Аннотация: Аллюзии на Peg Entwistle и Ray Bradbury are a must
Не знаю, как вышло, что я съел мертвеца. Впрочем, выбора у меня не было. Покойник был моим долгом, и моему долгу негде было потеряться среди снежных белил, будь они хоть сто раз цинковыми; и не было проталины в мерзлом земляном камне, чтобы принять его. Кругом только горы и снег, и нет следов, которые уводили бы из этого места.
Как можно съесть труп взрослого мужчины? На самом деле это не сложнее, чем переварить покойника у себя в мозгу. Люди умирают, и все что тебе остается- проглотить этот холодный комок и хранить его на дне своего желудка, пока однажды за бутылкой виски тебе не почудится, как из кладбища твоего собственного нутра лезет твой старый приятель.
"Хе-хе",- скажет он,- "когда это ты успел так состариться? Время летит, старик, время летит для тебя, скажи, разве много я потерял с того самого дня, когда споткнулся и упал на шесть футов вниз?".
И ты швыряешь стакан о стену, трёшь глаза и виски, а морока уже и след простыл. Ты один, старик, совсем один. Кто это шепчет? Надо уехать куда-нибудь, все равно куда, и ты заходишь в гараж, заводишь мотор и уговариваешь себя, что лишь немного посидишь и отдохнешь, а потом сразу откроешь ворота и выедешь на шумные, полные людей и света улицы. Кто это шепчет? Запах газа все слаще и тяжелее. Прочь, морок!
На сороковой день в небе появился вертолет, чтобы поднять меня, сигнальный флаг отчаяния всего человечества, с земли.
--
Господин М. с детства любил порядок и чистоту. Весь он был водянисто-бледный и какой-то рыбный, даже родился в четверг. Каждый день, кроме тех, что церковь отводит для длинных, как ряды скамей в нефе, проповедей, господин М. проводил в прозекторской Дома призрения неимущих имени Святого Иоанна. Трупы- прекрасные полные луковицы, очищенные от кровавой шелухи руками господина М., позже взрастали каменными крестами в братских могилах на задворках больничной часовни.
Зимой, когда солнце порой светит особенно ярко, господин М. мечтательно рассматривал витраж с распятием Христа, намечая про себя линии разрезов и швов. Господину М. в полудреме казалось, что он большая гусеница, ползающая по телу грифона, пока грозная голова орла смежила веки.
Сегодня должно было что-то случиться, он чувствовал это, собираясь на работу, и надел свой лучший сюртук. Двери прозекторской, темные, рассохшиеся, словно томимые тайной, которую скрывали, распахнулись перед ним. На столе лилейным цветком белело тело- обнаженный мужчина с зияющей раной в боку. Господин М. улыбнулся и бесшумно затворил за собой дверь.
--
3005 год ничем не отличался от 3004. Подвал, в рекламном проспекте гордо именуемый "уютной комнатой на цокольном этаже", в котором я заснул вчера, был таким же темным, постель такой же грязной, и желание жить - таким же слабым. Хотя, может у кого-то было и лучше, я не знаю. Возможно, вернулись те забавные пришельцы с Марса и поставили над нашим городом купол счастья, как и обещали, а может все население перемерло от вспышки бешенства и я теперь один на всем белом свете. Назад, под одеяло.
Звонок. Надо же, кто-то выжил. Черт! Подскакиваю и несусь к двери, вот оно, посылка! Набираю код, в контейнере- огромная белая коробка, перевязанная лентой. Стягиваю бант, поднимаю крышку и замираю- под пленкой лежит девушка, вся по-сонному розовая, волосы льнут к щекам, резной край губ -красным по белому шелку кожи, карамельные родинки. С благоговением закрываю крышку, и растягиваюсь на полу. Нужно о многом подумать. Как я загружу в нее память, и она впервые увидит меня, во что я буду одет, какой лимонад мы будем пить в кафе, сколько раз поднимемся на обзорную площадку небоскреба, с которой видно весь город, и ту надпись на холмах, те конструкции, с которых она спрыгнула, покончив жизнь самоубийством тысячелетие назад, при виде которой сегодня она лишь улыбнется и поправит выпавший из прически локон. "Пэгги, почему ты выбрала букву H?",- спрошу я ее однажды, а она нахмурится и спросит, о чем это я. "Не начать ли нам все заново с буквы D,"-отвечу я,-"говорят, у нее есть магия делать людей знаменитыми".