Выходные, как всегда, пролетели стремительно, и вот уже пора уезжать. Он натянул джинсы и крикнул, что свои вещи кинул в машину к Саньку. Солнце клонилось к закату, и затягивать с отъездом было нельзя - завтра трудовой понедельник. Но пока собрались еще не все, он решил пройтись босиком вдоль берега реки.
Его мысли очень быстро сосредоточились на сложных и этой сложностью довольно бестолковых отношениях с девушкой. Длилось это еще с института. Тогда он любил ее безумно, а сейчас делал это так, как будто дышал. И уже неважно, какой это воздух: свежий или в нем почти не осталось кислорода, а только газ, сжигающий радость, - все равно нужно дышать, потому что другого способа жить просто нет. В их отношениях решения всегда принимала она. Это она когда-то ответила на его чувства. Потом она решила уйти. Потом снова вернулась... Он прощал и принимал. Ему всегда хотелось семью и детей, а ей устроенность, семью и детей. С устроенностью у него никак не получалось. Она пыталась найти ее на стороне, но там не получалось у нее, и она возвращалась. За двенадцать лет он так и не понял, любила ли она его когда-нибудь по-настоящему. Говорить - говорила, а вот...
Он быстро шел по кромке воды, с удовольствием вдыхал горьковатый сосновый аромат, и вдруг очень ясно ощутил - все! Кислород закончился! Совсем и абсолютно. Нет, обычного кислорода в этом лесу было с избытком, и, может на контрасте дыханий, этого физически легкого и того душевного, уже совсем невыносимого, он понял, что в их отношениях дышать больше нечем. И впервые принял решение сам. Решение мгновенно трансформировалось в большую жирную точку, которая плотно закупорила доступ "тоскливому" газу, и сразу стало легко. От неожиданности он остановился и прислушался к своим новым ощущениям. Они определялись одним словом "свобода", и он готов был даже крикнуть: "Ура!", но вместо этого тихо произнес: "Е-мое"...
Не было ни часов, ни телефона, было только солнце. Но и от него осталось всего три четверти, потому что четвертая уже спряталась за бесконечное кукурузное поле, растянувшееся вдоль противоположного берега реки.
- Е-мое, они меня убьют! - повторил он и бегом помчался обратно. Оказалось, что мысли завели его гораздо дальше, чем он мог предположить. Он думал, что они вывели его на свободу, а они привели на край географии. Словом, когда он прибежал в лагерь, оставшаяся половина солнца освещала совершенно пустую поляну. Не было его друзей, его вещей, остатков пищи и прочего мусора, так как они всегда вели себя экологически очень культурно. Кстати, он сам же и сложил остатки пищи в полиэтиленовый пакет.
- Дебил! - произнес он с выражением.
- Почему? Культурный человек, - тут же возразил самому себе.
- Дебил - во всех отношениях!
Что делать в такой ситуации, было непонятно, и почему-то сильно захотелось есть. В результате непродолжительной беготни по лесной дороге в предсказуемо безнадежных попытках встретить хотя бы одну вернувшуюся машину, это желание пропало. Впрочем, и что гораздо естественнее, пропало солнце. Серое небо торопливо зажигало первые еще неяркие звезды, и, пока сумерки окончательно не сгустились, он решил вернуться на место стоянки, в расчете на то, что друзья рано или поздно "очухаются" и приедут за ним туда.
Когда он снова оказался на берегу реки, из-за верхушек сосен показалась большая луна и выкрасила все вокруг таинственным голубым цветом. "Чувства и ощущения правят миром", - возникла в его голове неизвестно откуда взявшаяся мысль. Он вообще любил философствовать. Технический ВУЗ, который он закончил, совсем не соответствовал структуре его души, но он выбрал модное и сложное направление и кое-как, без интереса, и с "академами" все-таки его закончил. Знаний в результате много не накопил, но зато приобрел хороших и добрых товарищей.
"Если трансформировать понятия "чувства" и "ощущения" в понятие "желание", - продолжила свой ход мысль, - как являющееся понятиями пограничными, то ощущение голода есть желание этот голод утолять. То, что желания этим миром действительно правят, сейчас отлично подтверждается на примере прекрасных представительниц семейства комариных (извините за неточное название). И делают они это настолько убедительно, что хочется обратиться к комариному сообществу: "Мужики, уймите, наконец, своих женщин. Ночь, луна - время любви. Пусть они перестанут кусаться - предложите им занятие интереснее".
Воззвание силу не возымело, и пришлось искать другие методы борьбы за существование. Возле ставших голубыми кустов, разросшихся у кромки воды, обнаружилось большое количество лопухов с огромными и такими же "голубыми" листьями. Он сорвал их целый ворох. Из половины сделал подстилку в самом центре лопушиных зарослей, а с помощью сложных телодвижений уложил оставшуюся часть поверх себя.
Только что наступивший июль ударно отметил свой приход очередной "небывалой" жарой. Зато сейчас его тело было благодарно природе за чудесную теплую ночь. Комарихи, наконец, отстали - или не нашли его в укрытии, или, впрямь, занялись "делом". Словом, он ощутил себя вполне комфортно, и сон не заставил долго ждать. Сон пришел необычный и до такой степени отчетливый, что стер все грани с реальностью...
Ему снилось детство.
Собственно не само оно, а мир книжных героев, которыми он был в то время окружен. Читал он много, а любимые книги перечитывал по нескольку раз. И вот сейчас он снова проживает со своими "друзьями" их книжные жизни, но теперь он уже и сам участвует в происходящем. Только зовут его почему-то Олег. Но как обычно случается во сне - это совершенно естественно и никаких вопросов не вызывает. Приключений много. Он гуляет с Незнайкой по Солнечному городу, пристроившись позади, летает с Гансом на гусе. Красит забор с Томом Сойером, причем тот красит в зеленый, а он, почему-то, в желтый цвет. Много чего снится...
