Вздох...резкий, словно после того что ты не дышал столетия...И снова тишина. Лишь через несколько мигом снова слышен звук резко вбираемого воздуха.Два кусочка малахита после краткого раздумья показывают себя свету и раздаётся шорох ресниц. Шхххр.Шхххр-веки снова сомкнулись не желая раскрываться. Нет ни одной мысли. Абсолютная пустота. Шхххр, шхххр-раз... шхххр-глаза на этот раз точно открылись. Лишь несколько секунд малахит отражается, в мраморной когда-то, коже и глядит на маленькую точку находящуюся ближе к локтю чем длинный порез с некоторых местах выраженный особо. Приподымается голова и взгляд упирается в другое запястье, зеркально отображающее прошлое но без той крохотной точки. Что это?Улыбка?Нет, это блики света так легли, улыбки не было. Шхххр-Глаза снова закрываются и мозг пронизывает первая мысль - "Жива...", с этой первой мыслью приходит и боль, всё тело пронизывает судорога и сердце болезненно сжимается словно от страха, что тело приютившее его может в миг разлететься на тысячи осколков. Боль исходит именно от этой мельчайшей точки, потом переходит к порезам, разливаясь словно пролитый эль. Следующая точка- все шрамы, один под правым коленом-самый большой не дающий шевельнуть ногами, второй-над левым запястьем и левый же локоть просто разрывающие руку на куски и не дающие таким образом пошевелится второй руке. Третий-голова, над правой бровью вверх не доходя до волос, когда скрывающийся под чёлкой а теперь открывшийся всем, маленький но пронизывающий до самого мозга и через него словно через чёрную дыру, врываются остальные мысли, тысячами, миллиарды, способные удержатся разом лишь в этой голове, большая часть которых не касается ничего что хоть отдалённо касалось бы тела в котором находятся сейчас. Тишина...кажется на миг тело привыкает ко всей боли обрушившейся на неё. Чёрные волоски на правой руке и белые на левой подымаются дыбом, словно от негодования. Чёрно-белая, такое прозвище было в жизни этого тела, один из не многих знаков которые принесла память в это тело. Кап. Кап. Что это?!Кровь?!Опять?!Взгляд резко бросается на запястья но не видит крови на них и тут среди прочей вереницы мыслей сознание ловит одну которая нужна в этот момент-во рту привкус крови. Взгляд обращается на белоснежную ткань и видит капли крови, только что вылившиеся из её рта. Вот теперь губы кривятся в улыбке, именно кривятся, эти губы не способны улыбнутся нормально, они умеют лишь искривляться в подобие, жестокое подобие улыбки.
На общем фоне мыслей похоже начинает отображаться ещё и музыка, тысяча мелодий складывается в одну и тело словно подчинясь музыке, начинается подыматься, боль только усиливается но тело не реагирует, эту боль чувствует только оно, а на него давно нет никому никакой разницы. Пальцы ноги, только дотрагиваясь до пола тут же рвутся обратно от холода пронизывающе отозвавшегося во все ноге. Пересиливая подругу вторая нога всё же касается пола так же корчась от боли, немного погодя первая присоединяется к подруге. Похоже они живут своей собственной ненавистной жизнь, но не могут пожаловаться и им приходится исполнять желания памяти.
Тишина...
