Сыновья века сего в некотором роде
суть умнее сынов света
Еванг.

Что до меня человечеству?
Что я от него хочу?
К какому оно призывает отечеству?
Вечную дань заплатить палачу и мечу?

А кто они, эти палач и меч, в общем-то?
Давняя - век сей и хлыст - сволота,        
Без стыда и совести, высшее общество -
Смерть. Пустота.


***

Послушайте вы, богатые, плачьте и       рыдайте. Еванг. От Иакова 5.1

О как далек от Воскресенья
Корыстью оплетенный дух, 
Как близок к горечи паденья,
Тогда и труд ему не друг.
Ну чем не адский это круг?

И солнце свой цветок восхода
Несет ему  напрасно, зря,
Не для него плоды и всходы.
Не продлевают ему годы
Печать и рок, - его стезя.

Не для него пастель заката,
И к небу он не возопит.

И в ожидании расплаты 
Богатство бременем влачит,
И меч оно ему - не щит.

Грабитель радости народа,
не знает он, где верх, где низ,
Урод, рождающий уродов,
Иуд и Иродов народа,
безумный пожиратель крыс.

И сам, как крыса на морозе           
не ведает, куда бежит,
везде мерещатся угрозы, 
От  безнадежности дрожит 
На брачном оскверненном ложе.

Но -  стоп. Вдруг тот злодей и бес 
На каждого из нас похожий,
Живущий в каждом из людей? 
Ведь вроде как народ он тоже? 
Помилуй и его, о Боже.


				***

                     1

Через великую русскую речь
Любовь возвратится к нам.
И зазвучит как там-там
По сумеречным берегам
Живительная речь.

Отвергнув сомненья и лесть -
В том Промысел Божий поможет -
Веру спасая и честь,
Шпагу, перо и ложе.

Чтоб не погиб Белый Свет, 
Новая поросль, младость
Взойдет на Ноев ковчег,
Заполнив собой этот Хаос.

2

...И только тебя не будет.
Но будут другие люди,
Улыбки, глаза и губы
Под этим небесным блюдом,
Где вод чуть соленый студень,
И он никуда не убудет.

И я, видно, Где-то пребуду.
Но это другая уж песня
О том, что я есть, был и буду.
Кому это нужно, по чести,
когда кругом грустные вести.

Но эту пурпурную осень
И эту траву золотую,
И позвоночники сосен,
И эту сторонку глухую,
И жизнь без конца и без края
Оставит тебе птичья стая.

3

А может, не надо стараться?
На все и про все знать ответ?
Есть люди, желание счастья,
Есть Бог. Есть любовь. И привет.

И кто знает цену и меру                  
Великого счастья людей
По пыльной дороге химеры
Брести за тридевять земель...


***

И Ной когда ковчег сюда привел,
Их было восемь, это очевидно.
Была земля безвидна и пустынна,
Когда потопный кавардак прошел.

"Мабул", с еврейского перевести, потоп,
Звучит так жутко на иврите это слово.
В нем гул и рок до ужаса бредовых 
Вселенских вод, "Маим" - неудержимый ход.

"Мабул" - я перевел без словаря.
И видит Бог, не лгу, хотя контекст был ясен,
и звук его для слуха, подсознанья был так страшен,
Что не помедлил мне с ответом ум, меня храня.
*
Да, с белого начать листа 
Совсем не значит Ему -  много.
По-видимому, все ж Он строгий,
Хотя и щедр, и милосерд, конечно, без труда.
		
И все-таки Он Сущий и Его - имя  рек
Любовь  - не ласки при большой дороге,
Не краткий цвет пасхальных верб
И не порывы недотроги,

Но неустроенность(!) -  Христа,
 Хотя как Врач имел бы много 
за счет такого ремесла.
"Куми", встань, дева "талифа".
Но не для денег и для крова 
Он жил - для слова и Креста.

*

А нам и горя мало. Хоть нам это урок.
О воды, что небес превыше,
И сами Небеса Небес услышьте.
Пусть тот урок пойдет нам   все же впрок.

А ремесло для Бога -  суета.
И стало ясно, нуль оно для Бога.
Важнее качество несущего порога
Иль крепость предержащего столпа,
Иль камня, "зиждущие небрегоша".

А человечества, с ума сойти, отцы,
Семь миллиардов от восьми  былинок.
Что человек? Звезда или пылинка
Непостижимой той Божественной пыльцы?

  				*

Итак, их было восемь там, на той горе тогда,
На Арарате, значит, А - Р - А - Р -  А - Т - е. Букв шесть, три звука.
Заметь, один лишь троекратный долгий А-а-а...
Как крик пронзительный и долгий ужаса и муки

Последнего, кого вбирала бездна, глубина
Иль первого, теперь, кому внимала пустота.
И это древнее, славянское родное солнце Ра.
И можно было умереть от страха и от скуки.
И можно было жить. И Жизнь была судьба.

*

И Ной вновь воздвигает свой престол, 
Избегнув волей Божией Суда.
Там, где стояла ранее вода.
И будет на земле вино и хлеб, и стол
Его потомкам раз и навсегда.

Ты был один - и вот те на,
теперь и счесть то невозможно.
Народ единственно Твой, Божий.
Желали б - было больше нас.

Но слышу предостереженья глас:
Ряди и мысли осторожно.
Разве любить и верить сложно?
Всегда достаточно здесь вас.

																		***

О, Исав, зачем ты продал свое первородство?
Зачем и за что!?
Поделом, знать, Иаков прибегнул к юродству,
Переодев пальто.

Я пишу все это в глубочайшей, души моей, скорби.
А почему? Не пойму, как украли.
Проиграли.
В конечном счете, мы все -
Ты, я и Горби.