И вот он уже плывет в длинной пироге по широкой реке, а напротив сидит Чингачгук - большой змей. Внезапно на реку опускается густой туман. Во сне понятно, что у тумана есть название, как это бывает у тайфунов или ураганов. И вот сейчас на реку опустился "Туман его юности", а "он - Олег" вдруг снова оказывается на берегу.
Через некоторое время из тумана, как из леса, выходят трое. И дыхание перехватывает восторг от того, что навстречу ему идут самые любимые его герои. Из зачитанных до дыр книг к нему приближается Вещий Олег, а позади, приветливо улыбаясь, торопятся Мрак и Таргитай.
- Здравствуй, дружище, - обращается к нему Вещий Олег.
- Здравствуйте, мои самые долгожданные товарищи! - радостно отвечает он. - Как здорово, что вы тоже пришли, и теперь мы вместе! Я так рад, что смогу сражаться рядом с тобой, тезка,
- Другое имя должен назначить себе ты, - выглядывает из тумана и тычет в него всеми своими тремя зелеными пальчиками маленький сморщенный Йода. - Имя есть сущность судьбы. Не могут быть рядом две сущности, написанные разной рукой,
- Ты же из фильма? - удивляется "он - Олег", - разве тебе сюда можно?
- Ненадолго можно, - разрешает Вещий Олег.
- Тогда мое имя Кирзым Кангарлык!
- Что означает непонятное имя сие? - цепляется к нему Йода.
- Брысь, - не выдерживает Мрак, и Йода снова прячется в тумане.
- Мудрено придумано, - Вступает в разговор Таргитай. - Это имя запишешь в Книгу Тайн, а в паспорте нужно проставить что-нибудь попроще, - деловито добавляет он.
- Сокращаю выбранное тобой имя и нарекаю тебя именем Кир! - торжественно произносит Вещий Олег.
- Согласен! - радостно соглашается " он - Кир". - И куда теперь поведет нас наша дорога?
- Не могут быть рядом две сущности, написанные разной рукой, - повторяет своим скрипучим голосом Йода, но сам из тумана уже не показывается.
- У! - кричит ему Мрак, замахиваясь огромным кулачищем.
- К сожалению, он прав. Мы не пойдем вместе с тобой, - печально объявляет Вещий Олег. - Мы были бы рады иметь тебя своим другом, но мы не можем перейти эту реку. А твоя дорога начинается на том берегу, - и он указывает в сторону реки.
Через мгновение туман вместе с его обитателями укрывает тьма, но на небосводе зажигаются бесчисленные звезды, а потом выходит большая луна и вспыхивает и дрожит по поверхности воды мерцающая лунная дорога. Кир осторожно трогает ногой зыбкую рябь, но она неожиданно оказывается прочной, и он уверенно идет по светящемуся мосту на другой берег.
" Заррраза!" - он больно шлепнул себя по лбу, отчего слетела большая часть лопухов. Какая-то, видимо одинокая комариха все-таки добралась до него, не смотря на "мощную" маскировку. Было уже довольно светло, солнце оторвало свой тяжелый огненный диск от горизонта, скрытого за высокими деревьями, и теперь медленно вкатывало его на небосвод. Он попытался стряхнуть недавний сон, но тот, как прожитая реальность, стоял пред глазами и не хотел забываться.
Он рывком поднял с земли натренированное в "качалке" тело и пригладил разлохматившиеся волосы. Длинные жесткие кудри никак не хотели слушаться. Резинку он потерял где-то в лопухах, снова позеленевших в утренней прозрачности, и пришлось заплести коротенькую косичку, которая, впрочем, быстро расплелась.
Выйдя на поляну, он обнаружил то, что ничего кроме фразы: "От! Это! Да!" его сознание родить не смогло. В центре зеленой лужайки валялась красная бейсболка Вадика. Он голову на отсечение мог бы дать, что вчера вечером ее тут не было. И это означало только одно - ночью за ним возвращались. Наверняка, друзья его не просто искали, они его очень громко звали. То, что в лопушиных зарослях, в темноте даже с фонарями они легко могли его не найти - это допустимо. Но как он сам мог их не услышать? И тут он снова вспомнил про сон. "Наверное, когда снятся такие реальные сны, человек становится "непробудим", - решил он.
На повестке дня снова появился извечный вопрос человечества: "Что делать"? Разумная мысль о том, что скоро сюда должны приехать водолазы и милиция, почему-то в голову не пришла, а пришла совершенно бредовая: "Нужно переплыть реку". Этот вариант показался ему гораздо более легким, нежели перспектива делать огромный крюк сначала километров пять лесом, а потом еще неизвестно сколько, по шоссе до моста через ту же реку. И еще не факт, что какая-нибудь попутная машина захочет подобрать тебя в таком состоянии: без ботинок, рубашки, а, главное, без денег. Поэтому лучше перебраться здесь и пешком двигаться в сторону города.
Но, что удивительно, главным аргументом в принятии комитетом под названием "Я спасаю меня" такого решения было сказанное во сне о том, что его дорога лежит через реку. Правда, потом он будет очень сильно удивляться тому, как смог до такого додуматься. Но случится это значительно позже, а сейчас его озадачил совсем другой вопрос: "Плыть в джинсах, или лучше их снять, и, загребая одной рукой, в другой держать над поверхностью воды единственное уцелевшее имущество"?