Память приказывает повиноваться лишь методом боли и сделав шаг, тело снова может хоть немного успокоится, сев. Безумный танец памяти продолжается и руки ищут среди вороха бумаг, тот свиток который требуется. По пути ладони отбрасывают любые препятствия а раны на запястьях снова начинают кровоточить оставляя кровавые следы, так же как струйка изо рта всё тянется вниз, капая с подбородка и ударясь о пустоту, до которой памяти нет дела. Вот целая стопка бумаг, с чем, с рисунками драконов, сотня листов изрисованных драконами летит вниз и у половины из стопки глаза начинают гореть алым цветом а её половина получает кровавую чешую. Вторая скреплённая стопка, летит вниз и разрывается на части устилая пол стихами, больше сотни...Стихами которые никогда бы никогда не увидел и стихами которые достойны по мнению памяти лишь сожжения и по мнению существ живущих в этом мире - высшей награды. Пальцы отбрасывают всё встречающееся на пути, пальцы которые коротки и скрючены, абсолютно не красивые, скорее напоминающие пальцы птицы увенчанные острыми и не красивыми когтями. Пальцы предназначенные совсем не для того чем их пытаются заставить сделать. Они натыкаются на нужный свиток с на миг замирают после чего тянут его за собой к краю и оставляют. Левая рука лезет куда-то вниз и достаёт чернильницу, ставит на поверхность деревянного стола и пальцы с цепляя крышечку открывают чернильницу. Правая в тот же миг тянется и достаёт золотое с чёрным перо и макает его в чернильницу. Стряхивает каплю и ложится на свиток. Скрр-перо повинуется и начинает писать вслед за неуклюжими пальцами.
Родинки увенчающие левое запястье с тыльной стороны руки начинают светится тусклым рыжим светом. Пять...и лишь если присмотреться можно увидеть остальные завершающие рисунок, более маленькие и неприметные однако не мало важные. На миг они слишком ярко вспыхивают, занося под кожу боль словно от 5 тончайших порезов иглой. И словно отзываясь на зов два шрама, начинающиеся у лопаток и тянущиеся вниз до поясницы, вспыхивают, только не светом, а болью. Из кровоточащего рта вырывается стон боли, но память не даёт телу даже шевельнуть головой так как малахит прикован к пергаменту на котором что-то старательно выводит перо. А Шрамы на спине начинают проступать хоть никогда и не были видны простому взгляду, теперь же шрамы ярко видны и словно вырываются на свободу из под кожи. А из них словно открывая двери себе на проход вырывается кровь. Мышцы на спине ходят ходуном требуя прекратить муку, но памяти всё равно. Родинки же потеряли всякое сходство с остальными своими собратьями и теперь словно пытаясь разорвать кожу сверкают огнём, словно 5 маленьких свеч под кожей. Боль же на спине не прекращается, а только с каждым мигом уносит за собой всё больше сознания с каждой каплей льющейся крови. Тысячи капиллярных сосудов лопаются и из под кожи, словно изнутри ран начинает литься свет. Через миг, лишь через миг из ран словно жестокие черви начинают лезть перья, пальцы не в силах сдержать эту муку в судорогах сжимают одна-перо, а вторая-угол стола, но сдержать боль они не могут и противостоять памяти что бы прекратить боль они тоже не могут. А перья всё лезут, некрасивые лишь приносящие боль перья на тонких косточках которые лезут оттуда же. Глаза затмевает темнота, глаза но не малахит который продолжает взирать на работу пера и словно никак не обращая внимание на боль. А из под ран родившихся из шрамов начинают вылезать уже более большие кости разрывая кожу спины уже далеко за пределами прежних шрамов и причиняя уже более невыносимую боль от которой так хотелось бы уйти потеряв сознание, но память цепко держит его. С каждой новой костью вырывающейся из ран, все внутренности тела содрогаются и готовы вытечь из тех же ран, но их словно что-то держит. А перья, такие страшные, горящие жёлтым-ядовитым пламенем которое становится цвета дорого золота, которое не стоит тех денег, и погрязшие под кровью на каждом пере. Вот последняя кость выходит и похоже встаёт на своё место, они скрепляются с лопатками и закрученные кости крыльев наконец занимают данное им по закону место. Память торжествует она соединяет свою сущность с прошлой сущностью и теперь она почти вернулась туда где ей так навилось где она была существом а не памятью. А тело страдает в муках. Миг, и крылья, до этого лежащие бесформенной кучей на полу, выпрямляются и медленно, словно торжествующе подымаются к полку, и упираются в него так и не расправившись на всю длины. Тогда они начинают стремится в разные стороны и снова не хватает места. Крылья негодующе всхлипывают, резко свернувшись и развернувшись от чего вся кровь бывшая на перьях разлетает мириадой капель по стенам, потолку, по всему, по тем рисункам, по тем стихам навсегда погребляя их под собой. А крылья всё таки не могут развернутся в этом маленьком пространстве и память подчинясь их желанию отрывает малахит которые устремляет свой блеск на крылья. Наверное существа живущие в это мире решили бы что они прекрасны-успевает подумать сознание но эта мысль мгновенно срывается словно осенний лист и уносится в череду остальных которые никогда не вернутся, потому что они становятся лишь частичками памяти, а память тут управляет всем. Малахит тускло сверкает при свечении исходившем то крыльев и голова склоняется словно в поклоне сначала левому крылу, потом и правому.
