Глава IV. Центральные положения и проблемы христианского учения.
ј1.Христианство как одно из наиболее развитых представлений о Боге. Моралистическая направленность христианства. Проблема "любви" в христианстве.
Пройдя длительный путь развития, к сегодняшнему дню христианство по исторической протяжённости сравнялось с античностью. От понимания человека как отдельной частички современного ему общества христианство пришло к понятию личности вообще и Абсолютной Личности в качестве Бога. А вобрав в себя высочайшие достижения античной философской мысли и творчески развив их, оно на многие века предопределило ход исторического развития большей части - а опосредованно и всего - человечества.
Начиная эту главу, предупредим читателя, что у нас нет задачи рассматривать христианское учение целиком - о нём существует огромная литература, на много порядков перекрывающая тот объём знаний, которым обладает автор этого исследования. Но есть вопросы, на которые христианская философия даже за этот громадный, почти двухтысячелетний, срок так и не смогла выработать удовлетворительного ответа. Никакие ухищрения схоластики не спасали от бесконечных "почему" и "зачем" в таких областях как провидение, судьба, справедливость, необходимость Зла в человеческой жизни. И главной причиной неудовлетворительности таких ответов служила, во-первых, определённая (и неустранимая) ограниченность самого диалектического метода мышления; а во-вторых, "наделение" совершенной Абсолютной Личности несовершенным человеческим мышлением. Увы, христианство не смогло предоставить Богу права на мышление, отличное от человеческого, хотя и признавало Бога несоизмеримой с человеком величиной.
Особенно ярко такое наделение проявилось в христианской религиозной тематике, которая от трудных и неудобных вопросов миропонимания постепенно уходила к вопросам мировоззрения. А это означает не более и не менее, как уход от непосредственного постижения истины к постижению представления об истине, - потому-то столь важную роль в христианстве стали играть догматы, выработанные на церковных соборах, и высказывания отдельных его деятелей, т.н. "святых отцов". Христианство постепенно одевалось в панцирь ортодоксальных представлений, окаменевший за многие века и сведший практику учения лишь к морально-нравственной стороне жизни.
Слов нет, эта сторона жизни чрезвычайно важна для всего человеческого общежития, но вот понимание её важности в разных типах мышления (о чём мы подробно рассуждали во второй главе) - разное. Низшее мышление моральных принципов не вырабатывает: для него достаточно сложившихся обычаев; а словами о моральности того или иного поступка оно пользуется исключительно с точки зрения выгоды. Среднее мышление уже способно вырабатывать морально-нравственные принципы, но применение их на практике остаётся неоднозначным и также, большей частью, сводится к вопросам выгоды.
Высшее мышление всегда ставит принципы морали и нравственности во главу угла и клеймит потребительское к ним отношение как недостойное; но его мнение - всего лишь мнение в ряду других, не составляющее, к тому же, преобладающей доли и воспринимаемое другими типами мышления как "высокие слова" или как "прекраснодушные мечты, далёкие от реальности".
Эти факторы работают во всех без исключения религиях; их действие проявляется в огромной пестроте религиозных феноменов - от высших проявлений доброты и сострадания у лучших представителей религиозного сообщества до фанатизма и изуверства "во славу божию" субъектов низшего мышления.
Очень близко к этой области и под воздействием тех же самых факторов развивалось и другое понятие - понятие "любви". Именно оно "не миром, но мечом" отделило христианство от иудейства; Бога - любящего Отца от Бога - Повелителя. Именно оно явилось той молнией, от которой вспыхнули и сгорели без остатка засохшие священные рощи античных религий. Но и ему не удалось сохранить первозданную, родниковую чистоту помыслов своего основателя... ибо никакой поток не избегает воздействия на него местности, по которой он протекает.
