Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу...
Что наша жизнь? Игра случайностей, по сути. Погожим апрельским утром жизненная стезя военного пенсионера, полковника Ефима Подвалова, по воле случая взбрыкнула и совершила резкий зигзаг...
Тем утром семейство Подваловых собралось на кухне за завтраком. Тосты прожарились именно так, как Фима любил - до хрустящей корчки, и кофе он сварил отменный - ароматный, крепкий, густой до тягучести. За окном ясное, в редких кудрявых облаках небо обещало тёплый солнечный день, трепетала ажурной молодой листвой берёза, на её ветвях по-весеннему суетилась и щебетала птичья мелюзга. Но всё-таки, прекрасное апрельское утро не задалось, и виной тому была супруга Жанна.
Потягивая мелкими глотками кофе, полковник разглядывал сидящую напротив женщину и размышлял - когда же она успела превратиться из милой, уютно-пухленькой блондинки в чудище обло стозевно и лайя? После неудачной пластической операции перекачанные силиконом губы дражайшей половины при быстрой артикуляции слегка тянуло влево и вверх. Создавалось впечатление фривольной ухмылки. Но на деле, монолог супруги был серьёзен до трагичности: битва с земным тяготением - дорогостоящее удовольствие, а размер полковничьей пенсии не позволял финансировать сей животрепещущий процесс на должном уровне, что Жанет невообразимо огорчало. Панацеей всех бед она видела ЧВК Борисова:
... - там достойная работа, за которую достойно платят!
- Нет, - Подвалов покачал головой, - в поле я больше не ходок. У меня после отравления замедленная реакция. В боевых условиях из-за этого могут погибнуть люди. Нет, - снова подытожил Фима.
Но Жанет отказ принимать не желала, в ход пошли фальшивые слёзы, шантаж дочерью... Визгливый голос благоверной ввинчивался в мозг, и у него по-особенному, предвещая приступ, забилась злым пульсом боль над переносицей.
Ситуацию усугубила дочь Луиза, ведущая неравную борьбу с 'Вандербильдшей' - одноклассницей Сёмкиной, мать которой владела тремя магазинами и пивным баром. Дабы не выпасть в партер, Луизе срочно требовался крутой смартфон последней модели.
- А что с твоим случилось? Не работает? - наивно удивился полковник.
- Да таким ещё динозавры пользовались! - истерично завопило чадо, потрясая гаджетом, - почему Сёмкиной купили, а у меня! А у меня - днище!.. - от избытка чувств она всхлипнула, замотала смоляной чёлкой и выбежала из кухни.
И соломинка переломила спину...
Этот вариант приступа можно было бы назвать озарением вкупе с прозрением. Он больше не чувствовал своего тела, земной оболочки, она растворилась в окружающей среде, как сахар в горячем чае, туда же канули чувства и эмоции. На несколько мгновений, секунд, минут, или вечность, время не имело значения, его обнажённая память приобрела невероятную, кислотную яркость и чёткость, превращая мозг в бесстрастный и беспощадный суперкомпьютер. Пред ним трёхмерной моделью предстала вся его жизнь с самого рождения. Висела как галактика в космическом пространстве, и медленно поворачиваясь вокруг своей оси, демонстрировала события из разных ракурсов, позволяя выявить их взаимосвязь и подоплёку, раскрыть тайные смыслы. Из глубины на поверхность всплыл портрет дочери, и вдруг, система ускорилась, компоненты замельтешили, сложились в неожиданный ряд и замерли статичной картинкой. Полёт смоляной чёлки, родинка над бровью, агат миндалевидного глаза, нос с горбинкой - лицо Луизы, а рядом лицо некоего Саркиса Ованесова, совмещение указывало на очевидное родственное сходство. Всё ещё зависший в режиме суперкомпьютера мозг мгновенно резюмировал факты и выдал оптимальный алгоритм дальнейших действий.