В итоге было принято решение плыть в имуществе. Во-первых, плыть так гораздо легче; во-вторых, это будет что-то "типа" стирки. А в-третьих, через пару часов солнце "врубит" июльскую "духовку" и все быстро просушит.
Сказано - сделано. И вот он уже стоит на противоположном берегу, а по его джинсам текут прохладные струи воды. Минут через пять струи преобразовались в редкие капли, и он двинулся к кукурузному полю. Довольно продолжительное время он бодро шел по грунтовой дороге вдоль стены, образованной из высоких зеленых великанов, вкинувших свои остроконечные руки навстречу солнечным лучам. Дорога представляла собой полосу, на которой трава была совсем низкая, очевидно, что изредка здесь кто-то все-таки проезжал, не давая ей возможность вырасти так, как по краям, где выше его колен, она переплетала свою зелень с розовостью и желтизной луговых цветов. Солнце, наконец, пригвоздило свой диск высоко на небосводе. Наверное, оттого, что он стал заметно меньше в диаметре, процесс его нагрева пошел значительно быстрее. По мере того, как суше становились джинсы, все сильнее ощущалось горячее прикосновение его лучей к незащищенному телу.
Часа через два река изогнулась, уходя в сторону от города. Но тут дорога неожиданно разделилась надвое. Одна ее ветвь продолжила свой путь вдоль кукурузного поля, а вторая, очевидно решив особенно "не заморачиваться", ушла вправо, разрезав поле ровной прямой линией. Он с радостью поддержал второй вариант и углубился в обманчивую прохладу зеленых зарослей. Идти стало несколько сложнее, так как все время что-то пыталось уколоть его ступни, но терпеть этот процесс не составляло особого труда. Куда больше приходилось терпеть голод. Початки кукурузы только снаружи выглядели симпатично, внутри же были в зачаточном состоянии, и в качестве продукта питания никакой ценности не представляли.
Поле и впрямь оказалось бескрайним, а солнце рассвирепело до такой степени, что практически пытало его плечи каленым железом. "Комитет под названием" постановил устроить сиесту. Найдя в гуще кукурузных стеблей более или менее тенистое место, он прилег на землю и свернулся калачиком. Молодой организм долго не сопротивлялся и с энтузиазмом начал добирать то, что не получил прошедшей ночью.
На этот раз никаких снов не было. Во всяком случае, когда он проснулся, вспоминать было не о чем. Наблюдения показали, что проспал он довольно приличный отрезок времени. Солнце спихнуло диск с верхней точки, и теперь он довольно резво катился под горку. Стряхнув с себя прилипший мусор, он снова выбрался на дорогу. А метров через пятьсот дорога, неожиданно вильнув, уперлась в узкое асфальтированное шоссе. Он сел на обочину и осмотрелся.
Вдалеке уже хорошо был виден пригород, и оттуда маленькой белой точкой в его сторону двигалась одна единственная машина. Когда она приблизилась, оказалось, что это Ferrari California с откидным верхом. Поравнявшись с ним, машина резко остановилась. За рулем сидела девушка лет двадцати пяти. Каштановые волосы были спрятаны под белым шелковым платком, а его концы обвязаны вокруг шеи. Половину лица скрывали большие солнечные очки. Он успел рассмотреть тонкий прямой нос и нетронутые помадой губы, но это было все, потому что в следующий момент она переместила очки наверх, и ...он уже ничего не мог видеть, кроме ее глаз. Неестественно большие и карие в обрамлении пушистых ресниц, они смотрели на него и дружелюбно, и с некоторой тревогой.
Он никогда не засматривался на девушек, сидящих в дорогих машинах, тем более обладающих такой нереальной, можно даже сказать, космической красотой. И когда случайно оказывался в их обществе, то чувствовал себя довольно скованно. Но незнакомка так доброжелательно задала свой вопрос, что, в силу этой ли доброты, или из-за некоторой безысходности его положения, а может быть, и от необычности самого вопроса, он ответил легко и даже обрадовался:
- Где вы потеряли свои ботинки? - проговорила она низким грудным голосом.
- Что ботинки! - по привычке он тут же начал балагурить. - Спросите лучше, где я потерял своих друзей? Вообще-то и то и другое произошло вон в том лесу за речкой, - и он рукой указал направление, - хотя теперь меня гораздо больше интересует, почему они меня сначала там бросили, а потом, когда вернулись, то не нашли.
- Почему?
- Загадка! - и он комично пожал плечами.
- И что теперь?
- Теперь моя истории выглядит приблизительно так: - он встал с обочины и растянулся на капоте машины, уткнувшись носом в лобовое стекло. Он решил, что видит такую красоту первый и последний раз, так почему бы не доставить себе безобидное удовольствие мимолетного общения.
- И вот ты идешь по кукурузному полю, - начал он, - где голые мужики собирают урожай. А до города, до которого ты хотел доехать, ты не добрался. Автобус остановился не там, ты заблудился, потерял полотенце и забыл деньги. Злой генерал помешал тебе обрести счастье. Наверное, так заканчивается история твоего путешествия. Так заканчивается твоя история.
Она рассмеялась негромким, каким-то немного "птичьим" смехом и предложила.
- Возьмите телефон и позвоните кому-нибудь из своих друзей.
Многое из того, что стало происходить с ним после этой ночи, он никогда не сможет себе объяснить. Вот и теперь, совершенно не понятно почему, он неожиданно соврал.
- Не помню ни одного номера - все хранятся в памяти увезенного телефона, - это было абсолютной неправдой. Он помнил почти все номера, а уж телефон Михача знал, как таблицу умножения.
