых подробностях.
  Мне пришлось на интуиции плавать в тёмных и непонятных водах околотеатральных и киношных страстей и пристрастий. Я позволяла себе немного покапризничать и делать барские, сумасбродные и иные шаги, которые вполне вписывались в логику поведения примадонны из столицы, слегка подпускала к себе тех, кого наметила в жертву и окутывала их призраком своего высочайшего внимания. Адреналин будоражил и поддерживал на плаву. Я просчитывала свои шаги в этой роли, столбила участки и клеймила свою собственность, не мелочилась, но и не поддавалась разгулу - очень строго следовала разработанному плану.
   Один из моих "капризов" был в желании спеть романс из мюзикла, с которым я "ездила" в на север США и там сорвала шумный и скандальный успех. Я грубо "наехала" на музыкантов и они стали принародно подбирать аккорды и строить гармонию к мировому хиту российского театра. Этот романс я разучивала долго и тщательно и он у меня выходил по вокалу не хуже, чем у Каминской, так что риска не было, у меня появился кураж и страху натерпелись хозяева и музыканты по самые барабаны. Я начала свою партию ещё до их готовности, так что им пришлось подстраиваться уже по ходу. В конце номера героиня бросает бокал с вином на крышку рояля и в тишине раздаётся звон хрусталя. Я окинула взглядом сцену, рояля здесь не было и грохнула этот хрусталь о большой зеркальный шар - брызги полетели и от бокала и зеркала тоже. Рядом стоял микрофон, так что через ревербератор грохот потом ещё долго отдавался многократным эхо.
  Я к тому времени сыграла уже хорошо поддатую Каминскую, которая в таком состоянии обязана что-то учудить. Служащие ресторана смотрели на меня с ужасом, опасаясь очередной выходки, братки - с восхищением и пиететом, тусовочная публика - с нескрываемым любопытством. Я повертела микрофон в руках, на мне написано - что бы с ним такое сделать и зачем он мне? Тут же появился кто-то из музыкантов и выпросил его у меня, я милостиво от него избавилась. Остальное в моём исполнении было примерно в таком же духе, но не со всеми: я чётко разделяла публику на "своих" и "чуждых". "Свои" понимали в театре и кино, "чуждые" - тусовались среди них, с первыми я была щедра и великодушна, вторых милостиво замечала. Каминская не могла быть другой и Игорь мне честно обо всём рассказал, так что - никаких иллюзий и соплей! Я это делала на автопилоте, это роль, а играть её - моя святая задача. Тешило, хотя, нет, уже удручало, что всё вот-вот закончится! Я так и посматривала вокруг, какую бы поставить точку, чтоб было погромче и на долгую память.
  Один из местных бонз, весь в британском стиле от штиблет штучного изготовления до смокинга с бабочкой и причёской из каталога, так и вился рядом, что-то вставляя по делу и без него и заглядывая в глаза и вдруг стал выдавать неприличные пассы в мою сторону. Раньше я, будучи в собственной шкуре, подобного просто не замечала, но, переодевшись в тогу примадонны, увидела эту публику уже совершенно в ином свете и под другим углом и с этой новой для меня стороны выглядела она мелковато и до тошноты противно. Поскольку роль у Анны была уж очень поднебесная, то я просто не заметила новоявленного хозяина жизни и ему в пику тут же приласкала молодую супружескую пару из "своих", которая работала в детской музыкальной школе и вела собственную студию современной песни. Это не были романтики-бессребреники, но и к рвачам их не отнести, просто у них иной уровень доходов, расходов и издержек. А с молодым супругом я даже слегка поиграла на мужском самолюбии, введя жену в состояние тихой паники, потом доступно пошутила, была понята и прощена.
  Игорь старался, чтобы я не оставалась в интимном уединении надолго и у собеседников не было бы возможности попристальнее присмотреться и слишком задержаться на моём внимании. Особенно он опасался появления из реки забвения каких-нибудь старых друзей и знакомых, про которых в его досье не было упоминаний. Вероятное появление Нины Грошевой держало нас в таком напряжении, что ни спиртное, ни всеобщая расслабленность не могли отвлечь от осознания вероятной гибельности операции. Игорь ненадолго исчез, чтобы разобраться с этой Ниной, появился уже со светлым лицом и я поняла, что нужное он нашёл.
  Мы улучили минутку и перебросились парой фраз, после этого решили, что ничего сворачивать не будем и покинем клуб около часу ночи, чтобы успеть на проходящий поезд в Москву. По нашей легенде это знали только организаторы визита Каминской, устройством отъезда Каминской занимался якобы один из членов клуба Анны. Причём, Игорь конкретно в этих лицах не значился, так что инкогнито отбытия было рассчитано, осталось только реализовать.
  Подруга Каминской по театральному кружку всё-таки пришла и, увидев её ищущий взгляд в толпе приглашённых, я сразу решила, что она может стать и моей подругой. Её прошлое и учёбу вместе с Каминской в студии юных театралов Игорь откуда-то узнал, теперь она была известна и мне, поэтому опасности не представляла. Всех закончивших школьную студию с Каминской я ещё раз внимательно просмотрела на фотографиях с подписями, никто из них с чудо-искусством, слава богу, себя не связал. Так что я могла просто забыть о них и вспомнить что-то только по напоминанию Нины, да и то с трудом.
  Я приблизила её к себе и так нежно приласкала, что Игорь тут же успокоился и принял Нину такой, какой она была. А была она интересной независимой женщиной, умеющей держаться в любом обществе, но не рвущейся в первые ряды, с такой любая женщина в моём положении была бы доброжелательна. Игорь взял Нину под свою опеку и, отвлекая её внимание общими разговорами, пытался не фиксировать внимание подруги на мелочах: подруга была давняя и близкая и, несмотря на длительную разлуку, вполне могла что-то заподозрить. Эта клиника немножко раздражала, но игнорировать её тоже глупо и я старалась просто получить удовольствие от общения и всего, что мы затеяли - ведь для того оно и задумано. Он же понимал, что я должна чувствовать надёжные тылы, иначе свою роль не сыграть.
  Как женщина, Нина оказалась вполне в его вкусе и он обозначил к ней особое внимание и та не отвергла покровительства, понимая, что приятель подруги всегда предпочтительнее неизвестного и агрессивного окружения. Она улыбнулась мне и тут же повисла на его руке, тем самым отшивая засуетившихся у её обалденной фигуры поддатых ценителей. Мы составили прочный костяк, к которому все потянулись. Нина не была недалёкой домохозяйкой, попавшей волей случая на гребень волны. Она вполне уместно и умело отвечала на говорливость и нахальство завсегдатаев таких мероприятий, не замечала их закидоны, загадочно улыбаясь и посматривая на меня.
  Когда пришло время покидать клуб, вся публика была уже хорошо на взводе и на детали оформления отъезда примадонны особого внимания не обратила. Лица хозяев светились радостным ожиданием моего ухода - незадолго до этого я "споткнулась" и разбила шикарный чайный сервиз, стоявший в виде декора, чтобы телеоператоры зафиксировали роскошества фуршета. Каминская терпеть не могла показухи, Игорь скомандовал, а я охотно и "нечаянно" выполнила.
  Сначала мы втроём приехали к Игорю, там немного отошли от суеты и напряжённости, владевшей нами всё время, и после этого вызвали такси для Нины. Она очень не хотела расставаться, в её глазах была написана такая несусветная тоска, что я не выдержала и вздохнула:
  • - Оставайся! - и подруга повеселела. Она засуетилась на кухне и вскоре приготовила из холостяцкого набора вполне приличный то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак. Ничего из спиртного не хотелось и мы из напитков ограничились крепким запашистым кофе. После этого я обратилась к Нине:
  • - Про меня ты, видно, знаешь всё, теперь давай о себе, как ты дошла до жизни такой, что выглядишь кинозвездой, а представляешься домохозяйкой. Рассказывай, меня распирает от любопытства!
  • И она, не жеманясь и не стесняясь столь долгой разлуки и незнакомых обстоятельств, поведала историю немного счастливой, немного побитой жизнью русской женщины. История была настолько же яркой, насколько и необычной, но это была уже история, её история. Мы с Игорем, не сговариваясь, ни разу шумно не вздохнули, боясь спугнуть атмосферу чистоты и непосредственности, которой повеяло от нашей новой неожиданной знакомой. Моё лицо, наверное, было так выразительно, что у Нины не возникло вопросов о том, как я отнеслась к её одиссее.
  • - Сколько же мы не виделись? - спросила я Нину.
  • - Давно! Думаю, это было ещё в прошлой жизни. Я пыталась сесть не в свой поезд и, слава богу, меня туда не пустили. - Она сделала паузу, провела рукой по причёске, видимо, вспоминая что-то своё, потом продолжила: - Я благодарна Серёжке, он излечил от многого. Ты тогда меня просто убила убеждённостью, что станешь мировой звездой и у твоих ног будут виться недостойные, а достойнейшие не станут мелькать на этой ярмарке суеты и ты всегда будешь среди себе неравных и тебе нежеланных. На этом вечере было именно так. И всё же ты была блистательна: и им показала и не уронила себя - я тебя люблю, Анюта! Дай, поцелую!
  • Мы обнялись, не стесняясь Игоря и не скрывая слёз, атмосфера потеплела и потребовала чего-то для продления благодушного и блаженного состояния.
  Я пыталась прочувствовать ситуацию, но собственный опыт ничего путного подсказать так и не смог - это сильно меня нервировало, поскольку за последние два с половиной года привыкла управлять ситуацией, а не ждать её развития. Я никак не могла придумать, что же надо сделать, чтобы оправдать характеристику подруги ранней молодости, которую она дала по подсказке женского чутья.
  Зазвонил телефон, Игорь посмотрел на меня, я покачала головой и он не стал поднимать трубку. Потрезвонив ещё немного, он успокоился, но ненадолго. Я поднялась и взяла трубку.
  • - Алло, я вас слушаю! - в трубке послышалось чьё-то сдавленное дыхание, пауза продлилась несколько секунд, я повторила. - Я слушаю! Я уже хотела положить трубку, как раздался женский голос:
  • - Я звоню Игорю, это его квартира или я ошиблась?
  • - Нет, вы не ошиблись, сейчас приглашу! - я сделала вид, что не узнала эту женщину и протянула ему трубку. - Какая-то женщина, тебя!
  Игорь огорчённо вздохнул и взял трубку. Это была его дама по имени Даша, о которой он старался умалчивать, но она присутствовала незримо и, в конце концов, я узнала её получше. Он беседовал недолго, успокаивая и утешая, ноток, которые выдавали бы тон оправданий, я не ощутила. Мы с Ниной не прислушивались к разговору, занятые собой, и вскоре заметили, что Игорь вышел из комнаты, оставив нас наедине.
  Женщины без мужчин становятся другими, не опасаются сказать не то и не так и не оглядываются, как выглядят. В такие минуты они просто балдеют от удовольствия пощебетать о хворях, косметике, нарядах, дамском чтиве, мыльных сериалах и о многом другом, без чего женщина как таковой просто быть не может. Мы были подругами в другой жизни и я ловила себя на мысли, что была с Ниной когда-то знакома: уж очень отзывалось сердце на всё, что исходило от неё. Тут со мной началась чертовщина, я вдруг ощутила смутную тревогу - мне показалось, что я стала настоящей Анной, мысли и тревоги, надежды и сомнения сменили приоритеты и я перестала быть женой и матерью, служащей рекламной фирмы, а вошла в другой мир и почуяла груз и ответственность своей причастности к нему. Я уже не боялась разоблачения со стороны Нины, мне казалось, что она будет подругой и надёжной спутницей, несмотря ни на что. Я почему-то была уверена в ней и это придало сил. Я взяла её руку и сказала:
  • - Не торопись, не надо! Мы встретились, нам уже немало годочков и знаем что и почём, я рада, что ты позвонила. Мне хочется, чтобы мы опять немного покуролесили, как тогда. Давай это сделаем сейчас, а?!
  • - Давай! - легко и охотно ответила Нина и я почувствовала, что способна быть не только чужой тенью.
  Раздался звонок, Игоря рядом не оказалось и я подняла трубку.
  • - Мне сказали, что по этому номеру я смогу найти Каминскую? - раздался женский голос, приглушенный и искажённый странным микрофоном.
  • - Я вас слушаю, - ответил мой голос.
  • - Я театральная любительница. Вы не против небольшой приватной беседы? - сказала она весьма мягко и доброжелательно, я не возражала и она продолжила. - Мне нравится ваша театральная работа, я смотрела все ваши фильмы. Особенно понравилась последняя роль. Вы были так убедительны в роли женщины, которая уводит мужчину у собственной дочери, что я подумала: а не себя ли играете? Простите, если это вторжение в личную жизнь, но эта мысль стала такой навязчивой, что я потеряла покой. Скажите, почему ваша героиня сделала такой шаг, ведь обычно мать своё дитя лелеет и тешит до конца собственных дней? Очень прошу ответить, почему? - последнюю часть фразы эта женщина произнесла не из любопытства, за словами явно было что-то и не ответить на обычную для женщины муку сомнений я просто не могла. И сказала всё это она достаточно уверенно, я оценила её возраст около сорока, молоденькие так глубоко и образно выражаться не умеют.
  • - Между ролью и собственной жизнью всегда есть разница, она в том, что сценическую роль мы осмысливаем, мотивы поведения просчитываем, реакцию угадываем. В жизни же - это сплошные экспромты и никогда нельзя что-то переделать и переиначить, если в предыдущем дубле была явная блажь. Прожитая минута тут же становится историей, откуда ни слова, ни поступка не вырезать и не переиначить. Жить надо с учетом того, что ты сделала или натворила в минувшее мгновение. Это первое.
  А теперь по поводу матери и дитя. Биологическое родительство и забота о детях - это о физическом здоровье и душевном богатстве детей, остальное они должны сделать сами: чувствовать сладость добытой победы и горечь неизбежных потерь - это их обогатит и сделает сильными, зрелыми, устойчивыми и прочными. Тот мужчина, которого моя героиня отбивает у дочери, очень силён, умён и достаточно глубок. Ему требуется то, чего в моей дочери нет и вряд ли будет - она не боец, а спутница, она утешит и расслабит, с ней он будет счастлив от юной свежести, в её глазах будет видеть собственное отражение и восхищение им, его силой и мужеством. Но, когда у него возникнут проблемы, ему захочется их разделить с кем-то, разобраться в себе, чтобы выйти из кризиса, она сможет быть только на роли умной и преданной собаки, заглядыващей в рот и выполняющей команды. То, что он уважает и чем довольствуется в своём четвероногом друге, в женщине покажется недостаточным, и будет искать это понимание на стороне.
  Увы, моя дочь не из тех, кто поймёт и разделит, а ему без настоящего и глубокого понимания не обойтись, таков он - этот мужчина. Ему нужна я, понимающая и разделяющая, мне можно и не говорить, я это прочитаю у него на лице, угадаю по паузе, почувствую по звуку шагов в коридоре, я знаю, что с ним, когда он ещё только открывает мою дверь своим ключом. Он мой и ему нужна я. А мне нужен он, с кем бы я могла не притворяться глупой и невинной киской, не скрывать свою стервозность, не стесняться ненасытной чувственности и утопить в нём, сильном и мудром свою неприкаянность и невостребованность. То, что есть во мне, мальчику не по средствам, а ему - в самый раз!
  • - Но ведь по роли он моложе, Вас не смущает это, не стоят ли за этим нереализованная мать и её невостребованные инстинкты? - с некоторым нервом в голосе не поверила собеседница. Она знала о Каминской всё.
  • - По роли ему под сорок, а мне немного за сорок, я старше на чуточку. Но он - это рано созревший и уже опытный мужчина, ему всю жизнь приходилось быть в первых рядах и на первых ролях, он не прятался за чужие спины и возмужал очень быстро, ему уже неинтересно просто добиться руки, уложить в постель, ему нужен достойный соперник и партнёр, с которым можно поучиться и набраться, он стремится к насыщенным тонам, сильным страстям и глубоким и устоявшимся вкусам, ему хочется потерять голову и не стыдиться того, что увлёк с собой ещё кого-то, не оглядываться и не сомневаться, я - его уверенность и сомнения, боль и горечь, сладость и утешения.
  • Я - это выдержанное вино, я не валю наповал, во мне хочется почувствовать букет, увидеть игру света, вкусить особый аромат, капля меня на белоснежной сорочке вызывает особые воспоминания, а не желание отдать её в стирку. Меня нельзя выпить до дна, мною не пресытиться в одночасье, захмелев же, наконец, хочется это ощущение длить и длить. После меня не бывает похмелья, один раз попробовав, мужчина понимает, может ли он себе позволить такую роскошь: быть с женщиной всегда и везде, представляя, насколько это сложно и ответственно, или же ему довольно обозначить её наличие и пользоваться определёнными услугами. Он всё это понял, как только увидел меня. Потом, вспомните, как он осторожничал, стараясь не разбередить во мне рану неутолённости, когда ещё по инерции играл роль жениха и как бы искал взаимопонимания у меня в роли матери. Когда в тот ключевой момент он принёс цветы невесте, он чётко дал мне понять, что свой выбор сделал: цветы были любимые мои, а не её! Он сделал мужской выбор, он обозначил себя и я его приняла. Остальное - это уже дело техники. Да и потом, моя кровиночка моложе этого волка на 16 лет, ей с ним ни за что не справиться.
  • - И Вы собой закрыли амбразуру! - не скрывая иронии, уронила собеседница.
  • - Очень точное сравнение! - согласилась я и тема показалась исчерпанной. Однако собеседница нашла лазейку и не остановилась.
  • - Но ведь потом, по ходу сближения с этим волком, вы с кровиночкой вели себя не по - родственному, почему?
  • - Так написано автором, он захотел, чтобы границы были обозначены чётко, а на их охране - доблестный Карацупа с Джульбарсом. Мне оставалось показать это достоверно, думаю, что всё это выглядело убедительно, - стала итожить я, намекая собеседнице о том же. Но она как бы и не услышала меня и сказала:
  • - Я тоже так думаю.
  • Я заметила, что к беседе уже прислушиваются и развела руками.
  • - Анна, а вы азартны, вы можете играть с риском, очень серьёзным и опасным? - сменила тему она
  • - Думаю, что безрассудство - не моё качество, но очень тщательно просчитанный риск - это по мне.
  • - Просчитанные риски, так просчитанные, но всё же это риск провалиться. Все знают, что Вы способны на серьёзные авантюры, но ради чего всё?
  • - Я думаю, - ответила я, подбирая точные слова, - главная цель в таких случаях - только самоутверждение. Корысть, гнев, эмоции - слабоваты для такого дела, тут нужен стимул вроде завоевания королевства, жизни или смерти - не меньше! Пока я подбирала слова и столь витиевато отвечала на этот вопрос, то вдруг почувствовала, что моя собеседница знает всё. Я чуть не умерла от осознания этого. Всё знать могла только сама Каминская и я не стала юлить:
  • - Теперь и я вас узнала, не извиняюсь, но так уж сложилось, мне, право, неудобно! - сказала я, изменив и тон и энергетику. Игорь и Нина насторожились. Игорь, кажется, тоже догадался, вздохнул, странно и облегчённо улыбнулся. Мне казалось, что на другом конце провода мне готовят иезуитскую пытку. И она тут же перешла на "ты". Звучать стала вполне узнаваемо - это была та самая Каминская, которую я только что имитировала для широкой публики.
  • - Ну, что ж, раз так, то давай откроемся и доиграем всё до логического конца. Мне удалось посмотреть передачу с самого начала, ты была на уровне, не посрамила, поэтому прощена. Экзамен выдержала с высшим баллом. Всё! Об этом не стоит более. Я предлагаю продолжить игру и перенести её на натуру. Мы с тобой меняемся ролями всего-то на несколько дней. Никто о замене не узнает. Ни-кто! - подчеркнула она. - За такое время нас не успеют заподозрить и поймать даже близкие, поверь на слово.
  • - Только не дети! - вырвалось у меня.
  • - А муж, что - проглотит?
  • - С ним - не знаю, а вот дети... там не так просто, много тайн и секретов, фигур умолчания - нет, они заметят!
  • Каминская умерила наступление и что-то для себя решала. Я тем временем обдумывала её предложение на полном скаку, захваченная шансом обмануть судьбу. Риск был очень велик, но и цель - она была уж очень заманчива. Я смотрела на Игоря, прикидывая все за и против, тот пока не совсем не понимал, в чём дело и ждал объяснений. Потом уяснил ситуацию, сделал мне глазки и, прихватив с собой Нину, вышел из комнаты. Я могла говорить свободно.
  • - Это так неожиданно, - сказала я, надеясь на небольшую паузу, чтобы осмыслить ситуацию, - дождь, а я без зонта!
  • - Шагнув в воду, будь готова промокнуть до нитки, - достаточно прохладно ответила Каминская.
  • - Можно не так быстро, - попросила я тоном примерной студентки в первом ряду к скороговорке лектора.
  • - Разумеется, - ответила она, чуть помягче, - ведь звонок за мой счёт!
  • - Вы можете перезвонить чуть позже, а я подумаю, - предложила я компромисс, надеясь, сложить три и два, которые находятся в разных системах исчисления.
  • - Нет уж, - отказала она, - думай за мой счёт.
  Её голос звучал уже вполне доброжелательно. И я раскинула мысли во все стороны - я готовилась к этой роли и сдала экзамен с первого захода и самому главному экзаменатору. С другой стороны - то, что она предлагает, это совершенно иное качество и жизни, и восприятия, и вообще: такого никто и никогда не делал! До сих пор я жила вполне размеренной жизнью, втайне ото всех упражняясь в актёрстве. Теперь же Каминская предлагает выход в ту среду, где моё актёрство тут же получит должную оценку. Всё же она лучшая актриса страны и работает в лучшем из театров, её друзья - это коллеги и они тоже нешуточного уровня. Меня даже подташнивать стало от запредельности этих высот.
  - Но это же на несколько дней!
  И я не стала особо прибедняться, поскольку припомнилась одна актриса, партнёрша Каминской по спектаклю, очень приличная актриса. Так вот, в одном фрагменте она, на мой взгляд, выглядела очень слабо и в тот театральный визит я решила, что могла бы запросто сыграть лучше и даже прикинула, как это сделаю. Я отметила и провинциальность выговора и слабую дикцию и ещё кое что. Это воспоминание подмяло все остальные страхи под себя и я решилась на ответный визит. Каминская была готова к обмену во всех деталях и сразу же перешла к конкретике.
  • - Давай прикинем вероятные риски. С моей стороны они очень даже умеренные. В ближайшие дни я нигде не занята, договоры и переговоры за это время не завершатся, в театре тоже рутинное роение. Сейчас никто текстов не знает и читают с листа, занимаются общей диспозицией и генеральной линией. Спектаклей нет, так что читать монологи и соревноваться в остроумии с партнёром тебе не придётся. В театре у меня отдельная гримёрная, я особой общительностью с коллегами не отличаюсь. Заходят, но предварительно звонят или стучат и долго не задерживаются. При той суете и толчее, что сложилась сейчас, никто ничего не заметит, если ты сама чего-нибудь не выкинешь.
  • Живу я теперь одна. С мужчинами сама разбирайся, как знаешь, в обиде не буду! Одежда и обувь, надеюсь, тоже будут взаимозаменяемыми. Я в быту - серая мышка, в метро бываю редко, но и на улице, если кто не припомнит номер машины, автографы не требуют. Такое бывает только возле служебного входа в театре. Правда, приходится бывать на всяких мероприятиях в качестве звезды, но с этим у тебя проблем не будет. Разрешаю даже откровенно похулиганить, а то мой имидж заметно потускнел, ты в своих любительских нападках на всех и вся оказалась намного интереснее, я тебе завидую. Ну, у меня всё, а что у тебя? Кстати, давай-ка перейдём на "ты"! Продолжай, что там у тебя не сложилось?
  • - Обычные производственные и бытовые проблемы! - сказала я. - Начиная с детей и кончая мужем, хозяйством и работой.
  - Мы сделаем заметки-поминальники и оставим их в условленном месте. В них краткие инструкции, что, как и с кем делать, а чего не делать ни коем случае. Остальное - по обстоятельствам. Нам полезно встряхнуться: и тебе и мне - не мучайся, бывало, доставались роли и похуже. С компьютером я на "ты". Кстати, как ты по части кухни, не слишком гениальна?
  • - Готовлю так, что и муж и детки тащатся, особенно по части выпечки и разной овощной и мясо-рыбной азиатской остроты. У каждого из моих домашних сложились свои вкусы и предпочтения.
  • - Ну, это не беда, на пару дней моих способностей хватит, а там и ты появишься!
  • - Зачем тебе это, моя жизнь - совсем не мёд и из неё не извлечь ни шекспировских страстей, ни толстовской философии?
  • - Мне так хочется, вот и всё! - довольно резко подвела черту Каминская и многозначительно замолчала. Возразить ей нечем, я колебалась между соблазном окунуться в чужую жизнь, побывать в запредельном для себя мире, с риском быть разоблачённой везде, перед всеми и во всём. Но аргументы атаки были очень агрессивны, они наступали, страх неизвестности под их напором рассеивался и я немного смягчилась.
  • - У меня есть выбор? - спросила я, решив переложить ответственность на собеседницу.
  • - А ты как, милочка, думаешь? Ведь первый шаг уже сделан, "А" прозвучало, очередь за остальными буквами.
  • После этого обсуждались только детали.
  Когда разговор с Каминской завершился, я была, как выжатый лимон. Вошли Игорь с Ниной и устроились напротив. Я их видела, но не ощущала.
  • - Что-то случилось? - сказала Нина, Игорь опустил голову, слегка отвернулся к стене и стал теребить салфетку на спинке дивана. Для меня это был момент истины: смогу сыграть - включаюсь, не смогу - сдаюсь в плен! Я выключила все лицевые мышцы и слегка встряхнула лицом, чтобы почувствовать его управляемость. Зеркало было напротив, я попробовала - получилось, повторила весь комплекс сначала - получилось и во второй раз.
  • - Немного устала, уже поздняя ночь, теперь всё в ажуре! - сказала я, почти овладев собой. - Мы с тобой что-то хотели, не так-ли, замужняя леди? - она подняла глаза и оценивающе посмотрела на меня, но потрясения на мне уже не было.
  • - Может в другой раз? - с сомнением и в то же время с оттенком сожаления сказала она.
  • - Его может и не быть, живём-то - однова! Мужчину с собой берём или ...? - она воспрянула и улыбнулась:
  • Или! - и мы с ней оторвались так, будто нам по восемнадцать на лицах и под сорок фактически. Сначала выбрали, куда пойдём, потом привели себя в порядок. Я прибавила своему портрету больше дюжины лет, сделала неузнаваемой и отталкивающей нижнюю губу, вставив между десной и губой фирменную жвачку, слегка изменила облик одежды, состарив и её тоже, немного поколдовала над причёской и вошла в образ нашей вахтёрши Кирилловны, которая своим скребущим голосом требовала у меня пропуск и принципиально не пускала, если его не было, пока не звонило её начальство с повелением "Пропустить!". Голос Кирилловны был у меня на памяти и очень узнаваем, мы часто тренировались между собой, копируя его на разных сабантуях.
  • Глядя на меня, Нина тоже решила преобразиться: "Гулять, так гулять!". Она подкрасилась лишь слегка, но тут же стала выглядеть, как обычная шлюха, которые промышляют по ночам в местах обитания мужчин с наличностью.
  • Мы сделали Игорю ручкой и отправились ловить такси. Шофёр не сразу понял, что это за парочка такая: рядовая стерва и старуха с выпученными глазами. Мы уселись на заднее сидение и велели везти нас в ночной клуб. Тот вздохнул, но выражаться не стал.
  • На месте мы слегка скорректировали свои манеры и приступили к развлечениям. Они начались сразу же после обустройства в самой оживлённой части заведения - около сцены, где молоденькие девочки изображали загнивающий Запад, извиваясь в чём мать родила вокруг двух хромированных стоек. Эти девочки были только для созерцания, гостей же можно было и потрогать, но, как гласили таблички для особо азартных, только по разрешению обладательниц этих прелестей. Мы заказали немного выпивки и стали между собой обсуждать шоу. На нас уже обратили внимание и вскоре прислали по бокалу чего-то с алкоголем. Мы осмотрелись, в презенте никто не признался. Мы отставили бокалы и снова повернулись к сцене. Вскоре к нам подошли с приглашением потанцевать. Мы тут же сказали, что пришли сюда вместе и брать нас надо только вдвоём. Пришлось кавалерам утереться и мгновенно разыграть, кому достанусь я. Выпала эта доля крупному мужчине с животом и чуть не женской грудью. Нина досталась вполне симпатичному рослому мужчине. Я потопталась на месте со своим партнёром и решила его проучить. Сначала определилась с его танцевальными качествами, они были никакими, потом провела тест на вшивость и задала вопрос о семье, жене, детях. Ему тема очень не понравилась, поскольку он явился сюда совсем за другим. Тогда я удивилась:
  • - Што, ваш шовшем никто не берёт в мужжша? - он опешил, уставился на меня помутневшим взглядом и я его пожалела надтреснутым голосом Кирилловны: - Бежненький! - и по-матерински погладила по спине.
  • Он дёрнулся, но музыка ещё не закончилась и я сделала очередные слоновьи шаги, синхронно и зеркально отражавшие его собственную пластику. В это время партнёр Нины, топтался с нею в охапку около нашего столика и откровенно лапал её прелести. Она была бессильна сопротивляться, да и её амплуа только способствовало мужским атакам. Я сделала несколько поворотов, демонстрируя неумелость и угловатость и прилипла к своему партнёру боком. Он взглянул на меня и я показала ему улыбку с отвисшей челюстью и выпяченной нижней губой. Он мгновенно отвернулся, отодвинул меня на безопасную дистанцию и замолчал, пока музыка не закончилась.
  • За столом я оказалась первой и заметила до какой эрекции своего партнёра довела моя подружка - он тащился от неё и не скрывал этого. Он считал, что через пять минут договорится насчёт ключике от служебки и затащит туда свою партнёршу. Но он ошибался - когда Нина, улыбаясь и глупо подхихикивая, села за наш столик, а он ещё держался за талию партнёрши, я его охладила:
  • - Мушшина, не жабывайтешь, мы ш подругой вмеште! - он не понял сначала ничего, но потом, встретившись взглядом с приятелем, стал остывать. - Столько ему не выпить! - вспомнила я бородатый анекдот и улыбнулась Нининому другану фирменной улыбочкой, его тут же сдуло. Нина тоже увидела и чуть не упала, но вовремя опомнилась и мы продолжили свои игры. Эти приятели больше к нам не подходили.
  • Так, забавляясь и развлекаясь, мы сменили несколько партнёров и всегда с одним и тем же результатом: на второй заход у них керосину уже не хватало. Надо сказать, что разделение ролей у нас получилось совершенно спонтанно, мы выбрали крайние характеры и черты и ходили по кругу, держась на виду и дополняя друг друга.
  • В заведении уже все знали, что мы вместе и одна из нас уже потекла, но вот вторая, стерва, упёрлась и всё! А на неё, то есть на меня, любителей пока не находилось. Образ получился очень колоритный и знакомый многим мужчинам, однако на такое, будучи в таком потрясном заведении и с таким выбором женщин, у них охоты не было. То ли дело - Нина! И чем страшнее подавала себя я, тем развязнее становилась моя подруга, мы забавлялись таким образом достаточно долго: меня пытались напоить, увести куда-нибудь отдельно от подруги, уговорить подругу расстаться на время с несговорчивой стервой, но мы держались стойко и атмосфера вокруг нас начала густеть. Несмотря на боевую раскраску, Нина не потеряла ни изумительной фигуры, ни (с ума сойти каких!) бёдер, ни упругих (а это успели проверить все наши партнёры!) и волнующих полушарий под лифчиком. Шалые глаза по ходу дела она и сама прикроет!
  • Мы играли и упивались своей игрой под названием "Висит груша, нельзя скушать!"- адреналин переполнял нашу кровь, но нам хотелось ещё и ещё! Где-то часа через полтора-два, когда мы пресытились и уже собрались домой, к нам подобралась парочка явно приезжих мужчин, скорее командировочных. Они прошли по кругу, как и все, но не испугались, а применились к обстоятельствам, стали чередоваться, то один со мной, то другой и задержались надолго. Я даже запомнила их имена: Семён и Виталий. Виталий, в конце концов, смог плотно обнять меня за талию и привлечь к себе, чтобы ничего не видеть и не слышать.
  • - Вы не забыли про голосок Кирилловны? Я им пользовалась как аэрозолем для выведения тараканов - действовало, как патентованное средство. Поскольку я была всё же женщиной хорошего роста со всеми положенными упругостями и очень даже недеформированными ногами, то он, закрыв глаза и уши, тихонечко обжимал меня, как последнюю потаскушку на колхозных танцах и длинными и затейливыми посулами надеясь растворить мою решимость с тем, чтобы отпустить подружку немного погулять в коридорчике в обществе её приятеля. Он был очень хорошо сложён, по-мужски симпатичен и я боялась, что выдам себя непроизвольным движением, жестом или нехарактерными для выбранного образа звуками. Виталий старался из последних сил, он прочитал наизусть мне всё, что запомнилось из школьной программы, сравнивал меня с голливудской актрисой, имя которой вылетело из головы, телеса той актрисы моей фигуре и в подмётки не годилась. Мне было интересно, а смог бы он реализовать свои посулы и я предложила:
  • - Ублажшил, шветиш! Пошшли в дамшкую комнашу! - и улыбнулась всей передней челюстью. Он очнулся, посмотрел на меня, дрогнул и сыграл отбой, сказав, что надо дождаться приятеля. Он ещё надеялся, что при жеребьёвке фортуна может отвернуться от приятеля. Семён в это время рассекал с Ниной польку-бабочку и та, забыв про свою характерную роль, отплясывала, будто на районном смотре самодеятельности. Мы же с Семёном тем временем были в клинче, он пожертвовал, как говорят шахматисты, качество и, почти стоя на месте, раскачивал меня во все стороны в том же быстром темпе. Когда мужчины нас с Ниной развели по местам, наметилась перспектива совместить полезное с приятным. Мы после таких бурных галопов тяжело дышали и кавалеры мигом оказались рядом. Здесь же были и освежающие коктейли и по одному цветку в бокалах с шампанским. Ребятам очень хотелось приключений. И мы приняли их условия, они тут же подсели к нам и начался обычный в таких случаях бедлам, я просто чувствовала их сексуальную энергию, грубую и всё сметающую на своём пути. Трахнуть девочек, закрыв личико одной из них подушкой, моя попка и груди обоим пришлись по душе, а остальное - не жениться ведь! Они уже между собой решили, мы не стали противиться - наши роли такими и были изначально! Я сказала:
  • - Хошшу домой, надожшела эша швиштопляшка! - кавалеры тут же с нами согласились и сказали, что дома всегда лучше и пригласили к себе в гостиницу. Я уставилась на них, повторила: "До-мо-ой!" и встала из-за стола. Они поднялись с нами и побежали за такси, чтобы не остыл внутреннийу огонь, который твердил: "Некрасивых женщин не бывает - бывает мало водки!". Когда мы с Ниной вышли на улицу, кавалеры уже подогнали такси к выходу. Мы забрались в машину на заднее сиденье, а Семён со звякающим пакетом сел впереди. Нина вела себя не очень вызывающе, но вполне в образе. Я была при деле, почти не замечала возни слева от себя и сгорала от нетерпения, предвкушая то, что вскоре будет. Мы приехали к подъезду, вышли из машины и медленно, поджидая кавалеров, стали подниматься по лестнице, они нас догнали уже на ступеньках первого этажа и присоединились к торжественному шествию.
  • - Ч-ш-ш-ш! - прошипела я. - Шошеди! - и помахала пальцем, гости нашего города послушно умолкли и самую малость, я бы на месте подруги этого даже и не заметила, отлипли от якобы поддатой Нины, которую они старательно поддерживали, придавая вертикальное положение, с двух сторон, за бёдра и в области груди. Если бы два таких мужчины и так долго держали за эти места меня, то я бы уже давно кончила, что было с Ниной, я не догадывалась, но надеялась узнать уже вскоре. Я двигалась первой в этой сложно построенной колонне и едва подошла к двери, как она открылась и на пороге появился Игорь:
  • - Муж! - выдохнула несостоявшаяся актриса Нина и закрыла лицо руками. Я остановилась и уставилась на него, мигая и еле сдерживаясь. Кавалеры тут же оценили его фигуру и отстали от Нины. Игорь внимательно смотрел на них, это был наш женский экспромт, где всё задумано и исполнено без него. Он сделал то, что на его месте сделал бы любой: подбоченился, набычил шею и уставился на эскорт. Но тот уже тихонечко сдавал назад и через секунду загрохотал по лестнице, но бутылки при этом даже не звякнули. Вскоре дверь стукнула и в подъезде стало тихо.
  Я, зажимая рот руками, на цыпочках вошла в квартиру, за мной буквально влетела Нина, потом Игорь неслышно закрыл дверь и только после этого мы расслабились окончательно. Игорь сначала смеялся за компанию, чтобы не выговаривать за глупость нашей авантюры, потом ещё раз, когда мы в лицах пересказали наше приключение и отдельные эпизоды и, наконец, когда он рассказал, что незадолго до нашего прихода ввалилась шумная компания и стала стучать в дверь напротив. Там никого не было, позвонили к нему и после длительных разбирательств убедилась, что перепутала подъезд. Он, будучи в очень недоверчивом состоянии, не поверил в такую ошибку и решил, что это наши с Ниной козни, потому и хотел подкараулить следующий ход. Увидеть же нас с мужиками на хвосте, он никак не ожидал.
  Мы отсмеялись в последний раз все вместе, после чего переглянулись с Ниной, я опять почувствовала, что знакома с ней сто лет и это ощущение сбивало с толку. В последнее время я с Игорем была очень близка, у нас не было тайн. Но он был мужчиной и ему не понять того, что объединяло меня и Нину, которую я знала всего несколько часов. Я даже не пыталась ничего объяснять: будучи замужем уже пятнадцать лет, я избавилась от иллюзий, но тяги к очарованию и самоочарованию так и не потеряла.
  То, что мы сделали с Ниной, было чисто женским удовольствием и оно ублажило ту часть женщины, которая никогда известности не ищет, хотя составляет очень большой вес в каждой из нас. Мы получили от приключения истинное удовольствие и безумное наслаждение. Видно, и в юности наши шалости выглядели не менее затейливо и рискованно. Потом мы остались в ванной и долго стояли под душем, смывая с себя суетное и преходящее. Мы обсуждали детали приключения, искренне восхищаясь друг другом и проникаясь взаимным уважением. Шалава, которую разыгрывала Нина, мне кого-то очень напоминала, но я так и не вспомнила, кого именно, а уточнять у неё, было для меня смертельно.
  Развлекаясь с Ниной в ходе нашей забавы, я как бы примерялась к предложению Каминской и теперь, пройдя маленький тест на профпригодность, поняла, что мы с Каминской одного поля ягоды и у меня не должно получиться хуже. Я кое-что знала про её ошибки и просчёты, понимала их природу, а в последнее время следовала тем же маршрутом по её графику и стала догадываться, что у меня есть резервы и кое в чём я смогу проявить себя больше, быстрее и лучше. Я приняла её предложение.
   Накануне обмена
  
  Неделю из времени, что дала Каминская, я изучала список и степень близости её многочисленных друзей, коллег и подруг, рассматривала их фотографии, слушала голоса телефонных разговоров, монтаж из бытовых и служебных видеозаписей, а также отдельные фрагменты из спектаклей и кастинговых проб. Список был не очень большой, но пришлось повозиться, поскольку вся эта человеческая аура вокруг видной российской актрисы оказалась очень своеобразна и многолика, некоторые из них я прокручивала многократно, чтобы найти различия и опознавать с первой же фразы или движения. Не могла же я заглядывать в свои шпаргалки всё время, чтобы не назвать Диму Никитой, а Тамару Анфисой. Я надеялась, что для трёх-четырёхдневной прогулки в иной мир этого будет достаточно. Я сравнивала характеристики коллег, подруг и друзей Каминской со своим мнением о них, как актрисах и актёрах и находила в общих чертах сходными, хотя иногда она им давала такие убийственные ярлыки и наклейки, что мне даже читать было неприятно - если бы такое я узнала про себя, то в первую ночь после прочтения ни за что не уснула.
  Особые отношения были с Татьяной Долевой: то она её любила и обожала, поднимая на щит её фантасмагорическое обаяние, то бывала язвительна и беспощадна, но при этом от своей груди не отрывала. Не менее запутанной и для меня совсем непонятной была история многолетней дружбы с сёстрами Виргиевскими. Нынешнее охлаждение носило скорее демонстративный характер, но и здесь я ничего ясного для себя не рассмотрела, усвоив лишь, что мы здороваемся, улыбаемся, но обходимся без поцелуев, даже фальшивых. С Татьяной же мы себе такое позволяем в любом месте и по любому поводу. Вот так! - Богема! Остальные актрисы отстояли подальше и все в равной мере терпели её, как выразилась сама Каминская. С мужчинами и актёрами и режиссерами она была в дружеских отношениях и они платили взаимностью. Никого не выделяла и принимала их внимание по капризу и ненадолго.
  - Перед ними у меня долгов нет, - так она высказалась по этому поводу, - так что, запомни и учти.
  Просмотрев весь этот букет из цветов, шипов и баклажанов, я поняла, что он явно неполный и здесь нехватает тех, которые для души и сердца, а также поддерживающих финансами. Изо всех киношных приятелей в списке был только Е.Абашин, про него я и так знала достаточно. Их одно время даже считали гражданской семьёй, поскольку публично без неё Абашин не появлялся нигде. В одном бульварном еженедельнике я прочитала сюжет об их месячном турне на Голливуд. Так вот, она там пахала, как Золушка, давая интервью, снимаясь для спецпрограмм, активно проходя кастинг и прочее-прочее. А он в это время сидел в сторонке, откровенно любовался ею, ни в какие творческие дискуссии не ввязывался и от оценки работы американских коллег отказался наотрез. Потом в его честь она закатила прощальную пирушку, ухлопав на неё почти всё, что заработала.
  - Почему на него? - спрашивали наиболее настырные журналисты.
  - Если бы не он, меня бы так и считали "дамой с камелиями" и кроме костюмных фильмов не видать мне ничего!
  Она привлекла его к себе, сделала призывный взгляд для публики, сказала: - Женя, я тебя люблю! - и со вкусом, долго и вызывающе целовала. Вскоре после этого её кастинг признали успешным и она полгода работала по контракту с МГМ и снималась в шести фильмах по мотивам русской классики. У нас о них почти не знали, а там фильмы стали библиотекой для учащихся высших школ, их использовали вместо хрестоматий на факультативах по русской литературе. Многое из этого я узнала впервые, хотя слежу за киношными и театральными новостями внимательно.
  Где-то мимоходом, среди репертуарных списков, имён партнёров и партнёрш по спектаклям и фильмам она отметила, что практически с каждым или с каждой у неё что-то да было. Я возвратилась по списку назад и просмотрела его сначала: там значилось больше сотни мужчин. Неужели с каждым? Я просто похолодела от мысли, что все они будут смотреть на меня соответствующим образом.
  - М-да-а! - была моя первая реакция.
  - Но это же всего-то на три дня! - успокоила я себя.
  Что она вытворяла с женщинами, я даже боялась себе представить. И при всём при этом Каминскую считали актрисой тонкого психологизма и чувствования, сильного и глубокого темперамента и неповторимого характера с эскападами, экспромтами и прочее. Я же считала, что она всё просчитывает и слетает с катушек в строго необходимых и подготовленных условиях, поскольку ни разу не прокололась и не сломала каблук. Привлекала также и её доступность для членов собственного фанклуба, она многих из них знала по именам, про некоторых всю родословную и в ежеквартальных посиделках для них ничего не жалела. Для знакомства с запахом эстетского бомонда она мне любезно предоставила выпуски последних бюллетеней этого Фан-клуба. Из них я узнала много нового. Технический уровень издания был очень высок, остальное никаких сожалений в любительстве не вызывало. В целом, он был, как у лучших, к которым можно отнести и Фан-клуб Виргиевской, однако у Каминской клубмэны были достаточно молоды и динамичны и женщин с мужчинами примерно пополам, в то время, как у Виргиевской преобладала возрастная и, в основном, мужская публика. Я подумала, кого бы выбрала, чтобы потусоваться и пообщаться накоротке и решила, что предпочла бы утончённую Анастасию Виргиевскую, хотя как актриса мне больше нравилась динамичная Каминская.
  Как-то по-особому она отзывалась о партнёре Дмитрии Д., с одной стороны, она была как бы его женщиной, настолько её высказывания о нём говорила об интимности и глубине их связи и взаимопонимания, а с другой, посматривала на него явно по-матерински и доброжелательно. Вряд ли этот элитный герой полезет ко мне в постель в первую же мою ночь в доме Каминской. Хотя именно он казался наиболее опасным, поскольку почти всему был обязан дружбе с Каминской, для него она была щедра во всём. Настоящий мужчина не ответить на это не сможет, а это выглядит всегда одинаково.
  Общий баланс приобретённых стандартных приёмой и актёрских заготовок в стиле Каминской уже позволял мне быть уверенной в себе, я больше опасалась за бытовые каверзы, выказывающие сюрпризы в виде соседей, возвращающих картофелечистку или просящих для нужд заболевшего ребёнка соковыжималку - вот бы я выглядела, разыскивая на глазах у владелицы эту штуковину, даже не представляя, как она выглядит. Пришлось пройти ускоренный ликбез и пробел срочно ликвидировать. Вскоре выявились и другие - я подумала и решила, что на три дня наработанного мне хватит и накануне отъезда откровенно отдыхала.
  И в миг самого кайфа меня отыскал Егор, он теперь был на таком скудном рационе, что не упускал самого ничтожного шанса. Сегодня он угадал и я с таким удовольствием и размахом провела с ним обеденный перерыв, что он обалдел:
  - Ты что, диплом защитила, Анюта-краса?
  - Какой ещё диплом? - потянулась я к его обычным умствованиям, когда на мне нет ничего, кроме простыни или покрывала. После этой сладкой и медленно отпускающей неги будет совместный душ, где я выпью из него остатки всего живого. А пока он тоже едва шевелился, уткнувшись в моё плечо. После сегодняшних игр жене от Егора ничего ждать ещё дня три-четыре. И что это на него нашло? Между тем, он изволил ответить:
  - Орден есть такой или секта, у них языческий идол Изида и Кибилла. Там установлена иерархия, как в дзю-до, восемь рангов и диплом мастера. Его дают уже на шестой ступени. Ты сейчас где-то там, у вершины! - бесстыдно льстил и подлизывался Егор, но я не возражала, сам-то он тоже не ниже пятого-шестого. Что может и знает обладатель высшего разряда, я даже не представляла.
  Когда мы уже расходились по своим делам, он вдруг задержал меня и, ещё не коснувшись моей руки, привёл в трепетное состояние. И не успела я опомниться, как мы оказались в служебном подъезде почты. Он целовался так, что я подумала - мы сошли с ума. Потом он отпустил меня, как-то странно посмотрел и сказал:
  - А ты ведь, Анюта, ведьма! Чёрная ведьма! - и исчез.
  Вот так-то! Он редко ошибался, особенно в таких делах. Я вышла в скверик и присела на скамейку, чтобы отойти от впечатлений, только теперь я заметила, что чувствую себя очень возбуждённой. Когда стала отмечать на себе косые взгляды прохожих, уличные шумы и голоса, всё стало на место и я пошла в текстильный комбинат.
  Все бумаги по контракту на продвижение их нового товара удалось сделать за пару часов. Я попала к генеральному директору, убедила его в нашей эффективности, показав, рассказав и обаяв. Он очень придирчиво всё сначала слушал, потом разглядывал, задавал умные и идиотские вопросы, вникал в отдельные детали, пока не сообразил, что перед ним дама, которая своё дело знает и сильна именно в нём, а не ублажении плотью. Именно это его поразило в такой степени, что он решил сократить привычную цепочку согласований и рассмотрений и сразу установил сумму, сроки и качество нашей продукции. Я прикинула свои запросы и поняла, что сегодня мой день - этот дяденька втрое превысил мои надежды и ожидания и получилось это сразу, а не по чайной ложке и в течение нескольких месяцев. Но ему я этого не выдала и попросила сразу же перейти к банковскому варианту, чтобы после проплаты аванса мы смогли дать им первые экземпляры образцов, я надеялась, что это будет в течение ближайших двух недель. Пока бумаги будут обсчитываться и прочее у нас в плановом, я уже вернусь и сама продвину то, чего хочет этот генеральный директор. Пока мы с ним обменивались рабочими намётками на то, что он хочет и что в принципе работает в рекламе, его замы и помощники подготовили все бумаги, я уходила с деньгами, которых нашей конторе хватит для работы чуть не полгода.
  - Может напиться? - подумала я и уже зашла в бар и заказала солидную дозу. Только выпив первую порцию, я вспомнила о завтрашнем отъезде и сразу же отрезвела. Оказалось очень некстати: всплыло сказанное Егором - "Чёрная ведьма!", я даже поёжилась от холода, хотя на улице стояла июльская жара.
  
  - Мам, ты что, замуж выходишь? - спросила Ирина, встретив меня на пороге и взяв покупки. Так она шутила, когда сказать обычный комплимент считала слабым ходом. Сын подобных шуточек не терпел и я поняла, что дома мы одни. В такие минуты я выдавала дочери всё, что она могла принять и переварить, мы это называли интенсивной психотерапией активно зреющей девушки. Такого мы не могли себе позволить, когда в доме мужчины и старались до их прихода пройти и закрепить максимально возможный курс. Она задавала любые вопросы и я исчерпывающе и доступно всё объясняла. Об "этом" она уже давно знала всё и очень подробно и уже давно консультировала своих подруг, практически не обращаясь ко мне за справками, лишь изредка сверяясь, не дала ли она маху. Бывало и так. Сегодня мы успели немного, вскоре пришёл Максим и я полностью перешла в его распоряжение - мы разбирались в основах генетики и изучали связь наследственности с приобретёнными навыками. Вырвать меня из его рук в такие минуты не удавалось никому. Я сама так устроила, чтобы сын дружил с матерью по-настоящему и без скидок на женские слабости и он мне позволял спрашивать и узнавать из первоисточников всё, что угодно. О нашей доверительности он знал наверняка и не сомневался в моей благонадёжности, о наших с ним разговорах не знал никто, как впрочем, и об откровениях с Ириной. Доверие и взаимное уважение я всегда выделяла и они хорошо это понимали. А если я наказывала кого-то за провинности, они молча это переносили и несправедливостью не считали. Особо таиться из-за собственных ошибок и просчётов ни Ирина, ни Максим не пытались, я их убедила в том, что так лучше - они узнают свои недочёты и увидят откуда у них растут ноги.
  Разбор ошибок или игра "в невыученные уроки" была занятием обычным и для каждого из моих чад если не желанным, то уж во всяком случае не нудным. В сегодняшний вечер я старалась ничем не выделиться сама, не выделить на завтра ни единого дела и вообще сделать так, чтобы они меня сегодняшнюю не отличили от завтрашней Каминской. Это для неё будет испытанием похлеще и пострашнее шпионских забросок агентов за бугор с их длительной адаптацией на месте. Мои детки особо не церемонились с вопросами о моём внешнем облике, а дочь ещё и о белье с прокладками, так что любая мелочь могла оказаться для неё роковой. Мы, правда, предусмотрели экстренную эвакуацию меня оттуда, а её отсюда, но я полагала, что кошмарнее этого события в жизни женщины быть просто не может - после этого только в омут! Думаю, Каминская тоже знала, на что шла. В своих вопросах о моей жизни она предусматривала все мыслимые и немыслимые детали быта, привычек и обыкновений окружения и, самое главное, моей семьи. Завтра утром я уезжаю, а Каминская принимает моё хозяйство. Для обмена мы выбрали уединённое место за Волгой.
  Муж уже уснул и ни о чём не догадывался, значит во мне не было ни нервозности, ни чего-то особого. Завтра пятница, у него банный день и он с приятелями где-то в дачном районе будет в сауне, это затягивалось допоздна и всегда с пивом и прочим. Я туда ни разу не ходила, но подозревала, что компания не всегда была гомогенной, иногда я чувствовала на его одежде следы женского парфюма. Но это меня не напрягало и не мучило, я знала, что он меня опять и крепко любит, поэтому прощала небольшие и невинные шалости.
  В доме было тихо, шторы от прохладных дуновений слабо шевелились и создавали домашний уют. Всё у меня в доме было рабочим и функциональным, но многие вещи постарше, чем Ирина: что-то из мебели досталось от родителей Николая, что-то взяли с рук, что-то подарили друзья. Стены, потолки и прочее мы с Колей приводили в порядок сами и за них мне не было стыдно перед принимающей смену Каминской. Нестиранного и неглаженного тоже не было. Три дня в моём доме для неё пройдут в обычных, но не запредельных заботах. Это касалось и запаса продуктов в холодильнике и всяких полуфабрикатов для ежедневной готовки и разогревания в микроволновке.
   Обмен. Общая диспозиция
  
  Утро было обычным, мы расходились по своим делам, я, как всегда, выходила последней и, покидая двор, всё же по-особому посмотрела на него. Уже в обеденный перерыв сюда войдёт Каминская и осмотрится, чтобы вечером приступить к круглосуточной женской вахте, не суетясь и без мельтешения. Я вышла на улицу и увидела серый "порше", за рулём сидела женщина с моей причёской и в тёмных очках.
  - Привет, - сказала я, садясь к ней на заднее сидение.
  - Здравствуй, милая! - сказала она, внимательно разглядывая меня и я уловила её волнение. Так близко и воочию я не видела её никогда. Она ничем от меня не отличалась и эмоциями в том числе.
  - Не передумала? - спросила я.
  - А ты?
  - Нет!
  - Вот и ладушки, куда поедем?
  И я всё объяснила. Мы медленно катили по городу, я показывала всё для её недолгой жизни здесь на котиках, кошечках, аптеках, школах, булочных и городских зданиях и подробно описывала городские оринтиры, чтобы она не заплутала. Когда она смогла ориентроваться уже вполне прилично и обходиться без городской схемы, мы проехались по основным местам, где базировались главные клиенты-заказчики. Город у нас небольшой и основные держатели денег сконцентрировались в центре города, поэтому особых проблем у неё возникнуть не должно, я отметила её работу на эти три дня, где рабочими была сегодняшняя пятница и, возможно, ближайший понедельник. После этого отметила последовательность выполнения каждого шага. На бумаге и на плане города.
  - Всё, Анюта, хватит, теперь я не заблужусь, - решительно сказала Каминская и мы отправились к месту обмена одеждой, оно было за Волгой, я там обычно загорала в одиночестве и могла себе позволить полное "ню" и загореть без единой полоски белого тела. Я выглядела вполне загоревшей и с удовольствием сравнивала свой волжский загар с тем, который был у неё.
  - Ты где загорала? - спросила я.
  - На Кипре, всего недельку и выкроила. Приедешь в Москву, скажешь, что в солярии добавила, хорошо? А то будут спрашивать, особенно Татьяна.
  В моём укромном местечке мы разделись, сняв с себя всё, будто купаться, потом очень медленно поменялись, указывая назначение каждой вещицы в сумочке и квитанции в кошельке.
  Я опробовала себя за рулём сначала под присмотром Каминской, а потом и сама, разгоняясь и притормаживая, чтобы ощутить динамику этой машины. Потом уже в образе Каминской объяснила сегодняшние задачи, услышала, как она их запомнила и подвезла её в центр, там помахала ручкой и отправилась в Москву. Отъехав подальше, я остановилась и ещё раз просмотрела свои новые документы, среди них выделялись водительские права, они были европейскими со всеми прибамбасами, хоть сейчас на трассу Москва-Берлин. Вообще-то свои водительские права у меня где-то лежали, но это была женская прихоть, авто нам не светило в ближайшие три столетия. Машина Каминской оказалась очень умной и сговорчивой, я к ней присмотрелась и мы быстро подружились. Езда меня успокоила и привела в рабочее состояние.
  Моя временная квартира была недалеко от Ленинградского шоссе и я не заплутала.
  Подъезжая к дому, в одном их дворов я таки заехала в тупик и мне пришлось выезжать оттуда на задней скорости, ничего со мной и машиной не случилось, к тому времени я уже окончательно освоилась. Потом я медленно проехала мимо своего подъезда, осматривая своё временное обиталище, и отправилась на стоянку недалеко от дома.
  Это была чья-то служебная площадка, но ценители Мельпомены снизошли и разрешили Каминской ставить машину в любое время и бесплатно. Я прикинула, что она вынуждена иногда по 3-5 раз в день совершать неблизкие вояжи, независимо от времени года и суток: репетиции, записи и съёмки были, где угодно и когда угодно. Без машины своей или чужой повсюду успеть невозможно и находиться она должна под рукой, иначе в ней мало проку. Я оставила машину у въезда на стоянку и отдала ключи дежурному, он спросил, когда я приду и, записав время в журнал, загнал машину в глубину площадки. Я отправилась домой. По дороге решила кое-что купить в магазине. Когда я вошла, то узнали меня все, а расплылись в улыбке отдельные, я тепло ответила всем и прошла за турникет, там меня остановила пожилая приятная женщина и выложила подписанный пакет с готовым набором продуктов, который был в холодильнике - витрине. Я взяла кое-что ещё, расплатилась карточкой и пошла домой. Хорошо, подумалось мне, и ненакладно и удобно.
  С ключами пришлось повозиться, пока нашла нужный от подъезда, потом ещё одна дверь на этаже и вот она - моя усыпальница. Я открыла входную дверь с большим трудом, только, когда сообразила, что второпях хозяйка недокрутила оборот ключом, а я, не зная этого, делала лишний оборот и дверь не открывалась. Когда я оказалась, наконец, в квартире, то мне уже совсем не было страшно. Даже репетиций, встреч и бесед, казалось - все сомнения остались на дорогах и перекрёстках.
  Я осмотрелась - вполне приличная, но не роскошная квартира с двумя застеклёнными лоджиями по разные стороны дома, функциональной мебелью, очень красивой ванной, большой прихожей, светлой кухней с электроплитой, большим холлом с тренажёрным комплексом, телевизором и несколькими кадками и кашпо с цветами, уютной спальней, комнатой для гостей и хорошо освещённым кабинетом. Там были книги, компьютер с полной периферией и подключенным к нему усилителем с мощными колонками, как оказалось, это блок стереосистемы с DVD-дюшником и индивидуальной линией Интернета. Здесь же был и очень приличный профессиональный "Корг". Неужели Каминская ещё и в музыке соображает? Мои знания её жизни почему-то не включали такие мелочи, как музыкальныем интересы, кулинарные способности, любовь к домашним делам типа рукоделия, цветоводства и прочего, как-то было не до этого, я изучала более важные вещи. Я просто предполагала, что она должна быть во многом похожей на меня. Это мнение у меня складывалось постепенно и непроизвольно и Игорь своим поведением просто вселил в меня уверенность в этом. Не навязал или убедил, а именно вселил, она обосновалась во мне и я только чуточку маялась от другого интеллигентского комплекса: раздвоения личности. Быть одновременно Каминской и Неустроевой, согласитесь, не так просто. Но вернёмся к изучению дома и его обитателей.
  - Эта дамочка с некоторым кругозором, - уважительно подумала я и включила синтезатор. Он оказался очень даже приличным. Я на нём особо не упражнялась, а так, прошлась по клавиатуре и опробовала звук. Скромненько, но со вкусом, подытожила я, но завидовать не стала, к чему? Для неё это необходимость - всё видеть, иметь, делать и читать в оригинале. И тут я припомнила странную реакцию Игоря про музыкальность Каминской в произношении слов своих ролей. Что-то такое Каминская выдала, раз он запомнил.
  Я переоделась в домашнюю одежду, своё у меня только бельё, обмен у нас был, как у профессиональных шпионов: мы полностью передали друг другу всё до мелочи и документы, обменявшись сумочками и одеждой. К исполнению роли Каминской я была готова, поскольку за два года усвоила многое из внешних черт её публичного и интимного поведения. Последний раз грим для роли Каминской я накладывала сама и это получилось почти автоматически. Она в это время рисовала на своём лице мой портрет, сидя на заднем сидении машины. Мне даже стало не по себе, когда я смотрела на неё и корректировала её умелую и быструю работу.
  Свою внешность она меняла с момента поступления в Щукинское училище неоднократно и остановилась на чертах, которые практически срисовала со сценического образа Анны Карениной, которую сыграла в 25 лет, с тех пор лишь углубляла и совершенствовала - это была удача гримёра и стилиста, они очень выгодно подчёркивали её достоинства и затушёвывали невыигрышные детали. Слушая и читая её высказывания, я хорошо чувствовала также и речевую подноготную своего двойника, теперь осталось по всем этим умениям сдать зачёт. Несколько дней для этого вполне достаточно и я включилась в подготовку к нему.
  Я стала вживаться в образ хозяйки этой квартиры, расхаживала по ней, трогала вещи, переставляла тарелки на кухне, осмотрелась в шкафах, посидела в кресле, включила телевизор, пощёлкала по каналам, взглянула на лежавшую тут же распечатку программы на текущую неделю. На ней были пометки, номера телефонов, имена, цифры, в общем - ею пользовались и потом выбрасывали.
  Но была база данных в компьютере и оттуда можно качать всё. Однако это непросто, если не знать всего списка знакомых, друзей и коллег в систематическом каталоге. Записные книжки в электронном виде пишутся для себя, незнакомому в них разобраться нелегко, я это знала, и уже представляла собственные проблемы по изучению этого хозяйства. Дома у меня была обычная записная книжка и Каминской будет проще, поскольку карандашиком я отметила против каждой фамилии небольшой комментарий. Стереть при необходимости всё это легко.
  Я перешла в кабинет и стала осваивать пространство: компьютер работал в ждущем режиме и, только тронула мышку, как экран засветился и я запустила его. Побродила по основным папкам в "Моих документах" и "Записной книжке", нашла адреса и телефоны почти всей Москвы и половины России, там же были блокнот и календарь с напоминаниями - в общем, моя тёзка оказалась очень даже продвинутой дамой, а раз так, то в моей работе особенно плавать не будет. Но мне самой в этой массе незнакомых фамилий разбираться будет туговато. И я сверилась с теми заметками, которые сделала дома, потом нашла связь между компьютерными таблицами Каминской и собственной распечаткой. Теперь я знала ключ к большей части этих папок, записных книжек и списков. Неплохо для начала. Надо бы и перекусить.
  Я пошла на кухню и включила чайник.
  Зазвонил телефон, решила трубку не брать. Заварила хорошего чаю и выпила со свежими пирожными. Почувствовав, что вещи этого дома враждебности ко мне не испытывают, ощутила себя комфортней и вернулась в кабинет, села перед компьютером, стала смотреть почту. Там были разные сообщения служебного толка, напоминающие, когда и куда надо прибыть, были и напоминания о встречах. Я задумалась, что делать: идти или нет? Решила, что буду отвечать на звонки, глядя на распечатку с этих сообщений. Если кто-то захочет увидеть меня, пусть напомнит, я ведь дама занятая, могу и забыть или просто не успеть, вон их сколько, приглашений и обязательств!
  Это было первой точкой моей самодеятельности в Москве в роли Анны Каминской.
  Дальше - проще, я прикинула по времени и расписанию, что меня устраивало более всего. Сомнительные звонки отставила прочь, остались публичные встречи, их было несколько, две из них сегодня вечером, я выбрала Горную академию, бывший МГРИ, там была встреча, куда приглашали также и Якжину с Боровой из ЦТРА.
  Для начала я продумала "лицо", которое подам геологам, и остановилась на чуть звёздном и недоступном варианте, чтобы оно удерживало хозяев от соблазна пообщаться накоротке, подстраховаться следовало понадёжнее. Когда я забралась в электронную библиотеку имиджей, то поняла, что электронную версию "Космополитен" Каминская знала отлично и все её причёски и одежда были либо полностью, либо по мотивам коллекций этого дорогого издания. По систематике имиджей и "лиц" Каминской у этого "лица" был соответстующий номер и значился он в графе "Официальные встречи". Выполнить его оказалось непросто и я провела у зеркала больше полутора часов, но осталась собой недовольна: и долго и незатейливо. Костюм к новому "лицу" выбрался полегче и смотрелась я в нём вполне прилично. Это смягчило моё недовольство. Одевалась быстро, не особенно комплексуя по поводу чужой одежды и белья.
  Уже полностью собравшись и разглядывая себя в большое зеркало в холле, я остановилась: неужели бы она поехала туда одна, без сопровождения, кто-то же должен быть с ней? Подружка, секретарь или кто-то из приглашающих, кто? Я уставилась в зеркало и спрашивала себя - как мне явиться в незнакомое место по приглашению и не обнаружить своего самозванства? Откуда-то выплыло облако неуверенности и я разозлилась на себя. Чтобы занять себя и не маяться от неопределённости, я внимательно изучила карту города и наметила маршрут, чтобы не сбиться и не заблудиться. Остальное - приложится на месте и определится обстоятельствами. Потом для страховки решила взять карту с собой в машину. На стоянке дежурные уже сменились, я сказала, что мне нужно быть на встречу со зрителями.
  • - Анна Николаевна, Вас надо сопровождать? - спросил один из дежурных. По его тону я решила, что они это делали не однажды, и утвердительно кивнула. У меня прямо гора с плеч свалилась, но я уже была в роли и эмоции такого плана для меня просто не существовали.
  • - Эдька! - крикнул он напарнику. - Машину Каминской на выезд, я пошёл надевать бабочку!
  • Так решились ещё одни сомнения. Эдька подогнал машину, переставляя их из ряда в ряд и не закрывая дверцы. Когда он подогнал мой "Порш", я уселась на заднее сидение и посмотрела на водителя, он был немолод, этот Эдька, его руки уверенно лежали на баранке и уважительно перебирали кожаные накладки на ней. Он улыбнулся мне и сказал:
  • - Что-то сегодня Вы не как всегда, случилось что?
  • - А какая я всегда? - нарочито и чуть кокетливо пропела уроженка Пензенской области, переехавшая в Тверь.
  • - Твёрдая, деловая и всегда на высоте десять тысяч, а сегодня будто приболели малость, даже бортовые номера видно.
  • - А вы наблюдательны и проницательны! - улыбнулась я его откровенности. Он тут же ответил, довольно мягко и доброжелательно:
  • - Работа такая, всё замечать. Встреча там, куда Вы едете, надолго?
  • Я пожала плечами.
  • - Виктору надо на электричку поспеть, - пояснил он, - в половине двенадцатого последняя.
  • Я прикинула для себя весь вероятный ход предстоящей встречи и решила, что всё в моих руках.
  • - Успеет, - сказала я. А для себя подумала, что моя тёзка в их глазах совсем не та, что знакома мне.
  • Подошёл Виктор, он приоделся и выглядел, как денди: с бабочкой, в приличном костюме и лаковых туфлях, я решила, что это дежурная одежда и отметила, что держится он в ней привычно и свободно.
  Пока всё катилось само собой и мне нужно вовремя переставлять собственные ножки и не застревать в автоматических дверях. Не следовало и торопиться: в её жизни всё отмерено и расписано, а раз так, то в этом должен быть элементарный порядок и простая процедура, рутинная процедура и здравый смысл. Если не делать суетливых движений, то очередной шаг сам объявит о себе. И я последовала этой истине.
  Виктор сел за руль и мы тронулись. Я была рада, что не придётся следить за названиями улиц, которые вечером видны не везде. Он не навязывался с разговорами и чётко держал дистанцию. Когда мы приехали на место, Виктор превратился в сопровождающее лицо очень важной дамы и сделал всё, чтобы на неё обратили внимание и очень зауважали. Видимо, делал это неоднократно и приёмы усвоил хорошо. Разумеется, Каминская не могла идти, будто домохозяйка или рядовая профессорша этого вуза, ходить, как Каминская, я научилась ещё к визиту на телевидение Твери, а теперь только закреплялась на занятом плацдарме. В таком наряде и с фирменной походкой кинозвезды я прошла по этому храму науки под очень внимательными взорами местных обитателей, шёпот и негромкие возгласы: "Смотри, вон Каминская!" меня окончательно согрели и привели в рабочее состояние. Виктор периодически оглядывался на меня, я поняла, что ему нравится быть моим визави и всё это он слышал, видел и испытывал неоднократно и в этом было больше обычного уважения, чем желания приобщиться. Только тут я в полной мере осознала, в чью шкуру влезла и внутренне подобралась. Осознание этого возвысило меня в собственных глазах и мой шаг стал и твёрже и свободней. На одном из поворотов я с благодарностью взглянула на Виктора и он ответно улыбнулся только мне, а, отвернувшись, натянул на своё лицо зверское выражение жестокого самурая, готового уложить на паркет любого, кто ему покажется подозрительным. Когда я подумала об этом, представляя интеллигентную публику, лежащей лицом вниз и испуганно выполняющую команду моего визави, то невольно улыбнулась.
  Вскоре мы пришли к главному входу, нас ждали и провели в какие-то апартаменты. В просторном кабинете встретил ректор и ещё парочка важных особ, после светских любезностей они изложили основное о сегодняшнем вечере. Оказывается, это был традиционный бомонд для местных ветеранов, я здесь бывала неоднократно и всем понравилась, потому приглашения стали повторяться и я бывала почти всегда, если в это время находилась в городе.
  - Как мило, - подумала я, - тебе заранее рады и улыбаются изо всех сил, безразличных нет по определению, от такого даже у безголосого появится талант к тирольскому пению. Ну и, естественно, у меня уже должны появиться симпатии и антипатии, с кем-то, наверное, и перезваниваюсь. Вот сейчас кто-то из них подойдёт и скажет:
  - Мы с вами собирались за грибами с утра в субботу, а вы не явились, хоть и обещали? Может это Зойка напутала?
  Могло быть в этом роде, что угодно. Я внутренне ухмыльнулась и вернулась к поднебесной роли. Там было безопасно.
   Люди подходили, и, улыбаясь изо всех сил, чтоб не дать петуха, выливали ушаты комплиментов по поводу моей формы, я делала вид, что для меня это неважно, хоть и приятно - грубо говоря, отгородилась.
  Якжина и Боровая уже были где-то здесь, ходили по кабинетам и разглядывали прелестные образчики из кладовых всех золотых, медных и платиновых гор. Кое-что из этого эксклюзива, вероятно, уже покоилось в дамских сумочках, мне тоже предлагали взглянуть на коллекцию, но я, поразмыслив над увиденным, решила, что в очередь становиться не буду, поскольку обладаю правом сеньора грабить самую верхушку, а дружить с простой публикой. Всё же Якжина и Боровая - не мой уровень, об этом ни в коем случае забывать не следует, иначе выйдет незадача. Я чуть заметно улыбнулась шутке кого-то из академического начальника о вассалах и их гостеприимстве за чужой счёт и шутливо отмахнулась, сказав, что главное - это общение, именно там я черпаю материал для творчества, увидеть чьё-то выразительное лицо другой раз стоит года жизни, а остальное не важно.
  - А у геологов лица через одно особенные! - уронили легонько и ненавязчиво мои прелестные губы, над которыми пришлось хорошенько поработать. И я не сделала и шага к витринам с самоцветами, ограничившись осмотром картин и больших экспонатов, которые имели совершенно определённый статус - это было место для публичного раскуривания трубки с фимиамом. Хозяева не смели приближаться ко мне ближе двух метров, поэтому даже лёгкая улыбка работала на всех, а не только близ стоящих. Это была домашняя заготовка и она отлично сработала. Мои коллеги вида не подали, но я уловила их реакцию. Гости же убедились в том, что звезда и в самом деле настоящая - светит и слепит, но холодна до дрожи во всех членах. Таких поднебесных леди побаиваются и уважают. Макияж помогал быть в образе и удерживать нужную дистанцию - я чувствовала себя, будто за защитным экраном, невидимым для остальных, и интригующим вокалом только добавляла кое-что к зрительному образу.
  Нас пригласили в просторный конференц-зал, где стояли столики, рассадили по одной на видных местах и действо началось. Я проследила, чтобы Виктор был рядом, это сделали тут же, глядя на него, я ориентировалась: то ли, так ли делаю - на его лице всё было выражено недвусмысленно и непосредственно. Я поняла, что у него сложилось с Каминской нечто своё, он не был ни отчуждённым, ни далёким от неё, я была его сегодняшней партнёршей по давнему ритуалу, что в него входило, я могла только догадываться. Именно это, знакомое ему, лицо Каминская надевала на себя, выходя на публику общаться без посредников, камер и микрофонов. Оно у неё считалось - "набором No1". А было их около трёх десятков с макияжем и причёсками, графа "одежда" значилась особым разделом и там вообще можно писать роман с продолжением. Куда там Дюма, Жорж Санд или Бальзаку! Но я отвлеклась.
  Началось с того, что никакой программы, никаких ведущих, а интеллектуальный шведский стол: кто хочет повеселить публику, тот это делает сам и без принуждения, кто желает выдавить из гостей слезу, гомерический хохот или состояние элегической грусти - пусть только попробует! А публика, она очень отзывчива и цивилизована, так вот - эта публика не пропустит их без надлежащей реакции. Что-то подобное мне видеть доводилось и я уже расставила в себе домашние заготовки.
  - Только, чур - не я первая!
  Первыми оказались хозяева, они быстро разогрели коллег и прошлись по горнорудным делам в историческом аспекте и в доступной форме. В какой-то момент, почуяв настроение, Боровая взяла гитару и хорошим сопрано с точным попаданием в ноты спела очень приличный романс, потом ещё и ещё, она очень нравилась хозяевам, это была откатанная программа, чуть позже Якжина прочитала из Шекспира, здорово прочитала, без театральности, но с глубоким пониманием нерва минуты и сути текста. Такие вещи с большой эстрады или многосотенному залу не исполняют, они очень камерны и Якжина чуть не половину своего запала позаимствовала из затаённой реакции слушателей, эту связку слушатель-чтец она использовала просто здорово и я с удовольствием ей подыграла по завершении последней фразы, восторженно издав цивилизованные эмоции.
  Я приготовила лирику моего мужа, он писал очень недурные стихи ещё в студенческие времена, постепенно мастерство его выросло настолько, что он мог легко и с удовольствием разыгрывать меня, выдавая свои вирши за переводы какого-нибудь знаменитого классика. Особенно ему удавались "переводы" неизвестных баллад Бёрнса и Байрона, чуть хуже Китс и Рембо и совсем не мог он вписаться в точный метроном таланта Джона Дона. Такие у него были замашки - на меньшее он просто не соглашался. И я не однажды попадалась на удочку, хотя изучила мужние шуточки, знала его самого и чувствовала, когда он врёт, каким-то внутренним чутьём. Но это по быту и вообще по жизни. В стихах же он был неуловим и становился каким-то другим, это был незнакомец, таинственный незнакомец. Мне нравилось у него почти всё, особенно баллады и песни.
  Я прочитала его историю о Молли Флэндерс, она известна, как исторический персонаж и у Бёрнса о ней тоже кое-что было. Но стихи моего мужа - это нечто, он откровеннее и сюжетно поинтереснее, чем первоисточник. Я закончила первую балладу, она понравилась, это было видно по неровному дыханию, чувственным движениям головы, общему отзыву на всё это и самого тела и рук, а так же блестящим глазам мужчин и повлажневшим у женщин. Стихи и вправду хороши и ничего, что они местного разлива, глаза не врут и их не заставишь улыбаться, я видела, что им хорошо и не заставила себя упрашивать. Я читала самые разные творения своего мужа и видела, что пишет он здорово не только на мой взгляд - он нравился и этим видавшим виды людям науки, которые и сами-то сплошь и рядом поэты и художники - мне показывали их творчество в большом холле на одной из кафедр.
  Я остановилась и прикрутила краник у своего фонтана.
  Мне было интересно наблюдать за Виктором, он совсем не походил на парня из предместья, который стесняется происхождения и манер, по капризу властолюбивой дамочки попав в общество интеллектуалов. Когда я наклонилась к нему, чтобы он добавил отменных грибков из большого блюда, он спросил меня, почему я не читала Байрона и Бёрнса прежде. Я ответила в том духе, что он ещё много чего про меня не знает, женщины - создания неисчерпаемые и непрогнозируемые, что может им понравиться через минуту, они и сами не знают. Он одобрительно кивнул и больше за своей тарелкой я не следила, он всё делал незаметно и быстро. Потом играла музыка, мы танцевали, Якжина была бесподобна, у неё здесь нашёлся постоянный партнёр, с которым она выдала такой тур вальса, что все следили за ними, как за фирменным концертным номером. Я не знала, есть ли у меня тут кто-то постоянный и на всякий случай поглядывала на Виктора, но он никак не реагировал на танцы, значит не он, решила я.
  Ко мне подошёл пожилой мужчина, поздоровался, будто мы знакомы, и вежливо, но не церемонно, пригласил на первый для меня танец, это было танго. Он хорошо танцевал, я была послушна и не более, блистали Якжина с Боровой. Их партнёры были очень хороши. Я с партнёром быстро нашла нужный тон и он постарался обойтись без дежурных сантиментов, мы обсуждали новую литературу и кино. Он оказался вполне просвещённым и владел материалом из первых рук. О чём они раньше беседовали с Каминской, я не представляла и поэтому особенно не раскрывалась, будучи в образе всё той же недоступной звезды. Я вежливо улыбалась, отвечала после небольшой паузы и приподнимала его до своего уровня. Он всё понял и оценил. Потом он постарался нарушить привычную очередь, которую устроили к нам хозяева, и стремился танцевать только со мной. Было в его непоказной верности что-то, внушающее уважение, и я им прониклась взаимно.
  Хозяева вечера не перебивали друг друга, что нередко для околонаучной публики, не сбивались на дилетантский пафос, анекдоты рассказывали, как заправские мастера, выдерживая нужные паузы и делая удачные акценты или умолчания, если что-то на женское ухо не рассчитано.
  Я была внешне спокойна, поскольку в принятом ритме вечера гибельные сюрпризы пока отсутствовали, однако не переставала следить за собой и окружающими, корректируя собственные слова и движения. И, как мне казалось, никто ничего не замечал. Подмены как будто и не было, не зря, видно, Каминская решилась на такой шаг. Потом были и чтение, и пение, и танцы. Выступить с танцевальной миниатюрой я не решилась, хотя в общем была готова, если бы обстоятельства заставили. Был с нами интересный гитарист, который в аккомпанемент играл что угодно с листа. Я не знала, пела ли Каминская здесь в его сопровождении и зябко поджидала момента истины, чтобы не попасть впросак. И он наступил.
  • - А теперь Анна Николаевна споёт свою коронную арию! - провозгласил хозяин вечера и завершил тираду традиционным:
  • - Просим, просим! - все присоединились к нему и зааплодировали. Можно бы провалиться сквозь землю, чтобы в её недрах отыскать эту любимую арию, но чудес не бывает и пришлось выпутываться самой. Я знаком пригласила гитариста к себе и немного пошепталась. Он был само внимание и понимание: настроился под меня и я стала петь одну из забытых песен про дальнюю дорогу, мы с мужем изредка на семейных посиделках пели её в два голоса, она вышибала слезу даже у моих детей, весьма продвинутых и незакомплексованных на старинных русских традициях. Гитарист подпевал повторы в припевах и это у него получалось очень даже легко, он, по его словам, эту песню знал неплохо ещё из своей молодости и здорово мне помог. Когда я закончила и перевела дыхание, то на меня смотрели в ожидании продолжения вокала - номера здесь были двойными у всех. Если бы я знала, что дело обернётся таким образом, то сразу предупредила бы, что не в голосе, но подостлать соломки наперёд не удалось и вот я вновь лихорадочно придумывала, что бы такое спеть ещё и не выдать себя. Гитарист выжидающе наигрывал что-то ритмичное и с пониманием поглядывал на меня, а я придумывала.
  • В одном из фильмов за кадром звучала песня, а по пустынному бульвару брела героиня Каминской, она погружена в себя, а музыка играла на этот длинный и психологически очень значимый проход. Песня была хорошей, но забытой. В ходе изучения бытия Каминской я проштудировала все её фильмы и знала все реплики, эта песня мне очень понравилась и я её тоже выучила. Теперь она оказалась очень даже к месту. Там есть ритмическая основа и музыкальная часть публики подстукивала ложками в такт гитаристу. Песня тоже понравилась, конечно, им хотелось ещё и ещё, но я была действительно не в голосе - волнение одолевало иногда до спазмов в дыхании.
  Вечер вскоре подошёл к концу и нас под белы рученьки повели одеваться. Виктор, выжидающе поглядывал на меня, я распрощалась с коллегами и мы с ним вышли в большой холл, нас встретил один из хозяев и вручил коробочку. Я посмотрела на него, он сказал:
  • - Вы всегда блистательны, Анна Николаевна, но сегодня были и невероятно теплы. Как бы в продолжение этой темы вот этот костёр у реки.
  • И я открыла её, эту коробочку. Там была тщательно отполированная композиция из камня, без ретуши и вмешательства человека в сюжет, созданный природой. Она была очень хороша, это напоминало костёр у реки, где-то в горах. Какой это камень, я не знала и не представляла, понимает ли толк в этом сама Каминская, поэтому ничего не спросила о нём. Я просто притянула мужчину к себе и поцеловала в обе щёки, что-то сказать я просто не силах, всё написано в моих глазах и он приложился к моей руке. Потом мы расстались. Виктор забрал коробочку из моих рук и я осталась только со своей дамской сумочкой, привычной для Каминской и её окружения.
  
  
   День первый - Сотников
  
  Когда машина вывернула на улицу и мы проехали полквартала, я увидела на остановке того пожилого мужчину, моего верного партнёра. Взглянув на часы, время у нас ещё было, я сказала Виктору:
  • - Подбросим его домой, троллейбусы теперь ходят нечасто, может, ему и надо только до метро!
  • Виктор кивнул и мы притормозили у остановки. Мужчина не сразу понял, в чём дело, узнав же нас, сильно обрадовался. Как я заметила, положительно отреагировал на мой каприз и Виктор.
  • - Надо же - в машине с самой Каминской! - в его тоне не было ни заискивания, ни слащавости, только - естественность и непринуждённость, он радовался жизни и не зудел о потёртом седле и мизерной пенсии. За весь вечер я не услышала от него ничего занудливого: речь шла о моих ролях и о том, как я над ними работала, ну и другом, для души и сердца. Ему интересно слушать о работе других потому, что любил свою собственную. Мы говорили о драматургии, литературе, музыке, он был очень начитан и мог цитировать не только стихи, но кое-что из прозы, я по стилю узнавала то, что ранее читала сама и думала, что он меня не разыгрывает, не в пример мне со стихами мужа.
  • - Я живу недалеко, - сказал он и показал, как подъехать к его дому. Я смотрела через зеркальце на Виктора, он был доброжелателен и поддерживал беседу с Григорием Ефимовичем, так звали нашего ветерана геологии, периодически оборачиваясь к нам. Вскоре мы въехали в старый московский дворик без уродин-гаражей с деревьями, кустами, песочницами и столиками для домино. Григорий Ефимович сказал:
  • - Если не очень торопитесь, то можно чайку, он у меня особенный, целебный! Соглашайтесь, не прогадаете! Ну, как?
  • Я посмотрела на Виктора - это ему надо на электричку. Он обернулся и я увидела его глаза - если мне нужно пообщаться с Григорием Ефимовичем, чтобы зачерпнуть чужой энергетики, тепла и заглянуть в чужие тайники, которые иногда открываются случайным людям, то я без сомнений могла это делать, он готов на жертвы. Но сегодня мне жертвы не нужны.
  • - Ты можешь уехать на машине и оставить её где-нибудь у вокзала, я на такси подъеду и заберу её! - предложила я, загадав для себя, что он ни за что не согласится на это.
  • - Если вы хотите, чтобы машину не угнали, не сняли с неё чего-нибудь, не оставляйте без присмотра даже ненадолго, особенно такую красавицу! - был его ответ. - Не беспокойтесь, я буду с вами до конца.
  • И мы вошли в дом. Правда, Виктор, не спускал глаз из окна на первом этаже, поглядывая на пресловутую красавицу.
  • Я уже стала догадываться, что наш гостеприимный хозяин хочет со мной чем-то поделиться, это чувствовалось по тому, как он выжидающе поглядывал на меня, так и не решаясь на что-то. Было видно, с Каминской он общается давно, он что-то напоминал из минувших разговоров и я делала вид, что забыла и он прощал женскую рассеянность и забывчивость и напоминал мною забытое. Получалось очень мило. Я решила подтолкнуть его к откровенности о нём самом, теперь его очередь.
  • - Наверное, у вас было много чего, что можно было бы и в святцы, я не ошибаюсь?
  • Он ответил не сразу, всё никак не решаясь, но я так ободряюще ему улыбалась, это была всё-таки чистая и непосредственная Неустроева, а не холодная стерва Каминская и он не устоял.
  • - Давно это было, я первый год работал после института, ну и меня, как молодого, определили на дальний участок документировать канавы и штольню. Мы жили в балке вместе с геологом постарше меня, он периодически выезжал на базу экспедиции погулять, недельку попить водочки, а потом возвращался назад и так ежемесячно. Завелась у него зазноба на почте, он там газеты и журналы покупал, поначалу он стеснялся, а потом, наконец, решился, разговорился с ней и изредка стал провожать домой. Она была очень начитанной девушкой, скромной и спокойной, улыбка у неё была, по его словам, закачаешься. Решил он написать ей стихи. Долго мурыжил бумагу, подбирал слова, потом показал мне, чтобы я подправил его нескладушки. Правил я, правил, дело кончилось тем, что от его строк ничего, кроме названия, не осталось. Показал ему, думал, что он смутится и откажется от моих виршей, но он так обрадовался, что тут же переписал собственноручно и с первой же почтой отправил в посёлок. Волновались мы оба, я - за свою стихотворческую затею, а он за приписку прозой.
  • Когда пришёл первый борт с почтой, ему ничего не было. Мы решили, что она просто не знала с кем отправлять, мы вместе были гораздо бойчее, чем по отдельности, поэтому набрались наглости и по связи передали радисту в экспедиции, чтобы он зашёл на почту за ответом. Через неделю нам сообщили, что конверт уже лежит на экспедиционной радиостанции и моему приятелю надо бы выкуп готовить, а то, мол, не дойдёт письмецо до адресата. Надо ли говорить, как мы его ждали. И опять же, каждый своего: я - оценки творчества, а он - взаимности. На волне душевного подъёма он подогнал всю документацию в чистовике до самого предела, а потом и вообще перешёл на чистовой вариант. Я в геологии делал только первые практические шаги, поэтому просто набирался опыта, обучался хитростям и приёмам, с которыми в ВУЗе не знакомят.
  Поначалу мне на участке было тоскливо: одни мужики, грубые шутки и подначки, которые хоть и были по безобидны, но как-то ожесточали и огрубляли душу. Женщин на участке не было с самого лета, когда полевые отряды сезон закончили, а остались только стационарные, сугубо мужские по составу. О своих жёнах мужики не особенно распространялись и иногда мне казалось, что они вообще не могут обходиться без матершины. В такой ситуации забрезживший роман приятеля и косвенная моя причастность к нему сглаживала и смягчала положение.
  Когда пришёл следующий борт, письмо Лёшке, так звали моего соседа по балку, несли всей вахтой и была у него цена повыше, чем у ожидаемых обычно гостинцев и передачек от жён и близких. Лёшка и сплясал, и на брюхе прополз от балка до столовой, и пел лазаря перед пробщиком за то, что заставил его вторично переопробовать забой. Он был добр и щедр. Наконец, письмо оказалось у него в руках и разошедшаяся в безнаказанности публика пожелала услышать его содержание, но ветер уже переменился и мы вместе отшили любителей дармовщины. Я задержался в столовой, там сегодня были любимые мною блины с брусничным джемом и чай. В поле нет ничего приятнее минут в столовой в обстановке грандиозного бич-клуба и хорошего чая с сигаретой. В общем, я остался там, а Лёшка вернулся в балок, там он был наедине с письмом.
  Его не было порядком, заскучавшие в непривычной трезвости после запойных отгулов мужики извелись на остроты и подначки по поводу вероятного содержания письма. В вертолёт ни пьяных, ни поддатых экипаж не брал как из принципа, так и по указанию экспедиционного начальства, чтобы потом нарушителей держать на крючке - это обычный приём. Наконец, явился мой приятель, он, верно, выучил письмо наизусть и вольно цитировал некоторые строки в пику острякам из числа столовской братии. По его тону я понял, что стихи приняты хорошо и у меня отлегло от сердца, я тоже разулыбался, будто письмо пришло в мой адрес.
  Когда мы остались одни, Лёшка сказал, что Лене очень понравились стихи и она просит прислать ещё. Так мы в две руки водили её за нос довольно долго, пока Лёшка не сообразил, что с хлестаковщиной пора кончать. Мы потихоньку сводили долю поэзии на нет, он раз в месяц летал в посёлок, встречался с Леной и со временем стихами мы совсем перестали заниматься. Потом прошёл полевой сезон, я был уже на маршрутных работах, это повышало мой производственный и социальный статус и впервые за полтора года выехал в посёлок. Надо было защищать полевые материалы. Лёшка тоже выехал на базу экспедиции и после ноябрьских праздников пригласил меня на свадьбу. Я решил сделать им своеобразный подарок и пошёл взглянуть на Лену, чтобы сличить Лёшкины хвалебные гимны с натурой. Идти с Лёшкой было неудобно и я инкогнито заявился на почту сам.
  Она оказалась очень приятной девушкой с интеллигентными чертами лица и выразительными глазами, мне даже показалось, что она как-то по-особому на меня взглянула, когда я покупал журналы и газеты. Их присылали в посёлок понемногу, экземпляров, этак, пять-десять, не более, удавалось купить их не каждому, но мне почему-то достался весь набор из дефицитных "Недели", "Смены", "Юности" и "Иностранной литературы". Я не стал фиксировать на себе внимание и заговаривать, расплатился и тут же выскочил на улицу. Там свистело так, что я чуть не лишился своей добычи. Дома я отложил почту в сторону и стал разбирать свои впечатления от невесты приятеля. Она выглядела совсем не такой, какую рисовал восторженный поклонник. Странно, подумалось мне: как будто я и не слышал описаний этой девушки из уст Лёшки, и не писал его со слов посвящений с описаниями её прелестей. Это сейчас я так спокойно говорю, а тогда я был просто ошеломлён несоответствием реалий и нарисованного мне образа. Я это списал на особое Лёшкино восприятие и решил компенсировать свой промах, сочинив ей посвящение к замужеству.
  Пока не было Лёшки, я начал вступление, легко находилась рифма, удачно получался нужный для каждой мысли ритм и так разошёлся, что к его приходу не только закончил, но и подправил своё, теперь уже сугубо авторское, творение. Я не стал ничего ему говорить, решив пока поразмыслить, нужно ли его вообще показывать невесте. Хорошенько подумав, я решил, что она так хороша, что заслуживает и не такого - это мне далось непросто, но, решив, я уже не уклонялся.
  Приготовления к свадьбе в геологических партиях - это дело общественное и семейное одновременно. Мы всей партией готовили подарки, оформляли красный уголок в общаге, договорились в профкоме, чтобы на первое время молодожёнам выделили отдельную комнату. Нашли туда мебель, с этим на Севере очень туго, но кое-что сделали сами, кое-что подарили семейные, в общем, к свадьбе всё было, как у людей. Я не забывал о своём посвящении невесте, но не мог решиться на что-то определённое и обратился к одной даме, которую очень уважал и ценил не только за то, что она была классным, я бы даже сказал, уникальным специалистом по минералогии золоторудных месторождений, но и очень хорошим отзывчивым человеком. Я годился ей в сыновья, но она относилась ко мне, как знающая себе цену женщина к взрослому и самостоятельному мужчине. Я выложил ей всё без утайки, она внимательно выслушала, задала несколько вопросов и предложила дописать к моему опусу такое же посвящение для жениха. Я прикинул свои возможности и признался, что для него я равноценную вещь не напишу. Она улыбнулась своим мыслям и сказала:
  • - Гриша, не печалься, будет тебе дописка, давай свой опус! Так решился мой злополучный манёвр с посвящением.
  Свадьба была отменная, я был на такой впервые и смотрел на молодых, на гостей, на вальяжное начальство и витал в облаках безмятежности. Всё было, как бывает на свадьбах без многочисленных родственников: вскоре кое-кто валялся под столом, кто-то выяснял отношения, а большая часть гостей, оставшихся в некотором сознании, вела разговоры о геологии. Это, как и у шоферов, такие же болячки. Невеста была самой желанной партнёршей, её приглашали все: уж очень она была красива, непередаваемо тонка, изящна и элегантна, было в ней что-то возвышенное, порой мне казалось, что каприз судьбы-индейки забросил это небесное создание сюда и она, глядя на окружающий мир, не могла поверить, что жизнь в этих местах и есть её истинное предназначение. Мне казалось, что её обманули и заманили в ловушку и я в этом грязном деле принимал самое активное участие. Мне от этих мыслей стало так плохо, что я потерял над собой контроль и напился в стельку. Потом отходил несколько дней и к молодожёнам идти после всего было и неудобно и стыдно, особенно перед Леной.
  С первой же вахтой я уехал на участок и пробыл там до весны, так и не встретившись с молодыми. Весной приехали полевики-сезонщики, о Лёшке, которого перевели в другую партию, на участке вспоминали недолго, а по окончании полевого сезона я приехал в посёлок, меня готовили в маленькое начальство. Пока был там, несколько раз встречался с Лёшкой, Лена родила дочку, он был весь в заботах, но чего-то недоговаривал. Я не стал настаивать, да и неудобно мне, молодому да зелёному, лезть в душу к нему, который отслужил в армии, а после этого ещё и закончил институт.
  Как-то я освободился от работы и пришёл в общежитие посреди рабочего дня. Когда я проходил мимо общей кухни, увидел там Лену, она стирала детское. Мы поздоровались и я пошёл к себе. Я боялся встречи с ней. Мой новый сосед улетел на вахту, было непривычно тихо и уютно и я принялся за личные дела, скопилось много ненаписанных писем, ремонта одежды и других рутинных хлопот, я сел у окна, включил магнитофон и для фона поставил новый альбом "Квин", занявшись домашними заботами. Из-за музыки я не услышал, когда вошла Лена, она тихонько села на соседнюю кровать и ждала, когда я подниму голову. Когда я её увидел, то, наверное, был настолько удивлён, что она в ответ мягко улыбнулась и успокоила меня.
  Она ещё ничего не сказала, только посмотрела, а я был в её руках.
  • - Почему не заходишь, Гриша, меня стесняешься, да? - спросила она. А я так и не мог отойти от её очарования и своей беспомощности и беззащитности перед ней. Несмотря на молодость, я понимал, насколько это опасно.
  • - Да как-то неудобно, у вас и так там и заботы и тесно, ребёнок маленький, он то спит, то кричит, у моей сестры такое было, когда они с мужем жили у нас. Им было не до гостей, только и радости, что самим на часок-другой сбегать в кино, пока Санечка спит.
  • - Мы тебе рады всегда, Гриша, ты у нас самый желанный гость. Не забывай нас, приходи! - сказала она, но не поднялась и не ушла, ожидая чего-то. Я же сидел, как пень и не смог ни сказать чего-то путёвого, ни поднять глаз на Лену. Она подождала ещё немного, вздохнула и встала с кровати. Отошла к окну и ненадолго остановилась там, что-то высматривая на улице. Посмотреть на неё даже в таком положении я в ту минуту просто не мог. Думаю, она хорошо прочувствовала моё состояние и сама повернулась ко мне. А я уткнулся в бумаги. Она попрощалась и вышла. А я всё молчал и не понимал, почему.
  • К ним я заходил очень редко, Лёшка тоже был весь в семейных делах и в мои холостяцкие хоромы его не очень тянуло, чаще забегала сама Лена. Она таки смогла меня растормошить и вывести из былого оцепенения перед собой. И мы стали друзьями. Потом им дали квартиру и они переехали на другой конец посёлка. Лена оказалась очень хорошей хозяйкой, в её доме царили чистота и уют и до того мне было приятно видеть её в этом домашнем интерьере, что как-то я написал балладу про домашнюю нимфу и подарил ей, когда она была беременна во второй раз.
  После рождения сына Лёшка был сам король и банкир своего счастья. Он всем говорил, что доведёт численность потомства до пятерых и после этого переедет на материк. Я стал бывать у них чаще, но та оторопь, которая охватила меня в первый раз на почте, так и не проходила. Лена подговаривала меня тоже жениться, чтобы мы дружили домами. Лёшка обнимал счастливую Лену и довольно похохатывал.
  Однажды он поехал на рыбалку и не вернулся. Лодку потом нашли в заломе с пробитым дном, а его нет. Случай был бытовой, за его гибель Лене никаких компенсаций и пособий не полагалось и она осталась без гроша и без кормильца. Она шила на дому, чтобы быть с детьми и заработать на жизнь. Я стал бывать у них достаточно часто, взял на себя абсолютно все обязанности по - хозяйству, которое на Севере требовало мужской руки, приносил гостинцы ребятишкам и о ней не забывал тоже, всякие знаки внимания оказывал, но она была очень гордой женщиной и от серьёзных подарков отказывалась. Как-то она сказала, что по весне уедет на материк, надо приготовить вещи для погрузки в контейнер, и спросила, помогу ли я ей до отъезда в поле.
  Я удивился, мне казалось, что мы начали как-то медленно, но верно идти на сближение и это её внезапное и непонятное решение поставило меня в тупик.
  • - К кому ты поедешь, кто тебя ждёт с таким багажом, здесь же все знают, да и деток на ноги тут легче поставить, - сказал я Лене. Но она покачала головой, без эмоций, спокойно и посмотрела мне в глаза. Они были такими пронзительными, что мне стало не по себе, былое ощущение вины опять всплыло и я замолчал, не зная, что сказать. Нет, я знал, но не мог! Её глаза были очень выразительны, в них было столько боли, что я не удержался и ляпнул:
  • - Не уезжай, не надо, мы будем вместе и всё у нас наладится!
  • - Нет, Гриша, теперь уже поздно. Теперь ничего не наладится! Спасибо за предложение, я давно его ждала, но теперь ничего не изменить, слишком поздно, слишком!
  Что было в её глазах, я описать не смогу, но взглянув туда, я отбросил всякие надежды и просто спросил, как спрашивают время у случайного прохожего:
  • - А когда было в самый раз?
  • - А ты как думаешь? - с горечью уронила Лена и поднялась. - Теперь уходи и постарайся пару недель не появляться, потом начнём собирать вещи.
  • Больше мы с ней ни о чём серьёзном не говорили, в условленное время она меня пригласила, зайдя ко мне в комнату. Я предложил выпить, она не отказалась. Посидели, поговорили и после этого пошли к ней. Контейнер собирали молча, дети, будто чувствуя серьёзность момента, были тихими и послушными. Я всё домашнее разобрал, упаковал, уложил и перетащил в контейнер, она больше никого приглашать не хотела, да и ничего особо тяжёлого среди вещей не было. Потом я уехал на весновку и больше её не видел. Осенью от Лены пришло известие, что она устроилась хорошо, живёт у сестры. В конверте, перевязанные ниткой, лежали листочки с моими стихами, переписанными её рукой. И среди них на отдельном голубоватом листке было то свадебное посвящение, которое мы с моей знакомой писали вдвоём, но переписана только моя часть. И я понял, что она всё знала с самого начала и надеялась, что я догадаюсь об этом и сделаю ответный шаг. Но, к сожалению, я был молод, очень незрел и глуп, тогда мне было многое неизвестно, как и то, что такие женщины, как Лена, нуждаются в настоящих, а не рефлексирующих мужчинах.
  Я иногда пытаюсь вернуть себя назад и пробую переиграть, я перебираю все варианты и всегда возвращаюсь на тот же путь, где не получилось. Значит - не судьба!
  Он не был сокрушён, этот мужчина, который понимал, что именно потерял, он говорил о себе, как о ком-то постороннем и для посторонних, в нём чувствовалась жилка опытного педагога. Я взглянула на Виктора, он не осуждал и не одобрял его откровенность, он был погружён в самого себя и это было важнее, чем оценка чужих поступков. Я чувствовала себя хорошо рядом с Григорием Ефимовичем, который стал настоящим мужчиной, несмотря на возраст, быть за его спиной надёжно и спокойно - это я поняла ещё на вечере в институте. А дома он приоткрыл свои слабости и ничего не потерял от этого.
  • - Я не утомил вас? - спросил он. Виктор встал и пожал его руку:
  • - Всё в порядке, отец!
  • Он сказал то, что я никак не могла найти, копаясь в собственных проблемах и закорючинах. Мы ещё немного посидели, посмотрели камешки, собранные со всего света, полистали альбомы с фотографиями из полевой жизни и стали собираться. Я боялась выделить что-то своим особым вниманием, понимая, что хозяин тут же эту вещь подарит, поэтому похвалила всё оптом. Но он был не так прост и мою уловку раскусил мгновенно, когда он посмотрел на меня, стало ясно, что меня поймали на детской лжи и тут же призналась в грехе. Он всё понимал, нечасто встретишь человека, которому не надо объяснять и растолковывать. Я откровенно и одобрительно улыбнулась, есть у меня в заначке такая улыбка, перед ней ещё никто не устоял. Он тоже. Он расплылся в ответной улыбке, всё прощая, потом взял с полки кусок кварца в виде друзы и подал мне.
  • - С виду не очень, правда? - сказал он, наклоняя мою голову в центр этой природной композиции. Я кивнула и он ткнул меня в то, чего я поначалу не заметила. Это небольшая отчётливо огранённая, похожая на пятиконечную снежинку, золотина, она была настоящей, даже я это поняла. - Эта золотина из Южной Африки, она помнит то, что было 600-800 миллионов лет назад, тогда ещё жизнь на планете была только в море в виде водорослей и небольших примитивных организмов. Она выросла в этой раковине из горного хрусталя, проделав долгий путь из самого центра Земли, её несло потоками плазмы и магмы, связи самых невероятных видов опутывали её и несли по глубинам нашей планеты, она преодолела несколько тысяч километров, побывала в самых немыслимых браках и альянсах, вынесла массу драматических разводов и явилась к нам свободной, прекрасной и неповторимой, - он сделал небольшую паузу и тихо уронил, - как и Вы! Дарю, мне такая красота теперь ни к чему, а вам она будет напоминать о том, что сами мы не всегда можем противиться судьбе. Я этого не смог и вот видите, - он развёл руками, - сам не смог полететь, теперь учу других.
  • Он хитро улыбнулся и поцеловал меня в щеку, я тут же, отбросив протокольные условности, ответила. И сильно-сильно согрелась и возбудилась. Мы вышли в подъезд, было темно, на нашем пути кто-то сопел, но мне уже на всё было плевать. Я была полна таких сильных и глубоких впечатлений, которых не испытывала никогда и суета вокруг ничего не значила. Ни-че-го! Мы прошли мимо сопящих в углу и вышли на улицу, было уже свежо и накрапывало.
  • - Едем домой! - скомандовала я. Когда мы подъезжали к дому, я сказала, что Виктор может переночевать у меня, так будет спокойнее и мне и ему.
  • - Мне, потому что из-за меня ты опоздал на электричку. Позвонишь домой и объяснишь, где находишься, хорошо? - я постаралась придать голосу командную тональность, чтобы он не особенно упирался, я чувствовала, что он в принципе не против, но ... Ох уж это "но"! Однако он не стал спорить и вскоре, поставив машину на стоянку, был у подъезда. Пока он занимался машиной, я прикидывала, что где лежит, чтобы не запутаться в постелях, посуде и прочем в незнакомом доме. Я отвела ему комнату и он стал устраиваться, потом приготовила лёгкий ужин, мы его быстро проглотили, немного поболтали о минувшем дне и впечатлениях, мне было интересно, что он думает обо мне на самом деле и я очень внимательно следила за выражением лица и глазами. Кое-что прояснилось, но я не стала торопить события. Немного почитав, я уснула.
  