В конце концов,  на свете имеется нечто большее, чем сума,
Чем чечевица.
Вот и не будет срываться с крыш, сводя с ума,
Битая черепица.

Похлебка и есть похлебка, даже библейская.
И не поможет тут
Логика ни христианская, ни иудейская.
Важен дух.

Святыни не отдавай, и псам ее не бросай.
Камень - твой каравай.
Не все можно пощупать руками. Пустынный край -
твой обретенный рай.

Религия - не забава. Урок всем торгующим святостью,
вещами или идеями.
А жаль, что мы проиграли все-таки начисто,
И выкрутиться, как Исаак, не сумели.


***

					Осень  Мельхиседека
							Памяти А. Д. Сахарова

Устал Мельхиседек. Он понял роль свою.
Он, было, думал, что он царь Селима. 
Так да не так. У жизни на краю
Он понял волю неба и светила.
 
Владелец был он крохотной земли,
А оказалось - властелин он мира.
Не радует теперь его ничто. Ни даже лира 
И танцы завезенных травести,

Как пожелал он знанье обрести.
Мечтал ли он о чем подобном в жизни,
Чтоб тяжесть царственной немыслимой харизмы - 
Людское бремя - на плечах нести?

Но что-то он такое вдруг стяжал,
Что совместило труд и вдохновенье.
Он делал что-то то, о чем не знал,
Не ведая ни слова, ни прозренья.

Но дело это именно как раз и делал он,
И не совсем как бы и понимая.
Забота дня  довлела его днем, 
Но подлинная суть была иная.

И крохотный клочок своей земли            
Не ощущал он пуповиной мира.
Трудился, ел и пил, смотрел на корабли
Фарсиса, проплывающие мимо.

"А что теперь? Как жить теперь мне с ним,
Со знаньем измененного калибра?
Мой дикий град, мой бедный град Салим,
Как оказалось, был столицей мира.

И ты -  владыка мира, Боже мой,
Не только царь иль властелин сатрапий.
Как быть так может, что средь разнотравья
Пробился к небу злак совсем простой?"-

Мысль тяжела, и слово неподъемно,-
"Он - Царь Царей? Бесхитростный мужик -
Наследник тайн атлантов-фараонов,
связующий с земной божественную нить?

Есть от чего сойти с ума".
Но Божьей милостью ум абсолютно ясен,
И голова его чиста.
Свободен мозг от бабьих басен
У ожидающих Христа.

Так вот откуда был видений рой.
Ну, князь, ну царь. Да разве в этом дело?
Душа все время пела и горела,
И сердце все рвалось в какой-то бой.

Каких князей знал! Рош, Мешех, Фувал
Сулили ему веси и богатства.
Кто тайну Божью о себе узнал,
Тому пора с землею расставаться.

Он смотрит вдаль. Он видит, что незримо:
Там, в облаках, Синай, где огнь, свет и дым,
Там отблеск Купины Неопалимой,
Там возрастает Иерусалим.

И город рос. Там был Престол и Бог.
Вершил он суд, хоть люди были грубы.
И сам уже порой понять не мог,
Где обвинители, где жертвы и где судьи.

Как солнца часто не было, увы,
И справедливости и милосердья тоже,
И разума, не виделось, похоже,
Но надо сеять в видах молотьбы.

Он так тогда закон поставит смог:
Не били зубы здесь за выбитые зубы,
Не случай почитался здесь, а Бог.
И медные ему играли трубы.

И Авраам, сей странный человек,
Хоть с виду царь, но вроде как и нищий,
Пришел, чтоб от него воспринять хлеб,
И сыном чтоб благословил Всевышний.

Цивилизация как есть не Беспредел.
Бог юдоль нашу на сиротство не оставил,
Чтоб понял дольний мир: бои без правил
Не человеческий, лишь дьявольский удел.

Порою не хотелось ждать и жить.
Порою боль была невыносима.
Но надо было для чего-то просто быть.
Откуда-то являлась сила. Божья сила?

Теперь все позади. Кого теперь молить?
Уходит в ночь Царь Иерусалима.
Прощается с землей Князь мира.
Но не зима. Лишь осень. Надо жить.

Не суетись, Мельхиседек, познав театр и роль.
Тебе Создатель твой, на дело воздвигая,
Тайн не раскрыл. У Бога мысль благая
Всегда  есть тайна, как ни суесловь.

Как прежде, шагом мерит землю он,
Распределяя межи и границы.
На грани откровений, интуиций
Внедряя в жизнь Божественный Закон.

*

Он - наш король.
                           С. Аверинцев

Харизму человеку дарит Бог.
Есть некий знак достоинства, пароль,
Чтоб бремя ближнего с любовью взять он мог,
Как Сахаров Андрей - вождь и король.

По факту, даже если власти нет
По форме, он - глава и суд всему.
Он - Божий глас, он - вышний дивный свет,
И ты без страха тянешься к нему.

Аверинцев тогда был абсолютно прав.
Он - нам король. Он - более чем вождь.
И ум какой, какой высокий нрав -
Из звездных сфер к людским страданьям вхож.

Любой из нас страной бы править смог.
И так ли уж важна сама по себе роль?
Благословение Всевышнего - единственный залог
Того, что будешь ты как царь или король.

Пускай страной рулит хоть Хохмачев,
Я уважаю всякого как власть.
Но я люблю того, над кем Покров 
Царицы звезд и Божья благодать.

И я, и ты в ответе за страну,-
Вот, что сказал он сердцу и уму.
Пред тем, как встать на Божий тот Совет,
Благословил он нас на путь и свет.

...И в Бога верил как простой мужик,
Безропотно тянул тягло судьбы
И без обид на дикий топот, крик
И свист законодательной толпы.