- Я тоже их не запоминаю. Кажется, зачем? А вот видите... Хочу вас огорчить, - вздохнула она, - сегодня по этой дороге вряд ли кто проедет. Она ведет к небольшому коттеджному поселку, но там сейчас почти пусто - все разъехались по заграничным курортам, и в домах осталась разве что прислуга. Есть еще несколько деревенских усадеб и старый детский дом, но оттуда в это время - вряд ли... Мне самой возвращаться в город, ну, совершенно некогда, - будто извиняясь, продолжила она, - у меня сейчас ужасно много дел дома. А вот если вы поедете со мной и мне поможете, то рано утром я отвезу вас в Москву.
Честно говоря, от такого предложения он совершенно обалдел. "Раз уж судьба послала такое приключение, грех отказываться. Все и так пошло кувырком, так пусть же кувыркается до конца", - мысленно оправдал он свое решение.
- А твои родители тоже на курорте? - на всякий случай уточнил он.
- Я с дядей живу.
- А... - почему-то это показалось ему совершенно естественным, и он согласился. Но когда он уже открывал дверь машины, она снова задала странный вопрос.
- Извините, пожалуйста, но скажите честно, вы не маньяк?
- Я? - он сделал удивленное лицо, потом придал ему задумчивое выражение, а потом, будто, что-то вспомнив, обрадовано заявил. - Нет! Я - заместитель директора по персоналу, - и подумав еще немного, добавил для важности, - генерального директора!
Он ясно видел, что уточнение никакого впечатления не произвело, а вот от его гримас она снова засмеялась, и показавшийся вначале странным ее смех, все больше начинал ему нравиться. Она вообще очень сильно ему понравилась, и когда он это осознал, то даже хотел отказаться от поездки, чтобы не лишать себя заново кислорода. Но потом приказал себе не задумываться на ее счет, немного остудив себя мыслью: "Где ты и где эта Ferrari. Помощник генерального! Фирма - полтора землекопа". Мысль облила воспаленное сознание ушатом ледяной воды, и все сразу встало на свои места. "Вовремя рожденная и правильно сформулированная мысль всегда отлично помогает" - мысленно похвалил он себя.
Когда он разместился на удобном сидении, то вспомнил, что уже давно нужно было представиться.
- Меня зовут Кирилл, но друзья чаще называют Кир, или Кира.
- Л/уна. - сказала девушка, сделав ударение на первом слоге. При этом она так сосредоточенно глядела на дорогу, будто очень хорошо представляла, какое у него сейчас будет выражение лица.
Наверное, оно такое и было, потому что он не сразу нашелся, что сказать.
- А это сокращенное имя, или так, само по себе?
- Сокращенное, но полное еще более странное, так, что лучше остановимся на этом варианте.
- Хорошо, остановимся, в том смысле, что едем дальше.
Бесконечное поле между тем неожиданно закончилось, открыв взору прекрасную панораму. Прямо по центру расположился поселок, состоящий из больших, двух и трехэтажных, по-видимому, очень недешевых коттеджей. Слева простирались луга, справа был лес. Еще правее, в промежутке между лесом и кукурузным полем, виднелась все та же река. Несколько в стороне от поселка, там, где лес еще только начинался, особняком стоял не совсем обычный, можно даже сказать, мрачный каменный дом в три этажа. Благодаря остроконечными башням на крыше он напоминал небольшой средневековый замок. Два его верхних этажа были хорошо видны из-за высокого кирпичного забора.
Когда машина свернула с дороги к этому особняку, Кириллу стало немного не по себе.
- Мы что, туда? - оторопело спросил он.
- Можно снова в лес, - улыбнулась девушка.
- Выбор будет зависеть от ответа на два вопроса, - пояснил Киррил. - Первый: дядя не "заругает"?
- Он в городе и здесь бывает крайне редко. Второй?
- Барышня, миленькая, - забормотал он, хитро улыбаясь, - я честное слово вам дал, что я не маньяк. Ответьте взаимностью - скажите правду: вы, случаем, не вампирша?
Она опять засмеялась, и он понял, что смеяться она очень любит. Тем временем они подъехали к дому, и металлические ворота раздвинулись.
Здесь, за оградой, мрачность сооружения с лихвой компенсировалась неуемным праздником красок, царившим в двух огромных цветниках, разбитых перед мраморным крыльцом, да еще в радугах, рождающихся в водной пыли, летящей от высокого фонтана.
- Я все понял - вы фея, это ваше царство, и я вас больше не боюсь, - торжественно произнес Кирилл, медленно обходя фонтан.
В это время у него за спиной раздался строгий женский голос.
- Лунка, ты кого привезла?
- Его, - весело ответила девушка, ткнув в сторону Кирилла пальцем. Она сидела в машине и, кажется, не собиралась выходить.
Кирилл обернулся и увидел стоящую на крыльце крупную, статную женщину лет пятидесяти пяти. Ее русые волосы были собраны в низкий пучок, лицо очень приятное, но сейчас она явно заставляла себя придавать ему строгое выражение. Дальнейший разговор вообще происходил так, будто он тут присутствовал, как лицо неодушевленное.
- Вижу. Он кто?
- Заместитель по персоналу.
- И где ты его взяла?
- На обочине дороги в кукурузном поле.
- Почему сюда-то притащила?
- Потому, что у него нет ботинок, - после этой фразы Луна безудержно расхохоталась, и женщина на крыльце уже не смогла больше сдерживать улыбку.
- Ну, ладно, проходи уж, заместитель. Я тебе сейчас покажу, где душ, одежду кой-какую подыщу. А брюки давай, я их в машинку стирать брошу, - и она быстро ушла в дом.
Кирилл вопросительно посмотрел на Луну.