Мы с Вами, читатель, видим этот поток уже вблизи его устья и можем сравнивать с его начальным видом. Но такое сравнение мало что даст без учёта особенностей нашего метода мышления - пока ещё диалектического; поэтому выводы мы будем делать лишь предварительные и относительные, на которых, перейдя к синкретическому методу мышления, будем основывать выводы уже окончательные.
Что же понимается под утверждением, во многих своих вариантах имеющим общий смысл "Бог возлюбил своё творение"? Поскольку у нас речь идёт о представлении о Боге,, не будем обращать внимания на приписываемый Богу человеческий образ мышления и попробуем порассуждать в рамках этого представления.
Итак, Бог родил мир и, как всякий родитель, испытывает к своему чаду определённую эмоциональную привязанность. Но мир рождён несовершенным - для того, чтобы иметь возможность развиваться: ведь совершенство статично! А поскольку несовершенство есть Зло (по сравнению с совершенством), то "мир лежит во Зле" и сам по себе тоже есть Зло, но - обратим на это внимание - ещё Зло невинное, Зло потенциальное. Бог вынужден любить своё несовершенное творение, поскольку без этой любви его творение не сможет развиваться в направлении совершенства. Это опять же полная аналогия с человеком: мы любим нашу малышню независимо от качеств, которые в неё заложены. Для того же, чтобы растущее чадо не выходило за рамки приличного поведения и не чувствовало себя "пупом земли", существует наказание, - и Бог выражает свою любовь к чаду наказанием последнего! Чем больше провинность, тем строже наказание, - и вот уже кипят котлы, в которых варятся грешники, испытывая вечные муки; и вот уже идут несметные полчища исполнителей Божьей воли, дабы огнём и мечом взрастить любовь к Богу в сердцах, её лишённых!.. и немедленно нужен Дьявол, чтобы отвести гнев наказуемых от "любящего" Бога и обратить его на искусителя свободной воли человека!..
О, какую страшную фантасмагорию нарисовали мы себе, дорогой читатель, ни на йоту не отступая от строжайшей логики мышления! О, как понятен теперь страшный взор угрюмого лика, взирающего на нас из-под купола Храма... боже, какая ответная любовь может пробудиться к этому кошмарному Лику?.. разве только рабская любовь собаки к Хозяину, охаживающему её батогом!
"Раб Божий! - обращается христианство к человеку - возлюби Бога своего!" - да нужны ли такие призывы для свободного, любящего свободного же! О, христианство - не являются ли твои призывы дьявольской западнёй на пути сына человеческого?..
Давай же, Читатель, уйдём от этой порочной логики порочного представления о Боге, рождённого нашим порочным из-за своего несовершенства методом мышления! Давай же, наконец, осознаем истину, что мышление Бога не может быть мышлением ни человека, ни человечества, ни Галактики, ни Вселенной, - ибо оно лишь включает в себя эти мышления как живые органы своего живого организма - своей Абсолютной Личности. И тогда мы раз и навсегда покинем этот угрюмый Храм с его огненно-чёрным Ликом, неусыпно взирающим на нас из-под купола вечных небес! Но прежде - прежде воздадим хвалу Строителю самого первого, давным-давно ушедшего в небытие, но до сих пор живущего во многих сердцах Храма, который "... весь воздушный от синьки и мела" и который обязательно возродится, как только ум человеческий шагнёт на новую ступень познания божественной Истины!
Какой же вывод сделаем мы, наблюдая за тяжёлыми, усталыми водами потока христианской Любви? Вывод может быть только один: светлые и чистые вначале, воды эти вобрали в себя всю муть дуалистических интуиций, свойственных обыденному, потребительскому мышлению громадной части человечества. И символом такого мышления является нынешний, ещё могучий и основательный, но оставивший далеко позади свои лучшие дни, Храм на возвышенном берегу христианской Любви.
ј2. Неразвитость интуиционной части высшего мышления в христианстве. Понятие "отпадения от Бога".
