РЕЦЕПТ БУДУЩЕГО.

     Ярослав Чеботарев и Алексия Черногорская.

     Оглавление

     Глава первая. Сказочная работа ...................................................................................................1

     Глава вторая. В сказке ложь, да просто ложь… .........................................................................3

     Глава третья. Из грязи в князи… .................................................................................................6

     Глава четвертая. Василиса и Змей Колбасыч. ..........................................................................10

     Глава пятая. Портрет Василисы в деталях. ...............................................................................14

     Глава шестая. Золушка спешит на бал. .....................................................................................17

     Глава седьмая. Звонки из прошлого. ........................................................................................22

     Глава восьмая. Ночь старых трубадуров...................................................................................25

     Глава девятая. Римма и волшебный столб. ...............................................................................29

     Глава десятая. Первая тайна Василисы. ....................................................................................33

     Глава одиннадцатая. Черепашки-ниндзя и заяц с бычьими яйцами. .....................................38

     Глава двенадцатая. Колбаски с пюрешкой. ..............................................................................42

     Файл 123.txt Александра Чернова..............................................................................................47

     Комната с видом вовнутрь. От пяти до пятидесяти. ................................................................47

     Комната с видом вовнутрь. Переезд..........................................................................................48

     Глава тринадцатая. Битва шеф-поваров. ...................................................................................51

     Файл 123.txt ..................................................................................................................................55

     Комната с видом вовнутрь. Флигель и радио. ..........................................................................55

     Комната с видом вовнутрь. Друзья моего детства ...................................................................57

     Глава четырнадцатая. V – значит Василиса..............................................................................60

     Файл 123. txt .................................................................................................................................64

     Комната с видом вовнутрь. Порножурналы моей тётушки. ...................................................64

     Комната с видом вовнутрь. Мертвые люди. .............................................................................68

     Глава пятнадцатая. Натюрморт в багровых тонах. ..................................................................70

     Файл 123. txt .................................................................................................................................74

     Комната с видом вовнутрь. Как меня поступали. ....................................................................74

     Комната с видом вовнутрь. Сковородка и тапки......................................................................78

     Глава шестнадцатая Наполеон Бонапартян и партизаны большой кухни.............................80

     Файл 123.txt Комната с видом вовнутрь. Почему дети хотят убежать из дома? ..................86

     Комната с видом вовнутрь. Побег на камазе с картошкой......................................................89

     Глава семнадцатая. Романтичная ночь перед свадьбой...........................................................92

     Файл 123.txt Комната с видом вовнутрь. Мамины мечты.......................................................97

     Глава восемнадцатая. Сцена на мосту.......................................................................................97

     Эпилог.

     Приложение – фрагменты из блокнота мясника.

     Глава первая. Сказочная работа

     Однажды я оказался в ситуации, когда долго не мог найти работу. Отчаявшись,

     начал искать работу не специальности, а просто такую, какую смог бы выполнять.

     Деньги были отчаянно нужны, и я таскался на все собеседования подряд. Самой

     1

     подходящей мне казалась вакансия повара. Образования поварского не было, но готовить

     любил и имел представление о санитарных нормах и правилах. Пройдя за день пять

     заведений, я в трех был отсеян еще на этапе анкеты, а в двух снизошли до собеседования.

     Правда, после бесед мне тут же указывали на дверь. Слабое знание кулинарной

     терминологии выдавало меня с головой. По дороге в шестой ресторан я уже подумал, что

     пора переходить к поиску вакансии грузчика, хотя делать этого категорически не

     хотелось.

     Но вот в шестом ресторане меня встретили заметно иначе. Отдела кадров тут не

     было, администратор не предложил мне анкету, а сразу попросил показать санитарную

     книжку. Книжка была в порядке, так как я до этого работал в продуктовом магазине и

     регулярно проходил медосмотры.

     - Возьми в раздевалке халат, бахилы и топай на кухню. Спроси шефа Васю, пусть

     разбирается, - сообщил админ и махнул рукой в сторону правой стены.

     Зашел на кухню: первое, что бросилось в глаза, - кусок доски, висящий на стене, и

     торчащие из него совсем не кухонные ножи. Мне сразу вспомнился старый фильм

     "Захват", где Стивен Сигал играл повара, так же метавшего ножи.

     - Где мне найти Василия... - тут я замялся, администратор не удосужился назвать мне

     отчество - Василия шеф-повара?

     Стоявшие ближе ко мне два повара разразились громким хохотом. Отсмеявшись, один из

     них, высокий худой парень в бандане и с пиратской бородкой ответил:

     - Василий Николаевич изволил отъехать по делам на мотоцикле. Не мешайся тут, иди к

     служебному входу и подожди там, на лавочке, скоро вернется.

     Бегло взглянув на кухню, по которой сновало человек шесть или семь поваров, я

     отправился ждать в указанное место. Я думал, что сейчас явится брутальный шеф-Вася -

     огромный бородатый байкер в кожаной жилетке и рогатом шлеме. Но вскоре послышался

     визг тормозов и у входа остановился современный спортивный мотоцикл Kawasaki Ninja.

     С него спрыгнул худощавый человек среднего роста, в спортивном костюме и защитной

     куртке-черепахе. Подняв забрало шлема, он спросил неожиданно звонким голосом:

     - Вы к кому?

     Я несколько опешил и выдавил из себя:

     - Я жду шеф-повара Василия Николаевича.

     Собеседник нахмурился, а затем улыбнулся:

     - Небось Ромка-админ сказал Васю-шефа искать?

     Я кивнул.

     - Поймаю, бифштекс из него сделаю!- сказал шеф, стягивая наконец шлем. - Я Василиса

     Николаевна, шеф-повар, а Вася-шеф это прозвище, которым меня называют офики, когда

     думают, что я их не слышу.

     Я смутился, как-то неудобно получилось, Василиса оказалась девушкой с рыжими

     волосами, коротко стриженными "под мальчика" и большими карими глазами. Я

     представился и начал торопливо извиняться. Потом начал рассказывать про опыт работы,

     навыки и умения. Неожиданно Василиса махнула рукой:

     - Хватит, иди на кухню, я сейчас переоденусь и испытаю тебя.

     От слова "испытаю" стало как-то не по себе (сразу вспомнилась доска с

     ножами на стене). Я поспешил на кухню, где уже все повара встретили меня хохотом

     (видимо, подобные шутки над новичками тут уже случались). Через пару минут появилась

     Василиса. Одета она была не в поварскую форму, а в зеленый медицинский костюм, какие

     обычно носят хирурги. Она обратилась ко мне:

     - Мясник значит, с рынка? В повара решил податься, думаешь тут работа вкусней? Что ж

     человек мне толковый нужен, обучить я тебя и сама смогу, поработаешь сперва

     заготовщиком и на подхвате. Однако ты докажи сначала, что ты можешь хоть что-то. Дам

     я тебе три задания, выполнишь - выходи на работу, не справишься - вали на васаби.

     - Согласен, давайте попробую.

     2

     - Хорошо, вот тебе первая задача. Иди вон по той лестнице вниз, там склад посуды.

     Возьми справа на полке кастрюльку, пройди дальше по коридору в моечную, набери её

     водой по ручки и принеси сюда на плиту.

     Я пошел, слыша за спиной смешки поваров. Вскоре всё стало вполне понятно -

     кастрюлька оказалась на 70 литров. Ручки на ней для удобства были сделаны не сверху, а

     ближе к середине. Я подхватил её и после секундных размышлений потащил пустую

     наверх.

     - Василиса Николаевна, там в моечной с краном что-то не то, я, пожалуй, тут наберу?

     - Набирай, но поставь вон туда (она указала на самую дальнюю от раковины плиту). Мы

     демик варить будем, ей там долго стоять.

     Под испытующими взглядами поваров с трудом дотащил наполненную по ручки

     кастрюлю до указанного места (я действительно до этого работал мясником на рынке,

     часто приходилось таскать говяжьи четвертины и другие тяжести, так что мне не

     привыкать).

     - Молодец, - одобрила Василиса.- Вот тебе следующая задача. Возьми в этом

     холодильнике фарш, посоли-поперчи и поджарь мне котлету, чтобы вкусная была.

     Тут я подумал, что главное не пережарить. Котлеты я готовить умел, что тут сложного?

     Взял фарш (он уже был с жареным луком), посолил, поперчил, замешал, слепил котлету

     побольше и пожарил. Подношу Василисе, а она говорит:

     - Накрой котлету тарелкой, пусть постоит пока, потом попробуем. Сейчас за третье

     задание принимайся. Вот возьми эту птичку и вырежи у неё все кости, кроме крыльев и

     голяшек, да так, чтобы кожа целой осталась, - сказала шеф и протянула мне маленькую

     тушку перепелки, весом всего граммов двести.

     Ну тут, думаю, не на того напала. Что-что, а мясо с кости аккуратно обваливать я на

     рынке хорошо научился (да и занятия по хирургии даром не прошли). Порыскал немного

     по кухне, нашел филеровочный нож и взялся за дело. Времени ушло прилично, но в

     результате кожа птички осталась практически целой (за исключением пары мелких дыр).

     Василиса удовлетворенно кивнула:

     - Отлично, а теперь давай котлетку твою попробуем. Вот тебе первый кусок.

     Я попробовал и тут же скривился - котлета была катастрофически пересолена.

     - Ну что, вкусно? Я попробую? – улыбаясь, спросила Василиса.

     - Нет, не надо. Я ошибся и вам не подойду, котлета не вкусная, не пробуйте! - сказал я и

     повернулся к выходу под злорадные смешки поваров.

     Но тут сразу прозвучал веселый окрик Василисы:

     - Стоять, я тебя не отпускала! Вот такой человек мне и нужен, с руками из нужного места

     и умный, но не слишком. Мог бы и догадаться, что фарш на кухне уже заправленный раз в

     холодильнике, а был бы опытный еще и попробовал бы. А вот что сильный - хорошо, а то

     мои хлюпики вчетвером эти кастрюли таскают - тяжело им. Завтра чтоб к десяти как штык

     был, буду из тебя повара делать.

     Выйдя из ресторана, я вспомнил, что мне все это напоминает. Все прямо как в сказке -

     Василиса Премудрая, три загадки, испытание силушки богатырской. Это было довольно

     странно, но ясно было одно - сказка обещает быть интересной!

     Глава вторая. В сказке ложь, да просто

     ложь…

     3

     Итак, в свой первый рабочий день я в качестве формы захватил свой стиранный-

     перестиранный белый халат. На проходной меня встретила шеф-повар Василиса

     Николаевна. На вид ей было лет 25-28 (но, возможно, она была старше, а спрашивать

     было как-то неудобно).

     - Привет! Ну что готов? Пошли сперва на экскурсию, чтоб ты знал, что тут где и не бегал

     каждый раз с глупыми вопросами, - весело поприветствовала она меня.

     Я кивнул и поспешил за ней.

     - Тут кафе большое было еще с советских времен. Потом открыли в конце 80-х

     кооперативный ресторан. В 90-е это было самое крутое в городе место. Сейчас у нас на

     первом этаже посадка на 200 человек без летника и на летнике еще 50. Но хозяин, Михаил

     Евгеньевич, год назад выкупил второй этаж и правое крыло здания. И теперь у нас будут

     на втором этаже банкетные залы и сцена для артистов общей посадкой еще на 500-600

     человек. Со всеми этими перестройками кухню теперь тоже на второй этаж перевели,

     оборудование новое закупили - отличное. Ну и люди конечно нужны, одних заготовщиков

     двое планируется. Ты пока один начнешь, на графике 6/1, а там мы тебе напарника

     подберем и будете 2 через 2 работать, - тараторила Василиса, на ходу попутно дергая все

     двери по пути. - Я сама тут шеф недавно, раньше была су-шеф кондитер, а шефом немец

     был Отто, но они с владельцем поцапались из-за денег, вот он обратно в Германию и

     свалил. Учет и так весь на мне был, графики-шмафики, технологички, журналы и прочая

     стенография. Вот меня Евгенич шефом и поставил, теперь тут всем раздаю кебаб-люлей.

     Я-то шефом раньше работала, только то кондитерская была, на 20 столиков и поваров

     всего три девочки, зато уж мы там давали... (на определенном моменте я перестал

     успевать усваивать лавину информации и сосредоточился на осмотре помещений).

     По причине врожденного скупердяйства в ресторанах я бывал редко, а уж такого

     уровня вообще никогда. Мне бросилась в глаза излишняя вычурность интерьеров,

     золоченая лепнина, хрустальные люстры, алые портьеры и прочее. Экскурсия закончилась

     так же неожиданно, как и началась. Мы скользнули в неприметную дверь и оказались на

     кухне. Василиса подвела меня к стене, на которой висела доска с метательными ножами.

     На ней было приколото несколько листов А4. Василиса заговорила заметно серьезней:

     - Твой день должен начинаться здесь. Это доска банкетов, сюда админы вешают

     предзаказы на 2-3 дня вперед. Но уж если что-то действительно грандиозное, то и за 2

     недели могут повесить. Подходишь, внимательно читаешь и потом на рабочее место.

     - А я думал, вы тут в метании ножей упражняетесь.

     - Ты дебил, что ли? Кто же опасными предметами на кухне бросается? Ладно, дураков

     можно и новых нанять, а если парик разобьете, кто мне новый купит? Это для антуражу

     просто, не знаю, кто придумал, я когда устраивалась, она уже висела.

     - Понятно.

     - Знаешь, какой у повара главный инструмент?

     - Нож! Я свои взял, у меня с рынка самодельные, таких нигде нет.

     - Главный инструмент повара - записная книжка! Что не записано - того не было.

     Записная книжка есть?

     - Нету.

     - Ты Ломоносов, что ли, все так запоминать? На, держи, - и Василиса протянула мне

     толстый блокнот в твердом переплете.- Записывай все что сделаешь. Окорок с кости

     выкатил, кости, мясо взвесил - запиши. Лося почистил – взвесил-записал. Заготовок

     наделал, посчитал-записал. И так всё, чтоб порядок был! Пошли к тебе в чулан.

     Мы пошли в угол кухни, где был небольшой закуток, отгороженный с одной

     стороны кирпичной перегородкой облицованной кафелем, а с другой - занавеской из

     толстой пленки (примерно такой, как в душе, только потолще и непрозрачной). Из

     оборудования в "мясном цехе" были два железных стола, мясорубка, вакуматор, пара

     холодильников, колода и какая-то непонятная фигня, еще запакованная в целлофан (чем-

     то напоминающая самогонный аппарат).

     4

     - Раньше у нас еще пила ленточная была. Пока два придурка, Костя с Лехой у неё движок

     не спалили. Теперь вот мучаются, рубят молотком и топориком.

     - Это как?

     - Берут этот топорик - Василиса сняла с магнита плоский кулинарный топорик, весь в

     сколах и зазубринах - ставят по месту, а потом вон тем молотком долбашат сверху пока

     отрубят. Повезло еще им, что у нас позиций на кости немного и большинство с

     мясокомбината в разделке приходит.

     - А большим топором раз махнуть не проще?

     - Вот ты и будешь этим заниматься, на то и мясник. Пилу новую купят, но не в этом

     месяце точно. У тебя есть топор?

     - Есть, но сегодня не взял. Как-то стрёмно его по городу без дела таскать.

     - Вот завтра и принеси, только вымой хорошенько. Теперь давай о твоих обязанностях

     поговорим. Ты знаешь, как ресторан работает?

     - Ну клиент заказывает, официант записывает, передает на кухню, там готовят, отдают

     официанту, он несет клиенту, тот ест и платит деньги.

     - Клиент это в борделе, в ресторане гость!

     - Ну, вы тут прям как моряки, не плаваете, а ходите! И что?

     - Ага, пошути мне тут. Официанты уже давно никакие записульки на кухню не носят,

     пробивают через систему заказов в терминале, а у поваров тут чек из специального

     принтера вылезает, где записано, чего и сколько готовить, а если официант не дебил, еще

     и в каком порядке по времени. Ну, например, в заказе есть суп и свиные ребрышки.

     Может быть, пришли два человека и один будет суп, а второй ребрышки. Тогда их надо

     одновременно подавать. А может быть, человек один, сначала будет суп, а потом

     ребрышки. И тогда ребрышки нужно отдавать позже супа, иначе остынут.

     - Сложно, блин.

     - Ну да, тут тебе не шоу Гордона Рамзи! Ну да ладно, это тебя пока мало касается. Из чего

     повара готовят?

     - Из продуктов надеюсь?

     - Из заготовок. Большинство блюд готовится заметно дольше, чем гость сможет

     выдержать. Конечно, если он заказал омлет, можно его и сразу подать.

     А вот если рульку свиную? Или ребрышки те же. Если они заранее не промаринованы или

     сварены, сколько их жарить будешь?

     - До фига, рульку особенно.

     - То-то же. Так вот, дорогой, заготовки - твоя главная забота! Раньше у нас их тут делали

     все вместе, пока заказов нет ну или выделяли одного "дежурного" в смене, который этим

     занимался. А теперь вот объемы выросли, особенно на банкеты, и мы уже не справляемся.

     А нет заготовок и кухня остановится и все по бороде пойдет.

     - Я понял, постараюсь не подвести. Что сейчас делать?

     - Сейчас поставщики приедут, пойдешь - поможешь разгрузить. Ребята покажут, куда

     разложить все в холодильные камеры, там стеллажи подписаны. А потом Серега су-шеф

     тебе даст задания, мне некогда сейчас.

     - А меню где можно взять? Мне же надо его изучить?

     - Незачем, сейчас начнем проработки нового меню и все старое менять будем. Будешь

     пока по прямым указаниям работать, моим и су-шефов. А пока хватит болтать, дуй вниз

     на приемку.

     После этого диалога я как-то сразу и с головой погрузился в работу. Началось все с чистки

     рыбы. Кроме семги, которую тут ласково называли "лось", поставщик привез сибас,

     дорадо, радужную форель и судака. На четвертом часу, исколов все пальцы о судака и

     вымазавшись в чешую с ног до головы, я подумал, что работа грузчика не так уж плоха.

     Тем более что ящики с рыбой приходилось таскать тоже мне. Особенно сложным

     оказалось выдергивать из рыбы все кости, там, где нельзя было это сделать ножом,

     приходилось дергать по одной пинцетом. С коллективом я толком не познакомился,

     5

     только с Серегой су-шефом (высокий парень с короткой бородкой клинышком). Он был

     несколько высокомерен и общался со мной как со школьником, хотя я был старше его лет

     на 5. Он помог мне снять филе с "лося" и сказал нарезать его на кусочки в промежутке

     180-190 гр. Это оказалось трудным делом, я все время промахивался и в итоге килограмма

     два точно запорол на обрезки. Серега сказал, что не страшно, пустим на тар-тар или мусс,

     но если будет повторяться, то я куплю все, что испортил по себестоимости. Я подумал,

     что так и в минус можно отработать.

     Вслед за рыбой притащили два мешка свиных ушей, их надлежало тщательно

     вымыть, обрезать остаток слухового прохода и обжечь кулинарной горелкой остатки

     щетины. Это занятие оказалось столь же нудным и муторным. Плюс ко всему я

     почувствовал серьезный голод, который усиливался аппетитными ароматами из горячего

     цеха. Выглянув из "чулана", я выловил Василису, носившуюся по кухне, как кусок натрия

     по луже, и спросил:

     - А как насчет пожрать?

     - Служебка уже была, меньше клювом надо щелкать, там уже офики порезвились, ничего

     не осталось, наверно. Иди к раздевалке, там справа у нас типа столовая, я сейчас тебе

     соображу чего-нибудь.

     "Хорошее у них тут к новым сотрудникам отношение, на обед забыли позвать"- подумал я

     и побрел в столовую. Вскоре туда явилась Василиса с большой тарелкой, наполненной

     разнообразными кусочками еды.

     -Держи - остатки с проработки блюд, элитный обед! Где ты за раз поешь, стейк, креветки,

     лося и шашлык? - улыбнулась она, протягивая тарелку.

     Выглядело это как объедки для свиней, но на вкус довольно неплохо, во всяком

     случае необычно. Описывать дальнейший день в подробностях незачем, это была тяжелая

     и монотонная работа. Никакого особого обучения не было, су-шеф Серега показывал, что

     нужно делать, ничего толком не объясняя, а я повторял за ним. С каждой минутой я все

     больше разочаровывался в своем выборе.

     Наконец уже вечером (глянув на часы, я заметил, что работаю уже почти 13 часов),

     когда я закончил крутить фарш, в чулан вошла Василиса.

     - Ты молодец, - сказала она,- Я не думала, что ты справишься так хорошо. Давай мой цех и

     можешь быть свободен. Завтра приноси все документы, зам. директора тебя оформит.

     Неожиданно Василиса замолкла, скользнула ко мне и приобняла за шею. Прильнув к

     моему уху, она ласково прошептала:

     - Мясник, а ты подмышки бреешь?

     От неожиданности я выронил мусат и промямлил:

     - Н-нет...

     Василиса резко дернула меня за воротник и буквально ткнула носом в емкость с фаршем.

     - ЗА ТО ЕСЛИ ТЫ, БИЛЯТЬ, К ЗАВТРЕШНЕМУ ДНЮ РУКИ ПО ПЛЕЧИ НЕ

     ПОБРЕЕШЬ, Я ТЕБЯ САМА ГОРЕЛКОЙ КАК УШИ СВИНЫЕ ОБСМАЛЮ! - заорала

     она и достала из емкости пару коротких черных волос, которые, несомненно,

     принадлежали мне.

     Дома ночью, заваривая доширак, я подумал, что уже давно у меня так сильно не

     расходились ожидание и реальность. Возвращаться в ресторан не хотелось, болели

     исколотые и поцарапанные пальцы, но деньги по-прежнему были нужны

     катастрофически…

     Глава третья. Из грязи в князи…

     Прошел еще день и я начал потихоньку осваиваться в ресторане, куда меня взяли

     работать мясником-заготовщиком. Я приходил на работу и начинал с того, что читал

     6

     записку, оставленную в мясном цеху. Она была написана красивым почерком шеф-повара

     Василисы. В них довольно подробно описывалось, какой продукт взять и что с ним нужно

     сделать. Надо отметить, что рабочий день у меня начинался с 9, а остальные повара

     приходили к 10-11 (они сами там как-то делились, в зависимости от того, кто остается до

     закрытия). Сегодня на работу вышла другая смена, и у них су-шефом оказался невероятно

     интересный человек по прозвищу Сол. Это был крепкий мужик лет около 60, невысокого

     роста и почти такой же ширины. Из-за огромного живота казалось, что он не идет, а

     катится, как шар. Поперек живота он носил широченный кожаный пояс, напоминающий

     чемпионские пояса боксеров, только без металлических украшений. Все это, вместе с

     совершенно лысой головой и невероятно густыми бровями, придавало его облику

     сходство с трактирщиком из какой-нибудь фэнтези саги. Фактически он работал

     мангальщиком, но на мангале бывал только вечером, днем там заправлял его помощник

     Жорик, а вечером "когда уважаемые люди в ресторан ходят" Сол сам становился к

     жаровне.

     Придя в первый день своей смены в мясной чулан, он представился так:

     - Я Хачатур Амбарцумович, но ты имя чем мое коверкать, зови меня лучше Сол, меня все

     тут так зовут.

     - Почему так?

     - Сокращение от Солёный. Я тридцать лет коком по морям болтался, так просолился, что

     теперь в руку люля возьму, а она солёная уже. Потом расскажу, хочешь?

     - Да, конечно, интересно.

     - Баранину привезли уже?

     - Да, в камере висит.

     - Отлично, разделывать умеешь?

     - Да, я на рынке мясником работал.

     - А ну сюда тащи, погляжу рубать будешь как, посижу тут пока. - Сол выглянул из цеха и

     крикнул кому-то из поваров: - Леха, в столовую ну-ка быстро сгоняй и стул мне в мясной

     принеси.

     С этой минуты и до вечера у меня в цеху появился живой радиоприемник. Сол

     развалился на стуле с чашкой чая и говорил практически без умолку. Мне трудно передать

     особенности его колоритного говора, это как если бы одесский еврей из анекдотов

     применял построения фраз учителя Йоды из "Звездных Войн". Его морские истории были

     обширны и невероятны и слушать их было одно удовольствие. Попутно он излагал

     подробную историю ресторана со стародавних времен, выдавал довольно едкие и

     подробные характеристики на всех поваров, официантов, админов и уборщиц. Кроме

     этого, Сол жаловался, что молодежь его не уважает и никогда не слушает, и радовался,

     что наконец появился мясник, который нормально вырубит ему корейку, "рукожопы не то

     что эти".

     - Повар должен находчивый быть, – делился мудростью Сол. - Вот такой случай,

     например, помню. Проходил в нашем городе джазовый фестиваль. И по его окончании

     был запланирован банкет, с катанием на теплоходе по реке. В качестве почетных гостей

     были приглашены два американских джазмена, которые были "гвоздем программы" на

     фестивале. И вот за полчаса до отплытия приезжают дорогие иностранные гости - каждый

     со своим ансамблем и со всеми помощниками. Получается еще + 50 голодных негров, про

     которых организаторы банкета совсем не подумали. Они-то считали, что приедут на

     банкет только "звезды", а те решили, что их музыканты тоже банкета достойны.

     Администратор заметался - дополнительные места и посуду организовать можно, но чем

     их всех кормить? Выручил шеф-повар, снарядил двух поваров в ближайший супермаркет

     с наказом купить 30 кг самых дорогих пельменей и сырного майонеза к ним. Дальше,

     для дорогих музыкантов на верхней палубе был организован специальный "Ужин аля

     Рюс" от шеф-повара. Пельмени подали с салатом и украшениями - гости были в восторге.

     7

      Я терпеливо слушал, за его рассказами время пролетало незаметно и весело. Он

     рассказал, что он старый друг владельца, Михаила Евгеньевича, работает просто, чтобы

     дома не сидеть и потому, что Миша попросил. Шефом быть не хочет из-за бумажек и

     прочей херомантии, зарплаты у него и так больше, чем у директора и вообще. Про

     владельца он рассказал, что у того в городе несколько крупных предприятий, а ресторан

     он держит "уважения ради", чтобы все "важные люди" справляли свои свадьбы и юбилеи

     именно у него (часто эти люди расплачивались непонятно как, и ресторан нередко работал

     в минус, но владельца это не волновало). С этим было связано и увеличение общей

     посадки до 800 человек и полнейший хаос, который творился в банкетном меню. Евгенич

     требовал, чтобы важным заказчикам банкетов ни в чем не отказывали, если они захотят

     фаршированных черной икрой осетров, то раз и два, чтоб был готов! И пофиг, что их в

     меню никогда не было, и блюдо никто не прорабатывал. Именно из-за этих требований

     уволился немец Отто (бывший шеф-повар) - "в целом толковый, но мангальщик херовый".

     Также он поведал о тянувшейся в коллективе холодной войне между шефом Василисой и

     старшим администратором Еленой. Когда уволился Отто, Елена хотела, чтобы шеф-

     поваром стал её муж, работавший шефом в другом ресторане, но владелец решил иначе. С

     тех пор Елена всячески старается подставить Василису, и кое-кто из поваров её,

     возможно, поддерживает.

     На шестом часу монолога Сола я понял, почему в коллективе его не любят. Кроме

     бесконечных словесных излияний, он был большой любитель подержаться за женские

     прелести. Что он с успехом демонстрировал на всех женщинах, оказывавшихся в зоне

     досягаемости, сопровождая действия сочными комментариями. Видимо, дружба с

     хозяином обеспечивала ему некоторую вседозволенность и женская часть коллектива

     просто старалась держаться от него подальше. Василиса не являлась исключением и за все

     время только раз заглянула ко мне, тут же получила от Сола звонкий шлепок по попе и

     совет "замуж выйти и чтобы муж кормил и любил, а то худая совсем". Чуть позже

     выяснилось, что эта его грубость имела для меня весьма неприятные последствия.

     Дело в том, что чуть раньше прихода Сола я, как и было написано в записке с

     заданиями, сделал 30 котлет для бургеров. Это было новое блюдо, которое недавно

     проработали для "молодежного меню". Подразумевалось, что бургер будет "разорви

     хлебало" и поэтому котлеты были по 250 гр. в сыром виде. К сожалению, я не обратил

     внимания на приписку о том, что фарш надо крутить с обжаренным луком, и помолол как

     дома - с сырым. За несколько часов, которые котлеты провели в холодильнике под

     пленкой, фарш приобрел характерный зеленовато-землистый оттенок (мясо было не

     испорчено и вполне съедобно, просто сырой лук дал такой эффект). Однако подавать

     такую котлету гостям было категорически нельзя. Из-за присутствия Сола Василиса не

     заглянула вовремя в холодильник и мой "косяк" выяснился только когда пробили заказ на

     4 бургера. Василиса была страшно разгневана и потребовала, чтобы я сделал новый фарш.

     Но тут выяснилась следующая проблема: по меню котлета должна быть чисто говяжей,

     поэтому специально для неё заказали говяжьего жира весь запас которого я и похоронил

     благополучно в своих котлетах. Василиса вызвала официанта и попросила передать

     гостям, что бургеров не будет. Вскоре после ухода официанта на кухню ворвалась

     высокая девушка с длинными черными волосами в строгом брючном костюме и начала

     орать на Василису:

     - Что значит нет бургеров? Почему их в стоп-листе не было? Это новое меню! Это личные

     гости Михаила Евгеньевича, его партнеры по бизнесу из Азербайджана. Делай теперь как

     хочешь!

     Я стоял и думал, что мой поварской путь закончился, не успев начаться. Но тут в

     мясной цех вкатился Сол, держа в руках гастроемкость с салом.

     - Крути быстрей, пока не заметил никто, так они еще лучше получатся. Подумаешь,

     святые, свинину им нельзя. Сейчас ко мне халдей притащился и требовал, чтобы я

     отдельные угли разжег, когда баранину им жарить буду, чтобы даже дыма от свинины

     8

     рядом с их шашлыком не было! - презрительно сообщил он, добавив пару отборных

     ругательств.

     Я быстро взялся за дело, а Сол направился к Василисе, сграбастал её в объятья и что-то

     зашептал на ухо, та согласно кивала, а потом крикнула в горячий цех:

     - Хватай в мясном котлеты и четыре бургера, срочно!

     Сработали мы быстро и бургеры отдали почти без задержки. Минут через сорок

     черноволосая девушка вновь показалась на кухне (Сол пояснил, что это была та самая

     администратор Лена, о которой сказано выше).

     - Там гости требует повара, который бургеры делал! - злорадно процедила Лена.- Видимо,

     у них вопросы возникли.

     Василиса повернулась ко мне:

     - Твой косяк, ты и иди. Я за тебя получать не намерена, а горячники тут не причем.

     - Но это Сол предложил!

     - Ага, пусти его пообщаться, он из Баку родом, беженец, азербайджанцев на дух не

     переносит, дело поножовщиной закончится.

     - Но я не могу в таком виде, - я показал рукой на свой замызганный за рабочую смену

     халат. - Как я в зал выйду?

     - Пошли в мой кабинет, там у меня от Отто китель с колпаком остались, он не стал

     забирать из-за того, что там название ресторана вышито, тебе должны подойти.

     В кабинете я надел на себя белоснежный китель и колпак. Китель был слегка

     маловат и сидел довольно натянуто (Отто был явно поуже в плечах), но выбирать не

     приходилось.

     - Иди, - напутствовала Василиса, - Если что, вали все на случайность, что блюдо новое,

     придумай что-нибудь.

     Я вышел в зал, и только тогда до меня дошло, что на кителе золотой нитью вышито

     большими буквами "ШЕФ-ПОВАР". Вот это карьерный взлет, подумал я и поплелся за

     официантом. На летней веранде за большим столом сидело семеро мужчин, трое постарше

     и четверо молодых. При моем приближении один из молодых встал и пошел навстречу.

     - Слушай, Шеф! Какой вкусный бургер у тебя! Я в Америке был в Нью-Йорке, в Лос-

     Анджелесе, там бургеры фигня по сравнению с твоими. Такие сочные, вкусные, нам всем

     очень понравились. Вот возьми, друг! - С этими словами он протянул руку и сунул мне в

     ладонь несколько купюр.

     - Спасибо! Очень рад, что вам понравилось! Будем рады видеть вас в гостях... -

     промямлил я – Извините, мне надо идти, еще много блюд там... на кухне...

     - Конечно! Иди, удачи тебе!

     Я вернулся в цех весьма довольный полученным гонораром в 3200 рублей. Тут я

     застал Василису, которая вытащила половину заготовок из холодильника и собиралась,

     видимо, распекать меня за плохую работу.

     - Ну что?

     - Все отлично, хотели поблагодарить по-братски.

     - Отлично значит? Ты что же это делаешь? Я тебе как написала в записке корейку

     зачистить? Это что такое? - С этими словами Василиса схватила нож и попыталась

     подрезать неаккуратно оставленную мной на корейке фасцию.

     На её беду в руку ей попался один из моих самодельных ножей. Его мне сделал

     отец, еще когда я учился в универе. Характерной особенностью этого ножа был переход

     от лезвия к рукоятке без упора. Сделано это было намеренно, чтобы нож ни в коем случае

     нельзя было отнести к холодному оружию. Обратной стороной подобной конструкции

     стало то, что им было очень легко порезаться, особенно с непривычки. Такое

     неоднократно случалось во время работы на рынке, и я даже дал ножу имя, как

     легендарному мечу - "Пьющий кровь". Василиса тоже стала его жертвой, вскрикнула и

     выронила нож, у неё была глубоко рассечена кожа на второй фаланге указательного и

     среднего пальцев. Было довольно много крови, остановить её удалось, только перетянув

     9

     пальцы у основания жгутом из резиновой перчатки. Я услышал множество живописных

     выражений о себе, пока накладывал повязку и основательно вымазал в крови китель

     бывшего шефа. Неожиданно Василиса смягчила тон:

     - Спасибо, извини, что сорвалась, – устало сказала она – Это новое меню мне все нервы

     истрепало, и я терпеть не могу общаться с друзьями владельца. Можешь китель забрать

     себе, он на тебе смотрится очень внушительно. Только на работу не надо таскать, купи

     себе лучше черного цвета.

     - Тебе бы в травмпункт надо, при таких ранах прививка от столбняка не помешает.

     - Забей, ничего не будет, не в первый раз режусь. Все же лучше, чем ожог. – Василиса

     протянула мне руку, показывая большой шрам от ожога.

     В эту секунду я поразился, насколько грубыми и неженственными были её руки, с

     короткими ногтями без следов лака, сухой кожей и следами травм. И насколько они

     отличались от изящных пальчиков моих подруг, мелькавших на фото в ленте соцсетей…

     По дороге я задумался, возможно, я действительно переоценил свои силы. Пока все

     получалось довольно плохо, большинство полуфабрикатов были кривыми и

     неаккуратными, а делал я их слишком долго. Зато я сегодня незаслуженно почувствовал,

     что такое быть шеф-поваром и это было чертовски приятное чувство!

     Глава четвертая. Василиса и Змей

     Колбасыч.

     Наступило воскресенье, по установленной с шефом договоренности, мой пока

     единственный выходной. В ресторане в воскресенье кухня обычно работает в полную

     силу, но не так интенсивно, как в пятницу вечером и в субботу. К концу дня поток заказов

     стихает и поварам делать особо нечего. И самое главное - в воскресенье нет поставок

     сырья, перерабатывать нечего, поэтому повар-заготовщик не особо нужен.

     Обратной стороной подобного подхода явилось страшное напряжение сил и нервов в

     пятницу-субботу. Работы было столько, что я буквально валился с ног, когда пришел в

     субботу домой уже собственно в 10 минут воскресенья. Как я заснул, совершенно не

     помню, упал словно пьяный, прямо в одежде и проснулся в 11 утра от телефонного звонка

     с незнакомого номера.

     - Спишь? - услышал я в трубке ласковый голос шефа-Василисы.

     - Нет, - брякнул я, - с тобой по телефону разговариваю.

     - Спасибо, Кэп! Ты сегодня днем занят? Важные дела есть?

     - Да вроде нет.

     - Ты сможешь подъехать на работу, буквально на пару часиков? Твоя помощь мне очень

     нужна.

     - Ладно, я буду через пару часов, если ненадолго.

     - Договорились.

     Что-то в тоне Василисы показалось мне подозрительным, до этого она на работе так

     со мной не разговаривала, но я подумал, что это добрый знак. Придя в ресторан, я

     обнаружил Василису в мясном чулане, изучающую какой-то длинный буклет,

     напечатанный на дрянной бумаге. На столе были разбросаны какие-то распечатки,

     блокноты, записки, а также пара ручек и калькулятор.

     - Привет! - бодро воскликнула шеф - Спасибо, что откликнулся.

     - В чем дело?

     - Да понимаешь, владелец требует для нового меню несколько видов колбас разработать.

     Хочет, чтобы на банкеты подавали огромное блюдо - типа ассорти колбасок. Он еще от

     10

     прошлого шефа, немца Отто, этого хотел добиться. Но Отто колбаски в ресторане

     воспринимал как личное оскорбление и намек на стереотипы, связанные с немцами.

     Говорил: "Я фам колбаски приготофлю, когда у фас медфеди фотку ф самофарах будут

     подафать!" Так у нас тема и зависла, а недавно кто-то из друзей Евгеньичу наплел, что ел

     где-то в Англии колбасу-улитку в бараньей череве, - большую, во всю тарелку. И

     называлась она в память о какой-то пивной бочке - 50-дюймовая колбаса. Типа длина,

     если размотать "улитку", ровно 50 дюймов. Вот ему идея эта приглянулась, и теперь мне

     управляющая со вчерашнего дня мозг клюёт - "сделай 3-4 варианта, Михаил Евгеньевич в

     воскресенье вечером приедет и лучший выберет".

     - А я тут при чем? Я колбасу делать не умею.

     - Да я тебе все подскажу, мне просто из-за этого тяжело. - Василиса помахала мне правой

     рукой, на которой указательный и средний палец были замотаны общей повязкой. Пару

     дней назад Василиса довольно сильно порезалась моим ножом и теперь испытывала

     определенные трудности.

     - Ну и попросила бы кого-нибудь еще. Ты хочешь сказать, мы тут за два часа управимся?

     - Ребятам много банкетов отдавать нужно, им не до колбасы. И потом, когда в меню

     введем, тебе все равно эту колбасу делать придется. А так и время сэкономим на

     обучение, и заодно посмотришь, как шеф-повар новое блюдо изобретает, тебе полезно

     будет, - важно изрекла Василиса.

     - Как же изобретает, когда тырит у неизвестных английских поваров? Поварское

     пиратство выходит?

     - Твой испытательный срок еще не закончился или тебе работа уже не нужна стала? -

     холодно заметила Василиса. - Между прочим, ты только 5 дней отработал, а по графику у

     тебя 6/1 пока.

     - Черт с тобой, давай по-быстрому, я еще отдохнуть хочу...

     - Молодец, я в тебе не сомневалась. Ты в технике хорошо разбираешься?

     - Если бы разбирался, то работал бы инженером, словно белый человек, - раздраженно

     огрызнулся я, происходящее нравилось мне все меньше и меньше.

     - Ну на почитай и попробуй этот аппарат собрать, - махнула Василиса в сторону

     стоявшего в углу цеха странного агрегата, напоминавшего самогонный аппарат (до этого

     времени он стоял упакованный в целлофан и им никто не пользовался, и я как то даже

     забыл спросить, для чего он нужен).

     - Мы к колбаскам чачу будем гнать?

     - Это шприц для колбас, идиот. Его еще давно купили, он на складе пылился, а теперь про

     него вспомнили. Вроде должен быть хороший, электрический. Правда, судя по

     инструкции, он китайского производства - сказала Василиса без особого энтузиазма -

     Давай занимайся, а я пойду ингредиенты собирать.

     Я взялся за инструкцию. Вроде бы все довольно просто - снизу мотор медленно

     вращаясь, толкает вверх по цилиндру поршень, выдавливая фарш через насадку в крышке

     цилиндра (насадка расположена сбоку крышки, что придает аппарату в собранном виде

     форму буквы "Г"). На насадку нужно одеть наконечник, соответствующий толщине

     выбранной оболочки (согласно маркировке), дальше в цилиндр запихиваем до 8 кг фарша,

     закручиваем крышку, присоединяем насадку с наконечником, на наконечник натягиваем

     оболочку колбасы (как чехол на зонтик). А дальше нажимаем на педаль, мотор крутится,

     давит поршень вверх, фарш выдавливается в оболочку и получается колбаса. Молодцы

     китайцы, все сделали довольно доходчиво и с картинками (особенно мне понравилась

     картинка, изображающая натягивание оболочки на наконечник, её, похоже, взяли

     прямиком с упаковки презервативов). Я попробовал собрать аппарат и включить его без

     фарша. Он загудел, поршень пошел вверх с неприятным металлическим скрежетом. Если

     нажать на педаль посильнее, гул мотора усиливался, и поршень двигался быстрее. Когда

     поршень доходил до верха, мотор выключался автоматически, и нужно было нажать

     особую кнопку, чтобы поршень оттянуло назад для новой загрузки фарша.

     11

     В это время в цех вернулась Василиса, неся охапку пластиковых банок со специями.

     Похоже, она прошлась по всем станциям, кроме кондитерки, и выгребла все, что имелось

     в наличии.

     - И как они без этого работать будут? - поинтересовался я.

     - Справятся, я же ненадолго. Сейчас быстренько замешаем четыре вида фарша, сделаем по

     две колбаски каждого вида и домой пойдешь на любимый диван, - уверенно заявила шеф.-

     Ты с аппаратом разобрался?

     - Да осталось выяснить, наконечник какой толщины устанавливать. Где там оболочка,

     какая на ней маркировка?

     - Никакой, у нас оболочка натуральные бараньи кишки, черева называется. Их Санек-

     закупщик вчера с рынка приволок, ну ты знаешь такие, в соленом виде. Я их с вечера

     замочила, уже должны были отмыться от соли. Пойдем в камеру - они там стоят, заодно

     мясо заберем, которое я на колбасу отложила.

     Мы пошли в камеру и принесли оттуда миску-полусферу с замоченной черевой (она

     была похожа на только что извлеченный пучок ленточных гельминтов), а также несколько

     гастроемкостей с мясом. Василиса углубилась в свои распечатки. Заглянув в них через

     плечо, я увидел, что это различные рецепты колбас, скачанные из интернета.

     - Творишь, значит? В школе тоже так домашку "творила"? - ехидно поинтересовался я.

     - Чтобы создать по-настоящему уникальное блюдо, надо изучить то, что создано до тебя -

     гордо произнесла Василиса, обиженно надув губки. - Чё встал столбом, крути фарш пока

     свино-говяжий, а остальное мясо режь ножом на кубик в полсантиметра.

     - Что это колбаса будет с ручной нарезкой? Мне и так напряга хватает, давай лучше все на

     мясорубку зафигачим.

     - Поговори мне еще, давай делай быстрей.

     Под чуткими окриками Василисы я изготовил четыре варианта фарша: свино-говяжий,

     свино-говяжий с бараньим языком, свино-говяжий с утиной печенью и свино-говяжий с

     олениной.

     - Евгеньич любит, чтобы в блюде обязательно был "ингредиент побогаче", - пояснила

     Василиса. – Говорит, иначе гости не поймут.

     Она заправила каждый фарш разными специями и другими составляющими, попутно

     диктуя мне состав каждой смеси и вес компонентов (я все прилежно писал в свой

     блокнот). Потом она ловко изготовила восемь маленьких котлеток, по форме

     напоминающих шоколадные конфеты, и пожарила их в горячем цехе. На вкус они были

     просто великолепны, и я бы затруднился выбрать, какой вариант лучше (видимо Василису

     не зря назначили шефом, кулинарных талантов ей явно было не занимать).

     И тут началось самое веселое. Я установил на аппарат самый тонкий наконечник и

     попытался натянуть на него череву. Безрезультатно, черева явно была заметно меньшего

     диаметра (не толще указательного пальца), чем пластиковый наконечник. Видимо,

     указания про маркировку оболочки в инструкции написали не просто так. Василиса,

     следившая за моими потугами, стала давать советы:

     - Перебери весь пучок, может, бараны были разного размера, там и потолще будут куски

     черевы. Водой промой, чтобы она растянулась. И вот еще, масла оливкового капни на

     наконечник, так оно лучше пойдет.

     Промордававшись под нетерпеливыми указаниями Василисы минут 30, я натянул

     несколько метров черевы на наконечник аппарата.

     - Ну, поехали! - звонко скомандовала Василиса и я нажал на педаль.

     Аппарат загудел, но ничего не произошло.

     - Он точно работает? - спросила Василиса.

     - Я думаю, воздух выдавливает, сейчас пойдет фарш.

     - Долго что-то, может, ты что-то не дожал, может, сильнее нужно?- произнесла шеф и

     наступила на мою ногу с педалью.

     12

     Аппарат хрюкнул и резко выплюнул здоровенную "змею" фарша прямо в стену цеха,

     изрядно обляпав стол, пол и меня с Василисой.

     - Сильнее не нужно, - резюмировала Василиса. - Давай завязывай череву и нажимай

     плавненько-плавненько.

     Я попробовал исполнить пожелание шефа, пока она аккуратно соскребала фарш со

     стены. Вначале все пошло неплохо, и у меня получилось сантиметров пятнадцать

     задуманной колбасы. Неожиданно черева застопорилась, сползая с наконечника, и фарш

     тут же разорвал колбасу.

     - Растяпа! Надо было легонько помогать череве сходить с наконечника. Так же

     плавненько, аккуратненько, как будто чулки с девушки зубами стягиваешь. Мы так с

     тобой до утра не закончим. Сам же у себя выходной воруешь, - резюмировала Василиса.

     - Знаешь что? Делай сама, раз такая умная! Вот становись сюда, жми на педаль и помогай

     череву стягивать. Ты-то, наверно, в чулках получше меня разбираешься.

     Василиса встала на мое место и попыталась осуществить задуманное. Поначалу у неё все

     получалось, но затем падающий в поднос "змей" колбасы перекрутился и снова лопнул,

     обрызгав Василисе лицо и грудь.

     - Тут так не получится. Надо в четыре руки. Становись сбоку за мной, я буду стягивать, а

     ты принимать колбасу и аккуратно укладывать на лоток, – сказала она.

     Я занял требуемую позицию, со стороны это походило на игру в "твистер", только не на

     полу, а у стола. Совместными усилиями нам удалось добыть длинную колбасу без

     разрывов. Василиса торжественно измерила её рулеткой - 48 дюймов.

     - Переделывать не будем. Он же её есть будет, а не вокруг талии примерять, -

     категорически заявил я.- Давай следующую.

     Василиса согласно кивнула и мы продолжили. Следующие три часа пролетели

     незаметно. Черева непрерывно лопалась, приходилось собирать фарш, заправлять в

     аппарат и начинать заново. Мы оба основательно перемазались, воздух в цеху будто

     сгустился, пропитанный запахом специй, мяса и липкого пота. Сюда то и дело

     заглядывали повара, привлеченные нашими возгласами, криками и матом. Видимо со

     стороны это звучало чрезвычайно интригующе. Василиса свирепела все сильней:

     - Ну, Саша, ну закупщик. Попадись мне только в понедельник. Купил он череву, я его на

     этой череве перед рестораном повешу! - негодовала она.

     - Черева - дерьмо, все равно оборвется. Давай лучше из его кишок колбасу сделаем?

     - Не отвлекайся, давай дальше, нежно и плавненько, не спеша, да вот так, вот так, смотри,

     как хорошо...

     Наконец, все было готово, и Василиса устало выдохнула.

     - Я в душ и переодеваться, колбасу отдай в горячий цех, пусть пожарят аккуратно, а я

     подойду декорировать и оформлять подачу. Ты пока уборкой займись.

     Мясной цех и правда после сражения с "колбасным змеем" выглядел как декорации к

     фильму ужасов, не хватало только маньяка с бензопилой. Когда я уже заканчивал

     отмывать стены, в цех ворвалась Василиса. Без колпака, волосы растрепаны (казалось, что

     они стояли дыбом как на холке у бешеной кошки), глаза пылали гневом.

     - Слишком пресно и без изюминки! Не хватает утонченности и яркости вкуса! Делайте

     еще, я не удовлетворен! - в ярости бормотала она. - Боров тупорылый, я бы его щас!

     Она схватила мой мясной топор и со всей дури рубанула колоду. Лезвие на два пальца

     вонзилось в дерево. Василиса облокотилась на топор и повернулась ко мне.

     - Иди домой! Завтра у тебя выходной, - срывающимся голосом сказала она - И китель себе

     нормальный купи, посмотри, на кого похож. Чё замер? Пошел вон, а то еще работу найду!

     Только попав домой, я почувствовал, что смертельно устал. Сил раздеваться не было,

     я упал на диван и, уже проваливаясь в сон, сделал самое главное - ВЫКЛЮЧИЛ

     ТЕЛЕФОН!

     13

     Глава пятая. Портрет Василисы в

     деталях.

     На следующий день, после моего первого выходного, я явился на работу в новом

     черном кителе на долбанутых поварских пуговицах. Чисто теоретически я представлял,

     зачем нужно это портное извращение (правильно называемое "пуклями"), но пользоваться

     ими было довольно неудобно. Видимо, потому, что я купил в магазине самый дешевый

     вариант кителя, пукли все время расстегивались и вообще норовили выпасть и потеряться.