Тишина...
Сознание начинает медленно уходить, а малахит снова устремляется к свитку. Приблизившись к написанному малахит довольно мигает и память позволяет руке опустить перо. На ладони видны раны от того как сильно она держала перо пытаясь превозмочь боль спины. Но боль не кончилась, нет. Память приказывает ногам подняться и раздаётся стон, исходивший от ног, они не способны сдержать тот вес которые принесли с собой крылья. А перья лишь с каждым мигом начинают всё ярче сверкать и становится всё прекраснее и причиняя этим всё больше боли, забирая силы на свой блеск у тела. Ноги выдерживают лишь из-за того что если они подкосятся они знают что боль будет ещё хуже и они медленно, едва шевелясь несут тело и крылья к окну. Взгляд малахита вниз и жестокая усмешка, кровь почти прекратилась, но сейчас из потресканных губ с новым резким движением снова начинает капать кровь. Усмешка-памяти, а не тела. Память знает то чего не знает тело и не знает сознание. Память резко выталкивает тело вперёд и веки непроизвольно зажмуриваются из-за страха перед той болью как сейчас влонзятся тысячи осколков в и без того израненное тело. Но крылья успевают раньше тела прикрывая его собой и стекло вместе с деревом просто плавится под натиском крыльев за какую-то сотую мига. Крылья успевают снова отпрянуть за спину, а каждое движение причиняет немыслимую боль, но тело не успевает что-то сделать так как память выталкивает его в образовавшийся проём и тело с радостью осознаёт что мчится вниз-навстречу концу от этой боли. Но нет!Крылья расправляются перед самым выходом от боли и тело взмывает ввысь вместе с крыльями. Память словно дразнит тело, которое только в этот миг полёта осознаёт что крылья и оно теперь одно целое.
Свист ветра в ушах, а воздух больно давит на крылья прогибая их под собой, скорость с которой тело несётся между облаков слишком немыслимая что бы не причинять боли. Полёт не может быть без боли-подсказывает память и сознание принимает эту подачку как голодный зверь. Но только видимо еда была отравлена. Сознание начинает с бешенством искать другие мысли, а все они в заложниках у памяти и память торжествует она раскрывает объятья и сознание кидается в эту бездну.
Больше нет различие между телом и крыльями, больше нет различий между памятью и сознанием, всё снова слилось в одно, всё снова стало единым. Снова крылья свистят так привычно, снова золотой блеск не слепит глаза а малахит не кажется инородным телом. Осталась лишь боль, но вот перед глазами разворачиваются простору из-за облаков, ты видишь океан и бескрайнюю зелень, замки и деревушки, всё это проносится под тобой и ты наблюдаешь за этой совершенной жизнью. За жизнью которая имеет смысл.
А на пергаменте среди прочих бумаг и ветра который разносит всё это по миру вслед за тобой написано лишь несколько фраз "Каждый будет там, где он захочет, а смерть не придет пока не поймёт что тело достойно прибыть в то место. Смерть не болезненна-а вот вернутся туда больно. И ты не поймёшь что умер пока не почувствуешь боли которая разорвёт тебя на куски, а после этого подарит ТВОЕМУ сознанию радостное забвение и не подарит память.Лишён жизни тот, кто не отдал память когда стоило и которому выдалось жить вместе с памятью.