В четвёртом параграфе главы 2-й мы исследовали высший тип мышления человека и выяснили, что он состоит из дискурсивной и интуиционной частей, из которых вторая чаще всего является связующим звеном между человеком и сообществом людей, к которому он принадлежит как структурная единеца. Говоря о самих сообществах - будь то Церковь или хоккейная лига - мы отводили им роль промежуточного (квази-) организма или "органа" в организме человечества. Но главное - что такие сообщества (а это уже момент синкретического мышления) генерируют мышление собственное, похожее и непохожее на человеческое. Похожим его делают общие законы мыслительной деятельности организмов, и этими общими законами как раз и объясняется возможность интуитивной связи субъектов двух смежных уровней.
Чем же характеризуется собственное мышление христианства, какие черты его являются преобладающими и почему - вот тема этого параграфа нашей работы.
Во-первых, в этом квазимышлении работает фактор объединения-усреднения типа, что, с одной стороны, несколько повышает уровень среднего и низшего мышления, но с другой, к сожалению, профанирует уровень мышления высшего типа.
Во-вторых, внутри самогО высшего типа, как мы уже говорили, наблюдаются известные вариации с преобладанием либо дискурсивной, либо интуитивной сторон мышления.
И третьим, характерным для авраамических религий признаком, является сужение поля мышления, уменьшение его объёма после достижения определённого максимума. Вот этот последний фактор мы и рассмотрим.
Как мы помним, преобладанием интуитивного мышления отличается мистицизм. Но на развитие христианской философии гораздо большее влияние оказало мышление дискурсивное. Многочисленные ереси - признак динамического развития христианского (как, впрочем, и других) мышления - заставляли его непрерывно уточнять формулировки основных положений учения, совершенствовать толкование трудных для понимания моментов, - и в результате интуитивная сторона христианского мышления постепенно угасала. Её ослабление оказало христианскому учению плохую услугу, лишив его значимого внутреннего контроля: как-никак, а именно мистицизм более всего утверждает отличие божественного мышления от мышления человеческого (хотя современный синкретизм продвинулся в этом отношении гораздо дальше). И как раз на это время - время ослабления интуиции - приходится так называемый схоластический период, - период наибольшего развития дискурсивных методов мышления и, на их основе, появления наибольшего пласта христианской философии, в том числе и развитие понятия "отпадение от Бога".
Что же понимается под этим термином? В религии это - поставление человеком своей воли выше божественной. А вот для философа "отпадением" является самый факт появления у человека собственной воли, отличной от божественной. На этом различии построено множество спекуляций, связывающих свободу воли с понятием греховности и превращающих эту свободу воли в изначально присущее человеческой личности свойство "первородной" греховности.
Самая известная из этих спекуляций - легенда о грехопадении Евы и Адама и изгнании их из рая. С точки зрения критического мышления действия Бога в этой легенде куда более порочны, нежели действия Адама и Евы: ведь именно Бог преднамеренно создал условия для грехопадения, а затем обвинил попавшихся на приманку первых людей! И, однако же, ни одна из религий не возлагает в данном случае вину на самого Бога - вот насколько некритична "обеляющая" мысль как автора этой легенды, так и её "потребителей". Но эта некритичность ничуть не мешает поразительной живучести такого мышления. А это уже говорит, во-первых, об уровне мышления не только религиозного человека, но и того квази-субъекта, которого мы называем религиозным сообществом; а во-вторых, об огромном влиянии мышления данного квази-субъекта на мышление своих структурных единиц, - несмотря на ослабление интуиционной составляющей христианского религиозно-философского мышления.
То же самое можно сказать и о понимании термина "отпадение от Бога". Понимать появление свободной воли человека как фактора, отделяющего человека от Бога, как "отпадение", можно только в дуалистическом, всецело определяемом оценочным фактором, человеческом мышлении, находящемся под сильным влиянием мышления квази-организма сообщества. И отход от такого понимания есть необходимый шаг для более глубокого познания истины.
ј3. Учение о "первородном грехе". Необходимость такого учения для христианской теологии. Противоречивость всеблагости и всемогущества Бога.