     Колпак я решил не покупать, ограничившись, как и раньше куском белой ткани,

     повязанным на манер банданы.

     Сегодня был будний день и произошло достаточно редкое событие - шеф-повар

     Василиса взяла выходной. На кухне заправлял су-шеф Серега - высокий, худой парень лет

     24-25, с редкой бородкой клинышком. Отсутствие начальства накладывало свой

     отпечаток, и дух свободы буквально витал в воздухе. Повара, не скрываясь ковырялись в

     телефонах, не спеша пили чай и устраивали никем не запланированные проработки блюд

     (ели нагло все, что хотели).

     Как только я появился на кухне, ко мне обратился Серега:

     - Вася вчера записку не оставила, так что работа у тебя по ситуации. Сегодня из твоих

     приходов только рульки и говяжьи языки. Рульки по 900 гр. подрубить и замариновать,

     языки отварить и почистить. Остальные задания спроси у ребят на станциях. Холодникам

     вроде надо было курицу на цезарь сделать и мангалойдам еще чего-то. У нас на горячке

     вроде пока есть все.

     - Понял, спасибо. Серый, а ты давно тут работаешь?

     - Да третий год уже. Я еще на заочке учился, когда сюда пришел. Тут еще старый шеф

     был, до немца, Александр Семенович, он потом на пенсию свалил.

     - А учился где?

     - В институте имени Кропоткина, на факультете технологии пищевых производств. Я туда

     после армии пошел, а бурсу еще до армейки закончил.

     - Поваром служил?

     - Да неплохо было, мне повезло (тут Серега ударился в военные воспоминания, которые

     были несколько тягучими и однообразными, поэтому я не буду их здесь приводить)

     - Да уж весело ты служил, а я на подшефном свинарнике говно кидал, ничего

     интересного.- А Василиса тут давно работает?

     - Она где-то через полгода после меня пришла, сначала на холодный, а потом, когда у нас

     кондитерку сделали, туда перешла.

     - А она сама местная, ты не знаешь?

     - Из области вроде, тут квартиру кажись снимает. Я точно знаю у неё вышка не поварская,

     она экономист. Ей поэтому вся эта бухгалтерская мутотень с приходами-расходами

     хорошо даётся. Её за это бухгалтерша любит как родную. И шеф тогда её за это

     заприметил и нагрузил дополнительными обязанностями. А потом так и пошло, что без

     Васи никуда, так она су-шефом стала. Как повар она так себе, но бумаги ведет - не

     подкопаешься. Ну, а когда Отто свалил, её шефом поставили, а меня су-шефом вместо

     неё.

     - И нравится тебе су-шефом работать?

     - Не с таким шефом, как Вася. Почти все блюда для нового меню я придумывал,

     прорабатывал, до вкуса доводил. А она только ходит, взвешивает да записывает.

     - А что ты тогда в другой ресторан не свалишь?

     - Слушай, дядя. А не до хрена ли ты спрашиваешь? Иди давай на приемку, помоги Саньку

     закупку разгружать.

     14

     После разгрузки я занялся свиными рульками. По идее они должны были приходить

     с мясокомбината уже калиброванные по весу примерно в 1 кг. Но на практике вес гулял в

     диапазоне от 0,8 до 1,3 кг. Приходилось браться за топор и приводить к общему

     знаменателю. Самые мелкие откидывали и замораживали "на холодец", который

     предполагался в зимнем меню. Работа была не тяжелая, но требующая осторожности, ведь

     если отрубить слишком много, получался брак. Рульки должны были быть строго по 900

     граммов (+/- 50г.), чтобы не нарушался выход блюда.

     Посреди этого увлекательного занятия в мясном цехе появилась Римма, повар

     холодного цеха. Это была симпатичная смешливая шатенка, среднего роста и с весьма

     пышными формами. В руках у неё были две кружки, я сперва подумал, что она хочет меня

     угостить кофе.

     - Салатик будешь? Мы тут с ребятами цезарь и нисуаз слегка проработали, - весело

     сообщила Римма, - там много осталось, я решила и тебя подкормить.

     Приглядевшись, я увидел, что большие кружки наполнены упомянутыми салатами, в

     которых торчали десертные ложечки.

     - Это чтобы вопросов не было, если вдруг админа на кухню принесет или еще кого.

     Василиса тоже такое не любит, но тут уже от настроения может зависеть. Иногда она за

     каждую мелочь будто с цепи срывается, а иной раз и не замечает вовсе, - пояснила

     салатных дел мастерица. - Ты нам курицы на цезарь сделаешь лотка три?

     - Да, сейчас с рульками разделаюсь и займусь.

     - Хорошо, а то мы всю старую израсходовали сюда - Римма кивнула на кружку - ей уже

     срок подошел.

     - И ты решила меня этим отравить?

     - Я и сама кружечку опрокинула, все нормально будет! Если что вместе на унитазе

     потолкаемся, - рассмеялась Римма.

     - Тесновато будет, я бы предпочел не рисковать.

     - Ну как знаешь, бери нисуаз, там все свежее, а цезарь я сама доем.

     - А Вася вас не нахлобучит за такое?

     - У нас плюсы по салатам после банкетов остаются, так что в инвентаризацию все

     нормально будет.

     - Дурите, значит, клиентов?

     - Ой, да кто там 200 порций каждую перевешивать будет? Скинули по 50 граммов и есть

     чем мясника побаловать. Тут когда свадьбы гуляют и не такое случается.

     Я положил топор и поддался на уговоры, салаты были выше всяких похвал, особенно

     цезарь. Римма осталась в цехе и слушала мои комплименты в адрес её творений.

     - Вася это не одобряет, она вообще слишком правильная. А я ей говорю всегда, не будешь

     так делать - будем минус везде. Тут и без нас усушка-утряска и вообще.

     - Не нравиться тебе Василиса?

     - Я парней предпочитаю, не как наш шеф, по девочкам. Она и ко мне приставала, так я ей

     сразу по рукам дала.

     - Что прямо лесбиянка?

     - Свечку не держала, но за грудь она меня лапала. Типа форма не застегнута докопалась, а

     сама мац-мац. Я ей тогда чуть в лицо не вцепилась. Да ты посмотри на неё, по ней же

     видно всё.

     - Весело тут у вас, спасибо за салатики, они великолепны.

     - На здоровье, про курицу не забудь.

     Следующим моим собеседником (совершенно незапланированным) оказалась

     посудница тетя Маша (и уборщица по совместительству, настолько эталонная тётка-

     уборщица, что хоть сразу отправляй в палату мер и весов). Она явилась с претензиями по

     поводу стиля моей работы. Дескать, сильно грязный пол остается в конце смены: фарш,

     чешуя, кости и вообще. На мои доводы о том, что работы много и Василиса требует, я

     услышал следующее:

     15

     - И чё много, ты ж молодой? Я управляющей нажалуюсь, будешь сам и полы мыть. Рубит

     он, щепки летят. Зачем тебя ета стриптизерша вообще взяла. Не было никого и в цехе

     чистота.

     - Какая стриптизерша?

     - Да Василиска твоя, я сама видела, как она в кабак один бежала, сама в брюках, а на

     вешалке в руках платье прозрачное с блестючками. В таком они бля..ины на шесте

     вертятся. Да ты сам посмотри, у ней на лице все написано. Вот я тебе веник в угле

     поставила, чтоб ты кости за собой сметал, а то мыть не буду!

     - Да-да, хорошо!

     Тетя Маша ретировалась, а я продолжил работу. Не успел я закончить курицу для

     холодного цеха, как пожаловал следующий посетитель – мангальщик Валентин. Это был

     довольно красивый блондин, лет 25-26 с длинными волосами, собранными в хвост. Голова

     его была повязана полоской белой ткани на манер хайратника, что придавало ему

     несколько хиповатый вид. "Прямо день открытых дверей", - подумал я про себя, - "с

     Василисой как-то тише было".

     - Привет! У меня фарш на люля заканчивается, тебя Сол (второй су-шеф, предводитель

     мангальщиков) научил его делать?

     - Нет, он сказал, что это великий секрет и даже меня из цеха вытолкал, пока его делал.

     - Вот же старый пердун, нет там никакого секрета, кроме его соли со специями, но её ты

     все равно при всем желании на глаз не скопируешь. – Валентин помахал небольшим

     пакетиком.- Что он туда кладёт, не знаю, но люля просто отличные.

     - Так как фарш правильно делать?

     - Да крутишь курицу с салом, луком и зеленью добавляешь его «волшебный порошок» 12

     грамм на килограмм, да вымешиваешь очень тщательно. Тут в этом главный секрет –

     выбить да вымешать хорошенько, тогда они просто отличные получаются, лепятся и с

     шампура не падают.

     - Ну, давай показывай, мне пригодится.

     Пока мы возились с фаршем, разговор также зашел о Василисе. При упоминании шефа

     Валентин заметно оживился:

     - О, Василиса просто замечательная, такая добрая и отзывчивая. Я когда в мангале руку

     обжег, так она мне неделю пока я лечился, закрыла как рабочую, я-то больничный не

     брал. И вообще она такая красивая и утонченная, я как-то подсмотрел, у неё есть

     блокнотик, в который она потихоньку стихи пишет, но не показывает никому. Тут она ни

     с кем почти не общается, о чем вообще с ними можно говорить? – Валентин скривился и

     мотнул головой в сторону горячего цеха, - гопота быдловатая. Иногда мне кажется, она

     как Алиса Селезнева, гостья из будущего или принцесса с другой планеты, которую

     коварные враги сослали на землю страдать в одиночестве.

     - Ты сам-то стихи не пишешь? Чувствую в тебе поэтический полет.

     - Нет, я на басухе в рок-группе играю, может слышал про нас - «Кованые Клинки»?

     - Не доводилось. Но ты сообщи, когда у вас концерт будет, может, получиться заглянуть.

     - Заметано, чувак!

     Тут в цех заглянул Серега су-шеф:

     - Эй, мясник! Ты про кастрюлю с языками на печке не забыл? Они готовы уже, снимай и

     чисть!

     Валентин подхватил тазик с фаршем и утащился на мангал, а я занялся чисткой

     языков. Тоже муторное дело, но в качестве бонуса можно организовать себе пару

     бутербродов с отварным языком.

     Когда я закончил и собрался уже приниматься за уборку цеха (других заданий

     похоже не намечалось и я лелеял надежду свалить пораньше домой), вдруг заметил, что у

     меня закончилось моющее средство, да и рулон бумажных полотенец тоже подходит к

     концу.

     Я подошел с вопросом о пополнении расходников к су-шефу:

     16

     - Иди вниз, там, не доходя до раздевалки, лестница в подвал, спустишься в правую дверь

     постучишь. Там завхоз, Виктория Михайловна, она тебе все, что нужно выдаст, только не

     забудь в журнале все проверить и расписаться, а то она на тебя спишет всякого.

     Я отправился в указанном направлении и вскоре нашёл склад и завхоза, толстую

     женщину за 50 в огромных роговых очках.

     - Значит, ты новый мясник, - обрадовалась завхоз, – хорошо, что зашел, мне как раз

     помощь нужна. Сними вон с того стеллажа эти три ящика с посудой и поставь вон туда

     вниз, а то они страсть какие тяжелые, да и высоко мне. А я тебе пока соберу все, что

     нужно.

     Я переставил ящики, потом передвинул стеллаж, потом перетащил тюк со

     скатертями, потом еще и еще. Видимо, Серега су-шеф знал, что на склад без лишней

     надобности лучше не показываться, и поэтому послал меня. По уровню болтливости

     Виктория Михайловна могла легко потягаться с мангальщиком Солом, а по скорости

     «воспроизведения» намного его превосходила. За короткий срок я узнал всю непростую

     судьбу завхоза, подлость её пьющего мужа, нерадивость зятя, злоключения дочери и

     невероятную талантливость внука.

     - Как хорошо, что Василисочка взяла на работу такого сильного мальчика, - тарахтела

     завхоз, - а то как ко мне кто ни зайдет, все на спину жалуются, да на руки, никто старушке

     не поможет. А ты такой сильный и работящий прямо молодец, надо Василисочке тебя

     похвалить. Она-то бедняжка хоть выходной взяла, хоть с дочечкой своей понянчиться,

     тяжело ей бедненькой.

     - У неё дочь есть?

     - Как же, крошечка-лапулечка, я сама у неё в телефоне фото видела. Её вроде муж бросил,

     когда она заболела, так она с матерью и дочечкой одна и осталась, так-то ей тяжело

     бедненькой…

     - Чем заболела?

     - Так ведь рак у нее был, да вылечили, а пока лечили, брили наголо, теперь видишь, как у

     ней и волос-то нет почти. И вкалывает она день и ночь, чтобы дите прокормить да деньги

     за лечение вернуть…

     На этом моменте я подумал, что завхоз, сама не заметив, перешла на пересказ

     какого-то сериала с телеканала «Россия». Вырваться из подвала и свалить домой мне

     удалось только через полчаса, переделав еще кучу мелких, но важных дел.

     Уже вечером я задумался, какой необычный человек моя шеф-повар. Если собрать

     воедино все, что я про неё услышал за день, получалось следующее:

     Василиса приехала откуда-то в город, получила экономическое образование, вышла

     замуж, родила дочь, заболела раком, развелась с мужем, выздоровела, пошла работать

     поваром, стала лесбиянкой и теперь пишет стихи, подрабатывая стриптизершей. На этом

     фоне предположение о том, что Василиса – это сосланная на землю принцесса с Альфы-

     Центавра уже казалось мне вполне логичным и обоснованным…

     Глава шестая. Золушка спешит на бал.

     Сегодня, придя на работу, я увидел возле служебного входа шеф-повара Василису,

     которая вылезала из такси. Это было несколько странно, обычно она приезжала на своем

     грозном спортивном мотоцикле. Шеф выглядела усталой и расстроенной, а в руках

     держала плотный чехол для одежды.

     - Привет! Как отдохнула?

     - Никак, мотоцикл на сервис таскала, теперь пару дней безлошадная. Что там вчера,

     осетров привезли?

     - Вроде нет, я не в курсе, а должны были?

     17

     - Ладно, Сереге позвоню. Иди, переодевайся, не стой!

     Я отправился в свой мясной чулан и занялся текущими делами. Так как вчера

     Василисы не было, я в конце дня обсудил текущие задачи с су-шефом Серегой и сам для

     себя набросал план работы.

     - Ты привыкай сам ориентироваться, нам с Василисой некогда постоянно за тобой

     приглядывать, а Солу вообще похер на все кроме мангала, - наставлял меня вечером су-

     шеф, - Если что-то срочное, мы тебе скажем, конечно, а за текущей мелочовкой сам

     приглядывай. И запасы тоже по холодильникам контролируй - видишь чего-то мало

     осталось, приди в тетрадочку запиши, вон красная на раздаче лежит, мы закажем.

     С обучаемостью у меня никогда не было проблем, и я постепенно втягивался в

     работу. Больше всего раздражали однотипные монотонные действия вроде чистки рыбы

     или креветок. Хорошо еще, что картошку и другие овощи чистили всей кухней. Это

     называлось "Овощной Аврал", обычно с утра, после приема поставки, су-шеф проверял

     холодильники и объявлял, чего и сколько нужно начистить. Все становились в кружок над

     мусорным баком и чистили нужное количество картофеля, лука, моркови или еще чего-

     нибудь по ситуации. Это было своеобразной заменой кофе-брейка, в этот момент все

     общались, шутили и обменивались новостями. Что-то подобное видимо устраивали и

     вечером, если было мало заказов, потому что зачастую с утра в холодильниках

     обнаруживался необходимый запас очищенных овощей.

     Я до закрытия заведения ни разу не оставался, так как моя работа заканчивалась

     самое позднее к 21-00. Но сегодня вышло иначе. Примерно через час после начала работы

     в цех заглянула Василиса:

     - Слушай, у тебя какие планы на вечер?

     - Судя по твоему вопросу, ты либо меня к чему-то припахать хочешь, либо на свидание

     пригласить?

     - На свидание я и без тебя схожу, а вот помощь нужна действительно. У Жорика-

     мангальщика зуб разболелся, он не вышел сегодня, Сол там на мангале один. И мне как

     назло вечером надо пораньше уйти, Сол тут на кухне за старшего останется и ему кто-то

     нужен за мангалом приглядывать. Там ничего сложного, за углями смотреть, взвешивать,

     шампура крутить. Заказы он все равно сам отдавать будет.

     - А оплачивать? Я уже в воскресенье заехал на пару часиков просто помочь...

     - У меня все твои часы записаны, не переживай - все тебе в зарплату выплатят, вот

     смотри.- Василиса порылась в своем блокноте и показала мне аккуратную таблицу с

     фамилиями всех сотрудников и отработанными часами за каждый день. - У меня все

     точно!

     - И сколько мне тут быть? До часу ночи?

     - Я думаю до 11, ты сможешь в это время домой добраться?

     - Последний автобус ровно в 11, давай до 22-30?

     - Хорошо, я тебе лишние часы впишу, а Сол объяснит, что нужно делать. Ты к вечеру как

     все тут закончишь, спускайся к нему на мангал. Заодно поучишься, Сол хоть и

     своеобразный человек, но в своем деле мастер. Будешь потом друзей на пикниках

     удивлять!

     Василиса удалилась, а я задумался о том что, не смотря на разнузданный стиль

     общения Сола, шеф относится к нему с уважением. Видимо, он действительно мастер

     своего дела. Закончив работу около 18 часов, я, как и было оговорено, спустился на

     мангал. Это была достаточно просторная кирпичная пристройка к основному зданию,

     сбоку примыкавшая к летней веранде. Одна сторона имела широкое окно во всю стену,

     которое служило "раздачей" для веранды. Вторая стойка раздачи была внутри у входа в

     помещение, здесь забирали заказы, предназначенные для главного зала.

     Вдоль всей противоположной от окна стены располагался огромный кирпичный мангал,

     разделенный на две секции. В обычные дни разжигали только левую сторону, а на полную

     мощность запускали только в преддверии праздников и для больших банкетов. Кроме

     18

     этого, здесь имелись большой холодильник, пара железных столов, раковина, весы и

     стеллаж для чистой посуды. Здесь единолично властвовал Сол - необъятных размеров

     армянин, бывший судовой кок. В углу мангальной у него имелось офисное кресло, на

     котором он дремал, как король на троне, в ожидании заказов.

     - О, здравствуй, заходи, уважаемый, - Сол приветственно помахал рукой, - рассказывай.

     - Меня Василиса прислала, сказала, чтобы я тебе вместо Жоры помогал.

     - Это хорошо, а то одному скучно работать. Будешь взвешивать, нанизывать и подавать, а

     я отдавать буду. Ты дома шашлык жарил?

     - Да, конечно, с друзьями на природе. С ребятами с рынка часто выбирались.

     - А люля умеешь лепить?

     - Нет, раньше не пробовал.

     - Настоящий мангальщик - это тот, кто люля жарить умеет. Шашлык каждый жарил и

     каждый спецом себя мнит, а вот люля нет. Некоторые рукожопы его на решетке жарят,

     как бургер - смех один. Ты не бойся, я тебя научу, как по-настоящему.

     - Это интересно, с чего начинать?

     - С углей, это первое дело. Я вообще люблю с дровами дело иметь, это лучше всегда. Но

     Евгеньич не захотел тут нам дровяной сарай организовывать, приходится на суррогате

     жарить на этом - Сол пнул бумажный мешок с углем, стоявший у стены - Вот с краю

     сюда, сыплешь свежий, а потом, сюда дальше, как прогорит, распределяешь. Должно быть

     сектора минимум три, один такой, что бы горело совсем, средненький второй и третий

     чуть-чуть вообще. Наставление Сола было прервано трелью принтера, вслед за этим из

     него полезли чеки с заказами.

     - Ладно, потом продолжим, сейчас за дело пора. Бери чеки, ищи к ним заготовки в

     холодильнике и тащи на стол. Вон там у раковины шампуры, их тоже давай сюда, только

     протри предварительно.

     На летней веранде один за другим занимали столики, а у нас с Солом закипела работа. Я

     еле успевал нанизывать шашлык и укладывать рыбу на решетку. Лепить люля мне Сол не

     доверял, я занимался подготовкой тарелок и снятием с шампура, а он уже декорировал

     блюдо перед подачей. Вскоре работа набрала такой темп, что я уже мало что соображал, а

     просто как робот выполнял команды, отбивая запару. За исключением пары разбитых

     тарелок и небольшого ожога (неудачно взялся за шампур) все получалось неплохо.

     Забирать один из заказов на мангал пришел официант Лева, и ожидая, пока его блюда

     будут готовы, обратился к Солу с вопросом:

     - Сол, подскажи рецепт какого-нибудь интересного блюда, легкой закуски для

     романтичного ужина, которое я смогу своими руками приготовить. Я девушку в гости

     пригласил, хочу её удивить чем-нибудь, чтобы как в ресторане было.

     Сол, после секундного размышления так сказал:

     - Удивить да? Если девушку домой позвал - надо её вином поить. Если вином поить, надо

     к вину изысканный сыр подать. Пиши рецепт давай. Идешь в супермаркет, значит, берешь

     три пакета молока таких мягких (пастеризованное 2,5% жирности). Сметаны такой

     обычной грамм четыреста (20% сметана). Уксус яблочный, яиц штук пяток, сухой аджики

     пакетик и соевый соус. Соль-то у тебя дома найдется поди? Потом в аптеку пойди, купи

     презервативов две пачки и марлю...

     Сол внимательно оглядел Леву и продолжил:

     – Нет, одной пачки хватит тебе презервативов. Теперь домой иди. Кастрюлю большую

     бери, молоко ставь - кипяти. Пока молоко закипает, возьми пять яиц и сметану – взбей

     миксером до однородной массы. Если нет миксера, бери вилку и взбивай таким

     движением – вверх вниз, вверх вниз, как будто девушку ждал, а она не пришла, а ты очень

     ждал, да! Потом яйца со сметаной вылей в молоко, добавь в него аджики сухой одну

     ложку, если девушка блондинка и две, если брюнетка, мешай хорошо и жди чуть-чуть.

     Как почти закипать начнет – влей уксуса туды, три столовые ложки. И опять мешай -

     давай. Потом дуршлаг возьми, марлей застели и когда сыр покипит одну минуту –

     19

     выливай аккуратно да! Как сыворотка стечет, марлю туго скрути, сверху узел завяжи, а на

     сверток сверху баллон трехлитровый холодной воды поставь. На один час хватит

     постоять. А пока прессуется сыр – делай рассол. В литровую банку налей воды двести

     грамм и соевого соуса двести грамм. Потом еще соли чайную ложку с верхом. А если

     девушка скоро придет – то две ложки с верхом. Сыр как час отстоится – ножик берешь,

     кубиком режешь и в рассол. Если соли много кинул – через час готов сыр будет. Вот вина

     в бокалы нальешь, сыр на тарелочку выложишь, свечи зажжешь – все красиво будет!

     Лева закончил записывать и благодарно закивал:

     - Спасибо большое, Сол! Пара вопросов только. Как этот сыр называется и какое к нему

     вино лучше подать?

     Старый мангалойд усмехнулся:

     - Сыр называется АРАЧЕЗАНАХ, всем девушкам нравится, сам проверял. А лучше всего

     его подавать с марочным грузинским вином ПЕЙЧОДАЛИ.

     После восьми поток заказов несколько уменьшился, но и преподавательский запал

     Сола также угас. Он, отдуваясь, взгромоздился в свое кресло и предложил:

     - Что я тебя буду учить? Ты большой уже совсем. Бери сам и пробуй. Так быстрее

     научишься. Возьми фарша куриного да поджарь себе люля. Только когда кушать будешь

     от окна отойди.

     Я последовал его совету и попробовал сделать люля. Первая упала в угли, зато

     вторая вышла вполне приличной. Я отошел к двери из мангальной и, укрывшись за ней,

     принялся за еду, как вдруг услышал в коридоре громкие голоса. Один из них принадлежал

     старшему администратору Елене, второй был мне незнаком:

     - Как ты могла её отпустить? Куда это она собралась в рабочее время? - почти кричала

     неизвестная женщина (я подумал, что это директор ресторана Людмила Сергеевна, с

     которой я до этого не был знаком).

     - Ну она периодически отлучается, по вечерам, говорит, у меня же тут неотгулянных

     выходных месяц почти, почему я на 3 часа раньше уйти не могу?

     - Звони ей, может, не уехала еще.

     Видимо, речь шла о шеф-поваре. Женщины скрылись за углом, а вскоре по коридору

     пронеслась Василиса, она явно была чем-то сильно расстроена. В это время снова зазвенел

     заказ, я вернулся на мангал и принялся за работу. Пока Сол жарил заказанную сёмгу, я

     обратил внимание на администратора Елену, которая появилась на летней веранде и

     торопливо подошла к крайнему столику, за которым сидела шумная компания из

     полудюжины молодых людей и девушек. Елена стала что-то говорить крупному

     накачанному парню, сидевшему спиной к мангалу. Слов было почти не разобрать, зато

     хорошо была видна заискивающая улыбка администратора. Подошел Сол, выставил

     готовый заказ и посмотрел в ту же сторону.

     - Косяк похоже опять, - философски заметил он, - стол дорогих гостей. Вот этот хлыщ,

     Ленка перед которым растекается, - Димка, сын Игоря Петровича, владельца колбасного

     завода и агрохолдинга, а девчонка рядом с ним - дочка зама губернаторского - Оксана, она

     тут с папой бывает периодически, остальных не знаю, но думаю такие же.

     В это время на веранде появилась Василиса. Одета она была не в свой обычный зеленый

     хирургический костюм, а в парадную поварскую форму (которую я видел у неё один раз в

     кабинете). Она подошла к столу, тогда парень резко встал и буквально навис над

     Василисой. Он принялся яростно жестикулировать и говорить так громко, что я

     расслышал отдельные фразы.

     -...училась не х..й сосать, а готовить. Оксаночке принесли грудку магре, а она сырая

     внутри. Ты чё, сучка, хотела отравить её? Я б..дь, тебя кобелям на даче заброшу, что бы

     трахнули хорошенько. Я стейк велл дан просил, а мне вообще подошву от сапога

     принесли б..дь. Ты скажи, ты совсем ох..ая да? У нас тут свадьба через пару месяцев в

     этом ресторане, а тут х..есоска, нам помои свинячьи подаешь...

     20

     Компания за столом что-то весело поддакивала оратору, а Оксана смотрела на своего

     кавалера так, как будто он как минимум вышел сражаться с драконом в её честь. Василиса

     стояла чуть склонив голову и молча смотрела в пол. Парень перед ней продолжал сыпать

     оскорблениями и махать руками, словно ветряная мельница. В какой-то момент он махнул

     слишком близко, и Василиса резко вздрогнула и вжала голову в плечи, как будто ожидала

     удара. В этот миг мне захотелось подойти туда и бросить в хлебало этому мудаку

     кольчужную перчатку мясника, вызывая на поединок. А потом рубануть топором чуть

     правее уха и развалить через позвоночник наискосок, на две ровные половинки от плеча

     до задницы.

     Но времена отважных рыцарей прошли, и я точно таким не являлся. А просто стоял и

     смотрел, как обычный трус, искренне считающий, что его хата с краю. На веранде

     появилась директор ресторана и тоже что-то стала активно говорить гостям. Василиса

     кивнула несколько раз, что-то пробормотала и почти побежала с веранды.

     - Хорошо, что сегодня не Валентина смена, - задумчиво заметил Сол, тоже внимательно

     следивший за происходящим, – он в Васю втрескался по уши, мог глупостей наделать по

     молодости. Э, замер чо? Ну-ка сгоняй на склад, принеси угля пару мешков, а то запас

     должен быть!

     Я отправился выполнять распоряжение, а возвращаясь с мешками, увидел Василису,

     сидящую в столовой. Она была уже в "уличной" одежде и с задумчивым видом вращала

     на столе телефон. Я остановился и спросил:

     - Ты же вроде уезжать собиралась и торопилась?

     - Сейчас поеду, но спешить уже некуда.

     - Случилось чего? Может, я помочь могу?

     - Все нормально иди, работай. Я просто не успела в одно место, но ничего, всякое бывает,

     – усталым голосом ответила шеф, встала и медленно направилась к выходу. Что-то в её

     облике показалось странным, а через секунду я понял. Рост! Василиса была в изящных

     туфельках на высоком каблуке и видимо действительно не успела на свидание. «Каким же

     нехорошим человеком надо быть, чтобы не подождать девушку каких-то сорок минут», -

     подумал я и отправился дальше работать.

     - Что нос повесил, уважаемый, люля невкусный был? – участливо спросил Сол, когда я

     появился в мангальной, – хочешь коньячку оформим по чутку за твое крещение огнем?

     - На работе же нельзя.

     - Какая работа эй? Они сытые все, мороженое, смотри, кушают. И да, я начальник твой,

     разрешил, значит, давай! – Сол подошел к окну, жестом подозвал официанта и что-то

     коротко сказал ему на ухо. Тот кивнул и направился к бару, а через некоторое время

     появился из внутренней двери, неся на подносе чайник и пару чашек.

     - Вот выпьем, давай, чайку Горбачевского, по старой традиции заведения, – провозгласил

     Сол, разливая коньяк по чашкам. – За успех твой, мангалойд!

     - Так я ж не сделал почти ничего.

     - Пей, давай, ничего не испортил - уже молодец! Возвраты были? Нет! Претензий нет, все

     хорошо!

     Я засиделся с Солом и его «чайком» так, что едва не опоздал на последний автобус. Уже

     наблюдая мелькавшие за окном огни ночного города, я все никак не мог избавиться от

     гадкого чувства, будто из-за своей трусости и равнодушия я не сделал, упустил что-то

     очень важное, сам не понимаю, что…

     21

     Глава седьмая. Звонки из прошлого.

     На следующий день Василиса явилась на работу в мрачном расположении духа. Она

     выговорила нескольким поварам за грязь на рабочих местах, придиралась к заготовкам и

     вообще. Мне влетело за беспорядок в холодильниках и прочие текущие моменты.

     Единственным, кто естественным образом избежал гнева шефа, был Сол.

     - Ай, дорогая, чего шумишь? Мужа тебе надо, да? – Сол был напротив в обычном

     благодушном настроении. – Иди кофе попей, выдохни, не врывайся в работу сразу!

     - Когда пить? Банкетное меню не доведено, закупщик тупит, на кухне бардак! – Василиса

     зло стукнула кулаком по столу. – И вообще кто вчера заявку заполнял? Зачем нам сала 50

     килограмм?

     - Сало лишним не бывает, – философски заметил Сол. – Я на люля пропущу, чувствую у

     нас скоро большие банкеты.

     - А морозилка резиновая по-вашему? – Василиса не собиралась сдаваться. – Да туда и так

     не зайдешь!

     - А ты, Лучезарная, спиши все охуйки и шердаки, там бальные танцы можно будет

     устраивать! – Сол нахмурился, возмущенный упрямством шефа. – Я Саньку сказал, где

     сало взять – там высший класс, надо брать пока есть, потом не будет!

     Сол гордо поднял указательный палец вверх и отправился на мангал. Василиса зашла ко

     мне в цех. Она осмотрела заготовки и обернулась ко мне:

     - Ты осетра разделывал когда-нибудь?

     - Нет, не приходилось.

     - Там через полчаса поставщик шесть бревен привезет. Это осетры без голов, килограмм

     по 18-20 каждый. Притащишь их сюда, от слизи отмоешь и попроси Сола показать как

     правильно разделывать. Он это лучше меня умеет.

     - Хорошо,шеф!

     Неожиданно у Василисы в кармане запищал телефон. Она взглянула на экран и по её лицу

     мелькнула тень. Звонивший был ей явно неприятен. Она отошла в угол цеха, присела на

     корточки и оперлась спиной о стены. Кроме «Алло?..» она не проронила ни звука, молча

     слушая невидимого собеседника. Через пару минут она стала отвечать: «Не говори

     глупостей. Нет. Нет, это неправда! Всё было не так! Ты не помнишь, как было на самом

     деле… Это не поможет. Хватит, мама, не звони мне больше!». Василиса встала и только в

     этот момент обратила на меня внимание:

     - Что ты стоишь? Отправляйся принимай осетров, кто их без тебя сюда затащит?

     Я немедленно отправился выполнять её распоряжение. У служебного входа уже суетился

     Санек, пристраивая на тележку пенопластовые ящики со льдом, в которых лежали

     «бревна осетров». Он очень обрадовался моему появлению.

     - Салют,Мясник! Сам дотащишь? А то мне некогда, надо еще за салом съездить, Сол

     послал к своим знакомым, они для нас заготовили спецзабой.

     - Что там за сало такое, из золота, что ли?

     - Просто толстое и хорошее, Сол в этом толк знает. Говорят, у него жена из Украины.

     Наверное, она его укусила, и он теперь без сала жить не может.

     - Езжай уже, дотащу твоих осетров.

     - Спасибо! Это теперь твои осетры.

     Я в несколько заходов перетаскал осетров в цех и принялся за мытье. Это было довольно

     муторным занятием. Осетры были покрыты слоем липкой желтой слизи, которая по

     консистенции сильно напоминала сопли. Слизь отмывалась под струей воды, но не

     слишком хорошо и с каждым из шести осетров пришлось повозиться. Наконец я закончил

     и отправился к Солу на мангал.

     22

     Там я застал весьма живописную картину. Сол развалился на своем потертом кресле, а у

     него на коленях устроилась Римма-салатница. Я несколько смутился и сказал:

     - Простите, может быть, я не вовремя?

     - Заходи, заходи, я как раз опытом делюсь! – Сол гостеприимно помахал рукой, а Римма

     смущенно улыбнулась. – Мы тут за высокую кулинарию говорим, понимаешь.

     - Я попросила Сола подсказать рецепты французских блюд. Хочу парня своего удивить. В

     интернете посмотрела – приготовить смогу, но ингредиенты мне не по зарплате. Где я тут

     трюфели раздобуду и прочую роскошь?

     - Ай помолчи, да. Я вам так скажу, за всю эту кухню европейскую. Это все нищебродство

     сплошное. Вы-то историю вспомните. Там же в средневековых городах жрать-то нечего

     было. Вот взять немецкую кухню – все эти колбаски, рульки-шмульки – это от чего? Мяса

     нормального не было, даже шашлыка не из чего сделать – вот и мучились как могли. Вот

     и во Франции та же песня. Продуктов нет нормальных, так давайте понтами

     извращенными займемся! Короли у них там не ели этой херни. Это все потом в моду

     вошло, как они там революцию свою замутили великую.

     Я вам так скажу: хорошее блюдо - блюдо простое. Если ты простое блюдо не можешь

     вкусно приготовить – ты не повар, а моржовый хрен.

     - И что же ты Римме насоветовал, уважаемый, интересно же?

     - Говорю ей, приготовь хороший тар-тар из телятины. Какой мужик мясо не любит? Я на

     рынке скажу к кому подойти, он тебе вырезку такую продаст, такой нигде нет. Тар-тар

     будет – король такой не ел! А она упрямиться глупая! – влзмутился Сол и легонько

     шлепнул Римму по заднице.

     - Не станет он сырое мясо есть. Побоится, – обиженно надулась Римма – Нужно другое

     что-нибудь.

     - Ох, привередливая какая, ну слушай тогда. Приготовь ему паштет «Куриная Фуабля» ,

     лучше французской копии.

     - Это что еще за «Фуабля»? – мне тоже стало интересно.

     - Это правильный паштет. У них же там в чем проблема? Сала хорошего негде взять! Ну

     нету там в Европе хороших породистых свиней! А без жиру-то не вкусно! Вот они и

     морочатся с мраморной говядиной, да с гусей кормят до ожирения печени. Нет бы

     естественный продукт применить! – Сол щелкнул пальцами и продолжил: Вот

     запоминайте сейчас: надо взять печени куриной грамм триста и сердечек еще двести

     граммов. А главное - сала тоже грамм двести. Но если хочешь, чтобы парень ночью

     посильнее был, можешь и больше сала бахнуть, все триста грамм, энергия ему

     пригодится! Еще морковь с луком грамм так сто пятьдесят да пару яиц. Что бы еще надо?

     Травы там всякой вся что есть, соль да пятых перцев. Значит, берешь сало и режешь

     крупным кубиком, печень тоже, сердечки пополам. Морковь и лук тоже кубиком, как

     пальчик твой нежный, толщиной. Разогрей сковородку большую прямо, с бортами

     высокими, высыпи разом и жарь прямо как следует. Жарь, мешай, соли перчи, жарь еще.

     Надо чтобы влага ушла сильно, да, а морковь нежная такая стала вся. С плиты снимай, в

     миску высыпай, охлаждай давай! Как остынет - крути все на мясорубку. Потом как

     перемолола яйца разбей и траву засыпь. Миксер бери и взбивай по чуть-чуть. А пока

     взбиваешь – возьми вина красного, но не кислого, нет. Сладкого возьми, вкусного! А

     ежели парень крепкий – возьми хороший портвейн. Полстаканчика можно, а можно и

     целый стакан. И вот взбиваешь такая, левой рукой, а правой вино туды лей, тонкой

     струйкой – по чуть-чуть, а взбивай побыстрей-побыстрей. Как взобьешь, паштет

     охлаждай – в холодильник ставь да! Потом когда парня кормить будешь – с каждым

     кусочком – ты богиня из богинь для него будешь, да! Сам знаю, мне жена готовила,

     ведьма!

     - Ох крутой рецепт, Сол, только после такого за руль не сядешь, гиббоны в раз права

     отберут. –прокомментировал я.

     23

     - Зачем тебе после такого паштета за руль садиться, после такого надо в постель

     ложиться! – ухмыльнулся Сол. – Ты зачем сюда пришел, в цехе заскучал или Римму

     искал?

     - Василиса послала, сказала, ты покажешь, как осетров разделать на балык.

     - А, пойдем-пойдем! Риммочка ты все запомнила? – Римма кивнула – Вот и иди тоже

     работай, да.

     Мы вернулись в цех. Сол на примере одного осетра показал, как срезать шипы и как

     снимать филе. Отличия от лосося были существенны, но благодаря указаниям Сола я

     вполне справился.

     - Ну давай дальше сам, мне на мангал пора, - сказал он и ушёл.

     Я заморозил часть филе осетра, а часть засолил на балык. После этого принялся за

     текущие дела и заготовки. Часа через два у меня в кармане зазвонил телефон. Я взглянул

     на экран и расстроился. Звонила Эмма Юрьевна, заведующая аспирантурой института, где

     я числился соискателем научной степени и уже год совсем не появлялся.

     - Молодой человек, я звоню уведомить вас об отчислении. Искаженный динамиком

     старый скрипучий голос звучал как ножом по тарелке. – Извольте явиться забрать

     документы. Я звонила также вам на работу. Там сказали, что вы уволились и игнорируете

     попытки с вами связаться. В этой ситуации вы, вероятно, не намерены продолжать ваши

     научные изыскания. Это так?

     - Да, Эмма Юрьевна, у меня сложились тяжелые жизненные обстоятельства, знаете ли. Я

     был вынужден…

     - Ваши жизненные обстоятельства интересуют меня в незначительной степени. Извольте

     явиться за документами, иначе они будут высланы вам по почте. Всего доброго.

     Я повесил трубку и только тут заметил, что на входе в цех стоит Василиса.

     - Что же у тебя за обстоятельства сложились? С бывшей работы, что ли, звонили? Или

     коллекторы кредит выбивают? – неожиданно полюбопытствовала она.

     - Ни то ни другое – просто осколки прошлой жизни тревожат немного, – отшутился я. – У

     тебя ведь тоже такое было утром? Небось мама спрашивала, почему ты не замужем еще

     или напрямую про внуков?

     Василиса вздрогнула, как будто я плеснул в неё кипятком.

     - Не твое дело! Что с осетрами?

     - Сделал все, как сказано было.

     - Все взвесил?

     - Конечно.

     - Выпиши на листок разборчиво и мне на стол! – Василиса резко развернулась и

     направилась в кабинет.

     Я выполнил её указания и, прибрав в цехе, направился на мангал к Солу. Почему-то

     захотелось выпить его фирменного чайку.

     - Заходи, заходи уважаемый, нос повесил чего?

     - Мне кажется, зря я в повара подался. Может, я не гожусь для этой профессии.

     - Как не годишься, а? Ты же тест уже прошел, да!

     - Какой тест?

     - Поваром может работать тот, кто знает, за какой конец нож нужно держать. Но это не

     все знают. Работал я когда-то давно заведующим столовой, на судоремонтном заводе. И

     прислали нам из ПТУ поварят на практику. И был там один, самый умный такой.

     Поставил я его, значит, фарш крутить - на большой советской электромясорубке. Сказал

     по-русски - мясо порежь сначала, хоть там дырка и большая, но и мясо-то не первый сорт.

     А практиканту лень, и так перемелется, стал большими кусками совать, а оно не идет. Чем

     бы пропихнуть? Палку-пихалку лень искать, схватил нож за лезвие и давай рукояткой

     мясо в мясорубку пропихивать. Рукоять закусило, пальцы располосовало до костей. Фарш

     с щепками, котлеты с кровью. Так я и понял, что не каждый может поваром работать.

     24

     А потом мне объяснили, что и заведующим столовой не каждый может работать, а только

     тот, кто перед работой с придурков подписи в журнал инструктажа по технике

     безопасности собирает.

     - Поэтому ты шефом не хочешь быть?

     - И поэтому тоже. Но ты ведь не за советом сейчас пришел. Хотел чего?

     - Да так, работу закончил , думал чайку попить.

     - Вот дома и попей, – неожиданно посерьезнел Сол, – это ты работу кончил, у меня есть

     еще. Каждый день чай гонять такой плохо, да!

     Несколько устыженный Солом, я попрощался и отправился домой. Сидя в автобусе, я

     подумал о том, зачем меня разыскивают со старой работы, но затем отогнал эту мысль

     прочь.

     Глава восьмая. Ночь старых трубадуров.

     Еще несколько дней пролетели в обычной монотонной работе. Я уже уверенно

     ориентировался на кухне и в холодильных камерах, а также в сухом складе (который

     повара называют "сыпучкой"). Василиса завела в мясном цехе тетрадь, куда повара в

     конце дня писали мне "жалобы и предложения" по поводу количества заготовок и других

     тонкостей (например, что они достали из морозильной камеры на дефростацию и что мне

     с этим надлежало сделать). Василиса перестала писать мне подробные письма и

     ограничивалась короткими устными указаниями.

     Сегодня рабочее утро (около 11) началось с оглушительного грохота. Василиса

     стояла на раздаче и созывала коллектив, громко стукая двумя мисками-полусферами.

     - Так все тут? - Василиса обвела всех внимательным взглядом. - Я собрала вас с тем,

     чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.

     - Летучая, что ли? - подала голос кондитер Света.

     - Хуже, - мрачно отозвалась Василиса, - СЭС с пристрастием.

     - Тю проблема, - улыбнулся су-шеф Серега. - Евгеньич им все равно забашляет, они

     дальше бара не пройдут...

     - Михаил Евгеньевич и прислал эту проверку, - отозвалась Василиса. - Он сказал, что

     уважаемые люди жалуются на качество блюд и опасаются за безопасность предстоящих

     крупных банкетов. Поэтому, кроме проверки СЭС, у нас будет еще внеплановая

     инвентаризация. И надо будет разобрать все шердаки (остатки) в дальней камере-

     заморозке, а то у нас там залежи еще с позапрошлого нового года похоронены.

     На кухне раздались неодобрительные возгласы.

     - А бухгалтерия нам даст списать эту хрень? - заинтересовалась Римма из холодного цеха

     - А то будет опять - "огромные суммы, пропускайте потихоньку на служебки, нельзя ли

     ввести в бизнес-ланчи?" Ты помнишь те бараньи котлеты?

     - Раз затеялись, должны списать. Сколько можно этот мертвый груз из инвентаризации в

     инвентаризацию переносить. Тем более что нам и схему закупок поменять должны.

     25

     Но хватит болтать. Сегодня у нас грандиозная задача - ГЕНЕРАЛЬНАЯ УБОРКА.

     - Ну бляяяяя! - возглас был подхвачен всеми с редким единодушием...

     - Ради такого случая сегодня директор распорядилась открыть ресторан на три часа позже,

     так что за работу и не ныть! - бодро скомандовала Василиса. - Я вам сейчас музыку

     включу для настроения.

     - Пошли, ребята. Девчонки - к завхозу за моющим и губками. Мясник, ты со мной, будем

     столы и холодильники двигать. Остальные начинайте вытяжки разбирать. - Серега

     принялся раздавать практические указания, пока Василиса удалилась в сторону кабинета.

     Честно говоря, уборка не была моим любимым делом. Я вообще человек не слишком

     аккуратный, из-за чего нередко возникали конфликты с уборщицами на разных работах.

     Поэтому я решил, что грузчиком в этой ситуации быть неплохо. Мы начали в мясном

     чулане и выяснили, что тетя Маша-уборщица работает шваброй куда хуже, чем языком.

     Грязи там обнаружилось порядочно.

     - Ты высокий, сразу и верхом холодильников займись, - скомандовал Серега,- а я сейчас,

     перекурю две минутки и пойдем дальше все двигать.

     - Хорош работник, курить чуть что.

     - Так и ты кури, кто тебе не даёт.

     - Я уже лет 10 как бросил и так денег нет еще эту отраву покупать.

     - Как знаешь, но ты протри холодильники сверху пока, чтоб не скучать!

     Взяв табурет и заглянув сверху на холодильник, я убедился, что генеральные уборки тут

     проводились не слишком усердно. Относительно чистой была полоса, куда можно было

     дотянуться рукой, а дальше слой пыли был такой, словно не убирали с открытия. "День

     будет веселым" - подумал я и взялся за дело. Неожиданно где-то возле раздачи заиграла

     музыка, и я с удивлением услышал забытую мелодию бит-квартета "Секрет":

     - Домоооой, доомоой! - тянули в невидимых колонках Фоменко и Леонидов. - Где так

     сладко бьется сердце северных гор...

     Я подумал, что Василиса знает толк в троллинге, раз включила первой именно эту

     песню. С каждой секундой домой хотелось все сильнее. Скоро вернулся Серега, и мы

     принялись двигать остальное оборудование, столы, стеллажи и прочее. Это было очень

     непростым делом, так как места на кухне не слишком много и довольно быстро все стало

     сильно напоминать игру в пятнашки. Плюс ко всему, чтобы двигать холодильник, его

     лучше все-таки несколько разгрузить. Я это понял, когда не подумав, просто решил

     подтолкнуть холодильник плечом, в результате внутри перевернулась емкость с соусом,

     накрытая пищевой пленкой, и работы по мытью нам заметно прибавилось.

     После того как мы отодвинули все, девочки принялись отмывать кафель на стенах, парни

     мыли плиты и холодильники. Василиса не отрывалась от коллектива и тоже на карачках

     драила стену за холодильником. Серега же, к моему удивлению, занялся тем, что стал

     запихивать снятые с вытяжек решетки-жироуловители в самый большой

     пароконвектомат.

     - Ты что, жаркое из них собрался делать?

     - Нет, тут есть механизм самоочищения плюс аппарат подключен к водопроводу и

     канализации, Сам моет, сам смывает, сам сушит. Просто чудо техники, - похвастался су-

     шеф. - И любые металлические детали, которые внутрь засунешь, тоже отчистит до

     блеска!

     - Жаль всю кухню целиком в этот аппарат засунуть нельзя. Вот бы милое дело было, а не

     генеральная уборка.

     - Точно! Вообще аппарат хороший, я не знаю, как раньше без таких работали. Прогресс!

     - Ну, раньше вообще на дровах готовили и ничего. А мангал и сейчас на углях.

     - Прогресс он все-таки мозга требует! Вот у меня дружбан в Москве работал, у них случай

     был примерно с таким пароконвектоматом. Тамошний шеф захотел с блюдом

     повыеживаться. Взял свиной корейки четыре лотка, замариновал это дело в две бутылки

     26

     коньяка, выставил в парике сухой жар на 300 градусов и дверцу закрыл. Хорошо отойти

     успел. Дверцу от пароконвектомата на парковке нашли...

     - Ага, дружбан, рассказывай больше! - неожиданно отозвалась из-за холодильника

     Василиса, - этот баян про парик еще в газете "Статский Физкультурникъ" печатали.

     - За что купил, за то и продаю, - огрызнулся Серега. – Может, я вообще инструктаж по

     технике безопасности провожу вольным стилем.

     В принципе за веселыми разговорами уборка шла довольно динамично и не слишком

     муторно. Невероятно древняя CD-магнитола на раздаче продолжала обдавать нас

     забытыми мелодиями русского рока. Аквариум, ДДТ, Алиса, Крематорий - я как будто

     вернулся в прокуренную студенческую общагу из прошлого с портвейном и песнями под

     гитару до утра. Видимо, это был какой-то сборник лучших песен или вообще самописная

     Mp3 болванка. Остальным работникам такой выбор музыки, похоже, не слишком

     нравился, но вслух они не возмущались. Общими усилиями мы кое-как справились в срок.