И неконфликтный, мягкий в семейном быту полковник обрёл твёрдость титанового стержня:
- Когда мы познакомились, твоим начальником был Саркис Ованесов? - тихо, но с отчётливым титановым звоном в каждом слове, обратился он к супруге.
Похожие на вареники губы Жанет схлопнулись, проглотив очередную ехидную шпильку.
- При чём здесь Саркис? Что тебе наплели? Ты веришь сплетням...
Но покрытый титановой бронёй Подвалов не позволил втянуть себя в выяснение отношений. Он был по-военному краток:
- При том! Я завтра подаю на развод. У тебя два месяца - найти новоё жильё и съехать. Я пока поживу у друга, все вопросы через моего адвоката Бориса Мейера. И прежде чем решиться на нечто неблагоразумное, вспомни, милая, кто такой Боря Мейер, и подумай, что он с тобой сделает, если я скажу ему - фас! Он ведь на меня не за деньги работает, я его сыну жизнь спас.
Сын Бориса Мейера, Яков, заблудшая овца адвокатского стада Мейеров, был его младшим напарником, ведомым. И если не грешить против объективности, спаслись они, прежде всего, благодаря медбрату ведомственной больницы Олеже, вернее, его усугублённому лёгкой клептоманией авантюризму. С Олежей они приятельствовали, как-то в качестве медика, он провёл с ними полгода в джунглях Южной Америки. Но в тот раз судьба свела их на узкой тропе больничного коридора. Они вышли из процедурного кабинета после прививок, тут и натолкнулся на них выруливший из-за угла Олежа. Завидев приятелей, медбрат призывно замахал длинными руками, и подражая Гарделю, проблеял:
- Салют, мучачос, компаньеро де ми вида... Опять отстаивать животом интересы отечества в каком-нибудь Гондурасе? Прививки вкололи? Парни, предлагаю вспрыснуть радость встречи, по граммулечке за приезд-отъезд.
На сомнения Мейера - а можно ли после прививки? - он обнял их за плечи и повлёк в сторону ординаторской.
- Не кощунствуй, Яша, это же чистый медицинский, живая вода по сути, как он тебе навредит? Только ливер продезинфицирует.
Они закрыли кабинет на ключ и выпили сначала спирта, потом коньяку, потом чачи... потом Олежа раскрыл им страшный секрет. Оказывается, некий профессор, светило мирового уровня, тестирует в больнице свою новейшую разработку, вакцину улучшающую работу мозга.
- Супер! Пацаны, просто, супер! - вещал пьяненький Олежа, - что-то там такое... а, вот - нейросеть, нанотехнологии и ревлюцоный метод, кроче - глотнул микстуру и ты БОГ! Знаешь всё-всё: будущее, прошлое. Мозг - фонарь во тьме! Но есть вот такууусенькая, - Олежа показал пальцами крошечный зазор, - недработка, иногда глючит, исптуемые фигню видят, призраков и всякое такое... А секретность, пацаны, а безпасность, а тю-тю-тю! А я себе грю - тварь ты дрожащая, Олежа, или сможешь?! И смог! Что мне их сейфы, охрана, допуски 128 левела - я испытуемым минералки вместо лекарства, а микстурку из ампул в бутылку из-под вды слил и в карман, четыре порции...
Не пропадать же добру, при их опасной работе предвидеть будущее совсем не лишне, а глюков правильные пацаны не боятся.
Вакцина подействовала на всех по-разному.
Олежу она накрыла глобально. Больница лишилась бесшабашного анфан террибля, любимца всей женской части коллектива, Олежа душой и телом отдался во власть наук, восстановился в мединституте и с головой окунулся в учёбу.
Мейер слышал музыку. Невидимый музыкант наигрывал на скрипке, причём, его репертуар метался из крайности в крайность, а вкус оставлял желать лучшего. Если маэстро пиликал весёленький кабацкий шансон, типа "Чижика-Пыжика" - Яшу ждала попойка; если нечто фривольное, типа "Гоп-стоп, Зоя..." - предстояло гламурное приключение; ну, а уж если над ухом рыдала "Лакримоза" - жди беды.