- Не бойся, она очень добрая, и чтобы это скрыть, постоянно напускает на себя "видимость". Только у нее это не особенно получается.
После этих слов девушка вышла из машины, и Кирилл, наконец, смог ее рассмотреть. Она была высока ростом, примерно, с него. "За метр восемьдесят", - оценил он. Тоненькая, стройная, движения изящные и как будто замедленные. Походка тоже не совсем обычная, будто плывущая. Одета она была в короткое красное платье без украшений. Белые туфли-лодочки, белая сумка, наброшенная на плечо. Все. "А как красиво", - подумал Кирилл, и снова выдохнул из себя упорно овладевающее им чувство.
Оказавшись в прохладе огромного холла, Кирилл снова увидел женщину. Она подошла и сунула ему в руки мягкие кожаные мокасины, накинула на его плечо полотенце, а рубашку продолжала держать в руках.
- Пошли, - кивнула она головой в сторону одной из дверей.
В это время Луна сняла платок с головы, расколола заколку, собиравшую волосы в высокую прическу, и по ее спине рассыпались крупные темно каштановые кудри.
- Маша, Машуленька! - она обняла и поцеловала женщину. - Во-первых, познакомьтесь - это Кирилл. Кирилл, это Маша, - и увидев несколько удивленный его взгляд, добавила, - Мария Николаевна.
- Очень приятно, - совершенно искренне произнес молодой человек.
- А я пока присмотрюсь, - и Мария Николаевна снова спрятала улыбку.
- А во-вторых, мне сегодня дали разрешение на размещение экспозиции!
- Ну, слава богу. Я уж думала, конца вашим согласованиям не будет. Сто раз говорила: "Попроси дядю". Так нет ведь - сама она хочет. А, видишь ты, смогла! - обратилась она уже к Кириллу.
- Я, Машуль, подозреваю, что без Кеши тут все-таки не обошлось.
- Ты же ему говорить не хотела.
- А я и не говорила. Но разве ты его не знаешь? Что теперь гадать, теперь другая проблема - уже завтра утром необходимо привезти работы. Только все должно быть упаковано и пронумеровано. Да, еще опись нужно составить и сопроводительное письмо.
- Когда ж успеем то?
- Так вот, я помощника привезла, а ты сердишься. Сейчас отмоем, накормим и будем его использовать.
- Я согласен! - радостно откликнулся Кирилл.
Когда он вымытый, в белых изрядно великоватых брюках, шлепая огромными мокасинами, вышел из ванной, Мария Николаевна окинула его одобрительным взглядом.
- Рубашку чего не надел?
- Жарко, да и плечи болят - обгорели. Можно я так?
- Можно, я тебе сейчас хороший крем от ожогов дам, а пока идите в столовую. Лунка, командуй, - прикрикнула она.
- Луна, это, конечно, не мое дело, но зачем ты пожилую женщину, как девочку называешь? Как-то неудобно, - сказал Кирилл, когда они остались одни. Он чувствовал, что говорит это зря, но удержаться не смог. Он вообще для себя решил, что дольше одного дня ему в этой сказке не продержаться - не его это место, так можно и не сильно напрягаться. Пройдет пара дней, и они навсегда забудут о его существовании.
- Так нужно - потом расскажу, - прошептала Луна.
В этот момент в столовой появилась Маша с ярким тюбиком в руках.
- Сиди-сиди, я сама тебе спину намажу. Вон, какая красная. Крем хороший, его Кешка из-за какой-то границы притащил. Помогает хорошо! В смысле - крем.
- Кеша тоже старается! - добавила Луна, и они обе почему-то улыбнулись.
Луна расставила тарелки, достала из холодильника сметану, а теплые сырники уже стояли на большом круглом столе. За окном послышался приближающийся шум мотора.
- А вот и он сам! - Кирилл услышал в голосе Луны некоторую досаду.
- Не к ночи будет помянут! - отозвалась Мария Николаевна. - Я сама открою, а ты пока мясо разогрей, картошку, поройся в холодильнике - еще чего-нибудь найдешь. Что ж ты работника, как себя кормишь. Посмотри, как он на еду смотрит. Наверное, сутки не ел.
- Практически, - Кирилл, сложив крест-накрест руки на груди, благодарно кивнул Марии Николаевне, и та неожиданно озорно ему подмигнула.
Вернулась она минуты через две, а вслед за ней в столовую вошел красивый молодой человек. Кириллу показалось, что он сам чем-то даже похож на этого лощеного красавца, но только со знаком противоположности. Незнакомец был такого же роста, так же крепко сложен. Даже волосы были той же длины, только абсолютно прямые и иссиня черные в отличие от его русых и кудрявых. У незнакомца были черные глаза и идеально выбритая очень смуглая кожа. А у него самого глаза серые и небольшая бородка клинышком.
И просто лезло в глаза, что и стрижка, и легкий модный костюм, и ботинки - все стильное, дорогущее. "Наверное, и машина у него - какой-нибудь "Хаммер", не меньше. Не то, что мой видавший виды "Опель", - без зависти подумал Кирилл. Он вообще на этот счет не особенно "парился". Он свято верил в то, что их фирма рано или поздно разовьется так, что все у них будет. Главное, что уже сейчас есть они, их команда и их дружба.
Он перестал рассматривать гостя и сосредоточился на еде. Разогретая в "микроволновке" пища пахла божественно, и он с неприличной скоростью начал запихивать ее в рот. Кирилл не видел, как презрительно посмотрел на него незнакомец, зато услышал раздраженный вопрос, обращенный, к Луне.
- Это кто?
Кирилл уже хотел напрячься, но дальнейший разговор его успокоил, и он решил от трапезы не отвлекаться.