     Из-за внеплановых занятий работа в оставшийся день шла наперекосяк. Если бы не

     кольчужная перчатка, я бы точно пару раз серьезно порезался, у коллег дела обстояли не

     лучше. Поэтому когда около девяти вечера на раздаче снова раздался грохот полусфер, со

     всех концов кухни раздались недовольные вопли. Василиса грохнула мисками о стол и

     обратилась "командирским тоном":

     - Ребята, я знаю, что вы серьезно задолбались, но начальство требует и инвентаризацию

     закончить до завтрашнего утра. Завтра будем списывать весь неликвид, потому что

     послезавтра будет сама проверка. Не бойтесь, вашим сменщикам тоже достанется не

     слабо, им придется еще раз все перемыть с дезинфектантом перед приходом комиссии и

     сама проверка будет в их смену. Так что еще неизвестно, кому больше повезло. Сейчас я,

     Леха и мясник идем разбирать дальнюю заморозку. Серега берет на себя сыпучку, Римма -

     на тебе специи. Остальные в десять вечера оставляйте кого-то одного следить за заказами

     и идете перевешивать камеры охлаждёнки. В конце каждый перевешивает заготовки своей

     станции. Листы, ручки и планшеты на раздаче. Писать разборчиво, если я не смогу завтра

     прочесть, будете перевешивать заново! Вопросы?

     - Никак нет, товарищ генерал! - рявкнул Серега, вытянулся во фрунт и щелкнул кроксами.

     - Разрешите выполнять?

     - Бегом марш! - благословила Василиса.

     Мы отправились в холодильную камеру. Это было достаточно большое помещение,

     площадью около 12 квадратных метров. Внутри стояли стеллажи, уставленные кульками,

     пластиковыми емкостями, картонными коробками или просто непонятной фигней,

     замотанной в пищевую пленку. Температура поддерживалась около -18 или -20, но для

     инвентаризации Василиса выключила охлаждающую установку. Внутри все равно было

     очень холодно, поэтому она принесла нам со склада две старые рабочие куртки, похожие

     на те, в которых работают заправщики на АЗС.

     - Не знаю, откуда они к нам приблудились, но вам пригодятся, - пояснила Василиса. -

     Леха, сходи на приемку принеси большие весы, а ты привези тележку и поставь на неё

     четыре гастроемкости, будем сортировать наши археологические находки без маркировок.

     До завтра они оттают, там решим, что с ними делать. Я тут снаружи останусь, буду все

     записывать и говорить, что куда класть, а вы вытаскивайте все по очереди, начиная с

     правого угла.

     Эта работа действительно напоминала археологические раскопки в ледяной пещере.

     Чего только мы там под завалами не находили: замороженные отварные рульки, головы

     осетров, пакеты с замороженным демигласом, мясные рулеты, брикеты непонятного

     фарша неизвестно из кого. Если бы в дальнем углу нашелся хобот от мамонта, я бы совсем

     не удивился. Ряд находок вообще представлял собой смерзшиеся куски непонятно чего и

     не поддавался простой идентификации.

     - Это следствие идиотского подхода к банкетам в течение нескольких лет, - жаловалась

     Василиса, - у нас нет жесткого банкетного меню, что клиент пожелает, то закупим и

     27

     приготовим. А всякие мелкие и не очень излишки, которые неизбежно остаются, если

     начинаешь готовить непроработанные блюда, складировали здесь, типа они же хорошие,

     как их списывать - пропустите куда-нибудь. А куда их пропустить, если этих блюд в меню

     нет? Тут даже для служебного питания на 10 лет хватит.

     - Ты же говорила, что клиент только в борделе бывает, а у нас гость?

     - Да нас тут так во все места имеют, что это натуральный бордель и есть, - подхватил

     Леха, вытаскивая очередной картонный ящик с непонятной фигней - для извращенцев с

     изысканным вкусом...

     Работа продвигалась медленно, очень мерзли ноги, так как зимних ботинок в

     наличии не имелось. Когда мы прошли примерно половину камеры, у Лехи зазвонил

     телефон, он отошел и затараторил что-то в трубку взволнованным голосом. Через пару

     минут он вернулся и обратился к шефу:

     - Василиса Николаевна, мне жена позвонила, у нас дочь заболела, температура поднялась,

     а дома лекарства кончились как назло. Ей годик всего, жена не может оставить её в аптеку

     выйти. Можно я сейчас домой поеду, я отработаю потом обязательно, надо в выходной

     выйду или подменить кого.

     - Иди, тебе такси вызвать?

     - Не надо, я на машине сегодня и в список не записывался на развоз.

     - Хорошо, езжай быстрей, но будь осторожен.

     - Спасибо, шеф!

     После ухода Лехи на несколько секунд повисло неловкое молчание, которое,

     взглянув на часы, первой прервала Василиса:

     - Тебя сегодня дома ждут?

     - Нет.

     - Меня тоже. Пойду-ка я тебя в список на ночной развоз напишу, а то твой автобус вот-вот

     уйдет, а мы явно раньше часу ночи тут не закончим. Иначе придется тебя на мотоцикле

     домой везти, а я очень не люблю ездить не одна. А ты не стой тут, как памятник, сгоняй

     кофе себе сделай и холодников ограбь на бутерброд, заодно согреешься пока.

     Я последовал совету шефа, а когда вернулся, застал её нажимающей кнопки на той

     самой потертой CD-магнитоле, что утром стояла на раздаче:

     - Ты не против музыки? - спросила она. – Тут, правда, только наш старый рок в Mp3 по

     моему вкусу, но другого диска все равно нет, а этот меня успокаивает.

     - Спокойный начальник - всегда хорошо, врубай!

     Мы продолжили работу под завывания Борис Борисыча:

     «Жизнь ползет как змея в траве

     Пока мы водим хоровод у фонтана…»

     Работа еще сильнее затянулась, ползла как змея в траве, видимо, сказывалась

     усталость. Мы почти не разговаривали, Василиса жестами показывала, куда положить ту

     или иную находку. Что-то мы сразу клали в мусорку, что-то предполагали разморозить, а

     потом принять решение, что-то клали обратно в камеру. Наконец после часа ночи все

     было закончено.

     Василиса собралась выключить магнитолу, но вдруг замерла. В тишине закрывшегося

     ресторана отчетливо зазвучал Григорян:

     "Спи сладким сном не помни о прошлом.

     Дом, где жила ты, пуст и заброшен.

     И мхом обрастут плиты гробницы.

     О маленькая девочка, со взглядом волчицы..."

     28

     Я тоже остановился, казалось, она что-то хочет сказать. Но прошло несколько

     секунд, Василиса вздрогнула, будто очнувшись от сна, и сказала не поворачиваясь:

     - Поторапливайся, там ребята уже такси ждут, опоздаешь пешком домой пойдешь.

     - Понял, уже бегу, до завтра.

     - Пока.

     Я прошел мимо, Василиса по-прежнему стояла ко мне спиной и смотрела на стену. У

     служебного входа человек десять ждали развоз, официанты, бармен, повара. Курили и

     обменивались плоскими шутками, основной темой которых было, кто у кого ночевать

     будет. Вышла Василиса, уже в шлеме, вскочила на мотоцикл и исчезла в ночи. Подъехали

     такси, и мы стали рассаживаться. Я достал наушники и долго искал в телефоне давно

     забытый трек, включил и поставил на повтор, чтобы вечер хороших песен продолжался:

     «Идя пустынною дорогой

     Навстречу собственной судьбе,

     Ты знаешь обо мне немного,

     И я не знаю о тебе.

     Меня ты видел темной ночью

     С лицом, страдающим от боли,

     И рассмотрел черты неточно,

     Склонившись низко надо мною.

     Летим навстречу солнцу, мы теперь свободны,

     И в прошлое ушли пять тысяч лет невзгод.

     Мы умерли, и наши души слились благородно,

     И ветер прямо к солнцу направляет наш полет...»

     Глава восьмая. Римма и волшебный

     столб.

     Сегодня утро выдалось пасмурным и хмурым, казалось, природа как бы намекает на

     грядущие проблемы на работе, ведь именно сегодня мы ожидали проверку из СЭС.

     Появившись на кухне, я увидел шеф-повара Василису, которая с мрачным видом пила

     кофе и о чем-то говорила с су-шефом Солом.

     - Привет! Ну что, будет сегодня проверка? - поинтересовался я.

     - Будет, через час подъедут, там целая делегация из Роспотребнадзора, - отозвалась

     Василиса. - Пройди еще раз все свои холодильники и камеры, проверь упаковку и

     маркировки, даты, все дела. И личных вещей чтобы в цехе не было, телефона и прочей

     лабуды. Иди, не развешивай уши, у нас важный разговор.

     - Есть, шеф!

     Я отправился в цех и принялся за проверку. Для постановки дат на сырье и

     полуфабрикаты у нас имелся маркировочный пистолет, но он мне не слишком нравился.

     Возможно, из-за извечной российской привычки экономить на мелочах для этого

     инструмента купили самую дешевую ленту. Теперь наклейки с датами регулярно

     отваливались, особенно если упаковка была хоть чуть-чуть влажной. Я еще несколько

     дней назад обозначил Василисе эту проблему, и она раздобыла мне ленту с

     самоклеющимися этикетками для магазинных весов (такие часто применяются в

     супермаркетах, у нас на таких весах взвешивали блюда на "доставку"). Такие этикетки

     были гораздо удобнее, на них можно было писать не только дату и время, но и

     дополнительную информацию о продукте (что было особенно важно для замороженных

     29

     продуктов). Минусом этих этикеток было то, что потом их фиг оторвешь, приходилось

     клеить их только на пищевую пленку, а не на сами лотки и гастроемкости.

     На кухне царила напряженная обстановка, с одной стороны, вроде надо было

     работать, но в ожидании проверки никто не хотел пачкать уже дважды помытое и

     дезинфицированное оборудование. Повара слонялись кругами по кухне, изредка

     перекидываясь редкими фразами, а Василиса стояла возле раздачи и нервно вращала в

     руках ручку. Она была заметно уставшей, под глазами наметились черные круги, видимо,

     ей после ночной инвентаризации так и не удалось выспаться, так как на следующий день

     проходила затяжная битва с бухгалтерией по поводу списания остатков продуктов из

     морозильной камеры. Наконец на кухне появилась "комиссия", сопровождаемая

     директором ресторана и старшим администратором Леной. Ради такого случая они

     нарядились в шапочки, бахилы и одноразовые халаты, хотя в обычное время директор и

     администратор запросто появлялись на кухне даже в "уличной" одежде. Комиссию

     возглавляла необъятных размеров тетка с толстыми губами и маленькими глазками.

     Презрительно-недовольное выражение лица придавало ей сходство с огромной жабой,

     которую зачем-то достали из болота и замотали в белую тряпку. Кроме неё, в составе

     делегации были невысокий худой парнишка и довольно плотного телосложения барышня

     постарше, в очках с толстыми стеклами.

     - Вот Маргарита Ивановна, наша кухня, это шеф-повар Василиса Николаевна, она вам тут

     все покажет и расскажет, - лебезила директор с заискивающей улыбкой.

     - Почему без перчаток? - грозным голосом спросила жаба, указывая на Костю, повара

     горячего цеха.

     - Но он ведь еще не готовит ничего и по нормам... - начала Василиса.

     - Не готовит, а оборудование лапает! - резюмировала Маргарита Ивановна, - нечего мне

     тут смотреть, и так все видно. Я вам не девочка по холодильникам лазить. Этим мои

     лаборанты займутся. Подготовьте мне стол и кресло в отдельном кабинете и тащите туда

     все документы, журналы, санитарные книжки сотрудников и прочее. Да побыстрее,

     некогда мне тут у вас рассиживаться, у меня еще совещание в управлении!

     Жаба повернулась к своим подручным:

     - Ромка, возьми смывы с оборудования, рук, одежды, разделочных досок. И холодильные

     камеры не забудь, стены и воздух. Да тщательно все смотри, не отлынивай. А ты, Светик,

     иди, бери пробы сырья сначала всего, особенно на морепродукты внимание обрати, что у

     них тут есть? Креветки, крабы, гребешки, ну ты сама знаешь. Потом, как все упакуешь,

     подойдешь ко мне, я пока меню почитаю и напишу, каких блюд и сколько порций нужно

     приготовить для исследования. - Маргарита Ивановна повернулась к директору: Пошлите

     двух человек, пусть принесут из нашей газельки термосумки и контейнеры для проб,

     водитель знает, что нужно.

     Жаба повернулась и важной поступью удалилась с кухни в сопровождении

     директора. На кухне остались лаборанты и старший администратор. Лена тут же резко

     заголосила:

     - Ты и ты, - ткнула она пальцами в сторону меня и Кости, - бегом на улицу за

     контейнерами, газель у служебного входа стоит. Остальные встали в очередь быстро,

     будут брать смывы с рук и фартуков. Василиса, тебя это тоже касается. Быстрее, вам еще

     блюда на исследования готовить! - Она повернулась к парню-лаборанту. - Пожалуйста,

     Роман Игоревич, приступайте, а я пойду насчет кофе распоряжусь, вы будете кофе?

     - Да, со сливками и сахаром, - отозвался лаборант и принялся копаться в своей сумке.

     - А вы? - обратилась Лена к лаборанту Свете.

     - Мне апельсиновый фреш сделайте.

     Я и Костя из горячего цеха отправились к служебному входу. Там у газели курил

     потертого вида мужичок-водитель. Он открыл нам боковую дверь, указал на шесть

     объемных термосумок.

     - Они что, весь ресторан планируют унести? - возмутился Костя.

     30

     - Давай быстрее, думаю, они сами разберутся, - отозвался я...

     Мы вернулись на кухню, где уже полным ходом шла проверка. Персонал выстроился

     в очередь к лаборанту Роме, он брал у каждого смывы с рук и одежды стерильными

     тупферами. Лаборант Света уже прошлась по холодильникам и начала упаковывать в

     сейф-пакеты интересующие её образцы. Мне бросилось в глаза, что они были

     существенно большего размера, чем предписано требованиями (видимо, для более

     тщательного органолептического исследования). Я поставил сумки возле раздачи и встал

     в общую очередь.

     - А почему вы только с рук смывы берете? – заигрывающим тоном спросила Римма-

     салатница у лаборанта. – Когда я санкнижку получала, меня и в других местах

     исследовали. Вы не отлыниваете от обязанностей?

     - Н-нет, так в правилах написано. – Лаборант заметно смутился и едва не выронил

     пробирку с транспортной средой.

     - Очень жаль, там, в больнице, такие неприятные бабки, так грубо берут анализы. А у вас

     это так нежно получается, лучше бы вы у меня анализы взяли. – улыбнулась Римма.

     - С-спасибо! Следующий – от лаборанта в этот момент можно было прикуривать, так

     густо он покраснел.

     Последним была моя очередь, пока лаборант отбирал пробы, я неожиданно

     вспомнил, где его раньше видел.

     - Как ты был, Ромка, рукожопом, так и остался. Нельзя касаться тампоном края пробирки,

     когда тупфер закрываешь, – сказал я. – Как и работать с открытым ртом.

     - Вы? Что вы тут делаете? Как это? – Лаборант вышел из оцепенения, но продолжал

     смотреть на меня так, будто увидел приведение.

     - Ты в холодильной камере собирался смывы брать? Пошли, там и поговорим.

     Ромка подхватил сумку с материалами и последовал за мной.

     - Вы же со второй группой в областной лаборатории работали, что вы здесь делаете?

     - Мясо рублю, что же ещё. Уволился я, Ромка, под давлением обстоятельств, еще два года

     назад. Это вообще долгая история, сейчас не об этом. Ты, я вижу, доучился, давно в

     теплом месте осел?

     - Да года полтора уже. Мне нравится.

     - Конечно, это тебе не в трупах ковыряться и мозги бешеных собак по стеклам

     размазывать. Не женился еще?

     - Некогда, я еще в аспирантуру поступил, чтобы в армию не забрали.

     - Логично, я-то думал в аспирантуру идут, чтобы науку двигать. У меня к тебе дело есть.

     Ты будешь по этим пробам первичный посев делать?

     - Да, и пересевы я, а врачи потом только читку и идентификацию. А что?

     - Короче, надо, чтобы по ним ничего не выросло. От слова «совсем».

     - Это как? Это же должностное преступление.

     - Значит, пробы отбирать с нарушениями это нормально, а другу помочь – должностное

     преступление? Ты забыл, кто тебе четверку за практику поставил и половину дневника

     продиктовал? А ты говорил – «обязательно к вам работать приду, опасные инфекции это

     так интересно!», а сам прибился, где повкусней. Ты даже сейчас чашки на воздух без

     стерильной бумаги в камеру поставил, поборник правил. Так что если там «кишечка»

     полезет, еще не факт, что по нашей вине.

     - Ладно, я сделаю что смогу.

     - Давай, что как звони, номер у меня не менялся.

     - А как вас все-таки сюда попасть угораздило?

     - Много вопросов задавал, иди давай, работай!

     Я вернулся в цех и принялся протирать и без того чистое оборудование. Приступать

     к обязанностям во время проверки категорически не хотелось. «Гости» покинули нас

     только спустя два часа. Меня опять запрягли помочь донести до машины термосумки с

     пробами, на этот раз пришлось сходить дважды, так как они были весьма тяжелыми.

     31

     Дальнейший рабочий день продолжался своим чередом. Ближе к вечеру в цех заглянула

     Василиса:

     - Слушай, помощь твоя нужна, сходи с Костиком вниз, затащите мой мотоцикл в правую

     подсобку, там место есть. Я сейчас на такси домой поеду, спать хочу, не могу, боюсь за

     руль садиться. И завтра меня не будет, возьму выходной, эта проверка меня ушатала в

     конец.

     - Хорошо, сделаем сейчас, езжай отдыхай, все будет в лучшем виде!

     После выполнения просьбы Василисы я вернулся к своим обязанностям. Работы

     было много, из-за проверки и инвентаризации заготовок я делал по минимуму, теперь

     срочно пришлось наверстывать упущенное. Через пару часов напряженной деятельности

     мое внимание привлекли крики, доносившиеся от входа в зал:

     - Вот смотрите: чек, вот примечание, написано «по готовности» и больше ничего! Где

     написано, что майонезом надо заправлять, а не оливковым маслом? А? - возмущалась

     Римма из холодного цеха, размахивая чеком заказа.

     - Официант подходил на кухню и на словах передавал!- не менее громким голосом

     отвечала администратор Лена.

     - Передал на словах, когда уже пришел заказ забирать! Охренеть умник! – не унималась

     Римма. – И чё мне теперь с этим делать?

     - Переделать салат, а стоимость первой порции я удержу из твоей зарплаты. Я сама

     видела, как официант заходил на кухню, это было до того, как салат был готов.

     - У тебя чё в глазу рентген? Ты тут бля через стену видишь, не заходя готов или не готов

     а?

     - К стоимости блюда я добавлю штраф в 2000 рублей за несоблюдение субординации и

     оскорбление руководства!

     - Ах ты, сука!

     В эту секунду я уже подумал, что сейчас стану свидетелем женских боев без правил.

     Но в самый нужный момент, словно бог на машине, на раздаче появился су-шеф Сол. Он в

     последний миг сумел обнять Римму за талию и, крепко удерживая, не допустить

     рукопашной. Развернувшись к Лене, он начал довольно грубо:

     -Эй ты, шеф тут, что ли а? На кухне шеф казнит и милует, ты отсюда иди быстро! Мы тут

     с Васей сами разберемся, салат тебе будет через 10 минут, пока официанта своего

     штрафани.

     -Хачатур Абрамович, я все понимаю, но сейчас вы серьезно не правы, нельзя…

     - Какой я тебе Абрамович, ты совсем, что ли, да? – Сол не на шутку рассвирепел. – Я тебя

     сейчас саму за оскорбление оштрафую! А ну пошла нах с кухни!

     - Я сейчас обо всем доложу директору, пусть она принимает решение – резко бросила

     Лена. – Посмотрим тогда, кто прав!

     Она развернулась и почти бегом скрылась с кухни. Сол отпустил Римму и оглядел

     собравшихся.

     - Встали что? Дела кончились, да? Риммочка, шевели своими сокровищами, делай салат и

     заправь его маянезиком, как этот гандон просил. И красиво, все чистенько, без плевков и

     волосков, чтоб понравилось совсем а…

     Внезапно Сол прервал монолог и уставился на стол раздачи. Елена так торопилась

     пожаловаться директрисе, что забыла свой телефон. Су-шеф недобро ухмыльнулся,

     схватил телефон и принялся копаться в контактах. Прошло полминуты, и телефон

     зазвонил. На экране появилась фотография с подписью «муж». Сол нажал кнопку и

     заговорил с ужасающим кавказским акцентом (которого у него не было в обычное время):

     - Ара брат, слючайно пазванил, слюшай! Лена? Лена в душе щас, ей чё передать? Муж?

     Какой муж, слюшай, нету у ней муж, на хрен иди да!

     Сол нажал кнопку отключения телефона и аккуратно положил выключенный аппарат

     туда, откуда взял.

     - За работу, уважаемые! Вы здесь цирк не видели да!

     32

     Мы вернулись к своим обязанностям, и каждый по-своему представлял радостное

     возвращение Лены домой. Через некоторое время Лена зашла на кухню с директором, и та

     тоже отчитала Римму и подтвердила штраф к зарплате.

     Уже вечером, собираясь уходить, я зашел к Солу на мангал, чтобы обсудить, сколько

     нужно баранины выкатить с кости и сколько разморозить для мангала семги. Обговорив

     рабочие моменты, я спросил:

     - Уважаемый, а с Леной-то ты палку не перегнул? Все-таки можно и жизнь человеку

     порушить.

     Сол нахмурился и ответил:

     - Будет знать, как Риммку обижать. Вообще страх потеряла, на кухне права качает, меня

     Абрамовичем обозвала. Ничего, муж побьет, умнее будет! Риммка чуть не расплакалась

     да! А такую красоту обижать нельзя. – Сол обернулся к своему помощнику Жоре – Эй,

     Георгий, покажи ему видео в телефоне, да!

     Жора поковырялся в своем смартфоне и протянул мне. Включилось видео с Ютюба,

     сначала появился логотип школы пул-дэнса и стрип-пластики «БагирррА», а потом

     началось видео каких-то показательных выступлений на шесте.

     - Ты на четвертую минуту перемотай, там самый кайф, – подсказал из-за плеча Жорик.

     Я последовал его совету и обомлел. К пилону вышла Римма в маленьком черном бикини,

     вспорхнула на шест и, обхватив его ногами, начала причудливо вращаться, выполняя

     разные сложные акробатические пируэты. Это было весьма грациозно и восхитительно

     эротично. Конечно, мешковатый поварской китель не мог скрыть потенциал, близкий к

     пятом номеру, однако такой ловкости и грации я от неё никак не ожидал.

     - Видишь да! – восхищенно цокал языком Сол. – Талантище какой! Что ей на кухне

     делать, ей в кино надо!

     - Только ей не говори, – настороженным голосом вмешался Жора, - она стесняется, вдруг

     обидится еще. Светка-кондитерша говорит, её на конкурс не допустили, сказали - техника

     хромает. Что за идиоты, куда хромает, это ж высший класс!

     - Попались бы они мне эти судьи! – грозным голосом провозгласил Сол, подмусачивая

     нож. – Они бы у меня в сторону кладбища захромали живо!

     По дороге домой я размышлял о природе слухов. Уборщица тетя Маша говорила, что

     Василиса шеф-повар танцует стриптиз, а оказалась это Римма и не танцует, а учится.

     Видимо, уборщица слышала звон, да не знает, где он. Возможно, и остальные слухи

     имеют под собой основание, только касаются разных людей. И про Василису что-то

     верным может быть. Мне даже стало еще любопытнее узнать, что же именно?

     Глава девятая. Первая тайна Василисы.

     Через три дня, после проверки СЭС, приключился мой единственный и

     долгожданный выходной день. Я еще с вечера выключил телефон и безмятежно продрых

     до двух часов дня. Проснулся, скорее всего, от того, что сильно проголодался. Посмотрев

     на плиту и кухонную утварь, я неожиданно испытал чувство отвращения к приложению

     любых усилий по приготовлению пищи. Только собрав волю в кулак, мне удалось

     нарезать хлеб и сделать пару бутербродов с колбасой. Налив кофе и усевшись за комп, я

     принялся листать ленту социальных сетей. С момента начала работы на кухне я делал это

     довольно редко и уж точно ничего не постил к себе "на стену", так что часть знакомых

     решила, что я не то помер, не то уехал куда-нибудь. Внезапно среди нескольких дежурных

     сообщений я заметил - сообщение лаборанта Ромы о том, что он не смог до меня

     дозвониться. Я включил телефон и, игнорируя смс о пропущенных вызовах, набрал его

     номер.

     33

     - Привет! Я звонил вам по поводу исследований, что вы просили. Там по сырью лезет кое-

     что и вообще...

     - Роман! Учись такие вещи по телефону не обсуждать. Ты выходной?

     - Н-нет, я дежурю до пяти.

     - Отлично, давай в 17-30 в кафешке, что на углу проспекта Савинкова и Можейко. Ну

     знаешь, это от твоей конторы пять минут ходьбы.

     - Хорошо, договорились.

     Придя на место, я почувствовал, что кофе одним своим запахом вызывает у меня не

     меньшее отвращение, чем мысль о готовке дома. "Профессиональная деформация

     началась"- подумал я и заказал себе пива. Довольно скоро появился Роман и с ходу

     взволнованно затараторил:

     - Там по смывам и воздуху все ровно, роста не было, все хорошо. Но блюда и сырье без

     меня сеют и исследуют, туда у меня доступа нет, должность пока маленькая, хорошо, что

     среды варить не заставляют. Так вот, девочки меж собой говорили, там рост по курице и

     свинине сырой из камер, КМАФАнМ кажется с превышением.

     - Интересно. Но оно же в упаковке поставщика было, это не наш косяк. А с готовыми

     блюдами что?

     - Вроде бы все хорошо, все в нормы укладывается, там только микозы еще в работе.

     - Плесени? Подожди, они если мне не изменяет память, только в долгосрочных

     полуфабрикатах нормируются.

     - В салатах еще, не проходящих тепловую обработку. Вы же по этой сфере не работали,

     там много тонкостей и нормативная документация менялась. Что там в итоге напишут, не

     знаю, у меня доступа туда нет, так видел краем глаза в рабочем журнале.

     - Ладно и на том спасибо. Так говоришь тут, освоился в лаборатории. Перспективы есть?

     - Я вначале только средами занимался и подготовкой посуды. Теперь вот повысили,

     занимаюсь оценкой качества дезинфекции и санитарного состояния. Работы много и

     сверхурочно приходится оставаться, но мне пока нравится. Коллектив хороший, девочки

     мне помогают.

     - Да ты там поди один мужского пола, устроился как козел в огороде, понятно, что

     жениться не спешишь...

     - Ну я с родителями живу, куда мне еще жениться? На лаборантскую зарплату даже

     гостинку в ипотеку не возьмешь. А почему вы из своей лаборатории ушли? Сами

     говорили «Призвание! Кто-то должен быть на переднем крае! Мы держим щит

     человечества!» вам бы на митингах с такими речами выступать надо было, так это

     пафосно и вдохновляюще звучало!

     - А что мне нужно было говорить студентам-практикантам? Что будете в адски неудобном

     защитном костюме каждый день день рисковать жизнью за мизерную зарплату? Что будут

     будить звонком в ночь с субботы на воскресенье и срочно высылать на ликвидацию

     очередного очага какой-нибудь хрени, наплевав на твой отпуск или выходной? Что за

     ошибку или халатность можно при плохом раскладе сесть в тюрьму на пару лет? Я и так у

     себя в отделе был самый молодой, основной костяк еще советской закалки, но они то не

     вечные. А молодежь не рвется трупы ковырять.

     - Ну а все-таки почему ушли? Вы же довольны были, раз работали?

     - Устал. Тупо устал работать, а потом еще подрабатывать, чтобы денег хватало. Устал

     быть в постоянном напряжении, устал бояться допустить ошибку. Случился конфликт в

     коллективе по одному неприятному случаю и дело запахло уголовным преследованием. И

     тут я просто не выдержал и практически сбежал, струсил, можно сказать. Уволился без

     отработки и решил круто поменять свою жизнь. И знаешь, не жалею, все неплохо

     получается. Денег побольше, график устойчивый, а уж про питание на работе я вообще не

     говорю.

     34

     - Рад за вас, все к лучшему. Хорошо, что я ваш гадюшник не пошел, хотя меня звали

     несколько раз. Но я так думаю, в хорошее место зазывать не будут, в хорошее место надо

     постараться, чтобы устроиться!

     - Это точно, кстати, твоя контора тоже не идеал. Ты бы поискал что-нибудь в области

     коммерческой венерологии. Там анонимные анализы ой как востребованы и хорошие

     специалисты на вес золота. Не только на ипотеку наскребешь, еще и на машину останется.

     - Спасибо, я подумаю.

     - Тебе спасибо за информацию. Ты звони, не пропадай, если что, советом помогу, да и

     старые связи еще не все потеряны. Кто его знает, что там, в жизни случится.

     - Хорошо! До свидания!

     - Пока! И удачи тебе.

     После ухода Ромы я взял еще пива и некоторое время предавался мрачным

     размышлениям. Если быть честным с самим собой, жизнь после прихода на кухню не

     стала намного лучше, но признаваться в этом посторонним людям было совершенно

     невыносимо. Я отдавал себе отчет, что никаких особенных перспектив эта деятельность

     не имела, однако и внятных планов на будущее придумать не получалось. Просто

     погружаясь с головой в работу, получалось лучше забыть о страхах и проблемах. Я допил

     пиво и побрел домой, ругая сам себя за впустую потраченные деньги (мог ведь и

     минералочкой обойтись, а пиво в супермаркете купить и выпить дома спокойно, так

     гораздо дешевле).

     На соседнем квартале я остановился возле ярко освещенного входа в ресторан

     "Палермо". Я не сразу осознал, что привлекло мое внимание, а затем понял. На краю

     парковки перед рестораном стоял очень знакомый байк kawasaki. Похоже, наш шеф тоже

     взяла выходной или снова отпросилась "по важному делу". "Не суй свой нос в чужой

     вопрос",- сказал я сам себе и отправился дальше. Но пройдя шагов пять, остановился и, не

     сумев совладать с любопытством, вернулся ко входу в ресторан. Справа от входа, на

     рекламном щите висела яркая афиша:

     "...Уникальный творческий вечер!

     Крупнейший поэтический проект России -

     "Гостевая Литературы" представляет состязание поэтов.

     Главный приз - сольный поэтический концерт в ресторане "Палермо"

     и издание книги стихов за счет заведения!

     Стоимость участия..."

     Заинтригованный, я шагнул внутрь. Меня встретила девушка-хостесс:

     - Добрый вечер! У вас заказан столик или вы собираетесь выступить?

     - Да нет, я так послушать хотел, но столик не заказывал.

     - К сожалению, все столики заняты, могу вам предложить расположиться у барной стойки.

     - О, это меня вполне устроит, спасибо.

     Я устроился на краю бара, ближе к выходу, и принялся осматривать зал. Он имел "Т"-

     образную форму, в центре была сцена, но с моего места нельзя было увидеть зал целиком

     (слева и справа от сцены были глубокие "ниши", также заставленные столиками). Зал

     быстро заполнялся, посадка шла плотная, даже за маленькие столики садились человека

     по четыре (хотя видно, что столик предназначен для двоих). Приходили в основном

     компаниями, что-то горячо обсуждая между собой, многие были с папками, книжками или

     просто с листами А4. "Да много тут поэтов развелось", - подумал я. - "Когда мы по

     студенчеству подобным занимались, нас по пальцам можно было перечесть, а теперь,

     видимо, мода такая". Василису нигде не было видно, но я не рискнул отправиться на её

     поиски, опасаясь, что мое место займут. "Если её здесь не будет, послушаю немного, да

     пойду домой, все лучше, чем комп задрачивать" пообещал я сам себе. Примерно через

     полчаса, яркие лампы осветили сцену и худощавого паренька в бабочке, шляпе с

     35

     короткими полями и клетчатом пиджачке. Он взял микрофон и начал неожиданно

     высоким и тягучим голосом:

     - Дамы и господа, мы начинаем наш проект "Гостевая Литературы". С вами я –

     бессменный ведущий Александр Запеченный! Сегодня, в ходе состязания, мы определим

     короля или королеву поэтов нашего города! Каждый из конкурсантов прочтет три своих

     произведения, победитель будет определен путем сложения голосов зрителей в зале и

     баллов нашего уважаемого жюри (далее последовало длительное хвалебное

     словоизлияние в адрес каждого из трех членов жюри.) Я не буду его приводить, скажу

     только, что в жюри были: чиновник городской администрации по культуре, владелец

     ресторана и девушка ди-джей местной радиостанции.

     Началось состязание. Перед самым началом ко мне подошла девушка-официант и

     протянула бюллетень для голосования со списком участников. В конце вечера его

     надлежало сдать для определения победителя. Я пробежал глазами список и обнаружил

     Василису под номером 19 из 30 конкурсантов. Видимо именно на подобное мероприятие

     торопилась Василиса в прошлый раз и для этого нарядно одевалась и готовилась.

     Желающих выступить много и поэтому даже незначительное опоздание означало

     выбывание, а выступить ей, видимо, очень хотелось. "Опять кухонные слухи оказались

     неспроста"- подумал я и попытался сосредоточить внимание на первом выступающем.

     Это была пышная блондинка лет 40, которая подчеркнуто слащавым и чуть сюсюкающим

     тоном затянула:

     "Я ждала тебя средь семейных бурь

     Ткань моих грудей заполняла дурь..."

     Мне нестерпимо захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Я понял, что организация

     подобных вечеров в питейных заведениях – это очень точный маркетинговый ход.

     Следующей конкурсанткой была довольно симпатичная девушка. Правда её наряд, из

     кожаной мини-юбки и сетчатых чулок с полупрозрачной футболкой, вызывал какие-то

     специфические ассоциации, но, видимо, это было частью сценического образа. Она

     затянула тягучее стихотворение, из которого в памяти осталось только восемь раз

     повторяющаяся оригинальная рифма про любовь и кровь. После неё поэты стали быстро

     сменять друг друга и иногда их произведения были так похожи, что казалось, они читают

     по очереди одно и то же бесконечное произведение. Правда попадались и более

     оригинальные авторы, чьи строки дышали динамической любовью к жизни:

     Я милую на член надел как платье,

     И в дивном соке все шары свои омыл.

     Ни с кем в миру мне не было приятней,

     И дальше мы неслись, что было наших сил!

     Чем дальше шел вечер, тем нестерпимее становилось желание выпить. Денег было

     мало и очень жалко потратить последнее подобным образом. Но тут наконец на сцене

     появилась Василиса. Она была одета в легкое темно-фиолетовое платье и изящные черные

     туфли, бросилось в глаза обилие украшений, которых она обычно не носила. Шеф

     спокойно подошла к микрофону и открыла зеленый блокнот (мне кажется, я видел его у

     неё на кухне). Зал неодобрительно загудел, видимо, не знать своих стихов наизусть здесь

     считалось дурным тоном. Василиса вскинула вверх сжатую в кулак руку, и зал затих, как

     по волшебству. Она начала громким и четким голосом. Казалось, каждое слово, как

     кольцо кольчуги, цепляется за другое, образуя тонкую, но непробиваемо прочную

     структуру, дрожащую и изгибающуюся, пока стих не закончился, замкнувшись в кольцо.

     Зал продолжал оставаться в тишине, стихли даже болтовня и шуточки по углам. Василиса

     продолжила, читая свой второй. Она плавно двигала в воздухе левой рукой, в такт ритму

     36

     стиха, и яркий свет ламп преломлялся на металле двух колец на её пальцах. Казалось,

     живой лепесток пламени перекатывался по её ладони, то затухая, то вспыхивая вновь.

     Когда закончилось второе стихотворение, по залу пробежал легкий недовольный шепот,

     усиливавшийся по углам. По-прежнему никто не аплодировал. Неожиданно Василиса

     бросила блокнот под ноги и, взмахнув обеими руками, начала читать третий стих. С

     каждым словом голос её становился громче и сильнее, подобно тому, как пламя

     разгорается под потоком ветра. Уже не огоньки блестели на кольцах, казалось, сама её

     фигура объята пламенем, особенно ярко пылающим над рыжими волосами. Само её

     произведение было посвящено огню, что многократно усиливало эффект.

     Стихотворение закончилось. Повисла гнетущая тишина.

     Василиса улыбнулась и изящно присела, подбирая брошенный блокнот. В этот момент зал

     будто очнулся от оцепенения и разразился...

     Недовольными воплями, свистом, воем и улюлюканьем. Аплодисментов не было,

     слышались возгласы:

     - Фигня. Ты зачем на сцену вылезла?

     - Это хрень, это не стихи вообще.

     - Фу! Дура бля...

     - Ведьма!

     Василиса, не дрогнув, спокойно покинула сцену и заняла место в своем, невидимом

     мне углу... На сцене появился ведущий и с трудом утихомирив зал объявил следующего

     конкурсанта. Прежде я думал уйти сразу после выступления Василисы. Но после

     услышанного решил остаться и обязательно проголосовать за неё. Опять потянулась

     череда похожих друг на друга поэтов и поэтесс, из которых запомнился только

     здоровенный детина с картофельным носом, которого ведущий объявлял особенно

     подобострастно и тщательно:

     - А теперь перед вами, уважаемые зрители, выступит несравненный Доминик Кривенко,

     со своей великолепной любовной лирикой, который недавно получил за неё приз

     зрительских симпатий на поэтическом конкурсе телерадиокомпании Волга-ТВ.

     Доминик выбежал на сцену, рванул на груди рубаху, схватил микрофон и начал:

     А ты когда-нибудь шалила?

     Рукой его всего брала?

     А ты когда-нибудь шалила?

     Не просто так, а чтоб дала?

     Чтобы от пятки до макушки

     Себя как я могла отдать

     С тобой мы верные подружки

     Пусть кто-то грубый скажет …

     -Б..дь! – не выдержал я, обернувшись к бармену. - Налейте водки две по 50. Хотя нет,

     давайте сразу три и в один стакан!

     Выпив, я почувствовал себя чуть лучше, а повторив залп, смог досмотреть состязание до

     конца. После недолгого совещания и подсчета голосов королем поэтов был торжественно

     объявлен Доминик Кривенко. Бурные объятия и лобызания со стороны ведущего не

     оставляли сомнений в причинах его углубленной симпатии к новому королю. Я не

     выдержал и, расплатившись, поспешно покинул заведение, надеясь встретить Василису на

     парковке. Но когда я вышел, байка уже не было, а на его месте стояла другая машина.

     Наверное, она ушла сразу после выступления. В платье на мотоцикл не сядешь, нужно

     время переодеться, значит, она воспользовалась какой-то "гирмеркой", а затем вышла

     через другой вход. Получается, ей был не важен результат, и она даже не собиралась его

     дождаться. Денег не осталось совсем, и я отправился домой пешком, размышляя о том,

     37

     зачем все это было нужно Василисе. Вообще поэзия не из тех вещей, которые можно

     адекватно оценить, а уж поэзия современников тем более. Зачем участвовать в подобных

     состязаниях, зная, что тебя все равно не поймут? Я шел, пиная пустую жестянку из-под

     пива, а в голове по-прежнему грозно и раскатисто звучали слова стихов об огне.

     Глава десятая. Черепашки-ниндзя и заяц

     с бычьим яйцами.

     У нас на кухне по-прежнему остро стояла проблема обновления меню. И если

     стандартное "зальное" меню кое-как разработали, то вот с составлением внятного

     "банкетного" меню дела шли из рук вон плохо. Одной из главных проблем была текущая

     занятость, проводить проработки часто было просто некогда в связи с ежедневной

     работой. Некоторые блюда удалось проработать, но они не устроили руководство и не

     были утверждены по разным причинам. В случае 50-дюймой колбасы в бараньей череве

     это было даже хорошо (слишком заморочно было её делать). Директор регулярно

     напоминала шеф-повару о проблеме меню, часто вызывала Василису к заказчикам для

     предварительного согласования каждого конкретного банкета. Василиса возвращалась

     после этих бесед как в землянку из боя. Устало выдохнув, вешала на метательную доску

     очередной листок предзаказа и со злостью вонзала в него нож:

     - Внимание, кухня, новый банкет на пять часов завтра, юбилей 80 персон. Ознакомьтесь,

     проверьте запасы, дозакажите необходимое. Мясник, ко мне!

     - Ты бы сразу командовала "К ноге, сидеть!" - без энтузиазма отозвался я. Обычно таким

     тоном Василиса обращалась ко мне, в случае, если предстоял какой-то геморрой.

     - Скоро Санек-закупон приедет, я его послала на новое блюдо все купить. Нам срочно

     нужен для банкетов оригинальный мясной рулет, который будет подаваться как холодная

     закуска в нарезку и который может быть применен для фуршетов и вообще - Василиса

     продолжала, не обращая внимания на мой выпад - Серега! Тащи, что ты там мне вчера

     присылал, сейчас набросаем вариантик и будете с Мясником делать, а я потом подойду

     декорировать и попробовать.

     - Хорошо, шеф, - отозвался су-шеф Серега, - какой вариант из тех, что я присылал?

     - С кроликом, сделайте сразу штуки четыре, сегодня приедут сотрудники из офиса

     Михаила Евгенича, у них типа мини-корпоратив. И заодно они хотят нам дать ценные

     советы по работе ресторана, ведь после последней инвентаризации "У вас

     катастрофические списания, ресторан работает страшно неэффективно, это просто черная

     дыра для денег". - Василиса грубо пародировала голос директора. - В общем, надо, чтобы

     всем хватило. Серега, озадачь ребят на горячке сделать форель на пару, которую мы на

     той неделе прорабатывали. Холодникам я сама объясню, что нужно, когда эти умники

     приедут. За работу, не стоим!

     - Слушаю и повинуюсь, госпожа! - Серега склонился в церемониальном поклоне, а затем

     повернулся ко мне - Кин-конг волосатый, дуй в камеру тащи по два килограмма вешки

     (грибов) и лука. А потом еще гастроемкость принеси, которая справа на полке сверху

     стоит, крышкой накрыта. Только аккуратней, она с жидкостью.

     - Уи, мисье д`Артаньян! (так дразнили су-шефа за его куцые усики и бородку

     клинышком), - отозвался я и пошел в холодильник.

     Когда я вернулся, Серега уже разложил на столе шесть тушек кроликов, которые

     привез закупщик. Три тушки были явно из гипермаркета, довольно мелкие, но тщательно

     зачищенные и упакованные под вакуумом. Три другие явно были куплены на

     центральном рынке. Они были заметно крупнее, на одной ноге у каждого была оставлена

     38

     лапа с шерстью, по давней советской традиции, чтобы доказать, что это кролик, а не

     кошка. Выделка была так себе, на шее остались сосуды со свернувшейся кровью, хотя

     сами кролики были жирнее и мясистее магазинных товарищей.

     - Обваляешь? Я эту мутотень страшно не люблю, особенно каждую косточку обрезать.

     Нам тут «филе кролика нужно» - чистое мясо, минимум жира и жил, можно и

     небольшими кусочками, но чтобы выход был максимальный, – начал ставить задачу

     Серега. – И смотри, отдельно взвешиваешь и считаешь метровских кролов и деревенских.

     Мы еще не решили, каких на это дело брать будем.

     - Тут из «Метро» и есть нечего, кости одни. Зато у этих явно документы левые и

     ветнадзор не проходило мясо.

     - Ты это как так сразу определил?

     - Вот смотри на овальную печать на лопатке? Видишь, в центре знак «№» а цифры после

     неё не видно? Тут должен быть номер лаборатории, которая проводила ветсанэкспертизу

     тушек, а он случайно « не пропечатался». Такие печати без номеров часто у рыночных

     торгашей есть. Типа подошел покупатель – лежат куры с печатью, кролики с печатью,

     бумажку, если попросишь, покажут, все чин чинарем. А то, что форма № 2 совсем от

     другой продукции, если вообще не фальшивая, ты как проверишь? Но те, кто левые

     формы №2 выдаёт на тушки свою печать (вообще правильно говорить ветеринарное

     клеймо) ставить не будет, ибо за это можно легко сесть. Вот и шлепают продавцы такие

     безымянные метки. На тушах свинины или говядины тоже такое бывает, там должно быть

     три пары цифр, первая регион, вторая район или город в регионе, а третья тоже номер

     лаборатории. Так вот, если на клейме овальном третьей пары цифр нет - то с этим мясом

     что-то не чисто.

     - И что это, есть нельзя?

     - Если нормальную термическую обработку сделаем, то можно. Вряд ли эти особи

     погибли от сибирской язвы. А учитывая, как у нас некоторые «эксперты» работают, то

     даже с правильным клеймом и всеми бумажками гарантий никаких. Кстати, что там за

     белая фигня в этой гастроемкости?

     - А это бычьи яйца в кефире, с вечера отмокают. Это я вчера их почистил и закинул в

     кефире, что бы запах убрать. Ты-то вчера выходной был, не видел.

     - Круто, давно с ними дел не имел, помню еще по студенчеству, мы из них шашлык

     жарили, блюдо так себе, но в колхозе под самогон на ура шло.

     - Да по студенчеству все пойдет на ура, даже доширак всухомятку.

     - Это точно! Что с яйцами делать?

     - Ты кроликами займись, а я пока из яиц и грибов начинку буду для рулета делать. Потом

     продиктую тебе пропорции, будешь, если утвердят, сам эти рулеты крутить.

     Я взял свой тонкий обвалочник и принялся за кроликов.

     - На самом деле в обвалке кролика нет ничего сложного – сначала отделяешь ноги, затем

     делаешь продольный разрез по остистому отростку позвоночника и аккуратно срезаешь

     все мясо одним куском, плавно поворачивая тушку сначала в одну, а потом в другую

     сторону. После этого обваливаешь ноги по тому же принципу – длинный продольный

     разрез по кости и, вращая ногу, срезаешь мясо, – начал я наставлять су шефа

     - Ты что думаешь, я в бурсе не учился? – возмутился Серега - Умею я это делать, просто

     не люблю и все. Ты меня еще картошку чистить поучи.

     - Тебя и в клеймах на мясе, наверное, учили разбираться, только что-то ты этого не

     помнишь. Ладно кролик, а вдруг тебе левая телячья вырезка попадется, а ты из неё сырые

     тар-тар и карпаччо подаешь?

     - Ну да, тут действительно косяк. Но вырезка у нас или с мясокомбината идет или

     импортная в вакууме, там все ровно ведь?

     - Я промолчу, думаю, ты не первый день в России живешь. Давай лучше ты про начинку

     рассказывай.

     39

     - Да тут с начинкой все просто, смотри, рубишь яйца кубиком где-то в полсантиметра или

     чуть больше. Грибы чуть покрупней, в сантиметр где-то. Ну и лук тоже мелко рубишь.

     Тебе еще с кроликами долго, а то сейчас на горячку пойду доделывать, посмотришь

     заодно.

     - Пошли, я потом доделаю, еще три штуки осталось.

     - Хорошо, сделаем сразу начинку, а то ей еще остыть нужно, прежде чем мы сам рулет

     крутить будем. Там в сборке самый трындец будет.

     Мы отправились в зону горячего цеха. Серега раскалил сковородку, налил

     дезодорированного подсолнечного масла и обжарил на нем грибы, лук и бычьи яйца.

     - Надо, чтобы все хорошо выпарилось. Иначе, если начинка будет слишком влажной, у

     тебя весь рулет расползётся, – Серега принялся меня учить с нескрываемым

     удовольствием. - Грибы режешь покрупней, они сильно ужариваются, а нужно, чтобы в

     готовом блюде чувствовались кусочки компонентов.

     - Что прямо в рецепте так написано? Нужно чтобы чувствовались?

     - Готовить точно по рецепту может только тот, кто этот рецепт писал! – важно

     провозгласил су-шеф. – Любой другой готовит после по написанному рецепту, получает

     уже свое блюдо, только в том же направлении. Вкус ты в интернет не засунешь, как ни

     старайся. Пусть этот рецепт не я придумал. Но когда закончим, это будет моё блюдо, и я

     решаю, как в нем должны чувствоваться ингредиенты!

     -Понял, выпарили, дальше что?

     - Соль, перец и сливок 35% в конце. Пусть потушится в сливках, до вязкой консистенции.

     Вот так. Иди давай, доделывай кроликов, я начинку в шокере охлажу и принесу.

     - Хорошо.

     Я вернулся в мясной цех и закончил обвалку. После этого все тщательно взвесил и

     записал в подаренный Василисой блокнот. Вообще правило «Что не записано – того не

     было» я старался соблюдать неукоснительно. Шеф редко заглядывала в мои записи, но

     регулярно спрашивала для своих расчетов цифры по разным позициям (сколько обрези с

     баранины, какой выход чистого филе семги и прочее) и листать блокнот мне приходилось

     постоянно. Вскоре вернулся Серега, неся миску-полусферу с начинкой и пару упаковок

     венгерского сырокопченого бекона в нарезку.

     - Обвалял? Молодец. Теперь бери пищевую пленку, раскатывай на колоде и выкладывай

     мясо кролика, что бы получился прямоугольник где-то 15 на 20 сантиметров. Клади

     внахлест, как мозаику, разные кусочки, лишь бы сплошной слой получился. Потом

     заворачивай кусок пленки сверху и аккуратно отбивай молотком, пока не получишь

     тонкий «коврик» из кролика.