А вот у Подвалова всё оказалось непросто...
В этот раз, командировка ожидалась хоть и не сложная, но неприятная. Предстояло сопроводить на археологические раскопки историка-востоковеда, профессора Ираклия Дзюгу. Путь лежал в Африку, в некий захолустный, помнивший ещё времена фараонов городишко на самом краю пустыни. Жара, пыль, мухи, чахлые пальмы, узкие лабиринты глухих глинобитных стен вместо улиц, ишаки и верблюды вместо машин, укутанные с головы до ног в паранджу непонятные фигуры вместо женщин. О том, что двадцать первый век в этих местах всё же наступил, можно было догадаться по кучам пластикового мусора, да по спутниковым тарелкам на здании администрации на центральной площади.
Они поселились за городом, в католическом монастыре. Монастырь был форпостом цивилизации в этих диких краях, небольшой крепостью, за толстыми глинобитными стенами и крепкими железными воротами которой кроме монахов, обосновалась ещё и миссия ООН: пункт гуманитарной помощи, больница и исследовательская лаборатория Красного Креста.
Археологическая экспедиция носила статус международной, хотя вначале копали только местные под руководством Дзюги, до тех пор, пока не раскопали совершенно невообразимой древности артефакт. И кто-то из компаньонов, возжаждав мировой славы, Фима подозревал профессора, не слил информацию старшим братьям. Те тут же прислали эмиссаров делить пирог: от дядюшки Сэма - мисс Вайолет Смит, подтянутую спортивную девицу со штемпелем "Лэнгли" через весь лоб; а от старушки Европы - Ганса Рихарда, нордического блондина и истинного арийца. Каждого со своей командой. Мисс Вайолет охраняли четверо пехотинцев во главе с долговязым, цвета хорошо нагуталиненного сапога, типичным тягучим южанином, анклом Билли. Рихард своим отрядом из трёх молодых, кровь с молоком, белобрысых немчиков командовал сам. Номинально руководителем мероприятия всё ещё числился Дзюга, но это была чистая формальность, задранный нос и сжатые до желваков челюсти мисс Вайолет наглядно показывали - кто здесь лидер. Так же формально, как и профессор, Фима отвечал за безопасность сводного отряда, потому что ни анкл Билли, ни герр Рихард, подчиняться ему не желали.
Раскопки велись в пустыне, на скалистом плато в сотне километров от города, и археологи каждый день ездили туда на двух грузовиках. Раскапывали они гробницу периода Раннего царства, мастобу. Впрочем, от гробницы остались только обломки фундамента и пыльные археологические черепки. Но! Неожиданно под фундаментом копатели обнаружили нераспечатанный вход в нижнюю камеру.
Маленькое квадратное помещение было выдолблено глубоко в скале, на стенах виднелись остатки чёрной краски, а посреди комнаты стоял саркофаг. Тщательно отполированный массивный параллелепипед из чёрного обсидиана. Как в детской страшилке: в чёрной-чёрной комнате стоял чёрный-чёрный гроб, но не смешно, атмосфера в древней комнатке угнетала. Целым саркофаг через узкий проход было не протащить, решили вскрыть, и вынести по частям. Но тут случилась заминка, без позволения бокора Лусио, местного колдуна, рабочие боялись даже прикасаться к чёрному камню.
Бокор приехал на гелендвагене с вооружённой охраной. В белом полотняном костюме и дорогих кожаных туфлях, манерами и породистой внешностью он больше походил на какого-нибудь эфиопского принца, чем на колдуна. Он не стал устраивать шаманские пляски, просто обошёл вокруг начальника землекопов, что-то наговаривая и похлопывая ладонью по груди, плечам и спине рабочего.
Тщательно протерев руки белоснежным носовым платком, Лусио подошёл к столпившимся под навесом археологам:
- На рабочих я поставил защиту, им ничего не грозит. А вы не верите в наших духов, поэтому вам моя защита не поможет, и половина из вас умрёт до конца следующей недели, - сказано это было таким будничным тоном, каким говорят о погоде, и не задерживаясь более, он направился к машине.
