Сегодня такая сцена была перед глазами: человек свалился на рельсы. И его переехал поезд. Это произошло в метро. Скопилось множество народа. Все глазели на изуродованный труп. Не возникло никакого расстройства, особого напряжения, люди смотрели и все. Разговаривали, обсуждали. Только машинист стоял, прислонившись к поезду, и ошалело озирался. У него светился лоб. И нос, и щеки, и капало с подбородка. Он был весь в поту, но лоб сильнее всего; если сосредоточить взгляд, можно было увидеть сотни мелких блестящих крапинок. Машинист был чертовски напуган. Если он был не дурак, то он должен был все понять, увидеть толпу законченных сволочей вокруг и рехнуться. Да, он должен был рехнуться от такого дерьма.
Когда подошел мент и начал опрашивать свидетелей, толпа скучилась и стала внимать россказням пустоголовых придурков. Придурки слушали придурков. Они нуждались в порции мерзости, саморождающейся и хлещущей фонтаном из толпы. Толпа слушала и говорила, удивляла и удивлялась; она определялась, бросая невидимый жребий. Ты? Ты? Ты? А может быть ты, черномазый? Кто грохнется на рельсы в следующий раз? Чья кровь зальет электропровода? Чья развороченная шея и пустой взор будут провоцировать любопытство? Кому из вас страшно, идиоты?!
Мертвеца убрали. Зеваки разъехались. Спустя час обо всем забыли. Только москвичи удивлялись, какого черта в Мае так холодно?