     Я принялся за выполнение поставленной задачи. Серега тем временем раскатал на

     столе фольгу и принялся выкладывать на ней прямоугольник из бекона, аккуратно

     складывая полоски с небольшим нахлёстом. Получалась фигура несколько больше по

     площади, чем "коврик", который получился у меня при отбивании.

     - Сгоняй в сыпучку, возьми желатина. Только не того, который кондитерский в

     пластинках, а там, на полке порошковый, в пачках, тащи сразу штуки три.

     Я принес требуемое, и Серега принялся собирать рулет.

     - Бекон надо слегка просыпать желатином. Желатин вообще отличный пищевой клей, но с

     ним аккуратно нужно, если его много будет, он всю текстуру испортит – вещал Серега с

     пафосом столетнего мастера кунг-фу – теперь давай свой коврик и аккуратно

     переворачивай его с пленки сверху на бекон. Вот так видишь, с одного края оставляешь

     полоски бекона, чтобы потом завернуть аккуратно. Теперь солим/перчим слой кролика и

     тоже присыпаем желатином, на край чуть побольше, чтобы не давал рулету развернуться.

     И теперь слой начинки, без фанатизма, чтобы он был по толщине самых больших

     кусочков яиц и грибов. Вот так, а затем аккуратно заворачиваем сначала рулет в бекон, а

     затем всю конструкцию закатываем в фольгу и закручиваем по краям. Выходит такая

     конфетка!

     40

     - Это все хорошо, но надо ж взвесить, что мы Василисе скажем?

     - Так ты еще сейчас штук пять этих рулетов крутить будешь, вот и взвесишь все. Пошли

     пока запечем рулет, да попробуем. Может, фигня получилась и переделывать придется, а

     ты чуть что записывать. Ты между прочим не в бухгалтерии работаешь!

     Мы торжественно отнесли «конфетку» в горячий цех. Тут су-шеф выставил на

     пароконвектомате режим жар/пар (в соотношении 20/80) и температуру в 110 градусов.

     - Поставим минут на тридцать, а там посмотрим, – резюмировал он.

     Через полчаса Серега проверил рулет термощупом и, недовольный показателем

     температуры внутри изделия, поставил в парик еще на пять минут. После этого рулету

     дали остыть, и вся кухня собралась на дегустацию.

     - Перца бы надо чуть больше, а в целом хорошо, – похвалила Серегу шеф. – Давайте

     быстренько делайте еще пять штук, а лучше шесть. Я сейчас тарелок подберу пару

     вариантов и будем декорировать, скоро подавать. Как назовем?

     Коллектив принялся изощряться в названиях:

     - Кролик по-бургундски!

     - Мужской рулет.

     - Рулет из кролика с начинкой из бычьих яиц, тушенных с грибами.

     - Охотничий рулет.

     - Подарок кота в сапогах.

     - Нет, это все не то, как-то слишком пресно. Надо что-то такое яркое, резкое, что бы от

     одного названия хотелось попробовать – размышляла Василиса вслух – О! А что если

     «Заяц с бычьими яйцами»?

     - Супер! – отозвался Серега – И правда любопытно будет.

     - Ладно, хватит филонить. Все за работу! – Шеф быстро разогнала несанкционированный

     митинг. – Я жду рулеты, зайчики мои!

     Мы бросились выполнять приказ, и в срок все было исполнено. Василиса аккуратно

     нарезала рулеты и сделала несколько вариантов подачи. Официанты понесли блюда в зал,

     а шеф отправилась следом, чтобы выслушать критику. Я принялся убираться в цехе, а

     Серега ковырялся в моем блокноте, выписывая себе вес затраченных продуктов и выход

     по каждому кролику, чтобы вывести средние значения для технологической карты блюда.

     Параллельно он продолжал свои профессиональные наставления:

     - Вот некоторые знакомые любят меня поучать – что повар как художник, должен все по

     вдохновению делать, все на глаз и чутьем. Насмотрятся по телевизору Рамзи с Оливером и

     рассказывают мне, что на кухне весы не нужны. А я вот думаю, что без весов тут никуда.

     Да будь ты трижды профессионал, не сможешь ты точно пропорции в блюде соблюсти без

     веса. Конечно, если дома готовишь и борщ у тебя каждый раз разный, проблем нет. Но в

     ресторане, я считаю, если гостю понравилось одно блюдо, то он должен прийти через две

     недели, заказать то же блюдо и получить его точно таким, какое он в прошлый раз

     пробовал. А не вариацию на тему, потому как готовит другая смена. В этом, я считаю,

     настоящий профессионализм!

     - Я не знаю, не с моей зарплатой по ресторанам ходить. Я если два раза, одно и то же

     блюдо ел, то это был борщ в колхозной столовой. Оба раза то еще дерьмо.

     - А если бы ходил, что бы ты заказывал, – заинтересовался Серега.

     - Стейк какой-нибудь крутой, я люблю мясо.

     - Что еще от мясника ожидать, а наши стейки тебе как?

     - Миньоны ничего, а остальное я только резал, а не пробовал.

     - О чем спорите, мальчики? – осведомилась Василиса, входя в «мясной чулан». В руках

     она держала две кружки с чаем. - Вы молодцы, блюдо всем понравилось, кроме одной

     дамочки, которой рулет «спермой отдает». Но в любом случае блюдо утвердили, и я вам

     два чая в награду принесла, заварила свой, со вкусом клюквы и персика.

     - Спасибо, шеф! Наверно, эта мадам хорошо в тонкостях вкуса спермы разбирается, раз

     смогла его уловить, – предположил я.

     41

     - К гадалке не ходи, – поддержал Серега. – А мы тут, не поверишь, о любимых блюдах

     разговариваем, ты вот что любишь?

     - Я бы сейчас пиццу с удовольствием съела, – Василиса набросила на колоду мой рабочий

     фартук и уселась сверху, – Я хотела нам в меню пиццу ввести, но мне не дали до сих пор.

     Всякие бургеры есть, а пицца только на детские банкеты иногда попадает и то редко.

     - Я тоже пиццу люблю, с детства причем, – поддержал шефа Серега, – Может, помните,

     раньше мультсериал был про черепашек-ниндзя, они там еще пиццу ели? Я когда мелкий

     был, вообще считал, что эта пицца им силы и крутизны придает, у родителей постоянно

     клянчил пиццу купить.

     - О помню этот мультик, мне там нравилась героиня репортер, Эйприл кажется. Я даже на

     неё похожей хотела быть. Чтобы везде ездить и о событиях рассказывать, – поддержала

     Василиса тему воспоминаний. – Но родителям эта идея не понравилась, и видеокамеру

     они мне так и не купили.

     - Мелко вы мыслите. У меня отец на заводе работал, сварщиком. Так я его просил сделать

     мне из сварочного аппарата лазерный меч как у джедаев в «Звездных войнах». И очень

     обиделся, когда он мне его не сделал…

     Мне уже можно было уходить домой, но мы еще долго сидели в мясном цехе и

     болтали. Я рассказывал забавные случаи из своей прошлой жизни, Серега в лицах

     изображал тупых гостей, а Василиса заливисто смеялась над нами и весело болтала

     ногами. На улице зарядил сильный дождь, и до нас доносился отдаленный грохот капель

     по козырьку над входом в ресторан. Я почувствовал редкое чувство покоя и

     умиротворения, какого-то совершенно домашнего уюта и в результате снова чуть не

     опоздал на свой последний автобус.

     Глава одиннадцатая. Колбаски с

     пюрешкой.

     Прошла еще пара обычных, ничем особым не примечательных рабочих дней. Я

     уловил, что в работе поваром есть свои очевидные и неоспоримые преимущества. Для

     меня одним из таких преимуществ стали рабочие завтраки. Я приходил на работу раньше

     всех, обычно к 9, но иногда и к 8-30 получалось добраться. Кухня еще была пуста, я брал в

     холодильной камере граммов 300-400 маринованного свиного шашлыка и шел в горячий

     цех, чтобы запечь его в пароконвектомате. В холодном цехе всегда можно было разжиться

     каким-нибудь соусом и остатками листьев салата. Единственная проблема была с хлебом,

     он не всегда оставался с вечера и часто приходилось завтракать без него. Если же хлеба

     оставалось в достатке, то вместо шашлыка я делал с полдюжины бутербродов со

     сливочным маслом и ломтиками нежнейшего слабосолёного лосося (редкий случай,

     солить его меня учила сама Василиса, поделившись личным «секретным рецептом») или

     сэндвичи с листьями салата, ростбифом и соусом. Другими продуктами я не брезговал,

     просто все эти три позиции готовил я и соответственно вносил корректировки в записи,

     чтобы мои маленькие радости были не слишком заметны в инвентаризацию. По шашлыку

     это получалось плохо, но меня спасало великодушие мангальщика Сола, который

     прикрывал меня в этой махинации. Сегодня у меня был как раз краснорыбный день.

     Семга получилось на редкость красивой, казалось, на бутерброды выложены обломки

     огромного рубина. Я дополнил композицию небольшими, изящными веточками укропа и

     уже собирался приступить к трапезе, как вдруг кто-то хлопнул меня по плечу.

     - Хорошо бывать на кухне Мяс-ни-ку...

     42

     Только он тебе не скажет по-че-му! - перефразировав песенку Винни Пуха,

     поприветствовал меня су-шеф Серега.

     - Сегодня же Сол должен быть, что ты тут делаешь? - удивился я.

     - Сол отпуск взял, говорит, в больницу давно хотел лечь на обследование, а то сердечко

     пошаливает. Так что я теперь, как ты 6\1, если вообще не 7\0 работаю.

     - Попал ты, а че так рано пришел?

     - Ты жуй быстрей, сейчас все остальные подтянутся. Вчера вечером администратор обе

     смены вызвала, в 10-00 общее собрание всего коллектива.

     - Фигасе, а в чем проблема?

     - Не знаю, думаю по результатам проверки СЭС в основном. И мангальщик Валентин

     говорил, что вроде Сол обмолвился о каких-то проблемах в бизнесе владельца. Может, он

     вообще ресторан собрался продавать.

     - Ну, пока не послушаем, не узнаем. Бутер будешь?

     - Давай, я сейчас кофе себе сделаю, оставь мне парочку.

     - Не вопрос, ща забабахаю еще.

     - Ты, я смотрю, всеми силами с похудением борешься, прямо, как Винни Пух?

     - Это повкусней, чем пендаль от Василисы на ужин...

     Мы перекусили и замели следы до прихода остальных. Ближе к 10 все отправились в

     зал, где уже собирался большой коллектив. Была отчетливо заметна группа сотрудников,

     которых выдернули ради собрания в их выходной. Невыспавшиеся, взлохмаченные,

     девушки ненакрашенные, и все поголовно очень злые. Директор, Людмила Сергеевна,

     появилась только через полчаса после объявленного времени и сразу перешла к делу,

     весьма агрессивным тоном:

     - Дорогие сотрудники, я вынуждена вам сказать, что вы работаете плохо и неэффективно.

     Прошедшая проверка СЭС показала ужасное состояние кухни и многочисленные

     нарушения в порядке хранения продуктов.

     - А можно более детально о нарушениях? - подала голос Василиса. - А то если они

     касаются исключительно товарного соседства, то я вот уже полгода поднимаю вопрос об

     оборудовании отдельного овощного склада.

     - Это сейчас к делу не относится. Помолчи, Василиса, я тебе слова не давала! - грубо

     оборвала её директор. - Также удручающие результаты показала внеплановая

     инвентаризация, списание по её итогам превысила все списания за полгода вместе взятые.

     - Так там остатки еще с прошлого года были...- начал было су-шеф Серега.

     - Заткнись и не перебивай! - рявкнула директор. - По итогам прошедшей проверки мною

     было принято решение отстранить Василису от управления кухней. Она остается су-

     шефом, исполняющим обязанности шефа, до тех пор, пока мы не найдем нового шеф-

     повара. У нас уже есть несколько достойных кандидатов, в ближайшие дни мы проведем

     конкурс и выберем лучшего. Кроме того в связи с большими потерями мы будем

     оптимизировать работу кухни. Теперь устраняется должность кондитера, в основном

     меню десерты будут заказываться по субподряду в готовом виде. Кондитерские блюда

     будут только в виде тортов на банкеты по предзаказу. Также изменяется схема закупок

     товара. Будем закупать замороженные рыбу, мясо и еще ряд позиций оптом, забивать

     морозилку и размораживать по необходимости, для уменьшения потерь и списаний. Зал

     тоже работает неидеально. По итогам проверки принято решение вычитать бой посуды из

     зарплаты официантов, а также организовать общую кассу чаевых, откуда они будут

     распределяться в виде премии по моему усмотрению. И если я сочту нужным,

     премировать буду и поваров тоже. Те официанты, которые решат не сдавать чаевые в

     кассу, будут немедленно уволены.

     - Вот тут у нас офики и закончатся, - шепнул мне на ухо мангалойд Жора. Людмила

     Сергеевна меж тем продолжала:

     43

     - Большой проблемой остается низкий уровень дисциплины, воровство продуктов на

     кухне. Мы долго без этого обходились, но теперь пришло время установить на кухне, в

     коридорах и подсобных помещениях систему видеонаблюдения...

     - Душевую и женскую раздевалку не забудьте! - крикнул кто-то из официантов.

     Директриса обернулась и злобно зыркнула в поисках автора рацпредложения.

     - Кроме этого, сегодня на посту охраны возле служебного входа будет установлен ящик

     для сотовых телефонов. Охранник будет обязан выдавать журнал прихода/ухода для

     записи только после того, как сотрудник сдаст телефон на хранение в выключенном виде.

     Сотрудник, пойманный с сотовым в рабочее время, будет оштрафован сразу до голого

     минимального оклада. У нас в ресторане есть стационарный городской телефон, раздайте

     номер родственникам и если что-то случится - вам сообщат.

     - Осталось над входом "Аrbeit macht frei" написать, - сказал я Жоре.

     - Мы также возвращаем систему бизнес-ланчей. После расширения и ремонта мы

     отказались от этой услуги, но как показала практика - очень зря. Со следующего

     понедельника с 12-ти до 15-ти у нас будет ланч. Служебного питания отдельно теперь не

     будет, персонал будет есть те же блюда, что были на ланч в текущий день. Василиса,

     Сергей - к завтрашнему утру я жду от вас меню на бизнес-ланч, на пять дней, по два

     разных блюда на каждую позицию во все дни!

     По кухонному сектору прокатилось дружное "бляяяя". Директор не останавливалась:

     - И главное, нам нужно оптимизировать штат. Поэтому в ближайшие две недели я буду

     вызывать некоторых сотрудников и сообщать, что заведение более не нуждается в их

     услугах. Окончательный список мной еще не составлен, так что не расслабляйтесь!

     Вопросы?

     Я потянул руку:

     - А можно все-таки узнать, какие именно недостатки были по линии СЭС? Чтобы

     эффективнее исправить?

     - Это не твое дело! Этим новый шеф займется.

     - Ладно, а напарника мне брать будут, как обещали при приеме на работу?

     - При текущих выручках ты и так бездельничаешь полдня. Когда объем работы вырастет,

     мы вернемся к этому вопросу. Тебе ведь в зарплату оплатили переработки?

     - Да, но...

     - Тебе заплатили больше, чем обещали, хотя это не правильно. Что такое переработки?

     Это когда человек не справляется за положенное время и должен оставаться сверхурочно.

     Получается, мы тебе заплатили больше за плохую работу. В дальнейшем так будет не

     всегда, имей ввиду. В критические моменты будем выделять тебе в помощь кого-то из

     поваров, а если критических моментов будет много, значит, найдем другого заготовщика.

     Это понятно?

     - Да, спасибо!

     - У кого есть еще вопросы? Нет вопросов? Отлично - повара на кухню, бармены и

     официанты, останьтесь, будем разбирать конкретное отношение и жалобы клиентов.

     Я вернулся в мясной цех и задумался. Директор была права, позавчера на карточку

     пришла зарплата и она была примерно на треть выше изначально оговоренной. В

     принципе, Василиса мне так и обещала, когда в первый раз вызывала в выходной. Однако

     стоило взять у неё точное количество отработанных часов и пересчитать зарплату исходя

     из стоимости часа. Что-то мне подсказывало, что выйдет чуть меньше, чем было

     изначально обещано. Но больше всего меня огорчала перспектива не перейти на давно

     желанный график 2/2 и продолжить "жить на кухне". При всех достоинствах работы очень

     хотелось, чтобы время оставалось и на остальную жизнь. Мои размышления были

     прерваны бурным продолжением собрания, проходившим на "раздаче".

     - Нахрен такая работа, я уволюсь на фиг, - громко возмущался Леха из горячего цеха. - У

     меня жена дома с дочкой сидит, по 15 раз в день звонит, переживает. А я тут бывает, и на

     14 и на 16 часов могу застрять, как тут без телефона? Да ну нахер!

     44

     - Не, ну и хорошие мысли у неё были, - попытался оправдать директора Серега. –

     Например, трухануть офиков на чай отличная идея, как по мне!

     - Ага, перепадет тебе, держи карман шире, - мрачно заметила только подошедшая

     Василиса. - Это она придумала, чтобы себе в карман денег трухануть, а не о поварах

     позаботиться. "Чай" чистая неучтёнка, по бухгалтерии не проходит, налогом не

     облагается. Она там сейчас новую форму офикам презентует, там даже намека на карман

     нет. Что базар тут устроили, работы нет? Нам техкарты на 30 блюд надо срочно

     подготовить.

     - А вы сами как к разжалованию относитесь? - неожиданно смело спросил мангалойд

     Валентин - Вы сильно переживаете?

     - Ты хочешь об этом поговорить, психолог херов? - Василиса была явно сильно

     разгневана.

     - Н-нет, извините...

     - Так, все за работу. Я дополнительно еще раздам задание по проработке ланчей.

     Я вернулся в цех и погрузился в ежедневную монотонность. Свиные рульки и ребра,

     баранья корейка на шашлык, фарш на бургеры и люля, лосось и креветки - вот неполный

     список дел на текущий рабочий день, не говоря уже о незапланированных мелочах. Часа

     через три ко мне заглянула Василиса:

     - Дай-ка свой блокнот с записями. Надо кое-что по отходу перепроверить.

     - На, пожалуйста!

     Василиса взяла блокнот и направилась в сторону своего кабинета. Почти сразу после неё

     зашел су-шеф Серега. Он заглянул в мой рабочий холодильник, а затем обратился ко мне:

     - У тебя есть что-нибудь куриное на фарш?

     - В большой камере тушки четыре штуки, я для рулета с черносливом отложил на завтра, а

     что?

     - Обваляй мне две тушки от кости, надо пару позиций для ланча срочно проработать -

     куриные котлеты и домашние колбаски. Я тебе на завтра еще тушки закажу. У нас от

     старых ланчей половина технологичек осталось, но директор еще требует. Представляешь,

     чуть нам домашние пельмени на бизнес-ланч не вписала, ели отбились.

     - А что плохого в бизнес-ланчах?

     - Это все равно что ты, кроме ресторана, за ту же зарплату в столовку устроился работать.

     Днем в ресторане подают три простых блюда, что-то типа первое, второе и компот - за

     фиксированную сумму рублей в 250-300. Естественно на такую халяву набегает толпа

     офисных хомячков и разных вагин неинтеллектуальных. Не столько поесть, сколько

     сделать селфи "ой такой тяжелый день - обедаю в ресторане всем чмоки". Получается

     работы становится втрое больше и не к вечерней запаре, а прямо с утра. А уж пельмени в

     меню - вообще плохая примета, обязательно придется всем коллективом становиться и

     лепить их с утра до ночи.

     - Понятно. Василиса сильно из-за понижения расстроилась?

     - Наверное, она виду не показывает, но обиделась всё-таки. С одной стороны, директор

     права, бардака у нас на кухне хватает. С другой стороны, она завернула многие

     предложения Василисы, которые могли этот бардак устранить.

     - Я Людмилу Сергеевну в принципе понимаю. Самому доводилось быть руководителем

     отдела, тут без дисциплины никак. Но вот манера общения с людьми у неё, конечно,

     отвратная. Да и по отношению к сотрудникам у нас тут нарушений трудового кодекса

     чуть более чем до хрена. И я считаю, что уж если увольнять человека – то сразу и без

     цирка, как сегодня. Василиса не уволится сейчас, как считаешь?

     - Ей деньги нужны, поэтому не уволится. Мне кажется, у неё кредитов много висит. У

     этого ресторана есть одно неоспоримое преимущество: тут зарплата белая и её, хоть и с

     штрафами, но регулярно платят. Ты знаешь, сколько раз меня заведения на деньги

     кидали? Мы с ребятами с прошлого места работы до сих пор все не получили, судиться

     45

     собираемся. Ладно, хватит болтать, за работу давай, а то сверхурочных тоже походу не

     предвидется.

     - Что от меня конкретно требуется?

     - Короче, возьми двух кур, обваляй, взвесь все как обычно, перекрути одну на мелкий

     фарш, а одну на крупный. Из мелкого сделай, котлеты как дома - с луком, морковью, чуть-

     чуть хлеба со сливками, нет лучше с молоком, добавь ну там соль, перец по вкусу. Ребята

     в парике зажарят котлеты, а мы с Василисой попробуем. А из крупного фарша сделай

     колбаски в свиной череве, добавь в них сала побольше, соль, перец, кориандр, ну и сам

     подумай чего еще из специй. Смотри только никакого чеснока! И запиши все

     внимательно!

     - Хорошо, сделаю!

     После ухода су-шефа я подумал: "Ну, вот я и дорос до повара, не только сам

     готовлю, но и придумываю чего и сколько класть." Это был совершенно новый для меня

     опыт, даже какая-то неуверенность возникла. Но глаза боятся, а руки делают, и часа через

     два возни я принес Сереге требуемое. Он попробовал и сказал:

     - Котлеты секас просто, а вот в колбаски что-то ты перца чересчур бухнул. Их не к пиву

     подавать будут, а с пюрешкой. Отнеси Василисе на пробу и записи заодно отдай. Она в

     кабинете закопалась.

     Я взял тарелку и отправился к шефу. Василиса сидела, уткнувшись в записи и, заметно

     нервничая, грызла ручку. При моем появлении она подняла голову и нахмурилась:

     - Ты что, когда записи делаешь, ногой ручку держишь? Почерк такой, что в жизни не

     разберешь. Ты тут со мной до ночи останешься каракули твои разбирать?

     - Идея заманчивая, но боюсь мне не понравится. У меня после прошлой нашей ночи

     кашель еще не прошёл. Серега сказал тебе попробовать дать, проработка ланча.

     Василиса попробовала оба варианта.

     - Колбаска с пюрешкой пойдет. А котлета с овощным рагу или с гречкой будет отлично.

     Только перца в колбаску положил как украл, совсем бледный вкус. Что мне с твоей

     писаниной делать?

     - Ты скажи, что надо, я тебе дома наберу на компе и на флешке принесу. Тебе все равно в

     электронном виде удобнее будет.

     - Дай лучше мне свой электронный адрес, я тебе табличку экселевскую пришлю с

     нужными мне позициями, ты заполнишь вечером как домой доберешься и мне обратно

     вышлешь.

     - Отлично, давай напишу.

     Вечером дома я сильно пожалел о своем решении. Сидеть дома и работать

     "сверхурочно" совершенно не хотелось (особенно зная, что за это точно не заплатят). Но

     обещание есть обещание, я открыл письмо Василисы и увидел десятка полтора

     прикрепленных файлов. По какой-то странной прихоти шеф разнесла позиции по разным

     файлам, вместо того чтобы сделать один с разными листами. Это не то чтобы сильно

     усложнило работу, но замедлило её. Я несколько раз ошибался, вбивая данные не в ту

     таблицу или не в ту графу, но где-то через час работа была закончена. Закрыв последнюю

     таблицу, я заметил, что к письму прикреплен еще один файл с именем"123.txt". Я открыл

     его с некоторой опаской, ожидая еще более сложное задание. Но там оказался какой-то

     странный текст, что-то про девочку и пыльную комнату с бабушкой. Текст был озаглавлен

     именем "Александра Чернова". "Молодец шеф, тут присесть некогда, а она книжки на

     работе читает, вот и мне случайно отправила, наверное, не все так плохо", - подумал я,

     удалил файл и отправился спать...

     Файл 123.txt Александра Чернова.

     46

     Комната с видом вовнутрь. От пяти до

     пятидесяти.

     Моя мама не могла выйти замуж до 30. Ей не везло – не попадалось мужчин. Не то

     чтобы «подходящих» – не попадалось вообще. Ни разу не женатому до неё отцу в день

     свадьбы было 40.

     – Мне некуда было идти, – этой единственной смутной фразой мама как-то ответила

     мне на вопрос о причинах её не выбора, но поступка: замужества. Прозвучало это так,

     будто выбора у неё не было. Не только на тот момент – никогда.

     Неудивительно, что к такому возрасту иметь детей мама очень хотела. Она думала,

     так надо жить. А может, хотела этим хоть как-то заполнить зияющее в её душе

     одиночество. Материнство рисовалось ей, до сих пор наивной дурочке, в розовых тонах,

     как некий абсолют счастья, верх женской карьеры: замужняя – и с ребёнком! К нему она

     стремилась необратимо. Поэтому я была желанным малышом, родившимся спустя 10

     месяцев после маминой с папой свадьбы.

     Когда моей маме надо было рожать, ей пришлось провести в роддоме несколько

     дней. Она позвонила оттуда папе и сообщила ему, в какой день и час можно будет забрать

     домой уже нас двоих – меня и её. В назначенный день и час мой папа за нами не приехал.

     Мама прождала на улице несколько часов, потому что выписанную пациентку внутрь

     более не пускали. Она сидела на парковой лавочке с пакетом вещей в одной руке и с

     маленьким живым свёртком – мной – в другой руке, и все эти несколько часов плакала.

     Выручил папин родственник, мой родной дядя, приехавший посмотреть на племянницу,

     но перепутавший время и опоздавший к заявленному моменту выписки. Он был с

     машиной (что редкость по тем временам). Увидев плачущую маму со мной на руках, он

     мигом побросал её вещи в машину, помог сесть, довёз по нужному адресу.

     В доме, где жили мама с папой, папы сейчас не было. За несколько дней отсутствия

     мамы там прибавилось банок от пива, грязи и немытой посуды. Папа никогда не убирал за

     собой сам, предоставляя эту заботу маме. Где был папа – никому из родных, которых

     стала обзванивать моя мама, не было известно. Тогда мама стала набирать папиных

     коллег и друзей по всем известным ей номерам телефонов. Было раннее воскресное утро,

     и в трубку отвечали женскими голосами либо же матерной бранью. К счастью, номера

     папиных коллег и друзей скоро кончились, и маме стало некуда больше звонить. Тогда

     она прошла в спальню и увидела, что их с папой пустая постель измята с обеих сторон.

     Убирать за собой или кем-то ещё кровать папе тоже не нравилось.

     Мама сорвала с кровати слабо пахнущее чужими духами постельное белье и

     разрыдалась, осев на пол. Некормленая, я одиноко кричала из другой комнаты среди всего

     этого бардака.

     Стать матерью на деле оказалось стать никому не нужной. Не удовлетворяющей

     всем отцовским потребностям, главной из которых, со слов моей мамы, был всё же секс, а

     не борщ, который она ему ежедневно варила. Материнство предполагало стать до

     некоторой степени бесполезной. Превратиться в глазах отца в сломавшуюся надолго

     игрушку. Из человека сделаться мусором, который можно отбросить, словно

     использованную вещь, и уходить из дому в поисках новых вещей. Стать матерью для неё

     означало стать обречённой на боль и новое одиночество.

     Может быть, поэтому мама больше не заводила от папы детей. И папа, надо отдать

     ему должное, во вторую, третью и четвёртую мамины беременности не препятствовал ей в

     этом. Я не оправдываю её. Такое нелегко оправдать. Я пытаюсь понять. Восстановить

     прошлое по остаткам воспоминаний и обрывкам случайных фраз. Может быть, краем

     сердца почувствовать то, что чувствовала она.

     47

     Папа отыскался, когда вернулся домой к вечеру. Он был грязно одет и нетрезв. Слава

     богу, что он был один.

     Увидев дома наводящую порядок на вверенной ей территории маму и внезапно

     появившуюся меня, папа сильно удивился и пробормотал:

     – А откуда ты?.. Что ты здесь… Вот так «не ждали»…

     Мама не нашлась, что ответить ему на это. Она домывала истоптанный папой и чьей-

     то чужой обувью пол.

     И всё-таки она с ним не развелась. Не порвала отношений. Я бы на её месте за

     подобное просто убила.

     Когда я стала старше, мама мне многое объяснила.

     Если бы она не была беременна мной – отец бы ей не изменял.

     Если бы она не была в роддоме из-за меня – он бы не привёл домой другую женщину

     и не уложил бы её в мамину с папой постель, причинив этим маме сильную душевную

     боль.

     Если бы я не кричала ночами – он бы не уходил из дому кутить с друзьями и

     разными женщинами, не ужирался пивом и изредка водкой ради отключки, не блевал по

     утрам на пол, который приходилось подтирать за ним маме.

     Если бы (сначала в мамином животе, а потом на свете) не появилась я, папа не делал

     бы много чего плохого. В этом, по крайней мере, искренне убеждала меня моя мать,

     заламывая руки от негодования и ненависти.

     Во всём, во всех маминых жизненных бедах была виновата я, я и только я. Если б не

     я – ничего плохого с ней как будто бы не было. Из её слов выходило, что я была самой

     большой катастрофой, случившейся в маминой жизни. Может быть, вот почему я никогда

     не мечтала иметь детей, что в той или иной мере и степени свойственно большинству

     девочек в возрасте приблизительно от пяти до пятидесяти.

     Комната с видом вовнутрь. Переезд.

     – Теперь ты будешь жить здесь! – сказала мне мама, передавая меня в один из

     понедельников с рук на руки бабушке, своей собственной маме, которая жила за 11

     километров от дома.

     Мне только что исполнилось четыре года, и мамин декретный отпуск подошёл к

     концу. Но мама не устроила меня в детский садик – она решила, что расти у бабушки, её

     собственной мамы, для меня будет правильнее всего.

     Сцена передачи меня из рук в руки происходит в прихожей. Далеко не впервые

     увидевшая меня бабушка критически осматривает мою малюсенькую фигурку, оценивая,

     как треснувшую вазу или надколотую тарелку: выбросить ли сразу или всё же оставить?

     Хмыкает и удаляется в комнаты.

     – Ты здесь уже жила раньше, до годика, помнишь? – Мама совершенно напрасно

     апеллирует к тому периоду жизни, который напрочь выветрился у меня из головы к моим

     четырём.

     – А почему? Почему я буду жить здесь?.. – скорее пока озадаченно, нежели

     разочарованно, спрашиваю я.

     – Мне надо работать. Бабушка за тобой последит. А на выходные мы тебя заберём.

     Слишком спокойный голос мамы почему-то совсем не успокаивает меня. Я

     разочарованно наблюдаю за тем, как мама застёгивает себе сапоги (меня-то она разула, но

     обувать обратно не собирается) и принимается за ряд пуговиц на своей коричневой шубе.

     – Мама… Мама! – Я пугаюсь и тяну к ней руки, понимая, что мама сейчас уйдет. Надолго.

     Может быть – навсегда.

     48

     – Мы скоро приедем тебя проведать. Подожди до среды, – говорит мне радостным

     голосом мама. На лице у неё – заметное облегчение. Да и такого радостного голоса у неё

     не было почти никогда.

     – Мама… Мама!!! – в отчаянии я хватаюсь за полу её шубы и пытаюсь изо всех своих

     детских сил удержать её хоть на минуту.

     Мама грубовато вырывает у меня из рук полу своей шубы, которую ей было никак не

     застегнуть. По её нахмурившемуся лицу я понимаю, что она сердится.

     – Оставайся! – заявляет она и поворачивается к двери.

     Я сержусь на неё – почему она меня не услышала?! – и снова хватаю за полу шубы.

     – Отстань! Отстать! – скороговоркой бросает мне мама через плечо и рвётся наружу.

     От ужаса своего положения и того, что мама совершенно не прислушивается к моим

     мольбам, я начинаю реветь в голос, надеясь, что так она меня лучше услышит и, может

     быть, наконец-то поймёт, что я пытаюсь ей этим сказать:

     – Ма-ма, я не хочу, чтобы ты уезжа-ла!!!

     – Уеду, уеду! Уже опаздываю и так! – такой же скороговоркой бормочет моя мать себе

     под нос. Говорит она это не мне, а себе, отвечая не на мои не расслышанные ею по смыслу

     слова, а на свой внутренний диалог.

     – Мама, подержите её! – отрывисто говорит она появившейся на шум бабушке.

     Бабушка в дверях презрительно охает и тут же цепко хватает меня за руку. Мамина

     шуба сразу же ускользает из моих пальцев. Я изо всех сил тянусь снова к ней. Мне больно

     и плохо не ощущать в руках хотя бы кусочка маминой шубы. Но я больше не могу до неё

     дотянуться.

     Когда моя мать захлопывает дверь перед самым моим носом, я уже безутешно реву.

     Увидев закрывшуюся дверь, бабушка тут же с отвращением отбрасывает от себя мою

     руку – отпускает меня.

     – Не реви! Иди поиграй в игрушки! – приказывает она и уходит на кухню.

     Я утираю нос кулачком и, всё ещё всхлипывая, медленно плетусь в комнату.

     Комната затоплена светом – здесь на удивление много окон и не теневая сторона, как у

     нас дома. Солнечный свет золотист, но он кажется мне холодным. Его острые лучи,

     попадая на мои руки, которые я к ним тяну, болезненно обжигают, будто бы проникая

     сквозь кожу – такие они яркие и прозрачные.

     Мне становится больно, и я снова всхлипываю. Осмотревшись, я понимаю, что в

     комнате нет никаких игрушек, в которые мне приказала играть бабушка. Пытаясь

     выполнить её поручение, я обхожу огромную комнату по периметру (стараясь не попадать

     ногами в расстеленные по полу солнечные лучи), но так ничего и не нахожу.

     Комната пуста. И хотя по периметру она обставлена шкафами, креслами и комодами,

     она кажется мне абсолютно пустой, как какой-нибудь амбар или ангар, потому что ни

     один предмет в ней не содержит признаков жизни. Все вещи покрыты слоем столетней

     пыли, а некоторые из них даже накрыты тряпками, как в нежилых опустевших комнатах,

     чьи жильцы уехали или умерли. Из-за пыли или я даже не знаю, из-за чего, самые цветные

     предметы вроде огромного зелёного дивана имеют вполне различимый монотонно-серый

     оттенок, с серо-бурыми и серо-рыжими деревянными кубами и прямоугольниками

     наравне.

     Комната пуста и огромна – когда я совершала обход, длился он долго-долго. От

     осознания огромности этой вымеренной моими маленькими ножками пустоты мне

     становится ещё холоднее. Я практически замерзаю, мне очень не по себе. Здесь никого нет

     – внезапно осознаю я. В этой комнате нет мамы, как нет её теперь и во всей моей

     маленькой жизни…

     Поняв, а скорее даже – нутром почувствовав, что делать мне здесь совсем нечего, я

     выхожу в коридор и попадаю в прихожую. Здесь всё ещё витает воспоминание о моей

     маме. Она только что была здесь. Я же ведь помню, помню её!.. Мне мерещится облик

     49

     матери. Вот же она – стоит и наспех застёгивает ломающимися пальцами пуговицы на

     своей коричневой шубе…

     Внезапно видение рассеивается. И я до боли отчётливо понимаю, что всё это

     происходило минуту назад – но уже не происходит сейчас. Да, я помню её. Но я всего

     лишь помню её. Привидевшийся облик, как облачко стряхнутой с маминого диванного

     покрывала пыли во время уборки, рассеивается в воздухе. Мама становится невидимкой.

     В тот момент, когда призрак матери исчезает совсем, я словно срываюсь с цепи. Я

     набрасываюсь на дверь, захлопнувшуюся передо мной, и, будучи не в силах открыть её,

     дотянувшись до торчащего из скважины ключа, в ярости колочу по белому дереву

     кулаками.

     «Как, как она могла, как она только посмела оставить меня здесь, где нет никого,

     совсем-совсем никого, так холодно, скучно и одиноко?!» – про себя думаю я, а вслух я

     кричу:

     – Мама!.. Мама!!! Вернись!.. Мама!.. Вернись!!!

     Мне не жалко разбить стучащие снаружи меня кулаки до крови – потому что внутри

     мне больно до слёз.

     На шум из кухни опять выбегает бабушка. Она видит меня, неистовствующую возле

     входа в её жилище, и останавливается. И сегодня, и во все грядущие дни ей до омерзения

     противно дотрагиваться до меня, ребёнка моей мамы, случившегося с ней из-за – страшно

     вообразить!!! – моего папы (бабушка питала исключительное отвращение ко всем

     мужчинам, а к моему отцу – в особенности).

     Прямо сейчас, не будь в ней этого чувства, она бы меня от двери уже оттащила. Но

     ей противно за меня браться – и поэтому она не знает, как прекратить ситуацию.

     Наконец, что-то сообразив про себя, бабушка хватает за край расстеленный перед

     входом ковёр, на котором стою и колочу в её двери я. Она резко дергает за него, и я

     неожиданно падаю на пол. Мои кулачки, только что дубасившие в дверь, непроизвольно

     сжимаются, и хватаются за пыльное-препыльное, обтрёпанное плетение ковра. Бабушка

     тем временем тащит свой край, а вместе с ковром – меня.

     – Паршивка! Встань сейчас же! Иди отсюда!!! И чтоб не подходила больше к дверям,

     поняла?! – рявкает на меня бабушка.

     Подтянувши меня поближе, она в первый, но далеко не в последний раз шлёпает

     меня. Шлепки у неё получаются больно-пребольно – она отвешивает их с силой,

     вкладывая в каждый удар вовсе не воспитательное значение, но всю свою неукротимую

     ненависть. А уж ненависти в моей бабушке будь здоров – на десятерых бы, наверно,

     хватило.

     Шлёпать и бить меня, как я понимаю впоследствии, ей почему-то никогда не бывает

     противно. Это единственные прикосновения, которыми она меня одаряет. Отныне и

     впредь любые не предусмотренные базовой программой ухода за ребёнком дошкольного

     возраста прикосновения от бабушки приходят ко мне исключительно в форме удара.

     Наплакавшись в пустой и огромной комнате, из которой за это время успевают утечь

     куда-то все солнечные лучи (наверное, меняет своё положение солнце), я осознаю себя

     виноватой в том, что своим поведением заставила бабушку бить себя. Раз она меня бьёт,

     то очевидно, что я – плохая. Внутреннее чувство толкает меня к бабушке – мама уже

     научила меня просить прощение. Надо пойти, найти её где-нибудь и скорее его попросить,

     чтобы меня больше никогда-никогда за этот поступок (я же чуть не разбила бабушкину

     дверь!..) не мучила совесть.

     Бабушку я нахожу на кухне. Она готовит. Её лицо от меня так высоко, что я не могу

     рассмотреть его выражения: доброе ли оно уже или всё ещё злое – на меня, из-за меня

     злое? Я пока ещё не догадываюсь о том, что доброго выражения на лице у моей бабушки

     совсем никогда не бывает.

     Став чуть поодаль, боясь приблизиться, чтобы не помешать, я полушёпотом говорю

     ей:

     50

     – Бабушка, прости меня, пожалуйста… Я больше не буду так.

     Бабушке доставляет большое удовлетворение, когда перед ней унижаются (об этом я узнаю

     потом). Она поворачивает ко мне голову (брови её суровы, но на лице ухмылка) и говорит:

     – То-то же.

     Из этого туманного ответа я догадываюсь, что бабушка меня всё же простила. Вне себя от

     радости я испытываю огромное желание обнять её. И делаю крупную ошибку – раскинув руки,

     бегу к ней.

     На эту попытку бабушка реагирует в высшей степени странно. Она отскакивает со своего

     места, словно ошпаренная, и взрывается страшным криком:

     – Не подходи!!! Не тронь меня!!! Пошла прочь!!!

     Я испуганно бросаюсь в обратную сторону. Похоже, что я ошиблась, и бабушка всё ещё не

     простила меня.

     С тягостным чувством я доживаю остаток дня. Мне ещё несколько раз удаётся увидеть

     хлопотливо бегущую по дому туда или сюда бабушку (на моё присутствие в доме она обращает

     не больше внимания, чем на большой зелёный диван в гостиной). Понимая, что теперь, когда

     мамы нет рядом, я целиком и полностью завишу от неё (от человека, которого я – о ужас!!! –

     обидела), я пытаюсь при каждом удобном случае вымолить у неё прощение ещё и ещё раз.

     Бабушка не прощает меня, словно не понимает, чего я хочу, и всякий раз отмахивается. Я в

     замешательстве начинаю думать, что совершила что-нибудь действительно непростительное.

     В очередной раз, истомившись, я подскакиваю к ней, когда она несёт большую дымящуюся

     кастрюлю.

     – Бабушка, ну прости, прости же меня!!!

     В голосе моём – мольба и страдание. Балансируя кастрюлей, бабушка пинает меня ногой –

     как назойливую кошку.

     – Пошла отсюда, кому говорят!

     На мои попытки подойти слишком близко, взять за руку, если мне почему-нибудь страшно,

     или обнять мою бабушку она и в дальнейшем будет всегда реагировать так – битьём или криком.

     Если её руки не заняты – то чаще всего и тем, и этим одновременно.

     Вскоре я начинаю бояться человеческих прикосновений, потому что усваиваю: они могут

     приносить только боль. Боль от удара – если прикасаются ко мне, и сильнейшую душевную боль

     – от ругани в мой адрес, если пытаюсь дотронуться я. Это странное чувство остаётся со мной на

     всю жизнь, значительно осложняя её.

     Получив подобное воспитание у бабушки, дома на выходных я перестаю обнимать мою

     маму, всё же хоть как-то терпевшую мои объятия, но всегда при этом глядевшую куда-нибудь в

     сторону с равнодушно-измученным выражением на лице, образованным слишком сложным

     набором противоречивых и потаённых чувств, чтобы я смогла его распознать. Когда я перестаю

     обнимать маму, она не замечает этого и не пытается это исправить, позвав к себе и обняв меня

     со своей стороны. Круг равнодушия замыкается. Притрагиваться к себе из взрослых моей семьи

     позволяет только мой дедушка. Переехав жить к моей бабушке, я познакомилась с ним поближе

     и узнала, что он – добрый.

     Глава двенадцатая. Битва шеф-поваров.

     Придя на работу утром, я ощутил дыхание ветра перемен. Ветер перемен был с запахом

     потной униформы и нес с собой штукатурную пыль, а также громкий мат и мелодию

     перфоратора. На кухне и в подсобных помещениях вовсю работала бригада монтажников,

     которая устанавливала систему видеонаблюдения. От их поведения веяло аурой

     профессионального похуизма. В мясном цехе один из них взгромоздился на мясную колоду, не

     снимая грязных ботинок, и фигачил стену перфоратором. Я вежливо его окликнул, но он

     51

     продолжал работать с тем же рвением. Пришлось легонько стукнуть его кулаком в колено, после

     чего он чуть не выронил перфоратор и наконец обратил на меня внимание:

     - Какого хрена ты делаешь? Ты как мне колоду собираешься мыть, а? Сюда пищевые

     продукты кладут, если чё! - Моему негодованию не было предела, сильнее мясника можно

     разозлить, только если его топором станешь гвозди рубить.

     - Бля, больно же, ты охренел совсем? - Представитель рабочей профессии был не из

     ближнего зарубежья, что, конечно, радовало.

     - Кто у вас старший? А ну пойдем!- Я схватил монтажника за рукав и выволок из кухни. Он

     привел меня к лысоватому мужику в очках, который сидел за столом в зале и копался в каких-то

     планах здания.

     - Евгений Саныч, тут к вам... - начал монтажник, но я не дал ему закончить. Меня

     форменным образом "понесло". Не буду приводить свою речь в полном объеме, так как помимо

     микробиологических терминов она изобиловала отборным матом. Только закончив говорить, я

     понял, что все это время держал в руке нож, который зачем-то взял в цехе. Мой порыв возымел

     эффект, в машине монтажников обнаружился целлофан, которым они должны были накрыть

     столы и оборудование, прежде чем приступить к работе. Просто они о нём забыли, поступив

     согласно вечному принципу «и так сойдет!».

     Работы затягивались, я пошел в «столовую» и сделал себе чаю. Почему-то остальные

     сотрудники не спешили появляться на работе. У меня закралась мысль, что вчера вечером было

     какое-то объявление, а мне как обычно забыли передать, так как я ушел раньше.

     Часа через полтора наконец появился су-шеф Серега.

     - О, привет! Уже всерьёз готовишься к мероприятию?

     - Что еще за мероприятие? – спросил я. – И где Василиса?

     - Позвонила вчера и сказала, что выходной возьмёт. Типа устала и плохо себя чувствует.

     Директор её отпустила, ну а я чё? Мы теперь вроде два су-шефа, можем как раньше два через два

     работать. А вечером мероприятие – это, наверное, нового шефа будут представлять и, скорее

     всего, будет банкет в его исполнении для руководства. Ресторан в связи с монтажными работами

     для посетителей открыт не будет, однако всем поварам сказано быть согласно сменам.

     - И что он один сам весь банкет отдаст? Без заготовок? – удивился я.

     - Профессионал сможет, там же не сто человек будет. Тут вопрос только, сколько времени

     это у него займет. Но судя по тому, что заказ на закупку вчера директор сама делала, очень

     похоже именно это планируется. Однако если банкет не в час ночи, то скоро новый шеф должен

     появиться. Иначе он тупо ничего не успеет.

     Нашу милую беседу прервал Саша-закупщик. Он позвал нас и других уже пришедших

     поваров разгружать заказанные на сегодня продукты. Ассортимент был действительно шире, чем

     обычно, ряд позиций (типа бычьих хвостов) не заказывали даже на банкеты. Когда все

     полученное было утрамбовано в холодильные камеры, мы вернулись на кухню, там нас уже

     ждала директор вместе с двумя мужиками довольно необычного вида.

     Первый был весьма могучего телосложения (сантиметров на 10 выше меня и килограммов

     на 15 тяжелее) с черной бородой и короткой стрижкой. Руки его по плечо украшала сложная

     татуировка, состоящая из геометрических узоров. Второй человек был постарше, небольшого

     роста, лысый и с крючковатым носом. Он чем-то сильно напоминал знаменитого французского

     комика Луи де Фюнеса. Людмила Сергеевна обратилась к нам:

     - Из всех резюме, поступивших на вакансию шеф-повара, я отобрала двоих самых лучших.

     Они сегодня приготовят для владельца и его гостей особый ужин, после которого решится, кто

     из них получит эту должность. Это будет своеобразное соревнование, битва шеф-поваров. Сейчас

     они раздадут вам списки необходимых им ингредиентов и заготовок. Прошу предоставить все по

     спискам в срок и не ставить мероприятие под угрозу. Вопросы есть?

     - А можно нам хотя бы имена будущих шефов узнать? Плохо же «эй ты как тебя там»

     обращаться? – спросил Петя из холодного цеха. Я очень удивился его такому поведению. Обычно

     Петя молчал чуть чаще, чем всегда, был совершенно незаметен, а тут первым подал голос.

     52

     - Да, конечно, – отозвалась директор и махнула рукой в сторону бородача. – Вот это Андрей

     Владимирович, шеф-повар, с опытом работы в Москве и большим стажем работы. А это – тут

     директор махнула в сторону Луи де Фюнеса: Александр Кириакович, шеф-повар мирового

     уровня, работал шефом на европейском круизном лайнере в Средиземном море. Я прошу всех

     относиться к ним с должным почтением. Сейчас я закончу инструктаж конкурсантов, а вы пока

     займитесь работой!

     Я отправился в мясной цех и продолжил зачищать колоду. Дело это муторное, специального

     инструмента не было и приходилось работать топором. Естественно, лучше он от этого не

     становился, и поэтому я снова вспоминал видеомонтажников нехорошими словами. Вскоре в цех

     заглянул Серега су-шеф:

     - Знаешь, кто этот Андрюша-бородач? Это же муж нашей Лены-админши! Если он шефом

     станет, нам тут жизни от неё вообще не станет.

     - И что ты предлагаешь? В борщ ему насрать?

     - Нет, ну без крайностей, мне еще работа нужна. Просто кажется мне, второй получше

     будет, все-таки европейский опыт, есть чему поучиться. Я бы сам с удовольствием в Европу

     поехал работать, уровень разный несоизмеримо.

     - Только работать? Или на совсем жить?

     - Да и пожить там, наверно, неплохо. Только вот учить язык надо.

     - А как ты там работать собирался без знания языка? Там Равшанов с Джамшутами и так до

     хрена.

     Нашу беседу прервал бородатый Андрей, который зашел в мясной цех.

     -Здравствуйте, коллеги! Меня зовут Андрей, можно без отчества и на «ты».

     Мы представились и обменялись с Андреем рукопожатиями. Андрей продолжил:

     - Хорошо у вас на кухне все организовано, цех мясной опять же, чистенько все. Мне моя

     жена, Лена, вы знаете её, всегда рассказывала, что тут ад беспросветный. А я смотрю, ничего так,

     это она перегибает, походу.