   Ночной визитёр, мастер-класс
  
  Проснулась я с большим трудом от переливчатых звонков и грохота в дверь. Спросонья не понимала ничего - кто бы это мог в такую темь так откровенно ломиться? Я подошла к двери и посмотрела в глазок, там стоял какой-то мужчина и крыл меня последними словами. Соседи, наверное, уже проснулись и близки к тому, чтобы вызвать милицию. Ночные разбирательства мне были ни к чему. Я оглянулась и увидела фигуру Виктора, он молча наблюдал за мной: это ко мне ломятся ночью - я должна была явить себя в новом лице. Тот, кто ломился, имел ключи от всех дверей и входной в том числе. Вот только предусмотрительный Виктор передвинул защёлку и замок снаружи не открывался. А так бы он уже был здесь и выяснял, почему в доме незнакомый мужчина.
  Я открыла дверь и он ворвался в квартиру, будто я ничего не весила. Мне это очень не понравилось, я завелась: кто бы он ни был, с таким скандалом ломиться ночью к женщине - это хамство! Виктора он уже увидел и раскрыл рот, чтобы сказать что-то ещё. Но я ему не дала. Размахнувшись левой рукой, она была к нему поближе, влепила крепкую оплеуху, он опешил и я тут же влепила правой. Он заткнулся и смотрел на нас, как на пришельцев с того света. От него несло, как из бочки. Он передохнул пару секунд, стал в состоянии соображать и тут же назвал меня проституткой с двумя дипломами, один на стенке, а другой между ног. Я взвизгнула и ринулась к нему. Виктор перехватил мой порыв и отодвинул за дверь, потом схватил моего гостя за шиворот и выволок на площадку, слегка приблизил к стене и тут же с маху соединил с ней. Тот кучей мятого тряпья сполз на паркет, Виктор сходил на кухню за водой и окатил его. Гость очнулся и зашевелился, из его уст булькало что-то невразумительное. Виктор опять его поднял, прислонил к стене и спросил:
  • - Повторим или ты всё понял? - он не отпускал его, добиваясь осмысленного ответа. Ждать пришлось недолго.
  • - Всё понял, всё, всё, ухожу! Гость сделал было движение.
  • - Ключи! - раздался шёпот у него в голове. Гость порылся в карманах и достал связку. Разобраться с ней оказалось не по силам, но Виктор помог и отправил гостя вниз, дождался, когда хлопнет дверь, после этого пошёл взглянуть в окно. Гость с распахнутым пиджаком, в мокрой рубашке и обвислых штанах, сильно пошатываясь и спотыкаясь, побрёл по улице, потеряв гонор и напыщенность. Он теперь был обычным неудачником, каких, видимо, презирал сам. Я обернулась к Виктору:
  • - Спасибо!
  • - Если бы меня не было, может быть и этой истории и не было? - извинительным тоном ответил он.
  • - Иногда наступает момент, когда из-под маски добропорядочности наружу вылезает мурло. Увидев тебя, этот момент для него наступил и он показал своё мурло! Хватит о нём, давай выпьем для разрядки и спать.
  • Мы отправились в библиотеку или кабинет, не знаю, как назвать комнату с баром и компьютером, и немного выпили, я повнимательнее пригляделась к нему и задумалась, а не спала ли я с ним? Может быть, разок позволила себе под расслабленность, а потом опять - знай, парень, своё место! - А? Такое очень даже могло быть, но проверять эту версию не было сил, я кивнула Виктору и отправилась спать. Спала, как убитая, до самого утра, когда включилась компьютерная программа и разбудила меня. Продрав глаза, которые засыпало колючим песком, я увидела Виктора, он уже оделся и держал поднос с крепким кофе.
  • - Он хороший парень, этот Виктор, а тот, что с ключами - дерьмо! - шевельнулось в голове. Мои мысли сейчас совсем не походили на привычные думы Неустроевой: о мужчинах по утрам я никогда не вспоминала, ни-ко-гда! А сейчас оценивала фигуру стоящего у входа и как бы примеряла к своим фантазиям. Наверное, это причуды Каминской, а чьи же ещё? Тут все вещи навязывали своё, даже подушка вцепилась в меня и не давала моей щеке оторваться от мягкой и податливой поверхности, я коснулась её рукой и ощутила, как она горит, будто после жаркого поцелуя. Но ведь я спала и ничего мне, кажется, не снилось или я трусливо забыла жаркие объятия с кем-то вот в этой постели? Возможно, этот мужчина, что стоит и невинно улыбается, вытворял со мной несусветное и теперь решил возместить утренней любезностью, а?
  • А он был откровенно хорош и улыбка у него была доброй, что бы я с ним не делала во сне или наяву, но под наркозом! После этого мне стало откровенно хорошо и я поняла, что уже нравится участвовать в авантюре, каркас которой заготовила Каминская. В это время противный голос со скрипучими интонациями вопил:
  - Анюта, дрянная девчонка,
  ну, скорее же вставай,
  свои глазки продирай,
  коли будешь так лежать,
  кто же будет уважать?
  Разберут ведь мужиков,
  а оставят дураков,
  шустрые да ушлые:
  глядь - остались тусклые
  и тебе останется
  без усов и глянеца!
  Раздалось однообразное пиликание. Таймер равнодушно отмерял секунды, чтобы включиться в нужное время. От меня ждали ответа и я махнула рукой - плевать мне на таких мужиков, которые так задёшево купились! И натянула одеяло до подбородка, прикидывая, куда бы это можно пристроить такое сокровище, которое стояло, прислонившись к дверному косяку и любовалось моим пробуждением. И вдруг сообразила, что выгляжу настолько соблазнительно, что... и мгновенно возбудилась и испугалась собственных ощущений. В голове одним монтажным куском пронеслись кадры из фильмов Каминской, где она соблазняла и умыкала одним своим видом или неуловимым движением. Зрители и критики потом это обсуждали на все лады, придавая самые несуразные толкования, впадая то в маразм, то в идиотизм, однако рассуждения никак не умеряли тяги посмотреть фильм ещё и прокрутить отдельные места с остановкой и смакованием. Кадр с оголённым плечиком Каминской какой-то шустрый бизнесмен перенёс на лист настенного календаря и он потеснил привычные заморские картинки с совершенно голыми девочками, ни Анна ни авторы фильма не стали с ним судиться, ограничившись обсуждением авторского права в нашей стране. Пиликание прекратилось и противный голос, сменив интонацию, стал меня ласково увещевать: "Да и чёрт с ними, с мужиками, сами прибегут, как только умоемся тёпленькой водичкой, разотрёмся мохнатым полотенцем и примем порцию кое-чего внутрь! Так ведь, моя девочка, сейчас мы потянемся, вот так, вот так, потом зажмурим глазки, улыбнёмся, не торопись, вот так, хорошо, с удовольствием, а теперь быстренько из-под одеяла и под душ! Вот и умничка!".
  - И что же? Я, как умная Маша, конечно, поднялась и щёлкнула по "мышке", программа отключилась: откуда мне знать, что ещё заготовлено автором этого будильника, если не поднимусь, встретилась глазами с Виктором и накинула на себя халатик. Очень развратный халат, если бы на его месте была я сама, то эту стерву растерзала бы тут же на коврике, не снимая брюк и царапая живот и бёдра металлическими пряжками и застёжками. Но он был сама политкорректность и выдержанность, хотя и не очень откровенная. Краем глаза я оценила его реакцию на себя и решила, что этой ночью я с ним точно не спала и это придало уверенности в себе. Я подошла к нему и отхлебнула глоточек кофе, он меня пробудил окончательно, я поставила кофе на поднос, тепло и благодарно улыбнулась мужчине и вышла умываться. Пока я приводила в порядок тело и мысли, телефон начинал трезвонить неоднократно, но я игнорировала всё, что не вписывалось в рутинные действия зрелой и уже достигшей апогея капризности звезды кино и театра. Сначала утренний променад на тренажёрах, потом душ и только после этого мы с Виктором спокойно позавтракали, а уж затем я стала отвечать на звонки. Спокойно и холодно. К тому времени я оказалась в личине Каминской уже окончательно. А там были жёсткие инструкции и я им следовала, для вящей надёжности поглядывая в календарь-поминальник. Но вот прогрохотал звонок и в динамике автоответчика раздался напористый голос с очень знакомыми интонациями и я нажала кнопку приёма.
  - Анна, ты что, ещё спишь? Ну-ка, поживее поднимайся, у нас же сегодня мастер-класс!
  Я заглянула в календарь, там ничего подобного не значилось, полистала его туда-обратно и нашла какой-то мастер-класс, но он значился в конце следующей недели. И ещё я не знала, с кем говорю и насколько могу быть с ней откровенной или лживо-лукавой. Кроме того, на меня смотрел один из преданных поклонников и от того, как я себя поведу в эти мгновения, будет зависеть оставшееся для меня время халифа-на-час. Оно могло закончиться уже сегодня. Я ответила:
  - А ты ничего не перепутала, у меня это чудо обозначено на конец недели?
  Моя собеседница нетерпеливо что-то прошелестела вполголоса и потом сказала:
  - Рядом со мной Долева, она говорила с тобой позавчера и ты кивнула, мол, приду. Слушай, вы с ней сами решите, она рвёт у меня трубку, - через секунду я узнала голос Татьяны. - Анюта, ты что, не проснулась? Это совсем не та встреча, ту отменили, да не мешай, Тамара, я сама ей объясню, раз она забыла! Приехал Максимилиан Максуэлл, он на Бродвее ставит новую версию "Антигоны" и хочет, чтобы главную роль сыграл кто-нибудь из Европы. Он присматривается по всему миру, ему хочется, чтобы звезда была уже готовая, а он бы её только открыл для Нового Света, ну и, разумеется, для себя тоже.
  - Слушай, Татьяна, а Наталья что - для этих дел уже не подходит, а? И Антигону, и Медею, и Электру она сыграет в лучшем виде, таких, как она, мало. - я сделала глазки Виктору, как бы приобщая к беседе с подругой и продолжила, немного ерничая и задираясь, просто так Каминская с Татьяной не говорила. - Согласись - она прелесть! И стерва, каких свет не видел, ну, вылитая Юнона! - близко к тексту процитировала я справку Каминской.
  - Нет, ты ещё спишь! - спокойно проглотила всё это Татьяна и продолжила в тон моей реплике. - Нынче она в амплуа редкой роли - жены Максуэла и ничего другого ей там не светит! Да и про годочки, Анюта, не забывай, там не здесь - подпирать ветеранов есть кому. Всё, хватит о ней. Он должен найти неизвестную актрису для роли Антигоны и дать ей такой окрас, чтобы её успех был чистым и связан только с ней, ну и с ним, конечно. Наташка или кто-то другой из его кадров у публики уже отложились и зритель будет сравнивать с тем, что знал о ней раннее. А он этого не хочет! Будто сама не знаешь его.
  - Почему же, знаю, как не знать, - я уже вошла в суть беседы и вынула одну из домашних шпаргалок - рояль в кустах, взглянула на неё, нашла нужное и стала вольно, но к месту цитировать. Я краем глаза отметила реакцию Виктора и поняла, что ничего фатального не произошло, фраза "Не верю!" не прозвучала даже мысленно - это мне придало уверенности. На той стороне провода возникла пауза, видимо, собеседница была не в том настрое.
  - Вот что, Анюта, - сказала Татьяна через некоторое время, она была мечтательна вообще и добра ко мне, - быть там обязательно, форма парадно-нарядная, времени у тебя всего - ничего, я тебя предупредила. Да, кстати, сбор в три у нас в репетиционном зале, будут не только наши, пригласили кого-то ещё и из Питера, он на днях улетает в Скандинавию искать новую Лив Ульман, такие типажи у янки нынче в ходу.
  Она меня огорошила, так быстро усваивать новый материал в таком громадном объёме я ещё не привыкла и потому лихорадочно соображала: как быть, куда плыть? Перед глазами стояли Виктор, Григорий Ефимович, женщины в магазине и тот шофёр, что раскусил меня в одну секунду. Что-то во мне шевельнулось и я сказала:
  • - Секунду, милая, не гони, я сейчас, только разберусь с бигудями, в кудрях запутались! - в трубке послушно затихло и я услышала, как на другом конце провода запели канарейки. Я успокоилась, распрощалась с Неустроевой и погрузилась внутрь себя новой, осознала, что могла думать по этому поводу Каминская и зацепилась, наконец-то, за что-то определённое. Чуточку полегчало и я стала раскручивать себя, подгоняя и подталкивая свою душу, ещё не вникшую во всё на новом месте. Подруги у меня были, что ни говори, очень хорошие! Я вернулась к ним и очень мягко и проникновенно, будто в рагар любовных ласк, сказала:
  • - А Наталья приехала?
  • - Да, это она и звонила, тебя, говорит, не смогла отыскать. Нынче она ему и секретарь, и консультант, и переводчик! Всё, Анюта, ждём, там же и переговорим об остальном. - самую чуточку ревности в голосе Татьяны я уловила, то есть, она моя и кого-то рядышком со мной примет с болью в глазах. Это было первое проявление прагматизма с коллегой и подругой Каминской и дальше я просто включилась в привычный за два года марафон.
  • В динамике зазвучал отбой. Я выключила микрофон и задумалась. Передо мной лежало расписание - около пяти ритмика и затем работа над ролью в пьесе "Дядя Ваня" по Чехову. Вечер свободен - что это значило, я ещё не знала, но это было далеко и я стала решать то, что решалось. Идея о дальнейшей линии поведения пришла мгновенно. Виктор сегодня свободен и на дежурство ему нужно только на следующий день. Он мог меня спасти в очередной раз. Неудобно ездить на податливых, но ...
  • - Виктор, я могу попросить тебя, побыть со мной сегодня весь день? А вечером увезу тебя в Крюково, до самого подъезда! Учти, за рулём буду сама, твои не удивятся, когда увидят? - он понимающе улыбнулся и я продолжила охмурение мужчины. - Соглашайся, там будут такие женщины! Весь цвет театров Москвы и Петербурга, а?! - атаковала я по-настоящему, принимая его в качестве мужчины по высшему счёту.
  Он был несколько смущён таким оборотом и просто кивнул. Теперь надо сделать остальное. Мы договорились о совместных действиях и разбежались. Он пошёл к приятелям, а я спустилась вниз и начала работу с женщинами, которые выгуливали внуков и собак или просто общались в уютном скверике во дворе. Около часу дня мы с Виктором встретились у моего подъезда и поднялись ко мне. У нас были потрясающие наряды из пятидесятых годов: Виктор принёс коверкотовый костюм с классическими брюками с манжетами, рубашку и галстук, а венцом всего были "скороходовские" штиблеты и шляпа фабрики "Красный Октябрь"; мне достались потрясающие наряды из пан-бархата, креп-де-шина и еще чего-то, что я так и не смогла запомнить во время мозгового и рукодельного штурма. На ноги из бабушкиных запрасов ничего подобрать не удалось, но выставка обуви стояла у Каминской в шкафу и я по этому поводу не тревожилась. У нас было немного времени на сборы и подгонку всего по фигуре. Сначала я принялась за Виктора, это было не очень трудно, поскольку и фигура и рост у него были вполне по одежде, проблемы возникли с рубашкой, она оказалась значительно моложе костюма и по стилю сильно отличалась от него и лаковых штиблет. Но выбора у нас не было и я смирилась со стилевой несуразицей, хотя в глубине сознания что-то мне подсказывало, что всё не так безнадёжно. Потом я надела бельё из запасов Каминской, облачилась в костюм из бархата с блузкой из крепа и настоящей тонкой замшевой жилеткой, добавила туфли в стиле ретро и показалась Виктору. Юбка моего платья была на ладонь ниже колена и всю линию от талии до бёдер и ниже выдавало обалденно, складки при шаге мягко развевались и от обладательницы наряда вообще не оторваться, когда мы с бабушками всё это подгоняли, я видела их цепкие помолодевшие взгляды и хорошо понимала, что их волновало тогда, в послевоенной молодости. У обладательниц этих нарядов в голове было явно кое-что и помимо пятилеток с продуктовыми очередями и сорванцами-детьми. По взгляду одной из них, скромненькой, с аккуратной завивкой на голове, я это уловила сразу. Теперь меня разглядывал Виктор, он с удовольствием погрузился в мою затею, совершенно для него дикую и запредельную и был по-мужски основателен, внимательно меня оглядел и не нашёл никаких изъянов.
  • - Конфетка! - сказал он, причмокнув губами.
  • - Правда?! - якобы не поверила я. Он утвердительно качнул головой. Сделав последние штрихи у зеркала, мы отправились на представление театрального бомонда. В подобных демонстрациях по описаниям Игоря и Каминской разыгрывались немыслимые сражения и иногда слишком нервных укладывали без чувств тут же в гримёрке.
  В театре было уже полно народу и мы с Виктором под пристальными взглядами пробирались сквозь строй разфранчённой публики к моей гримёрной. Она находилась где-то около кабинета завлитчастью, на схеме я это хорошо запомнила и теперь вела туда Виктора, присматриваясь к поворотам и тупикам за сценой. Наконец, ни с кем не столкнувшись и не попав ни в какие передряги, мы попали ко мне в гримёрную. На фотографиях она была точно такой же, как и в натуре, поэтому я быстро нашла всё, что надо для завершения своего образа. По местному интеркому переговаривались, я почти никого не узнавала и в диалоги не вмешивалась. Вдруг замигала лампочка и зажужжал зуммер местного телефона, я подняла трубку. Раздался голос Татьяны:
  • - Анюта, ты уже на месте?
  • - Как видишь! - ответила я. - Ты не хочешь зайти?
  • - С удовольствием, ты одна?
  • - Нет!
  • - Тогда, тем более? Я его знаю?
  • - Так ты зайдёшь?
  • - Уже лечу!
  Прилетела она минут через пятнадцать, когда раздался последний звонок для творческой публики. К тому времени я в гримёрке уже освоилась, как следует. Просмотрела кое-какие тексты, что были разбросаны, где попало, разобралась с рабочим гримом и средствами избавления от него. Очень меня порадовала находка мобильника под грудой тряпья, он был рабочий, батарейка показывала полную мощность, но он что-то не включался и я отдала игрушку Виктору. Тот осмотрел, чем-то щёлкнул и мобильник тут же заверещал. В это время вошла Татьяна и я, найдя нужную кнопку, вырубила его.
  Эта дама была первым знакомым человеком в моём приключении. Я её видела в кино и театре из зрительного зала и теперь смотрела на известную актрису вплотную. Сейчас мы с ней были почти на равных, что для меня в этом фантастическом сюжете казалось чем-то запредельным. Однако при ближайшем рассмотрении и без суеты Татьяна, моя наследная подруга, выглядела несколько отличной от многочисленных фото- и телеобразов. Проявились скрываемые гримом веснушки, глаза оказались серыми, а грудь даже побольше, чем это выглядело на экране.
  - Итак, - сказала я себе, - началась, Анюта, твоя скоротечная как полёт метеора, жизнь в кино и театре! Вот твоя первая реплика и первый выход. Самодеятельность в Горной академии не в счёт!
  Глядя на округлившиеся глаза и удивлённое лицо Татьяны, я сильно повеселела. Наш с Виктором прикид сильно огорошил актрису и она попалась, Каминская в платьях этой эпохи снималась и была узнаваемой. В быту она, я так себе представляла, таких выходок не позволяла, поэтому её (моя?!) ближайшая подруга удивилась безмерно. Она тут же полезла с поцелуями и под шумок объятий спросила, кося глазами на Виктора:
  • - Не томи, кто он, а? - Мне эта бабья реакция на приличного мужика очень понравилась - хоть тут сюрпризов не предвидится.
  • - Не суетись, скоро увидишь! - так же тихо прошелестели мои уста свою первую реплику в помещении знаменитого московского театра. Татьяна уважительно посмотрела на меня, сделала понимающие глаза и заглянула внутрь моих. Я ей ответила и она прибавила градус, выражая и признательность и подчинение.
  • - С почином вас, Анна Неустроева, - сказала я себе и включилась в мистификацию на полном серьёзе.
  Виктор меж тем, как истый джентльмен, приложился к её ручке и произнёс:
  • - Очень рад, очень! Не думал, что Вы так похорошеете, если бы здесь не было Анны Николаевны, то сказал бы, что самая прелестная женщина в пределах Садового кольца - это Вы!
  • - Татьяна, это Виктор, - громко сказала я, убедившись, что они раньше не встречались и в ножницы меня не возьмут, - мой друг! А это моя подруга - Танечка!
  Она схватила его руку на лету и приценилась к ней тут же и безошибочно, дамы такого темперамента всё делают быстро, в том числе и ошибки. Я не мешала ей заводить себя в дебри. Танечкой, а не Татьяной назвала тоже с умыслом, так она глубже увязнет в интимном тоне, который я предложила для общения с Виктором.
  • - Ты знаешь, Виктор, я ведь живу за пределами Садового! - сообщила она, приняв моё предложение всерьёз и, сделав на него стойку, замерла в ожидании. Виктор мигом оценил ситуацию и сказал:
  • - Пожалуй, я ошибся, я имел в виду женщин в черте Московской кольцевой. Никто из них с вами не сравнится! Татьяна самодовольно и немножко ернически улыбнулась, как бы поймав его в силки:
  • - А что Анюта, она разве не в Москве живёт?
  • - Нет, почему же, просто она несравненна, а вот среди прочих...
  Всё равно ей Виктор понравился и она ему ласково улыбнулась, приняв в ближний круг. Отдав долг протоколу, она стала осматривать мой наряд, всё было сшито вручную и ещё в те годы, когда мы с Виктором прятались в маминых животах под складками таких же платьев. Запах нафталина мы удалили, но всё равно драгоценный и не выветривающийся аромат патины времени был ощутим, несмотря на спреи и другие средства современности.
  • - Ты, Анюта, чудо - никому бы и в голову не пришло сотворить такое! - восхищалась она, двигаясь кругами, трогая и выворачивая мой наряд наизнанку. Наконец, она опомнилась и показала себя, поворачиваясь в своём костюмчике от кутюр. Он ей удивительно шёл, подчёркивая грудь и талию, коленки и изящные щиколотки мягко переливались в рубчике колготок, а каблуки под 15 сантиметров делали её вообще дамой из поднебесья. Я мысленно к ней уже привыкла и потому воспринимала, как подругу, хотя близко не видела никогда, кроме как на спектаклях в бинокль. Её лицо с откровенными приоткрытыми губами довершали портрет секс-бомбы. Глаза у неё были как бы сами по себе и манили и соблазняли, порой, не чураясь оттенков грубой и чувственной похоти. Она была великолепна, но я припомнила, что на фото вместе с Каминской Татьяна всегда проигрывала, та была как бы чуточку впереди и поглубже, а по фактуре и побогаче, Анна была всё-таки типажом классическим, а Татьяна - капризом моды. Я это хорошо заметила ещё при подготовке к той своей авантюре, что и привела к обмену.
  - Так вот, - остановила я свой восторг, - она ниже меня в нашей иерархии и я не должна этого забывать, иначе будет неправильно, а я должна всё делать правильно - это для моей же безопасности! Надо перепрыгнуть через восторг театральной любительницы от одной из первых театральных леди России и ткнуть её во что-то носом, чтоб знала. Во что? Я не догадывалась, хоть оно и было, вероятно, в наличии. Возможно, Каминская и говорила об этом, сейчас же в голову ничего не приходило. Но если бы эта звезда с её конопатым личиком попалась на моём чувственном огороде, там она бы и не трепыхнулась. И у меня в интонациях появилось нечто покровительственное, я ласково улыбалась им обоим, позволяя быть рядом и пользоваться моим расположением. В разгар обмена любезностями в селекторе раздалось шипение и треск, потом рявкнул баритон:
  • - Анна Николаевна, говорят, вы на месте? Мы тут уже все собрались, можете подходить!
  • И мы поднялись. Татьяна шла впереди, мы с Виктором чуть сзади, иначе по этим проходам-закоулкам не пройти. Татьяна распахнула дверь и мы вошли в большую репетиционную аудиторию, она была как бы уменьшенной копией зрительного зала. Там на маленьком постаменте-подиуме сидел сам мэтр, вокруг него несколько человек из свиты, совсем рядом - его жена, она же переводчик и сторож в одном лице. Такую добычу нашим изголодавшимся женщинам доверять нельзя - вмиг утянут и оглянуться не успеешь. Мэтр выглядел очень даже ничего - не зря за ним была слава Нарцисса-наоборот, который очень даже не прочь, но с большими претензиями и капризами.
  • Говорят, что потом он их с лихвой отрабатывал, но это бывало потом и не со всеми. А сейчас он смотрел на нас, переводил взгляд с меня на Татьяну, оценивал, сравнивал, представлял без некоторых элементов одежды в разных комбинациях, а потом и совсем без оной, немного пожевал свои знаменитые губы, опять облачил в то, чем мы были уже прикрыты, подумал и яблоко раздора вручил мне. Всё это проделано молча и великолепно по качеству - такая была перестрелка-пантомима, вслух же он и не знал, что сказать. А я сделала для себя отметку, что и этот попался. Ответила Татьяна, очень чётко, с поставленными интонациями:
  • - Простите великодушно, сэр, проклятая русская расхлябанность! - скорчила соответствующую рожу и развела руками. Наталья тут же перевела, он великодушно улыбнулся, а публика, глядя на нас, грохнула дружным смехом. Я боковым зрением ловила на себе завистливые и восхищённые взгляды, это мне льстило и расслабляло, я, что называется, повисла на руке Виктора и вместе с ним прошла к свободным местам поближе к сцене. Нас воспринимали, как главных исполнителей в гангстерском боевике "Бонни и Клайд". Если бы Виктор по ходу пристрелил нерасторопного, что не успел бы отвести взгляд от его спутницы, это было бы как раз то, что надо. Пиджак с огромными подкладными плечиками мог скрыть кольт самого ужасного калибра, дамы даже пытались угадать, где он у него: подмышкой или сзади за поясом. Он выглядел заправским гангстером, а я его верной подругой. Я не только висела на его руке, но и могла оборвать откровенным выражением парочку слишком завистливых взглядов.
  • Первая часть замысла по выходу в свет удалась - все, не отрываясь, смотрели на обнажённую ассистентку и с кроликом в шляпе можно делать, что угодно.
  Мы устроились все вместе и действо началось.
  Обсуждали вариант темы Антигоны, не тот, что у Брехта, с евро-интеллигентским прибабахом, а нечто в духе оригинала, но на нашем материале. Наш только материал, а стилистика текста, взаимоотношений персонажей и развитие сюжета строго по Софоклу. Я с трудом себе представляла это на сцене и уж совсем мне казалось ерундой, что это можно сделать интересным для широкого зрителя, а не кучки сдвинутых на собственной исключительности критиков, стилистов, эстетов и прочих вкусоведов. Вся эта публика билеты не покупала, а пользовалась абонементами и прочим типа контрамарок и поливала нас грязью за милую душу, даже не задумываясь о смысле любого зрелища.
  Я внимательно слушала мэтра и посматривала по сторонам, пытаясь уловить хоть одно ответное движение мысли актёрской братии. Мужчины как-то притухли, а женщины решали свои собственные проблемы. Одна из них была в том, что Антигону он хотел взять из России или стран северной Европы. Разведка доложила, что с первого захода в Скандинавии новой Лив Ульман он так и не увидел, Балтия же его откровенно тоже разочаровала - оставалась Россия. По заверениям его жены и советников здесь он смог бы увидеть кое-что свеженькое и вполне подходящее, поскольку драматизм и трагизм просто вплетены в канву жизни российской творческой братии, а не почерпнуты из печати и сеансов самокопания у психоаналитиков.
  Как я ни всматривалась в лица гостей мастер-класса, так ничего интересного и не увидела. Дамы ловили взгляд мэтра и делали откровенные пассы. Наталья это видела и стала нервничать. Она прекратила перевод и что-то сказала мужу. Он сразу же кивнул, соглашаясь, а потом расстроил лорнирующих дам, опустил глаза и перелистал несколько страничек своего конспекта. Далее он обращался уже персонально к каждому из актёров и внимательно выслушивал ответы, глядя в глаза собеседнику. Когда очередь дошла до меня, я уже немного представляла уровень каждого из ответивших, надеюсь, и мэтр тоже. Бытовые краски, вторичные ощущения и что-то рутинное в этих ответах доминировало. Антигона со всеми наворотами проблем жизни и смерти была на отгулах или вообще в отъезде.
  Я помнила саму суть конфликта и в своё врнмя поразилась тому, что у женщины во времена диких форм рабства, могла быть такая внутренняя свобода. Мне в своё время муж пытался внушить, что эти проявления были как бы реликтами былой женской мощи, которую они имели во времена недавнего матриархата. Якобы в каждом мужчине ещё жило то, что потом стали приписывать Эдипу как комплекс зависимости. Он объяснил это так: согласно обычаев этих племён после смерти мужа его место занимал тот, кого выбирала вдова. И часто случалось, что её выбор падал на одного из собственных старших сыновей, а не престарелых братьев мужа. В Египте и сейчас сохранились племена, у которых такие обычаи не забыты.
  Я считала всё это умничаньем литераторов и историков от науки и как-то всерьёз не воспринимала, но бродвейский мэтр с кафедры приводил подобное же в драматургической обёртке. При этом надо чётко представлять, что замуж женщина должна идти по чужой указке, если у самой на примете никого достойного не было. Женщина вольна рожать от того, кто ей дорог. Эта свобода ей дарована природой и в те давние времена наши пещерные предки это прекрасно понимали: она могла быть замужем за одним, нелюбимым, но зачать и родить от того, кто люб и дорог ей. Свои возможности сделать всё наперекор и по-своему женщина в любые времена уже на третьем-пятом году замужества знала отлично. Хорошо осознавали это и мужчины. Боязнь быть осмеянным казалась сильнее придуманных норм. И мужчина предоставлял женщине эту свободу уже в виде общепринятой нормы, это было сохранением лица перед изощрённым умом чувственной женщины. Это было одной из первых многочисленных побед женщины в тысячелетиях состязаний с мужчиной.
  Мой Коля сказал, что человечество началось, как самодостаточное и выделилось из других ветвей фауны, когда женщина стала выбирать себе партнёра по вкусу и влиять на своё потомство в не меньшей мере, чем мужчина. Егор был менее энциклопедичен, но и он считал, что если женщина - не равноправный партнёр, то проку от связи нет: одни рефлексы и прятался от своих собственных где-то в моих окрестностях, выводя из утомительного умствования в осознание чувственного всевластия и гармонии.
  Я отрешилась от размышлений и посмотрела на Наталью - очень умная и тонкая актриса, она не отличалась особыми внешними данными, но командные высоты во влиянии на театральную и киношную жизнь принадлежали ей, а не длинноногим молодым жёнам "культурного" начальства. И я стала говорить с ней, доводя мысль, чтобы она смогла её сформулировать просто и понятно, как это написано у греков.
  • - Я думаю, что сопоставимой может быть драма женщины, которая пойдёт в Чечню и сама найдёт могилу погибшего отца. Именно это, и не что другое, первично и не подвергается передёргиванию. Его тело осквернено где-то в горах, там правит беспредел, как и в бойне ради тщеславия двух братьев Антигоны. Власть слишком сильное и непомерное испытание для этих мужчин. Я читала о том времени и ужасалась: все цари жестоки и немилосердны и лишь избранные богами правили по законам, а не упивались безнаказанностью за властолюбие. То есть, у Софокла драма Антигоны в том, что она смогла пересилить в себе рабское начало и сделать всё по законам, выступив против беззакония. Закон имеет высший смысл, он над властью и временными традициями. Боги наказывают нарушителей, жестоко наказывают, история с отцом произошла у неё на глазах.
  • - Её отец убийца, ведь так? - спросила Наталья. - На нём уже что-то висит и от такого груза не отвертеться! Как быть Антигоне, защищая его? Этот груз давит и на неё, раз она с ним близка.
  • - Эдип нарушил закон неумышленно, но был наказан, судьба следила, чтобы безнаказанно не грешил никто. Но есть и другой закон: одна вина - одно наказание, а не цепь проклятий для всего рода пока он не исчезнет. То есть, дальше нужно следовать закону и противостоять узурпатору.
  Истинная трагедия заключается в противостоянии личности толпе, государству, власти, да кому угодно, кто прячет своё поганое мурло за толпами почтенных граждан или в беснующейся массе адептов. И как следствие проявления личности в таких условиях - героизм, а герой обязан погибнуть - таков закон! Так было всегда, это настоящий, а не придуманный закон.
  Современная Антигона должна пройти все круги ада и у нас. Думаю, что подобная коллизия очень даже возможна. Женщина, родившая и женщина любящая - это разные материи. Антигона - любящая, её чувства осмысленны, в них нет животного начала, нет запаха Изиды и козней Геры, она чиста, глубока и благородна, на мой взгляд, написать и сыграть такое непросто, а, может, и невозможно: утопят бытовые подробности! В желании предать останки любимого существа на земле предков нет ничего суетного и именно здесь и должно находиться поле той трагедии, которую нужно увидеть и написать. Коллизии могут быть самыми разными, но в рамках простой графики: добро-зло и обстоятельства. И никаких оглядок на сегодняшние приличия и нормы забубённого артистического бомонда и шизофренической критики от этого искусства.
  • - Софоклу было полегче, он придерживался только логики ,- заметила Наталья и впервые за время перевода расслабилась и доброжелательно мне улыбнулась. Она посмотрела на мужа и отвернулась в зал, там уже обсуждался мой вариант. По мнению некоторых, всё это сплошная заумь и годится только для салонных романов середины XIX-го века, другие считали, что классика потому и классика, что оперирует категориями нам мало подвластными, были и такие, что одобряли мой вариант, но их только трое и Татьяна в том числе. Потом дебаты затихли, все ждали продолжения обсуждения, ни для кого не секрет, что мэтр всегда имел собственное решение проблемы, а с публикой советовался только для создания рабочей атмосферы. Наталья ждала, что же скажет муж. Она не всегда была в курсе его замыслов и, как и всякая воспитанная женщина, ждала вердикта мужа. Он был чётким и безапелляционным.
  • - Леди и джентльмены, уважаемые коллеги, мне приятно слышать ваши варианты трагедии применительно к России. Они очень интересны, я узнал много нового, спасибо за участие в обсуждении. Смею предложить вашему вниманию ещё один. Координаты коллизии - около власти. Персонажи - те же, что и у Софокла, суть трагедии - конфликт между женщиной и миром власти. Мы не можем взять рядовых граждан, они своим невысоким социальным положением принизят градус и уровень конфликта. Исчезнет ясная геометрия происходящего.
  • Это должна быть жена президента, у которой есть собственная жизнь и она не вписывается в рамки ценностей истэблишмента и царящих в обществе нравов. Мы почти повторим коллизию Софокла, это нетрудно. Борьба властных кланов, как и у Софокла, на полное уничтожение. Безмолвствующий народ и самодовольная и ограниченная элита - в общем всё, как и тогда, только адрес другой. Это будет как бы симметричный Софоклу сюжет. Может получиться очень даже неплохо, страна, как и Фивы, из великих, но судьба преследует её. Необходим катарсис. И он заключается в гибели Антигоны в заточении. Она уйдёт из жизни одна и унесёт с собой всю смуту, которая окутала людские души, занятые сохранением себя у власти любой ценой. Ваши реформы не идут потому, что их некому проводить. Те, кто у власти, не нуждаются в ней. Проведя реформы, они лишатся власти. Вот истинная причина конфликта!
  • - Мэтр, извольте узнать: как первая леди, выходец из бывшей номенклатуры, может стать аномально заметной в плотных рядах чиновников из той же номенклатуры? Ведь там роль независимой личности исключена изначально, - сказала Анфиса Н. и приоткрылась мне с интересной стороны, обычно она выглядела этаким "гаврошиком" на баррикадах, её фактуру постановщики обыгрывали нещадно и превратили в расхожий штамп. Её острый ум и понимание современного нутра власти так образно вызвал моё уважение. Я поймала её взгляд и одобрительно улыбнулась. Она ответила как-то уж очень прохладно, будто не расслышала, из-за чего? Я сделала отметку для памяти и вернулась к изучению труппы.
  • - Это, уважаемая коллега, - сообщила от имени мэтра одна из переводчиц, - дело техники, здесь нет серьёзных проблем, у меня есть либретто этой пьесы, её любезно согласились перевести ваши сотрудники. Я попрошу раздать его текст, взгляните, всё просто и понятно.
  Нам раздали листики, где на 20 строках была изложена история трагедии судьбы первой леди России. Я пробежала её за пару минут и посмотрела на Татьяну.
  • - Муть! - сказала она, - выспренная и выхолощенная, как шлюха после двадцати зачисток! - и отложила листок. Я просто промолчала, мне стало неуютно: этот мир стерилен и полностью застрахован от зачатия животворного даже, если бы подобное стало писком моды. Постепенно поднимали головы и оглядывали коллег и остальные актёры, последней была Анастасия В., она саркастически улыбнулась Татьяне и сделала глазки мне. Мы, оказывается, ещё дружили! Хорошая весть, подумала я, припомнив, что у Каминской она значилась в лагере охладевших, была у неё и такая категория оценки коллег.
  Наталья сама предложила высказываться, не дожидаясь слов мужа. Ответы были примерно в одном и том же духе - для нынешней России подобное исключено полностью, это самая низкопробная литературщина. Уж и не знаю, как переводили в четыре руки Наталья и три помощника, но перевод был много длиннее коротких реплик из цеха артистов. Я была приятно удивлена, что их не прельстила вероятная перспектива участия в заморском проекте и они, бесштанные и неухоженные, пеклись о российской культуре и её исторических корнях совершенно бескорыстно и ради самой только идеи. Что-то этот напыщенный небожитель в них задел и они не купились. Видимо, никакие нюансы перевода не смогли сгладить актёрского неприятия идеи мэтра и он даже покраснел от досады. Наталья же, наоборот, стала очень даже уверена в себе и улыбчива. Она бросила одобрительный взгляд на Анастасию В., потом на Татьяну и меня с Виктором. Он сидел и молча старался играть ту роль, которую я ему показала.
  Мэтр, наконец, пришёл в себя и стал тихонечко выкручиваться. Он не ожидал такого отпора, но идея в нём ещё не остыла, он таки хотел сделать Антигону на нашем материале. Мы некоторое время обсуждали варианты, но в голове у каждого, как я догадывалась, была история с либретто мэтра. Мужчины были весьма трогательны, они своим поведением демонстрировали мужскую солидарность с мэтром и как бы смягчали жёсткий отпор, выданный женщинами, но, с другой стороны, не скрывали восхищения нашей непримиримостью. Особенно был интересен нелюбимый мною Лев Д. Он, в частности, напомнил, что один из сыновей Креонта, полюбивший Антигону и назвавший своей невестой, был её кузеном и это не вызвало возражений у отца, зато его возмутила независимость и заразное вольнодумство вероятной невестки. Для власти свобода - всегда угроза, такой была его реляция мэтру. Не менее едкими были и другие изыски актёрского цеха.
  Мэтр перешёл на общие места и поведал о том, как его встретили в Париже и Лондоне. Там джентльмены и леди были не менее категоричны, чем их российские коллеги - это, наверное, у них в крови, перевела его фразу Наталья. Нерв потух и мастер-класс тихонечко угасал сам собой, нам он стал неинтересен, а послушать сплетни про наших коллег за рубежом мы могли и в другом месте, слава богу, теперь это очень и очень доступно. Весь Интернет забит светской хроникой и слухами - только смотри и читай. Вскоре мы вежливо расстались. Надо было немного перекусить и мы с Настей В., Татьяной, Никитой Д. и Виктором пошли в ближайший трактир. Мне не хотелось есть отравленные бифштексы в театральном буфете, об этом Каминская успела меня предупредить.
  
   Дядя Ваня, Антигона и прочие
  
  Потом была репетиция, я пришла в той же компании плюс Виктор. Вот это был номер, когда в зал вошёл ночной матершинник и он оказался постановщиком "Дяди Вани", где мне причиталась роль Елены Андреевны. Его звали Анатолием Геннадиевичем с родовой фамилией Шелгунов. Увидев и узнав Виктора, он сильно перетрухнул, догадываясь о моём гневе и подозревая, что может последовать продолжение вчерашнего, но уже на трезвую голову. Я его успокоила взглядом и пригласила к нам, Татьяна почуяла мою просьбу и ненадолго пересела к Марине И.. Ключ от квартиры в его руки попал не случайно, следовательно и разборки должны быть немедленными и откровенными. Если я не отреагирую в духе своего двойника, это вызовет интерес и ненужное мне внимание со стороны коллег, знакомых и друзей, пищи для всеобщих подозрений давать не хотелось. Каминская в таких случаях тут же разгружалась от причины стресса. Мне подвернулся под руку жёсткий тон и, не придерживаясь неуместных здесь корпоративных приличий, я сказала:
  • - Знаешь, Анатолий, как в школе повторяют пройденное? Считай, что тебя после вчерашней двойки опять вызвали к доске! Ты ничего не забыл? Его побелевшее лицо было красноречивее всяких слов и я милостиво добавила: - Ты ведь не хочешь остаться после уроков для дополнительных занятий, а? - он отрицательно помотал головой и я его отпустила.
  • Услышанное его не удивило, тон - тоже, значит я сделала всё верно. Я надеялась, что кроме собственной растерянности и обиды на меня за публичный спуск по лестнице, он припомнит и сказанное мне в моём собственном доме, да ещё публично. Для начала мы квиты. Мне даже показалось, что он ждал худшего и оказался рад услышанному.
  Чтение прошло очень интересно и довольно резво, потом была расслабляющая ритмика и около девяти мы свободны. На колёсах оказались: я, Татьяна и Анастасия В., все дамы и трое мужчин забрались в машины и мы покатили в "Арлекино", потом "Голден Палас", оттянулись там на всю катушку, избавившись от нервного напряжения и зарядившись электричеством другого порядка. Мне представилась возможность присматривать за своими временными коллегами со стороны и вести себя соответственно. Для начала я отодвинулась ото всех, якобы в расстройстве от ночного скандала с Шелгуновым, и инициативы не проявляла, выбирая нужный ритм, чтобы вступить вторым голосом или темпом, стало получаться не сразу, но в суете этого никто не заметил. Татьяна просто таяла от широких плеч и мужественной фигуры Виктора и просила уступить на ночь. Я не возражала и она, благодарная и отзывчивая, чувственно поцеловала меня в уголочки губ и помчалась на увлекательные и интригующие гонки. Потом все перемешались, пришлось за руль сесть самой и в компании с незнакомыми людьми поехать на чью-то дачу, где был бассейн с подсветкой и шашлыки круглые сутки. Мне сказали, куда ехать и кортеж из десятка машин, миновав Московскую кольцевую, попал на шоссе, потом на узкую гравийную дорогу и въехал в роскошный бор.
  Это выглядело здорово, хоть и была ночь. Деревья стояли стеной и создавали впечатление чего-то сказочного и всё это подействовало на нас опьяняюще и по-особому волнующе. Когда мы въехали в расположение дач, это волнение усугубилось красочной подсветкой резных домиков, раскиданных по небольшим полянам между деревьями. Кто-то из случайных спутников сказал, что при строительстве этих дач не срубили ни одного кустика, всё оставлено, как было при царе-косаре. Привычных заборов между дачами тоже не наблюдалось, они являли собой изящные сооружения, вписанные в нетронутый лес, будто декорации к фильмам-сказкам пятидесятых режиссёра А.Роу. Разумеется, такое могло придти в голову личности незаурядной. Фамилию этого архитектора я тут же забыла.
  Машины расположились на площадке перед одним из расцвеченных домиков. Нас ждали, раздалась бравурная музыка Фрадкина и его адаптированные к новому времени вещи гармонировали с атмосферой. Я старалась держаться изо всех сил, мне нельзя ни напиваться, ни зарываться, я не хотела оставить после себя выжженную территорию, мягко отшивала кавалеров и держала дистанцию. Мне было интересно узнать, понять, разобраться и вдохнуть: со многим я уже справилась, осталось лишь кое-что, моя миссия, как я её понимала, близилась к завершению. Я даже боялась подумать, что вытворяет Каминская на моих угодьях, во что вгрызается, чем питается и как у неё с мужем и детьми. Я понимала, что риск попасть в историю у неё был во сто крат выше: в моём жизненном пространстве не было шансов спрятаться и отсидеться за общими словами и рассуждениями о смысле жизни - надо ежедневно стирать, готовить, вести массу домашних дел, заниматься детьми и мужем, которые не знали с какой стороны включается стиралка, какой рацион и по каким дням я делаю по необходимости, а в какие из соображений вкуса и чистой кулинарии. Про работу мне вообще не хотелось вспоминать, что там могла наворотить дама, не заключившая ни одного договора и смутно представлявшая, какой ценой давались мне эти краткосрочные и долговременные контракты. Я надеялась, что наделает она не очень много, потому что наш обмен долго не продлится. И всё, хватит об этом!
  Я остановила собственное шелестение и уставилась на мужика в простой рубахе, который что-то спрашивал. Пришлось переспросить - оказывается всех приглашали в гостиную за стол. Там уже царила обстановка настоящего шабаша и я вскоре улучила момент, чтобы убраться подобру-поздорову, за мной увязались две девочки, которые отрезвели и очнулись, а потому захотелось домой, к маме. Возвращаясь к машине, прямо у самых колёс, я увидела потрясающей красоты лесной цветок, голубенький с белыми сердцевинами завязей. Как его не раздавили моторизованные ковбои - я не представляла, он рос на проезжей части. Пришлось поискать баночку и пересадить его туда, дома с моими пальмами в кадках ему будет безопаснее. Девочки с удовольствием присоединились к моим хлопотам и вскоре луковица, неповреждённая и свежая, была у меня в продуктовой коробке. Возвращалась по тряской дороге я аккуратно, чтобы не повредить цветок, а девочки с удивлением смотрели то на лесную красоту, то на взбалмошную кинозвезду, пожалевшую птичку. Я довезла их до метро, оно уже работало и направилась домой. Как я туда добралась - загадка, но это случилось и я поставила несравненные колёса против дома, не в силах в новых туфлях идти от стоянки. Цветок я пока поместила в его временной посуде на подоконник и упала в постель, даже, как следует не раздевшись, и тут же провалилась в чёрную яму.
  
  В эту ночь мне приснилась Каминская, она сидела в кресле у компьютера и смотрела файлы с паролем.
  - Что, - сказала я, - соскучилась?
  - Да, Анюта, тут много есть чего, по нему и скучаю.
  - И всё? - она в ответ подняла бровь, как это делала и я, когда мне что-то не нравилось, но я взгляд выдержала и ей пришлось раскрыть рот.
  - Да!
  - Что с ними станет, - сказала я, - бумаги они и есть бумаги.
  - Нет, Аннушка, они живые! Это мои крылья, я их только на время отстёгиваю.
  - А без них ты неподъёмная? - она внимательно посмотрела на меня из-под длинных ресниц, уж совсем ненатурально загнутых и пушистых, как тихий зимний снег, Каминская как бы оценивала едкость и суть вопроса.
  - Чтобы не брякнуться с колокольни, хватит и того, что во мне, а чтобы заглянуть за горизонт и попасть туда не в разобранном виде, нужны другие средства. Другие! - она не обиделась, а только объяснила. И исчезла. Я посмотрела на экран и увидела то, что она держала только для себя. А теперь и для меня. Уж и не помню, что там было, но мне показалось, что я поняла главное их назначение и при нужде легко могла туда войти и воспользоваться нужным. А ещё меня поразило открытие - её крылья хранились здесь и я была главным хранителем, от меня зависела их сохранность и дееспособность. Я жила на горе из несметных сокровищ и надо быть последней дурой, чтобы прозябать с ними рядом.
  Но кроме мистики было в этом сне и кое-что из реалий - я узнала пароли для некоторого типа файлов. То ли она мне говорила о них раньше, да я запамятовала, то ли ещё что-то вещее и телепатическое, но файлы, когда я к ним почтеннейшее обратилась с этими паролями, милостиво открылись.
  
  Проснулась, когда день уже был в полном разгаре и мне захотелось приобщиться к нему, настолько погода была классной и вид из окна звал на подвиги. Сначала свежим незамутнённым взглядом осмотрела цветок и нашла его прелестным, теперь надо прочитать про него всё и попробовать окультурить. Потом переоделась, сделала лицо попроще и отправилась к бабушкам с отчётом о своей миссии и вернуть их драгоценные наряды. Я предварительно позвонила им, дабы они собрались в полном составе, чтобы угодить всем и не создавать прецедента к ревности и злопыхательству. Среди них были и откровенные стервы, и ангелочки, и серые мышки, но, думается, если бы мы общались на другой основе, то я вполне могла бы услышать в свой адрес кое-что конкретное цветистое и очень даже образное.
  Сбор прошёл в доме напротив, я периодически поглядывала на свою сиротинку-машину, её ещё не угнали, даже близко никто не подошёл. Мои новые товарки всё усекли тут же и успокоили, на улице гуляют бабушки с внучатами из их компании и за машиной приглядывают с самого утра, как только я выпала из-за руля. Такое случалось и раньше, так что они привыкли. Мне ничего не оставалось, как выложить на кон пару сотен за укрепление союза, ведь ремонт после угона обошёлся бы много дороже. Дамочки для порядка немножко застеснялись, но были среди них и начисто лишённые предрассудков, они оперативно распорядились суммой и вскоре на столе было продолжение того, от чего я еле убралась накануне. Я сделала почин и тихонько откланялась, сославшись на дела. Они не очень огорчились и мы тепло распрощались.
  Я вернулась домой и засела за компьютер, выискивая всё, что приходилось на сегодня и завтра. Но вскоре что-то во мне заупрямилось и я, расслабившись, откинулась на спинку кресла. На глаза попалась коробочка с презентом из Горной академии и прелестная друза, подаренная Григорием Ефимовичем. Я подошла с ними к окну и стала рассматривать. Они потрясали своей первозданной красотой и завершённостью композиции, любоваться ими можно до бесконечности и не пресытиться. Я задумалась - почему? И потом спохватилась: для подобного богатства у Каминской должно быть какое-то особое место, где оно? И я стала внимательно изучать её владения. Как мне казалось, я осмотрела всё, но ничего так и не нашла. Неужели она от этого тут же избавлялась? Поразмыслив, я решила, что такое невозможно - такие раритеты ни одна женщина не станет ни выбрасывать, ни выставлять напоказ, значит коллекция куда-то хорошо убрана. Пришлось вновь заняться поисками, на этот раз уже по системе и вскоре нашлось укромное местечко в шкафу с косметикой, там была дверца, которую я не заметила, и за ней открылась сокровищница разных прелестей и драгоценностей.
  Среди коробочек и футляров с колье, кольцами и прочими украшениями тела были и презенты для души. Их оказалось очень много, даже глаза разбежались от такого богатства. Разумеется, всё было подписано и уложено в некоей системе. Я задумалась, стоит ли помещать сюда свою долю и решила, что делить в этом доме с настоящей хозяйкой мне нечего. Обе вещицы нашли своё место сначала по каталогу, а потом и на полке. Присмотревшись внимательно, я заметила ещё одну геологическую штучку с подобными инициалами - С.Г.Е. Это возбудило любопытство и я не успокоилась, пока не отыскала в одном из реестров Каминской расшифровку С.Г.Е. - это был Сотников Григорий Ефимович, профессор Горной академии, телефон и адрес прилагался. Выходило, что это не первый презент геолога любимой актрисе и она в свою очередь его тоже не забыла и выделила. Во время визита к нему я не отметила ничего такого, что как-то свидетельствовало об их тесном знакомстве, он говорил так близко с Каминской впервые, остальное, вероятно, было не так интимно, как это получилось у него дома за чаем и рассказом о своей молодости. Мой визит к нему оказался удачным ещё и потому, что подготовлен их прежним знакомством с неизвестной мне историей. До этого они наедине ни разу не виделись, а в её картотеке Сотников уже значился - что-то тут не так! Женское любопытство оказалось непреодолимым и я не стала ему противиться.
  Я ещё раз вернулась к компьютеру и включила поиск всего по Сотникову и файлам с ним связанным. Если Каминская не форматировала винчестер, то концы должны сохраниться обязательно. И по крупицам, малым шагам и шажочкам мне удалось восстановить около сорока файлов, связанных с ним.
  Ни разу не общались приватно и такой обширный банк данных! Это было уже что-то! Я подумала, что с неё станется и затеять своё собственное расследование о ком-то, как и в случае со мной. Из этих файлов вытекала вся предыдущая жизнь Григория Ефимовича и каких-то коллег и знакомых. География тоже была широкой - от Севера до Прибалтики. Чем обусловлено её любопытство? Он занимает её около шести лет, а может и больше, поскольку и самые первые справки были явно проходными и базировались на чём-то ещё более раннем. А поскольку компьютер был совершенно новым, то информацию с прежнего перенесли полностью, в том числе и эти обрывки файлов - с откровенным "мусором" так бережно не обращаются.
  Вот так-то! Седой мужчина явно непрофильной для неё профессии конфиденциально и глубоко разрабатывается ею на протяжении многих лет. Глубже я копать уже не могла, поскольку следы вели к другим более древним файлам с паролями, а этих буковок ещё со старого винчестера она мне не сообщила. Вряд ли она рассчитывала, что я так быстро наткнусь на них и что-то соображу.
  Эти поиски в очередной раз показали мне, что обмен произошёл с дамой серьёзной и очень умной, картотеки она вела профессионально. Я поставила себя на её место и у меня глаза разбежались от вероятных вариантов различных авантюр. Пришлось приготовить кофе и взбодриться, Каминская была не только актрисой - увиденное мною говорило об очень широких интересах и находились они далеко за пределами её профессии.
  Но сейчас это для меня не главное, подступали текущие дела и их следовало решать ежечасно и ежеминутно. Я отложила найденное в сторонку и сделала заметку на видном месте.
  Сегодня меня ждали на телевидении по поводу участия в пилотной программе, где предлагалась роль почётной ведущей к штатному от телеканала. Она должна освещать театр и кино с позиций, занятых мною в этой мире. Я перезвонила туда и сообщила, что нахожусь дома и жду звонка с предложениями. До театрального прослушивания времени оставалось достаточно и я позвонила на автостоянку, Виктор был на дежурстве и ответил сам, он не был ни смущённым ни недовольным, похоже, Татьяна его не обидела, и сказал, что успел к своей смене, так что здесь без проблем.
  • - А где же проблемы? - невольно вырвалось у меня, он немного помялся, потом продолжил чуть менее уверенно:
  • - Вы на меня не в обиде?
  • - Конечно, нет! С чего ты взял, ты оказался в фаворе у прелестнейшей женщины, моей подруги, вы взаимно приглянулись сразу же! Я её люблю и мне приятны её радости, а сидеть за рулём собственной машины мне нравится! - я сделала вид, что ничего не знаю и ни о чём не догадываюсь. Он, кажется, поверил и мы распрощались. Конечно же, ему от неё перепало на все сто, она утащила его ещё на первой квартире и оттуда вся компания уезжала без них, утром она мне позвонила и попросила прикрыть на случай вопросов из дома, то есть - у Татьяны бессонная ночь и больная голова в итоге. Только я проглотила таблетки и холодный кофе, как зазвонил телефон, я машинально подняла трубку после второго звонка. Звонила Наталья:
  • - Анюта, ты не смогла бы приехать к нам домой, мой сэр желает с тобой побеседовать, ты его здорово уела, ему нужна сатисфакция.
  • - Нет, конечно, - ответила я, не задумываясь, - у меня встреча на ТВ и прочтение в театре и всё одно к другому привязано. Завтра рано утром, если смогу проснуться, тебя устроит?
  • - Нет, завтра мы улетаем, надо сегодня, погоди секунду! - она отвлеклась и о чём-то стала говорить по-английски, возникла пауза и я поймала себя на том, что между мной и Каминской уже нет дистанции, я вхожу в роль, сама нарабатываю материал и живу в нём. То, чем она жила, мне уже не казалось запредельным и недосягаемым - тот же труд, те же проблемы с самовыражением, та же вечная вторичность в выборе ролей, как и в моей истинной жизни, да и кто владеет волшебным словом "по щучьему велению"? Есть у них некие прелести, но моя жизнь не менее интересна и глубока, а, главное, у меня имелось собственное королевство, где я была безраздельной и абсолютной правительницей, меня любили по-настоящему и я точно знала, что никогда бы не свергли. Чего, конечно, не было у Каминской и ей приходится платить за нынешнее верховодство немало, я это уже увидела и полностью ощутила на себе.
  • - Анюта, если мы сейчас подъедем, будет удобно? Мы ненадолго! - после длительной паузы спросила Наталья.
  • - Только нигде не задерживайтесь! - согласилась я.
  • - Мы будем через полчаса, если не попадём в пробку! - сказала она и повесила трубку. Я осмотрелась по сторонам. Особо прибирать не стоило, встретить их решила в кабинете, там всё под рукой и я приготовила фрукты, сласти для кофе и остальное, что могло бы пригодиться. Потом припала к машине и стала черпать и пополнять базу данных по проблеме Антигоны.
  Раздался звонок по интеркому, приехала Наталья с мужем, я нажала на кнопки и открыла обе двери в подъезде. Они пришли вдвоём, это были просто муж и жена, он спустился с пьедестала и стал нормальным мужчиной, ради которого многие актрисы мира рисковали всем своим существом. Конечно, он был великолепен, этот мужчина, он это знал и умело пользовался собой и своим шармом. Но мне такое не нравилось: и мой муж, и Игорь, и Егор, в конце-концов, - вот моё вкусовое поле. Совершенно не стесняясь, я поделилась своими наблюдениями о её муже и успокоила Наталью. Похоже, раньше Каминская с ним была более близка и дружелюбна, чем я. Она вздохнула и доверительно улыбнулась. Как я поняла, этот брак долго не продлится и она сама это понимает, что ж, и флаг вам в руки, мистер Максуэлл. Вошедши в холл, он осмотрелся и остановил взгляд на лимоне в большой кадке, у него уже появились отчётливые завязи плодов. Потом прошёлся вдоль цветочной галереи и остановился на том цветке, что я выкопала во время ночной вылазки на шашлыки.
  - А это что? - спросил он по-английски, я сообщила его латинское название. Божество покосилось на жену и та кивнула, добавив, что мисс Каминская известна своими эксцентрическими приверженностями, коллекционирование и выращивание флоры одна из них. Видно, с домом и растениями Каминской Наталья была знакома не понаслышке, поскольку тут же по-английски кое-что добавила и об остальных экземплярах флоры в горшках и кадках. Я где-то слышала, что сам Максуэлл коллекционирует бабочек какой-то особой масти. Мы ещё немножко порезвились у оранжереи и перешли к делу. Гость на меня смотрел уже без той опаски и недоверия, которые так и сквозили вчера, когда дама в наряде подружки гангстера, облокотившись на его широченное плечо и кокетливо играя шляпой этого бандита, разглагольствовала о высших театральных ценностях. Зато появилось что-то от очаровавния, этого только нехватало, и жена - вот она!
  Мы устроились в кабинете, он сел напротив меня, жена между нами замкнула треугольник и беседа началась. Мэтр сказал, что подумал над моей "Антигоной в России". Ему она после некоторого размышления показалась не такой одиозной, какой представлялась вначале. Я спокойно кивала по мере перевода его признания, но ни одна составляющая моих женских тщеславных сутей даже не всхлипнула от удовлетворения, хотя он, что называется, возносил мою особу (не Каминскую - я это знала наверняка!). Может, потому, что расхлёбывать Каминской? Он долго ходил вокруг да около и, наконец, вывернув себя наизнанку, сказал, что согласен с моим вариантом и вскоре обсудит вопрос со своим кредитором, после чего, если тот согласится, будет назначен продюсер, найдут хорошего драматурга и моя особа, возможно, станет первой Антигоной на Бродвее, вышедшей из-за железного занавеса. Наташа переводила почти дословно, стараясь наиболее точно передать дух и смысл сказанного мэтром. Многое я поняла сразу, но нюансов не уловила и выслушала точный перевод. Когда она закончила, он пытливо всматривался в моё лицо, ожидая ответа. То, что он мне не нравился, решило всё - я совершенно не волновалась, мне было плевать на его поднебесный статус и в словах этого кумира театральных дам я увидела трезвую оценку своему аналитическому мышлению, он достаточно опытен, чтобы отметить моё к нему безразличие и был профессионально честен, а это совершенно иной расклад, совершенно! Что я могла сказать? Спасибо или очень рада, ваше величество? Но всё-таки изобразила состояние леди, услышавшей дежурный комплимент и отыгравшей всё по протоколу. Наталья всё поняла и перевела в пять слов:
  • - Каминская согласна подождать и не предпринимать собственных инициатив после заключения предварительного соглашения! - я это уловила сразу, ничего подобного я не говорила и не намекала, тут была её самодеятельность и интерпретация моих флюидов, но виду не подала. Мэтр одобрительно кивнул и Наталья достала заготовку контракта, где в общих чертах обговаривалось соглашение не разглашать, не вступать, не упоминать. Мы уточнили отдельные детали и исправили их в русском экземпляре, она достала дискету мы сбросили с неё заготовку, внесли исправления и я отпечатала текст в трёх экземплярах.
  • Английский вариант правила Наталья, я только смотрела на то, как она быстро расставляла точки над i, после чего мы отпечатали этот документ и на английском. Потом было подписание, это как раз то, что могло как-то осложнить жизнь Каминской в случае особых обстоятельств. Но что я могла сделать? Не выкладывать же этот бред про временный обмен телами!? Я, не торопясь, вывела свои буковки и чёрточки под бланком на очень дорогой бумаге с водяными знаками. Потом я спросила про чай или кофе. Наталья оставила нас двоих и отправилась на кухню принести поднос: у него были свои фокусы в кулинарных пристрастиях, объяснила она, уходя, и заговорщически подмигнула.
  • Ушла она свободно и ни о чём не спрашивала, значит, бывала здесь не однажды и в чичероне не нуждалась. Я отметила это чисто автоматически и вернулась к её мужу, с которого вся поднебесная позолота слетела под моим взглядом почти мгновенно, он всё же не забыл той стервы в обществе бандита, что вчера мутила воду на его бенефисе и в гостях без прикрытия русской жены чувствовал себя совсем неуютно. И я задумалась, а не оттого ли он вернулся к моему предложению, что у него с Каминской что-то было? Да и Наталья, ревнивая до невозможности, заговорщически подмигнула и оставила меня со своим ненасытным мужем - она в этом тоже участвует? И опять - одни вопросы и догадки. Я взглянула на него и оценила реакцию на себя внимательнее, выдав ему пару тестов на отзывчивость. И получила потрясающий ответ: я, - нет, не я, а Каминская, - где-то с ним очень тесно и болезненно пересекалась и он себя выдал тут же. Вот так-то!
  • - И что мне с ним делать, чтобы не повредить Каминской и её авансам этому пятидесятилетнему петуху? Может сделать вид, что переменились обстоятельства, у нас в стране теперь так принято даже на государственном уровне, чем я хуже? И я решила воспользоваться языковыми различиями. По - русски он кое-как понимал, если говорить медленно, а вот с речью было никак и мы беседовали на рязанском эсперанто: он говорил по-английски, я отвечала на смеси английского и русского - разбирали. Но ничего, его интересующего, на этом жаргоне не обсудишь, да и Наталья была рядом и могла войти невовремя. Это меня и спасло.
  • Он сглотнул слюну и стал деликатно допытываться, откуда я взяла свой вариант Антигоны и назвал несколько вероятных источников по-английски, эти имена для меня ничего не значили. Что ему сказать? Вошла Наталья с подносом и картинно водрузила его на стол, как раз тут я пожала плечами и бухнула:
  • - Откуда, откуда - сам припрыгал! - Наталья удивлённо уставилась на нас, а я давилась от смеха, вспомнив анекдот про зайчика, который прыгнул в котёл с супом, а перед этим бросил повару гордое "мяу!". Потом мы уже вдвоём посмеялись над коллизией, когда я объяснила ей всё, а он смотрел на нас со странной смесью зависти и любопытства. Объяснили и ему, он вежливо хихикнул, но, при переводе, похоже, тонкость игры слов в бородатом анекдоте потеряла свою прелесть и удовольствие получили только мы.
  • - Часто бывает так? - спросила я её.
  • - Да, к сожалению! Наш фольклор другой, тоньше, острее и богаче. Ну, что, немтырь, - обратилась она к мужу, - будешь учить русский? Он с готовностью закивал. - Если успеешь! - тихо добавила она себе и покачала головой, не скрывая этого от меня. Мы были русскими и женщинами, это нас сближало, как и приятельские отношения Натальи с Каминской до замужества с этим мировым тузом театра.
  • Мне позвонили с ТВ и назначили время. Чай и светская беседа были очень краткими, мы торопились и вскоре разбежались.
  Я тут же отправилась в Останкино. На месте оказались выпускающий редактор и несколько человек из администрации. Они были с какими-то бумагами, их надо срочно прочесть и дать оценку. Опять я её подставляю, подумалось мне, но делать нечего и я вникла в суть каждой из них, спрашивая и переспрашивая. Когда уяснила, о чём речь, удивилась числу бумаг. Но потом поняла, ТВ ведь государственное, денег ест много, вот все и при деле. Когда формальности закончились и мы с редактором остались одни, я спросила, где мой партнёр.
  • - Уже бежит, у него тут есть ещё одна халтура, вот он и вертится! Но я вам и так всё расскажу. Первая передача будет на следующей неделе, её уже включили в сетку и частично приготовили, осталось только то, что Вы сделаете в живом эфире, предполагается прямая линия телефона и Интернет для вопросов и голосования. Вот основные материалы, ознакомьтесь! - он протянул папочку с несколькими листиками. Я просмотрела их, ничего такого, что надо было бы готовить загодя, в них не было, обычная жвачка про артистов. Мне это не понравилось и я сказала:
  • - На встречах со зрителями обычно акценты стоят не там!
  • - Где же они должны быть?
  • - Там, где живут главные проблемы любого человека и потому всем понятные - это самореализация и востребованность. А вы их загоняете туда, откуда они рвутся изо всех сил: ваши планы, ваши роли, ваши режиссёры, ваши партнёры! Да они уже спокойно смотреть на некоторых не могут! Так надоели. Тот, кто всю жизнь играл "Кушать подано!", хотя знал все другие роли назубок, иногда имеет больше чего сказать, чем вечный премьер или прима, у которых от этих передач аллергия. У вас же обозначен разговор кумушек на скамеечке: кто в чём одет, с кем прошёл и почему не поздоровался! - сказала я, поглядывая в его глаза, усталые и умудрённые долгой жизнью на государственном канале. Он немного повертел очками, покашлял, прочищая горло и присматриваясь ко мне. Это была вторая встреча по поводу передачи, предыдущую проводила Каминская, деталей она не сообщала за неимением времени, сказав лишь, чтобы я гнула свою линию и ни за что не поддавалась на их аргументы. У меня, то есть Каминской, была какая-то репутация, я надеялась, что она вполне приличная и порядочная, и с позиций своей репутации я давила на него, склоняя внести изменения в ход и интонацию программы. Я надеялась, что Каминская не просто так ввязалась в это дело, видно, были соображения, судя по тому, что я видела на её компьютере, она имела собственные и принципиальные виды в этой программе. Может, она их и отложила где-то, но я не успела дойти до всего, теперь вот пришлось выдавать экспромты, а это было очень и очень нехорошо.
  • - Не могли бы вы сформулировать их письменно, я покажу шефу и, если он одобрит, то сделаем по-вашему.
  Я, не торопясь и взвешивая каждую фразу, изложила всё это в пяти строчках и подписалась под ними. На словах же добавила:
  • - Если это неприемлемо, вам придётся искать другую ведущую: на роль смазливой модели меня не занимают, так и передайте своему начальству!
  Редактор нейтрально улыбнулся и сказал, что с этим шеф спорить не будет, потому, что сам и предложил мою кандидатуру, так что беспокоиться не следует. В его взгляде и тоне было что-то такое, чего не понять я не могла. Я ещё раз присмотрелась к нему и подумала, что он не всё говорит, возможно, у Каминской с их шефом особые отношения, он не желает в них участвовать и на всё готовит прокладки для задницы в виде защитных бумажек. Во время разных согласований с начальством и чиновниками довелось испить многих гадостей и в полной мере, поэтому мне знакомо ощущение, которое мой собеседник навевал ненавязчиво и деликатно. Будучи в шкуре Каминской, я понимала, что моих тылов никто не обеспечит, мудрого и проницательного шефа, который теперь общается с моей дублёршей, тоже нет, поэтому всё нужно делать и осмысливать самой. Я так себе и сказала:
  - Сама, милая, всё сама! - и, к моему удивлению, почувствовала облегчение, теперь я ни на кого не оглядывалась и работала в режиме "он лайн": "вопрос - ответ" и так далее и никаких эмоций. - Каминской здесь нет, я за неё!
  Пришёл молодой человек и сразу бросился ко мне.
  - Как сын к матери, - подумала я. Мы втроём обсудили вопросы первой передачи и идеологию остальных, потом редактор ушёл и с ведущим мы остались наедине. Я сказала ему о моей записке. Мне было интересно, насколько всё закручено и кто участники. Он был чист, как стёклышко, его использовали втёмную, решила я и не стала развивать тему. Мой партнёр выслушал рекомендации и сделал для себя пометки, мы договорились о связи и я отправилась в театр.
  Я уже освоилась в роли и гриме Каминской, обстоятельства подталкивали меня в нужном направлении и я гребла изо всех сил, чтобы не быть обузой для других. Я задумалась: не может быть, чтобы, родившись в разных губерниях и от разных родителей, внешне похожие люди не имели бы общих психологических и умственных качеств. Мы должны быть похожи во многом, вот только обстоятельства у каждой из нас сложились иные, потому по-разному и развиваемся. Но ведь ни она, ни я не пошли в учителя или врачи, не потянуло нас и в науку, обе сносно владеем и английским и компьютером, не очень отличаемся и в отношениях к мужчинам, с женщинами тоже. Мысли занимали меня очень занятные, они не отпускали моих извилин и искали путей для моей прежней сути уцелеть в новых обстоятельствах, но вскоре дорога привела меня к театру и витание в высоких генетических эмпиреях уступило место рутине многократного маневрирования и парковки на тесном пятачке, свободное место для стоянки нашлось и я приткнулась туда.
  Когда я шла к себе, теперь уже увереннее и спокойнее, меня остановила немолодая изящная и интересная женщина в очень аккуратной, но уже не новой одежде и сказала:
  • - Анна Николаевна, как там моя просьба, вы не забыли? - что мне оставалось, как не сделать серьёзную мину занятой и чуть рассеянной дамы и спросить:
  • - Напомните, на чём мы остановились в тот раз?
  • - Вы обещали с письмом моей дочки разобраться сами, без инстанций.
  • - Это было?... - потянула я время с ответом, давая ей возможность напомнить дату и подсмотреть хоть какие-то детали, по которым я должна искать это письмо.
  • - Около недели-полутора, оно в красивом розовом конвертике, вы его сразу туда определили, чтобы не путалось с другими бумагами! - сказала женщина с чувством последней надежды. Она не голосила, не просила, не убеждала, но что-то в её глазах убедило отложить всё и срочно найти этот конверт. Я пришла к себе и тут же стала искать. Я это сделала методично и вскоре нашла в одной из папок с бумагами. Конверт был раскрыт и я прочла очередную историю соблазнённой девочки, не посмевшей обвинить мужчину, она его обеляла и оправдывала, а винила только себя. Туда же приложены записка её матери, она служила в театре костюмершей, приложена и справка о девятинедельной беременности девушки около девятнадцати лет, теперь срок был больше десяти недель.
  Мы с Каминской стали как бы одной сутью, она приняла участие в этом, не отмахнувшись, значит и дальше мне не стоит мельтешить и действовать по собственному ритуалу. Я посмотрела список с внутренними телефонами и нашла Татьянин офис. Она уже пришла и сразу ответила, я попросила срочно зайти. Татьяна прочитала бумаги и задумалась, потом сказала:
  • - Вот вонючий козёл! - она покачала головой и добавила. - Я как-то видела эту девочку у него в группе среди начинающих.
  • - Ты уверена, что всё именно так, как изложено? - Татьяна посмотрела на меня испытующе и ответила:
  • - Думаю, что именно так всё и обстоит. - В её словах не было того, что я увидела во взгляде и что прозвучало в интонации. Так или иначе, но один из нас устроил девушке неприятности, хотя вполне мог этого избежать, не мальчик, однако.
  • - Это что - роковая связь, взять и сделать молоденькой девочке мальчика? - с немалым риском обнажиться я пыталась найти и для мужчины вероятный достойный выход.
  • - Я удивляюсь на Вас, Анна Николаевна, Вы будто его не знаете и вообще нэздэшняя! - она как одесситка, смещая акценты и ударения, театрально и саркастически заломила руки и закатила глаза. Я лишь немножко смутилась её тону: что я могла знать об их внутренних змеиных разборках? Поэтому продолжила линию дознания, не торопясь и последовательно.
  • - Тань, ты уж прости, но мне хочется пообъективнее, рубить, как раньше, не следует, - я пристально уставилась на неё, так обычно смотрят мужчины и женщины подобного взгляда обычно не выдерживают, Татьяна тоже смягчилась и легко перешла в другую тональность, а я облегчённо вздохнула от того, что не придётся обманывать. лучшую подругу
  • - Ладно, как на духу и перед лицом закона: в ногах не стояла и не видела, но по глазам девочки, когда она с ним общалась, могу сказать, что это именно так. А ты сама разве туда не ходила? - я мгновенно прикинула увиденное, услышанное и подсказанное инстинктом и отрицательно мотнула головой, а Татьяна продолжила. - Она на него смотрела, как на бога, преданно, снизу вверх и бескорыстно и даже не заметила, как он с неё благополучно слез. Такие терпят и рожают сами. Думаю, мать случайно узнала про всё и решила найти правду, она из чистых и неиспорченных, вот и затеяла. Анюта, не связывайся, тебе это сквалыжное дело вовсе ни к чему. Она не первая и не последняя - так было всегда.
  Я подумала, что по большому счёту Татьяна права, но свою долю этот трусливый гуру получить должен. Бросить девочку в такой ситуации - это нехорошо! Не мальчик ведь, мог и поостеречься, а потом и помочь девочке выйти из положения, раз вляпался. Нет, спускать такое нельзя - это несправедливо! И я приняла решение.
  • - Ладно, извини, подруга, после такого хочется на свежий воздух! - я посмотрела на неё гораздо мягче и в ответ на её умоляющий взгляд прикрыла изящные пальчики. Татьяна руки не убрала и я почувствовала, как она отозвалась на прикосновение - подняла глаза на меня, они чуточку замутились, неуловимое облачко окутало их едва заметную голубизну и губы прошептали что-то невразумительное. Встрепенулась она не сразу, уходить оттуда ей явно не хотелось. Она едва заметно придвинулась ко мне и устроилась поудобнее, я просто почувствовала, как у неё всё внутри замокрело. Я стала поднимать глаза - Каминская с ней там уже бывала и Татьяна тащилась от этого. Я прислушалась к себе - мне это пришлось по душе и я ответила так, как она хотела. Будто всю жизнь этим и занималась, ничто во мне не фыркнуло и не дёрнулось, а пошло к ней и в неё. Она поглощала меня с непонятной болью и стоном, так делают только с дорогими людьми.
  • - Вот моя первая остановка и настоящее обретение! - сказала я себе и обрушилась на неё, сметая и погребая собой, она с готовностью принимала и отвечала.
  • - Чего уж там, и не такое бывало, - сказала она много позже, совсем иначе и не о нас, в голосе появилась пьянящая шалость и разгул, - но кое-что ему надо бы укоротить или вообще обрезать. Слушай, Аннушка, а как у скопцов тембр голоса меняется, ты не помнишь? - она ещё не умерила своего разорванного дыхания, положила свою ладонь сверху моей и задержала, улавливая мою реакцию, это было недолго, после того, что мы только что вытворяли, один лишь миг, и она, кажется, была удовлетворена. Мой голос слегка дрогнул, а трезвость сознания и рациональное мышление чуть было меня не покинули. Представляю, что она сделала с Виктором. И всё же я устояла.
  • - Смотря до каких пор усекновение будет, где-то читала, что баритоны до альтов поднимаются. Татьяна покосилась на меня, оценивая и переваривая фразу, потом лукаво расплылась в нежнейшей своей улыбке и сказала:
  • - После такой экзекуции он повесится, его же переведут на женские роли, как в японском театре. Помнишь, к нам приезжали японцы и ты меня за руку дёргала, когда дамочка в кимоно пищала на три октавы выше партнёра. Ты тогда уверяла, что он себе яйца перевязал, чтобы не выпасть из образа. Помнишь ту сцену? - она вопрошающе посмотрела на меня. Говорила ли такое заслуженная, вся в регалиях и медалях, Каминская, мне неведомо, но не могла же Татьяна всё это придумать на ходу? Я представила себе местного казанову с перевязанными яичками и не удержалась от улыбки, а когда воображение нарисовало его в роли Дездемоны, а Лёву Д. - в качестве Отелло, то не удержалась и закатилась вместе с Татьяной, уже поджидавшей меня для зарядки и разгрузки. Мы отсмеялись и принялись за обсуждение ролей в сегодняшнем чтении. Это была прелестная пьеса по мотивам "Джулии Фарнезе" Фейхтвангера.
  Ещё в студенчестве я зачитывалась этим автором. Из-за сквозившего отовсюду особого юмора, удивительного замеса глубокого знания истории культуры в целом и богемного разгильдяйства в отдельных деталях, как-то забывалось, что поэтика еврейского быта и культуры иногда перерастала в панегирик иудейству и едва прикрытый семитизм. Но агрессивности в этом я не видела и восхищалась его романами и пьесами.
  Мы с ней заняты на главных женских ролях и в такой ситуации интересно посплетничать о наших партнёрах по пьесе. В разгар обмена пришёл Дмитрий Д., он был нашим партнёром и у него имелись вопросы. Но Татьяна его остудила:
  • - Ну, как, ковбой, после вчерашнего головка квасу не требует?
  • - А что, есть?
  • - Для души или головки? - поинтересовалась заботливая подруга.
  • - Уговорила: и то и другое!
  • - А как же прогон?
  • - У меня есть классная жвачка - самогон отшибает!
  • - Где лекарство-то?
  • - Ладно, пошли, а то у меня тоже что-то началось, наверное, дискриминация сознания и смещение осей, - сказала Танечка, не спавшая в эту ночь совершенно.
  • Она придирчиво осмотрела Диму со всех сторон, повертев и похлопав по всем его болевым точкам, он милостиво всё вытерпел, поглядывая на меня и улыбаясь ей. Я как-то сразу решила, что любовниками они никогда не были: уж очень бережно и трепетно относились друг к другу. Да и к Каминской он тоже ничего собственнического не питал, хотя в её коллекцию мог и попасть: оба более чем хороши и интересны.
  Они ушли и я принялась изучать свою роль. Там выделено много ремарок, сделанных Каминской, и я углубилась в них. У меня была роль Лавинии, жены гениального художника (вечно у этих драматургов мужчины гениальны, а женщины при них вроде нянек или приживал, возмутилась я в очередной раз), за которой давно и пристально следит кардинал и желает не просто интрижки, а беспрекословного подчинения, разнузданного секса и грубого насилия. Линия Лавинии прописана очень легко и давала мне, то есть Каминской, много шансов превратить образ в сильный противовес избалованному дитя сюжета, Джулии Форнезе, восемнадцатилетней герцогине и тайной возлюбленной главы католической церкви.
  Да и сама интрига очень хороша, если постановщик не утопит её изысков, то у Анюты есть шанс создать один из самых ярких женских портретов. Она находилась всё время в особом положении и от неё все чего-то да требовали и от того, с каким видом она будет отказывать или ублажать, зависел успех и роли и самой пьесы. От взаимоотношений с кардиналом, его играл в первом составе Дмитрий Д., зависело многое, если он не потянет одеяло на себя, то вдвоём можно сотворить такое!... У меня даже голова кругом пошла от заманчивой перспективы. Татьяна с её темпераментом и эксцентричностью очень подходила к типажу Джулии, одному из главных персонажей пьесы. Первый театральный любовник - Никита Ж., играл моего мужа, известного художника-портретиста Венедетто. Ни одну живую натуру (точнее - натурщицу!) он не обошёл вниманием и пропускал через собственное творческое восприятие для близкого знакомства. Не то, чтобы он за ними гонялся или охмурял, нет, они сами поочерёдно и спонтанно вступали во временные творческие союзы и мне ничего не оставалось, как мириться с этим неизбежным злом или издержками процесса творчества. Надо сказать, все дамы знали своё место и глаза мне не мозолили. И на этом фоне попытка кардинала забраться ко мне в постель с откровенной мотивировкой выглядела обоснованной. С другой стороны, можно представить, что мой муж был просто в творческом поиске и со своими героинями решал сугубо технические проблемы. То, что меня он любит, не подвергалось сомнению. Я поставила себя на место Фейхтвангера и попыталась иначе решить процесс творчества - безрезультатно! С позиций мужчины всё выглядело на сто процентов нормально - творчество и блуд неразделимы! Я вздохнула - а что делать?
  Раздался звонок, нас приглашали на репетицию. Я вошла одной из первых и пристроилась там же, где была во время первого прогона с моим участием, положила текст на колени и краем глаза стала следить за коллегами. Их было полтора десятка, в том числе 5-6 лиц на первых ролях.
  Время шло, но репетицию не начинали, а второй режиссёр болтал с кем-то из второго состава. Пришёл пожилой мужчина, извинился за опоздание. Им оказался Сугдин, постанощик "Джулии Форнезе". Начали с первого акта, это упростило мою задачу вписаться в её ход. Никто в интонациях особо не усердствовал, чего я боялась поначалу, а говорили с подглядыванием. Я же, чтобы не бросаться в глаза, свой текст заучила на пару-тройку реплик вперёд и потом только доучивала. Он был Каминской очень хорошо отредактирован и поэтому мне легко давалось и произношение специфических понятий из жизни Италии XVI века и длинные реплики со сложными мыслями. В этом материале я уже вполне освоилась и только вслушивалась и всматривалась в своих партнёров, чтобы быть в ансамбле. Кроме того, я никогда не числилась в троечницах, это не по мне, поэтому пыталась лидировать с самого начала, не очень, правда, высовываясь.
  Вела всех и держала в напряжении Татьяна - Джулия Форнезе, она не слезала с постановщика, добиваясь точного, а не размазанного рисунка её героини, видимо, прочитала немало по этой роли и вокруг неё. Она знала всё про клан Медичи и нравы, которые они навязали окружению королевского и папского двора, поэтому очень скрупулёзно требовала обозначения всех элементов и признаков стиля своих отношений с персонажами. Ей было из чего выбирать, массив предполагаемых черт и чёрточек характера её героини был очень велик, про род Медичи были публикации самых видных людей истории искусства и она им с удовольствием делилась с нами, давая возможность прикинуть, что кому-то подходит по звучанию, а что нет. Таким образом партнёры заявляли свои претензии на наличие грядок её огорода и имели возможность соблюсти интересы пространства собственной роли.
  Постановщик что-то по ходу пьесы знал, но пока это были в основном сверхзадачи и суперпозиции, в лицах и динамике развития конфликта он плавал откровенно и думающая часть труппы, всего-то двое-трое(!), всё видела и втихую ухмылялась. Для меня это было неприятным открытием - на производстве, как правило, всё было наоборот - руководитель знал картину и в деталях и в общих чертах. Исполнитель только пришивал пуговицы и обмётывал петли. Может так и должно быть, подумала я, ведь перед ним не только драматургия, но и конкретные возможности исполнителей. Во всяком случае, активность Татьяны я расценивала именно с позиций практических и прагматических, я не предполагала, что она может так глубоко и серьёзно копать и мысленно аплодировала и ей и Каминской, которая дружила с такой интересной личностью.
  Должна констатировать, что мужчины в этой группе мне не очень нравились, они были какие-то серые и неинтересные, ни на одного из них, кроме Дмитрия Д., на улице я бы и не взглянула. Дима же был очень интересен и на сцене, он не торопился говорить, фраза звучала весомо и объёмно, акценты и ударения у него ложились сразу и навечно. Он не дебатировал с постановщиком, а только вслушивался в настроение или нерв фразы и выдавал то, что надо. При этом паузы он держал очень умело, меняя положение тела или двигаясь по сцене, лишних движений у него не было, позы, как таковые, отсутствовали. Я в материалах Каминской читала, что он ещё в школе серьёзно занимался хореографией и пластикой движения, очень умело выстраивал пантомимы, опыт сценический у него был разносторонним, но я думаю, что всему причиной была его органичность, чего многие из его коллег лишены, те просто трудились, как пчёлки, выполняя указания тренера команды. Дима был моим главным партнёром и оппонентом, от того, как будет развиваться это партнёрство, зависело многое.
  Я училась по ходу пьесы и в процессе пения - это был смертельный номер без страховки. Мне выдалось 20 тактов паузы в середине первого акта и я перелистала текст, чтобы выдать реплику сразу со своим выходом на сцену. Я несколько раз прикинула варианты, обдумала их суть и мотивировку и остановилась на приемлемом - я выходила с рукоделием в руках и неожиданно встречала Джулию с мужем в двусмыленной позиции. Мизансцена была описана очень подробно и я решила не отступать от печки и сделать всё по автору. Я отошла, чтобы видеть, когда они займут позиции по тому, как это у автора, и медленно, держа рукоделие, пошла к мастерской мужа. Там он говорил с Джулией, я остановилась у стены и прислонилась к ней. Они могли вот-вот выйти. В это время появляется кардинал, он мог шутя шантажировать меня раскованностью моего мужа, мне казалось, что лучше бы ему не видеть их, выходящих из мастерской. Я оттолкнулась от стены и прошла мимо кардинала, прижимая к себе злосчастное рукоделие, он чуточку растерялся и, проводив меня глазами вглубь сцены, в конце концов, вынужден был повернуться в мою сторону и спиной к двери мастерской, потом сделать шаг мне во след и уже не мог видеть возможного выхода Джулии и Венедетто. Поворачиваться же на звук шагов ему не позволял сан, так что предпринятая страховка выглядела надёжной. Я была спасена!
  Он начал говорить, останавливая меня, я в это время, не замечая его движения, прошла ещё, уводя его взор от входа в студию окончательно. Сейчас он был вообще далеко от двери. Теперь я могла говорить с ним спокойно и только в одной, обычной для меня тональности. Здесь были только он и я. Возможности шантажировать мужем у него уже нет и я подумала, что в этой позиции моя борьба за то, чтобы не быть распятой амбициями его мужского тщеславия выглядит гораздо предпочтительней. Звучание моих реплик, окрылённых победой в маленькой хитрости, совершенно естественно стало свободным и ироничным. Цену женской иронии я знала хорошо и понимала, что партнёр её уловит без труда. Она сильно умерит его пыл. Постановщик не стал менять темпа и не остановил нас, мы обменялись репликами и Дима подал мне руку. Он упирал только на текст и не воспользовался другими вариантами мизансцены, где мог сделать со мной что угодно. Унижать действием он не стал, это меня окрылило. Я незаметно передвигалась со своим рукоделием и, коварно притянув к себе вероятным ответом на мужские притязания, стала уводить его на просцениум, чтобы беседа наша была только о нас двоих. Кардинал прижал меня к стене и в буквальном смысле попытался не упустить своего. Тут режиссёр закричал:
  • - Стоп! - и мы остановились.
  • - Дима, тебе не кажется, что эта дама не дискотечная подружка и касаться её тебе в принципе противопоказано?
  • - Не дискотечная, это верно, но касаться я её хочу и буду. Почитайте текст в оригинале у Лиона, он ей прямой речью говорит, что хочет её так, что не может и не хочет себя сдерживать. Она ему нужна до одури и он одержим ею. Там есть ремарка: "он огляделся по сторонам" и, выделено - "решительно направился к Лавинии". В нашем тексте это выпущено.
  • - Ты какое издание имеешь в виду, академическое 60-х годов?
  • - Я же сказал - оригинал, он написан на немецком языке и оттуда переводился на английский, а наша академическая версия ближе к английской, чем к оригиналу. Таких различительных деталей много и они иногда очень значимы, Владимир Алексеевич! Этот перевод с оригинала сделал в бытность в Германии В.Максимов, чтобы доказать Западу свою лояльность и неподкупность одновременно. Я сличал тексты, у Максимова самый точный, там оригинал и перевод разделены вертикальной чертой и всё видно воочию, хотя это сущие мелочи и мы ведь ничем не ограничены, не правда ли? - сказал он, обращаясь к нему.
  Режиссёр посмотрел на потрёпанную книжицу, которой козырял Дмитрий Д., немного полистал её, потом отложил и репетиция пошла дальше. Мы ещё не один раз останавливались и, когда добрались до второго акта, режиссёр растерянно потряс головой, устало закрыл глаза и сказал, что мы свободны. Все стали группироваться в небольшие компании, я не стала ни к кому подходить и сразу же сказала Никите Ж., чтобы он зашёл ко мне.
  
   Момент истины для новой Каминской
  
  Я приготовилась к самым разным вариантам возражений Никиты Ж., прогнав их через себя и не нашла ни одного, который мог бы поколебать мою решимость. Я не маленькая девочка и знаю, что в таких случаях говорят мужчины и как отпираются. С ним надо разобраться по существу и очень круто. Я подготовила линию поведения и использовала всё, что знала о нём по спектаклям, фотографиям, где он бывал вместе с Каминской, и записям бесед, где и он тоже участвовал. Он в моих файлах значился самовлюблённым типом с ярко выраженным стремлением видеть своё превосходство в глазах собеседника или партнёра по игре. На предыдущей репетиции и во время всеобщего загула я как-то не очень к нему присматривалась, но сегодня мне было уже интересно - проявится ли эта явная ущербность в профессии. Я очень внимательно стерегла его во время репетиции и нужное для себя увидела.
  Раздался стук, я открыла, вошёл Никита Ж., я пригласила его садиться и закрыла дверь. Он не удивился и не насторожился, его лицо немножко осклабилось, похоже, он понял это уединение по-своему. Пусть потешится, решила я и уселась в кресло, где Каминская всегда гримировалась. Я развернулась к нему вполоборота и стала рассматривать его лицо в упор. Оно ничего серьёзного в себе не содержало, там была только видимость и ничего больше. Он не понял, зачем я его пригласила, не увидел необычности в лице женщины, которая вышла на тропу войны. Он с ними не воевал, а брал тёпленьких и размягчённых.
  Звякнул местный телефон, Татьяна спрашивала про мои планы, я попросила перезвонить позже, она помедлила и сказала, что так и сделает. Я положила трубку. Он смотрел на меня, ещё не поняв, что будет через минуту. И я начала. Это была моя первая ответственная и очень важная самостоятельная роль, я играла её без текста и репетиций, руководствуясь лишь общим направлением движения, презрением к подобным кобелям, интуицией и уверенностью в собственном жизненном опыте, который был немалым и самого разного посола. Я знала, какую интонацию он примет за достоверную и вела огонь по конкретно выбранным целям. Мне нужно выдержать интонацию, которой он бы поверил сразу и для того, чтобы её найти, начала общий разговор на темы спектакля, улавливая нужный момент. Когда я почувствовала, что всё готово, то мягко перешла на погоду и после неё повернула к предмету разговора:
  - Ты знаешь, мне стала известна интересная вещь - кто-то заказал тебя хирургу по гениталиям и объявил о подписке, - я сделала паузу и уловила его реакцию, это был испуг и поняла, что тон выбран верный, далее корректировала себя по его непроизвольным движениям. - Круг людей, которые примут участие в подписке оказался велик. Они уже знают, что сделают с тобой и теперь ищут того, кто это выполнит. Через неделю-другую-третью вся сумма будет собрана, найдут исполнителя, дадут твои координаты и тогда тебя поймают на улице, в две секунды сделают пьяным мужичком и приятели на глазах у прохожих посадят в такси, немножко наркотиков и подобия хирургии, в результате тебе перережут парочку желез. Потом ты очнёшься на скамейке в парке с парой забулдыг, они с тобой тоже пообщаются, такие у них склонности. После всего перенесенного как-нибудь доберёшься домой, наркоз кончится нескоро, внизу зачешется и ты посмотришь в штаны, а там!... После этого твой кормилец станет только выпускным каналом, а голос из сексуального баритона перейдёт в регистр альтов или дискантов, не знаю, как уж там у них получится, - тут я сделала небольшую паузу, чтобы зафиксировать сказанное и продолжила, - и всё, карьера закончена! - я следила за ним всё время и видела реакцию в режиме on line. В моей гримёрке, вероятно, никогда не было так тихо, у него даже дыхание перехватило. Я ждала реакции, следующей после испуга.
  Он изменился в лице, левая щека слегка пообвисла, а взгляд стал неподвижным, пересохшие губы только слегка касались друг друга, не в силах помочь языку в его обычном деле - смягчении губ. Он не сразу пришёл в себя, приводя в порядок дыхание и пересохшие губы, когда, наконец, это ему удалось, то его лицо попыталось натянуть на себя выражение самодовольной ухмылки в виде маски, презирающей пустую трепотню бессильной бабы. Но под маской уже поселился страх. Бравада не удавалась, хотя он её уже вложил в реплику:
  • - И не жалко такого члена, ты же выгибалась под ним, как гимнастка на снарядах. Забыла, что ли? Помнится, ты тогда другое шептала... - он сделал выразительную паузу и сыграл двумя руками, как дешёвое трепло среди приятелей в пивном баре.
  • - Значит, тебе понравилось, да? - с улыбкой и некоторым извинением произнесла я. - Вот, видишь, работаем над собой, раз получается убедительно! - я вошла в жуткую тональность Фредди Крюгера, хорошо её прочувствовала и по наитию, совершенно незнакомым для себя способом, создала образ коварной и безжалостной дьяволицы. Откуда во мне отыскался этот жуткий тембр и свистящий тон, я не знала, но он был к месту и я им воспользовалась. Что-то подобное с хрипотцой выдавала иногда и Каминская. - Знаешь, для коллекции и не такое приходится играть! - сказала я с улыбкой, холодно, цинично и заглянула ему в глаза. - Когда возню с тобой сравнивают с другими, то вспоминают, как ты потом всё аккуратно облизываешь. И всё! Но в душ надо непременно - твой запах! - я перемежала в своём тоне издевку с сарказмом и иронией, руководствуясь реакцией соперника. Никаких сильных эмоций при этом не полагалось, дистанция и унижение собеседника мною соблюдались пока без особого труда.
  • Я поняла, что попала на больное место, его лицо потеряло остатки самодовольства и совершенно лишилось защиты, надо было добивать. Слышать осанну другим для таких типов - самая ядовитая и долгоживущая гремучая смесь.
  • - А вот Сергей Н. выделывает такое, что женщина об этом никому не говорит, пока он с ней. Да и потом, когда всё кончится, не очень распространяется. Роман с тобой заводят, чтобы почувствовать разницу. С одной стороны конь с яйцами, облитый спрэем, как дешёвая проститутка, а с другой - настоящий мужчина, от которого кончаешь, только он тебя коснётся, которого пьёшь и не насытишься. Если кто-то после секса с ним приходит в общество, то любая женщина узнаёт мужской запах сразу и возбуждается, будто было с ней самой. После общения с тобой, дорогуша, душ и лосьон обязательны, иначе в приличном доме могут не понять.
  Я видела, что он порывается что-то возразить, но страх уже влез в его душу, мелкую и без фантазий и пыл петуха в курятнике в нём пропал бесследно. Он не нуждался в утешении, ему нужен был психиатр, я это видела по расширившимся зрачкам и побелевшим губам. У него пересохло во рту и он выглядел, как рыба, выброшенная на песок: его рот раскрывался, он делал глотки, но сухое горло не подчинялось и постепенно он стал синеть. Такое я видела, когда занималась альпинизмом, так выглядели симптомы спазмов каких-то мышц в области диафрагмы. Я вспомнила инструкцию и сильно хлопнула его по спине и потом дала воды, он со свистом и бульканьем вдохнул, вырвал из рук стакан, опрокинул в рот и подавился, расплескав воду, потом закашлял, отрыгнул слюну, что скопилась в гортани, и только после этого сделал настоящий глоток. Его немного отпустило. Он затравленно посмотрел на меня. Я выдержала и это.
  • - Хочешь знать, зачем я это сказала? - и, не дожидаясь ответа, продолжила: - Чтобы ты знал и мучился. В ожидании! Голос мужчины исчезнет в течение нескольких дней и появится что-то от гермафродита. Многим хочется, чтобы это началось раньше и ты мучился от страха ещё накануне - это очень даже нормальная плата за твои делишки.!
  Я вела первую свою роль Фредди Крюгера в театре одного зрителя при полных парусах, прислушиваясь к себе и читая ответную реакцию на серой шагрени лица Никиты. Типы вроде Никиты Ж. сильны только со сломленными и слабыми женщинами, борьба - это не их епархия, там, где надо пахать и рисковать, их не бывает. Я не должна его выпустить и продолжила свою линию, его страх был в области преувеличенной самооценки.
  • - Ты знаешь, ведь никто не вступился, никто! Ни одна женщина не позарилась на то, от чего ты сам тащишься. Всё, убирайся! - пока он поднимался, я распахнула дверь настежь, потом открыла окно и проветрила помещение. Он уходил на цыпочках, вжав голову в плечи и загребая левой ногой. У двери стояла Татьяна, он её даже не заметил. Она же сразу налетела с вопросами. Я ещё была в образе и маска Фредди Крюгера сползать с моего лица не торопилась. Вот прошло некоторое время, напряжение и сосредоточенность меня покинули, я расслабилась и смогла смотреть на Татьяну спокойно и без эмоций. Потом выждала немножко, чтобы окончательно придти в себя и рассказала в общих чертах. Мне казалось, что остальное она должна прочувствовать, ведь неспроста так тянулась ко мне. Она видела моё лицо в финале беседы с Женей, приходила в себя я тоже при ней, так что особо можно и не растекаться. И Танечка ответила любезностью понимания ситуации:
  • - Может, эта девочка и не такая невинность, ему поделом! Жаль, что ты обошлась без меня, жаль.
  • Она повертела на пальце колечко с брильянтом, разглядывая игру его граней, улыбнулась собственным мыслям, после чего вернулась к теме: - Ладно, тогда я свою долю выполню иначе: подыграю твоей идее. Слухи - это страшное оружие в нашем ремесле. На войне, как на войне! - потом она сменила тон и перешла на светские темы: - Вот что, новоявленная мисс Фрейд, привезли новый фильм Залмана Кинга. Там такая коллизия: Кински соперничает с Аджани и Мелисой Фей за роль в суперпроекте про царицу Савскую. Самого сценария нет, только намёки, на роль царя Соломона уже взяли Гаррисона Форда и продюссер с постановщиком в поиске, ну и всё вертится вокруг этого. Говорят, классная вещь, пошли, заодно пообщаемся со своими. Ты на колёсах? - я кивнула. - Тогда я с тобой!
  • И мы отправились к Анастасии, которая, по словам Каминской, всегда была первой, кому привозили такие вещи.
  В большой комнате стояло несколько кресел и один широкий диван. Кроме нас с Татьяной, были обе хозяйки дома - сестры Настя и Инна, игравшие в разных театрах из принципа, Лариса, Тамара с Анфисой и двое мужчин, которых я видела впервые, но меня они знали и к ручке приложились оба. Я решила устроиться побезопаснее, чтобы не попасть в игру: "Я не знаю, что ты меня не знаешь, но нервы помотаю!", и села в отдельно стоявшее не очень удобное, но узкое кресло, чтобы никому не пришло в голову пристроиться рядом.
  Мужчины себе в компаньоны по просмотру выбрали Анфису и Татьяну. Как я заметила, легко выбрали, не колеблясь и на других женщин внимания уже не обращали. Да и вряд ли выбранные дамы им такое спустят безнаказанно. Темперамент обеих актрис в театре знали все и задевать без нужды побаивались. Потом из недр квартиры появились ещё два мужчины, это были мужья сестёр, они не стали опекать своих изысканных красавиц и внимание посвятили мне и Тамаре, слегка эпатируя жён откровенными вопросами к подопечным. Похоже, по отработанности слов и жестов, делали они это часто, выглядело как-то уж очень рутинно и привычно, поэтому сёстры реагировали слегка поджатыми губами и подчёркнутым безразличием "рифайнов" к выходкам "рыбарей". Ни единого слова или жеста, даже глаза обеих сестёр никак на это не отозвались - вот это класс, подумала я.
  На меня положил руку муж Насти и сделал это так же легко и привычно, как только что те двое выбрали Анфису и Татьяну. Двух секунд мне хватило, чтобы понять, что с телом Каминской он знаком хорошо и оно ему нравилось. Развлекаться с чужим мужем на глазах у жены я ещё не была готова, поэтому тут же пересела на диван к Анастасии. Её аристократическая фигура и умные глаза мне нравились всегда, как и фирменная игра на тонком нерве, я её любила по большому счёту и играть в дурацкие семейные игры с подвыпившими мужьями мне ой-как не хотелось. Рядом с ней оказалось вполне удобно.
  Я пододвинула к себе большую диванную подушку, она легла как раз между нами, выделив мне удобный уголок. Потом облокотилась на подушку правым локтем и в этот момент прямо-таки почувствовала, как на меня посмотрела Инна, взгляд был и внимательным и испытующим, что-то в нём мнилось такое, что я насторожилась. На обычных гостей так не смотрят, пусть Каминская и была вхожа в их дом и числилась среди элиты, но этот взгляд предназначался тому, кто сидел в печёнках очень и очень глубоко. Я подняла глаза на неё, но она уже убрала свои очи и поискала ими что-то для собственного обустройства. Им оказался старинный стул и она села на него, как на трон и только после этого молча уставилась на мужа. Включать видик и следить за кассетой поручено ему. Он послушно подсуетился. Я посмотрела на Настю, она едва заметно улыбнулась и склонилась в мою сторону. Почувствовать её дыхание, которое вдруг стало неровным и порывистым, труда не составляло - здесь я ошибиться не могла. Но для Инны всё это должно быть недоступно - так следовало понимать поведение Насти. Я её намерения и игру сразу и легко почувствовала, а дыхание услышала, но лицо старшей сестры не выдало ни единой эмоции, которую могла бы заметить сестра младшая. Вот так-то!... И я, не глядя, но исходя из своего внутреннего настроения, по памяти воспроизвела фирменный номер Каминской: одними только глазами выразила улыбку. Или она поймёт, тогда мы, действительно, одного поля ягода или нет, тогда...
  Её мужа мой жест не смутил, он переключил интерес на Ларису, придвинув её кресло к своему, и сразу же стал тихонечко окучивать, с деланным испугом косясь на Анастасию. Настя в безопасную секунду чутко отозвалась на мой эксперимент - улыбнулась только мне, я сделала благодарственную отметку на чувственных рецепторах и мы остались вдвоём на диване. Анфиса со своим покровителем сползла с кресла на ковёр, предварительно устелив его громадными подушками. Татьяна, как царица, устроилась на другом кресле и буквально на её коленях балансировал другой незнакомец. Он был из породы своих людей везде, знал всё и про всех. Комментарии из него сыпались, как вши из паршивой собаки.
  Мы с Настей изредка вполголоса перешёптывались и я не робела перед кинодивой, которая снималась в кино с самого детства и имела репутацию актрисы непреклонной и очень требовательной к себе и партнёрам. Её царская уверенность постепенно перетекала ко мне и я была ей за это благодарна, с ней было очень комфортно, её утончённость и изящество при ближайшем рассмотрении оказались настоящими и я это чувствовала всем своим существом. Надеюсь, хоть что-то отдалённое и она испытывала в мой адрес. Или в адрес Каминской?
  ...Как это непросто, быть между двух огней: моим восприятием и наследием Каминской - я часто мучилась в сомнениях из-за вечного положения, когда своей сиюминутной реакцией нужно угадать и подстроиться под предыдущие шаги Анны Каминской. Но про Анастасию я знала наверняка, что они близки и по стилю, и по затейливому образу воспроизведения своих героинь. Они не могли не быть близки, кроме того, я чувствовала собственную близость к ней и это убеждало лучше самого крутого и основательного психоанализа. Справку от Каминской об охлаждении их отношений я как-то не воспринимала, Настя была настроена на меня и ни единым кончиком своих многочисленных и утончённых нервов не отторгла моего движения к ней, более того, она за меня держалась и, украдкой поглядывая на Инну и Татьяну, легонечко нежничала с моим плечом. Диван был в самой глубине комнаты и нас можно увидеть, только обернувшись назад, мы же с ней видели всех и происходящее на экране предварялось авансценой из остальных зрителей. И среди них невинно развлекалась Татьяна, позволявшая соседу многое и не скрывавшая своего презрения к нему. Она тоже мне доводится кем-то. С ума сойти!...
  Но я что-то отвлеклась, итак, мы смотрели фильм. Фильм оказался средненький и по сюжету и по качеству постановки, а вот игрой основных актёров я была восхищена. Они были в свободном падении и играли сочинение на вольную тему, причём, мне показалось, что сценарист писал роли, заведомо зная исполнителей.
  Я обратила внимание на Изабель Аджани, которая решила не менять стереотип восприятия своего амплуа, как сексуальной героини. Секс, как несравненное ощущение, был написан в её выразительных карих глазах, хрипотце голоса, приоткрытых губах, якобы беззащитной улыбке, мягком шаге изящных и стройных ножек. Мелиса Фей была в рамках характера утончённой аристократки, она взывала к интеллекту постановщика, голубой крови своего древнего рода, движения и пластика её тела были очень тонки и изящны. Она была хрупкой и царственной по условиям собственного амплуа. Кински тоже ничего не выдумывала и эксплуатировала свои обычные приёмы, но как! Она была единственная актриса из расы, так называемой, белой арийской кожи. И единственной настоящей здоровой блондинкой с очень крепким телом, от которого просто-таки тащатся мужчины, любители игр типа грандиозного кровавого побоища. Ей приписывали даже немалую славянскую кровь.
  Она не казалась холодной, её очарование не чувствовалось так сильно и жгуче, как у Изабель и утончённо, как у Фей, тем не менее, загадочное тепло актриса доносила, хотя сверху ничего и не лежало: всё в ней скрыто от глаз, но каким-то непостижимым образом она раскрывала собственное состояние зрителю - я любовалась её игрой, это было на грани фантастики. Так тонко выдать глубочайшие, потрясающие душу и тело, эмоции по силам не каждому. Мне она импонировала более всех.
  Остальные актёры, в том числе и бесподобный Гаррисон Форд, мне казались несколько вторичными, поскольку пытались оригинальничать и искать успеха на смене собственного стиля или амплуа. Мне казалось, что путь, выбранный Кински, более продуктивен и эффектен, поскольку резервов в нём она обнажила несметное количество. И вообще, царица Савская была скорее образом собирательным и символическим и в неё авторы мифов вложили массу самых противоречивых черт, но они были плоть от плоти женскими и каждая из нас в глубине души хотела бы применить кое-что из её арсенала. Самой малости из сундуков с её сокровищами будет достаточно даже самой ненасытной и привередливой даме, чтобы ощутить себя полновластной царицей мужских устремлений.
  Мне было интересно, что выделят другие и я внимательно следила за отдельными репликами уже по ходу просмотра. Надо сказать, что симпатии у нас, у женщин, разделились и единодушия даже не намечалось, мотивировка у каждой, во время бурного обсуждения фильма была сугубо индивидуальной и, иногда, со значительной переменой вектора в пику чьему-то мнению. Такова женская натура! Но мне было интересно не кто, а почему! Тон задали мужчины-мужья. Жили они в этой огромной квартире вместе с родителями жён давно и усвоили его правила и обычаи. Сейчас старики и дети обеих женщин в доме отсутствовали и мужья были, по признанию жён, на острие непрофессионализма.
  - Итак, суть - кто более роли царицы достоин? - сказал Кирилл, муж Анастасии. - Царица Савская была по легендам отъявленной стервой с болезненным самомнением. Не буду умничать - более всего на роль такой стервы подошла бы Мелиса Фей. В ней всё, от высокомерия до аристократической изощрённости, говорит об этом - царица! Если сравнивать с другими претендентками, то она была бы более органична, чем любая другая. Им бы что-то в себе пришлось менять, подгонять, пристраивать, а у неё всё в полном комплекте - только расходуй на радость зрителей.
  Антон согласился с Кириллом по сути характера царицы Савской, но увидел что-то очень необычное в игре Кински и выдвинул в лидеры её. Он заключил:
  • - У неё необычный шарм, он пронзает любого мужчину, если тот увидит её в одеждах, представляю, что она выделывает в постели! Нет, это она настоящая царица Савская!
  • - Мне бы вашу уверенность! - подала голос из объятий своего кавалера Татьяна. - Если подбирать ансамбль по гармонии партнёров, то для Форда подойдёт любая. Он может сделать царицей любую. Не знаю, не знаю, но Кински - не тот типаж, она слишком умна и рассудочна для этой роли, а надо быть немыслимо похотливой сукой, чтобы вписаться в этот характер.
  • Далее развернулись дебаты о том, как будет отобрана актриса на самом деле, последует ли вторая серия и вскоре решили, что она определится в постелях продюсера и финансиста. Так было всегда у нас и у них то же. А вот о том, кто победит в этих соревнованиях, голоса разделились. Опять же - примерно поровну. Меня же интересовало другое: а как бы повели себя наши дамочки в ролях претенденток в постелях боссов киноиндустрии и я забросила удочку. Обе сестры приняли условия игры и согласились посоперничать за роль. Настя сказала, что роль имеет цвет и запах актрисы и, если не станет халтурить, то шедевр возможен для любой роли. Учитывая вероятную раскрутку фильма, за роль сражаться стоит.
  • - Я бы пошла дальше, чем Джейн Мур, Ким Бессинджер и Шарон Стоун и сделать это при умелом постановщике очень даже реально! Но тут проблема - ставят фильмы не мастера, а "мазилы" и они, в свою очередь, главные роли дают смазливым и простеньким второразрядным актрисам, вот и приехали! Лучшие фильмы этого жанра - это исключение из правил, само же правило - муть или середнячок. А то, что мы смотрели с этим созвездием - не более, чем анонс к неснятому фильму, думаю, что все три претендентки, увидев настоящего постановщика, от борьбы за роль тут же откажутся! - завершила она свой монолог.
  • Инна в целом поддержала сестру, но соперничать с ней по-большому отказалась.
  • - Ты что, - с нескрываемой иронией сказала Татьяна, - не хочешь быть царицей? - по тому, как она это произнесла, я увидела сильный накат на хозяек дома.
  • - Почему же, хочу, - ответила Инна, как бы не замечая тона гостьи.
  • - Ну и что бы ты сделала с этим продюсером или постановщиком, дабы убедить в своих претензиях? - не оставила она ей шанса спрятаться за спиной сестры. Я чувствовала, что их отношения непросты и мне было интересно, как Инна выйдет из положения. Это был тест на сообразительность и выдумку. И деликатности - хозяйка не могла ущемить права гостя!
  • - Я бы его помурыжила пару часиков в ресторане, потом клубе, разогрела и пригласила домой. Под наркозом он бы и не на такое пошёл. И на самом интересном месте заявились бы папа с мамой - ах-ах! Ой-ой! - она улыбнулась Татьяне, давая возможность осмыслить остальное. Но гостья не заметила иронии и сказала:
  • - Для сводни этого вполне достанет, но ни один мужик после такого фортеля дел с тобой иметь не будет!
  • - Может ты и права, - тактично и с какой-то особой интонацией, и слишком быстро уступив гостье, согласилась Инна. - Из нас двоих этот тип лучше удаётся Насте, с ней же можешь соперничать только ты, Аннушка!
  • Меня её реплика и заинтересовало и насторожило, эти тайны мадридского двора могли меня утопить, ведь Каминская в них, наверняка принимала активное участие. Как бы это не выплыло!
  • - А откуда ты знаешь, кого выберут эти облезлые маньяки? - поинтересовалась Лариса и вектор спора качнулся в другую сторону, бытовую и очень знакомую любой женщине. - Им, может быть, понравится кто-то другой.
  • - Уж не ты ли? - едко улыбаясь, вставила Татьяна.
  • - А почему бы и нет? - взвилась Лариса.
  • - Джентльмены, можно вас побеспокоить? - обратилась к мужской части аудитории Татьяна. Те настороженно сделали стойку, не зная, что скажет весьма непредсказуемая актриса.
  • - Чьими кадрами из порнушки нашего театра мы все дружно засматривались? Не стесняйтесь, здесь все свои, ну? Вот ты, Кирюша, кого ты смотрел совсем недавно, да ещё жену приволок для ансамбля, а? Да ты не бойся её выдать, она уже проболталась!
  • - Каминскую! - не раздумывая, ответил он.
  • - А ты, Антоша, у тебя другая порнозвезда?
  • - Нет, та же!
  • - А у тебя, Стёпушка!
  • - Анна Николаевна - супер!
  • - Я тоже думаю, что Каминской нет среди вас равных, милые дамы!
  Если бы я смешалась или отступила, они могли злорадно улыбнуться в мой адрес и что-то добавить на словах, но такого удовольствия я им доставить не могла и сохраняла на лице привычную маску. Это была моя придумка, она давала возможность сохранить лицо в любых обстоятельствах. Каминская согласилась с ней, добавив отдельные штрихи и детали. Между тем эта тема меня сильно взволновала: видеть в порнушке Каминскую и обсуждать - это одно, а вот самой попасть в её шкуру во время дебатов, дело совершенно иного уровня и ощущений. Я за этой маской чувствовала себя очень и очень неудобно, поскольку отсидеться всё равно не выйдет, что-то придётся и отвечать, что? Между тем Татьяна продолжала:
  • - А вы, коллеги, что имеете по этому поводу? - обратилась она к женщинам. Никто не возразил. - Так что второй кандидатуры не появилось и споров по трахальному мастерству не предвидится, - она повернулась ко мне и уже персонально, но без наших личных кодов-опознаний, улыбнулась. - Ты уж прости, Анюта, кто-то снял, все смотрели, не отрываясь, но показать тебе постеснялись, робкие, потому что!
  • - Сама-то видела? - спросила Настя. Я кивнула и повела глазами по лицам присутствующих. В них был интерес, что я сделаю? Потом это будут обсуждать и смаковать детали, среди слушателей будут и недруги, они передёрнут и ухмыльнутся, всем рта не закроешь, но друзья должны видеть меня только победительницей, это поможет вступиться и отмахиваться грозным мечом моей силы и уверенности, а не лёгкой косынкой флёра упавшей звезды. И надо что-то тут же ответить, сохранять лицо нужно всегда - этого я не забывала. Я улыбнулась им, будто после рядовой репетиции и сказала, чуть извиняясь за ненужный мне успех:
  • - Если бы ко всему и свет поставили как надо, оператор следил бы за композицией и кадром, а режиссёр делал раскладку по отдельным деталям, то я бы, возможно, что-то и могла вспомнить. А раз снимали втихую, то вышло неигровой кино. А там - ни убавить, ни доснять. Однако, поверьте, мне тогда было очень даже стрёмно, вы и сами это заметили, - я сделала паузу, вид у меня в это время был, как у непотопляемой самоуверенной стервы, в зеркале напротив это хорошо видно. После этого я перешла в атаку:
  • - А ты, Анфиса, при всём при том, как бы выглядела, а? - Анфиса потупилась от неожиданности, хотя для её интеллекта решение подобных задач должно быть привычно. Но ставили её только на характерные роли. Чего ей недоставало, чтобы засветиться, ведь она умная девочка?.
  • - Как деревенская целка! - наконец, честно призналась она.
  Обсуждение продолжилось, тон был придирчивый и в некоторой мере профессиональный, просчёты никто не прощал и доставалось всем, мне в том числе и немало. Особенно про удовольствия припомнили, как я на глазах у всех чуть не трахнула одного композитора, который в один присест написал специально для меня музыкальную тему в последнем спектакле. Тогда Каминская, то есть я (!), его взяла в оборот и раскрутила пожилого мужика так сильно, что он потом в наш театр без сопровождения не заявлялся - боялся, что без допинга окажется несостоятельным.
  Я очень внимательно слушала критику, выделяя собственную составляющую и грехи Каминской. Мне досталось значительно больше, наворотила я во всём немало и в исполнительстве тоже. Мне припомнили и "Джулию Форнезе" и "Дядю Ваню", но более всего вспоминали мастер-класс и моё явление туда с любовником, с которым я накануне ночью спустила Шелгунова с лестницы, он после такого потрясения даже постеснялся придти на мастер - класс. Последнее меня очень порадовало, ведь я никому ничего по этому поводу не рассказывала, да и Шелгунов вряд - ли стал бы себя выдавать. Значит, всё заметили, сложили, сопоставили и домыслили - глупеньким такое не по зубам.
  Я подумала, что в плане моей безопасности не всё так страшно, раз вещи второстепенные выходят на первый план, а главное - моё самозванство, даже не рассматривалось. Я разулыбалась и присоединилась к хору: "Долой Каминскую! Все хотят в звёзды!"
  