- Возмутительно! И за это ему заплатили пять тысяч евро?! - зло зашипел в спину колдуну Дзюга, прерывая молчание ошарашенных коллег.
Но, по-видимому, бокора и самого мучили какие-то сомнения, на полпути он обернулся, и указав пальцем на Фиму, поманил его за собой.
- Тебе нужно выпустить мертвеца из головы, - безапелляционно заявил Лусио, едва они остановились в тени внедорожника.
- Какого ещё мертвеца? - опешил Фима.
- Который у тебя тут, - вперил смуглый палец в середину Фиминого лба колдун. - На тебе метка Ниббо, бога дороги мёртвых, он послал к тебе своего слугу, а ты держишь его в голове - выпусти. Не понимаешь? Не знаешь как? Погоди... - колдун снял солнечные очки, и на Фиму с худого чёрного лица уставились жёлтые звериные глаза. Птичьи. Вороньи. Чёрные крыла распахнулись и массивный литой клюв полетел прямо в лоб!
- Фимыч, Фимыч, очнись, ты чего застыл? - его тряс за плечо Яша Мейер.
- А куда подевался Лусио? - удивился Подвалов.
- Уехал, а ты стоишь столбом на солнце, пошли под навес...
И тут у Фимы заболела голова, странной пульсирующей болью, будто маленький злой гном пытался продолбить киркой путь из черепа наружу именно в той точке, куда ткнул пальцем бокор.
Боль не унималась весь день, не помогало ничего: ни таблетки, ни массаж, ни мази... и ночь не принесла облегчения, не смыкая глаз, он маялся с ледяным компрессом на лбу, и только под утро удалось забыться в зыбком полусне.
Фима брёл по тропе. Вокруг до самого горизонта простиралась безжизненная выженная степь, над головой вместо неба клубилось жёлто-серое марево. Было очень тихо: ни ветерка, ни звука. И впереди, и вслед за ним, брели цепочкой какие-то смутные серые фигуры. Он знал: ему просто нужно переставлять ноги, одну за другой, и двигаться вперёд по тропе. Но что-то мешало впасть в транс бездумной размеренности. Звук, назойливый и тонкий, как комариный писк, мелодия - кто-то играл на трубе. Фима шагнул на обочину и пошёл на этот звук. На большом валуне сидел пожилой негр и с закрытыми глазами в упоении наяривал на трубе спиричуэлс "Go Down Moses". В голове у Подвалова было удивительно пусто, и только в самом уголке сознания, как мышь под веником, шебуршало какое-то воспоминание.
- Ты, Ниббо, бог дороги мёртвых? - озвучил он, наконец сформировавшуюся мысль.
От неожиданности негр поперхнулся и распахнул глаза, желтые, звериные.
- Ты мне льстишь, бро, какой из меня бог, я всего лишь скромный страж перекрёстка, дудочник, пёстрый стрелок, - похлопал он себя по кобуре на бедре и указал на яркий, сшитый из лоскутков, шейный платок. - А вот как ты, живой, забрёл на тропу мёртвых, да ещё и вышел к перекрёстку?
- У меня очень болит голова, бокор Лусио утверждает - там мертвец, и его надо выпустить. Может быть, ты мне поможешь?
- Эх, Лусио, Лусио, мог бы и сам навестить старика...
Из сна Фиму вытолкнуло ощущение тревоги, голова больше не болела, но в комнате было что-то не так.
В бывшей монастырской келье, где жил Подвалов, обстановка была спартанской, только необходимый минимум удобств, дабы не отвлекать монасей пошлой роскошью от общения с всевышним. Единственным украшением белёных стен было чёрное деревянное распятье в изголовье; у окна стояла узкая солдатская койка; рядом тумбочка с настольной лампой и крепкий самодельный табурет; на кронштейне у входной двери висели вешалки с одеждой. За кронштейном кто-то затаился. Фима протянул руку и включил лампу, из тени вышел капитан Алтаец. Сослуживец из конторы, работал в аналитическом отделе, белая кость, с полевым волкодавом Подваловым близко не пресекался, погиб пять лет назад. Не до конца проснувшегося Фиму его присутствие не испугало и даже не удивило:
- Это ты сутки долбился у меня в голове? Чего тебе надобно, старче?