     - Женщины они такие – все на эмоциях! – отозвался Серега.

     - Какие заготовки нужны? – Я перешел сразу к делу.

     - Да мне от вас собственно по минимуму. Надо толстого края зачищенного килограмма три

     и четыре бараньи ноги тщательно обвалять, но кости не выбрасывать. И чтобы ноги обвалены в

     один разрез.

     - И тазовую оставить?

     - Нет, таз не нужен. Только длинные кости.

     - Хорошо, через час все будет.

     - Спасибо, приятно с профессионалом дело иметь.

     - Я любитель, сыщик без диплома.

     - У тебя дипломы из плеч растут, это самое главное!

     Андрей удалился, а Серега сказал:

     - Подмазывается, с коллективом ути-пути разводит. Даже на жену родную гонит.

     - А может, правду сказал. Кто его знает, как у них там в семье? Ленка та еще стерва, ему

     посочувствовать можно. Влюбился человек, а теперь мучается.

     - Муж и жена – одна сатана!

     - Видно будет, пошел я за мясом.

     Когда я вернулся с говядиной и бараниной, в цехе меня ждал Александр Кириакович. Не

     приветствуя, он сунул мне распечатанный подробный список необходимых ему заготовок, с

     весом и подробным описанием, как и что нужно сделать.

     - Сделать точно так, как написано, я все буду тщательно проверять, – жёстким тоном

     потребовал «конкурсант». – И быстро, у вас два часа только.

     - Сделаю, но мне больше времени потребуется. Первым ваш оппонент обратился, я сделаю

     его заготовки, а потом ваши. К сожалению, заготовщик в штате только один.

     53

     Александр Кириакович зло сверкнул глазами, бросил на стол свой список и вышел из цеха.

     Вскоре в цех явились су-шеф и Костя из горячего цеха.

     - Ну что, Мясник, доволен? Нас тебе в помощь директор прислала, ты же у нас немощный,

     заготовки делать не можешь, – с сарказмом заявил су-шеф. – Давай список, который эта «звезда»

     оставила. Сразу к директору побежал жаловаться, что в таких условиях работать невозможно.

     - Вот взял бы и сам сделал, тоже мне шеф, тут ничего такого, – сказал Костя, разглядывая

     список. - На поварских конкурсах участники все от начала до конца сами готовят. А тут ты

     смотри, сразу побежал жаловаться, ему заготовки долго делают.

     - Ну, по-своему он прав, если это соревнование, то условия должны быть равные, – не

     согласился я. – Он же не виноват, что у нас один заготовщик по штату? Заткнитесь и делайте уже.

     - Заткнись! Заткнись! Начальников куда бы деться, - проворчал Серега – из тебя тоже

     грозный начальник выйдет. Ты зачем бригадира монтажников утром напугал? Я когда пришел,

     он мне говорит: «Ну у вас и шеф-повар, бешеный просто. Утром прибежал, орет, ножом машет,

     думал уже, сейчас меня на месте прирежет!».

     - А нехер антисанитарию на кухне разводить! Колоду мне штукатуркой засрали, им

     повезло, что на своих ногах ушли! Если бы я хай не поднял, они, может, и не прибрали за собой,

     пришлось бы нам перед шефами генералить!

     - Молодец, возьми на полке пирожок, понюхай и назад положи...

     Мы принялись за работу и, чуть больше чем через час, отдали шефам всё, что они просили.

     В горячем цехе закипела битва. Сначала все повара столпились вокруг «сражающихся шефов»,

     но неожиданно «Луи де Фюнес» поднял визгливый крик, что ему мешают работать, отвлекают

     шумом и подглядывают за его профессиональными секретами. Директор немедленно выгнала

     всех поваров с кухни в столовую. Там мы расселись и принялись обсуждать шансы на победу

     конкурсантов. Предлагалось даже устроить тотализатор. Как ни странно, больше симпатий у

     коллектива вызвал Александр Кириакович.

     - Сразу видно – крутой профи, список заготовок заранее напечатанный, в голове, видно,

     план держит, весь на работе сконцентрирован. А Андрюша этот, если бы не жена его, вообще

     сюда бы не попал. Жаль Риммка в отпуске, можно было бы испытание на ревность устроить, она

     это может, – вещал горячник Костя. – Вот увидите, победит этот итальянец.

     - Он грек походу, если по отчеству судить, – отозвался су-шеф Серега. – Профи, может, и

     профи, но здороваться-то нужно с людьми? Хрена он даже руки не подает, смотрит сверху вниз,

     как на говно.

     - Ну и что? Кто он, а кто ты? – не унимался Костя. – Вон владелец, когда приезжает, он тебе

     тоже руки не подает и ничего. Так мир устроен.

     - Это неправильный подход. Мы не рабы древнеримские – с людьми надо по-человечески –

     поддержал Серегу Петр из холодного цеха.

     - Главное – результата достичь, а не этикет разводить. Если слишком о людях переживать,

     они на шею сядут и ножки свесят. Каждый должен свое место знать! – авторитетно заявил Жора

     мангалойд. – А по поводу кандидатов, кто лучше готовит – тот и шеф. Тут вам не выборы

     президента.

     - Вы смотрели фильм Пёрл-Харбор? – Похоже, Серега су-шеф не на шутку завелся - Знаете,

     что сделал новый командующий флотом, адмирал Честер Нимиц, которого назначили после

     этого жестокого поражения? Он собрал всех, кто участвовал в обороне порта, и отправил на три

     недели в отпуск! Приказал освободить лучшие отели на Гаваях и заселил туда летчиков и

     моряков. А потом издал приказ, что сбитых американских пилотов надо находить в море и

     спасать любой ценой. Даже если ради одного пилота нужно рисковать целой летающей лодкой

     или даже эсминцем. И пилоты летели в бой, зная, что если их собьют, они могут быть спасены.

     А у японцев другой был подход. Каждый пилот, каждый матрос был готов пожертвовать жизнью

     за императора. И смерть его в этом случае была естественна и почетна. И они летели в бой, не

     боясь умереть, осознанно жертвуя собой. Но в итоге-то американская концепция победила!

     Человек, сражающийся и за свою жизнь, оказался сильнее раба-фанатика! Так и в работе:

     54

     человек, который работает не за мифическое «общее дело», а за свой конкретный интерес, всегда

     лучше работает. И лучше работает, когда к нему относятся по-человечески, а не как к механизму,

     который выкинул и новый поставил!

     - Ну, ты хватил. Тебя послушать, это америкосы во Второй мировой победили. Да если бы

     не этот приказ, их ссыкливые пилоты вообще хрен бы куда летали. – Костя тоже перешел на

     повышенные тона. – Послушать тебя и наши герои в Сталинграде просто рабы тупорылые! Да

     если бы мы в Манчжурии не ударили, хрен бы эти янки с самураями совладали… А если бы при

     Сталине народ в едином порыве не строил бы фабрики и заводы, у нас вообще сейчас ничего бы

     не было!

     Беседа принимала масштабы классического интернет-срача. С той лишь разницей, что

     оппоненты не были разделены экраном компьютера и продолжением вполне мог стать бокс без

     переписки. Я решил вмешаться:

     - Угомонитесь оба, историки уровня /b/! Кто начальству лучше лизнет, тот и будет шеф.

     Меня больше интересует, какого хрена мы тут сидим? Ресторан по-нормальному не откроют,

     обычных заказов не будет. На кухню идти нельзя, что мы тут высиживаем?

     - Думаю замываться на кухне шефы не будут, – ответил Серега, – сейчас пойду к директору

     спрошу – может, оставим двух дежурных, а остальные по домам.

     Серега вернулся через 15 минут и объявил, что мы останемся до окончания «состязаний».

     И потом новый шеф проведет собрание коллектива. Я посмотрел на часы и сказал:

     - Сверхурочные же теперь не оплачиваются? Я свою работу сделал, рабочий день кончился.

     Серега, пойду я домой. Если какие-нибудь катастрофические изменения будут – оставьте записку

     в мясном цехе, я утром с удовольствием почитаю.

     - Ладно, вали, но если новый шеф на тебя окрысится, сам виноват.

     - Лучше умереть и чувствовать себя спокойно, чем жить и волноваться! До завтра!

     Я вышел на улицу и вдохнул свежий осенний воздух. Не знаю почему, но мне было

     совершенно все равно, кто там станет новым шеф-поваром. Просто с другим начальником эта

     работа уже не будет такой сказочной. Почему-то казалась, что Василиса больше на работу не

     выйдет, и от этой мысли становилось тоскливо.

     Дома, после ужина, я полез в интернет на сайты вакансий. Что-то мне подсказывало, что

     скоро мне придется искать работу. Наверняка под сокращения штата первым попадет человек без

     поварского образования и опыта работы. Повара в городе еще требовались, но я не знал, хочу ли

     теперь быть поваром. Так и не найдя подходящих вариантов, я отправился спать, резонно решив,

     что утро вечера мудренее.

     Файл 123.txt

     Комната с видом вовнутрь. Флигель и

     радио.

     Когда бабушка совсем расходилась в своей привычке к нецеленаправленной ругани (а это

     с ней случалось частенько), дедушка прятался от неё во флигель и брал туда с собою меня. В

     таких случаях дедушка называл флигель «бомбоубежищем» (в молодости он служил в армии и

     любил военные термины). Шутка была точная, и я каждый раз заново смеялась над ней.

     Флигель представлял собой старый жилой сарай из досок, обмазанных снаружи и изнутри

     глиной и штукатуркой. Внутри он был поделён на две комнаты: кухню и спальню, не считая

     небольшой прихожей в два шага по периметру.

     В спальне стояли ящики с песком, в котором хранилась морковь, а ещё – картошка и лук,

     наваленные в мешках по углам. Одну из стен занимала кровать – широкая, с железной спинкой

     из прутьев, напоминавших мне решётку тюрьмы. Я часто сидела на этой кровати, выглядывая

     меж прутьями – играла «в заключённого» (ощущение полной морально-физической несвободы

     было мне знакомо не понаслышке).

     55

     На кухне был стол, небольшой холодильник, печка и кухонный шкаф, полный самой

     разнообразной посуды. Самая смешная вещь там была – половник, висевший на стене на

     отдельной резной вешалке, и такой большой, что ковш его можно было бы запросто надеть мне

     на голову.

     Бабушка не любила появляться во флигеле, потому что внутри было холодно, сыро и пахло

     плесенью. Поэтому лучшего места для пряток от бабушки нам было не найти.

     С дедушкой можно было смело «идти в разведку». Он всегда придумывал интересные темы

     для разговоров и всякие словесные игры вроде «названия городов на последнюю букву

     предыдущего», чтобы незаметно провести время. Из припрятанных в холодильнике продуктов и

     выкопанной из песка моркови дедушка тут же варил суп в случаях, когда сидеть приходилось

     достаточно долго, и мы с ним успевали проголодаться.

     Наверное, примерно так чувствовали и проводили время в землянках солдаты во время

     войн, думала я, и испытывала восторг и некоторую гордость при этой мысли.

     Надо сказать, готовил дедушка удивительно хорошо – даже вкуснее бабушки. Я очень

     радовалась, когда приходилось прятаться не на вечер, а ещё до обеда, потому что знала: на весь

     остаток дня будет вкусно и весело.

     Однажды дедушка решил починить старое советское ламповое радио, стоявшее на окне

     рядом с печкой. Он долго копался в нём, что-то откручивая и разбирая. Я с нетерпением следила

     за его действиями и рассматривала удивительные по форме детали из странных разноцветных

     металлов. А потом радио заработало! Оно заговорило шипящими голосами, и на его передней

     панели из прорванной марли затрепетал огонёк. Этот огонёк был такой уютный, что вокруг него

     можно было сидеть, как вокруг костра…

     Дедушка притащил из спальни два стула, и мы с ним уселись рядом, поодаль от радио. Оно

     пело, а мы молчали и слушали. И это было до того хорошее молчание, что не стоило вообще

     ничего говорить.

     Белый с чёрным пятном на голове кот Дарий, живущий «на свободном выгуле» на

     бабушкином огороде, незаметно прокрался во флигель с улицы и подошёл к нам. Историю о том,

     откуда кот появился у ненавидящей всё живое бабушки, я расскажу чуть позднее. К моему

     удивлению, этот нелюдимый зверь запрыгнул ко мне на руки и улёгся у меня на коленках,

     позволяя погладить. Наверное, ему понравилась атмосфера нашей с дедушкой тишины в густоте

     скрипящих радиоголосов, потому что Дарий не уходил долго-долго. Так мы и просидели втроём

     до темноты – наверное, с час. Пока, наконец, не настала пора ложиться спать и за мной не пришла

     бабушка, сменившая гнев на тревогу за то, где мы и что мы, и по какой причине такие беспорядки

     - нарушение режима.

     Этот вечер я запомнила на всю жизнь как теплейший из вечеров, почему-то при этом

     прошедший в сыром флигеле и в ночной прохладе уходящего на тот момент лета…

     Комната с видом вовнутрь. Друзья моего

     детства

     Дедушка любил и сажал деревья. Бабушка приказывала их спиливать. На моих глазах

     исчезали одна за другой старая яблоня, черешня и вишня, абрикос и даже две алычи.

     На месте росшей около кухонного окна вишни дедушка посадил грушу. Но груша сразу не

     понравилась бабушке. На третью зиму, день за днём допилив деда, бабушка убедила его убрать

     деревце, несмотря на его молодость. По её аргументам, не успевшая разрастись груша

     обезлистевшей к осени кроной своей всё равно «загораживала в кухне весь свет».

     И груша исчезла. А бабушка успокоилась. Аккуратный пенёк, по-видимому, радовал её

     куда больше. Но бабушка никогда не успокаивалась надолго. В своей войне с дедушкиными

     деревьями, которые «не дают проходу», она стремилась всё дальше и дальше.

     56

     «Как это «не дают проходу»?» – спрашивала у бабушки я. – «Ведь деревья не ходят!..»

     Деревья, как это было неочевидно бабушке, но очевидно мне, на самом деле росли вдоль

     заасфальтированных дорожек, но никак уж не поперёк них, а следовательно, никому не мешали

     ходить.

     Поэтому в пылу лютой войны деревьев и бабушки по своим идеологическим соображениям

     я была на противоположном от неё фронте. Растения для меня всегда были такими же точно

     живыми, как зверюшки, птички и рыбки. Только куда более беспомощными – ведь они даже не

     могли убежать! По этой причине я всегда испытывала к ним сострадание и сочувствие. Мне с

     самого детства было отлично знакомо это самое чувство безвольной обречённости и

     собственного бессилия, словно ты – пойманный партизан в тылу врага, которое, по моему

     мнению, должно было сопровождать их. Я-то ведь тоже никуда не могла убежать из дома

     бабушки, а значит, была обречена дожидаться любого неожиданного решения относительно

     своей участи точно так же, как и они…

     Кроме того, растения бабушкиного огорода были моими единственными друзьями. Ибо

     играть с другими детьми, когда я находилась у бабушки Саши с понедельника и по пятницу, мне

     – не помню, чтоб позволялось…

     Уничтожение черешни – огромного, раскидистого старого дерева с тёмной и очень

     шершавой корой – было для меня весомой утратой. Раньше её крона пересекалась с кроной ёлки,

     растущей у старого гаража, так что гаражная стенка и ветки обоих деревьев образовывали

     своеобразное убежище, «домик». В этом домике я любила прятаться от дождя, если он бывал

     тёплым и начинался летом.

     Когда я вернулась после очередных выходных, проведённых у родителей, моего

     привычного «домика» больше не стало. Я увидела новоиспечённый пенёк на месте старой

     черешни и очень расстроилась. Зачем-то попробовала было встать на прежнее место и

     представить, что домик по-прежнему существует. Но теперь со всех сторон, кроме одной (там,

     где была всё та же кирпичная стена гаража), меня окружали ветер и свет. Чувствовать себя по-

     прежнему в уюте и безопасности на месте былого убежища, даже при моём богатом

     воображении, больше не получалось.

     Я разочарованно уставилась в пол. Под моими ногами по асфальту и по земле – о, ужас! –

     были рассыпаны опилки старой черешни…

     Я вприпрыжку поторопилась сойти с них. Мне казалось кощунством наступать на то, что

     раньше было моим защитником… Было больно смотреть на рыжеватую труху, в которую теперь

     превратилось дорогое мне темнокорое дерево. Её вид наводил на меня оторопь, словно светлая

     стружка, валявшаяся под ногами на тёмной земле – нате, топчите меня! – была лужами крови,

     оставшейся после совершившегося на этом месте убийства…

     Встретить меня, как это бывало по понедельникам, вышел дед. Бабушка не интересовалась

     мом приездом настолько, чтоб отвлекаться от дел и выходить встречать. Я бросилась к нему за

     утешением.

     – Дедушка, убери отсюда опилки! Почему они здесь лежат? – будучи не в силах более

     внятно выразить всю гамму нахлынувших на меня чувств, канючила пятилетняя я. Опилочно-

     кровавые пятна пугали, причиняли душевную боль и слишком сильно волновали меня.

     – Потому что дерево убрали, – спокойно пояснил дедушка.

     – Зачем убрали дерево?..

     – Саша. Она так говорит! – последовал недовольный ответ. Выражать своё возмущение

     бабушке напрямик дедушка был не в силах. Я слушала его сдерживаемую злость в голосе и

     чувствовала, как в моей душе поднимается гнев на необъяснимый и очень недобрый поступок

     моей бабушки.

     Не ограничиваясь в своих замашках землевладельца одними деревьями, бабушка люто

     ненавидела и более мелкие растения. Всё, что не нравилось ей, безальтернативно клеймилось

     «сорняками». Сама она их не корчевала – делать такую грязную работу опять-таки поручалось

     57

     дедушке. За сорняки на полупустом, полу-засаженном помидорами огороде считались мои

     любимые целебные травы: подорожник с его убористо набитыми колосками, похожими на букет

     в обрамлении из овальных тёмных листков, и чистотел, во множестве распускающий свои

     маленькие жёлтые цветочки на огромных зелёных кустах с нежными ярко-зелёного цвета

     листьями…

     Спустя несколько сезонов таких «уборок» чистотел остался только около самого забора да

     на территории у соседей. И на всём бабушкином огороде не вырастало больше ни одного

     подорожника.

     Почему-то под категорию подлежащих уничтожению «сорняков» подпадали также и все

     полевые цветы – тюльпаны, васильки, флоксы. И хотя они цвели так красиво, что дедушка

     (сопереживавший растениям и мне) не раз предлагал ей оставить хотя бы несколько «на развод»,

     их отцветающие кусты бабушка почитала за удовольствие корчевать лично, как только они

     отцветали и начинали давать семена. В результате подобной прополки васильков с каждым годом

     становилось всё меньше и меньше.

     Для тюльпанных луковиц у бабушки существовала специально изогнутая лопатка,

     напоминавшая мне орудие средневековой пытки. Живые луковицы с её помощью доставались на

     свет божий и выкидывались вместе с бытовым мусором, под мои неослабевающие, но не

     находившие понимания протесты. Количество тюльпанов с каждым годом, естественно, тоже не

     увеличивалось…

     Я изо всех своих сил, как только могла, упрашивала бабушку Сашу не трогать цветы. Она

     в ответ только ехидно смеялась:

     – А что тебе с них?! На кой они все тебе?!

     Красоты бабушка Саша не понимала.

     Мои просьбы, все до единой, пропускались мимо ушей. Ни один голос не мог достучаться

     до бабушки Саши, потому как не представлял для неё интереса по сравнению с Её мнением.

     Особенно обидно каждый раз мне было за лютики и фиалки, которые начинали цвести в

     изобилии каждый год, как только стаивал снег. Если бы они только знали, чем им грозит такое

     неосторожное проявление себя в этом адовом месте!.. Я до того любила следить за тем, как

     распускаются и образуют пёстрые полянки эти нежные мартовские цветы, что однажды даже

     расплакалась, видя подготовку к очередной процедуре. Я прорыдала весь этот час, забившись в

     самый дальний угол дома, чтобы не видеть примет страшной казни, пока бабушка корячилась

     над первой весенней порослью в сопровождении всё той же лопатки и мусорного мешка…

     Увидев по возвращении в дом моё раскрасневшееся заплаканное лицо, бабушка сказала:

     – Не реви, дура! И так от них деваться некуда стало!..

     Я заревела ещё громче, думая в этот миг про себя, что от цветов как раз не надо деваться.

     Наоборот: это им, бедняжечкам, некуда деться от жестоких рук, вырывающих их из земли…

     Я страшно жалела растения, понимая при этом с сожалением, что никак не могу защитить

     этих немых, дорогих моему сердцу крошек. Я чувствовала себя беспомощной и потому как будто

     бы виновной в том, что их настигла эта массовая и неотвратимая гибель…

     После подобных прополок бабушка почему-то всегда бывала исключительно «в духе». Её

     радости и довольства хватало на целый вечер! Но даже несмотря на этот редчайший шанс, я не

     подходила к ней с просьбами поговорить о чём-нибудь или же поиграть. Переживая боль за

     каждый сорванный ею росток и обиду, оставшуюся от её равнодушия к моим просьбам, в такие

     вечера я всегда сторонилась бабушки.

     58

     Когда бабушка Саша приказала спилить мою любимую яблоню сорта «Ренет Симиренко»,

     эта новость обрушилась на меня, как предзнаменование самой большой беды, если огромные

     беды вообще возможно предвидеть.

     Это был мой любимый сорт. Небольшие белёсые яблочки созревали каждую осень.

     Дедушка срывал мне их прямо с ветки, тут же мыл в уличной раковине и чистил карманным

     ножом. Ничего не могло быть вкуснее этих сочных, ароматно-кислючих яблок!.. Сладкие сорта

     я поэтому никогда не любила. Все они казались мне даже не бледным подобием, а уж и вовсе

     недостойным фруктом после дедушкиной, как он называл её, Симиринки.

     – Пойди поблагодари яблоньку! – смеялся, угостив меня, дедушка.

     И я радостно бежала к огромному, необъятному для меня и неоглядно ширящемуся вверх

     стволу этого доброго ко мне дерева. Не в силах выразить свой восторг чем-то ещё, я долго-долго

     смотрела ввысь, в самую крону яблони, сквозь хризопразового оттенка листву, которой на меня

     из-под голубеющей вышины сверху лился прохладный, золотистый сентябрьский свет…

     На этот год яблоня уже успела дать очередной урожай и этим подписала себе приговор.

     Весь сад был словно наэлектризован. В остывающем воздухе октября накалялись опасность

     и ожидание. Уже несколько дней дедушка всё никак не мог выполнить приказ бабушки – не

     поднималась рука. Бабушка с каждым днём всё больше кипела злобой. Скандал, какого не

     видывал свет, со дня на день должен был разразиться. Понимая это, дедушка собрал волю в кулак

     и достал из сарая пилу.

     Он принёс её к яблоне и положил на асфальт. Выпрямившись, он рассматривал крепкое

     дерево с зеленовато-белой корой, до такой степени прозрачной, что, казалось, стоит только

     присмотреться чуть-чуть – и будет видно, как под ней, словно под кожицей, течёт по волокнам

     животворящий древесный сок…

     Не находя себе ни дела, ни места, я нервно моталась вокруг.

     – Деда, не пили яблоню!!! Не пили, дедушка!.. – уговаривала я старика.

     Дед не двигался с места и, не отвечая, рассматривал свою Симиринку. Казалось, что он

     ушёл в размышления настолько, что больше не слышит меня.

     – Саша ругаться будет! – сказал наконец дедушка и, выйдя из транса, со вздохом взялся за

     инструмент.

     Яблоня была спилена.

     Эта потеря ударила по мне больнее всех остальных. Я сразу же разлюбила эту часть сада.

     Теперь, когда я бывала там, мне всегда делалось очень грустно. Я приходила к оставшемуся

     пеньку и подолгу смотрела на него, как на памятник или могилку. Я вспоминала о вкусных

     яблочках, которых теперь больше не будет, и о счастье – каждую осень заново пробовать дары

     этого чудесного, щедрого садового дерева, потерянном вместе с ним…

     Глава тринадцатая. V – значит Василиса.

     Сегодня, по дороге на работу, я получил смс от су-шефа Сереги:

     "Победил грек, он теперь шеф-повар,

     систему видеонаблюдения запустили,

     не забудь позавтракать дома,

     никакой жрачки на кухне,

     письмо на колоде"

     Очень вовремя - подумал я. - Как раз сегодня проспал и побежал на работу, не брился и

     даже кофе не попил. Зайти на работу просто так тоже не получилось. Вместо Виктор Семеныча,

     бессменного охранника/швейцара/дворника сидел молодой жлоб в новой униформе. Вместо

     приветствия он рявкнул:

     - На кухню? Выключи телефон и на хранение сдай. Потом в журнале распишись.

     59

     - Здравствуйте для начала. Не помню вас в списке близких друзей, обращающихся ко мне

     на ты.

     - Сдайте телефон и можете пройти, - с заметным усилием выдавил из себя охранник. -

     Телефон будет храниться в отдельной ячейке, с ним ничего не случится, я отвечаю.

     - Обыскивать будете?

     - Только на выходе, в конце рабочего дня.

     Я с некоторым раздражением оставил телефон и вошел на кухню. Первым изменением,

     которое бросилось в глаза, стало отсутствие доски для метания ножей, на которую вешали

     предзаказы банкетов. Вместо неё висела безликая металлическая офисная "доска для записей" с

     маркером и разноцветными магнитиками, на которых висели те же предзаказы. "Быстро все

     меняется", - подумал я. И охота им было вчера эту доску вешать, на ночь глядя. В мясном цехе я

     нашел записку с довольно стандартным набором заготовок и припиской снизу "МНОГО НЕ

     ДЕЛАЙ, ТОЛЬКО, КАК НАПИСАНО, БУДЕТ ОБНОВЛЕНИЕ МЕНЮ!!!" Стало несколько

     обидно за потраченные на разработку "старого" меню продукты и усилия, но я отбросил дурные

     мысли и принялся за работу. Было любопытно, что же мы будем готовить с новым шефом, если

     все старое не подходит?

     Примерно через час появился Серега, помахал мне рукой, но заходить не стал.

     Вооружившись большой картонной коробкой, он принялся собирать по кухне все кружки,

     зарядки для телефонов, зажигалки и прочие личные вещи, которых теоретически на кухне быть

     не должно, а на практике они всегда есть. Под конец он заглянул ко мне.

     - Привет поближе! У тебя ничего лишнего нет?

     - Только напарник-талисман, - я кивнул на висящую на стене карту "Мясник из Крагмы". -

     Он удачу в мясной цех приносит.

     - Убери от греха подальше. Вон в блокнотик положи, пусть оттуда удачу приносит.

     - Как грек победить умудрился?

     - Хрен его знает. Офики, которые блюда таскали, говорят - подача просто великолепная.

     Так красиво, что тарелку в руки страшно брать. А Андрей упор на брутальную простоту делал.

     Это тоже эффектно и, может, даже повкусней, но начальству надо, чтобы "смотрелось богато".

     Тут европейский опыт вне конкуренции.

     -И что там вам вчера этот "Луи де Фюнес" втирал? - я нехотя отклеил мясника от стены и

     спрятал в блокнот.

     - Да практически ничего. Сказал, изменим все меню, в первые дни он посмотрит за нашей

     работой и примет нужные решения. Сказал, что дисциплина будет строгой и все.

     - Василиса будет сегодня?

     - Сказала, еще денек отлежится, но мне кажется, она сразу с заявлением придет. Видно,

     новое заведение нашла, сама там собеседование проходит, а говорит болеет. Так часто делают.

     Ты смотри аккуратней, я вчера ходил к новым охранникам на пост, там камеры толково

     установлены, по кухне мертвых зон нет почти, так что едим только в столовке и только служебку.

     Чай/кофе там же.

     - Да, сэр!

     Новый шеф, Александр Кириакович появился ближе к обеду. Он молча обошел всю кухню,

     заглядывая под столы и на полки. Потом жестом пригласил всех собраться на раздаче. Обведя

     всех колючим взглядом, он нехотя начал, медленно, будто с трудом отдавая каждое слово:

     - Работники! Я посмотрел вашу кухню, не слишком грязно, но надо чище. Я хочу увидеть,

     как каждый работает и я за каждым посмотрю. Сегодня я буду готовить для Хозяина новое меню.

     Мне нужно, чтобы мне уступали оборудование и инвентарь по первому слову. Возле меня не

     стоять и не смотреть, я позову, когда надо будет. Работайте как обычно, я просто буду ходить и

     смотреть за вами пока. Приступайте.

     Мы разошлись и занялись делом. Но кухня была совсем не той. Все молча работали, никто

     ни к кому не подходил, не выходили компанией покурить. Время тянулось медленно, казалось,

     сам воздух загустел и вытяжки натужно гудят, пытаясь протолкнуть его в трубы. Шеф то нарезал

     круги по кухне, то удалялся в кабинет, то снова принимался ходить туда-сюда, внимательно все

     60

     разглядывая. Часа через три он принялся что-то готовить, но после его грозных предупреждений

     выяснять что он готовил у меня не было ни малейшего желания.

     Во второй половине рабочего дня на кухне появилась директор. На удивление она

     обратилась не к новому шефу, а к су-шефу Сереге. Подозвав его, она стала негромко давать ему

     какие-то указания. Серега кивал, а потом достал блокнот и сделал какие-то пометки. После

     разговора он направился ко мне.

     - У тебя много еще не сделано?

     - Да не так чтобы. Ты же сказал много не делать, менять будем. Но я все жду, что новый

     шеф чего-нибудь потребует, но он всё сам да сам.

     - Отлично! Дело есть, тут Сол директору звонил, пожаловался, что в больнице плохо

     кормят. Попросил филе судака на пару и куриное филе, запеченное в травах, ну еще гарниров по

     мелочи. Я хотел с доставщиком послать, но Сол просил, чтобы ты привез. Может, скучно ему,

     поговорить хочет, не знаю. Он в областной, я записал отделение и номер палаты. Сюда можешь

     сегодня не приезжать, мы сами закончим.

     - Хорошо, я тут закончу с рыбой, раз затеялся и поеду.

     - Ты успеешь, ребята его заказ готовят еще.

     Поручение выглядело несколько странным, но Солу, видимо, как старому другу владельца,

     по-прежнему разрешалось многое.

     На улице осень постепенно вступала в свои права. Листва еще до конца не пожелтела, но

     на асфальте уже валялись первые опавшие листья . Корпуса областной больницы были окружены

     обширным парком с красивыми клумбами и аллеями. Я разыскал нужный корпус и поднялся в

     отделение. Палату Сола пришлось поискать, он занимал в одиночку двухместные апартаменты.

     Когда я вошел, он полусидел-полулежал на кровати, одетый в роскошный махровый халат белого

     цвета. Казалось, этот халат был сделан из шкуры белого медведя и, вместе с толстой золотой

     цепью на груди, придавал ему сходство с крестным отцом мафии, скучающим на отдыхе. Когда

     я вошёл, Сол был не один, на соседней кровати, поджав ноги по-турецки, сидела Василиса. Она,

     видимо, что-то читала вслух, но при моем появлении выронила из рук толстый блокнот в твердом

     переплете. Я замер в дверях, а Сол озорно рассмеялся:

     - Привет! Заходи, уважаемый, садись. Как там на работе?

     - Да ничего, работаем. Шеф-повар новый, вроде грек, пока только ходит, смотрит. Говорит

     меню опять менять будет, а так все по-старому.

     - Лишь бы в мангал ко мне не лез, да! А там пусть выеживается себе, нам только лучше. Да,

     Василисушка?

     - Наверное. - Василиса вышла из оцепенения и, смущенно улыбнувшись, подняла упавший

     блокнот. - Я устала уже работать неделями подряд. Два через два куда как лучше, хоть собой

     займусь. А то вид уже как у швабры потертой.

     - Прибедняется она, ишь! - Сол ухмыльнулся и заговорил с издевательским кавказским

     акцентом.- Будь ты дочь моя, я бы тебя мэнше чэм за двэсти баранов замуж бы не отдал, да!

     - Я пойду, наверное, у меня дела еще и на работу завтра. - Василиса смущенно стала обувать

     брутальные черные ботинки с высокими голенищами, которые стояли у кровати. Миг, когда нога

     в разноцветном носочке, с рисунками мультяшных героев, скользила во чрево бронированного

     монстра из черной кожи, показался мне завораживающе-прекрасным. Я замер, невольно

     залюбовавшись, и тут неловкое молчание резко прервал Сол.

     - Ты пожрать-то мне привез, поваренок? А то я тут от больничной баланды раньше загнусь,

     чем от инфаркта. Я уже хотел в парке костер развести, шашлык пожарить докторов угостить. А

     они не дают совсем. - Сол взял у меня пакеты и зашелестел фольгой, разворачивая ланчбоксы. -

     А ты не стой столбом, иди домой, Василису проводи заодно.

     - Не надо, у меня мотоцикл тут рядом, на парковке. - Василиса подхватила с тумбочки шлем

     и заторопилась к выходу.

     - Слушай, что старый человек говорит, да. Ты ему почитай лучше, то, что мне прочла, он

     книжек много прочитал, хорошо понимает. Идите уже, покушать не дадут спокойно! - Сол

     махнул рукой в сторону двери, давая понять, что аудиенция окончена.

     61

     Я вышел вслед за Василисой и догнал её возле лифта.

     - Что Сол имел в виду? Что ты ему читала?

     - Не важно, хобби просто. Тебе не понравится.

     - Откуда ты знаешь?

     - Знаю просто. Не лезь не в свое дело.

     - А Сол просто языком болтает?

     - Вот у него и спроси.

     - Он специально в ресторан звонил, чтобы я сегодня еду привез.

     Василиса резко остановилась на ступеньках больницы:

     - Что, прямо так и сказал?

     - Ну, он директору звонил, а та через су-шефа мне передала. Меня даже отпустили раньше

     ради такого дела.

     - Понятно. Пойдем, пройдемся чуть-чуть. Ты не спешишь?

     - До завтра свободен практически.

     Мы не спеша пошли по аллее вокруг корпуса. Василиса молчала пару минут, а потом

     сказала:

     - Я устала слишком, может, поэтому срываюсь. Вчера пришла Сола проведать и сорвалась.

     Просто начала нести всякую чушь, все, что наболело и накопилось, чуть не реветь вообще.

     Рассказала про свои увлечения, про свое прошлое, даже читала ему отрывки из своих рассказов

     и дневников. Мне стало легче. Но Сола я знаю давно. Он очень хороший человек, как бы мудрец,

     что ли, я ему доверяю и не боюсь. А ты другое дело. Я не знаю, почему Сол решил, что я тебе

     что-то рассказывать должна, а тем более давать свои записи. Ты у него что-то обо мне

     спрашивал?

     - Нет. Для меня все это большая неожиданность. Хотя, если честно, про твое увлечение

     литературой я знал. Видел случайно, как ты читала стихи на конкурсе в "Палермо". Мне очень

     понравилось.

     - Фигня. - Василиса брезгливо поморщилась - тупое тщеславие и не более. Я пожалела, что

     потащилась туда бисер метать. Лучше прочесть одному человеку, который будет слушать, чем

     впустую кричать в толпу.

     - Так давай я послушаю. Мне твои стихи очень понравились, особенно про маяк.

     - Нет. Я не хочу. Хватит, что Солу открылась, а он других созывать принялся.

     - А что в этом страшного? Если бы ты не хотела, чтобы это прочли, зачем писать?

     - Не знаю. Мне легче становится, если пишу. Отвлекает от дурных мыслей.

     - Ты работаешь все время, может, стоит отвлечься как-нибудь. Постоянный стресс до добра

     не доводит. В кино, например, сходить или в театр.

     - Была вчера, но фильм херня полная, пожалела, что пошла. Давно хороших фильмов не

     попадалось.

     - А какие фильмы тебе нравятся?

     - Разные. Даже веду небольшой блокнот, в который записываю фильмы, которые

     понравились и хотелось бы пересмотреть. Иногда с комментариями и аннотациями, для какого

     момента лучше подойдет.

     - Покажешь блокнотик?

     - С собой нет. Потом как-нибудь. Да ты там большинство фильмов видел, наверное. Я не

     такой киноман, чтобы каким-то запредельным артхаусом увлекаться. Большинство фильмов в

     массовом прокате шло. А тебе какие фильмы нравятся?

     - Я люблю фильмы товарища Тыквера. Замечательный режиссер. "Беги, Лола, беги",

     "Принцесса и Воин", "Парфюмер", "Облачный атлас".

     - "Парфюмер" смотрела, хорошо снят, мне очень понравилось. Он в моём блокнотике

     отмечен. Надо и остальные глянуть.

     - Начни с «Облачного атласа», просто замечательный фильм. А вот если я попрошу назвать

     какой-то один фильм, самый любимый?

     62

     - "V - значит Вендетта" - часто пересматриваю, когда мне плохо. Героиня мне очень близка,

     я прошла через что-то очень похожее. И я тоже очень люблю темно-алые розы.

     - И в твоей жизни был мучитель-герой в фарфоровой маске?

     - Этого я тебе не скажу. Но сама история меня многому научила. И теперь я праздную пятое

     ноября, как свой маленький праздник.

     - Надо будет не забыть тебе алую розу преподнести.

     - Не забудь. - Василиса улыбнулась. - А как тебя занесло в «Палермо»?

     - С другом встречался - не моргнув глазом, соврал я. - Кофе пили, сидели, а потом

     тебя заметил и решил задержаться.

     - Тебе правда понравилось?

     - Очень. Хотел тебя попросить в тексте дать почитать. Я обычно стихи на слух плохо

     воспринимаю, но твои засели как гвоздь в доске. Может, дашь?

     - С собой нет, может, потом как-нибудь. - В кармане куртки Василисы запищал телефон.

     Она достала мобильный, бегло взглянула на экран и сказала: – Мне пора. Спасибо, что пришел

     проведать Сола. Не говори никому про стихи, ладно?

     - Хорошо. Может, все же дашь блокнотик почитать? Мудрый Сол не зря тебе это сказал.

     - Потом, может быть. Сейчас не хочу. Пока! - Василиса развернулась и почти бегом

     направилась к парковке.

     Я не спеша побрел на остановку. Меня разбирало любопытство и ощущение какой-то

     легкой осенней тоски. Такое странное ощущение, будто, проходя между деревьями, задеваешь и

     рвешь невидимую паутину, останавливаешься посмотреть и не видишь её следов. Приехав

     домой, я вспомнил недавнее задание Василисы и странный файл среди присланных рабочих

     таблиц. Я немедленно полез в почту и нашел таинственный файл "123.txt", налил чаю и

     погрузился в чтение.

     Файл 123. txt

     Комната

     с

     видом

     вовнутрь.

     Порножурналы моей тётушки.

     У тётки (младшей дочери моей бабушки, живущей с ней) не было личной жизни. По словам

     проговорившейся однажды мамы, никогда и вообще никакой. А уж мама знала, о чём говорит, –

     она жила с бабушкой до тридцати и имела возможность наблюдать тётку, которая была младше

     мамы на пять лет, всё это время. Если бы у тётки хоть когда-нибудь существовал кавалер – мама

     наверняка б знала о нём.

     На маминой свадьбе двадцатипятилетняя тётка разбила фужер. Причем, по словам мамы,

     не просто разбила, а швырнула о стену. И хотя тётка ненавидела мужчин так же сильно, как

     бабушка, замуж ей втайне хотелось.

     Но замуж тётку не брали. По словам какой-то из дальних родственниц (однажды

     высказавшейся во время праздничного застолья, на которое родители взяли с собой и меня), на

     это у неё не было шанса. Зато у моей тётушки были порножурналы, целыми стопками

     высившиеся под её кроватью и в тумбочке. Так что из-за отсутствия шансов тётка, наверное, не

     слишком-то унывала.

     Она обожала свои журналы просто до одури и берегла, как зеницу ока. Помню, как я

     однажды, примерно лет в восемь, стащила один экземпляр и пыталась разрезать его на картинки

     – тётка меня за это чуть со свету не сжила.

     Покупать журналы в киоске, спрашивая их при всех, моя тётка стеснялась, и поэтому она

     не постеснялась организовать себе подписку, чтобы лакомые издания доставлялись прямо в

     почтовый ящик. Они приходили в бумажном непрозрачном конверте, скрывающем всю обложку

     от посторонних глаз. Конверт она уносила к себе в комнату, семеня быстрыми шагами и сопя,

     63

     как недовольный барсук. Бабушка с гордостью заявляла в такие дни, что «Аллочке пришла

     почта!», восседая на кухонном табурете, как надутая курица на насесте. Бабушке, сколько я её

     помню, никто никогда не писал.

     При этом бабушка Саша ни капельки не интересовалась содержимым письма. Наверное,

     она знала о нём – по собственным, вечно пошлым, догадкам или из какой-нибудь странной

     договорённости.

     «Мамочка!» – могла в один прекрасный день сказать ей тётка (она звала мою бабушку

     «Мамочкой» и обращалась к ней только на вы). «Разрешите ли вы мне выписать… вот этот

     журнал?». Кроме случаев жалоб и ругани, тётка осмеливалась говорить редко, а когда это всё же

     случалось, то слова она произносила едва слышно, а фразы строила несколько старомодно.

     Не исключено даже, что бабушка сама ходила на почту и оформляла для тётки подписку.

     Воспитанная ею Аллюша почти ничего не умела в жизни. Мне помнится, что документы по

     оплате за воду и свет были, по заверениям бабушки, «для Аллочки слишком сложны». Зато с

     бухгалтерскими балансами (а тётка работала в бухгалтерии) моя родственница, по мнению

     бабушки, справлялась «умно и превосходно».

     «Аллюша у нас бухгалтерский гений!» – говорила она про тётку, сменившую едва не

     десяток отделов и фирм по причинам, весьма и весьма далёким от добровольного ухода в

     свободное плаванье. При этих словах бабушка лукаво поблёскивала глазами, куксилась и разве

     что не краснела от стыда за своё враньё и одновременно от получаемого из-за лжи удовольствия.

     По-настоящему краснеть от стыда моя бабушка, конечно же, не умела. По отношению к её

     персоне стыд как будто не существовал.

     Меня стыдили за каждую мелочь (вроде взятой без спросу конфеты) и окружали запретами.

     Тётке сходило с рук абсолютно всё – даже порножурналы. Бабушка очень гордилась доподлинно

     каждым фактом, который только бывал хоть как-нибудь связан с её младшей дочерью. Тётку при

     этом она с чувством звала «Аллюша, жалкенькая моя!..». Надо ли говорить, что тётка гордилась

     моей бабушкой ничуть не меньше, чем та ею – в качестве ответного жеста или же по принципу

     неизбежности. Кроме родительской семьи, состоявшей из моих деда и бабушки, тётка не имела

     подруг, не заводила знакомых и, в общем, не видела мира. С моей матерью она прекратила

     общаться после замужества мамы – как с лютой предательницей. А дедушку она ненавидела –

     потому, что он был мужчиной. Об отце моём и не приходится говорить – в случае встречи она не

     здоровалась с ним. Заставить тётку примириться с тем, что люди мужского пола свободно и

     безнаказанно разгуливают по земле, виделось до того невозможным, что вместо подобных

     попыток куда проще было бы её расстрелять.

     Оформление подписки пришлось на ту пору, когда мне было примерно лет семь. Я

     перестала жить у бабушки по будням, переехала обратно к родителям на всю семидневку, пошла

     в школу и научилась бегло читать, но по-прежнему проводила в бабушкином доме все каникулы.

     В «почтовые» вечера к залу, куда выходил единственный дверной проём комнаты тёти

     Аллы, зашторенный занавесочкой (в бабушкином доме двери между многими комнатами по

     неизвестной мне причине отсутствовали как класс), меня и близко не подпускали. Бабушка,

     кстати, в такие часы и сама в зал не заходила, оставаясь на кухне. Наверное, уважала тёткины

     интересы.

     – Сиди здесь и не заходи в зал. Аллочка там читает! – вынесла новый запрет бабушка в

     первый из таких вечеров.

     Это была неправда, потому что читала Аллочка всегда в своей комнате, вечно зашторенной

     и полутёмной, не вынося подобную «литературу» на свет божий. Но к многообразному и

     изворотливому, всегда в свою или тёткину пользу, вранью бабушки мне было не привыкать, и в

     данном аспекте с ней я решила не спорить.

     Тут мне неожиданно вспомнилось, что зимой папа (по настоянию мамы) читал мне вслух

     на протяжении нескольких вечеров, пока я особенно остро болела. И хотя делал он это из-под

     палки и потому безалаберно, мне очень нравилось его слушать. Поэтому я спросила:

     – А почему она мне вслух не почитает?..

     64

     – Ну вот ещё! – фыркнула бабушка, не заявив этим ничего определённого.

     – Можно тогда я пойду в зал и там поиграю? Тёти Аллы там нет… – возразила я, заглянув

     туда из гостиной.

     – Нельзя! – отрезала бабушка, всегда уверенная в своих словах на сто процентов.

     Если нельзя было играть в зале, вороша бабушкин кулёк с обрезками тканей или строя

     зоопарк для мягких игрушек из стульев с решётчатой спинкой, в качестве моего места

     пребывания оставались стол под настенной лампой в гостиной и огород. Но в этих местах для

     игр я провела сегодня по полдня, выкладывая из мозаики картинки и собирая букетики из

     растущих тут и там колосков дикой травы. И стол, и огород за сегодняшний день мне наскучили.

     – Почему нельзя?.. – расстроилась я.

     – А то ты будешь подсматривать!.. – угрожающе предположила бабушка, намекая на моё

     вероятное проникновение сквозь тёткины шторы.

     – Я не буду… – почти честно обещала я, заинтригованная бабушкиной подсказкой о том,

     чем можно было бы увлекательно как никогда занять вечер. – Можно я всё-таки пойду туда

     поиграю?..

     – Нет! Ты станешь подслушивать! – принялась развивать воображаемую ею картину

     бабушка и на всякий случай отвесила мне профилактический подзатыльник.

     О чем можно было там подсмотреть и подслушать – на самом деле я понятия не имела. Но

     раз бабушка говорит, что послушать и посмотреть есть на что – значит, что верно. Моё

     любопытство, дремавшее бы без обстоятельных пояснений бабушки, разгоралось от них.

     Сама бабушка также старалась не мешать тётке «читать журнал» и не заходила в зал до

     двадцати часов – время начала бразильского сериала по телевизору. К сериалу тётка выползала

     из своей комнаты, как ни в чём не бывало, и, увидев это, бабушка снимала запрет с помещения,

     допуская туда и меня.

     Вбив в мою голову все необходимые колышки и расставив запреты, бабушка удалилась на

     кухню, а я осталась в гостиной, предшествующей залу по планировке – сходить с ума от

     любопытства. Зайти в зал и подсмотреть сквозь щёлку в шторах, едва-едва отодвинув их, было

     «нельзя». «Нельзя» в устах бабушки означало недоброе обещание: нагоняй будет нешуточным.

     Я настолько сильно боялась её нагоняев, что «нельзя» чаще всего срабатывало. Оно было

     невидимым и невесомым, это её «нельзя», но действовало как наручники, смирительная рубашка

     или строгий ошейник шипами внутрь, при малейшем нарушении дисциплины грозящий

     вонзиться в горло, вместе взятые.

     Можно было не привязывать меня верёвкой и не сажать на цепь – запреты действовали

     прочнее всяких цепей.

     Бабушкино «нельзя» не срабатывало в одном случае – когда я оставалась голодной во время

     обеда и без спросу брала конфеты, чтобы хоть как-то насытиться. В таком случае голод как

     проявление инстинкта самосохранения становился на ступень выше страха перед болью,

     обещанной взрослыми за нарушение порядков, которые были надуманны.

     Но сейчас происходил вечер, и тётка с минуты на минуту может перестать читать свой

     журнал, выйти из комнаты и отправиться к бабушке на кухню – обсуждать последние новости.

     Если она переставала «учиться» – по вечерам тётке и прежде случалось уделять в своей комнате

     время бухгалтерским книжкам, разбросанным там по тумбочкам и шкафам в изобилии, то она

     шла говорить с бабушкой.

     Такое «продолжение банкета», по моим наблюдениям, случалось и после оформления

     подписки – наверное, выпуск журнала иногда случался неинтересным.

     Итак, разузнать что-нибудь надо было незамедлительно. Оставалось надеяться на

     подслушивание. Мне казалось, что тётка всё же должна читать вслух, и основное мероприятие

     состоит в этом.

     Я наматывала километры шагов в дверном проёме, символизировавшем «государственную

     границу» между гостиной и залом, каждый раз оглушительно шаркая тапочками по плохо вбитой

     шапке гвоздя прямо посередине той линии, которую должна была загораживать никогда не

     существовавшая дверь. Оглушительным этот слабый шелестящий звук казался мне потому, что

     65

     я вся обращалась в слух и старалась через расстояние огромного зала услышать тёткин наверняка

     очень тихо читающий голос.

     Голоса не было слышно.

     Наверное, это потому, что тётка не знает, что я её слушаю. Знала бы, так читала бы мне

     погромче, мысленно рассуждала я со всей безнадёжностью философа, старающегося попасть

     пальцем в небо.