   Новая Каминская - освоение территории
  
  Домой я вернулась поздно, свою красавицу оставила под окнами у одной из новых знакомых, страдавшей бессонницей и всё время глядевшей в окно. Была она там и на этот раз, мы обменялись приветствиями и я пошла домой.
  После впечатлений вечера меня одолела бессоница, подступила хандра и началось раздвоение. Что-то было непростое в отношениях Каминской с Настей и Инной Виргиевскими и Татьяной Долевой, мне было неприятно находиться в этом загадочном треугольнике с завязанными глазами и обострёнными чувствами. Нетрудно догадаться, что в отношениях Каминской с каждой из них есть что-то, что не поддерживается двумя другими женщинами, что это? И это при таком тесном ежедневном общении могло привести к неприятностям. Я не знала, что делать: то ли продолжать играть Каминскую, то ли срочно ехать домой. Звонить ей в такую пору было и гибельно и бессмысленно. Телефон стоит рядом с постелью и муж слышит, о чём я говорю. Ничего эзоповым языком и намёками ей не сказать, а мне нужны конкретные ответы. Да и вряд ли они сейчас спят, поздновато, но не настолько, чтобы мужчине устать от общения с женщиной, я это знала по себе, его жене. Я просто чуяла, как она забирается своими пальчиками ему на грудь и сводит с ума, на тех кадрах, что мне в избытке пришлось просмотреть, она этим приёмом пользовалась очень умело. А Коля от подобного возбуждался мгновенно. Она вполне могла, особо себя не обнаруживая, подвигнуть его на любые подвиги, опыта и умений у этой дамы достаточно. Мне даже стало нехорошо, когда я себе представила их игры - она вьёт из него верёвки, а он думает, что это его собственные изобретения. Надо выпутываться самой.
  И я решила завтра же остаться на репетиции Насти в новой версии "Анны Карениной" и почувствовать её в деле, глядя со стороны, таким образом я могла избежать лишних разочарований и осмотреться за пределами своей постановочной группы.
  Чтобы не маяться и не плодить немыслимые виртуальные кошмары, я подсела к машине и стала копаться в документах своей тёзки в надежде найти какую-нибудь подсказку и утешение для растерзанной души. И вскоре погрузилась в её подноготную. Раньше это сделать было как-то некогда, а теперь же в самый раз: и время есть и настроение подходящее.
  Назавтра с утра по графику была встреча на студии по поводу съёмок фильма о бизнес-вумен, сценарий прилагался, потом какой-то ВАВ с трёх до шести и репетиция в театре до девяти вечера. И далее ничего - и целых два дня. Или я что-то упустила? Потом мне попался файл со счетами и движением финансов по месяцам, я ничего не поняла: кроме реквизитов с двадцатизначными числами других характеристик не оказалось. Суммы туда уходили ежемесячно самые разные, а в одном из них она была постоянной - по 6 тысяч рублей. Приходную документацию Каминская не вела, а если и вела, то, скорее всего где-то в другом месте. А квитанций или банковских ордеров мне не попадалось.
  - Всё, приехали, - сказала я себе, - тебе, что - делать больше нечего, как копаться в чужом белье? Только было решила оставить это дело, как нашла ещё одну папку с файлами по Сотникову. Внимательно просмотрела их, но так ничего и не прояснилась. Там была какая-то информация о его лекциях и статьях в обычных и специальных журналах, мне она ничего не говорила, потому что вся касалась его научной работы.
  - Что её так притягивало к этому геологу и почему так тайно? - эта мысль не давала мне покоя и я откинулась в кресле, пытаясь хоть что-то осознать и уловить - не могла Каминская так долго заниматься пустышкой! Хотя, с другой стороны, всё собранное было обычной информацией и из неё ничего не следовало. Это могло оказаться рутинной базой данных, которые хранят до времени, часто так ни разу и не использовав до удаления с диска. Просмотрев эти файлы вновь, я обратила внимание на одну, ранее незамеченную, деталь. Там же попадались небольшие фрагменты из чьих-то стихотворений. Возможно, Сотникова? Присмотревшись внимательнее, я поняла, что авторство у них разное и один из них - наверняка, женщина. Итак: стихи - Сотников - Каминская и всё это в особых файлах, удалённых и отредактированных, что это - случайность или составляющие чего-то серьёзного, нежелательного для общего обозрения? - В таких случаях говорят: "Никаких комментариев, давайте дождёмся выводов компетентных органов, комиссия уже работает!"
  - И что же дальше? - спросила я себя. - А дальше ничего не было - обычный тупик. И комиссии тоже нет, я на всём этом фронте была одна-одинёшенька. И вернулась к "нашим баранам". Мне вдруг захотелось попробовать себя в роли актрисы по-настоящему и я принялась за роль Лавинии. Она была намного легче и проще роли Каминской, которую я готовила почти два года. К моему удивлению, текст словно лёг в приготовленное ложе и я его вскоре хорошо знала. Я развернула в уме весь план пьесы, расставила основные акценты и определила свою роль во всём этом. Имея общий план, легче давались интонации конкретных реплик в мизансценах. В конце концов вся пьеса сидела в голове прочно и я взялась за детали: выразительность жестов, тональность и музыка слов, положение на сцене и характер реакции на партнёров. После этого устроилась перед зеркалом, чтобы видеть собственное отражение и корректировать выражение лица. Первая сцена была очень непростой, я говорила, а не произносила, надо было прибавить в громкости и не потерять в выразительности. Думаю, что никто бы мне не помог так зримо и эффективно, как осознанная необходимость в деле постановки роли на сцене и с моим участием. Это мобилизовало и я, сосредоточившись на работе и отбросив нервические метания, не делала лишних ошибок: на них у меня попросту не было времени.
  Я пробовала варианты и, наконец, нашла приемлемый компромисс, когда выразительность и громкость были в гармонии. Дальше следовало войти в образ родовитой дворянки с её представлениями о достоинстве, приличиях и долге знатной дамы. Тут оказалось немного попроще, у Каминской нашёлся материал по всем её ролям с вариациями их толкования, иногда даже акцентами и паузами. Я была приятно удивлена таким основательным подходом к работе, но потом поймала себя на том, что сама сделала бы точно так же. И успокоилась - в этом рационализме могла быть та подсказка, которую я всё время искала. Теперь я шла вперёд поувереннее, не торопилась и не нервничала, если какое-то время продвижения в роли не было. Я возвращалась назад и смотрела на неё со стороны. Выход обычно находился значительно легче.
  К утру я знала свою роль назубок и могла перебирать варианты подачи. Где-то я читала, что ключ к роли обычно лежит рядом с партнёром и во многом зависит от взаимной сыгранности. Знать бы ещё, как её достигают, подумала я и после утреннего концерта программы-будильника вспомнила, что пора завтракать. Я с удовольствием приготовила жареную картошку с овощами, добавила очень деликатно пахнущий соус из какой-то "самоварной" баночки, которыми снабжала женщина из магазина напротив, и с аппетитом, растягивая удовольствие, всё это съела. Кофе сварила на один раз и, тоже не торопясь и смакуя, выпила. Сна не было ни в одном глазу, но я знала, что сие есть обман и в середине дня буду и зевать и прислоняться к спинке кресла или дивана.
  Я подошла к моему лесному цветку, он оправился от пережитого и дал новые побеги, мне казалось, ему у меня понравилось. Новое жилище и горшок из обожженной глины пришлись по душе, место определила в тени, убрав с окна, у меня и так везде было светло и день значительно продолжительнее солнечного, от машин и прочих опасностей он был надёжно ограждён. Я внимательно присмотрелась к нему и вдруг решила, что он меня понимает. Чушь, конечно, но что-то в его реакции было такое, что иначе, как желанием поддержать беседу или знакомство не назовёшь. Мы с ним говорили на особом языке.
  Пришла пора ехать на студию и я, как умная Маша, решила перезвонить туда предварительно. Меня ждали в условленном месте.
  • - Мы встретим вас у входа, пропуск уже выписан!
  • - Пропуск со въездом на территорию, - уточнила я вредным голосом, который явился сам собой, навеянный злостью Каминской о сломанном каблуке её любимых туфель на брусчатке во дворе студии, - бродить у вас пешком мне совсем не хочется, женская обувь не рассчитана на ваши колдобины.
  • - Этого, Анна Николаевна, мне не поручали! - засопротивлялся голос на другом конце провода, это был вопль обычной шестёрки и я его тут же додавила:
  • - А вы не превышаете своих полномочий, молодой человек? Может так случиться, что в следующий раз вам ничего ответственнее, чем сбегать за пивом и не поручат, а?
  • - Простите, - последовало после секундной паузы, - я неудачно пошутил, приезжайте, пропуск на машину будет!
  Поездка на "Мосфильм" прошла без приключений, я справилась с управлением, не попала в утренние пробки и была на месте вовремя. В интерьере машины, особенно с левой стороны и лобового стекла, мой наряд был особенно выразителен и ярок, в одной из зеркальных витрин на перекрёстке, притормозив на "красный", я увидела себя и обомлела: то ли мы с моей ласточкой так гармонировали, то ли этот наряд получился удачным, но смотреть было очень приятно и я с неохотой оторвалась от нашего с "Поршем" портрета в интерьере и двинулась на "зелёный". Пока я ехала, то с удовольствием заметила, что на подъездах к светофорам меня никто не обгонял и не подрезал, мужчины были галантны и предупредительны. Причёска лишь слегка пошевеливалась сквозь чуть приоткрытый ветровичок.
  Меня ждали, я впустила в машину молоденькую девочку и мы с ней отправились к месту встречи. Уж и не знаю, что тому было причиной, но она смотрела на меня не то чтобы с восторгом, однако и не так диковато, как ирокезы на первый паровоз в прериях Среднего Запада. Теперь, находясь со мной в салоне, она могла видеть и то, чего лишены зрители, находящиеся снаружи: я была в лёгкой дымке собственных духов "Анна" и одета с претензиями от кутюр. Гардероб у Каминской был самый разнообразный, выбрать есть из чего, я в первые минуты знакомства с квартирой подумала, что это инвентарь из костюмерной, но вскоре поняла, что ошиблась. Поражать воображение и шокировать окружающих мне тоже пришлось по душе и вообще, видеть, как твоё изображение в чьих-то глазах производит оцепенение всех членов и замирание сердца - это ли не мечта любой женщины?
  В строгом костюме в серо-бежевых тонах, который хорошо подавал полуобнажённую грудь в новомодной французской поддержке, и без блузки я выглядела, как леди в голливудских фильмах из жизни пресыщенной публики. Моя юная и прелестная сопровождающая как аршин проглотила и, чтобы её расколдовать, мне пришлось улыбнуться, чтобы она очнулась, ведь стервой я не была даже в самых противных ролях. Она робко ответила и стала руководить. Меня проводили до кабинета без таблички над дверью где-то в глубине одного из дальних павильонов. Там ждал какой-то чин, которого я видела в одной из передач про кино, он был важной шишкой, но, какой именно, я не знала и, в который уже раз, разыграла женскую карту. Он начал раздувать щёки и распускать павлиний хвост, рассказывая о нынешнем кино и его переломном влиянии на жизнь России. Я вежливо поддакивала, подталкивала, заводила и изучала своего подопечного. Раз собеседник мужчина, то я слушаю и выбираю нужный тон и, по настроению, отвечаю или нет. Потом он перешёл к делу.
  Речь шла о моём участии в блоке из трёх фильмов, которые снимались под деньги от этого персонажа "не-знаю-как-его-зовут". Блок состоял из запускаемых один за другим фильмов, где моё участие обусловлено особым договором, он уточнялся и его откорректированный экземпляр лежал передо мной. Там было много страничек и на них должны быть результаты работы Каминской и этого бармалейчика. Именно результаты, а то, что она отвергла и его пришлось изменить, находилось уже в корзине или где-то в другом месте, где? Я взглянула на эту папочку и поняла, что незнание предмета беседы обнаруживать нехорошо и подняла глаза на собеседника. Он ждал ответа, но я молчала и говорить не торопилась. Подобный тип мужчин-начальников мне попадался неоднократно и, как с ними обращаться, я знала прекрасно. Я опустила глаза на документ, сделала паузу, потом, постепенно и не торопясь, как в рапиде, мой взор поднялся на стену и по ней стал направляться к собеседнику. Приём был отработанным и действовал безотказно. Это должно заставить его немножко сбавить пыл и занервничать - ведь неспроста Каминская не подписала договор в предыдущие два раза, что-то же, её не устраивающее, она имела в виду? Пусть этот типчик осознает, что нас не так просто надуть. На контрактах и договорах по рекламе я набралась опыта более чем достаточного и могла по настроению или глазам противоположной стороны уловить слабину. Я посмотрела на него в упор - он был грешен и сильно, а поскольку актёрской практики совсем не имел и противостояла ему опытная в таких делах дама, мой оппонент заюлил.
  - Можно взглянуть на предыдущий вариант, мне кажется, здесь не всё. Если вы не торопитесь, то я сличу со своим экземпляром, - он как-то странно взглянул на меня. - Мы сотрудничаем или играем в непонималки? - сказала я достаточно жёстко и, сузив глаза, внимательно проследила за его реакцией. Ему роль подчинённого не понравилась и он засуетился, соображая, как выйти из положения. Я решила ему "помочь" и закинула удочку в расчёте на то, что он в суете не заметит истинной сути моей любезности.- Насколько мне помнится, в прошлый раз мы всё обговорили, заплаты починили, недомолвки устранили, ошибки исправили и, довольные собой, вот, мол, какие мы деловые, пари заключили и по рукам били. Наверное, секретарша или юрист напутали и в папку положили не тот экземпляр, а? - я с лукавой улыбкой взглянула ему в глаза, он не отвернулся и принял условия этой жульнической игры.
  • - Вы уж извините, Анна Николаевна, сейчас дам указание проверить! - и он сделал движение ко мне, я подвинула экземпляр Каминской к себе, пусть со своим работает. Он взял свой экземпляр и вышел. Я внимательно прочитала условия контракта, стараясь уловить, где могла быть слабина. Форма шапки обычная и сомнений не вызывала, остальные пункты касались технических вопросов и я их тоже пропустила, далее были мои права и прочее из взаимоотношений обеих сторон, там ничего сомнений не вызывало. Я скользнула в раздел стоимостей и условий работы и нашла нестыковку по грамматике, скорее всего именно здесь и были трения. Я так решила по тому, что Каминская очень грамотно писала свои бумаги, она в принципе не могла допустить рассогласование времени и падежа у связанных прилагательными и наречиями подлежащего и сказуемого: русский язык у неё был на очень высоком классическом уровне. В том месте, которое я выделила для себя, как сомнительное и требующее разбирательства, речь шла о режиме работы, единицах измерения её и ставке за эту работу. Я прикинула, во что выливается по времени съёмки один фильм, получалось, что она за него получит около 200 тысяч. Времени на это уходит более пяти месяцев, то есть 40 кусков в месяц, собственные расходы у неё очень высокие, одежда, обувь, косметика, аксессуары, машина, её обеспечение разными наворотами, без которых никуда и никогда не успеть, плюс расходы по дому - всё это вместе стоило дорого и обеспечивалось только её собственными средствами..
  Я отвлеклась от расчётов и удивилась, прикинув баланс - как она сводит концы? Должно быть, есть ещё доходы, не считать же за них зарплату в театре, которая только обозначает её творческий статус. Вздохнула и вернулась к условиям контракта. - Ага, значит, надо добавить столько же и по другим фильмам и проиндексировать на инфляцию, всё это было на целых полтора года нервной и выматывающей жизни. Я представила её между театром и студией, там были ещё и выезды на натуру в другие города, и решила, что нормальный человек такого не выдержит. Раз уж у них другой жизни нет, то пусть она будет по-человечески оплачена. Думаю, речь шла о прибавке около 50% всей суммы контракта. Под ним стояли подписи с полными инициалами, моими и его, я их тут же срисовала в блокнот.
  Рундштадт, так звали этого бумажно-денежного бармалея, пришёл не сразу, а, нарисовавшись, попросил прощения за накладки. Я с пониманием развела руками и указала глазами, куда следует положить мой экземпляр. Контракт в новой очень красивой папочке очень деликатно опустился в обозначенную точку, в другой папочке был прежний рабочий вариант договора с авторской правкой Каминской.
  - Он меня уже зауважал, так-то, - сказала я себе и внешне никак не отреагировала на очевидную мимикрию. Сличение текстов подтвердило мои подозрения. Я быстро разобралась с технологией его жульничества и внесла дополнительные упреждающие изменения, сбила всё по стилю и грамматике, подчеркнула и изменила спорные места в другом экземпляре и приготовилась добить этого хмыря, который ничего не имел и не умел при проклинаемом многими СССР, а теперь вот оперился и вальяжно распоряжался ворованным и учил окружающих "новой" жизни. Ни рубля, ни копейки лишней от Каминской он не получит! Я ещё раз перечитала оба экземпляра, сделала их "зрячими" для корректуры и один отдала ему.
  • - Можете печатать! - сказала я очень холодно и спокойно, когда всё было согласовано. Примерно таким тоном в своё время старые дикторы и актёры озвучивали возмущение общественности мироедами и космополитами, врагами народа и агентами мирового капитала. В моих глазах было презрение к нему, без меня он никто и пусть привыкает, заметила я себе. Пока в приёмной занимались переделкой документа, я раскрыла сценарий и стала смотреть. Сюжет был так себе - не то, чтобы совершеннейшая лабуда, но и от шедевра далековато, хотя при желании там можно было развернуться и сделать настоящее кино.
  Вскоре оба экземпляра договора лежали на столе, я их быстро прочла и не нашла различий со своим экземпляром. Я положила контракт перед собой и достала "паркер" из сумочки, у Рундштадта вытянулось лицо: эта ручка стоила тысячу долларов. Я подписала оба экземпляра и дала ему свой на регистрацию и гашение печатью, а его экземпляр придержала у себя. Это было провинциальным жлобством, но я не удержалась. Пусть знает, за кого его принимают. Он вышел и через минуту вошёл, помахивая бумагой, на которой чернилами за 100 долларов стояли регистрационные и другие свидетельства. Печать у него была в сейфе, он, видимо, нечасто пользовался ею сам, поэтому долго прицеливался, чтобы попасть, куда надо. Потом я спокойно добила его прохладной и снисходительной улыбкой, женщина имеет такое право и я им воспользовалась, наконец, оставила свои реквизиты, чтобы они перевели первые взносы по авансу на счёт. Без предоплаты работодателя обязательства наёмного работника, так значилось в контракте, были недействительны. Через неделю они должны перечислить мне 75 тысяч, после этого начиналась подготовка к съёмкам и весь кошмар, связанный с ними.
  Я вышла в приёмную, там меня ждал Абашин, знакомый по телепрограммам, где его пытали, а он улыбался и с удовольствием переводил вопросы на своих помощников и актёров, которых вопрошающие умные дяденьки из интеллектуальной элиты почему-то держали за бессловесную публику. Причём, элита умничала и рассуждала о суперпозиции и особом видении. Мы тепло поздоровались и я первой протянула ему руку, он не решился пожать её, наклонился к ней и чисто символически приложился губами, мне понравился его ход и я ответила ласковым поглаживанием его знаменитой лысины.
  - Аннушка, - прошептал он только для меня, - как долго тебя не было!
  - Женя, я тоже скучала, веришь? - он кивнул и озоровато покосился на окружение. На нас смотрели, мы были в центре внимания, потом об этом будут сплетничать и врать всё, что угодно, но те, кто видел воочию, отметят, что стерва Каминская выжала все соки из Абрама, а с "мастером" под ручку пошла пить пиво.
  Мы оказались в его замызганном кабинете, он сел на продавленный диван, а мне подвинул рабочее кресло из-за своего стола. Всё, что было на мне и эта демонстрация себя по пути на студию, устроены только для него. Я села так, чтобы доставить ему несколько минут удовольствия общения и лицезрения зрелой красивой и умной женщины. Каминскую и он и я почитали именно за такую, а не за стерву и похотливую суку. Чтобы сделать её звездой, от которой сходило с ума такое число мужчин и женщин, он в неё влюбился и перенёс это чувство на экран. Карло Понти тоже безумно любил свою Софи Лорен и весь мир был свидетелем этого во многих фильмах и много-много лет. Оргии, которые закатывала Каминская в его честь, даже на меня, далёкую от их тусовок, произвели впечатление, я не могла с этим мастером вести себя иначе - это было бы искажением и образа Каминской и несправедливостью к их многолетнему романтическому альянсу.
  Мы долго беседовали, Евгений Ильич Абашин ставил первый фильм из этой триады, это был не его жанр, но у него семья, шкодливые и вредные дети, уйма родни, требующей своей доли внимания и понимания, небольшой бизнес в рекламе и молодая любовница, которая бросила крутого мужа-бизнесмена и устроилась на работу в студию, чтобы быть рядом с ним. Об этом знали все, кто заглядывал на сайты про киношные и музыкальные сплетни. Судя по фото, она того стоила. Мастер был по-человечески очень интересен, я понимала, почему эта женщина, дочка по возрасту, предпочла стабильное положение обеспеченной жены сомнительному статусу любовницы. Он признался, что бизнес-вумен для него чисто литературный типаж, вживую он с такими не общался. Те, кто таковыми представлялись, на самом деле были обычными скучающими неудовлетворёнными самками.
  • - Я их побаиваюсь, мне кажется, что моё творческое целомудрие испарится, а устои рухнут, когда окажется, что у них внутри пусто и раскрывать нечего. А в сценарии твоя героиня умная, аж жуть: вся из себя городская, косо не посмотри, слово не скажи, сексом не обойди! - он сокрушительно покачал головой, зорко поглядывая на меня. Мы с ним давно уже вместе не работали, Каминская об их разводе ничего вразумительного сказать не смогла, это могла быть сущая ерунда, вроде бабьего каприза, а могла быть и весьма значимая причина, о которой лучше не вспоминать. Но именно он сделал Каминскую и их былые отношения не могли исчезнуть без следа. На лице Абашина ни извинительности, ни подавленности собственной провинностью я не заметила и решила, что причина всё же в Каминской. А раз так, то я могла хотя бы на день вернуться в их прошлое и в своё удовольствие пообщаться с выдающимся кинорежиссёром. И ничего со мной она не сделает.
  И я завелась, он своим подразнивающим тоном бедного интеллигента на пиру злобных денежных воротил спровоцировал меня мастерски и не стесняясь, мне было жаль разочаровывать такого мужчину. Я кое-кого из бизнес-вумен знала отлично и не только по общественным приёмам, саунам и женским салонам, иногда они бывали и в бассейне или спортзале, где не спрятаться за макияжем и ширмой из белья и одежды и их истинное лицо бывало открыто для любого исследователя. К сожалению, путёвые мужчины туда не забредали, а та мелюзга в дорогущих тряпках, что так и стригла глазами женские прелести, искала простенькой потехи и примитивной услады. Умные женщины искали приключений в других местах. Некоторые из продвинутых дам даже что-то умели, но больше изображали, были и просто воображалы. Но настоящие драгоценности избегали всего этого и никогда не выставлялись. Одну из таких женщин я знала, она была женой телевизионного редактора на тверской студии и они развлекались тем, что разыгрывали из себя незнакомцев и шокировали публику своим якобы быстрым и неистовым сближением. Причём, каждый раз они выбирали новое общество, где их не знали и часто уезжали в другие города и даже деревни и там оставляли после себя нерукотворные памятники. Что-то от этой дамы вполне можно вставить в образ моей героини. Абашин внимательно следил за повествованием с этюдной демонстрацией отдельных фокусов Зои Садчиковой с её мужем.
  - Тебе она понравилась? - спросил Абашин.
  - Очень! Она появлялась обычно уже после его прихода, её Сёма поджидал либо за стойкой с парой пива, либо в зале, когда смотрел, как девочки у вертикального шеста изображают виноградную лозу под музыку Верди. Когда появлялась она, то все мужики делали стойку и от их внимания у неё распаивались застёжки на белье и одежде.
  - А потом она устраивала для них сеанс массового соблазнения и уходила с мужем?
  - Да! Эта умная женщина сводила с ума своей недоступностью. У неё был какой-то дар так выглядеть и удерживать на дистанции.
  - Но в нашем сценарии твоя героиня послабее и поглупее. Да и партнёр не из интеллектуалов, сама знаешь - Башвин. Так что ...- и он покачала головой, давая понять, что моё предложение не проходит. Но только сегодня, а в принципе...
  Я сделала движение, собираясь просмотреть материалы по фильму, которыми обзавелась в кабинете Рундштадта, но Абашин пододвинул мне свой вариант с либретто и массой рабочих записок и пометок. Это он заготовил для меня и я с удовольствием приняла всё это, ощутив его лёгкое касание моих пальцев. Я уловила энергетику от них и мы понимающе переглянулись. Он дал время ознакомиться со всем, расхаживая по кабинету и изредка заглядывая через плечо. И я ему отвечала так, как бы это сделала Каминская, на мгновение подставляясь его мягким и нежным губам и тут же отклоняясь, он со вздохом поднимался и застывал над зрелищем почти открытой груди, вздыхал ещё раз и опять расхаживал, а я пыталась читать эти материалы и что-то в них понять. Абашин на меня действовал так же, как и на Каминскую и я себя сдерживала с большим трудом. Это наваждение и чертовщина её страстей и привязанностей прилипли ко мне и подчинили. Мужчина, которого я видела впервые в жизни, на меня действовал так же, как и на неё, прожившую с ним целое десятилетие в мире кино.
  Когда в общих чертах я всё просмотрела и ознакомилась, что и где лежит, мы перешли к делу и я отметила, что Абашин тоже слегка не в себе и расставаться со мной не хочет. Именно это вернуло меня на землю и я стала нормальной женщиной, держащей в руках тающего от меня мужчину.
  Сценарий был в папке с договором, там же была дискета с текстом и режиссёрским сценарием. Всё должно начаться через пару недель или около того.
  Мы обо всём договорились и я отправилась в театр на просмотр репетиции Насти с превосходным и порхающим настроением.
  В театре я осторожно пробралась в тёмный репетиционный зал и устроилась у входа. Мне было видно всё, меня же никто не заметил. То, что я увидела, мало походило на настоящего Толстого, на классику тоже. На сцене разыгрывался вариант подобострастного бенефиса одного актёра со множеством теневых персонажей. Ни Вронский, ни Каренин ничем на фоне Анны не выделялись, об остальных вообще упоминать неудобно - они были неясным шумом за сценой! Хотя актёры, занятые в остальных ролях, были вполне приличны по уровню и разыгрываемое действо казалось профессиональным и основательным. Но особым!
  Постановка спектакля шла к завершению, оставались отдельные проблемы, однако я видела, что Настя чувствует себя в этой роли как-то не очень уверенно, что-то ей мешало. Хотя выглядела она прелестно и я просто влюбилась в неё, вернее, в её Анну Каренину. Просмотрев спектакль почти на две трети, я увидела главную мысль постановщика, которая была написана аршинными буквами: "Все вы, актёришки, мразь и связался я с вами, чтобы публика увидела Её!". Он даже не скрывал этого. Но формально всё выглядело на уровне, действо разыгрывалось в хорошем темпе, много музыки, написанной специально для пьесы, есть грандиозная сцена бала, с которого Каренин уводит Анну, там занята огромная массовка из профессионального балета, делающего сцену значимой и ключевой.
  В общем: "всё хорошо, но грусть с лица не сходит!". Тот фрагмент вальса, где Вронский с Анной начинают сближаться и она теряет голову, поставлен вообще по-киношному с использованием второго плана в звуке и их разговор звучит на фоне музыки, от такого напора чувств ни одной женщине не устоять. Сама Настя в этой сцене выглядела прекрасно и была той целью, ради которой затеваются войны, разрушаются семьи, проигрываются состояния и прочая, прочая в том же духе. Драма же её одиночества, нереализованности и невостребованности главного потенциала женщины как-то не звучала и вообще оставалась далеко за кадром.
  Мне даже в какую-то минуту показалось, что постановщик проиграл Виргиевской несусветную сумму в карты и расплачивается таким вот раболепием. Или делает ей авансы, чтобы охмурить. Третьего не дано! Сам он всё время вертелся у сцены и без конца шпынял актёров, посмевших высунуться из его диктаторских рамок для людей второго сорта. Настя в таких случаях досадливо морщилась и отходила в сторону. Я покинула зал незадолго до конца, чтобы меня никто не заметил и не приставал с вопросами, к ответам я ещё не готова. Пора ехать домой. У меня разыгрался аппетит, захотелось что-нибудь приготовить фирменное "а ля Неустроева" и хоть тут разрядиться от напряжения.
  По дороге я навестила магазинчик, сделала заказ на следующую неделю и чуть было сама не забрала свой набор. Но вовремя опомнилась, я была совсем не так одета, чтобы носить авоськи с продуктами и попросила доставить всё домой, никто не удивился и через пять минут после моего возвращения молоденькая девочка из отдела упаковки звонила по интеркому, я пропустила её на кухню и немножко пригрела. Девушка была очень чистенькая, без идиотской преданности в глазах и непосредственная, она мне понравилась. Пусть запомнит всё и потом расскажет родным и знакомым, как пила кофе с Каминской, подробно опишет, что и как расположено у неё на кухне, из какой посуды пили и какими пирожными угощали, правда ли, что сами они ничего по дому не делают, чтобы не испортить руки и цвет лица, какие цветы в прихожей, уютно ли в таком доме, не было ли кого из артистов в гостях, не звонил ли кто в это время и многое такое, из чего складывается жизнь знаменитых людей - мне было не жалко, я не интриговала, не важничала, была щедра и непосредственна, поскольку помнила себя и свои терзания в ту пору. Её звали Светланой, она училась на вечернем на инженера-экономиста и работала, чтобы содержать себя и младшего брата, у мамы была инвалидность и она больше находилась в больницах и лечебницах, чем бывала дома. Я тепло с ней распрощалась и принялась за дела.
  После её ухода я попыталась найти концы ВАВ, но не смогла и как нерадивая школьница обрадовалась - уроки не нужно готовить потому, что я потеряла не только дневник, но и портфель с учебниками. У меня было около 4-х часов, свободных от суеты и езды по переполненной машинами Москве, и я вновь погрузилась в роль Лавинии. Она меня очень интриговала, в ней было то, чего я всю жизнь пыталась добиться собственными силами: и вот вам, пожалуйста, будьте графиней со знатными корнями и устойчивым положением - не воспользоваться этим было бы грешно.
  Я смотрела фрагменты игры Каминской в её домашней видеотеке и планомерно приспосабливала свою двигательную и речевую специфику к тому, что делала она. Приёмов там было видимо-невидимо и я увлеклась изучением, будто смотрела дайджест прессы по актёрскому мастерству - так всё было наглядно и понятно.
  Следующим шагом следовало забраться в душу этой дамы и через её посредство найти ключ к способу выражения характера своей героини. Тут было посложнее и мой ход в двойники Каминской притормозила. Пришлось мобилизовать все познания из истории культуры и вспомнить фильмы, документы и картины из тех времён.
  Мне казалось, что Лавиния не могла быть глупой влюблённой девочкой, которая с восхищением и разинутым ртом вертит головой по стенам мастерской, где развешаны картины знаменитого художника. В её в родовом замке собраны портреты именитых предков кисти выдающихся мастеров, бывала она и в других домах, поэтому вполне могла сравнивать не только внешнее сходство, но и уровень письма авторов. Она выходила замуж сама, а не её выдавали, жених долго и упорно добивался руки и у неё кроме обычного желания выйти замуж и вырваться из-под опеки родителей было собственное ясное представление о мире, его ценностях и своём месте в нём. Оно вряд - ли было розовым и бесконфликтным, судя по тому, что она говорила и думала после нескольких лет своего совсем нелёгкого брака. Она надеялась, что молодой человек созреет и превратится в мудрого мужчину, пусть и не лишённого обычных мужских завихрений, она считала это издержками роста и прощала мужу многое именно поэтому. Собственный высокий духовный потенциал она автоматически распространяла и на мужа, не всегда различая в нём проявления ремесла, личностные и творческие составляющие.
   Творчество, по её представлениям, было основано на богатстве духовного мира и отражало его глубину. Дар видеть мир в красках и линиях у Венедетто был очень силён, мастерски владел он и кистью, но того, что за кадром, он не видел и не понимал, он не мог передать настроения в его динамике, а уж изобразить нечто фантастическое или кошмарное мог только, если рядом был непосредственный оригинал. Такое качество свойственно не творческим гениям, но талантливым копиистам. Как показала жизнь, сам он не мог создать ничего, а только старательно срисовывал уже содеянное. В этом его драма. Хотя по-настоящему это надо бы назвать другим словом, те поступки, которых от него ждали две сильные женщины, были ему не по силам - не его стезя! Так вот, я должна передать своим поведением, кто я и какова моя сущность. Я к тому времени, когда происходит действие, должна находиться высоко и ждать своего непутёвого мужа, который обещал подняться над собственным уровнем.
  Итак, есть одна отметка положения героини - ожидание, раздумья и отсутствие суеты и спешки, а на них нанизывается нервное напряжение и не стихающее волнение, на то оно и ожидание. И пошла по роли дальше.
  Я, то есть, моя героиня, не замечала многого, потому что любила и ждала его возвышения, я верила и надеялась на него до самого конца и была последней, кто прозрел окончательно - такова моя драма. Обычная драма влюблённой и ослеплённой женщины. Я должна найти в словах героини звучание своих мыслей и попробовать решить её на интонациях тех слов, что были написаны автором.
  Мне казалось, что для первых репетиций моё дилетантство не будет заметным: надо было продержаться до утра, да днём и ночью перебиться, а там и Каминская со своим актёрским арсеналом придёт!
  На репетицию я отправилась уже гораздо спокойнее и там вела себя уверенно. Постановщик следовал в русле классических театральных традиций и лишь немного разгрузил текст от сложных грамматических оборотов, переписав его под упрощённую стилистику наших дней. Ритм тоже был не очень быстрый, мы не торопились за семьдесят минут проговорить текст, чтобы зритель успел на электричку. Были и паузы и смена ритмов до слабовыраженного аллегро, в общем, на мой вкус опытного и искушённого театрала, ни уснуть, ни покалякать о погоде зрителю не придётся - действие пьесы всё время держит в напряжении. Во второй половине пьесы начинается прояснение ситуации, но окончательно точки над i ставятся, как и в настоящем детективе, в самом конце. Особенно удачный ход - это последний диалог Венедетто и Джулии, его Татьяна хорошо заявила уже в черновом варианте, партнёр же выглядел заметно слабее. С моим визави, кардиналом, всё было отлично, он позволял мне чувствовать себя женщиной, принуждая к тому, чтобы моя измена выглядела пожертвованием только тела, душа и моя сущность только бы обогатились, я даже попросила убрать из текста жалобные нотки по поводу соперничества с другой женщиной в загородном доме кардинала. На мой взгляд, некоторое умолчание по этому поводу и смена акцентов должны в большей мере соответствовать сути образа Лавинии и я изложила это постановщику. Партнёр поддержал меня, сказав, что сегодня эта история должна иметь иную окраску, потому что Лавиния в таком примитивном первичном варианте выглядит глупее девочки из семьи баптистов, а это сильно понизит градус драматизма. Она должна быть настоящей по всем статьям, настаивал исполнитель роли кардинала. Постановщик, поразмыслив, принял наши аргументы и текст отредактировали тут же.
  Я внимательно следила за положением на сцене и стремилась к соблюдению некоей геометрии, чтобы сохранялось большое пространство для движения чувств и зритель не скучал и немножко побегал глазами по сцене за персонажами пьесы. У нас была очень интересная декорация с задником и средним планом, постройки комнат нашего дома выглядели очень наглядно и зритель видел, чем занимались в эти минуты герои за перегородками, изображающими студию, зал и гостиную, где происходят все основные действия. Джулия Форнезе, уединившаяся с Венедетто в студии, видна зрителю, но они оба не отвлекают внимания от нас, тех, кого он туда не допускал и меня в том числе. Там был хозяином он, а в остальной части дома - я. Таким образом, мне предоставлялись собственные территория и инструменты для передаче остроты конфликта.
  В противовес динамичной и импульсивной Джулии я должна быть с другими движениями и мелодикой, причём, в принципе! Широкой амплитуде и размашистости Джулии я противопоставила мягкую и неспешную глубину и пластику своей героини в движениях и подаче голоса. Я иногда замедляла ход до речитатива, плавно выливая мелодику своего слова партнёру по диалогу. Я это наметила себе ещё дома, но на сцене уже кое-что и смогла, отталкиваясь от рисунка роли, которым пользовалась Татьяна для своей Джулии. И в последнем акте у меня это получилось. Она очень темпераментно высказалась в мой адрес, козырнув своей близостью с его преосвященством. Я очень изящно, будто живому и любимому существу, преклонилась тени могущества римского патриарха и как бы не заметила самой Джулии. Этот поклон был ключевым в этой сцене и он оказался находкой, любые слова к нему ощущались лишь звуковым оформлением. В своём ответе я была мягка и покладиста и не искала ристалищ: звон от драгоценностей моей собеседницы замер и после этого зазвучала иная музыка. Короче, все поняли, кто в моём доме хозяин, именно по этой доминанте. Постановщику она понравилась и он кивнул только мне, будто другие были непосвящёнными. Это меня ободрило и я решила работать на месте Каминской так же ответственно, как бы делала это у себя в рекламе. Мне здесь оставался ещё один день.
  После окончания репетиции я ни в какие компании не вошла и твёрдо решила побыстрее разобраться с домашними делами и актёрскими заготовками и лечь спать. Могла позвонить Каминская и тогда нам нужно чётко провести обратную замену. Никакого недостроя и незавершёнки у нас быть не должно, мы это понимали обе и были собраны и внимательны ко всему. Я разобрала всё по полочкам в гримёрке и опять наткнулась на мобильник, подумала и взяла его с собой, но не включила. Дома переделала всё, что задумала, и легла спать. Завтрашний день мог стать последним в моей московской роли, я ещё раз всё просмотрела и никаких "хвостов" не заметила, Каминской сетовать на свою временную квартирантку не придётся. Возможно, уже вечером я буду дома. Сердце так и заныло в предвкушении и на "отъезжающей" ноте. Уснула я не сразу и много раз просыпалась, боясь пропустить приход нового дня и своего освобождения.
  Проснулась утром под привычное причитание и скрипение компьютерной программы, быстро привела себя в порядок, позавтракала и заглянула в поминальник, оставалось немного времени для себя и я не удержалась от звонка домой. Подняла трубку Каминская и мне не пришлось пользоваться заготовками для своих домашних, по которым я, возбуждённая ночными приготовлениями к отъезду, просто сходила с ума.
  • - Это я, Анна, что там у вас? - сказала я и приготовилась слушать, но она не торопилась, наконец, произнесла:
  • - Здравствуй, Аннушка, у нас всё в порядке, я купаюсь в любви, внимании и заботах! - она говорила с трудом, изо всех сил стараясь не показать, насколько это трудно. - Заболела я, вот! Сердце подвело, как-то так резко всё сменилось и я, похоже, своих сил не рассчитала. Я только один день провела по графику и вдруг ночью почувствовала себя плохо, думала до утра не доживу, - она перевела дыхание и только после этого продолжила. - Коля оказался чутким и заботливым и сам определил мои болячки, нашёл что-то в аптечке для первого раза, потом вызвал врача, оказалось - сердечная усталость, ещё немножко и быть инфаркту. У меня раньше такого не было, но, видимо, к тому шло. Обошлось, - она сделала паузу, вгоняя меня в гроб, и опять принялась говорить, тяжело и размеренно.- Они меня любят, я ничего похожего не только не видела и не чувствовала, но даже и не подозревала, что такое возможно: они, твоя семья, приняли мою боль на себя и мне много легче. Если б ты знала, как мне было приятно видеть их заботливые глаза и слышать неподдельное участие! Ничего в прежней жизни у меня не было и вот оно, мне тяжело сейчас об этом во много слов, ты это знаешь сама - они чудо! Я старалась держаться и, по-моему, никто ничего не заподозрил.
  Я расспросила про уроки, школу, музыкалку, тренировки, мужа. Она медленно и с трудом подбирала слова, видно было, как ей тяжело, и я её остановила. После такого удара ей надо вылежаться и отойти, а это не день и не два. У одной нашей сослуживицы такое было и мы долго ещё замечали следы этого приступа. Услышанное было неожиданным и сильным ударом по моим надеждам окунуться уже завтра в привычную жизнь, увидеть своих детей, почувствовать тепло и силу мужа и пообщаться с моим шефом и его смазливой стервой-секретаршей Оксаной. Пока Каминская говорила, я приходила в себя и если бы она что-то у меня тут же спросила, то я даже не смогла бы понять её слов. Но к концу её повествования уже опомнилась и могла соображать. Ничего хорошего её болезнь не предвещала - это я чувствовала каждой клеточкой своего тела. И теперь мне не отвертеться ото всего, что я рассчитывала уже завтра вручить Каминской. Полный крах надежд! А я-то мыслями уже была в пути домой, и вот теперь...
  Мы обе молчали, её болезнь сильно осложняла нашу проделку, но другого способа выйти из ситуации, как дать Каминской выбраться из болезни, не было в принципе. Настроение у меня сильно упало, от утреннего оптимизма почти ничего не осталось. На том конце провода это хорошо понимали.
  • - Анюта, ты меня слушаешь? - раздалось в трубке, я тяжело вздохнула в ответ. - Может, мы во всём признаемся и на том с нашей игрой покончим. Как считаешь? - я надолго задумалась, взвешивая "за" и "против". Все варианты были плохи, но признаться, что их мать и жена подложила в постель собственному мужу чужую женщину, а детям - чужую тётку, было выше моих сил. Признаться только мужу - тоже не лучший вариант, я тем самым склоняла его к неудержимым романтическим и сексуальным фантазиям о моих приключениях в облике Каминской. Кроме того, сам факт глубокой продуманности и наличия подмены он воспримет очень болезненно и вряд ли простит. Это выглядит, как спланированная измена и признаться в ней я тоже никак не могла, лучше утопиться.
  В общем - всё было плохо. Более того, грозило разоблачением и моё длительное театральное бездействие, где-то в конце лета начинались спектакли и я должна выйти на сцену и играть в полную силу, тут не спрячешься за чужой спиной, все роли у Каминской главные. Что я могла сказать? На другом конце провода больная Каминская ждала моего вердикта. Был ли у меня выбор?
  • - Нет, играем до конца, может, удастся. Я попробую что-нибудь предпринять, уже сегодня с Лавинией была наедине, никто не убил. Но в других спектаклях этот номер не пройдёт, не знаю, что делать! - я обречённо вздохнула. - Сколько времени это можно протянуть, как ты думаешь?
  • - С таким сердцем дадут не менее полутора - двух недель постельного режима, а потом щадящий труд, так сказали доктора, - "успокоила" меня Каминская. - А почему бы и тебе не "заболеть", а? Пусть введут из второго состава Лефортову, она давно дышит в затылок, незаменимых не бывает! Кстати, как там Татьяна? Вдали или рядом?
  • - Мы подруги - не разлей водой!
  • - Интересно! А как это получилось, кто был первым?
  • - Мы обе, она предложила, я не отказалась. Да, кстати, контракт с киношниками я тебе подписала, были нюансы, но всё обошлось, ты скоро будешь самой обеспеченной дамой в актёрской среде! - похвасталась я, чтобы хоть чуточку смягчить и облегчить тягость минуты и, наконец, не выдержала и обратилась к самому больному. - А где мои сейчас?
  • - Кто где: Коля пошёл на рынок за овощами, Ириша к Лосевым убежала, Максим на игре, будет нескоро. Тут свекровь зачастила, ты как с ней? А то я пока прячусь за болезнью и не знаю, когда меня выведут на чистую воду её наблюдения за тем, как её сын любил раньше одни блюда, а теперь под моим давлением переменил вкусы и не ест того, что раньше уплетал за обе щёки.
  • - Не обращай внимания, меню я тебе оставила, рецепты в кухонном шкафу, а остальное по обстоятельствам. Есть альбомы, там вся наша история - успокаивает и даёт пищу для ума, я твои материалы тоже все просмотрела, кое-что постигла, а ты ведь в лицедействе профессионал, тебе проще. Ладно, лежи спокойненько и выздоравливай!
  • - Анюта, погоди, не клади трубку! Знай, в твоём княжестве я веду себя очень осторожно и деликатно, ничто тебя не должно смущать. Я их люблю не меньше тебя, так что успокойся. Работу твою изучаю по черновикам и рабочим бумагам. Сложна, но не влипну, ты с моей справишься тоже, похоже, почувствовала вкус, а это главное, некоторые так и не возьмут в толк, как подобраться к роли, хоть и учились этому ремеслу и работают на сцене по много лет. Не дрейфь, милая, мы с тобой всё одолеем, я в тебя верю. Мне Игорь за последние месяцы многое рассказал про тебя и именно поэтому я решилась на обмен. И ещё, мне тяжело об этом, но ты должна знать, что твой муж мне нравится, очень! Я вижу - он тебя всё ещё любит, это хорошо заметно и я отогреваюсь в тепле, что назначено для тебя. Подобного у меня никогда не было. Быть в роли его жены совсем нетрудно. С детьми чуть сложнее, но это от их незаурядности и я стараюсь. Ты про них сказала главное, остальное - я уж как-нибудь сама. Я стараюсь тетешкать их полегоньку, чтобы взять нужный тон и далее всё вести на полном нерве и градусе. Максим оказался очень ласковым мальчиком, он втайне от Ирины со мной любезничал, забравшись под одеяло и обещал выиграть зимний турнир, только бы я вскоре выздоровела. Прелесть мальчишка! Ладно, кончаем беседу, дверь открывают, всего тебе, милая Аннушка!
  - Итак, - сказала я себе, положив трубку, - у тебя, Анюта, проблемы. Вместо небольших каникул ты влипла в затяжную историю!
  И я попала в затяжной ступор.
  Что делать? Я была в западне, вокруг шумели загонщики, пока они выбрали сети не до конца, я ещё могла ускользнуть. Но, делая лишние движения, могла запутаться ещё сильнее. Я взяла мобильник, машинально пощёлкала переключателем и отложила в сторону, от безысходности хотелось выть.
  Сколько я была в забытьи, не знаю, что-то рядом запиликало, поняла, что это мобильник и включила его на приём. Раздался незнакомый мужской голос:
  • - Ну, наконец-то! Здравствуй, Аннушка! Куда ты пропала, уже четыре дня не могу дозвониться, что - дела были?
  - Этого только не хватало, - вяло шевельнулось в затуманенной голове и я выключила телефон. Но незнакомец не успокоился и перезвонил по другому телефону, я узнала его через автоответчик. Он настойчиво взывал к моему благоразумию и женской доброте, чуткости и пониманию и приводил столько аргументов моей исключительности, что проломил оборону и я прислушалась повнимательнее, прикидывая, что это мне сулило. Я была подавлена известием о болезни Каминской и только поэтому он сначала уговорил взять трубку, а потом и вовлёк в обмен репликами. Я ссылалась на общее недомогание, слабость и раздражительность ко всему живому. Он обещал излечить и говорил так убедительно, что я пожалела его и, чтобы не обижать, согласилась немножко побеседовать, ещё раз предупредив, что чувствую себя неважно. Он принял все возражения и условия и обещал быть вскоре. Значит, подумала я, это какая-то серьёзная зазноба, раз знает оба телефона и так обаятельно настойчив.
  Я открыла дверь и вошёл рослый мужчина около сорока лет с большим пакетом продуктов и цветами. И то и другое, заметила я себе, было не самых дорогих сортов, как и одежда не от кутюр: продукты из магазинов, а не с рынка, одежда - ширпотреб от челночников. Обычный российский инженер, грамотный и обходительный, но без особого наката и крутизны. Как только он попал в её орбиту? Наверное, не совсем обычный. Но это было где-то на задворках заторможенного и расстроенного сознания. Я не знала, как его называть и обращалась по-свойски на "ты". Это было рисковано, а что оставалось? Не спрашивать же у моей якобы зазнобы документы!
  Дистанция между нами, которую я намеревалась держать из-за моей немочи, для него была чисто символической и он этак легонько касался меня то при обходе кресла, где я пристроилась, чтобы он не так просто мог подобраться, то при расстановке бокалов капнул на скатерть и, промокая его полотенцем, (он хорошо знал, что и где лежит и сразу двинулся к комоду в гостиной, отодвинул нужный ящик и взял не что попало, а то, что ему было нужно!), совсем не случайно опёрся на моё плечо и не пропустил не одного случая, коснуться руками, бедром, плечом или щекой. Но не лез с любезностями и ласками.
   Это был материк основательности и надёжности, он был самодостаточным и ничего для себя не требовал. И поэтому я его не выставила, когда немного опомнилась и взглянула на пришедшего глазами прихворнувшей дамы с кучей интеллигентских комплексов. Он не дал проявиться моей вредности и она не посмела высунуться из своей конуры, гость был просто дружелюбен и обходителен, от него исходило такое тепло и забота, что я понимала и чувствовала основу этих проявлений. От неё не отмахнёшься так просто, я начинала понимать, что он увидит немногое, слепота была обычной для любящего мужчины, но он, определённо, почует, что его дурят, когда излечится или преодолеет недуги по Каминской. Но это случится нескоро. Между тем, я была больна по-настоящему и без притворства.
  Он соорудил лечебный стол из ничего, моими были только посуда и "Тоник", остальное принесено им. Я не выбиралась из кресла и наблюдала за ним издали. Он не был ни суетлив, ни громогласен, ни сладкозвучен, ни слишком утончённым или изысканным - все его проявления как-то обтекали меня и не давали повода прицепиться хотя бы к чему-нибудь: он был прост, заботлив и ненавязчив. Мы аптекарскими дозами приговорили полбутылки вина, он зорко следил за мной и не выпускал из внимания ни одного движения или слова. В конце концов он спросил:
  • - Ты не просто нездорова, что-то тебя сильно вывело из себя, это за пределами обычного, раньше я только догадывался о твоих проблемах, сегодня же они лежат на поверхности и ты даже не изображаешь здоровья. Почему ты не хочешь поделиться? Я вижу - это не болезнь! Может, я что-то посоветую, а? Аннушка, я тебя никогда не видел такой, что тебя мучит? - Я только качнула головой, как всё и рухнуло - слёзы выступили сами собой и меня затрясло:
  • - Нет, нет, уходи, мне надо побыть одной! - я ещё держалась, но чувствовала, что это конец. Если я не смогу настоять, то он не уйдёт и сделает то, что должен сделать мужчина, чтобы успокоить любимую женщину - это кончается всегда одинаково. В том, что он нынешний серьёзный друг или любовник Каминской, я уже не сомневалась. Я на последнем нерве отчеканила: - У-хо-ди, по-жа-луй-ста! - и оказалась в его объятиях. Крепких и сильных, мягких и надёжных. Он оказался там, где раньше была я, а я на его коленях, в его руках и на его груди. Он не нападал, не пользовался минутой, а молча раскачивал меня и просто баюкал, приговаривая что-то мягкое и ласковое. Я со своими враз всплывшими проблемами была, как сломавшийся раскрытый зонтик под дождём: и держать неудобно, и выбросить нельзя - намокнешь! Я изо всех сил упиралась, но силы убывали и я слабела и размягчалась, вскоре совсем перестала всхлипывать и просто вжалась в его плечо. Мне было жалко саму себя, меня никто не заставлял делать то, что я делала, мною руководили принципы, которые оказались сильнее обстоятельств и я им подчинялась, когда охотно, когда не очень, но руководили всегда они. И завели в тупик.
  • Я тяжело вздохнула и оторвалась от него. Он осторожно высвободился из-под меня, устроил на диване и прикрыл покрывалом, ни на чём не настаивая, никуда не торопясь, я ему была благодарна за это. Я посмотрела на него. Что было в моём взгляде, не знаю, но он увидел то, о чём догадывался и не отвернулся. Только чуть отодвинулся, давая мне разобраться с собой, не упуская из вида и готовый вмешаться. Никогда и никто не смотрел за мной так, как он. Он меня чувствовал и понимал, что я между Сциллой и Харибдой. В таких случаях такелаж у опытных шкиперов всегда готов к переменам ветра. И этот незнакомец чутко следил за мной, иногда даже не глядя на меня, а только прислушиваясь к моим вздохам и междометиям. Он давал мне возможность разобраться с неприглядными женскими фишками и не смущал своим присутствием, я разбиралась и он тут же осведомлялся о дальнейшем мимолётным взглядом. Так мы с ним преодолели несколько моих фишек и он всегда замечал мой выход из них в ту же минуту. Мой муж не смог бы так легко войти в мои проблемы и понять их суть, даже, если бы я ему и рассказала о них, этот же мужчина видел меня впервые и уловил всё и сразу - неспроста, видно, Каминская так сблизилась с ним.
  • - Ничего, конечно, я ему не доверю, - подумала я, - но то, что он рядом, судьбы подарок. Может, и у меня зреет инфаркт? Если что-то случится, что со мной будет? Меня же и не поднять, такая я прочная дама, Татьяне только бегать вокруг и охать вслед моим неприятностям. Ладно, пусть побудет рядом, - решила я и стала успокаиваться.
  Прошло не менее часа пока наваждение не схлынуло.
   - Спасибо, что не поверил капризу, мне в самом деле плохо, о таком не говорят, не обижайся, но всё равно, спасибо! - он легко кивнул и начал пустенький разговор об овощах и фруктах, напомнил, как мы с ним были у него на даче и ели клубнику и у меня был диатез от переедания. Как мы собирали грибы, делали жарёху из них, как загорелся примус, когда я пролила варенье на огонь, а потом стала разжигать его снова, я только кивала, чувствуя, что постепенно отхожу от того ступора и вхожу в другой. Неприятно быть третьей в их постели и на мне это, вероятно, как-то отразилось. Он сбавил обороты и перешёл на театр, спросил, как идёт дело с Лавинией. Я с готовностью, но особо её не демонстрируя, поддержала тему. Этот раздел временных жизненных интересов меня не беспокоил, здесь была наиболее надёжная почва и знакомая фактура. Мы беседовали о Фейхтвангере, он его хорошо знал, но не очень любил, как я поняла. Я на этом не особенно останавливалась, мне казалось, что Каминская не должна цепляться к подобным мелочам. Он расспросил о мастер-классе подробно и я ему передала всё от начала до самого конца, не забыв упомянуть про визит ко мне. Меня уже не смущало, что он про меня знал всё, а мне даже не известно его имя. Мы вернулись к теме Антигоны. Тут он меня спросил:
  • - А почему ты ему ничего не сказала про нашу версию. Мы же её серьёзно проработали, мне кажется, тот вариант не стыдно предъявить даже ему? - я вздохнула, о чём они там ещё говорили с Каминской, но вывернулась уже привычным способом:
  • - Как я могла, да и идея не моя, а твоя?!
  • - И ты выдала свою конструкцию, чтобы не выдать нашу? - я утвердительно кивнула.
  • - Молодчина, с тобой не соскучишься. Если бы я был Гомером, то вместо Мельпомены держал бы под боком тебя, так интереснее и надёжнее. А та мадам в тунике со складками слишком холодна! - он явно врал и я не могла устоять под его взглядом, забирающимся в самую мою суть. Если он и в самом деле такой близкий мужчина, то условия для моего окончательного выздоровления с его активным участием были самыми идеальными. Но знать ему об этом не следовало и я увела беседу в другую сторону, для себя безопасную.
  • - Ладно тебе! Её придумали ещё до появления театральных жанров. Если бы мифы про муз писали сейчас, то нынешние дамочки, что не вылезают из писательских постелей, - тут я взглянула на него и оценила реакцию на неприкрытый закидон, - поседели бы от зависти к их подвижничеству, - он внимательно смотрел на меня, я смутилась из-за неосмотрительной болтовни с незнакомцем и уже другим тоном продолжила: - А про Антигону ты серьёзно? Может, выйдем на них и поделимся намерениями? - сказала я и подумала:
  • - Кто же он, с кем Каминская обсуждала такую тему и так глубоко?
  • - Не знаю, можно попробовать, но при одном условии.
  • - Каком! - вырвалось у меня.
  • - Редакцию диалогов при постановке я делаю сам по его просьбе, а кастинг на главную роль он проводит со мной на паритетной основе. Никаких творческих прочтений, никаких любовниц в главной роли, никакого смешения жанров и борделей с сумасшедшими ценами и поднебесной клиентурой - хватит с нас этого блуда, меня до сих пор сестра укоряет, как я мог вставить эротику в "Философию успеха". А что я мог, если пьесу взяли, чтобы привлечь на постановку в ваш театр эту проститутку в штанах! - он в первый раз неуверенно взглянул на меня, как бы извиняясь за проступок, а мне, наконец, открылось, с кем я говорю. Это был писатель и сценарист, который изредка делал адаптации своих вещей для театра. Каминская дружила домами с Виальдиным, я вспомнила, что на одной из полок в шкафу лежали мужские вещи. Это были его вещи, теперь я знала точно, они именно такого стиля, который я видела в одежде гостя и звали его Русланом. Мне заметно полегчало от этого открытия, я невольно улыбнулась и расслабилась окончательно.
  • - Давай допьём эту посудину и разбежимся, мне надо развеяться!
  • И мы, не торопясь и с большим тщанием, завершили погребение моей неустроенности и внутреннего разлада. Я подумала, что если прижмёт, то смогу положиться на него. Такой мужчина мог моё тело на руках вознести на Олимп, не то, что до ближайшего медпункта. Это намного весомее дамских слёз и утех с Татьяной. И сильнее - я это чувствовала всем своим существом.
  • Вот и появился в моей жизни просвет с приятными спутниками. Мы вышли из дому вдвоём, с нами привычно поздоровались бабушки на скамеечке. Они его знали по имени, интересно, сколько месяцев или лет длится наш роман?
  Вопросы, вопросы и вопросы - и нет на них ответов и быть не может в принципе. Он был на таком же "Порше", как и у меня - сюрприз, отметила я сама себе: кто и кому подарил эти колёса или это вышло случайно?
  Да, Каминская полна сюрпризов, но я уже немножко владела их алгоритмом и кое что, ожидающее меня по ходу сюжета или наворотов судьбы, я как бы предчувствовала и предугадывала. Не всё, конечно, но... Мы разъехались без особых сантиментов.
  Ночью, лёжа в постели, я стала обдумывать дальнейшую жизнь в роли Каминской на большой срок, учитывая, что обратная замена должна быть плавной и незаметной для моих домашних. Некоторые проблемы возникнут потом, когда ей придётся догонять труппу по обоим спектаклям, но это вполне разрешимо, да и сама Каминская, наверняка, об этом тоже подумает. Всё остальное на порядок проще. С другой же стороны, каждый лишний день Каминской в моей шкуре отнимал часть моей территории безвозвратно и это не могло произойти бесследно - вот это, действительно, опасно. Мои домашние привыкали к ней, она забиралась в их души и ... Я даже зажмурилась от увиденного, это была зияющая пропасть, она отделяла меня нынешнюю и мою жизнь до этой авантюры.
  И я замерла, стараясь, не допустить неизвестно откуда появившуюся боль вглубь себя и не дать ей овладеть разумом - если это случится, тогда всё! Катастрофа могла стать перманентной и колоссальной, захватывающей наше с ней теперь уже общее пространство...
  Я закрыла глаза и задержала дыхание, нужно успокоить сердце, изгнать страх, животный и бессмысленный. С первого раза ничего не получилось - волнение меня не покидало и сердце колотилось в бешеном ритме, несмотря ни на что. Я не могла выдержать этого долго, ещё немного такого галопа и я умру. И я ещё раз погрузилась в нирвану, совершенно отключив все органы. Я стала терпеть и дождалась пока круги в глазах из розово-фиолетовых не превратились в чёрно-белые и, наконец, меня совершенно накрыло чёрное мрачное облако без просветов. Я выдержала так несколько секунд и включила себя, сначала слабо приоткрыла диафрагму и впустила небольшую порцию воздуха, чтобы выгнать из лёгких азотную отраву, потом сделала едва заметный вдох, затем ещё такой же и постепенно стала насыщать кислородом трусливую кровь. Сердце стало слушать меня, а не подлую лимфу и перешло на привычный ритм, а лёгкие - нормальное и глубокое дыхание. Через четверть часа я дышала уже ровно и волнение меня полностью покинуло.
  - Кажется, выбралась! - сказала я себе и прониклась уважением ко всему моему прошлому, которое не дало согнуться в дугу и помогло выжить.
  Дышать и питаться чем-то нужно ежедневно, обязанности и долг исполнять приходится ежеминутно и ежечасно. Я перестала мельтешить и составила план, которому должна следовать, несмотря ни на что. Для этого я ещё раз просмотрела все дневники и заметки Каминской и выбрала главное, рассортировала по уровню значимости и степени готовности и приготовилась жить дальше. Иного выбора нет и я по-женски - "А что делать?" - приняла свалившуюся на меня лавину чужого груза и обязанностей. По всему выходило, что моя командировка продлялась ещё на три-четыре недели: раньше ей в себя не придти и мне её не заменить.
  - Не дрейфь, Анюта, - сказала я себе, - всё не так провально и совсем не кабально, осмотрись - просвет где-то рядом. Ты ведь умница, ты прелестная умница, тобой восхищаются, на тебя заглядываются, неужто позволишь себе раскиснуть? Ну, не могли же все так безбожно врать, а? - Значит, не стоит сеять печаль, может, в этом новом обороте и есть что-то? - Это не маленькое приключение в баре, когда муж ненадолго отлучился и к тебе сразу же приклеились двое мужчин в смокингах. Теперь ты одна надолго и никто за тобой не приглядывает, ты можешь сама остановить этот поезд, вот он, стоп-кран! Но в твоей воле на этом месте устроить и собственное ранчо, другие ведь смогли, они тебе в подмётки не годятся, что же ты, всё стерпишь и утрёшься, а? - говорила я себе, даже не понимая сказанного, а просто повторяя чужие слова. И запахи чужих прикосновений и чувствований, которые вдруг всплыли во мне, как вышколенная прислуга, стали расправлять крылья и чистить пёрышки, наводя лоск на себя и увлекая в эту привычную женскую рутину и меня.
  Я осмотрелась вокруг и, как бы, впервые увидела своё новое убежище. Оно было устроено очень удобно и рационально, занавески и мебель отгораживали меня от мира окружающего и устраивали свой собственный. И я постаралась в нём разместиться, чтобы ничего не испортить и не помять - я страшно не люблю мятые вещи. На глаза попалась накидка с измятыми краями, возможно, кто-то не утруждал себя вниманием и брякнулся на эту штучку, да так и просидел, пока не получилась складка. Я поднялась и поискала утюг, он оказался в кладовой вместе с гладильной доской, там же лежала стопка постельного белья после стирки, готового для глажки. Утюг был очень умным и мы вместе с ним быстро расправились с этой стопкой. Я осмотрелась в каморке и поняла, что Каминская вела дом совершенно самостоятельно и прислуги не нанимала. Так располагать вещи может только хозяйка. Всё было удобно и функционально и отвлекало от тяжёлых раздумий.
  Я прошлась по квартире и собрала вещи для стирки, несмотря на видимый порядок и чистоту, набралось достаточно для одного раза и я занялась домом. Пока стиральный автомат занимался своим делом, я с мокрой тряпкой и пылесосом прошлась по всем закоулкам и навела блеск в этой чуточку холодноватой квартире. Она встретила меня настороженно и наблюдала за моими хлопотами как бы со стороны. Я это поняла, но даже не повела бровью, вещи они и есть вещи и не им мною командовать. Они, я думаю, это поняли и педалировать собственную исключительность не стали. Подушки сразу легли, как надо, покрывала тоже расстелились послушно и без вопросов. Когда я улеглась на чистые и прохладные простыни и укрылась одеялом с накрахмаленным пододеяльником, вещи услужливо и преданно объяли меня вниманием и тщанием и я расслабилась.
  Сон не шёл, но и мысли уже не были сумбурными и тревожными, я понимала, что от них не укрыться и лучше бы разбираться сразу, чем накапливать воз и потом, в мыле и спешке, отмахиваться от них быстро тупящимся клинком собственного сознания.
   Внутреннее обустройство, Татьяна, Настя, Жанна
  
  В театре был день музыки и танцев, мы занимались в охотку тем, что каждому из актёров было необходимо сейчас, аэробикой в том числе. Преподаватель по вокалу что-то прослышал про мои эксперименты в Горной академии и попросил уточнить подробности песни за кадром. Я тут же с листа напела те строки и он удовлетворённо кивнул, но не отпустил:
  - А почему вы не стали исполнять арию Джельсомины из "Венецианских проказниц", мы же с вами её приготовили, что называется "от и до"?
  - Не было настроя, каприз примадонны! - ответила я, выгнув бровь, этот музыкант стал меня раздражать, возможно, с благими намерениями, но сейчас они были очень неуместны.
  - Вы знаете, Анна Николаевна, она у вас шла очень удачно, эта ария, может, вас из фонограммы что-то смутило? - всё ещё искал свою вину этот пожилой музыкант.
  - Нет, просто каприз! - успокоила я.
  - Думаю, вы это сделали зря, - не согласился он, - это очень красивый номер для концертов: и всё-таки вокал и вам по силам, давайте доведём её до шедевра и сделаем клип, я видел на студии, как это делают совсем безголосые и бездарные. Утрём этой "попсовой" публике нос?
  Я задумалась, вокал выдаст меня с головой, этот музыкант с абсолютным слухом тут же всё заметит. Наши голоса немножко отличались, на компьютерной фонограмме это заметила даже я. Я не отказалась от идеи, но отложила затею с клипом до выздоровления Каминской.
  Через пару часов я освободилась и вернулась домой, работалось после этой зарядки очень хорошо и продуктивно. Все два дня я, как Золушка, занималась ролями и их раскадровкой, чтобы не отвлекали, отключила оба телефона и работала до полной отключки. После одного такого прогона я вышла на балкон и осмотрела двор, он был и тихим и уютным, смотреть на него доставляло удовольствие и усталость проходила быстрее.
  В конце второго дня я взяла перерыв и пошла на спортплощадку в нашем дворе поиграть с ребятами в баскетбол. До этого я часто смотрела на них в окно, но приобщиться к ним всё не решалась. Меня охотно приняли и не очень пинали, если я промахивалась из выгодного положения или пропускала нападающего по своей зоне. Впервые за многие годы пришлось вспоминать уличные ценности, дворовой патриотизм, непосредственность в оценке моих действий тут же в виде недвусмысленных взглядов и прочее. Меня толкали и я давала сдачи, я на них иногда покрикивала, они огрызались, но это была игра и её азарт всё поглощал. Я получила от игры истинное удовольствие и решила играть почаще. Во мне они видели и игрока и хорошенькую женщину, в театр и кино, по-моему, никто из них не ходил, меня не узнавали и никто не шептался и не тыкал пальцем. Впрочем, бабушки вполне могут просветить внучков, подумала я.
  Сегодня наша команда выиграла и проигравшие поили нас квасом из бочки за углом, по кружке на каждого. Я не стала модничать и выпила свою долю. Мы о чём-то говорили, ребята, которым было по 15-18 лет, стеснялись подступать с расспросами и я им подыграла, выдав легенду о том, что когда-то в школе играла немножко во всё, что круглое, скачет и катится, но в ВУЗе уже сбавила, а потом совсем разленилась. Они этак уважительно покосились на меня, переглянулись и один из них, самый смелый, сказал:
  • - Приходите ещё, с вами интересно! Придёте? - в их глазах был вопрос чисто мужской: нравится ли мне их общество. Я была откровенна:
  • - Вы были настоящими парнями и не делали мне скидок на некондицию, спасибо. Буду приходить, когда сложится расписание. И ушла.
  Дома я вошла в душ и включила воду, краны даже не загудели. Покрутила, подёргала всё, что попало под руку - вода так и не появилась. Я оделась и вышла на кухню, там всё работало исправно. Что делать? Звонить в ЖЭУ, значит быть привязанной к приходу сантехника на полдня, а то и больше. Как я делала в Твери? Звонила мужу и он либо давал ЦУ, либо приезжал сам и в минуту всё исправлял. Как выглядят водопроводчики и прочие коммунальные службы, я знала из фильма "Афоня" и иллюзий на этот счёт не питала. Оставались соседи. Дома оказалась женщина лет около сорока пяти из квартиры напротив, она мне вежливо улыбнулась, поздоровалась по имени-отчеству и позвала мужа. Рослый дяденька лет под пятьдесят в тренировочном костюме и домашних тапочках достал сумку с инструментом и прошёл со мной в ванную.
  - Да-а-а, - протянул он, оглядывая всё это хромированное роскошество, - умеют ведь, а раньше и вентиля по блату.
  Ответа на этот риторический вопрос он не ждал и принялся за изучение труб и вообще системы.
  - Может у вас есть схема монтажа или инструкция? - спросил он, соображая над назначением кнопок, запоров и прочего. Я развела руками, ничего подобного Каминская в доме не держала: если вещь работала в течение года безотказно, то считалось, что она надёжна и от всех бумаг на этот счёт избавлялась, поскольку в противном случае квартира превратилась бы в аннотированный каталог всякой всячины. Из этого всего на кухне имелась лишь инструкция по пользованию агрегатом, умеющим всё, его я распаковала на второй день своего визита сюда.
  Однако сосед был истинно русским человеком и путём проб и ошибок сообразил, что к чему. Вскоре всё работало, как и прежде. Я его поблагодарила и пригласила в гостиную попить со мной чаю или кофе.
  - Чаю, чаю, - замахал он руками, - от кофе никакого кайфа.
  Угощать чаем и своим обществом женщина умеет от рождения, мы разговорились и я узнала, что он активист в какой-то то ли либеральной, то ли социалистической партии.
  - Вот скажите, почему всё у нас в стране всё вкривь и вкось? - спросил он и сам же ответил. - Нет настоящего хозяина потому что, а у власти временщики.
  - При прежней власти всё было стабильно, - заметила я, - но в то время ею никто не восхищался, как и нынешней теперь.
  - Анна Николаевна, я не о власти, я о хозяине говорю. У которого во дворе палка без пользы не пропадёт и на дрова уйдёт лишь в крайнем случае.
  - А вы сами-то хозяин? - решила я с ним разобраться основательно, поскольку все российские партии базируются только в Москве и кроме прессы о них никто не знает. Здесь же был живой партиец.
  - А как же, у меня в цеху всё путём! Не то, что в других.
  - Им что же, нравится в грязи?
  - А всё то же, временщики: урвали и удрали и завод им не нужен. Рынок называется, - едко он выговаривал незримому оппоненту.
  - А политика-то тут при чём? - навела я его на интересующую меня тему.
  - В том то и дело, что от неё все и пляшут. Вот вы на прошлых выборах с Виргиевской эдак мило предлагали сделать выбор в пользу нынешней власти. Хорошо у вас получилось, многие поверили, но ведь эта власть и плодит все беды и проблемы и выбирать надо других, в этом не замешанных.
  - Интересно, а если бы мы что-то другое предложили, партию или движение, программу - этого бы хватило, одних наших слов и актёрской игры перед камерой?
  - Жаль, что так и есть - очень многие верят словам и заверения, а не фактам. И ваше соединение с этой партией сильно ей помогло.
  - Мы просто сыграли небольшую миниатюру, классно задуманную и снятую. Ни одна из политических партий нас не привлекает, мы просто сыграли в клипе и всё. Был бы другой, такой же классный, мы сыграли бы и в нём. Это наша работа- игра. Нельзя путать её с политикой.
  - Говорят, вам за это отвалили большие деньги, у власти они есть, вот вам и заказали, а у других, победнее, на вас средств уже не хватает, вот и проходят те, кто побогаче, а не получше.
  - Глупости это, насчёт денег для нас, мы клип сделали бесплатно. Деньги вертятся в другом месте, но не у нас, принесите интересный материал и мы для общества сделаем то же самое.
  - Правда?
  - Конечно, мы это делаем в паузах и в виде развлечений.
  - Вы извините, но упорно говорят, что вы с ней и повздорили из-за этого клипа, вроде как деньги не поделили, - он так обеспокоено смотрел на меня, что его стало жаль. Конфликт двух актрис стал достоянием гласности, но они не выдали истинных причин и обошлись без комментариев, чтобы не поднимать круги над водой. Я тоже не желала публичного изучения нашей подноготной.
  - У нас работа, связанная с эмоциями наружу, иногда идёт чуть ли не война из-за того, как должна выглядеть королева: то ли в мантии и всём убранстве, то ли в домашнем, то ли неглиже. Эти детали могут перевернуть весь смысл сцены. Некоторые не разговаривают после этого годами.
  - Виргиевская после этого здесь не была больше двух лет, ведь так? - напомнил он и вопросительно дожидался ответа. Кто придумал эту дурацкую версию насчёт розни по поводу дележа денег, я даже не догадывалась, но права на существование она не имела.
  - Да, но дело не в клипе. Ни одна из нас не спорила из-за денег после того, как он был запущен на ТВ. Если мы согласились участвовать в каком-то проекте, то всё это оговаривается заранее и зафиксировано в контракте. И наша так называемая "странная война" произошла из-за чисто театральных проблем. Это внутреннее наше дело.
  - И вы бы с ней сыграли в клипе для другой партии? - потянул он одеяло на свой политический край.
  - Нет, теперь мы в этих играх не участвуем. Все эти деятели, как личности, интереса для нас не представляют и политики, я думаю, они такие же невзрачные. Так что пусть общаются с народом напрямую, а не через преводчика.
  Эта мысль соседу понравилась, чай допили, а на прощанье он мне поведал секреты моей сантехники, оказалось - умные секреты. Всё это было щедро и по-соседски.
   Файруза - день рождения
  
  Я уже сделала все домашние дела, посидела перед компьютером, разбирая итоги дня и собралась было взять чтиво в постель, чтобы чуточку рассеяться перед сном, как прошелестел уже приглушенный на ночь звонок:
  - Аннушка, привет! - раздался знакомый мужской голос, но я в них ещё не разобралась, поэтому весьма прохладно буркнула:
  - Привет! - воспитанный человек после такого непременно бы откланялся.
  - Не скучаешь? - голос явно хотел пообщаться и покупаться в моём, то есть, Каминской, внимании.
  - Уже зеваю и иду спать, - ни на иоту не изменив тона, ответила я, но голос не унимался.
  - Мы с Рашидом тут кое что придумали, всё есть, кроме тебя!
  - Надо же! - вздохнула я.
  - Ты что, Рашида Хисамутдинова не помнишь? - удивился голос, что-то с его принадлежностью стало просняться.
  - Мне они на одно лицо, - безразлично выдала я сентенцию типичной русской интеллектуалки, болтовня пуста и меня никуда не тянуло.
  - У него классная девочка, папа республиканский газовый король, дедушка по маме важная шишка, а сама она твоя поклонница и желает познакомиться. Настоящая, я проверил, знает все роли и кое что соображает в нашем деле.
  - В "Ударнике" в малом зале сегодня ночной просмотр моего фильма "Истина", пусть сходит, стоящая картина, - ответила я, припомнив, что меня туда приглашали на тусовку по окончание фильма, а я даже не обещала подумать.
  - Анюта, она такая прелесть, ну, вылитая Шехерезада!
  - Кто же это, - никак не вспомнила я, - кто-то очень и очень знакомый...
  - Она, эта наследница миллионов, что - бордель содержит, раз такого опыта набралась? - уела я, разозлившись на неизвестного позвоночника Каминской. Сон уже улетучился.
  - Ну, нет, нет! Я не об этом, - сдал голос назад, - много знает, хорошо выглядит и всё такое. Ей сегодня двадцать лет. Вот Рашид и угождает ей, - как бы дистанцировался от него голос.
  - В двадцать лет на Востоке девушка уже перестарок, - припомнила я что-то из О.Хайама.
  - Типун тебе, говорю же - конфетка и хочет видеть тебя.
  - А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! - почти по-Гоголю воскликнула я, этот голос считал меня Каминской и даже не переспросил, кто я. - Хо-ро-шо! - так я подумала и сказала. Голос заткнулся и только через несколько секунд спросил:
  - Ань, ты в порядке? - он видно решил, что я под кайфом или лежу с кем-то в постели и разыгрываю его со своим партнёром.
  - А ты?
  - Я-то да! Слушай, Ань, а если мы с ней к тебе подъедем? Мы ненадолго, именины у девочки всё же!
  - Вместе с Рашидом? - решила я немножко поерничать, чтобы расплатиться за улетевший сон.
  - Ну дену его куда-нибудь, ты только скажи - да! Ну очень хорошая девочка! - прошелестел он и теперь я узнала его, это Башвин, партнёр Каминской по некоторым фильмам, именно о нём мне недавно говорил Абашин.
  - И ты не боишься его мести?
  - Да у него, знаешь, таких сколько? - испугался Башвин и я это легко отметила.
  - Мы с ней будем общаться, а тебя чем занять? - рассуждала я вслух и ловила его дыхание, чтобы сориентироваться. - Вот что - возьмёшь тряпку и вымоешь машину, а мы потом проверим, на что способен мужчина кроме постели!
  - Хорошо, - он готов на всё, лишь бы заручиться моим согласием, - я вас сведу, она особая, с изюминкой, - уже раскладывал пасьянс из двоих женщин сексимвол России. - Я буду на постели, а она на полу пускай полежит - она же молодая и всё примет, как данность.
  - А без тебя она язык проглотит?
  - Да нет, я не про то...
  - Вот что, символ бабской тоски, ты её пригласишь к телефону, я побеседую и решу, как быть дальше.
  Вскоре я слушала чистый и приятный женский голос, девочка была явно с умом и деньги родни с этим никак не коррелировали. Вскоре они были у моей двери, я взглянула на гостей в глазок: юная леди была явной полукровкой, яркой и красивой. Башвин в нашей компании явно не смотрелся.
  - Вот ты какая, - сказала я, разглядывая гостью и она зарделась от внимания и смущения. Башвина она уже не видела в упор.
  - Что ж, дорогой, спасибо за хлопоты, мы с юной наследницей кое-что обсудим наедине. Мужчина нам только помешает, правда, юная Шехерезада?
   И она без колебаний сделала Башвину ручкой. А я заполучила источник сведений о том месте, где водятся несметные денежки, которым никак не перекрыть здорового интереса ко всему запретному. Шехерезаду звали Файруза, для меня это звучало: Роза. Она закончила третий курс инъяза у себя в Уфе и родня советовала продолжить учёбу в Англии.
  - И что же тебя смущает? - спросила я.
  - Думаю, есть ли в этом смысл?
  - Смысла никакого, зато европейский диплом, - согласилась я, тем самым приглашая к откровенности.- Но это, если ты там и останешься.
  - Выйдя там замуж?
  - И это тоже.
  - Вы знаете, мне бы хотелось что-то создать. Своё - вот его не было, а я придумала и сотворила. В замужестве этого не достичь.
  - Правда? - как бы засомневалась я, подталкивая девушку дальше по тропе откровений. И она ответила доверием:
  - Абсолютно! - заявила Роза и мне стало интересно, что у неё за душой и какими думами обеспокоен ум.
  - Тебя не будут искать?
  - Ведь все знают, что я у вас!
  - А если я утащу тебя куда-то и там вместе с приятелями сделаю тебя сорок раз? - совершенно не улыбаясь, спросила я. Глаза юной красавицы чуть дрогнули, добрая улыбка улетучилась и возникло напряжение.
  - Если это шутка, то, простите, Анна Николаевна, очень неудачная!
  - Ты приехала ко мне с мужиком, который не пропустил ни единой женской промежности. О его таблице рейтингов знают все и в Интернете его сайт хорошо посещаемый. Если ты мне скажешь, что с ним едва знакома и он привёз тебя в угоду твоему капризу в день рождения, я сейчас же вызову такси. Нам не о чем говорить в таком случае!
  Девочка вся подобралась - так с ней не говорили и мой тон был явно не праздничным. Но ей двадцать и именно сегодня. А я Каминская.
  - Не он первый, не он последний, - сказала она и поднялась ещё на ступеньку в собственной шкале зрелости и выживаемости. И мы стали беседовать о ней. Её интересах, увлечениях, быте, приятелях и родне. Она к моему ночному аперитиву добавила бутылку ликёра и мы его одолели с тоником и откровенной беседой. Я узнала много полезного и интересного и уже не жалела о ночи без сна.
  - Останешься? - спросила я чуть позже.
  - Можно? - она видела во мне что-то, чему нет ни названия, ни цены. Уважение к этому у неё было, похоже, врождённым, в двадцать лет девушки такого воспитания ещё далеки от понимания многого в устройстве женской сути.
  - Я тебя сначала опою собой, потом чем-то, приедут приятели и мы всё это будем изучать на практике, - я теперь говорила с улыбкой, у которой была зловещая кривизна, это у меня получалось легко и непринуждённо, я будто играла этюд, во второй раз упоминая тему насилия над ней.
  - Теперь уже всё равно, - ответила она и я улыбнулась уже иначе, одна доброта. Она рассказала о себе достаточно и очень доверительно, я решила ответить тем же и достала альбомы Каминской, мы стали их листать. И повод и обстоятельства для этого были удачны - я могла ошибиться, но меня не поймают за руку.
  - А это кто? - спросила она про фото на стене.
  - Мой любимый режиссёр, Женя Абашин.
  - Он немножко похож на одного моего дядю.
  - У Жени есть что-то из восточной крови, - мне нравился этот портрет больше всего в доме, я так с ним сжилась, что иногда чувствовала на своём плече руку Абашина - он душка!
  - А вы с ним были близки? - решилась она, наконец-то, на смелый вопрос.
  - Догадайся! - сказала я и гостья задумалась, выглядела она так привлекательно, что я сняла её выразительную фигуру и личико "кодаком". Роза даже не шевельнулась.
  - Были, по-моему, были!
  - Почему ты так решила?
  - Знаете, у вас у обоих такие лица, будто вы посвящены и разделяете что-то важное и значимое и секс при этом как бы вещь необходимая, без него это не постигается. И это написано на нём, он держится так, что всем понятно - вы его женщина. А у вас же на лице маска.
  - А сейчас?
  - Вы открыты, хоть и самую чуточку, мне, глупой, туда не попасть и не оценить, но вы всё равно щедры. А дама на фото скрывается за маской, - её видение вызывало уважение и я вернулась к самой интересной теме женщины - изучению её достоинств.
  - Как ты себе представляешь то, что хотела бы сотворить сама?
  - Ещё это во мне не совсем ясно, но, думаю, в общих чертах уже сформировалось, - осторожничала она.
  Запиликал телефон. Если Башвин, я его прибью!
  - Я извиняюсь, Анна Николаевна, это Рашид, приятель Башвина. Он взял у меня девушку, сказал, что знаком с вами и якобы договорился о встрече. У Файрузы сегодня день рождения, и вот ни Файрузы, ни Башвина - я уже беспокоюсь о ней.
  - Этому приятелю с отменной репутацией вы доверяете девушку и после этого пытаетесь уверить меня в том, что только беспокоитесь? - спросила я, поглядывая на Розу, она к телефону не рвалась и просто слушала.
  - Мне нечего сказать, вы правы, но беспокойство - это самое мягкое, что я испытываю! - тон собеседника был самым висельным, я его успокоила.
  - Она осталась у меня, Башвина мы с собой не взяли. Что-то ещё?
  Он замялся, не зная, как бы ему услышать её голос и успокоиться окончательно.
  - Роза, подай голос! - велела я своей гостье, решившей поиграть в значительность и недомолвки, и она ответила:
  - Рашид, я здесь, мы говорим, не беспокойся, домой я попаду сама. Всё! - И мы продолжили.
  - Так вот, о моём проекте. Я изредка бываю у своей родни по линии папы в нашей глубинке и понимаю, чем отличаются предки мамы от предков отца. Мне бы хотелось, чтобы то средневековье, где они живут сейчас, как-то рассеялось или расступилось. Я ясно выражаюсь?
  Она была более чем откровенна и смела, я догадывалась, что бы с ней сделали, заяви она подобное публично. Я кивнула утвердительно и она продолжила.
  - Все эти обычаи и ритуалы, они будто из этнографического музея. Но если для православных всё это лишь формальность, вроде вежливости к традициям предков, то у правоверных иначе - ты обязан носить это!
  - Ты хочешь маленькой революции, хотя бы у себя в роду?
  - Не только, у других, я думаю, тоже. Мне хочется собрать внимание тех, кто думает, как и я, и с ними вместе что-то предпринять.
  - Ты уже знаешь, что им сказать?
  - А про некоторые вещи, даже - как! - её уверенность меня умиляла, в эти годы всегда так. Это потом пойдут дети и всё улетит и испарится.
  - Вот вы улыбаетесь, но ничего фантастического в этом нет, дороговато, но решаемо.
  - Дороговато? - назвала я конкретную вещь и она мне доходчиво изложила свою программу: хорошая девочка, хорошая идея по подъёму национального самосознания.
  - Ты знаешь, что скорость эскадры равна скорости самого тихоходного баркаса, на котором везут метёлки для капиталистических субботников и запчасти к парадному катеру адмирала? Вот пока самый дальний улус из дыры, где народ вздрагивает от намерений собственного князька, не сдёрнет с него штаны штаны, чтобы всыпать за всё былое, ничего не изменится. А случится это, когда они свои денежки заработают сами, а не получат, как милостыню от этого князька. Тогда они сами потянутся к светской культуре и приобщатся к мировой. После того только, сравнив их, поймут, что никакой чисто национальной культуры нет и в помине. Все эти сарафаны и тюбетейки - лишь способ властвовать разделёнными.
  Я немножко себя сдерживала, поскольку Каминская была актрисой и в экономике с политикой была слабовата. Мне же пришлось постигнуть эти премудрости в полной мере.
  - Вы думаете, не получится? - с нескрываемой горечью спросила Роза.
  - У тебя - нет! - не стала я миндальничать с ней, да и Каминская вряд ли бы поступила иначе. Настроение у девушки стало похуже, хотя она и старалась этого не показать.
  - Ты пишешь стихи? - спросила я через некоторое время, когда она перестала меня стесняться и она кивнула. - Почитай что-нибудь из своего! И она выдала кое-что, - ничего, свежо, угласто и искренне.
  - Ты азартна, Роза?
  - Скорее да, чем нет.
  - Давай сделаем так: я тебе что-то почитаю, ты послушаешь и вникнешь во всё наше, ну, в то, о чём мы с тобой говорили, свяжешь с услышанным и напишешь об этом. Прозой, стихом, но об этом. Если мне это понравится, то загадывай желание и я его исполню. Если же я решу, что опус не годится, то уж тиранить буду я. Согласна на такой вариант?
  - Хорошо, - ответила она, подумав хорошенечко, всё взвесив и проявив нешуточный характер.
  Я прочитала кое-что из Китса, Шекспира и Ахматовой, после этого наступили её полчаса. Она что-то писала, подправляла и в конце концов призналась:
  - Сдаюсь, ничего путного не получилось.
  - Хорошо, - приняла я её капитуляцию, однако от идеи не отказалась, - но о том, что в тебе вызывают Китс и другие поэты, ты можешь что-то сказать? Любые образы, ассоциации, мысли - ну хоть что-то у тебя возникло? Что?
  И опять она решила, что лицо сохранить проще, чем рисковать им, высказываясь о предмете запредельном. Уровень Каминской над ней довлел и соперничать с ней на этом языке она не решилась. Но юность в ней ещё не перегорела наверняка и я пошла дальше и предложила вместо слов движение. Подобрали музыку, сделали свет и она под "Половецкие пляски" выдала очень оригинальную сюиту. Её тело оказалось пластичным, а симпатичная мордашка выразительной. Моё удовольствие от своего движения и пластики она увидела сразу и отошла от ступора после отказов на слове.
  - Хочешь ещё? - подтолкнула я и она сделала ещё пару вещей, уже совсем свободно и раскрепощенно, чуя возрастающие на глазах силу и уверенность. Я вспомнила нашу с Ниной поездку в ночной клуб в Твери и сказала:
  - А если мы с тобой поедем куда-нибудь и там поиграем и потанцуем?
  - Мы с вами? - широко раскрыла глаза Роза, моё предложение в её сознании никак не помещалось.
  - Да, потанцевать и развлечься.
  - Конечно, хочу, ещё бы, с вами это вообще кайф будет! Да и именины ещё не закончились.
  - Вот и думай, где это сделать лучше.
  - Просто танцы-прижиманцы нас не устроят?
  - Ну, разумеется, ты же меняешь свой последний школярский десяток, такое потом не представится.
  Она задумалась и стала перебирать московские развлечения, однако ничего особенного в них не нашла:
  - Всё в них не то! На что-то исключительное они не претендуют. И с надеждой взглянула на меня. У Нины в тот раз был примерно такой же взгляд, но она постарше этой девочки на целую жизнь.
  - Целую жизнь! - щёлкнуло в голове и я сообразила.
  - Мы с тобой дочь и мама, решили снять клиента или клиентов. Но, чтобы с цыганами, медведями и прочим каламбуром. Я взглянула на девушку и ни тени сомнений или боязни не заметила. Странно! Почему так? И спросила её, ответ же убил меня наповал:
  - Но я же с вами, а вас все знают и ничего не случится! - она решила за меня спрятаться. Ну, что ж, детка, давай! Я села за столик и сделала лицо мамы, желающей развлечений, Каминская на нём даже не угадывалась. Роза этот нюанс как-то упустила. Потом то же сделали с ней и выехали на ночную охоту. Одно из таких мест находилось у метро недалеко от моего дома. Мы стояли у перил и пытались прикурить, а ветер гасил наши спички и мы по очереди выражали своё недовольство. Машина стояла чуть поодаль и сразу не скажешь: наша она или нет. Шестерых кандидатов мы отвергли сразу, седьмым был солидный дяденька в смокинге за рулём роскошного "БМВ".
  - Дяденька, - спросила вошедшая в роль юной стервы Роза, - а вам врач такое на ночь не запрещает?
  - Думаешь, раз центнер в штанах, так и негоден? - гордость и достоинство в нём требовали сатисфакции и я подключилась к игре своей "дочери":
  - Думаю, у дочери голова варит правильно, - и я с сомнением покачала головой, подталкивая его увязнуть поглубже.
  - Да, маман, на нас двоих его явно не хватит, - добавила Роза и он раскололся, увидев под хламидой одежды желанную добычу.
  - Вот с твоей маман я и начну, а потом и тебе, крошка, перепадёт кое-что, не сомневайся!
  - А денежки у вас с собой? Если их надо взять в шкафу, то можете нас не задерживать! - спросила Роза, как заправская профи.
  - Есть, дочка, есть! - он достал пухлый бумажник, с одной стороны были доллары, с другой тысячные российские купюры.
  - Значит так, - взяла его Роза под уздцы, почуяв свою силу и мужскую сговорчивость, умноженную на спортивный интерес, - половину сразу, как договоримся. Если увидим, что на наши задницы появился ещё один клиент, то мы сразу же уходим и аванс за нами, чтобы не фокусничал, дядя! Хорошо? - он с удовольствием кивнул, разглядывая на ней узорчатые колготки, чуть спрятавшие свои тёмные каёмочки под укороченной юбкой. Потом она же всё решила с ценой и далее дядя переключился на меня, чтобы обсудить остальное меню. Он ещё не понял, куда попал и я сказала:
  - Две такие дамы с дедушкой и в таком месте: вы не боитесь? - он уже понял, что дамы настоящие, умеют и знают всё, с такими оттянуться интересно. Остальное значения не имело.
  - Нет, а чего мне бояться, в приличных ресторанах не грабят и на стоянках рядом с ними тоже порядок.
  Мы взяли с него тысячу долларов, Роза села к нему, а я поехала следом. Мы подъехали к месту, где ночной притон я ни за что бы не угадала. Наверху висела потухшая вывеска "Химчистка", ниже была едва заметная: "Ночной бар" и всё. Ни швейцара, ни привычной толпы курящих мужчин и женщин, ни тусовки из шестёрок не видно. Антон, так звали нашего клиента, дёрнул ручку, дверь и открылась. Потом, пропустив нас, он особым образом закрыл её и мы оказались на широкой лестнице. Звуки вертепа мы услышали уже где-то в самом низу. Зал оказался на удивление огромным и народу там для третьего часу ночи маялось многовато. Публика была разная, но ни одной цивилизованной или интеллигентской физиономии я не увидела. И преобладала заурядная кричащая серость. Мы играли вполне обеспеченных дам, ради скуки зарабатывающих на шпильки и булавки. То есть, изредка и на точную сумму. Я понимала, что сыграть дуэт с непрофессионалкой можно только хорошенечко её подпоив. Антону моя идея понравилась и он пошёл куда-то в глубину помещения, чтобы договориться об эксклюзивном меню по горячительному. Там у него числился кто-то в приятелях. Пока он ходил, я оглядела чуть взволнованную Розу внимательно, увидела капельку выступившего пота на подмышке блузки и спросила:
  - Ты подумала обо всём, ещё не поздно исчезнуть?
  - Нет, играем, как договорились, ничего подобного я и не предполагала, я боюсь, но не уйду ни за что! - Вы меня после этого и уважать не будете, сама напросилась и вдруг в кусты! Я остаюсь с вами. Да и выглядит Антон вполне прилично, я ему уже чуточку доверяю.
  - А если нас перекупят?
  - Как это? - удивилась она.
  - Кому-то очень понравится твоя задница и он, ради удовольствия оставить на ней синяки, заплатит дедушке в трое. Тогда нас ждут великие испытания. Нескольких одновременно ты не ублажала? - девушка задумалась, такое ей в голову не приходило.
  - Будь, что будет! - ответила она, заметно отрезвев. Вскоре подошёл Антон и началось кино. Мы шумно целовали своего благодетеля, пахнувшего настоящим мужским парфюмом, пели ему дифирамбы, тащили танцевать и там выделывали такое, что остальная публика пятачок стала покидать или забиваться от нас подальше в уголки и закутки. Мы для Антона разыграли всё по-настоящему и веселились на всю удачу, не поддаться нашему азарту он просто не мог, да и хотел он именно этого - адреналина от хорошеньких и свеженьких женщин без привкуса и запаха других мужчин. То есть в эту ночь у нас других клиентов не будет, да и он сам у нас был первым.
  Цыгане оказались фальшивыми и я ему тут же сказала, а Роза даже возмутилась, почему за ненастоящее берут, будто оно с сертификатом соответствия. Антон ещё не решил, что лучше: скандал за половину цены или весь список услуг вместе с адреналином от перебравших девочек, поэтому махнул рукой на дрессированного медведя и цыган из Палестины и мы куролесили во всю, мне эта роль пришлась по душе и я оттягивалась, не стесняясь обстоятельств, Роза следовала за мной, не размышляя. Драки из-за наших прелестей начинались трижды, я видела, как у Розы прямо-таки раздуваются ноздри от скрытого удовольствия, восточные гены в ней были достаточно сильны и славянского куража не опасались, а лишь дополняли или катались на его трудах. О своих высокоинтеллектуальных порывах девочка на время забыла, нырнув в откровенную чувственность.
  Администрация на наш столик поглядывала с опаской, ребята из охраны, которые растаскивали претендентов на наши аппетитные тела, смотрели на нас со злобой. Розу это заводило ещё больше. Она уже хорошо выпила и я не всегда улавливала, когда её выходки - действительно пьянь, а когда игра под неё. У неё уже всё было на полную катушку. И я решила проверить. Когда она в очередной раз допытывалась у Антона, как он сладит с двумя молодыми дамами, он ответил:
  - А вот так! - и стал мастурбировать у неё на глазах. То, что получилось, её поразило.
  - Дяденька Антон, а это настоящее? - и заглянула под стол в поисках надувного устройства. Я увидела б...скую дрожь в глазах молодой подруги, увидел её и Антон и молча спросил моего позволения, я оставила их наедине и пересела к соседям. Там были два мужчины с одной женщиной. Ни мужья, ни любовники, догадалась я, попросив извинения:
  - Они там секретничают, неудобно как-то, - объяснила я, мужчины вошли в моё положение и забыли про свою спутницу. Наше удальство они видели с самого начала и уже прикидывали, что можно урвать с такого семейного дерева. Всё это представлялось им приятным удовольствием и без последствий, но очень и очень дорого. Таких, что выглядели как и мы, вокруг было совсем немного.
  - Неужели это ваша дочь? - заявил нечто вроде комплимента мужчина в модных очках и явно приезжий.
  - А что, непохоже? - улыбнулась я с видом наглой дамы, которой всё даётся легко и просто, я легко ею отпугивала нежеланных претендентов на моё внимание и фирменные телеса дочери.
  - Она немножко азиатка, - пояснил он свои сомнения.
  - Муж оттуда, вот она в него и меня вся сразу и вышла, - пояснила я проблему, вполне в рамках изображённого уровня уже выпитого.
  - И что же в ней вашего? - решил уточнить другой, с рыжим ёжиком и чистым московским выговором интеллигента в первом колене.
  - А это?! - указала я себе вниз, подталкивая их мысли в нужном направлении. И они поехали, не чинясь и особо не мудрствуя. Вскоре я знала, что их женщина дальняя родственница рыжего - Сергея, зовут её Лада, а мужчина в очках его приятель Борис, здесь он в командировке. Цыган и медведей им рекомендовал кто-то из знакомых и они повели приезжего, самим в такие места не выбраться никогда. Обручальное кольцо Лады переместилось на другую руку и я поняла, что эта замужняя дама готова на всё. Между тем Роза и Антон, кивнув мне, куда-то удалились и я продолжила беседу со своими новыми знакомыми, будто ничего и не произошло и влезала в их души, докапываясь до сути. Алкоголь на меня не действовал в принципе, поскольку у Каминской было надёжное средство и оно её неоднократно спасало. Но хорошо навеселе и чуть подрумяненная с блестящими глазами я всё же была и внешне всё выглядело окэй.
  Я видела, что Лада не прочь остаться наедине с Сергеем и попытать с ним удачу и решила ей помочь. Боря пригласил меня потанцевать и я отметила, что Сергею это не понравилось. Очень, хотя раздражения он не выдал, просто тоску гнал: Лада его не устраивала изначально. Хотя оба мужчины видели, что мы с Розой стоим дорого, они на что-то надеялись. Я Боре так и сказала.
  - А если только до утра, то сколько?
  - У вас нет такой суммы, - улыбнулась я, хорошо и с чувством, это ему доставалось бесплатно.
  - Правда? - пытался он всё это перевести на бартерную сделку, где часть удовольствий обеспечивает мужчина. Я сыграла короткий этюд, разглядывая его одежду и обувь, как бы оценивая кредитоспособность и он расстроился. Появились Антон с Розой, она висела на нём, как игрушка на ёлке: блестела и переливалась. Я вернулась за стол и мы продолжили веселье, Роза на полном серьёзе раскачивала этого мужчину, который был ещё и умён. Но главное, как я поняла, было в её навязчивой идее опробовать его удивительное средство на себе. В ходе очередной нашей выходки, как обычно с накатом и удалью, Антон шепнул мне, пряча одышку и надвигающуюся бледность, признак слабого сердца:
  - Или ты или она, двоих я сегодня не осилю! Я взглянула на Розу и сравнила её с той, что была недавно у меня дома - общего просто не оказалось, подменили? Она называла его папиком и строжилась на меня:
  - У-у-у, какая сердитая маман!
  Сложив всё, я пришла к выводу, что девочка пьяна, мысль - нужно ли её вызволять, у меня даже не возникла, это её собственные именины. Я взглянула на Сергея и он тут же извлёк меня из общества именинницы.
  - Лада хочет тебя или мне показалось? - спросила я Сергея, прямо и без обиняков.
  - Сразу видно - профи! - горечи он даже не скрывал. А так бы хотелось, чтоб сразу я и оказалась на его коленях. Меня даже смех разобрал и я, чтобы его перебить, закашлялась. И он как-то очень ладненько похлопал меня по спине, всё тут же и прошло. Это у меня. А у него всё вздыбилось и он опешил от неожиданности. Я его деликатно прикрыла собой и стала говорить глупости, чтобы прошло. Увы! У Лады при виде возбуждённого Сергея оптимизма не прибавилось. Я взяла свою косметичку и, подмигнув Ладе, слегка её расшевелила, она во мне соперницы не видела и это было хорошо. Решение выручить даму из кабалы стереотипов возникло само собой. Я подхватила её за руку, она оказалась лёгкой на подъём и отзывчивой на движения, партнёрша из неё вышла бы отличная. В дамской комнате размером в полстадиона было чисто, свежо и многолюдно. Женщины среди находившихся здесь преобладали. Мы с ней устроились в уголочке и я задала вопрос, разглядывая в косметичке палитру тонов, как у картин Рериха и прикидывая, что из этого так преобразит Ладу, чтобы вектор событий переменил направление.
  - Он тебе зачем?
  - Зачем мужчина женщине, вот затем и он мне!
  - Вон их сколько, ты вроде нормальная женщина, зачем тебе родня, для коллекции?
  - Маша, - так я им представилась, - если я его разок умыкну у Оксанки, он сразу же поймёт, что женился на ней из вредности, только не хочет в этом признаться. И потом он муж моей двоюродной сестры - разве это родня?
  - Лада, а ты ничего не перепутала? - спросила я, приняв к сведению справку о родстве.
  - Как это? - удивлённо подняла она глаза.
  - Это ты сохнешь по нему, а не он! Это тебе его надо сманивать, а не отпугивать от себя. Ты же с такой унылой фоткой всё делаешь наоборот. Ну, кто, скажи, будет ухлёстывать за такой постной миной на лице? Улыбнись! - она скорчила рожу. - Ещё! - теперь стало чуть получше, но только для приматов в зоопарке. Рассмотрев её лицо как следует, я сделала на ней курсовую работу гримёра к фильму "Цезарь и Клеопатра". Пока я художничала, к нам подходили, качали головами, цокали языком и уважительно косились на косметичку, в продаже такие не бывают. Мужчины же в основном разглядывали филейные части и назначали цену, не дожидаясь завершения художественного опуса. Один из них с характерным акцентом всех перебил и за нас двоих пообещал отдать собственный "мерс". Я повернулась в глубину комнаты и поискала глазами охрану, двое ребят в форме оказались рядом с нами и обладатель "мерса" исчез. Ребята с уважением проследили за процессом и к нам больше никто не приближался. Когда я разрешила ей взглянуть на себя в зеркало, Лада себе не поверила:
  - Это я? - челюсть у дамы отвисла и мне пришлось срочно приложить руку к её заду, прижав средний палец к расщелине.
  - Ты что?- вздрогнула она.
  - Да вот, подумала, что ты кипяточком изошла! - и она несколько секунд соображала, а я так и не отнимала руку оттуда: всё на месте, всё подключено, жмёшь на кнопку - не работает! Заработало с третьего раза - въехав в мою подначку, она расслабилась и весело рассмеялась. Умело и экономно - ни одна линия на её новом лице своего положения не изменила. Теперь мы стали закадычными подругами, только не виделись сто лет. Она мне объяснила историю своей тяги к Сергею, а так же роли жены Сергея во всём этом и я согласилась, что цель у Лады благородная.
  - А кольцо почему на другую руку надела, он же про тебя всё знает?
  - Я подумала, что кого-нибудь тут закадрю, а Сергей изойдёт ревностью или завистью и будет думать, что я обычная подстилка и льстить себе, что не поддался мне. Хоть это, раз не получилось главное.
  - Ты хотела ему досадить таким детским фокусом, да ещё колечком в придачу?
  - А что?
  - Ты с ним это уже делала?
  - Да, - чуть помедлив призналась она.
  - И как? - она потупилась.
  - А ещё соблазнять кого-то собралась, дура деревенская! - подумала я про неё.
  - Он хороший, очень хороший, моему мужу до него... - наконец выдавила она из себя признание. В наш театр она явно не ходит, наверное, сериалов насмотрелась - там её мир.
  - А поговорить? - процитировала я фразу из анекдота.
  - Есть о чём, - улыбнулась она и смелее и гораздо доверчивее, - мы раньше работали на фабрике вместе, пока она не закрылась. Я была мастером в его смену, вот тогда-то и влюбилась. Настоящий мужчина, без жлобства и злобы, хоть и строгий, но справедливый, в его смену все просились.
  Мы с ней обсудили тактику, я убедила её в собственной значимости, отгоняя любителей сладкого, а потом отправились в зал и вдруг меня осенило.
  - Пошли назад, забыла кое-что!
  В кабинке я стащила с неё трусики и бюстгалтер, попросила подвигаться и прочувствовать себя. Лада уже вошла в образ нарисованной на её лице дамы и могла адекватно реагировать на впечатление, которое производила на окружающих. Для женщины, не избалованной людским и мужским вниманием, это не так просто. Мы с ней привыкали к её лицу довольно долго, оно предполагало и другой шаг. Иначе лицо смотрелось бы не лучше карнавальной маски.
  - Ну как? - спросила я её чуть позже.
  - Нормально, только чуточку дух захватывает, - призналась она и я продолжила инструктаж и разминку. Вскоре её дух стало захватывать на все сто и в таком взвешенном состоянии мы вышли в зал. Все свободные мужики сделали стойку и проводили нас взглядом, достойным маршала на военном параде. Несвободные тоже провожали, только не так явно. Моя Роза с Антоном уже исчезла, а наши Сергей и Борис не верили своим глазам. Я же в очередной раз убедилась в примитивности мужских оценок. Дальше всё было легко и просто. Такое сто раз описано, тысячу раз показано в кино и мильон раз обсуждено на кухне. Я попала в партнёрши Сергею и стала морочить ему голову всякой ерундой, Лада же в это время набирала очки с Борисом и тот, зная, что сегодня она незамужем, погнал своих возбуждённых коней купаться. Вернувшись, они оба выглядели взбудораженными. И выглядело это ну в самой крайней степени дозволенного Борис уже знал, что внизу и вверху у неё ничего нет и это подвигало мужчину на многое. Следующий блюз Боря использовал для окончательного решения, разведка доложила, что его там ждут. Он уже приготовился на следующем блюзе всё и решить и окончательно поставить точки, как Сергей сделал то, чего мы от него и добивались - пригласил Ладу. И погиб. В ней умерла выдающаяся актриса одной роли на один этюд, но ей этого хватило. Когда они вернулись, Боря понял, что в нынешнюю командировку придётся заниматься только служебными делами. Он в отчаянии посмотрел на меня и утух - таких денег ему не заработать никогда. Мне тут было уже нечего делать и я стала собираться, Лада вышла следом за мной.
  - Он прежний, Маша, прежний! Как тогда на фабрике.
  - Ты хочешь за него замуж?
  - Теперь я его не выпущу! - с воодушевлением сказала Лада.
  - Ты хоть поняла, что и за чем мы делали и от чего это получилось?
  - Поняла, Маша, поняла! Спасибо. Никогда не думала, что профи такие отзывчивые. Как только у нас всё сладится, приглашу на вечеринку. Хочешь? - я кивнула и продиктовала телефон мосфильмовской проходной.
  Дома я провела анализ своей вылазки в люди и пришла к выводу, что менять одёжки, привычки, говор и внутреннюю суть мне нравится и в охотку получается это очень легко. Я ни разу себя не выдала и шлюху во мне распознают так же быстро, как и мать Терезу. Когда я завтракала, позвонил Башвин:
  - Анюта, потерялась Файруза, она же была с тобой, дома её так и нет.
  - Празднует, наверное, у неё именины, ночь только закончилась, видно отсыпается где-то и с кем-то, - ответила я, выделив кое-что интонационно, он аж закашлялся. И я опустила трубку - у каждого свои проблемы.
  
  Обычно Сугдин вёл себя и дипломатично и деликатно, никому не навязывая волю, а собирая актёрские представления и компонуя из них нечто такое, что, во-первых, соответствовало бы его собственному видению пьесы, а во-вторых, создавало бы особый дух для амбиций актёров. Он считал, что без амбиций нет и актёра. Но в это раз без резкости не обошлось. Началось с того, что Никита Ж., игравший Венедетто, сильно расстроил Татьяну. На её взгляд, он следовал поверхностному, что в переводе с языка деликатных людей значит - неграмотному, прочтению своей роли. Тот вариант отношений с юной фавориткой главы католической церкви, который он хотел играть, был совершенно из другой оперы.
  - Вы всё на свете перепутали! Это же - миледи, сэр! И автор пьесы Дюма, а называется она "Три мушкетёра", а не "Джулия Форнезе". Поэтому нечего мне заглядывать в корсаж и держать на лице плотницкую ухмылку. Ни запустить туда ваши немытые лапы, ни выкупаться в них бесстыжими глазами не удастся! - Татьяна говорила не только с напором, но ещё и в тональности своей героини, заметила я и мысленно ею восхитилась - очень выдержанно и с достоинством, как и подобает наследной герцогине с хорошим воспитанием.
  - Синьорина, - отозвался бесшабашный Никита Ж., - а что вас собственно сюда привело? В этот вертеп красивых женщин все типов и статей, готовых демонстрировать их мне совершенно искренне и безвозмездно. Если кому-то из них и удастся опередить остальных и соблазнить меня, то её удача - повод для досады и ревности неудачниц. Вы из какой категории, извините за любопытство?
  - Эти дамы, сэр, интересуют вас, вот вы с ними и разбирайтесь! Меня же сюда привело любопытство. Женское любопытство: ну почему же они так рвутся подставить себя под ваши немытые руки и грязное потное тело, им что, чистоты уже недостаточно? Ну и ещё мне хотелось сравнить оригинал и его отражение в ваших глазах, а затем на полотнах. Кто ярче и талантливее: вы или создатель?
  - И это всё? - удивился Сугдин. - Вы, синьорина, так пристрастились к его мастерской, что мне трудно поверить в это. Если это вертеп и он банален, то что вы в нём так пристально изучаете? Думается мне, что не позы и ужимки податливых гостий нашего маэстро. Ведь так?
  - И ко всему, синьорина, вы так любезны с ним и совсем не цените его супругу, несравненную синьору Лавинию. Как бы это подходило ревнивой даме, желающей отведать чужой пирог! - улыбнулся Дмитрий, подмигивая Татьяне. Она в ответ улыбнулась не менее любезно и искренне.
  - Вот-вот, иногда, синьорина, мне становится обидно за свою жену Лавинию, всё мне и мне, со мной да со мной! - не уловив иронии Димы, добавил Никита Ж., не желавший никаких компормиссов.
  - То есть, - обратилась Татьяна к Сугдину, - я обычная карьерная интриганка и стерва, которую моя знаменитая родня приставила к церковному боссу, чтобы соблюдать интересы и наблюдать за движением постов, титулов и финансов? И ничего более!?
  - В общем, да, - согласился он. И я не увидела в этом ни игры, ни картинности, которая как-то извинила бы его обвинения в адрес Татьяны. На её же взгляд, Джулия была вариантом просвещённой и цивилизованной фаворитки. Она была близка со своим боссом очень долго, до самой его смерти и многие современники считали именно её самобытность и женственность тем самым живительным эликсиром, продлившим его жизнь и определившим взвешенное и продуктивное правление на папском троне.
  - Почему Сугдин взял сторону мужчин? - подумала я, а в это время Татьяна сделала шаг с сторону и избавилась от обязывающего ко многому формата образа своей героини.
  - И в какой базе данных вы это откопали? Подобную чушь в духе пещерного мужского шовинизма нынешние дамы-борцы за равенство полов взяли бы в оборот с удовольствием и вымазали бы вам кое-что публично и с превеликим удовольствием. Да так, что ваше мужское начало боялось бы высунуться, чтобы не получить по фейсу чем-то более существенным.
  - Почему назвать даму-карьеристку именно так - это мужской шовинизм, а мужчину в цвете лет рутинным трахальщиком - самый светский тон? - спросил Сугдин и некоторые мужчины тут же с довольным видом осклабились.
  - Вы все тут шутите, а я, глупая дама с претензиями, никак не соображу, что высказанное вами- это суть завуалированные комплименты. Ну где же мне!
  - Что-то ты, Татьяна, взяла слишком высокий тон,- заметил Никита Ж., так он говорил и со мной, когда считал за излишнее церемониться с дамой.
  - Я не пойму, вы что, стыдитесь этой трактовки? Вам не хочется быть карьерной авантюристкой? - удивился Сугдин. - С каких это пор актёр стыдится отрицательных черт или откровенно чёрных красок для своего персонажа? - это был удар запрещённый и Татьяна, ни слова не отвечая, ушла. Ключевая сцена первого акта повисла, без Татьяны она - ничто. Я не владела в полной мере материалом своей, а уж Татьяниной роли тем более, поэтому по существу спора сказать нечего. Однако у меня был другой мотив: Каминская с Татьяной дружила и всегда прикрывала. Моё невмешательство на виду у всех могли понять совершенно превратно - охлаждение, отторжение и прочее. С особым нетерпением подобного ждали наши "доброжелатели". И я пошла по обычной "человеческой" теме.
  - То, в чём вы её обвинили, недостойно ни мужчины, ни цивилизованного человека, - обратилась я напрямую к Сугдину, не скрывая чувств, это для слабачков вроде него наиболее весомый аргумент, - поэтому, не медля, извинитесь пред ней! Не думала, что ваша трусость перерастёт в мерзость!
  И энергетика и жёсткость моих чуть прищуренных глаз должны хорошо запомниться Сугдину, даже, если бы он и проигнорировал моё требование. Но он был трус и такое ему не одолеть! Сугдин немного помедлил, поднялся, явно собираясь идти и каяться.
  - Какие мы, однако, впечатлительные! - вставился с ернической интонацией Никита Ж. и чуть заметно покачал бёдрами, будто в игре с юной наложницей. Ответ на хамство есть только один и я ему влепила оплеуху. Таким резким и неожиданно хлёстким ударом, будто выбивала мяч на опережение соперника. Он пошатнулся от неожиданности и притух, увидев взгляд Димы. Сугдин опять засомневался: то ли и так ли он сделал? Ясно, что Татьяне фальшивые извинения расцарапают душу ещё больше. И я ушла следом за ней.
  Она сидела у себя и плакала. Я подсела к ней и она, обняв меня за плечи, стала орошать слезами. Приоткрылась дверь и появилась фигура Сугдина, жалкая и покаянная. Татьяна была права в принципе, однако многие из возрастных актёров не хотели признавать приоритеты молодой резко взлетевшей актрисы и он присоединился к ветеранскому лагерю, я видела выражение его глаз. Но поняла это только сейчас.
  - Признайтесь, - сказала я Сугдину, - на сцене вы сказали ей то, что думали, а сюда пришли спасать лицо? Если так, то считайте, что спасли и оплеухи вам не достанется! - отрезала я очень решительно. Каминская имела репутацию крутой дамы и приличную спортивную форму. Она, ну, разумеется, и я, могли из субтильного Сугдина сделать котлету. И он исчез.
  - Ну что им всем нужно? - завела плач Татьяна. - Что бы я ни сделала, всё в штыки! Шибко умная ты, Долева, бабе это ни к чему, улыбайся и раздвигайся, вот и все твои жесты!
  Она ещё долго плакалась и терзалась пока я не сообразила сказать:
  - Пойдём ему нос начистим, а? Чтоб не задавался! - Танечка моментально умолкла и подняла глаза, в них был и интерес и возбуждение.
  - Кому?
  - Начнём с Сугдина, он у них главный, а потом и с другими разберемся за компанию.
  - А нас не арестуют? Мы же умышленно, надо было ещё на сцене их отвалтузить, - загорелась она и припомнила реакцию Димы. Чуточку задержавшись на этом, мы перебрались к темам женским и слёз как ни бывало.
  Прошла неделя после памятного разговора, я сдала передачу на ТВ и опять позвонила домой. Каминская была одна и чувствовала себя уже заметно лучше. Мы вновь осторожно обходили острые углы, уважая право обидеться и старались этого не допускать. Я расспрашивала подробности о детях и она исчерпывающе отвечала, добавляя от себя некоторые штрихи, которые я всегда упускала, с удивлением отвечая на вопросы по вещам, на её взгляд, не важным. Она переспрашивала и ставила точки только там, где ей уже всё ясно. А я вслушивалась в её голос и пыталась уяснить, насколько она искренна, не играет ли.
  Африканские страсти на новом месте во мне бушевали периодически и они навевали не самое лучшее. Иногда мною овладевала такая неимоверная смута, что я ложилась на пол и выдерживала себя в этом состоянии, пока совсем не остывала, потом забиралась под одеяло согреться и с теплом ко мне возвращались здравый смысл и ясность сознания. Я совсем недавно излечилась от последнего такого приступа и с Каминской говорила уже вполне спокойно. О муже в этот раз я так и не смогла сказать ни слова. Зато она сообщила про звонки из моей фирмы, беспокоился сам шеф и обещал на днях навестить самого ценного работника.
  - Без тебя там всё стало серым и скучным, - с удовольствием, будто о себе, сообщила она и это, как ни странно, мне очень понравилось. Я покопалась в себе и поддержала эту тему, мне казалось, что я не была там уже целую вечность и всё это отдалилось от меня на космическую дистанцию со световыми годами измерений. И мы проговорили о ней остаток времени. Я постаралась помочь ей, она - поддержать меня. Я чувствовала, что у нас появилось что-то общее, оно нас удерживало на общей орбите. Что же это было? После разговора легче мне не стало, но напряжение заметно ослабло и я как-то смирилась со всем. Единственный вопрос - "сколько осталось?" - уже не свирбел и не царапал по сердцу.
  Я вернулась к простым заботам, они успокаивали, мой лесной цветок был одной из них, поливая и ухаживая за ним, я всегда приговаривала что-то из милых сантиментов, которые обычно шептала детям, когда нас никто не слышал и они всегда отзывались и открывались. Так вот, этот лесной гость хорошо освоился и сразу отзывался на мои действия, я видела, как он буквально через пару секунд выпрямлял обихоженные мною листики и стебли, они немножко подрагивали, как породистые лошади перед спортивными соревнованиями. Сегодня мой гость с первых секунд общения внимательно прислушивался ко мне и я чуяла это. Мне было приятно такое от него, моего гостя, и я ему улыбнулась, наперекор старому аборигену квартиры - надутому фикусу. Мы с ним здесь были примерно на одних и тех же правах, да ещё и ровесники.
  
  В ходе изучения материалов по Сотникову и другим вопросам, смутившим меня накануне, среди "мусора" в "корзине" компьютера я обнаружила "хвосты" редактирования каких-то текстовых файлов, они меня насторожили необычностью стиля. Один из них был фрагментом из справки по биологической идентификации. Две пробы, которые анализировались лабораторией где-то очень высоко в инстанциях, давали очень близкое родство, это были мужские и женские клетки.
  - Зачем ей эта муть? - задумалась я. - Наследников, что ли выискивает?
  Установить сами файлы, откуда всё это было вырвано, я не могла. Пришлось смотреть и глубже и шире. Я сочинила легенду о необходимости восстановления этих файлов и обратилась к специалистам. Ребята, которые обслуживали мой компьютер и линию Интернета, вскоре нашли эти концы и я узнала о своём двойнике кое-что новенькое. Одна из проб - её собственная, а вторая была зашифрована литерами - БВР. И ничего больше! Дата проведения анализа - минувшая зима. И объектом исследования был мужчина ненамного старше Каминской. Судя по теме исследования, поначалу о родстве у Каминской с этим БВР были только догадки. По чьей инициативе это сделано? Мне показалось, что Каминская вполне это могла сделать сама, иначе вся эта таинственность не имела смысла. Она кого-то подозревала, но признаться в этом не решилась никому. Отсюда и таинственная аббревиатура - БВР. Либо это кто-то из её родни, либо, (ну, она и даёт!), это один из знакомых.
  Что-то мне подсказывала, что дело достаточно серьёзно и отставлять его не следует, возможно, и для меня, как её временного заместителя, оно играет важную роль. Да и возраст у этих анализов совпадал с периодом нашего с Игорем интенсивного вхождения в роль Каминской. И я решила разобраться с этим основательно. После всех нервных затрат из-за бесконечного ожидания подвохов и сюрпризов меня уже не устраивало временщичество в роли Каминской - я стала осваиваться прочно и основательно. Это был самый рациональный путь и единственный мне известный.
  