Что же мы выяснили, читатель, в наших предыдущих рассуждениях об "отпадении" человека от Бога?
Прежде всего, выяснили его природу. "Отпадение, сводится к появлению у человека (шире: у сотворённой личности) свободной воли. Но эта свободная воля не появляется самопроизвольно: человека ею наделяет Бог, и, следовательно, "отпадение" есть закономерный и, как мы нынче говорим, естественный процесс, не имеющий никакой оценочной окраски. Кроме того, "отпадение" не есть суть явления: оно лишь одна из сторон упомянутого феномена появления свободной воли, его акциденциальный признак. И вывод здесь один: "отпадение" от Бога никоим образом не может быть вменено человеку в качестве вины; и такое вменение есть акт прямого обвинения Бога.
Но христианская традиция трактует "отпадение" не как получение человеческой личностью пусть и относительной, в пределах её возможностей, но всё же собственной свободы волеизъявления, а как порывание этой личностью связи с Богом. Согласитесь, читатель, что такая трактовка уже имеет оценочную окраску - и окраску явно отрицательную!
Но может ли такая трактовка появиться в системе отношений двух личностей - "дающей" и "получающей", Бога и человека? На этот вопрос существует лишь один ответ: такую трактовку может дать только третья, "наблюдающая" сторона, исходящая из определённой системы оценок. А такая система оценок появилась задолго до возникновения христианства: она, как мы помним, явилась порождением становящегося человеческого мышления.
Суть этой системы - противоположение категорий, из которых наибольшее для религии значение имеет противоположение Добра и Зла, святости и грешности. Нет нужды повторять определения последних двух категорий, но коль скоро темой нашей в этом параграфе является учение о первородном грехе, то стОит выставить некоторые "опорные реперы".
Как мы уже говорили, основой греховности в религии является наличие у человека свободной воли и возможности противопоставления этой воли воле Бога. Вот эта потенциальная возможность, которая изначально присутствует в человеческой свободе, и есть "первородный грех". А для того, чтобы человек как-то ориентировался в оценке своих и чужих поступков, первой задачей любой религии являлось создание набора правил и норм, то есть системы оценок. И эта система оценок носит название морали.
Таким образом, наличие морали делало человека одновременно и "судьёй" и "подсудимым" и утверждало запретительно-обвинительный уклон религии. Кстати, против такого уклона активно протестовал Иисус Христос, говоривший "не судите, да не судимы будете" и предпочитавший, чтобы человек судил себя сам.
Однако, основатель христианства, апостол Павел, был человеком другого плана, нежели Иисус, и с его "лёгкой" руки христианство в значительной мере сделалось религией, "обвиняющей" человека.
Но в чём же состоит причина появления учения о первородном грехе и необходимость его для христианской теологии? Если взять за аксиому неизменность законов мышления, то ответ на этот вопрос надо искать в истории появления понятия Зла, в истории его проявлений в разные периоды развития общества и - не в последнюю очередь - в духовных потребностях человека, формируемых его развивающимся мышлением.
Но не менее важным является учёт факторов влияния на это мышление мыслительной деятельности как квази-организмов человеческих сообществ, так и всего организма человечества.
Необходимость учения о "первородном грехе" для христианской теологии заключается в определении реального места человека между Добром и Злом. Нужно было как-то объяснить существование Зла в единой человеческой природе, его многоликость и могущество; и в то же время постоянное наличие в той же природе ростков Добра, проявлений высших человеческих качеств. Христианская философия неплохо справилась со своей задачей, определив общим источником и Добра, и Зла в человеческой природе свободу волеизъявления; однако, вопреки требованию диалектического принципа, она так и не решилась синтезировать на основе этих двух категорий новое качество, которое было бы присуще одному-единственному его носителю - Абсолютной Личности Бога-творца. Вместо этого, как мы знаем, христианская философия создала две абсолютные личности - Бога и Диавола, закрепив тем самым интуитивно-дуалистическое решение проблемы. Именно благодаря фигуре Диавола, "отпадение от Бога" получило негативную окраску, поскольку он первым поставил для себя собственную волю выше воли Бога.
