Поставив книгу на полку, Лилиан на мгновение задержала дыхание, после чего тихонько, с ноткой удовольствия в голосе ахнула. Как же ей это нравилось! Наблюдать за тем, как книга, очередная для большинства, но для нее - единственная, неповторимая, уникальная, плавно входит в щель, образовывающуюся меж собратьями-подругами и, после еле уловимого для человеческого слуха нежного перезвона, она - уже на месте и более неотличима от других. И только полупрозрачная волна, всегда иного цвета радуги, пробегающая по всем корешкам книг, умещавшихся на полке, становилась чем-то вроде остаточного эффекта, указывающего на то, что к тысячам страниц, разделенным переплетами, присоединилось еще пару сотен.
Около недели тому назад, хотя, возможно, с того времени пролетело и две, Лилиан обнаружила - и это стало для нее настоящим открытием - что книги на стеллажи Лоритан можно ставить-возвращать в любом порядке и не беспокоиться - в следующий раз, стоит лишь того пожелать, ты отыщешь необходимый том вовремя и в любом доступном месте. До сих пор седьмая эйда не переставала этому удивляться. Но выяснилось, что подобное выверт-правило касается и мориктолни, шкатулок, в которых хранились толники. Их с полок, бесчисленных, уходящих вверх, в сумрак куполообразного потолка и балок, могла брать и возвращать обратно только седьмая эйда. Если посетитель желал взять мориктолни с третьей полки, эйда ее доставала. Для этого ей даже не приходилось забираться на лестницу. И, удивительным здесь оказывалось то, что посетитель, коснувшись подушечкой большого пальца левой или правой руки углубления в месте, соединявшем крышку и коробку мориктолни, внутри непременно находил свой толник - Дневник, хотя седьмая эйда и помнила, что накануне поставила шкатулку с Дневником этого самого человека в совершенно иное место - кажется, на восьмую полку, вон туда, да.
Осталось три книги, о которых Лилиан совсем позабыла, хотя и держала их в руках. Она отрешенно смотрела на книги стеллажа, расположенного перед ней, и думала одновременно обо всем и ни о чем. Мягкий свет в Лоритан, приятное бормотание Роберта, навеки заключенного в натти, светящемся вытянутом цилиндре, который она про себя называла не иначе, как "колбой", осторожные шаги по истертым плитам пола запоздалых любителей что-то почитать действовали на девушку успокаивающе, навевая дрему. И когда ее бодрым голосом окликнул старший эйдин, она даже немного испугалась, нервно дернув плечами.
- Неужели тут кто-то решил поработать? Поразительно!
Девушка обернулась. Сергиус, скрестив на груди руки, стоял в трех метрах от нее и насмешливо ухмылялся.
- Разве запрещено? - хмыкнув, отпарировала Лилиан. - Уже ведь... - она полезла в карман, за часами.
- Только половина шестого, - опередил ее старший эйдин.
- Конечно, половина. До Второй Зари меньше тридцати минут. А что, у кого-то сегодня чересчур веселое настроение?
- Слоны повержены, свечи зажжены, - торжественно произнес Сергиус и, приоткрыв рот, хотел прибавить что-то еще, но, заметив недоуменный взгляд зеленовласки, тут же плотно сжал губы.
- Слоны? Свечи?! - Лилиан не смогла сдержаться.
Сергиус опустил глаза, криво и как-то глуповато ухмыльнулся и подошел к натти. Протянув руку вперед, он осторожно провел ею по холодному стеклу, тем самым потревожив Роберта. Несмолкающий оратор медленно повернулся к парню, и их глаза встретились. Прижав правую руку к сердцу, Роберт поклонился. Когда он вновь выпрямился, на его благородном лице с точеными чертами Лилиан прочла глубокое уважение и сияющую радость. Чем была не просто удивлена, а шокирована! И тут же почувствовала, как что-то внутри кольнуло ее сердце - проявление то ли ущемленной гордости, то ли ревности, а, может, и зависти. Роберт никогда не одаривал поклоном ее! Странность, которую стоит принять, но не пытаться найти ее разгадку.
- Ты, сдается, хотела о чем-то меня спросить? - Сергиус более не касался натти и теперь смотрел на девушку, прямо, спокойно и внимательно.