  Репетиция прошла на одном дыхании, было видно, она понравилась не только мне, не скрывал удовольствия и постановщик. После инцидента с Татьяной Сугдин сильно переменился и теперь командовать собой не позволял. А Никита из любимца перекочевал в разряд невежественных середняков. Для работы так было лучше и мы с Татьяной и Димой честно отрабатывали свою долю, присматриваясь к его жестам и интонациям, в принципе они отражали суть пьесы и были вообще в духе авторского представления о мире.
  Мы уже оценили эскизы костюмов своих персонажей, мне он понравился сразу и Сугдин остановился на моём выборе повнимательнее, он долго присматривался, размышлял и попросил принести что-нибудь похожее для прикидки. Когда принесли и я тут же приставила платье к груди, репетиция остановилась, началось такое смакование цвета, рисунка, линии, сочетания со стилем спектакля и ещё многим, чему кроме как - вкусовщина, иного названия нет. Костюмерша, увлекшись цветистыми эпитетами Владимира Алексеевича и поддавшись его гипнозу в части связи времён, даже ощутила, что от платья идёт ощущение запаха. Он принял эстафету и довёл игру до абсурда - не стал оспаривать, а просто прильнул к платью и картинно отразил на себе вкусовую гамму, потом приставил платье ко мне, осторожно приблизил свой изысканно-рязанский нос и тут же упал. Все грохнули со смеху и бросились поднимать, так же манерно расталкивая друг друга, чтобы быть более заметными в этой процедуре.
  С ним стало интересно работать, он уже вполне прилично освоился в материале пьесы, не важничал и не нёс чуши о суперпозиции, а вполне доступным литературным русским языком объяснял, чего требует от исполнителя.
  Хотя беспокойные мысли, порой, и одолевали, но теперь мне было и покойно и комфортно: я знала, что могу кому-то довериться - то, что Каминская общалась с Русланом очень близко и глубоко, мне было ясно, но вот в театре никто ничего о любовнике-литераторе не говорил - почему? Не знали? Но бабушки ведь знали! Чёрте что! - подумала я и напрочь отбросила сомнения.
  По окончания репетиции постановщик оставил меня в зале и сел рядом со мной в реквизитное кресло.
  • - Анна Николаевна, хочу обратиться с просьбой, уж вы простите, но больше не к кому! Вы позволите? - он говорил тем же тоном, теми же интонациями, что и на репетиции, может быть, чуть доверительнее. Он меня смутил и немного испугал, но я виду не подала и просто кивнула, после чего он продолжил: - В контексте этой пьесы автор допустил типичную для себя вольность, он писал её во славу абстрактной мировой культуры и за её призрачным контуром иногда проглядывают истинные его вкусы и взгляды, которые ценности идеям провозглашённой культуры не прибавляют, а пьесе тем более.
  • Вы, разумеется, понимаете, что хоть конфликт истинного гения с посредственностью и интернационален, но у него все герои из одной расы, а злодеи непременно из противоположной. Лавиния из высшей расы и Джулия тоже, а вот Венедетто и кардинал из другой. Это не совсем следует из контекста, но все знающие люди это видят сразу. Мне хочется, чтобы вы ушли в развитии образа от оригинала и придали своей героине чисто русскую окраску. Я имею в виду и жертвенность, и подвижничество, и высокий дух несгибаемой силы - вы противостоите некоему злу, оно абстрактно, но реагируете по-нашему. Лавиния у автора немного зациклена на узко клановых чисто римских и патрицианских представлениях о первичном и производном.
  • Вы попытались внести в неё нечто своеобразное, личное, но, поверьте, чисто общемировых ценностей в мире театра не существует, все они с той или иной национальной окраской. Я видел ваши штрихи. Давайте сделаем Лавинию русской дворянкой по духу, но с итальянскими поместьями - родовитые русские часто вписывались и не тонули в западном мире. Тогда эта слегка выспренная коллизия высшей расы с низшей обретёт живые цвета. Пусть молодая леди играет в стиле героики Ренессанса, у неё это выходит вполне органично, но вам эта камерность языка эсперанто совсем не к лицу, я это вижу уже с первых шагов в этой роли. Ваша героиня всё же далека от нравов семейства Медичи.
  • Мне понравился ваш особый ритм движения, замедленная и ярко выраженная пластика и особое смакование всего этого в речи, когда вы не торопитесь высказать мысль, а мягко излагаете музыку своих взглядов на их латинскую торопливость. Ищите здесь, в нашей славянской культуре и традициях, а не в истории рыцарства и католицизма. Лион не историк и не обязан писать исторически правдиво, он отражает дух того времени, свободно и субъективно.
  Я слушала мастера театральной сцены и думала, что водить за нос его неприлично, но Каминская во мне была не на вторых ролях и ответила:
  • - Я это должна сделать одна или ...? - я посмотрела на него, ожидая окончания.
  • - Пусть они играют то, что им и положено по табели о рангах, но ваш образ из общей картины выпадает, вы единственная, кто жертвует собой и делает это осмысленно и во имя возвышенного, любви в ближнему. Остальные гоняются за химерами. Поэтому вы должны их превосходить по всем статьям. Пути достижения я вам подсказал.
  • - То есть, я должна быть волком-одиночкой или матерью Терезой?
  • - Только не этой святошей! А вот образ волчицы, охраняющей свой выводок - это ближе. Так вы согласны? - я не торопилась, насчёт хищника слышать уже доводилось и это не радовало, но Каминская схватила меня за горло и властно цыкнула.
  • - Хорошо! - сказала я, не сумев найти аргументов против. Он поблагодарил за внимание и попросил не передавать содержания беседы никому. Я твёрдо обещала. Мне это не было трудно, он обратился куда надо.
  Я была в сложном положении - с одной стороны "русский след" в образе Лавинии подразумевал жертвенность моей героини, душевность и классическую национальную широту души, с другой - мне надо было отодвинуть и мужа и кардинала на некоторую дистанцию и совершить над ними суд, после чего привести приговор в исполнение. Две эти задачи не очень увязывались, более того, они, по-моему, были взаимоисключающими. Где выход? На поверхности я его не нашла и решила поработать дома с литературой и материалами Каминской, может, что-то и найду.
  Где-то рядом тикали часы и отсчитывали моё время в новом обличье, один цикл завершился, но меня оставили в заключении на новый срок. Ограничится ли это теми двумя неделями, что предположила Каминская? Или из-за поворота вынырнет ещё что-то и будет вариант из четырёх недель, который вычислила я? Опять вопросы и никаких ответов.
  В гримёрной меня ждали двое: Татьяна и молодая девушка. Я прежде её не видела и ждала представления. Татьяна кивнула на неё и сказала:
  • - Как тебе наша Джульетта? Вот привела, чтоб вы поближе познакомились. Я осмотрела её правильные черты, очень приличную фигуру и остановилась на выразительных глазах. В них просматривалось много такого, что в обычных обстоятельствах очень выигрышно характеризовало бы их богатство и интеллект. Но сегодня испуг был самым главным в её серых очах среди ясно и умело очерченных природой тёмных длинных очень красивых ресниц и бровей, остальные же её черты были в плену у паники.
  • - Итак, о чём мы беседуем? - решила я сама выбрать направление и стиль, обратившись именно к девушке, минуя посредничество подруги, которая могла и подкузьмить меня неожиданным вопросом или справкой. Я показала, что очень внимательна и доброжелательна к ней и опасаться меня не стоит. Девушка оглянулась на Татьяну и ответила:
  • - Это по поводу письма, которое мама меня заставила написать и собрать справки в женской консультации.
  Я посмотрела на Татьяну и та ушла выбирать покрой платья для Джулии Форнезе. Мы остались одни. Я взглянула в бумаги, её звали Жанна.
  • - Ты можешь сама всё оценить, не вдаваясь в детали? Сейчас они вряд - ли помогут, только расцарапают уже присохшее! - я посмотрела на неё, ожидая реакции: если она сама не начнёт, то у нас ничего не получится. Мы молчали. Она боялась, я выжидала и не торопила. Наконец, она собралась, вздохнула и сказала:
  • - Об этом говорить нечего, такое бывало в кино, романах, пьесах. Но там это как-то вообще, а здесь конкретно и со мной. Вот!
  • - Первый шаг - уже движение! - похвалила я её. - Что же дальше? - опять пауза, но уже покороче.
  • - Сама не знаю, голова кувырком, а тут ещё и мама подступила. Я не знаю, что делать! - она потерянно покачала головой и приготовилась пустить слезу. Этого допускать не следовало и я остановила эмоции резким вопросом:
  • - Он у тебя был первым или нет? - она немного помолчала, не решаясь касаться этой темы, но мои глаза были неумолимы и она призналась:
  • - Нет, не первый!
  • - Со своими парнями ты предохранялась или нет?
  • - Нет, но я предупреждала! Этого хватало.
  • - А с ним ты делала так же?
  • - Нет, не говорила, сначала применяла гормональные таблетки, потом узнала от подруг, что они портят мужские ощущения и перестала пользоваться ими. Надо бы ему сказать об этом, но я боялась, что он оставит меня, потом же, когда это случилось, мне было стыдно, что он может обо мне подумать, как о глупой дурочке и я не смогла даже заикнуться.
  Забота её подруг о мужских удовольствиях меня просто умилила - девичья глупость традиционна во все времена и только меняет одёжки, в мои годы девушки стеснялись другого, но так же по-идиотски.
  • - Тебе, девочке, было стыдно, а ему, взрослому мужику такие мелочи держать в голове было скучно и неинтересно!
  • - Ну, это вы зря, он очень хороший и добрый, это моя вина полностью, он не обязан следить за моим графиком, это только моё упущение!
  • - Даже так? - удивилась я.
  • - Это было у нас около года, когда же он узнал, что я забеременела, то встречи тут же прекратились. Я стала сходить с ума, мама заметила и всё у меня выпытала. - Девочка мне начинала нравиться, она определённо обладала чем-то особенным, раз этот казанова не оставлял её так долго. Я спросила:
  • - Тебе хорошо с ним или это было во имя?
  • - Он был лучшим и любимым! Я думаю, что и он меня любил, а может и теперь любит! - Что ж и на том спасибо, - сказала я себе - моя собеседница неоригинальна, все уважающие себя женщины поначалу относятся к своим мужчинам с подчёркнутым уважением и пиететом.
  • - То, что у вас было с ним, касается только вас двоих, ты это понимаешь? - она кивнула. Я ещё разок заглянула в её глаза поглубже, Жанна доверчиво раскрылась и показала многое. Она не была убита горем, её просто достали заботами и навязанными представлениями о жизненных принципах и правилах. Когда я это узнала, то обрадовалась и поняла, что с этой незамутнённой девочкой надо говорить на её языке, где критерии истины были отличны от того, что ей пытались внушить, я по-свойски улыбнулась и сказала:
  • - Тебе есть на что жить сейчас?
  • - Да, я теперь прилично зарабатываю, замысловатые и хорошие причёски опять в моде. У меня уже есть своя клиентура, - перейдя к знакомым и привычным темам, девушка как бы расправила крылья и говорила легко и свободно.
  • - Если решишь рожать, то придётся посидеть дома некоторое время, что тогда?
  • - Всё это не смертельно, я думаю, что кусок хлеба у меня будет. Другое мучит - театр!
  • - Театр? - я от удивления подняла брови.
  • - Да! О нём придётся забыть. Я знаю, есть знакомые с малыми детишками - это конец всех надежд! Остальное не так важно.
  Мне пришла в голову история Нины, подруги Каминской, и я рассказала её Жанне в кратком изложении и с адаптацией к предмету разговора.
  • - Эта женщина реальна, она существует, но есть и другие, кто бросил себя на алтарь искусства и служил ему изо всех сил и возможностей. Кто из них более точен в выборе, я не знаю, но выбор ты должна сделать сама и потом не каяться и не казнить себя за мнимые упущения и недальновидность. Ни мой, ни мамин совет не спасут тебя от запросов твоего существа, которому сегодня, голодному и босому, нужно одно, а завтра, пресытившемуся и в модных нарядах, другое. Я посмотрела на неё, она внимательно слушала и была спокойна.
  • - У меня было так же. Я не привожу себя в пример потому, что у меня нет ни единого простого и вразумительного случая обоснованности моего выбора, который надо сделать в критической ситуации. Но я и не корю себя ни в чём после того, как он сделан. Моя жизнь принадлежит только мне и только я имею право распоряжаться ею по своему усмотрению. Я всех слушаю, но принимаю решения сама. Как видишь, жива, здорова и процветаю! - я посмотрела на неё, какое впечатление произвёл монолог. Похоже, он был убедителен. Девушка даже слегка повеселела. Я приобняла её и потрепала за щёки, они были тугими и упругими, сама же Жанна была отнюдь не субтильной, казанова знал, в чей огород наведываться. Но он её бросил - это данность и этим всё сказано. Мы ещё немного побеседовали, я сказала, как успокоить маму и из чего исходить при оценке своих театральных пристрастий. Меня немного коробило, как Каминская распоряжалась мною, но у Неустроевой не было своей линии поведения и Каминская этим пользовалась. Или это я посадила Каминскую на логическую и аналитическую диету? Не оттуда - ли такая просчитанность всех её аргументов, а?
  • Когда я сказала девушке про срок, после которого аборт лучше не делать, даже если врачи не будут против. Жанна ответила, что решение она уже прияла, я удивилась:
  • - Когда успела?
  • - Мы это сделали вместе с вами. Раньше я сомневалась, но Вы меня успокоили, спасибо! С мамой я бы ни на что не решилась, а только зря извелась, ещё раз спасибо!
  • - Так быстро выбрала? Обычно с этим маются подолгу?
  • - Вы знаете, я втайне мечтала¸ как и все девчонки, родить от любимого мужчины, чтобы и красивый, и умный, и артист! А тут всё совпало, - улыбнулась она и понравилась мне ещё больше.
  • - И кого бы ты хотела, сына, чтобы им утешиться или дочь, чтобы предостеречь?
  • - Обоих! Я думаю, что сейчас самое время рожать, сложение у меня спортивное, соки так и будоражат тело и душу, да и я всё время была на подъёме. Негоже губить такой плод. Теперь я в этом не сомневаюсь! - сказала она с нескрываемым оптимизмом и я успокоилась. Всё у неё впереди и никто не сможет заставить переменить это решение. А с мамой придётся поговорить, чтобы не портила ей жизнь, потом она всё поймёт и одобрит, а сейчас надо бы ей умерить пыл. На том мы и расстались - так у меня (или у Каминской?) появилась новая подруга.
  
  Очередной звонок домой совпал с выходом Каминской с бюллетеня, она была оживлённой, рассказала о визите шефа к больной заместительнице и в лицах и подробно осветила его встречу с мужем, который ревниво поглядывал на него и старался сдерживаться, когда шеф уж очень живописно хвалил больную. Цветы он принёс обалденные, это были мои любимые муаровые розы.
  - Что-то они уж очень сильно пахнут! - сказал Коля после его ухода, покосившись на букет. - Небось французской косметики туда влил. А Ирина с достоинством, будто взрослая, ответила:
  - Папа, не будь таким, он же её начальник, не фиалки же дарить своему единственному заместителю! - он немножко поворчал и смирился.
  - А где в это время был Максим? - не удержалась я. Он вообще не переносил рядом со мной из мужчин никого кроме мужа, да и того с большим трудом.
  - На тренировке. А то бы я их не растащила, Ирина посоветовала выбрать такое время, она уже в этом понимает. И я тяжело вздохнула. При мне она с советами не высовывалась, а тут осмелела и Каминская позволила. Она осваивалась в моём королевстве и я видела, что основательно и надолго. Но почему-то не возмутилась. - Почему? - спрашивала я себя потом, но так и не поняла.
  
  Утром следующего дня я приготовила сюрприз для Татьяны и позвонила ей. Она ещё спала и трубку взял кто-то из домашних. Мой голос они узнали и просили подождать.
  - Ань, - раздался в трубке сонный и весь такой размягчённый голос подруги Каминской, - я ещё сплю! - и замолчала, опять вернувшись в сладостную дрёму, я это просто почувствовала.
  - Мы едем купаться, возьми что-нибудь подстелить и можешь надеть купальник, хотя это необязательно, нас никто не увидит! Ты хочешь? - быть, не как все, Татьяна обожала и очнулась моментально.
   - Анька, больше никого не берём! Я мигом, встречаемся у Телеграфа.
  Я собрала необходимое для дамского пикничка и выехала из дому. Когда Татьяна забиралась в машину и потом долго пристраивалась рядом со мной, то невольно обратила внимание на разложенные на заднем сиденье дамские принадлежности для охмурения мужиков. Они так и просились на её соблазнительные телеса. Моя подруга, полуобернувшись назад, несколько секунд не отрывалась от зрелища и доставила мне массу положительных эмоций, они перевесили вчерашний раздрай после звонка домой, такой захлёстывающей волны я давно не ощущала и своего удовольствия даже не пыталась скрыть. Это было что-то! Наконец, она раскрыла рот и покачала головой:
   - Это мне?
  - А кому же ещё!? - ответила я, счастливая и довольная, и расплылась в широченной деревенской улыбке, но она уже была в трансе и ничего не заметила. Татьяна заметалась между желанием тут же примерить эти сокровища и выразить благодарность. И последнее перевесило. Она рванулась и растерзала меня, будто моя Ирка, когда я ей подарила первый лифчик с кружавчиками и шёлковые трусики с широким пояском. Я приласкала её и она не удержалась от слезы, крупной, как зимняя промёрзшая ягода и прекрасной, как утренняя роса в глухом бору. Своего состояния в те минуты я не смогла бы описать точно, но ничего сверхъестественного в нём не было, ощущения неги и истомы мне знакомы давно, разве что доставляли мне эти радости чаще мужчины или мои дети, здесь же виновницей была Татьяна. Отъехали мы не сразу, но нас никто не видел, в такое время приличные люди ещё сидят дома и нежатся после трудовой недели в предвкушении субботнего отдыха.
  Я выучила маршрут заранее и мы отправились на уединённый берег Москва-реки, где Каминская принимала солнечные и прочие ванны, место узнавалось по фотографиям и схемам подъезда. Судя по тщательности рисовки, ездила она туда не часто, но в особых случаях. Сегодня был как раз такой. Мы поболтали, но самую малость. Татьяна периодически касалась моей правой руки, когда я переключала скорости, и слегка задерживала её. Мне были всё так же приятны её нежные пальчики и я от неё это не скрыла, она чуточку поплыла, глаза, как и в прошлый раз в гримёрке, потемнели и стали влажными. Ни в одном из фильмов на крупных планах таких глаз у неё не бывало - она была само очарование и нега. Всё-таки истинные чувства гораздо глубже и сильнее, чем сыгранные, подумалось мне тогда. В том, что это не каприз или прихоть избалованной примадонны, я не сомневалась.
  Место было на излучине реки и продувалось, здесь был хороший песчаный пляж с широкой прибрежной полосой и ни единой широкой дороги сюда не вело. Потому было чисто и уютно. Мы расположились в уединении и Татьяна тут же разделась, чтобы примерить всю эту прелесть, от которой мужчины падают наземь, их можно топтать без риска получить сдачи, потому что взмыть они уже не способны. Она смотрелась в меня, как в зеркало, не отрываясь ни на секунду, и я сыграла эту роль: она была приятна и ненакладна, спектакль немножко затянулся, она почувствовала потерю темпа, раскланялась и с сожалением разложила всё на прежнем месте, ещё некоторое время оглядываясь и замирая в предвкушении. Я тоже разделась. Вокруг ни души и утренняя свежесть ещё бодрила. Мы расположились на подстилке и зажмурились на уже сдающем позиции, но ещё жарком летнем солнце.
  Как-то так вышло, что мы не говорили, только немножко копошились и переглядывались. Когда я почувствовала, что пора, решила окунуться. Вода была свежей и я рискнула. Татьяна присоединилась сразу же и нырнула за мной, без раздумий. Мы немножко поплавали и выбрались на берег. Татьяна достала большое полотенце и стала меня вытирать, она умела это делать и я хорошо на себе почувствовала её ласковые руки, чувствительные пальчики и саму её, мягкую и чуткую ко всему моему. Она даже не пыталась смотреть на меня, когда занималась своими чарами, утверждаясь на моём теле последовательно и скрупулёзно. И я поняла, что её надо вытирать тем же полотенцем, она его не отложила, а передала мне, только теперь подняв на меня глаза.
  Это была какая-то чертовщина: дружили и сблизились она и Каминская, я была как бы и ни при чём, но меня влекло к Татьяне, как и моего двойника. Я прислушалась к себе - сама ли я этого хочу или это действие экстрагенов от близости этой обнажённой ведьмы? Пауза затянулась, но для меня было важным разобраться в себе и я тщательно перекладывала, оценивая, собственные эмоции и привязанности, рефлексы и подсознательные движения. Татьяна затрепетала в ожидании, я чувствовала её всю, от глаз до изумительных щиколоток.
   - Могло ли так быть, если бы я этого не хотела? - спросила я себя.
  - Нет, я бы была холодна и даже не въехала в её состояние. Значит, и здесь совпадение. Я не могла долго удерживать собственного внимания к этой поджидающей и трепещущей женской сути.
  И я ей всё вернула, я сумела это! Прислушиваясь к её дыханию и глядя на подрагивающую кожу и взмывшие частицы самых важных чувств.
  Подул ветерок и мы накинули на себя кое-что. Я чувствовала себя очень и очень странно - мне казалось, я её знаю так давно, что могу позволить всё, но ведь это чистейшее заблуждение! Она доверчиво заглядывала в глаза и прятала свою невоздержанную шалость в простые движения и касания - такое не могло быть просто так, за ним что-то стояло, что?
  После обеденной процедуры, где мы, поглядывая друг на друга и не скрывая удовольствия от увиденного, всё дружно уплели и даже не вспомнили про диеты, стало совсем жарко и мы ушли в тень, периодически окунаясь и так же, как и в первый раз, ублажая друг друга.
  На этом месте долго никого и не было, я обрадовалась, но преждевременно - уже около трёх часов пополудни появились первые гости, потом ещё и мы, переглянувшись, стали собирать вещички. Татьяна устроилась рядышком и замурлыкала что-то из собственного репертуара, меня тоже потянуло на лирику и я стала подпевать, так мы медленно качались на просёлочной дороге и тихонько нежили остатки уходившего от нас кайфа. Когда мы подъехали к асфальту, то выбраться на него оказалось непросто, машины шли одна за другой и мне, размягчённой и поэтому с нулевым уровнем нахальства, никак не удавалось втиснуться в узкие просветы между машинами.
  - Погоди, - сказала Татьяна и перебралась на заднее сиденье. Я в зеркало смотрела на её манёвры и поняла, что одной с этими вещами не справиться, сдала назад и въехала в тень громадной ёлки. Мы вдвоём сделали из Татьяны секс-бомбу в нижнем белье и прочих атрибутах этого скандального киношного типа. Такой её никто не видел, хотя в свободе обнажаться она себе не отказывала. Она лишь изредка поглядывала в зеркало, довольствуясь моими оценками. Когда всё было готово, она устроилась на заднем сиденье и мы выехали на трассу. Оба стекла сзади были опущены.
  Нас никто не обгонял, хоть я и не превышала скорости около 70-80 км. По городу нас уже сопровождал эскорт иномарок, который с нами дружно трогался на зелёный и тормозил на жёлтый, даже не пытаясь обставить до включения красного. Только у въезда в переулок к её дому он распался на отдельные машины и любопытных водителей, в узкую подворотню за нами протиснулись только две машины, остальным туда не поместиться. Я довезла её до подъезда и там оставила наедине с бешеной популярностью.
  Наш анонимный звонок ещё до выезда на шоссе в одну из жёлтых газет оказался продуктивным - у подъезда уже дежурили трое телеоператоров и несколько фотографов с камерами и при виде моей машины они рванули навстречу. Татьяна заговорщически мне улыбнулась и выбралась на белый свет. Я подала ей сумку из багажника и она в своём ослепительном неглиже походкой отъявленной порнозвезды отправилась домой. Я тут же захлопнула дверцу и уехала, остальные дежурные по "жёлтым страницам" видели только мою спину. На выезде из тупика меня поджидали три машины, оставшиеся от эскорта и я им ткнула в сторону дома Татьяны. Они увидели опустевшее место на заднем сиденье и ринулись по указателю. Меня за рулём в тёмных очках никто так и не признал.
  Вечером она позвонила мне и велела найти музыкальный канал. Я включила телевизор и увидела новости из "жёлтых" страниц - там с нескольких камер показали приезд моей машины во двор, Татьяну в полный рост и со всеми регалиями и меня в купальном халате. Я отметила, что выгляжу очень даже ничего и оператор сумел за пару секунд отыскать открытое в шагу бедро и треугольник груди в просвете светло-голубого халата. Халатик выглядел обалденно и мои стати в нём притягивали внимание не меньше, чем нагота Татьяны. На ногах у меня были обычные домашние туфли, в которых я всегда нажимала на педали: удобно и нежарко. Очки слишком притягивали внимание к себе и сильно портили общую картину - я решила их больше не надевать.
  
   Через пару дней после пляжной прогулки она разбудила меня ночью:
  - Анюта, лапочка, я тебя не разбудила? - услышала я в трубке её виноватый и удручённый голос. Я взглянула на часы - начало третьего ночи.
  -Что-то случилось? - ответила я и отчаянно зевнула, что она там придумала, я ещё была добра.
  - Мы тут с Настей были на халтуре по озвучке, оказались рядом, такси на улицах нет и у нас проблема. Пусти до утра!
  Я подумала, что это непростой визит, да ещё с Настей, но отыграла простоту и понимание.
  - Приходите, я одна! - Татьяна обрадовалась и сказала: - Сейчас будем!
  Они брякнули по интеркому через несколько минут и я их впустила к себе. Настя Виргиевская и Татьяна были лишь слегка на взводе, видимо, немножко приняли после нервной работы на тон-студии, что была возле моего метро, они сильно устали, я видела это и, не задавая вопросов, просто организовала сильные калории без единого градуса. Они без сил опустились в кресла гостиной и не шевельнулись, пока я суетилась на кухне. Гостьи настолько умотались, что даже не смотрели друг на друга и не уронили ни единого слова. Настя у меня была впервые и я не знала, как с ней обращаться, как часто бывала она у Каминской и что об этом известно Татьяне, я даже не догадывалась. Но по её взгляду и помня наше чувствование во время просмотра фильма Кинга, я поняла, что у нас что-то было, оно очень серьёзно. Она с некоторым сожалением поглядывала на меня и держалась на дистанции. Мы немножко поболтали и стали укладываться, Татьяна тут же забралась в мою постель и я поняла, что этот шаг для неё значил больше, чем всё остальное. Возможно, именно этого Татьяна хотела, напрашиваясь на ночёвку, тезис про такси мне сразу показался неубедительным, есть масса телефонов и такси с рациями подъезжают через несколько минут. Настя своей досады скрыть не смогла, она слишком устала, чтобы держать форму и только чуть приподняла глаза, отреагировав на хозяйский жест Татьяны. Ей пришлось улечься в другой комнате, я понимала, что видеть торжествующее лицо Татьяны ей не хотелось и избавила Настю от ненужных эмоций.
  Если мы когда-то были близки, то у неё это не должно пройти бесследно, она была очень постоянна в своих пристрастиях и редко заводила новые, питая и лелея привычные и знакомые. Каминская что-то об этом говорила и ссылалась на свои заметки, но я забыла о них и теперь осторожничала, боясь навредить всем. Я вернулась в свою комнату и улеглась, Татьяна тут же прижалась ко мне и я поняла, что источник её страхов вычислила верно. Я обняла её и она затихла, боясь пошевелиться. Она утверждала своё право на меня, соперничество на сцене переходило в жёсткое противостояние и в быту, она помнила про былую связь Каминской с Настей и знала об особых отношениях сейчас. Прохлада в них была известна всем и Татьяна не могла из ревнивых соображений не напомнить сопернице, кто в доме хозяин. Даже вот таким странным способом. Если в Насте я видела утончённость и ненавязчивость проявлений, то Татьяна была очень болезненна в них, она мгновенно погружалась в меня и не могла видеть рядом никого. Её демонстративное на виду у всех уединение с болтливым мужчиной в Настином дома я расценила, как намеренную акцию назло хозяйке, кроме того, она не считала отношения с мужчиной, какими бы они не были, поводом для ревности женщины к женщине.
  Утром обе гостьи вели себя, как первые леди, и хлопот не доставили. Кофе с булочкой и сыром их вполне устроил и они заметно оживились. В театр нужно было нам с Татьяной, а Настю мы завезли домой. И опять её глаза, что в них? Она не опустила их, когда я обернулась и помогла справиться с заблокированной дверцей. Наши пальцы только на один миг соприкоснулись, но этого хватило, чтобы она замерла. Я чувствовала её смятение, пока она выбиралась из машины, а прохладу пальцев после этого ощущала ещё несколько секунд. Татьяна наблюдала за ней в зеркало заднего вида, так и не повернув головы.
  - Зачем ты так? - спросила я, когда мы отъехали уже порядком и страсти хорошенько поостыли.
  - Это даже не сдача, Анюта. - Нет, это запоздалая реакция! Ты забыла, как она обошлась со мной, когда мой суженый стал на неё поглядывать и с ней похаживать? - я пожала плечами, другой ответ ей и не был нужен, она просто искала во мне понимания и внимания, это и было поддержкой, ей этого хватало, такие подруги необременительны. - С потомственными аристократками иначе и нельзя! - поставила она жирную точку. Тут мы и подъехали к театру. В этот день она была очень собрана и продуктивна, её энергия и скрытая распущенность юной Джулии били наповал. Мы меж собой переглядывались, на нас смотрели, но ничего не могли - слишком велика дистанция.
  Понимание ключа, который мог бы открыть замочек с узелком отношений Насти и Каминской, ко мне не приходил долго. Несмотря на то, что Настя была открытой для общения и, вероятно, ждала моего шага, я просто не знала, с чего начать. Это было ужасно - видеть, как за рекой мается самая близкая подруга и делать вид, что тебя это не касается. Я уже многое узнала об их "странной войне", знала о причинах разъезда, мотивах и обстоятельствах, при которых это проходило, об участниках пассивных и активистах. И колебалась, как себя вести с ней. При той глубине их отношений и ранимости Насти болезненным могло оказаться хоть что. Довольно долго я даже не думала о сближении, опасаясь разоблачения, но постепенно, осваиваясь и набираясь уверенности в себе и нарабатывая элементарные навыки ремесла, мне становилась всё более ясной и очевидной неизбежность этого шага. И согласно роли их отношений это должна сделать я в роли Каминской. И я стала к нему готовиться. Нужно будет подтолкнуть её к себе, тогда она чуточку зажмётся и будет следить за собой и опасаться моей реакции на её шаги. Опасения и интеллигентские комплексы сделают её на какое-то время незрячей и это время следует использовать для освоения её территории. Обстоятельства подскажут, когда и как это сделать, но затягивать нельзя ни в коем случае, иначе она прозреет и тогда всему конец.. Такая стратегия мне показалась приемлемой и реальной и я решила для начала сходить на её спектакль и там осмотреться.
  По моему свободному времени так сложилось, что это оказалась пьеса Венгерова, где ей особо играть нечего, все краски и черты героев выглядели в чёрно-белой тональности, но пьеса выглядела динамичной, смотрелась и зрители были довольны. Хотя, на мой взгляд, пора бы сделать что-то и получше, чем эти придуманные схоластические драмы с примитивной психологией. В эпоху социализма были вещи и поколоритней, с чего взялись за эту?
  Уже в середине спектакля стало ясно, что мне повезло: если я приду и стану что-то говорить о роли, то она от неё открестится и в этой ситуации будет очень уязвимой, полностью попадая под мою расчётную схему. С её техникой от бога она в роли провинциальной учительницы с примитивными словами и жестами просто не смотрелась. Если бы это был сюжет из классики, то её краски были бы уместны, здесь же они как-то не смотрелись. Я дождалась окончания спектакля и из своей гримёрки позвонила Насте. У неё кто-то был и она устало и слабо отмахивалась, похоже, безуспешно. Я слышала, как кто-то её звал, настоятельно и прилипчиво. Голос был мужской, из интеллигентских, с мягким "т", "ч" и "с", что позволяют себе якобы коренные москвичи в двадцатом колене и чуть не тайные масоны и дворяне.
  - Кто у тебя? - спросила я с интонацией уборщицы в большом холле первого этажа, где все "ходют и ходют, топчут и топчут и грязь не просыхаить!" Она слегка замялась и, уже смутившись, невразумительно буркнула: "Поклонники". И я решила, что нарушить их идиллию будет самым нужным ходом. Сказала, что сейчас подойду и положила трубку. Её гримёрка была в другом конце длинного изогнутого коридора и добираться туда нужно, минуя всякие аппендиксы и закутки. Я немного выждала, дала ей время разобраться со своими гостями и отправилась туда. Дверь к ней была чуть приоткрыта, но я всё же постучала и сказала:
  - Настя, это я!
  Дверь открылась и я увидела мужчину в модной дорогой одежде от Дамиани и чёрных дорогущих туфлях примерно того же стиля. Он держался за дверную ручку изнутри и что-то лопотал на своём псевдодворянском говорке уже достаточно раздражённой Насте. Она была ещё в платье и гриме учительницы. Всё это можно смотреть только из зала, но не вплотную: я её хорошо понимала, но этот дяденька был далёк от настиных страданий.
  - Молодой человек уходит? - обратилась я к Насте, не замечая такого гостя в упор и стараясь не вдыхать его Диор дорогомиловского разлива.
  - Ну так, как? - не унимался он, тоже игнорируя меня. Или он меня не узнал или презирает! Я подошла к её столику и нашла кнопку вызова пожарных. Ею пользуются для удаления чрезмерно настойчивых поклонников. Когда раздался трескучий голос майора в отставке Никифорова, я сказала:
  - Пришлите троих к Виргиевской. Да, прямо сейчас!
  Майор мой голос узнал и ответил:
  - Есть, товарищ генерал!
  Со слухом у поклонника проблем не оказалось и он исчез мгновенно. Майор с тремя молодцами подошёл букально тут же, может, разминулись с этим лжемасоном. Мы с ним перемолвились парой фраз и распрощались. Я села на диванчик и приготовилась к разговору. Настя заметно нервничала и не знала, с чего начать. То ли снимать грим и костюм, то ли беседовать с неожиданной гостьей.
  - Я не тороплюся, - сказала я, - делай всё так, будто меня нет, а ты беседуешь сама с собой. Она взмахнула своими бесподобными ресницами и с них скатилась слеза. Потом ещё одна и ещё. У меня запершило в горле, а в груди вдруг появился твёрдый комок, мешающий дышать. Я откашлялась и сказала:
  - Всё равно смывать, ничего особенного! Она кивнула, приняв это как команду, и занялась собой. Она трудилась, а я ею любовалась, она была само совершенство, изысканное и утончённое. Я просто чувствовала всю глубину унижения, которое испытывала Настя, избавляясь от следов этой роли. Говорить об этой пьесе не стоило ни в коем случае. Я просто сидела и всем своим видом пыталась успокоить Настю. Наверное, Каминская сделала бы это влёт? А я? Когда с гримом подошло к концу, я спросила:
  - У тебя есть выпить? - она кивнула.
  - Сейчас, ещё секунду!
  Она достала серебряный поднос, на нём была старинная бутылка со стеклянной пробкой. Настя наполнила небольшие мензурки. Она меня боялась. И зря. Я-то пришла мириться.
  - Сколько старушка ни мучилась, всё же преставилась! - сказала я и взглянула на неё. Ответит или нет? Уже бы пора.
  - Пухом ей земля и молитва вдогонку! - ответила она и попробовала улыбнуться. Уже лучше. Я подняла мензурку, сделала символическое движение навстречу и выпила. Оказался коньяк. Хороший. Я так и сказала, а она кивнула.
  - Что, так и будем молчать? - спросила я, стараясь не выказывать ни раздражения ни досады.
  - Отчего же, можно и поговорить. А как поживает ваша лучшая подруга Татьяна?- вырвалось у неё совсем не то, но было поздно. Настя с опаской проследила за моей реакцией. Задирается - это как надо понимать: акт отчаяния или сигнал о помощи? Я немножко подумала и покачала головой:
   - Хорошо живёт она,
   Месяц, как обручена,
   А на старый Новый год
   В гости ждёт честной народ.
   Свадьба с Ваней-гармонистом,
   Девки, ну, стучать монистом,
   А парням и мужикам
   Медовухи бочку дам.
   И сваты уж засланы,
   Всё всерьёз - не с цацками! - прочитала я речёвку к одной студенческой пирушке. Её тоже написал мой муж. И опять махнули ресницы и капнули с них горючие свидетельства женской слабости.
  - Может я невовремя?- спросила я и обозначила движение подняться. Она покачала головой и сделала умоляющий жест. Я прочитала:
  - Не уходи! Я сейчас!
  Но я уже поняла, что сегодня ничего не получится. Так быстро она отходить не умеет. Впрочем, ничего особого я и не планировала. Мы увиделись наедине, выкурили трубку мира, показали свои намерения. Она двинулась в нужном состоянии в нужном направлении, теперь надо всё осмыслить и ждать следующей оказии. Это должен быть её ход или я в ней ничего не понимаю. Я взяла мензурку и она её наполнила.
  - Чирс? - сказала я и она отозвалась. - Чирс! И налила ещё раз.
  - А теперь? - спросила я и подняла свою мензурку. Мне было жалко смотреть на неё. То ли она переживала из-за пьесы, то ли сам мой неожиданный визит выбил её из колеи, но сегодня у нас определённо ничего не выйдет. Я поднялась, чмокнула её в щёку и вышла. Уже прикрывая дверь за собой, я увидела её отчаянные глаза, но остальная Настя не сделала мне навстречу ни единого движения. Значит, не время.
   Кармен-сюита, примирение с Настей
  
  Едва я закончила сугубо интимные пассы с собственной реабилитацией после очень напряжённой работы, как в гримёрку заглянула Татьяна и предложила оторваться по случаю удачной репетиции и сногсшибательных эскизов новых костюмов. Звали в один дом. Там то - ли именины, то - ли входины, народу много, можно и спрятаться от суеты.
  - А заодно и закадрить кого-нибудь, - договорила я за неё. Мысленно, разумеется. Я ещё не была уверена, смею ли копать так глубоко. Хотя, с другой стороны, ещё две недели я должна жить в чужой одежде, пользоваться чужим бельём и принимать чужие секреты за собственные. Татьяна была одним из них - она выждала, пока все не разойдутся и пришла с ясными намерениями, я чувствовала, что это уже ритуал и приняла его, как собственный. Может быть, я сделала и не совсем верно и Каминская в таких случаях поступала как-то иначе или вообще вела себя по-особому, но её здесь не было и по наитию, прислушавшись к внутреннему голосу, я поступила именно так, просто поддавшись обстоятельствам: и не торопясь и не сильно притормаживая до собственного первого движения или слова. Мы задержались надолго, я играла уже не вслепую, а она была очень чуткой и отзывчивой партнёршей и всё у меня получалось, я понимала, что наша взаимная привязанность носит гораздо более глубокий характер и эти интимные мелочи нас только сближали и делали свободнее в другом. Я видела, что она подпитывается от меня и с нетерпением ждёт возможности вернуть, это было больше, чем простая дружба или привязанность, у него не было имени, но откровенно тащились мы обе. Потом, после всего, Татьяна открыла свои глаза и сказала:
  - Какая ты сладкая, Анька! С ума сойти! - и откинулась на спинку моего диванчика.
  - А как было с Виктором, лучше? - спустила я её на землю. Она вернулась не сразу, и, покачавшись в собственных объятиях, нехотя, ответила:
  - Сильный мужик, но это только минута! Ты его так подала, что я чуть не умерла от ревности! Ань, если ты бросишь меня - отравлю!
  Я уставилась на неё с помесью удивления и сарказма на лице. Она ляпнула сгоряча и теперь была в шоке от сказанного. Глаза театральной дивы были так же испуганы, как и моей Ирины, когда она порвала свои первые колготы с лайкрой в рубчик. Она обняла меня и залилась слезами. Так мы с ней посидели ещё немного и, пообсохнув и наведя лоск, двинулись на север Москвы.
  Квартал, куда мы попали, был очень тихий, место отыскали сразу по обилию машин во дворе. Мы оставили ключи ребятам, что парковали машины очень плотно в предвидении столпотворения, и отправились в дом в сопровождении молодых людей. Гостей было не менее 40-50 человек, они слонялись, пили, танцевали, болтали, спорили, флиртовали, ели, смотрели на экраны нескольких телевизоров в разных комнатах. Нас встретили, мы влились в этот космос и растворились в нём. Эта масса народу впитывала все мои тревоги и опасения, я видела, что они тоже несвободны от недугов, но не комплексуют от этого. Чем я была хуже? Потом Татьяна потащила меня в другую сторону квартиры. Представила хозяевам квартиры, они были немолодыми братом и сестрой, у которых много родни по линии жены и мужа, но собственных потомков не было и они держались друг за друга, пытаясь жить широко и с выдумкой. Мне они понравились, особенно сестра, которая производила впечатление одновременно и неудержимой распутницы и любвеобильной бабушки и матери. Я спросила об этом Татьяну и она подтвердила мою догадку. Татьяна была с ней близко знакома и очень хотела сделать подарок, нестандартный и эффектный.
  • - Давай "Кармен"?
  Этот танец был у Татьяны с Каминской расхожим концертным номером и я вынуждена его разучить ещё в ходе подготовки к обмену по воле Каминской, это из моих домашних заданий. Запись с нескольким вариантами их выступлений на сценических площадках она прислала по электронной почте в тот же день. Татьяна раскинула наши возможности, посовещалась с хозяйкой и мы сделали это. Татьяна вела линию матадора, а я должна стать хрупкой и желанной подругой. Музыка была очень хорошей и знакомой. При её мощном и захватывающем звучании трудно удержаться от танцевальных движений. Я включилась в наш дуэт-экспромт и выложила всё, что осталось от сил в конце дня. Татьяна была изумительна, она играла мужчину так, что на её юбку от Версаче не нужно надевать никакого подобия брюк. Я осталась в топе, сняв блузку, и подчеркнула тем самым свою роль женщины на подиуме. Это были два огромных сдвинутых стола, с которых убрали посуду. Публика вокруг отбивала ритм и заводила нас ещё сильнее. Очевидно, Татьяна уже хорошенько приняла расслабляющего, её глаза блестели так призывно, что, если бы это был и в самом деле мужчина, я бы не устояла перед ним и, возможно, что-то ему и позволила, настолько она была в образе. Даже запах от неё стал чуточку другим.
  Нас раскрутили на продолжение миниатюры, когда на стол взобрался очень представительный мужчина, он принял позу неприступного и гордого матадора и мы стали женщинами. Татьяна тут же обратилась этакой монашенкой, невестой во христе, мне досталась роль всех подруг мужского племени сразу. Я вышла на тропу, где женщина не защищается, а ведёт свою линию и может только допустить к себе, но не более. Где-то я это видела, что-то сидело во мне уже давно и поджидало момента, что-то я выдумала на ходу, но этого очень азартного и кое-что умеющего в танце дядечку я растащила по-настоящему. Он не выдержал, аккуратненько снял Татьяну со стола и продолжил уже полноценным, привычным и приятным любому мужчине дуэтом. Я решила умереть на сцене, только бы всё кончилось одним махом и больше не мучаться раздвоением. Мы с ним сражались до конца, он не уступал мне ни пяди пространства, пытаясь поглотить и подчинить. Но уходить я научилась давно, это было во мне ещё с рождения - ведь я женщина. И я его увела на край, немного поиграла, заставила привыкнуть к моим манёврам, сделала шаг навстречу и, когда он, поверив мне, отозвался на это движение, резко изменила направление движения и ушла в сторону. Он, потеряв ориентир в пространстве, сделал то, к чему я его склоняла. Оказавшись перед пустым местом, он утратил координацию и теперь, чтобы не грохнуться вниз, проявил чудеса ловкости, развернулся в мою сторону, в доли секунды прочитал в моих глазах торжество, согласился с проигрышем и взмолился. Мне хотелось мира и понимания и я дала согласие, протянув руку, он удержался на столе, подхватил меня на руки, сделал круг, после чего передал кому-то внизу. Сам стал на колено и склонился, поверженный. Мне было приятно осознавать себя сильной самкой, способной повелевать сильным самцом. Это всегда возбуждает, причём, не менее ярко и сильно, чем и сам секс. Настала минута приёма признаков поклонения. Я понимала, что это только признаки, но большего и не требовалось.
  Мы с Татьяной опять надели свою одежду и погрузились в мир невидимок, к нам не приставали, с нас ничего не требовали. Хотя касались одежды и тела весьма и весьма недвусмысленно. Но тел, готовых услужить, было достаточно и у нас проблем с самозащитой не возникало. Правда, иногда Татьяна пропадала и надолго, но я не следила за ней, мне это не было интересно. Мой интерес был в решении загадки этой вечеринки - почему у неё такой свободный тонус, но ничего не случается? Когда я пресытилась весельем, то спросила подругу, не хочет ли она смыться отсюда. Она охотно согласилась, тут же оставив прилипшего к ней брюнета с бабочкой и причёской от дорогого мастера. Мы вдвоём отправились ко мне и проговорили несколько часов ни о чём. Когда Татьяна уж очень расслабилась и стала откровенной сдобной булочкой, я спросила ещё раз:
  - Танюша, милая, ты так и не рассказала про Виктора? Хорош?!
  - По-моему, он только чуть-чуть грубоват, ему бы силы побольше и тогда в самый раз! - и на этот раз без охоты отозвалась она.
  - Какова, Глаша, и не угодишь! - сказала я и отодвинулась от неё. Она обиделась и надула губы. Хватило её ненадолго, она опять стала подлизываться и заглядывать в глаза. И я её простила. Уснула она, прижавшись ко мне, будто маленькая девочка к маме во время сильной болезни.
  Как я поняла изо всего общения с ней, особенно ряда деталей дня минувшего, такие интимные минуты у них бывало нечасто и в основном из-за занятости и замкнутости Каминской, никого не допускавшей в себя, сейчас же Татьяна была счастлива и ловила момент, не задумываясь о сути этой удачи. Она не заметила подмены.
  Неужели так слепа? Я знала из материалов Каминской да и от неё самой, что Татьяна и умна и проницательна и очень опасалась подставиться ей. Но она своей открытостью облегчила мою игру и сделала всё сама. Могла ли я после этого обмануть? Я устроилась поудобнее, чтобы не разбудить гостью, и стала размышлять о происшедшем. И о Руслане, которого никто из театра не знал, тоже. Мне казалось, единственное, что я могла предъявить им обоим в качестве аргумента лояльности - это неподдельное внимание и желание их выслушать, понять и принять. Для этого мне не нужно ни играть, ни лукавить - им это будет ясно и так. Воз наших различий с Каминской я пыталась упрятать подальше, в общении с ними это для меня было самой важной задачей и я пока с ней, кажется, справлялась. Не менее важным было и их привыкание ко мне нынешней. Татьяна доверчиво ко мне прижалась и дышала так же тихо, как и моя Ирина. Сон пришёл легко и незаметно.
  Утром я очнулась потому, что Татьяна трясла меня и что-то говорила. Что именно, я спросонья не разобрала, она потащила меня в гостиную к телевизору, там шла утренняя передача и мой Руслан беседовал с двумя телеведущими о тяготах российского театра. Теперь я сообразила, что могла видеть его раньше в таких передачах, в жизни он был совсем не похож на экранную версию, поэтому я и не признала его сразу, хотя была обязана, поскольку за этой сферой жизни следила давно и внимательно. Когда его спросили о новостях в театрах мира и том, как мы сегодня выглядим на этом фоне, он ответил:
  • - Это, как говорят в Одессе, две разные проблемы - вам про нашу или ихнюю?
  • - Простите, если не поняла, - поддержала его игру молодая женщина, супруга напарника-ведущего, - наверное, по-одесситски вы имели в виду два взгляда на это: один - это мы в их глазах, другой - мы и так, как сами себя осознаём? Или мой перевод неточен?
  • - В общих чертах Вы, леди, правы на все 99%. Когда речь идёт о театре действия и настроения, драматургии и психологизме, тут мы вроде бы и не очень отстали, разве что самую малость. Но это - на наш взгляд. По ту сторону культурного бугра - совсем другие интересы и отталкиваются забугорные жители от опыта собственной жизни, уровня образования и культурных традиций. Совсем не факт, что они в этом нас превосходят. Те из наших интеллектуалов, кто там жил долго и смог во всём разобраться, хорошо различают экономическое процветание и совершенную лабуду в нравственных ценностях. Порядок в общественных туалетах отражает общую ухоженность маленькой страны, тесной, как презренная нами коммуналка, и не более. Те, кто как-то связывает это с культурой, лукавят и не самую малость, а просто жульничают.
  • Ходить строем в церковь и выслушивать там проповеди малограмотного лектора о загробной жизни и морализирование с позиций не самых умных людей, как это принято в приличном американском обществе, русскому образованному и не привязанному к власти человеку покажется проявлением и пещерной дикости и лицемерия. Поэтому мы в их глазах выглядим каким-то параллельным миром, - он с миной врача у постели умирающего, но уверенного в несерьёзности своей хвори, человека, развёл руками и продолжил. - Как, собственно, и они для нас. А вот, что касается способов выражения своих художнических идей, то тут налицо чистой воды идолопоклонство. Наши божницы, да и сам иконостас, немножко устарели. Но мы, как представители великого интеллектуального интернационала, стесняемся этого и приглашаем варягов на княжение. Дабы приобщиться. Ничего из этого путного не вышло пока, да и не может быть в принципе. Другие мы, не прививаются на нашем берёзовом дереве почки кокосов и бананов. Лучше покупать всё это отдельно, делать съедобные блюда и не мучить публику несбыточными надеждами о природных гибридах. Остальное, я думаю, почтенная публика, если следит за нашими проблемам, сообразит на досуге.
  • - К нам недавно приезжал мировой театральный авторитет Максуэлл, он проводил мастер-класс для московских и петербургских актёров. Ходят слухи, что он намерен привлечь к своей новой постановке на Бродвее кого-то из наших исполнителей. Вы знаете об этом? - он утвердительно кивнул и ведущая продолжила. - В его планах постановка "Антигоны", ему нужна новая кровь из нашей среды. Как ваша метафора о берёзе и пальмовой роще согласуется с этим? Согласитесь, там вообще Русью не пахнет!
  • - Согласен, "Антигона" для нас - немножко пальма. А как вам такое: мэтр хочет сделать этот материал полностью в нашем духе и по тематике и по стилистике. Именно русская специфика и её непридуманная жгучая проблемность подвигли его забыть пресловутую отсталость и невежество с медведями на улицах и мафией в остальном пространстве! - ведущая, видимо, этого не знала и на секунду опешила. Но литератор кивнул ей, как бы, в пику и продолжил: - В таком проекте мы будем участвовать и на наших условиях. Ни в коем случае стиля "а ля рюсс энд балалайка" допускать нельзя, но участвовать очень даже нужно.
  • - И нас кто-то об этом спросит? - засомневался муж- ведущий.
  • - А почему бы и нет?
  • - А откуда такое категоричное "Да!"? Уже не раз бывало, когда в подобных проектах мы оказывались в лучшем случае на подсобных ролях.
  • - Я думаю, это не случится. Но, если, откуда ни возьмись, появится пресловутое "вдруг", то мы реализуем этот проект самостоятельно. Он в принципе созрел и под него мы сами сможем собрать и средства, и актёров, и музыкантов. Нашего авторитета в театральном мире хватит, чтобы достойно реализовать идею и без варягов.
  • - Чей литературный труд будет положен в основу проекта?
  • - Ни у кого не возникнет возражений, если автором будет кто-то из нас, тех, кто знает суть проблем изнутри. Ни один банкир не станет возражать против такой схемы проекта: автор из России, главный герой - то же, исполнители со всего света, постановщик - мировая театральная звезда. Раскрутить его будет легко, так что он без риска, престижен и окупаем! - последние слова Руслана режиссёр передачи подал с кадром, где ведущая была с явно загоревшимся взглядом, она первая, кто заставил самобытного автора сделать такое заявление.
  • - Вы понимаете, что это не рядовой проект и так смело о нём говорите? У вас, что же, есть и рояль в кустах? - Не на шутку разохотилась ведущая, забыв о своей вспомогательной роли в этой передаче, о муже, который остался не у дел из-за её активности и о многом другом, она просто тащилась от женского любопытства и Виальдин разыграл этюд - соблазнение у всех на глазах, как по нотам.
  • - А то! - ответно улыбнулся ей Руслан и подмигнул зрителям. - Ему палец в рот не клади! - подумала я и взглянула на присмиревшую Татьяну.
  • - В самом деле? - искренне и без деланной патетики не поверила ведущая, она была из актрис и с хитрой подачи Руслана автоматически стала играть роль простой женщины, встретившей незаурядного мужчину. Ему это было легко - он хорошо знал всю её родословную и роли в кино, часть из которых, как сценарист, сам и написал. Ведущая, что называется, попалась и заигралась, окончательно выпав из привычной формы телевизионной откатанности любого действа и его последствий.
  • - Есть и концепция и общая канва пьесы, примерно известен и круг исполнителей, пока не список, но уже круг! - добил её Руслан и я была ему благодарна за такой отлуп, он ответил и на мои претензии. Я взглянула на Татьяну, она закипала, ей не терпелось поделиться. Ведущую сильно задел апломб Руслана и выбил из привычного состояния, а поскольку она была дамой с нормальными и нераскисшими мозгами, то мигом сообразила, что к чему и тоже захотела как-то отметиться на этом поле чудес и застолбить себе личную грядку. Но это она сделает потом, после записи передачи, зайдя к нему в гримёрку. Она опомнилась, перестала восторженно улыбаться, переглядываться с мужем и сказала итоговые слова. Камера выключилась и появилась другая картинка. Мы с Татьяной уставились друг на друга. Она, похоже, совсем не догадывалась о давней истории отношений Каминской с Русланом. Как это им удалось при такой близости Каминской и Татьяны, мне было совсем непонятно. Тоже один из тайных разделов наших отношений с ней.
  • - Его же не было там, когда Максуэлл перед нами ломал ваньку, а о визите Максуэла к тебе и вашем соглашении ему вообще узнать неоткуда. И вот на тебе - уже и концепция и исполнители! - она меня даже не подозревала, я поёжилась от такой доверчивости. - Сам, что ли, дедуктор хренов, сопоставил, догадался и придумал всё остальное? - удивилась подруга. Мне добавлять ничего не хотелось, а пускаться в ограниченные признания и подавно, поэтому я вполне нейтрально промолчала и опять пожала плечами.
  • Мы с ней позавтракали, обсудили вероятных претендентов на роли в новом проекте. Для Каминской я оставляла роль Антигоны, а Татьяне желала стать исполнительницей роли нового персонажа, который Руслан обещал ввести в русский вариант трагедии. Но ничего подобного, конечно, вслух не сказала, хотя меня так и подмывало похвастать приобщённостью к театральному миру и его подковёрным интригам. Вскоре подруга засобиралась по делам и мы расстались.
  Мне захотелось побыть одной и я, решив все неотложные дела, отправилась на прогулку по Ярославскому шоссе. Потом нашла отвилок дороги к речке и остановилась у воды. Я любила смотреть на текущую воду, она успокаивала и настраивала на философские размышления о гармонии с природой, я всегда так делала, когда что-то становилось из ряда вон и приходила пора рассеяться. У меня было несколько мест на Волге, где я пряталась ото всех и сидела у воды подолгу, иногда часами, пока не приходил покой и слабо ощутимая нега от приобщения к первоисточникам нашего мироздания.
  Я закончили технический ВУЗ с большим объёмом математики, физики, химии, теории машин и механизмов, изучением тонких и мощных физических полей, с глубоким знанием информатики и математических прикладных теорий к биологическим направлениям наук и поэтому хорошо представляла себе, что не может человечество быть случайностью в игре естественных физических и химических процессов в мировом космосе - что-то их объединяет, этот органический и неорганический миры, они должны иметь общие корни. Вода, на мой взгляд, была каким-то очень важным звеном, которое связывает их в общую систему. И я смотрела и черпала у неё и мудрость и уверенность в себе.
  Вокруг не было никого, машины едва слышно шелестели где-то далеко за стеной из высокого сосняка, только немного мошкары и беспечных птичек в тепле послеобеденного солнца слабо озвучивали первозданность тишины. Я просидела так долго, что не заметила, как прикорнула. Разбудил писк мобильника, я его забыла выключить. Мне было лень покидать мир неги и радужных ощущений и я его выключила. Немного посидела ещё, сонливость медленно уходила и я возвратилась в мир. Привела себя в порядок, придирчиво осмотрела собственное творение и осталась довольна собой. Теперь можно и ехать. Я осмотрела место, пытаясь запомнить его приметы, чтобы при случае вернуться, села за руль, включила мобильник, положила его рядом и тихонько стала выбираться на дорогу. Место было прекрасным, настроение - ему под стать, я никуда не торопилась и медленно пилила по едва проложенной колее. Она была без рытвин и колдобин, трава здесь не сильно выбивалась в рост из договорённости с лесной дорогой и потому её не сшибали низкие днища современных авто, видно, сюда ездили многие, но не толпы и потому не разбили дорогу, а только укатали. Перед выездом на шоссе опять запищал зуммер, я остановилась и взяла трубку.
  • - Ну, где, ты, моя милая, пропадаешь? - раздался голос Руслана. Я прислушалась к себе, знаком ли мне этот голос, может в какой-то другой жизни мы с ним были близки? Почему он меня так сразу захватил, неужели у нас с Каминской не только внешность похожая?
  • - С природой общалась! - осторожно сообщила я и приготовилась узнать про себя кое-что из первых уст.
  • - Сидела на речке, свесив ножки и болтала ими у воды? - спросил он так мягко и ласково, что мне тут же захотелось его увидеть. Просто захотелось и всё! И я ничего не могла с собой поделать, мне очень захотелось, чтобы он продлил мои минуты в этом эдеме. Я сказала:
  • - Хочешь ко мне?
  • - Где ты? - и я подробно объяснила.
  • - Не выезжай на трассу, я скоро буду! - и отключился.
  Я не представляла, где он находится сейчас и когда случится это "скоро". Но звонить ему и уточнять не стала, я понимала, что он летит сейчас на "красный" свет мимо всех постов и новых забот ему лучше не создавать. Я отъехала в сторонку и приготовилась ждать, я научилась этому давно. Теперь в ожидании я обдумываю то, что раньше осмысливать было некогда. Приятно, не торопясь и с вариантами, решить все нюансы своей непростой и очень рискованной жизни. Я теперь гораздо реже, чем раньше совершала неверные шаги, даже, если это были совершенные экспромты, мне помогали вот такие неспешные размышления. Они готовили меня на случаи поисков моментальных и интуитивных выходов в минуты непростых решений, неизбежных в жизни любой женщины.
   Мне казалось, что Руслан был и в той, моей настоящей, жизни: уж очень он органичен со всем, не Каминской, а моим стержнем - дамы из города на Волге. Я к нему тут же прилипла. Он, меня не ведая, и я, его не знавшая, мы были из одного клана: меня к нему тянуло, а он любил другую, роль которой временно досталась мне. Но мне нравилась и роль и то, что ей принадлежало, я интуитивно изо всех сил пыталась закрепиться не в роли, а на месте Каминской. Мне не нужны были её атрибуты, но на её месте, которое она сама и создала, было то, что создавала и я, там, у себя и по-своему. Моё было не хуже и не дешевле, но я вдруг захотела всего сразу, не понимая, почему и зачем.
  Я никогда не была собственницей, мне не было жалко ни любовников, которые смотрели на сторону, ни мужчин, которые доставались не мне. Такой я была у себя дома, а, сменив свой дом на квартиру Каминской, я, кажется, сменила и кое-что из своей сути. Налицо было перерождение и я это стала замечать - впервые за много лет волновалась при встрече с мужчиной, как молоденькая девчушка. Я понимала, что глупо вести такую серьёзную игру и вдруг сломаться на элементарный экстрагенах, которые накануне реляций меня всегда вгоняли в краску. Но сердце ничему не повиновалось - оно вело себя так, будто мне предстояло первое в жизни свидание без надоедливых и пресных родственников, подруг, приятельниц и знакомых. И свидание не у себя на родине, в милой деревне, где каждый кустик и травинка меня знали и укоризненно подглядывали, а где-то на закраине вселенной, где всё другое, незнакомое и пахнущее острым и неведомым предвкушением того, что я себе пророчила накануне. И тот, кто придёт ко мне, будет совсем не тем, кто бывал со мной прежде и будем с ним мы иными, ни на него и на меня не похожими. Я не забыла, что где-то есть и муж и дети, но они были на какой-то другой полке и в другом хранилище: здесь же кроме меня не было никого, моё окружение где-то в удалении, в мой же круг непостижимым образом смог попасть только Руслан. Или это очередная женская блажь?
  ...Раздался визг шин на повороте и на поляну, где я размышляла о жизни, влетела машина, она была в пыли сама и с облаком пылевого сопровождения. Наверное, от самой Москвы. Хлопнула дверца и показался Руслан. Он был собранным. Он знал, что делал и чего хотел от жизни, знал ли он, чего хотела от него я? Не знаю, но чувствовала, что он тоже этого хочет. Он открыл правую дверцу и сел рядом. От него пахнуло теплом и грубым сексом, я это почуяла сквозь покой и негу собственной нирваны и его слабо прикрытое волнение. Он взглянул только на секунду и мне хватило, чтобы отключить и тормоза и другие интеллигентские примочки. Он был тем, что всегда нужно женщине: ум, сила, уверенность, внимание и надёжность. Я же сейчас была полной противоположностью и меня потянуло к нему так неудержимо, что я вскрикнула от предчувствия ощущения внутренней боли, которая всегда сводила с ума и никогда не бывала полностью удовлетворённой.
  Я очнулась в его мягких и нежных объятиях ревущей, растерзанной и никчемной, с меня слетела вся позолота и перед ним была обычная женщина, которая хотела удовлетворения и не пожалела бы для этого ничего, чем обладала в этот момент. Мне было плевать на всё, я ничего в эту минуту не боялась. Хотя, нет, боялась и панически - перспективы быть обманутой в своих надеждах. Это было на мне написано крупными буквами, хоть я и спрятала лицо у него на плече. Я даже не заметила, как это произошло, он ничего не объяснял, только тяжело вдруг задышал и стал избавлять меня от одежды, добираясь до меня и моего естества. Моё сидение опустилось вместе со спинкой, за ним вдогонку и правое, на котором уже была половина моего тела, и мы сползли к середине машины. Он стал ласкать меня, чуя каждую мою клеточку, каждую ложбинку на животе, родинки на теле, волоски вокруг сосков и хорошо подстриженный газон на площади Победы у клумбы со священным огнём. Он был и умел и чуток, но он не баловал меня, не лелеял, не дразнил и не манил, а только готовил и, как только почувствовал час пик, тут же вторгся и подавил всё, что раннее принадлежало мне.
   Теперь я себе не принадлежала и мне этого совсем не хотелось. То, что собой являл этот мужчина, было гораздо выше и ценнее, без него я была красивой погремушкой, мною играли, я играла другими, мы играли и дуэтом и квартетом, но ничего подобного я раньше и не видела и не чувствовала. Он овладел мною мощно и, захватывая все мои позиции, подчинял и подавлял, врывался и сокрушал, но я и сама хотела подчиниться его силе, мне немоглось без его погружения, это было сильнее самого отпадного наркотика, я подалась навстречу и протаранила им себя насквозь, оторвала часть собственного тела и размазала дымящуюся кровь по постели. Он отозвался на мой порыв и продолжил ещё сильнее и яростнее.
  После этого я взлетела и витала над собой, иногда поглядывая на нас двоих, а потом на тех, что сидели в наших телах, позже я рассмотрела и тех, что прятались в наших душах: их было много и с его и с моей стороны, я уже не различала, кто из них кому принадлежал, всё перемешалось в тумане, мои глаза покрылись чем-то прозрачным, оно придавало увиденному странные цвета и причудливые очертания, контуры были смазаны, иногда разорваны. Но у меня было странное ощущение целостности картины, реальности ощущений и полноты собственных чувств.
  Я не помню, что именно делала, двигалась ли, но знала заранее, что мы с ним одно целое, что я - это частица его, а он в эти минуты был только мой, никто больше не мог быть с ним и его прекрасным фаллосом, никто так не возбуждал его, как я, никогда и никому не пережить с ним того, что было у нас. Он жил тем же, чем и я. Очнулась я от того, что кто-то смотрел на меня. Я не сразу узнала Руслана, так изменилось его лицо, он был невесомым, хотя всё так же прижимал мои бёдра к нашему ложу
  • - Ты в порядке? - раздался его хрип, он откашлялся и повторил: - мы ничего не повредили? - я не знала, что ответить, прислушалась к себе и только после этого коснулась его руки. Я почувствовала, что он ещё во мне и полон сил. Я притянула его к себе и всё продолжилось. Или началось вновь?
  • Теперь я тонула - захлёбываясь, билась у стенки шлюза водозабора на гидростанции, меня неумолимо тащило вниз в турбинный зал вместе с тугим потоком воды и я знала, что меня разнесёт в клочья, я сопротивлялась из последних сил, ощущение безнадежности уже подступало, но я билась и перехватывала руками стенки шлюза, вырываясь из воронки. Напор был силён и не ослабевал, я чувствовала это, но боролась. Долго и упорно боролась и смогла переломить поток, нет, он не ослаб, но я приловчилась к его динамике, осилила его геометрию и переместилась от опасного места сначала на одну пядь, потом ещё и ещё и, наконец, оторвалась от засасывающей воронки. Меня подхватил центробежный поток и выбросил на берег.
  Там была мягкая сочная трава, светило вечернее солнце, лёгкий ветерок остужал горячее тело, а рядом лежал бездыханный мужчина. Наверное, это Руслан, слабо отозвалось в моей опустевшей, совершенно лёгкой, а может и невесомой голове. Глаза видели всё сами по себе: и раскрытые настежь дверцы машины, и сползшую с кресла женщину, и тело мужчины, лежавшего навзничь, и муравьёв, которые уже наводнили салон.
  У меня внутри было что-то тёплое, живое и приятное, оно придало мне силы и я легко поднялась, накинула блузку и выбралась из машины. Трава приятно холодила разгорячённые ноги, я прошлась по дороге, впитывая энергетику от травы и укатанной почвы, подошла к машине Руслана, открыла дверцу и увидела на сидении несколько роз, они были свежие, только что от умелого продавца, там же был пакет со снедью и коробка с вином и соками. Я собрала всё это в тенистое местечко на полянке и устроила небольшой натюрморт-пикничок на пленэре. Потом подошла к своей машине, Руслан шевельнулся, я посмотрела на него, будто видела впервые: это было чудо, которое никому и ни под каким соусом показывать было нельзя, теперь мне стало ясно, почему Татьяна ничего так и не узнала о нём. Эта тайна была достойна самого тщательного, бережного и строгого хранения. Я прильнула к нему, мне хотелось вдохнуть его густой мужской запах, ощутить на себе вкус его острого пота, согреть своим телом и вернуть частицу того, что он совершенно бескорыстно и щедро перекачивал в меня. Он был тем мужчиной, о котором можно говорить только с собой наедине. Я знала о таких откуда-то, но даже не догадывалась, кто они, правду ли о них шелестит пугливая молва или они - это бабьи россказни и досужие выдумки. Теперь убедилась, что они бывают. А Каминская обладает одним из них уже много лет - вот так-то! Он положил мою руку к себе на живот и сказал:
  • - Ты, моя девочка, себя превзошла. Если бы я не любил тебя так, как это у меня случилось, то, каюсь, живой бы не отпустил, - он покачал головой и подтащил меня к своим губам и я послушно отдалась его нервным ласкам, он наращивал и наращивал обороты, сминая моё тело в своих руках и возбуждая меня до той степени, в которой он томился уже давно. Я обычно долго раскачиваюсь, но здесь я не была собой - я была частью этого мужчины и возбудилась мгновенно и так же остро, как и он. Мир вокруг перестал существовать, были только мы и наша страсть. Очнулись, когда солнце спряталось за деревья и стало прохладно. Опять первой отошла я. Я поднялась, он, не открывая глаз, вцепился в мою руку, задержал мой уход и сказал:
  • - А ведь в гроб загонишь, если не прекратишь!
  • - И современная словесность понесёт невосполнимую утрату - мне такого не простят! - скаламбурила Каминская. Он поднял голову:
  • - А может, и поделом ей, если минуты с женщиной дороже всей этой вселенской мути! Анюта, я будто только что выбрался из тебя на свет божий!
  • - Только не говори, что теперь, как обновлённая икона и полон чудотворной силы! - слегка осадила его парение в эмпиреях Каминская, он не стал спорить и вдохнул мой запах, чем в это время я только не пахла, но очень острую компоненту откуда-то из очень больших, почти Изидиных, глубин я уловила отчётливо. Она держала меня в таком напряжении, что я была лишена каких-то тормозов, мне хотелось быть травой и чувствовать себя гибкой от дуновений лёгкого ветра. Я привалилась к нему, потеряла ориентацию в пространстве и забыла о времени.
  • - Почему мы не муж и жена, может попробовать? - вернул меня к реалиям дня его вопрос. Я долго въезжала в смысл сказанного и только после того, как он коснулся моей груди, стала что-то соображать. Он притянул меня к себе и я почувствовала - он не выдумка и не грёзы, только после этого очнулась. Мне вдруг стало ясно всё, чего не понимала в принципе и от чего бежала, как от релятивистской зауми и я стала рассуждать вслух, следя за тем, как Руслан реагирует на мои слова и как в нём отзываются мои интонации. Я уже знала, перед чем он не устоит, а что раздражает и бесит. Мне очень хотелось поиграть с ним в свои игры и я занялась изучением его конструкции. Кое-что уже прояснилось, к тихушникам его не отнесёшь, так что задача была вполне реальной. Я предъявила ему простое и жёсткое резюме:
  • - Тогда бы наш роман развалился на двадцать первом комковатом блине, тридцать первой бессмысленной ссоре, он бы умер тихо, без некролога в печати и зубовного скрежета и злорадных улыбок ревнивцев, родственников, друзей и знакомых. Не было бы вот таких безумных сцен и после них никто бы не падал без чувств на просёлке, там пьяный тракторист на "Кировце" мог бы раздавить тебя вместе с машиной и несчастной любовницей, которая изредка признавалась, что ты лучший мужчина! Вот так-то, Руся! - Вставай, там уже всё покрылось пылью веков! - я указала на своё произведение на полянке. Он мгновенно пришёл в себя и мы, слегка одетые, чтобы не одолевала мошка, отправились подкрепиться. Закусив и чуточку отошедши, он продолжил, будто предыдущая фраза ещё не успела остыть:
  • - Но ведь Ростропович с Вишневской живут уже много лет и обходятся без подгоревших блинов и разоблачений во время глажки белья?
  • - Дома они только встречаются и дружат! - предположила я такую фантастическую уживчивость этих несомненных индивидуалистов.
  • - Уже и внуков надружили, но никто не слышал звона разбитой посуды и не видел синяков у жены! - настаивал он.
  • - А они были? - робко предложила я.
  • - И посуда вдребезги и кровь из носу - наверняка! - улыбнулся он.
  • - Мы-то с тобой, Руся, совсем не такие, этот пример для нас не годится.
  • - А кто годится нам? Я задумалась и вправду - кто?
  • - Пожалуй, мы ближе к другой паре: Щедрин и Плисецкая. Ты не находишь? - предложила я. Он смотрел на меня и ни слова более не произнёс, этого и не требовалось.
  Прошла целая вечность, нам было хорошо, я была с ним знакома сто лет. Откуда это? - удивлялась я своим ощущениям, они меня не обманывали никогда, я всегда называла блуд - блудом, удовольствия - удовольствиями, шашни - шашнями, секс - сексом, но то, что у нас было с ним, я не знала, как и назвать: оно выпадало из привычного набора понятий и представлений. Если он любил Каминскую, а она не расставалась с ним уже много лет и была близка не только в постели, то, скорее всего, тоже любила и не просто, а с какими-то особыми наворотами и болью в глубине души. Она ничего мне о нём не говорила, даже мобильник, по которому звонил Руслан, запрятала глубоко и отключила, чтобы он себя не обнаружил. Я унаследовала всё её хозяйство, но чувства и привязанности она не могла передать по акту, они у каждой из нас были свои собственные. Полюбить или возненавидеть Татьяну или Виктора, Наталью или Анастасию, ночного визитёра Шелгунова или смиренного Сугдина - я могла только собственными фибрами, а не по доверенности. Я приняла Руслана сразу, и, даже не сознавая этого, отметила в своём сердце его силу и обаяние. Где-то затерялось осознание того, что своего мужа я всё же любила, совсем недавно он был мне дорог и мил, но я как - то легко и безболезненно забыла о нём и переметнулась на другую сторону, когда почуяла этого мужчину, как последняя стерва, как сучка во время течки. Может это он так на меня действует? А я невинная овечка, божья коровёнка, жертва искушений, муха на сладкой липучке - блазнилась и попалась? Нет, и ни то и ни другое! А что? Я почувствовала на себе его взгляд.
  • - Иди ко мне! - прошептали его губы и я приползла к нему, как послушная и преданная собака, ткнулась в ноги и застыла, ожидая ответного внимания и ласки. Он поднял меня и осторожно прикоснулся к лицу. - Что с тобой? - он чуял что-то, но ещё не мог разобраться, оглушённый минувшей любовью.
  • Это была самая настоящая любовь, мы оба это понимали и он особенно. Видимо, такой остроты у них давно не было, слегка притёрлись, привыкли, округлились, а тут появилась я, изголодавшая, небитая, нетасканная, неруганная, пахнущая самой собой, он что-то должен заподозрить, подумалось в дрёме и неге. Но тут на поклонение моей разыгравшейся гордыне явилась льстивая женская выдумка: мужчины в женщине никогда не видят того, что им предъявляют, они старательно ищут в кустах, за кадром, в шкафу, где угодно - только не на виду, не на лице! И этот разумнейший и ценнейший мужчина попался на том же, на чём ловит своего недотёпу шустрая бабёнка, приласкавшая соседа незадолго до прихода мужа. Мне стало обидно за него: почему и он такой же? Слеза появилась сама собой, но Руслан не стал меня мучить, он просто обнял, я вновь почувствовала его тепло: этого оказалось достаточно, я была счастлива и полна сильных и потрясающих ощущений.
  • Мы так посидели ещё немного, потом всё доели и допили и стали собираться. Мне не хотелось покидать это место. Что-то во мне застопорилось, я, уже одетая и подкрашенная, сидела за рулём и не могла сделать простого движения. Я боялась исчезновения очарования, которое было во мне и окружало нас, я боялась, что исчезнет не только очарование, но и всё то, что было с нами и вокруг нас на этой поляне, у берега реки. Время шло, а я не трогалась с места, я не могла пошевелиться. Руслан подошёл ко мне:
  • - Садись ко мне, машину заберём потом, на тебе лица нет! - он заглядывал ко мне в глаза и я понимала, что всё это блажь, но никак не могла выйти из транса. Я закрыла глаза и попыталась отключиться от испытанных недавно ощущений. Но ничего не получалось. Они не отпускали. Я попробовала ещё раз - то же. Попробовала иначе: вспомнила уроки йоги и сделала дыхательные упражнения. Через несколько минут терпения и стараний я стала вполне адекватно воспринимать мир и мне совсем уже не хотелось оставаться здесь, я, наконец, вспомнила, что на вечер есть неотложные дела и встряхнулась. Повернула ключ, машина стала живой, Руслан внимательно осмотрел меня и остался доволен, я ему улыбнулась и покачала головой, поддразнивая и искушая.
  • Я имела на это право, я знала, как выгляжу, чувствовала, что он не сможет оторвать от меня взгляд, ощущала энергетику его нерастраченных чувств, мне приятно осознавать, что он, лучший любовник мира, выбрал меня и гордится своим выбором, ему не стыдно за проведенные со мною часы, он впитал в себя всю мою суть, он знает все мои жилочки, волоски, родинки, он читает и угадывает мои желания. Ему было исключительно хорошо со мной, это было видно и не требовало ни слов ни объяснений. Я могла всё, он был мой и ничей более, я могла оставить его здесь из простого каприза и знала, что он выдержит и не уйдёт, пока я не отпущу и воспримет его не иначе, как милость любимой женщины. Я не стала этого делать, мне хватило того, что я уверена в его преданности.
  А ещё ко мне пришло понимание механизма, которым Каминская удерживала на себе внимание зрителя в нужных кадрах. Это было и просто и неправдоподобно технологично, как бином Ньютона. Я потянулась к Руслану и прижалась к щеке, которую он подставил для моей руки:
  • - Да, Руся, ты прав, что-то случилось! - сказала я, Неустроева, а не Каминская, и рванула с места. Он последовал за мной и держался почти впритык, мы были связаны незримой нитью и все маневры на изрядно побитой дороге выполняли слаженно и синхронно: сначала я, потом он. Солнце клонилось к заходу и норовило спрятаться за высокий отлогий холм, покрытый лесом. Иногда на петлях по холму солнце било прямо в глаза и ослепляло, я сбавляла скорость и осторожно проходила такие участки. Я уже вернулась на землю и помнила, что у меня есть много обязательств перед миром и самой собой, я не всё успела и мне надо было возвращать собственные долги и принимать чужие. Мы въехали в город и там расстались.
  
  Прошёл день. В этот раз вечером я решила поставить машину под окнами, поскольку устала и была совершенно не в силах плестись от стоянки и направила свои ненаглядные колёса во двор. И увидела у подъезда машину Насти, это была серая "Ауди" со строгими обводами, говорили, что машину ей подарили эмигранты последней волны за её роль в фильме про них. Она с гаражами и платными стоянками не связывалась и обычно с машиной не расставалась, оставляя возле собственного подъезда на ночь и на служебной стоянке у театра во время репетиций. Бывала ли она здесь раньше вот так в ожидании и чем это заканчивалось - у Каминской нигде не значилось. Я оставила свою машину под окнами одной из бабушек и подошла к "ауди" с правой стороны сзади. В салоне громко играла музыка. Я тихо потянула замок правой задней дверцы и она, даже не щёлкнув, бесшумно подалась, осталось открыть. Получилось и это. Я скользнула в салон и мягко опустилась на заднее сиденье. Настя сидела, откинувшись на наголовник передней спинки, и слушала музыку, передавали что-то из её любимой серии ностальджи.
  - Настя, - тихо позвала я, - проснись, я уже здесь! Она вздрогнула и обернулась. Испуг в её глазах сменился тихой радостью.
  - Аннушка, как ты меня напугала! Здравствуй, солнышко! - она окинула меня открытым и лучистым взглядом и спросила: - Давно сидишь?
  - Вот так-то! - сказала я себе. - Только остались наедине, уже и "солнышко"!
  - Нет, Настя, как приметила, так сразу тайком и подобралась, ты ко мне надолго или проездом?
  - Уж и не знаю, как обернёмся. Мне из Мценска сообщили, что за последние два месяца в их школу танцев деньги поступают с опозданием и в меньших суммах. Я плачу регулярно, Инна и Татьяна тоже, Анфиса с Тамарой оказывается потеряли реквизиты, но теперь я им дала и они перечислят. А ты об этом, ненароком, не забыла? - Вот и всё! - выложила она и мне вновь пришлось напрягаться и соображать, что это за школа и какие у Каминской с ней отношения. Я опустила глаза, чтобы не видеть ярких лучей Насти, от которых не хотелось таиться и врать во имя сохранения лица. Каминская с настиными тайными обществами содействия самодеятельным артистам правил учёта не придерживалась, где-то у неё, возможно, и хранились концы этих переводов, но я их не обнаружила, поскольку не подозревала о существовании. Я напряглась, покопалась в памяти и вспомнила, что ещё в первые дни по приезду наткнулась на какие-то переводы по 6 тысяч, но, где находился этот счёт, там не приводилось ничего. В компьютере были отметки о переводе и только. Возможно, речь шла именно об этом танцевальном кружке во Мценске. Признаться в этом Насте я не могла, а ничего подходящего для оправдания в голову не приходило.
  - Оставь свою красотку тут и пойдём ко мне, выпьем, чего захочешь и разберёмся, кто и куда должен переводить деньги. Не боишься, что угонят?
  - Её уже пять раз угоняли, но находилась она почему-то быстро и ничего с неё не сняли, говорят, это так поклонники мои шутят - пусть стоит здесь.
  Она с удовольствием поднялась со мной в лифте и не опускала своих глаз, когда я что-то спрашивала. Теперь, когда нас никто не видел, я ощутила особенно остро их былое и боль Насти о нём, когда она откинула прядь волос, неожиданно упавшую вниз и заслонившую левую бровь. Она закрепила её у широкой заколки и посмотрела на меня, в глазах было написано: "Теперь хорошо видно?" и я кивнула одними глазами, не приводя в движение ресниц. Настя всё поняла и удовлетворённо улыбнулась.
  - Что за чертовщина, - одёрнула я себя, - мы же с ней всего-то только один раз и были рядом, откуда она меня так знает? Знает она Каминскую, а не меня! Не забывайся, Анюта!
  Однако вторая моя сущность на этот интеллигентский визг внимания не обратила и цыкнула:
  - Напои её до отключки и всё узнай, иначе тебе смерть!
  И я с ней согласилась. Откуда-то взялось и лицемерие и циничное подчинение инстинкту самосохранения, Насте ничего бы не стоило поведать то, что требовалось для моего спасения, она чувствовала вину и пыталась её загладить. Но я даже приблизительно не знала, где прячется этот злосчастный фазан и напрямую спросить не могла, а она обсуждать эту тему стеснялась и, как воспитанная леди, о верёвке - ни слова! Татьяна бы не удержалась от откровенности и выложила, но с Настей всё было иначе: сначала царская сдержанность, приличия и нормы, а потом и остальное. Я видела, что она мается от вынужденного воздержания, однако никоим образом стимулировать её откровенность не сумела. Она быстро опьянела и улыбалась мне виновато и покаянно. Что-то они с Каминской не поделили, а отдуваться приходится мне, я видела, как она пыталась решиться к объяснению, но так и не смогла. Даже под сильным наркозом!
  Настя осталась ночевать, не в силах выбраться из-за стола. Мы весь вечер обсуждали проблемы мировой цивилизации и оскудение сокровищницы культуры. Так можно сформулировать тематику нашей путаной беседы вокруг да около единственной волнующей нас темы. Я спустилась вниз и забрала вещи Насти из машины, сумочку с бумагами тоже. Но главное - прихватить ночнушку, она её возила с собой всегда и спала в гостях в ней. В прошлый раз, когда они поздно ночью приползли вместе с Татьяной, ночнуша была в её в сумочке, чем меня откровенно удивила, но наружу эта моя эмоция так и не выбралась.
  Я помогла Насте раздеться и она, несмотря на сильный анабиоз, всё же оценила мою реакцию на её тело. Оно было прекрасным и на мне это отразилось, Настя удовлетворённо вздохнула, на улыбку сил уже не хватило и тут же отключилась.
  Мне тоже было несладко, голова казалась чугунной, глаза воспалились, но я не могла рисковать ещё раз и поэтому сначала освежилась в ванной под холодным душем и потом занялась бумагами Насти. Чтобы не попасть в историю, я подстраховалась и поставила рядом с постелью Насти стул с графинчиком минералки и стаканом, если бы она вдруг поднялась за чем-то, то стакан с серебряной ложкой обязательно загремел и у меня было бы время замести следы. Но Настя была недвижна и дышала очень тяжело.
  В её ежедневнике я нашла несколько фамилий с адресом - Мценск. Были там и реквизиты каких-то фондов, я всё это отсканировала и углубилась в изучение остальных записей. Хоть я и была у себя дома, но мне казалось, что всё это происходит не со мной, а с каким-то экранным героем в шпионском боевике. Сердце колотилось так громко и быстро, что я думала - оно вот-вот выскочит наружу. Я отложила толстый ежедневник и просмотрела вещи, Настя была обычной рассеянной женщиной и самые важные заметки могла сделать на чём угодно, даже на пакете от тампаксов. Их, таких важных клочков бумаги, было немного и я всё предусмотрительно скопировала. Я вернула её имущество на место и пошла в свою комнату.
  Пока я занималась копированием, сильно переволновалась, остатки хмеля улетучились и сон тоже. Я немножко полежала без сна и поднялась. Лучше заняться чем-то полезным, подумалось мне. Я вернулась к компьютеру и стала изучать свою добычу. На душе у меня стало гораздо легче, когда номера счета из бумаг Насти и многозначный номер из одного списка Каминской сошлись, они были именно оттуда, из Мценска. Банк там был с каким-то необычным названием и местный, поэтому мой предыдущий поиск по московским банкам оказался без результатов.
  Поработав с Интернетом и сопоставив найденное с отрывочными сведениями из уст Насти, я узнала, что группа московских актрис решила откликнуться на статью одного из журналистов случайно попавшего туда на городской смотр самодеятельности. Он так расписал одну немолодую женщину, которая вела там кружок академического танца, что Настя увидела в нём знак судьбы и собрала несколько московских актрис и уговорила их устроить складчину, чтобы помочь ей финансами. Для поддержания формы и выступлений нужны средства и немалые, взять их неоткуда, городская культура бедна и своих залов уже не имеет. Аренда его стоит немало. Вот они и взяли на себя задачу поддержать безвестную подвижницу. Каминская в этой складчине тоже участвовала, а при смене караула произошла накладка. Теперь я знала и этот мелкий эпизод её жизни.
  История с таким финансированием длилась уже второй год и та женщина считала долгом отчитываться перед Настей по полученным деньгам. Для этого завела счёт в местной банке на свой клуб любителей академического танца. Я оказалась в неплательщиках, вот так и проваливаются даже самые навороченные шпионы! Кто мог знать, что эта дама такая порядочная и высылает Насте ежемесячно отчёт и приходе и расходе средств? Я прислушалась, Настя спала. Заглянула к ней в комнату, она разметалась на постели и так же тяжело дышала, как и в начале ночи. Я припомнила её лёгкое дыхание в тот раз на диване их гостиной, а потом и у себя, когда она пришла с Татьяной - теперь она была явно не в себе. Когда мы все вместе куролесили после мастер-класса, она тоже была хороша, но совсем не в такой мере. Сегодня она себя превзошла и сделала это по какой-то важной причине. Возможно, утром всё и прояснится, она вполне может набраться смелости и задать пару вопросов, что тогда? Что они с Каминской делят с такой болью и напряжением души? Почему Инна так смотрит на меня, она, что - предостерегает от какого-то шага? Это могла прояснить только Каминская и я решилась, продумав, что скажу мужу, если трубку возьмёт он. Я набрала номер, призывая богов всех религий сделать так, чтобы трубку взяла Каминская, и готова была поставить свечку или принести языческую жертву в любом храме, если это случится. Трубку со второго гудка взяла Каминская, голос её был мягким и приглушённым, будто и не спала:
  - Алло, я вас слушаю?
  - Здравствуй, Анюта, у меня пожар. Рядышком спит Настя Виргиевская, она хочет что-то выяснить, утром у неё ещё будет болеть голова, но потом она это спросит. Что? Что у вас в корне раздора, где это лежит? - я понимала, каким наверченным или эзоповым языком она могла мне ответить и просто наводила её на файлы в компьютере. Кроме тихого шелеста в ответ ничего, Каминская перекатилась на край постели и сползла к тумбочке, я слышала, как она вместе с аппаратом ушла из спальни в коридор.
  - Как это случилось? Я в пять слов рассказала всё о Насте и закончила следующим:
  - Она никогда не была так решительна, что-то её беспокоит, выкладывай всё, иначе нас утопят! С платежами я уже разобралась, но эти взгляды откуда-то изнутри нашего или вашего общего меня выводят из себя, я не знаю, как на них отвечать!
  - Хорошо, хорошо, только ты успокойся, я всё поняла, дай подумать пару секунд. - ответила Каминская и в трубке затихло, я слушала ночную тишину своего дома и узнавала всё, мне так стало плохо, что я вздрогнула. Голос Каминской я услышала не сразу. - Аннушка, ты слушаешь? - я что-то буркнула и она продолжила. - В папке "Текущие документы" есть раздел "Кактусы" и далее вглубь - "Кактусы Западной Вирджинии", там ты увидишь всё. Пароли на всех входах - "Настя". Если кратко - это связано с прошлыми выборами, история неприятная и мы разминулись. Крупно и навсегда! Аня, всё, заканчиваю, Коля встал! - и раздались короткие гудки. Сначала меня укололо её "Коля!", потом готовность быть со мной в этих исследованиях личной жизни и неминуемого лицезрения грязного белья. Плюс и минус в итоге сложения дают ноль - в который раз отметила я в своей новой роли.
  Я опустила трубку: её признание и выданная мне лицензия на расследование своих тайн - это уже что-то!
  В названных ею папках оказалось много всякой мути, но главное я усвоила чётко: обе дамы играли важную роль в минувшей кампании выборов в Госдуму, что-то они делали напрямую, что-то завуалировано, но после выборов их пути разошлись. То есть, уже два года Каминская на ножах со всей этой высокопоставленной театральной камарильей. Похоже, Настя такой принципиальности не проявила и в ответ как близкую подругу её Каминская перестала выделять, она стала такой же чуть удалённой, как все актёры нашего и других театров и их многолетняя дружба развалилась. Мне немножко полегчало, появилось направление и я в нём пролистала всё, что можно понять влёт без особых комментариев и справок. Был там и один видеофайл, где Каминская с Настей Виргиевской обсуждают качество косметики и кремов и Каминская, она в роли покупательницы, решила проверить действие одного из них на эмблеме рекламируемой партии. Она намазала его тонким слоем по металлическому значку и рассмотрела на свет, камера скользнула к Насте, бывшей в роли экстравагантной продавщицы, та, приоткрыв свои несравненные уста, следила за энергичной Каминской:
  - Смотрите-ка, какой колер чистый, а оттенки! Они даже чуточку не изменились, какая прелесть, беру всю упаковку, заверните, пожалуйста! - с таким проникновенным чувством сказала Каминская, будто ей показали только что рожденного ею долгожданного сына после четырёх дочерей, и в кадре вместе с невзрачным и смазанным названием крема появилась чёткая эмблема этой партии. Продавщица завернула покупку в бумагу с логотипами партии и сказала:
  - У вас хороший вкус, это серьёзная фирма!
  Я вспомнила, что ролик одно время мелькал по центральным и местным каналам, но в полной мере оценила только теперь. Видимо, размежевание прошло из-за чего-то другого, поскольку эта агитка не стоила обсуждения даже за чайной церемонией. Так или иначе, но печка была найдена и далее стало уже полегче. Среди фотографий в папке были те, где присутствовала Настя. Я обратила внимание на одну, там она в вечернем платье сидела в глубоком мягком кресле, а над ней нависал мужчина в годах, лысый, с угрюмым взглядом и какой-то уж очень тяжеловесный. Подпись под ним простая - Вадик. Каминская знала его наверняка, иначе бы фото здесь не оказалось. Немного полистав материалы, я откинулась на спинку кресла и задумалась:
  - Что я узнала нового?
  - Много!
  - Прояснило ли это картину, сняло ли вопросы?
  - Лишь отчасти, но теперь уже не так муторно и страшно.
  Припоминая её поведение сегодня ночью и в другие встречи, мне показалось, но только показалось и не более, что Настя как бы винилась за что-то, за что? И потом, я чувствовала, что у неё не было раскаяния за содеянное, а только горечь за последствия. Этим своим упорством и последовательностью она подводила черту и предлагала начать что-то с самого начала, будто ничего и не было. Это хорошо для неё, а что должна чувствовать Каминская, которая в это вовлекла и Татьяну? Я долго размышляла и решила, что ничего не случится, если я оставлю всё, как есть - то есть сепаратный мир с Настей и отдельная глава отношений с Татьяной, не касающаяся Насти. Настя должна меня понять и пока сохранить в тайне потепление, а топор войны надо спрятать подальше и поглубже. У меня была возможность жить с обеими в дружбе и я её очень хотела. И та и другая женщины мне казались очень близкими. Даже, если одна у другой и увела что-то или кого-то, она это сделала из высших соображений и принципов, а мне с некоторых пор и самой пришлось хлебнуть немало горя именно по этой причине - принципы! Теперь я хорошо понимала, что принципиальный человек несвободен изначально, принципы всегда держат в узде. И Татьяна и Настя обладали массой принципов и собственных представлений о мире и своей роли в нём, как, впрочем, и я и Каминская и это их частенько разделяло и склоняло к маленьким женским войнам. Я в своей нынешней ситуации принимала их обеих на свою сторону полностью и безоговорочно, поэтому могла простить им небольшую вольность или каприз - обладание ершистыми принципами.
  Я не могла распыляться на пустые связи и символические знакомства только для видимости, мне нужны настоящие и верные сообщники и друзья, одной в этом аду не уцелеть - и поэтому Татьяна и Настя мне были нужны. Я припомнила милую беседу после просмотра фильма у неё дома и именно там почувствовала мощную и независимую поддержку их обеих и влияние этих странно между собой враждующих дам на остальное женское и мужское сообщество. Потом репетицию "Анны Карениной" и свой визит к Насте после неудачного спектакля, не забылась и ночная затея Татьяны с ночёвкой у меня после озвучки. Настя всё это вынесла и не стала ни упрекать, ни посыпать голову пеплом - она с достоинством вышла из нашей "странной войны" и пришла ко мне со своим знаменем - ночнушкой. Она сделала свой ход, как я и рассчитывала, что ж, теперь моя очередь и былому раздору конец!
  Я взглянула на часы, было около четырёх ночи, ложиться нет смысла и я ушла на кухню. Там решение, как быть дальше, окончательно дозрело по мере мытья посуды и наведения порядка после нашего застолья. Утром Настя проснётся с тяжёлой головой и желудком, переполненным сгоревшими в спирту ночными яствами - эта смесь хуже динамита. Я решила сделать окрошку, а к чаю испечь пирог. Я уже давно не занималась этим и с удовольствием ввязалась в чисто женские хлопоты, напрочь уводящие от нервных затрат и тяжёлых мыслей. Периодически я заглядывала к Насте, спавшей на диванчике, и поправляла сползающее одеяло. Когда со стряпнёй дело шло к концу и запах пирога уже растёкся по кухне, я почувствовала за спиной чьё-то неровное дыхание и обернулась. Это была Настя, она стояла босиком у входа на кухню и смотрела на меня, ночнушка обрисовывала фигуру: изящные щиколотки плавно переходили в стройные ноги, которые прятались под полупрозрачным шёлком её одеяния. Ногти отличались ухоженностью и просились на страницы лаковых журналов.
  - Доброе утро, Аннушка! - сказала она.
  Прозвучало это, как предложение мира и продолжения ночной оргии.
  - Как спалось, Настёна? Кто-нибудь снился? - спросила я, благосклонно принимая её дар. Она легко кивнула и ответила:
  - Так, ничего особенного, пойду приму душ. У тебя полотенца там же? - я машинально кивнула и она ушла в ванную. Про такие вещи, как полотенца, обычно знают только близкие подруги, которые в доме чувствуют себя своими и знают, где лежат соль, перец и противозачаточные таблетки. И это опальная подруга после двухгодичной отставки! Татьяна, которая давно в фаворе, этого не знала. Хотя, она другая, она вообще мало замечала вещи бытовые, вот и со мной она сблизилась в отсутствие острастки Каминской и не заметила никаких перемен. Или она раньше и не знала Каминской, а только хотела её? Такое могло быть? - Конечно!
  Как подкралась Настя, я не заметила - она обняла меня сзади, свежая, пахнущая собственным дурманом, и прильнула к щеке.
  - Попалась, птичка! - тихо прошептала она и немножко потёрлась о меня всем своим телом, выжидая моей реакции. Запах от неё был тонкий и рассчитан на изысканный вкус, я вдохнула и замерла, руки Насти чуть ослабли, а потом скользнули на плечи и повернули меня к себе. Она была почти моего роста, более изящной конституции и сейчас казалась просто воздушной. В её глазах был вопрос. Главный, но я так до конца и не знала - о чём? И всё-таки я ответила: - Да!
  - Я так и думала, - она светилась, - ты не могла не понять, Аннушка, я так надеялась, что ты поймёшь! - я оценила реакцию, вглядываясь в самую глубину этой женщины и сказала:
  - Если бы тебя сейчас отымели трое негров с полуметровыми членами, ты бы их и не заметила - так ты, Настёна, счастлива! Она улыбнулась, как никогда не делала этого для фильмов и партнёров в театре, и ответила:
  - Что там, Аннушка, эти дебилы - вымылась да ушла! А вот с тобой мы помирились и это для нас надолго и намного. Ведь так? - и я кивнула, дружба мне нужна позарез и предавать её мне не хотелось, что бы не требовали ни обстоятельства, ни обязательства Каминской перед другими, кого я уже знала и о ком даже не догадывалась.
  Я привлекла её поближе и легонечко провела указательным пальцем по слегка подкрашенным губам:
  - Смотри-ка, какой колер чистый, а оттенки! Они с тех пор совсем не изменились, взять, что ли? - раздумчиво сказала я, шаржируя тот ролик. Настя всё напряглась, в глазах появилась тревога, я просто почувствовала, что у неё душа мгновенно завяла. Даже привычные искры в глазах погасли и они стали какими-то прогоревшими, пепельными, почти под цвет волос. Я откровенно колебалась, могла и не взять. Да и Каминская на этом настаивала. Даже, если я возьму, она, вернувшись, отправит товар продавцу - это несомненно! Может, не мучить её и отказать сразу? Теперь я кое-что знала про их размежевание, но детали, а именно они важны в таких делах, детали оставались за кадром. Не зная их, я не смогла утопить её. А она это прочитала на мне! Я прикрыла глаза и сказала себе:
  - Нельзя войти в одну реку дважды! Настя не заслуживает моей жестокости. Она раскаялась и это искренне!
  А для неё сделала мягкую улыбку избитой, но извиняющей жертвы и сказала:
  - Может, мы с тобой свою партию организуем, а?
  - Давай! - легко отозвалась она и уже гораздо смелее прильнула ко мне.
  Мы с ней немножко приняли внутрь, чтобы организм не топорщился и принялись за окрошку, она нам после вчерашнего была в самый раз, а потом пили чай со свежим пирогом, начинку я сделала из творога, Настя, как оказалось, его обожала в любом виде. Ничего мы особенно не обсуждали и ни к каким соглашениям не склонялись, нам вполне доставало замирения на словах и тепла в глазах. Как-то сразу я ощутила в душе новый пласт, что был от Насти и стал он для нас общим: не знаю, как это называется и откуда оно взялось, но я сразу же почувствовала себя гораздо сильнее и свободнее. Настя незримо была рядом и это добавляло сил и уверенности. Мы условились, что о нашей договорённости никто не узнает, но в течение ближайших недель и месяцев мы постепенно приучим своих друзей к возврату назад и впредь ничего делить не будем. Я так до сих пор и не знала деталей размолвки, но похоронить её согласилась без раздумий.
  - Татьяну я возьму на себя, тебе с ней говорить неудобно, - взялась за конкретику Настя, - а ты займись Инной и нашими мужьями, они с тобой скорее согласятся, чем со мной.
  - Мне что - с ними переспать про-настоящему или хватит трахнуться по-быстрому? - пошутила я, выводя Настю к полю предполагаемого конфликта, мне хотелось хоть чуточку ясности, чтобы не влипнуть.
  - Ну, Аннушка, как получится, так и сделай! А Кирюша будет счастлив, если ты с ним просто полюбезничаешь, в прошлый раз у нас дома ты его просто убила и у него ночью ничего не получилось, такова ты, чёрная колдунья, - она развела руками, как бы соглашаясь с любым решением, как издержками сложного и большого процесса, и я сообразила, что отношения Каминской и Насти были глубже и как бы нависали над семейными. Ей ради восстановления этого "нечто" не было жалко ни сестры, ни собственного мужа, ни шурина. Хотя, она вполне полагалась на порядочность Каминской и могла ей простить, что угодно, если только та будет с ней честна по большому.
  Несмотря на наше примирение, я пока так до конца и не поняла причины самого раздора, даже после этой шутки. Что могло быть значимее родственных связей или речь шла о мелочах, значимость которых в больших семьях иногда вырастает до небес? Тут я припомнила негодование Татьяны о Настиных курах против своего мужа. Она говорила о вторжении Насти в её отношения с мужем. Может, и там были отголоски проблем Каминской с Настей?
  - Возможно ведь и такое, что резкое сближение Каминской с Татьяной произошло на волне обоюдного конфликта с Настей?
  - Вполне!
  - Или они не поладили с семьёй? Я припомнила кое-что из расстановки начальства и командиров в театральной и прочих культурных сферах Москвы и картина стала проясняться. Скорее всего, Каминская что-то сделала или сказала в адрес, допустим, родителей Насти, которые теперь, после тех злополучных выборов, ходили в городском и федеральном начальстве. - Это вполне реально! Тогда вся семья косвенно замешана и конфликтует с Каминской, Татьяна, у которой вся театральная родня с солдатскими погонами, её поддерживает, а Настя, чтобы остудить соперницу, которая в её отсутствие сближается с Каминской, откровенно заигрывает с её мужем. Я так полагала, что Насте муж Татьяны вряд ли интересен, не тот полёт и гранаты у него заряжены совсем не той взрывчаткой - Настя от подобного и не заведётся и не взорвётся. Секс с ним - это только способ досадить Татьяне. Первичен же конфликт Каминской со старшими Виргиевскими, а остальное к нему прилепилось уже в ходе разбирательств. Уже один извинительный вид Насти говорит о том, что она жертва и в этой ситуации иначе не могла. То есть, тогда и против семьи - не могла, а в остальном она готова к примирению и вот только что оно произошло. Она выделила, таким образом, изо всей этой бузы первичное и согласилась со мной, то есть с Каминской. Если я проведу ППР с этой троицей, то формальная почва для войны исчезнет, а в дальнейшем к нам примкнут и остальные. Возможно, там замешан весь театр и не только наш - вряд ли Каминская станет шуметь по мелочам.
  Теперь, когда дело о нашем с ней примирении стало проясняться, я решила минуты не упускать и прозондировать вариант природы вероятного конфликта из-за старших Виргиевских.
  - А это будет удобно, если мы всё решим в узком кругу? Ну, ты понимаешь, Настя, о чём я? - я внимательно и многозначительно посмотрела на неё, как бы раздвигая створки. Она, умничка и аристократка, поняла сразу же. Она просто кивнула и об остальном мы только уточняли и любезничали. И для меня открылись отдельные детали былой тайны, они оказались просты и рутинны.
  - По сути ты оказалась права, - сказала Настя, - я потом кое-что проверила и мне стало стыдно за себя, так что, если ты просветишь моих родственничков, они тоже успокоятся. Хотя, ты знаешь, мой муж на тебя имеет большой зуб, у него особое мнение и он желает сатисфакции.
  - А Инна?
  - Нет, она и тогда, если помнишь, ни во что не вмешивалась и была склонна поверить тебе. - Как теперь мне стало ясно, виной всему были мужья, которые, как несостоятельные примаки, таким образом выражали лояльность семье.
  - И ты с таким убожеством живёшь под одной крышей и спишь в одной постели? Настя, ты ли это?! - она удручённо опустила голову, что-то этот муженёк имел против неё серьёзное, раз она так раскисла.
  - Какая разница, кто в моей постели, что тебе от этого? - я увидела в её глазах немую просьбу, а тональность сказанного это подтвердила.
  - Ты сама после него иначе пахнешь, Настя, от этого не отмоешься!
  - Ну и что? Не всё ли равно?
  - Мне - нет! Мне, Настя, не всё равно, как ты себя потом чувствуешь.
  - Правда? - спросила она, я кивнула и она продолжила. - А знаешь, ты права.
  - Сейчас есть чем его перебить, этот запах? - осторожно спросила я. Она улыбнулась:
  - Очередь! Как на подбор, все элитных сортов и совершенно разные! Может, стоит рискнуть?- А!? - она встала из-за стола, обернулась вокруг себя и сбросила ночнушку. - Посодействуешь? - я поняла, о чём она и кивнула. То, что на ней было, больше обнажало и подчёркивало, чем закрывало и прятало. Такое тело хотят изощрённые гурманы, Руслан с его темпераментом и силой её просто растоптал бы и не заметил. Мой муж продержался бы чуть подольше, но конец для этого тела был бы тем же. Её нужно холить, нежить и лелеять и получать удовольствие от прикосновений и очень мягкого и поверхностного слияния, чуя её трепет и содрогание и заводясь именно от этого и вводя в транс, который для неё, по-моему, не имеет границ. Мне так почему-то показалось. Она подтвердила и мы окончательно закрыли и закопали тему Каминской.
  - Мы в заговорщики возьмём только Инну! - сказала я. - Остальные нам ни к чему.
  - Она тебе ещё нравится? - с оттенком ревности и даже не пытаясь её скрыть, спросила она.
  - Всё, - решила я, - и здесь полный ажур! Я лучше Каминской! Лучше, лучше, лучше! - и ответила:
  - Настя, она же твоя сестра!
  - И только? - не поверила она.
  - Она хорошая сестра, умная и надёжная женщина.
  - Она лучше меня? - вдруг взвилась Настя. Она по-настоящему её ревновала и не скрывала этого. Возможно, Каминская раньше давала для этого поводы и теперь, уже со мной, Настя была в нервическом трепете, это было очень сильно и сокрушительно для нас обеих и того, что мы только что заключили. У неё даже губы дрожали от возбуждения. Ещё немного и она сорвётся с катушек, что тогда? Я остужающее резко шлёпнула её по щеке, она такого не ждала, её лицо вытянулось и стало совсем некрасивым и неправильным, все пропорции вдруг нарушились и она мгновенно превратилась в уродливую сварливую и стервозную бабу. Я так и опешила от увиденного, но ненадолго.
  - Не сходи с ума, Настя! - сказала я, опомнившись первой. - Она не мой тип - успокойся! И муж твой не по мне! И мужчины мне нравятся совсем не такие!
  Она неожиданно успокоилась:
  - Да, я знаю, ты с ними холодна, как привидение.
  Я приголубила её и потрогала пятно на щеке - оно алело на фоне благородной светлой кожи, которая даже загорала на солнце иначе, чем другие, сохраняя нежную брахатистость. Она подняла голову и сказала:
  - Я хочу немного побыть с вами, когда ты с ним!
  - С кем? - удивлённо выдохнула я.
  - С Русланом! - оглушила она.
  - Зачем?
  - Тебе нравлюсь я, мне нравишься ты, я должна знать про тебя и это. Он в моём вкусе, но я не сделаю ни одного движения. Мне нужно другое. Ты понимаешь, что!
  Я задумалась: так сразу и всё вместе, в один присест не осилить. Что ей нужно во мне, я уже примерно знала и это нас сближало. А вот мужчина в таком случае мог быть нежелательным. Адреналин от него имел другой спектр и манил в другую сторону. С ними двумя одновременно я бы сошла с ума. И потом, откуда ей известно про Руслана? Каминская гарантировала полное инкогнито и вот!
  - Может это я наследила, не думая и не зная тонкостей их контактов? - Опять же, бабушки у подъезда знали Русика и интересовались клубникой на его даче.
  Я поверила Насте так же, как и она мне, эта вера далась легко и я не стала разбираться с нашим смешанным прошлым. Она имела право знать про него всем своим прежним доверием к Каминской, да и не было особого смысла таиться так долго. А если так, то Татьяну для равновесия нашей тонкой системы тоже придётся просветить, она того стоила, чтобы знать про Каминскую чуть побольше. Вопрос - как и когда это сделать?
  - Хорошо, при случае мы это устроим, возможно, ему будет интересно.
  - Аннушка, он хороший писатель и честный человек. Поэтому он мне и нравится! А вот твой продолжительный роман с ним у нас кое-что отнимает, я хочу рассмотреть его поближе и увидеть вас обоих. Я давно поняла, что у тебя кто-то есть и ты его прячешь. Узнала о нём совсем недавно, проверила и убедилась, что всё так и есть.
  - Мужчина что-то отнимает у женщины? Такое возможно? - удивилась я.
  - Я раньше тоже не верила, теперь же поняла, что возможно.
  - Они играют на другой клавиатуре, Настя, они же мужчины - у них всё другое!
  - Ну, уж нет! Все наши штучки общего пользования. Женщина - не инструмент, она существо, живое и отзывчивое. Если коснёшься, а душа не отзывается, значит, кто-то до тебя с ней обошёлся неумело. С тобой было то же и я это заметила. Настя говорила взвешенно и убедительно, она глубоко запала на Каминскую и это хорошо прочувствовала.
  - Давно это, по-твоему, началось, ну, с этими, с западающими клавишами? - немного поразмыслив, спросила я.
  - Нет, не очень, весной, кажется, - припомнила она.
  В это время мы с Игорем уже усиленно готовились к своей телевизионной акции, вспомнила я, а Каминская, вероятно, тогда же здесь обрубала концы, молодчина!
  - И долго продолжалось?
  - Я думаю, просвет появился около месяца назад и теперь, можно сказать, всё в норме. Это видно только со стороны, вероятно, поэтому ты и не отметила. Так с чем это связано, неужели проблемы из-за него?
  И я задумалась, хорошенько задумалась - она знала Каминскую давно и в чём-то лучше меня. Я не была готова к откровенному и обстоятельному разговору с ней, но и отвергнуть протянутую руку не могла тоже. Это нарушило бы нашу новую общность и потом я уже для себя приняла решение взять Настю в свой лагерь. А она беспокоилась о том, что Руслан может стать нашей дружбе серьёзной альтернативой - ей этого очень не хотелось.
  - В нём, Настя, всё дело в нём! Он поглощает меня почти полностью и ни на что другое ни сил, ни места не остаётся!- честно призналась я и она тут же поверила, от чего и мне стало легче. - Это было позавчера, он сделал из меня тряпичную куклу, а я счастлива без меры до сих пор, а тогда дышала одним только его присутствием. Это наваждение и мы оба от него без ума, ему - также и в разгон и до изнеможения. Настя, я не знаю, что это, но оно сильнее меня.
  - Ничего страшного, Аннушка, просто ты влюбилась. И немножко ослепла - так бывает со всеми, ты не исключение, - мягко успокоила она. - И хорошо, что это так сильно и до изнеможения, потом, когда ослабнет, из этого состояния легче выходить, поверь, я знаю.
  Я ничего не ответила, так было лучше. Пусть она тоже сыграет свою часть нашего дуэта. Мне же оставалось рассчитаться с долгами по этим добровольным платежам и не попадаться более.
   Новая Каминская - углубление в образ
  
