Сыновья века сего в некотором роде
суть умнее сынов света
Еванг.
Что до меня человечеству?
Что я от него хочу?
К какому оно призывает отечеству?
Вечную дань заплатить палачу и мечу?
А кто они, эти палач и меч, в общем-то?
Давняя - век сей и хлыст - сволота,
Без стыда и совести, высшее общество -
Смерть. Пустота.
***
Послушайте вы, богатые, плачьте и рыдайте. Еванг. От Иакова 5.1
О как далек от Воскресенья
Корыстью оплетенный дух,
Как близок к горечи паденья,
Тогда и труд ему не друг.
Ну чем не адский это круг?
И солнце свой цветок восхода
Несет ему напрасно, зря,
Не для него плоды и всходы.
Не продлевают ему годы
Печать и рок, - его стезя.
Не для него пастель заката,
И к небу он не возопит.
И в ожидании расплаты
Богатство бременем влачит,
И меч оно ему - не щит.
Грабитель радости народа,
не знает он, где верх, где низ,
Урод, рождающий уродов,
Иуд и Иродов народа,
безумный пожиратель крыс.
И сам, как крыса на морозе
не ведает, куда бежит,
везде мерещатся угрозы,
От безнадежности дрожит
На брачном оскверненном ложе.
Но - стоп. Вдруг тот злодей и бес
На каждого из нас похожий,
Живущий в каждом из людей?
Ведь вроде как народ он тоже?
Помилуй и его, о Боже.
***
1
Через великую русскую речь
Любовь возвратится к нам.
И зазвучит как там-там
По сумеречным берегам
Живительная речь.
Отвергнув сомненья и лесть -
В том Промысел Божий поможет -
Веру спасая и честь,
Шпагу, перо и ложе.
Чтоб не погиб Белый Свет,
Новая поросль, младость
Взойдет на Ноев ковчег,
Заполнив собой этот Хаос.
2
...И только тебя не будет.
Но будут другие люди,
Улыбки, глаза и губы
Под этим небесным блюдом,
Где вод чуть соленый студень,
И он никуда не убудет.
И я, видно, Где-то пребуду.
Но это другая уж песня
О том, что я есть, был и буду.
Кому это нужно, по чести,
когда кругом грустные вести.
Но эту пурпурную осень
И эту траву золотую,
И позвоночники сосен,
И эту сторонку глухую,
И жизнь без конца и без края
Оставит тебе птичья стая.
3
А может, не надо стараться?
На все и про все знать ответ?
Есть люди, желание счастья,
Есть Бог. Есть любовь. И привет.
И кто знает цену и меру
Великого счастья людей
По пыльной дороге химеры
Брести за тридевять земель...
***
И Ной когда ковчег сюда привел,
Их было восемь, это очевидно.
Была земля безвидна и пустынна,
Когда потопный кавардак прошел.
"Мабул", с еврейского перевести, потоп,
Звучит так жутко на иврите это слово.
В нем гул и рок до ужаса бредовых
Вселенских вод, "Маим" - неудержимый ход.
"Мабул" - я перевел без словаря.
И видит Бог, не лгу, хотя контекст был ясен,
и звук его для слуха, подсознанья был так страшен,
Что не помедлил мне с ответом ум, меня храня.
*
Да, с белого начать листа
Совсем не значит Ему - много.
По-видимому, все ж Он строгий,
Хотя и щедр, и милосерд, конечно, без труда.
И все-таки Он Сущий и Его - имя рек
Любовь - не ласки при большой дороге,
Не краткий цвет пасхальных верб
И не порывы недотроги,
Но неустроенность(!) - Христа,
Хотя как Врач имел бы много
за счет такого ремесла.
"Куми", встань, дева "талифа".
Но не для денег и для крова
Он жил - для слова и Креста.
*
А нам и горя мало. Хоть нам это урок.
О воды, что небес превыше,
И сами Небеса Небес услышьте.
Пусть тот урок пойдет нам все же впрок.
А ремесло для Бога - суета.
И стало ясно, нуль оно для Бога.
Важнее качество несущего порога
Иль крепость предержащего столпа,
Иль камня, "зиждущие небрегоша".
А человечества, с ума сойти, отцы,
Семь миллиардов от восьми былинок.
Что человек? Звезда или пылинка
Непостижимой той Божественной пыльцы?
*
Итак, их было восемь там, на той горе тогда,
На Арарате, значит, А - Р - А - Р - А - Т - е. Букв шесть, три звука.
Заметь, один лишь троекратный долгий А-а-а...
Как крик пронзительный и долгий ужаса и муки
Последнего, кого вбирала бездна, глубина
Иль первого, теперь, кому внимала пустота.
И это древнее, славянское родное солнце Ра.
И можно было умереть от страха и от скуки.
И можно было жить. И Жизнь была судьба.
*
И Ной вновь воздвигает свой престол,
Избегнув волей Божией Суда.
Там, где стояла ранее вода.
И будет на земле вино и хлеб, и стол
Его потомкам раз и навсегда.
Ты был один - и вот те на,
теперь и счесть то невозможно.
Народ единственно Твой, Божий.
Желали б - было больше нас.
Но слышу предостереженья глас:
Ряди и мысли осторожно.
Разве любить и верить сложно?
Всегда достаточно здесь вас.
***
О, Исав, зачем ты продал свое первородство?
Зачем и за что!?
Поделом, знать, Иаков прибегнул к юродству,
Переодев пальто.
Я пишу все это в глубочайшей, души моей, скорби.
А почему? Не пойму, как украли.
Проиграли.
В конечном счете, мы все -
Ты, я и Горби.