Алтаец уселся на табуретку и равнодушно пожал плечами:
- Помочь тебе, Фима.
- Погоди, Алтай, ты же мертвец. Или ты вернулся? Что ты, вообще, такое?!
- Не мертвец и не живой. Видишь ли, Фима, мир устроен иначе, чем ты привык считать. Смерти нет, вернее, жизнь не начинается рождением и не заканчивается смертью. Она многомерная и многоплановая. Ты - матрица в постоянном движении: где-то умираешь, где-то рождаешься, где-то жизнь развивается по совершенно иному сценарию - и все эти варианты реальности излучают информацию, а она образует эгрегор. Обычный человеческий мозг недостаточно развит и не улавливает его эманации. Но твой мозг микстура перестроила, и теперь, хоть и слабо, но он ловит волны и прогнозирует вероятное будущее. Тебе грозит опасность, и подсознание пытается это донести до тебя. Предупреждённый вооружён... Я ответ мирового эгрегора на тревожную вибрацию твоей матрицы, продукт взаимодействия общего и частного, так сказать. Мне известно твоё незавидное будущее, и я попытаюсь тебя вытащить из этой задницы.
- Глюк от микстуры, короче, - преобразовал словоблудие в понятный образ Фима, - а почему именно ты, Алтай?
- Есть у меня личный интерес, придёт время - узнаешь.
Сонная одурь окончательно развеялась, и Фима вдруг осознал - он беседует с чем-то потусторонним, по сути, призраком давно умершего человека, и его пробрал озноб.
Алтаец удовлетворённо кивнул:
- Проснулся, наконец. Попей, - он взял с подоконника бутылку минералки и бросил её на кровать, - и займёмся делом.
От Алтайца веяло прохладой, он как будто парил холодным туманом, след его руки на бутылке покрылся изморозью. Фима глотнул ледяной воды, остаток вылил себе на голову - эти простые действия немного успокоили, но всё равно было как-то не по себе.
- Сомнителен мне твой альтруизм, учти, кровью я ничего подписывать не буду, - объявил он капитану.
- И не надо, - легко согласился Алтаец, - об альтруизме речь не идёт, просто здесь и сейчас наши интересы совпали.
Ты знаешь, что Дзюга продался американцам? Поверь, вопрос решённый, осталось урегулировать цену. Как только они договорятся, вы с напарником станете ненужными свидетелями, и вас уберут - скорпионы покусают, бегемоты затопчут, или отравитесь чем-нибудь экзотическим, в Африке всякое может случиться, а анкл Билли большой специалист по несчастным случаям с летальнм исходом.
- И без вибраций мирового эгрегора не трудно догадаться - Дзюга спит и видит, как бы припасть к сладчайшим американским берегам. Да только в чём ценность этого археологического черепка для Америки? Мисс "Лэнгли" на него пялится, как "в афишу коза". Зачем ей из-за него кого-то убивать?
- Всё переменится, как только вскроют саркофаг, - паузу Алтаец держал профессионально, словно за бытность в преисподней, то бишь в мировом эгрегоре, обзавёлся дипломом адского ГИТИСа.
- Не нагнетай, просто скажи - что в этом гробу? - Фиме театральщина призрака казалась неуместной.
- Артефакт предтеч. Дитя предыдущей цивилизации. Личинка. Куколка и её рой в режиме гибернации. Спящая принцесса и её свита, если она проснётся - погубит разумную жизнь на планете. Её нужно отправить на иной план мироздания, к своему виду.
В общем, при такой железной мотивации, потусторонние силы, в лице капитана Алтайца, завербовали Подвалова в лигу героев без особого труда.