- Я? - ему удалось застать ее врасплох. Опять!
- Да, сегодня после обеда.
- Ах, тогда! - ну, не сейчас же, дуреха! Ага, так и спроси - а чего это вы с Робертом сюсюкаетесь?
- Я... хотела узнать, когда мне можно будет послушать шепот книг.
- Шепот книг? - старший эйдин изумленно хмыкнул. - В любой день, кроме субботы.
- А что в субботу?
- Отзвуки детского смеха наполняют книги сарфи. И если кто-либо, будь то простой посетитель-читатель или сама седьмая эйда, потревожит их, то обречет себя на вечную игру полутонов, которая не доведет до света.
Слова Сергиуса, сказанные в обыденном, лишенном двусмысленностей тоне, произвели на Лилиан впечатление - где-то она уже это слышала.
- Тогда я остаюсь сегодня. Чтобы послушать шепот книг, - сказала она вместо того, чтобы выяснить источник только что услышанного.
- Хорошо, я сообщу о твоем решении Сори Кингу. Можешь не спускаться, а после Второй Зари - готовиться, - Сергиус коротко кивнул и, обойдя натти, ушел в сторону Коритан, к своему любимому и драгоценному учителю.
2
Отзвуки детского смеха... Звучало так романтично, неестественно прекрасно! Лилиан проводила Сергиуса задумчивым взглядом, затем окинула мимолетным взором весь Лоритан и удалилась в Моритан. Но потом ей пришлось вернуться - поставить на место те три книги, которые она все прижимала к себе и о которых совершенно позабыла.
В отдалении два раза пробили "часы Трехбашья" - огромнейших размеров гонг Торо, о котором Лилиан знала только понаслышке, и каждый раз, а вернее дважды в день, в девять часов утра, когда Торо гулко и тревожно отбивал Первую Зарю, и в шесть часов вечера, во время Второй, девушка задавалась вопросом: где именно находится Торо - на крыше, в неком сокрытом от посторонних глаз зале или в сырых, заросших мхом подземельях, окутанных непроглядной тьмой? И кто ежедневно поднимается или опускается к нему, чтобы с точностью до секунды указать начало и завершения цельного дня? Сори Кинг? Сергиус? А, может быть, гонг Торо действует автоматически, как электронные часы? Электронные часы?! Что это еще такое?! Воспоминание!.. Плоский прямоугольник со светящимися на нем цифрами, вокруг - какие-то кнопочки. Ну, надо же!..
Лилиан присела в одно из кресел Моритан и погрузилась в раздумья. Лампа в причудливо разукрашенном абажуре светилась только на ее столике. Все остальное пространство третьего зала начинали неспешно окутывать сумерки, пока еще робкие, полные разбавленной фиолетовой тьмы. По правде говоря, в самом верхнем зале Трехбашья никогда и не было особо светло, его высокие своды постоянно тонули во мраке, под столиками, за креслами, у стеллажей и в складках тяжелых штор, скрывающих проходы на галерею, гуляли тени. А когда горело большинство ламп, такое бывало не часто, но все же, тени замирали, притворялись спящими, лишенными былой силы, но никто не сомневался в их окончательной победе. Несмотря на сумрачность, в Моритан всегда было тепло и свежо, сырость ощущалась уже в галерее, возле Морфиуса.
Часть стеллажей, расположенных в восточной стороне зала, освещал вытянутый прямоугольник нежно золотистого солнечного света, проникавшего в зал сквозь раздвинутые шторы. Лилиан любовалась мориктолни, ненадолго вспыхивающих во всей красе, изумрудно переливаясь и серебристо поблескивая, в сиянии светового луча. Взгляд девушки затуманился. Сама того не замечая, она погрузилась в коридор солнечного света, и в нем ей привиделась та единственная надежда, которая еще теплилась где-то в глубине ее души. Луч казался воплощением ее самой, навеки и безвозвратно утраченной, живой памяти, которую так нагло удалили-вырезали из ее духовного тела подобно тому, как хирург удаляет аппендицит из тела физического. Вот только память - не аппендицит. Боль физическая проходит, как только успокаиваются клетки, но боль духовной утраты не утихает никогда.