     Отчаявшись услышать отголоски запретного чтения, я додумалась до «хода конём». На

     крыльях этой радостной мысли я опрометью пронеслась в гостевую спальню, граничившую (как

     я догадывалась из своих базовых познаний в геометрии) с тёткиной комнатой, чтобы по

     малейшим звукам попытаться понять: а что же тогда, если не чтение, происходит в комнате тётки.

     Жестом разведчика, которому научил меня служивший в разведке дедушка, я прислонила

     ухо к стене и затаила дыхание…

     Из-за стены была слышна тишина.

     Постояв так с минуту в неудобной позе и чуть было совсем не свернув себе шею, я так

     ничего и не услышала и разозлилась уже не на шутку. Нет, ну что вот это такое – ваше «нельзя»?

     По какому праву вы запрещаете мне знание???

     Раз не удаётся подслушать, то остаётся одно – подсмотреть. Решиться было непросто. После

     раздумий и сомнений я, почти не дыша, я вернулась из спальни к «государственной границе» и…

     перешагнула её.

     Я кралась по залу, в котором никого не было, как воришка, хотя за мной никто не следил.

     Почувствуй я хоть малейшие признаки слежки – я бы не решилась вообще на такое.

     Просто пройти в зал и усесться на диване, ожидая неизвестно чего, было бы мелко (хотя за

     одно это бабушка меня бы уже убила). Моей целью была тёткина штора. Если идти навстречу

     опасности – так уж идти до конца.

     Прошла половина вечности, наполненной будоражащим страхом, остывающим

     раздражением из-за запретов и предвкушением какого-нибудь восторга, пока я наконец не

     докралась до цели. Медленными движениями, будто передо мной – неприрученное животное,

     которое можно спугнуть, я протянула руку вперёд и слегка отодвинула одну из двух занавесок.

     Мой взгляд нырнул в неизвестность.

     Тётка лежала под одеялом, странно вздыбившимся огромной угловатой горой примерно

     посередине. Из-за горы мне были видны коротко стриженые бурые волосы, но не лицо тётки.

     «Если ты не видишь кого-то, то и тебя, скорее всего, тоже не видно», – поучал меня дед-

     разведчик. Поэтому от открывшейся мне картины я выдохнула с облегчением, решив, что тётка

     меня не заметит, и приготовилась рассматривать тёткину комнату, не меняя стратегической

     позиции ни на миллиметр.

     В первую секунду я не успела ничего толком понять из обозреваемого, кроме того, что

     допустила ошибку: оказалось, что тётка, вопреки дедушкиной разведческой мудрости, меня

     заметила.

     Одеяло вскинулось и подскочило в воздух, как будто под ним прогремел взрыв. Тётушка

     вырвалась из-под него в старом халате, состоявшем скорее из дыр, чем из поношенной ткани

     (подобные вещи она использовала в роли домашних почти всегда). На манер торнадо она

     зацепила со стула первую попавшуюся тряпку ради вооружения и метнулась за мной.

     Оторопев от этой мгновенной перемены, я замешкалась, и тётка нагнала меня с двух шагов.

     – Ах ты, мелкая тварь!!! – взвизгнула тётка и замахнулась тряпкой.

     Белый лоскут взмыл в воздух и на мгновение замер в нём, развернувшись, как флаг. На этот

     раз одного мгновения мне было достаточно, чтобы осмыслить невероятное. Моя тётушка

     замахивалась на меня… собственными трусами!

     От подобного зрелища я невольно нарушила другой из запретов, захохотав во весь голос.

     Тётка в панике замерла, поначалу не сообразив, что именно происходит, но смутно

     догадавшись, что происходит что-то не то. Перед побоями преследуемому полагалось вжиматься

     в окружающие поверхности и дико бояться. Смеяться перед побоями не полагалось.

     66

     Затем она догадалась о чём-то, и её брови злобно сдвинулись. Она опустила замахнувшуюся

     руку, перевела взгляд с меня на белую тряпку и несколько раз перебрала её по периметру, вертя

     так и эдак, словно желала убедиться в том, чем же именно она тут передо мной размахивала.

     Убедившись, тётка покраснела и одновременно посерела от ужаса, отчего её лицо приобрело

     неестественный, слегка фиолетовый оттенок. Она опрометью ринулась обратно в свою комнату

     – одеваться. Ещё через минуту тётка на всех парах уже мчалась на кухню к бабушке – жаловаться.

     Бабушка во главе делегации из двух человек вернулась по мою душу из кухни, неся

     наперевес очень хлёсткую и очень мокрую тряпку, используемую для мытья посуды. Тётушка

     семенила в конце процессии и от обиды ревела белугой.

     Само наказание, как и всё слишком жестокое, что случается с нами, и как любое другое из

     наказаний моей бабушки, память не сохранила.

     Комната с видом вовнутрь. Мертвые

     люди.

     В одиннадцать лет я впервые увидела мертвеца. Он был зелёного цвета, с дряхлым и очень

     спокойным лицом, в красивом костюме и галстуке. Это был умерший от старости отец одного из

     наших богатых соседей. Его несли на руках в открытом гробу. Он таинственно плыл параллельно

     земле, возвышаясь над головами, слишком большой из-за окружавших его белых цветов. А лежал

     он не двигаясь. Только слегка подрагивая из-за покачивания несомого на руках гроба.

     – Не смотри, уйди оттуда, тебе будут сниться кошмары, – такими словами мама попыталась

     отогнать меня от окна.

     – А он не страшный!.. – почти весело возразила я и осталась. Я никогда не видела похорон,

     и мне было всё интересно.

     Процессия из толпы мужчин в таких же чёрных костюмах, как и у зелёного старика,

     двигалась медленно и была очень длинной. Она заполонила нашу узкую улочку от и до – уже

     успели скрыться за левой рамой окна первые из шествовавших, а из-за правой рамы окна всё ещё

     не был виден «хвост». Яркие солнечные лучи озаряли торжественное действо. Казалось, что все

     эти люди несут мёртвого прямиком в рай.

     Мне было любопытно, долго ли будут они идти. Я очень хотела проследить за ними, потому

     что мечтала узнать, далеко ли от нашего дома до рая. Может быть, это не так далеко, и я смогу

     туда дойти, если всё же сбегу – хоть когда-нибудь…

     Лелея эту мечту, я зазевалась и очнулась только тогда, когда показался хвост процессии.

     Пышно разукрашенный гроб к тому времени уже скрылся. Я попыталась снова поймать его

     взглядом и прижалась справа к самой притолоке окна, чтобы видней было в противоположную

     сторону. Виднее особо не стало. Тогда я обернулась к матери. Мама сидела на диване и штопала.

     – Мам, можно я выйду и посмотрю?

     – Не смей показываться даже из окон!!! Оставайся здесь!!! – разозлилась от страха мама.

     Я огорчилась (она опять не давала мне смотреть интересное!..) и отпрянула чуть подальше

     от гардины, чтобы сделать маме приятное и показать, что я слушаюсь её странных и непонятных

     приказов. Ну что могло быть плохого в том, если бы кто-нибудь из этих людей вдруг отвлёкся от

     своего горя и заметил меня, обычную любопытную девочку, пялящуюся в окно? Но никто из них

     не отвлекался и не замечал…

     – А куда они идут? – решила спросить я.

     – В свою церковь, – помявшись, ответила мама.

     У нас в районе было несколько разных церквей. Одну из них мама почему-то звала «нашей».

     – Я хочу с ними.

     – Тебе там нечего делать.

     – Мама, я хочу посмотреть. Пойдём тоже со мной.

     67

     – Ну вот ещё. Никуда я с тобой не пойду.

     Это звучало обидно, кроме того, меня всегда раздражали запреты.

     – Тогда я пойду! Отпусти меня! – Я ринулась ко входной двери. Мама загородила мне

     дорогу.

     – Не смей выходить из дому, слышишь, что я сказала!!! – Мама перешла на истошный

     неистовый крик. Чем больше она пугалась, тем злее всегда становилась. А пугалась она всякий

     раз, когда не понимала моих действий. Но мама ни разу даже не спрашивала меня об их причине,

     а потому – никогда их не понимала.

     – Не хочу с тобой больше сидеть! Ты плохая! – крикнула я и ушла дуться в соседнюю

     комнату. Перед тем, как скрыться в дверном проёме, я успела бросить полный отчаяния взгляд

     на последние чёрные костюмы, направляющиеся не в ту церковь и навсегда унёсшие от меня с

     собой своё тайное знание о том, где начинается рай…

     Перед сном, лёжа с закрытыми глазами, я снова и снова вспоминала, как сегодня несли по

     улице заваленного цветами невозмутимого старика. Он очень понравился мне – прежде всего

     тем, что был неопасен. Сейчас попробую объяснить вам это своё чувство. В отличие от ходящих

     и говорящих – то есть «живых», он точно не мог встать, подойти к тебе со спины, нависнуть

     сверху неотвратимой горой и наорать колких гадостей в самое ухо. Он не мог двинуть тебе

     затрещину или же дать ремня. Он не мог приказывать и запрещать и даже не смог бы испуганно

     одёргивать тебя от окон, и без того занавешенных плотной гардиной, запрещая смотреть на что-

     нибудь.

     С раннего детства из-за злорадства родственников я привыкла бояться людей. Во взрослой

     уже жизни я заметила за собой странную особенность: на улицах города я всегда чувствую себя

     неудобно и скованно, кроме редкого случая, когда вокруг меня в радиусе моего зрения никого

     нет. Или (дома): если комната, в которой я нахожусь, заперта мною ото всех изнутри. Только

     когда я остаюсь в одиночестве, я начинаю чувствовать себя по-настоящему в безопасности. Если

     рядом со мной находится хотя бы один живой человек – мне, как странно бы это ни прозвучало,

     неуютно. Всякий раз в разной степени, но обязательно неуютно. Кем бы находящийся рядом со

     мной человек для меня ни был.

     В этот день перед сном я лежала и размышляла о том, чем же на самом деле различаются

     жизнь и смерть. Умением двигаться и орать на других? Вряд ли.

     Я была жива не потому, что могла ходить, всегда направляясь куда поведут, и

     разговаривать, всегда умалчивая о важном.

     Я была жива потому, что могла мечтать. Потому, что любила своего дедушку, которого

     могла обнимать (кроме нас двоих, в нашей семье так не делал никто). Любила мои растения на

     подоконнике, рыбок и хомячков, за которыми могла поухаживать. Потому, что могла читать

     книги и думать о чём-то по-настоящему интересном, а не только, как мои родители, о бытовых и

     рабочих хлопотах (что давалось им через отвращение и усилие).

     Кроме того, родители не могли оживлять своё выражение лица, вечно сурового и смурного

     – только разве что не зелёного!..

     Сравнивая старика в гробу с моими несчастными родственниками, я неожиданно пришла к

     выводу, что мои бабушка, мама и тётя (да и папа, пожалуй, тоже) мертвы так же, как он.

     Но если явление Смерти – это то, что отличает мертвецов от живых, то почему, как, какими

     силами, каким образом они, не имея в себе ни малейшей тени живого, до сих пор живы?! Это

     было невероятно. Необъяснимо. Недопустимо. Мёртвые не должны ходить, делать и говорить.

     Так они принесут куда больше вреда, чем пользы. Которая если и будет, то окажется едва ли

     значительной.

     Глава четырнадцатая. Натюрморт в

     багровых тонах.

     68

     Утро нового дня выдалось мрачным. Низкие облака и мелкий моросящий дождь рождали

     желание сварить пятилитровую кастрюлю глинтвейна, завернуться в одеяло и пить не спеша

     через трубочку целый день, читая книгу и поглядывая в окно. Последнее место, куда мечтаешь

     отправиться в такие минуты, – это работа. С этой мыслью я прошел новую процедуру сдачи

     телефона на хранение "чоповцу" и явился на кухню. Зайдя в мясной цех, я обнаружил отсутствие

     каких-либо внятных указаний, что и как мне делать по поводу заготовок. Это было более чем

     странно. До прихода остальных поваров оставалось еще около полутора часов, и я совершенно

     не знал, чем себя занять. К моему удивлению, примерно через полчаса на кухне появился новый

     шеф-повар Александр Кириакович в сопровождении двух чернявых парней лет 25-28, чем-то

     неуловимо похожих, словно они были братьями. Они принялись ходить по кухне, везде

     заглядывая и перебрасываясь фразами на незнакомом мне языке (возможно, это был греческий,

     но я не уверен). Вскоре шеф заметил меня и направился в мясной цех. Он презрительно оглядел

     помещение, открыл холодильник, осмотрел запасы, а затем, не ответив на мое приветствие,

     коротко сказал:

     - Тут очень грязно. Почему ты так вчера оставил? Немедленно все вымой, не забудь

     отодвинуть колоду и холодильник. Я проверю!

     Затем он развернулся и продолжил экскурсию, которую проводил для своих

     соотечественников. Я нехотя взялся за дело. Действительно вчера толком не убирал, спешил в

     больницу проведать Сола, и претензии шефа были вполне справедливы. Когда я закончил уборку,

     на кухне уже стали появляться остальные повара. Среди них была и Василиса, она остановилась

     в горячем цехе и о чем-то негромко заговорила со своим «напарником» су-шефом Серегой.

     Хлопнула дверь в зал, и оттуда раздался голос нового шефа:

     - Работники! Соберитесь все здесь!

     Через пару минут все собрались у выхода в зал, где стоял шеф.

     - Я вчера посмотрел на вашу работу и понял всё, что мне нужно было. Теперь я сяду с

     директором, и мы будем звать вас всех по одному в кабинет, с каждым отдельно собеседование

     проводить. По итогам собеседования будет принято решение о вашей зарплате, должности и

     графике. Первый ты – шеф ткнул пальцем в су-шефа Серегу – пошли со мной, выйдешь -

     позовешь следующего.

     Мы остались стоять возле выхода в зал. Все молчали, настороженно поглядывая друг на

     друга. Серега вернулся минут через десять, войдя, он повернулся к Василисе и махнул рукой в

     открытую дверь:

     - Ты следующая, иди!

     Когда Василиса скрылась за дверью, Серега продолжил: - Приятно было с вами работать,

     ребята, но я уволился.

     - Почему? – спросил Петр из холодного цеха. – Что случилось?

     - Сказали, что су-шефом мне не быть. Су-шефы теперь будут эти два хрена кучерявых –

     родственники нового шефа. «Я только умелым людям доверить блюда могу», – говорит. Мне

     предложили остаться поваром горячего цеха, с уменьшением зарплаты. А на хрен оно мне? Я уже

     давно шефом мог быть, зачем мне на горячку возвращаться. Так что бывайте, ребята, пошел я

     заявление писать!

     Серега удалился, а остальные проводили его настороженным молчанием. Если су-шефу

     предложили понижение в должности, то поваров понижать некуда, наверняка кого-то просто

     увольнять будут. Размышления были прерваны появлением Василисы, она вернулась

     расстроенной и обратилась к нам со слегка вымученной улыбкой:

     - Теперь я вам не су-шеф, поработаю пока на холодном и кондитером по необходимости, а

     там видно будет. Костя, иди следующим.

     - Скольких они уволить собираются? – Мангалойд Жорик говорил очень взволнованно, он

     недавно взял кредит на машину и остаться без работы совсем не входило в его планы.

     - Не знаю, человека три или четыре, наверное, - пожала плечами Василиса, - Новыми су-

     шефами будут его родственники, которые тут по кухне слонялись, видимо, Сола тоже уйти

     попросят. А там фиг его знает, сколько еще человек этот грек за собой притащит. Зима близко, я

     69

     никуда до весны дергаться не хочу. А по весне посмотрим, может, уволюсь и рвану куда-нибудь

     на море работать, чтобы по выходным на пляже поваляться, уже давно не была…

     Через двух человек очередь дошла до меня, я направился через зал в кабинет директора.

     В кабинете за столом сидели Людмила Сергеевна и Александр Кириакович. На стульях в

     углу скучали два новых су-шефа, имен которых я до сих пор не знал. Шеф заглянул в какие-то

     бумажки на столе и изрек:

     - Заготовщик, значит? Заготовщика у нас в новом штате нет. Увольняться сам будешь?

     - А есть варианты?

     - Или увольняешься по собственному желанию или остаешься на минимальном окладе,

     пока я не найду повод уволить тебя по какой-нибудь статье, – мрачно обрисовала варианты

     директор. – Что выберешь?

     - А остаться на той же зарплате никак нельзя? Мне деньги очень нужны!

     - Можно, отчего нельзя, – шеф-повар хитро прищурился. – Ты на мангале работал?

     - Да работал, но только жарил в основном, декорировать и отдавать не пробовал особо.

     - Это ничего, тебе и не придется. Я могу оставить тебя на той же зарплате, а график будет

     два через два. Только работать будешь с 10 утра до закрытия. С утра и до 15-00 будешь сырье

     перерабатывать как заготовщик, а в 15-00 идти мангал разжигать и там работать до последнего

     клиента. Теперь у нас блюда на мангале будут только после бизнес-ланчей подавать. Или раньше,

     но в особых случаях. А оба мангальщика будут еще и заготовщики – по совместительству.

     Выбирай или так или увольнение.

     - Давайте попробую, – отказываться мне было совершенно бессмысленно, финансовое

     положение только стало выравниваться и искать новую работу очень не хотелось.

     - Вот и молодец. Сейчас я с остальными закончу и проведу краткий инструктаж, как дальше

     работать будем. В целом ты заготовки будешь делать для мангала. Остальное каждый повар сам

     себе делать будет. Все ясно?

     - Да, конечно.

     - Зови следующего. - Шеф заглянул в список, - Георгия.

     Я вернулся на кухню со смешанными чувствами. С одной стороны, я давно хотел график

     два через два, с другой стороны навешивание новых обязанностей и рабочий день на более чем

     четырнадцать часов настораживали. В любом случае стоило поискать запасной вариант для

     трудоустройства, чтобы вновь не остаться без денег. Войдя на кухню, я объявил:

     - Всех понижают, а меня повысили. Я теперь в племени мангалойдов!

     Мой юмор никто, похоже, не оценил. Костя из горячего цеха мрачно заметил:

     - Интересно, кто с тобой там работать будет? Тех, кто не в нашей смене, к двум часам

     вызвали. Даже тех, кто в отпуске. Сол, понятно, уйдет, он с этим клоуном не уживется, а еще кто?

     - Поживем-увидим, пока только Серегу отправили и то у него был шанс, – отозвался я.

     - Я думаю, он всех нас выживет, но постепенно. – Костя был полон пессимизма. – У него

     наверняка много безработных родственников и будет тут теперь семейный греческий ресторан.

     Ближе к вечеру картина с увольнениями и расстановками прояснилась. Уволились по

     собственному желанию мангалойд Валентин и Света из холодного. Римма не вышла из отпуска

     ради собеседования и, видимо, осталась «под вопросом». С Солом тоже было непонятно, но

     коллектив был уверен, что после предстоящей операции на сердце он не вернется к активной

     работе. Пока мы по-прежнему работали по «старому меню», благо, заказов было немного, и мы

     успевали все ровно отдать. После того, как собеседования окончились, а неугодные сотрудники

     написали заявления и покинули кухню, Александр Кириакович снова собрал нас на раздаче:

     - Работники! С завтрашнего дня вы будете трудиться по-новому. Я распечатаю и раздам

     каждому инструкции. Теперь вы не готовите блюда – вы готовите компоненты. Отдаете их сюда,

     ближе к раздаче. Тут завтра будет установлен дополнительный большой стол для сборки блюд.

     Здесь мои су-шефы, знакомьтесь, Андрей и Димитрий (су-шефы коротко кивнули, по очереди)

     будут заниматься сборкой и декорацией блюд. В случае необходимости я лично им помогу. Ваша

     работа будет четко прописана. Никаких отклонений, все должно выполняться предельно точно

     по приготовлению и по времени. Как на сборке часов, у нас будет все предельно выверено. С утра

     70

     каждый работник должен будет пополнить запасы личных заготовок, а мангальщики ко всему

     прочему должны пополнить общие запасы мясного и рыбного сырья, так как их рабочий день на

     мангале будет начинаться позже.

     - А в выходные как? – До меня начало доходить, что в стройной схеме нового шефа имеется

     ряд нестыковок. – А большие банкеты?

     - В выходные, когда нет бизнес-ланчей, вам надо будет успеть в более короткий срок или

     выйти на работу пораньше. В случае больших банкетов будем вызывать вторую смену с

     выходных на усиление, разумеется, с доплатой за отработанные часы. Будьте уверены, четкая

     организация и дисциплина позволят нам работать быстро и слаженно. А лишние люди для

     «поболтать» мне на кухне не нужны. Всем ясно? – Александр Кириакович звонко хлопнул

     кулачком по столу. – С завтрашнего дня у нас новое меню, вам досконально изучать его

     необязательно. Каждый будет досконально знать только свои заготовки и компоненты, которые

     должен отдать су-шефам. Долго думать не надо, надо точно и аккуратно делать! Собрание

     окончено, за работу!

     Мы разошлись по рабочим местам. В текущий момент я осознал, что мне нечем было

     заняться, так как на мангале работал Жора, а новых инструкций по заготовкам от шефа я так и не

     получил. Приведя еще раз в порядок мясной цех, я отправился разыскать Александра

     Кириаковича, чтобы получить инструкции или отпроситься домой. Шеф без проблем согласился

     отпустить меня, более того, дал на завтра один выходной, так как завтра еще работал мой новый

     «напарник» Георгий.

     - Вот послезавтра и начнешь в полную силу, а сейчас иди отдыхай, - подытожил шеф.

     Я подумал про себя, что новый шеф-повар не так уж плох. Хоть его план работы и

     превращал ресторан в некое подобие «Макдональдса», похоже, во всем этом было вполне

     рациональное зерно. Возможно, именно этого не хватало нашему ресторану – предельно четкой

     организации работы и сильной управляющей руки. Посиделки с чаем и задушевными

     разговорами при Василисе были хороши, но владельцу было нужно, чтобы мы вырабатывали

     деньги с максимальной эффективностью.

     С такими мыслями я вышел через служебный вход в набегавшие осенние сумерки.

     Неподалеку от входа, прислонившись к своему мотоциклу, стояла Василиса и разговаривала с

     кем-то по телефону. Я внезапно вспомнил загадочные рассказы, прочитанные вчера перед сном.

     Несомненно, рассказы о мрачном детстве маленькой девочки принадлежали Василисе, однако

     вымысел они или правда было совсем не ясно. Местами казалось, что описаны слишком

     страшные и беспросветные моменты, такого на самом деле быть не могло. Но, тем не менее, меня

     они затронули до глубины души. Захотелось подойти к Василисе, признаться в прочтении,

     выразить свое понимание и сочувствие (и просто обнять, в конце концов). Я колебался несколько

     секунд, а потом сделал решительный шаг. Василиса как раз закончила разговор и собиралась

     надеть шлем, когда я обратился к ней:

     - Василиса, у тебя есть минутка?

     - Да, в принципе я не очень спешу.

     - Помнишь, ты мне посылала по работе экселевские таблицы с данными, просила цифры

     вписать из моих записей?

     - Было. И что?

     - Там среди записей был еще один файл, назывался «123.txt». - Я заметил, что при этих

     словах Василиса заметно вздрогнула. – Я прочитал его и хотел с тобой поговорить об этом.

     Василиса, по-прежнему молча, смотрела мне прямо в глаза. Я сделал шаг ближе к ней и

     взял за левую руку.

     - Эта история меня глубоко задела. Все написано очень живо, натурально, я буквально

     почувствовал боль и одиночество этой девочки. День за днем тоски, издевательств и мрачной

     безысходности. Пусть в моем детстве такого не было, но я очень хорошо тебя понимаю.

     Я почувствовал в руке Василисы едва заметную дрожь и, положив вторую руку сверху,

     принялся поглаживать её, словно пытаясь успокоить.

     71

     - У тебя большой писательский талант, возможно, больший, чем поэтический, но ты

     прячешь его от людей. Пусть твоя боль излита на бумагу, но она все равно остается с тобой и

     облегчение временное. Мне хочется помочь тебе, как-то утешить или отвлечь. У тебя есть

     огромное литературное будущее, я уверен. Тебе стоит публиковаться, а не писать в стол. Твои

     описания очень живые и яркие, особенно про смерть деревьев и опилки крови, разлитые по двору,

     про дедушку и радио и другие моменты. Ты даже не представляешь, насколько это

     великолепно…

     В эту секунду меня обожгло резкой болью, в глазах потемнело, я схватился за лицо, а через

     мгновение почувствовал сладковатый привкус на губах. Из разбитого носа довольно обильно

     сочилась кровь. Василиса отступила на шаг и стала брезгливо надевать перчатки (словно перед

     этим в чем-то сильно испачкала руки), после чего обратилась ко мне:

     - Уродец, еще раз посмеешь ко мне прикоснуться, я тебя просто убью. А в суде скажу, что

     защищалась от попытки изнасилования. Кто тебе разрешал меня трогать? Или, если ты имеешь

     привычку читать чужие письма, тебе все позволено? Ты случайно получил этот файл, ты увидел,

     что он не касается работы, почему ты мне сразу о нем не сказал? Почему просто не удалил? Я

     тебе вчера ясно сказала, что не хочу, чтобы ты лез в мою жизнь. Это совсем не твое дело! То, что

     мы общались на работе, не значит, что ты хоть чем-то мне интересен. Я не дура и не слепая,

     прекрасно видела, что ты смотришь на меня, как волк на кусок мяса. Если бы эти записки писала

     не привлекательная девушка, а толстая старая тётка – ты бы, разумеется, не заметил в них

     «большой художественной ценности». Я насквозь вижу твою убогую попытку «подкатить яйца».

     Запомни раз и навсегда: ты меня интересовал только с точки зрения переноса тяжестей и умения

     ловко резать мясо. И все, ничего больше. Теперь я не шеф-повар и даже не су-шеф, твоя ловкость

     и умения мне без надобности. Но если ты будешь продолжать следить за мной, как это якобы

     случайно случилось в «Палермо», ты сильно пожалеешь. Я надеюсь, сейчас мой ответ достаточно

     чувствителен? Я охладила твой романтический пыл? Иди, согревай и утешай кого-нибудь еще, я

     в твоих розовых соплях и потных поглаживаниях не нуждаюсь! – Василиса закончила свой

     монолог витиеватой фразой из лексикона Сола, надела шлем и, вскочив на верного кавасаки,

     растворилась в ночи.

     Я стоял и угрюмо смотрел на бурые пятна, обильно украшавшие теперь мою рубашку.

     Кровь все не останавливалась, и я, зажимая нос рукой, направился в сторону аптеки, надеясь

     купить там что-нибудь перевязочное, чтобы остановить кровотечение. Аптекарша взволнованно

     посмотрела на меня и сказала:

     - Вы ранены? На вас напали? Может, полицию вызвать?

     - Нет, я просто упал неудачно и носом ударился, все хорошо. Дайте мне, пожалуйста, бинт

     и еще упаковку влажных салфеток, я руки и лицо оботру, чтобы людей не пугать.

     Приведя себя в порядок, я отправился домой. Слова Василисы как гвозди засели в мозгу.

     Она была сокрушительно права, вероятно, если бы я не знал, что текст написан ею, я просто

     закрыл бы его с мыслью: «Фу херня какая-то» и забыл через полчаса. Если разобраться, в первый

     момент все так и получилось. И стихи Василисы, если бы я увидел их без подписи, в интернете,

     мог пролистать и не заметить. Весь интерес мог быть вызван банальной животной похотью,

     которую я сам от себя прятал за красивыми фразами. Сон с такими печальными мыслями

     категорически не приходил, я нащупал в холодильнике бутылку водки и сел к компьютеру, чтобы

     еще раз перечитать злополучные рассказы.

     Файл 123. txt

     Комната с видом вовнутрь. Как меня

     поступали.

     72

     – Она закончила школу и не хочет поступать на экономиста! Поговорите с ней! – С этими

     словами мать отвела меня к дяде-психологу с угрожающей фамилией Злыдин.

     Мою маму на протяжении всей сознательной жизни терзали различные страхи. Когда

     родилась я, эти страхи расползлись и расширились, распространившись с маминого

     существования вдобавок и на моё.

     К достижению мной шестнадцатилетнего возраста в основной повод для паники

     превратился подступающий выпускной и следующее за ним поступление.

     Так как мама всю жизнь проработала экономистом, то в её глазах во всём окружающем

     мире стоящая профессия существовала только одна – думаю, не стоит и говорить, какая.

     Но молодое поколение в моём лице проявляло недюжинное, а потому возмутительное

     упрямство, не желая идти по проторённой дорожке и тратить свою жизнь на скучные цифры.

     Юная дочь рисовала, писала стихи, грезила творческой деятельностью любого вида и грозилась

     подорвать династию на корню, поступив, к примеру, в архитектурный или хуже того –

     сделавшись журналистом.

     Не в силах найти решение и в одиночку вынести тягостный груз ответственности за

     слишком талантливое, но недостаточно разумное чадо, мама пожаловалась коллегам. Те

     поскребли в затылках и посоветовали психолога.

     В те годы психологи были относительно новым явлением российской действительности и

     только-только входили в моду. Из-за ограниченности собственного мышления мама не доверяла

     всевозможным нововведениям, будь то печенье «Юбилейное» с новым малиновым вкусом,

     электрические скороварки или, к примеру, психологи. Поэтому она не очень горела желанием

     меня к кому-то из них вести. Но другого выхода из ситуации она не увидела. Дать мне шанс

     попробовать свои силы при поступлении на какую-нибудь творческую специальность вообще

     как вариант не рассматривался. То, что я не пройду по экзаменационным баллам и останусь за

     бортом уже в первый год своей послешкольной жизни, маме в ночных кошмарах.

     Но никакие мамины уговоры насчёт «поступить на экономиста» не помогали. Я была

     непреклонна и бесстрашна даже перед лицом перспективы «провалить экзамены ко всем

     чертям».

     Ситуация складывалась поистине патовая. Я так сильно не хотела идти туда, куда пихала

     меня она, а она так сильно не хотела пустить меня туда, куда хочу я, что я рисковала попросту не

     подать своих документов ни на один факультет ни одного вуза и в итоге не поступить вообще. А

     это, в понимании маминой стороны, было ни под каким предлогом недопустимо.

     Именно назревающее отчаяние и подтолкнуло её всё-таки сделать этот непростой шаг.

     – Мы с тобой пойдём к психологу! – однажды вечером, заметно волнуясь, сказала она.

     – Психолог – это же врач?.. – осторожно решила уточнить я.

     – Ну, да, это вроде как бы… как врач.

     – А что он будет мне делать?.. – Врачей я не любила, с детства помня, что они не делают

     ничего особо хорошего.

     – Он делать? – переспросила мать в замешательстве от моей неудачной формулировки. –

     Он ничего не сделает тебе. Он просто поговорит…

     – Ну, тогда ладно… – нехотя согласилась я.

     Мама внезапно подошла ко мне близко-близко и встревоженно посмотрела мне прямо в

     глаза.

     – Ну, если не хочешь, то мы с тобой не пойдём к нему!.. – проговорила она запальчиво.

     – То есть если я так скажу, то мы правда к нему не пойдём?.. – не поверила я.

     – Ну, не пойдём… – уже не так уверенно отозвалась мама.

     Тут я встревожилась тоже, не понимая маминых намерений до конца, и принялась без конца

     переспрашивать обо всём. Беседа ещё немного потопталась на месте. Мы с мамой «совместно

     решали», пойдём ли мы туда или же нет. Чем больше мы об этом говорили, тем меньше мне

     хотелось показываться на глаза психологу.

     – Его фамилия Злыдин, – к концу разговора честно призналась мама.

     73

     – Мне не нравится эта фамилия. Давай не пойдём! – Я обрадовалась, что наконец-таки

     железный аргумент «против» найден.

     Однако же вопреки моим ожиданиям это сработало обратным образом.

     – Да, мне тоже поначалу не понравилась эта фамилия. Но фамилия – это не человек, –

     рассуждения подобного уровня сложности для моей мамы были уже философией. Большего от

     неё не следовало ожидать.

     Я попалась в ловушку: с таким обоснованным аргументом было трудно не согласиться.

     Поэтому в назначенный день я, повздыхав, оделась и покорно согласилась идти с мамой «к

     психологу», тихо ненавидя себя за то, что иду туда. Ведь Злыдин – это не человек, а всего лишь

     фамилия. И вот что тут скажешь.

     Мы вошли в многоэтажное здание какой-то незнакомой мне новой больницы и прошли по

     аккуратно отремонтированному светлому коридору с ярко-синими лавочками. Коридор был

     украшен картинами с фотографиями моря и леса и большими растениями в напольных горшках.

     Я едва поспевала за мчавшейся от волнения мамой и на бегу с интересом рассматривала

     обстановку. Предметы интерьера внушали скорее приятные чувства, и потому я совсем

     успокоилась.

     У дверей кабинета нас встретил мужчина в белом халате, черноволосый и явно нерусских

     кровей. Его лицо имело до того неописуемые черты, что с мысленной попыткой определить его

     национальность я так и не справилась. Наверное, он был смешанных нерусских кровей, подумала

     я.

     – Добрый день. Чем могу?.. – начал, но не успел закончить он.

     – Вы Злыдин?.. – выпалила мама, накрученная, как часовая пружина.

     – Да, я. А в чём проблем-мка? – протянул он как-то слишком уж иронично.

     – Помогите, она не хочет поступать на экономический! – с жадностью пожирая его глазами,

     выплеснула своё горе моя безутешная мать.

     С высоты своего роста (а Злыдин был очень высокий) специалист скептически посмотрел

     на маленькую, тощую, кажущуюся десятилетней шестнадцатилетнюю меня.

     – Хорошо! – с лёгкой улыбкой и хладнокровием хирурга одобрил он.

     – Да что ж хорошего-то?! – Мама вспомнила своё недоверие к «психологам» и фыркнула, –

     Это, наоборот, плохо ведь! – добавила она и развернулась вполоборота, пытаясь уйти.

     Слыханное ли дело!.. Новомодный доктор не только не пришёл в ужас, совсем не

     проникнувшись кромешным ужасом её слов, но ещё и позволяет себе одобрять моё подростковое

     «Не хочу!».

     – Оставляйте её мне. – Он тут же поменялся и принял серьёзный, слегка озабоченный вид.

     – А сами ждите под дверью. Я поговорю с ней, чуть-чуть… Это много времени не займёт.

     Меня, не успевшую произнести ни единого слова в своё оправдание, торжественно

     переручили доктору Злыдину.

     Через пятнадцать минут меня вывели из кабинета и сдали с рук на руки исстрадавшейся от

     волнения маме.

     – Держите свою девочку, – опять иронично произнёс он. – Всё готово. Теперь она ХОЧЕТ

     поступать на экономический.

     Не веря в такое великое чудо, мама обратилась ко мне, и голос её задрожал от

     переполнившей мамину душу радости:

     – Что, ты и правда теперь будешь поступать?!

     – Да.

     – И учиться?..

     – Да.

     – На экономическом?.. Будешь?..

     – Да.

     74

     Маму не смутили ни моё убитое выражение лица, ни подчёркнутая краткость моих ответов.

     Она отсчитала нужное количество крупных купюр и с сияющими глазами подала взирающему

     на всё свысока и как будто издалека Злыдину:

     – Спасибо вам. Не знали, что делать. Спасибо. Большое спасибо.

     – Не стоит благодарности, – процедил доктор, медленно убирая свёрнутые им вдвое деньги

     в нагрудный карман халата, пока мама продолжала рассыпаться во всяческих объяснениях и

     похвалах.

     – Приходите, – бросил он, чтобы оборвать разговор, и исчез за своей новенькой дверью.

     Дядя этот оказался сметливый малый. Он с самого начала прекрасно отдавал себе отчёт в

     том, из чьего кармана получит деньги – маминого или же моего. Подобные люди действуют

     исключительно в интересах того из клиентов, который платёжеспособен. Поэтому

     неудивительно, что «поговорили» со мной не самым подобающим образом.

     – Присаживайся, – почти брезгливо бросил мне он, когда мы вошли в кабинет и для пущей

     надёжности (от моей мамы, наверное!) запер изнутри дверь. Раскинувшись в кресле напротив

     скромного гостевого стула и даже не спросив моего имени, Злыднев повёл допрос.

     – Так. Значит, ты не хочешь поступать на экономический?

     – Не хочу, – подтвердила я.

     – А на какой хочешь?

     – На журналистику.

     Покрутив ручку между длинными и гибкими пальцами, Злыднев кивнул самому себе:

     – Ага.

     После этого он сделал какую-то короткую запись и надолго ушёл в себя. Я не без

     некоторого интереса ждала, когда он продолжит задавать мне вопросы, ожидая возможности

     своими ответами объяснить ему моё несчастливое положение.

     Однако вопросов, к разочарованию моему, более не последовало. Посидев ещё несколько

     минут с отсутствующим видом, доктор нарушил установившееся молчание и, не глядя на меня,

     произнёс:

     – Смотри. Альтернатив у тебя две.

     – Экономика и журналистика? – запальчиво воскликнула я. – Тогда я выбираю

     журналистику!

     – Нет, – спокойно возразил Злыдин, – Эконо-о-омика… и-и-или… – опять протянул он.

     – Или… Что – или?! – нетерпеливо спросила я, видя, что дяденька медлит с ответом.

     – Или панель, – развёл руками психолог.

     Уж лучше бы, кажется, мне оплеуху отвесили. И то было бы не так больно. Неужели же,

     кроме как для вот этого, по его мнению, я ни на что не годна?.. Впрочем, мама и бабушка

     говорили про меня то же самое… Я как-то подслушала их разговор. Мама сказала в нём:

     – Пускай она поступит на экономиста.

     – И пускай её поступает! – гневно поддакнула бабушка. Тема была ей крайне неинтересна.

     – А то иначе она вырастет и станет никем… – продолжала рассуждать мама.

     – На панель пойдет твоя дочечка! – самодовольно фыркнула бабушка Саша.

     На этом месте я прекратила подслушивать. Почему-то мне показалось, что ТУДА меня мама

     не пустит. Скорее уж запихает в экономический, будь бы он проклят, вуз.

     И вот теперь эти же две, чуть ли не равно ужасные, альтернативы, в словах

     дипломированного психолога снова восстали передо мной, как павшие мертвецы, угрожая

     расправой.

     Злыдин чуть откинулся в кресле назад и любовался произведённым эффектом, давая мне

     время на осмысление сказанных им слов. Наконец я не очень уверенно попыталась возразить:

     – Это необязательно…

     – Обязательно, – утешил всезнающий врач.

     – Почему?

     75

     – А ку-да ещё? Диплома у тебя не будет! – холодным, чуть издевательским тоном

     подчеркнул он.

     – На журналистику, – робко предположила я.

     Злыдин покачал головой:

     – Не возьмут.

     – Почему не возьмут? – Я была окончательно сбита с толку его слишком непоколебимой

     логикой, в которой отсутствовала логика как таковая.

     – По формату не подойдёшь, – тут Злыдин впервые за весь сеанс смерил меня взглядом.

     Презрительно.

     – Так я тогда и ТУДА не подойду… Ну, ТУДА, куда вы говорите, – смущаясь, сбивчиво

     предположила я.

     – Туда все подходят, – заверил он.

     Я смутилась и почти подавилась словами, которые всё же решилась сказать:

     – Почему вы так думаете?

     Доктор блеснул на меня угольными глазами:

     – Знаю.

     Уточнять, откуда он знает это, не было смысла. Я сидела подавленная, пытаясь в уме

     отыскать выход из только что построенного психологом передо мной словесного лабиринта.

     «На журналистику я не подойду. А вот на панель – подойду. А на экономиста? Он не сказал

     мне, что не подойду, значит, я подойду. Тогда у меня будет экономический, вовсе ненужный,

     диплом…»

     Врач с проклюнувшимся интересом молча наблюдал за движением мыслей у меня на лице.

     Тем временем я всё больше запутывалась:

     «С экономическим дипломом не возьмут в журналистику. А без экономического диплома

     всё равно не возьмут в журналистику. Как же мне тогда попасть в журналистику? Нужен

     журналистский диплом. Но он же сказал, что туда я не подойду… Значит, мне не дадут такого

     диплома, и я не попаду туда… Как же быть? Неужели никакого варианта не существует?..»

     Но увы! Ни один из оставшихся мне открытых путей больше не вёл к журналистике. Я

     продолжала рассуждать, блуждая между тремя поставленными передо мной понятиями, словно

     заблудившись в трёх соснах:

     «Вот не будет у меня журналистского диплома. И не будет экономического диплома. Зато

     на панель берут без диплома. Больше никуда не берут без диплома. Без диплома больше никуда

     не берут… Совсем никуда не берут без ди-пло-ма…»

     Идя в тупик, приходишь в уныние. С каждым новым ходом, прокручиваемым в моей голове,

     я всё мрачнее молчала. И вот теперь я попала в настоящую западню, подгоняемая этой пугающей

     мыслью: без диплома у меня только один выход. Один. Ужасный. Нет, только не это.

     – Ну так что? – обратился Злыдин ко мне наконец, очевидно, увидев, что клиентка «дошла

     до кондиции». – Будешь поступать на экономический?

     Сдавленным шёпотом я ответила всего одно слово:

     – Буду.

     На этом разговор был окончен. Меня вывели к матери.

     Несколько недель спустя мои документы были поданы матерью в одно-единственное место

     – в экономический вуз.

     Комната с видом вовнутрь. Сковородка и

     тапки.

     76

     Бабушка Саша умерла от проблем с сердцем, когда мне было 17 лет. После её смерти тётка

     и дед остались в доме вдвоём. Надо ли говорить, что при тёткином уровне ненависти к мужскому

     полу с дедушкой она не мирила.

     Дедушка и тётка дрались. Она хлестала дедушку тряпкой, норовя попасть по лицу. Он

     отбивался от тётки тапками – а тапки у моего дедушки были большие, сорок четвёртого размера!

     Когда происходила ссора, обычно тихая тётка кричала: «Будь ты проклят!!! Старый

     козёл!!!». Дед отвечал: «Пропади ты пропадом!!!». Всё это я знаю оттого, что однажды подобная

     ссора случилась при мне. В тот выходной день мы приехали «навестить» дедушку. И хотя они

     жили в одном доме, тётку мы не «навещали». Всё наше семейство она на дух не переносила. Как

     только в дверном проёме показывались мы – я, мама или отец, она с треском захлопывала

     кухонную дверь, если бывала на кухне, и до нашего исчезновения не выходила оттуда. Если мы

     заставали её в зале или в прихожей – тётка мчалась со всех ног, спеша скрыться от нас в свою

     комнату, за колыхающуюся бахрому штор, и оттуда сердито сопела и намеренно громко кашляла,

     аки туберкулёзный больной.

     В день той самой ссоры случилось, в общем-то, не беспрецедентное происшествие. Деду в

     очередной раз показалось, что тётка украла у него варёную курицу, чьи замороженные тушки на

     всю неделю для дедушки передавала мама. Тётке же по временам чудилось, что дедушка берёт

     из кастрюли её борщ. Так что по количеству начатых драк за еду инициатива распределялась

     приблизительно поровну.

     По завершении ссоры мой дедушка вёл разговор с мамой и там посетовал: «Надо было ещё

     тогда убить. Сразу же. Ещё тогда… Не было бы. Тогда – ничего этого не было бы…».

     После этой фразы я терялась в догадках и вечером спросила у мамы: когда это – тогда?

     Когда надо было убить тётку? Мама, как обычно, скривила лицо до совершенно непонятного

     выражения и, путаясь в показаниях, объяснила. Когда-то тётка ударилась об угол стола головой.

     Ей было четыре года. У неё сильно шла кровь, и дедушка, как хороший отец, немедленно

     оттранспортировал тётку к врачу (тогда у моего дедушки была на ходу машина). Наверное, он

     как раз и имел в виду именно этот случай.

     Я внимательно выслушала мамин рассказ про тёткин удар головой. Это многое объясняло,

     но никого не оправдывало.

     Хотелось моему дедушке того или нет, но неубитая вовремя тётка продолжала жить.

     Дедушкиных тапочек теперь было против неё недостаточно – поди ж ты, не таракан.

     Однажды моя тётка вооружилась сковородой. Сковорода у неё была тяжёлая – наверно,

     чугунная. После ссоры у дедушки остались ссадины и синяки. Мама повезла его к доктору на

     медицинское освидетельствование, против которого дедушка возражал, говоря: «Я ей

     всыплю!..». Под «ей» подразумевалась, конечно же, тётка. Она и сама давным-давно ходила в

     синяках после дедовых тапок, но в травмпункты не обращалась.

     А вот дедушке досталось весомо – в травмпункте посоветовали обратиться в суд. Мама

     попробовала последовать поданному совету, но суд оправдал тётку за недостаточностью улик.

     Дедушкины синяки от чугунной сковороды проходили медленно, но проходили, а новых –

     не появлялось. Тётка перепугалась суда, поэтому за посуду уже не бралась. Она ограничила себя

     тем, что выносила на улицу и сжигала его подушки и старые тряпки, надеясь тем самым сглазить.

     Дедушка при столкновении старался плюнуть ей вслед.

     Долгая и мучительная борьба за жизнь на ограниченной территории продолжалась шесть

     лет. Шесть долгих, мучительных лет мама не могла собраться с силами, чтобы перевезти

     стареющего с каждым днём дедушку в дом к себе и продолжала ездить к нему раз в неделю,

     «проведывая». Она забирала его вещи в стирку и привозила отглаженные – баул за баулом, мешок

     за мешком, сумка за сумкой сменяли друг друга, как и в былые времена моего дошкольного

     детства… Только теперь паковали не детские, а стариковские вещи.

     Второй пакет, также еженедельно собираемый моей мамой, доверху заполнялся

     продуктами – и каждый раз раскритиковывался моим дедушкой, которому не нравилось всё:

     77

     гречневая крупа, отсутствие гречневой крупы, батон вместо хлеба, хлеб вместо батона,

     неподходящая новая кастрюлька для каши или отсутствие незаказанной манки…

     Все эти шесть лет мама «несла свой крест» – привычную ей вахту по дистанционному уходу

     за дедушкой. Комната для него в нашей квартире простаивала, пуста и готова. Занимать её не

     покушалась даже я, хотя сто лет уже мечтала о своей собственной комнате… Сколько себя

     помню, я всегда, наоборот, уговаривала забрать моего любимого дедушку поскорее из этого ада.

     А то тётка его убьёт, с ужасом думалось мне. Но мама всё медлила и так и не забирала старика…

     Он не доставил бы нам хлопот – без тётки, как без главной на то причины, он никогда не

     становился таким сердитым. Но он и сам не хотел к нам переезжать и упирался как мог.

     Так могло длиться и длиться, пока среди ночи нам не позвонила встревоженная тётка, чего

     она не делала никогда.

     Оказалось, что дедушка умер.

     ***

      «От остановки сердца», – вот как сказали врачи.

     Дедушку тётка кинулась искать, когда он вечером не вернулся из сада. Там она его и нашла.

     Страшно перепугалась. И сразу же позвонила нам.

     Я думала, с её отношением к нам с дедушкой тётка откажется ехать на похороны. Но моя

     мама пригласила её, и она почему-то поехала.

     Из приехавших попрощаться дальних родственников дедушку любили и потому плакали

     все. Мама рыдала почти не переставая все эти три дня. К концу этого срока я и сама чуть было

     не падала в обморок, обессилев от острейшей, не проходящей ни на секунду душевной боли и

     слёз, но чем могла поддерживала маму, понимая, что ей из-за её душевной слабости сейчас куда

     тяжелее, чем мне.

     На похоронах выглядел расстроенным даже мой папа. Приглашённая тётка ходила букой,

     не выражала никаких признаков особого горя, преимущественно молчала и сторонилась всех.

     После того, как дедушку опустили в могилу, меня оставили с ней – ждать чего-то в машине.

     Я уже не так сильно опасалась её, как в раннем детстве, знала, что если она попробует мне что-

     нибудь сделать со злости, то я дам отпор и потому сидела спокойно.

     Я поглядывала в разные окна и старалась высмотреть родню среди толпы вокруг других

     похоронных процессий. Устав от этого бессмысленного занятия (машина была припаркована

     далеко от места действия), я наконец бросила беглый взгляд на тётку и внезапно увидела, что она

     плачет. Такого я от неё, признаться, не ожидала. Я-то думала, она ненавидела дедушку. Я-то

     боялась, она будет плясать и прыгать от радости – с её неустойчивым темпераментом с неё

     сталось бы!.. А тут – слёзы… Причём, кажется, даже искренние!

     Тётка плакала тихо, как никогда – не пытаясь рыдать в голос и истерить, как это с ней

     случалось при бабушке. Я за весь этот день наплакалась уже так, что утирать со щёк стало нечего.

     Поэтому я опять повернула голову и решилась заглянуть тётке в глаза.

     Оказалось, что радужка её серо-голубых глаз посветлела до блёкло-небесной. Ещё в детстве

     своём я узнала: когда тётка была в гневе, её глаза обыкновенно совсем серели. Значит, она не

     злилась. Значит, её всё-таки "пробрало", и переживания были искренними. Увидев и поняв это,

     едва ли не впервые за долгие годы я прониклась сочувствием к тётке.

     «Ты как?» – тихо, шёпотом, спросила у неё я.