- Заместитель, - неожиданно ответила ему Маша.
- Какой заместитель?- вошедший впервые посмотрел на женщину.
- По персоналу, - насмешливо произнесла она.
- Там другой за... - Иннокентий осекся и задал вопрос уже иначе - Почему он здесь?
- Потому, что у него нет ботинок, - торжественно объявила Маша и, кажется, на этом успокоилась.
- Лану, я тебя спрашиваю.
- Кеш, ты не у себя дома, чтобы командовать. И я тебе в сто одиннадцатый раз говорю - меня зовут Луна. Почему он здесь, касается только меня. С какой стати ты вообще завелся? Ты мне кто? Лучше бы съездил к маме. Мы с Машей вчера были у Нины Ивановны. Она, конечно, ничего не говорит, но мы видим, как она по тебе скучает. Поезжай к ней. Еще только шесть часов - успеешь. А нам сейчас некогда - дел очень много.
Иннокентий замялся в нерешительности и даже двинулся в сторону двери, но передумал, зацепившись за последнюю фразу.
- Могу помочь.
- Не надо, спасибо, - уже спокойно сказала Луна. - Правда, Кеша, поезжай к маме, а то у меня душа уже изболелась. Я даже звонить тебе хотела.
- Пойдем, Иннокентий, я тебя провожу, - Мария Николаевна неумолимо надвигалась на гостя всей статью своего тела. - А помощь ты уже оказал, спасибо большое. Думаешь, не догадались?
- Да, Кеш, спасибо, если с выставкой действительно ты помог. А от Нины Ивановны обязательно позвони, чтобы мы успокоились. До свидания Кеша, - уже ласково проговорила Луна.
- Сюрприз хотел сделать, - холодно произнес тот и громко хлопнул дверью перед самым носом Маши.
- Видали! - Маша, как вкопанная, остановилась перед возникшей преградой.
Кирилл резко вскочил с места, намереваясь догнать обидчика, но Луна притянула его обратно на стул, а Мария Николаевна безразлично произнесла:
- Да, он всегда такой, когда не по его. Мы и внимания-то не обращаем. Одно слово - "железнодорожник", не в обиду добрым людям будет сказано. Я Луне все время говорю, чтобы дала от ворот поворот.
- Он одинокий несчастный человек. Жалко. А потом, все равно ведь не отстанет.
Маша махнула рукой и отправилась закрывать ворота.
Кирилл продолжил жевать, а через некоторое время, делая вид, будто ему безразлично, спросил:
- Жених?
- Он надеется.
- А ты?
- Да, он у меня кроме жалости никаких других чувств вызвать не может, потому, как ничего по большому счету хорошего в нем нет. От того он и несчастен. Но он же не виноват, что таким родился. Я ему тоже непонятно зачем нужна. Всю жизнь меня добивается, еще с детского дома.
Кирилл поднял от тарелки голову и удивленно посмотрел на Луну. Но тут вошла Маша и с порога спросила.
- Наелся?
- Спасибо большое. Очень вкусно, как дома, - и тут его как обухом по голове - мама звонит каждый вечер. Наверняка звонила вчера, и, уже точно, звонит сейчас. - Я номер телефона, кажется, вспомнил. Даже целых два, - произнес он потеряно, и вид у него при этом был такой естественный, что поверить в то, что он их действительно вспомнил только что, было нетрудно.
Луна быстро выпорхнула из столовой и тут же вернулась с сумкой.
- Держи, - протянула она Кириллу тонкий золотистый телефон.
Он сразу же набрал мамин номер. Выяснилось, что паники никакой нет, и от сердца отлегло. Значит, ребята ей еще не звонили. Он объяснил, что его телефон нечаянно уехал в другой машине, что пикник прошел удачно и что он сам сейчас очень занят работой. Следующим был звонок Михачу.
- Кирилл, Кира, ты где? - голос друга, а с понедельника по пятницу еще и начальника, звучал радостно, но едва заметно, все-таки, подрагивал.
- Я в гостях у добрых людей. Меня тут подобрали, обогрели, обобрать, правда, не получилось - вы же, гады, все ценное имущество с собой увезли. Вы, вообще, почему без меня уехали? - перешел он в легкое наступление.
- Путаница с машинами вышла. Санек уехал чуть раньше, решили, что ты с ним. А совсем уже вечером, когда позвонила твоя мама, начался переполох. Мы же за тобой возвращались, ты где был?
- Спал в лопухах.
- Однако! А утром, когда с милицией приехали?
- О! тогда я был на противоположном берегу, в кукурузе. Я, это, Мих, можно и завтра на работу не выйду. Меня только утром в Москву доставят.
- Да, я боюсь, что после этих событий у нас завтра все равно никакой работы не будет. Хорошо хоть родителям твоим ничего не сказали, решили еще немного выждать.
- Благодарю за все, но, главное, за выдержку. Честно.
Кирилл вернул телефон хозяйке, поблагодарил и строго сказал.
- Я, вообще-то, не просто так столько пищи уничтожил. Я этим пытался доказать, что могу быть отличным работником. Так используйте же меня по назначению.
Когда они поднимались на третий этаж, Кирилл с интересом рассматривал кованые балясины, ограждающие ступени лестницы. Диковинные бронзовые растения замысловато переплетались между собой. Местами они венчались удивительными соцветиями с хитро закрученными лепестками, отливая красноватым золотом бронзы. А когда на уровне второго этажа неожиданно вспыхнула разноцветьем граненых кристаллов и унеслась к высоким сводчатым потолкам сверкающая спираль огромной хрустальной люстры, он вспомнил, что впервые увидев этот дом, представил, что внутри непременно должны гореть черные чадящие факелы.