Лилиан почувствовала, как увлажнились ее глаза, и шмыгнула носом. Поймав себя на столь непростительной слабости, для которой сейчас не было времени, девушка резко встрепенулась, провела руками по лицу, словно умываясь, помотала головой и сделала несколько успокаивающих глубоких вдохов-выдохов. Хоть это ей иногда помогало.
Она поднялась и подошла к центральному столу, принадлежавшему ей и старшему эйдину. Лампа у кресла, в котором она сидела, погасла, а стоявшая на столе - загорелась. Внимательно осмотревшись по сторонам - а вдруг кто затаился в углу и поджидает, чтобы выскочить, напасть и обезвредить ее, а заодно и план будущих действий! - Лилиан размеренными движениями достала из кармана брюк часы, чернильник и два листочка бумаги, один квадратный и совсем крошечный, другой побольше, свернутый вчетверо и несколько помявшийся, наверное, от столь неудобного для него хранения в чьем-то кармане. Последний листочек она взяла у Сергиуса, под предлогом составить перечень нескольких книг, о чем ее, якобы, попросила одна из посетительниц. Старший эйдин вроде бы ничего не заподозрил и поделился с девушкой бумагой, хотя и прибавил, с ноткой сарказма, что ей, мол, пора бы обзавестись собственными письменными принадлежностями. Этим, пообещала себе девушка, она непременно займется, но чуточку попозже. Глянув на часы, исправные, тихонько тикающие и показывающие девятнадцать минут седьмого, Лилиан отложила их в сторонку. Затем взяла квадратный листочек и пробежала взглядом по написанному. В нем значилось два адреса мастеров письменных дел и еще одно предложение, не имеющее к предыдущим записям ни малейшего отношения. "Ответы найдешь в книгах" - гласило оно и было написано впопыхах, немножко криво, но вполне разборчиво. Написано рукой Вирджинии.
О листочке и его содержимом Лилиан вспомнила только сегодня рано утром. И только потому, что решила провести ревизию в собственной сумочке. Там-то, на самом дне, и был обнаружен указанный объект. Увидев его, Лилиан невольно вспомнила все, до мельчайшего, события воскресенья и впервые пожалела о том, что помнит. Ибо это воспоминание вызывало чувства, далекие от светло-прекрасных. Клубок смешанных ощущений, со временем становившихся ядовитыми, переживаний, отягощающих, вызывающих страх, стыд, уныние и непередаваемую грусть, без каких-либо предупреждений распухал в самом центре ее естества и давил, давил, давил.
Все утро четверга Лилиан ломала голову над последним предложением в записке подруги. После продолжительных изнуряющих мыслепроцессов девушке удалось прийти к некоторым выводам, которые, как она надеялась, ей удастся проверить на практике вечером. Зеленовласке было известно, что книги, имеющиеся в Коритан и Лоритан, между собой разнятся, и не только тем, что вторые могут заболеть "синдромом люстратизма", но и, вероятно, своим содержанием. Ведь книги из зала первой башни любой мог взять домой на продолжительное время, даже навсегда, а вот лоританские были доступны к прочтению только в стенах Трехбашья, вынести их было абсолютно невозможно. Вероятно, эти специфические особенности все-таки имели хоть какое-то отношение к поведению Вирджинии в тот злосчастный день и ее незавершенным поискам. Лилиан еще надеялась разгадать эту тайну.
Но сегодня она намеревалась последовать прямому совету подруги, а именно - найти ответы в книгах. Осуществить подобный замысел, с точки зрения девушки, возможным было только в полном одиночестве (Роберт был не в счет) и лишь среди книг Лоритан, хотя Лилиан и не исключала возможности того, что поиски заведут ее и в первую башню. Но просто так остаться в Трехбашье было нельзя, посему пришлось поднапрячь память и вспомнить о неком "слушании шепота книг". Лилиан честно призналась, что смутно помнит, в чем именно заключается то "слушание", но ведь не это было важным, а то, что, сославшись на него, можно было остаться одной на целую ночь (!) в огромном Трехбашье. Лилиан побаивалась, что Сори Кинг не поверит в ее рвение "помедитировать в царстве мыслей, заключенных в книгах, дабы обрести покой, уверенность и достичь прозрения" (сдается, таковым был смысл "слушания шепота книг") и неожиданно заявится в самый неподходящий момент, дабы застукать свою дорогущую седьмую эйду на горячем. Но девушка старалась отгонять от себя подобные мысли, взамен думая только о собственной выдержке и о том, что ей непременно повезет и, быть может, уже завтра она вновь станет полноценной личностью и сможет выбраться отсюда, если понадобится.