     «Тяжело», – помолчав, таким же сдавленным шёпотом ответила мне тётка.

     В этот поразивший меня момент мне стало ясно одно: как бы гадок и плох ни был любой

     человек, сколько бы ненависти он ни лил на окружающих – в глубине души он всё равно остаётся

     живым, чувствующим и настоящим. Просто у многих людей, как вот, например, у моей тётки,

     человечность закопана так глубоко, что её, если даже взяться – и за десятилетие, наверное, не

     откопаешь… И лишь только случай, подобный этому – какой-нибудь запредельный по накалу

     эмоций случай – способен бывает высветить истинную, глубинную суть каждого – уверяю вас,

     78

     абсолютно каждого! – человека. Только у некоторых людей над этой сутью нарастают такие

     тонны всяческой грязи, что и не разглядишь её из-под них…

     Глава пятнадцатая. Наполеон Бонапартян

     и партизаны большой кухни.

     Я затруднюсь сказать, сколько точно прошло времени с момента моего перехода на график

     два через два, думаю около пяти недель. Режим дня сместился, а сама работа приобрела

     удручающую монотонность. Вначале привыкнуть было трудно. Особенно к тому, что работать

     приходилось почти всегда по 14-16 часов. Но постепенно я втянулся, раздражало только

     длительное молчание и одиночество во время работы. Поговорить с коллегами получалось

     только когда нового шефа или двух его подручных не было рядом. В остальное время шеф громко

     возмущался:

     - Вы сюда не болтать пришли! Хотите поговорить? Полчаса обеденный перерыв и шесть

     десятиминутных «перекуров». Выходите и разговаривайте. В остальное время – работать!

     Точно так же закручивание гаек распространялось и в других сферах. Есть теперь можно

     было только служебное питание и только в отведенное время, телефоны и прочие личные вещи

     были строго запрещены. Нарушившие правила немедленно наказывались штрафами,

     минимальный из которых был 500 рублей. Подобный подход вызвал дополнительный отток

     кадров. Уволились Петя и Римма из холодного цеха и Костя из горячего, на их место взяли трех

     человек, буквально прямо после кулинарного колледжа, практически без опыта работы. Из-за

     нового режима я с ними толком не познакомился, даже имен не знал. С Василисой мы не виделись

     с того болезненного для меня вечера. Случайно или специально, но мы оказались в разных сменах

     и встретились только один раз, когда меня вызывали на помощь в переработке большой партии

     семги, которая пришла во второй половине дня, и мой напарник, занятый на мангале, физически

     не успевал её переработать.

     Вообще, блестящий план Александра Кириаковича, столь красиво расписанный на бумаге,

     начал трещать по швам уже в первую неделю работы. Видимо, он был рассчитан и отработан на

     маленьком «суперэлитном» ресторанчике, где за вечер бывает стола три-четыре максимум и

     перед каждым гостем надо выстилаться по полной программе. Пока были будние дни, все

     получалось вполне красиво – повара ставили су-шефам «компоненты» - например, филе семги,

     приготовленное на пару, ломтики овощей, салат, соус, пряное масло и так далее, для текущих

     заказов. А су-шефы аккуратно собирали блюдо, украшали всякими кружевными чипсами, мини-

     зеленью, землей из перца и оливок, а также прочими выкрутасами. Надо признать, некоторые

     блюда и правда выглядели так, что хоть сразу на кулинарный конкурс отправляй. На вкус,

     конечно, я ничего не пробовал, но возвратов блюд не поступало, видимо, людям нравилось.

     Но когда вечером в пятницу приключилась первая «запара», начался совершенный кошмар.

     Новые су-шефы даже вдвоем ничего не успевали. Количество емкостей с «компонентами» на

     столе «сборки блюд» росло, Андрей и Димитрий толкались, мешали друг другу и громко

     ругались. Финальным аккордом стала перевернутая на пол гастроемкость с утиными ножками

     конфи (утиные ножки, тушенные в собственном соку, то есть с большим количеством утиного

     жира).

     Я в это время был на мангале, но говорят, на кухне началось что-то напоминающее

     мультфильм «Том и Джерри». Плитка возле раздачи превратилась в каток, чуть не упали

     несколько официантов и подоспевший на выручку шеф. Втроем они кое-как отдали блюда, но с

     серьезной задержкой, особенно по злополучным ножкам. После этого шеф устроил разбор

     полетов и су-шеф Димитрий, не моргнув глазом, обвинил во всем Костю из горячего цеха.

     Дескать, тот поставил гастроемкость слишком близко к краю стола. Возражения по поводу того,

     что больше ставить было просто некуда, не были приняты в расчет. В итоге Костя на следующий

     день уволился, получив за почти полностью отработанный месяц только «голый оклад». С

     79

     банкетами тоже начались большие сложности, чтобы успевать отдать большой банкет со всеми

     выкрутасами, шеф принял решение все закуски, холодные блюда и салаты готовить заранее,

     сервировать на тарелки, а затем хранить до нужного момента в холодильной камере. Естественно,

     это порождало еще больший цирк. В холодильной камере громоздились блюда, над каждым из

     которых была собрана сложная конструкция из кулинарных шпажек, в свою очередь обмотанная

     пищевой пленкой наподобие шатра (я бы с удовольствием это сфотографировал для

     иллюстрации, но телефоны отбирали на входе). В связи с этим вопрос хранения серьезно

     осложнился, мы стали забивать сырьем рабочие холодильники, это затрудняло текущую работу,

     и одна проблема, цепляясь за другую, порождала третью, и все они непрерывно накапливались и

     увеличивались, будто снежный ком. Поначалу меня это раздражало, тяжело было привыкнуть

     работать по-новому. Потом меня захлестнула волна всеобщего похуизма, и я тоже стал работать

     не переживая, лишь бы шеф не орал и явных косяков видно не было.

     Подобный подход стал постепенно расползаться с кухни и на работу в зале. Официантам

     приходилось выполнять массу ненужных ранее манипуляций. Например, пробив в системе заказ

     на шашлык, официант должен был забрать его на мангале, отнести на кухню, где су-шеф

     сервирует блюдо, а затем только отнести гостям (и это все нужно сделать быстро, пока шашлык

     не остыл). Естественно, увеличилось время отдачи блюд, что отнюдь не способствовало

     хорошему настроению гостей (а значит, и высоким чаевым). Впрочем, введенная ранее

     директором система изымания чаевых в общий котел и так вызвала серьезную текучку зальных

     кадров, так что нововведения влияли не слишком. Из администраторов уволилась только Лена

     (вскоре после того как её муж проиграл в поварском состязании), и теперь старшим

     администратором стал Роман.

     Противостояние новым правилам постепенно превратилось для сотрудников в

     своеобразную игру (некую смесь пряток и казаков-разбойников). Все началось с того, что кто-то

     из парней заметил халатность при обыске охранниками. На выходе они только слегка

     прохлопывали карманы, да и то не всегда. Видимо, расчет был, что под камерами много не

     унесешь, да и с места лишний раз вставать лень. Тут же была придумана простая, как валенок,

     система проноса телефонов на кухню. Утром сдаешь на хранение сто лет уже не работающую

     моторолу, нокию или другой раритет, а нормальный телефон проносишь в кармане. С выносом

     было чуть сложнее, прятали обычно в трусы и аккуратно выходили так, чтобы аппарат не выпал.

     Естественно, на кухне тоже приходилось прятать, для этого у большинства служили небольшие

     гастроемкости с крышками, ящики для специи и еще кто куда придумает. Я просто клал телефон

     в незажженной половине мангала, там у меня был небольшой деревянный ящичек (из-под сигар

     или чая, точно не знаю, но стрельнул я его у барменов), присыпанный углем. В случае «тревоги»

     я быстро закрывал ящик и сдвигал сверху кучку угля.

     Вслед за этим и вопрос питания стал решаться подпольным образом. Несмотря на то, что

     на кухне не было полностью «слепых зон» для видеокамер, была масса мест частично прикрытых

     сверху. Самым простым вариантом была средняя полка рабочих столов. Блюда прятались в

     гастроемкости и сотейники, а затем ставились на среднюю полку. Дальше повара время от

     времени опускались на корточки и две-три минуты что-то старательно искали или протирали под

     столом (в это время не спеша закусывали). У меня на мангале тоже был свой секрет. Опять-таки

     гастроемкость, притаившаяся за углем, в углу зажженной части мангала. Туда я скидывал по

     кусочку с нескольких шампуров, прежде чем снимал их с огня. Таким образом у меня всегда был

     запас жареного мяса. Ел я обычно тоже повернувшись спиной к камере и склонившись над

     мангалом, как будто старательно поправлял угли. Конечно, подобный режим питания не шел на

     пользу, и за прошедшие недели я стал ощутимо прибавлять в весе, но поделать с собой ничего не

     мог. Ребятам на общей кухне иногда хотелось поесть и "жидкого", что, сидя под столом на

     корточках, довольно неудобно. Как-то раз я застал оригинальное решение этой проблемы. Зайдя

     в плюсовую холодильную камеру, я там застал Леху и еще двоих ребят, хлебавших

     свежесваренный борщ из небольшой кастрюли. Выглядело это чрезвычайно забавно, так как

     борщ был горячий, и действо сопровождалось клубами пара, как будто повара курили в

     холодильнике электронные сигареты.

     80

     Недостаток общения тоже ликвидировался подпольными подручными средствами. Мы

     стали писать друг другу письма и записки. Для основной кухни это было проще, там ребята

     завели специальную тетрадь, якобы чтобы оставлять заметки для другой смены. На практике это

     превратилось в веселый письменный чат "грязная бумажка". Тетрадь кружила по кухне целый

     день, и каждый писал в неё разные сообщения, иногда стилизуя их под указания сменщикам или

     рецепт блюда. Популярными были стилизации под язык "падонкафф", "боярский", "Равшан и

     Джамшут", "настоящий индеец", "английский аристократ" и т.д. В тетради это выглядело

     примерно так:

     "Посадский человек Алешка, тебе Боярыня Василиса челом бьет, вопрошая, нет ли у тебя

     травы заморской, чаем именуемой, пары золотников?"

     "Хау! Великий вождь Большой Топор, да будет вечно твоя охота удачна. Не пришлешь ли

     ты в наш вигвам мясо могучего бизона, которого ты приготовил на своем очаге? Вожди Дырявый

     тапок и Крепкая поварешка клянутся одарить тебя дивной рыбой из холодного моря, цвета

     закатного солнца, за щедрость твою. Хау! Я все сказал..."

     "Совершенно секретно, информация к размышлению. Оберкухенфюрер и его

     группенкухенфюреры покинули расположение полка и направились на совещание в штаб.

     Используете это время для активации радиостанции и переброски боеприпасов. Сигнал к началу

     операции - три зеленых свистка."

     Мне с таким общением было сложнее, после 15-00 я отправлялся на мангал и уходить

     оттуда без крайней надобности не имел права. Приходилось как из одиночной камеры, слать

     "малявы" на кухню с попутными официантами. Зато на следующее утро я с интересом читал в

     тетради бумажный чат за прошедший вечер.

     Как я уже не раз убеждался, ко всему можно постепенно привыкнуть и приспособиться,

     даже к самым сумасбродным причудам начальства. Я постепенно втянулся, стабилизировал

     режим сна, нашел где подхалтурить в выходные. Финансовое состояние стабилизировалось, и я

     вздохнул спокойнее. Разве что вошло в привычку выпивать после смен, перед выходными. Пил

     в одиночку (в час-два ночи друзей особо не разыщешь), но не видел в этом большого зла. Вначале

     меня несколько напрягало отсутствие перспектив, но потом я махнул на это рукой. В конце

     концов не всем же быть начальниками, простые работяги тоже нужны, денег худо-бедно хватает,

     жить есть где, сыт всегда, что еще нужно?

     Дни были страшно похожи один на другой, я не вижу смысла описывать их здесь. Только

     одно событие крепко врезалось в память, и о нем я хочу рассказать особо. Примерно через месяц

     после ссоры с Василисой я работал в свою смену, был второй рабочий день, предстояли

     выходные. Неожиданно из принтера вылез странный заказ. Кто-то за одним столом заказал по

     три порции всех позиций, какие были на мангале, включая запеченную картошку, грибы и овощи.

     Это было довольно сложно выполнить, поскольку время приготовления у всех продуктов разное

     и нужно было ставить на мангал в четко определенном порядке (благо, я в свое время выпросил

     у Сола правильный тайминг и записал себе в блокнот шпаргалку). Но проблема была в том, что

     куски не идеально одинакового размера, поэтому всегда нужно ориентироваться в каждом

     конкретном случае (в этом и заключается мастерство, которого мне, скажем прямо, еще не

     хватало). С меня сошло буквально семь потов, пока я пожарил и отдал на сервировку все, что

     требовалось в заказе.

     Примерно через полчаса на мангале появился су-шеф Андрей, который быстро и

     взволнованно заговорил:

     - Бросай все и бегом на кухню. Там какой-то vip-гость твоим заказом недоволен. Срочно

     вызвали в зал Александра Кириаковича, он когда вернется, точно захочет с тобой поговорить!

     - И что теперь, заказы бросить? У меня люля доходит и шашлыка две порции.

     - Бери с собой и сразу на кухню беги как пожаришь.

     - А почему бы ему сюда не прийти? Его-то ничего не держит?

     Мой вопрос остался без ответа, Андрей уже убежал. Видимо, наш своеобразный стиль

     работы не давал ему возможности отлучаться с рабочего места надолго. Я закончил заказы и

     принес их на кухню минут через десять после его визита. Там я застал забавную сцену. Возле

     81

     раздачи в подобострастном полупоклоне застыл шеф-повар Александр Кириакович. А перед ним

     бушевал, громко ругаясь и взмахивая руками, толстый лысый человек в костюме-тройке и с

     небрежно наброшенным на плечи белым шарфом. С удивлением я узнал в нем несколько даже

     похудевшего мангальщика Сола. Бывший кок обращался к шеф-повару чрезвычайно уверенно и

     властно:

     - ... Ты не шеф даже, ты ремесленник-горшечник! На хера мне твои финтифлюшки

     несъедобные? Я тебе шашлык заказал или натюрморт на стену? В блюде все должно быть хорошо

     и вкус должен быть? Ты мне зачем мясо соусом полил, я просил тебя? Что это вообще за хрень.

     Почему овощи остыть успели? Ты это видел вообще. Почему у тебя куски по блюду разбросаны

     будто ты в городки тут своим хреном играл?

     В шеф-поваре не осталось ни капли его грозного самодовольства, он весь съежился и только

     согласно кивал на упреки мангальщика. Сол обернулся и заметил меня:

     - А это ТЫ меня позорил! - взревел он. - Чему я тебя учил, а? Почему люля недостаточно

     острые? Овощи почему остыли?

     - Сол! С люля исправлюсь, боялся испортить, штрафы теперь слишком суровые у нас, -

     попытался оправдаться я. - А с овощами извини, я отдавал горячие были, видно, тут с

     декорациями возились долго, вот и остыли.

     - А ты что рукожоп? Сам не можешь декорировать?

     - Так по новым правилам мы все на кухню отдаем, а тут вот они уже блюда собирают. - Я

     кивнул на новых су-шефов.

     - Понятно, по бороде все пошло, - сухо резюмировал Сол и обратился к поварам, которые с

     интересом следили за происходящим: Ребята, ищите новые места работы, валить вам надо

     отсюда, здесь толку уже не будет!

     Сотрудники увлеченно загомонили, открылась дверь в зал и к зрителям присоединилось

     несколько официантов. Сол между тем продолжал:

     - Мне Валентин рассказал, что тут изменения начались, я и зашел с родственниками

     поужинать и посмотреть, что тут, как. Скажу честно, плохи дела, скоро конец ресторану с таким-

     то шефом. Как работать можно, если он вам блюда не доверяет, а? - Сол сердито покачал головой

     и продолжил: А вообще я, ребята, попрощаться пришел. Уезжаю я, из страны уезжаю. По морю

     соскучился совсем, сыновья подсуетились - отправляют меня отдыхать, за внуками

     приглядывать. Говорят, теперь это твоя работа, теперь внукам будешь люля жарить, да.

     Повара обступили его, дружески похлопывая по плечам, желая здоровья и долгих лет. Сол

     старался каждому ответить, улыбался и шутил. Примерно на полчаса работа кухни была

     парализована. Новый шеф со своими помощниками стоял в сторонке, и было заметно, что он

     буквально кипит от гнева. Очень странным было то, что Александр Кириакович не грозил никому

     штрафами и не побежал жаловаться директору (хотя, возможно, это было затишье перед бурей).

     Когда очередь прощаться дошла до меня, Сол сказал:

     - А вот и ты, бракодел! Опозорил учителя, да! За все блюда тебе три с минусом ставлю! Я

     сейчас пойду со своими посижу еще, а перед уходом загляну на мангал, да и ткну тебя носом в

     золу как следует!

     После этого Сол попрощался с остальными и вышел обратно в зал. Повисло минутное

     молчание, которое прервал шеф-повар:

     - ЗА РАБОТУ!!! НЕ СТОЯТЬ!!! ЗАКАЗЫ! ЗАКАЗЫ! ЗАКАЗЫ! – закричал шеф и захлопал

     в ладоши. В момент этого вопля Александр Кириакович так покраснел, что казалось, вот-вот

     лопнет.

     Я поспешил на мангал и принялся за работу. Спустя примерно час на мангале появился Сол.

     Поверх костюма он небрежно набросил черный кожаный плащ, а в руке держал шляпу того же

     цвета. Все это в сочетании придавало ему еще большее сходство с персонажами фильма

     "Крестный отец".

     - Сол, тебе только автомата Томпсона для полноты образа не хватает, - пошутил. - А так

     вылитый Аль Капоне.

     82

     - Автоматы пусть молодежь таскает, мне по статусу не положено, - рассмеялся в ответ Сол.

     - Что ж ты перец в люля жалеешь, я же тебя учил?

     - Исправлюсь, уже домешал.

     - А ну, покажи, как ты жаришь?

     Я принялся исполнять пожелание Сола. Он стоял рядом, внимательно смотрел и отдавал

     ценные указания.

     - За углями не следишь, вот и вся проблема, досыпать надо, следить, ровнять. А так и самый

     лучший продукт испоганить можно.

     - Ты и правда из страны уезжаешь?

     - Правда. Пойдем по Средиземному морю с младшим сыном и внуками на яхте.

     - А деньги откуда? Ты на мангале накопил?

     - Отсюда, - Сол махнул рукой на ресторан и весело рассмеялся. - Ты думаешь, Мишка меня

     тут в ресторане как старого друга из сострадания пригрел? Да треть всех его активов моему

     старшему сыны принадлежит, и денег он нам должен немало. Я работал тут, чтобы без дела не

     сидеть, дома от тоски не киснуть. Знаешь, как великий армянский философ Вольтер говорил:

     работа отгоняет от нас три великих зла: скуку, порок и нужду.

     - Армянский? - переспросил я. - Он же вроде француз был?

     - А то! - махнул рукой Сол. - Там во Франции все великие люди армянского происхождения.

     Дартаньян, Арсен Люпен, да все почти, даже у Наполеона настоящая фамилия БонапартЯН была,

     это он потом сократил. Но не об этом сейчас. Мне скучно было просто дома сидеть, а бизнесом

     я теперь заниматься не могу, уже за временем не поспеваю. Ну и зря я, что ли, троих сыновей

     растил, образование им давал? Пусть работают теперь на благо семьи. А пока тут работал, я и за

     Мишаней приглядывал, чтобы он не натворил чего и не решил старшего моего, Артура, на деньги

     прокинуть. А теперь здоровье пошатнулось, операцию сделали, тяжело стало. Вот и решили

     сыновья мне санаторно-курортный круиз устроить. Яхту купили, все дела. Заодно, говорят, и

     внуков морскому делу сможешь поучить. Ха! Как будто я морской волк какой? Я сам на судне

     только пирожки жарить умею, да внукам разве объяснишь? Я для них старый капитан и все тут!

     - Подожди, если ты совладелец ресторана, видишь, что тут за дерьмо творится, людей

     увольняют, шефа-придурка взяли, почему ты не вмешаешься? Скажи Михаилу, чтобы Василису

     назад шефом сделал, директрису-дуру выгнал к чертям, чтобы все по-старому было! - Я

     обрадовался возможному исправлению ситуации.

     Сол удивленно вскинул бровь:

     - А зачем мне это делать? Может, мне еще всем сотрудникам денег раздать для счастливой

     жизни? Мише я много чего советовал, но он не слушает меня, что ж его дело, лишь бы деньги

     все вернул, а там пусть крутится как хочет. Василису я сделал шеф-поваром и если бы она

     идеально справлялась, ресторан приносил устойчивую прибыль, каждый день посадка под

     завязку была, стал бы её кто-нибудь трогать? Если она не справилась, я-то чем помогу? Она

     недавно пришла ко мне за советом - я дал ей мудрый совет. Но она ему не последовала, пусть

     делает теперь что хочет. - Сол говорил со все нарастающим раздражением. - Ты чего сейчас

     требуешь? Я научил тебя на мангале работать - пользуйся теперь! Или тебе тоже мудрый совет

     нужен?

     - Конечно, нужен, как же иначе?

     - Хватит шашлыком на ночь обжираться! Гляди, какое пузо отъел! Так через полгода меня

     догонишь, а там и до больницы с хроническими болячками недалеко. Вот тебе мой мудрый совет

     - хватит жрать шашлык!

     - Почти как "ходи зимой в двух штанах".

     - Во! И это тоже, обязательно в двух штанах ходи, - ухмыльнулся Сол. - Жизнь не

     складывается у того, кто её не складывает, сам с остальным разберешься. Ладно, пора мне, дети

     ждут.

     - Прощай, Хачатур Амбарцумович. Спасибо тебе за все!

     - Увидимся ещё. Василисе привет передавай, как увидишь.

     Сол крепко пожал мне руку, надел шляпу и вышел за дверь.

     83

     Все произошедшее очень напоминало любую из историй Сола, которые он десятками

     рассказывал в течение рабочего дня. Очень трудно было понять, что в них правда, а что бурная

     фантазия вроде Наполеона Бонапартяна. Но очень хотелось верить, что Сол и правда отправился,

     как таинственный граф Монте-Кристо (тоже, может, армянин?) бороздить на белоснежной яхте

     гладь Средиземного моря.

     Файл 123.txt

     Комната с видом вовнутрь. Почему дети

     хотят убежать из дома?

     – Отойди от окна!!!

     Семилетняя, я торчу у окна в бабушкином зале. Зал в её доме – единственное помещение,

     из окон которого можно повыглядывать наружу, чтобы увидеть, что происходит на улице. Из

     остальных окон дома, выходивших во двор, «наружи», как ни старайся, не видно.

     За окном происходит что-то невероятное: соседи на улице около ворот в один из дворов

     столпились в кучу вокруг чего-то такого, чего не видно из-за их спин. Предмета. Или же –

     человека…

     Я прилипла к окну, обеими руками уперевшись в стекло, и битых пять минут пытаюсь

     разглядеть хоть какую-нибудь подсказку: чего это они там все делают?

     За этим занятием меня и застукала моя несравненная бабушка.

     – Почему «отойди»? – смею спросить я, не оборачиваясь к ней.

     – Там ПЛОХИЕ, – от этих слов бабушка (я чувствую это спиной) аж поёжилась.

     Плохие… Это значит – «свои», я понимаю так. Я-то ведь тоже «плохая», если верить тёте и

     бабушке… А взрослым всегда надо верить. Какую бы ерунду они ни несли.

     Вот бабушка с тётей – они, например, обе наоборот: «хорошие» (так говорит бабушка). Что

     в переводе на мой внутренний эмоциональный язык совершенно отчётливо означает: «чужие».

     Значит – не «свои», не такие, как я. Они обе тоже считали, что я – не «своя» им. Видимо, потому,

     что я – не «хорошая». В общем, даже неважно, какая из этих противоборствующих пород лучше

     и хуже. Важно, что они РАЗНЫЕ. Ну вот совсем. Совершенно.

     Так что мне среди них тут не место. Так выходило и по-моему, и по-ихнему.

     На самом-то деле я довольно быстро, можно сказать, как-то сразу догадалась об этом. Я, в

     общем-то, знала и чувствовала это всегда. Ну не рады мне были здесь. Ну вот не рады. Мне с

     младых ногтей тут было самое настоящее «не место». Ибо если судить обо всём, не вдаваясь в

     подробности, то все Плохие (как я) отличались от Хороших тем, что обитали вовне бабушкиного

     дома. Даже дедушка практически не допускался в дом и проводил своё время во флигеле, в сарае,

     в саду – он был на моей стороне, за меня, а значит, был тоже «плохой», вот и он оставался

     снаружи. Хорошие – бабушка и тётя – оказывались в этом доме внутри. Но отчего тогда я –

     внутри, отчего меня постоянно привозят сюда, как будто бы я и должна здесь быть, отчего мне

     никак отсюда не выбраться?

     Ведь сегодня мне стало ясно, что где-то на свете – там, за окном, по улице через дорогу, не

     так от меня далеко – есть люди такой же, как я, породы: Плохие. Что я в принципе не изгой. И

     что это какая-то ошибка, нелепость, случайность, что я родилась и пребываю в заточении здесь,

     в этом странном непокидаемом доме, среди этих странных Хороших.

     Я загораюсь желанием присоединиться к «плохим» и переспрашиваю:

     – Кто плохие?..

     – Плохие вещи.

     – Как вещи?.. – Я разочарована. Оказывается, вещи. Не люди. Ведь люди – это не вещи.

     84

     – Теперь ты знаешь плохие вещи, – прикусывает губу бабушка, хотя мне непонятна её

     эмоция и высказывание: я ведь не успела увидеть решительно ничего из происходящего на улице

     за окном.

     – А что там плохого, что?.. Ну скажи, что??? – в жгучей надежде узнать разгадку пытливо

     тараторю я.

     Бабушка в ответ стыдливо опускает глаза и снова закусывает губу, так что мне остаётся

     только гадать – пьяный ли бомж развалился в центре человечьего круга, мёртвый ли там сосед

     или может быть кто ещё, кого мне так и не стало видно…

     Какой именно из соседей мог быть там мёртвым, я не задумывалась. Соседей у

     бабушкиного дома было достаточно много, и так как чаще всего бабушка не называла их по

     именам – все они обобщались под наименованием «Заразы!!!» – я их не различала. Для меня в

     детстве это была такая разновидность человека: сосед. Как солдат или священник – все

     одинаковые и в униформе. В бабушкином случае такой униформой служили майка или футболка

     и растянутые старые треники.

     Внезапно что-то громко шипит на кухне, и бабушка покидает мою «смотровую» комнату в

     большой спешке.

     Я тороплюсь к стеклу. Но теперь уже медлю секунду, прежде чем выглянуть вновь. Мало

     ли, что я точно такая же вся «плохая», как то, что происходит там. А вдруг там и правда идёт что-

     то по-настоящему очень-очень плохое?.. Как кино для взрослых, иногда идущее по телевизору?!

     Теперь до меня доходит это слово уже не как категория, но как передаваемый им смысл.

     Плохое – это ведь ПЛОХО. Неподходяще. Не то.

     Но почему, интересно, мне нельзя увидеть плохое?! А может быть, я его тоже, как и всё

     прочее, увидеть хочу? А бабушка мне запрещает… Вот уж чудачка! Как хорошо, что она так

     скорёхонько убралась!

     И я всё-таки выглядываю в окно во второй раз. К моему разочарованию, я опоздала: на

     улице уже никого нет. Все «плохие» ушли, унеся с собой всё «плохое». Ну вот. И теперь я ни за

     что никогда больше могу не поймать момент и ничего не увижу, огорчаюсь я…

     Когда они там стояли, да и теперь, когда на пустом асфальте уже никого нет, мне хочется

     попасть в прошлое, происходившее пять минут назад за стеклом, попасть за само стекло – и быть

     там, где происходит «плохое», вместе с такими же точно, как я, «плохими». Наверное, мне можно

     будет даже стоять с ними рядом, поблизости, неподалёку – и они не погонят меня, как вечно

     гоняют тётка и бабушка, потому что они же Хорошие… А если совсем-совсем повезёт, то, может

     быть, удастся протолкаться сквозь них, прямо в толпу, стать на очерченной человечьей толпою

     границе круга и заглядывать с видного места в самую его середину… И разглядеть наконец, кто

     же там – пьяный бомж, или сосед умер, или мёртвый бомж, или пьяный сосед, или – мало ли! –

     оба рядом…

     Вот бы, вот бы тогда, в ту минуту, некоторое время назад, быть там и всё самой видеть!!!

     Вот бы вообще всегда быть там, где люди – другие люди, не женщины и отец из моей семьи.

     Быть там, где «свои». И быть в курсе дел, и видеть чтоб всё-превсё…

     Как бы вот это сделать.

     «А может, устроить побег?!» – впервые мелькает в моей голове.

     Но, промелькнув, идея выветрилась и довольно надолго забылась.

     ***

      В другой раз (мне было примерно семь с чем-то) моя лютая бабушка Саша отшлёпала меня

     (по рукам и куда достала) сильнее обычного – так, что не только пострадавшие места, но и

     полностью всё тело от обиды и злости болело. При этом вдобавок она ещё и накричала на меня

     благим матом (а может быть, и не очень благим). Телу от этого не позначилось – зато сильно,

     остро и больно заныла душа. Всё это бабушка сделала надо мной за какую-то совершенно

     незначительную и потому несопоставимую с наказанием провинность, вроде: взять в руки вазу с

     тумбочки, чтобы как следует разглядеть мелкий рисунок на ней, или выглянуть в окно, чтобы

     85

     посмотреть, не приехали ли родители вечером, при этом криво и потому некрасиво отодвинув

     штору. К чему бы я ни притронулась в бабушкином доме – всё было трогать нельзя. Хоть руки

     из карманов не вынимай. Наверное, будь у бабушки бензопила – она бы их мне отпилила.

     Забившись в самый угол своей кровати, я тихо похныкивала, переживая причинённую мне

     бабушкой разностороннюю боль, которая на сей раз ощущалась почти непереносимой, и вдруг с

     ужасом поняла:

     «Если так и дальше пойдёт, она же меня убьёт!»

     Я негодовала на себя за то, что я такая маленькая и слабая, и что не могу убить её раньше,

     чем она сделает это со мной, – а по моим расчётам, до этого момента оставалось уже не так долго.

     Всё, что у меня получалось, – это кричать бабушке в момент стычек с ней: «Я убью тебя!!!»

     преисполненным ярости голосом. Навредить этим я, ясное дело, ей никак не могла. А это её, как

     назло, ну ничуточки не пугало. Поэтому мне не удавалось защититься такой, на первый взгляд,

     страшной угрозой.

     Выходом из заточения в бабушкином доме могли служить только две вещи. Первой из них

     стала бы для меня моя собственная смерть. Первого мне не хотелось. А вот вторая… Вторая вещь

     была сложна в подготовке, трудновыполнима на практике и очень рискованна в принципе.

     «Надо и правда устроить побег, – подумала я, – пока я ещё в живых».

     Но куда же я убегу? Я ведь знаю только маршрут дедушки до ближайшего магазина, до

     которого он брал с собою меня. Я запутаюсь в незнакомых мне улицах, а на знакомых – они,

     конечно же, сразу меня найдут. Этот страх остался со мной в виде ночного кошмара,

     преследовавшего меня по ночам в юности: я, маленькая и незаметная, брожу и брожу среди

     одинаковых домов по расположенным рядом улицам, зная: где-то здесь – бабушкин дом. Но

     определить направление прочь от него мне не удаётся, как и выбраться из этого бесконечного

     лабиринта. И это было само по себе очень страшно. В самых худших вариантах кошмара меня

     находили и возвращали в бабушкин дом или же я сама по ошибке на него набредала.

     Да и потом, у меня совершенно нет сил для такой героической вещи, как побег. Далеко я не

     добегу. Еду себе не добуду. Укрытие не сооружу. Выживанию во внешней среде независимо от

     родителей меня не то что в 7 лет, а, наверное, годиков до 20 не учили.

     «Если останусь одна, я пропаду на улице за первые же сутки!» – так расчётливо думала я,

     когда мне было всего семь с чем-то. Если мне удавалось услышать реальную (из новостей) или

     выдуманную (из художественных книг) историю о том, как какие-нибудь дети убегают из дома

     – я им очень сильно завидовала. Но само желание сбежать виделось мне теперь, после всех

     домыслов и расчётов, недоступной и малореальной мечтой.

     ***

      Одной из моих любимых воображательных игр в то время стало представлять, как я,

     одинокий пустынный странник, бреду по дороге, где нет ни деревца, ни травинки, сбившись со

     счёта дней. Вообразить такую картинку было легче всего, когда я шла куда-нибудь с мамой и

     папой. Они не вели меня за руки – это было не принято, и я, стараясь смотреть исключительно

     вниз, забегала вперёд или брела позади, чтобы не было видно их ног в растоптанных сапогах.

     Подо мною топали мои ноги. На них всегда бывали тёмно-коричневые сапожки – одной и той же

     модели, папа однажды сообразительно накупил мне разных размеров на вырост. Под подошвами

     этих сапог была земля – светло-коричневая. Коричневые оттенки с тех лет и до самого взрослого

     возраста твёрдо стали ассоциироваться у меня со свободой и отпущением всех грехов и поэтому

     удивительным образом успокаивали. Если с дорогой везло, то попадались разноцветные

     камушки. А ещё интересно было идти, когда на тропе из пересохшей, истёртой множеством ног

     в песок грязи при помощи каждого шага удавалось вздымать лёгкую, летучую пыль – так

     правдивее всего рисовалась в моей голове окружающая меня пустыня…

     В такие минуты, когда я всё это себе представляла, я была почти совершенно счастлива. Ни

     родителей, ни вообще людей (которых я боялась сильней, чем любых, даже диких, животных –

     без единого исключения хоть для кого бы то ни было), казалось, не было рядом. А ещё, когда ты

     бредёшь куда глаза глядят и знаешь, что забрёл уже достаточно далеко, сам дом твой ощущается

     86

     позади – он чувствуется как нечто большое и страшное, куда никогда не захочется возвращаться,

     и откуда, если даже за тобой и пошлют погоню, то теперь уже наверняка не найдут. Вот как

     рисовалось мне.

     Но вдруг рядом оказывается мамин или папин сапог. Сверху доносится понукающий окрик.

     Родители часто подходили ко мне в самый разгар Представления (то есть когда я мысленно

     представляла: себя – странником, а дорогу – пустыней), и это портило всю игру. Когда на дороге

     под самым носом твоим видны не только твои сапоги – какая же это пустыня?!

     Комната с видом вовнутрь. Побег на

     камазе с картошкой.

     Родительский и бабушкин дома - два дома, в которых я жила то там, то тут в разное время

     детства - имели в себе одно объединяющее их качество: раз уж я находилась внутри, то не могла

     просто так оказаться снаружи. Только с кем-то из строгих взрослых, из-под чьего надзора, как от

     тюремщиков, не убежишь. Каждый из этих домов надёжно и беспощадно хранил меня от

     реального интересного мира и, казалось, был захлопнут, закрыт и неприступен для любого, кто

     находился внутри. Как тюрьма.

     В год моего семилетия, когда я спала и видела, как совершаю из дома побег, мне

     подвернулся удивительный случай. Однажды я раскапризничалась на рынке, умаявшись от

     долгой ходьбы и пребывания на жаре, когда мама и папа третий час таскали меня между

     овощными рядами, переругивались между собой и всё никак не могли выбрать картошку,

     которую следовало закупить на всю зиму. В надежде быстро и эффективно меня успокоить и без

     того уже взведённая руганью с папой мама сказала мне:

     – Не кричи, а не то дяде тебя оставим!

     Дядя был продавцом картошки, около которого в данную минуту шёл мамин с папой

     очередной спор. Папе казалось, что дорого – маме казалось, что дёшево и что картошка хорошая.

     Там, где папе казалось дёшево, мама думала, что продают гнили по пол-мешка с хорошей

     картошкой сверху. Там, где дёшево было и папе, и маме, им обязательно казалось: обвешивают.

     Я мгновенно сообразила, что оставить родителей и перейти под опеку дяди – отличный

     шанс вырваться из моей прежней жизни, не рискуя загнуться в миру в одиночестве. Это значило:

     вырваться от родителей, из серых будней в их доме вместе с ними, вынужденно наваливающихся

     и на меня всей своей неподъёмной массой, тоскливых и липких, как грязная болотная топь.

     Вырваться из-под постоянной угрозы папиного ремня, который он доставал чуть ли не

     еженедельно, специально по мою душу откровенно без повода. Вырваться из почти постоянной

     душевной боли, от маминого непонимания моих интересов, потребностей, нужд, которые я не в

     силах была до неё донести, даже если иногда и пыталась… И, наконец, вырваться из-под главной

     угрозы – снова быть отвезённой назад, к моей злорадной, всененавидящей бабушке Саше. Если

     я останусь сейчас на рынке, меня больше никогда не будут таскать по овощным рядам, словно

     сумочку или там собачонку, переругиваясь друг с другом и не обращая ни малейшего внимания

     на меня, мои так называемые, но какие-то уж совсем неродные мне люди – родители. Мне больше

     не придётся выполнять их глупые, причиняющие так много боли, запреты и указания: «не ешь

     конфеты до супа», «надень шапку, ещё же только апрель!», «не трогай чужих котят, они же,

     наверно, лишайные», «не выходи из дому, никакого двора и гулянок с другими девочками, они

     же научат тебя гадостям; и они же, наверное, воровки», «не смей ничего говорить соседям про

     то, что у нас дома творится; и не спрашивай у них ничего»… Мне откроется, станет доступен

     мир.

     И я больше никогда, никогда – о, радость! о, непостижимое чудо!!! – не увижу бабушку

     Сашу.

     87

     «Значит, кричать нельзя?! А то оставите дяде?! Отлично!!!»

     И я закричала и запричитала ещё громче.

     Вышеупомянутый дядя, который был продавцом картошки, добродушно заулыбался на

     произнесённую мамой реплику, довольно беспомощную (ибо все злобные и потому часто не

     имеющие эффекта реплики родителей говорят о том, что как воспитатели они просто

     беспомощны) и поддакнул ей:

     – А если всё равно будешь кричать – то и я тебя не возьму!

     Вот тут уже я по-настоящему перепугалась. В мои планы входило быть переданной с рук

     на руки другому, куда более приятному и «хорошему» взрослому, чем все мои вместе взятые,

     бессильные быть весомым авторитетом и притягательным примером для подражания, и уже

     давно опротивевшие мне предки. Остаться совсем одной в планы мои всё-таки не входило.

     Оттого я незамедлительно замолчала. Сложила руки на груди от обиды (на маму, на папу, на

     дядю). И спросила у продавца картошки:

     – А если не буду кричать, то тогда возьмёте?..

     Дядя прыснул со смеху:

     – Тогда возьму.

     Я решительно повернулась к родителям:

     – Тогда оставляйте. Меня берут.

     Мама опешила.

     – Но ты же наша дочечка…

     – Никакая я вам не ваша. Не хочу ею быть. Лучше хочу на КАМАЗе поехать с дядей.

     – Но как же так… – вконец растерялась мама. – Пошли с нами, пошли домой!

     – Не хочу.

     Вмешался папа.

     – А ну на место иди, не то мы и правда тебя здесь оставим!

     Папа часто говорил мне «на место», словно собаке. А ещё – каждый вечер унизительно

     гонял меня переключать для него кнопки на телевизоре и, несмотря на моё сопротивление,

     упрямо, до достижения успеха, понукал приносить ему из почтового ящика ежевечернюю

     новостную газету. Хорошо, что не тапочки.

     – Не пойду, – возразила я папе, обретя небывалую уверенность в себе из-за дядиной защиты

     со стороны. – Оставляйте.

     – Смотри, – пригрозил папа, – мы всё решили, мы с мамой уходим!

     Папа и правда развернулся и сделал вид, что уходит.

     – Ура! – возликовала я.

     Мама, для которой внезапно лишиться меня и неожиданно оказаться совсем бездетной

     означало стать бессмысленной и никчемной как женщина (а это непозволительно плохо, прям

     хоть повесься!), не нашла в себе внутренних сил, чтобы подыграть папе (даже и в шутку), и

     вопреки его реплике «мы уходим» оставила его уходить одного, со своего места глядя мужу вслед

     и болезненно переменившись в лице.

     Но я знала: мама скоро не выдержит и рванётся за ним. А значит, тоже уйдёт. Папа, к моей

     величайшей радости, уже уходил. Мечта о побеге, кажется, начала сбываться у меня.

     Вслед за этим несколько минут я стояла на выбранном мною месте около заваленного

     мешками картошки КАМАЗа. Стояла как вкопанная, гордо и молча, с руками, всё так же

     скрещёнными на груди. И с удивлением, с отчаянием наблюдала, как беспомощно рвутся уйти –

     и НЕ УХОДЯТ!.. никуда совершенно не деваются далеко от меня мои ошарашенные таким

     бунтовским поведением родители! Как хмурится дядя, которому я мешаю продавать другим

     людям картошку и который перестаёт понимать, что вообще происходит за ерунда и что со мною

     такое. Обычно ведь дети себя так не ведут, а пугаются угрозы быть брошенными и, наоборот, в

     слезах бросаются за родителями, чтобы те не оставили их и продолжали бить и ругать дальше.

     Родителям, вившимся вокруг удивлённой, раздражённой их трусливой ненастойчивостью

     на своём слове, и всё ещё непреклонной меня, долго пришлось меня уговаривать и умасливать,

     чтобы я наконец-таки передумала и пошла с ними. Сработала на удивление дешёвенькая уловка:

     88

     – Пошли с нами скорей в машину, мы тебе пирожных дадим!

     Глаза мои загорелись. Такая роскошь бывает не каждый день! К тому же я, как всегда, была

     голодна. Есть досыта мне ни разу не позволялось – по словам бабушки Саши, я «объедала

     родителей» и могла на полном серьёзе «пустить их по миру» своим прожорством маленького

     растущего 7-летнего организма.

     С минуту я колебалась: сладости или побег? Сладости или побег?.. Мысленно я принялась

     рассуждать.

     Побег был не опробован, не испытан и потому незнаком. Никакого осязаемого образа за

     ним не стояло. А такие хорошо известные мне вещи, как «корзиночка», «буше» и в особенности

     моё любимое «заварное», которое перепадало мне порою от дедушки или по праздникам, так и

     всплыли перед моими глазами – вот же они какие! И сейчас, прямо в машине, мне их дадут, и я

     сразу же их съем!!!

     На мгновение, правда, я призадумалась о том, откуда бы взяться в машине сейчас

     пирожным, если родители их сегодня не покупали, а взамен проходили бок о бок со мною по

     овощному рынку. Но мне так сильно хотелось этого вкусного и редкого угощения, что я быстро

     отмела все сомнения из головы: раз родители говорят, что в машине пирожные – значит, оно так

     и есть. Родители – это же ведь всё-таки взрослые, а взрослым, как мне подсказывала не практика,

     но живущий во мне, как и в каждом ребёнке, инстинкт, надо верить.

     Всю эту картину с поеданием лакомства я представила себе так живо, что у меня на языке

     аж стало чуточку вкусно и потекли слюнки.

     Сравнения со вкусом пирожными сладкое слово «свобода», увы, не выдержало. Я сорвалась

     со своего места и подбежала к родителям:

     – Я остаюсь с вами!

     Ни мама, ни папа почему-то не были рады тому, что я решила остаться с ними. Меня никто

     не обнял, никто не сказал мне: «Как же мы тебя всё-таки любим! Как же мы были напуганы и не

     хотели тебя потерять! Как мы рады, что ты у нас есть и что все мы опять вместе!». Взрослые,

     наоборот, напряжённо и тяжело замолчали. Развернулись и мама и папа всё так же молча пошли

     в одном направлении – к машине. Я чуть ли не вприпрыжку побежала за ними (на самом же деле

     – за пирожными, которые они мне пообещали).

     В насквозь провонявшем бензином и пылью родительском автомобиле я сразу же кинулась

     озираться, ища глазами так хорошо знакомую мне коробку с пирожными. Фирменная, всегда

     оранжевого с золотым цвета – да я бы её из тысячи коробок узнала!

     Коробки нигде не было видно.

     – А где пирожные?.. – разочарованно спросила я и посмотрела на маму. Мамины глаза

     приняли растерянное выражение. Когда маме делалось стыдно, её глаза всегда начинали

     напоминать два расколотых стеклянных шарика, готовых вот-вот раскрошиться. Конечно же,

     никаких видимых глазом трещинок на них не появлялось – но я чувствовала, что трещинки эти в

     такие моменты становились куда ощутимее, то есть – проявлялись, и, в общем, были.

     – Где пирожные? Вы их спрятали, да?.. – всё ещё надеясь на что-то, переспросила я.

     Мама отвела глаза и ничего не ответила.

     – Ты посмотри на неё, пирожных ей!.. Ремня получишь, а не пирожных!!! Вот как только

     домой доедем – будет тебе за всё!.. – осветил планы на своё и моё превосходное будущее папа.

     Вот тут я в отчаянии поняла, что про пирожные мне наврали и что никакой коробки с ними

     на самом деле и не было – никакой тебе оранжевой с золотым… А я, глупенькая, до того сильно

     захотела, чтобы она здесь была, что у меня аж получилось поверить в то, что она – будет…

     Преисполненная обиды, я отвернулась от моих злых и несправедливых родителей, опять

     обдуривших меня, и с тоской стала смотреть в заднее стекло. Старенький папин автомобильчик,

     ведомый папой, объезжал рынок вдоль – капуста, морковка, опять капуста, картошка, лук…

     Машина завернула за поворот. И вдруг мне на глаза попался тот самый КАМАЗ и тот самый дядя!

     Он торговал, отпуская свою картошку всем желающим уже без помех. С нахлынувшей на меня

     раз в десять сильнее тоской я глядела в заднее стекло на удаляющегося владельца КАМАЗа с

     картошкой и проклинала свою доверчивость, горько жалея о том, что поддалась на обманные

     89

     уговоры родителей, потеряв шанс, которые выпадают, как известно, примерно один раз на

     миллион.

     Всю оставшуюся дорогу до дома, где мне предстояла очередная и обещающая быть сильной

     взбучка, я с грустью думала о роскошном, но, увы, бесповоротно упущенном шансе, и морально

     готовилась «получить ремня». Я, конечно, его не заслуживала – разве я сделала кому-нибудь что-

     нибудь слишком плохое, чтобы получить порку? Но эту мою, пусть даже и неудавшуюся,

     попытку побега стоило совершить. А за это можно перетерпеть и такую несусветную и никому

     не нужную глупость, как отцовский ремень.

     А ещё я не переставала лелеять слабую, бессмысленную, родившуюся в душе от последней

     степени нахлынувшего отчаяния надежду. На то, что, может быть, обещанные пирожные всё-

     таки окажутся в холодильнике дома и что родители не наврали, а всё-таки дадут мне их,

     подтверждая если не объятиями и словами (чего они не делали никогда), то хотя бы такими вот

     мелочами, как вкусной едой, что хоть капельку любят меня…

     К сожалению, дома быстро выяснилось, что обещанных мне пирожных и там тоже не было.

     К счастью, мои родители врали чаще, чем им хотелось бы. Потому что по возвращении

     домой обещанного ремня, как и обещанных ранее пирожных, не последовало.

     Такой удачной возможности для того, чтобы сбежать из дому, которые бывают одна на

     миллион, мне и правда больше не представлялось…

     Глава шестнадцатая. Романтичная ночь

     перед свадьбой.

     Прошло еще несколько дней в обычной, монотонной работе. На новой неделе в списке

     банкетов появилось «грандиозное событие!» - свадьба сына крупного местного бизнесмена и

     дочери заместителя губернатора (тех самых Димы и Оксаны, с жалоб которых на качество блюд

     у нас начались проверки и неприятности). Директор даже провела мини-собрание по поводу

     этого события, призвав со всей серьезностью отнестись к подготовке мероприятия:

     - В конце недели распорядитель свадьбы и родственники невесты, в частности её мама,

     будут посещать ресторан, следить за подготовкой, возможно, даже заходить на кухню и

     пробовать блюда. – Людмила Сергеевна сделала на слове «мама» особый акцент. – Вы должны

     отнестись к этому с пониманием и почтением, не каждый день у нас в ресторане проходят

     события такого масштаба.

     Масштаб действительно был сногсшибательный – 750 человек только гостей, а еще

     приглашенные артисты и музыканты. Были предприняты серьезные меры по перепланировке

     банкетного зала на втором этаже, завозили новую мебель, дополнительную посуду и скатерти.

     Само мероприятие было назначено на субботу, а уже со среды в ресторане появилась команда

     дизайнеров, которая занялась украшением зала. Поварам, естественно, тоже не было покоя, в

     большом количестве завозилось сырье, требующее переработки, появились позиции, которых до

     этого не было в меню (я затруднюсь назвать какие точно, ибо занимался теперь только

     заготовками). Из того, что перепало мангалу, запомнились куриные рулеты, которые нужно было

     крутить из половинок тушек курицы, обваривать в параконвектомате, а затем обжаривать на

     мангале. Блюдо было довольно простое, но необходимо было сделать порядка 100 килограммов

     в сыром виде, что делало это непростой задачей. Смены на этой неделе попадали таким образом,

     что я должен был быть выходной в пятницу и субботу. Но на собрании директор объявила, что в

     связи с масштабным событием все выходные в субботу отменяются для всех сотрудников и будет

     работать «двойная смена».