Лестница закончилась, и балясины разошлись по обе стороны вдоль внутренних балконов, нависших над круглым залом. С каждой стороны находилось по две двери, ведущие в комнаты, а стены между ними... Кирилл забыл и про лестницу, и про люстру. Стены были увешаны множеством картин, закрепленных в рамы и рамочки. Они были вышиты гладью, крестиком и с помощью какой-то другой незнакомой ему техники. Он знал только эти два названия, потому что дома висели именно такие вышивки.
Кирилл никак не мог налюбоваться, переводя взгляд с одной картины на другую, и каждая последующая казалась ему гораздо лучше предыдущей. Впрочем, сюжетов на картинах никаких не было. Одни узоры. Сплетаются травы, вьются венки из цветов, цепляются резными листьями ветви. Но иногда среди цветов тихонько вздрагивает пестрыми крылышками бабочка, или пьет нектар трудолюбивая пчела, яркая божья коровка забавно отражается в капле утренней росы. А из-за листка на тонкой веточке выглядывает серокрылая птаха, и кажутся неуловимо осязаемыми тихие соловьиные трели.
Узоры разные, и ни один не повторяет другой, но возникает чувство, что каждый хранит радость и до краев наполнят ею душу. Правда, есть и такие, которые собраны из ломаных линий, и символов, похожие на загадочные математические формулы. Глядя на них, хочется думать. Есть рисунки, скрученные в вензеля и знаки, и невольно начинаешь прислушиваться в надежде на то, что в таинстве хитросплетений может зазвучать музыка...
- Ты все это сама, - утвердительно произнес Кирилл. И по тому, как промолчала Луна, он понял, что не ошибся.
- Снимаем, подписываем, пакуем в коробки, - бодро скомандовала Мария Николаевна, выведя Кирилла из состояния какого-то странного оцепенения. Он даже головой тряхнул.
Работа закипела дружно. Он скинул неудобные мокасины и босиком бегал с этажа на этаж, принося из кладовки пустые коробки. Аккуратно клеил на рамки с обратной стороны белые бирочки, попутно набирал в ноутбуке текст описи. Словом, часа через два он уже спустил в холл восемь заклеенных скотчем больших картонных коробов.
- Все, пьем чай! - и Маша спешно спустилась в столовую ставить чайник.
- Мне нужно задержаться ненадолго. Если хочешь, можешь пойти со мной, - предложила Луна.
Конечно, он хотел. Он уже понимал, что теперь все время хочет быть рядом с ней. Он только не мог думать о том, что когда-нибудь наступит завтра.
Они вошли в ближайшую к лестнице комнату, и Кирилл сразу догадался, что эта комната принадлежит Луне. По сравнению с остальным убранством дома, она выглядела очень скромно. Милая, в голубых тонах. Воздушные шторы колышутся от легких дуновений ветра, проникающего сюда через открытую балконную дверь. Кириллу показалось немного странным, что в комнате висела всего одна картина. Она была довольно большая и единственная имела сюжет.
Мелким крестиком было вышито озеро в обрамлении цветущего луга с чистой непривычно зеленой водой. Особенно много в траве красных маков, только они ярче и крупнее, чем обычно. Дальше за озером белая, словно из сахара скала, с которой стекает, переливаясь золотой радугой водопад. Там же на гладком камне, наполовину скрытым под водой, сидит девушка в красном платье с острыми, словно изрезанными краями. Над ее головой пестрым венком порхают разноцветные бабочки. Девушка очень похожа на Луну: такие же огромные карие глаза, каштановые длинные кудри, только совсем юная. А в воде у ее ног голова юноши. Лица не видно, так как оно обращено к девушке, и мокрые темно-русые волосы пловца блестят на солнце.
Кирилл невольно задержался перед картиной, но Луна потянула его дальше, на балкон. Балкон был длинный, он опоясывал половину дома и имел выходы из других комнат. Закатное солнце уже коснулось линии горизонта. Огромное и огненное, оно замерло, будто пыталось напоследок испить луговых ароматов. "Докатилось, наконец", - подумал Кирилл. А Луна по-детски восторженно произнесла.
- Успели! Еще чуть-чуть, и было бы поздно.
- Что поздно? - не понял Кирилл.
- Как что - увидеть заходящее солнце! Если есть возможность, я его всегда встречаю и провожаю.
- А я со вчерашнего вечера так вообще только этим и занимаюсь. Правда, в перерыве еще с твоей тезкой Луной подружился и одной очень симпатичной комарихой.
- А я хотела предложить ночью на луну смотреть. Завтра она уже не будет такой безупречной, - немного разочарованно произнесла Л/уна.
- А кто отказывался? Опять же, комариха моя тоже, наверное, на встречу рассчитывает, - радостно согласился Кирилл.
Когда, проводив светило, они выходили из комнаты, он обернулся и еще раз посмотрел на картину.
- Это мой сон, - сказала Луна, - он мне снится с детства. Будто я живу на далекой красивой планете. Мне очень хорошо в этом сне. Только все время чего-то не хватает. И вдруг однажды, когда я прихожу на это озеро, случается нечаянная радость. На самом деле из воды выныривает юноша, но во сне я каждый раз понимаю, что это - Нечаянная Радость. А потом, утром, я пытаюсь вспомнить его лицо.
- Не получается? - участливо спросил Кирилл, и на короткий миг испытал укол ни чем не обоснованной ревности.
- Нет, - Луна произнесла это короткое слово на выдохе, как говорят: "с сердцем", - я ведь это еще в детском доме вышила, - Кирилл снова посмотрел на нее удивленно, но она взгляда не поняла, а, спохватившись, добавила. - Ой, идем быстрее, а то Маша совсем заждалась!