Лилиан спрятала квадратный листочек в карман, засунув его как можно глубже. Присев на краешек холодного стула и даже не поморщившись, настолько ей удалось собраться и сосредоточиться, она развернула второй листок бумаги, положила его перед собой и, вооружившись чернильником, приготовилась писать. Через пару минут на нем появилось три предложения-вопроса. Они звучали так: Что поможет мне вернуть память? Как мне вырваться из заколдованного круга? Как узнать, что было до "точки отсчета"? Вопросы она придумала еще в обед и бережно вынашивала их в голове, совершенствуя, но не решаясь при случайных свидетелях запечатлеть на бумаге. Пришлось дожидаться вечера.
Лилиан проглянула написанное еще раз, ведя чернильником от слова к слову, затем пронумеровала вопросы. Убрав в карман второй листочек и карандаш, она уселась поудобней, сложила руки и принялась ждать. До семи часов вечера оставалось каких-то тридцать пять минут. Зеленовласка не знала, как долго остается в Трехбашье дядюшка Кинг, но подумала, что уж после семи он точно должен уйти, домой или куда там еще. Ему ведь тоже нужно питаться, отдыхать и спать.
Минуты проходили, но слишком медленно, словно дразня девушку. Но Лилиан не поддавалась на провокацию и терпеливо ждала. Ни о чем серьезном думать не хотелось, потому она размышляла о том, с какой стороны лучше подойти к стеллажам, с какой полки взять книгу, на какой странице открыть.
Наконец секундная стрелка в очередной раз пересекла цифру "12", подтянув за собой и минутную. Наступило семь часов вечера.
Лилиан поднялась, захватив с собой часы и бумажку с вопросами, выпрямила спину, с силой выдохнула воздух и, прошептав: "Я готова", направилась в Лоритан, стараясь не задевать кресел и столиков, чтобы не шуметь.
Во втором зале было пусто. Приглушенным серебром светились стеллажи. Роберт, прикрыв глаза и сложив на груди руки домиком, бормотал себе под нос что-то бессвязное, купаясь в ненавязчивом голубоватом свете, частично озаряющим и зал Лоритан. Внимательно наблюдая за отдыхающим оратором, Лилиан обошла "колбу". Кажется, Роберт ее не заметил. Вот и хорошо. Убрав часы в карман, девушка тихонько присела на плиты пола, подобрав под себя ноги. Затем предусмотрительно оглянулась, но Роберт не обращал на нее никакого внимания. Тогда все внимание девушка сосредоточила на книжных полках. Десятками рядов убегали они вверх, каждый корешок, толстый, тонкий, обтянутый кожей, тканью или картоном, с золотистым, серебряным тиснением или просто выведенным чернилами названием по-своему был прекрасен, отличался от других, не нарушая при этом общей гармонии. Лилиан так бы и продолжала сидеть, любуясь ими, погружаясь во все более глубокие, тягучие размышления и, быть может, ей даже удалось бы услышать "шепот", но сегодня была поставлена иная цель и следовало действовать незамедлительно.
Поднявшись, Лилиан ступила на ближайшую к стеллажам плитку пола и прошептала: "Риспайо". И тут же всплыла в воздух на полупрозрачном, но удивительно прочном двойнике каменной плиты. Подобное "парение" увлекало и забавляло девушку не меньше, чем колодец Морфиус, танец листвы белолиста, подхваченной ветром или же мистическое пение Полуночной.