Итак, потенциальная возможность противопоставления сотворённым собственной воли воле Бога ("грех") получила нужное обоснование. Но здесь мы должны сразу же указать на следующее обстоятельство: противопоставление Диаволом воли Бога и своей собственной случилось, по свидетельству "священной истории" до грехопадения Адама и Евы, - а следовательно, первородный грех нельзя было вменять в вину первочеловеку. Вот поэтому-то и потребовалась легенда о причащении его ко греху через наущение Змия, олицетворявшего Диавола.
Косвенным образом с появлением этой легенды решалась ещё одна немаловажная для религии задача - опорочивание мудрствования: ведь издревле символом мудрости была змея, "Змий". Основа мудрости, сомнение, оказывалось несовместимым с верой в истинность учения (и, следовательно, "грешным"), - что было весьма на руку "святым отцам".
Итак, христианское учение о "первородном грехе" достаточно успешно решало три важные задачи: 1) Придавало естественному процессу "отпадения" от Бога негативную окраску; 2) Делало свободу волеизъявления основой человеческой греховности и 3) Избавляло Бога от ответственности за грехопадение, переводя стрелки на Диавола, а через него на человека, поддавшегося дьявольскому наущению. А отрицательное отношение к сомнению позволяло объявлять "ересью" любые отличные от ортодоксальных ответы на возникающие вопросы.
Одной из слабостей учения, вызывающей подобные вопросы, является противоречие между всемогуществом и всеблагостью Бога, в той или иной связи не раз упоминавшееся в нашей работе. Последнее обстоятельство позволяет нам не делать отдельного исследования этой темы, а ограничиться тезисным изложением.
Термин "Благо" христианство целиком взяло из неоплатонизма, где этим термином объединялись такие категории Единого как ум, добро, красота, справедливость. Но неоплатонизм как учение неличностное отводил Богу пассивную роль умопостигаемого; деятельному же Богу христианства такая роль Блага никак не подходила, и следовало найти для него иное, активное выражение. И такое выражение было найдено и определено как Божественная Любовь, а само обладание Богом такой любовью стало называться Всеблагостью.
И здесь оказалось, что деятельность Бога в рамках Всеблагости (а только такую деятельность и "позволяло" Богу христианство) и деятельность его же в "рамках" Всемогущества - это далеко не одно и то же! Даже значительно расширенное по сравнению с понятием Добра понятие Всеблагости очень сильно сужало поле деятельности Бога и фактически лишало его Всемогущества.
Для выхода из этой коллизии Богу оставалось только добровольное самоограничение: то есть Всемогущество его распространялось и на область зла и греховности, но его, скажем так, совесть не позволяла пользоваться таким всемогуществом.
Вот, читатель, мы и пришли к понятию Божественной морали, по образу и подобию которой якобы устроена мораль человеческая. И если совесть божественная совершенна и, соответственно, безгрешна, то человеческая совесть отягощена первородным грехом, и ей весьма далеко до сияющего образца, нарисованного христианской теологией. Но путь такого совершенствования не закрыт ни для отдельного человека, ни для рода человеческого, и называется он "спасением души".
Однако, прежде чем наше исследование подойдёт к началу этого пути, нам необходимо решить кой-какие задачи, связанные с положением дел на подступах к этому началу.
ј4. Кризис свободы в христианстве. Поощрение и наказание. Богобоязненность.
На всём почти двухтысячелетнем протяжении христианства нет, пожалуй, более сложных и запутанных в философском плане отношений, чем в треугольнике "свобода - необходимость - греховность". Даже в неоплатонизме, в отсутствие понятия личности, когда эти отношения укладывались в привычную интуитивно-дуалистическую схему, они с трудом решались при помощи изощрённой диалектики. Но с введением в эту схему третьей переменной результат взаимодействия сил в треугольнике вообще перестал быть чётко определимым и однозначным.
