Мартышкин увидел Кроманьонцева и, дико обрадовавшись своему давнему школьному товарищу, которого он ласково тогда окрестил "австралийцем", энергично замахал ему ладошкой. Кроманьонцев, в свою очередь, заметил приближающегося в развеселую припрыжку Мартышкина и, испугавшись своего давнего школьного мучителя, который безжалостно честил его "австралийцем", спрятался за старушку. Однако та вскоре ушла домой печь оладьи, предоставив скрюченную фигуру бедного Кроманьонцева возликовавшему взору отчаявшегося было Мартышкина.
"Ну здравствуй, Илья Ананасович! Австралиюшка!, - задорно выпалил Мартышкин, мгновенно оказавшись на расстоянии крепкого рукопожатия от приятеля, и тут же кардинально изменился в лице - Тьфу ты, пропасть, да вы никак не Кроманьонцев, а совершенно незнакомый мне тип!"
Лже-Кроманьонцев (вытянувшись в полный рост, расправив плечи): Согласен. Кроманьонцевым тут и не пахнет. (Пауза). Да и вы, к слову, не Мартышкин, а абсолютно посторонний субъект.
Лже-Мартышкин (меланхолично): И то верно!
Лже-Кроманьонцев (собираясь уходить): Ну, дружище, пора и честь знать. Домой мне надобно - дети плачут, супружница рыдает.
Лже-Мартышкин (с участием): Ваши сумки выглядят угрожающе тяжелыми. Могу подсобить, ежели изволите.
Лже-Кроманьонцев (беря сумки, отправляясь в путь): Нет надобности - сами с усами!
Лже-Мартышкин (оставшись в одиночестве, грустно): На нет и суда нет!
Так и расстались два незнакомых друг другу человека, что, собственно, никого не должно удивлять.