В конце концов, на свете имеется нечто большее, чем сума,
Чем чечевица.
Вот и не будет срываться с крыш, сводя с ума,
Битая черепица.
Похлебка и есть похлебка, даже библейская.
И не поможет тут
Логика ни христианская, ни иудейская.
Важен дух.
Святыни не отдавай, и псам ее не бросай.
Камень - твой каравай.
Не все можно пощупать руками. Пустынный край -
твой обретенный рай.
Религия - не забава. Урок всем торгующим святостью,
вещами или идеями.
А жаль, что мы проиграли все-таки начисто,
И выкрутиться, как Исаак, не сумели.
***
Осень Мельхиседека
Памяти А. Д. Сахарова
Устал Мельхиседек. Он понял роль свою.
Он, было, думал, что он царь Селима.
Так да не так. У жизни на краю
Он понял волю неба и светила.
Владелец был он крохотной земли,
А оказалось - властелин он мира.
Не радует теперь его ничто. Ни даже лира
И танцы завезенных травести,
Как пожелал он знанье обрести.
Мечтал ли он о чем подобном в жизни,
Чтоб тяжесть царственной немыслимой харизмы -
Людское бремя - на плечах нести?
Но что-то он такое вдруг стяжал,
Что совместило труд и вдохновенье.
Он делал что-то то, о чем не знал,
Не ведая ни слова, ни прозренья.
Но дело это именно как раз и делал он,
И не совсем как бы и понимая.
Забота дня довлела его днем,
Но подлинная суть была иная.
И крохотный клочок своей земли
Не ощущал он пуповиной мира.
Трудился, ел и пил, смотрел на корабли
Фарсиса, проплывающие мимо.
"А что теперь? Как жить теперь мне с ним,
Со знаньем измененного калибра?
Мой дикий град, мой бедный град Салим,
Как оказалось, был столицей мира.
И ты - владыка мира, Боже мой,
Не только царь иль властелин сатрапий.
Как быть так может, что средь разнотравья
Пробился к небу злак совсем простой?"-
Мысль тяжела, и слово неподъемно,-
"Он - Царь Царей? Бесхитростный мужик -
Наследник тайн атлантов-фараонов,
связующий с земной божественную нить?
Есть от чего сойти с ума".
Но Божьей милостью ум абсолютно ясен,
И голова его чиста.
Свободен мозг от бабьих басен
У ожидающих Христа.
Так вот откуда был видений рой.
Ну, князь, ну царь. Да разве в этом дело?
Душа все время пела и горела,
И сердце все рвалось в какой-то бой.
Каких князей знал! Рош, Мешех, Фувал
Сулили ему веси и богатства.
Кто тайну Божью о себе узнал,
Тому пора с землею расставаться.
Он смотрит вдаль. Он видит, что незримо:
Там, в облаках, Синай, где огнь, свет и дым,
Там отблеск Купины Неопалимой,
Там возрастает Иерусалим.
И город рос. Там был Престол и Бог.
Вершил он суд, хоть люди были грубы.
И сам уже порой понять не мог,
Где обвинители, где жертвы и где судьи.
Как солнца часто не было, увы,
И справедливости и милосердья тоже,
И разума, не виделось, похоже,
Но надо сеять в видах молотьбы.
Он так тогда закон поставит смог:
Не били зубы здесь за выбитые зубы,
Не случай почитался здесь, а Бог.
И медные ему играли трубы.
И Авраам, сей странный человек,
Хоть с виду царь, но вроде как и нищий,
Пришел, чтоб от него воспринять хлеб,
И сыном чтоб благословил Всевышний.
Цивилизация как есть не Беспредел.
Бог юдоль нашу на сиротство не оставил,
Чтоб понял дольний мир: бои без правил
Не человеческий, лишь дьявольский удел.
Порою не хотелось ждать и жить.
Порою боль была невыносима.
Но надо было для чего-то просто быть.
Откуда-то являлась сила. Божья сила?
Теперь все позади. Кого теперь молить?
Уходит в ночь Царь Иерусалима.
Прощается с землей Князь мира.
Но не зима. Лишь осень. Надо жить.
Не суетись, Мельхиседек, познав театр и роль.
Тебе Создатель твой, на дело воздвигая,
Тайн не раскрыл. У Бога мысль благая
Всегда есть тайна, как ни суесловь.
Как прежде, шагом мерит землю он,
Распределяя межи и границы.
На грани откровений, интуиций
Внедряя в жизнь Божественный Закон.
*
Он - наш король.
С. Аверинцев
Харизму человеку дарит Бог.
Есть некий знак достоинства, пароль,
Чтоб бремя ближнего с любовью взять он мог,
Как Сахаров Андрей - вождь и король.
По факту, даже если власти нет
По форме, он - глава и суд всему.
Он - Божий глас, он - вышний дивный свет,
И ты без страха тянешься к нему.
Аверинцев тогда был абсолютно прав.
Он - нам король. Он - более чем вождь.
И ум какой, какой высокий нрав -
Из звездных сфер к людским страданьям вхож.
Любой из нас страной бы править смог.
И так ли уж важна сама по себе роль?
Благословение Всевышнего - единственный залог
Того, что будешь ты как царь или король.
Пускай страной рулит хоть Хохмачев,
Я уважаю всякого как власть.
Но я люблю того, над кем Покров
Царицы звезд и Божья благодать.
И я, и ты в ответе за страну,-
Вот, что сказал он сердцу и уму.
Пред тем, как встать на Божий тот Совет,
Благословил он нас на путь и свет.
...И в Бога верил как простой мужик,
Безропотно тянул тягло судьбы
И без обид на дикий топот, крик
И свист законодательной толпы.