Собственно говоря, античное понимание свободы никогда не было абсолютным; оно всегда в той или иной степени соотносилось с необходимостью. "Абсолютность" свободы возникла в иудаизме, но поскольку со свободой личности неразрывно связана греховность (см. выше), то при соединении "священной истории" (а это и есть чисто личностная христианская философия) с неоплатонизмом возник новый очаг внутренних противоречий в христианском учении.
Что же мы понимаем под "кризисом свободы" в христианстве? Этот кризис не может быть выражен и находиться внутри Абсолюта, т.к. свобода и необходимость для Бога одно и то же. Но он проявляется уже при сотворении человека, т.е. при "отпадении" его от Бога. Человеческая свобода, неабсолютная, несовершенная, частная не может сочетаться с абсолютной и совершенной необходимостью, - и это усложняет применение такой свободы человеческой личностью и обуславливает наличие ошибочных методов и решений.
Здесь мы выделяем понятие непреднамеренной ошибки, которая может иметь окраску Зла, быть виной - но при этом не быть грехом.
Но свобода волеизъявления вне необходимости ради целей, не связанных с необходимостью, - это уже свобода греховности, подлежащая осуждению.
Как видно, наличие трёх действующих факторов внутри человеческой свободы волеизъявления не позволяет говорить о ней именно как о "свободе". Произошла деградация, разрушение "тела" категории и деление её на более частные категории, о которых только и можно говорить. Эта деградация и есть то, что мы назвали кризисом свободы в христианстве. И суть этого кризиса состоит в преобразовании свободы в "зависимость от", в потере свободой своего основополагающего смысла.
Вот здесь-то мы подходим к моменту, когда родившееся сообщество начинает играть активную роль субъекта наблюдающего и оценивающего; когда выраженность такой оценки приобретает форму поощрения либо наказания; когда главным правилом жизни христианина становится "богобоязненность", - иными словами, мы подходим к моменту рождения Церкви. Именно в Церкви человек теряет признаки свободной личности и становится "рабом Божиим". Таким образом, выйдя из дома любящего Отца, христианин возвращается в тот же дом - но это уже дом полновластного Хозяина...
Казалось бы, читатель, после такой критики автор должен заявить о полной ненужности Церкви, выкинуть все иконы и устроить в храме конюшню для своих лошадей. Но в данном случае тебя ожидает глубочайшее разочарование, поскольку именно в лице автора ты найдёшь упорного защитника Церкви! Ибо в организме человечества одновременно живут все типы мышления, описанные нами в предыдущих главах; и не учитывать этот факт было бы величайшей глупостью!
Вдумайтесь, читатель: ещё восемнадцать веков назад неоплатоник Порфирий в своём знаменитом письме к египетскому жрецу Анебону задавал практически те же вопросы, которые мы задаём сегодня, критикуя религию. И, тем не менее, христианство со всеми его слабостями и противоречиями развивалось так, как будто таких вопросов не существовало ни у кого и никогда! Даже такое успешное антиклерикальное течение как лютеранство было успешным именно потому, что изменило лишь организационную сторону христианства, но не изменило его сути.
Такие факты говорят только об одном: наш вывод об интегральном мышлении сообщества как квази-организма и о доминирующей роли этого мышления в человеческой истории полностью этими фактами подтверждается. Высшее мышление человека также присутствует в интегральном мышлении "пирамиды" (а это символ организма человечества) в качестве движителя изменчивости, но фактором устойчивости в этом организме является мышление основной части "пирамиды". Можно сказать, что "отменив" христианство, мы "отменили" бы Европу!