  После того, что мне довелось пережить на берегу реки, я не могла быть просто деловой, зацикленной на сиюминутных страхах разоблачения, скупой на ответные эмоции и стервозной. Объяснение с Настей сильно раскрепостило другую мою часть, Татьяна своей необычной привязанностью оказывала дополнительную подпитку, с ней же я разряжалась и всегда чувствовала себя сильной и уверенной в себе и я впервые за время жизни в роли Каминской стала легка и свободна. Меня переполняло ощущение неимоверного счастья и я не стеснялась делиться им со всеми, кто попадал в мой круг. Минувший день заканчивался хорошо, долги возвращены, я, как примерная отличница, проверила список дел и поручений, мне доставляло удовольствие работать и видеть результаты труда, такое бывало со мной всегда, но сегодня был особенный подъём. Вернувшись с репетиции домой, я поставила машину на стоянку, перекинулась парой фраз с Эдиком - напарником Виктора, Виктор был в отгуле, и отправилась домой. Я чувствовала его взгляд спиной и своей походкой ответила ему "нет!". Дома я заглянула в компьютерную почту, нашла интересное сообщение и выделила в отдельную папку. В ней уже лежало подобное, его прислали ещё при Каминской, она сделала на нём большой знак вопроса и больше не возвращалась, при первом рассмотрении я тоже отложила, чтобы уточнить и разобраться и, закрученная делами, снова же к нему так и не приблизилась.
  Речь шла о крупном проекте, который затевался на забугорные деньги группой заморских киношников с некоторыми исполнителями из России для создания титула совместного производства. Но истинная картина в таких проектах обычно не была известна широкой публике из-за сложных межбанковских и межгосударственных манипуляций с деньгами, которые часто и были истинной целью инвесторов. Создавался круг актёров, режиссёров, сценаристов, операторов и технического состава из России, которые сражались между собой за место под солнцем с контрактами в треть или четверть от тех ставок, которые доставались людям из Голливуда. Целью проекта было создание полной версии экранизации "Доктора Живаго". Это должно быть около 6-8 часов экранного времени и снято на родной натуре, хорошим составом и новейшей технологией. Когда я откладывала этот материал на потом, то не думала, что именно мне придётся к нему возвратиться. Каминской, то есть мне, предлагали выбор: кастинг на роль Лары, без конкуренции отдавали роли первой жены Юрия Живаго Тони или матери Лары. Во втором сообщении говорилось, что на роль Лары пробуются пять актрис, я шестая. Надо сообщить согласие или отказ в течение недели. Группа подготовки базировалась на студии им. Горького.
  Теперь ситуация стала совершенно иной, поддержка близких придавала моим амбициям надёжность и силу, риск казался совсем небольшим, а участие в таком проекте могло Каминскую раскрутить и за бугром, поскольку фильм автоматически попадал в категорию серьёзных работ и мог быть прокатан во всём мире. Резонанс от его провала или успеха в любом случае был рекламой.
  Но вторые роли для Каминской - это уже закат! Возможно, кто-то из талантливой молодёжи и подпирал актёров умелых и опытных, но я про особо выдающихся из них не слышала, не читала и из других источников не знала, следовательно, их не было и я ни у кого из этой молодой поросли хлеб не отбивала. Роль Лары была для зрелой и состоявшейся актрисы. Среди других известных актрис я равной Каминской тоже не видела, в этом я убедилась, когда готовилась к обмену, по набору других профессиональных качеств именно Каминская была тем типом актрис, которая способна подать героиню классического романа настоящим образом и без купюр, так что вопрос стал ребром: быть или не быть!? Я не могла допустить небытия, это должна быть только Лара и именно та, которая написана Пастернаком, а не убогие перепевы, где роль русского интеллигента в десятом колене американцы отдали круглолицему усатому арабу Омару Шарифу. Поразмыслить было над чем.
  Я решила обдумать и взвесить всё ещё раз и с выводами и предложениями не торопиться. Потом разобралась с текущими делами и взялась за роль Лавинии.
  Я попробовала несколько вариантов реплик в первом акте и записала их на видик, просмотрела, немного поплевалась и, не торопясь, планомерно и настойчиво довела свою маленькую работу до победы. Потом то же проделала с другой сценой, здесь было проще, я практически играла саму себя, оставалось только помнить о просьбе мастера, а быть русской барыней со всеми её примочками для меня не было чем-то запредельным. Я прогнала сцену и осталась ею довольна, потом взяла несколько кассет с записями Каминской и сравнила. Разница была, она заключалась в том, что Каминская как бы дистанцировалась от своей героини, ей это позволялось. А я сливалась с ней совершенно и мастер требовал того же - почему Каминская упорствовала? Не из вредности же, тогда почему? Раздался звонок мобильника. Я подняла трубку:
  • - Аннушка, я хочу к тебе! - это был Руслан.
  • - Жду! Только не торопись, так будет вкуснее!
  • - Хорошо! - сказал он и мне опять стало по-особому тепло и покойно. В таком состоянии в новую работу вклиниваться ещё интереснее, я неожиданно обрела лёгкость понимания истоков многих проблем своей героини и лишних шагов делала гораздо меньше, хуже было с выразительностью, наработанных актёрских средств у меня пока немного, каждое новое движение и фразу надо было продумывать от начала и до конца.
  Я не отходила от зеркала и всё пробовала и пробовала, пока не усвоила, наконец, генетику собственной мимики поступательно и осмысленно головой, а не чем-то другим. Мне уже нравилось то, что я делала, я смотрела на себя и свою игру без былого ужаса и омерзения. Теперь я выглядела гораздо приличнее и, иногда, даже профессионально. Такое всегда внушает уважение к себе, а самоуважение у меня никогда не переводилось. Я всё это соображала и уговаривала себя по ходу тренажа у зеркала и видика, часто ставила его в покадровый и рапидный режим и просматривала то, чего не могла уловить в движении.
  Раздался звонок, пришёл Руслан. Он был возбуждён, глаза светились, он уронил цветы и пакеты на стол и я нырнула в него и с ним. Немного погревшись, мы отпрянули друг от друга и стали рассматривать, что же изменилось за эти несколько дней. Я думаю, мы стали ближе. Руслан не возражал. Но он мужчина, у него собственные принципы и я не навязывала свои. Он всё должен принять сам - это я помнила и очень крепко.
  • - Мы будем вместе работать, помнишь, как бывало!? - я кивнула, работать вместе мне сначала показалось уж слишком фантастическим делом, но фантастика сопровождала меня сплошь и рядом и не была ни притянутой за уши, ни дурно пахнущей. Я отошла от витаний в облаках и разборок с двойником, вернулась в квартиру Каминской и осмотрелась: что хочет мужчина от женщины? Вместе работать? - А почему бы и нет! - Можно, сначала я за компьютером, а потом ты? - я опять согласилась и мы оторвались, наконец, от того, что нас не отпускало и сводило с ума. Я чувствовала, что нужна ему вся и это вдохновляло на подвиги. Я была готова к тяжкому испытанию, к серьёзному искусу и припомнила сюжеты из библии и античных мифов о подобных соблазнах. Они всегда испытывали тех, у кого были очень сильные, острые и глубокие чувства, когда невозможно оторваться от любимых глаз, когда собственные уста горят от вкуса уст любимого, когда собственное тело так и трепещет от близости другого тела, когда твоё сердце стучит так же, как и то, для которого ты готова отдать всё, в том числе и последнее дыхание. Тяжело в таком состоянии не поддаться соблазну и не быть превращённым в соляной столб, каменную статую или бегущего оленя. Я не хотела потерять ощущения причастности к невесомому чувству, с волей и самоорганизацией у меня тоже всё в порядке и я умерила дыхание, закрыла глаза, отрешилась от наваждения, которое меня так и влекло и погрузилась в работу.
  Руслан сбросил с дискеты свой материал и быстро стал набирать текст, изредка в просвет двери оглядываясь на меня. Я была в другой комнате и работала над ролью, я поднималась, подходила к зеркалу, как к партнёру и вела с ним диалог, оборачивалась в глубину квартиры, где был другой партнёр и обращалась к нему. Я всё время чувствовала на себе внимание понимающей публики и сверялась в подаче роли с выбранным для эталона зрителем в пятом ряду. Каминская мне об этом говорила и я хорошо её прочувствовала. Теперь я уже работала на конечную цель - премьеру, а не отрабатывала подёнку до истечения срока обмена. С переходом в эту идеологию мне стало намного легче и свободнее. Ошибок я стала совершать намного меньше и грубых среди них не было вообще. Сегодня же я была окрылённой и всё давалось легко, а варианты подачи настроения героини открывались ранее даже немыслимые. Так было около двух часов, пока он не оторвался.
  • - Давай, я послушаю, что у тебя получается: у меня право синьора, а у тебя - моей музы. С кого начинаем? - я подумала, что после моей игры ему захочется щегольнуть собственными изысками, если же сделать наоборот, то, подавленная его величием, я могла бы расклеиться и скомкать свою часть. И начала первой. Он внимательно следил за мной и на его лице я видела всё. Я тут же возвращалась назад, когда видела тень недовольства, и прогоняла кусок иначе и так, пока не добивалась видимого благополучия. Мы быстро покончили со всем, что было у меня, он был не очень придирчив, я видела, что ему не терпится поразить своим творением. Он посадил меня у монитора и сел сзади, я читала и слышала его дыхание за спиной и потихоньку млела. И от того, что именно я читала и от того, что он был рядом. Но я помнила про соляные статуи из оглянувшихся путников и всё довела до конца. Когда я перевернула последнюю страницу и повернулась к нему, то увидела немой вопрос: "Как?". Я не смогла ответить сразу, во рту у меня пересохло, язык стал деревянным, а слёзы откровения сами собой выступили и застыли на ресницах, что я могла сказать ещё? Я покачала головой и пролепетала:
  • - Ты мой бог! - и всё, большего я не могла.
  • - Правда? - я подтвердила, качнув головой. Он облегчённо вздохнул и потянулся ко мне. Руслан, как малое дитя, нуждался в похвале и ласке, такое бывает у мужчины, если он доверяет и верит женщине. Я нимало не заблуждалась в том, что эскиз его пьесы был потрясающей вещью. Возможно, там были огрехи, которых с листа не заметить, но это мелочи, не стоящие слов. Я привлекла его голову к своей груди и приласкала, я не выпускала своих пальцев из его волос и сдерживала рвущееся мужское начало. Мне хотелось продлить миг упоения его интеллектом и мастерством, они стоили не менее, чем сексуальное начало, мне даже казалось, что сейчас именно его интеллект нужно приохотить к победам и умению их фиксировать. Я не знала, как они делали это с Каминской и не торопилась с собственными проявлениями, хотя они давно уже оборвали все пейджеры и телефоны. Я очень хотела иметь своё место под его солнцем и мне тяжело осознавать себя не единственной. Часы моего пребывания его мире тикали и мой срок, как и у Золушки королевском балу, был недолгим, могла ли я забыть об этом? - спрашиваю я вас?
  • - Говорите - нет!? Это вы, сидящие на диванчике и читающие мою историю, так думаете, а что взять с меня, влипшей в это по самое-самое...?
  ...И я взялась за него вплотную. Как сделать его послушным моим флюидам, мыслям и словам, каким образом показать ему, что секс в нашем общении - только одна из муз и не самая главная, хотя не подчиниться ей не смели ни он ни я? Так я думала, но говорила иное:
  • - Мистер Максуэлл обещал на днях выслать своё решение о проекте, давай сформулируем свои условия и сообщим, что наша версия пьесы вчерне готова. Дальше, надо бы обговорить твоё участие в проекте, после этого можно начинать рекламу и утечки о сюжете, героях и т.д. - суховатым тоном сообщила своё мнение о дальнейшем я. - Как тебе такой разворот? - он смотрел на меня, не особенно понимая смысла сказанного. Он ждал обсуждения своего творения, ему не терпелось услышать из первых уст совсем иное. Он не догадывался, что я была так сдержана потому, что боялась сорваться и расчувствоваться, я себя проклинала, но иначе поступить не могла. Чтобы искупить содеянное, я прошелестела:
  • - Русик, мы ещё успеем насладиться воспеванием твоей гениальности, я не хочу петь в хоре, у меня другое предназначение и ты знаешь о нём. Перестань хмуриться, тебе не идёт и складки возрастные сразу обозначаются, ты мне не нужен с испорченной и привередливой мордуленцией. Так и состариться недолго!
  • - Неужели, я тебе всё-таки нужен, стерва сероглазая?
  • - Ещё как!
  • - Как так? - началась игра, она отвлекла от натиска уязвлённого самолюбия и я успешно выбралась из маленького незапланированного кризиса.
  Потом мы обсуждали вероятные варианты постановки "Джулии Форнезе", я спросила его, не думал ли он об адаптации и пьесы и диалогов под нынешнее время.
  • - Я думаю, дело не в этом. Если постановщик умеет работать, то сможет обойтись формальной редакцией под нынешнюю грамматику и стилистику, не более того. Материал хороший, из него можно сделать шедевр или невразумительную псевдоисторическую муру. Это дело исполнителей и только! Ваш Сугдин дело знает и в революционных идеях не нуждается, он сделает то, что надо, вам повезло, что на эту постановку пригласили именно его, а не Фомина. Вот тот бы вас раскрутил на кровать в первом акте и гильотину в третьем, причём, из Венедетто сделал бы жертву дворцовых интриг, Джулию - папской Миледи, кардиналу пришлось бы разучивать как-кан для сцен в третьем акте в загородном доме, которые он сам бы и дописал любезно и совершенно бескорыстно, тебе пришлось бы изучать основы вокала, чтобы в одной из ариоз обличить весь мир в несправедливости и скверне и броситься со скалы. В общем, вы бы узнали все истории превращений и извращений - полный набор. Он замолчал и с сомнением покачал головой: - Признавайся, ты сейчас далека от театра, что опять задумала?
  • - Ты бы уехал со мной на край света? - лукаво и не скрывая этого, спросила я.
  • - Что мы там будем делать, на этом краю?
  • - Ты бы был со мной и только! Мы бы не стремились всех обыграть, а просто думали о том, что есть вещи, с которыми спешка ни к чему.
  • - И выращивали овощи, ловили рыбу, обустраивали дом, а по вечерам сидели на крылечке, смотрели на небо и рассуждали о том, какая погода будет завтра и виды на урожай в будущем году.
  • - И мы бы занимались днём боговым, а по ночам дьявольскими проделками, плодились бы и размножались, а потом, уставившись в звёздную кровлю, ото всего этого отдыхали и размышляли о том, как неплохо иметь общие думы и заниматься ими, плодя их достоинства, отделяя от пуповины и облагораживая. Неужели наши мозги хуже гениталий? - закончила я его репризу.
  • - Согласен, секса у нас больше, чем хотелось бы, я становлюсь, как Зевс, мне не хватит и всех женщин мира, я понимаю ревность Геры, но с тобой я - второе лицо. Унять можешь только ты. Ты актриса и, как первая скрипка, задаёшь тон, а я только подыгрываю. Одно слово - лицедеи! - остудил мой пыл реформаторства нашего романа Руслан.
  • - Лицедействуют немногие, а счастье ищут все. Оно во многом, ты это знаешь, а главное, в понимании твоих замыслов близкими людьми. Допустим, ты стал обычным инженером, но при твоём темпераменте и интеллекте, ты бы и там владел всем миром и я так же, как и здесь, восхищалась твоими делами и замыслами, - сменила я курс беседы, приняв как неизбежную данность то, что так привлекло Каминскую сейчас. Она была лучшей среди них и всё же решилась на такой резкий переход в другую жизнь. И ушла от него, яркого мужчины, прекрасного любовника, состоявшегося литератора с именем и солидными ресурсами и будущим - почему?
  • - Может быть в этом что-то и есть от истины, - не стал спорить Руслан, - но я как-то не очень себя представляю в иной ипостаси - не быть в литературе, не якшаться с бандитами-издателями и стервами-музами, - последнее адресовалось только мне и я ощутила его тепло, оно прожигало меня насквозь, это невинное и грубоватое замечание, - я глубоко увяз в авгиевых конюшнях.
  • - И обычная женщина тебя бы не устроила? - не скрывая сожаления спросила я, он внимательно оценил мою реплику и покачал головой:
  • - Обычная или необычная женщина - это уловка, это трюк, чтобы что-то в себе скрыть, выдать неразвитость за достоинство, отсутствие внутреннего богатства за норму, а серость за дар божий и предлагать яичницу, как последний писк раблезианства. Ты, Анюта, не такая, борщи и пелёнки не для тебя. Они перейдут в разряд мелких бытовых ремарок и всё! Ты всё равно вернёшься к тому, где мы с тобой сейчас.
  • - Ты уверен? - спросила я, не тень Каминской, а Неустроева, которая этими пелёнками и борщами всю жизнь только и занималась, он меня сильно задел. Руслан и на этот раз ничего не пропустил. Сейчас перед ним была Неустроева и я не скрывала настоящей сути, хотя не дичилась и временного актёрства и чужой роли в чужом доме и собственных эмоций, сваренных в чужом белье. Меня такую он и не знал и до сих пор не видел, я её усердно прятала и вот обнажила. Он был опешил - такой Каминская перед ним никогда не являлась, потом сморгнул, как бы избавляясь от наваждения, мол, чур-чур меня и сказал:
  • - Теперь - нет! Ты будто меня и не знаешь - вот как это выглядит. Только вот убить меня ты бы всё равно не смогла, книгу изорвать - тоже, так что... - он протянул руку ко мне и коснулся плеча, я не исчезла и смотрела на него прежними глазами Неустроевой, требовательными и ждущими другого ответа и по существу. - Аннушка, не смотри на меня так, я не резонёр, нет! Но твоих сценических и виртуальных образов и масок насмотрелся достаточно, вот ещё один, необычный, как у доктора Фауста.
  • - Руся, - холодно, настолько холодно, что сама поёжилась, сказала я, - я обычная домохозяйка, у меня семья, дети, муж, служба, есть и любовник и я хожу в театр, чтобы развеяться от сковородок и стирки белья, а потом вернуться и нежить душу в домашних заботах, такое близко любой женщине. А то, о чём ты говоришь, нужно лишь сдвинутым на собственной исключительности. Только им!
  • Я видела, что остудила его напрочь - так непохожа Неустроева на известную ему Каминскую. Он потрясённо качал головой:
  • - Сгинь, сгинь, окаянная! - Анюта, выйди из-за ширмы, прошу, выйди!
  • И я нарядилась Каминской. Холодной и трезвой, которая его манежила в последний год. Он облегчённо вздохнул и по-детски и чуть виновато улыбнулся: - Ну, ты и колдунья, Аннушка!
  От былого величия столпа современной русской литературы не осталось и следа. Куприн, подсовывавший своей молодой жене новые опусы под дверь закрытой для него спальни, выглядел так же растерянно и жалко. И я смилостивилась, мне нравилась эта роль императрицы и повелительницы. И мне нравился мой новый раб. Очень нравился, но знать ему об этом не следовало.
  • - У тебя, Руся, все чувственные и вкусовые ощущения сильно деформированы, ты слишком часто менял и жён и женщин, поэтому здоровые ощущения в твоей интерпретации не всем приемлемы. В гареме чувств и женщин нет ни сильных страстей, ни единственной, ради которой можно и на гильотину. И это ты знаешь сам, ведь так? - он кивнул, он уже опомнился и был близок к собственному обычному состоянию интеллектуального лидера. - Какая из этих многих я? Или на гильотину ты не согласен? - решила я не очень его баловать и содержать в спортивной и творческой форме. Мне это было очень тяжело, но иного и не дано. Иначе не поверят! Билеты сдадут в кассу и всё! Он опять растерялся и стал мямлить что-то несуразное.
  - Вообще-то ты из тех, кто в гареме и со всеми жить не сможет, ты их всех отравишь или отправишь на съедение собакам.
  - Я по существу прошу тебя, насчёт гильотины, ну? Готов или нет? Или огласить весь список? - не сделала я ни шагу ему навстречу.
  - Ради такой, которую ты сейчас показала - да! - его голос дрогнул и я решила, что этого достаточно - он мой.
  - А если бы я согласилась с ними ужиться, то как бы это проходило?
  - Если бы у меня была возможность иметь пять жён, я бы ни с одной из своих бывших не развёлся, а сохранил всех. Тебя это не смущает?
  • - И? - спросила я, - договаривай! Кто первая жена? Как они между собой соотносятся?
  Он надолго задумался, возвращаясь из поверженного состояния в своё обычное, это было непросто, видно, никогда не задумывался об этом и теперь не желал впасть в пустую риторику. Я видела, как он возвращается в привычные одежды, они мне сейчас нравились и я не стала ни строжиться, ни капризничать.
  • - Первой будет та, которую я любил бы в это время. Поскольку я не особый однолюб, то в течение года и вообще всей жизни меня хватило бы на всех. Между собой они бы непременно как-то сговорились, ведь каждую я любил в своё время так, что ей мало не казалось, это было взаимно, вряд ли горечь нашей временной разлуки будет так зла, что заставит забыть минувшее. Оно ведь вполне может и вернуться, если не придумывать ложные принципы и заборы - история знает такое. Любовь - чувство великое и неподражаемое.
  • - Сегодня я была бы какой из них? - не отставала я, пока зная только одну из его жён, актрису из МХАТа - то ли первую, то ли последнюю, то ли единственную из московских.
  Он сделал обиженную физиономию и стал загибать пальцы, бормоча имена и фамилии, через одно называя мои инициалы.
  • - Как ни крути, ты везде первая, а остальные на роль любимых сегодня не тянут. Поскольку и так хорошо тянут, каждая по половине "Нивы" ежегодно. Ты мне обходишься гораздо дешевле и не достаёшь по поводу переделки квартиры "как у людей". Так что, как ни крути, ты и первая и любимая и, самое главное, единственная любящая! Он потянулся ко мне и мы перестали притворяться и занялись этим единственным стоящим делом. Но про гильотину я всё хорошо и прочувствовала и запомнила, он и в самом деле на это готов. Если подтолкнуть!
  
  Утром я позвонила Каминской, она была одна. Мы спокойно обо всём переговорили, она меня как-то удивила своим спокойствием и невозмутимостью о ходе профессиональных проектов, не смутило её и известие о близости с Русланом, она была как бы отстранённой и невосприимчивой ко всему своему. Я так ей и сказала, на что она по прежнему флегматично заявила, что давно их своими не считает. Я опешила:
  • - Ты, верно, шутишь - это же твоя жизнь, ты в моём обличье и живёшь-то чуть больше месяца!
  • - Нет, Аннушка, я этот выбор давно сделала. Я сыта своей прежней жизнью по горло. Только не было возможности проверить: не сбрендила ли? Как оказалось, милая моя, нет! Я первые дни не могла поверить своему счастью: не изворачиваться, не ловчить, а попросту готовить обеды, стирать бельё, заботиться о ближних и видеть и ощущать, что они не изображают любовь, а любят по-настоящему, даже не осознавая, насколько это чисто и искренне. Аннушка, то, что ты создала у себя дома - это настоящий шедевр и я поначалу не верила в его реальность, потом осознала и с тех пор не могу придти в себя от охватившей неги и благости. Ты оказалась бесподобна в своём творчестве и никто из литераторов мира за все времена такого не мог создать воочию, я преклоняюсь перед тобой - знай это! Там всё прекрасно организовано и удобно устроено. Их проблемы, что Иришки, что Максима мне доступны и понятны, я знаю, что с ними делать и как решить, чем утешить и как сгладить углы, если обойти их не получилось.
  • Твой муж - это чудо, куда до него Руслану. Николай в своей епархии бог, но ни в одном глазу ни гонору, ни честолюбия, он меня, нервную и до боли возбудимую, по ночам будит не затем, чтобы похвастать удачной фразой или рифмой, а они у него не хуже, чем у Руслана, поверь. Коля натягивал покрывало, когда оно, проклятое, не выдерживало моих метаний и сползало на пол. Или тихо и аккуратно свежим и чистым платочком вытирал пот после моих приступов слабости. А я в это время делаю вид, что сплю и ничего не замечаю. Такое по долгу не делают - это любовь самая настоящая и неделимая на духовную и физическую. Мне не нужно вписываться в твою роль, она - обычная роль любимой женщины. За эти дни я получила столько всего, что хватит надолго, но мне кажется, что надо бы и впрок, а? - она вздохнула и замолчала, в моей шкуре жить ей показалось и приятней и легче, это меня удивило, её убедительность была потрясающей, но я смолчала. А "де жа вю" меня насторожило - Каминской ведь не было при наших разговорах вчера с Русланом и она не знала о чём мы говорили. Я почувствовала, что прежнее раздвоение опять подступило ко мне. Какая из них я сама, а какая - следствие роли Каминской?
  • Закончила Каминская так же трезво и спокойно: - Я уже немного разобралась с твоей работой и хочу тебе доказать, что не подведу. Внутренняя уверенность у тебя уже есть и ты готова к премьере. Позволь мне остаться ещё? - она определённо не хотела возвращаться в прежнюю жизнь вообще, я это хорошо чувствовала. Теперь мы были друг другу и открыты и понятны.
  Но были и старые спектакли, напомнила я ей.
  • - Ничего страшного, можешь и отказаться, замена там есть, так что особо напрягаться ни к чему. А по тому, что мы имеем сейчас, я в тебе не ошиблась - ты такая же, как и я, чуть помоложе, но значительно свежее и сильнее! - она сделала паузу, чтобы я усвоила сказанное и продолжила: - Анюта, дай мне подышать спокойно, ты ведь уже втянулась, ну, пожалуйста?
  Я прислушалась к себе, насколько адекватно воспринимаю сказанное, я понимала, что приключение заканчивалось и мне предлагали негласный и кабальный контракт, за который ничего, кроме седых волос и сожжённых нервов не полагалось. Но она знала, к кому обращалась, эта дьяволица в артистическом обличье. Она умело и плотно держала меня на коротком поводке. И я на неё не была в обиде: мы были в одном жанре, только начинали с разного. Хотя, тут я себя охладила, я не знала, как она начинала, это надо ещё установить.
  В её мире по моей инициативе случились и существенные изменения: и с Русланом и с Настей я от спада ушла, смягчились отношения и с другими членами труппы, одинокой я уже себя не чувствовала, а силы и уверенности заметно прибавилось. Жёсткий тон Каминской в отношении Руслана и Насти вытекал из её конфликтов с каждым из них и инициировался именно ею, то же было и с Татьяной, при моём отъезде она вернёт всё назад - так будет почти наверняка. Значит, всё пойдёт насмарку, а это всем троим доставит немало грусти и печали, а хорошо ли это? Я к ним так привязалась.
  • - Хорошо, пусть пока так и будет, но ... В общем, сама знаешь! - сказала я, умолчав о многом обуревавшем, и почувствовала, что тоже значу немало. Мы обсудили домашние дела, я ей поведала секреты своей кухни, кое-что из шитья и вязания. О муже я не могла говорить, клинило. Хотя так и разбирало узнать всё и в подробностях. Она тоже не торопилась с новостями и впечатлениями.
  • Я чувствовала, что семейная жизнь с моим мужем ей нравится больше, чем виртуальное любовничество с Русланом и она не хотела меня расстраивать. Мы ходили вокруг да около, но так и не назвали тему и не произнесли имён, за что я была ей благодарна. Не знаю, как бы я среагировала на это, могла ведь бросить всё и вернуться домой. Запросто могла и она это почувствовала. Очень умная и предусмотрительная женщина, похвалила я её позже. Потом я опять перешла на производственную тему и подробно продиктовала на автоответчик, с чего начинать и в каком порядке двигаться. Через несколько дней обещала всё проверить. На том и расстались. О своих договорённостях с Настей я решила пока умолчать.
   После разговора с Каминской я ещё раз осмотрелась и поняла, что вошла во вкус своей новой профессии. А раз так, то следовало бы оставить кое-что и из былого репертуара Каминской, чтобы была некая преемственность и остановилась на Гертруде в "Гамлете" и королеве английской в "Марии Стюарт", а от остальных отказалась. Эти роли царских особ были в основном костюмными и немногословными и, вводясь в уже готовый спектакль, я могла как бы со стороны посмотреть на грандиозную работу по подготовке премьерных спектаклей, где мои роли были ключевыми. В этих спектаклях я могла набрать форму и уверенность, да и занятость в них особого времени не требовала. Итак, 3-го сентября "Мария Стюарт" и 12 - го "Гамлет". Я посоветовалась с Каминской и она подсказала необходимое по характеру рисунка роли и прочим деталям, которых в записках не найти. Я включилась в марафон, чуя, что не погибну.
   Ресторанный бизнес, Лара Антипина
  
  Решение созвониться со съёмочной группой "Доктора Живаго" окончательно вызрело и я стала готовиться к пробам, чтобы непременно выиграть главный приз и отказаться от утешительного. И, самое главное, мне на ближайшее время следовало решить проблему финансов, старых доходов Каминской по рекламе могло на первое время и хватить, но нужны и другие источники: стабильные и надёжные. Я решила, что более быстрого и простого, чем ресторанный бизнес, нет ничего и прикинула, какая форма была быть наименее обязывающей и обременительной. Потом нашла список ресторанов и пролистала, изучая и владельцев, и время работы, и размеры и другие их качества. Остановилась на трёх и пробы ради позвонила в один из них, попросила владельца, его не оказалось, я набрала другой номер и сразу попала на хозяина. Я не стала представляться, а только узнала, не будет ли он так любезен сообщить своим сотоварищам о предложении некоей известной актрисы послужить для рекламы их заведения и объяснила, в чём оно будет заключаться. Тот сразу же заинтересовался и перешёл к конкретным условиям. Мы с ним быстро договорились об основных параметрах договора и я обещала перезвонить позже и сообщить результаты. Потом то же я проделала с остальными претендентами на моё шефство и их спонсорство. Вырисовывалась заманчивая картина, можно было бы посещать и стричь их по очереди, но, поразмыслив, я решила, что лучше эксклюзивно бывать в одном и набивать себе цену, чем переходить на тривиальную повремёнку. На том и остановилась, после этого разобралась с ценой и выбрала самый первый ресторан. Спустя час я уже звонила ему собственным неизменённым голосом и от первого лица выразила согласие сотрудничать. Мы решили оформить это сегодня же, мне выделялось отдельное купе, где во время моего посещения никого не должно быть, гостей я могла привести с собой не более двоих два раза в неделю или восемь за месяц, сама могла бывать хоть ежедневно. Мой покой и безопасность гарантировала администрация. Я же со своей стороны публику всё же замечаю и на приветствия отвечаю. Остальное не моя печаль.
  - Что ж, - решила я, - первый шаг сделан. Можно и отвлечься. И я вернулась к компьютерному расследованию тайн Каминской. Они влекли неимоверно, хоть и казались заумью и бредовым замыслом.
  
  Достаточно сложным в расследовании следов стёртых файлов оказалось составить круг родни моей наперсницы, для этого пришлось использовать все альбомы с семейными фотографиями, письма, которые были в ящиках стола и электронная почта в компьютере. На это времени ушло предостаточно, но я изучила всю подноготную и это облегчило понимание мотивов её поступков. С подписями и комментариями были не все фотографии, в письмах точные указания тоже встречались редко, регулярно она переписывалась лишь с двоюродным братом Кириллом и сестрой Леной. Их ближайшую родню на фото я уже хорошо различала и, если бы кто-то из них вдруг приехал в гости без предупреждения, что по утверждению Каминской было маловероятно, я бы смогла не перепутать их по именам, но и не более.
  Я рассматривала семейные фотографии и терялась в догадках - кто же этот БВР? По инициалам никто не подходил, мужская линия имела фамилию Каминских, ближние были Александровичи, Николаевичи и Никитичи, а поглубже - Парфёны и Демиды. Ничего, похожего на БВР, не просматривалось. И я стала искать за пределами родни. Тут начались сплошные тайны и недомолвки. Я пошла по другому пути и решила собрать всех её знакомых, по файлам, связанным с этим расследованием Каминской. И неожиданно для себя опять отметила фамилию геолога из Горной академии. Она часто попадалась на протяжении нескольких последних лет. Однако и он, Сотников Григорий Ефимович, тоже не совпадал по аббревиатуре, был гораздо старше загадочного БВР, не просматривался в качестве родни, но по времени отмечался где-то рядом с файлами про БВР. Да и сам геолог в этом всём занят как-то уж очень косвенно - обычная статистическая корреляция.Из того, как он вёл себя со мной во время визита к нему, следовало, что особой взаимной близости между ними нет. В этом больше сердечной привязанности пожилого мужчины к молодой актрисе, что-то из ряда романтических грёз, о которых предмет страсти часто и не догадывается, но уж никак не приятельские или деловые отношения. Отсюда вытекало, что она его изучала и использовала, а он об этом не догадывался. Факт настораживающий, особенно завораживал специфический характер расследования. Зачем он ей нужен, что она хотела узнать? Я решила разобраться с этим.
  Образец с прекрасными золотинами из далёкого геологического архея долго стоял на видном месте и я всё время возвращалась к нему и рассматривала природный уникум, он был по-особому красив и оторваться от его завораживающего блеска оказалось непросто. Я часто брала в руки, дышала на него, смотрела, как на золотинках проступают тончайшие капельки воды, а кварц так и оставался пустой зеркальной витриной. Я его вертела на ярком солнечном свету, высматривая особые блики и следы новых мелких золотин, которые проявлялись из глубины при перемене освещения. Однажды под бумагами я обнаружила большую лупу и стала рассматривать камень под большим увеличением и рассмотрела на затёртой круглой наклейке надпись - ГЕС. Инициалы у геолога были точно такими же - Григорий Ефимович Сотников. Я решила просмотреть и остальные образцы, может, там есть подсказка. Промаркированы были многие камни, среди них оказались и сотниковские. Это уже было что-то! Значит, он ей их дарил и раньше. Эти презенты могли быть, конечно, и от общества, но Каминская, раз она имела для пользования большую лупу в той же тумбочке, что и камешки, конечно, это заметила. Очевидно, подарки Каминской стали приятной традицией для геолога, он чувствовал себя вправе делать это. И это при его деликатности! Вероятно, связь у них хоть и неявная и без чего-то ясно обозначенного, но она наметилась и оба в какой-то мере тяготели друг к другу. Ведь она не отвадила его от себя и он к ней за столько лет не охладел, а это в таких тонких делах, как человеческие симпатии, что-то да значило. Ничего другого, как встретиться с ним и решить сомнения в обычной беседе, мне в голову не пришло и я решила найти повод, чтобы не насторожить мужчину и ничего в нём после себя не нарушить. Когда легенда была найдена и прокручена на вшивость, я вышла на него и попросила совета, как мне обустроить имеющиеся камни на виду и что можно сопроводить в табличках для каждого. Камней накопилось уже порядочно и хранить их на задворках стало совсем негоже. Тем более, что он знал о наличии многих собственных образчиков камней-самоцветов в её коллекции. Всё придуманное мне показалось убедительным и я позвонила Сотникову. Он не удивился и не отказался, похоже, этот шаг навстречу к нему зрел у обоих и вот этот момент наступил. Я могла что-то узнать, а могла и ошибиться в предположении. Осталось только дождаться его прихода.
  
  Неожиданно для меня да ещё и ночью прозвучал звонок Игоря. Час был очень поздним и я после хлопотливого дня уже готовилась прикрыть глазки, как раздалось мелодичное пиликанье и прозвучал его голос в автоответчике. В последнюю фазу обмена мы с Каминской не посвящали никого. То есть, он звонил Каминской. Сонливость мою тут же сдуло вихрем любопытства. А потом появился и охотничий азарт. Без него я уже не могла. После обмена вежливыми жестами и словами я спросила:
  - Что нового?
  - Ничего!
  - Абсолютно?
  - Даже хуже!
  - Что так?
  - А ты представь себе человека, который столько времени года пахал, не покладая рук, ради какого-то мига торжества. Да ещё и втайне ото всех! Миг, вспышка, эйфория от удачи, хмель во всех органах - ты бог! А потом ничего - полный штиль! Будто ничего и не было. Ведь два года мы работали не покладая рук и забыв обо всём, Аннушка, два года!
  В его словах слышалось нечто большее, чем горечь, я сама с ним раскручивала всё это и хорошо представляла его состояние после нашего обмена с Каминской. Но он не звонил мне, то есть Каминской, слишком долго. При той близости, что у них была, это настораживало, я давно ждала его звонка, надеясь узнать подробности про своего двойника, но так и не дождалась. Именно в первые дни он был в высшей мере необходим, старый знакомый в новом обществе. Скорее всего он надеялся на продолжение каких-то отношений с Неустроевой, другого объяснения затянувшейся паузе я не нашла. Или это Даша отвлекала от нас обеих? Мне стало интересно узнать всё из первоисточников. Немножко лести для смазки скрипящих петель в механизме нашего общения и он признается во многом.
  - Зато теперь отдыхаешь и мысленно прокручиваешь все эти кадры с вашим совместным торжеством. Такая авантюра - это, Игорёша, нечто! Я иногда прокручиваю её на видике - двухчасовый шедевр! И в этом только вы двое. Я даже завидовала вам, когда было готово, такое не всякому выпадает. Честно признаюсь - вы с ней супер! Разведки крупнейших стран мира такое готовят годами и используют уйму людей, гробят колоссальные деньги, а вы всё придумали вдвоём за бесплатно, а домашний видик с простенькой камерой и парой кассет - все ваши материальные ресурсы! Нет, такое этим говённым спецслужбам и не снилось, им надо подыскивать другую работу. - гнала я гигантские волны лести. - Ты должен гордиться, твоя доля там немалая, - я умерила пыл и сообразила, что Неустроева для Каминской всё-таки соперница, да и не задеть чувств мужчины к Неустроевой, ну, просто не могла, после чего на спаде интонации добавила: - хотя, если честно, она тебя немножко одолела, ты не находишь? - коварства в последних словах было достаточно, чтобы склонить его к чистосердечному признанию.
  - И ты ещё спрашиваешь! - произнёс Игорь и я, наконец, почувствовала его нескрываемую горечь. Совсем недавно он был самым надёжным моим другом и вот теперь я вынуждена хитрить и врать ему ради другой подруги. Возможно, он что-то и почувствовал в том нашем обмане всех и вся, он умный и чуткий, а теперь ещё и обиженный, но не мой. Мне его было жаль, но помочь себе он мог только сам, хотя могла бы его спасти и раздобрившаяся Каминская. - Ты же мужчина, придумай что-нибудь, удиви и она может откликнуться.
  - Нет, Анюта, для неё это даром не прошло, она в депрессии и серьёзно больна. Ничего подобного больше не будет, увы!
  - Ты к ней привязался! - сказала я наобум, до конца не зная сути и глубины их отношений, а также того, что там ему выдала Каминская в моей роли..
  - Лучше бы я её и не встречал!
  - Так хороша?
  - С тех пор, как её увидел, со мной творится что-то неладное - я вас стал путать. Беседую с тобой и вдруг кажется, что передо мной Неустроева, а посижу немного с ней и вдруг вижу тебя. Так и свихнуться недолго, - вздохнул он и я насторожилась, юродивые и сдвинутые легко разоблачают чудеса магов и волшебников, они в своём зрительном восприятии от шор избавлены. Да и болезнь у него была очень даже знакомой.
  - И всё же она хороша, Игорёк, с того момента - вашего триумфа, прошло столько времени, а ты ни разу даже не звякнул, - мягко укорила я, чуя цинизм своих слов, но никак от этого не страдая, и стала прислушиваться к его дыханию, слышимость была отличной и я различала даже капающий кран на его кухне. Интересно, а бывала ли Каминская у него дома?
  - Она ведьма!
  - Она лучше меня? - сказала я привычное то, без чего не обходится ни одна женщина в разговоре с близкими людьми.
  - Теперь не знаю, - он не побоялся откровенности и не стал врать, такое бывает при очень близком и серьёзном знакомстве.
  - Она же тебя выбила из седла, Игорь, ты ли это? Кстати, Даша как к этому отнеслась? - поинтересовалась я пассией, которая его одолевала, а он так и не смог ей сказать ни "да" ни "нет", увлечённый нашей авантюрой. Я ей не завидовала, хоть она и достойна лучшей участи, но всеобщей справедливости не бывает, она у каждого собственная и, на чужой взгляд, всегда с большими изъянами.
  - Она считает, что ты на меня плохо влияешь, а после того приезда и вообще закрутила голову. Я ей об этом ничего не рассказывал, боюсь, она не поймёт. От его уверенности в той авантюре у меня даже выступил холодный пот, он и вправду сойдёт с ума, если увидит всё в истинном свете. Такое и задумать и выполнить могли только совершенно сдвинутые, а мы с ней именно такими и были. Но свои владения мы обязаны охранять от чужих посягательств, к сожалению, Игорь сейчас для нас с Каминской был чужим и в чём-то гибельным.
  - Она права - либо ты с ней, либо с другой, но не со всеми одновременно! Таковы правила. Может, ты просто женишься на ней и всему конец?
  - Ты это серьёзно? - я даже не узнала его голос, так он был взвинчен.
  - Нельзя жить увлечениями, будто они и есть смысл жизни. Хлеб, щи, каша - вот наша пища, а не костюмированные развлечения, - прохладно и с элементами лживой сонливости увещевала я своего недавнего партнёра. Но именно так должна отнестись к его тревогам Каминская, у неё хватало собственных треволнений и страстей.
  - А ты знаешь, Аннушка, какая сегодня дата? - после некоторой паузы сказал он.
  - Нет.
  - Девятнадцать лет назад именно в этот день я с цветами встречал тебя у подъезда училища после твоей первой большой роли. Ты отшила всех своих и мы отправились кутить вдвоём.
  Этого я не знала совершенно и такой сюрприз сейчас мне показался очень некстати. На итоговом спектакле предпоследнего курса "Свадьба Фигаро" Каминская играла Розину, а роль Фигаро - кто-то из сокурсников, ушедших потом в коммерцию. Я его фамилии не помнила. Да и вечер воспоминаний в мои планы как-то не вписывался. Выходит, что Каминская Игоря знала всю свою театрально-сознательную жизнь, но мне в этом признаться постеснялась.
  - Это было в прошлой жизни, Игорь, я о ней уже стала забывать, так давно это было, - так же сонно и миролюбиво сказала я.
  - Может, мы оторвёмся, как прежде, ты только скажи и я приеду?
  - А что, это мысль, - сказала я, быстренько прикидывая её последствия и вдруг в голове появился безопасный вариант, - только давай сделаем это втроём: ты, я и она! Когда-то ведь должны мы с ней встретиться. А то всё заочно, да через посредников. Устрой это, а? Мне она уже давно интересна, постарайся, Игорёк! - и я тяжело вздохнула, выказывая и сонливость и усталость одновременно. Он понимающе извинился за поздний звонок, обещал кое-что предпринять и я опустила трубку.
  Пришлось в её биографии вернуться к тому, с чего я начинала и вот, что нашла: когда Каминская заканчивала театральное училище, он был уже на пятом курсе в Плехановском; то есть, студентом третьего курса Игорь познакомился с никому неизвестной молоденькой девушкой из новичков Щукинского и дружил до сих пор. Мне он об этом тоже ничего не говорил, возможно, это та часть его собственной жизни, про которую Неустроевой знать не следовало. Ничего себе - сюрпризик! Но, раз Каминская о нём мне - ничего, значит он в отставке. Только сам этого не знает. И то ладно - всё же определённость. Но выплыло и другое - утаивая интимную связь с Каминской от меня, Игорь готовил почву для подобного со мной, я стала для него альтернативой и он замешал крутой кок-тейль. Возможно, всё это время они с Каминской использовали меня каждый в собственных целях: Игорь возбуждал ревность у Каминской, а она отводила запал его привязанностей на меня, делая вид, что ревность всё же испытывает, но тщательно скрывает - такое сыграть не так уж и трудно, ей, тем более. Вот такой получался дополнительный один штрих к портрету театральной звезды.
  
  После пары репетиций мы давали "Марию Стюарт", у меня волнение просто зашкаливало, но справиться с ним удалось, выпив несколько глотков горячительного. Тепло растеклось по телу и неуверенность исчезла за пару минут. В первом акте у меня было две реплики, во втором шесть, а в третьем ещё десять. Я справилась лучше, чем на прогоне. Моя отстранённость со стороны казалась признаком величия и Настя, игравшая мятежную шотландскую королеву точными и уверенными мазками, на моём фоне выглядела именно той героиней, что и прописана классиком. Как я теперь сообразила, этот ключ определён ещё Каминской три года назад, когда они были очень близки. Мою игру в прежнем ключе Настя приняла как добрый знак и тепла в ней заметно прибавилось.
  Несколько сложнее было с Надей Лефортовой, игравшей Офелию в "Гамлете". Она у Каминской не была особо прописана и я по крупицам набирала информацию о ней, чтобы быть начеку. С мужчинами -партнёрами я почти не завязана и жесты с торжественными ходами и позами выглядели вроде реквизитной шляпки или приклеенной улыбки: можно с цветами, а можно и с вуалью - как изволите, господин режиссёр! Всё внимание сосредотачивалось на Диме в роли Гамлета и я с удовольствием играла на него. Для спектакля это было главным, он решался обычными классическими средствами. Особо себя не утруждая, я сыграла вполне сносно и особо не зацепила ничьего внимания. В прессе этот спектакль отметили дежурной заметкой обозревателя. И всё. Теперь спектакль шёл дважды в месяц, как и "Мария Стюарт". А я уже в общих чертах знала, что меня ждёт впереди.
  Я, как и Каминская прежде, систематически просматривала почту в свой адрес, чтобы быть в курсе всех новостей от своих поклонников. Среди авторов обратила внимание на одного мужчину, который систематически присылал собственные стихи очень даже неплохого качества. Для чего-то серьёзного они, конечно, не годились, но колорит в них был и он привлёк меня провинциальной чистотой и самобытностью. Я стала следить за ним, его сообщения бывали регулярно и решила задать вопрос: "Кто Вы?". Ответ последовал тут же - "Поклонник"! И всё. Я попросила сбросить на свою электронную почту подборку его стихов и прозы, если есть. Вскоре передо мной в своих творениях появился молодой автор, свежий и не зацикленный на формотворчестве, работающий в традиционном стиле, с приличным русским языком и нормальным мышлением.
  И я решила рискнуть. Мне было интересно увидеть его воочию и почувствовать на себе вживую, что значит для актрисы поклонник, пишущий стихи. Я попросила сделать небольшой цикл, где он развил бы свои мысли и ощущения, начиная с определённой даты, ну, к примеру, с сегодняшнего дня и создать несколько вещей, которые я могла бы опознать по стилистике или привязке к ролям, в которых он меня видел - я теперь всё реже и реже разделяла себя и Каминскую, мы срослись в одну особу и я иногда говорила "Каминская", а подразумевала себя, отзываться же на её фамилию привыкла уже в первый день пребывания в этой роли.
  Прошло некоторое время и мне довелось увидеть очень чистые и свежие стихи, которые несли печать совсем недавних творческих усилий, в них я заметила слабо уловимые приметы нашего своеобразного общения. Если бы мне было чуточку поменьше лет и опыт в приёме посвящений в свой адрес был бы поменьше, то я несомненно поставила бы этого автора, Петра Глухова, на пьедестал и стала пить из его источника. К счастью, восторженность для меня была историей давно минувшей и творения Глухова я видела в их истинном свете, включая и набор естественных слабостей. Однако автор он был очень интересный и я решила при случае перейти от виртуального знакомства к реальному. Для этого требовался достойный повод. Я решила чуточку выждать и дала ему конкретное задание написать парочку романсов или песен для вставок в свои старые роли или для новых, которые мы только готовим.
  
  Я почувствовала, что внутренне собралась и готова к пробам на роль Лары и сразу же созвонилась со студией и договорилась о времени. Они были готовы к встрече, период раскачки и организации заканчивался и на следующей неделе вопросы по составу должны решиться окончательно, потому что при создании сценария автор должен учитывать все достоинства и недостатки исполнителей. На написание и доводку литературного сценария уйдёт три-четыре месяца, режиссёрского - ещё пара месяцев, так что съёмки начнутся летом следующего года на натуре. Потом перерыв до зимы и зимние натуры, павильонные съёмки и опять натура и зима следующего года, весь съёмочный период - два года, причём, большая часть материала приходилась на второй год. Это было связано со схемой финансирования, большая часть денег придёт именно в это время. Мне прислали макет сценария с отдельными кусками из разных частей будущего фильма. Я выбрала для пробы следующее: сцену первой встречи с доктором, когда он был ещё Юриком, а я уже была подругой любовника своей матери; покушение на убийство этого любовника; сцену из госпитальной жизни; собственное замужество за студентом Антиповым и день встречи с Юрием Живаго в своей квартире на Урале. Я узнала, кто будет вести отбор кандидатов и приступила к подготовке. Пришлось просмотреть фильмы этого режиссёра, его звали Стенли Кречмет, узнать про пристрастия, пролистать страницы Интернета в поисках материалов о нём. Оказалось очень даже забавно: он был занимательным человеком с хорошим литературным вкусом, даже сам кое-что публиковал в сборниках эстетских авторов университетских издательств. Я всё это собрала и внимательно просмотрела. В общих чертах я теперь знала, с кем придётся иметь дело. Не очень мне понравилась его характеристика плейбоя, никто из актрис на главных ролях не миновал постели постановщика, причём, потом во время съёмок он их держал в чёрном теле. Выходило, что обхаживал и испытывал он их в качестве кандидаток. Но это было в Голливуде, неужели и у нас будет то же?
  Через день сообщили, что меня ждут постановщик и продюсер. Продюсер был личностью малоизвестной и мне пришлось довольствоваться сведениями о постановщике. Я подгадала паузу в делах и направилась на студию имени Горького. Меня в этой интернациональной съёмочной группе встретили очень торжественно и уважительно, наши старались перед иностранцем держать марку повыше и про меня рассказали всё, даже то, чего я не знала. Но я к этому уже привыкла и не шарахалась от рукопожатий, приятельских объятий и поцелуев. В павильоне остались только те, кто был нужен для проб и ни одного человека более. Стенли, оказывается, общался со мной на Голливуде во время съёмок фильмов по Тургеневу и я ему бросилась в глаза. Как бросилась, он не уточнил или исчезло при переводе, не знаю.
  Грим и костюм решили попробовать в одном варианте на все эпизоды и гримёрша приступила к работе, в это время готовились декорации в павильоне, ставился свет и прочее. Пришёл раздражённый оператор и стал осматривать грим и костюм, они ему не понравились и он заставил кое-что поменять, передав нам собственные нервозность и раздражение. Прошло ещё несколько минут, напряжение моё было уже выше всяких разумных пределов, ещё немного и я готова была подняться и уйти, но что-то меня остановило. Я дождалась последнего штриха гримёра и последних стёжков иголкой костюмерши, оператор осмотрел меня, всё оказалось в порядке, он заметно повеселел и мы вышли в павильон. По ходу туда я свою нервозность оставила одной грымзе, которая явно спала с кем-то из лидеров этой команды и видела во мне соперницу. Я мысленно обозвала её сукой, которую трахают от скуки и безделья и все подряд, а моей задницы добиваются самые лучшие, но дать или отказать - решать мне. Я видела, что достала эту даму и моё настроение заметно улучшилось.
  Снимали первый эпизод встречи с Живаго. Там я была за окном и он подглядывал, как я выпутывалась из коллизии с приступом ревности моей матери. Мне нужно было сыграть именно это; он, как рефлексирующая утончённая и поэтическая натура, должен почуять взрослость и таинственность моих отношений с матерью и нашим общим любовником. У Пастернака это прописано очень ясно и в классическом стиле, именно так я и была намерена играть, чтобы мальчик всё понял и обомлел. Поставили свет, выстроили кадр и началось. Я сразу же обозначила свои претензии на первое место среди претенденток и не скрывала намерений. В первом эпизоде по возрасту моей героине было около семнадцати лет и я, будучи вдвое старше, имела большой опыт девической вольницы. Естественно, я постаралась сыграть девочку, соблазнённую и познавшую прожжённого дельца и распутного мужчину, но так и не потерявшую прелести и очарования, которые так ошеломили Юрия Живаго, более того, она стала тоньше и изящнее, несмотря на тайную взрослую жизнь. К таким грязь не прилипает.
  Весь эпизод длился около полутора минут и надо успеть вложить, не суетясь, не повторяясь и фиксируя всё главное. С камерой я уже была на "ты". Их установили сразу три, в том числе две телевизионные. Сняли после первой же репетиции. Приступили ко второму эпизоду. Там вышло ещё короче, но пришлось переиначить по просьбе постановщика, чтобы реквизит не мешал лицезреть мою игру. Я видела, что он делает охотничью стойку и включилась в игру "Бесплатного сыра не бывает!". Третью сцену снимали уже под его чутким руководством, он изменил мизансцену, громко командовал, переводчик едва за ним успевал, я внимательно прислушивалась и пыталась уловить суть его претензий на слух. Кое что понимала сразу, но его речь была далека от литературной и поэтому без переводчика приходилось очень трудно. Кое-что всё же я улавливала и иногда, чтобы сэкономить время, переспрашивала по-английски, доставляя ему несравненное удовольствие.
  Он откровенно тащился и уже примерял, куда и как приткнёт меня для сексуального контакта первого отборочного тура. Внешне Стенли выглядел, как типичный англосакс с орлиным профилем и на меня никакого впечатления, как мужчина, не производил. Совершенно никакого! Не возбуждал ни на тысячную процента. Даже с учётом служебного положения. Это меня утешало, поэтому я могла спокойно играть и не бояться волнения от его близости. Но и тревожило - я представляла, на каком языке будут приведены аргументы в пользу актрисы, выигравшей конкурс. Обещать я научилась уже давно, на работе в рекламной фирме это стало частью профессии: заставить мужчину сместить акценты в предвкушении иллюзий вероятной близости с женщиной. Предвкушение - это та морковка, за которой побежал не один мужчина. Я никогда не делала авансов и ничего не гарантировала, только предоставляла возможность пофантазировать на эту тему, сначала робко и стеснительно, а потом, поняв, чего от меня хотят, и совершенно бессовестно, эксплуатируя мужское тщеславие охотников за привидениями.
  Не опуститься до откровенности - вот что я должна была сделать в первую очередь. Я, конечно, дистанцировалась от своей героини и после съёмки очередного кадра мгновенно выходила из роли и надевала холодную личину целомудренной девы Марии. К ней он подступать боялся. И так до следующего эпизода, где Стенли опять срывался с кресла, жестикулировал, вертелся возле меня и указывал, как надо это делать буквально своими руками, не упуская возможности задержать их там, где было тепло, упруго, желанно и заманчиво. Белья на мне не было и он это сразу почувствовал. Эрекция у него оказалась вполне заметной и иногда он не выходил из клинча подолгу, чтобы не выдать себя моему партнёру, оператору и осветителю. Больше никого рядом с нами не было. Последний эпизод снимали очень долго и я поняла, что где-то на этом этапе все претендентки буквально ложились под него. Он показывал вместо Юрия Живаго, роль которого исполнил партнёр, как я должна упасть в его объятия несколько раз. Кое-что из его шаловливых движений не было видно камере из-за декораций и уж тут он постарался. В конце концов и этот эпизод сняли. Я осталась в павильоне и придержала Стенли.
  • - Я хочу посмотреть пробы с другими актрисами. Это мой личный интерес. Обещаю, никто не узнает! - сказала я и в первый раз посмотрела на него глазами нормальной женщины. Которая хорошо знала, чего хочет мужчина, но...Он оказался, как и все и на крючок попался с первого раза, нервно засуетился и замялся. - Можно видеоверсию! - предложила я компромисс. Он ещё немного помаялся, вероятно, прикидывая свои шансы и пригласил в свой рабочий кабинет. В кабинете мы были втроём с переводчиком, которому поручили управляться с видеотекой. Я увидела материал и игру актрис. Потом посмотрела на собственную игру и осталась довольна ею. Вместе с Каминской мы всё сделали очень даже прилично, мне не было стыдно, но для окончательной победы этого явно недостаточно. Игра моих конкуренток тоже была на очень хорошем уровне. Теперь нужно сыграть вторую часть роли и я решилась на неё. Я спросила у Стенли, каким он видит любовный дуэт Лара-Живаго, кто из нас, претенденток, ближе к его видению этого дуэта. Он удивлённо уставился на меня, посмотрел на переводчика и спросил, принято ли у русских вести такие разговоры. Я поняла его сразу и не стала дожидаться перевода, моя фраза, прозвучавшая по-английски, была очень проста и понятна:
  • - Сэр, в нашей стране со мной постановщик всегда откровенен. Если он видит фильм иначе, чем я, то я в нём не снимаюсь, если же наши взгляды совпадают в целом, то мы вместе создаём настоящее кино! - и вопросительно взглянула на переводчика, он был наш и все наши болячки знал изнутри, переводчик подтвердил мою фразу и сэр призадумался. Он вряд ли хорошо знал Пастернака, а уж его поэзию и подавно, она на Западе широкой публике известна мало.
  • - Это, уважаемая Энн, романтическая история двух интеллигентов в дикой стране и на переломном этапе. Варварство и утончённая чувственность - вот две конфликтующие стороны. Они заранее обречены, в этой стране у них не было шансов на удачу. Они должны уехать из страны, советом Комаровского обязан воспользоваться сам Живаго, а не перепоручать судьбу Лары сопернику. В этом его ошибка и трагедия, - в основном за косноязычного постановщика произнёс преданный переводчик и это мне не понравилось, трио в таком случае чревато фальшью. Вряд ли этот янки что-то соображал о специфике нашей революции, когда она грубыми сапогами вытаптывала огромные залысины в былых традициях и обыкновениях обычных семей и разрушала их устои. Мы и сами об этом знали не всё. И я решила вывести третьего лишнего из игры.
  • - Сэр, а вам, не кажется, что вы упрощаете? Ведь доктор Живаго настоящий русский интеллигент, из дворян, для него понятие долга перед Отечеством священно и, когда стоит выбор: личное или долг перед Отечеством, он не может даже любовь к женщине оторвать от чувства долга и любви к Отечеству. Это часть его души, где всё тесно переплелось и выделить одно, не погубив другого, невозможно. Лара лишь чуть-чуть менее возвышенна в чувствованиях, но она понимает Юрия и разделяет все его представления и о долге и о любви. Она более сложно и глубоко устроена, поскольку она женщина. Она русская по всему своему устройству и её перемещают по стране те же ветры, что и Юрия. Они встретились после длительной разлуки в этом сплошном аду и уже было пустили корни, но прошлое в облике Комаровского сыграло грязную штуку на их чистоте и внутренней порядочности и в очередной раз разлучило эти любящие сердца.
  • В стране постепенно всё успокоилось, но прошлое и всё, что с ним связано, многих потом держало крепко в своих объятиях годы и годы. Фильм именно об этом. Когда русский зритель смотрит на историю доктора Живаго в интерпретации иностранцев, то он не узнаёт ни романа, ни России, ни сути всех проблем, которые так тонко и правдиво раскрыты у Пастернака. Так о чём вы хотите делать фильм, сэр? - На этот вопрос переводчик ничего ему подсказать не мог и его потухшая мина доставила мне маленькую радость.
  • А вот зрелище постановщика было совершеннейшей отрадой для моего взора. Видели бы его почитатели в эту минуту! Он был, как приготовишка, не выучивший уроки. Он надолго замолчал, переводчик теперь был со мной заодно и не скрывал своего пренебрежения к американцу, который в интеллектуальном кино казался явным дилетантом. Это не тайна, что психологическое кино высокого уровня в Америке снимать самим американцам не приходилось - некому! За них это успешно делали европейцы. И чехи, и венгры, и французы, и наши братья южные, западные и восточные славяне в том числе. Наконец, он промямлил, сохраняя лицо, что приоритеты будут выработаны в ходе работы над сценарием и с учётом актёрского состава. Это была откровенная виселица и я его не пожалела. Не тот случай, разводить сырость!
  • - То есть, можно считать, что главной канвы, на которую будет нанизано дерево романа, за который автора безжалостно и публично преследовали на родине и с грандиозным пафосом и помпой расхваливали и присуждали Нобелевскую премию за рубежом, ещё не существует? - он откровенно заюлил, понимая, куда я его веду. Он туда не хотел, иначе вместо него назначат другого постановщика, который не позволит такого скандала в стране, где роман стал настольной книгой настоящего интеллигента. И такие там закручены деньги - зачем им скандал?
  • - А что бы Вы, Энн, предложили, как выглядит ваше, так называемое, главное дерево? - высунулся он с предложением перемирия.
  • - Но постановщик ведь вы, сэр, это ваша прерогатива и ваш хлеб! - ласково отказала я. Он должен меня возненавидеть или испугаться, иного не дано. Меня устраивало второе, я за этим и пришла в студию.
  • - А вы одна из претенденток на главную женскую роль!
  • - Сколько претенденток, столько и вариаций на тему главной коллизии фильма! - ответила я и показала пятерню и один палец - столько нас было, основных претенденток.
  • - Мы учтём предложения и найдём компромисс, творческий компромисс. Надеюсь, вы понимаете, о чём я? - куда девались его скабрезные нотки, что так и сыпались мне под юбку и в просвет блузки во время пробных съёмок.
  • - Если меня завтра спросят об этом в театре и я отвечу буквально слово в слово то, что вы сейчас сказали, послезавтра вся Москва будет говорить о том, что опять безголовые и амбициозные янки приехали снимать развесистую клюкву в стиле "Рашен энд балалайка, гей!" с цыганами и медведями. И обязательно найдётся кто-нибудь, кто на приёме в одном из европейских посольств поделится этой новостью с гостями по обе стороны границы. Они захотят у вас проконсультироваться, так ли вы выразились. Но о том, как вы выразились и что под этим понимать, они сообщат чуть позже, после того, как отгремит первая сенсация. Она желанна и потому её поставят на первую полосу, а ваше оправдательное резюме поместят через несколько дней где-то среди рекламы памперсов. Я умолчала о финансовых последствиях такой рекламы, они для продюсера и постановщика значили всё: от процветания до краха. И они это знали отлично.
  В кабинете повисла напряжённая тишина, я смотрела на знаменитого постановщика и не узнавала его: совершенно исчезли лоск и самоуверенность, шаловливый блеск в глазах и размашистость жестов. Он понял, что ветер может и сменить направление и силу. Я прочитала ему одну из ключевых поэтических вставок романа, посвящённых Ларе и попросила переводчика перевести поближе к той атмосфере, которая только начала создаваться между Ларой и Юрием Живаго, они тогда часто вместе дежурили в госпитале. И он ещё любил свою жену, а Лара приехала на фронт искать следы пропавшего без вести мужа. Вещь ключевая и потрясающая. Переводчик очень постарался и я увидела, что лицо режиссёра сильно изменилось, он въехал, наконец, туда, где находится русское понимание жизни и философии её справедливости - всё по поступкам, а не намерениям! Я от себя добавила, что из виртуального в реальный их роман стал преображаться именно с этой сцены и с этого момента стали изменяться и сами герои. Постепенно и необратимо! Я открыла роман с закладкой на этой странице и дала его переводчику, он с листа перевёл текст и взглянул на меня. Я посмотрела на Стенли, дошло ли до него, чего хочу я? Вряд ли, но соображать он уже начал. И то хорошо. Я покачала головой и поднялась. На сегодня общения с ним было вполне достаточно. Я вошла в гримёрку, переоделась, тщательно осмотрелась, привела себя в порядок и направилась к стоянке. Там меня поджидал американец, переводчика с ним не было.
  • - Простите, Энн, я думаю, что мы не должны расставаться на такой ноте! Может, выпьем или пообедаем где-нибудь? - он старался говорить медленно и отчётливо, чтобы я успевала следить за ним. Я не торопилась оправдывать его надежды и облегчать творческую жизнь и поэтому ответила не сразу, воздав за всё, что он вытворял во время проб. Я очень внимательно следила за его лицом, всё ли он понимает и первое слово сказала после того, как убедилась в этом.
  • - Только, если вы забудете, что я одна из претенденток на роль и вы просто решили поговорить с коллегой, случайно встретившись на улице, - он согласно закивал и пригласил в свой культурный центр, где можно было общаться на любом уровне и в любой компании. Я согласилась, он сел в свой "Форд", я в " Порше" и мы отправились мириться. Я хотела эту роль или себе или Каминской, добиться её - значит сломать карту в игре, где до сих пор я всё время играла чёрными. Он не пытался оправдаться или обелить себя, просто ему открылась ужасная и запутанная картина, в которой он мало, что смыслил. И первой об этом ему сказала я. Если он действительно профессионал, каким представляется всем, то ему захочется в ней разобраться. Это был вечер вопросов и ответов. Ко мне он даже не прикоснулся и только слушал или отвечал на мои вопросы. С умными женщинами он явно никогда так плотно и по делу не общался, поэтому взмок от старания не ударить лицом в грязь, он помнил, как самонадеянно выглядел совсем недавно. Надо было закругляться и я предложила ему выбирать претендентку из остальных пятерых актрис, потому что я передумала участвовать в проекте.
  • - Почему? - взвился он.
  • - Когда на ипподроме бывает дерби, то побеждает совокупность обстоятельств, которые формирует Его Величество Случай: погода, настроение наездника, самочувствие и степень разминки лошади, квалификация тренера, случайности по ходу гонки, шум на трибунах и много других значимых или незначимых обстоятельств - всё это и формирует атмосферу, в которой кто-то способен на победный финишный рывок. Так бывает даже, когда есть явный лидер, но победа достаётся другому .
  Мы не на дерби и устраивать для претендентов вот такой низкопробный и примитивный цирк, чтобы его победитель потом играл одну из тончайших психологических ролей по лучшему российскому роману двадцатого века - это очень неудачное решение. Не те качества проявит победитель, совсем не те! Вы совершенно не знаете, что хотите сделать с этим романом, возможно, мне не захочется участвовать в этом фильме, если он меня не устроит. Возможно, я не устрою вашу концепцию фильма. Всё должно быть заранее оговорено. В контрактах на Голливуде так обычно и поступают, не так ли? - он кивнул. - У меня есть представление о собственном уровне и я всегда знаю, когда надо отказываться, чтобы в меня потом не показывали пальцем. В общем: или - или! Ничего в этом фильме кроме Лары я играть не буду. Мои фильмы все знают, работы в театре тоже. У каждой из претенденток дело обстоит аналогично, дебютанток среди нас нет. Определитесь с концепцией, а подойдёт актриса или нет - это уже, смотря по тому, какая концепция. Простите, мне пора! - я поднялась и вышла. Он сидел, пригвождённый, и смотрел мне вслед, я это чувствовала спиной.
  Если он хоть чуть- чуть соображает в классике, то поймёт, что лучше Каминской кандидатуры на роль Лары нет в принципе, если же он дуб, то в этом фильме сниматься просто не стоит. Это мы уже проходили. Я спокойно выехала из паркинга и потихоньку отправилась домой. Приняла душ, посидела у компьютера и с лёгким сердцем отправилась спать.
  Каминская позвонила ночью, ей не спалось и она перетащила телефон на кухню. Я выяснила причину и мы вместе с ней решили задачку по обаянию дамы-директрисы, которая красивых женщин не переносила на дух, но деньги для рекламы в её фирме были очень и очень приличными. С ней и прежде приходилось возиться дольше других, преодолевая чисто женской упрямство, местами переходящее в бабью придурь. Но на деловых качествах директрисы это отражалось минимально. Потом мы перешли на философские вопросы и я спросила:
  - Что в твоей актёрской профессии главное, скрытое от публики и ни разу не названное никому? Что смогло так долго удерживать тебя на волне успеха и внимания публики?
  Я надеялась, что она не отгородится обычным клише для журналистов из приближённой братии.
  - Рутина, сволочизм и блестящий внешний вид любой ценой!
  - Это в каком же виде? - озадачила я претендентку на роль миссис Неустроевой.
  - Я всегда следила за собой, моё лицо и тело были безукоризненными для любых камер, с любых точек, в полном комплекте одежды и совершенно без неё в любых сочетаниях и комбинациях. Тело и лицо - это то, чем меня удерживают в памяти и фиксируют на фотографиях, плёнках, видеофайлах. Все смотрят на них и если там что-то не в порядке, если в них нет электричества очарования и привлекательности, то это звоночек. Меня не так поймут, поверят не всему, могут встретить через губу - а это всё! Надо менять жанр и переходить на радио. Для кино и театра лицо и тело - это моя визитная карточка. Их рассматривают и публично и в уединении и делают то, чего они заслуживает: смотрят, упиваются, делят на части, раздевают совсем и одевают во что-то своё, целуют, насилуют и приобщаются к этим насильникам и каждый раз делают это иначе и с полным самовыражением. Актёрскую технику видят и понимают немногие, для публики нынешней я символ успеха и со мной под боком у них многое получается лучше. Ставки по рекламе - это критерий моей успешности, она всегда точно отражает мой каждодневный рейтинг, пусть даже устраивают эту таблицу жулики, сильно повлиять на него они не могут. Ты учти, доходы от рекламы даже у нас, где стараются не платить все, у многих актёров составляют самую значимую часть. Я не самая успешная в этом, ты это заметила, но даже у меня это значительно больше ставки за приличный фильм.
   - Так что гимнастика, косметика для тела и лица - это основа и без них всё кончится очень быстро. Выразительность и мастерство хороши для гурманов, а их в этом универсаме покупателей - считанные единицы. Так что балом правит серая масса примитивных вкусов и их продажные провайдеры. Примеров вокруг тьма!
  - Ты помногу занималась гимнастикой?
  - По утрам 30-40 минут всегда и вечером чуть поменьше, но обязательно, чтобы снять напряжение и нагрузки. Иначе мешки под глазами, складки, припухлости и прочее, для моего жанра - это смерть!
  - Ты любишь своё тело?
  - Ненавижу! Анюта, ты вскоре поймёшь это и сама. Мысли, чувства, слова, всё, во что я вкладываю себя, отходят на второй план, подчиняясь диктату лица и тела. Ходить так, чтобы от тебя не отрывали глаз, желанно для многих, но, когда на тебе все зациклились и нельзя даже уединиться, чтобы сменить прокладки или подкрасить губы, то начинаешь стервенеть и это часто переходит не на внешних агрессоров, которые далеко, а на собственное тело и лицо - они всегда под боком. Кто бы ни был с тобой, он видит твоё лицо и трогает тело. Что и как я говорю, их интересует во вторую и третью очередь. Если их устроит моё тело и лицо, ничего более и не нужно, остальная я - так, шумовое оформление!
  - Все-все? - не поверила я.
  - Да! - твёрдо и без колебаний ответила Каминская.
  - Даже Руслан? - она помедлила, но недолго.
  - Меня он видел всякую и ни разу не отвернулся, в какой бы грязи я ни была. На его взгляд, я принадлежу ему полностью и он может со мной управляться, как ему заблагорассудится. Однако за чистотой и ухоженностью тела и лица он следит не менее меня и укоряет за недосмотры. Оно принадлежит ему, значит должно быть совершенным, наши умствования всегда были после стихии чистой физиологии. И при этом он не выпускал меня из себя никогда. Не дух ему нужен, а тело! - заключила она.
  - Но ведь и с Колей не иначе! - заметила я, впервые упомянув их имена вместе.
  - Ты хочешь, чтобы я тебя в чём-то убедила? - впервые в этой беседе она дала слабину. Её тон сменился, я ступила на территорию, куда стараются никого не пускать.
  - Нет, я только спросила: у Руслана всё иначе, чем у Коли? И только!
  Она нашлась не сразу, но была очень убедительна и я ей сразу же поверила. Вот что она сказала:
  - Я была рядом с Русланом семь лет и всё время снижала планку и опускалась сама, ты же с Николаем всё время росла и вот уже догнала и обогнала меня. Разве это не очевидно?
  - Может быть, дело не в наших мужчинах, - осторожно заметила я, - ещё есть окружение, возможности, ну и мы сами.
  - Анюта, поверь, для женщины мужчина - это всё! Если бы твоим мужем был не Коля, а Игорь, ты бы никогда не обратила на себя такого пристального внимания и так бы и осталась в своей глуши счастливой и незамеченной. Тебя сделал он! Ежедневно, ежечасно, своим взглядами, прикосновениями, словами, просто своим присутствием рядом - поэтому всё его влияние и оказалось решающим.
  - Я могу то же сказать и про Руслана. Только там было иначе - ты его старалась не приближать к себе, вот и всё! Может, поэтому и нет результата, которого ты ждала? - я намеренно умолчала о своём расследовании, чтобы сохранить чистоту эксперимента. Она в ответ только односложно согласилась и мы пошли дальше по списку вопросов.
  - Когда тебе нужно проверить кого-то: тот он или нет, а время поджимает и изыски не просматриваются, как ты это делала? - спросила я, надеясь облегчить собственную жизнь в чужой личине, используя опыт Каминской.
  - Ты не поверишь, как это просто!
  - Неужели?
  - Слишком просто! - я недоверчиво покачала головой, в этой роли до сих пор очевидных решений мне не попадалось.
  - Секс! - сказала она .
  - Правда? - как бы не поверила я и стала ждать комментариев.
  - Да, и с мужчинами и с женщинами. Если этим ремеслом владеть в совершенстве, то от тебя не укроется ни единой фальшивой ноты или движения. Нужно только вовремя и умело задавать вопросы, а потом внимательно выслушивать ответы. Я оставила в покое всякую заумь по психоанализу и придумала собственную шкалу и критерии. Она в папке "Анна", подраздел "Таблицы и схемы". Вот в этом подразделе всё и лежит, папка открытая - читай, не хочу!
  - Я эту папку видела и смотрела, но не думала, что она такая значимая. Поэтому просто пролистала, не открывая отдельные фамилии.
  - Возможно, я в чём-то и утрирую, но там, Аннушка, ни единой натяжки или домысла - только вещи объективные и основательно прочувствованные.
  - Это что же: ты наблюдаешь за ними со стороны и только играешь роль азартной партнёрши?
  - В общем, да! Раздвоение в таких случаях происходит совершенно автоматически: ты делаешь движения, издаёшь звуки, делаешь себе хорошо и со стороны каким-то надёжным и отработанным девятым чувством наблюдаешь за партнёром. У меня это произошло само собой, в один из таких моментов я почувствовала раздвоение, а дальше всё было просто.
  - Количество перешло в иное качество, - сказала я, переведя всё в философские категории, - и когда это новое качество явило свой лик?
  Она надолго задумалась и замолчала, а я всё это записывала в свою базу данных.
  - Думаю, наиболее отчётливо я это усвоила лет 5-7 назад. С тех пор почти без проколов и быстро.
  - И какая база данных набралась?
  - Думаю, пять-семь сотен запоминающихся случаев было, - сказала она совершенно свободно, будто хирург на ампутации конечностей в военном госпитале на поле битвы. И я опешила, такое мне и в голову не могло придти - больше полутысячи! Мне даже сотня казалась немысливой цифрой, когда я лишь слегка покопалась в архивах театральной звезды. Теперь же я не знала, как к этому отнестись. Каминская усекла моё состояние и продолжила тем же менторским тоном лектора на медико-травматические темы. - Понимаешь, Аннушка, эти случаи интересны многими деталями и я с удовольствием всё доводила до самого конца. У меня не было семьи и ничего и ни для кого не нужно выдумывать в своё оправдание. Это не б...ство, нет, в сексологии случился бы переворот, если бы эти наблюдения стали доступными. Это совсем не тот примитив, что разводят на страницах печати жучки от сексологии. Там есть имена и даты, есть и кое-что из обстоятельств, но мы их с тобой никому не выдадим, да об этом никто и не знает. Сама же читай, используй!
  - И там весь наш театр?
  - Да, все, кроме слесарей и рабочих сцены. Четыре директора, шесть главрежей, их жёны и любовницы, короче, нет там только людей, мне совершенно неинтересных.
  - А враги?
  - В первую очередь! Как же без них, Аннушка!
  - И теперь ты без этого богатства не скучаешь?
  - Нет! Это как прочитанная книга, можно, конечно, и вернуться, что-то перечитать. Но теперь мне некогда, твой мир - это другая вселенная и там своих скелетов хватает.
  - Ты разобралась с нашими дамами из бухгалтерии и экономической службы?
  - Слегка, думаю, да, большего они не стоят. А вот соблазнительная дама - Реклама мне уже запала глубоко.
  - И всё же этих дам поостерегись, если будешь неосторожна с мужчинами, они тут же сдадут. Есть там две коброчки, ужалят и моргнуть не успеешь!
  - Элина и Виктория? - уточнила Каминская.
  - Они самые, они мне иногда домой названивают и ловят момент, когда трубку поднимает Коля. И этак хитренько высматривают, куда бы уложить заветное словечко, чтобы он призадумался да посомневался.
  - А ты отвечать им не пыталась?
  - То же самое, только их мужьям? - уточнила я.
  - Да!
  - Нет, как-то не пришлось. Хотя однажды рука и потянулась съездить по размалёванному фейсу. И я подробно изложила собственные наблюдения о них и перешла на шефа. Она им заинтересовалась.
  - Только не вздумай с ним заигрывать, - предупредила я, - он не игрок и об этом всё тут же и узнают.
  - Я это заметила. - сказала Каминская и мы вернулись к детям, дому и мужу. Теперь я могла говорить и о нём.
   Жанна, Войтин и другие
  
  В первый вечер в ресторане "У Фёдора" мы были с Жанной. Я заехала за ней в парикмахерскую после репетиции, она уже ждала. Взглянув на её одежду, решила, что сегодня ей следует выглядеть иначе, уговорить её переодеться мне удалось быстро, пришлось вернуться домой и выбрать наряд из запасов Каминской. Она чуть пониже, но стати у нас были схожими, разве что кое-где она поизящнее, подгонять почти ничего не пришлось и мы отправились на свой первый бал. Жанна выглядела прекрасно и её яркая и броская молодость гармонировала с моей зрелостью, вместе мы смотрелись вполне. Пока ездили по городу, она оживилась и кое что поведала просто так, чтобы представиться. Я направляла свои вопросы лишь изредка, остальное она делала сама, прежней настороженности как ни бывало. Уже в ходе примерок и прикидок она кое что рассказала и о вещах интимных, в частности, о том, что поступить в театральное училище ей хотелось самой и непременно в Щукинское. Первый опыт оказался неудачным, но использовать, как она выразилась, административный ресурс, не пожелала. А этот год ей придётся пропустить уже самой, понятно из-за чего. Она очень непосредственно делилась своими соображениями и высматривала реакцию на свои слова. На трескотню пустенькой девочки это совсем не походило. При более пристальном рассмотрении оказалось, что Жанна не лишена вкуса, хорошие вещи чувствовала и носить их умела, с тактом и воспитанием, спасибо маме, тоже всё в порядке. С иголкой она на ты. О маме она ничего не говорила. Мать-то по сути человек добрый, вот только жизнь её не баловала, отсюда и категоричность. В общем, я осталась довольна девушкой и по дороге к ресторану объяснила основные приоритеты и правила нашего с ней поведения.
  Мы поставили машину на служебную стоянку и вошли в хорошо оформленный холл. Здесь всё было выполнено качественно и строго в рамках основательного строительства с использованием красного, жёлтого и белого кирпича, пожарникам придраться здесь не к чему, покрытия стен и потолков из негорючих материалов, а полы покрыты дубовым паркетом и только проходы по всей длине устланы серо-жёлтыми ковровывми дорожками. Освещение было неярким и ненавязчивым, лишь около сцены оно казалось нарядней, поярче и поколоритнее. Отдельные кабинки в дальнем углу огорожены неким подобием плетня с раздвигающимися шторками. Что там творилось, из общего зала можно увидеть, только, если был очень яркий общий свет.
  К нам тут же подошёл менеджер и разместил в закуток, который был на виду у части зала. Мы осмотрелись, здесь было уютно и комфортно. Нам подробно рассказали, про кухню - что из чего и какого качества. Мы, внимательно, из чистого женского любопытства, а так же ради поддержания реномэ, выслушали рассказ и стали изучать шикарно изданное меню. На последней странице разворота вставлено цветное изображение Каминской в роли Раневской из "Вишнёвого сада", её изысканная шляпка с цветами и вуалью и старинная причёска придавали классическую основательность и солидность этой книге с гуляшами и салатами. Я значилась в качестве постоянной гостьи и ценительницы кухни этого заведения. Звучало и выглядело очень прилично, осталось проверить, насколько это так. Мы только перемигнулись и она, понимающе, сделала серьёзную мордочку. Остановились на ухе из стерляди, куропатке с фирменным соусом, картофеле-фри, салате из свежих овощей и кофе с фирменным пирожным. Вино оставили на усмотрение хозяев, поскольку в дальнейшем намеревались изучить всю коллекцию.
  Музыканты уже работали и не грохотали почём зря, акустика и аппаратура у них была классная, в составе: клавишник, ударник, бас-гитарист и очень живой сакс-тенор; клавишник и сакс заметно выделялись и мы с удовольствием их послушали, Жанна не дичилась и вела себя достойно. Я не дёргала её по поводу осанки и движения, единственно, о чём просила ещё по дороге сюда, это держать спину и голову, не забывая о том, что ты женщина и на тебя смотрят. И на нас смотрели, мы же были заняты своими разговорами и, как бы ушедши за непроницаемый для эмоций экран, не особенно на это реагировали. По взгляду хозяина я поняла, что он доволен возникшим напряжением в зале и о своей рекламной затее не жалел - что ж, отлично! В паузе между блюдами, когда звучала хорошая мелодия и сольная партия саксофона, я посмотрела по сторонам, разыскивая менеджера. Он пришёл вскоре и я ему объяснила, что иногда нам бы хотелось и потанцевать и показала, как мы это выразим, если пожелаем. Его же задача: сделать так, чтобы мы не шарили взглядом по залу, а дать знак кому-то из надёжных и умелых танцевальных партнёров. Он нас внимательно выслушал и кивнул. Через некоторое время мы захотели проверить, как он это усвоил и что из этого получится. На наш призыв поднялись двое молодых мужчин спортивной комплекции и подошли к нам. Танцевать они умели и мы отработали разом ужин и грядущий завтрак с обедом. Эти ребята были из охраны и Жанна успокоилась сразу же, как только об этом узнала. Были конфликты, потом объяснила она.
  Музыка и хорошая кухня сделали нас добрыми и готовыми к продолжению досуга. Мы зарядились хорошим вином и калорийной пищей, вечер только начался и я решила испытать свою подругу. Ну, какая женщина до восьмидесяти не любит приключений? Некоторые же из нас до самых своих последних минут формы не теряют - ни дня без приключений! Нам с ней было в среднем чуть больше двадцати восьми! После вкусного ужина и с таким юным возрастом и разогревшейся кровью сам бог велел не жадничать и вернуть обществу всё сполна и в полном ассортименте.
  И мы отправились в казино. Одежда позволяла, настроение соответствовало и нам захотелось немного поиграть на адреналине у других. Свой жечь мне определённо надоело и я решила отыграться. Я внимательно следила за подругой и не увидела в ней ничего такого, что отговорило бы от этой затеи. Внешне Жанна была сама покладистость и покорность, мне трудно было поверить в это всерьёз: по себе знаю, до чего иногда доходят такие леди.
  Играли совсем по маленькой, я выделила Жанне сумму и мы по очереди пробовали себя на разных местах обдирания глупых и неразумных, потом перешли к карточному столу, где шла неспешная и серьёзная игра. Мы внимательно разглядывали игроков и изучали, как они себя ведут. Многие играли ради игры, им недоставало острых ощущений, сам результат казался вторичным, они были какие-то оголтелые и без тормозов. Такие, как типажи, интереса не представляли, мы с нею следили за состоявшимися личностями. Это сделать оказалось не трудно, поскольку они заметно отличались от другой публики: их поведение было взвешенным и осмысленным, риск и безалаберность они различали хорошо и никогда не ставили всего на одну карту, а в поведении видна основательность и хладнокровие. Даже проигрывали они с человеческими эмоциями, сильно окрашенными в мудрость и юмор. Особенно мне приглянулся один пожилой мужчина с хорошим животиком и прядью волос на затылке, она всё время сбивалась набок и открывала остальное, лишённое волос, пространство мудрой головы. В одной из пауз он уловил мой взгляд и ответно бросил свой, остался доволен и извинительно улыбнулся. Ему не до меня, здесь другие эмоции, в другой раз и не этом месте - вот что это значило.
  На нас тоже смотрели, трудно не смотреть, но это и всё, что позволено. Нам было достаточно на первый раз и этого. Мы переживали выигрыш или проигрыш вместе с игроками, но лишь переглядываясь, играя и беседуя глазами, между собой мы мало говорили, не давая повода прилипнуть с комментариями и объяснениями. Мы играли этюды, как условились, я задавала тему, она раскрывала, я ей либо подыгрывала либо нет в зависимости от качества образа. Она была способной девочкой и нашла много интересного в этих игроках - очевидно, занималась в студии и с душой и осмысленно. Жанна оглядывалась на меня и чувствовала себя достаточно комфортно, к нам не приставали - ледяной взгляд я отработала в совершенстве и он отрезвлял мгновенно.
  Тёмных углов мы старались избегать, поэтому риска попасть в историю не было. Это был ознакомительный визит и главным для нас было смотреть и вникать, а также проникаться. Нас запомнили, этого для первого раза достаточно и мы вскоре отправились домой. Я посмотрела на часы, время пролетело быстро, уже около часу ночи.
  • - Поехали ко мне! - сказала я, ощутив в глазах Жанны тоску, настолько ей не хотелось слушать мамины указания о правильной жизни. Её собственная одежда осталась в машине, так что у Жанны были варианты: приехать домой в моей одежде и потом вернуть, переодеться где-нибудь в тёмном месте в машине или принять моё предложение.
  • - Правда?! - не поверила она.
  • - Заедем, покажемся и всё! - предложила я, не зная их домашних правил, всё же поздненько для выяснения отношений с беспокоящейся о единственной дочери мамой.
  • - Может, для начала просто позвоним? - предложила она.
  • - Звони! - согласилась я и протянула мобильник. Мне не хотелось смущать девушку и я отошла в сторонку. Она управилась быстро и вскоре мы ехали ко мне. Я поставила машину напротив окон своей новой знакомой и помахала ей перчаткой, она ответила и мы поднялись ко мне.
  Мы пили кофе с пирожными, болтали ни о чём, пожелали доброй ночи сами себе и уснули. Утром я должна доставить Жанну на работу и сделать у неё причёску со стрижкой, которая мне, по её словам, подходила больше. Про своего мастера Каминская ничего не сказала, так что я была в свободном поиске. Утром Жанна встала легко и мы, быстренько позавтракав, отправились к ней на работу. Там всё оказалось по-серьёзному, мне подобрали компьютерный вариант стрижки и причёски со всеми атрибутами. Стрижку делала мастерица Дина с остреньким язычком и умелыми руками, она очень бережно и легко управлялась с моими длинными волосами и вспоминала всех своих клиенток, в лицах передавая, кто, как выглядит и на что претендует. Такой дамочке на язык лучше не попадать, решила я и на её вопросы отвечала односложно, чтобы потом не объясняться и не оправдываться. Но Дина в разговорчивом собеседнике не очень-то и нуждалась, мои кивки и подмигивания были эквивалентом словесных ретирад и воспринимались, как полноценный диалог - она чувствовала себя королевой положения. Судя по тому, что она со мной сотворила, Дина и в самом деле была ею. Я так ей и сказала, прямо и открыто, впервые с многочисленными эпитетами, метафорами и сравнениями. Она даже смутилась и настолько, что деньги за работу пришлось оставить через Жанну. После этого я отправилась на телевидение.
  День там оказался очень напряжённым и плотным и я задержалась надолго, пока и эту передачу не сдали под ключ. Эта передача была последней из прежней серии, мы с моим партнёром выработали новую модель и следующая обещала быть новой а принципе. Я поехала в театр, здесь всё шло по накатанной колее, мне уже было и не страшно и не опасно. После репетиции я зашла в костюмерную к маме Жанны. Она обрадовалась и у нас состоялся разговор, я не хотела расстраивать эту женщину, которая родила и в одиночку воспитала прелестную девушку. Мне удалось убедить её, что Жанне будет полезно немного пожить вне дома, она должна осознать многое из того, что произошло с ней и сделать собственные выводы. Чужие выводы и мнения - всего лишь дидактика и молодёжью никак не воспринимается, через это мы все прошли. Это как грабли - у каждого свои собственные. Именно собственные ошибки и взлёты и их последующий анализ и осмысление создают личность. Так я убеждала её маму.
  - Она разумная девочка, у неё хорошая наследственность, она гордая и иногда ей тяжело уступить даже близкому человеку, ломая в себе что-то, ещё только нарождающееся. Уступая, она загоняет себя в тупик: то, что должно родиться, так и остаётся мнимой и не апробированной вещью, появляется горечь от нереализованности, а в юности - это очень опасно! Вырабатывается комплекс и не один, и все они в виновной тональности: надеюсь, вы не желаете для своей дочери клинического набора несостоявшегося интеллигента? - сказала я, когда мы на доверительном уровне обсуждали судьбу Жанны. Она вздохнула и согласилась. Ей было нелегко, но она понимала, что всё время принимать на себя то, что предназначалось дочери, она не сможет и рано или поздно пуповину придётся разрезать. Я ей с пониманием улыбнулась и она оттаяла. Мы договорились о некоторых деталях переезда Жанны ко мне и примерном времени этого пребывания вне дома, Инна Сергеевна отпускала дочь из дому впервые и суетилась, как наседка, но в общем всё уладилось. Я очень тепло рассталась с мамой Жанны и она обещала попусту не звонить.
  Теперь у меня в доме появилась ещё одна живая душа, она требовала моего внимания и заботы и очень покладисто относилась к тому, что я говорила и делала. Она работала посменно и мы с ней всегда бывали вместе по вечерам и через неделю по утрам.
  
  Вскоре после звонка Игоря меня среди бела дня и в самой гуще московских улиц по мобильнику достала Каминская. Она была слегка возбуждена и после дежурных фраз перешла к главному:
  - Игорь предлагает тройственную встречу, это твоя идея?
  - Да! - призналась я и на противоиндукции к её настрою почувствовала себя спокойно и уверенно. Каминская явно запаниковала и, похоже, не без оснований. Я вкратце описала предысторию своего предложения и приготовилась услышать её аргументы. Пока она размышляла, я нашла местечко, где можно свободно говорить, не опасаясь выехать на встречную полосу. Мимо меня со свистом и рёвом летали "боинги" и "мерседесы", "илы", "тушки", "москвичи" и "япошки", а я спокойна взирала на всё это безобразие и беседовала со своей новой и самой заядлой подругой.
  - А ты о последствиях подумала? - спросила она.
  - Последствиях чего?
  - Он же обо всём догадается!
  - А если нет?
  - Нам с тобой достаточно варианта "да"! И конец обеим!
  - Мы прошли такие чистилища: ты моего мужа, я твоего любовника и подруг и никто даже не заподозрил. Неужели ты боишься Игоря? С ним-то мы знакомы и давно обе, от него никаких сюрпризов не дождаться. Зато можем порезвиться и заморочить голову окончательно. К тому же, он не болтлив, надеюсь, ты тоже так думаешь. Я останусь в твоём макияже и образе, а ты в моём и он поплывёт! Анюта, ты себе и представить не можешь такого! Ни в одном серьёзном психологическом фильме такой интриги не бывало, везде двойников играет один актёр, мы с тобой первые додумались до такого, - поддразнивала её я, Неустроева, набравшаяся в её личине наглости и нахальства. - Ему нужно именно это - он нас путает и на этой ноте с ним легко справиться.
  - Аннушка, ты, верно, шутишь? - не поддалась как бы рациональная Каминская, укачанная жизненными штормами и жизнью в Твери, где меня знали гораздо меньше, чем её во дворе дома на Ленинградском проспекте.
  - Отнюдь, Анюта! Чем он отличается от других, чтобы так паниковать?
  - Они - ничего не подозревают, а он - единственный знает всё от начала до конца и сам разрабатывал первую часть нашей операции. Вот в чём разница и причина беспокойство! Если же ты намерена таким образом всё прекратить, то я в этом не участвую! Разменяться можно и без крови, я говорила, что ни на чём не настаиваю, а только прошу. Прошу, Аннушка, и взываю к твоей высшей сути не делать глупостей!
  - Что ж, я тоже тебя прошу - не паникуй! Я не самоубийца и ты это знаешь, успокойся! Давай на всё посмотрим, как на рабочий момент, как на принципиальную схему, признайся честно - ведь ты предлагаешь кабальный обмен! Возврата из него нет. А там вся моя жизнь! Не только наши с тобой игры, но и жизнь. Жизнь, Анюта, моя прежняя и будущая жизнь! И если в какую-то минуту со мной что-то случится и я не выдержу новой роли, то я тебя оттуда вырву с мясом и кровью, чего бы это мне ни стоило, ты этого хочешь? Я спрашиваю, этого?
  - Нет, - глухо ответила Каминская.
  - Поэтому давай всё решать вместе и полюбовно, я права?
  - Хорошо.
  - Если уж какой-то вариант мы и разыграем, то решение должно быть совместным и без выкручивания рук и слезы по поводу трудного детства.
  И мы договорились о встрече. Я поехала в театр, немного озадаченная, но и со знакомым чувством чувством уверенности в себе.
  В ходе подготовки к спектаклю "Дядя Ваня", я нашла записи игры Каминской о минувших треволнениях в уже сданном три года назад "Вишнёвом саде" и часто обращалась к ним, чтобы понять основные черты и особенности входа в душу героини. Чисто теоретически я это представляла, могла даже изобразить схему вхождения, но практика у меня была небогатой и я упорным трудом её нарабатывала, отложив в сторону менее насущное. Особенно трудно было найти внешний рисунок женщины, которую я намеревалась изобразить. Он был трудно уловимой материей. Хотя и Раневская и Серебрякова в чём-то были похожи и играла их одна и та же актриса, мне было сложно ухватиться за что-то, как за основу и от него приращивать остальное. Я пыталась найти походку или тональность в разговоре, чтобы они в свою очередь помогли отыскать этот ключик. Но ничего глубинного найти так и не смогла, а то, что лежало на поверхности, меня совершенно не устраивало: Каминская не могла быть такой нетребовательной и пустенькой. Чего-то в образе Елены Андреевны я ещё не постигла. Пришлось нырнуть в глубины актёрских наработок Каминской. Там было много материала по внешнему рисунку и его связи с внутренней сутью роли.
  Потом я вообще отошла от Чехова и вернулась к основам раскрытия этого образа. Когда я разобралась с сутью характера героини и перевела своё понимание в реалии красивой женщины начала века, передо мной замаячило что-то вполне зримое и свойственное этому образу, я увидела, как она должна входить в своё имение и осматриваться в нём и как она должна видеть провинциальную родню своего мужа. Когда понимание этого вхождения в дом, наконец, дошло до моего сознания, остальное стало уже легче, его я привязала к первым ощущениям, отсюда последовали нужные интонации в беседах с партнёрами. Она должна быть немного отстранённой, поскольку приходилось отрабатывать повинность в общении с неинтересными и незнакомыми ей людьми. Ей хотелось либо соперничества, либо сотрудничества с ними - она была лидером, но не деспотом. И ещё этой женщине было тоскливо без игры и интриги. Это прописано у Чехова очень ярко и недвусмысленно. Отсюда и вариации в голосе - она и игрива, и уступчива, и категорична, и загадочна. В ремарках и рабочих записях автор это отмечал постоянно. Основа её тембра - загадочная вибрация, исходящая из самой глубины души. Я стала искать эту глубину в собственных запасниках. Когда окунулась туда с этой целью, то была неприятно поражена совершенным беспорядком и начисто отсутствующей системой в том, как я знаю себя. Пришлось и здесь ввести учёт и наводить порядок.
  Вот так, работая над рисунком роли, приходилось заниматься и психологией и основами физиологических процессов.
  - Удивлены? А вы пробовали понять, почему в хорошем настроении у вас и голос звучит по-особому и лексикон даже при заказе ростбифа в служебной столовой отличается от набора слов в состоянии раздрай? Вспомните, как тяжело, с натугой подбирая слова и выдавливая их из себя, объясняетесь по любому поводу с мужем или начальником, если вас тревожит что-то изнутри. И как это бывает легко и с удовольствием, когда никакого давления нет. Один и тот же текст вы говорите на разном тональном уровне и звучание у него может быть совершенно иным. Более того, иногда в таком особом состоянии вы не можете употреблять некоторые слова и выражения, не поворачивается язык и всё тут!
  Раньше я это просто чувствовала и оценивала игру актёров по критерию: верю - не верю, нравится - не нравится, убедительно и зрело- совершенная ересь и мура! Теперь же я знала - почему! Почему не верю или не нравится. Это маленькое открытие немного подбодрило. Но я знала, что это только начало. Не то, чтобы утешало, нет! Но это уже какая-то почва под ногами, мне и раньше было привычно разбираться со всякими причинно-следственными связями в своей работе и вот, придя к тому, что и здесь те же законы, я поняла, что всё смогу и постигну. Походку я неожиданно для себя открыла, когда мысленно прослушала несколько фраз Сони, сидя в кресле и решив подняться, чтобы успокоить эту молодую женщину, засидевшуюся в девицах. Я в это время должна быть почти стервой: и грудь и бёдра во время подъёма из кресла и несколько шагов должны чётко передать, чем мы отличаемся. Ничего более - только мой подъём и несколько шагов, она должна глаза вывихнуть, глядя на это, она должна понять, чем мы отличаемся из одного этого движения. Я знала, что для женщины более доходчивого и яркого примера не существует. Для зрителя тоже. И решила найти эту походку, по крупицам собрать и выдать ей, чтобы она запомнила и поняла: её сила в том, чтобы заставить других мужчин и женщин смотреть на себя так, как она смотрела на меня. Иначе - всю жизнь убить на переписывание счетов. Они ей ненавистны и, если бы был хоть какой-то шанс сменить способ добывания хлеба, то она бы, не колеблясь, воспользовалась им.
  Нашла только на следующий день, сначала обрадовалась, прокрутила всю сцену с этой находкой, потом мой восторг плавно перетёк в удовлетворение и я стала решать следующие задачи. Такие же ёмкие и простые, как и пятисекундные немые шедевры Каминской вместо затяжных монологов и диалогов. Зрительно я уже представляла многое и могла обходиться без зеркала и камеры, к ним я обращалась в крайних случаях, когда заходила в тупик.
  Вечером я подошла к своему приятелю - лесному цветку и спросила, приласкав его стебли и листочки нежным душем из пульверизатора:
  - Ну, как, дружочек, уже полностью освоился. Домой не хочется? И он ответил, распрямляясь и поднимаясь во весь рост, прихотливо изгибаясь и выказывая удовольствие и удовлетворение. Он делал это пару секунд и замер в ожидании моей реакции, поняла ли я? Когда я касалась его листочков, он очень чувствительно трепетал. Когда просто смотрела, он смиренно ждал моих ласковых касаний и опять прямо-таки упивался нашей игрой. Так мы с ним беседовали и он изо всех сил старался, ему это было труднее, поскольку все домашние цветы привычнее ко всем этим горшкам и кашпо. Но он держался и я его поощряла, в литературе говорилось, что в неволе они живут недолго. Чего-то, вероятно, из микроэлементов им в домашней среде всё же нехватает. Или причина в ином? Надо почитать об этом.
  Через день после разговора с Каминской я выкроила паузу и приехала на условленное место в старый парк за Волгой. Каминская выглядела блестяще и собранно, она пользовалась моей косметикой и умело подавала себя даже с такими ограниченными средствами. Но её героизм стоил намного дороже и я выложила из московских запасов значительную часть средств по поддержанию лица и тела женщины и сражению наповал мужиков. Привезла так же и кое что из одежды и белья, ей будет приятно на новом месте пообщаться и со старыми друзьями и подружками, к которым она привыкла. Её любимые духи от Шанель в отдельных флакончиках для утра, дня и вечера лежали в фирменной коробочке, их должно хватить надолго. Ещё до начала нашего саммита я выложила всё это на видное место и сказала, что это взятка, хоть и скрытая. Она оценила и шутку и мой жест. Взглянув на духи, она как-то странно вздохнула. После обмена вариантами, уже просмотренными заранее, началось их обсуждение. Как на техническом совещании в нашей фирме. Каминская уже овладела многим и была готова к такому обороту. По здравому размышлению мы единогласно решили не рисковать совершенно и нигде не появляться одновременно. Таким образом, затея с небольшим розыгрышем Игоря была единодушно осуждена, как вредная нашим обоюдным интересам. Риска и нервных стрессов хватало и в повседневной жизни. А насчёт Игоря решили не манежить его и тихонечко женить на Даше. Каминская про неё подумывала давно и поделилась подозрениями, что та её высматривает в театре уже несколько последних месяцев. Я описала внешность Даши и Каминская сразу же её опознала - одевалась эта женщина и выглядела очень впечатляюще и спутать с другой трудно. Разумеется, меня эта дама тоже знала, но в качестве игоревой зазнобы никак не предполагала, так что Каминская была очень заинтересована в продлении этой иллюзии. С Неустроевой Даша проблем не могла иметь просто по определению, другое дело - Каминская. Она мне призналась, что одно время даже хотела за него пойти замуж, но вовремя одумалась.
  - Надо же, чуть не сделала глупость!
  - А что в этом такого? - спросила я. - Как вошла, так бы и вышла, если бы там оказалось не то.
  - Тогда мне пришлось бы ломать и его и себя, а это след на всю жизнь и он несмываем.
  - Поди, кто-то в это время был? - предположила я другую, более вескую причину.
  - У меня всё время кто-то был, как, впрочем, и у тебя. - не согласилась она. - Но мы отвлеклись, итак, что делаем с Дашей?
  - Помогаем охмурить Игоря. Ты со своей стороны, а если она опять приедет в Москву, то подключусь и я. И делаем это синхронно - она наступает, а мы отвергаем. Она достойная женщина и любит его или я ошибаюсь? - Каминская согласно кивнула: - Так, как она за ним тянется, другая бы не стала.
  - Слушай, Ань, а если она чучундра и от неё не член, а вся его суть встаёт и противится, что тогда? Ей давно не двадцать и не замужем - при таком-то декоре, а? Может, мы это зря?
  - Ну, это и проверить недолго, - резонно заметила она. Обсуждение этой темы затянулось и по завершении я спросила:
  - Аннушка, как у вас с Игорем случился первый секс, кто соблазнял? - спросила я и Каминская задумалась, припоминая давние эмоции.
  - Я в него влюбилась почти сразу же после нашего знакомства, он был обстоятельным и основательным, так что потянуло к нему тут же и это случилось само собой. Это было обоюдным влечением, а любит он, по-моему, до сих пор. Это самый продолжительный кошмар моей жизни, - вздохнула она, - но я от него усвоила очень много и это тоже случилось само собой. Умение анализировать и системно мыслить пришло от Игоря, он учил, получилось не сразу, но он смог мне это привить, несмотря ни на что. - Она досадливо поморщилась, отмахиваясь от всплывшего фантома ранней молодости, и продолжила. - Ему я обязана многим, он совсем не походил на парней и мужчин моих сокурсниц, да и других более зрелых дам, держась за него, я во многое не влипла, а от суетного воздержалась. Он, Анюта, слишком для меня значим, чтобы играть в шутейные интриги, я даже сейчас не знаю, как замолить грехи перед ним. - Она вздохнула и замолчала, пережидая и успокаивая вновь взбудораженное, её нешуточный трепет я хорошо ощутила. Она продолжила нескоро и очень устало. - Теперь понятно, почему я с ним не должна встречаться ни в коем случае?
  - Да, - сказала я, изучая глубину эмоций своего двойника, они были запредельными и я теперь это хорошо различила.
  Потом мы обсуждали только мои дела и Каминская внимательно и придирчиво разбиралась со всем моим багажом и результатами. Тычков я получила довольно, но были они доброжелательными, точными и по делу. О своём расследовании из экономии времени я опять умолчала, но по биографии Каминской прошлась в целом и потребовала чётких ответов, чтобы впредь не плавать. И она выложила, где лежат подробности, выдала и остальные пароли к старым файлам. Расстались мы с искренним пожеланием взаимных удач.
  Вернулась я домой быстро, стрелка спидометра перевалила за сотню и не однажды достигала отметки в сто пятидесят километров и весь путь занял чуть больше часа. Так быстро я ещё не гоняла, а тут вдруг появился кураж и уверенность в себе. Мои несравненные колёса послушно следовали моим устремлениям. Они, колёса и устремления, сговорились и втихую подталкивали меня куда-то в неизвестность, но я не очень и противилась, мне было любопытно. То есть, ещё и любопытно. Плюс ко всему остальному.
  Через день после соглашений с Каминской позвонил Игорь и сообщил, что Неустроева продолжения прежних игр не желает и наотрез отказалась от встречи со мной, выглядело это с нашей стороны скверно - он выполнял самую черновую работу в нашей авантюре по обмену и в итоге, как нежелательный свидетель, оказался за бортом. С одной стороны совесть меня всё же беспокоила, но с другой было и другое: после всего сделанного прежней Неустроевой не стало, исчезла и былая Каминская, а новые мы были как бы правопреемницами. Но свободными, поэтому груз прошлого и мне и ей был ни к чему. Нам и без того приходилось непросто и принимать на себя ещё и чужую флюктуацию было совсем не кстати. Да и некогда. Волна забот и нагрузок меня просто захлестнула и я только успевала поворачиваться и уворачиваться, чтобы не утонуть.
  Но ведь это Игорь! Я вздохнула, потеплела и расслабилась, припоминая наши с ним первые шаги в одолении актёрского ремесла, его обязательность и заботу обо мне и в очередной раз осознала, что без него не было бы ни-че-го!
  - Игорёша, приезжай в любое удобное время, только предупреди, чтобы не разминуться, я тебя всё так же ценю и даже немножко люблю. Если можно верить женщинам вообще, то поверь - у нас нет почвы для взаимного недомогания, ведь так? - сказала я и ни капельки не словчила и не слукавила. Всё именно так и было. Он сказал, что приедет в пятницу вечером и хотел бы остаться до воскресенья. Я посмотрела своё расписание и согласилась. Днём в субботу у меня кроме домашних дел не было ничего, а вечер занят и до самой ночи, в воскресенье съёмки на "Мосфильме" в павильоне назначены на послеобеденное время, так что Игорь мог бы поездить со мной. Это, подумала я, ему будет полезно для освежения воспоминаний о моём ритме, да и интерес для себя в киносъёмках найти вполне возможно. В субботу до обеда дома должна быть Жанна и при желании он мог бы остаться с ней, это было бы полезно и интересно для обоих. Прикинув всё в общем, я сделала отметки в дневнике и занялась делами.
  Вскоре позвонила Каминская, она казалась сильно озабоченной, а может и обеспокоенной.
  - Аннушка, Игорь стал неуправляем, раньше такого не бывало - весь из себя досада и расстройство. Тебе он уже звонил?
  - Только что, - ответила я.
  - И что он хотел?
  - Встречи, Анюта, встречи! Мы его с тобой дружно трахнули и отвернулись, разве нет? Он приедет в пятницу, пусть разгрузится! Я ни за что его не выставлю, когда бы он ни приехал и как долго бы не задержался, - ответила я с таким напором, что Каминская это хорошо учуяла даже за двести вёрст.
  - А ты не боишься - мы с ним почти муж и жена, только штампа нет, - предупредила Каминская. - Он про меня знает даже то, что я уже забыла, но он так умело выкапывает это забытое, что я принимаю за свежее и ничем кроме новизны не пахнущее. Ему легко нас поймать, ты многого про меня не знаешь, - просвещала и заботливо увещевала она от моих щедрот.
  - Может, сама приедешь на ночку-другую, а? Заодно и рассеешься! Я его доведу до кондиций, а как уснёт, поменяемся и ты умело и дозировано добьёшь. И дождёмся утра, в Тверь увезём квёлого и хворого на "скорой"! - попробовала я остудить зуд заботливости своей самой заядлой подруги.
  - Шутишь, моя дорогая, - мягко отметила Каминская, - значит, не укатали горки. Ладно, это даже хорошо, что ты в боевой форме, тогда для полной гармонии визита подключаем и Дашу. Как мы с тобой и договаривались - в то же время и на том же месте, как тебе такое? Надо же их как-то приучить к мысли, что у них может что-то и получиться.
  - Хорошо, сделаем, как и договаривались.
  - Только, пожалуйста, так, чтобы всё с Дашей исходило только от тебя. А с Игорем - от меня и никак не пересекалось, ясно?
  - Да, я ей прямо сейчас всё и выложу, пусть соображает. Каминская в пять слов передала суть совместной жизни с Игорем. Я видела, что ей бередить ещё раз эту рану очень неприятно и сменила тему, затем мы уточнили расчётное время прибытия каждого из визитёров ко мне домой и распрощались. Только я положила трубку, как раздался звонок.
  - Ну, ты и разговорчива, никак не дозвониться, - сказала Настя, - но я уже еду и скоро буду. Ты никуда не торопишься?
  - Приезжай, жду, ты надолго?
  - Пока не выставишь! - пошутила она и я улыбнулась. Даже по телефону поток её тепла согревал и нежил, я невольно взглянула в зеркало и увидела свои загоревшиеся глаза - с чего бы это они?
  - А Жанна? - она заботилась обо мне даже в мелочах.
  - Работает, сегодня она с утра, - ответила я, не отрываясь от зеркала, кто-то очень знакомый смотрел на меня и не скрывал проедвкушения и тайной неги. А ведь в этом дуэте двое: Настя и Каминская, но почему я так возбудилась, будто годы глубокой привязанности двух женщин и мои тоже? Та, что смотрела из зеркала, даже не издевалась, она просто меня не замечала и ждала Настю.
  Настя вошла и на этот раз все вещи квартиры Каминской вокруг неё стали шушукаться и уважительно расшаркиваться, будто меня тут и нет. В прошлый раз они такого себе не позволяли, подумала я. В ней они видели свою и втихую бойкотировали самозванку. Настя бросила своё модное пальто на кресло и села в другое напротив.
  - Угадай с трёх раз, с какой я вестью? - начала она, не скрывая прекрасного настроения.
  - С хорошей! - "угадала" я и подставила щеку для поцелуя.
  - Точнее! - не заметила она моего лукавства и поцеловала по-настоящему, меня даже повело от её энергетики.
  - Сногсшибательной и приятной нам обеим! - продолжала я гнуть ту же линию.
  - А конкретно, про что весть-то? - настаивала Настя.
  - Про нас с тобой! - не отступала я от выбранного направления, уж очень она светилась, а весть только про неё или кого-то другого её бы ни за что так не взволновала и не привела бы ко мне в такое очень удобное для нас время, да и настроена она слишком интимно, чтобы делиться этим с другими. Ничего другого быть не могло! И я стояла на своём. Она вздохнула и сдалась:
  - Ну, что ты, Аннушка, заладила со своей логикой? С тобой даже неинтересно, всё знаешь наперёд! - она слегка расстроилась. Ей хотелось игры и чтобы я разделила её радость - это было на ней написано. И я её прижала к себе, нашла аккуратное ушко и шепнула парочку словечек - она отозвалась и повеселела.
  - Чаю, кофе или чего покрепче? - спросила я.
  - Чаю, - сказала леди Гамильтон и забросила свою изящную левую ножку за правую, обнажив бедро почти до середины. Там виднелись широкие пояски резинок новомодных колготок. Когда я принесла всё к чаю, она выложила на столик свою папочку для бумаг и принялась рассказывать про папиного знакомого, который предложил ей чековую книжку, руку и сердце и выезд в Лондон на постоянное место жительство. Прозвучало это так, что мне предлагалась некая истина, как бы данность, которая для нас с ней имеет важное значение, а моя роль в этом определяющая. Я дошла до этого не сразу, впитывая особый шарм, исходивший от Насти. Блузка у неё была без пуговиц и лишь слегка запахнута и из-под неё выглядывали восхитительные девичьи груди, это чудо женских прелестей зритель в кино никогда так и не увидел, как, впрочем, и другое, она умудрялась соблазнять, не обнажаясь и то, что я видела, было исключительным и только для меня. Она была уверена в своей неотразимости и знала, что мужское тело для меня - это только инструмент для познания собственного, сама же она, похоже, обо мне знала гораздо больше любого мужчины и могла об этом поведать тоньше и основательнее.
  А ещё они вдвоём с Каминской тайно готовили собственные сюжеты, купались в их очаровании, раскрывая друг другу новые черты и возвышаясь над собой, влекомые к новым горизонтам. Каминская вскользь и неохотно призналась в этом: то, что их связывало в прошлом, для неё значило очень много, но ... Про своих мужчин она говорила с ещё большим трудом и неохотой и я уже стала догадываться о настоящей причине. Ну, а те мужчины, что окружали Настю, могли они быть причастны к их охлаждению? Не был ли причиной раздора какой-нибудь обладатель мужских статей? Политика ни одну из них не интересовала совершенно, а вот что-то личностное от этих обладателей фаллосов вполне могло вмешаться, не зря обе стыдятся былого. Настя так же умна и продвинута, как и Каминская и отличала минутную слабость от земного притяжения. Сейчас она со мной и я хорошо представляла важность этого визита, для меня это было испытанием на прочность собственных притязаний, в которые я ещё не верила и сама, а Настя предоставляла шанс. После двух лет размолвки. Я приготовилась ничего не пропустить и на всё отозваться. Но оставаться привычной для неё ершистой, требовательной и задиристой Каминской.
  - Представляешь, - продолжила она про своего ценителя и поклонника, - он гарантирует место в Ковент-Гарден, ну, не нахал ли? - пригласила она меня к себе вовнутрь.
  - А что, очень мило, с английским у тебя проблем нет, даже акцент островной, - сказала я, как бы и не заметив предложения, - да и от родителей недалеко, пару часов и ты дома, что там Лондон - так, пустяк, это же не Томск, Красноярск или Новосибирск! Там холодно, да и далековато - в гости не всякого не заманишь. А в Лондоне всегда на виду. Очень мило!
  - Варенье у тебя исключительное, - похвалила она прозрачный рубиновый нектар малины, пропустив шпильку мимо ушей, - небось, мама прислала?
  - Да, урожай этого года, - сказала я и стала ждать конца церемонии.
  Настя отодвинула чашку и провела рукой по юбке, натягивая её на колени. Я просто чувствовала, как она хочет, чтобы я проследила за этим и ещё раз оценила её фигуру. И охотно это сделала. А она увидела и улыбнулась, едва заметно, но очень ёмко. И опять у меня сердце ёкнуло. Она подняла ресницы и не стала интриговать, ей было достаточно.
  - Аннушка, ты помнишь, мы как то говорили о Стриндберге, сыграть двух колдуний - так мы хотели тогда. И перейти к реалиям - мы уже давно к этому готовы, ты не находишь?
  - Это, верно, было ещё в прошлой жизни, - осторожно сказала я, увидев, как из чулана вывалился очередной скелет. Сколько их ещё? И вздохнула. Получилось вполне уместно. Настя протянула пакет с бумагами:
  - Посмотри, может, понравится!
  И я открыла его. Это был Стриндберг, тот самый, от которого вся Европа и две Америки без ума и все его пьесы идут "на ура". В пачке листов была сравнительно свежая пьеса, не старше трёх-четырёх лет. В кратком анонсе излагалось содержание, а остальное - литературный русский перевод с оригиналом на левой стороне листа. Я взглянула на выходные данные распечатки - им было около полутора лет - этим листам. Пьеса называлась "Пир победителей", речь шла о двух дамах высшего света, которые раздевали донага своих высокопоставленных мужей и их повелителей во время государственного приёма в честь заключения победного соглашения правящей верхушки страны. В ходе этого раута две дамы выворачивают наизнанку своих собеседников и в конце пьесы становится ясно, что ни победы, ни победителей здесь нет. Дамы в начале пьесы, ну, и бала, естественно, пообещали не отказать в самых смелых притязаниях двум наиболее выдающимся представителям выигравшей команды, но оказалось, что они все в противоположной, которую здесь считают проигравшей. Вся прелесть пьесы заключалась в тонких и хорошо прописанных диалогах и откровенности лживых фраз, которые у "победителей" чередовались часто и, иногда, невпопад. В ней занято от пяти до семи актёров, из них две актрисы - ведьмы или колдуньи и им всё можно. Находятся они на сцене всё время вместе или по отдельности, а остальных персонажей, их около трёх десятков, играют от четырёх до семи актёров. Роли у них короткие, поэтому такое многостаночие - каждому актёру по пять-семь ролей в двадцать-тридцать слов и одной-две минуты на сцене. Остальное внимание автор уделил двум женским персонажам, назвав их колдуньями. Только просмотрев анонс, я вспомнила, что читала пьесу в Интернете и она мне очень понравилась.
  - Это вещь, - сказала я и положила обе руки на пьесу.
  - Она наша, - сказала Настя и прозвучало это, как голос Левитана, который объявил о долгожданной победе над немцами. Я даже боялась поверить в это. Такие пьесы играют по международной лицензии и за немалые деньги, на них съезжается мировой театральный бомонд и все их премьеры проходят с такой помпой и трескучими отзывами, что нам в России и не представить. Крупнейшие мировые финансовые и деловые издания аршинными заголовками свидетельствуют свою принадлежность к этому сумасшествию интеллектуалов и в один миг делают известными тех, кто занят в подобных проектах. Кто там обычно занят? Звёзды мировой величины! Каминская как раз из них и на неё пойдут и поедут отовсюду, её знают. Но она в этот спектакль точно не попадает. И я, покосившись на Настю, она была насторожена, очень незаметно вздохнула. Мне не хотелось убивать её настроение и я искала пространства для манёвра.
  - Что, не веришь? - почуяла она недоброе и стала нервничать. Я кивнула. Я боялась, что дрогну и выдам себя. Насте я не могла признаться. Но и поддакнуть, значит обмануть по большому - это не счета копировать из ежедневника. Такого я сделать не могла.
  - Господи, ну какие же эти скелеты живучие! - подумала я и подняла глаза на Настю. Она озадаченно смотрела на меня и ничего не понимала.
  - Почему? Мы же с тобой об этом так мечтали и вот она, пьеса! Её Вадик Кудрявцев выкупил, лицензия на одну постановку и полгода проката. Аннушка, что с тобой, ты, верно, устала?
  - Устала? - я осмотрела подсказку со всех сторон, вспомнила её фотографию с Вадиком в альбоме Каминской и нашла приемлемый лживый ответ. - Нет, пожалуй, середина дня, ещё нет! У меня сейчас всего под завязку, свободно вздохнуть некогда. И кино и два спектакля в работе, два в репертуаре, сама знаешь! Я не выдержу ещё и этот спектакль, его же надо потом и на английском играть, нет, Настя, я такого уже не вывезу! Спасибо, но нет!
  - Перестань, Аннушка, я ждала этой минуты почти два года, а ты отказываешься, да потом ты всю жизнь будешь себя укорять за сегодняшнюю расклейку!
  - Два года? - удивилась я, зачем она ждала два года? И только сейчас вспомнила, что они с Каминской всё это время были на контрах. - Ну, и что?
  - А что мешало сделать это раньше - месяц, год, два года назад? Я бы ни за что не отказалась, если бы была хоть чуточку посвободней.
  - Ты бы расценила это, как взятку! - отрезала с блеском в глазах Настя и я вновь убедилась, что принципы для неё имеют первостепенное значение и сохранение собственного лица значит не менее, чем свобода.
  - И ты хранила это сокровище до нашего примирения? - она кивнула.
  - А если бы оно не случилось и мы стояли бы стенка на стенку, как Монтекки против Капулетти?
  - Я бы попросила Кудрявцева продлить лицензию, у него есть такая возможность.
  Я покачала головой и ничего сказать не могла - подобной верности просто не существует. Могла ли я её после всего этого подставить? Гнетущая пауза давила на меня так же, как и взгляд непонимающей Насти, я не знала, как быть и что говорить и, наконец, уронила:
  - Когда она заканчивается, эта лицензия?
  - В следующем ноябре. Год на всё вместе с постановкой и прокатом, - она увидела просвет и устремилась туда. - Постановщик уже есть, он готов приступить к подготовке, нужен продюсер и всё - антреприза готова. Деньги на постановку обещал Вадик, он не подводит никогда. Раз за лицензию выложил, что теперь мелочиться!
  Я задумалась. На этот же период будущего года мне предстояло сняться в двух фильмах с Абашиным и, вероятно, в "Докторе Живаго" у Кречмета, не считая участия в четырёх спектаклях. Вставить сюда же кошмар новой сложной постановки было для меня явно неподъёмным. Каминская, возможно, это сделала бы на одном классе - мне такое не по силам. С другой стороны, отказаться - значит обидеть Настю, которая сразу же после примирения пришла с этакой конфеткой. Отказ нанесёт ей сильный удар, нашим отношениям тоже. Казалось - тупик. У меня даже заныло подложечкой от безысходности.
  И тут я вспомнила - Каминская как-то рассказывала о подобных случаях с перебором работы, поначалу ей казалось, что выхода нет, но потом всё само собой как то устраивалось. Но это с ней. Всё-таки я - не она! А ещё - меня просто тянуло к Насте, сама не знаю, почему, но тянуло и быть рядом, говорить ни о чём, чувствовать её взгляд, понимающую улыбку и осязать на себе умелые руки, которые знали обо мне всё. Мы и думали как-то навстречу друг другу. Я просто не могла противиться её колдовству и немыслимой привязанности. Всё это было написано в её искристых глазах, которые смотрели на меня с последней надеждой умирающего.
  - А если я не выдержу? - спросила я. Настя так взглянула, что мне стало стыдно и я малодушно кивнула:
  - Хорошо, я согласна, но мои похороны за твой счёт! - она только улыбнулась:
  - Я сегодня же изменю завещание, велю похоронить меня с тобой в одной могиле и в один день!
  - Поди, ещё в одном гробу? - скрипнула Каминская.
  - А что? Я не храплю, во сне почти не ворочаюсь и в общении очень неворчлива, думаю, уживёмся?! - она уже не шутила. Я взглянула на часы, Жанна должна придти через пару часов. Мы вполне могли ужиться некоторое время до её прихода и проверить сыгранность по Стриндбергу. Когда мы отложили текст и пошли под душ, она сказала, что с Татьяной уже наметился сдвиг. Возможно, всё пройдёт совсем без паузы уже после первых шагов. В этом есть только один тормоз: родители, которые и у Татьяны и у неё инертны более всего и только мешаются со своими принципами.
  - У нас давным-давно свои собственные, правда, Аннушка? - сказала она и принялась за мою спину. Она это делала совсем не так, как Татьяна и я даже боялась представить себе, как их совмещать, этих двух примадонн с одним и тем же спорным предметом посягательств. Может признаться, что хондроз у меня прошёл - вылечили, а? Как это удавалось Каминской, неужели всё время она меняла их, периодически объявляя войну то одной, то другой? Неожиданно я почувствовала, что Настя замерла, касаясь моей груди. Я подняла глаза на неё, подумав, что она заметила, наконец, разницу между мной и Каминской, досадуя на собственную беспечность, но увидела только её обеспокоенность и неуют - это было не так страшно и я спросила:
  - Что-то не так? - она улыбнулась и чуть извинительно сказала:
  - Помнишь, я говорила, что мой муж желает сатисфакции?
  - Да, - сказала я.
  - Так вот, мой Кирюша загорелся оттрахать тебя, да не просто, а у меня на глазах, чтоб я удовлетворила свои претензии к тебе. Так ему хочется угодить всем нам, Виргиевским.
  - Ты ему о нас не призналась?
  - Нет, ты знаешь, Аннушка, за эти два года я так по тебе соскучилась и во мне проснулось что-то от собственницы, что не хочется тебя делить ни с кем, а с ним - тем более!
  - А он хочет меня или ублажить тебя? - спросила я, надеясь получше уяснить истинную картину в отношениях Каминской и этих супругов.
  - Тебя, Аннушка, тебя, я его так не заводила никогда, он до сих пор меня этим укоряет! - я просто почувствовала, как Настя лукаво улыбнулась. Тот, кто сейчас тайно делит с ней ложе, никогда не забудет её и для этого ей совсем необязательно оставлять шрамы на спине мужчины.
  - И это в его грёзах тоже что-то значит? - указала я на грудь, которой она легонько касалась и так и не отпустила.
  - Да, но это обычная мужская фанаберия, - с некоторой грустью и сожалением сказала она и я почувствовала, что ей не хочется об этом. Но она приоткрылась и сейчас я могла кое-что узнать про нас прежних.
  - Мы ему откажем или позабавимся? - спросила я.
  - Мы с ним сделаем то, что когда-то он делал с нами. Как тебе это?- припомнила она свои семейные игры с участием Каминской. Я примерно догадывалась о сути этих развлечений, но конкретика могла быть опасной для меня и я ничего "вспоминать" о минувших играх не стала.
  - Я кусаюсь и царапаюсь, ты не забыла? Если всё пойдёт по-настоящему, то даже тебе достанется! - не шутя и не серьёзно сказала я.
  - Я помню, - ответила она и показала маленький двойной шрам у локтя, очень похожий на следы от укуса.
  - Моя работа? - спросила я и она кивнула, коснувшись этого места. Это было из другой сферы и смешивать воспоминания ей явно не хотелось. Муж для неё скорее опасная обуза, чем невинное прикрытие. Может, как-то помочь? И как узнать о той зацепке, которой он владеет и с её помощью управляет Настей?
  - Он до этого сам додумался или кто-то надоумил? - покачала я головой, разбрызгивая тугую струю горячей воды.
  - Не знаю, говорит, что эту идею он вынашивал давно, - ответила она, так и не выпустив моей груди.
  - И как тебе она понравилась? - я говорила о собственной груди.
  - Перебьётся! - сказала она о его идее, так и не расставшись с предметом вожделения.
  - А с чего бы ему так захотелось, ты что, по будням его уже не подпускаешь? - я так же смиренно нежилась под душем и вкушала прикосновения Насти, не знаю, как в этом состоянии я что-то ещё и соображала.
  - Пока нет, столуется, а разохотился он уже давно, да случая не было. После того раза, как мы с тобой были втроём, он много раз Инну подбивал на то же, но она ни в какую. - Она повернула меня спиной к себе и опять взялась за мнимый хондроз шейных суставов. - Да только Антоша пообещал ему начистить нос, если не перестанет к ней подкатываться. - Она положила свою голову мне на плечи и прошептала: - Осталась ты! - Этого я не смогла вынести и вздрогнула, а она прижалась ко мне и добавила: - Я его к тебе на пушечный выстрел не подпущу!
  Это было, как в контрастном душе: то холодная, то горячая вода - то, что она сейчас поведала. Подробности такого рода меня уже мало смущали, но обычно они выползали так неожиданно, что я не всегда отзывалась на них своевременно и адекватно. Сейчас спасло положение в душе под пальчиками Насти. Да и моего лица она не видела.
  - Настя, ты хочешь настоящей свободы? - наконец-таки выбралась я на чистую воду наших отношений и предложила шанс выпутаться вместе.
  - Спрашиваешь! - ответила она и повернула меня к себе. Такой решительной я её не видела. Она мне верила, как и Нина, но была гораздо смелее. У нас с ней даже дети одного возраста и тоже дочь старшая, а сын младший. Правда, она не пианистка, а он не хоккеист, оба учатся в спецшколе, один уже математик, другая будущий лингвист. Но они были за плотной стеной опеки бабушек и дедушек с обеих сторон. Её туда старались не пускать, она же от этого страдала и топила свою решимость и энергетику в кино и театре.
  - Располагай мною, как собой и мы выпутаемся! - ответила я.
  - Я знаю, - ответила она чуть дрогнувшим голосом и мне показалось, что слеза уже давно омывает её глаза, только под душем не заметно. Почему-то я была уверена, что последние скелеты из наших отношений вскоре исчезнут. Мы освободимся от них в той операции, которую уже, наверняка, задумала Настя, что-то она не договаривала, возможно, не всё обдумала, но, наверняка, общая идея уже есть: в её глазах я прочитала что-то подобное. Разобраться с ним она могла только при моей помощи, шрам у локтя и кое что другое, поведанное между прочим, раскрыли мне глаза на многое. Я успокоила и приласкала подругу, её погрустневшие было глаза вновь оживились и мне от этого тоже стало легко. Я перевела разговор на "Анну Каренину" и после небольшого обмена мнениями спросила:
  - Тебе самой-то нравится быть царицей идиотов?
  - А что, это так явно?
  - Да, Настёна, более того - это ужасно! Там нет той Анны, которую знает весь мир, это примитивный комикс и только. Хотя ты сама и на уровне, но вокруг - выжженная пустыня! Даже поговорить не с кем: одни солдаты, евнухи и рабы, - её грустные глаза выдали давние сомнения, неприятную весть она приняла нормально и я продолжила разведку боем. - У тебя с ним роман или он только в претендентах? - спросила о постановщике. Она вздохнула:
  - Он зовёт к себе и уже давно, но я так и не решилась ни на что, хотя пора бы уж и определиться. Прости за него, я виновата, надо было раньше со всем этим расквитаться, но как-то не складывалось. Теперь и самой стыдно! Она со мной советовалась и я видела, что решит она только с моего согласия. Видимо, раньше все решения их дуэта были прерогативой Каминской и она оказалась в плену у прежних привычек, бремя длительной размолвки с Каминской и здесь было разрушительным.
  - У тебя сначала потихонечку исчезнут друзья и подруги, он всех отвадит, - сказала я, - а потом весь нынешний состав партнёров по новой пьесе окажется среди потенциальных недругов. "Кушать подано!" - для них давно прошедшее время и уровень! Дальше - больше, так может никого и не остаться.
  - Пожалуй, ты права, я уже об этом догадывалась, но довериться было просто некому, - после длительной паузы ответила Настя, - вот и тянула.
  Я ободряюще улыбнулась и почувствовала ответное тепло. Мы знакомы сто лет - так мне показалось в эту минуту. А вот её "прости за него" очень походило на подсказку в каком-то знакомом ребусе. Каком?
  Мы успели быстренько вытереться до прихода Жанны и предусмотрительная Настя даже не задержалась для сушки головы, чтобы не подставить меня. А я осталась в кресле и до самого прихода Жанны решала, как быть? Одно из предположений перешло из разряда загадок в обычную догадку - это постановщик Коневцев, он был какой-то важной фигурой в их конфликте, нужно разобраться с ним. "Прости!" в её устах прозвучало не просто так, звука ради - этот мужчина мог значить в отношениях Каминской и Виргиевской немало, раз она так сожалеет об этом и согласилась с моим мнением.
  Но и кроме того Настя задала много задач - в их решении я откровенно плавала. Она хранила верность отношениям с Каминской свято и надеялась на возвращение к прежнему. Теперь, когда пришёл мир, она решила перейти к реализации самой глубинной части их отношений, Стриндберг был лишь частью его - это я уловила сразу. И она всё это время не теряла надежды, а новый проект - как бы индульгенция, заготовленная впрок. Как бы к этому отнеслась нынешняя Каминская? Её принципы не менее значимы и фундаментальны, чем у Виргиевских и именно ради них она разошлась с самой лучшей подругой. Мы с Настей были всё же помягче и на компромиссы шли легче и не так болезненно, поэтому у нас всё и получилось. Но кроме энтузиазма и энергии я ничем не располагала, актёрской школы у меня нет, того, что я уже умела, было явно недостаточно. Чтобы уцелеть, нужно сильно прибавить. Способна ли?
  Стриндберга я перечитала в первую же ночь, уложив Жанну. Мне показалось, что с Настей я смогу осилить эту вещь, там не было партнёров, а лишь знаковые фигуры, которые для обеих ведьм были как бы лакмусовыми бумажками или индикаторами. Кое-что из пьесы я уже видела вживую, отдельные реплики и движения тоже. Я решила, что поступила правильно, не отказавшись от неё - это было нечто! И один час в день выделила на то, чтобы углубиться в её смысл и волшебство диалогов.
  