     В четверг, как и было обещано, в ресторане появилась делегация «заказчиков». Впереди

     шествовала анорексичная девушка в брючном костюме, на шпильках и в совершенно неуместной

     широкополой шляпе. Это, видимо, была распорядитель свадьбы. Она непрерывно раздавала

     различные ценные указания всем вокруг и совершенно не обращала внимания на то, что её

     90

     указания никто не выполняет. Видимо, это была своеобразная форма имитации бурной

     деятельности, демонстрируемая перед заказчиком. Заказчик не спеша ползла следом, это была

     дородная дама неопределенного возраста, сопровождаемая двумя парнями в строгих костюмах,

     то ли охранниками, то ли любовниками. Распорядитель трещала без умолку, дама высокомерно

     молчала, окидывая окружающих взглядом, полным презрения. Наш новый шеф-повар, кружил

     вокруг распорядителя, согнувшись так, будто получил перелом позвоночника, на каждое

     замечание отвечая подобострастным «Да-да, да-да». К мясному цеху они не приближались,

     поэтому до меня долетали лишь отдельные фразы:

     -… Фаршированных осетров и поросят на главный стол, на стол особых гостей никакой

     свинины, фаршированных судаков в нарезку для прочих… Трех лучших поваров в парадной

     форме, чтобы резать блюда. О, это должно быть стильно… Торт должен быть приготовлен в

     последний момент, он должен быть свежайшим, я пришлю эскиз, в нем будет семь ярусов, его

     невеста придумывала лично…

     Того, что я слышал, было более чем достаточно, чтобы понять – предстоит капитальный

     геморрой. Текущую работу нам никто не отменял, а навалившуюся гору заготовок когда-то

     нужно будет делать. К концу четверга я буквально еле стоял на ногах. Еще более мучительным

     мое состояние делала мысль о том, что предстоит только один выходной, а за ним будет еще три

     тяжелых рабочих дня подряд. Хорошо хоть за выход в выходной обещали заплатить, как

     положено – двойную ставку за каждый отработанный час.

     Но и в пятницу спокойно отдохнуть мне тоже не дали. В два часа дня позвонил шеф-повар

     и потребовал явиться на работу:

     - Ты в свою смену недоделал куриные рулеты, в результате Георгий доделывал за тебя и не

     успел приготовить фаршированных судаков на завтрашний банкет! Ты должен выйти и доделать

     судаков! Срочно! Их там еще больше сорока килограммов нечищеных лежит. – Шеф был явно

     сильно взбешен.

     - Александр Кириакович, я же не железный. Я не могу выйти, не выспался, выпил вчера, я

     физически не могу, – я специально растягивал слова, изображая не вполне трезвого человека.

     - Или ты выходишь или будешь уволен и денег ни копейки не получишь! – пригрозил шеф.

     – Выходи к девяти вечера, как проспишься, отработаешь в ночь, еще немного утром поможешь

     и в обед тебя отпустим. Получишь двойную оплату, как обещано. Или так или ты у меня больше

     не работаешь!

     - Хорошо, я приеду к девяти.

     - Отлично, что ты такой понимающий, а плохо, что пьешь перед таким важнейшим

     мероприятием! - подытожил шеф и повесил трубку.

     Идти на работу не хотелось совсем. Но, с другой стороны, после прощания Сола у шеф-

     повара явно был на меня зуб, и я не сомневался в реальности его угроз. Как-то раз уже доводилось

     оставаться без работы с «подмоченной репутацией». Я прекрасно знал, что внутри одной сферы

     информация между отделами кадров и заинтересованными работодателями разносится быстро и

     легко можно оказаться изгоем, которого в этом городе никто не возьмет на работу. Проверять,

     так ли это в поварском деле, совсем не хотелось, поэтому я пересилил себя и отправился на

     работу.

     Надо сказать, что фаршированный судак – одно из самых неприятных блюд, которые мне

     доводилось готовить. Для него практически нет заготовки, ты все делаешь сам. Сначала нужно

     почистить судака, затем вырезать через спину все кости и зафаршировать рыбу двумя видами

     мусса (белым и красным, белый из филе судака со сливочным сыром и красным из семги с чем-

     то там еще). Точный состав начинок был мне неизвестен, их делали в холодном цехе, а я уже

     готовыми фаршировал рыбу, затем закручивал туго в пищевую пленку и прямо в пленке готовил

     на пару в пароконвектомате. Чтобы судак при нарезке не разваливался, в него добавлялось

     довольно много желатина, который служил пищевым клеем. Таким образом, основная сложность

     заключалась в чистке и удалении костей, малейшая неосторожность и можно прорезать или

     прорвать кожу, такой судак становится непригоден для фаршировки. Естественно, сырья

     заказали с запасом, но излишек был небольшим и действовать приходилось очень осторожно.

     91

     Особенную радость добавляли шипы судака, которые больно ранили пальцы даже через

     перчатки, оставляя долгозаживающие повреждения.

     После приезда в ресторан я сразу, ни с кем не общаясь, погрузился в работу, надеясь

     управиться часам к трём-четырём утра и несколько часов поспать в раздевалке или где-нибудь

     еще.

     Работа шла тяжело и монотонно, я прервался только один раз, около полуночи, чтобы

     закинуть в пароконвектомат первую партию судаков и взять в камере следующую партию

     начинки.

     После часа ночи я почувствовал сильную усталость. В связи с подготовкой к «грандиозному

     событию» заведение закрылось в одиннадцать и поваров на кухне уже не было. Наплевав на

     правила, я достал из заначки два пакетика кофе «3 в 1» и заварил в литровом пластиковом ведерке

     из-под сливочного сыра. Застелил колоду, уселся сверху и принялся не спеша пить. Прикрыв

     глаза, я мечтал: то о горячей ванне, то о кружке темного пива, то просто о том, чтобы пару дней

     пробездельничать дома, совершенно никуда не выходя.

     Из расслабленного оцепенения меня вывело неожиданное обращение:

     - Привет! Ты тоже сегодня в ночь? – на входе в мясной цех стояла Василиса и несколько

     смущенно улыбалась, что показалось мне странным. Я был уверен, что оставался на кухне один.

     - Тоже. А ты зачем?

     - Торт ваяю для этой дуры, четвертый час уже мудохаюсь, дай бог к утру управиться.

     - Что ты хотела? Я не поверю, что ты соскучилась и зашла просто поговорить.

     - Не злись, я все равно не буду извиняться. Если ты действительно внимательно прочитал

     мои рассказы, то знаешь, почему я так реагирую на прикосновения. Обычно я сдерживаюсь, но

     иногда не могу. Ты правда мне сейчас нужен. Как мужчина, физически сильный. Ты, конечно,

     можешь отказаться, заставить я тебя не могу. Но очень тебя прошу помочь. Пойдем в

     холодильную камеру, там нужно освободить проход к крайнему стеллажу, у меня там заготовки

     стоят и кремы, а ребята сегодня днем так заставили – мне никак не добраться.

     - Ладно, пошли – я не нашел в себе силы отказать, в конце концов, это ей я обязан тем, что

     выбрался из долговой ямы и худо-бедно освоил новую профессию.

     Василиса обрадованно улыбнулась и поспешила к холодильной камере. Я поплелся

     следом. Аккуратно разобрать завал и достать все, что нужно было Василисе, заняло у меня почти

     полчаса, и еще минут десять я запихивал обратно все, что вытащил. Василиса помогала мне и, по

     счастью, спокойно реагировала на случайные прикосновения. Я же двигался с опаской, опасаясь

     незапланированных травм. После этого мы снова разошлись каждый в свой угол (по требованию

     заказчиков, угол холодного цеха отгородили непрозрачным синтетическим тентом, чтобы ни

     одна пылинка не попала на драгоценный свадебный торт, именно поэтому я не заметил

     присутствия на кухне Василисы). Придя в цех, я глянул на часы – было два часа ночи. Я

     дофаршировал вторую партию судаков и потащил их в горячий цех, чтобы обварить в

     пароконвектомате. Там я застал Василису, скучающую возле шоковой заморозки.

     - Жду, пока у меня крем остынет, – зачем-то сообщила она, хотя я ни о чем не спрашивал.

     - Очень рад за него, – огрызнулся я.

     - Ты плохо выглядишь, не заболел часом? – спросила Василиса с некоторым участием в

     голосе.

     - Откуда такой интерес – тебе же было, помнится, на меня плевать? Или тебе еще что

     тяжелое нужно потаскать?

     - Нет, не нужно. Я просто вижу, что тебе очень плохо, нечто тревожит тебя и причиняет

     боль. Ты, возможно, страдаешь от неразделенной любви ко мне?

     - Мне уже поздно страдать и любви у меня с избытком, – я раздраженно повернулся к ней.

     - А что тогда? Я хорошо разбираюсь в людях, твое напряжение видно невооруженным

     глазом. Ты, похоже, устал и недоволен работой, но я уверена, главная причина не в этом. Ты явно

     презираешь саму работу, тебе неприятно положение, в котором ты оказался. Могу даже

     предположить, ты считаешь унизительным для себя выполнять прихоти заказчиков, как

     прислуга?

     92

     - Кухонных психоаналитиков подвезли? В чем-то ты, наверное, права, – я отвел взгляд в

     сторону. Василиса очень пристально смотрела в глаза, словно пыталась прочитать мои

     воспоминания на сетчатке, долго такого взгляда я выдержать не мог.

     - Ты же медик, я помню, с опытом работы и специальностью. Ты никогда толком не

     рассказывал, но что-то ведь привело тебя в повара и мясники. Что-то заставило уйти из медицины

     после стольких лет обучения? – Василиса обошла меня по широкому полукругу и снова

     пристально заглянула в глаза.

     У меня в голове возникло странное чувство. Как будто во всем мире не осталось никого

     ближе, чем она, и ей можно рассказать все. Кажется, в психологии это называется стокгольмский

     синдром. Никаких объективных причин испытывать к Василисе доверие у меня не было.

     Последние события показывали, что ей на меня плевать, а сегодняшний интерес можно было

     объяснить банальной скукой. Однако в эту секунду я понял, что больше не могу молчать, слова,

     как нарастающий взрыв, распирали меня изнутри:

     - Я совершил ошибку, страшную ошибку, о которой никто не знает…

     И тут я поведал ей всё. Всё, что несколько лет самым тщательным образом скрывал ото

     всех, даже самых близких. В подробностях, с ужасающими деталями я описал, как из-за лени и

     халатности допустил катастрофическую оплошность. Как из трусости тщательно замел следы,

     так что никто не узнал и не заподозрил меня. Как из-за нарастающего страха уволился и решил

     кардинально сменить профессию. Как в итоге оказался на кухне, но совесть мучает меня по

     ночам, и я стараюсь выпить, чтобы забыться без сновидений.

     Василиса слушала молча, описывая указательным пальцем небольшие круги в воздухе

     перед собой, будто наматывала на палец невидимую нить рассказа. В какие-то моменты она

     заметно бледнела, видно было, что рассказ её серьезно испугал, а может быть, вызвал

     отвращение.

     Когда я закончил, она медленно произнесла:

     - Мы квиты. Теперь я должна извиниться. Я сожалею, что ударила тебя, нам действительно

     стоило спокойно поговорить, возможно, тебе это нужнее, чем мне. Теперь я знаю о тебе не

     меньше, чем ты обо мне. Я хочу помочь тебе, но мне надо хорошенько об этом подумать.

     Она достала из шокера емкость с кремом и отправилась в свой кондитерский угол.

     Я вернулся в мясной цех и продолжил возиться с судаками. Мне подумалось, что жаль

     нельзя в жизни сохраняться, как в компьютерной игре. По-хорошему стоило это сделать прежде,

     чем что-либо рассказывать Василисе. Её реакция была совершенно непредсказуемой, я ожидал

     её с опасением. Примерно через полчаса Василиса появилась в мясном цехе, держа в руках

     телефон с наушниками.

     - Держи, вот тебе ответ, – она вставила мне один наушник в ухо, а второй оставила у себя.

     - Я вроде ничего не спрашивал… - начал я, – просто поделился наболевшим, как на

     исповеди.

     - Просто заткнись и слушай! – безапелляционно заявила Василиса и включила какой-то

     трек. В наушнике приятный женский голос запел:

     « Да, мы бандиты и бродяги,

     Как злословит молва;

     Мы попадаем в передряги,

     Помня эти слова:

     Смотри вперед и не сдавайся ты на милость судьбе,

     Предай их всех, останься верен себе.»

     - Я ничего не понял, что ты этим хотела сказать?

     - Я давно подумывала все бросить, но что-то меня удерживало. Больше всего, наверное,

     страх. Такой же страх, как и тот, что заставил тебя бросить работу в лаборатории. Обыденное

     такое, мерзкое чувство. Но такое родное, привычное, уютное. Вот я приду домой, закроюсь от

     всех одеяльцем, свернусь калачиком - и все злые дяди меня не найдут, проблемы обойдут

     93

     стороной и все само собой образуется. Но сейчас посмотрела на тебя и поняла, насколько это

     мерзко и отвратительно.

     - Я все равно не понимаю, что ты сейчас сделать предлагаешь?

     - Нам о многом с тобой, похоже, надо поговорить! Но не здесь. - Василиса махнула рукой.

     – Надо валить!

     - Куда?

     - За мной! Бери все, что лично твое, переодевайся, встретимся у столовой через десять

     минут.

     Василиса резко развернулась и буквально вылетела из кухни. Я с минуту простоял в

     недоумении, оглядывая мясной цех. Перемазанная чешуей раковина для рыбы, стол, усеянный

     полуразделанными судаками, емкости с начинкой – все стало привычным и понятным. Но через

     секунду я понял, что если не пойду, то упущу нечто очень важное. Я схватил топор, нож, блокнот,

     стальную перчатку и поспешил следом за Василисой.

     Через несколько минут мы встретились у столовой, Василиса схватила меня за руку и

     потащила к выходу из заведения. У служебного входа на посту дремал охранник. Василиса

     разбудила его резким окриком:

     - Вставай, ленивец, ресторан вынесли, дверь нам открой по-быстрому, мы уходим!

     - Куда, как? – Парень спросонок не мог понять, что происходит. – До 8 утра открывать не

     положено, правила такие.

     - О! Ты душе глоток озона... Здравствуй, зона! Мудила, у тебя всего два варианта: или ты

     открываешь дверь по-хорошему, или он – Василиса кивнула на меня – своим топором враз

     отрубит тебе руку, которой ты думаешь на тревожную кнопку нажать. Мы ничего не воруем,

     просто уходим. Даже если ты нажмешь на кнопку, с отрубленной рукой ты истечешь кровью до

     приезда «скорой». Так что ты выберешь?

     Парень подскочил с места и принялся открывать металлическую дверь. Я стоял в состоянии

     глубокого охерения и понимал происходящее еще меньше охранника. Дверь открылась,

     Василиса схватила меня за руку и потащила в холодную осеннюю ночь...

     Файл 123.txt

     Комната с видом вовнутрь. Мамины

     мечты.

     Маме нравились берёзы. Наверное, поэтому она не посадила перед нашими окнами ни

     одной. Мама мечтала о мебельном гарнитуре с круглым столом и десятью стульями, чтобы

     сделать из зала столовую. Наверное, поэтому она так и не купила его, а приобрела в

     отремонтированный зал всё такую же шведскую стенку и очередной диван, на котором стал

     лежать папа. Мама лелеяла мечту работать фармацевтом – наверное, поэтому никогда не

     работала им, даже не попытавшись поступить в медицинский.

     А ещё мама считала, что главное в жизни – дети. Наверное, поэтому она, выйдя замуж,

     родила только меня, а потом сделала три аборта.

     Мама предала себя. Из-за своих бесчисленных страхов перед реальной жизнью она

     предавала себя много, бессмысленно много раз – почти каждый. Наверное, поэтому она выбрала

     себе в мужья такого же точно предателя. Отмалчиваясь и сторонясь, они предавали друг друга –

     и им было терпимо вместе.

     Наверное, поэтому они всю жизнь предавали меня.

     Глава семнадцатая. Сцена на мосту.

     94

     Мы вышли из ресторана и пошли сквозь темноту проулка. Было около четырех часов утра,

     не слишком холодно, ветер стих и после душной атмосферы кухни (с выключенной на ночь

     системой вентиляции) дышалось удивительно легко. Василиса отпустила мою руку, и пару минут

     мы шли молча. Я чувствовал необходимость что-то сказать, но не находил подходящих слов,

     поэтому ляпнул первое, что взбрело в голову:

     - А где твой мотоцикл?

     - Дома остался, я не сажусь за руль после бессонных ночей. - Только сейчас я обратил

     внимание, что Василиса одета не в обычную куртку, а в изящное черное пальто с длинным

     шарфом. - Пойдем к реке, там вечером очень красиво.

     - Ты о чем-то хотела поговорить? - неуверенно продолжил я.

     - Да. О своих записях. Ты первый, кто прочитал их по собственной инициативе, а не по моей

     просьбе. Я показывала их всего нескольким людям, но реакция всегда была равнодушной или

     отрицательной. Мне говорили, что эти записи никому не нужны, кроме меня, что пишу потому,

     что от этого легче становится. Что это бред обиженной девочки. Что родители все делали как

     могли и не виноваты передо мной. Сол вот сказал тебе показать, теперь я понимаю почему. До

     этого он мне дал мудрый совет - перестать бояться. Победить свой страх. Видимо, он и про твои

     страхи что-то понял и решил, что ты меня поймешь. Я ему не поверила, теперь понимаю, что он

     был прав.

     - Ты давно стала это писать? Еще в детстве, наверное?

     - Нет, всего пару лет назад. Думать обо всём этом сначала не было ни желания, ни сил. Да

     и вообще был в моей жизни такой момент, когда всё надоело. Однажды вечером я бросила

     несколько вещей в рюкзак, взяла документы и просто ушла из дому. После ухода сначала хотела

     все забыть и не вспоминать никогда больше. Круто повернуть жизнь. Тогда я и пошла

     подрабатывать на кухню, чтобы было на что жить. Мне в юности мама говорила, что если не

     пойду в экономисты, то мне одна дорога - на панель. И я верила как дурочка, училась прилежно,

     почему-то боялась этого. А я не этого хотела, не об этом мечтала.

     - А о чем?

     - В детстве сначала мечтала кинозвездой быть, играть в фильмах, ездить по городам…

     Потом хотела быть журналистом, тоже путешествовать, знакомиться с интересными людьми,

     писать книги. И еще всегда мечтала о счастливой семье. Всегда представляла, как буду играть с

     детьми, сочинять для них сказки, всегда о них заботиться. Иногда хотелось, чтобы все три мечты

     исполнились разом!

     - Ничего себе, это, наверное, невозможно.

     - А я хочу. Я максималистка. Думаю, я слишком много недополучила, теперь хочу

     наверстать!

     - Большинство мечтаний все равно не сбудется.

     - Вот и моя мать так говорила. Нужно быть реалистом. А я все равно хочу мечтать, ставить

     цели и добиваться их. Иначе зачем жить? Ты вот о чем мечтаешь?

     - Сейчас даже не знаю. Все последнее время как-то к деньгам сводилось. Раньше мечтал

     стать великим ученым, создать новые механизмы геномодификации, позволяющие продлить

     срок жизни и победить болезни. Я даже занимался наукой, в аспирантуре учился, диссертацию

     писал. А потом просто все бросил.

     - Почему?

     - Испугался, что не смогу, не закончу, устал - в общем, придумал себе 33 отговорки. Но

     самая главное - просто струсил, испугался трудностей. Человек остается животным. От

     животного природа требует экономить энергию и не предпринимать лишних усилий без

     надобности.

     - Я то же почувствовала примерно месяц назад. Что пора выбрать, что-то одно. Съехаться с

     парнем, привыкнуть делить домашнее хозяйство, выйти замуж, стать счастливой матерью. Что

     фиг с ними, с карьерами журналиста и кинозвезды. Что поваром, пусть и не шефом, быть не так

     уж плохо. Я ведь по большому счету, как и ты - не повар совсем. У меня плохо получается творить

     и придумывать блюда. Я просто от природы, делаю все точно и аккуратно, этого было

     95

     достаточно, чтобы поваром работать. Я сама для себя представляла, что все это роль в кино.

     Каждый день приходила, работала на кухне и представляла, что режиссер вот-вот крикнет "Стоп!

     Снято!" А он все молчит…

     Мы незаметно спустились по старой мощеной улочке к реке. Набережная была пустынна,

     но достаточно освещена. У причала стояли прогулочные теплоходы, какие-то буксиры и даже

     таможенный сторожевик. Мы не спеша двинулись вдоль реки, продолжая беседу.

     - Пойдем на новый мост? - предложила Василиса. - После того как его построили я там ни

     разу не ходила, только проезжала быстро. А с него открывается чудесный вид на город.

     - Я не против, пошли. А ты собиралась эти записи публиковать?

     - Да, я хотела бы. С одной стороны, мне страшно, с другой – я вижу в этом смысл. Они как

     взгляд с другой стороны, предостережение родителям, о том, как не надо поступать с детьми.

     Если хоть один человек об этом задумается, прочитав мою "Комнату с видом вовнутрь", значит,

     я писала не зря.

     - Я думаю, большинство тех, кто плохо обращается с детьми, вообще читают мало, а уж это

     совсем не станут читать. Твоя бабушка читала бы?

     - Нет. Но из тех, кто только собирается завести детей, у кого дети еще маленькие. Знаешь,

     как меня бесит, когда молодая мамаша на улице стоит и орет на ребенка, который ходить недавно

     научился?! Хочется подойти к ней и прямо глаза выцарапать!!!

     - Да уж. Но знаешь, мне кажется, твоя история еще не дописана. Гораздо важнее не то, что

     ты испытала в детстве, а то, что было потом. В юношестве, в более старшем возрасте. Как ты

     смогла справиться со страхом, стать сильной. Такой, как ты сейчас есть. Может, ты про это

     напишешь?

     - Я об этом уже пишу. У моих записок есть вторая часть. Но я не справилась с собой до

     конца, страхи еще остались. Я все пыталась убежать от них, но пока что не получилось.

     - Обязательно допиши вторую часть, без неё твоя история будет неполной.

     - А толку? Мне кажется, её никто читать не будет. Из всех, кому я давала прочесть, только

     ты положительно отозвался.

     - Попробовать стоит, иначе зачем ты её писала?

     - Мне страшно, это нужно сделать, но я все еще боюсь.

     - Опубликуй под псевдонимом, никто не узнает, что это ты.

     - С псевдонимом тоже все непросто. Я уже меняла имя, Василиса было мое прозвище в

     школе, а после того, как я ушла из дома, пошла в ЗАГС и поменяла, думала, так будет легче с

     прошлым порвать.

     - Дай угадаю настоящее - Александра Чернова?

     - Нет. Это тоже псевдоним. Фамилия осталась, а вот имя мне было ненавистно.

     - Прямо угадать захотелось. Какое бы тебе подошло? Алиса, Диана, Анастасия, Ксения,

     хотя нет – может, Варвара?

     - Не угадал, - не-Василиса весело рассмеялась, - имя необычное, но на А.

     - Сдаюсь, ничего не приходит в голову.

     - Алексия.

     - А такое имя бывает? Ты меня не обманываешь?

     - Бывает, это женский вариант имени Алексей.

     - Алекс... А что, тебе идет! Мне нравится, сокращение точно лучше, чем Вася.

     - Ты еще Лехой назови!

     - Лехой грубовато, а вот Алекс - в самую точку. Будешь публиковать - используй это имя.

     - Мне больше нравится Лекса. Или Алька, так хоть по-женски, на самом деле.

     Мы остановились на мосту и стали смотреть в реку. Темная вода отражала огоньки бакенов

     и казалась некой изначальной, хаотической бездной. Я спросил:

     - Что будешь дальше делать? В ресторане завтра нам очень не обрадуются.

     - Плевать. Давно пора было перелистнуть эту страницу жизни. Я не хочу больше

     возвращаться на кухню, изображать из себя того, кем быть не хочу.

     96

     Неожиданно Алька достала из кармана телефон и с размаху бросила в реку. – Прощай,

     Василиса. Тебя для меня больше нет!

     - Что ты делаешь? Можно было просто сим-карту заблокировать. - Мне на секунду

     показалось, что она сейчас бросится следом, но прикоснуться к ней я не решился.

     - Хочу оборвать связи. Кому я действительно нужна, те меня найдут, а остальное пусть

     останется в прошлом.

     - А увольняться, а с трудовой как?

     - У меня почти все работы были без оформления. Это в ресторанах сплошь и рядом. Так что

     там почти нет записей. Я не хочу сейчас об этом думать. А ты?

     - Я тоже не хочу.

     - Тебе нужно вернуться к лабораторной работе. Я вижу, как ты по ней скучаешь и не

     находишь себе места на кухне. Плевать на ошибки! Не ошибается тот, кто ничего не делает. У

     любого практикующего хирурга к выходу на пенсию свое кладбище имеется.

     - Я попробую. Не знаю, возьмут ли меня назад.

     - Возьмут, я в тебя верю. По-другому никак.

     - А ты куда?

     - Не знаю, но не на кухню только. Хочу журналистом устроиться, куда-нибудь в газету. А

     пока поеду к подруге в Питер, давно собиралась. Отдохну, а там видно будет.

     - А деньги где возьмешь? Жить пока на что?

     - А твое какое дело? Спонсор-то из тебя никакой. Я вот мотоцикл думаю продать, если

     придётся. А ты как?

     - Выкручусь как-нибудь. Не впервой.

     - Выкрутишься, Яр. Тебе просто деваться больше некуда. Я тебе благодарна, очень.

     Возможно, я бы еще долго не решилась уйти. Привыкла, осталась, притерлась. А сегодня

     взглянула на тебя и поняла – человек, как и я, не на своем месте. Надо выдернуть его, пока не

     утонул в повседневности и рутине.

     - Думаешь, в лаборатории рутины нет? Да там знаешь...

     - Не хочу знать. Я знаю, что это тебе нужно. Более ничего.

     Я махнул рукой в сторону темного силуэта острова, едва видимого выше по течению.

     - Мне сейчас тоже вспомнился момент из детства, но не такой грустный, как у тебя. Это

     было в 10-м классе, в последнем летнем лагере. Мы убегали из лагеря, который был неподалеку

     от реки, и купались с плавучих причалов. Они были довольно высокими, и выбраться на них из

     воды было сложно. Особенно тяжело приходилось девушкам, нужно было ухватиться за ржавые

     железки и подтянуться вверх к настилу, упираясь ногами в покрытую водорослями, и от того

     очень скользкую, часть понтона. И тогда я стал им помогать. Хватался за нижний край железок

     и нырял вниз, не отпуская рук. Девушка подплывала, вставала ногами мне на плечи, и я резким

     толчком буквально поднимал её из воды на понтон, как на лифте. Это ощущение, когда уже не

     хватает дыхания, а она все никак не взберется, до сих пор очень ярко помню. Закрою глаза, и я

     там - под водой. Другие парни тоже пробовали делать подобное, но хорошо и аккуратно

     получалось только у меня. Я чувствовал себя своеобразным рыцарем, а парни шутили, что я

     подставка для женских ног. Но я ни о чем не жалел, пусть даже ни одна из девушек не стала в

     итоге со мной встречаться. В этом я видел смысл жизни, необходимость своего существования в

     мире на тот момент.

     - Ты это к чему?

     - Теперь ты меня вытолкнула из воды, и я тебе в некотором смысле должен. Я хочу помочь

     тебе опубликовать твою историю. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

     - У тебя что, есть своя типография? Или связи в издательствах?

     - Нет ни того, ни другого. Но я что-нибудь придумаю, если ты мне веришь.

     - Попробуй, Ярослав.

     - Я размышлял недавно о работах и пришел к интересной мысли. Мне кажется, что все, кто

     работает, делятся на две категории. Одни делают мир лучше, а другие не дают миру стать хуже.

     97

     Удерживают его от скатывания в пропасть. Так вот ты из тех, кто может сделать этот мир лучше.

     Так что иди и делай, у тебя получится!

     - А себя ты, видимо, относишь ко вторым? Ну что же, тогда иди и держи на плечах мир,

     который я буду строить. Слушай, это чертовски хороший конец для фильма, я бы в нем сыграла.

     Отличная финальная сцена на мосту, просто блеск!

     - Не хватает финального поцелуя.

     - Обойдешься, у нас тут не дешевая мелодрама. Надо пожать друг другу руки и пафосно

     сказать: "Мне кажется, это начало прекрасной дружбы". И пойти по мосту в разные стороны.

     - Я тебя снова увижу?

     - Обязательно, но я сама тебя найду. Ты ведь никуда не уезжаешь и имя менять не будешь?

     - Кто знает, как оно в жизни получится.

     - Случайностей не бывает, и ты точно никуда от меня не денешься. Ну так как? - Алексия

     протянула мне руку.

     - Мне кажется, это начало прекрасной дружбы! - произнес я и поцеловал руку вместо

     рукопожатия.

     Алексия мягко улыбнулась и пошла по мосту в сторону едва наметившейся на небе полоски

     рассвета. Я с минуту полюбовался на неё, а затем развернулся и пошел назад в город.

     Эпилог. Письмо из Питера

     Привет Яр.

     Наконец решила тебе написать. Это связано с тем, что решила вернуться в наш

     город и больше от себя не бегать. Как говорил Цезарь: Alea jakta est! Мне теперь уже

     нечего боятся и скрывать, поэтому хочу написать тебе о том, что не попала в мои

     прошлые записки.

     Моя настоящая жизнь началась, когда я совсем ушла из дому. Я уже закончила

     учебу и работала экономистом в конторе, куда меня пристроила мать. Работа сделала меня

     похожей на золушку. После легкого просветления студенческих годов я ссутулилась и

     помрачнела, упало зрение и пришлось постоянно носить очки. Дни становились похожи

     один на другой, были серыми и безрадостными. Мама продолжала меня контролировать

     дома и с помощью своей подруги на работе. Примерно через полгода после начала работы

     к обычным упрекам добавилась мысль: "Тебе пора замуж". Мама вдалбливала её мне с

     завидной регулярностью. Вскоре наметился и подходящий принц - жирноватый сын

     маминой подруги по работе, юрист лет двадцати восьми. Они стали регулярно бывать у

     нас в гостях и заботливые мамы все время норовили добиться от нас радостного общения.

     Парень был только за, и его потные ладони постоянно тянулись невзначай погладить меня

     по коленке или коснуться груди.

     Не стоит говорить, что от этого моя жизнь дома стала еще более невыносимой чем

     на работе. Все это усугублялось серой, тягучей осенью, которая казалось совершенно

     бесконечной. Но в один день все закончилось. Закончилось резкой, яркой вспышкой,

     очень похожей на ядерный взрыв или возникшую сверхновую звезду (последнее даже

     вернее). Меня как обычно послали с работы по разным мелким рутинным поручениям,

     среди которых было посещение налоговой. И там я случайно встретила её. Наша встреча

     напоминала классику романтических комедий. Она стояла передо мной в очереди,

     высокая, огненно рыжая, с широкими не женскими плечами и удивительно изящной

     остальной фигурой. Я налетела на неё случайно и рассыпала две свои папки, а она

     98

     наклонилась и помогла мне их собрать. А потом с улыбкой пропустила к "окошку" без

     очереди. Когда я закончила и вышла из здания, то с ужасом обнаружила, что забыла в

     конторе зонт, когда спешила в налоговую. Как назло мелкий осенний дождик обратился

     чудовищным ливнем.

     - Тебе помочь? - неожиданно спросила она, появляясь за спиной. - У меня рядом

     машина, я подвезу куда нужно.

     Так началось наше знакомство с Леной. Сначала она повезла меня в небольшое

     уютное кафе, где мы обедали и говорили ни о чем. А потом, неожиданно, сама не знаю

     почему, я принялась рассказывать случайной знакомой все о своей жизни. Она, не говоря

     ни слова, терпеливо слушала, а затем сказала:

     - Сейчас я отвезу тебя на работу, а вечером приеду и заберу. Мне кажется, нам

     еще о многом нужно поговорить.

     Так Лена меня похитила. Практически в буквальном смысле. На следующий день я

     уволилась с работы, а через день пришла к родителям, собрала вещи и ушла, ни говоря ни

     слова. Я поселилась в квартире у Лены и у меня началась новая жизнь, одновременно

     странная и прекрасная. Мы были как давно потерянные и вновь встретившиеся сестры,

     постоянно говорили обо всем и разговоры не надоедали. Лена была частным

     предпринимателем, владельцем небольшой фирмы, я первое время исполняла обязанности

     её секретарши, отвечала на письма, вела документацию. Лене очень нравилось как я пишу,

     она всегда говорила, что у моего пера большое будущее:

     - Твои стихи великолепны, но проза твоя будет еще лучше.

     Кроме этого, пока сидела дома, я увлеклась кулинарией. Стала внимательно

     штудировать книги, скачанные из интернета и готовить так, что бы каждый наш ужин не

     был похож на другой. Наверное, именно так на самом деле реализуется избитая фраза -

     "готовить с любовью". С каждым разом у меня получалось все лучше и лучше и Лена

     всерьез предложила мне попробовать устроится поваром:

     - У тебя нет образования, но это ничего. У меня есть бизнес партнер, он возьмет

     тебя к себе в ресторан. А тебе не так многому осталось научиться, - сообщила она за

     ужином.

     Кроме этого, я постригла волосы и перекрасила их в рыжий цвет, что бы быть

     похожей на неё. Её белые руки, с тонкими красивыми пальцами и россыпью рыжих

     веснушек одним своим видом сводили меня с ума. Мы спали в обнимку, устав от нежных

     ласк, но Лена не уставала напоминать:

     - Пойми глупышка, так будет не всегда, Я найду себе достойного парня и выйду

     замуж. У нас сразу все закончится. Ты тоже храни свою целостность, для того

     единственного. А шалости наши просто помогут ждать. Этот мир так устроен. Не нам его

     менять...

     Вскоре я вышла на работу и стала гораздо реже бывать дома. Это сделала наши

     вечера еще более уютными, однако все чаща случалось так, что и Лена ночевала не дома.

     А однажды ушла насовсем. Она встречалась с парнем из Санкт-Петербурга и ночевала у

     него в квартире, когда он прилетал. А потом он женился на ней и увёз к себе, но я об этом

     узнала спустя неделю из письма с извинениями. Лена писала, что я могу жить в квартире,

     сколько захочу, сообщала что беременна и счастлива. Я металась одна в пустой квартире,

     как тигрица в клетке. От тоски хотелось выть, но я дала себе слово быть сильнее. Не

     привязываться, не давать слабину и не распускать сопли. Я ушла с головой в работу и

     сумела без образования стать шеф-поваром. Вечера, полные одинокой тоски, я посвятила

     творчеству, стала писать то, что ты знаешь как "Комната с видом вовнутрь". Я писала

     долго и тщательно, постепенно выдавливая из себя боль и страх с каждым словом. А

     потом появился ты и что-то изменилось. Теперь я поняла, что страх совершенно прошел.

     Я не боюсь одиночества и своего будущего. Я смогла поехать в Питер и поздравить Лену

     с рождением двойни. Я перестала бежать от себя и готова вернуть себе имя. Спасибо за

     помощь в этом. Теперь я готова к новому и стала другой, лучше чем была в прошлом.

     99

     Лена была права, это просто нужно было пережить, как еще одну ступень на пути к

     будущему. Я продолжу свой путь к мечте. И ты свой не бросай!

     З.Ы. Ответ можешь не писать. Не думай, что на этом все закончится и ты от меня

     спрячешься. Я до тебя доберусь!

     Блокнот Мясника.

     Тар-тар из семги. – альтернатива красной икре.

     Отличная закуска, и компонет бутербродов.

     Свежее филе семги заморозить и в замороженном виде нарезать ножом мелким кубиком

     со стороной 2-3 мм. (ленивые могут просто помолоть на мясорубке через крупную

     решетку, но обязательно замороженную рыбу).

     На один килограмм рубленного филе

     9 гр крупной морской соли.

     1 гр свежемолотой смеси 5 перцев

     100 мл качественного оливкового масла.(некоторые любят больше масла и добавляют 150

     мл масла)

     Фаршу дать оттаять, добавить соль и перец и плавно перемешивать мягкой силиконовой

     лопаткой, постепенно вливая масло. После тщательного вымешивания (10-15) минут дать

     постоять в холодильнике 1 час. Подавать на белом хлебе с укропом.

     Слабосоленая семга от Василисы (оригинальный рецепт)

     Простой рецепт по засолке сёмги (очень люблю эту рыбу). Приготовить её по нему легко

     даже дома, при желании справится каждый. К слову, рецепт норвежский. Поскольку

     люблю, чтобы всё в рецепте было ясно и «под линеечку», изложу несколько официально)

     Итак, вам понадобится:

     Филе семги (форели, горбуши) на коже – 1 кг

     Соль обычная – 250 г.

     Сахар – 10 г.

     Соль морская крупная 40 г.

     Перец белый – 20 горошинок

     100

     Перец зеленый – 30 горошинок

     Лавровый лист – 1 маленький листик или половинка большого.

     Укроп свежий – 70 г. (большой пучок)

     Из филе нужно аккуратно извлечь кости пинцетом. В большую миску, куда свободно

     поместится филе, на дно насыпаем обычную соль (слой должен получиться сплошным и

     ровным), поверх соли кладём филе – кожей вниз! Сверху посыпаем филе сахаром, потом –

     морской солью. Кладем горошинки белого и зеленого перцев (чтобы было ароматно и

     остренько!) и лавровый листик посередине (для равномерности пропитки его вкусом).

     Укроп надо размять между ладонями (чтобы на минутку почувствовался запах лета), а

     после – насыпать на рыбу.

     Далее ёмкость нужно закрыть крышкой и поставить в холодильник на 24 часа. Через

     сутки сёмгу нужно отмыть от соли и кушать Получается объедение, особенно если на

     бутерброд!

     З.Ы. Сёмгу, сделанную по такому рецепту, можно натереть рафинированным

     подсолнечным маслом и заморозить (масло важно взять дезодорированное и капнуть

     совсем чуть-чуть). Хранится солёная рыбка будет до полугода, а вкус и консистенцию при

     разморозке она сохраняет.

     Мясо на мангал от Сола.

     Сол – консерватор и не любит многокомпонетные блюда. Его подход всегда

     предельно прост – он делает ставку на технику изготовления, а не на дорогие

     ингредиенты.

     Шашлык из свиной шеи (кстати сам Сол предпочитает для этого блюда свиную

     грудинку с вырезанными костями) Мясо режется кусками и выкладывается ровным слоем

     на стол. Дальше добавляется смесь из 10 гр соли (помол №1) и 1 гр свеже молотой смеси 5

     перцев (для любителей острого можно 1,5-2 г) из расчета 11 гр смеси соли с перцем на 1

     кг мяса. После того как посолили, мясо надо очень тщательно вымешать на столе. Оно

     размягчиться и просолится. Далее уложить в емкость с большим количеством репчатого

     лука нарезанного полукольцами (не менее 0,5 кг лука на 1 кг мяса). Далее в емкость

     можно добавить сильногазированной минеральной воды ( 100 млм на 1 кг сырого мяса),

     но если шашлыку предстоит долго стоять в маринованном виде – минеральную воду не

     добавляют.

     Шашлык из бараньей корейки – готовят по той же схеме, только в смесь специй

     добавляют 2 гр свежемолотого кориандра.

     Стейк-миньон – Сол недолюбливает говядину и из всех стейков признает только

     стейк-миньон (из говяжей вырезки) Маринад к стейку следующий – на 1 кг нарезанных

     стейков – крупной соли 9 г. Перца черного свежемолотого 1 г. Чеснока – 1 головка,

     тимьяна свежего 10 г. дижонской горчицы (обязательно дижонской) 3 столовых ложки.

     Мясо посолить, поперчить. Добавить раздавленные ножом, но не порезанные зубчики

     чеснока и иголки тимьяна. Тщательно перемешать. Добавить горчицу и тщательно

     обмазать горчицей со всех сторон. Залить стейки подсолнечным маслом (масло нужно

     столько, что бы покрыть мясо целиком). Через час стейки готовы к жарке, в холодильнике

     хранятся до двух суток.

     Люля от Сола – оригинальный рецепт.

     Значит курицу берешь, сало сырое, лук, кинзу и петрушку. Пиши на один килограмм, да:

     жопы (бедро куриное бескостное) 200 грамм

     сиськи (филе грудки куриной без кожи) 400 грамм

     Сала сырого (толстого и без прожилок) 300 грамм

     101

     Лука репчатого грамм 100 ну и кинзы с петрушкой по пучечку, ну так, чтоб нормально

     было (видимо это грамм 10 каждой травы)

     Все это в мясорубку на среднюю решетку захерачь. И не слушай умников с

     топориками и прочих ножерубщиков. Меня один тут такой учил, бля. Я ему говорю,

     слушай на поруби сто килограмм фарша ножиком, приходи потом. Так еще не пришел,

     знаешь...

     Короче перемолол, потом соли. Бери первую соль (соль помол №1) и бери перец перебей

     (перемолоть горошек пяти перцев в мельнице для специй). Соли 10 грамм, перца побитого

     один грамм. Сначала соль с перцем смешай, потом соли (сам Сол использует какой-

     то хитрый состав, но мне рассказал доступный вариант).

     Возьми тазик большой, да. Кидай туда фарш посоленный и давай фигачь его от души. Как

     будто он тебе машину гвоздем поцарапал восемь раз. Мешай, кидай выбивай, опять

     мешай, кидай, выбивай, и так минут десять да! Потом в холодильник часа на четыре.

     Через часа четыре достань и попробуй. Фарш должен быть такой, чтоб ты с него шарик

     скатал, подбросил и шарик поймал.

     Теперь когда жарить пойдешь. Сделай в мангале участка два. Один такой что волосы

     на руке горят, а другой чтоб тепло чуть-чуть. Бери фарш с холодильника, шарик катай, на

     шампур одевай и в колбасу разлепляй да. И пока холодный сразу на сильный огонь. Он

     снаружи схватится, а внутрях еще липкий будет. И потом его двигай на несильную

     сторону по чуть-чуть да крутить не забывай. Люля как змея рот откроет (чуть-чуть

     отойдет от шампура по краям), красивая станет, значит готова совсем. Бери, снимай,

     кушай на здоровье, тока аджику не забудь!"

     

     Рулька свиная по немецки

     Обязательно брать заднюю рульку, с вырубленными суставами, весом от 900 до 1500 г.

     На рульке сделать посередине опоясывающий разрез кожи (тогда при запекании она

     приобретет красивую форму). После этого рульку варить 2 часа на медленном кипении с

     луком, морковью, 5 перцами горошком, лавровым листом и большим количеством соли

     (бульон должен быть на вкус как рассол, подберите сами в зависимости от рульки и

     емкости/объема воды, это один из тех рецептов, которые Сол рекомендовал

     исключительно «на глаз»). Дальше рульку отделить от бульона и намазать соусом

     «помазкой». Можно из зернистой горчицы с медом, можно томатным или вариацией на

     тему «Барбекю»- у вас большой простор для экспериментов.

     Приведу вариант Сола:

     Чесночное масло – 50 г.

     Сухая аджика – 10г.

     Тимьян свежий 5 г.

     Кайенский перец – по желанию.

     После того как рулька покрыта соусом – запексть в духовке на 180 градусах 25-30 минут.

     Салаты на каждый день

     Это уже из рациона Василисы. Интересные салаты можно делать каждый день. По её

     настоянию, я не буду приводить здесь конкретных рецептов, что бы каждый желающий

     мог сам творить. Я приведу набор ингредиентов и заправок, из которых она творит свои

     ежедневные салатики, а там пусть каждый возьмет то, что ему больше нравиться.

     ЗАПРАВКИ:

     Мятный майонез – понадобиться яйцо (комнатной температуры), столовая ложка

     горчицы (лучше дижонская или любая с мягким вкусом, не острая, можно и острую,

     но вкус мяты будет не такой выраженный), соль, мята (40-50 гр) рафинированное

     подсолнечное масло 250-300 мл, сок одного лимона. Яйцо смешать с горчицей в

     102

     стакане блендера (проще всего делать погружным блендером), добавить лимонный сок

     и 3 столовых ложки масла. Начать взбивать, вливая в стакан масло тонкой струйкой.

     Когда смесь загустеет (уйдет почти все масло) добавить соль и нарезанную мяту. Еще

     взбивать примерно 1 минуту.

     Соус «Вася Даст» - рецепт от Сола –название дал шеф-повар Отто, когда зашел на

     кухню и попробовав его, он произнес закономерное «Was is das?» - а Жора, подручный

     Сола, решил, что это немецкое название соуса.

     Понадобиться сметана 20% жирности 400 гр, соевый соус 3 ст. ложки, сухая аджика 1

     ст ложка, острый кайенский перец «на кончике ножа» (если нужен острый соус). Сухую

     аджику залить соевым соусом, дать настояться и смешать со сметаной. Дать постоять в

     холодильнике полчаса.

     Пекинский экспресс (не знаю, откуда название). 1 часть дезодорированного

     растительного масла, 0,5 части соевого соуса, 0,25 части винного красного

     бальзамического уксуса. Тщательно взбить перед подачей.

     Немецкий соус (название от как раз немецкого картофельного салата) 150 гр

     соленых/маринованных огурцов, 400 гр сметаны, рассол от огурцов, острая горчица 1-2

     соловых ложки. Огурцы нарезать и измельчить в блендере до состояния пюре. Добавить

     сметану и горчицу, так же мешать блендером. Влить рассол от огурцов доведя соус до

     нужной консистенции (в немецкий картофельный салат нужен довольно жидкий соус)

     На последнем салате остановлюсь подробнее.

     Немецкий салат. Понадобиться 1 кг отварного картофеля в мундире, 150 гр

     копченой свинины (пойдет любая – шейка, грудинка, ребра, окорок, на самый тяжелый

     случай – копченая колбаса), одна красная луковица, пучок укропа и петрушки (15 гр того

     и того), 250 гр. помидоров черри. Картофель почистить порезать кубиком в 1 см, свинину

     и лук порубить мелким кубиком, черри порезать пополам или на 4 части, укроп и

     петрушку нарубить мелко. Все перемешать и заправить вышеописанным немецким

     соусом (жидким как кефир). Дать настоятся час в холодильнике (картофель должен

     напитаться соусом).

     Интересные решения для зимних салатов:

     1. Привычный салат с неожиданным ингредиентом – приведу пример винегрета.

     Например, вместо фасоли, добавить в винегрет пресервы из пряных мидий в масле.

     Мелкие мидии визуально напомнят фасоль, а пряное масло обогатит вкус.

     2. Нестандартные ингредиенты для зимних салатов. Зимой не хватает овощной

     составляющей в салате. Тут хорошо подойдут готовые консервированные компоненты –

     типа квашеной капусты, пресервов морской капусты или корейской моркови.

     Альтернатива собственного изготовления – мелконашинкованная капуста размятая с

     сахаром и солью, обжаренный или ошпаренный репчатый лук. Применение в салатах

     замороженных овощных смесей – так же интересное решение.

     Пицца от Василисы – я приведу рецепты только двух важнейших компонентов. Как

     раскатать тесто, намазать соусом, уложить начинку и посыпать сыром – любой знает.

     По мнению Алексы – пиццу делает соус – именно его вкус определяет успех или провал.

     Приведу рецепт соуса ( примерно на 6 больших пицц). Понадобится:

     Томаты свежие – 800 г.

     Чеснок – одна средняя головка.

     Листья фиолетового базилика свежие – 50 г.

     Оливковое масло – 50 г.

     Смесь пять перцев свежемолотая 0,5-1 г.

     103

     Соль морская крупная 4-5г.

     Сахар – 30- 40 г.

     Томаты перебить блендером (пропустить через мясорубку) и тщательно протереть через

     сито. Чеснок почистить, раздавить каждый зубчик ножом, затем мелко порубить. В

     сковороде с высокими бортами или в сотейнике с толстым дном нагреть оливковое масло,

     затем обжарить чеснок до лёгкого коричневого оттенка и залить протертыми томатами.

     Выпаривать на среднем огне 10-15 минут, затем добавить, соль, перец и рубленные листья

     базилика. Выпаривать до консистенции жидковатого кетчупа. В конце добавить сахар.

     Если помидоры не кислые, а достаточно сладкие, без сахара можно обойтись.

     Тесто для пиццы (мне хватает на четыре большие «тонкие пиццы»)

     Мука хлебопекарная высшего сорта - 600 г (но нужен запас, еще не менее 200 г)

     Дрожжи сухие быстродействующие - 10г.

     Масло оливковое - 40г.

     Соль помол №1 - 40г.

     Сахар - 20г.

     Вода - 320-350 г.

     Вода должна быть чуть теплее комнатной температуры. Добавить в неё соль, сахар,

     дрожжи и чайную ложку муки. Накрыть пакетом и дать постоять полчаса. После этого

     добавить оставшуюся муку, слегка вымешать тесто. Добавить масло и тщательно

     вымешивать до готовности теста 10-15 минут.

     104