С другой стороны, несмотря на поддержку Церковью "мирской" (светской) власти ("всякая власть от Бога"), существовало и существует множество примеров так называемой теократии, т.е. нахождения Церкви во главе государства. Однако, и теократия столь же подвержена действию законов развития человеческих сообществ - "органов" в организме человечества. Накопление фактора изменчивости точно так же преобразует теократию, как и любое другое сообщество. Поэтому кажущаяся противоречивость позиции автора в отношении Церкви таковой не является: как и любой живой организм, Церковь не может рассматриваться с дуалистических позиций. Вспомним ещё раз наше выражение "отменив христианство, мы отменим Европу", но теперь раздвинем его рамки до "отменив религию, мы отменим человечество", - по крайней мере, тот неповторимый организм, движущими силами которого были до сих пор философия, религия и наука.
ј5. "Спасение души" как доведение до абсолюта идеи послушания. Облагораживание несвободы через "служение".
Приступая к исследованию главнейшей христианской идеи - идеи "спасения души", нам не обойтись без рассмотрения понятий и терминов, которые мы будем употреблять в этом параграфе.
Прежде всего, что же понимается христианством под термином "душа"? здесь мы можем отметить, что христианское понятие "душа" исторически складывалось на основе двух предшествующих пониманий этого феномена - иудейского и античного, нашедшего наилучшее выражение в неоплатонизме.
Собственно иудейская "душа" есть интуитивное выражение понятия личности. Последняя, как известно, есть неповторимое соединение двух природ - телесной и смысловой, "духовной". Но часть иудеев считала, что духовная и телесная природы человека неразрывны, и со смертью человека умирает и его душа; другие же считали что душа "входит" в тело при рождении (зачатии) и после смерти тела покидает его, возвращаясь в "распоряжение" Бога.
Общеантичное понятие души никогда не было личностным, но всегда "энергийным". Античная душа была той жизненной силой, которая движет мёртвой, косной материей, оформляя её соответственно тому или иному "логосу". Поэтому существовала и душа человека, и душа животного, и душа всего мира - "Мировая Душа"; весь чувственно-смысловой античный космос был одушевлённым! Но главное - античная душа не была смертной, поскольку весь античный космос был хотя и цикличным, но вечным. И в этом античное понимание души очень близко сходилось с тем иудейским пониманием, которое считало душу неразрушимой, бессмертной.
Таким образом, христианское понятие бессмертной души оказалось основанным не только на иудейском понимании души как выразительницы личности, но в неменьшей мере и на античном понимании как жизнедвижущей, жизнетворящей силы. Произошла лишь необходимая трансформация, "притирка" этих пониманий друг ко другу в рамках единого христианского учения о душе.
Но указанные два понимания души, при всём их сходстве, породили уже внутри христианского понимания противоречие, для решения которого потребовалось создать совершенно новое учение - учение о "спасении души".
Противоречие, о котором мы только что упомянули, - это противоречие между нерушимостью, бессмертием души и "однократностью", конечностью - иными словами, смертностью мира. Несовершенный мир в иудейском, а затем и христианском понимании не может быть бессмертным, ибо бессмертие, как атрибут совершенства , принадлежит лишь Богу.
Но бессмертная человеческая душа, отягчённая первородным грехом и, следовательно, имеющая признаки несовершенства, прежде чем слиться с Богом в акте возвращения в лоно Отца, должна была пройти "очищение" от греха - и только тогда она освобождалась от несовершенства. А тут уже всё зависело от степени порочности человека, от усилий, предпринимавшихся каждым человеком в течение жизни для противодействия греховной стороне своей натуры. Эти усилия являются главным условием "спасения" души от попадания её под власть Диавола и последующего вечного наказания.
Таким образом, для того, чтобы праведная бессмертная душа не погибла при окончательном крушении мира, нужна была система сортировки душ; и она была создана авраамическими религиями под названием "Страшного Суда". Представление о Боге в человеческом мышлении сделало очередной шаг по приближению образа Бога к человеку: любящий Отец, естественным образом ставший Полновластным Хозяином, столь же естественно стал Грозным Судиёй для своего раба.