  Игорь приехал в пятницу около шести вечера, мы с Жанной его приветили и окружили вниманием, он бывал в этом доме часто и, похоже, немалое время даже жил. Я это отметила по привычным жестам в бытовке, холле и на кухне, он не только знал, что и где лежит, но ему известны и болезни механизмов моей квартиры. Такое гостю не заметить - это видно только хозяину и, на худой конец, старому и добросовесному квартиранту. Жанне я представила его другом, с которым познакомилась в год её рождения и та только глаза раскрыла от удивления. Она тоже отметила, что гость здесь, совсем даже не гость, взяла его в оборот и стала расспрашивать про театральную молодёжь и зрителей тех лет. Он с удовольствием пустился в воспоминания, тут же сделав это занятие коллективным: вспоминал Игорь, что-то в альбомах выискивала я, а Жанна купалась в море историй, которые он вываливал на наши хитренькие ушки. Я мотала на ус детали из жизни Каминской, большинство из них мне, конечно же, неизвестны. Приятного в этом балансировании на лезвии ножа было мало, но адреналина от его слов я получала столько, что удавалось уворачиваться от скользких вопросов и обходиться замечаниями о том, каким он был тогда сам - и нахальства и уверенности у меня в достатке. Для ответов я в его фактуру вставляла собственные оценки и выдавала Жанне, шутя подмигивая Игорю. Получалось, что я выгораживаю и выставляю его в выгодном свете, а сама везде выгляжу капризной и несносной девчонкой, которую он вечно выручает из разных историй. И ему такое понравилось, да и не могло не понравиться: я хорошо видела, что Жанна исправно возбуждала его либидо и перед ней он стремился выглядеть достойно, даже чуточку приврав, зная, что я не выдам. Он так думал, я уловила и подыграла - мне нужно быть щедрой, чтобы замолить былые и текущие грехи перед ним.
  Я его подтолкнула к воспоминаниям о первом свидании со мной (!?) и делала вид, что он сочиняет и преувеличивает, но вошла в роль и стала смущаться так, будто это меня, семнадцатилетнюю девочку ещё в школьной форме, он тискал в подъезде, где Каминская с подругой снимала комнату у одной грозной старухи с вечно потухшей "беломориной" в зубах. Он с таким блеском в глазах признавался, как жал на все кнопки лифта, чтоб застрять в нём со мной, что я невольно отодвигалась от него, чтобы вторично не попасть в историю. А он, между тем, выкладывал новые подробности и раскручивал Жанну на всю катушку её артистических способностей. В то время Каминская была на два года моложе Жанны нынешней и это возбуждало у неё особый интерес. Я вошла в заданную гостем роль, потом отдалилась от неё и стала наблюдать за всем со стороны, при этом выглядела ироничной в отношении самой себя, не скрывала пиетета к нашему гостю и это передалось Жанне. Вино на столе почти не убывало, но нам было весело и легко и от столь малой дозы. Погружение в раннюю молодость нас с Игорем так возбудило, что мы захмелели от всплывших эмоций и ощущений. Я думаю, Игорю добавило градусов опьянения наше неустанное мелькание и щебетание, настолько счастливо и расслабленно он выглядел. Расклад его мыслей мне был понятен - новая страсть, Неустроева, отвергла, а старая, Каминская, приютила и приголубила и он грелся в нашем внимании. Очень даже неплохой расклад. Он уводил его от Неустроевой, предоставляя играющей эту роль Каминской несколько десятков тактов паузы.
  Мы включили музыку и крутили старые записи, от которых балдели когда-то. Одного из таких блюзов я не вынесла и искупалась в его объятиях, не стесняясь Жанны. Она смотрела на всё это будто в кино и с интересом ждала продолжения интриги и живого чувства. Такого ни в каком фильме не увидишь: всё крупным планом, актёры пахнут страстями и она может отметить, на какое слово отозвалась Каминская, на каком жесте раскололся Игорь, чем пахло от него до блюза и что заполонило комнату после него и как Каминская на это отозвалась. Один раз он нечаянно задел моё бедро и я вздрогнула, там у меня была точка, которая сводила с ума и заводила мгновенно, он это почувствовал и показал, что может сделать всё, не знаю, как я не легла под него тут же на ковре - это было что-то непостижимое, но присутствие Жанны включило неведомый мне тормоз и всё обошлось. Я хорошо представляла, как выгляжу и что чувствует Жанна. Мы с Игорем девушку попотчевали многим и себя не очень притормаживали, она, порой, прикрывала любопытные глазки, когда мой гость не удерживался и приникал ко мне слишком интимно, а я отзывалась на его нежности. Я играла роль и чутко вслушивалась и всматривалась в партнёра, это стало и понятно и привычно. И как им управлять, я уже хорошо знала, потому что из всего наследства Каминской он был единственным, с кем знакома давно.
  В девятом часу позвонила Даша:
  - Анна Николаевна, это вы?
  - Да, а вы кто?
  - Я Даша Ксенофонтова, подруга Игоря. Мне сказали, что он у вас в гостях. Можно пригласить его к телефону? - в её голосе я уловила последнюю каплю решимости, если Игорь ей скажет что-то нелюбезное, она скиснет и всё взяла в свои руки. Нам такой расклад был совсем ни к чему, у нас в отношении этой парочки были совершенно конкретные планы.
  - Здравствуйте, Дашенька, - ответила я так, чтобы у неё не возникло сомнений в моих чистых намерениях, - рада, наконец, услышать ваш голос, долго же Игорёк прятал вас от меня. Он сейчас у меня. Я хотела, если это не нарушит ваши планы, пригласить вас ко мне. Это будет в самое время и настроение у нас тоже подходящее. Как, принимаете приглашение? - она молчала одну секунду и сразу же ответила, тихо так, извинительно: - А это удобно, ну, я и Игорь - понимаете? - Я ответила опять же нарочито громко: - Перестаньте, Даша, конечно, удобно! Через переводчика с гостем как-то не годится, - я взглянула на Игоря, он звонку был не рад и к разговору не готов, - приезжайте, вместе всё и обсудим, у нас вечер воспоминаний. Так что - ждём!
  Я объяснила, как пройти от метро и она обещала быть вскоре. Звонила она, вероятно, из ближайшего автомата в большом "универсаме" через квартал, по шуму на то было очень похоже. Значит, придёт вскоре. Между тем, Игорь немножко притух, такого сюрприза от Даши он явно не ждал, но мы с Жанной этого как бы и не заметили. Лицемерила эта девушка, как настоящая женщина, тонко чувствуя момент и настроение, а взгляд мой она уже изучила. В награду за мастерство и смекалку я до прихода новой гостьи оставила Игоря на воспарившую Жанну, а сама освежила салфетки и вообще просмотрела, чтобы всё в моём доме выглядело, как надо.
  Вскоре новая гостья сообщила о себе по домофону и я впустила её к себе. Даша на этот раз выглядела молодой женщиной с осмысленным взглядом, чуть полновата, но, как выразился бы мой шеф, очень даже приятна наощупь. Она первым делом, войдя в дом, выделила меня и, разглядев во мне нужное, только после этого осмотрелась вокруг. Её продуманный гардероб подчёркивал достоинства и говорил о хорошем вкусе, минимум косметики делал из неё стилизованную деревенскую простушку, скрывая истинное лицо. А туфли на ней были очень и очень дорогими, даже запредельно дорогими, я в этом уже знала толк и удивилась их роскошеству. Однако они имели нужной высоты каблучок и очень удачные обводы, маскирующие большую ступню и высокий подъём. Нога, приподнятая этим затейливым каблучком, сразу же за красивым изгибом лодыжки перетекала в очень привлекательную полную голень, которая далее красиво переходила в хорошо выраженные округлые коленки и, наконец, офигенные бёдра. Талия у этой женщины была вполне выраженной, но вот перед её грудью никто бы из мужчин не устоял. Завершали портрет гостьи округлые гладкие плечи и чистая шея, на которой возвышалась чуть удивлённая аккуратная головка милой женщины. Причёска у неё из тех, что кажутся простыми, но на самом деле являют сложное цирюльное сооружение и придают обладательнице особый шарм. Затащить её в уголок и там проверить - всё ли на месте, хотели, вероятно, многие, но она предпочла Игоря с его привередливым вкусом и давней связью с театральной звездой России. Поступок для женщины был смелым и она со своими открытыми вишнёвыми глазами и пухлыми роскошными губками мне сразу же понравилась, глядя на меня, раскрылась ей навстречу и Жанна.
  Чуть отстранённо и осторожно смотрел на нас с Дашей Игорь, она была с ним знакома и близка уже несколько лет, но дальше обычной связи дело не продвинулось. А деток, на мой намётанный взгляд, она бы выносила и родила очень легко и мужчине от этого хлопот бы не прибавилось. Даша в таком интересном положении расцвела бы заметно и кустодиевским дамам до неё было бы очень и очень далеко. Вот такая получалась диспозиция с приходом Даши.
  Я тут же взяла гостью в оборот, расцеловала, заставила раскрыться. Приводя в порядок внутреннее её состояние во время ритуальных жестов вокруг головы и одежды, хорошенько затронула всё женское и чувствительное, проверила медиатором звучание отдельных струн и только после этого выдала Жанне и Игорю. Пылающие щёки и горящие очи Даши предстали сидевшим за столом. Приободрённая нашей интимной пикировкой, она выбралась из провинциальной стеснительности, будто избавилась от немодного белья, шагнула вперёд и сказала:
  - А вот и я!
  Я представила Дашу и Жанну друг другу и усадила рядом с собой. Она была моей гостьей и я на неё имела особые виды.
  - Здравствуй, Игорь, - улыбнулась она и оценила реакцию на себя. Теперь всё переменилось, недолгий отстой Даши в холле, возня с заколкой у зеркала, взаимные переглядывания со мной свою роль сыграли - она перестала смущаться и расцвела, Игорь же с минуты её телефонного звонка успел придти в себя, а Жанна в моё отсутствие своей свежестью бесстыдно напоминала о его возрасте. С мужским тщеславием у него был паритет - охотиться и найти добычу он мог теперь только возле Даши. Так уж всё складывалось, что ни я, ни Жанна ему уже не светили, а рыскать в джунглях диких страстей после такой разминки, что мы ему устроили совсем недавно, он был не способен.
  Даша поломала ему всю негу, расслабленность и малину сегодняшнего вечера, да и вообще планы на выходные и именно с ней он захочет расквитаться. Если бы нас с Жанной сейчас каким-нибудь тайфуном сдуло в Сахару, то Даше от него ни за что бы не отбиться, если она вообще стала бы делать такую глупость. Поскольку с восприятием домашнего интимного электричества у гостьи всё было в порядке, она обратилась к женщинам:
  - Вы уж простите меня, глупую провинциалку, но в таком цветничке я давно не бывала и немножко обалдела - если что-то воздвигну не на место, не обессудьте!
  - Игорь, поухаживай за дамой, пусть догоняет! - велела я, он наполнил бокалы и мы вместе с ней ринулись за птицей-феникс. Я вовлекла Дашу в сеть женских расспросов про всё и вскоре она освоилась окончательно и чувствовала себя безо всякого стеснения - что-то переспрашивала у Игоря и вела себя так, будто это не она поймала его у старшей жены своего брата, а сама вместе с ним забралась в чужой сад и задержалась там под раскидистым деревом, зная, что собак в доме не водится.
  Своим появлением Даша у прежней вечеринки все карты спутала, но интерес и нерв у нашего форума вовсе не исчезли, более того, появилась иная ось притяжения и выглядела она много предпочтительнее прежних, которые морочили ему голову последнее время. От меня и Каминской он явно устал, мы требовали слишком много, а расплачивались, на его взгляд, и не полностью и не той валютой. Молоденькая и продвинутая москвичка Жанна вместе с хозяйкой дома были для него дорогим и недоступным удовольствием. Такие файлы обозначаются: "только для чтения!" и ничего в них ни изменить, ни использовать. Годы изнурительного ожидания и разбросанные по ней в виде редких блёсток минуты счастья с Каминской не прошли бесследно - он стал ценить простые удовольствия и надёжные страсти. С Неустроевой и Каминской это было слишком эфемерно и кратковременно, несмотря на массу запредельных наворотов, изысков и шарма. Пусть ничего этого Даша и не имела - не беда, не это важно. Он, как и другие мужчины, попался на контрасте: дозволено, но не тянет и тянет, но не дозволено.
  Даша сначала присмотрелась, а потом и прочно освоилась на его опустевшем ипподроме. Свято место пусто не бывает.
  Я видела, как он извинительно оглядывался на меня, оказывая знаки внимания Даше и как бы выполняя ритуал, обычный ритуал мужчины по соблазнению женщины и не запрещала атак на Дашу. Если бы он просто потащил её в постель или куда-нибудь в укромный уголок моей квартиры, чтобы трахнуть эту дамочку, разрядиться от напряжения и опять приступить к окучиванию недоступных Каминской и Неустроевой, я бы отнеслась к нему с уважением и, возможно, на что-то и закрыла бы глаза. Но он попросту попался на живца, которого ему подсунули две творческие дамы, чтобы обезопасить собственные тылы. Чуть позже я разыгрывала досаду и как бы протест против его атаки на простенькую Дашу, даже слегка его провоцировала на контакт с собой, но теперь уже он закусил удила и всё делал мне вопреки и наперекор.
  Чем дальше катилась вечеринка воспоминаний и эстетских удовольствий, тем глубже он увязал в тенетах женской лести и скрытой интриги. Даже Жанна поддалась моему давлению и тоже подыгрывала в излиянии словесной патоки на утомлённого и обескровленного противника. Она узнала, что Даша в Тамбове закончила пищевой технологический факультет, теперь же работает в Твери на крупном пищекомбинате заместителем директора по производству и новым технологиям. Где Даша узрела Игоря, работавшего программистом на областном почтамте, Жанна понять не могла и подступила к ним с расспросами. После кратких и неохотных объяснений Игоря я сообразила, что он совратил Дашу прямо на рабочем месте, когда устранял сбой программного обеспечения её персонального компьютера./ В те времена в Твери классных специалистов было наперечёт, Игорь оказался из их числа. Исцеление компьютера было последней надеждой начальницы, поскольку до этого бессильными оказались даже фирмачи, которые и поставили на её машину эту рухнувшую систему. Удивлённые и восхищённые глаза Даши в такую минуту представить нетрудно - он, конечно, сделал всё по регламенту и понравился молодой начальнице. Уж я-то знала, какой он нежный. Остальное у них с Дашей было, как у всех. Вот только затянулось.
  Играя на удержание бывшего любовника и мужа рядом с собой, я предлагала ему не пороть горячку, чтобы разобраться осмысленно и не торопясь, предостерегая от опрометчивости, а он вполне взвешенно объяснял, что всё и так обдумано и вообще надо было решить ещё в прошлом году, до эпопеи с телевизионной афёрой. Про последнее он изъяснялся аллегориями, понимая, что это наша тайна до самого гроба, но делал это очень веско и категорично. Я только чуть сквасила губки и обозначила слезу, он это отметил, но не сдался - теперь он твёрд! Я прямо-таки чувствовала напрягшуюся Дашу, которая присутствовала при "закате" моего влияния на Игоря. А в рождении собственного благополучия с ним она даже немножко поучаствовала. Из всего показанного она должна отметить, что он ей достался не после моего отказа, а в результате собственного выбора Игоря при явном сопротивлении Каминской и Каминская вела себя так, что было ясно - когда-нибудь отыграться она очень даже не прочь. Держаться за Игоря в таких обстоятельствах ей следовало очень прочно и при этом заглядывая вперёд и озираясь по сторонам - нет ли подвоха или погони?
  Мне осталось решить последнее - оставить их у себя и доставить удовольствие трахнуться в моём доме или не смущать своим якобы расстроенным видом и уехать с Жанной куда-нибудь на целую ночь. Немного поразмыслив и оценив состояние Жанны, я склонилась ко второму, оставила их вдвоём и велела не стесняться, а когда объясняла устройство квартиры Даше, тихонько шепнула:
  - Теперь он твой, но если упустишь, смотри! - она обещала постараться. Хорошо, когда подруга бывшего любовника и твоя подруга тоже. Именно этого мне и хотелось сейчас. Она улыбнулась с видом оголодавшей женщины, попавшей на злачное место.
   И мы с Жанной оставили их брать неопределённые любовные интегралы и решать нелинейные уравнения взаимных интересов. Время не позднее, Инна и Настя только что вернулись домой со спектаклей. В такие минуты хочется активной расслабленности и отдохновения. Уже из машины я позвонила Насте и предложила развлечься в казино. Она тут же согласилась, Инна тоже и мы встретились уже в фойе. Я понимала, что ночью придти по первому же зову сёстры могли только к близкому человеку, особенно Инна, которая пришла не как компаньонка. Они выглядели светскими дамами, которые готовы поддерживать беседу и мило улыбаться, несмотря на оставленных дома мужей и консервативных родителей. Вежливостью английских леди здесь и не пахло, обе рады случаю развлечься в желанной компании. Четыре таких дамы и одновременно для любого казино - очень престижно и почётно и администрация окружила нас вниманием и опекой, однако мы деликатно ото всего отказались и стали развлекаться сами и на свой риск - иначе зачем сюда идти? Мы держались друг друга, но не подглядывали через плечо, уважая право каждого и на удовольствия от выигрыша и досаду от неудачи.
  Вскоре я отметила, что Жанна готова отправиться в самостоятельное плавание, в неё плотно въехал приятный мужчина лет сорока и не отпускал от себя. Жанна сначала осторожничала и присматривалась к нему, поглядывая на меня, но я никак не реагировала - свобода совершать глупости, дело святое, да и вмешиваться ещё рановато, пусть он себя проявит получше, она сама его выбрала, значит, что-то привлекало. Потом она осмелела и они стали сыгранной парой с весельем от удачи и вниманием друг к другу и понимающей улыбкой в случае прокола. Мы с Инной и Настей были то за карточным столом, то за рулеткой, то в паре, то в одиночестве. В это время я внимательно следила за сёстрами и пыталась вычислить прошлое их отношений с Каминской, степень их близости и что же в сухом остатке былых связей. Такого не зафиксировать в дневнике - это можно только почувствовать. Казино для этого дела очень подходит. Обе дамы вели себя выдержанно и ничего сверх этикета не позволяли, лишь оставаясь наедине с одной из них, я видела, что обе ревнивы до безумия. Настя не скрывала своего отношения ко мне, а Инна за светскими манерами прятала отчуждённость, небольшие клочки этой химеры то там, то здесь выглядывали из-под ровного и даже чуть доброжелательного отношения ко мне. Похоже, Настя ей ничего о нас так и не сообщила.
  Игра шла по-маленькой и мы особо не рисковали, зная меру, за которой начинается бездна. Настя, как и я, поглядывала за Жанной и делала это потому, что та ей понравилась. Её историю в театре знали все и теперь она воочию убедилась, что девочка хороша, не комплексует и живёт полнокровной жизнью. Где-то через пару часов общения с мужчиной Жанна подошла ко мне спросила:
  - Мой партнёр не бандит?
  - А что, куда-то зовёт? - спросила Настя, оказавшаяся в эту минуту рядышком.
  - Да, к себе, он нефтяник, работает по вахтам, сейчас в отгулах. Есть и жена и двое детей, но это в Казани, а в Москве снимает квартиру для отдыха. У него здесь есть коллекция фигурок из капа, больше двух сотен, он о них так рассказывает, что захотелось взглянуть. - Она не лукавила, ей хотелось впечатлений, разговоры мужчины, очень бывалого и умелого, её распалили и она со мной советовалась, она во всём мне доверилась и маме такого от неё ни за что не дождаться. Что ж, это приятно.
  - А ты очень хочешь с ним пойти? - она кивнула:
  - Он интересный мужчина, я чувствую, что это мой тип.
  - Пригласи его, поговорим, - сказала я.
  - Он тебе в отцы годится, это ничего? - заметила Настя.
  - Пушкин был старше своей Натальи вдвое, однако ему скучно с ней не было. Во втором замужестве она рожала вообще от немолодого генерала и снова всё было отлично и у неё и у детей, а современники, так и вообще были от неё в восторге. Так что, юный возраст для женщины не помеха, - не согласилась она. Мы с Настей переглянулись, девочка показывает зубки - это уже интересно!
  - Этот мужчина - только твоя прихоть и желание, Жанна, нас же интересует безопасность общения с ним и не более! - уточнила Настя. Мужчина подошёл и мы с Настей его основательно прокачали через наши критерии безопасности. Он их легко выдержал и мы Жанну отпустили. Она взяла мой мобильник с автонабором трёх телефонов, один из них был Настин. Не знаю, как бы я отнеслась к этому приключению, если бы это была моя дочь, но признаюсь: сразу после того, как она исчезла в его БМВ, я покой потеряла начисто. Он жил недалеко и обещал нас не держать в ожидании, я сказала, что до семи утра Жанна должна быть с нами и он легко согласился. Когда Жанна уехала, я отошла от играющих сестёр. Вскоре Инне игра тоже наскучила и она предложила пойти в бар, мы там просидели остаток времени, обсуждая театральные проблемы. Ничего опасного в общении с ними возникнуть не могло, поскольку сёстры не любили мелких деталей, которых я опасалась при разговоре на театральные темы. Пользуясь моментом, я приступила к своей части задачи по примирению с Инной. Она выжидающе смотрела на сестру, теперь по её реакции догадываясь, что та из войны уже вышла. Но Настя с ней обошлась не очень мягко:
  - Сама, милая, сама! Папу с мамой поддерживали семейным списком, Аннушку третировали тоже все вместе. Теперь же нечего прятаться за чужие спины, пора обрести собственный голос, как скажешь, так и будет - это, сестрёнка, личная проблема каждой из нас! Я оттуда уже выбралась, попробуй и ты, может, получится!
  Инна обиделась на сестру, но последовала за ней в деле примирения без особых колебаний. Я просто предложила мир, безо всяких условий, с этой секунды и навсегда.
  Мы были близки по духу, у нас нет спорной территории и собственности, идеи политиков нас вообще никак не прельщали, поскольку мы знали их истинную цену - нам нечего делить и не из-за чего смотреть друг на друга через перекрестье оружейного прицела. Мы должны быть выше суеты и тщеты "рыбарей" - вот что я ей предложила и Инна это приняла и тут же призналась, что ей жаль времени, проведенного в противостоянии.
  Обе сестры являли образец порядочности и принципиальности, обязательства с ними в нотариусе не нуждаются - я это знала уже и сама, без комментариев Каминской. Я и раньше подозревала, что с Инной Каминская в своё время была чрезвычайно близка, но теперь приметила и кое-что из деталей былого тайного сооружения - их младшая и очень своевольная Виргиевская скрыть не сумела. Или не хотела? Ревность Насти имела твёрдую почву, теперь я это видела отчётливо. Как выйти из этого положения, я не представляла и это слегка омрачало радость от очередного приобщения ещё одной неординарной личности к моему лагерю свободных игроков. Но лишь самую малость!
  В баре к нам всё время подходили и заговаривали, желания что-то из этого сделать у нас не было, быть холодными - получалось легко и от нас отставали. Когда положительные эмоции по примирению стихли, опять вернулась тревога за Жанну, я думала, что сойду с ума, дожидаясь её, и, когда она со своим нефтяником появилась в холле, я впервые вздохнула свободно и решила подобного не допускать.
  - Тогда она будет просто убегать!- будто услышав мои мысли, сказала Настя, я удивлённо уставилась на неё и чуть качнула головой. Она же довольно улыбнулась. Нефтяник был само обаяние и довольство, Жанна тоже вся светилась. Он подарил ей чёрного бородатого кривоногого лесовика-лешего из капа кольской берёзы, это было и вещью с очень хорошим вкусом и незаурядной фантазией автора, увидевшего всё это в причудливой коряге. Такие качества не могут принадлежать серой личности. Так мы ему дружно и сообщили. Нефтяник благодарно улыбался и мне показалось, что ничего ему от Жанны, кроме её самой, не нужно, а это уже что-то! Я переглянулась с сёстрами - они думали так же, это я уловила. Что ж, хорошо, что всё хорошо, решила я и мы с ним распрощались.
  После примирения с Инной и возвращения Жанны невредимой и счастливой я воспарила и мне захотелось это отметить, рядовой фуршет нас бы не устроил, требовалось что-то особое. Я подумала, что явиться ко мне и устроить шутейную помолвку для Игоря и Даши, было бы хорошим поводом для сестёр въехать в мои проблемы вплотную и искупаться в них. После ночи, проведенной с таким предисловием, мои, заряженные новой энергией, гости должны свалить сестёр наповал. Я начала с Инны, она в эту минуту была чуть ближе:
  - Ты помнишь моего давнего приятеля Игоря? Мы отметили девятнадцать лет совместной жизни.
  - Да, - удивилась она столь интимному жесту и покосилась на сестру, - конечно, помню, а что, ты ещё с ним дружишь, он ведь, кажется, куда-то уезжал? Или я путаю?
  - Нет, всё так и было, сейчас он у меня дома со своей подругой. - Я обернулась к Насте, она внимательно слушала. - Может быть, мы устроим для них небольшое представление, а? Будто это помолвка в доме первой и забубённой жены с новой и настоящей наречённой!
  Жанна ещё не отошла от своего нефтяника и разглядывала его сувенир. Уже для неё и отдельно я сказала:
  - Ты бы для Игоря с Дашей спела куплеты Мефистофеля? - та подняла брови и долго размышляла над моими словами. Наконец, она добралась до замысла и ответила:
  - Можно, я другую вещь исполню - "Песнь о вещем Олеге", там такой классный текст, мы его переделали на новый манер, осталось заменить Олега на Игоря и все со смеху покатятся. Сёстры подключились тут же и мы вместе придумали всё от начала и до конца. Они старались себя реабилитировать и были лояльны и профессиональны. Когда весь замысел был проработан и насыщен ёлочными, то есть, сценическими украшениями, мы отправились на рынок за цветами и угощением для стола. Я с Жанной устроилась в моём уютном "Порше", а сёстры Виргиевские в сером "Ауди" Насти. Когда мы остались наедине, я впервые спросила Жанну о нефтянике:
  - Не жалеешь?
  - Нет, я просто себя проверяла, мне сразу показалось, что он хороший человек, только в душе глубокие нелады и он играет здесь, чтобы заглушить боль внутри. У него такие печальные глаза! С ума сойти!
  - И ты её увидела? Печаль души, тоску и грусть! - улыбнулась я, кое что зная о мужской загадочности.
  - Не успела! - честно призналась она и прикрыла глаза, как бы приобщая меня к своим недавним развлечениям.
  - Надеюсь, телефон-то оставил настоящий? Может, чуть позже проверим?!
  - Он сказал, что заедет в мою парикмахерскую и посмотрит меня в деле.
  - Что, "химию" собрался делать? - сказала я, нефтяник был почти лысый и скрывал это бритой головой.
  - Нет, у него тут сестра в командировке и ей нужно завтра классно выглядеть. А он за ней присмотрит, у нас в салоне, когда будет ждать, - лукаво улыбнулась она.
  На рынке мы управились быстро, сёстры занялись цветами и прочими украшениями, а мы с Жанной обеспечением стола. Когда всё приготовили, я позвонила домой, Даша не спала и мы мило и деликатно почирикали, я сообщила, что мы уже в пути.
  А дома гости поджидали хозяев, они приготовили горячий завтрак, Даша постаралась от души. Судя по её лицу, она вообще не спала, но держалась молодцом, да и Игорь вполне проникся своей долей. Он выглядел прилично, похоже, ему удалось всё-таки немного соснуть.
  Такую группу поддержки они с Дашей не ждали. Мы с шумом и ритуальными церемониями вошли в мой дом и заставили гостей принять участие в нашей затее - их обручении. Особое удовольствие мы доставили Даше, Игорь к этому отнёсся с волнением и только. И Инна и Настя разыграли из себя дам с традициями и гостям ничего не оставалось, как подчиниться. Были и песни и танцы, игра в бутылочку, поцелуи взасос с женихом, романтические баллады и многое другое к волнительной теме близости мужчины и женщины. Жанна играла в подобное впервые и я смотрела за ней, надеясь уберечь от сугубо взрослых излишеств. Когда ей выпало поцеловать Игоря и он очень умело ввёл девушку в транс, совсем нешутейно и по-настоящему, я отметила, что Жанну это и не коробит и не смущает - это обычная для молодой женщины игра, после этого я о ней уже не беспокоилась. Ну, а остальные гости обладали немалым опытом и знали, как подобраться к чужому сердцу и в тесном кругу доводили очарование до совершенства. Инна выжала слезу даже у меня, она умело подала чувства существа, когда оно в западне. Я не удержалась после её монолога об этом звере и доставила ей истинное удовольствие. Эта вещь очень перекликалась с сущностью наших с ней отношений и я подумала, что таким образом она возвращает нас к прелестям былой дружбы. Настя, кажется, это не приняла всерьёз. Мы расстарались настолько, что в конце концов даже Игорь пустил слезу. Он качал головой и улыбался, беспомощно и счастливо. Наш пир затянулся до обеда, после этого Жанне и сёстрам нужно было уходить.
  Я осталась с гостями одна, они разглядывали подарки и почивали в благодушии. Главным в этой истории был Игорь и он это хорошо уловил, Даша была в качестве отступного от нас с Каминской - без нас он вряд ли решился на этот шаг, а она бы маялась от неизвестности. Теперь же Даша своего упустить не должна, мы выложили всё на тарелочке, остальное ей, тридцатилетней булочке, вполне по силам.
  Я с ним любезничала, как ни в чём ни бывало, но знала, что для меня он в прошлом, прекрасном и волнительном. Вряд ли ему выпадет такая же напряжённая и творчески наполненная пора, дважды такое не выдержать. То, что у нас с ним было, достойно пера писателя и я когда-нибудь расскажу её какому-то живому классику, хорошему классику, но только не Руслану. Мне было грустно расставаться, но с Дашей ему будет спокойнее, да и пора заводить семью.
  Они уехали. У меня свалилась гора с плеч, Жанна, приехав сегодня пораньше, это заметила и удивилась потому, что считала, будто я не хотела терять Игоря и теперь не знала, чем объяснить моё облегчение. Даже плотная занятость во второй половине дня никак не сказалась на моём настроении к самой ночи - оно было прекрасным.
  
  В это день я была дома одна и работала над ролью Елены Андреевны. Около полудня раздался звонок по мобильнику, по нему мне звонили только Руслан, Татьяна и Настя. Кто бы это мог быть ещё, подумалось мне, Руслан уехал на две недели на юг, оттуда звонить не с руки, а с подругами я распрощалась без особых вопросов.
  • - Анна Николаевна, добрый день! - прозвучал незнакомый голос. - Вот они, бесконечные сюрпризы столичной жизни! В моей квартире, наверняка, собрались скелеты со всех московских кладбищ, - подумала я и промычала невразумительно: - Он и вправду был бы добрым, если бы ... - и сделала многозначительную паузу, ожидая комментариев.
  • - Сегодня, наш день, вы не забыли?
  • - Забыла! - почти честно ответила я. В поминальнике ничего такого не значилось, сегодняшний день и завтрашнее утро были свободны от мероприятий и репетиций, потому я и осталась дома поработать.
  • - Машина будет у подъезда через полчаса, вы успеете собраться? - интересно, куда я должна собираться и должна ли я это делать - вот что меня беспокоило!
  • - У меня была напряжённая неделя, я вымотана, готовим новые спектакли, начались съёмки, может быть, отменим сегодняшнее? - пыталась я лавировать, даже не догадываясь, что это из себя - "сегодняшнее".
  • - Я так не думаю, приезжайте: всё наладится и восстановится. Гарантирую, что через четверть часа ваша усталость улетучится, такое уже бывало и ни разу потом вы не сетовали на меня. Я в курсе ваших проблем и успехов. Приезжайте, машина уже вышла! - незнакомец отключился, не дав шанса поиграть в прятки и догонялки. Я прокрутила короткий разговор ещё раз, пытаясь разобраться в своих ощущениях от голоса и тональности собеседника. Во-первых, во время разговора рядом были люди и он играл на публику, поскольку с женщинами в таком тоне не говорят, во-вторых, в его голосе было то, что отличает партнёра по любовным играм, он это делал со мной неоднократно и от меня без ума, его наряжение уловить совсем нетрудно, но он прикрылся официозом в тоне. Вот что я уловила из нашей недолгой беседы. Это был мужчина в хороших годах, с отличным немосковским говором, поставленным командным голосом и приличным положением, он даже не пытался прислушаться к женским аргументам, их для него не существовало.
  - Одеваться надо на высшем уровне.
  - И быстро.
  - Во что?
  В чём Каминская щеголяла в обществе этого мужчины? Что меня ждёт в загадочном доме? Может, позвонить Каминской? Я набрала свой домашний номер, никто не ответил, значит, она либо на службе, либо... она могла быть, где угодно. Я перезвонила на службу, её не было на месте, секретарша сказала, что Неустроева, то есть, я, выехала по делам.
  • - Всё, ловушка захлопнулась!
  Я открыла гардеробную и стала смотреть на свои наряды, глядя в окно на погоду и прислушиваясь к собственному настроению и самочувствию. Достала светло-голубой костюм, подобрала к нему всё остальное, проверила исправность и гармонию, после этого принялась за лицо. Оно должно быть строгим и с минимумом видимых красок - только рисунок. Вскоре запищал мобильник, извещали о прибытии машины. Я нанесла последние штрихи и отправилась вниз. Там меня ждал светлый лимузин. За рулём был шофёр в костюме и форменной фуражке, рядом с ним сидел солидный мужчина в тёмном костюме с галстуком. Он увидел меня ещё при выходе из подъезда, вышел из машины, открыл мне дверцу и я устроилась на заднем сидении. Сидения были из натуральной кожи с каким-то тканевым покрытием, я будто утонула в своём домашнем кресле. Из спинки откинулись удобные подлокотники и погасили мои отрицательные эмоции. Здесь же был телефон и большая тумба с монитором. Меня и водителя разделяло толстое стекло. Кнопка управления этим инструментом была напротив середины моего сидения.
  На скамеечке сидели мои знакомые бабушки, я сделала им ручкой. Не знаю, надо ли это делать, но здесь Каминской не было, а я от знакомых нос не ворочу. Нехватало ещё! Взгляды этих милых и непосредственных женщин длинным и прилипчивым шлейфом проводили меня в неизвестность. Они могли подумать, что я еду на важный приём в правительстве, машины с шофёром в фуражке и телохранителем в смокинге бывают только в серьёзных заведениях. Я для них была очень важной птицей и теперь обо мне в их файлах кое-что прибавится. Они-то были счастливы в своём неведении, а каково мне?
  Я так и не знала, куда и к кому еду. Могла ли я отказаться от визита? По ощущению краткой беседы с незнакомцем я сделала вывод, что этого делать не стоило. Каминская ни о чём экстраординарном по звонкам на мобильник не сообщала, значит, ничего страшного - выживу! И я решила не трепыхаться, чтобы нечаянно не пораниться. У меня было о чём подумать и что просчитать, дорога, похоже, предстояла неблизкая и я не стала терять времени понапрасну. За дорогой я следила машинально и никак не реагируя.
  Было самое время обдумать расследование тайны БВР, зачем она это делала? Я уже знала, что праздный интерес ей нехарактерен, люди даже самых ярких судеб её мало интересовали, если не были как-то связаны с чем-то значимым для неё самой. Что ей сделал этот геолог, который всю активную жизнь провёл вдали от цивилизации, а остаток - наедине со своими камнями? Зачем ей нужны анализы ДНК, кто оказался тем родственником с инициалами БВР и почему она это держала в тайне, отсекая все концы файлов, так или иначе связанных с этим расследованием? Я понимала, что для неё это и личное и очень важное, поэтому напрямую ничего спросить не могла. Каких-то косвенных признаков, по которым этот интерес стал бы мне понятен и тайна открылась, пока так и не находилось.
  Мы, между тем, выехали за город и отправились на юго-запад по Киевскому шоссе, не доехав до поворота на Внуково, машина свернула налево и через несколько минут мы были в дачном посёлке. Нас ждали, ворота открылись тут же и меня проводили в большой двухэтажный дом старой постройки. Там было, как в кино из жизни довоенной советской элиты: ковры, люстры, цветы, картины, мебель и полное отсутствие современной аппаратуры. Только телефонные аппараты и репродукторы на стенах. Как в музее или реквизиторской Мосфильма. В холле меня ждал улыбающийся мужчина неопределённого возраста, одетый в чёрный смокинг, белую сорочку с бабочкой, на ногах обычные такие туфли за полторы тысячи долларов. Он держался в этом режимном учреждении по-хозяйски, чувствовалось, что дом доставляет ему массу положительных эмоций и своим поведением он приглашал меня присоединиться к маленьким радостям. Ни холода, ни скрипучей властности в его глазах не было: само внимание и интерес. Мне немножко полегчало: некий просвет забрезжил, определённость - тоже.
  • - Вы выглядите великолепно! - он рукой описал дугу вокруг меня как заправский джентльмен. - Печать усталости и тени под глазами вам придают особый шарм и обаяние, - затем его голос сбавил тон и перешёл из патетики и лести в мягкую бытовую тональность: - Массажист вас ждёт, вы не передумали? Это известный вам кудесник! - последнее уточнение отбило у меня охоту спрятаться у массажиста - он мог запомнить что-то из особенностей тела Каминской и тогда ...
  • - Нет, я думаю, что смена окружения желательнее. Массаж сегодня представляется удовольствием для ленивых, я хоть и устала, но не настолько!
  Он проводил меня в большую гостиную и мы оказались в обществе ещё нескольких мужчин и женщин. Они были помоложе хозяина. Хотя и держалась эта публика с апломбом и независимо, но было видно, что сие не более, чем маска, причём маска невысокого качества. Я круглые сутки актёрствовала сама и теперь хорошо различала нюансы игры со стороны других, они были второразрядные игроки, но именно игроки. В какие игры они играли? Это я должна узнать вскоре. У них могли быть имена, привычки, взаимоотношения между собой и со мной в том числе, которые я должна по роли знать назубок. Опять всё повторялось и каждый раз глубина моего погружения в неизвестность становилась всё большей и большей. Но теперь это уже не шокировало, а только держало в спортивной форме. И потом, я была уверена, что Каминская всей своей предшествующей жизнью создала защитный шлейф, проникать за который мало кто осмеливался. И у меня всегда была фора, чтобы действовать в ответ или воздержаться. Десять тактов паузы в её исполнении могли стоить дороже престижного монолога в чьём-то другом.
  "Я - это Каминская!", сказала я себе и включилась в игру. Я несколько тактов уже записала в актив, не реагируя на изучающие взгляды присутствующих. Я играла Клеопатру, она была значительна и царственна даже в лохани с мыльной водой. Держать лицо я ещё до полного совершенства не научилась, но отдельные элементы уже освоила, пока этого хватало. Вошёл ещё один мужчина с манерами профессионального игрока в покер и поклонился сначала хозяину, потом мне и затем остальной публике.
   - Вот так-то, вы, мадам, второе лицо в доме, - отметила я их табель о рангах.
  • - Мы ждали вас, Анна Николаевна, вы сегодня будете моей музой! - сказал хозяин и сделал знак гостям, они стали рассаживаться вокруг стола. По тому уважительному тону и светскому "вы" я сориентировалась в ценностях и примерных нормах этого общества, гости даже перешётывались именно в этой тональности, видимо, для них это норма, когда откровенно улыбаясь, будто знакомому с детства, ради какого-то правила говорят "Вы" с уважительным кивком. Ну и на меня все посматривали, как на законодательницу чего-то, чего? То ли я должна сказать тронную речь, то ли раздеться до белья!? И я внимательно, но этого не обнаруживая, чтобы запомнить имена и названия вещей и людей, огляделась и ознакомилась, как на светском рауте: слово будто в воздух и не следишь за ответом, он не важен, просто это вежливость такая.
  • - Если начнут играть в бридж, я пропала! - пронеслось в моей бедной головушке. Остальные карточные игры я в некотором роде знала, а про эту заморскую только слышала и немного читала. Достали лист бумаги и я увидела преферансную пульку. Это успокоило и я взглянула на хозяина. Он придвинул стул для меня и устроился рядом. Остальные игроки тоже расположились за столом, а женщины оказались рядом с каждым из мужчин. Они были приличные дамы, мне показалось, что все три замужем, было в их глазах что-то, чего у свободных женщин не могло быть в принципе. Они хорошо ухожены, со вкусом одеты и жаждали свежих порций адреналина. На меня особо не засматривались, хватило одного цепкого взгляда и после этого ресницы опускались, давая отмашку для начала других действий. Одна из них была очень яркой и изящной брюнеткой с красивой линией полных алых губ, слегка тронутых помадой из арсенала профессионалов. Две другие были крашеными блондинками, с фигурами и пластикой молодых пловчих. Каждая была при мужчине и обозначала внимание к нему весьма условно и скупыми штрихами. Если бы прозвучала команда "Замена!", я уверена, что они бы и не огорчились, увидев, что партнёр сменился. Хорошо это или плохо, я ещё не знала, но в оперативную память пометку сделала.
  Началась игра. Я повнимательнее рассмотрела пульку и поняла, что она приготовлена для нынешнего состава: там стояли полные имена и фамилии мужчин и имена женщин. Записанные имена команд вряд ли были формальны, возможно, партнёрши тоже как-то выигрывают или проигрывают. Это выяснится потом. Я не стала особо демонстрировать интерес к бумаге и сосредоточилась на игре, присматриваясь к манёврам и характерным особенностям игроков. Сначала были обычные распасовки, потом наметился хозяин игры и началось. Играли, как я догадалась, по-большому, волнение чувствовалось даже по обычным ходам. Было и одно правило, которого я раннее не слышала - против играющего вистовали все, не было связки пасующих и вистующих, которые открывали карты и дружными и согласованными усилиями стремились посадить игрока. Остальное, как и везде. Моя роль заключалась, вероятно, в обычном смягчении атмосферы в такой игре, как и у других женщин.
  Я застыла, ожидая дальнейший событий. Ничего со мной в ближайшее время приключиться не могло, потому что пулька была не на один час. Я успокоилась и, как оказалось, совершенно зря. Когда мой визави обратился за советом о смысле торговли за прикуп при мизере на руках с двумя "пробоями", я надолго задумалась. Поразмыслив, дала чисто женский совет, против логики, но по интуиции. На лице у него ничего не отразилось и он без колебаний сделал по-моему: вступил в торговлю, остальные игроки спасовали, взяв прикуп, он немного улучшил ситуацию, но мизер был очень и очень рискованным. Он посмотрел на меня. Ход был наш и я опять не стала следовать логике игры, а подчинилась чутью и указала на снос и карту, с которой надо было выходить. Опять мой партнёр доверился мне и последовал ход. "Влететь" мы могли на две взятки при двойной "бомбе", а это очень серьёзный проигрыш. Я замерла, ожидая худшего, краем глаза наблюдая за партнёром, тот был спокоен и невозмутим. Партнёры открыли карты: расклад был в нашу сторону. Мизер с двумя "дырами" оказался неловленным. Нас поздравили. По такому случаю полагалась выпивка сыгравшему и обсуждение вариантов в стиле "если бы, да кабы" для остальной публики.
  Мой партнёр встал из-за стола, галантно, я почувствовала в этом жесте настоящее, уже подзабытое при нынешней жизни, достоинство, подал руку и проводил в другую комнату. Там на столике за шторкой нас ожидала роскошная выпивка и закуска. Я заметила, что вино, коньяк и другое спиртное стояли группами и было их числом четыре. Наверное, у каждого свои вкусы, решила я. Мой партнёр налил мне и себе, я только пригубила, он выпил до дна и потянулся ко мне. Привычно потянулся.
  • - Вот оно что! - только и успела сообразить моя головушка. Но губы не стали упрямиться и сминаться в неудобные складки. Это была моя плата за что-то. За что? Я постаралась, чтобы строгие линии костюма не спровоцировали моего визави на большее. И мягко его придержала, он оказался пониже меня и в этой связи у него некоторые трудности. Он оценил мой жест и не стал продолжать. Лишь, когда мы выходили из комнаты, пропуская меня вперёд, он обеими руками задержал мои бёдра. Прочно задержал. Я остановилась. Он приподнял юбку до середины бедра и полюбовался на открывшееся зрелище. Я замерла, не мешая видеть домашнюю заготовку, и спокойно пережидала его позыв. Он вскоре опустил руки и мы вернулись на место.
  Игра продолжилась. Я держала ухо востро и вскоре знала всех по именам. Мой партнёр был Войтиным Владимиром Андреевичем, шатена с тонкими чертами лица звали Маратом, его подругу - блондинку Нонной, с яркой брюнеткой, которую звали Алисой, был стройный и интеллигентный по внешней фактуре Андрей и самый молодой высокий и плотный Константин опекал слегка развинченную блондинку Лизу. Тот, что всё время был сдающим, не играл вовсе, а очень красиво и быстро сдавал за каждого игрока, его звали маркёром. Я постепенно разобралась с манерами каждого и по качеству игры определила, что игроки они хорошие, но обычные, только с большими деньгами. После каждой удачи история повторялась, мы выходили и с каждым разом он погружался в меня всё глубже и глубже. Я поняла, что обычно так и бывало, уж очень он привычно и с хорошим знанием моего гардероба и строения тела проделывал эти движения. Он его знал, как своё! И чем же это кончится? Но все свои вопросы и сомнения я заперла в серебряную шкатулку, а золотой ключик от неё выбросила в окно.
  Когда удача приходила к кому-то из наших партнёров, они так же, как и мы, выходили в комнату со шторкой и возвращались со светящимися глазами. Туалет у дам был устроен так, что ничего особо поправлять и не приходилось, но то, что в комнате с реквизитом они не только прикладывались к рюмкам, мне стало ясно после первого же удачного тотуса, сыгранного Андреем. Он отправился туда со своей Алисой, у неё было аристократически светлое почти не загорающее лицо, хранящее свою белизну, как признак очень изысканной породы, когда же они вышли оттуда, она пылала. Потом она прилипла к нему и ласково и безмятежно мурлыкала до тех пор, пока они не влетели "без двух" при семерной игре. Блондинки Нонна и Лиза, вероятно, были когда-то и приличными спортсменками и игру воспринимали, как естественное для себя состояние. Их нечастые визиты за шторку проходили со щедрыми и яркими эмоциями. Они не особенно сдерживали себя и за столом, а в моменты, когда поднимались в комнату со шторкой, были совершенно раскрученными.
  Я поймала себя на том, что мне стало интересно, до какой стадии можно дойти за эти минутки? Наверное, решила я, прикинув их молодость и опыт, до самого конца! Они в своём полукокетстве и полусветскости не стремились к изыску и утончённости, слова и движения были привычными и естественными, звучало это в полной гармонии с общей атмосферой за столом. Женщины были очень мягкими и соблазнительными, врождённые шарм и красота в некоторой мере компенсировали внутреннюю поверхностность, но от заботливых жён и серьёзных сотрудниц эти состоятельные мужчины, очевидно, подустали и их потянуло на остренькое и солёненькое. Я поняла их тягу к особым ощущениям, как очевидную и нескрываемую, эти дамы одним своим присутствием смягчали присущие карточным и прочим неспортивным играм цинизм, жестокость и беспощадность.
  Дома эти дамочки, похоже, играли совсем другие роли и были примером для детей и предметом гордости занятых мужей, я это почувствовала не знаю каким органом. Между собой они соперничали, не стесняясь никого. Иногда припоминали эпизоды прошлых игр, когда музы имели другой расклад покровителей и при этом многозначительно перемигивались. На игроков это влияло и в самом деле очень благотворно. Но моя роль в этом маленьком игровом эдеме, должна быть другой, не могла же Каминская соперничать с этими сучками. Я должна обозначать иной полюс в этих ценностях и все игроки это наверняка знали. Он должен находиться где-то в интеллектуальных эмпиреях, там, где остальные женщины соперничать не могли. В который раз я поймала себя на вопросе о том, где же это всё находится?
  Мы с Войтиным удачно сыграли очередную рискованную игру и отправились в комнату со шторкой. Я уже знала, что от меня требуется и примерно представляла, как это надо сделать. Мы вошли, как и прежде, я первой, а он за мной. Чтобы уловить его настроение и немножко вывести из себя и заставить обнажить настоящее лицо, я держалась почти рядом с ним. Он не вынес и остановил меня сразу у входа, я обернулась и увидела его взволнованное лицо, ублажить его оказалось легко и он стал почти ручным. Однако мужской инстинкт своего не упускал и, когда мой партнёр в очередной раз полез под одежду, я остановила его, мягко взяв за руки и прижав их там к своим бёдрам, чтоб лучше прочувствовал:
  • - Мы ведь не торопимся, нам уже не нужно быстреньких эмоций и адреналина второпях - в наших руках и время и полнота настоящего! - я внимательно всматривалась в его глаза и ориентировалась только на них, они реагировали на мой голос сразу и естественно, поэтому каждую последующую фразу я произносила с учётом увиденного. Ему хотелось контакта и поддержки, он в этом нуждался больше, чем я. Секс и обладание - только форма или повод, а истинная цель была неизмеримо выше. И плата за неё могла быть неимоверной, я это уже прочувствовала по его реакции на меня по ходу игры, если бы я сказала, что он на меня сильно запал, то это было бы около истины. И я решила ответить по-большому.
  - Но мы можем добавить то, чего нехватает всегда: понимания и ощущения, что ты нужен умному, желанному и близкому. Не зачем-то, а просто нужен! Чтобы вместе смотреть на воду, просто молчать, любоваться рисунком его морщин и не стыдиться того, что тебе приятно от простых ощущений. Это нужно любому, но дано не всем. Надо попробовать, оно уже наметилось, возможно, и получится! - я видела его глаза, когда он слушал: это были знакомые мне, тоскливые до жути, глаза одинокого волка. Я держала его руки в своих и чувствовала всем своим существом, что он меня понял и, ни мгновения не сомневаясь, принял мои условия. Он прижался ко мне на секунду и сказал:
  • - Сегодня вы необыкновенны, будто завязалось острое начало нового романа, но ничего из прелестей старого и не затёрто и не забыто!
  • Эти слова нельзя оставить без следа и я приласкала его так мягко и нежно, что у него выступили слёзы. Настоящие слёзы и они катились по его щекам, не спрашивая и не извиняясь. Губы его чуть подрагивали - это был катарсис. Я мягко улыбнулась мужской слабости, извинила её, вытерла слезу собственным платочком и отдала его мужчине. Пока я всё это делала, он почти не дышал и поглощал меня всю, этого мужчина никогда не забывает. Он медленно сложил платочек в мужскую пирамидку и демонстративно вложил в верхний карман смокинга. Мы не задержались в комнате и сразу же приступили к игре.
  То, в каком состоянии мы на этот раз вышли, все почувствовали сразу и по моему блестящему вниманию к Войтину и по его засветившимся глазам. Я увидела его таким, каким Владимира Андреевича знали в двадцать-двадцать пять лет: бесшабашным и непосредственным, молодым и полным энергии, когда он ещё не понимал принципов социального расслоения и над ним не довлел комплекс неполноценности провинциала в академическом центре. Всё это придёт потом и отнимет много сил на искоренение и избавление. Молодым и бесшабашным он нравился гораздо больше и с этаким, придуманным для него сценическим образом мужчины, мне было легче вести рискованную женскую игру. Он в этой роли был мною вполне управляем и безопасен. Ему же она безумно нравилась и он отдался ей полностью и не сомневаясь. Тот случай, когда обманутый счастлив более обманщика.
  Теперь мы играли свободно и легко, не отчаиваясь при плохой карте и неоправданно не шикуя при крупной. Мы мало говорили, больше обмениваясь знаками, взглядами, легко касаясь карт и наших рук и передавали этим друг другу покой и уверенность. Я стремилась создать микроклимат сыгранной пары и Войтин с удовольствием мне помогал. Получалось легко, он изредка поглядывал на Алису и она ни разу его взгляда не пропустила. Он мною гордился и ей выставлял в качестве укора и примера - такое женщина видит и понимает сразу, мы с Алисой тоже.
  Наблюдая за ним, я также увидела, что он настолько привык принимать решения сам, что инициативу партнёров воспринимал, как манну и в эту минуту отдыхал всем своим существом и на полную катушку. Работать в паре с таким партнёром для него было сущим праздником и я подыгрывала ему охотно и с удовольствием. Оставшееся время мы были сыгранной командой, улыбчивой и приятной в обиходе, я отвечала на шутки и улыбки мужчин за столом, поддерживала мягкий шарм женского интернационала и играла ту роль, которую никому из присутствовавших не сыграть. Возможно, именно в этих секторах находились и устремления Каминской в её прошлых визитах сюда. Мне нечего было делить ни с кем, я ни у кого ничего не отнимала, мои намерения чисты и от общения со мной окружающим должно быть приятно так же, как и мне. И они мне поверили.
  Когда игра закончилась, подвели итог: мы с Войтиным были в выигрыше, Константин и Андрей остались при своих, а Марат крупно проиграл. Все игроки вышли в комнату со шторкой, как я полагала, промочить горло и немного разгрузиться от эмоций. Но этим не закончилось.
  Согласно ритуала проигравший, кроме расплаты наличными и тут же, вместе со своей музой должен покаяться перед публикой за неудачную игру. Игроки расчистили один из столов и стали вокруг в ожидании покаяния. Подруга Марата Нонна села на стол, окинула публику откровенным взглядом и откинула руки назад. Тут началось такое, от чего я готова была провалиться. Марат достаточно чувственно прошёлся рукой по её телу, обнажил грудь и очень умело и привычно стал терзать сосочки Нонны губами, довёл партнёршу до содроганий и после этого опрокинул на стол, задрал юбку, под ней ничего не оказалось, поднял её ноги себе на плечи и занялся своим хозяйством. По комнате стала растекаться атмосфера похоти и грубого секса, которая сводит с ума даже добропорядочных женщин и бросает их в объятия самых невероятных мужчин. Мужчины смотрели на проигравшую пару и в их глазах было то же, что и у Марата. Константин прижал к себе Лизу и они в две пары глаз устремились на действо, которое разворачивалось на столе. В меру возбуждённый Владимир Андреевич стоял рядом и только слегка придерживал меня за талию, Алиса и Андрей стояли напротив меня и я видела, как загорелись её глаза, она взяла руку Андрея и положила себе на живот.
  Наступил момент, когда я почувствовала такой выброс адреналина, что готова была и сама к чему-то подобному. Когда Марат вошёл в женщину, все, стоявшие вокруг и пристально глядевшие на избранную пару, это тут же ощутили, как будто и сами участвовали в коитусе. Не смотреть на эту пару мне было нельзя. Чтобы уцелеть, я нацепила на себя какую-то маску и только с ней выдержала всё до самого конца. Это продолжалось не очень долго, видимо, сексуальная энергия копилась в них потихоньку и исподволь и для того, чтобы разрядиться на столе, нужен был лишь небольшой толчок. Они, не меняя позиции Нонны, исполнили спринтерский забег, полный энергии и драматизма, когда женщине надо успеть к исходу его семени. При этом она очень умело удерживала партнёра от преждевременного финиша и получала ещё и радость обладания сильным мужским телом, способным к сексу в любых условиях. У меня мелькнула и потухла мысль, что и Каминская бывала проигравшей. С кем она проигрывала, всегда ли с Войтиным? Я чувствовала тепло и хорошую энергетику своего партнёра, но никак ему не отвечала. Когда Марат захрипел, а Нонна задрожала и вцепилась в его спину, царапаясь и повизгивая, наступило всеобщее оцепенение и разрядка. Резкий запах спермы и женских выделений подавили всё остальное. Зрители шумно дышали и испускали собственный чуть менее густой, но отчётливый и дурманящий сексуальный аромат.
  Потом все разошлись и я осталась с Войтиным. К тому времени я уже окончательно убедилась, что загадочный ВАВ, для которого я должна была уделить несколько часов в первую неделю пребывания в роли Каминской, и был Войтиным, которого Каминская зашифровала по инициалам. Значит, она с ним встречалась и где-то в городе. Мобильник и его регистрация, это тоже могло быть делом его рук: не фразы ради он спрашивал, не пора ли менять его на новую модель. Вот она, твоя пресловутая независимость, подумала я про Каминскую. О дальнейшем я начала догадываться ещё по ходу игры, теперь же осталось лишь увидеть детали расплаты за полученное удовольствие - за тот адреналин, которым я упивалась в течение нескольких часов, следовало чем-то пожертвовать. И тут я остановила свой жертвенный полёт.
  - В чём она заключалась, эта жертва? А может быть, я вместе с этими женщинами просто пользовалась услугами состоятельных мужчин и упивалась своей властью над ними? Ведь то, что они вытворяли, было взаимным удовольствием! Ни единой нотки подавленности или протеста за весь вечер так и не прозвучало - это сыгранный ансамбль умелых и ценящих друг друга партнёров. Это игра и у неё свои правила и каждый из них знал их заранее, причём проигравший мало чем отличался от выигравшего, разве что пришлось немножко развлечь публику, но и это они сделали в охотку и на полном серьёзе. Просто я была к ней не готова, именно отсюда и вытекало моё неудовольствие поначалу, сменившееся затем спортивным интересом, как и у остальных. Мой партнёр мне нравился, общество, которое стало смотреть мне в рот и ловить мною сказанное, тоже и я поняла, что Каминская в очередной раз преподнесла урок умелого подхода к деловым связям. Её здесь нет уже несколько недель, а ею заложенное вполне работоспособно и со мной. И не было признаков того, что ситуация станет ухудшаться.
  Мы с Войтиным поднялись на второй этаж, там была большая комната, похожая на спальню, с диванами и креслами. Он усадил меня на диван и сел рядом. Мы были знакомы давно и довольно близки по-настоящему, так на куртизанок не смотрят.
  • - Сегодня у нас то, чего я никак не мог добиться вот уже несколько лет! Наверное, это награда за терпение. Мне было приятно видеть тебя в роли хозяйки, наши гости тоже без ума. Они остались и, если хочешь, с ними можно встретиться ещё? - я с удовольствием кивнула и он распорядился по телефону. Войтин перешёл на "ты" и выглядело это вполне естественно и привычно. Потом выжидающе взглянул на меня, я уже была в образе и среагировала, как надо.
  • Мы стали любовниками: я не раскачивала его мачты и не напрягала паруса, он был крепким и надёжным капитаном и в случае бури легко мог спасти груз, судно и свою команду. Бегать по вантам и ставить паруса - не его забота, он прекрасно выглядел на командном мостике и здесь ему нет равных. Я хорошо знала сволочной женский инстинкт, которым каждая из нас чует победителя задолго до самой схватки. И я была одной из них, со всеми гримасами и капризами. Он был победителем по своей биологической сути и всё в нём устроено так, что даже в провальной позиции он находил шансы спастись и успешно их использовал. Таких видно по холодному блеску в глазах, подавленным эмоциям во время действий, естественному ровному поведению и с противником и со сторонним наблюдателем. Его главным достоинством была внутренняя сила, а нормальные женщины любят сильных мужчин.
  Я была с ним вся без остатка и он это чувствовал, он был догадливым мужчиной и не ждал от меня слов: он брал, а я отдавала - щедро и бескорыстно, я была уверена в себе и своих силах и знала, что создам, выработаю, выпестую и подарю всё, что захочу и только, если этого захочу сама. Он того стоил. Я хотела ему отдать и мне себя не жалко. Приятно видеть его помолодевшие глаза, ловить искорки поблекшего было взора, ощущать нежность и ласку прикосновений, страсть соединения и тепло общности. И мне было хорошо самой. Он вполне состоялся как мужчина, я удержала его от торопливых гонок и вывела на спокойную и чистую воду наслаждений, по которой прокатывалась скрытая мощь океанской зыби. Здесь нам было хорошо и комфортно и мы забыли о времени. Во всём этом я решила ни в коем случае не играть Каминскую, а выполнить собственное творение, ни на что не похожее и достойное этого мужчины, никого другого я в это время не знала и не помнила. Я чувствовала своего мужчину легко и накоротке, он был со мной и во мне и я знала о нём всё. Он стонал и выл от благодарности, я еле выкарабкивалась от его мощных погружений, он знал меня всю и это его возвышало над самим собой.
  Очнулись мы, когда было уже темно и прохлада окутала тенистую территорию дачи. Он помог мне одеться, я отметила, что делал это умело и привычно, ни на секунду при моём совместном одевании его эрекция не спадала. Владимир Андреевич радовался своей молодости и здоровью, часто ли бывало так, я не знала и никак не комментировала это. Полностью разобравшись с моей экипировкой, он оделся сам и мы вышли в холл на первом этаже. Нас поджидали партнёры в полном составе. Я отметила, что в отношении косметики инстинкт меня не подвёл и в этот раз: мне не надо было наводить на лице ничего кроме отдельных контуров, а с музами других мужчин случились небольшие аварии и подкрашены они были совсем не так мастерски, как до приезда на дачу. Но они ещё и не уезжали, подумала я, возможно, такой вид и продлит удовольствие.
  Мы чинно уселись в гостиной и началось застолье. Между прелестями ощущений от тостов и блюд наши гости делились подробностями сексуальной техники каждого, давали оценки партнёрам и партнёршам, в общем, вели себя, как на научной конференции с практическими занятиями, массой живописных картинок и смачно смонтированными сюжетами mpeg-файлов. Они не стеснялись друг друга, было видно, что вместе эта компания уже давно и всё им привычно. Меня особенно не задевали, но иногда я чувствовала, что они чего-то недоговаривают и я с кем-то из них и, возможно, не с одним и не раз барахталась в общей постели одной из многочисленных комнат. Неужели Каминская себе такое позволяла? И мой внутренний голос, никогда не вводивший в заблуждение, сказал: "Позволяла и ещё как позволяла! Все мы иногда любим поваляться в грязи и ощутить от этого кайф". В общем, я не стала в позу и была с обществом.
  Потом включили видик и смотрели сегодняшнюю запись из комнаты со шторкой. Все кроме меня знали, что там есть камера и она включалась, когда открывали шторку. Себя я тоже увидела, мы с Войтиным были самыми консервативными посетителями порносалона. Там соревновались и на скорость, и на качество, и на количество. Будто для книги рекордов Гиннеса. Я удивилась человеческому стремлению сделать олимпиаду из всего, в том числе и интима. Так, меня просто сразила утончённая красавица Алиса, которая успела довести минет с Андреем до излияния, сама она тоже потекла, руки Андрея старались где-то под юбкой, но свидетельство он представил, приподняв на руках тело своей партнёрши поближе к камере. Ни одна из женщин белья сегодня не надела. А на мне было изящное французское с кружавчиками, запашистое и мягкое на ощупь, мне казалось, что Войтину такой вариант экипировки понравился больше.
  Потом включили старые записи и среди собрания художеств я увидела себя, то есть Каминскую, в позе лотоса и алкающий язык Войтина, он был в роли жреца перед входом в священную пещеру. И здесь Каминская была бесподобна и несравненна, она на несколько голов превосходила остальных женщин. Мужчина с ней должен чувствовать себя божеством или приобщённым к нему. И я всего этого наследия была преемницей и на меня обратились все взоры в ожидании фирменного номера. Я внимательно прислушалась к разговорам за столом и решила, что сегодня их можно и не потрясать чем-то экстравагантным, весь день со мной для них сегодня был особым, Войтин своим видом и небывалым подъёмом об этом свидетельствовал. Для меня, усталой и опустошённой, сие казалось благой вестью. Было в этом позднем застолье и ещё многое, но я уже ничего не воспринимала, налицо был явный перебор и информации и ощущений. Мне захотелось домой, подальше от этих продвинутых и раскомплексованных людей, чтобы забиться в угол и никого не видеть и не слышать. Я с едва скрываемым нетерпением дожидалась окончания визита. Со стороны могло показаться, что я немного устала, это было не совсем так, физически я была способна ещё на многое, но вот с эмоциями...
  Мне с трудом удалось выбраться из личины Каминской и следовать недалеко от неё, чтобы быть в курсе и при случае согласно кивнуть или отрицательно потрясти головой, сделав соответствующую мину. Мы ещё немного пообщались, дамам захотелось танцев и нам устроили это удовольствие, но я потеряла остроту восприятия и была, что называется, на автопилоте. Кроме Андрея никто толком танцевать не умел, так что и этот аттракцион вскоре закончился и нас развезли по домам.
  Совершенно выбитая из привычной колеи, я поднялась к себе и устроилась в кресле. Сон улетучился и во мне бродила неприкаянность. Все были при деле, только я поджидала электричку и смотрела на всё со стороны. Вот-вот она должна подойти.
  Я отставила раздумья о глобальных проблемах и вернулась к текущим, обратилась в поисковую систему и на самом видном месте нашла Войтина и всё о нём. Он раньше был видным российским металлургом, а потом стал и важным лицом в этом фундаментальном для страны бизнесе. Я производственных газет и изданий не читала и даже не догадывалась, что таковой в нашей стране может быть. Каминская, живя в столице и вращаясь в среде, где это имя было на слуху, считала, что я догадаюсь о сути аббревиатуры и обошлась без уточнений. Что же, решила я, впредь буду внимательнее и вернулась к домашним делам: привела себя в порядок, разложила одежду по местам и забралась в ванную. Размышлять в ванной о жизни я любила, многие авторы придумывают там сюжеты картин, романов, пьес, симфоний: мне было нужно гораздо меньше - отойти, восстановиться и успокоиться. И это не заставило себя ждать. Только тут я вспомнила, что сегодня ещё не видела Жанну, утром она уехала, когда я ещё спала. Я выбралась из ванной и, обернувшись полотенцем, прошла в кабинет, где мы устроили её спальню. Дверь была прикрыта, на ней записка: "Анна Николаевна! Разбудите в семь, я пришла поздно!" Я осторожно вошла в кабинет и услышала тихое дыхание Жанны. Она спала, укрытая одеялом, по-детски приоткрыв губы. Чуть старше моей Ирины, подумала я, а уже женщина. Как мы быстро взрослеем и случается это часто вопреки ломающим нас силам. Умение выпрямиться и воспрянуть - это чисто женская особенность. Я и раньше всё это видела и со мной бывало всякое, но, только попав в шкуру Каминской, осознала это в полной мере.
  Поразмыслив о минувшем дне, я разобрала всё по полочкам, внимательно просмотрела и проанализировала. И мне стало нравиться моё новое положение. Адреналин и полная выкладка ума и всего строя души и тела ежедневно и ежеминутно не давали расслабиться ни с кем и никогда. И я уже понимала, что в новой личине особо нового нет совершенно: из предлагаемых фортуной бенцев вполне можно выбраться известными мне способами. - Я вдруг вылущила изо всего бедлама простую истину: мне по силам всё! И в роли дорогущей шлюхи, и матери взрослой девушки, и матроны с кругом друзей и подруг глядящих в рот с надеждой, что я спасу ситуацию. И ув меня это получалось! Ничего подобного в прежней жизни не было и не предвиделось. Правда, и плата была запредельной, но бесплатного сыра не бывает.
  У меня появились возможности самой управлять процессами фортуны. Это не было вариантом из русской сказки про Емелю или семь богатырей, всё сложней и глубже, но в этих вёртких и неуловимых линиях судьбы я уже имела некую власть. Одной из них был Войтин. Этот мужчина - завораживающее явление и я чувствовала себя в роли глубоко законспирированной шпионки, которая волей случая оказалась в стане противника, в самом командном центре. Из сложенного по крохам и деталькам в общении с ним я отметила, что Войтин не светится с нашей связью, хотя особой конспирации в его действиях и не было. Однако то, что я нахожусь как бы в особой зоне его интересов и мне позволено всё - это я уловила и осознала в полной мере. Он допустил меня в самый свой главный компьютер, увидел, что я безразлична ко всем его игрушкам и возможностям кроме него самого и это его раскачало на откровенность.
  С погоне за женщиной мужчина не может не раскрыться, потому, что в этом его истинная цель: найти и покорить, чтобы раскрыться. Войтин не был похож ни на одного из моих знакомых и то, что я с ним себе позволяла, было небольшой платой за полученное. Лишь немного заглянув в его глубины, я поняла, что Наполеон был бы счастлив иметь такого полководца и тут же поделилась своим открытием. Это не осталось без понимания, он только взглянул на меня по-особому, давая знать о выдаче лицензии на охоту в его угодьях, но и тут я не заторопилась приобщиться и от того стала ещё дороже. Ни мой муж, ни Игорь, ни Руслан даже в малой степени не затрагивали во мне того любопытства, которое буквально овладело мною, когда я поняла его сущность. Он был намного интереснее олигархов, которые выплыли в результате планомерного грабежа госсобственности. То, что он не уехал и не стал подобием местечковых Ротшильдов с дачами на Канарах и виллами во Флориде, а вложился в российскую промышленность и тянул этот воз из честолюбия и вредности характера, прилекало к нему не только моё внимание. По тому, что я узнала о нём, Войтин заслуживал и уважения. Я припомнила драматическую арию князя Игоря об одиночестве - там всё про него. Даже внешне он в чём-то походил на узника собственного могущества. И мы с ним говорили об этом, я поначалу осторожничала, не зная, что они проходили с Каминской, что согласовали, а чего нельзя касаться ни в коем случае, но он сам начал и я поддержала и повернула в нужную сторону - там мне было и страшно и интересно. А опасаться было чего - обладая такой силой и властью, он мог раздавить по неосторожности, да и не привык Войтин к нежностям, хотя тянулся к ним инстинктивно.
  Как Каминская попала в круг его знакомых, я ещё не знала и хотела это установить сама, чтобы не быть в плену мнения его подруги.
  Вот такие мысли овладели мной и спать мне не хотелось совершенно . Я занялась тренажом и прочими делами для души и тела, что всё больше и больше приобщались к моей сути. Прикреплять всё это к имеющемуся оказалось непросто и транаж проходил совершенно непроизвольно, иногда и автоматически. Утром я разбудила и накормила Жанну, занялась делами в том же ритме, что и прежде.
   Испытание поклонников.
  
  Осенняя погода испортилась, к концу этого дня в голове образовалась толчея и сумбур: ничего не понимала и никаких нюансов психологии не воспринимала, надо было разрядиться и я решила развеяться на людях, но за загородкой. К тому времени Глухов уже переслал тексты романса и песен к спектаклям. Они оказались очень даже приличными и мне понравились. Я решила совместить полезное с приятным и предложила придти в наш ресторан со всеми творениями, чтобы и обсудить и развлечься. Он обрадовался, когда узнал, что плата не испортит удовольствия от общения. Мы с Жанной расположились на привычных местах, наш гость явился точно по расписанию и направился к нам. Охрана посмотрела на меня и пропустила. Гость представился Петей и сел напротив меня, рядышком с Жанной. Он был веснушчатым, сравнительно молодым человеком в аккуратной недорогой одежде. Обувь тоже говорила о небольших доходах. Что, собственно, я знала наперёд: те, кто жил в достатке, с музами накоротке не общались - у них другая среда обитания. Петя был технарём из моего рода-племени и общение с ним оказалось проще, чем с иными творческими личностями. Я, прочитав творения автора, уже была уверена, что скучать с ним не придётся.
  Жанна приготовилась играть роль подруги - это наша заготовка. Я заметила, что, несмотря на явную немодность одежды нашего пиита, она ему простила даже вопиющую дисгармонию галстука и сорочки, а так же пиджака и брюк - настолько что-то в этом парне ей стало близким сразу. Он хоть и был слегка стеснён положением бесплатного гостя, но особо не переживал, а некоторая угловатость была и мила и придавала особый шарм и оригинальность. Заказ обсуждали вместе и вслух, мы с Жанной читали и предлагали, а он со всем соглашался. Жанна кое-что в гастрономии соображала и довольно здраво судила о нашем выборе. Петя признался, что ест всё и ни от чего не болеет, не очень голоден, поэтому присоединится к любому варианту.
  - По порции всего, что на первой странице и по половинке, что на второй, в самый раз и будет, - пошутил он, отпуская нас в свободное плавание по солидной книге. Высокомерия в нас не было ни чуточки: перед своими не выставляются - решили мы с ней, просто переглянувшись. Но более всего нам хотелось, чтобы себя показал он. И Петя не стал скромничать.
  Пока готовили горячее, он достал папку и стал по одному извлекать рукописные листочки. Мы приготовились слушать и устроились поудобнее, чтобы и воспринимать и выглядеть. Последнее для женщины часто важнее первого и мы знали, чем это чревато. Если мы будем серыми, то он не получит кайфа от увиденного в наших глазах, если же мы будем слишком высокомерными, то стимул тоже исчезнет и появится страх, мало хорошего и в оглушительном восторге - кому приятно общение с гогочущими гусынями. Жанна смотрела на меня и ориентировалась, как моряк на семафорные флажки флагманского судна. Согласно судовой роли в нашем дуэте был большой поведенческий люфт и он учитывал наши вкусы и жизненный опыт. Жанне необязательно повторять мою реакцию, но быть в чём-то дополняющей, чтобы получился яркий ансамбль, а не унылое единодушие - желательно.
  Читал он умело, заглядывал в наши глаза и упивался вниманием, таким он нам очень нравился и мы возвращали ему настроение в виде женских эмоций, купающихся в мужском понимании. Я видела перед собой лицо Жанны и представляла, какова со стороны сама, а она выглядела очень даже ничего. Мы не торопились вкусить всё и сразу и Петю не подгоняли. Он нас понял, картинно распушил собственные перья и умерил пыл. Мне стало интересно, а как же он смотрит на меня: что это за чудо такое - поклонение таланту актрисы? Ну, и ещё, поскольку Жанне он понравился сразу, мне захотелось спровоцировать её на элементарной девичьей ревности - этакая невинная дразнилка! Я не стала ни кокетничать с гостем, ни отдалять от себя, а остановилась в ожидании событий, таковы мы с мужчинами всегда. Он должен заявить о себе и показать свои запасники. Пресная история заурядного поклонника явно не смотрелась. Мне доводилось читать в свой, а потом и в адрес Каминской много и прозы и стихов и были в их числе очень даже классные строки. Я в необязательных репликах намекнула Пете, что в когорте поклонников можно и затеряться. Он задумался, его мыслительная машина работала быстро и бесшумно и вскоре что-то преподнесла.
  Когда началась музыка для танцев, он собрал волю в кулак и пригласил меня на танец. Я сделала небольшую паузу, поискала аналогию для ситуации и нашла: Клеопатра и молоденький гвардейский полковник Антоний в его первом представлении во время её визита в Рим. Сюжет был именно оттуда и я проследила за его реакцией по совершенно неопытным глазам: отказ убьёт его наповал. Я легко качнулась в знак согласия, краем глаза удалось проследить за Жанной. Она была интересной: на её лице и сожаление и удовлетворение. Читалось сие очень просто: она радовалась, что тот выбрался из объятий поэтических химер и пригласил даму, но в роли партнёрши видела себя. Однако он выбрал старшую. Недоступную ранее женщину, которая могла утопить движением мысли и тела. Это не могло не льстить девичьему тщеславию в предвкушении его следующих шагов по её коварным намерениям.
  Я не стала играть в проницательность и прикрыла глаза ресницами. Он успел подняться раньше и выдвинуть мой стул, а потом подать руку, помогая выглядеть. Пока мы пробирались к танцевальному пятачку, мой партнёр, испытывая себя на смелость, стал легонько касаться моей талии и спины на подходе к танцевальному кругу, как бы сообщая, что он здесь - меня его манеры не раздражали, он это прочитал и на самом пятачке был уже в полном порядке. Взял меня в оборот и я тут же почувствовала, что никаких виртуальных поклонников не бывает. Он не дал в этом усомниться. И я почти всё ему позволила, сама не знаю почему, но сделала это совершенно легко. Ободрённый таким образом, он умело повёл мужскую партию. Мне не пришлось подыгрывать. Я уловила, что экспромта в его партии почти нет, все движения и пассажи казались отработанными. Наверное, он долго готовился, решила я. Мы вернулись, по ходу назад я не увидела в его движениях никакой агрессии. Жанна очень внимательно следила за нами и сделала Пете комплимент. Хитренько сумела, этак, по-женски. Он впервые за всё время смутился.
  Принесли горячее и неловкость была заглажена. Я решила проверить намерение не потеряться среди массы поклонников. Оказывается - нет, не забыл, ждал случая. Когда у музыкантов возникла пауза, он подошёл к ним и о чём-то пошептался. Те переглянулись, почесали затылки и подмышки, осмотрели свои инструменты, потолок, стены, потом принюхались к ароматам с кухни и махнули - валяй, мол! Петя хорошо поставленным голосом объявил сам себя и романс "Посвящение Елене", который исполняется впервые. Как я поняла, речь шла о Елене Андреевне из "Дяди Вани". Проигрыш музыканты сделали очень мягко, давая возможность Глухову освоиться с микрофоном, он начал, сделал пару нот мимо музыки, уловил, что заехал не туда, и далее от серьёзных ошибок был свободен.
  Публика внимательно слушала необычный репертуар и выглядела довольной и его смелостью и содержанием романса, особенно возбудилась женская половина. Романс исполнен в классических традициях, с сильной лирической частью и занимательным сюжетом, где речь шла о женской красоте, которая ни на что не может быть обменена и ценится вся сразу и навсегда. Что-то роковое, недоговорённое, очень прозрачно упакованное, оно не требовало ни названия, ни ответов. Нашего пиита хорошо подавал небольшой, но всё же, вокал, чистое и непосредственное лицо и приятного звучания баритон, женщинам такое нравится особенно. Ну, и сюжет, конечно - "простой и рвущий струны у тонкокожих душ". Этот романс звучал впервые. То, что я знала из электронной почты, было заметно слабее.
  Я вспомнила недавнюю встречу в Горном институте и просьбы исполнить любимые романсы - не мог ли этот молодой человек присылать романсы Каминской и раньше? Не могла ли она исполнять именно их на публике? Я решила проверить эту версию чуть позже, а пока надо отметить смелость автора и исполнение. Жанна смотрела на Петю и откровенно им любовалась, её глаза в эти мгновения были неотразимы, хорошо, что наш исполнитель не видел сумасшедших искор и задымившейся синевы вокруг изящно очерченных глаз. Автор завершил выступление запросто и по-любительски - слегка развёл руками, молча пристроил микрофон, не стал раскланиваться и отправился на место. Его провожали аплодисментами, а музыканты поддержали интерес публики небольшими эскападами. Когда он вернулся за стол, я поднялась и, чувствуя на себе внимание зала, очень мягко и нежно поцеловала Петю в уже зардевшуюся щёку. Я намеренно заводила Жанну. Мне хотелось раскрутить её на поступок, самостоятельный и выводящий из моей тени и покровительства. Ревность в таких случаях приём не худший. Для неё не было секретом, для кого написан романс и почему исполнен в такой обстановке.
  Мы обсудили прелести романса и я, как бы беседуя сама с собой, отметила, что если бы он успел к началу подготовки спектакля, то, возможно, и мог в него вписаться. Хотя решение об этом принимает режиссёр, но..., я сделала многозначительную паузу, как бы показывая, что многое в наших руках, надо только пошевеливаться. Пете вариант очень понравился и он даже поостыл к Жанне, которая старалась оказаться на виду. Она начала разогреваться, но Петя не видел ничего, кроме возникших перспектив, всеобщего внимания к романсу и себя рядом со мной. Зазвучала очень хорошая танцевальная мелодия с сольной партией саксофона и он заметался между приличиями и желанием, победило желание, воспитывать его в эту минуту не хотелось. Я давно знала, что блюзы очень опасны: они вмешиваются во всё и морочат людям головы, иногда от этого случаются неприятности. Петя был и умелым и чутким и это с ним сыграло заурядную шутку, блюз поймал его в сети и он всё перепутал. Хотя он и очень возбудился, но чего-то внутри молодого человека вполне достало и он не сделал типичной для мужчины ошибки, взглянул на меня и я подняла на него глаза, он, конечно, не отрезвел, но кое-что уразумел. Он прикрыл глаза и мы в этом упоительном блюзе предались иллюзиям. Каждый своим - именно это было в моих глазах, я думаю, он понял, не мог он не понять - всё же из поэтов, а они чувствуют не только собственные флюиды.
  Я краем глаза наблюдала за публикой и заметила, что на нас смотрят, нас вычисляют, нас разули и раздели, заглянули внутрь и приготовились продать собственные выводы на предмет широкого обсуждения. Жанна сидела одна, наблюдала за нами и слушала музыку, она встретила нас чуть возбуждённо и сразу же заговорила о том, как всё это выглядело со стороны - нас копировали, либо в своих шагах отталкивались от наших. Получалась интересная миниатюра и мы привлекли Петю к полётам на фантастических образах. Игра в испорченный телефон слабо напоминала то, что мы дружно и с грандиозными фантазиями вытворяли за столом, Жанна, очевидно, подготовилась к экспромту заранее и выдавала очень яркие шаржи на нас с Петей. Краем глаза я следила за залом и отметила, что это привлекало внимание многих, особенно мужчин. Этот возросший нерв окружающего внимания сильно подействовал на нашего мужчину и Петя с удовольствием поиграл с нами в игру: "Вы мне улыбнитесь, а я придумаю хоть что, только бы вы были довольны". И мы, попивая вино и улыбаясь, вдохновляли автора.
  - Хорошо ли это было?
  - Отлично!
  И ему и нам. Именно за этим мы и пришли. Когда вина почти не осталось, Петя опять ринулся к эстраде. Теперь он читал стихи, что-то из ренессансной жизни. Он объявил, что это посвящается женщинам всех времён и народов и стал читать, почти не подглядывая в текст. Опять номер вышел очень органичным. Теперь его простенькая одежда никого не смущала и даже напротив, она выглядела очень уместно в том настрое, который мощно исходил от его молодого лица. Стало видно, что опыта публичного чтения у него хоть и недостаточно, но он наверняка есть. Главное же, что сквозило в его чтении, это страсть к самовыражению. Ему нужно внимание и понимание. Он искал его не только в наших глазах, внимание других женщин он также и искал, и находил. Пусть они были немножко не теми, кого бы ему хотелось, но они были и это для него значило очень много. Я приметила взгляд одной молодой приятной дамы, она сидела с солидным мужчиной, тот занимался выпивкой, плотной закуской, мобильником, всё время пиликавшим в его кармане, и со своей спутницей общался чисто символически. В её взгляде, который она усиленно индуцировала чтецу, было столько неразделённой тоски, что не ощутить этого Петя не мог. Он, будучи неопытным соблазнителем, в качестве взаимности однажды и вправду отметил эту даму, но, слетел с ритма от потрясения и впредь встречные эмоции стал избегать, чтобы не сбиться. Дама проводила Петю взглядом и сообщила нам о своих намерениях. Не знаю, как Жанна, но я её и отметила и поняла. Что ж, пусть попробует. Жанна следила за его чтением, она была слушательницей, которая знает вкус в тонком и изящном и совсем не походила на других женщин, не спускавших глаз с Пети. На ту даму она, по-моему, внимания не обратила. Но могла и сделать вид - актёрство ей уже знакомо.
   Женщины с профессионально выбранными и ухоженными лицами и качественно выполненными причёсками, в нарядах из очень дорогих бутиков, сидели за изысканными столами с крутыми и глуповатыми мужчинами и лишь некоторые из них страдали от отсутствия того, чем наш гость обладал в избытке. Этим некоторым хотелось небанальных слов, они даже готовы кое-чем пожертвовать, чтобы хоть на минутку попасть на роль женщины, ради которой затевалась эта средневековая интрига. Они откровенно завидовали нам и с удовольствием поменяли бы своё положение на наше. Пусть даже и совсем ненадолго! Но они знали, что так не бывает и это добавляло их ощущениям пикантности, остроты и горечи. Откровенная зависть во взглядах некоторых была самым нежным проявлением эмоций в наш адрес.
  - Сколько их здесь, непонятых и тоскующих? - спросила я себя и ответила:
  - Думаю, не более двух-трёх, включая и ту, что была так активна.
  Жанна была выше этих надежд и чаяний, она тщательно готовилась к овладению вниманием Пети. Это я уловила сразу и в качестве зрителя предвкушала маленький спектакль. Что может быть для женщины желаннее, чем увлекательная сердечная интрига. Пусть даже и в исполнении молоденькой и малоопытной девушки, но где же ей этого опыта набираться, как ни в юности. Спектакль состоялся и я ей подыграла. Как будто я поверила ей и ответила на порыв.
  Жанна вызвала Петю на разговор о творчестве и месте женщины в нём. Она заставила Глухова рассказать, что для него важно, когда он пишет про женщину и чтобы при этом выделил реальную и мифическую женщину. Где из них какая? На каких ролях голубая и нецелованая, которая где-то в поднебесье, а на каких любимая и осязаемая реальная, с конопушками и не идеальной фигурой, не срисовывает ли он с натуры, говорят, что копиисты - слабые знатоки душ?! Последняя фраза сильно задела автора и он сразу же воспарил. Лавры музы Жанне явно не давали покоя и она потрошила мужчину основательно. И он, наконец-то, обратил на неё внимание и сообразил, что она не просто приложение к Каминской, а живая и весьма ревнивая женщина, которая не может оставаться безразличной к невниманию на свой счёт.
  Во время следующей танцевальной сессии, он покосился в мою сторону и пригласил Жанну. Я к этому отнеслась спокойно и вскоре около меня был один из наших постоянных партнёров. Танцевал он хуже Глухова, но с ним не надо быть начеку. Он меня охранял. А та замужняя леди оказалась очень неглупой, она подняла своего мужа на танцплощадку и сумела приблизиться так, что Петя мог видеть все её прелести и оценить, как она одинока. Это был отчаянный жест и я его отметила. Мне показалось, что Петя тоже не пропустил. Странная штука - жизнь, у леди есть гувернантка для детей, наверняка, по магазинам и салонам она ездит на своей машине, подруги у неё тоже не в коммуналках живут, а вот, надо же, потянуло к душе и тонкостям, не смутили одеяние с рынка, безликая стрижка по необходимости и всё это ради неуловимых ощущений и тончайших переживаний. Я видела её глаза - это была всё-таки сильная женщина, такие своего добиваются всегда. Видно, очутиться в мире такого парня ей давно хотелось и вот он шанс! Ну, что ж, пусть пробует.
  Вероятно, эта женщина на мою молодую подругу всё-таки повлияла, такой сильной энергетики она не уловить не могла и отреагировала тут же, откровенно и по-женски: это моё! Жанна с Петей даже не пыталась имитировать меня - в нужную минуту выпустила из себя кое-что и он крючок заглотил. Это она сделала мне в пику и проследила за моей реакцией. Я не подала виду, я вообще никак не отреагировала на её атаку и она растерялась. Я не была открытой книгой, хотя и ничего не скрывала. Жанна оказалась хорошей девочкой и способной ученицей. Мы разделили Глухова на части, пользовались доставшейся долей и взаимно уважали кодекс добрососедства. Вряд ли он понял, в какой оборот попал, но, думаю, это для него и не было столь важным.
  Главное всё же произошло: я выделила, подготовила и увидела поклонника в живых обстоятельствах и заставила проявить свою сущность. Он остался в орбите моих интересов, не разочаровался в объекте поклонения, кроме того, появился стимул для дальнейшего общения и по части творческой и по личной тоже - забрезжил соблазнительный призрак близкой подруги Жанны. Про нефтяника она ему вряд ли сообщила. Теперь этот опыт у меня имелся собственный, а не унаследованный от Каминской.
  Та дама с отчаянными глазами всё-таки уловила момент и "случайно" столкнулась с Петей, когда он ненадолго отлучился от нас. Петя вежливо извинился и дама что-то ему ответила, он вежливо выслушал и кивнул. Мне показалось, что визитку в его карман она таки опустила. Молодчина, похвалила я её настойчивость, она могла стать очень оригинальной музой для поэта. Возможно, это каприз, а может за всем этим таится невостребованная душа. Пусть и замужней женщины с выводком детей, но так и не почувствовавшей, что она хороша не только в детской, на кухне и супружеской постели. Петя для этой леди казался личностью очень пикантной.
   Компьютерные чарты и возвращение домой
  
  День обещал быть напряжённым, пришлось даже внести несколько изменений в планы: пришло сообщение из банка о перечислении аванса на "Мосфильм" и с завтрашнего дня начинался подготовительный период, свободного времени у меня уже не останется. Эта необходимость нагрузила новыми обязанностями и освободила от нервной флюктуации. А тут ещё эти генетические расследования. Григорий Ефимович должен придти вечером и к его визиту нужно быть готовой, я обновила в памяти всю информацию и взглянула на неё свежим взглядом, чтобы владеть картиной в целом и не упускать мелочей.
  Он приехал, когда Жанна уже была дома и нашему гостю добавила тихого очарования. Он осмотрел наши сокровища и мы узнали про них столько всего, что впору заказывать бронированную дверь в подъезде, дополнительный кодовый замок в квартиру и круглосуточную охрану возле сейфа в бетонной стене с бесценными дарами природы. Мои думы о каких-то стеклянных полках в эти страсти не вписывались совершенно. Но гость нас успокоил:
  - Нынешние грабители в этом ничего не соображают, поэтому можно держать на виду. Все эти камни - раритеты и о нынешних их хозяевах настоящие любители камня знают всё.
  - И о том, что вот этот костёр у горной речки находится у Анны Николаевны - тоже? - спросила Жанна.
  - Конечно! - любезно улыбнулся он. Жанна задумалась, переваривая услышанное. А я тихонько подтолкнула его на воспоминания и следила, стараясь направить в нужную сторону. Мы с ней услышали много интересного, рассказчиком Сотников оказался хорошим и вместе с чаем и прочими угощениями он с удовольствием погрелся в нашем внимании. А я узнала, что он бывал во многих городах страны и посещал бывших северян, не забыл он и Лену, о которой рассказал нам с Виктором. Она впоследствии вышла замуж и в новом браке у неё родилось ещё двое детей, потом он с ними встречался не часто, больше обмениваясь открытками на праздники и дни рождения.
  - А как они жили между собой, - спросила я, - сводные братья и сёстры, ладили или ревновали к маме? - Жанна подняла глаза, я видела, что её это очень заинтересовало, почему?
  - За материнское внимание и любовь вроде не соперничали, Лена умела быть с каждым своей и чувство к ней их сближало. И потом, она всегда дома, так получилось. Поэтому дети на виду и она в роли объекта общего притяжения, они тянулись к ней, а она им отвечала. И ещё одна деталь - портнихой она зарабатывала очень даже прилично, была у всех на устах и по-доброму, это придавало вес и уважение в глазах детей. Они не стремились утащить кусочек материнской любви, а приобщаться к ней самим - это другое, тут было поле всемирного тяготения. Нет, они не соперничали! Такую женщину нечасто встретишь. Я, вот, так и не сподобился, - грустно и с очень тёплым оттенком ответил он.
  - А имена, как их называли, посвящение кому-то или...? - спросила я.
  - Ну, первой была Машей, так звали мать Лёшки, а второго назвали Коля, как. отца Лены. Во втором браке первым был Руся, а потом Федя, они погодками шли. Этих вообще по святцам назвали, Лена не возражала, лишь бы родня с обеих сторон была довольна. Так получилось, что у остальной родни были девки, ну и род, как бы, пресекался. А с детьми Лены получалось, что подпорки и надежда укрепились.
  - Вы так о них говорите, - заметила Жанна, - будто они из царского рода, сейчас никто об этом не думает - главное, чтоб человек был хороший!
  - А наследственность? - возразил он. - Тебе разве всё равно, кого зачинать от мужчины? - Жанна качнула головой и он продолжил: - То-то же, никому не безразлично, чьё семя в себе носить и потом растить с удовольствием или маяться!
  Я прислушивалась к их разговору и всем своим существом почуяла, что истина где-то рядом. Что-то во мне звякнуло и я насторожилась, не зная, от чего и почему.
  - И сколько же им сейчас, вы не помните?- спросила Жанна.
  - Конечно, помню, - ответил он, - самому старшему, Коле, уже - 46 лет, Маше - 45, Руслану - 43 и Фёдору - 42 года. У всех семьи и детей по двое-трое, в общем, род не пресёкся.
  - Где они теперь живут? - спросила Жанна.- Такая большая семья, им какой дом нужен, чтоб разместиться!
  - Кто где, Лена так и осталась в Угличе, Коля уехал в Прибалтику, да так там и остался, он электронщик, ВУЗ закончил, распределился туда, там женился. Маша живёт в Угличе, тоже с детьми, они уже взрослые, Руся перебрался в Ярославль и там служил в газете, потом перешёл в какой-то журнал, раза два женился и тоже план выполнил. Ну, и Фёдор, он где-то в Москве, бизнесмен, ездит на машине и часто бывает дома, Лена как-то выделила младшенького сразу и он к ней тоже прилип.
  Пока он посвящал Жанну в семейную эпопею Лены, я прикинула, что ей сейчас около 66-67 лет, а Григорию Ефимовичу - 73 года и всё это время он сохранял к ней самые чистые чувства и не изменил даже в малом. Чуть менее полувека! Я даже вздохнуть не рискнула, так это выглядело бы не к месту. Я постаралась копнуть поглубже, но поняла, что он не в курсе деталей, а владел ситуацией лишь вообще. А ещё этот Руся сорока трёх лет, он что - Руслан Виальдин? Или это случайное совпадение? Хотя, его инициалы не совпадали с той аббревиатурой - БВР.
  Я сопоставила то, что услышала с известным и задумалась. Каминская выросла в Арзамасе, в большом старинном доме, где по мужской линии остались Николай, Александр и Анна, вышедшая замуж за Никиту Скороходова на втором курсе ВУЗа. Анна и Александр после собственных свадеб выделились в отдельные дома, а Николай, будущий отец Каминской, остался при доме и матери, которая надолго пережила своего мужа. Про женскую линию я почти ничего не знала, кроме того, что маму звали Елизавета, а её брата - Вячеслав. И всё. Кто из них мог стать объектом её исследований? Этого я не знала и опасалась, что при таком раскладе никогда и не узнаю. Однако что-то мне подсказывало, что связь есть и она где-то рядом, ведь ничего кроме этих двух семей её более не интересовало. Наш гость определённо что-то знал об этом, что?
  Через некоторое время мы вернулись к нашим камешкам и Григорий Ефимович набросал нам эскиз вероятного хранилища для каменной сокровищницы Каминской. И рекомендовал это разместить не на виду и не на солнце, чтобы они не теряли блеск полированных поверхностей. Я подумала, что Каминская не рассердится, если этот стеллаж сделают по моему заказу. С нашим гостем мы обсудили устройство этого сооружения и я отметила для себя, что, скорее всего, приглашу его ещё раз, всё это осмотреть уже в готовом виде. Мне казалось, что я могла вызнать у него ещё что-то, а вот что именно, я и сама не догадывалась. Я очень смутно представляла, чего жду от него, но мне казалось, что там, то есть в нём, что-то лежит. Нужно только разобраться в этом поосновательнее.
  Для полного ажура оформительства Григорий Ефимович с нашей помощью сделал каталог камней и пообещал приготовить более подробную аннотацию. После его ухода я по его эскизу быстренько набросала чертёжик и на следующий день отдала заказ в одну из мастерских, где Каминская была в постоянных клиентах. Обещали выполнить в течение пары дней и многозначительно сделали глаза, чтоб я знала, как меня здесь уважают. Цена за изготовление была явно не московская и я поверила в их искренность. Так недорого могли взять в Торжке или Лихославле, где царит ещё постсоциалистическое натуральное хозяйство.
  