На столе уже стыл душистый чай в тонких фарфоровых чашках, а из круглых вазочек выглядывала разнообразная сладкая мелочь. Маша сидела, подперев щеку рукой.
- Кешка, паршивец, так и не позвонил? - спросила она.
Луна отрицательно покачала головой.
- Наверное, опять к матери не ездил, - неодобрительно покачала головой Мария Николаевна. - Вот каждый раз смотрю на него и думаю, повзрослел, разбогател, а каким в детстве был, таким и остался. Все опять про тебя где-то выведал, все устроил. Причем специально ведь так подгадал, чтобы времени у тебя в обрез осталось, и приехал, будто он ни при чем. "Здрасьте, люди добрые, чем мы вам такие хорошие помочь можем?" Ну, прямо, как малое дитя! - и она невесело рассмеялась.
- Мне все-таки кажется, что когда-то он очень старался измениться, - очевидно, уже не в первый раз заступилась за него Луна, - но природа оказалась сильнее, и он по-прежнему поступает так, как велит ему она.
- Да он если только для тебя и старался, а для других даже пальцем не пошевелил. "Haz bien sin mirar a quien", - задумчиво произнесла Мария Николаевна, и Кирилл, только что собиравшийся съесть конфету, так и остался с открытым ртом.
- "Делай добро, не глядя, для кого" - старинная испанская пословица, - перевела Луна. - Что это у тебя, Кирилл, такое выражение лица? Да, Маша у нас девушка непростая! - сказала она озорно. - Машуль, а давай еще удивим гостя?
- А давай! - охотно согласилась Маша. Она вышла из столовой и вскоре вернулась, держа в руках гитару.
Бывают в жизни минуты, когда ты узнаешь, в каком месте пребывает в тебе душа. Принято считать, что это место находит горе, заставляя душу болеть остро и нестерпимо. Но случается, что душа рвется из тебя переполненная радостью, будто ей не хватает места, будто так этой радости много, что можно одарить всех вокруг.
Душа Кирилла сейчас замерла и сидела в нем тихо-тихо, не позволяя даже дыханию нарушать гармонию рождающихся звуков. Низкий и грудной голос Маши шел чуть впереди, а вдогонку его подхватывал неожиданно высокий переливчатый голос Луны. Вздыхала сложными аккордами гитара. И так близка и понятна стала Кириллу спрятанная в незнакомых словах, нестерпимая тоска молодой испанской девушки, что зашевелилась его душа и откликнулась нежной грустью где-то в районе солнечного сплетения.
Песня стихла, а воздух некоторое время дрожал. Он, воздух, уже не мог дарить звуки, но еще мог хранить их необъяснимую и трепетную энергию.
Но вот все успокоилось. Стало привычным пространство вокруг. И душа Кирилла опять неощутима и не определяема.
- Что-то я и слов никаких подобрать не могу, - немного потеряно сказал он. - Сильно! Даже не удивили, а просто сразили наповал. Мария Николаевна, а вы испанский язык действительно знаете или просто так слова запоминаете?
- Она знает и даже очень хорошо знает, - ответила за Машу Луна, - а ты петь любишь?
- Я очень люблю, но то, что у меня получается, пением можно назвать только с большим натягом. Так что не просите - удивлять не буду. Я смотрю, за окном уже темно, и моя комариха меня, по всей видимости, заждалась. Кто-то, между прочим, тоже дела на свежем воздухе планировал? Мария Николаевна, вы с нами на луну смотреть пойдете?
- Я полуношничать не люблю - у меня режим. Это Луна у нас, как звездочет, за небом наблюдает. Так, что вы идите, только не забудьте - завтра вставать рано. Я тебе, Кирюш, рядом с комнатой Луны в библиотеке постелила. Только ты там ни картины, ни книги не трогай - Хранитель этого не любит.
- А Хранитель - это кто? - Кирилл немного удивился, так как никакой охраны в доме не заметил.
- Это она так дядю называет, - пояснила Луна, - боюсь, что она теперь и тебя при случае Заместителем назовет.
Маша уже выходила, но Кириллу показалось, что она опять весело улыбается. Ему очень нравилось, что так много улыбок в этом теплом и гостеприимном доме.
Когда они с Луной облокотились на мраморные перила балкона, луна уже выплыла из-за леса и выстелила по мелкой речной ряби серебристую дорожку.
- У меня вчера тоже был необычный сон, - сказал Кирилл. - Он закончился тем, что по такому вот светящемуся мосту я перешел на твой берег. И мост был прочным, и идти было легко.
- Это хорошо, что ты перешел на этот берег, - и, не давая ему возможности задавать вопросы, Луна продолжила. - Я обещала рассказать тебе, почему я называю так Машу. Будешь слушать?
- Конечно.
- Только я начну издалека, чтобы мой рассказ дошел до твоего сердца.
До сердца Кирилла доходило даже ее дыхание, даже колебание воздуха от взмаха ее ресниц. И он замер, готовый бесконечно слушать ее тихий голос.
- Дело в том, - начала свой неспешный рассказ девушка, - что двадцать семь лет назад на платформе пригородной электрички нашли ничейную трехлетнюю девочку.
На вопрос: "Где твои родители?" девочка так и ответила, что она ничейная. Когда же ее привели в приемник - распределитель, она достала из кармана и протянула женщине, оформлявшей документы, немного помятую записку, в которой ровным каллиграфическим почерком было написано: "У нее никого больше нет, прошу, не лишайте ее хотя бы имени. Ее зовут Уланулуна".