Да, читатель, стократно прав был А.Ф.Лосев, связывавший представление о Боге в человеческом сознании с развитием общественно-экономических отношений. В рабовладельческом обществе Бог не мог не быть "рабовладельцем"; вся беда в том, что таковым он остаётся и поныне, а это значит, что глубинной основой общества и поныне остаётся верховенство силы.
Что же остаётся человеку в загробной жизни в качестве "пряника"? остаётся весьма туманно прописанный рай с главным удовольствием в виде вечного безделья, - но, как ни странно, этого вполне достаточно для добывающих свой хлеб ежедневным тяжким трудом... Остаётся имеющее немаловажное значение сознание достойно прожитой жизни. Но главным для глубоко религиозного общества и человека как члена этого общества было именно "спасение души". И путь такого спасения в полной мере выразился через жизнь и смерть богочеловека - Бога, воплотившегося в личности Иисуса Христа. (Заметим, при этом, что идея богочеловечества не была достижением только христианской мысли; идея эта возникала в ходе исторического развития общества не единожды).
Саму эту идею мы уже рассматривали в третьей главе нашей работы; здесь же для нас важно место Богочеловека в учении о "спасении души". И тут нам тоже не обойтись без обращения к ситуации, сложившейся в иудаизме к началу деятельности Иисуса Христа. Иудаизм в это время не являлся однородной религией; разные течения по-разному понимали служение Богу. Именно: саддукеи видели служение исключительно в точном исполнении предписаний Закона; фарисеи искали путь спасения в молитве и внешней набожности; но ни те, ни другие не придавали никакого значения внутреннему, духовному совершенствованию человека.
И вот на этом фоне Иисус предлагает совершенно иное решение вопроса спасения души - а, значит, и достижения Царства Божия. "Люби Бога своего; люби ближнего, как самого себя; люби врага своего (т.е. человека во враге)" - для этого нужна внутренняя революция, нужно поселить Царство Божие в собственной душе - и только так возможно истинное спасение! И такой путь предлагался каждому человеку, вне зависимости от национальной и сословной принадлежности. Неудивительно, что так понимаемая идея спасения озарила человеческие умы и сердца как Божественное Откровение, а сам Иисус и поныне есть "путь и жизнь" для верующих в него.
И всё-таки мы не остановимся на этом величественном светлом аккорде в симфонии христианства. Ибо после времени Учителя наступает время учеников; после времени истины наступает время толкований истины. Дальнейшее развитие идеи "спасения души" в полной мере испытала на себе действие этого закона, и мы обязаны отследить это развитие до конца.
Как известно, упёршись в преграду, не дающую расти вверх, стебель продолжает расти вбок. Само собой разумеется, что направление его роста вертикалью уже не является. Собственно, то же происходит и с человеческой свободой, ограниченной любыми запретами, в том числе и моральными. Кризис свободы сотворённого обозначился в христианстве не только фактически, но и терминологически: вертикаль свободы заменяется горизонталью "послушания" и "служения" - понятиями хотя и высокодуховными, но со свободой имеющими весьма мало общего.
Несколько выше, говоря об условиях "спасения души", главным из них мы назвали противодействие человеком греховной стороне своей собственной натуры, т.е. ограничение её деятельности, выраженное в добровольном налагании на себя религиозных запретов. Такое налагание называется "послушанием". Но далеко не всякий верующий разбирается в тонкостях культа; а поэтому всегда есть нужда в знатоках правил, толкователях "Закона Божия", - и сии не замедлили явиться! "Служением Богу" стали называть они свою деятельность на этом поприще; большинство - совершенно искренне. Величием человеческого духа, преклонившегося перед Богом, именована отныне несвобода "послушания"; рабством духа назовём её мы - как бы ни было горько осознавать эту истину! И потому преодоление христианства есть первая и наиболее насущная задача философии новейшего времени!