  Было прекрасное солнечное утро, я после плотного завтрака перед зеркалом изучала собственную мимику. Это были этюды, с них начинался рабочий день сразу же после утренней гимнастики. Я отрабатывала переходы от одного заданного состояния к другому и следила за собой в зеркало. У меня была шкала собственных оценок против каждого упражнения и я могла видеть динамику их изменения, за минувшие полтора месяца я в собственных глазах сильно подросла и кадры фотографий убедительно об этом свидетельствовали. Раздался звонок, я не торопилась поднимать трубку и решила узнать, кто это. После паузы на автоответчик записалась речь Каминской, она была явно взволнована и я подняла трубку.
  - Здравствуй, Анюта! - сказала она. - У меня приятная весть, пусть только для меня, но я очень рада и решила поделиться! - даже в самых ярких и пронзительных ролях Каминской так и не довелось пережить в роли того, что она получила от реальной жизни. Здесь, в наших общих реалиях, всё было и острее, и глубже, и несоизмеримо богаче. Я убеждалась в этом ежедневно и сравнивала содержания и тех и других ролей, поскольку Каминская для меня тоже роль и я в их оценке более объективна, чем мой двойник.
  - Рада слышать, - добродушно ответила я, - ты прямо светишься от счастья, что случилось-то?
  - Анюта, я так счастлива, первый раз в жизни мне было свободно и хорошо, когда случилась задержка. Аннушка, милая, я беременна! - оглушила меня Каминская, я так и онемела, а она разлилась своими эмоциями и залила ими мою душу, как весенняя река прибрежные деревни в половодье.
  - И кто же тебя осчастливил? - наконец-то я выцарапала из себя, чёрт возьми, отношение к новости, приемлемое минуте и состоянию Каминской.
  - Конечно же, Коля, кто ещё! Анюта, теперь я понимаю, что ты чувствовала с ним и от него, когда носила своих детей, ничего подобного со мной не было, я даже не мечтала о таком, это так здорово! - не заметила она моего тона. Или сделала вид.
  - А ты не торопишься, срок-то какой? - я ещё обречённо цеплялась за химеры дамских несчастий.
  - Пошла третья неделя сверх, теперь уже всё! Я уверена, это не задержка.
  Что я могла ответить? Ни единого слова из моих уст так и не излилось, а сердце намертво приняло ритм неприятия и делало вид, что всё это капризы женской сути, которая позволяла себе и не такое. А вспоминать её дифирамбы моему семейному хозяйству в минувшую встречу вообще не хотелось.
  - Анюта, ты, что - расстроилась? - спросила счастливая Каминская несчастную Неустроеву или это Неустроева в очередной раз забеременела, а Каминская злится от безысходности? - Господи, да не бери ты в голову, мы же обо всём договорились, он был моим любимым мужем и я от него зачала, что может быть лучше? Ты что, ревнуешь? - я вздохнула и на большее сил не хватило. Каминская чуть-чуть прикрутила свой фонтан, но и только, счастье так и брызгало из неё, как вода из лопнувшей трубы. - Аннушка, ты пока успокойся, я перезвоню позже, хорошо? - и я молча кивнула трубке.
  Я думать ещё не была способна, да мне и не хотелось, я знала, что это только навредит и просто купалась в своей боли. Через полчаса она перезвонила и я сказала, что немедленно возвращаюсь. Ни о чём не спрашивая более, я назначила место встречи. Она такому решению не обрадовалась, но спорить не стала, мы и так достаточно поиграли, пора и честь знать.
   Через два часа я приехала в город и после обеда пришла на работу. О том, как во время обмена выглядела Каминская, вспоминать не хотелось, я знала, что и сама выгляжу не лучше.
  - О, у вас новый макияж! - встретила меня в приёмной молоденькая стервочка по имени Оксана, когда я зашла сказать, что буду занята и попросила на меня никого не переключать.
  - Если мне кто-то понадобится, я перезвоню сама! - сказала я и она послушно кивнула, не сводя глаз с моего лица. А на нём частично была ещё Каминская. Я тут же нырнула в работу и нашла кучу огрехов своей дублёрши, чистить их и выкорчёвывать мне доставляло невыразимое наслаждение. Выявляла и ликвидировала я их быстро и с большим энтузиазмом, легко появлялись альтернативные фразы и решения, более приемлемые и эффективные пути реализации, в общем, на меня нашло вдохновение и зуд реформаторства и работа доставляла глубокое удовлетворение. Но надолго спрятаться от общества и окончательно придти в себя не удалось, шеф явно соскучился по приключениям и решил потащить меня на губернское мероприятие, посвящённое открытию нового спортивно-развлекательного комплекса. Это был долгострой, который висел ещё с социалистических времён. Счастью областных властей не было границ и они заставили раскошелиться на этот форум всех городских деньгодержателей. Я пыталась отговориться нездоровьем, но он, такой родной для меня теперь Ванечка, не поверил:
  - Такая прелесть и больна? - он заговорщически улыбнулся. - Мы там задержимся ненадолго и при случае, вы, мисс Очарование, тихо и без огласки испаритесь, я разрешаю.
  Что мне оставалось? - Выглядеть желанной и недоступной конфеткой, чтобы хотелось быть рядом, слушать, что я скажу и постараться угодить. А если повезёт, то и прикоснуться. Я была до чёртиков зла и на себя и на весь мир. Но расквитаться с ним решила по-своему. И я опять была при своём Ванечке и ревниво присматривалась к тому, как вокруг нас порхали местные владельцы денег и удовольствий и исходили слюной по спутнице моего шефа. А он, не стесняясь, стриг на этом купоны - раньше за ним подобного не замечалось. Или это влияние Каминской или он сам стал соображать в циничной тональности - а что же ещё?! Когда к нам подкатила очередная парочка богатеньких "буратино" с молоденькой девочкой в роли жены и потасканным муженьком с мобильником в кармане, я не выдержала и откровенно ему улыбнулась. Устраивать мизансцены я уже научилась и длинные ножки с глупенькой головкой моментально оказались в зоне внимания моего шефа, а незадачливый "буратино" попал в мои руки. Ненадолго попал, но живым я его не выпустила, он узнал про себя такое, что к своему прежнему сокровищу возвращался с неохотой - как в карцер после экскурсии в Эрмитаж. Он украдкой оглянулся и я его поощрила, самую малость, но этого хватило, чтобы у длинных ножек напрочь испортилось настроение. Очаровательная улыбка моего шефа вдогонку только усугубила её драму, супруги исчезли и больше я их не видела.
  Самое интересное в этой проделке - поведение шефа, он все мои манёвры отметил с самого начала и одобрительно кивнул. Раньше на подобное внимания не обращал, а теперь...? Что это, рост самосознания или влияние Каминской? И всего-то за полтора месяца с небольшим - молодчина, Аннушка!
  Перед отъездом на традиционную охоту я успела просмотреть текущие задачи в бумагах и компьютере и в общих чертах представляла уровень въезда Каминской в мою роль. Она ещё ничего такого не сделала и мои проекты вела к завершению очень тяжело. Наши традиционные клиенты законам цивилизованного рынка не подчинялись и не торопились сделать нашу рекламную фирму процветающей. Нужно хорошенько изойти потом и остальными малоприятными выделениями, чтобы хоть один из проектов довести до логического, то есть денежного, финала.
  Мне захотелось поставить одну многозначительную точку, это был комбинат по изготовлению бумаги и картонажных материалов, там недавно поменялось руководство и с ними я сразу завела особые отношения, чтобы приохотить к нашей фирме. Дамское очарование первого зама наряду с расчётами и образцами нашей продукции играло в этом немалую роль. Руководство именно этого комбината мне и хотелось увидеть и добить дело до победной реляции. Этот проект сулил обеим сторонам хорошие перспективы и для меня кое что значил. Каминская многого про них не знала и не скоро бы во всё въехала, тем более, что у нас есть и конкуренты, которые тоже положили глаз на такого жирного гуся. Здесь эти ребята должны появитсья обязательно, поэтому я решила сыграть на моменте и не отпустить без гарантий. Троица начальства с комбината, ориентируясь на живца, сама подрулила к нам и шеф с удовольствием подставил меня их вниманию. Как я понимала возникшие обстоятельства, моё старое предложение в целом ими одобрялось, но были, как всегда, нюансы. Уже который месяц и всё время новые. И я откровенно их соблазнила тем, что только женщина может обмануть безнаказанно, никто так не владеет искусством обольщать и не обидеть клиента. Что ни говори, а ведь реклама - это очень красивый и квалифицированный обман, которому поддаются с удовольствием и не обижаются на последствия при хорошем качестве товара.
  - Как притягивает вывеска с красивой мордашкой и стройной фигуркой на форзаце, даже если она самая последняя стерва! - сказала я им и улыбнулась, будто проходила кастинг на роль Афродиты в голливудском суперпроекте. По тому, как они приняли это, шеф без промедлений уточнил пресловутые последние штрихи и мужчины удалились в курилку, обычно он клиентов в таких случаях без чёткого ответа не выпускал. Я как будто припомнила что-то из прежней жизни и улыбнулась себе: получилось всё легко и влёт. Тренаж в роли Каминской оказался очень полезным. Я очнулась от пристального взгляда в спину, я его просто почувствовала. Но не обернулась. Вскоре с чуть обиженным лицом появился Егор:
  - Ну, ты и даёшь, Анюта, как кинозвезда на мировом форуме - не подступись, охрана так и стрижёт всех!
  - Здравствуй, Егорушка, рада видеть! - очень сердечно сказала я, догадываясь, как его третировала Каминская - на звонки не отвечала и в упор не замечала.
  - А раньше-то почему нос воротила? - в его голосе было кое-что побольше рядовой обиды чувственного мужчины. Что она ему сделала?
  - Обстоятельства, Егорушка, обстоятельства, сам знаешь, они нас ведут, вот и не могла, да и заигрались мы с тобой, Егор Матвеич - у тебя жена, у меня муж, детьми тоже не обделены, опасно в нашем маленьком городке грешить так долго. Наказание за такое всегда неотвратимо. Как считаешь, а?
  - А тебе это интересно? - я кивнула и он продолжил. - Сбежим? Я посмотрела на него, потом на часы и задумалась. Он всегда был подушкой и я ныряла в него от груза идиотских мыслей и собственной флюктуации. Сейчас как раз такая минута. Вот только я стала уже другой.
  Из курилки подошли оживлённые мужчины, похоже, шеф всё довёл до логического конца. Я проводила погрустневшего Егора взглядом и переключилась на заявленную роль соблазнительницы.
  - Такие вещи полагается отмечать! - сказал генеральный директор комбината и с ним согласились, видно было, что сейчас они будут меня уламывать пойти с ними в местный "Риц". Одета я была как надо и от невнимания к себе не страдала. Там, куда меня звали, я должна быть украшением. Вещью! Я знала, что пока контракт не подписан, из-за поворота могли вынырнуть любые обстоятельства и решила дожать их до конца. То есть, сыграть роль приза. И совсем не морковки! Хотя в нашей стране даже подписание контракта ещё не гарантия соблюдения обязательств по ним. Но в этом случае всё было несколько иначе - проект начинала я и мне самой хотелось поставить на нём точку. Несмотря ни на что! И я согласилась сразу же и всем своим видом обозначила условия.
  Мы уехали в "Риц" и в его роскошном кабинете поставили все точки. Директор был доволен, его зам по коммерции тоже, моему шефу даже пришлось чуточку умерить свои восторги - я на него просто цыкнула. Мягко так и обаятельно, со стороны это можно принять за улыбку, но он был умным мужиком и всё понял. Лицо у него сразу поскучнело и он присоединился к другим мужчинам в восхищении деловыми качествами женщин сухо и буднично, будто на роскошном пикнике возле заповедного озера Селигер, где даже тост говорят вполголоса, чтобы не испортить экологию. Я была вещью, одушевлённой, улыбающейся и говорящей, я даже ублажила их в танцевальных минутках, я отзывалась на их слегка развинченные движения, но они чувствовали прохладу в моих членах, где разлилась холодная жидкость, совсем непохожая на кровь. И они остывали. Но смотреть на меня было приятно - в этом я не отказывала и даже добавила чего-то виртуального, чтобы оно было в гармонии со зрительным образом. Роль виртуальной холодной звезды была привычна и удалась легко, а мужчины с удовольствием ею любовались. Потом они отвезли меня в универсам и я набрала там всего-всего в четыре руки. Мои сопровождающие даже не задумались, откуда у меня такие деньги. Они ходили вместе со мной и я им всё рассказала: и про детей, и про мужа, и про кошек, и про кактусы - вся эта камарилья ждёт меня с нетерпением. Я была так выразительна, что комбинатовский зам по коммерции не удержался:
  - Разрешите вам помочь всё это доставить домой, я только на кошечек взгляну, у меня, похоже, скоро будут такие же? - я великодушно согласилась, чего былая Неустроева не сделала бы никогда. Зам по финансам был мужчиной не очень видным и страдал от этого, двое его коллег превосходили его по кондициям физическим и протокольным, но финансы систематически должен обеспечивать он и я об этом не забывала. Ещё в супермаркете он следовал за мной, как привязанный и именно с ним я советовалась по поводу некоторых покупок, трое остальных мужчин вынесли это, как каприз и не смели даже пикнуть, я с ним переглянулась украдкой и он понял тонкую интригу моей с виду невинной забавы. Мы на двух машинах приехали ко мне и солидная мужская компания сыграла роль посыльных, водители шли впереди и открывали перед нами многочисленные двери. Не скрывая удовольствия, старался и мой шеф, раньше он своей лояльности мне публично не выражал.
  - Что это, - подумала я, - возможно, это следствие двойного эффекта Каминской?
  У меня дома уже собрались все и все до одного удивились моему возвращению в таком виде и с роскошным сопровождением из шумных и поддатых начальников, известных всему городу. Я будто вышла отсюда недавно и ненадолго и моего отсутствия никто не заметил, но я-то знала, что меня здесь не было полтора месяца и за это время всё тут сильно и сильно изменилось, особенно дети - они подросли и у них появились обновы, явное расточительство Каминской. На ту сумму, что значилась в моей ведомости по зарплате, она уже давно не жила и отвыкла. Наверное, прихватила с собой заначку, решила я и не обиделась на это. Между тем, наш приход держал мою семью в напряжении, я это хорошо видела, но играла роль хлебосольной хозяйки и потихоньку осваивалась с изменениями в доме. Мне не пришлось ничего говорить, моя свита это за меня выполнила с блеском и вместо удивления и каверзных вопросов я увидела восторг и удовольствие домашних от того, что вообще заявилась домой. Каминская и здесь их приучала к себе. И это у неё получалось успешно. Вот это мне уже сильно не понравилось, начался бедлам страстей с выкорчёвыванием всех атрибутов прежней обитательницы моей спальни.
  Шеф себя тут чувствовал уже своим и представлял моих домочадцев гостям. Кошки тут же прижались к моим ногам и стали тереться о них, чтобы заново отметить свою территорию, за многие недели отсутствия из меня всё кошачье выветрилось начисто, а ноги вообще пахли бог знает чем. Я как бы со стороны наблюдала за всем этим, продолжая отмечать изменения в доме, они были, хоть и выражены неявно. Вскоре гости откланялись, восхищённо отзываясь о доме, обитателях и правительнице этого государства.
  Я устало опустилась в кресло. Тут же рядом оказались и обе домашние ленивицы и с неподдельным женским любопытством замурлыкали рядышком, напоминая о себе, запахи они различали всё так же отлично и меня с Каминской не путали. Они ждали меня из длительной командировки и отметили, что букет моих ароматов существенно изменился, особенно старательно об этом толковала Нюська, чуть не вылизывая мои пятки, что выглядывали из домашних шлёпанцев.
  - Что это они, - спросил муж, - валерьянку почуяли? - и сам склонился ко мне, вдыхая и волнуя. Лучше бы он этого не делал, я тут же уловила запахи Каминской, он ею пропитался насквозь. Ирина к папиному вниманию отнеслась безразлично, Максим тоже, они занялись пакетами и сумками, что аккуратно сложили на кухне мои сопровождающие.
  - Если б ты знал, как я устала! - сказала я и даже не шевельнулась от его касаний. Не могла же я сказать, что от него пахнет чужой женщиной, но некоторую прохладу он отметил, послушно отпрянул и сел напротив.
  - Что это у вас было?
  И я подробно и правдиво рассказала о второй половине дня за исключением небольшого эпизода с Егором.
  - Твой шеф преобразился, - сказал он, - раньше домой никогда не звонил, через секретаршу общался. А теперь и сам не брезгует передавать просьбы.
  Я выделила его акцент на молоденькой дамочке с ногами от ушей и поняла его правильно.
  - Теперь с первым замом неудобно общаться через третье лицо, не так поймут, милый. А эту стервочку Оксаночку я, наверное, подарю кому-нибудь из наших клиентов, - сказала я и ласково улыбнулась, будто это уже седьмой дубль, чётко и автоматически. - Спрос на неё есть, пусть пользуется, пока пользуют! - у мужа поднялись брови. Он такого не ожидал, его ревнивые нападки с моей стороны никогда не парировались так резко и сразу. Он хотел что-то добавить, но тут явились дети и он промолчал, улыбнувшись только мне. Это мне в нём очень нравилось и я отличала его от других мужей, которые таким достоинством не обладали, женщины об этом всегда между собой делятся. Ирина с Максимом организовала небольшой ужин с чаем и фруктами.
  - Мам, тут столько всего, тебе, что зарплату повысили? - сказала Ирина, разливая чай по чашкам. Максим уплетал за обе щёки деликатесы и сладости и был рад случаю пополнить запас калорий, которые в его топке сгорали нещадно.
  - Премия по случаю выгодного контракта, - объяснила я, - хороший контракт, ну и премия достойная.
  - А на хоккейную форму что-то останется? - спросил Максим. Я кивнула, что-то останется и ему и остальным членам моей семьи, да и мне тоже. После ужина я отправилась переодеться и опять почуяла запах Каминской. Он был везде: и в шкафу, и в комоде, и в кресле рядом с постелью, и, как исчадие всех грехов, сосредоточился в самой постели. Духи и прочая косметика остались прежними, но стойкий запах другой женщины всё перебивал. Её беременность я чуяла всеми фибрами своей души. Я собрала её бельё, сменила постельное и одежду и сунула в стиралку. Но изменилось мало, разве, чуть-чуть.
  Потом занялась детьми, просмотрела дневники и тетради, ничего особенного не обнаружила, подписи Каминская ставила регулярно и следила за учёбой систематически, я это отметила сразу, хвостов не было ни у хоккеиста, ни у пианистки. Дети к моему тщанию отнеслись привычно, будто и не было перерыва. Я попросила Ирину что-нибудь сыграть из школьного, чтобы на проверке поставить точку. Она в темпе отыграла несколько пьес, а Максим взялся за книжку. Я посмотрела на его чтиво, это был "Том Сойер", удовлетворённо потрепала его вихры и ушла к себе, там уже в нетерпении томился муж. Он в три секунды избавил меня от белья и облачил во что-то несуразное, я с интересом взглянула на него, ожидая продолжения, Каминская и здесь оставила свой след. Он уложил меня под одеяло, пристроился рядом и спросил:
  - Ты им сказала?
  - Что?
  - Ну, про беременность, что у них будет братик?
  - А если сестричка?
  - Анюта, что ты, право, какая разница, кто? Главное, что он, она или они будут!
  - А если, это ошибка? Задержки бывают и по два месяца, а потом всё налаживается!
  - Но у тебя-то такого не было никогда, у тебя, как часы, моя ласточка! Не пугай меня, а то как-то не по себе становится. Я вздохнула и отвернулась, видеть его тревожные глаза было мукой невыразимой, он уже, грешным делом подумал, что я сотворю выкидыш и потому расстроился. Обычно предохранялась я и он расценил этот залёт, как медицинский казус. По тому, как об этом говорила Каминская: они обсудили и были рады случаю. А я им как бы всё портила, вот так! Он вертелся возле меня и я не узнавала своего мужа, которому трахнуться за милую душу ничего не стоило и в случае моего прихода с любого общественного мероприятия, где я была с кем-то, а не с ним, он тут же начинал сексобработку моей территории. В таких случая мне не удавалось унять его чуть не до самого утра, так он возбуждался и исходил ревностью к несуществующим мужчинам. А сейчас он носится со мной, как с писаной торбой и не знает, куда приткнуться самому. И я ему помогла, он с удовольствием растележился, а я вкусила от длительного воздержания сполна и в полном ассортименте. Утром я сделала то же, он немножко удивился, но не отказался. Видно, Каминская настроила его на изменение режима, но я успокоила:
  - Я ещё хочу и мне это нравится, а тебе? Он не стал тратить слов попусту и доказал свои чувства делами.
  Утром он встал первым, умылся, побрился и приготовил мне ванную, чтобы после таких приятных трудов я приняла душ до побудки детей. Он бережно и старательно оглаживал меня мочалкой и приговаривал что-то несусветное, делая пассы вокруг живота. После всего он опустился на колени и приложился к чреву, с удивительным для него благоговением поцеловал, вытер тело насухо и только после этого оставил меня в покое.
  Я его просто не узнавала. Днём он пару раз звонил мне на работу и интересовался самочувствием. Я любезно отвечала и мило беседовала, а внутри вся кипела - он говорил не со мной, а с тенью Каминской. Я себя так вести не могла - это портрет Каминской, её привычки и привязанности, её запахи и вкусовое поле. Господи, ну, какие же мужчины глупые и близорукие, не замечать таких вещей просто невозможно! Но мой муж попался так же, как и Руслан и другие мужчины Каминской и Неустроевой. Я ему ответила чуть резче, чем хотела, просто не удержалась, но он этого не заметил. Она ему внушила, что ещё один ребёнок - это самый лучший тон, мы умны и здоровы, у нас нет проблем с личной жизнью, нам хочется оставить след после себя, поздний ребёнок всегда - конфетка, он просто купается в любви.
  Она навеяла, а он мне пересказал.
  Ещё два дня жизни дома прошли нормально, я закрыла на висячий замок свои московские потуги и эмоции, втянулась в привычные обязанности хозяйки дома, даже не вспоминая комфортного обустройства своего жилья в командировке и отбилась от признания в беременности под предлогом неясности и крайней ревнивости Максима. Мною овладела такая решимость и целеустремлённость, что препятствий для решения своих задач в моём нынешнем состоянии быть просто не могло. На работе разгребла всё, что оставалось незавершённым, довела двоих юристов своих клиентов до инфаркта и заключила-таки затянувшиеся дела оформлением контрактов. Один из этих юристов мне перезвонил позже и пообещал весёлую жизнь, я поинтересовалась, когда он в последний раз засыпал на роскошной женщине, а не в дырявом корыте. Он опешил, этот неуч с сомнительным дипломом и без хозяина в голове, но с амбициями. И он промямлил что-то несуразное. Я ему посоветовала никогда не связываться со взрослой женщиной, иначе все увидят, что у него не стоит, с ударением на последнем слоге, всё, а сам он тоже ничего не стоит. Он тут же заткнулся и положил трубку, а через несколько минут перезвонил и покаянным тоном извинился.
  Я так исходила злостью и ревностью, что со мной никто более не связывался и в итоге этого у нашей фирмы осталось значительно меньше рутины в добивании трудно идущих проектов, а на завершающую стадию вышли ещё четыре. Я забрала у шефа машину и не вылезала из неё, пока весь этот рекламный юридический полуфабрикат из ящиков столов трусливых и некомпетентных клерков не перебрался на полированные столешницы первых лиц предприятий, с ними я могла вести конкретные переговоры и сама определять: уступать или нет. Шеф моему напору особенно не упирался, пересел на свою личную тачку и хвастался, какая она, "Нива" восьмидесятых годов, шустрая, юркая и вездеходная. Наш шофёр Васильич меня вдруг и сразу зауважал, когда я возвращалась от одного из клиентов в сопровождении заказчика и с холодным выражением на лице. Только что мне удалось убедить его в том, что работая с нами, он идёт в ногу со временем и гарантирован от провинциальной ограниченности и изоляции. Он будто видел меня впервые и поражался собственной близорукости. Когда он открывал дверцу нашей "Волги", на его лице было написано настоящее и неподдельное уважение к нашей фирме и Васильич это усёк в одну секунду. Я стала крупным и хищным зверем, который затаился, вынюхивал и скрадывал добычу. И нюх и чутьё у меня стали поистине звериными. Единственное место, где я не могла разойтись как следует -супружеская постель, муж меня лелеял и берёг, а я зеленела от злости, он же помнил выучку Каминской и ни на шаг от неё не отступал, даже, когда я его на это провоцировала.
  Досталось и Оксане, я её поймала на мелкой женской пакости, завела к себе кабинет и устроила взбучку. Она сильно испугалась и клялась в дальнейшем послушании и лояльности. Я её отпустила, однако решила переговорить с шефом и, если он с ней уже не спит, то нужно найти деликатный повод срочно от неё избавиться, она стала опасной и могла нас подставить. Но в этот день не успела, мы с ним как-то разошлись по времени и я отложила эту проблему на завтра. К концу третьего дня после возвращения, позвонил Егор и я, выведенная собственным мужем из себя, немножко на нём отмякла, самую малость, но это было привычным наркотиком и хватило самой малости.
  Вечером муж проявил самодеятельность и за ужином объявил детям, что мама ждёт маленького. Он с пониманием посмотрел на меня и успокоил: вот видишь, ничего и не случилось, Максим даже не охнул. Ирина с интересом стала осматривать мои бока и качать головой, а сын только хмыкнул:
  - Теперь и у нас будет писк и мокрота кругом! - лояльная папиным предупреждениям сестра его тут же окоротила.
  - Если от кого и была сырость и писк, так это от тебя, молчал бы уж в тряпочку! - и он притух. Но уже не расстроился, как бывало раньше, и тоже с интересом уставился на меня.
  - В такой маленький срок это ещё незаметно, - просветила сестра своего брата.
  - А он уже человек или какой-нибудь тритон или рыба? - являл любознательность сын.
  - Сам ты тритон, уже самый настоящий человечек, только совсем маленький, - ответила за меня солидарная со всеми женщинами мира Ирина.
  - Ну, ещё даже не совсем человек, - уточнил папа, - для человека ещё рановато, слишком это сложное создание, а пока только его зародыш. Потом всё время он растёт и через три-четыре месяца уже человек со всеми органами, только маленький и ещё беспомощный. Но сердце, ручки, ножки и всё остальное при нём.
  - И что же он там делает так долго, - не поверил Максим, - если он не обезьяна, то мог бы и не томить нас. Муж задумался и вопросы генной инженерии юному хоккеисту излагать не стал. Пользуясь молчанием и моим попустительством во взгляде, сын изволил немножко порассуждать:
  - Нам в школе говорили, что, согласно Дарвину, проходил отбор видов и простые отмирали, а сложные занимали их место. А в генах и хромосомах записывались все наши предки от инфузорий до обезьян. Как в памяти компьютера, всё по ячейкам. Когда плод развивается, он всё время смотрит в эту память, как в библиотеку, и делает всё, что заложено там. На природоведении нам показывали, как из икринок получаются головастики, потом они вырастают в хвостатых ящеров, потом тритонов и только в самом конце становятся обычными лягушками. То есть, - рассуждал новоявленный естествоиспытатель, - у мамы в животе должны пройти все эти дела от инфузории до обезьяны и потом уже человечка. Вон по телеку показывают этих голышей в роддоме, так они натуральные обезьяны, без хвоста только. А потом через несколько дней они уже и на людей смахивают. Правильно, мам? - он заглянул мне в глаза и я поняла, что ему не хочется ни братика и ни сестрички. Я не стала его разубеждать. Его позиция была стройной и логичной, некоторые детали он узнает потом, сейчас не это важно, а умение мыслить и оно у него сложилось вполне, даже не по годам.
  - Ты до этого сам дошёл? - только и спросила я.
  - А то! - Конечно сам, в книжках всё так непонятно, а учительница, видно, и сама про это толком не знает, муру всякую говорит, наши девчонки ей поддакивают, кулёмы с бантами. Я притянула его к себе, он только для порядка поупирался и с удовольствием затих в моих объятиях, вкушая мамин запах и тепло, я это хорошо чуяла. Я теперь была очень чутким зверем и чуяла там, где внешне ещё ничего не видно. Сама не знаю, как это получалось.
  - Уж лучше быть хорошим хоккеистом, чем занудливым учёным! - ободрила я его и он показал сестре язык.
  - Мам, а насчёт формы ты не забудешь? - напомнил Максим, он в моих объятиях чувствовал себя комфортно, уверенность в себе и потребность почерпнуть это у мамы под крылышком в нём ещё не ослабла, на этом важном местечке семейного благополучия гарантии исполнения желаний ему казались наиболее весомыми. Я поймала на себе ревнивый взгляд мужа и приласкала сына, нежно и ласково, так, как иногда делала с ним, когда он очень мне нравился. Он понял и обиделся - они видели себя со мной только в единственном числе. Сейчас сын имел преимущество и я его подчеркнула своим тоном, который все в семье хорошо знали, если я говорила так, то сказанное имело вес закона.
  - Нет, конечно, разве ты позволишь! - ответила я и он выбрался на свободу. Сделал он это с некоторым усилием над собой. Взрослея, он стал стесняться телячьих нежностей, но всё же по ним скучал и в моём тепле ещё нуждался. Интересно, что в таких случаях делала Каминская? И заметил ли он разницу?
  Вечер прошёл по привычной схеме, я немного отошла от былого напряжения и стала осматриваться вокруг глубоко и пристально. И к своему стыду отметила, что Каминская стала в моём мире своей в самой полной мере, следы её дел и замыслов были во всём и их стало так много, что от моих собственных следов почти ничего не осталось. Она очень осторожно и умело вторгалась в мои владения и переводила на самых разных путях все стрелки в собственном направлении. И вот теперь её здесь нет, но никакого удовлетворения я так и не получила, мне казалось будто она затаилась где-то поблизости и выжидает нужную минуту для атаки.
  Каминская не давала о себе знать ни днём, ни вечером, хотя я полагала, что должна бы и позвонить. Ведь там осталась совершенно ей незнакомая Жанна, которая стала мне за дочь и подругу, Настя с Татьяной тоже покоя не давали, да и остальные мои унаследованные связи и симпатии требовали ежедневного тщания, ответов и внимания. Особенно беспокоила Жанна, не сказала бы Каминская ей чего-то лишнего. Мне она вообще казалась бедной сиротинушкой. Но ни единого шага для её блага сделать не могла - таковы условия нашей игры. Это было нашим взаимным и добровольным решением. О Стриндберге я боялась и вспоминать, так это было больно.
  После домашних дел и забот я улеглась и опять было исследование и смакование. Он не заметил никакой разницы - значит, решила я, Каминская ещё поддерживает форму и моя талия и бёдра, на его взгляд, когда он к ним тщательно и любовно прикладывается, имеют тот же вид и габариты. Я помнила, как он раньше размещал свои пальцы у меня на нижних складках губ и играл с ними и удивилась - почему он не заметил разницы моих крупных и прочных связок внизу, которые всегда хорошо выражены у рожавших женщин и совершенно инфантильны у нерожавших, а у Каминской они были как раз такими? Неужели он так глуп и невнимателен?
  Муж, между тем, помолодел на много лет и стал любезнее, чем когда-либо. Большой опыт позволял вытворять такие вещи, что я давалась диву его выдумке и фантазии. Ребёнок ему нужен не менее, чем Каминской. Он уже загадывал, как мы всё устроим и где найдём денег для обмена квартиры, это они с Каминской уже обсуждали. А ещё она спрашивала насчёт дома, большого родового дома, где будет просторно и всем хватит места. Вариант с пригородом он приводил неоднократно, за цену нашей квартиры в центре города можно купить приличный дом на окраине. Он уже присматривался к объявлениям и изучал, что получше. Квартира, на его взгляд, была не лучшим вариантом, дети растут и им нужно больше места, да и Ирина на брата смотрит не всегда по-сестрински.
  - А школа, садик, поликлиника - там же всё разобрали на дрова? - говорила я о реалиях в пригороде.
  - Будем возить в центр, а чтоб особых проблем не было, прикупим машинёшку и всех будем одним рейсом отправлять, - фантазировал мой муж. Я особенно не спорила и только упивалась его ласками, которые стали совершенно иными. Я старалась не замечать того, что он перепутал тела, и в моём искал то, чего там уже давно не было. Меня однажды это так взбесило, что я не выдержала и нагрубила ему. Он же, святая простота, всё списал на капризы беременной и только понимающе и извинительно улыбался и повторял, что всё уладится. Меня здесь уже не было - Каминская со своим плодом освоилась быстро и навечно, я поняла, что надо принимать серьёзные меры или...
  Утром я задержалась и уходила из дома последней. К подъезду тихо подкатил знакомый серый "Порше", Каминская открыла дверцу и я села сзади.
  - Поговорим? -предложила она.
  Что мне оставалось? Она протянула мобильник и я сообщила шефу, что задерживаюсь. Он вслушался в мой голос, по мобильнику он стал неузнаваем, переспросил и только потом соизволил согласиться. Всё-таки его заместитель имеет право на личную жизнь. Я сказала, что встретила институтскую подругу. Мы заехали в укромный уголок и начались переговоры.
  Мне не хочется приводить подробностей, но это были сложные и навороченные дебаты, уговоры и заискивания, давление и откровенное соблазнение. Наверное, Генуэзское соглашение правительства новой России со всем старым миром протекало так же трудно и значение этих переговоров для участников было так же важно, как и для нас с Каминской. Мы учитывали и здравый смысл и собственные чувства, и настрой каждого члена нашей семьи (какой там ещё нашей? - моей семьи!), и ход работы по моим проектам и проектам Каминской. Она пыталась убедить меня, что хочет того же, что и я и не навредит ни в коем случае. Более того, в предложенном ею варианте наш с нею тандем, на её взгляд, добивался большей результативности. Мы сделали шаг вперёд и это будет заметным вкладом и для искусства и нашей семьи. При другом раскладе ничего хорошего, ничего плохого - одна рутина и провинциальная серость. Последнее, подумала я, наверняка, про меня. Доля свежей крови, которую я внесла в её имидж, потом отзовётся многократно и позволит ей избавиться от копирования самой себя. Ну, и основа нашей сути - это семья, её она чтит и лелеет. В этом я и не сомневалась, я проверила всё в своих владениях и ни запустения, ни отката назад не заметила. Дома она была без изъянов, проколы и немалые были на службе. Но шеф этого не заметил, может, так и надо? Я спросила Каминскую:
  - Ты не подталкивала Колю рассказать детям про беременность?
  - Мы это обсуждали, но пока решили не торопиться, без тебя я на такое пойти не могла! - я внимательно проследила за её глазами и лицом, на нём не было и доли от лукавства.
  - Он, что - сам догадался?
  - Что у меня задержка?
  - Да!
  - Не совсем так, Аннушка! Когда я поняла, что забеременела, то не поверила себе. И засуетилась. После моей болезни он стал очень внимателен и не отпускал от себя всю ночь, я видела - он лунную паузу ждал больше меня и, когда её не последовало, то настолько по-особому отнёсся к этому, что я и не сообразила, почему. А потом прочитал всё на мне. Ты его, похоже, держала в чёрном теле про свои дамские эмоции, а я их выплеснула, он и поймал нас на контрасте. Прости, это для меня много значило и я не сдержалась.
  Я не так давно, ещё в Москве, поняла, что Каминская решила из нашего обмена извлечь максимум и её беременность была среди прочих не объявленных целей. Но чтобы так привязаться к чужой семье - это для меня было запредельным! Она наплевала на карьеру, положение, материальную независимость, свободу передвижения, всех своих друзей и подруг, сердечные привязанности и прочее, чтобы готовить, стирать, быть с одним мужчиной всегда, привязать его к себе детьми и стареть вместе с ними. За полтора месяца она его околдовала и я это хорошо прочувствовала. Он был не со мной, а с ней. Каждую ночь и каждую минуту. И это после пятнадцати лет супружества! Задуматься было над чем, но она меня ни на секунду не отпускала и была со мной и во мне.
  - Аннушка, мы с тобой и так уже одной крови, ты въехала в мою душу, будто там и жила. А я без ума от твоего дома и его запахов, я прожила немало и, кажется, добилась всего, у меня в кино и театре широкое признание, но когда я вдохну его, этот запах с твоим домом, то с горечью понимаю, что занималась не тем и не там. Дай надышаться, ещё немного и я смогу насытиться. Потом и поменяемся.
  - А что прикажешь делать с твоим наследством - громко заявленной беременностью? Устраивать автокатастрофу? Да я на одних взятках врачам и сёстрам погорю? Теперь все знают об этом и ждут пополнения, мой живот каждый вечер проходит семейную инвентаризацию, будто я им вот-вот рожу дофина.
  - Не бери в голову, это теперь мои проблемы, только мои. Давай продлим это ещё на месяц, а? Всё будет пока совсем незаметно и вполне обойдётся. Мы с тобой что-нибудь придумаем.
  - А потом ты вернёшься назад и все увидят, что вместо стройной, как лань, Каминской, которая вчера летала по сцене и порхала в кадре, вдруг объявилась дама с отвислым животом - когда успела? Найдётся кто-то умный и продвинутый и сложит два и три. Что тогда будем делать? Жёлтые странички по нам уже давно истосковались, Анюта, там для нас самое место, если не остановимся!
  - Ерунда, - с азартом отмахнулась Каминская, - до сих пор я всех своих уберегала от чужого внимания. Ты про Руслана так бы и не узнала, не наткнись случайно на мобильник, Татьяна так и до сих пор ничего не знает, а уж она-то близка мне не чета другим. Да и про остальных моих знакомых - тоже самое, нет-нет, Аннушка, это и не печаль и не забота, а дурь! Выкинь её из головы.
  - А рожать-то ты, как собралась, меня в этом роддоме все нянечки знают, да они как увидят твоё девичье чрево, так и ахнут, - неожиданно для себя сказала я.
  - Ну, я думаю, до этого не дойдёт, время есть и мы это устроим, ты и я, разве нет? - она с удовольствием приняла мою нечаянную оговорку за жест доброй воли и не поперхнулась.
  Тут я и остановилась - о чём речь? Если мне это пустое разбирательство надоело, то я просто должна выбраться из машины и сделать даме ручкой. И всего-то! Этого жеста довольно, чтобы поставить крест. Но я беседую с ней вот уже целую вечность и обсуждаю варианты, которых не желаю в принципе и при всём при том говорю о второстепенных вещах. То есть, я таким вот сложным и закавыристым образом уговариваю её оставить меня в покое. Зачем? Ведь покой обретается простым движением руки - надо открыть дверцу и всё!
  Я посмотрела на эту злосчастную (или заветную?) ручку, Каминская тут же всё поняла и замерла. Я не отводила взгляда от хромированной ручки и вдруг всем своим существом почувствовала, что Каминская буквально на глазах стала леденеть. Я оторвалась от злополучной железки и посмотрела на Анну. Она мгновенно постарела на сто лет и превратилась в осколки от женщины.
  И я отступила. На месяц - так мы решили. Мы еженедельно перезваниваемся и обмениваемся новостями и проблемами. Каминская согласна на всё и в любой последовательности, только бы вернуться в мой дом. Пусть и на месяц.
  - Что ты делала эти три дня? - спросила я, уже нарядившись в "Каминскую".
  - Ничего! Никуда не ходила, на звонки не отвечала, а днём, чтоб не доставали, уезжала за город. Жанна уже засыпала, когда я возвращалась, мы с ней так и не поговорили ни о чём. Я даже не знала, что ей сказать, в голове было пусто и кроме твоего дома - ничего! Если б ты не согласилась на обмен, я бы наложила на себя руки!
  - Ты же беременна, - удивилась я бессмысленной крайности, - он-то тут при чём? Она только качнула головой. Мы помолчали. Теперь я стала Каминской, а она Неустроевой.
  - Да, чуть не забыла! - обратилась я к ней, любовно касаясь на ней моего фирменного жакета, купленного в Москве перед одним из походов в театр, тогда слушала "Аиду" в Большом. - Оксану надо убрать и срочно, она стала ненадёжной, ты сможешь довести это до шефа? Я завертелась и забыла сделать это сама.
  Она сказала:
  - Смогу, не беспокойся. - Стучит?
  Я кивнула и сообщила, на чём её поймала.
  Я вернулась в Москву и постаралась забыть весь кошмар разговора в машине. Жанна уже уехала на работу и я включилась в расписание, будто и не уезжала. Сегодня никуда ехать не нужно и я сразу же осмотрела своего воспитанника, полевой цветок чувствовал себя не очень комфортно, он был сух и неухожен, в природе всю гигиену ему устраивают дождь и ветер, а хлорофилл - ультрафиолет от дневного светила. За минувшие четыре дня к нему никто не прикоснулся. Я извинилась за долгое отсутствие, вернула ему долг и он зашевелился, быстро распрямляя чуть пожухлые по-осеннему листочки. Потом занялась остальными делами, их и так накопилось достаточно, плюс мой трёхдневный прогул и явная обструкция собственного дома его бывшей хозяйкой порядка и благоустроенности ему не добавили. Когда поздно вечером, уже после беседы с Жанной, в которой постаралась объяснить якобы занятостью невнимание к ней Каминской, я уходила ко сну, полевой цветок мне пошевелил пальчиками и я тут же вернулась. Нет, он определённо что-то понимал и о чём-то мне говорил, он не был бесчувственным, говорить он тоже умел, только на своём языке и я его изучала каждый день. Пришлось обещать больше прогулов не совершать, он оказался доверчив и великодушен и я ушла спать.
   Ночью Каминская умудрилась мне позвонить и после недолгого обоюдного молчания сказала:
  - Спасибо, Аннушка, спасибо! - и положила трубку. В эту минуту мне припомнился Войтин и я решила сегодня же утром ему позвонить. Просто поболтать, по большому счёту мы с ним в равном положении, возможно, он об этом и догадывался, так что тема найдётся. Когда я это сделала, то сразу почувствовала, что он рад по-настоящему, пары минут хватило и ему и мне, чтобы зарядиться друг от друга.
  
  Работа над фильмом началась с подгонки сценария к актёрскому составу и с нами работал сам Абашин, он очень внимательно присматривался ко всем кроме меня. Это поначалу насторожило, но потом я сообразила, что он мне доверял и на меня полагался. Его постоянный оператор умел снимать Анну, как-то получится со мной? Я уже не комплексовала по этому поводу, а лишь слегка беспокоилась, потому что сама себя снимала в последние недели очень много, в предшествующие два года камера в нашей подготовке тоже играла немалую роль и я привыкла к ней и своему положению относительно неё, инстинктивно отмечала границы и не выходила из кадра, не забывала о выгодных ракурсах, избегала губительных и вообще убедилась, что выразительность моего лица мало отличалась от того, что демонстрировала Каминская. Но она умела управлять собой и делала это играючи, я же от этого ещё далека. Но опыт приходил и накапливался и с каждым днём мне становилось всё легче и легче, многое из своих внешних выражений я уже чувствовала чем-то внутренним. Несмотря на упорство Абашина, я настояла на том, чтобы оператор отснял несколько пробных кадров со мной, для меня это было бы свидетельством гарантий, что я не самовлюблённая дамочка, которой в себе нравится всё: от утренних складок на лице до колготок и прокладок. Я приготовила сценарный кусок, где моя героиня была у себя дома в постели с мужчиной после бурной ночи.
  ...Она спит, а в это время звонит телефон, оказалось - это жена мужчины, лежащего в моей постели, она его как-то нашла и после всего, ею пережитого, надо бы успокоить женщину, тем более, что он мне, кажется, безразличен. Просто выигрыш в карты. Сцена, на мой взгляд, была ключевой. Если я смогу подняться над стервозной сучкой, то роль даст высокий градус фильму, если же нет, то ... Я долго работала над этим куском, очень долго. Я мучилась от незнания и неумения, от отсутствия навыков, от того, что не могла сообразить, правильно ли делаю - да мало ли что мною владело в минуты и часы подготовки этого куска.
  И, наконец, вторая моя проба сил в кино состоялась. Снимали в одном из павильонов, постель была шикарной, имитировалась роскошная спальня, но не было одной стены и потолка. Я не сразу применилась к обстоятельствам, не могла же я признаться, что нахожусь в таком павильоне впервые и никогда не видела так много посторонних мужчин и женщин, пристально наблюдающих за моим неглиже. Но в суете подготовки никто этого не заметил и началось очередное крещение. Оператор установил кадр, осветители сделали свет, гримёрша подмазала часть лица, помреж цыкнул на окружение и всё завертелось. Я делала незаметные для окружающих колебательные движения и считала про себя секунды, чтобы ступор не прижал к постели, когда оттуда надо было медленно выбираться и склоняться к телефонному аппарату. Дальше всё прошло, как в дыму, но я ничего не забыла: очень порочно взглянула на лежащего под простынёй партнёра, повернулась в сторону главной камеры, показала обнажённую спину и часть оголившегося бедра, накинула коротенький халат, из-под которого выпали обе груди, возбуждённые присутствием горячего тела партнёра и скрытыми манёврами его шаловливых рук под одеялом, после чего подняла трубку. Там поначалу молчали и я поднесла её к своей левой груди и посмотрела на них, последовала мгновенная перепалка груди и трубки, после этого я вернула трубку к уху и начала телефонный разговор.
  Эпизод снимали три камеры одновременно и одним длинным планом, метроном внутри моего организма отсчитывал секунды и давал команды, когда и что делать, я, прислушиваясь к его ритму, не торопилась проговорить слова, а тщательно их осмысливала и только после этого произносила. Медленно, фиксируя каждый звук, каждое слово, не выходя из принятого для себя ритма, не замедляя его до уровня, когда звук и ощущения от его восприятия попросту плывут. Микрофон был устроен совсем рядом и мне не нужно форсировать голос, чтобы возвыситься над шумами павильона и накрахмаленной постели. Переозвучка технически выходила почище, но голос актёра в ходе съёмки всегда более правдоподобен и гармоничен с картинкой. Каминская об этом говорила и писала неоднократно и я постаралась ей соответствовать. Я как бы уговаривала собеседницу принимать меня близко и доверять. Чтобы звучание моих слов было значимым и запоминающимся, я придумала речевую стилистику своей героини, чтобы она стала самодостаточным элементом в образе этой бизнес-вумен. Там не было абсолютно ничего от меня или Каминской, эту героиню я заставила говорить на особом языке, который собрала из речи трёх запомнившихся мне реальных женщин нового делового племени. Я лишь несколько изменила последнюю фразу в её звучании:
  • - Вот и хорошо, что позвонили. Мне, Вика, чужого не нужно. Поверьте, не нужно! Его здесь не будет никогда! Всего хорошего! - и медленно повела руку с трубкой вниз, задела ту же любопытную левую грудь, дала им насладиться контактом и после этого аккуратно положила трубку. Это была маленькая поэтическая отсебятина, но она делала меня живым человеком, а не бездушным хищником в юбке. И потом в этом кадре, этом движении я дважды применила очевидную метафору - отдав приоритет этой трубке. Я взглянула на своего мужчину. Он, раскрыв рот, смотрел на меня. Я одними только ироническими глазами устроила ему отказ, запахнула халат и вышла в ванную.
  • - Стоп! Снято! - прозвучал голос и вокруг зашумело, засуетилось. Я сразу же обратилась к Абашину:
  • - Ну, как? - он спокойно пошевелил губами, перегоняя спичку из одного уголка рта в другой, и ответил:
  • - По-моему - нормально. С чего это ты, милочка, стала нервничать? Думаю, почти ничего не надо править. Насчёт трубки - это здорово, вторая камера её брала крупно и всё должно выглядеть очень прилично, сейчас сама увидишь на мониторе. Со звуком, вроде, тоже порядок, я всё слышал отчётливо: ни шипения, ни треска. Думаю, если мы сделаем крупный план с самой грудью и вставим его для этого диалога с трубкой, все мужики упадут, а у женщин встанет! - позволил он себе вольность и я просто ощутила его в своей постели и себя, послушную рабу его несусветных желаний. Мне это прямо-таки померещилось. Он улыбнулся и я эту иллюзию продлила.
  С ума сойти! Не со мной он занимался этим несколько лет подряд, но вот он взглянул и я это "вспомнила" и почувствовала.
  Он подал мне руку и мы вместе отправились из павильона. Сначала просмотрели снятое на большом телеэкране, потом перекинули изображение на проекционный аппарат и увидели на шестиметровом экране. Звукооператор отметил, что сцену переозвучивать не придётся, технических сбоев не было, а Абашин добавил, что и тональность с переменой векторов мягкости и электричества оказались удачными и, похоже, вполне в духе предстоящего фильма. Башвин, который под одеялом втихую ото всех доставал меня совсем нешуточным образом, тоже остался доволен отснятым, здесь он был удивительно выразительным, поскольку не произносил ни единого слова, я знала, что в озвучивании он бывал настолько коряв и примитивен, что в ключевых сценах его часто дублировали другие актёры, чтобы не морочить голову звукорежиссёру его бесконечными промашками мимо изображения и тональности. Оператору и гримёру говорить не пришлось, поскольку именно их работу оценивали остальные. Ничего не сыпалось, не скрипело, а выглядело именно так, как мы с Башвиным и сыграли. В общем, никто ничего криминального не заметил. Я попросила для себя копию на кассете, получив её, успокоилась и более не нервничала.
  Так началась моя карьера в кино. Разумеется, мне приходилось шевелиться, не покладая рук, как Золушке, чтобы выглядеть достойно, но все думали, что я двигаю роль с листа и завидовали таланту. Я никому не могла открыться и работала наедине с собой, просматривая наработки на мониторе. Это выматывало, но и успокаивало: когда я работала, то было не до рефлексии. У меня проявился такой аппетит, что я испугалась было за фигуру, но потом поняла, что это нервное и усиленное питание полностью сгорает в топке очень напряжённо работающей нервной системы. Теперь я понимала, что интеллигентские россказни и страхи про флюиды и рефлексию имеют корнями неуверенность и отсутствие занятости. Я была застрахована от этого, главное моё желание теперь: - Господи, ну, когда же будет просвет, просто выспаться и ничего не делать! Это и спасало и настраивало на победу.
  А вечером была репетиция в театре и я отправилась туда почти сразу же после небольшого домашнего отдыха. После затянувшейся допоздна репетиции я задержалась у себя и немножко полежала на диванчике, отходя от напряжения. Меня настолько одолела усталость, что я уже было решила никуда не ехать и спокойно отоспаться тут же. Однако через некоторое время почувствовала, что силы возвращаются и побрела по ночному полутёмному театру к выходу. Едва освещённые закоулки выглядели мрачно и страшновато, усталому зрению мерещились неясные тени и откуда-то раздавались таинственные и пугающие шорохи. На одном из поворотов я увидела неясную тень, она сначала зашевелилась, а потом зловеще и неудержимо направилась ко мне и тут я по-настоящему испугалась и вскрикнула. Тень отозвалась голосом Димы Д., вскоре появился и он сам. Я отошла не сразу и он долго извинялся за то, что испугал меня. После этого мы обменялись пустыми для такого случая фразами и вместе тихонько отправились к выходу. Я заметно осмелела и успокоилась, хотя Дима был хорошо подшофе, но всё же с ним спокойнее. Мы вышли на улицу и отправились к моей машине. Он устроился сзади и за всю дорогу не проронил ни слова. Я видела, что ему очень и очень плохо. Когда мы остановились у его подъезда, я поняла, что ему туда не надо и, ни о чём не спрашивая, поехала домой. Мы посидели на кухне и поговорили. Дома у Димы опять не ладилось. Я не знала, бывал ли он здесь раньше и как это бывало у них - всё же многолетнее партнёрство мужчины и женщины, это явление своеобразное. Я раскрутила собеседника и приготовилась внимательно слушать и он кое-что выложил. Жанна спала в своей комнате И я уложила его в гостиной. Я уже знала, что такое партнёр и как его нужно беречь, не свалившись в заурядный трах. Я его заботливо уложила, а он держал меня за руку и не отпускал. Мы говорили о многом и он, пьяненький и добрый, многое рассказал: и про Татьяну, и про наши с Настей проблемы в его интерпретации, и про наши с ним шашни и про многое другое. Про нас с Настей он сказал, что вот так, как я, он бы с ней ни за что не расстался.
  - Ты её хочешь? - спросила я.
  - Теперь уже нет, а тогда... - он был сильно пьян и смотрел на меня преданными и влюблёнными глазами. Впервые он признался, что любил мою подругу, но так и не решился ни на что.
  В его признании для меня не было ни новизны, ни остроты: по типу внутреннего устройства они с Настей были достаточно близкими и он лучше других понимал её проблемы, не захотеть её, такую изысканную и совершенную, он не мог. Это была тяга к чему-то родственному, в его исполнении она бы выглядела очень привлекательно. Но Настя думала иначе и не пустила его даже на порог, почему? У нас он был одним из лучших, тонкий и умный закопёрщик многих затей и сумасбродств, тайная мечта многих женщин. И те из мужчин, с кем дружила Настя, ему сильно проигрывали, почему же она избегала его? Не прояснил этого и Дима. Я решила выждать, надеясь, что истина прояснится и оставила всё, как есть. С другой стороны, его пьяная откровенность, снявшая тормоза с обычной предупредительности и подчёркнутого внимания ко мне, выказала и неприкрытое желание забраться в постель ко мне и там утешиться. Если так, то я была целью более желанной, чем Настя, ведь он и меня и Каминскую чуял всем своим естеством и свои прелести от него Каминская не прятала, более того, он числился в её давних и желанных партнёрах. Не подозревая о Руслане, Дима воображал себя моим близким другом, которому позволено всё, секс в том числе. И он вёл себя так, будто я сама должна убаюкать его и всё будет, как прежде. Он так и сказал: "Как прежде!" и приложился ко мне, обняв тихонечко, привычно и нежно задышав мне где-то у шеи. Он ждал, что я раскроюсь, возможно, в этом положении Каминская слабела и падала к нему в объятия и начиналось его исцеление, но у меня было иначе, поэтому его удалось утешить другим способом. Мы говорили и я уговорила его. Не надула и не продинамила, а уговорила.
  - Мы с тобой, Дима, друзья, это надолго и не зависит от исхода сексуальных страстей. Они стихия, можно потерять голову и остальное, нажитое длительной приязнью мужчины и женщины. Мы дружим давно и достаточно близки, я вижу в тебе несравненного мужчину, мне приятно, что рядом ты, а не другой, что мы можем заглядывать и угадывать происходящее у нас внутри и помогать, не ожидая просьбы, а собственно по наитию. Но если, забравшись в мою постель, ты сделаешь не то движение, не угадав моего желания, не в ту сторону переложишь руль, я, обиженная непониманием, уйду от тебя. Я не девка на час и ты это знаешь! И дружим мы с тобой так долго потому, что различаем разнузданную похоть и тонкую привязанность, которую сберегли, умерив порывы к низменному траху. Что изменится, если мы сейчас набросимся друг на друга и утешимся, истерзавшись до изнеможения? Уйдёт ли твоя смута, причиной которой не я? Ведь, не уйдёт же она! Но заберётся поглубже и будет подрывать устои, копать и делать пакости. Наши давние болячки, Дима, мы вылечили: ты мной, я тобой. Гармония дружбы - это тонкая вещь, но очень надёжная.
  Говоря всё это, я видела его глаза и улавливала внутренние движения, они были ко мне. Удержаться от провокационного огня, который у мужчин никогда не гаснет и пожирает всё без разбора, а женщину делает бесправной рабой, стоило усилий и немалых. Дима стоил того, чтобы закрыть глаза на его прекрасное сильное тело и вспомнить тоску в глазах, призывы заглянуть в его душу и именно её утешить. Возбуждение в нём гаснуть не хотело и уговаривало Диму ответить, уваживши моё тело - оно, мол, не противится и вот оно, рядом, уважь его! - говорило в нём его возбуждение.
  Я положила руку на его бедро, где плоть уже будоражила и рвалась на волю и сказала:
  - Дима, уйми его и скажи, что со мной ничего не обломится. Объясни этому упрямому развратнику, что я твоя собственность и ты меня защищаешь от проходимцев. А ещё скажи, что сегодня ему б...дей не будет, пускай проспится! Хорошо?
  Он долго переваривал услышанное и ответил: - Хорошо, Анюта, он уже заткнулся! Мы с ним пойдём баиньки и ты нас уложишь. А мы будем смирными и послушными.
  И я проводила его в комнату для гостей, он хорошо держался, но уступить мужскому тщеславию всё же пришлось и я доставила ему удовольствие, раздевая, расстёгивая пуговицы и стягивая одежду. Он блаженно млел и подставлял себя моим рукам, лишь изредка касаясь моего тела и деланно шарахаясь под моим столь же деланно строгим взглядом.
  - Побудь со мной, Анюта, так я лучше усну. Пожалуйста! - сказал он и я прилегла рядом, прикрывшись покрывалом. Он повернулся ко мне лицом и уткнулся в плечо лицом. Я взяла его руку в свою и замерла. Он мне верил безоговорочно, он допускал меня в душу, он со мной готов на всё - он мой друг! Это было настолько приятно, что я не удержалась от бабьей слезы. Но её так никто и не увидел.
   Я вздремнула, но ненадолго, возбуждённое дыхание Димы заставило меня позвонить Руслану. Он немного поворчал, но слушал с видимым удовольствием. Про Диму он знал и не ревновал. Выговорилась, успокоилась и уснула в собственной постели. Утром мы вместе с Жанной лечили Диму рассолом и обихаживали, пока он не отошёл. Он ночевал у нас ещё дважды, вполне освоился, расцвёл и очень понравился Жанне. Как артист он давно был кумиром молодой женщины и тут вдруг оказался рядом во всех подробностях! Конечно же она чуточку в него влюбилась, а он был с ней по-отечески милым, внимательным и заботливым.
  Вечером после репетиции он проявил инициативу и взялся приготовить нечто мужское, в магазине он взял вырезку, овощей и прочего для приправы, не допуская нас с Жанной, сделал фарш и только тесто для пельменей доверил женщинам. Однако всё время поглядывал за нами - так ли делаем. Мне его самобытность понравилась и самостоятельность тоже, Жанне было приятно побыть лишние минутки в мужском обществе и она с удовольствием вертелась у него на подхвате. Раздался звонок, это была его жена.
  - Анна Николаевна, это Кристина. Мой дражайший у вас?
  Услышав её голос, который сегодня не очень понравился, и помня, почему Диме не захотелось возвращаться домой, я решила, что могу пустить в ход не Каминскую, а Неустроеву, ведь именно она сжалилась и взяла её мужа к себе, помня, что такое настоящий уставший мужчина и верный партнёр. Каминская его бы трахнула, а Неустроева обошлась дружескими объятиями и нежным поцелуем в щёчку. С этих позиций можно быть гораздо жёстче и выдержанней. Это было так просто и отвязно и я решилась.
  - Да, - ответила Каминская, прохладная и скупая.
  - Он вам не надоел?
   - Отнюдь! - поддала жару Неустроева, в отместку за бабью придурь и непонимание мужа.
   - Дети беспокоятся, где папа, где папа! Думаю, пора бы ему и домой!
  - Ну-у, ради детей он готов на многое! - обрадовалась Неустроева возможности помурыжить незадачливую жену партнёра и та заткнулась. Возникла пауза, обычная в таких случаях, но мне не хотелось приближаться к чужой жене и Неустроева натянула вожжи, удерживая лошадей. И собеседница сдалась.
  - Я вся извелась! - только после этого Неустроева её пощадила, не ощутив ни капельки бабьей игры.
  В это время Дима с Жанной лепил пельмени и к разговору с женой не был готов. Тональность могла оказаться не той, да и запас сил у него сильно поиссяк, на семейные развлечения их почти не осталось, в этот день мы репетировали "Дядю Ваню" и Дима после неоднократных повторов основательно выложился.
  - Дима сейчас отдыхает, - с откровенным вызовом сказала Неустроева, - он позвонит вам чуть позже. Ему что-то передать?
  Это звучало холодной справкой о здоровье тяжело больного родственника, который так и не определился с завещанием. Эта стерва держала мужа для декорации и не очень скрывала отношения к нему. Дима был моден, на слуху, котировался у интеллектуалов, но не у неё. И это его мучило. Обе девочки без ума от папы, который был и волшебником и просто душкой, любящим играть и она умело этим пользовалась. Как-то он спросил:
  - У тебя нет знакомого ненасытного ревнивца?
  - Зачем? - удивилась я.
  - Для моей Тины, один уже есть, а когда их будет двое, они не смогут её поделить и прикончат. Непременно и неоднократно, когда она станет визжать и извиваться, изображая безумие оргазма.
  - И с тобой тоже?
  - Да, нормальный мужик такого долго не выдержит.
  Я вопросительно посмотрела на него и он добавил:
  - Я-то как раз и ненормальный, потому что люблю её.
  Я была с ним чуткой и отзывчивой, как семейный врач и он платил откровенностью. Между тем его жена играла со мной в великодушие и выглядело это бездарно и насквозь фальшиво.
  - А вы ему всё передадите в точности?
  - В отличие от вас - я не треплю нервы, не извожу кознями, со мной он всегда понят и его мысли разделены и упакованы куда надо. Если он нечаянно откроет не ту дверь, то его душу не выворачивает наизнанку. Мы с ним эти три дня много чего обговорили и я вижу, что жены у него нет! То место, где ей положено быть, пусто. Мы друзья, - этот довесок в моей фразе стоил больше, чем их девятилетнее супружество, это я постаралась озвучить надлежаще.
  - Да, я знаю, - вздохнула она, признав свою несостоятельность.
  - Мне больно и неприятно видеть друга в таком состоянии. Может он вам уже и не нужен? - спросила я, будто речь шла об износившемся белье.
  - Почему вы так решили?
  - С мужьями так не обращаются, вот и сомневаюсь, - отчеканила я.
  - Вы что-то затеяли? - забеспокоилась жена.
  - Пока нет, - холодно процедила я и подчеркнула, - пока! Но всё течёт и меняется, Дима тоже, так что вскоре он ответит иначе и это вам не понравится.
  Я почувствовала, как на другом конце провода затаился страх, который я в блестящей упаковке отправила по назначению, вот он попал по назначению, она развернула упаковку и забеспокоилась.
  - Только не это, только не сейчас! - невольно вырвалось у неё, обнажив истинные интересы: Дима там был, но на вторых ролях.
  - Это, мадам, вовремя никогда не бывает, - сказала я и услышала всхлип, настоящий, не наигранный, чуть ли не до икоты.
  - Если захотите поговорить обстоятельно, перезвоните попозже, - предложила я. Но собеседница тут же взвилась:
  - Нет-нет! Я сейчас, я уже в порядке, ещё минутку и всё! Не кладите трубку!
  Чуть позже разговор продолжился и я в общих чертах нарисовала супруге Димы, что её ждёт после развода с ним. Грубо, схематично, но других аргументов она не понимала. В основном о том, как их очаровашки Эмма и Леся без папиной любви превратятся в заурядных дам с выраженным комплексом вины и прочего интеллигентского бреда.
  - У меня к нему уже нет той любви, - призналась Кристина, - он от меня отдалился, совсем не то, что было раньше, - горечь в её словах прожигала угольный порошок микрофонной трубки и оставляла пепел неустроенности и неуверенности в себе.
  - Он из молодого неотразимого денди превратился в мудрого и зрелого мужчину, а вы, мадам, так и зациклились на девичьем кокетстве перед зеркалом. Сейчас двадцатилетние девочки захлёбываются и зачитываются его силой, умом и обаянием. Они, эти молоденькие амазонки, уже во многом понимают его и предлагают себя, надеясь взлететь с ним и к нему. Там, как кто-то отметил из молодёжи, очень клёво и кайфово. И он с сожалением отмечает, что любимая жена уступает этим девочкам, более того - она не желает расти! Знаете, Тина, среди них есть такие, что он может и не устоять!
  - И что же делать?
  - Если в отношениях нет взаимности, то всё без толку, - уронила я тяжело, будто избавилась от непомерного груза. Такое впечатляет.
  - Но он ведь любит и меня и детей, может тут что-то найдётся? - неуверенно произнесла она.
  - В следующий раз, когда вы будете наедине с другим мужчиной, попробуйте поставить его на место Димы - потянет ли он такую ношу, сыграет ли эту роль? Сравните Диму с владельцем "Порша" и большой виллы с бассейном. Если оргазм от уютного салона и голубой воды перевесит, тогда вы разные люди и вам не о чем печалиться. Но не забывайте, что и в салоне и в бассейне вы только деталь интерьера! Мода и предпочтенья переменчивы. Подумайте, это ли вам нужно? Я по притихшей Тине уловила её неподдельный интерес и поняла, что попала в нужное место её души. Она переменилась.
  - Можно я к вам приеду?
  - С дочерьми, прихватите самую очаровательную и обольстительную улыбку и снимите с себя всё, что ему помешает увидеть желаемые перемены, - с такими условиями я разрешила этот визит. В новой роли я шла иными путями, Каминская обольщала всех и всё, я же старалась найти и что-то другое. Диму можно надолго удержать рядом и без секса, я это просто чувствовала.
  - Мы мигом! - сказала она и бросила трубку. Я надеялась, что она сможет добраться до моего дома, раз так уверенно звонила после трёхдневного мужнего отсутствия.
  Через полчаса в домофоне раздались счастливые голоса девочек. Гостьи заполнили собой дом и мы с Жанной любовались повеселевшим Димой. Пельмени варили и подавали вместе, я на гостей не давила и не торопила. Девочки мне очень понравились, они были в Диму, я этого не упустила и роль матери свела к самому рутинному, она молча проглотила. Потом она уединилась со мной и мы поговорили.
  - Тина, ты следишь за собой и прилично выглядишь, но для чего? Чтобы те, на кого ты смотришь, выделили и польстили твоему самолюбию? Для этого ты терпишь всё, чтобы туда, к ним. И что же? Тебя обнюхают, приучат к себе и включат в круг. Дача, бассейн, флёр, а твоё тело, твои услуги, это плата за них. Сама ты не нужна. Твои мысли, устремления, твоя боль, тоска по себе несостоявшейся и одиночество среди них - всё это так и останется при тебе. Хорошая девочка, сладкая попка, чуткий бутончик - вот и всё, что им нужно. А ведь ты ждала иного. Этот мираж из тряпок, подстриженных газонов и сверкающих унитазов рассеется неминуемо. Ты к нему приклеиваешь никчемных людей и делаешь вид, что они со всем этим в гармонии. Нет, милая, это как в пустыне, если увидишь сладкий мираж, держись поближе к привычному каравану и не ищи быстрых удовольствий за ближайшей дюной: к цели тебя доставит только караван.
  Ты увидела и полюбила Диму, он настоящий караванщик, сильный и надёжный. Его как бы театральные романы - это средство поддержать форму и узнать себя в разных ипостасях. Их никто всерьёз не принимает, даже участники. Умная женщина в пути укроет лицо, не уронит ни единого слова и всё увидит и услышит. Придя же к цели, она знает, кто из них настоящий, а кто для удовольствий. Вот тут она и откроет своё лицо и он услышит её голос. Только ему она откроется и только он услышит настоящую музыку её уст. И он будет нежить её тело, пахнущее травами неведомых земель и алкать её груди, с которых капают свидетельства любви. Что же, ты отдашь его другой женщине? И она, а не ты будет петь ему любовную песню? Не ты, а она зачнёт в своём чреве свидетельство этой любви? Ей, а не тебе он будет поклоняться, вдыхая запах лона, где зреет его плод! От неё, а не от тебя продлится род его, где чтят традиции и дух караванщика! Тебе же останутся кошма, запах несвежего тела, перебитый заморскими дезодорантами и вкус быстрых утех.
  Вот что сложилось у тебя сейчас: останешься ты с ним или нет - твой жребий несладкий и весь в горечи разочарований, а дети будут его любить, несмотря ни на что, он будет их божеством и кумиром, ты же, просто прислуга при них, таскающая потихоньку из дому.
  - Это и всё, что тебе причитается. Знаешь ведь, как теперь в Москве женщины стали любить караванщиков?
  Если бы я не знала наверняка, что он её всё же любит, а не играет роль, то не сделала бы ни единого шага навстречу. Надя Лефортова призналась, что завела связь с Володей только чтобы не выдать себя. Она закрывала глаза и отключала речь, Володя слышал её лепет, ощущал её ласки и удивительное тепло и принимал всё в свой адрес. А жена Димы в это время обнимала другого мужчину. Я иногда порывалась вмешаться, но меня останавливали его девочки - они во всех вариантах были стороной страдающей и я умерила пыл. Хотя где-то в глубине души считала, что они всё же разъедутся. Пусть же это случится без моего участия.
  Мы с Кристиной углубились в воспоминания и я всё же разглядела ту юную прелесть, которой до сих пор очарован мой лучший партнёр. Своё былое состояние она вспоминала с нескрываемым удовольствием, возвращаясь назад и молодея у меня на глазах.
  - Этих девочек мы зачали в такой любви, что её нам хватило надолго, - сказала она.
  - Ты хотела быть любимой и он тебе это доказал? - нашла я палочку-выручалочку для их благополучия.
  - Да, это было, как манна небесная.
  - А если это повторить? Ведь он любит, дело за тобой! - Кристина, хорошо мною заведенная, оказалась уже рядом с той девушкой, от которой был без ума Дима.
  - Прямо сейчас?
  - Разумеется! Если есть желание и здоровье или их уже нет?
  У Тины внутри всё сжалось от моего взгляда, но Дима стоил того. Застолье затянулось, девочек уложили спать в моей постели, продолжив взрослую беседу обо всём. Тина была уверена, глядя на нас, что сына ему зачну либо я, либо моя юная подруга. Про мой дом она хорошо наслышана. И она соблазнила собственного мужа. На наших глазах. Мы с Жанной наблюдали эту натуралистическую сцену и нашли её изящной и сочной: и ласки и обоюдное влечение были хороши и заразительны. Дима увозил жену домой и, прощаясь, шепнул:
  - Ну, Анюта, ты и штучка, я твой должник!
  Поближе к утру Тина позвонила мне, она не играла счастливую женщину, она ею была.
  - Надолго ли? - подумала я.
  
  Рано утром мне позвонили домой, это был переводчик Стенли, он спросил, могу ли я говорить свободно, я подтвердила, он сказал, что со мной хотят переговорить постановщик и продюсер.
  • - Пусть говорят, я слушаю!
  • - Энн, мы с Джеком Ромни решили переговорить с вами о роли Лары. Мы обеспокоены вашим нежеланием сотрудничать. Ваши пробы нам показались очень интересными. Когда вы сможете встретиться с нами? - я задумалась, вспоминая расписание недели и решила, что лучше это сделать на своей территории и на собственных условиях. Я предложила встретиться в ресторане "У Фёдора" в ближайшую пятницу. Они между собой долго совещались и сказали, что придут оба. Это было как раз наше с Жанной время, когда мы расслаблялись после напряжённых трудов.
  • Мы пришли первыми и успели принять немного для бодрости, я всё рассказала подруге, сообщила о вариантах нашего поведения и попросила не тушеваться. В этот день приехал из служебной отлучки хозяин ресторана и я ему рассказала о наших гостях, подробно и не торопясь, чтобы он хорошенько всё запомнил и усвоил. Такие визиты бывают не каждый день и я объяснила почему - возможно, именно здесь решится вопрос о моём участии в "Докторе Живаго". Он оценил информацию по достоинству, хотя просто кивнул. Жанна после всего услышанного несколько раз шумно вдохнула и выдохнула, отринулась от старых грехов и заверила, что не подведёт.
  • Гости пришли вовремя, с цветами и большой коробкой, перевязанной бантом. Их провели к нам. Увидев рядом со мной свеженькую конфетку, которая хорошела с каждым днём, американцы переглянулись. После взаимных приветствий и представлений гости чуточку пошептались и Стенли ушёл позвонить, а Джек остался с нами, чтобы сделать заказ. Русским он владел сносно, у него была жена из наших театральных актрис, которые стали искать счастья за океаном, у неё это получилось. Вскоре Стенли вернулся и началась деловая беседа о фильме, его особенностях, режиме работы над ним и прочем. Я чётко разделила общие разговоры и своё участие в съёмках фильма. Они сразу поняли, что обсуждать фильм я не намерена, оба посмотрели на меня, демонстрируя якобы непонимание. Облегчать им жизнь я не торопилась и твёрдо держалась своей линии. Первым не выдержал Джек:
  • - Энн, вы разве не хотите работать в этом фильме? Мы с вами советуемся, в чём дело?
  • - У нас с вами нет ничего такого, что можно было бы принять за контракт, где обусловлены взаимные обязательства. О чём мы советуемся? Я снялась у вас в пробах, вы рассматриваете большой список, это ваше право. У меня с вами никаких дел нет, мы просто вместе ужинаем. Не правда ли, здесь уютно? Давайте расслабимся, насладимся кухней, а разговоры оставим на потом! - и мы расслабились. По ходу ужина принесли ещё одну коробку и нам с Жанной их торжественно вручили. Мы продемонстрировали светский восторг и раскрыли их. Там были две дамские шляпки, стилизованные под начало века, моя была с розовой лентой и фиалковыми цветами, у Жанны - с синей лентой и красными цветами. Мы тут же примерили их и порадовали мужчин, повертевшись перед ними и демонстрируя им и себе, насколько красивой женщине идёт всё, несмотря на ужасный вкус мужчины. Наши гости, что называется, поплыли. Я представила, какой очаровательной могла быть Лара в подобной шляпке и только вздохнула. К разговорам о кино мы не возвращались. Звучала музыка, нас приглашали танцевать, мы не жеманничали и отдавались танцу без остатка. Из наших кавалеров танцоры были слабоваты. Но мы им это не дали осознать, важно, чтобы понравились мы и всё, что с нами связано. Узнав, что Жанна студийка, хочет стать актрисой и пока работает парикмахером, они переглянулись. Я молча охладила пыл Стенли и он меня прекрасно понял, вскоре сообразил, что к чему и Джек.
  • Надо сказать, Жанна всё уже понимала и мне не приходилось её особенно остужать и предостерегать, поскольку играли мы с ней в ресторане систематически и уже слаженно. Мы путали карты, меняя собственные симпатии и переключая внимание наших кавалеров с тактических и практических приёмов нападения на бесконечно меняющийся выбор партнёрш: то глаз Стена прилипал к Жанне, то они с Джеком делили меня, то я ломала им планы, приглашая к соперничеству обоих, то Жанна делала откровенные авансы Стенли и тайно поощряла Джека и они стали нервничать, понимая, что время может уйти, а с ним и возможность развлечься с двумя классными девочками. Нам с Жанной доставил немалое удовольствие обычный женский флирт и заведомый обман поданных надежд. Играть с ней было и легко и приятно, партнёршей она оказалась чуткой и понятливой, всё у нас получалось по наитию. Я видела, что она могла бы пойти с этими мужчинами на многое ради удовольствия поиграть со мной в подобное ещё. На её лице, как всегда выразительном и прелестном, было написано несравнимое ни с чем удовольствие от нашей игры. Могла ли я оставить её хоть с одним из них после этого?
  Мужчины в конце концов заключили между собой мировое соглашение, лишь бы птички не упорхнули. Но к этому времени они соображали уже очень тяжело. Когда Стен и Джек в очередной раз вышли освежиться, мы покинули гостей и их подарки.
  На стоянке было прохладно, дуло, но мы были разгорячены и жаждали приключений. Наши кавалеры ни на что серьёзное уже не были способны, о чём я и сообщила им в записке на столе. Мы поехали в то же казино, где были в первый раз. На этот раз мы соблазнили двоих, приставших к нам мужчин, на игру в рулетку. У нас не было цели играть, хотелось просто насладиться собственной властью и безнаказанностью за маленькие шалости. Мы поставили на разные секторы и объявили, что если кто-то из нас выиграет, то выигравшая сама выберет себе партнёра и весь вечер будет только с ним, а проигравшая достанется в советчицы другому. Если же мы обе проиграем, то выбирают мужчины, но только на две игры, поскольку не в настроении мы совсем не подарок: сварливы и занудливы.
  • - Ну, вы понимаете, как?! - я многозначительно посмотрела на одного из мужчин, недоговаривая, но склоняя к размышлениям. Он быстро сообразил и заговорщически улыбнулся. С первого и второго раза я и Жанна проиграли по парочке фишек. Я развела руками и сказала:
  • - Две игры за нами, жаль, но настрой не тот! - один из них тут же предложил нам отыграться, выделив горку фишек. Жанна взглянула на меня, она всё поняла, мы решили продолжить игру. Поставили обе на одно и всё сразу. Я сложила наш возраст и разделила на четыре, по числу игроков, на это число и поставила. Потом что-то меня кольнуло и я прибавила к собственному возрасту разницу между собой и Каминской, а дальше проделала те же действия. Я передвинула нашу стопку в последнюю секунду перед тем, как было сказано, что ставки сделаны. Когда шарик вбросили, я передвинула на красное рядом. Все замерли, перед этим один толстяк, выигравший предыдущий тур, решил удвоить выигрыш и поставил на "зеро". Мы с Жанной были спокойны, наша игра в любом случае будет беспроигрышной. Но партнёры волновались, им хотелось адреналина на весь вечер. Шарик метался по секторам очень долго и все, не дыша, ждали последней остановки. Когда я поняла, что мы выиграли в сто раз больше, чем поставили, мной овладело беспричинное веселье. Я видела вытянувшееся лицо мужчины, который поставил целую гору фишек и ещё несколько не менее расстроенных мужчин и женщин с приличными стопками фишек. Я развела руками. Крупье пододвинул выигрыш и мы вышли из игры.
  • Наши партнёры были рады до смерти и отказались принимать долг, но мы настояли и они, чтобы только нас ублажить, согласились. Дальше играли они, а мы им сочувствовали и очень мягко и раскованно утешали, поскольку они раз за разом проигрывали. Хотя они, как мы понимали, хотели не столько ощущений от выигрыша и самой игры, сколько простой близости. В эти минуты обостряются все чувства и балансирование на грани или даже за ней - в пустоте, может доставить незабываемые ощущения. Всё время в Москве, будучи в роли Каминской, я только этим и жила, к жизни на грани как-то привыкла и острота отступила. Но я хорошо знала, что значит быть на грани. У наших партнёров с выдержкой и расчётом было не всё в порядке. Они играли просто, чтобы разгрузиться. От денег в том числе.
  Я внимательно следила за игрой и уловила некоторую связь белого и красного. Когда в очередной раз была объявлена игра, наши партнёры, рисуясь и купаясь в наших глазах, сделали очередные небольшие ставки, я в самый последний момент взглянула на Жанну и мысленно задала ей вопрос, она отозвалась и едва заметно кивнула в знак согласия, после этого я всю нашу горку поставила на красное. На кону была страшная сумма. Я знала из теории вероятности, что в одну воронку снаряд не падает, но здесь цифр было значительно меньше, количество игр тоже не было очень большим и повтор просто неизбежен. Число было то же плюс единица. Жанна увлеклась игрой и я видела, как она вцепилась в руку своего партнёра. Он замер от её волнующего запаха, в такие минуты мужчине рядом с женщиной лучше не стоять - опасно для здоровья. Мужского здоровья. Пока шарик метался по выемкам секторов, Жанна была похожа на диковинную райскую птицу, случайно оказавшуюся в рутинном месте и с серыми людьми. И её партнёр и мой, не отрывали от неё глаз. Некоторые из игроков-мужчин тоже. Если бы у кого-то из них в это время что-то сняли с рук или вынули из карманов, уверена, они бы и не заметили. Не зря воры и фокусники используют красивых женщин, как сильнодействующее отвлекающее средство.
  Когда шарик остановился на моём секторе, я поверила в свои силы и возможности окончательно. Уверенность в себе теперь стала моей собственной, а не взятой напрокат у Каминской. Чары Жанны в микрокосмосе рулетки ещё не рассеялись и кроме меня, Жанны, крупье и ещё пары-тройки игроков на рулетку никто не смотрел. Крупье сделал паузу, дал всем убедиться в положении шарика и пододвинул гору фишек к нам. Жанна в эту минуту полностью принадлежала мне, она тоже что-то поняла и во что-то поверила. Мы, не сговариваясь, одновременно сделали ставку и не промахнулись. Наши партнёры сидели, раскрыв рты, они ещё не пришли в себя. Они тут бывали частенько, но никогда не видели, чтобы такой сумасшедший выигрыш выруливал из-за того поворота, где они только что пили по-маленькой, балагурили и курили. Это было написано на их лицах. Жанна стала чуть серьёзнее, но только самую малость: она была так же рада и счастлива. И не от выигрыша, а от собственной мысли, которую она поставила на кон и не промахнулась. Я примерно догадывалась о природе её игры, но решила дать ей насладиться собственной победой и отвлекла внимание общества на себя. Несколько минут не стихал шум и удивление, но потом всё улеглось и игра продолжилась.
  Мы с Жанной и партнёрами выбрались из-за стола, обменяли фишки на деньги и отправились в бар. Эйфория от выигрыша и тот эффект, с которым он был сделан, произвели на мужчин неизгладимое впечатление. Мы - тоже. Но нас нельзя трогать, это прибавляло приключению пикантности и шарма: мы - то могли всё! Этюд - "Вы хорошие ребята, но женщины любят победителей!" был нами разыгран играючи и легко, они не обиделись и проводили нас до стоянки.
  Дома мы с Жанной устроили небольшой пир и женскую оргию. Она забралась ко мне в постель и мы говорили и развлекались почти до утра. Нам было так свободно, хорошо и комфортно, как это могло случиться только с двумя очень близкими женщинами. Я не учила её ничему, кроме науки про чувствование и познание самой себя. Немного поспали и нам того хватило. Утром всё было по графику. Цветущую и счастливую Жанну я не рискнула отправлять на работу в общественном транспорте и довезла сама. Но и там мы сразу не расстались, она затащила меня к себе в служебку и мы вместе с её подружками пили чай, сплетничали и ревновали друг к другу по поводу всего, на что только может положить глаз современная женщина.
   Три ведьмы
  
  Мы с Настей отработали большой кусок Стрингера и решили отдохнуть. Она устроила чай и за общим разговором спросила:
  - Анюта, ты не задумывалась, что у нас с тобой?
  - В каком смысле?
  - Дружба, любовь или роман двух капризных дам?
  - Может, всё вместе? - улыбнулась я. - Уж очень это ни на что не похоже. Хотя, нет, - сказала я чуть позже, чуточку отойдя от запашистого чая, - скорее, это роман о дружбе двух капризных дам.
  - Да, к роману это поближе, хотя и дружба есть наверняка.
  - Ты любишь меня? - понизив голос, спросила я, глядя в её глаза. Она их сначала прикрыла ресницами и потом только подняла на меня. В файлах Каминской об этом ни слова, только о её чувственности и чувствительности: в этом ей равных нет.
  - Да и ты это знаешь, - она не сомневалась в моём ответе на подобный вопрос и просто улыбнулась, этого хватило, чтобы не говорить остальное и просто насладиться имеющимся. Думаю, это не было тайной и для Инны.
  - Нам нужно застраховаться, чтобы прошлое не повторилось, ты не думала об этом? - я не могла держать Настю на коротком чувственном поводке, поскольку не выдерживала близости с ней и отвечала очень энергичной взаимностью.
  - Конечно, - легко отозвалась Настя, чуя мой настрой и от того возбуждаясь и паря в невесомости, - лучше, чем общая работа, не придумать. Чем плох Стриндберг?
  - Это терапия. Хорошая терапия. Но её придумали другие, а если бы устроим что-то своё?
  - Где ты и я и никого больше?
  - Нет, закрыться с любимой в хижине на ключик нам не удастся. Мы будем откровенно и открыто дружить и нам станут завидовать: мы у всех на виду и наши страсти тоже.
  - Надеюсь, в белье они нас не увидят?
  - Если мы сами не захотим этого.
  - И что же это?
  - У каждой из нас есть имя, мы их создали своим трудом, давай объединимся. Будет, как бы содружество, творческое содружество или союз. Как тебе такое?
  - Мы что-то вместе ставим, играем, да?
  - Как-то так, но не ограничиваемся театральными рамками. Можно заняться и другим, продюсировать, к примеру, проталкивать кого-то к ролям, если нужно, просто выражать своё мнение по важным для нас вопросам, ну и другое.
  - Нас поодиночке не видят, а вместе мы собираем ещё кого-то из коллег и заявляем своё "Фэ", а пресса на этом погреет руки?
  - Что-то в этом роде.
  - Конечно же, да!
  Далее мы обговорили концепцию и детали этого союза и перешли к изучению вероятных ближайших проектов. Получалось, что мы могли кое-что взять в оборот сразу. И решили, что варианта лучше обычной антрепризы не придумать. Для этого нужны большие деньги, а также классные продюсер и постановщик, которые смогут оправдать эти деньги.
  - Может, что-то из классики? - предложила она. Я согласилась и мы стали выбирать пьесу. Я понимала, что этим спектаклем мы должны выполнить две задачи: использовать нашу известность и поставить театральный блок-бастер. Только так можно привлечь внимание к себе и удержать его в случае удачной постановки, "наварив" на нём основной капитал. Я хорошо понимала, что не все свои достоинства следует выдавать Насте, особенно это касалось навыков в администировании и рекламном бизнесе. Исходя из этого пришлось обойтись обычной риторикой и с её помощью как бы "вычислить" саму пьесу. Это были "Три сестры" Чехова. Там было всё для нас троих с Татьяной в том числе. Для постановки вполне подходил Шелгунов, он бы оживил текст и сделал из пьесы театральный хит мирового уровня. Дело стало за продюсером и деньгами. Всё это я и выложила Насте. Её реакция меня не удивила, но обрадовала, она это приняла, как собственное и даже не подумала хоть чуточку потянуть одеяло на себя. Моё лидерство она принимала безоговорочно.
  - Знаешь, -сказала она, - в Европе мы бы смогли прокатать эту пьесу буквально сразу же после премьеры в России, там есть надёжные друзья и финансы.
  И мы стали обсуждать детали. Зарубежная часть вместе с финансированием была за Настей, а остальное, включая постановку в России - за мной. Первый прикидочный показ Стриндберга можно устроить у себя и, с учётом проката здесь, выходить на Европу. Настя вскоре собиралась в Париж на несколько дней и мы сразу же решили, что именно из придуманного она должна увезти уже сейчас.
  - Ну вот, - сказала она с удовлетворением, - теперь нас ни за что не поссорить. Даже, если муж станет противиться - я его буду "динамить" и ссылаться на интересы дела..
  Это заявление для Насти было очень необычным, я видела, что она предлагала таким образом больше, чем обычное сотрудничество. Нам было бы неплохо сделать что-то такое, что зафиксировало этот новый уровень отношений, требовался некий очень значимый и серьёзный ритуал. Выражение её глаз и особое нечто на лице мне подсказывали, что она уже и решила, каким он будет, осталось узнать. И я спросила об этом.
  - Это будет гражданская казнь моего мужа, думаю, тебе он тоже немало навредил, а уж про нас с Инной и говорить не хочется.
  Всё логично: она уже давно для себя решилась и только ждала случая.
  - Инна будет с нами?
  - Да, конечно, - сказала она и мы отложили Стриндберга подальше. Настя позвонила Инне на мобильник, она оказалась в театре, репетиция уже заканчивалась и она обещала сразу же приехать домой. А мы, как главные заговорщики, стали думать о реализации этого плана. Не касаясь самой казни, которую решили придумать вместе с Инной, мы обсудили отдельные процедурные ходы и важную роль в ней лобного места. Когда приехала Инна, многое мы уже знали.
  Мы с Инной поздоровались и я сделала шаг, обозначающий нашу нынешнюю близость: поцеловала её в уголочек губ. С Настей было так же, но с большим чувством. Я посчитала, что пищей для ревности Насти это не послужит.
  - Надо бы это отметить, - сказала я, - уния наша не церковная, можно и горячительного. И сёстры тут же отозвались движением всё и обустроить. Глядя на них, я захотела стать мужчиной и обеих заполучить в гарем на роли любимых жён. Они чувствовали напряжение мысли и молча одобряли саму идею сближения. Что они мысленно вытворяли со мной, я не знала, но по блеску глаз Инны кое о чём догадывалась. Вскоре мы сидели за столом Настиной комнаты, это её персональный кабинет, сюда никто не входил незваным: здесь она работала над ролями. Она была размером, примерно, как и та, где сейчас жила Жанна, но с очевидной патиной времени, мне иногда казалось, что я попала в антикварную лавку. Настя к ней привыкла, но у меня ей нравилось больше. Без околичностей мы перешли к делу и изложили Инне суть замысла. Она поддержала без раздумий, более того, мы узнали, что он склонял её в свой гарем уже давно, а всего-то пару недель назад чуть было не оприходовал, воспользовавшись её беспомощностью после приёма лекарства. Инна была на излечении от серьёзной болезни и принимала препарат, делавший её на некоторое время чуть не растением. Именно в это время он и напал и был уже у цели, но неожиданно пришла сбежавшая с факультатива по английскому дочь Насти, чтобы проследить за её состоянием.
  - А так бы я стала его тайной наложницей, ведь признаться после этого я бы просто не смогла, ты меня понимаешь? - спросила она меня, а не сестру. Та только грозно нахмурила брови. Я представляла себе муки Инны, когда она решала проблему: признаваться сестре или нет? В том, что муж Насти подавит её волю, я не сомневалась. Мы больше не возвращались к этому, признание было важным и я посчитала, что это ответ Инны на наш ритуал. Так или иначе в её лице мы получили надёжную заговорщицу. Она же и предложила место - это наёмная квартира, там он сейчас встречается с какой-то рыжей толстухой.
  - А ты откуда знаешь? - наконец-то, изволила поинтересоваться о затеях собственного мужа Настя. Я видела, что ей неприятно неожиданное появление компромата про него, момент был самый неподходящий - чистота нашего высокого замысла осквернялась рутинными грехами супруга.
  - Сорока на хвосте принесла, - ушла от прямого ответа Инна и мы вернулись к делу. Итак, место есть, вызвонить его туда несложно, оставалось самое ответственное - казнь. Суровая, но заслуженная. Мы стали обсуждать идеи, сёстры обладали изысканным мышлением и мало чем отличались друг от друга. Проказы и шалости у них были общими, тип предлагаемых решений - тоже. Я слушала их, набираясь фактуры и вникая в сложный механизм семейных отношений, для меня неизвестный. Каминская, общаясь с ними уже много лет, могла бы разобраться с их фантазиями скорее, мне же пришлось выпить многое из горькой чаши обид и разочарований прежде, чем созрела нужная мысль.
  - А вот вам ещё такая идея, - сказала я, дослушав очередной опус Инны, - эта рыжая зовёт его туда, он приходит, она с ним причащается, в этом деле они ведь не могут насухую? - сёстры согласно закивали, чуя интригу. - А в нём то самое лекарство, от которого ты стала растением, они лежат никакие, мы входим и располагаемся на виду у них. Появляется мужчина с откровенными телесами, занимается бодибилдингом, у него эта штука вырастает на глазах у всех и рыжая просто должна захотеть. Мужчина утоляет её жажду у него на глазах и играет с нами в карты, мы проигрываем, и он с этой штукой хочет получить выигрыш - тело приговорённого. А дальше, как сложится: можно его остановить, можно и что-то другое. Главное - сыграть кровожадных колдуний, для которых всё это и было задумано. То есть: графика ритуала, почти плакатная контурность и выразительность, чтобы он не смог опомниться и висел в собственном испуге, как в гамаке.
  Сёстры переглянулись, похоже, идея была близка к их собственным замыслам, только озвучена со стороны, воспитание и прочие предрассудки помешали высказать это самим. Далее мы обсуждали детали этой идеи.
  - Мужчина для обработки дамы и устрашения жертвы нам обойдётся около трёхсот баксов, а химия бесплатно, - сказала Инна, - нужен ещё один ключ, это, Настя, на тебе, кроме того, нужно найти место для парочки камер, чтобы всё это запечатлеть для истории.
  - Что ж, - на мне рыжая, ключи, костюмы и реквизит, - сказала Настя, - а устроим это мы с тобой, Аннушка- это недолго, будет, как в "Красных пальцах", такой ужастик ходил в сороковые годы, им богема зачитывалась. Пары дней нам хватит на всё? - спросила она у Инны, та кивнула:
  - Пожалуй, да!
  Я сидела на семинаре авторов психологического детектива, среди прочих деталей сёстры очень точно называли вещи и способы изготовления отравленной водки, муж Насти другого спиртного в таких случаях не употреблял, и предлагали саму процедуру казни в деталях, будто совершали её десятки раз. Я лишь изредка задавала вопросы практического плана, чтобы не упустить ничего и не отклониться от главной идеи. Сёстры были разумны и прагматичны и давно готовы к делу, нехватало стимула и повода. О цинизме замысла никто даже не задумался.
  Я просмотрела свой график и попросила сдвинуть операцию на два дня позже из-за собственной занятости. Потом мы расписали наши роли сначала в общем сценарии, затем в режиссёрском и утвердили свой рескрипт подписями. И документ и наши автографы впечатляли, если всё это продать на аукционе Сотби, потом можно всю жизнь не работать. Последний лист с автографами, налюбовавшись его красотой, я сожгла в камине, сёстры не задали ни единого вопроса - они жили в том же столетии, что и я. Всё это заняло уйму времени и Настя уговорила меня остаться у них на ночь. Мы втроём отправились в душ и смыли с себя пыль и запах предстоящего дела.
  - Ведьмы и должны быть такими, - подумала я, глядя на них. Что они думали обо мне, я только догадывалась. Инна улеглась с нами в огромной постели, которая днём убиралась куда-то за стену. Спала я отлично, будто избавилась от сорока грехов.
  Свою долю по нашему плану я выполнила в первый же день и отключилась, поскольку остальные дела просто съедали. Настя позвонила в день казни заранее и я оделась в ритуальное платье согласно уговора, Виктор согласился быть со мной до конца. Я кое-чем поделилась с ним и он не удивился, будто занимался подобным всю жизнь. Он опять надел костюм с бабочкой и поехал со мной для страховки. Не иметь аварийного варианта я уже не могла, да и сёстры не возражали. Когда мы с Виктором подъехали, у подъезда стояла машина Насти, а чуть дальше потрёпанный серый "Мерс" и жёлтенький "Опель". "Опель" принадлежал мужу Насти, а "Мерс" рыжей. С Инной был рослый атлет с чемоданчиком, в квартире горел свет, на телефонные звонки уже никто не отвечал.
  - У него всего час времени, потом ему надо быть у одних знакомых, - пояснила раскладку Настя, - значит начнётся всё сразу и не задержится. По тону и точному знанию распорядка я поняла, что всё это сёстры обустроили сами, умея имитировать любые голоса и интонации.
  - Включаем камеру и смотрим, - сказал атлет с чемоданчиком. И мы увидели на экране переносного монитора любовников, они выпивали. Атлет сделал крупно и Инна узнала бутылку со смесью собственного изготовления, там был характерный брачок на этикетках с обеих сторон. Подложить именно её в нужный момент в дипломат мужа могла только изощрённая женская хитрость и страховка родной сестры.
  - Через десять минут они будут готовы, - тихо шепнула Инна и мы приготовились ждать. Никто никого по имени не называл и лишнего не говорил. Когда мы с Виктором осмотрелись во дворе, то увидели в его глубине замызганный "Жигуль", за рулём кто-то курил. Настя увидела мой взгляд и шепнула:
  - Он займётся рыжей, а этот останется здесь и после нас заберёт свои игрушки. О том, что в "Жигуле", он не знает.
  Когда мы убедились, что оба любовника готовы, Инна взяла у атлета его чемоданчик и велела ждать нас здесь. Он устроился в её машине и стал невидимым. Тот, что из "жигуля", вышел из машины и пошёл к чёрному ходу с другой стороны дома, встретились мы уже на лестнице. Он оказался мужчиной среднего роста обычной комплекции и при чемоданчике. Дверь открывала своим ключом Настя, она, будто всегда здесь жила, осмотрелась, поправила коврик перед входом и вошла, оставив дверь приоткрытой. Через несколько секунд вошли мы с Виктором, обладатель чемоданчика и последней - Инна.
  До постели они таки добрались и лежали рядышком с открытыми глазами, всё видящие и в полном сознании, но...
  Мы погасили свет и обустроили собственную иллюминацию, поставили камеру, я принесла её сама и настроила. Когда всё было готово и наш спутник дал отмашку, мы включили иллюминацию и расположились согласно диспозиции вокруг постели, не попадая в кадр. Все были в длинных вечерних платьях с открытым верхом, Настя надела фамильные драгоценности, Инна выглядела не менее впечатляюще, на мне было колье Каминской и платье с открытыми плечами. Каждому из любовников слелали вливание из подписанных колбочек, мужа распяли на раздвижной трапеции, а рыжую разложили на постели так, чтобы он всё видел. Минут через пять он был готов к восприятию и мы начали. Комнату залил красный свет, а постель, где лежала рыжая, залил мертвенный фиолетовый круг. Рыжая могла только хотеть, муж только видеть. Он даже не пытался выбраться из пут, страх сковал его члены и я почувствовала запах от него. Настя с Инной тоже поморщились.
  Наш спутник вышел из тени и показал себя. Он был в чём-то восточном, уголки глаз были чуть удлинены, как я поняла, умелым гримёрским ухищрением и его можно принять за приверженца чего-то экзотического. Он взял внимание рыжей на себя и стал с ней работать, двигаясь и выполняя ритуальные жесты и движения телом и руками. Она быстро сообразила, что убивать её не будут и заулыбалась. То, что предлагал наш спутник-медиум, ей нравилось. И тут включилась музыка, она была восточной и заунывной, у европейца такое шипение с дребезгом вызывает страх. Эта часть эмоций назначалась мужу Насти. Виктор стоял за моей спиной, был свидетелем и охранял меня. Его внушительная фигура в чёрном взгляду из-под трапеции казалась зловещей. Рыжая стала дёргаться и визжать задолго до соития, когда увидела, как из-под полы халата медиума появляется фаллос, её глаза из диких стали глазами женщины, готовой к длительному удовольствию. Она желала познакомиться с этим чудом и являла себя в лучшем виде, не делая лишнего и готовясь к чему-то особенному. Не обращая внимания на распятого любовника, с которым была близка давно. В общем, свою часть медиум выполнил чётко и профессионально, он в течение получаса делал с ней такое, чего она не смогла бы набрать и за всю минувшую жизнь. Когда с ней было покончено и она, извертевшись, искричавшись и изойдя всеми выделениями, бессильно захрипела и рухнула, став горой мяса, он выбрался из неё и, навьюченный соками женщины и собственной спермы, подошёл к нему. Полы накинутого на потное горячее тело халата чуть раздвинулись и мужской инструмент возник у глаз перепуганного мужа Насти. Настя за всё это время не обронила ни единой эмоции, на её лице была зловещая холодная маска. Не менее жестким было лицо и у Инны, ей было от чего желать ему страшных кар. А я его просто презирала. Эту маску я хранила на лице всё время, пока визжала рыжая, а муж исходил в танталовых муках.
  Медиум постоял возле трапеции, осмотрел тело, не замечая эмоций в глазах и остальных его частях, потом отёр свой фаллос рукой и размазал это по лицу и губам жертвы. Муж весь сжался и затрепетал, мужчина обернулся к нам, мы переглянулись, я повернула руку большим пальцем вниз, Инна сделала то же, осталась Настя. Всё же это её муж, отец двоих детей, с ним она делила многое и знала то, что недоступно нам. Она могла наложить вето и мы бы её поняли. Она смотрела только на него, а он, чуя важность её жеста, вдруг различил Настю и упал к ногам, едва он сделал это, она с ледяным спокойствием последовала нашему примеру. Медиум вернулся к своему чемоданчику и вынул пилюлю в тонкой капсуле. Подошёл к жертве и сунул в рот, нажал на десну и содержимое растворилась во рту. Он выждал, пока муж не проглотит содержимое капсулы, придерживая его рот ладонями, муж понял, что схитрить не получится и смирился со всем. Медиум вернулся к чемоданчику, достал другую пилюлю и сунул в рот рыжей, та проглотила содержимое сразу же. После этого он ушёл в ванную, мы слышали шум воды, шелестение упаковок, он отдыхал и у нас для шабаша ведьм было пять минут, по сто секунд на каждую.
   Больнее и беспощаднее, чем женщина, ужалить не может никто, от её укусов душа не излечивается, раны остаются на всю жизнь и никогда не рубцуются. Таково свойство этих укусов. И мы выдали всё: что накопилось, чего он стоит и что с ним будет. Эти сто секунд были эксклюзивными, ни одна из нас не пересекалась с другой, у каждой свой сектор стрельбы и мы с методичностью казнили мужчину ядовитыми жалами. И слова были отравой длительного и смертельного действия. Я чувствовала своей спиной ужас, который испытывал Виктор. Слушая наши слова, он должен был ещё раз осознать, что такое есть женщина, если снять запретительные барьеры и она сможет отвечать ударом на удар, не думая о последствиях и движимая единственным - утробной местью. Вот она - в её чистом виде!
  Рыжая очнулась и поднялась с постели, новая доза привела её в сознание - она стала припоминать, что было с ней. Нас она не узнавала, мы были чёртиками, которые мерещатся и к которым не присматриваются, чтобы не терять ни пыла, ни времени. И вот она увидела на трапеции своего распятого любовника и выдала ему взгляд, которого он стоил. В нём всё висело, выглядело жалким, а лицо после наших укусов ничего не выражало.
  Вошёл медиум, он был свеж, в атласном халате светло-жёлтых тонов, от него исходил особый аромат и он уже готов к продолжению. Рыжая его узнала и завизжала от предвкушения, любовник, распятый на трапеции, для неё не существовал. На этот раз медиум её не охаживал и не жалел, но она иного и не воспринимала, он гонял её по всей комнате и драл во все отверстия. Я уже не могла видеть такого и чуть не отключилась. Виктор почувствовал это и положил руку на плечо, я поблагодарила его жестом и в это время увидела глаза Инны. Они были стеклянными, она ничего не видела и не ощущала, одна Настя была спокойна и холодна. Я видела, как от напряжения чуточку подрагивают концы ресниц, но это и всё. Она держалась по-царски и казнь подданных наблюдала, как государственный ритуал и не более. Чем больше жестокости у короля, тем сильнее привязанность сюзеренов. Рыжая опять отключилась и мужчина-медиум оказался перед жертвой во всеоружии, он взял инструмент в обе руки и подошёл к нему. Сознание жертвы вынесло это зрелище лишь пару секунд и отключилось, муж безжизненно повис на трапеции. Медиум осмотрел его, сказал, что это обморок и стал собирать вещи.
  Всё. Казнь завершена. Мы немного посидели, освобождаясь от избытков впечатлений и стали приводить комнату в порядок. Я собрала своё, медиум сложил свои принадлежности и трапецию, сёстры - остальное имущество и мы вышли из квартиры. Виктор дождался атлета, тот собрал остальное из своего инвентаря, проверил комнату, на случай чьей-то забывчивости и они вместе покинули квартиру, захлопнув дверь. Свет остался только на кухне, как и до начала нашего визита.
  Мы отправились в ресторан и там обеспечили алиби. Сёстры сыграли отменно, они были сама изысканность и очарование - ни тени печали, ни признаков расстройства. Виктор сидел рядом со мной и я видела, что его выворачивает от увиденного. Он даже не пытался играть, а был просто сомнабулой. Я не предполагала, что он настолько впечатлителен. Его следовало развлечь чем-то иным, чем три гремучие змеи. Ничего лучше, чем Татьяна, я не придумала. И верная подруга взяла на время у соседа потрёпанную "копейку", чтобы рядом с рестораном имитировать обычную дамскую неприятность - что-то не включается!
  Мы поманежили Виктора совсем немного, как зачирикал мой мобильник, я достала его из сумочки и отозвалась, это была Татьяна:
  - Ань, это я! Ты где? У меня машина сломалась, не заводится! Что делать?
  Я стала задавать ей разные беспомощные женские вопросы, а потом дала трубку Виктору:
  - Это по твоей части, помоги женщине!
  С этого момента всё изменилось. Он обрёл голос, лишь немножко побеседовав с нею, узнал, что она где-то недалеко и спросил у меня:
  - Я вам уже не нужен, наверное, а у Татьяны что-то неладное с машиной, надо ехать и помочь.
  - Ты можешь съездить на моей и потом вернёшься, раз она недалеко, - предложила я вариант, как бы не желая его отпускать. Но он уже мысленно поставил Танечке кучу свечек и обязательно отблагодарит за то, что она вырвала его из общества смертоносных кобр.
  - Нет, это только кажется, что просто и быстро, знаю я эти "копейки", там только начни что-то смотреть - раз начало сыпаться, то уж до конца. Возможно, придётся буксировать, тогда надолго.
  И я с "сожалением" с ним рассталась.
  Стоило ему спуститься с крыльца ресторана и влезть в маршрутку, как мои дамы переменили колер и тембр и стали персонажами из стиля "буфф". Им нравилась идея, они стали вспоминать подробности замысла и реализации, затем перешли к деталям сегодняшнего шоу и в итоге дружно уставились на меня:
  - Смотрим это в машине или едем к тебе?
  У меня дома шабаш ведьм продолжился, но с выключенной громкостью и прекрасной мелодией через наушники. Монитор размером в полстены повторял зрелище под особым углом и мы видели иногда даже то, чего в самой комнате не заметили. Ни надрыва, ни искусственности у обеих сестёр я не заметила, это были юные девочки с неиспорченными вкусами, которым вдруг открылась такая неприглядная сторона жизни, где одна непристойность сменяла другую. Они делала большие глаза и как бы ужасались, но пахли совершенно иными эмоциями.
  - Неужели и я такая? - эта мысль толкнулась было в мою голову и стыдливо исчезла, бегство Виктора из-под моей опеки - что ещё нужно? И я присоединилась к ним. Потом мы смотрели записи с других камер, они дополняли, но качество картинки и композиция там заметно хромали.
  Даже не делая особых движений и не перетягивая одеяла внимания на себя, я видела, что сёстры безоговорочно признают моё лидерство в особом подразделении, куда посторонним хода нет. Сегодняшняя акция для Каминской была обычной, вспоминали и другие случаи, я же кивала и уворачивалась от подробностей, а они относили это к моей скромности. Особым был взгляд Насти, она впервые активно принимала участие в серьёзном деле, причиной оказался собственный муж. На такое женщине решиться не просто, я прекрасно осознавала, что после этого освободившуюся энергию ей придётся куда-то переадресовывать, а это будет и болезненно и тяжело. И вот она открестилась от него, это мы с Инной видели отчётливо. Назад пути не было.
  - А ты со своим такое бы сделала? - спросила я Инну, та с ответом не задержалась:
  - На месте Насти я бы тоже не сомневалась, а если бы подобное совершил мой дражайший, убила бы сама. Спящего и кухонным ножом. В той их квартире. И пусть бы потом валялся по моргам среди неопознанных. Я бы его ни разу не узнала!
  - Допёк?
  - Счастливая, - ответила она, - ты на бабьи беды издали смотришь!
  Уснули мы уже под утро, так и не отойдя от собственного опуса. Механизм, запущенный нами, закрутился, заскрипел и пришёл в действие. Дома муж Насти не ночевал, а позвонил, что срочно выезжает в командировку. Потом сообщит подробности. Когда ей об этом сказала мама, Настя взглянула на меня и я увидела в её глазах самурайскую верность: теперь мы связаны самой страшной клятвой. Инна же была нашим свидетелем и ближайшим резервом. А где-то совсем рядом находилась Татьяна, это придавало сил и уверенности.
  С этой ночи унаследованная виртуальная близость Насти к Каминской стала моей собственной и признание в любви теперь относилось только ко мне, а её ход с мужем обозначил новое направление нашей общности. Она окрепла и обогатилась, мы с ней это понимали и были рады новому витку. Мне было что защищать в этом мире и к чему стремиться. Недолгая неопределённость моих отношений с Настей завершилась полностью и теперь все разрозненные файлы сшились и являли собой единую картину дружбы двух женщин.
  Но мне нужно было ещё их догонять: и Татьяну и Настю - моё осмысление штурма вершин актёрского мастерства перешло в новую фазу, более напряжённую и ответственную.
   Фанклуб
  В этот раз мы с Русей настолько забыли обо всём, что опомнились, когда я почувствовала обычную женскую немочь. Я взглянула в свой дневник и только тут вспомнила, что не заглядывала туда уже пару дней: вчера, когда Руся вызвонил меня и я прилетела сразу же и без раздумий, время остановилось и между "вчера" и "сегодня" у нас перерыва не было вообще. Он склонился ко мне и шепнул:
   - Руся с Аннушкой нашкодил,
   Руся будет убирать,
   С нею он писатель, вроде,
   Без неё - игрок и тать!
  После этого я только поворачивалась и жмурилась от непривычных ощущений. Его руки возбуждали меня даже в эти минуты и мне не хотелось сдерживаться. Он полностью меня упаковал и, сидя в махровом халате напротив, соображал, что делать: всего-то полдень, а до репетиции ещё четыре часа. На его лице не было ни досады, ни неудовольствия, он был со мной и всё моё принадлежало ему. А сам он был в моей безраздельной власти. Как я поняла, Каминская ему свои слабости с прокладками не показывала, держа на дистанции и используя по прямому назначению. Но он её любил и всё прощал. Я иногда поражалась: он не видел между нами разницы во внешности, но тут же отмечал изменения внутренние, глубинные. Он как-то напомнил мне, что когда-то я была грустна и углублена в себя, как и ныне, в такие минуты я более доверчива и доступна, почти лишена фанфаронства и капризов, такую он меня обожал и нежил по-особому и напоминал, как это бывало.
  И вот мы сидели рядышком и я по обыкновению впитывала его, а он меня.
  - Хочу в планетарий! - вдруг вырвалось из меня и мы прыснули от смеха. Но веселье кончилось тем, что идея понравилась и Руслану. И вскоре были на месте, таких любителей оказалось достаточно и мы едва успели взять билеты, как касса закрылась. Уж и не знаю, что было причиной, но часовой сеанс под звёздами с любимым мужчиной мне понравился и я прижималась к нему и шептала на ухо всякие глупости, а он серьёзно отвечал и даже цитировал себя рифмованными экспромтами. Всё же вечность Вселенной, которую мы видели воочию, впечатляла и настраивала на возвышенный лад. Прислушиваясь к его голосу и заглядывая в глаза, я не могла отделаться от мысли, что мы с ним давно женаты и только создаём видимость свободных мужчины и женщины. То состояние внутренних связей, доверия и взаимных обязательств, которые нами приняты совершено легко и свободно, могло быть только у супругов с многолетним стажем. Я вписалась в это состояние их неназванного брака очень легко и не заметив того. Сегодняшний же эпизод с прокладками был тому подтверждением: мы не любовники! Я, как юная пионерка на традиционном летнем костре, прижалась к мужчине и сказала:
  - Руся, очнись! - он повернулся и я добавила. - Я люблю тебя!
  И тут же оказалась у него на коленях, чуя его всего и впитывая всю его вселенную. Когда загорелся свет и люди стали подниматься, накапливаясь в проходах, я так и не могла оторваться от его тела. А потом все наблюдали картинку, достойную запоминания: Каминская в руках неизвестного мужчины, как невеста через порог дома, доставлена на автостоянку, там села в свой "Порше" и уехала, мужчина в такой же машине последовал за ней. По пути фаны этой актрисы собрали кучу мелочей из гардероба и мелких деталей туалета актрисы, в том числе: пудреницу, платочек с фирменным знаком, пуговицу от блузки, заколку для волос и нитку от колготок на одном из узких поворотов выхода планетария. Всё это потом было в Интернете.
  У нас осталось полтора часа и мы устроились в кафе напротив театра, в самой глубине московского дворика.
  - Чего ты хочешь достичь со мной? - спросила я. - Значу ли я в твоей жизни что-то, стоящее того, чтобы к нему присмотреться и прислушаться? - я это знала, но мне хотелось услышать из его уст и именно сейчас.
  - Аннушка, любовь мужчины к женщине - это всегда безумие, - страстно прошептал он, лишь чуточку касаясь моего тела, прикрытого одеждой, но и этим выводил из себя, - тут не прислушиваться и не присматриваться к ней надо, а спасать себя, пока не поздно!
  - Придёт отрезвление и всё? - неудовольствие он увидел сразу и ответил ему в первую очередь:
  - Ну, теоретически, видимо, так и есть, но практически это невозможно.
  - Почему? - Проветрил мозги, постоял на ветру, попробовал другую и всё!
  - Увы, дело в том, что ты внутри меня и никакими морозами или сквозняками этому не помочь.
  - Любовь ко мне погибнет вместе с тобой? - продолжила я его мысль, удивившись столь странной логике.
  - В общем, да!
  - Руся, ты знаешь, а мне там нравится - покой, уют и тишина, а дверь-то прикрой, дует!
  - Правда? - сказал он и слегка коснулся моей руки, потеплело и я продолжила:
  - Попробуй ответить на главный вопрос: я и ты - это система надолго или мы продукты полураспада корпоративной связи?
  - Ну вот! Только атомной физики нам и нехватало, ты что, бомба замедленного действия? Я иногда боюсь: столько замков выстроил для тебя в себе, но ты к ним даже не оборачивалась и они рассыпались в прах.
  - И стерва, и сволочь, и б...дь? - озвучила я мужское клеймо для женщины, с которой не получилось. Я знала, что Каминская бывала порой невыносимой и растерзать её не самое острое желание у обиженных.
  - А ты сама-то себя таковой чувствуешь? - осторожно спросил он.
  - Да, Руся, и это мне нравится! Понимаешь, очень нравится!
  - И, когда ты перекатываешься из одной постели в другую по несколько раз за день - тоже?- я ждала подобного уже давно, но раньше он меня жалел и вот только сейчас выдал. В минуту, когда я призналась ему в самых интимных чувствах, он напомнил мне о б...стве Каминской. Неужели себя он любит больше? Опять откуда-то потянуло. Я невольно поёжилась, лишь слегка обнажившись.
  - Что-то случилось? - он забыл о вопросе и вернулся ко мне.
  - Что это: инстинкт и тяга к сокровенному или цивилизованная маска? - подумала я и решила проверить себя:
  - Кажется, мы с тобой перестарались. Отвалился такой громадный ком, что прокладку пора сменить, иначе будет неудобно.
  Я смотрела на него и читала его реакцию на себя, мне недоставало слов, касаний, погружений: я хотела его всего и вовнутрь. В таком виде он для меня сразу становился ясным и понятным и даже его смерчи и самумы не заставали врасплох - их я угадывала раньше него самого.
  - Ты хочешь это сделать прямо здесь? - только и спросил он, читая то, что видел во мне. Это была его мысль, а не моя. Но она значила, что меня он любил больше и приоритет моих интересов не имеет альтернативы. Я счастливо ошибалась, это можно вернуть доверием и доверительностью. И вытащила пакетик из сумочки, ещё не решив, где и как мы это сделаем.
  - Я сам! - сказал он и загородил собой. Он поднял юбку, осмотрел колготки и бельё и другие женские сооружения. - Давай, выйдем отсюда! - сказал он, убедившись, что на месте этого не сделать. Я бы могла справиться и в тряском трамвае, но ему не хотелось суеты и небрежности, я почувствовала, что для Руси сие архиважно и в одно мгновение всё вернула на место. Он взял меня за руку, как старший брат младшую сестру и отправился вглубь помещения. Кстати попался официант, он что-то у него спросил, тот проводил нас в небольшую комнатку, там на большом столе стоял самовар и вдоль стены расположились шкафчики для персонала. Ещё я заметила старомодный прочный диван и несколько таких же кресел - всё же это для обслуги, прочное, но почти антиквариат. Руся закрыл входную дверь и снял с меня всё! Я удивилась - меняем только прокладку? И тут он мне показал, что любящий мужчина - это особое состояние. Я и не предполагала, что такое возможно. И всего-то за несколько минут! Он очень бережно обошёлся с моими немочами, ублажил заволновавшуюся было утробу, ну и упаковал, чтобы никто даже не догадался о нашем маленьком приключении. Мы вернулись назад, он так же держал меня за руку и я послушно следовала за ним, доверяясь и поверяя. Проходя мимо зеркал в коридоре, а потом в зале, я отметила, что мы выглядели как супруги. То есть, мы сыты! Вернее, сыта я. А вот он - не совсем! Но моего вида ему хватало, чтобы не зацикливаться на проблеме либидо.
  Мы вернулись за столик и обед продолжился. Руся изложил свой план переустройцства мира с нашим участием. Я слушала внимательно и ничего не упускала, со мной это обсуждалось впервые, но с Каминской они подобное уже проходили и теперь он уточнял и изменял, сообщая детали корректуры.
  Это было чуть не Парфянское царство, где только мы вдвоём. Дворец, слуги, имущество, развлечения, совместные планы по дальнейшему завоеванию мира, армия, полководцы, мытари и банкиры - но во всём этом мире живые только мы с ним.
  Думаю, Каминскую в такой шалашик ни за что не затащить. Тогда, почему он так настойчив? Неужели не понимает, что там ни мне, ни ей ничего не светит? И всё же много лет не меняет типа своих притязаний.
  - Руся, а тебе самому там уютно? - спросила я, удерживая его руку у себя на колене. Он сводил с ума касаниями, от его рук я часто теряла контроль над собой, таким они были нежными и чуткими. Избавив себя таким образом от соблазна, я могла соображать и отвечать не что попало, а вполне осмысленно и вредно.
  - Это же мечта! - улыбнулся он и я поняла, что дом, семья и прочее, что защищает человека от жизненных бурь, для него неизвестная планета. Он мог придумать любой сюжет, расписать в деталях любую коллизию с несколькими персоналиями, но создать свой дом - это ему незнакомо совершенно.
  - В твои годы мечтатель выглядит не очень впечатляюще, - заметила я, - может вернёмся к реалиям?
  - А ты хочешь?
  - Разумеется, любая женщина прагматик, - пожала я плечами и убрала его руку оттуда. Он вдохнул запах от своей руки, ещё хранящей мои флюиды, и закрыл глаза. Ему откровенно нравилось всё это и особенно то, что я вижу, что ему это нравится.
  - В клетку - ни за что! - отрезала я и он вздрогнул.
  - А ты хочешь, чтобы с нами были твои друзья и знакомые и наши спальни хранили дух этого бедлама, а мы с тобой искали бы момент и угол, чтобы уединиться в собственном доме?
  - Руся, если хочешь настоящую связь с женщиной, придётся согласиться. Иначе с тобой в этом эдеме буду не я и ты попусту теряешь время! - вот был лозунг Каминской, ставший и моим.
  - Все они будут говорить с тобой и смотреть на тебя так, будто секс у вас вроде светской вежливости и я буду бояться нечаянно войти и застать тебя с одним из них - нет уж, уволь!
  - Руся, - улыбнулась я его причуде, - ты просто ревнуешь! Глупо выглядеть мавром в наши дни, очнись! Мы ведь с тобой достаточно близки и привязаны, чтобы сделать друг другу больно.
  - Да, ревнив, но ты даже не пытаешься оправдаться, о тебе говорят, ходят порнофильмы, кучи фотографий в немыслимых позах и с тысячами партнёров. И везде ты органична! Тебе это нравится, ты занимаешься сексом с самой последней сволочью! Убить обоих - вот что я хочу, а ты - ревнив! - в запале уронил он и поморщился.
  - Ты думаешь, везде была занята я?- легко, будто и не слышала страстного напора, сказала я.
  - А что, нет?
  - Руся, я актриса, мой хлеб - быть желаемой всеми! И умниками и дураками, и ё...ми и импотентами! Если я им буду неинтересна, мне надо менять профессию.
  - Но ведь ты актриса, а не проститутка! - с горечью напомнил он и очень польстил.
  - Знаешь, я думаю, что многое из этих порнушек про меня - монтаж. Я же знаю точно, когда, с кем и в какой форме всё это было. Частенько я себя там не узнаю и думаю, что настоящую Каминскую среди этих картин встретишь изредка. Посмотри их внимательнее и ты поймёшь, что и почём.
  - Но ведь есть и настоящие! - слабо сопротивлялся он.
  - Наверное есть и такие, наверняка, я хотела сказать! - согласилась я. - Но вряд ли это с моего ведома, хотя все знают, что я не очень придирчива и капризна. Потому и ловят на доброте, то есть, это ворованое. Приличные люди ворованым не пользуются, не так ли? - он покаянно опустил глаза и покачал головой.
  - Мне бы, Анюта, не хотелось, чтобы эта грязь нам мешала, - так он сформулировал своё кредо.
  Я могла это делать, но он знать об этом не желал. Очень удобно!
  - Ты хоть соображаешь, что сейчас сказал? - спросила я, сузив глаза. Он покачал головой, уже чуя неладное.
  - Идиот! - сказала я и поднялась. - Не двигайся, я сама найду дверь!
  Уходя, я краем глаза видела его фигуру, опущенные плечи и безвольные руки. Пусть подумает! Мне было и горько и обидно делать с ним так, но иначе он ничего не поймёт. Я хотела быть с ним, но не там. Он позвонил чуть позже, когда я уже ехала с репетиции домой и говорил, будто размолвки и не было. Я напомнила ему причину и прервала связь. В эту ночь мне снились кошмары, впрочем, в такие дни это бывало часто, совпадение? В течение трёх дней я успешно отмахивалась от него, попутно прикидывая конструкцию мира с ним. Удобного мне и не очень возмутительному для него. Это было моё привычное окружение и всё, чем счастлива и довольна. Но конкретных очертаний я ещё не видела, не сложились, да и некогда, заботы и работа так меня прижали, что я потеряла бдительность и Руся меня застал одну и без защиты.
  Это случилось в моей гримёрке. Сюда он не входил никогда! В театре и у меня Руслан был впервые. Когда он с букетиком белых колокольчиков вошёл и закрыл за собой дверь, я облегчённо вздохнула. Всё же мне он был нужен не менее, чем я ему. И он явил себя в полном блеске и могуществе. Ко мне стучали и звонили, но я отрешилась ото всего, отдавшись ему. И он это тоже видел и всё мне простил, понимая, что яйца не выпить, не разбив скорлупы. Добавить опиума и очарования, когда тебя любят, совсем несложно и он потерял голову. Иногда ещё были выделения и я их ему якобы нечаянно показывала и этак небрежно отправляла в раковину, вновь и вновь открываясь и поглощая его полностью. И он чуть не умер. Когда Руся очнулся и увидел мои глаза, то странно удивился:
  - Ты здесь? - и вновь их закрыл. Я дала ему придти в себя и возможность сохранить лицо. Он подкрепился из наших с Каминской припасов, обрёл силу и уверенность, после чего доказал мне, что мужчин лучше и сильнее не бывает. Я с удовольствием сыграла с ним в этой короткой репризе и позволила себя, разобранную и разбитую, совсем без сил, с истерзанной грудью и бёдрами, очистить себя от скверны, привести в порядок и потом облачить в бельё и одежду. Было поздно и в театре кроме охраны никого не было. Мы тихонько проскользнули мимо всех электронных жучков и оказались на свободе. Дуло, снег с дождём, обычная поздняя осень. На стоянке была только моя машина - Руся знал, что вернётся со мной. И его самонадеянность пришлась мне по душе.
  - Я тебя больше не отпущу! - сказал он. - Того, что было весной, не повторится! Мы что-то придумаем, но будем вместе. Ты хочешь?
  - Да, Руся, хочу, очень хочу! - воодушевила я мужчину, зная, что голос женщины, когда она этого желает, звучит удивительным образом, ни один наркотик с ним не сравнится. Я хотела и в эту фразу вложила всё.
  - Итак, оно состоялось, наше с ним объяснение и теперь только вперёд, - так примерно я думала, осмысливая свои отношения с Русланом. И основой нашего с ним союза должна быть Настя. У нас всё так переплелось, что эта дружба-любовь стала сильнее нас самих. И обе мы незамужние, слабые и беззащитные, а это сближало ещё теснее. Татьяна в нашем треугольнике была скорее капризом Каминской, плавно перетекшим в мои объятия и так там и оставшимся. Настя с ней никогда не была близка, да и Татьяна испытывала к ней массу не самых лучших чувств. Итак, я и Настя, рядом с нами Руслан, а близ меня в этой сложной пирамиде - Татьяна. Остальные гораздо дальше, но тоже мои, Жанна в том числе. Кроме того, я надеялась заполучить и Надю, она мне представлялась душой родственной и близкой. Её гордость и независимость при этом играли существенную роль, я считала, что женщина с таким сильным характером достойна лучшей участи. Вот так, в общих чертах выглядели наброски моих планов. И начинать следовало с Насти. После того, что она устроила со своим мужем, я не могла опуститься ниже заданного ею тона. И я вывела Руслана из фигур умолчания. Теперь, когда мы откровенничали, я делилась с ней почти всем, что могли выдержать основы её представлений о жизни. Узнав от меня напрямую то, что раньше доходило в виде слухов, она не выдержала и охнула.
  - Он и вправду такой?
  - Да, это правда, я сама измеряла, вот смотри, - и я показала на своей руке размеры его могущества. Мы примерили это к ней и она пришла в ужас.
  - Аннушка, ты в своём уме, он же разорвёт тебя! Забудется и разорвёт!
  - Мы с тобой последнее время видимся ведь часто? - решила я покончить со сплетнями и наговорами своим способом.
  - Да, я думаю, почти ежедневно.
  - А с ним я бываю через день-другой и по два-три часа, не менее. Иногда всю ночь. Бывало и двое суток без сна и отдыха. Ты это заметила?
  - Нет, - удивлённо сказала она, - может, ты что-то после этого или до того делала? - она ещё не верила ни себе, ни мне, ни природе женского организма.
  - Абсолютно ничего! Настя, он меня любит, а не трахает! Чувствуешь разницу? Может ли он причинить хоть чуточку боли, мне неприятной или ненужной?
  - Нет! - ошеломлённо покачала она головой.
  - Более того, я от него так заряжаюсь, что мне хватает до следующего раза, даже, если это случится через несколько дней или неделю.
  - Господи, что же он с тобой делает!? - не могла поверить и успокоиться она.
  - Настя, что ты охаешь, как девятилетняя целка! - осадила я её привычным выражением Каминской, - ты что, всех ё...ей перед этим измеряешь и прицениваешься?
  - Нет, - ответила она, ожидая очередного укола и незаметно возбуждаясь, они ей были просто необходимы, чтобы перейти на язык чувств и междометий.
  - Ну и получаешь сюрпризы, а потом маешься всю ночь и ещё пару дней в придачу!
  - И что же я, по-твоему, должна делать? - сказала она, уже чуточку разогрешись.
  - Спихнуть с себя и вымыться! Да ещё у него на глазах, пускай поучится в другом месте, прежде чем заберётся тебе в промежность.
  Я видела, что слово "промежность" её уже не устраивает, надо бы добавить, но это будет со следующим ходом.
  - А он только для тебя так хорош? Может со стороны это выглядит типичным скотством? - уже сделала движение в нужную сторону Настя.
  - Совершенная фантасмагория, такого нигде и не вычитаешь, какое там скотство! А его лицо, а глаза, а слова, а руки! Какие у него руки, знала бы ты и ни слова более не сказала, а стремилась их увидеть и ощутить.
  - Но фаллос? - ужаснулась она и это было по-настоящему.
  - Он-то, милая Настенька, как раз в гармонии с нами обоими. Знаешь, это лучше увидеть, чем вот так обсуждать. Я уверена, что твоя п...а мудрее головы и всё поймёт сразу. Она ещё не горит?
  - Кто? - с уже ощутимой дрожью спросила она и по тембру я поняла, что она готова к игре.
  - П...а!
  - Чья?
  - Твоя!
  - Она чего-то хочет?
  - Ей хочется ...я моего Руси!
  - Аннушка, Анюта! - она упала и мы продолжили нашу игру.
  Я, конечно, рисковала, Руся вполне мог увлечься ею и охладеть ко мне, Настя была бесподобной женщиной и я, будь мужчиной, ни за чтоб её не упустила. Но наше с ней обоюдное чувство служило тем маяком и камертоном, в котором мы не сомневались.
  Наши игры с ней были чистым продолжением её долгого романа с Каминской, который моя подруга расписала подробно и в хронологическом порядке. Разобравшись с её файлами, я сильно облегчила свою жизнь с друзьями и знакомыми. Практически все они прошли через её постель и на каждого имелось подробное и исчерпывающее резюме. Я сверялась с ними время от времени и отклонений не находила. Всё Каминская делала основательно, трахалась тоже исключительно по науке. Как-то мне понадобились бумаги для быстрого оформления виз и я решила испытать этот способ с директором театра. Написала исходную бумагу, поставила подпись и зарегистрировала у секретарши. Когда он появился на месте, я позвонила ему и сказала:
  - Гоша, я сейчас буду, приготовь мягкую подстилку, а то будет жёстковато, ты поправился.
  Он что-то промямлил в ответ, я тут же приняла боевой вид и отправилась к нему. Секретарши уже не было, а дверь в кабинет была чуть приоткрыта. Я вошла, чуть раскачиваясь и призывно улыбаясь, от него разило наповал. Он подбежал к двери и захлопнул. Второе движение - приглашение вглубь кабинета. Он, казалось, ждал меня всю свою жизнь. Везде мои портреты и фотографии из сцен спектаклей со мной.
  - Хороший мальчик! - сказала я и потянула за галстук. Он послушно последовал за мной и я целых два часа закачивала в его разрушенную психику волны уверенности в себе и своих силах.
  Через три дня я имела эту бумагу и теперь для выезда в любую страну могла иметь визу в течение суток. Эта бумага подновлялась, исходя из рутины изменения законов с странах Западной Европы, в США был несколько иной порядок, но и для него она значила - целый год быть в первой очереди. Сейчас как раз подошло время этих изменений. И я их просто подновила. Я не сомневалась, что в кабинете спрятано не менее двух камер, которые снимали наши психологические опыты. Но также была уверена, что это никуда далее и не пойдёт. Он их будет смотреть в одиночестве и наслаждаться собственной молодостью и неувядаемостью. Поразмыслив и многое сопоставив в этих залежах театральной порнухи с Каминской и другими, я пришла к выводу, что делают её двое-трое и один из них - наш пожарник, он мог устроить обзор в любом помещении театра и установить там втихую, что угодно. Но монтировали и делали копии другие. Этот синдикат тихонечко менял героев и героинь, оставляя одни и те же фаллосы и влагалища. Я надеялась, что Руся в этом разберётся сам и разоблачение простеньких фокусов с монтажём ему доставит большее удовольствие, чем, если бы он доверился мне. Хотя Каминская своей открытости по части секса не скрывала никогда, выдвигая лишь два требования: место - чистая постель, душ до и после, а также её личное желание и воля в ходе всего акта, она могла прервать его в любой момент, если партнёр её не устраивал. И у этой царицы Савской наложники не переводились. Надо сказать, как и у царицы, никто не знал результатов тестирования. Это ставило её на голову выше Башвина и на его личный сайт с рейтинговой таблицей остряки периодически вставляли его самого по несуществующей таблице Каминской. Он находился во второй сотне среди неумех и лишенцев.
  
  А теперь придётся рассказать о своём Фан-клубе, он сыграл важную роль в моей карьере, так как мои фаны очень активны, вполне грамотны и эрудированны, чего я не ожидала. Узнав это из косвенных источников, я присмотрелась к лидерам и пришла к выводу, что дружить с ними надо по-серьёзному и общаться почаще, пусть это и будет всего полчаса или час, но по теме и конкретно. На сайт я сбрасывала новости своей жизни систематически и они знали, что их дамочка всё делает без булды и с уважением.
  Остановлюсь на последней встрече, где мы поговорили о многом. Среди прочего я спросила, знают ли они о таблице рейтингов, которую приписывают мне. Они в ответ мялись и старались дело обернуть в шутку. Тогда я вынудила одного из них высказаться конкретно. Он признался, что она есть, её кто-то составляет, но, кто это делает, ему неизвестно. Мы прошлись по ней, я откомментировала её настолько, насколько помнила упоминания об этих героях в компьютере Каминской.Таблица сильно отличалась от приписываемой мне. Я спросила у одного молодого парня об этом и он признался, что мой комментарий гораздо правдоподобнее. По сложившейся традиции я передала им компакт со своими материалами для них. Там было всё, кроме Руслана. Ну, и когда мы разоткровенничались, я спросила про порнушки с Каминской. Они ходили по рукам в большом количестве. Одну из таких кассет мы включили и я провела с ними экспресс - просмотр, указала на явные подтасовки и монтажные приёмы. Лица многих просветлели, всё же приятнее, когда твоя звезда оказывается лучше и чище, чем о ней говорят.
  - Надеюсь, вы понимаете, что я не снимаюсь в таких шедеврах, - сказала я, закрывая эту тему, - мне достаточно и нормальной эротики в моих фильмах. У них приличное качество, зачем мне, с моими запредельными ставками такое убожество, снятое из обувной коробки короткофокусным объективом?
  После этого мы сменили тему. Мой Петя стеснялся шумной компании и старался не выделяться, а о встрече со мной так никому и не признался. Я приласкала его, заставила прочитать новое, сама прочитала то, что выбрала для себя. Уровень его приближённости стал непомерным и Петя успокоился. Дамы вдруг стали замечать Петю и искать его внимания. И тут я разглядела ту женщину, которая опустила визитку в карман. Я не поверила своим глазам, думала обозналась, но она сделала движение глазами и я поняла, что не ошиблась. Сидела она не рядом с ним, а сама по себе и была одета в другом стиле, не похожей на ту, что охмуряла Петю.
  - Вот так номер, - подумала я, - они, что и здесь прячутся? От кого?
  И решила проверить. Подошла к ней и спросила, что из моих фильмов или спектаклей она считает удачными, а что не очень. Она назвалась Эммой Иннокентьевной, особо не смутилась и вполне осмысленно вышла из положения. Краем глаза я следила за Петей, он был явно не в своей тарелке. Эмма мне понравилась больше и я раскрутила её на небольшую дискуссию по классическим пьесам. И была приятно удивлена и интеллектом и обаянием, с которыми она отразила мой натиск. И смущённой совсем не выглядела.
  - Я вас не помню по прежним встречам, - спросила я, - вы редко на них бываете?
  - Сегодня впервые, - призналась она.
  - Кто-то привёл или вы сами нашли это место? - поставила я её в тупик, далее прятаться за аноним ей будет трудно. Петю из виду я не выпускала - он чего-то боялся.
  - Одна, - очень легко и без колебаний ответила она и стала в моих глазах Личностью. Услышав её ответ, Петя тоже успокоился. Ему не хотелось признаваться, что он завёл себе даму. Что-то из понятий рыцарской этики в нём было и я простила остальные грехи. А Эмме я, прикрыв микрофон, сказала: "Останься, надо поговорить!", она кивнула и я оставила её в покое. По окончание встречи я в окружении фанов отправилась в гримёрку, где-то там была и та смелая женщина. Она дождалась момента, когда все разошлись, и постучала. Я её впустила и тут же закрылась на защёлку. Гостья устроилась на диванчике и я её хорошенько рассмотрела. Около тридцати или чуть больше, умна, интересна, не удовлетворена жизнью, но пытается играть душевный покой и благополучие - всё, как всегда у несчастных интеллигентов во все времена! Она была заметно ниже меня, шире в бёдрах, грудь тоже на размерчик покрупнее и, скорее всего, пару деток уже выносила - это видно из достоинства, которое она хранила на своём лице. Чтобы обаять и удовлетворить такую, надо иметь многое. Деньги ей не интересны, украшения тоже - вот что я вычитала, рассматривая её спокойно и доброжелательно.
  - Выпьем, оформим и поговорим? - спросила я, выделяя каждое слово, и она кивнула. Слово "поговорим" отозвалось в её глазах особой искрой. Это хороший знак. И мы быстро достигли кондиций, когда любопытство перевешивает всё.
  С Петей по её словам, получилась незадача. Он ждал поклонения и мокроты во всех частях тела, но кроме стихов так ничего и не родил. Теперь стала понятна его неуверенность и дистанцированность от Эммы.
  - А мне давно не шестнадцать и от руки под юбкой я не возбуждаюсь. На большее у Пети фантазии не хватило, - как-то буднично сказала Эмма.
  - Но тогда ты его так атаковала, что на одной инерции могла проехать целый месяц! - припомнила я её поведение в ресторане.
  - Представьте себе, я устраиваю квартиру, всё в ней, приглашаю юного пиита, он читает что-то, горит глазами, набрасывается на меня, что-то делает и вскоре засыпает. И так в течение недели все три раза. У моего мужа, ему давно за сорок, запала хватает на тридцать-сорок минут и делает он это, глядя на меня, убавляя или прибавляя.
  - Как ты стонешь, так он и пашет, - сформулировала я женскую мудрость и она согласилась.
  - Ну, а потом я заметила, что особой страстью он не пышет. Более того, я должна изображать поклонницу его поэтического дара.
  - Но стихи и баллады у него очень даже неплохи, - заметила я.
  - Да, но все они о вас или о нём при вас. А меня там нет. Я зритель! - она улыбнулась сокрушённо и развела руками, ухоженными и красивыми.
  - Конечно, ты права, - согласилась я, - восхищаться чужим подмахиванием дано немногим. - Но ведь что-то же тебя толкнуло рискнуть, что?
  - Думаю, я поддалась вашей раскованности и свободе и приписала это ему. С вами он расцвёл и заиграл всеми цветами радуги. Без вас же - это совершенно иной человек.
  - Эмма, он уже не твой?
  - Нет, теперь окончательно.
  - Что ж, забудем о нём и поговорим о тебе. Я тебя заметила сразу, ты выразительна и теперь вижу, что не ошиблась. Хочешь поиграем в мою игру, на раздевание? - сказала я, выделив последнюю часть фразы так, что опаски она не вызвала. Она осмотрела меня, комнату и спросила:
  - Мне она понравится?
  - Думаю, да! Она неопасна и ты в любой момент можешь выйти из неё. Я рассматриваю тебя и потом раскрываю твой характер, разумеется, только основное. Если угадаю, ты обнажаешь из своей биографии что-то непечатное или нечитаемое, если же нет, то раздеться придётся мне. Идёт?
  Она уже всё для себя решила и кивнула, не задумываясь. Для начала мы приговорили остатки бутылки виски. Я помогла ей немножко, чтобы она справилась с робостью и далее Эмма всё сделала сама. У неё было очень хорошее тело, ухоженное и любовно устроенное без особых диет, но со спортом или тренажёром. Эмма была в возрасте Татьяны, но поосновательнее в фигуре и без потерянности в глазах. Неустроенность и неприкаянность были их общими чертами. Я повертела её, осматривая и касаясь, заставляя делать движения, жесты, оценивала реакцию глаз, задавала нехитрые вопросы и почти не выпускала из рук. Её отзывчивое тело само выполняло нужные мне движения и наклоны, я угадывала её реакцию на многое, даже если глаза были непроницаемы. Я попробовала её в немых этюдах, давала шаль, драпировку, закрывающую тело и чуть подчёркивающую кое-что из очертаний фигуры, выставляла грудь из деталей одежды и прятала её полностью. Эмма с удовольствием участвовала в игре, ей это нравилось и она забыла о конечной цели, но я-то знала, зачем всё это. Эмма ждала продолжения игры и я это сделала только для неё, картина её жизни уже сложилась и я лишь делала ей приятное, продляя летящее состояние в обнажённом виде. Эмма стояла в моём плаще королевы Виктории из "Марии Стюарт" и ждала повести о себе. Но я решила всё же предупредить:
  - Ты уверена, что хочешь услышать мой рассказ?
  - Да, конечно, думаю, эта история не будет хуже той, что я знаю про себя.
  И я ей выложила всё, что вычитала в эти минуты. И про мужа, и про любовников, и про работу, которая заменяет жизнь и про театр, к которому её привела неудача с Петей. Черты Эммы распрямлялись всё время, пока мы беседовали и к концу моего рассказа она стала свободной и цветущей женщиной.
  - В общем и целом - да! И по многим деталям тоже. Ни слова лжи, но есть неточности, - так оценила она мой опус, - но и они не суть важны, рано или поздно я сделаю это, даже если не успела.
  - Ты можешь отыграть назад, - напомнила я условия договора, - я и так выложила уйму твоих нескладушек.
  Но выпитое свою роль сыграло и желание выговориться перевесило. Ей хотелось дальнейшего разоблачения. И она пару раз прерывала себя, меняя объекты, темы рассказа, время и прочее. И многое сумела довести, но так и осталась неудовлетворённой. Мешало волнение. Я сказала, чтобы помочь ей выйти из спонтанного сеанса откровений:
  - Давай посмотрим порнушку про меня, это настоящая, - и включила кассету, где я трахала двоих, а они, подлецы, украдкой от меня подмигивали в камеру. И звук и картинка были сносного качества, это была единственная приличная вещь фирмы Пожарник и Ко. Ну и класс Каминской не шёл ни в какое сравнение с порнозвёздами. Она была звездой настоящей и это отмечали все, даже враги.
  Я села рядом с Эммой, та вскоре обняла меня и смотрела, затаив дыхание и повторяя некоторые движения на экране и входя в ритм женщины с двумя партнёрами одновременно. Когда оба партнёра захрапели и опали пожухлыми листьями, моя гостья кончила вместе с ними.
  - Класс! - сказала она, обретя дыхание и сознание. Обычная женщина, жена, мать двоих детей, с высшим техническим образованием, работающая для души, хотела того же, что и Каминская. Попробовать себя в неведомом, пусть и рискованном, но там есть что-то, что она может узнать и проявить. Она свободна от забот о хлебе, захотелось чувств и зрелищ.
  - Ты им проиграла? - перешла на ты, не заметив того, Эмма, она считала меня своей и это у неё вышло автоматически.
  - Нет, выиграла, у них и у остальных мужиков. Они не верили, что я смогу их раскрутить и сломать. Как же два гиганта, да они меня в хвост и в гриву!
  - И много выиграла?
  - Очень, они до сих пор должны.
  - Я так не смогу, - вздохнула она.
  - А стоит ли? - она посмотрела на меня и опомнилась, поняв, какая пропасть между нами.
  - Я хочу их победить, этих надутых индюков и ё...ей неумех! Меня бесит то, что я должна раздвигать ноги под своим мужем и терпеть его издевательства. Лучше бы он сходил к б...и и там разгрузился, чем в меня спускал ежедневно - будто в унитаз сходил и сдёрнул. Я бы и не заикнулась о супружеском долге.
  - Это твоя плата за уют и обустроенность, - не стала я её жалеть, - выходила за него с открытыми глазами, вот и пользуйся!
  - Да, - согласилась она, - это возмездие!
  - И ни одного достойного любовника?
  - Нет, - покачала она головой, - ё...и они и всё тут. А этот Петя и того не может! - горестно уронила она и опустила руки. - А так бы и я с ним рядышком отогрелась!
  Она прижалась ко мне, будто Жанна, и молчала, просто дыша и греясь. Неуют и неудобье этой женщины был от неё самой и никто не смог бы ей помочь. И я напомнила о непечатных страницах.
  - Хочешь или уже прошло?
  Она встрепенулась и кое-что рассказала. Вещи и действительно чёрные и гнетущие душу.
  - Говори ещё, - подбодрила я её и она осмелела. Выложила массу вещей, заглядывая в глаза и оценивая мою реакцию, я подбадривала, а она избавлялась от груза и в конце концов успокоилась:
  - Кажется, всё! - и впервые за время рассказа мило и доверчиво улыбнулась.
  - Тебе надо сменить окружение, - предложила я ей.
  - Каким образом, я ведь всегда под колпаком?
  - Когда тебя ждут дома? - она взглянула на часы и сказала: - Уже ждут!
  - А ты хочешь туда? - включила я огонь колдовского искушения.
  - У меня нет выбора!
  - А если мы с тобой куда-нибудь поедем и поищем твою удачу?
  - Что я скажу дома? - почти согласилась она, поджидая подсказки, что сказать и только.
  - Все видели тебя со мной, мы заговорились и время ушло незаметно. Дашь мой телефон и всё сойдётся. И мы всё устроили.
  Дальше всё прошло быстро и чётко, Эмма оделась, сделала лицо чуть смелее, юбку тоже и мы поехали в казино. Там Жанна нашла своего нефтяника, а до этого у нас там были удачные игры. Уже в машине я чуточку капнула на Эмму духами "Трахни меня" и дала бюретки со следующими двумя компонентами процесса обольщения. Потом объяснила, как ими пользоваться.
  Меня встретили, как постоянного клиента ещё у входа, далее мы не имели проблем ни в чём. Эмма внимательно отнеслась к моим рекомендациям и выбрала игру в рулетку. Я недолго понаблюдала за ней и вскоре она отправилась в свободное плавание.
  Мне давно хотелось понаблюдать за карточными играми, но в предыдущие визиты не получалось и вот теперь я твёрдо решила разобратьтся и с этим игровым залом. Мне приглянулся покер, он был чисто азартной игрой без особой эрудиции и просчитанных вариантов. И я сначала осмотрелась, а потом и подключилась сама. Администрация следила за своей репутацией и страховала клиентов от жуликов, играющих в паре, а от умельцев с тонким знанием психологии каждый должен страховаться сам. Я сыграла несколько партий по малой и, проигравши немного, вышла из игры.
  Я вернулась к столу с рулеткой и увидела, что Эмма уже не одна. На мой взгляд, её мужчина приехал развлечься и только. Эмма вполне могла его привлечь, но сегодня я должна её доставить домой. И она это знала. По её лицу я поняла, что она ещё не решила и знаком указала ей - я буду одна. После этого отправилась к покерному столику. Там собралась крутая компания и я с интересом стала наблюдать. В покер играют интуиция и наблюдательность, торговля и игра на публику - это уже вторичные компоненты после работы первых двух. Расчёт вариантов тоже что-то значит, но совсем немного. Это не бридж и не преферанс. Я смотрела, как игра поначалу проходила вяло, ставки росли незаметно, у всех игроков что-то было на руках и они не пасовали достаточно долго. Лишь, когда сумма на столе превысила тысячу и следующая ставка должна её превысить, появился первый пас. В неспешной манере и весьма хладнокровно некую сумму выиграл пожилой флегматичный мужчина со "стритом". Двадцать тысяч фишками выглядели обыденно и непритязательно. Он не вышел из игры, прикупив и новую сдачу.
  Я наблюдала за игрой издали, не теряя из виду Эмму. Она встала из-за стола и тот, что был рядом, увёл её в бар. Это надолго, решила я и вернулась к покеру. Игра мне показалась интересной и поучительной. Пожилой флегматик перед этим проиграл пару тысяч и остался отыгрываться. Игроки сменились и я не отметила какой-то связи между ними. Маркёр сдавал с непроницаемым лицом и совершенно не поднимая карт, подсмотреть было невозможно, карты красиво и с шуршанием стелились по сукну и ложились у рук игроков. Это было настоящее искусство. И я решила ещё раз испытать судьбу. Когда подошла очередная смена, я заняла место за столом.
  Служитель сделал движение и мне подвинули стул. Я опустилась точно там, где заканчивали свой полёт карты из рук маркёра. Мне пришли два валета, дама и семёрка с девяткой. Мой ход был одним их последних и я решила этим воспользоваться. Для этого нужно проследить, чего хотят игроки. Я мысленно каждому из них дала кличку по количеству карт на замену. Так легче запомнить, чего они хотят. Все они, как я поняла, играли на "комбинацию". То есть, как и у меня, были пары одинаковых карт. Возможно, конечно, что они оставили по парочке карт в надежде получить остальные для "последовательности", но это чистой воды авантюра и шанс на неё обычно ищут нерадивые студенты, не знающие теории вероятностей. Я решила, что ни гениев математики, ни студентов с хвостами по математике здесь нет. Отбросив заумные варианты, я осталась с чёткими признаками эмоций, которые на лицах отмечаются всегда. Наиболее серьёзным игроком мне представлялся флегматик и я, проследив за остальными, всё больше присматривалась к нему. Не выдавая себя и краем глаза. Флегматик сменил четыре карты, то есть ждал "последовательность", это была авантюра. Стоило одной карте придти не в "жилу" и у игрока ничего нет. Я проследила за его лицом, когда он открывал карты и уловила нарочитость. Он себя как бы выдавал. Но артистизма в его жесте не было совершенно, лишь откровенная фальшь. Или у него то, что он ждал, или после прихода четырёх карт возникла "комбинация". Я ещё раз прокрутила в памяти его движения и реакции на каждую карту. Они были совершенно одинаковыми на все четыре. Я закрыла глаза и припомнила, что самым первым было движение губами. Если бы первая карта была нужной, то от нервной разрядки после напряжения он бы не удержался, какими бы троенированными не оказались рот, глаза, руки и остальное. Здесь играло роль инстинктивное чувство страха. И после первой карты оно не рассеялось. То есть, у него на руках ничего нет.
  Теперь следовало сделать снос самой. Я решила не мудрить и оставить двух валетов. Пришли две десятки и семёрка. За мной следили и изучали, но я неуклюжими движениями особый интерес к своему классу игры сбила и, выпятив губы и выкатив глаза, повергла всех в ужас: так неправильно, как я, играть нельзя. Ставки сразу начались немалые и я заподозрила неладное. Если карта сильная, то соперников не пугают. Или это специально для меня? Чуточку поразмышляв и пошевелив обалденными губами с четырьмя слоями помады, я захлопала ресницами и беспомощно посмотрела на противников. Даме в таких случаях что-то советуют. Даже непроизвольно. А такой даме, как я, не ответить просто невозможно. И они выложили свои карты. В виде реакции на меня. У них тоже ничего особого не просматривалось, а ставки выше крыши - это для меня исключительно, чтоб знала, как ввязываться в мужскую игру. И я, нервно вздохнув, продолжила начатую игру.
  После второго круга отсеялся один из игроков и осталось пятеро. Я играла роль богатой дурочки, которой дали вагон фишек и велели не приставать, пока не позовут. Такое тут сплошь и рядом. На четвёртом круге осталось трое, на шестом - только мы с флегматиком. Я прикинула свои фишки и решила, что выдавать себя рано. Мой соперник, не имея за душой ничего, закрывать, чтобы сравнить наши карты, не будет. Его расчет был на то, что я либо испугаюсь первой, либо он своей высокой ставкой заставит меня спасовать. Мы потихоньку прошли ещё пару кругов и тут я почуяла, что он весь подобрался. Просто почуяла и всё. И закрыла игру. Я выложила карты на стол, ожидая ответного хода флегматика. А он просто отбросил карты, не выдавая себя. Но я точно знала, что у него "зеро". Когда мне подвинули гору фишек, я решила судьбу не испытывать и доиграла "счастливую дурочку" до конца. Я захлопала в ладоши и бросилась целовать сдающего, тот инстинктивно отшатнулся лишь на секунду, а потом всё же подставился и вдохнул мой запах. Флегматик оценил меня с презрением профессионала к везучей идиотке и отошёл в сторону. Такие ждут до утра и там отыгрываются за всё. Мои три червонца для него - семечки, не стоящие хлопот, а только разминка. Для меня же игра значила больше выигрыша - я увидела фальшь и решимость в игре главного игрока и просчитала возможности рядовых. И то и другое очень важно и профессионально заначимо.
  Эмма так и не выбралась из бара. Её партнёр сидел рядом и что-то говорил, она односложно отвечала, похоже, сомневалась. Я дождалась, пока она не поднимет голову и сделала ей знак. Она зафиксировала на мне взгляд И я показала на свою косметичку. Она сообразила и вскоре мы встретились в дамской комнате. Здесь мужчин не было и мы могли говорить свободно.
  - Что у тебя? - спросила я.
  - Кажется, это то, что надо, - очень собранно и взвешенно ответила она, - но он говорит, что у меня выбор: или сейчас или никогда. Никаких разведок по телефону, наведения справок через спецслужбы и прочее. Или я еду к нему сейчас или до свидания!
  - А что тебя сдерживает: он сам или ультиматум?
  - Если бы я таких приключений имела бы хоть парочку, то этой информации хватило бы вполне. Но у меня первое. Сам-то он интересен, если не профи, то с ним скучно не будет. Но, как выглядит профи, я тоже не знаю. А ультиматум как раз и не смущает, он очень логичен и понятен.
  - Значит, он сам?
  - Да.
  - И что же? У нас времени осталось только доехать до твоего дома, после этого пробьют часы и твоя карета станет веретеном, а лошади и кучера разбегутся от кошачьего шипения, - я не могла ей ничего ни подсказать, ни навязать, поскольку не знала, чем это выльется в любом из вариантов.
  - Если я вас попрошу немножко побыть рядом и понаблюдать со стороны? - она опять перешла на уважительное "вы", ей очень хотелось довести опыт до логического конца, это было больше, чем жажда или обычное жжение, это было женское любопытство и затаённая обида и я её поддержала. Всё же ясность в этом стоила дорого. Мне казалось, что её влечёт совсем не акробатика и эротический вокал Каминской. А ещё я в ней видела что-то от пытливого ума, который соскучился от безделья и невостребованности.
  - Хорошо, допустим, я решу, что он чист и ты поедешь к нему. Тогда я должна тебя прикрывать до самого конца. Для мужа - ты со мной. Он мне звонит, что я отвечаю?- она развела руками.
  - А если обменяться мобильниками?
  - Мне звонят круглые сутки и ты, занятая его вниманием и умениями, можешь ответить невпопад, выбирай другое.
  - Мы можем поехать вместе и тогда всё сложится удачно.
  - Женщин, которые в первое свидание устраивают "динамо", больше не беспокоят. А поездка со мной - это оно и есть.
  - Что же делать?
  - Пойдём, решим на месте, - предложила я.
  - Ничего нового на меня не наносим? - спросила она. Первый номер уже испарился, второй годен полчаса. А потом её партнёр часа полтора будет импотентом. Если в доме Эмму не ждут его приятели, то всё в порядке, а если нет? Мне стало её жалко.
  - Наноси второй номер и пойдём, он заждался.
  Эмма вернулась одна, оживлённая, будто вдохнула кокаинчика и сразу же ненавязчиво продемонстрировала новый завиток на виске и запах у груди. Чуть позже подошла я и "узнала" подругу. Мы шумно расцеловались и повертели друг друга, восхищаясь и давая мужчине приобщиться. Мужчина пригласил меня присоединиться и мы расположились вместе, задевая друг друга и болтая всякую чушь. Эмма вдруг наклонилась ко мне и что-то шепнула.
  - Да ну? - поразилась я и Эмма повела плечами, демонстрируя сомнения. Это была просьба ко мне.
  - Простите, мы не представились, - сказала я.
  - Михаил, - ответил мужчина, - а вас я знаю. Вы Каминская.
  - Эмма впервые в казино и сомневается, стоит ли делать ставку на вас. Вы так её озадачили. Она ведь приличная женщина, это видно сразу, а вы с ней так, будто она готова стащить коврик в прихожей, - сказала я и уставилась в ожидании ответа.
  - Она и вправду ваша подруга? - не купился он и потребовал гарантий.
  - Да, она активистка в моём фан-клубе.
  - Правда, вот не знал, я думал, они бывают только на футболе.
  - У многих есть, у Виргиевской и у Долевой тоже. Мы знаменитые дамы и среди фанов есть всякие, ревнивые тоже.
  - Очень ёмкое представление, особенно про ревнивых, - заметил он.
  Я не стала ни уточнять, ни отвечать - теперь его очередь доказывать, что он не верблюд. Запах второго компонента ощущала даже я, в этом мужчине всё уже должно встать и погнать на автостоянку, а там остыть и решить, где заниматься этой дамой, которая выглядела очень призывно и совсем бесплатно. То, что Эмма честная давалка, написано на ней крупными буквами. Он мог не торопиться по одной причине - одной дамы ему мало. А раз так, то их ждут. Я уже чуяла, что так оно и есть, но всё же решила провериться.
  - Может и мне с вами прокатиться? - как бы размышляя сама с собой, сказала я и усекла его растерянность. Две дамы - это хорошо! Но какова вторая?! Из-за неё, если у неё есть "крыша", хлопот не оберёшься, хорошо, если предложат откупиться за несколько лимонов, а если кое-что отрежут?
  И он завилял, квартира, дескать, старая, соседи услышат и прочее. Тот, что на покере представлялся флегматиком, играл намного лучше.
  - Не судьба, - развела руками Эмма, уже сидя в машине.
  - Может и к добру, а? Ещё раз сходишь в мой клуб, кого-то и присмотришь. Публика туда приходит цивилизованная, ни жулики, ни проходимцы там не бывают. Да и прикрытие надёжное, а?
  - Можно и так, - согласилась она.
  - А машину тебе муж не доверяет?
  - Я её боюсь, - ответила она и я поняла, что без химии в фанклуб её не затащить, там же одни умники и она это видела.
  - Вот, что - если ты приедешь к нам сама за рулём, то на тебя будут смотреть совсем не те и иначе. Вот из них и выбирай! Знаешь, сколько их будет?
  - А что, это мысль, - ухватилась она за подсказку и стала уточнять место базирования клубного актива.
  Я высадила её у подъезда, муж поджидал жену и я ему сделала ручкой. Он был счастлив, что она вернулась, а она, что всё обошлось.
  Для меня же день был вдвойне удачным: я сдала очередные тесты на профпригодность и теперь могла играть любые роли.
  
  
   Первые плоды: ТВ и кино
  После эпизода в казино с выигрышем в покер я в карьере актрисы одной роли зацепилась на очень хорошем нерве и мною овладел кураж. Я составила канву сценария и прикинула возможности иллюстрации его этюдами и мгновенными экспромтами, имея всё это сначала в голове, а потом на бумаге, отправилась в Останкино, там записывали очередную передачу по нашей новой идеологии. И нам удалось сломать стереотип театральных встреч с их ненатуральными и экзальтированными междометиями по поводу и без него, заглядыванием в глаза ведущему, сценическим идолам, начальству и выдуманными страстями. Там была трибуна со зрителями и мы в роли гладиаторов под лучами софитов, камер, бесчисленных администраторов и ассистентов. А раз так, то должно быть и зрелище, острое и динамичное, так чтобы они забыли про подсказки клакеров и ассистентов режиссёров за кадром.
  Мы сдёрнули с себя маски, сбросили личины и ничего не потеряли. Актёр слегка отодвинулся, дал заглянуть через собственное плечо в отдельные приёмы, раскрыл немного тайны погружения в роль и стал ещё загадочнее и привлекательнее. Это было, как у фокусников, когда они разоблачают какой-нибудь трюк, а публика млеет от приобщённости. Я понимала, что в этом есть элемент жульничества, но особый драйв тащил за собой и не давал спуска, простая жвачка про этот цех слегка шизанутых актёров уже не по мне. И они с удовольствием оттянулись вместе со мной.
  Весь цех лицедеев, меняя лидеров, вёл зрителя за собой, не отпуская ни на секунду. Находясь с ним на короткой ноге, зритель воображал, что вот-вот и раскроется секрет обаяния роли, но следовало небольшое удаление от актёра и ему становилось ясно, что это только обман. Что было игрой: первое или второе общение с ним - он так и не успевал сообразить, как коллизия менялась и опять начиналась та же игра в кошки- мышки. Мы не играли сцен из спектаклей, не читали стихов или прозы - мы позвали зрителя на нашу кухню и показали, как из одних и тех же слов, междометий, переходов по сцене, взглядов и поз может возникнуть либо драма, либо комедия, либо фарс. Для простоты и зрелищности мы взяли небольшие этюды на темы театральной жизни. И обошлись без дидактики, оставив её пенсионерам от искусства, которые промышляли чужими биографиями и реанимировали внимание к тем, кого уже с нами нет. На нашей кухне было острее, жарче и вкуснее, чем у Макаревича на его кухонно-попсовом "Смаке".
  В нашей программе заняты действующие молодые и уже маститые актёры. Мы старались сохранить дух ансамбля, когда главным героем был сам спектакль, а не характер роли каждого. Мастер говорил о том, как поднял его дух партнёр, партнёр сообщал об актёре второго плана, который оттенял его достоинства молчанием или почтением. Без убедительности такого почитания нет правдоподобия сцены или эпизода, а с ними и нет успеха самого спектакля. Мы немножко поиграли в театр, не надевая костюма и обходясь без грима. Во всяком случае те, кто был занят в передаче, остались очень довольны и не скрывали этого. Понравилась передача и начальству. Меня пригласили к тому заведующему редакцией, с которым у Каминской было что-то серьёзное, хотя в её файлах среди прочих партнёров он ничем особым не выделялся. Я это определённо почувствовала по его нервной энергии и тому, как он окинул мою фигуру - на посторонних женщин так не смотрят. После громких комплиментов и похвал все присутствующие быстренько исчезли и мы остались одни в большом и неуютном кабинете.
  - Решила сменить имидж, Анюта? - сказал хозяин кабинета, не поднимаясь из кресла.
  - Всему приходит конец и у всего бывает начало! - с показным и грубым до фальшивости лицемерием ответила я, привычно пытаясь уловить границы, в пределах которых надо удержаться самой и добиться их признания у постоянно обновляемого списка скелетов из шкафа.
  - У тебя новое окружение, новые интересы, образ жизни, не та динамика, иногда мне кажется, что я тебя не знаю, настолько ты изменилась, даже внешне, будто сделала подтяжки лица и теперь претендуешь на роли несовершеннолетних распутниц. Почему?
  - Что, почему? - спросила я, он был первым, кто увидел и назвал разницу между мной и Каминской и лучше бы эти подробности узнать из первоисточника.
  Он достал из стола рамку с фотографией Каминской пяти-семилетней давности, когда она только вошла в новое российское кино после "чернушной" пятилетки. На ней была подпись "Я твоя, пока ты мой. Анна".
  - Ты не моя, но я-то твой! - его взгляд был слегка грустным, но не более. Такие привыкли держать удар и не подавать виду, что им плохо. Как давно и каким образом всё это произошло, я, конечно, не знала. И сыграла то, что всегда делает женщина:
  - Не стоит об этом, всё уже в прошлом и его не вернуть. Это чувства, у них свои правила, у одного они есть, у другого растаяли. У тебя разве не бывало так, что женщина вдруг перестала волновать?
  - Бывало, но с тобой-то всё не так. Я остывал к женщине, если это простая интрига, но когда это бывало серьёзно, то такого и сейчас не забыть. Такое, Анюта, часто не бывает! У меня за всю жизнь таких раз и было-то всего два! Два раза за всю жизнь! А у тебя, я не слежу за твоими романами, но и ты не таишься, у тебя, моя милая, что ни год, то новая страница, а то и глава! - он горько усмехнулся. Что я могла ему ответить? Но Каминская подсказала:
  - Тебя послушать, так у меня уже солидный многотомник отвергнутых! - я в восхищении закрыла глаза и потрясла головой. - С ума сойти, в таких дебрях страстей и заплутать недолго, а? Или у нас было иначе?
  - Могу напомнить. Мы остались на даче и у тебя и у меня отпуск на неделю. Я вечером иду на речку за водой, чтобы поставить самовар. Прихожу, а ты уже где-то в другом месте. Глаза пустые и для меня никаких слов. И ничего не добиться, молчишь, губы дрожат, ты едва держишься, чтобы не заплакать. - Не прошло и трёх часов после приезда со всей нашей компанией, гости пошумели, полюбовались тобой и уехали, мы еле разняли объятия и я пошёл принести чистой водицы. Меня не было минут десять, я был весь в ожидании и предвкушении, если бы ты знала, как я удерживал себя, чтобы не бросить всё и набрать воды из скважины, чтобы не уходить так надолго. Но я выдержал характер, добыл святой и целебной, открываю дверь, а ты уже поникла, будто стержень вынули.
  Повисло напряжённое молчание. Ему было непросто ворошить это ещё раз. Но боль была навязчивой и он решил разделить её со мной. Этого я ему позволить не могла - у каждого своя боль! Примерный характер предложенной им темы я уже уловила и приготовилась к ответному этюду. Я тренировалась каждый день утром и вечером и у меня бывали этюды гораздо напряжённей и ответственней, чем этот. Более того, я в одну секунду поняла отчаяние жеста Каминской, когда она вынуждена ехать куда-то с уже нелюбимым мужчиной и подчинялась обстоятельствам, коря себя за малодушие и мягкотелость, присущие любой женщине. Она стала для меня не такой уж и тайной, несмотря на отсутствие откровенности по делам сердечного плана, в творчестве же сосредотачивались все её ресурсы и, глядя на него, я разбиралась и в профессии и в ней.
  • - Это было ошибкой - отпуск вдвоём, но так бывает. Женщина слаба. Ты знаешь, я поначалу не смогла отказать тебе и потом мучилась, пока, наконец, не решилась. Жалость плохой советчик. Прости!
  Его глаза были очень выразительны, в них затаились давние и прилипшие к нему отчаяние и слабость - Каминская не могла не увидеть такой слабины, а увидев, вряд ли с ним осталась. Она не опускалась до простой утешительницы даже в театральных ролях, находя другие мотивы и акценты в подаче характера. Почему он этого не понимал? Может, любил? А она, что ей глянулось в нём? На спортивный интерес, деловые или корыстные побуждения совсем не похоже, а ведь она сблизилась с ним, имея в запасе Руслана, за скобками - Войтина, в перспективе - Шелгунова и других, кого узнать мне ещё предстояло. - Почему? Я не знала, да и сама Каминская вряд - ли осознавала это отчётливо, возможно, поддалась на обычную бабью жалость? Детей у неё не было, поэтому материнскому началу деваться некуда и оно могло немножко покомандовать. Я посмотрела на Бориса Веретенникова, который был когда-то её любовником, и попыталась увидеть мужчину, чтобы вконец не обидеть и хотя бы немножко компенсировать ту горечь, которую испытывает человек при сердечной разлуке. Он выглядел достаточно интересным, держащим форму мужчиной, но было в нём что-то детское, инфантильное, несмотря на внешнюю накрученность и мужскую суровость. Она его приласкала, как ребёнка, а он принял всё за чистую монету - такой вариант мне представлялся наиболее вероятным. Мы поговорили, он открывался охотно, хотя уже ни на что не надеялся, просто ему приятно со мной (или с Каминской?), даже это его согревало и я убедилась в правильности своего предположения.
  - Боря, признайся, когда ты заметил, что я изменилась?
  - Последние четыре месяца, а, может, и полгода ты уже была другая - это определённо! - сказал он после небольшой паузы. И здесь то же самое, решила я, Каминская приняла это решение в принципе давно и следовала в его русле. Как попадались под этот уходящий поезд очередные скелеты, можно только гадать. Она следила за развитием нашей подготовки и строго соразмеряла встречные шаги. И всё же Веретенников объективен, это нужно помнить и ценить.
  - Я стала другая, я перестала встречаться с тобой! Да. Что ещё ты заметил, стала ли хуже, профессионально круче или сползаю к халтуре? Ты можешь об этом судить немножко отстранённо? Чувства обычно искажают картину, но ты всё равно скажи, мне интересно мнение близкого человека! - он слегка воспрял, услышав про близкого и из подавленного превратился в обычного собеседника, мужчину, беседующего с некогда любимой и теперь не враждебной к нему женщиной.
  - Ты была человеком, которому осталось жить два дня и он решил в эти сорок восемь часов вложить всё, что накопилось за много лет. Ты делала всё то же и так же, но жёстче, быстрее и не колеблясь. Я попал как раз под эту мясорубку. И вот период внутренних метаморфоз завершён, ты не та, которую я знал и любил. Даже внешне что-то изменилось, больше холода и созерцательности, меньше тепла и сердечности. Но и это не всё, я чувствую, что ты выгрузила все свои запасники, устроила там санобработку, а вновь внесла едва ли четверть былого багажа. Вот сейчас, к примеру, ты говоришь со мной, как с иностранцем, не знающим русского или как доктор с больным: "Пациент, вам ещё плохо? - Странно, инъекция уже должна подействовать!". Но раз уж решилась на этот разговор, значит есть виды на улучшение. - я удивлённо подняла бровь и он замахал руками. - Нет, не думай, я разобрался! Я имею в виду твоё улучшение. Ты в последние недели перестала быть стервой, это заметили все!
  - И как ты теперь ко мне относишься?
  - Не так, как раньше, но то место, которым в моей душе владела ты, занять пока никому не удалось! - я удивилась и была польщена таким благородством. Мне не хотелось подавать надежду, но дружба между нами была очень даже вероятна. Он не был заядлым собственником и ревнивцем и с ним вполне можно иметь дружеские отношения. Он меня знал и понимал. Причём, это было в совершенно другой плоскости, чем с Русланом. Я перевела разговор на деловые темы и мы нашли много общих точек на сделанную передачу и вероятное сотрудничество. Он мне показался как-то уж очень заботливым, нет, не в личном плане - он хотел меня к себе на ТВ. Похоже, насовсем.
  - Думаешь, надоест театр и я уйду?
  - А почему бы и нет? Такое год тому назад уже намечалось, но потом ты сделала вид, что пошутила. Я понимаю всю мерзость интриг, но они есть и будут всегда, а силы, чтобы им противостоять, не безграничны. Да и надоедает отмахиваться. Так что, не зарекайся! - он был, конечно, прав, я это понимала и, вероятно, сближение Каминской с ним могло иметь и такую подоплёку. Но она решила всё сделать сама и иначе. И вот я здесь, а она там. Ход гениальный! Ей следовало уйти автором в психологические детективные жанры - цены бы не было!
  Мы засиделись, я чувствовала, что надо сохранить и его и своё лицо, протянула руку и крепко пожала:
   - Ты верный и надёжный друг, Боря, спасибо за откровенность. Ещё поговорим! И я ушла, не дожидаясь ответа.
  Когда вернулась домой, на автоответчике среди вороха сообщений было приглашение перезвонить на студию Горького. Я вышла на Стенли. Он сказал, что вопрос решён и я утверждена на роль Лары. Он сделал паузу, ожидая моей реакции. Я медленно просчитала туда и назад до семи и сказала, что очень рада предстоящему сотрудничеству. И всё. Хотя моё сердце выпрыгивало из груди.
  - Я всё сделала от начала и до конца сама! Никто этого плейбоя не подговаривал взять именно меня, а не другую актрису.
   - Энн, мы с Джеком скоро будем в нашем культурном центре, я возьму с собой экземпляр контракта и мы на месте его обсудим. Через час устроит? - я тут же согласилась. Жанны не было, она появится через пару часов, ждать её не стоило. В центр я приехала вовремя, меня ждали и проводили в офис, где сидели оба американца. Они улыбались и шутили по поводу приключения в ресторане.
   - Шляпки мы пришлём с нарочным завтра утром, надеюсь, вы поднимаетесь, как и все цивилизованные люди, не раньше семи утра? - сказал Джек. - Они очень вам к лицу, мне бы хотелось послать домой фото с вашей подругой, где вы так очаровательны в этих шляпках! - мы ещё немного полюбезничали и перешли к делу. Контракт был на весь период от написания всех типов сценария и до окончания съёмок. Он включал уйму пунктов. С листа его не осилить и не осознать. Увидев поставленную карандашиком собственную ставку в графе о зарплате, мне стало понятно, почему в эти совместные фильмы так рвутся. И начала именно оттуда. Сначала спросила, сколько за эту же роль дали бы, к примеру, Кэмерон Диас, он назвал, это было намного больше, чем у меня и я спросила:
   - У неё что же - ролей больше и она в классике преуспела лучше меня? Или эту роль она бы смогла подать, как божье откровение?
  Они переглянулись и замялись. Отвечать отважился Джек, владеющий русским достаточно, чтобы и уловить мои претензии и ответить на них.
  - Энн, ваши предыдущие ставки за фильмы МГМ невысоки и у вас нет прецедента, чтобы требовать у финансистов то, что уже есть у Кэмерон. Ей эту цену выбили агенты и юристы, они схватили за шиворот людей из рекламы и смогли уломать финансовых боссов, что это окупится. Мы не сможем найти эти аргументы сейчас, для неамериканцев они просто нереальны, такова жизнь и наши неписаные законы.
  Он был честен и я это отметила, но было в его словах и другое, он как бы оставлял за мной право быть инициатором этого прецедента.
  - Хорошо, а если мы сделаем так: моя ставка будет состоять из двух независимых частей, та, что прописана вот здесь, она касается сборов и успеха фильма в России, и другая, она будет зависеть от кассы в Европе и Штатах. И шкала у неё меняется. Начальная ставка пусть будет чуть выше, чем у нас, это связано уровнем налогов, а далее она варьирует в проценте от кассы. О нём мы можем договориться. Сами понимаете, вас в мире не поймут, если окажется, что актрисе в главной роли такого фильма заплатили гроши. Вы со мной согласны?
  Они с уважением посмотрели на меня и развели руками - аргументы весомые. И мы рассмотрели этот процент, я узнала ставку Гвиннет Пэлтроу и решила, что она удовлетворит амбиции российских киношников по части наших заработков за бугром. Ни эта, ни другие американские и европейские звёзды, за небольшим исключением, для меня не были чем-то сверхъестественным и я уже далека от их идеализации. Чем они нас превосходили, так это амбициями и раскрученностью, в остальном же можно и поспорить и посоперничать, Каминская играла в фильмаз МГМ не одна и можно сравнить её уровень с голливудскими актёрами, по мнению многих, она превосходила американцев на голову, так что основания для прецедента были вескими. На мой взгляд, её работа в "Вешних водах" заслуживала широкого экрана, американские партнёры тянулись за ней изо всех сил и старались не испортить впечаления от сравнения с игрой Каминской.
  Далее следовали другие вещи и касались они массы рабочих деталей, которые я должна детально изучить и внести в этот многостраничный документ. Так делали все американские звёзды и Каминская в своё время составляла подобную же бумагу с МГМ, она мне попадалась в её архиве, я надеялась ею воспользоваться для составления новой. Я сказала, что мне нужно несколько дней, чтобы изучить и согласовать всё с юристом. Они не удивились и предложили заключить предварительный контракт, который будет действовать либо до заключения основного контракта, либо расторжения предварительного и выхода из договора обеих сторон. Это было логично и я согласилась. У них была заготовлена болванка, мы её быстро уточнили и заключили на русском языке, не ожидая официального перевода и процедуры с ним связанной. Вскоре контракт был готов и мы подписали его: продюсер и я. Нотариус с государственной лицензией его заверил, я сбросила его факсом к себе домой, после чего сложила документы в сумочку и мы пошли отметить это событие в ресторан этого же центра.
   Я сдерживала себя, но на мне, всё-таки, было написано, что я счастлива. В ресторане в меня въехало и не покидало ощущение чего-то тревожного, из-за этого я не могла полностью отдаться своей радости, хотя понимала, что надо расслабиться и вкусить плоды трудов и нервного напряжения. Мы немного посидели втроём, потом к нам подсели ещё двое мужчин, затем появились три женщины и веселье потихоньку влезало в моё существо, вытесняя всё, что мешало ему разойтись на всю катушку. Мы раскручивались и раскручивались до тех пор, пока кто-то не предложил поехать в другое место и проветриться - там на веранде были настоящие шашлыки. Мы загрузились в две машины и поехали на эту веранду. Шашлыки были действительно хороши. Потом стало холодать и мы поехали погреться к кому-то домой. Там добавили, я чётко знала меру и вполне была в силах потом убраться восвояси. Но в определённый момент ощутила, что моё сознание и ощущения существуют совершенно независимо.
  Мир стал разноцветным с радужными оттенками, потом, раздвоился и его повело во всех плоскостях, появились зрительные и звуковые галлюцинации - я поняла, мне чего-то дали. Но и только - ни противиться, ни дать этому должную оценку я уже не могла. Потом я ощутила в крови характерное томление и догадалась, что попала туда же, куда попадают все актрисы Стенли перед съёмками. Мне хотелось ощутить в себе мужчину и сделать с ним то, чего я никогда раньше не делала.
  Когда женщин втихую стали разбирать, мне показалось, что ничего непривычного не будет. Джек шепнул, что Стенли от меня без ума. Об остальном беспокоиться не надо, всё будет окэй. Я оказалась в небольшой спальне, меня туда привёл Стенли. Я видела, что и он под сильным наркозом. Желание мужчины было настолько ярким, что я его почувствовала в себе, ещё не раздевшись. Трезвая часть моего существа ничего не могла поделать под напором оголтелой сексуальности во всём, что видела и ощущала. Я не стала выяснять, как это случилось, всему своё время! И решила сделать из него бифштекс. А заодно получить свою долю удовольствия, раз проиграла в игру, где не спрашивают о правилах. Тут одно из непокорных составляющих моего существа подсказало:
  - Бесплатного сыра, Анюта, не бывает - на заморский приём вполне найдётся и отечественный лом. Ищи!
  Меня внутри жгло и выворачивало, я могла сопротивляться ещё самую малость и этот поиск отечественного лома затянуться не мог. Подвернулось это средство через минуту - в комнату заглянули двое с теми же намерениями, что и Стенли, мужчина и женщина. Мужчина оказался вполне приличной комплекции, он, чуть не облизываясь, оглядел меня и захотел поменяться. А его подруга была не против попробовать со Стенли, оба были примерно одной изящной комплекции, её нынешний партнёр для неё мог оказаться немножко великоват и тяжеловат, а мне в самый раз. Все трое оценили шансы и положительно смотрели на обмен. Не хотел сам Стенли. Я оценивающе взглянула на соотечественника и он прочитал то, что и нужно. Стенли заегозился и попытался оттеснить этого мужчину, но тот, имея преимущество в весе и прочем, как-то не принял потуги коротышки всерьёз, к тому же, он ему ничем обязан не был и поэтому миролюбиво, как непонятливому, сказал:
  - Ты что, друган, купил её, а? Она хочет со мной, отвали! - Стенли его уже понял, но отступиться не мог - слишком много вложено в это удовольствие и что-то залопотал по-английски. Он окинул неожиданного соперника взглядом, оценил свои силы и зашёлся в отчаянии - делиться этот парень не намерен и положил глаз на его, уже было припаркованную, добычу. Стенли в растерянности уставился на меня, но я ждала поединка, чтобы принадлежать сильнейшему. Не могла я достаться слабаку и Стенли это ясно прочитал в глазах присутствующих. В дикой природе всегда бывало так и сейчас мы её объятиях. Моя соперница с интересом ждала развязки. То, что я окажусь со Стенли, казалось невероятным. Дама, которая досталась моему соотечественнику, уступала дармовой добыче американца по многим статьям и у этого парня, естественно, были возражения. Представления о справедливости у него были собственными и языка американца он не понимал. Тем более, что женщина, то есть я, смотрела на него с интересом - кто тут устоит! Даже, будучи сильно под кайфом, я всеми фибрами одурманенного тела чуяла его страсть. Стенли боялся попасть под мои испытующие глаза, а я просто ждала. Ну, не могла же я взять его за шиворот и утащить к себе или заключить в слюнявые объятия и сказать русскому, что мне этот янки нужен для дела.
  Именно это ожидание развязки и было написано на мне крупными буквами, а наш парень читать умел без ошибок. Он осторожно отставил гостя нашей страны и тихонечко подтолкнул к другой даме. Дама призывно и с пониманием обстоятельств улыбнулась ему и протянула руки навстречу. Стенли в отчаянии взглянул на меня, но я уже была и в гриме и в образе. Наверное, так смотрела на Менелая со стен Трои Елена, когда ахейцы осадили город - чтобы насладиться трофеем, нужно победить! И Стенли пошёл ва-банк, он вырвался из-под опеки соперника и врезал ему оплеуху. Тот размышлял совсем недолго: если до этого его сдерживали представления о некоем гостеприимстве, то теперь гость сам вышел из международной конвенции о неприкосновенности. И тут же получил пару тычков, от которых и рухнул. По пути он прихватил штору и смёл с подставки гору стекла. Грохот и звон нарушили интимные рандеву и вся компания тут же собралась на шум.
  Стенли сделали примочки, а соперника просветили насчёт общей диспозиции и он брезгливо осмотрел блатного парня из-за бугра, одёрнул свой костюм и гордо удалился с прежней партнёршей. Потом прошло замирение, за мир, дружбу и фестиваль выпито было довольно, все хлопали друг друга по спине и фальшиво улыбались, вскоре гости опять расползлись по углам, действие наркотика от смеси алкоголя и воздержания во мне только усилилось и произошло то, что и было запланировано. Правда, с небольшими нюансами. При всей паскудности моего положения именно они очень понравились.
  Когда всё закончилось, я не торопилась, мне хотелось посмотреть на хвалёного плейбоя в деле без стимулирующей накачки. Каминская не могла пропустить этого без собственного резюме, она знала себе цену и не забывала сообщать о ней забывчивым. Я сейчас её замещала и всё выполнила по регламенту - можно снимать с четырёх камер и мне за себя стыдиться не пришлось, так была зла. Он был ещё тёпленький, но уже совсем не тот и я кончила на него сама, после чего поднялась и вышла в ванную. Там были двое, они меня даже не заметили и я всю гигиену проделала, не стесняясь и не сокращая список процедур. Потом вытерлась чистым полотенцем и вернулась в комнату. Стенли лежал пластом, его теперь и краном не поднять.
  Я собрала вещички, привела себя в порядок и пошла искать кого-нибудь с машиной. Им оказался Джек, это была его квартира, а машина стояла внизу. Мы миновали комнату, где покоилось тело Стенли, и прошли на кухню. Весь холодильник был забит банками и бутылками, я выпила фанты, почувствовала, что опьянение прошло и разбавила остатки адской смеси апельсином и гроздью винограда. Джек был рядом и только выполнял работу бармена, официанта и квартиросъёмщика по совместительству. Когда я почувствовала себя окончательно отошедшей от наркотика, он подбросил меня до паркинга в их культурном центре. Джек чувствовал себя не очень уютно и я вежливо выслушала объяснения. Он не стал юлить и признался, что у Стенли давно сложился такой комплекс, потому-то он и посещает психотерапевта.
  - Энн, ты должна его извинить, он больной. Но к утру отойдёт и потом в деле будет выглядеть на высшем уровне, а о случившемся сегодня забудет или перепутает, что и с кем делал. Работать он умеет, а вот легенду о себе и актрисе в главной роли он придумал сам, чтобы выглядеть и чувствовать себя уверенно. Он от тебя в восторге, ты ему устроила то, чего он не ждал - это было настоящим потрясением. Он заказал для себя из Штатов книгу про Пастернака, чтобы быть на уровне и работать намерен без скидок на то, что он иностранец и не знает ваших обычаев и нравов. - Он посмотрел на меня, ожидая реакции, но я молчала и он, как бы извиняясь за приятеля и коллегу, продолжил: - Вот так всё и обстоит, Энн, мы заключили контракт и будем работать. Это очень серьёзный проект, у меня такого не было, Стенли тоже его долго добивался, он хотел снять интеллектуальное кино и вот он, этот шанс, и команда, кажется, приличная. Мы будем его делать, этот фильм должен состояться, Энн! Только никогда больше не садись с ним за стол, если не хочешь неприятностей. Я устал вызволять его из разных историй, но он даёт кассу и я его терплю. Пока, - он заглянул мне в глаза и сказал: - Бизнес прежде всего!
  Когда я приехала домой, то была почти спокойна, а после душа и массажа и вообще забыла о происшествии. Я училась жить в незнакомом для себя мире и за эту школу надо платить сполна и самой. Никто и нигде меня с хлебом-солью не ждал.
  В эту ночь я читала Стриндберга больше двух часов и нашла, что могу сыграть чёрную колдунью, она больше соответствовала моему характеру. Я утром перезвонила Насте и спросила о таком варианте, она ответила, что иного быть и не могло. Больше я в себе не сомневалась и перестала оглядываться на зеркало и камеру, доверяясь внутреннему чутью, оно уже оформилось и я его хорошо ощущала.
   Итоги расследования
  Дальнейшие раскопки в базе данных привели к тому, что я и предполагала - Руслан и был искомым объектом расследования. Больше, на мой взгляд, проверять ей некого. Аббревиатура БВР могла значить - брат Виальдин Руслан, а что же ещё? Что могло так вывести из себя рациональную и прагматичную натуру Каминской? И, если так, то упор у неё должен быть на первом слове, именно этого она боялась. Что надоумило проверить Руслана на анализ ДНК, трудно предположить, но раз она решилась, то вывод о свёртывании дальнейшей связи с ним был неизбежным. Если я правильно понимала её логику, связь с собственным братом, пусть и сводным, просто убивала Каминскую и с этих позиций её дальнейшее поведение получало вполне корректное объяснение. И поделиться этим ей было просто не с кем, такое прячут поглубже и хранят за семью печатями, либо тут же уничтожают. Она всё это зашифровала и запрятала, но, как оказалось, неглубоко. В отношении своей родни она следовала той же логике секвестирования и в последний год сильно ограничила контакты с домашними, ссылаясь на занятость, нынче не приехала на день рождения матери зимой. Многие письма этого года из дому так и остались без ответа, это я увидела из последующих домашних вопросов. Ей стало не по себе и она запрятала всё глубоко внутри, опасаясь с кем-нибудь поделиться. Скорее всего это неприятное открытие и послужило спусковым крючком для операции по обмену. Общая же усталость и творческий кризис были главными причинами, она и сама признавалась в этом мне, о том же косвенно свидетельствовали её коллеги и знакомые.
  Я навела справки про Руслана по другим каналам и всё сошлось - он, действительно, работал в Ярославле и в газете и в журнале, там же начинал, как молодой литератор, был дважды женат и столько же раз разведён. Внебрачная связь его мамы и её папы за несколько лет до её собственного рождения и породила всю эту коллизию. Ничего другого не придумать.
  - Странная штука - судьба, - подумала я, - сначала она соединила в мимолётном романе родителей, живших в разных городах, а потом то же произошло и с их детьми, но уже в Москве и очень-очень серьёзно.
   У меня немножко похолодело внутри, когда я представила эту коллизию изнутри - для двух таких сильных и незаурядных натур публичное оглашение их родства было бы гибельным. Самому обществу кроме скользкого интереса к интимным деталям это было до фени, но не им. Особенно Руслану с разводами и вынужденной изоляцией от детей.
  
  Моё детище-стеллажик привезли в субботу и при мне же пристроили на место. Это выполняли молодые ребята и Жанна, которая была дома, пригласила их к чаю. Пока они шумно предавались удовольствию, она все наши образцы сложила в кучку возле этого шедевра столярного и дизайнерского искусства. Когда ребята вышли из кухни, то увидели, что она стоит с одним из камней в позе Диогена и смотрит, куда бы его пристроить. Они тут же к ней присоединились и по ходу дела сообразили, что всё это сооружение будет нести нагрузку немалого веса камней и для полного ажура ей недостает отдельных элементов, которые только теперь стали очевидными.
  - Это наше упущение! - сказал один из них, его звали Костей. И они мигом организовали доставку блестящих металлических штучек для отделки и крепежа и вскоре их изделии стало таким же изящным, как и сами камни, что заполняли его. Я отдала должное женской находчивости и смекалке у Жанны. Но я также уверенно полагала, что вопрос: "Как я выгляжу?", для неё не был актуальным, просто ей хотелось довести всё до логического конца и руководило ею обычное женское любопытство, а ребята просто тащились от случая побыть в доме с двумя интересными и некапризными женщинами в роли клиентов. Они там у себя, наверное, даже тянули жребий, кому достанется пойти к Каминской. Гостей нужно привечать - они мои зрители и, кроме любви и пиетета, других чувств я у них вызывать не должна, сие я усвоила ещё в ходе подготовки к обмену и выполняла на автопилоте.
  Мы пригласили для оформления каменной коллекции Григория Ефимовича и Жанна специально подгадала смену, чтобы не пропустить его визита. Ей он тоже стал интересен, она этого не скрывала.
  - Почему? - задавала я себе вопрос и не имела точных ответов. Вряд ли это был праздный интерес к пожилому мужчине из-за его судьбы, внешне - не очень удавшейся, но всё же интересной и богатой на события. Скорее, это была тяга к мужчине в роли отца. В их доме мужчины как-то не задерживались, а тяга женщины к мужчине старше светских правил и своего никогда не упустит. Мне он сразу стал и симпатичен и приятен и в его первый визит ко мне я отметила мягкую коммуникабельность и ненавязчивость, которая не могла не привлечь и внимания Жанны. Со свойственной ей женской тягой к приобретению всего-всего для дома и души, она инстинктивно захотела утащить в свой уголок хоть кусочек мужчины, который мог сыграть роль нетребовательного и доброго папочки. Сотников в такой роли был даже к месту. Именно добрый и ненавязчивый - маминой принципиальностью она уже пресытилась.
  Он пришёл вечером в субботу и принёс с собой большой старорежимный портфель. Там было всё, что требовалось для нашей коллекции: и описания образцов, включая их историю, и фотографии из мест, где они отобраны, и общий порядок, по которому их следовало располагать, в том числе и особенности освещения. Мы вместе с ним всё это разложили по местам, фотографии были в двух экземплярах: одна поменьше - её прикладывали к самому месту с образцом, другая побольше, цветная, из них получался альбом вместе с каталогом. Выглядело красиво и солидно - мы с Жанной отметили это независимо друг от друга. Всё-таки, профессия у Сотникова была интересной и в понимании городской женщины немного запредельной. Я тихо восхищалась им и посматривала на Жанну, она с видимым удовольствием играла роль послушной и любознательной дочери. И в какую-то минуту я поняла, что она всё же своего добьётся и актрисой станет, слишком органична в ней тяга к примериванию чужой одежды, чужой натуры и души, когда-то она непременно своё возьмёт. Жанна лишь изредка поглядывала на меня, как бы сверяясь по моей реакции о собственном облике.
  Вторым актом была история семьи Лены, которая состояла из фотографий, вырезок и различных документов. Фамилия Лены во втором замужестве, разумеется, Виальдина, у старших детей она была той же, я мысленно торжествовала и дальше смотрела и слушала без прежнего интереса, лишь изредка подправляя направление беседы, сильно изогнутое прихотливыми запросами Жанны. Среди прочего были и первые статьи Руслана в "Ярославском рабочем". На первых фотографиях в качестве автора он выглядел серьёзным и сосредоточенным парнем с копной всколоченных волос.
  Мы с Жанной рассматривали архивы Сотникова и слушали его комментарии, он знал многое, особенно к нам не приближаясь и не навязываясь.
  - Вот он, идеальный вариант папочки, о котором втайне мечтала Жанна, - подумала я, глядя на Жанну, и укрепилась в мысли, что ею владеют подобные мысли и чувства.
  Я отвлеклась от Сотникова и Жанны, которые рассматривали вырезки, меня совершенно не интересовали остальное - захотелось к Руслану. Просто побыть рядом и посмотреть на него, я про него узнала немало такого, до чего он вряд ли докопается когда-либо и с этой стороны себя никогда не оценит, настоящую ему цену теперь знали двое: я и Каминская. Даже мать знала не всё, а только тайну рождения.
  Желание посидеть рядышком было так сильно, что я закрыла глаза и ушла к нему, потом от его виртуального взгляда внутреннее содрогнулась и очнулась, оказавшись в своей квартире с Сотниковым и Жанной. Чёрт знает что! С тех пор, как я попала в этот вертеп Каминской - все её чувства и привязанностями стали и моими тоже, лишь редкие её эмоции во мне ничего не вызывали.
  - Чёрт, черт, чёрт! - неслышно перекрестилась я и вернулась к своему гостю.
  Третье действие заключалось в очень интересном камешке, который он принёс в дар. Для Жанны на сегодняшнем празднике этот момент был самым важным и я для себя решила, что он должен принадлежать только ей и никому больше. Разъединять их было бы неправильно и неправедно. Он занял своё место рядом с лешим из капа, подаренным Жанне нефтяником. Ну и, наконец, наш гость достал несколько листков и прочистил горло. Я уже знала, что там таится, но подыграла - получилось само собой и без принуждения. Будто профессиональная вежливость. Он прочитал письмо из молодости и Жанна увидела его таким, каким он был тогда. Прелестная баллада женщине, которую он никогда не видел и ещё одно посвящение музе молодого геолога в день свадьбы. Музой она была ему, а вот женой стала другому. И это не сломило их. Было о чём подумать. Но Жанна ничего о нём не знала и воспринимала и стихи и джентльмена в годах как бы по отдельности. Я даже не знала, стоит ли её посвящать в остальное.
  - Пожалуй, стоит, она умная девочка и всё усвоит правильно, - решила я после ухода гостя и чуть позже, когда она пришла поболтать, всё ей и выложила. Она слушала эту историю, не отрываясь от меня, и глаза девушки были свидетелями интереса к неправильной жизни и болезненным решениям. Я знала по себе, насколько такие истории поучительны и наглядны, поэтому ответила на все вопросы и объяснила всё, что имело объяснение.
  Когда она ушла к себе, я подвела итоги. Они были всё же промежуточными, главного я так и не знала. Методом исключения круг подозреваемых сузился до одного: БВР - это Руслан. Решение пойти на обмен могло быть и одним из следствий нервозности по этому поводу. Но полной уверенности пока не чувствовала: я вполне могла чего-то не знать, не разобраться, не понять, однако шансов на то, что я ошибаюсь и из-за поворота вынырнет кто-то неизвестный, истинный виновник моих и Каминской хлопот, почти не было. Тайну отцовства женщина хранит свято и к ней никого не допускает. Ответ могла дать только Елена Аксентьевна Виальдина. Или уклониться.
  Я позвонила Григорию Ефимовичу, он не спал. И, кажется, не удивился позднему звонку.
  - Ваша Лена мне стала интересна. Я хочу с ней поговорить, просто поговорить, это возможно? Я сама съезжу к ней, - он ненадолго задумался.
  - Вы ведь понимаете, что значит для неё лишнее горькое напоминание? - стал он искать пути защитить свою виртуальную любовь.
  - Эта женщина теперь намного старше и мудрее и нынче ко многому относится иначе, то, что прежде было актуальным и нужным, теперь таким не кажется.
  И убедила, что буду аккуратной. Утром я позвонила ей домой и договорилась о встрече, рассказав о своём интересе. Она согласилась и пригласила домой. Я обещала приехать уже вскоре.
  
  Как-то после репетиция первого состава по "Джулии Форнезе" сразу же началась работа и второго состава. Я решила увидеть свою соперницу в деле и попросила разрешения у Сугдина. Он кивнул и я устроилась в глубине зала, чтобы не бросаться в глаза и не раздражать суеверных актёров. По ходу репетиции я поняла, что в их исполнении разыгрывается совершенно иная история. Хотя текст был почти тот же. Постановщик изменил отдельные реплики, чтобы подогнать исполнительство под собственные требования к роли. Остальное было тем же, но спектакль, на мой взгляд, выглядел другим и, если бы, Надя Лефортова вошла в первый состав, то принесла с собой и всё себе присущее, чего не было в моих дуэтах с Димой и Никитой Ж. У неё была совершенно иная, чем у меня и Каминской пластика, тембр имел другое звучание, а с партнёром Володей Никишиным в роли кардинала они общались на другом языке.
  Я видела, как они захлёбываются от избытка эмоций, электричество в их общении било через край и меня настораживала их откровенность и неприкрытость. При таком противостоянии кроме судорожно сжатых кулаков и невидящих взглядов из-под упрямых лбов играть нечего. Сугдин их растаскивал, но вскоре они опять забывались и не могли удержаться на невидимой грани, которая обуславливалась бы принадлежностью обоих к голубой крови древних конкурирующих родов. Они не должны так открыто и по-плебейски обмениваться оплеухами. Их сражение происходило по особым правилам и с изощрёнными средствами. Мы с Димой уже эту середину нашли и получали истинное наслаждение от двойных и тройных звучаний и смыслов отдельных реплик наших диалогов. Откровенное чувствование нам доставляло взаимное удовольствие и мы даже немножко от этого тащились. Я очень надеялась, что и другим это по душе, во всяком случае от Сугдина мы замечаний по поводу сыгранности не получали, это была наша семейная тайна и он её уважал.
  Здесь же всё вроде бы и по букве, но в духе межродовой вражды. Временными перемириями с запретами на боевые действия и не пахло - налицо разборки заурядных бандитских кланов. Я с удовольствием ещё раз отметила, что мой партнёр и потоньше и поосновательнее, мы с ним как-то сразу друг друга почувствовали и углубились в подноготную наших персонажей почти до самого дна, черпая едва заметные оттенки скрытых эмоций. Мне почему-то казалось, что с ним Каминская была и чиста и честна, он мне платил тем же и я ему верила, как верят близкому мужчине и знают, что измена от него никогда не придёт.
  Я слушала и смотрела на них, пытаясь проникнуться истинными причинами такого настроя. Что-то вертелось, но я так и не смогла уловить сути и, заворожённая этим вертепом, не отрывала взгляда от сцены. Когда в других сценах Лефортова работала с Сергеем Живновым в роли Венедетто, я, наконец, поняла причину и успокоилась. Я понимала теперь и суть и причины театральных флюидов такого типа: сейчас она была его женщиной и они не могли не терзать друг друга и не получать от этого известного только им мазохистского удовольствия. По звучанию её голоса мне стало ясно, что Надя очень остро переживает их связь и мучается от глубокой женской погружённости в мужчину и его ответного непонимания и очевидной поверхностности. Он же, на мой взгляд, выглядел просто мужчиной, которому повезло с женщиной и особых эмоций, посвящённых именно ей, а не собственному удовольствию от неё, не испытывал. Вот тут-то я и поняла всю глубину бытовой мудрости не заниматься таким делом с сослуживцами и не жить в одном доме с любовниками.
  Техника игры Лефортовой была очень даже неплоха и местами она превосходила своего партнёра, но не могла держаться с Володей ровно и всё время срывалась. Именно она не выдерживала и провоцировала партнёра на обмен ударами. Я пыталась поставить себя на её место и выйти из положения так, чтобы не тянуло зацепить туповатого любовника. Оставшееся время я думала над этим, краем глаза наблюдая за происходящим на сцене. Ключевая сцена в финале меня окончательно убедила в собственной правоте и как-то сама собой появилась разгадка. Она была простой и я решила поделиться с Надей своими соображениями. Пришла к ней в гримёрку и показала, что именно надо изменить, чтобы выйти из клинча и держать необходимую дистанцию. Я не навязывала своего видения, а только показала, как это выглядит со стороны. Она попросила повторить и я медленно и, слегка шаржируя, сделала ещё раз. Она не отрывала взгляда от меня и медленно скопировала мои слова и движения, въезжая в их смысл. Потом долго молчала и, наконец, кивнула.
  - Да!
  - А как ты догадалась? - спросила она потом, когда мы выходили из театра. Я не стала темнить и указала, откуда растут ноги. Она сначала не поверила, но проследив за всей цепочкой мыслей, уронила:
  - В самую суть ты, Анна, смотришь, в самую точку! Надо сделать шаг в сторону и назад, пусть поищет, а я присмотрюсь и отвечу. Он попрыгает, понервничает, глядишь и одумается. Я видела, как вы с Димой работаете. У нас так не получалось. Ты права, если я не выберусь из-под него, то так и буду грезить его причиндалами. Мне надо теперь же так и сделать, спасибо! - она мне впервые за наше общение улыбнулась. Искренне и нежно, как может только женщина.
  На освещённой театральной стоянке в ещё живом и вполне приличном "Мерседесе" Никишин поджидал Лефортову. На нас он не смотрел, демонстративно увлёкшись то ли чисткой ногтей, то ли разглядыванием картинок: женщина должна придти сама, открыть дверцу и шаловливо прижаться к нему, а он ей мужественно и покровительственно ответит, потом они где-то побудут вместе и после расставания она должна с тоской проводить огни его машины.
  Я посмотрела на Надежду и увидела ответную реакцию нормальной шаловливой девчонки, которая умеет всё, но страдает от того, что показать некому. Мне же очень хотелось стать желанным для Надежды свидетелем сцены возрождения из пепла. И я с удовольствием подыграла. Мы осторожно просочились мимо машин на парковке, устроились в моём "Порше" и демонстративно прокатили мимо него, понаблюдали в зеркалах заднего вида за его реакцией и, когда он рванул за нами, я на ближайшем отвилке нырнула в подворотню, выключила свет и переждала революцию. Надя улыбалась и цвела, у неё такой тип лица, когда внутреннее преображение и душевный подъём делает глаза и лицо совершенно неузнаваемыми. Если бы ты, читатель, увидел её лицо и глаза в тот миг, то понял бы, почему самые видные и знатные мужчины теряют голову от, казалось, вполне обычных женщин.
  Мы выбрались из лабиринта улочек и запретных знаков на Тверскую и влились в вечерний поток машин. Было уже поздно и мы отправились к ней домой. Там её ждали дочь, мама и бабушка, они обрадовались моему приходу и засуетились. Мне очень понравилась её смышлёная дочка, которая держалась на некоторой дистанции от старших женщин, признавая их право на старшинство, но не более, свою женскую ипостась она осознанно не смешивала с домашней дисциплиной, достоинство у неё было врождённым и поистине царским.
  И мама и бабушка Нади старались выглядеть самобытно и независимо от возраста, который, порой, безжалостно расправляется с надеждами и внутренними ощущениями. Они были не по-домашнему прилично одеты и по одному-другому изящному украшению на них было, несмотря на обычный вечер в собственном доме. Мне понравилась такая внутренняя требовательность женщин к себе, это, вероятно, распространялось не только на внешность. Маме было чуть за пятьдесят, хотя выглядела слегка за сорок, а бабушке около семидесяти, они были очень приятными и оригинальными женщинами, на которых взгляд чувствует себя очень вольготно - смотреть есть на что.
  Каминская никогда не бывала у Лефортовых, поэтому здесь я ничем не рисковала и чувствовала себя комфортно. Я сразу же устроилась рядом с восьмилетней Оксаной и мы стали играть в "невыученные уроки". Оксана оказалась очень ласковой и внимательной девочкой и играть с ней было просто и интересно. Она училась в обычной школе, но владела хорошим запасом знаний и умений, свободно чувствовала себя в обществе взрослых, которые были с ней уважительны, не сюсюкали, но и не третировали. Я не могла оторваться от неё, голод и тоска по собственным детям, которых я оставила на Каминскую, сыграли коварную роль и я едва удерживала себя от полной расклейки и разоблачения. Девочка отозвалась на мои игры и нам с ней было взаимно интересно и хорошо, пока взрослые собирали домашние угощение. Потом мы в четыре руки поиграли простенькие вещицы на пианино. Я немного разрядилась и к застолью уже не была такой растерзанной, как в первые минуты пребывания в этом доме.
  За столом мы угощались всем самодельным: и грибами с острыми приправами, и капустой с яблоками и морковкой, и приятно пахнущими пластиками ветчины и сала. Наливка была по вкусу далека от традиционных домашних вин, в ней чувствовалось, что хозяевам приятно и привычно быть первыми во всём, по домашним напиткам в том числе. Пили без тостов, а осведомляясь о вкусе и секрете изготовления того или другого продукта. На эпитеты я не скупилась, да и всё это стоило того, чтобы быть оцененным по достоинству.
  Обе старшие женщины работали инженерами на автозаводе и, что такое труд, знали из первоисточников. Дочь у них была одна, как, впрочем, и мама была единственной дочерью в семье автозаводцев. На них эта производственная линия рода Лефортовых и прерывалась - ни Надя, ни Оксана в технократы не годились. Дальние их предки были из деревенских, родня изредка наезжала к ним, но родство, как я поняла, было уже чисто символическим - интересы и образ жизни стали совершенно разными.
  Оксану отправили спать и она с сожалением рассталась с женской компанией, видимо, своим ещё детским инстинктом она угадала во мне материнское начало и наше расставание с ней было в духе игры в "не выученные уроки". Мы ещё некоторое время поговорили обо всём, потом свалились в театральные дела и после этого остались наедине с Надей.
  Мне не хотелось форсировать сближения и я не отреагировала на явное приглашение хозяйки к откровенности, я уже знала от Каминской, что в театральной среде дух социализма ещё не выветрился и чужая удача вызывает большее волнение и интерес, чем провал или неприятности. Надя часто становилась объектом пересудов и притязаний и мне не хотелось доставлять ей дополнительные хлопоты из-за того, что она не будет выслушивать гадости в мой адрес так спокойно, как это было недавно. Пусть просто не видит во мне врага.
  Надежда пыталась переиграть Каминскую неоднократно, она пробовалась в те же фильмы, что и Анна, но им не довелось сыграть вместе в кино, однако в театре такое пару раз случалось. Надя соглашалась на замены ролей Каминской потому, что той из-за съёмок в театре подолгу не бывало и она могла отыграться хотя бы таким способом и предложить публике выбор в их симпатиях и предпочтениях. Я представляла, что напевали в уши вечной дублёрши те, кто сам не мог ничего. Мне Надя очень нравилась и твёрдой позицией, и постоянным поиском, и чисто женской слабостью и незащищённостью, она не была склонна к интригам, делить с ней я ничего не собиралась. Былая популярность и авторитет Каминской меня с некоторых пор никак не вдохновляли и я твёрдо решила выходить из тени её заслуг. Иначе мне грозило бы самое страшное в жизни цивилизованного человека - сползать в среду обитания агрессивной посредственности и тихонечко деградировать. Я этого не хотела, у меня были другие планы. Я надеялась, что Надя окажется в числе моих друзей, но это должен быть её собственный выбор. И вряд ли нужно её торопить.
  Мы беседовали о нашей общей роли, ощущениях в ней и о партнёрах. Во время разговора меня не покидало ощущение "дежа вю". Будто такое уже когда-то со мной было и я только вспоминаю минувшее, скрытое под мощными наслоениями забытого, теперь всплывающего позавчерашнего дня. Я каким-то образом цитировала Каминскую, говорила от её имени и в этой клинике получалось, будто я и в самом деле Каминская, а Надя кивала и в чём-то со мной соглашалась, где-то спорила, но сомнений в том, что я не Каминская, не было и в помине. Я уже давно отметила, что говорю и поступаю, как она и нисколько не задумываюсь о своих настоящих корнях. И мне верят! Вот и сейчас с Надей я веду себя так, будто и в самом деле прошла все круги ада и смотрю на неё в той же степени покровительственно и даже чуть свысока, как бы это делала сама Каминская - чушь, муть, блажь! Но это именно так! Где-то в подсознании мне было понятно, что наши словарные и интеллектуальные багажи сильно отличались и в этом у меня гораздо больше общего с Каминской, чем с ней. Но это там, в подсознании, а в разговоре с Надей у меня даже сомнений не возникло в том, что я актриса и превосхожу её по всем статьям, вот оно, безумие моего вживания в образ героини! - Я на полном серьёзе давала ей советы и она в них видела смысл.
  Я поймала себя на том, что не ответила на какой-то вопрос Нади, занятая полемикой собственных соперничающих "Я". Я прослушала её вопрос и призналась:
  - Прости, Надюша, задумалась. - Надя не обиделась и легко кивнула, а я перевела разговор на вероятный проект с Антигоной. Он был на слуху, даже гримёры и костюмеры загорелись и мы с Надей немного пофантазировали о премьере у нас и на Бродвее. По заметкам Каминской я знала многое из её приключений там, но известно - ли это Лефортовой? Я осторожненько намекнула на историю с романсом Катарины в версии мюзикла "Укрощение строптивой", где она спела вариант мелодии под живую гитару и клавесин, написанный кем-то из натурализованных там наших. Надя об этом ничего не слышала, не видела она и голливудских фильмов, где Каминская играла русских барынь в экранизациях Тургенева и Достоевского на американский лад в духе "рашен стайл энд балалайка".
  Я наследница поведения Каминской во многих епархиях, но в отношении к Лефортовой я не согласилась - с Надей нужно дружить и моя сущность завязывала эти отношения, дружба не всегда рациональна, часто в ней таятся совершенно непонятные мотивы. Я видела, что ей будет проще, если она перестанет соперничать, а для этого я должна открыться и протянуть руку первой. Мне это далось просто и я это сделала. И использовала для этого её живой интерес к русскому театру Америки.
  В Америке можно играть по-русски целые серии спектаклей, настолько многочисленна русская диаспора. Об этом Надя знала и иногда мечтала попасть в антрепризу какого-нибудь спектакля, чтобы увидеть всё самой. Я видела её глаза и понимала, что она слишком долго была в тени Каминской и боялась возникновения комплексов по этому поводу. Теперь я знала точно, что без толчка, без мохнатой руки на арену не забраться и там не удержаться - слишком сильна конкуренция, много завистников и мутной пены в этом нематериальном мире. Надя стоила того, чтобы ей помочь.
  Расстались мы почти под утро, с обоюдным сожалением, что не сблизились раньше. Дома меня ждала накрытая полотенцем кастрюля с фаршированными блинчиками, которые Жанна приготовила по моей просьбе. Я не стала расстраивать девушку и съела почти всё, оставив ей парочку на утренний чай: она была ужасная сладкоежка. До утренней побудки и зарядки оставалось полтора часа и я решила использовать время для работы, а потом в течение дня урвать пару часиков для отдыха с дремотой. Для Жанны у меня были гостинцы от Лефортовых и я еле утерпела, чтобы не приговорить парочку аппетитных фаршированных перчиков, но решила, что в её обществе это будет эффектнее.
  В этот раз девушка поднималась очень долго, я заподозрила, что она тоже легла поздно, но Жанна почему-то в этом не признавалась - может, тайный роман?
  - Не хочешь говорить - не надо! - сказали мои глаза и девушка виновато потупилась.
  Мы сделали зарядку, позавтракали, смакуя разносолы и растягивая удовольствие, после этого она уехала на работу. Я поработала с компьютером, просмотрела свои задачи в ежедневнике, бегло просмотрела голливудские новости и вошла в обзор новостей Бродвея и театрального Лондона. Там уже были признаки обсуждения наших проектов по Антигоне в интерпретации Максуэлла.
   Подошёл обед, я сделала разгрузочное меню и сразу же из-за стола упала в постель, сиеста началась мгновенно и продолжалась часа три. Встала я отдохнувшей и снова принялась за работу. Потом была репетиция в театре, там меня поджидала Жанна и мы вместе вернулись домой.
   Стокгольм
  
  Я в ожидании официанта сидела за столиком в кафе, запиликал мобильник, это был Войтин.
  - Аннушка, ты свободна? - я взглянула на часы и ответила:
  - Один час и десять минут до репетиции, я в десяти минутах езды от театра. И назвала место, где это находится. Он приехал через десять минут и вошёл в кафе раньше своего охранника, который потом только зыркнул по помещению и остался у входа. Войтин сел напротив и улыбнулся.
  - Здравствуй, Аннушка! - ему нужно моё дыхание, я это поняла сразу. Он в плену деловых забот и нуждался в передышке. Принесли заказ, который я сделала, рассчитывая на приход Войтина, и мы, как семья на пикнике, принялись за сочные антрекоты. Он поглядывал на меня, я улыбалась в ответ. И всё.
  - Мне сказали, что ты с Виргиевской готовишь пьесу Стриндберга? - я кивнула, будто это было рутиной, внимания для Каминской не стоящей.
  - И лежала она из-за вашей размолвки целых два года в сейфе у Кудрявцева? - с этими словами, разделывая антрекот, он покосился на меня. Я опять кивнула: лежала себе и лежала эта пьеса, нам то что до неё? Даже наша с Настей размолвка была как бы на втором плане.
  - И он взялся полностью её профинансировать?
  - Этого, Володя, я не знаю, Вадик - друг Насти и он решил сделать ей подарок, а мы с ней об этом мечтали давным-давно, ну, так, неконкретно, как, к примеру, в юности мечтают о принце на белом коне. Для меня это сюрприз, - честно призналась я, догадываясь о причине свидания. Припомнила фирменный номер Каминской с музыкой каждого слога, акцентами и понижениями тона даже самой простой фразы, подняла на него глаза и добавила: - Вещь прекрасная и запах у неё европейский, если не провалим, то посмотреть будет на что! - я не удержалась от восхищённой оценки этого проекта. Фраза по своему звучанию удалась и он её проглотил полностью, чтобы долго не выпускать из себя. В моём голосе было столько всего, что об остальном можно и не спрашивать. И он замолчал.
  - Кудрявцев - меценат, вот не знал! - наконец, ухмыльнулся Войтин, отправляя кусок мяса за щёку. Я не собиралась ни перечить, ни помогать, ни подыгрывать: в этой пьесе у нас разные партии.
  - Это сложный проект, Володя, очень сложный и трудоёмкий, тонкий и сейчас нам он почти не по силам! Мы заняты под завязку кроме него. А этот подарок - вроде самоделки-конструктора для продвинутого и капризного ребёнка, чтобы не доставал: коробка с деталями для сборки компьютера последнего поколения. Но без схем, инструментов, настроечных приборов и прочего технического обеспечения - сделай сам! На досуге, между готовкой на кухне и стиркой колготок, - улыбнулась я. - Это кулон или подвески в качестве подарка получать приятно - надел и носи, а здесь изойдёшь всеми частями тела и души, пока вещь обретёт первично товарный вид, а потом будет шлифоваться ежедневно тобою же до самого последнего спектакля.
  Я отложила вилку и отодвинула тарелку. Войтин всё понял правильно. Кофе и десерт прошли в непринуждённых фразах и дежурных словах. Я не мешала ему думать.
  - И кто же из вас более занят? - он посмотрел на меня и я пожала плечами.
  - Значит и тебе он может выйти боком? - перевёл Войтин всё в практическую плоскость.
  - А может и Государственной премией! - улыбнулась я уже с достоинством - с того момента, когда я делала первые шаги, прошла целая вечность и теперь освоение таких высот, как Стриндберг, фантастикой не кажется. И вообще, он не должен видеть меня озабоченной и хмурой, уж лучше стервозной и взведённой хищницей, чем мокрой курицей. Сейчас я была в образе женщины-конкистадора, сокровища инков манили и я стремилась к ним во весь опор. В отличие от Кортеса у меня был подробный каталог драгоценностей с местами хранения и подробная карта подходов к городу. От сюрпризов неожиданных сражений с войсками аборигенов и засад безбашенных конкурентов я застраховалась и в города входила очень осторожно, предварительно выслав дозоры - это спасало от неприятностей и придавало уверенность в последующих шагах. Наверное, на мне была написана эта уверенность и он уважительно прижал мою руку к столу. Он ничего не спросил более, понимая тщету обсуждения незнакомой для себя темы, но про Кудрявцева и Виргиевскую отметил чётко и на всю оставшуюся жизнь. Я это прямо-таки ощутила по потемневшим глазам и чуть собравшимся складкам на лбу - он принял очень жёсткое и серьёзное решение, будто выходил на рискованную девятерную игру под обязательной тройной бомбой, чтобы списать с горы убытки и сделать выигрыш максимальным.
  - Или крупно влететь! - скажете вы, но я уже отмечала, что Войтин прирождённый победитель, его разведка профессиональна и эффективна - крупных неудач такие воители не терпят, а от малых и средних не застрахован никто. Значительную же часть адреналина мы получаем именно от таких оплеух жизни - мелкого и среднего масштаба. Только что я увидела следствие одной из них.
  Про Кудрявцева я кое-что прочитала, он был крупной рыбой в финансовом бизнесе. Как с ним пересекался Войтин, я не знала, но, определённо, они были и знакомы и что-то их разделяло, приятелей поминают не так: и тон другой и музыка побогаче.
  Подумав и всё просчитав, он сам себе что-то продиктовал, потом облегчённо вздохнул, перешедши к делам рутинным, и после того, как мы допили кофе с пирожными, выложил на стол пакет. До этого пластиковая упаковка сиротливо маялась на стуле рядом с ним. Войтин пододвинул его ко мне. Открывать должна я. Там лежало три коробочки разных размеров. В верхней был мобильник с цифровой фотокамерой и прочими наворотами конструкторской мысли, я повертела его в руках и на мне было написано, как эта вещь хороша и что я в ней немножко соображаю. Я благодарно взглянула на него и он подтолкнул вскрыть остальные.
   А ещё там лежала плоская коробочка от ювелира. Я придвинула её к себе, она была увесиста и очень красива сама по себе, что же внутри? Я только чуть нажала защёлку и она сама открылась. Того, что я увидела внутри, мне хватило, чтобы сообразить: я его содержанка - оно стоило неимоверную сумму, таких денег Каминской не заработать и за несколько лет, даже с её приличными киношными и прочими доходами. Те драгоценности, что были у неё в шкафчике, все вместе не стоили одного только звена этого колье. Вещь была изумительной по красе и чёрный бархат оттенял благородство платинового оформления чистейших брильянтов. К нему необходимо помимо круглосуточной охраны и соответствующее вечернее платье. Такого в моём гардеробе не было. С этого же момента нужно и не одно! Я ничего не изображала, я была потрясена. Однако меня вдруг успокоила простая мысль - эта вещь была подарком не только Каминской, но и моим. Я уже не чувствовала себя временщицей и ему всё это показала одним только взглядом. Он был таким же долгим, дорогим и совершенным, как и его подарок. Я это уже могла.
  И он счастлив увидеть ответ - это написано на бесшабашной улыбке двадцатипятилетнего Володи, покорителя мира.
  В маленькой безделице, что лежала в третьей коробочке - шкатулке из малахита, была толстая пачка пятисоток с портретом американского президента. Очевидно, их я должна истратить с ним вместе, выбрав себе наряды и ещё что-то - это было бы логично. Моя заядлая подруга ничего про отношения с ним не раскрыла, он был почитатель и всё! Где они отоваривали свою валюту? Вдвоём ли, нет ли, как? Очередная задача с выпавшим из шкафа скелетом.
  - Сегодня мы ничего сделать не успеем, репетиция, - выдала я первую реплику, он подхватил:
  - У меня в машине каталог, ты просмотришь, потом и съездим, как в тот раз. Тебя это устроит?
  Каталог, время на раздумья и поездка с ним куда-то в его лимузине, как в тот раз - это безопасно. И я кивнула. Он взглянул на меня, читая и наслаждаясь. Старый мобильник я оставила на столе, его Войтин смахнул в карман, а новый сунула в кармашек сумки, коробочку с инструкцией я решила изучить после репетиции и оставила с пакете. Остальное я снова упаковала и мы с ним поднялись из-за стола. Расплатилась я за двоих, оставив купюру на столе, официант подойти к нам не посмел.
  Так я шагнула в новую для себя часть своего загадочного бытия. И решила не тянуть, поскольку хотела всю главу с Войтиным пройти до конца, чтобы более не спотыкаться о скелеты. На следующий день мы приехали в один из магазинов с торговлей по каталогам, там были образцы и я примерила несколько десятков платьев, костюмов и прочей одежды. Мы были в зале вдвоём и вокруг нас бегали продавщицы с фигурами фотомоделей, я примеряла, а он смотрел. Придирчиво и внимательно. И я поняла, что нам нужно. Когда он в очередной раз окинул взглядом мои стати в этих дорогущих тряпках, я сказала:
  - Володя, в Стокгольме и Лондоне и выбор шире и качество лучше, кроме того, я не уверена, что всё это добро не изготавливают где-нибудь в Карачарове. Утром вылетим, дня хватит на всё, вечером сходим в оперу и с последним рейсом вернёмся. А?
  - Ты и вправду этого хочешь? - его глаза заблестели в предвкушении.
  - Да! Если тебе удобно, - я-то свободная женщина и свободной профессии, он же был весь в путах всяких ограничений. И за ним пристально смотрели - что-то отслюнить, отнять, отсудить хотели многие и он всегда был настороже. Отпускала его эта требовательная и капризная доля нечасто и я догадывалась о цене его свободы.
  - Разумеется, это, Аннушка, очень удачная идея, - он обрадовался по-настоящему и я вновь увидела молодого Володю.
  В субботу рано утром я уехала из дому и мы через полтора часа полёта оказались в Стокгольме. На шейпинг ушло не более трёх часов, остальное время мы развлекались и отдыхали от суеты и напряжения. Войтин был сама предупредительность и мужское обаяние. Он сбросил не один десяток годочков и в своих поступках выглядел едва ли не моложе меня, мне было приятно чувствовать себя таким мощным наркотиком, причём, он не затаскивал меня в тёмные уголки и даже не касался украдкой - ему нужно другое и он это получал в полном объёме. Мы гуляли, на нас смотрели, он улыбался и делал глупости, заглядывая в мои глаза и был счастлив от увиденного там. День выдался тёплым и солнечным и мы почти всё время провели на улицах и скверах города. Я видела, как он отдыхал и парил.
  Мы вернулись в отель, я при нём надела одно из новых платьев, устроила ему небольшой концерт и не подпустила к себе простым взглядом, это получилось и я вернула володино понимание собственным проникновением в его тёмные глубины. И показала, что там есть у него, честно и без дураков - он того стоил, да и я знала, зачем он мне нужен. Ему моё вторжение показалось очень оригинальным и оттуда он меня не выпустил. Это стоило дороже всех сокровищ мира, то, что я ему показала.
  - Как ты догадалась? - спросил он, с опаской и восхищением глядя на меня.
  - Я женщина, это во мне заложено.
  Через пару часов мы отправились обедать в ресторан при отеле и там я сыграла даму из приличного общества, тренировки с Жанной в моём ресторане очень помогли. Войтин в винах и гастрономии разбирался отменно и оценил мою смелость, не заметив неминуемых огрехов - они сошли за женский каприз. Я отметила вышколенность ресторанной обслуги, просто цирк, настолько постановка любых рутинных процедур была отлаженной. Войтин сказал, что это всемирная сеть ресторанов, которой владеет какой-то продвинутый араб, она создавалась по образцу итальянских и французских ресторанов по кухне с технологичностью всего бизнеса на американский лад. Мне понравилось там многое и я для себя кое что отметила, надеясь применить у себя.
  Мы сделали заказ и в ожидании рассматривали зал, посетителей и просто лицезрели себя в глазах друг друга. Войтин был в строгой классической тройке тёмно-серых тонов, а я в одном из четырёх платьев, на все варианты обстоятельств и сюжетов. Колье я решила приберечь к вечернему платью для оперы и теперь на мне были хорошие жемчужины и аметистовый браслет с часами, записной книжкой, радаром и прочим, чтобы не потеряться в метро. Войтин достал эту штуковину из кармана, когда мы были в номере, она была в плоской коробочке, я надела её на левую руку вместо часов.
  - А она не взорвётся? - спросила я, когда он объяснял назначение всех этих штучек.
  - Если кто-то вздумает позаимствовать его, то после этого он проживёт совсем недолго, а вещь опять вернётся к хозяину, - улыбаясь одними губами, а он умел и так, ответил Войтин.
  Я отыграла непонимашку и задала кучу вопросов женского типа об этом чуде сочетания дизайна, оригинальной и тонкой техники и природного феномена, выкованного в горниле Вулкана. Повертев всё это на свету, я о нём отозвалась ровно, но с достоинством, благодарность выражая лишь в нажиме некоторых ударений. Получилось витиевато и взвешенно. И он всё уловил, выдали его только веки. Я ему периодически давала азы актёрской техники для общения в кругах не низких. Но не деловых и он таким образом мог выказывать любые чувства и ощущения, не рискуя быть уличённым напрямую. Ему это понравилось и моя инициатива в выборе актёрских средств тоже.
  Подали мясо с овощами и мы приступили к трапезе. Войтин умело расправился со всем и, поджидая меня, завёл разговор о Швеции. Он был здесь впервые, но о стране знал всё. Я краем уха следила за его справочными репликами и больше слушала не, "что", а "как".
  - Такая демократия, как у них, до добра не доведёт. Посмотри сколько здесь арабов, негров, латиносов и прочих пришельцев, они все на особом режиме, поскольку "жертвы" чего-то у себя на тоталитарной родине и живут на гособеспечении за счёт налогов со всех щведов. Преступности у них раньше не было, а теперь навёрстывают: то министра убьют, то премьера, а шведы так и не одумались.
  - Я слышала, что у них население чуть больше Московской области, это так?
  - Меньше, чем в Москве нынешней, - уточнил он, - а производят всего столько, что и нам, бедным, помогают. Как выглядят улицы и люди на них, ты видела, разница даже слепому заметна.
  - Мораль?
  - Работать надо и следить за страной и всем добром, а не делить три хлебца на всех страждущих и митинговать, что поделено опять несправедливо! Они выросли за эти пятнадцать лет, а мы упали, дальше некуда.
  - Володя, а ведь у них раньше было своё кино и какое, а теперь нет, съели американцы их кино, - нашла я пятнышко на солнце шведской модели общества.
  - Ну, про это я мало что знаю, а вот книги просматривал, есть приличные авторы. Помнишь, мы как-то обсуждали роман про художника и актрису? - я кивнула и продолжила:
  - Мне после того разговора попался обзор, там сравнивали нашу литературу, драматургию и театр и я поначалу не поверила цифрам, думала - квасной патриотизм. Утверждается, что количество авторов России в сумме превышает всех европейских, исключая Украину и Белоруссию, там их тоже достаточно. А вот суммарные тиражи по ним вообще никакие.Ну, разумеется, литературная попса не в счёт. Куда делись остальные? - спросила я, подождала пару секунд и сама же ответила:
  - А не издают их, вот и всё! А в Швеции есть такая льгота у бизнесменов, что они могут помочь в издании начинающим литераторам за счёт снижения уплаты по какому-то налогу. Автор сам ищет, сам договаривается и ни у кого в приёмной не сидит и в ногах не валяется. Только в русском Интернете можно издаться бесплатно, но и без гонорара, однако там и читатель специфический. Вот так!
  Войтин повертел вилкой, прокачивая это через себя и не поднял головы. Я не стала ему мешать и занялась рыбным салатом. Когда мой бокал опустел, он наполнил его и поднял тост:
  - Если бы Ньютон сидел не под яблоней, то яблоко упало бы не на его гениальную голову и закон всемирного тяготения открылся перед другим учёным и значительно позже. Мы имеем счастливое совпадение: голова Ньютона, созревшее яблоко и правильный вывод из частного случая. За случай, из которого можно делать далеко идущие выводы!
  Мне понравились его глаза, умные и помолодевшие, искра чего-то, мне незнакомого блеснула и затаилась в их глубине. И я с удовольствием отыграла ему свои эмоции, без которых мужчине никак, он проглотил и в ожидании добавки скосил глаза на меня.
  - Кстати о случае. Есть у меня дублёрша, Надя Лефортова, она моложе и умеет достаточно, меня подпирает уже давно и так, что не всегда ясно: кто щука, а кто карась. Но всё складывается так, что новые и важные роли достаются мне, то есть, всё своим чередом. И она уже давно мается в моей тени. А вот я, ты знаешь, как выстрелила? - он отрицательно качнул головой, видно, Каминская не считала нужным просветить.
  - Инна Сидельцева, бывшая наша прима, актриса от бога, громко и при свидетелях поскандалила с мужем, он у нас тогда был главрежем. Тот снял её с ролей под предлогом потери уровня. Она пошла напролом и в горкоме или райкоме попала на какого-то ценителя в штанах и галстуком. Тот помурыжил её, ну и предложил баш на дашь. Она-то была дама хоть и в возрасте, но при лице и фигуре, а её молодой любовник после ночи с ней весь день отсыпался, в то время, как вдохновлённая возрастная прима выдавала такие сцены, что у молодых глазки блестели от предвкушения. В общем, не глянулся ей покровитель и, когда он приложился, куда не всех пускали, влепила публичную оплеуху. Тут для неё всё и закончилось. Ценитель оказался умным и влиятельным: вскоре в театр пришла грозная бумага с рекомендацией срочно омолодить кадры и вообще очистить авгиевы конюшни. И всех, кому за сорок, отправили укреплять провинциальную культуру. А тут как раз наш курс на подходе и я с 19 лет в премьершах. Согласись, удачно для меня получилось! Вот он - случай!
  Войтин этого, определённо, не знал и даже не догадывался и теперь всё это укладывал и сортировала по принадлежности, полочкам и ящичкам, озабоченное лицо и погружённые в себя глаза отражали интенсивность и этапность защёлкивания замочков и внесения базы данных в реестр. Такого в кино не увидишь!
  - А эта дублёрша, она настоящая, в ней есть что-то, похожее на тебя? - наконец-то выплыло наружу следствие его анализа.
  - Нет, она другая совершенно. Как-то раз мы устроили соревнование, кто придумает больше вариантов трактовки одного монолога в классической пьесе. Текст мы получили разыгранный публично на лототроне. Ну и времени по полчаса на подготовку и до десяти минут на подачу, всё одновременно в разных залах, чтобы ни одна из нас не видела другую и положение было равным абсолютно. Весь театр собрался, даже сторожа и уборщицы болели, кто за Аню, кто за Надю. Это было что-то! Весь театр стоял на ушах от нашего поединка. Я думала, ей после этого хоть что-то дадут вне очереди - нет, всё осталось по-прежнему!
  - А кто победил, наверняка, ты?
  - Нет, Володя, у неё на два варианта оказалось больше. Но, увы! Мне было так стыдно, что я избегала с ней плотного общения очень долго, потом она сама подошла и предложила не брать в голову всё это.
  - Почему так случилось, ты знаешь?
  - Она девочка принципиальная, думаю: или что-то сказала, или кому-то не дала. Замечательная девочка, но случай ей придётся устраивать нам самим.
  - Дело житейское, особо расстраиваться не стоит, даже на Олимпиадах не всегда побеждает сильнейший.
  - Расстраиваться нужно и переживать тоже, - не согласилась я, - иначе всё в этом королевстве сместится окончательно и посредственность, которая всё это и закрутила, чтобы её не сразу уличили, сделает присутствие сильных, умелых и талентливых явлением экономически невыгодным, а в нынешние времена даже вредным для страны.
  - А потом загрузить всем этим синклитом парочку пароходов, как при Ленине, и направить на развал европейского сообщества, - съерничал Войтин. Что-то в его шутке мне не понравилось, то ли тон, то ли что-то другое, на поверхности не лежащее. Но я сделала вид, что ничего не заметила и свернула в другую сторону.
  - Володя, ты следишь за периодикой?
  - Да.
  - Какие-то глубокие ассоциации обо всём, что там пишут, не припоминаешь? Пусть отвлечённо и не совсем про теме.
  Он задумался и покачал головой:
  - А у тебя?
  - О посредственности я говорила, добавлю и такое: бал извращений и извращенцев. Матершина и заборная живопись с таким же фольклором выбрались на белый свет и от удовольствия зажмурились, как коты на солнце. На одном интернетовском сайте литератор-матершинник и откровенный маргинал с порно-параноидальным уклоном признан человеком года.
  - Тебя это удивляет? - чуть суховато поинтересовался он.
  - Нет, не удивляет, но возмущению своему я удержу не даю!
  - И многие тебя слышат?
  - Хотелось бы большего.
  - Для этого, разумеется, нужны средства! - Или нет?
  - Опять мы о них! Не в них и их количестве дело, а в том, куда они утекают. А должны они утекать на добрые дела и эти дела должны быть выгодны.
  - Хорошо, представь себе, что эта сумма у тебя уже есть и ты направила её на это дело. Сумма закончится и дело следом за ним, - многозначительно улыбнувшись, он предложил поскрипеть содержимым моей головы. И я в ответ вкратце изложила руководство для начинающий бизнесменов из популярного журнала для женщин. Деловые, надо сказать, советы.
  - А ты, актриса, откуда знаешь об этом? - Войтин, разумеется, даже не знал, что подобные журналы есть и их кто-то читает.
  - Иногда листаю дамские журнальчики, когда застряну в пробке или в парикмахерской, да и подруга у меня есть, она то ли бухгалтер, то ли экономист и в этом соображает прилично.
  - Надеюсь, у неё не двухмесячные курсы для практиков со стажем?
  - Нет, Плехановский и с отличием! Думаю взять в советники.
  Замечание про советника он усвоил чётко, как чек в кассе выбил - только звякнуло.
  - Так вот, она мне и порекомендовала учредить особый фонд и черпать из него денежки. Ну, я же тебе только что о нём говорила! - напомнила я о своём пересказе статьи, когда мы ехали в такси. - Что, он тебе не нравится? - ущучила я его недоверчивую улыбку и Войтин сделал небольшую ретираду.
  - Нет, почему же, нравится. Только, чтобы он заработал, нужен менеджер, финансист и опытный юрист, чтобы не утопили в первый же день.
  - А ты бы дал туда хоть что-нибудь?
  - Если увижу, что эта троица профессиональна - безусловно!
  - И много?
  - Сколько проглотите! - ответил он и свернул салфетку, пора уходить.
  В опере Королевского театра давали "Кармен" с итальянским дирижёром и солистами со всего света. Мы с Войтиным выглядели не хуже премьеров на сцене - он в смокинге с фирменной бабочкой и я в новом вечернем платье с подарком Войтина на груди. Рядом со мной сидела пожилая француженка с молодым спутником, возможно внуком, эта дама о нём немножко заботилась, а он откровенно скучал, поглядывая вокруг в поисках молодых личик. Во мне он сразу учуял русскую, а Войтина принял за богатого мафиозо и смотреть в мою сторону просто боялся - его страх я увидела сразу и переглянулась сначала с Войтиным, а потом и с француженкой. Она оказалась очень сообразительной и общительной дамой и я вскоре поняла, что брильянты носить не так просто - я это уловила по особому выражению её глаз. Нас она, в отличие от внука, не опасалась и мы изредка обменивались взглядами по ходу спектакля. Войтин сидел рядом с молодой шведкой в безвкусном дорогом платье с открытыми плечами. Эта дама была и вежлива и почтительна, но производила впечатление живой куклы с коротким временем действия механического завода, она сидела безликой мумией и никак не реагировала на классные фиоретуры солистов по ходу, а включалась только после массовых возгласов и аплодисментов и делала, как все. Её спутник, возможно, муж, был ей под стать. Я уловила реакцию Войтина на свою соседку справа и однажды, когда он внутренне поморщился, тихо спросила:
  - Может, поменяемся? - он не сразу въехал, а потом улыбнулся и шепнул:
  - Должна же быть справедливость, в этом она и есть: я тебя оберегаю от неё! А то бы это досталось тебе.
  В остальном же всё было прекрасно и