Подплыв к седьмой полке снизу, Лилиан протянула руку и коснулась одной из книг. Риспа, т.е. плита, остановилась. Придирчиво осмотрев каждую книгу на полке и ни одну из них не облюбовав, девушка пристукнула по поверхности риспы два раза носком левой ноги, обутой в туфлю с пряжкой, и плита, мгновенно отреагировав, не спеша двинулась влево. Чем сильнее девушка сосредотачивалась, высматривая, какую бы книгу взять, тем сильнее терялась. Минув еще две полки, она решила положиться на удачу и, закрыв глаза, вытянула вперед руку, кончиками пальцев касаясь шероховатых корешков. И тогда ей повезло. Вдруг по телу пробежал легкий озноб, словно подул прохладный ветерок. Риспа остановилась, и Лилиан, открыв глаза, ухватилась пальцем за корешок книги и сняла ее с полки. Притопнув левой ногой всего лишь раз, девушка подождала, пока спустится на твердые плиты пола, и только тогда стала рассматривать выбранную книгу. Абсолютно черная, в кожаном переплете, без какого-либо тиснения, она, можно сказать, мало радовала глаз. Но выбор был сделан.
Лилиан достала листок с вопросами, который машинально засунула в карман во время парений-поисков, и мысленно прочла первый вопрос. Бумажка вновь отправилась в карман, а девушка, взяв книгу обеими руками и прижав краем переплета к кончику носа, еле слышно спросила: "Что поможет мне вернуть память?" и, зажмурившись, резким движением раскрыла книгу. Затем указательным пальцем вслепую выбрала строчку текста, и только затем посмотрела на нее. И прочла следующее: ""Зачем я здесь? Что ищу?" Руки мои пусты. "Может быть, наверху?" Там, на чердаке, яблоки. И снова вниз; в саду все недвижно, только книга соскользнула в траву...".
Книга выпала из рук девушки, недовольно прошелестела в воздухе раскрытыми страницами и, упав на пол, после гулкого хлопка закрылась. Лилиан инстинктивно прижала обе руки к грудной клетке, пытаясь утихомирить обезумевшее сердце, унять дыхание, мгновенно ставшее сбивчивым, неравномерным, словно она без подготовки пробежала два десятка километров, и теперь казалось, что единственный оставшийся выход - упасть мертвым грузом на холодные истертые плиты и не дышать, не думать, не жить. Коленки затряслись, ноги подкосились, будто бы стройное тело девушки вмиг потяжелело килограммов на тридцать. Лилиан все отступала и отступала назад, оглушенная бешеным буханьем собственного сердца, ошеломленная, не понимающая, что с ней такое творится. И вдруг натолкнулась на книжный стеллаж, и по ее телу, покалывая и неприятно раздражая, пробежал разряд. Лилиан встрепенулась и отскочила в сторону. Книги, всего лишь подобным образом защищавшие себя, помогли девушке придти в себя. Еще несколько потраченных минут, и она была в порядке, не полном, но удовлетворительном. И тогда поняла, что вызвало столь буйную реакцию. То, что было прочтено. Пара предложений, всколыхнувших ее разум и тело.
3
- Какая дерзость! Ты не седьмая эйда! Ты не пришла слушать шепот книг! Твои помыслы - ужасны и низменны!
Лилиан невольно вскрикнула и чуть не подскочила на месте, так напугал ее неожиданно раздавшийся за спиной недовольный голос. Похолодев от страха, девушка боялась даже шелохнуться, как будто если она перестанет двигаться, обладатель голоса подумает, что ему почудилось. Замерев, Лилиан лихорадочно перебирала в мозгу сохранившиеся звуковые копии голосов всех уже известных ей людей. Но ни один не подходил под тот, который так напугал ее! Поэтому, через силу решившись, Лилиан медленно повернулась и увидела... парящего в невесомости, с угрюмо-недовольной гримасой на лице якобы дремлющего Роберта!
Страх тут же отхлынул, как морская волна от берега во время отлива, и зеленовласка, быстренько собравшись, уставилась на оратора не менее угрожающе. Вот только сердце продолжало тихонько ныть, как от пережитого, так и от настороженности и недоверия перед мужчиной в "колбе".
- А что это вдруг тебя заинтересовала моя личность? И откуда тебе знать, слушаю я шепот книг или нет? У меня, к твоему сведению, есть личные, улучшенные подходы к выполнению обязанностей седьмой эйды! Если тебе что-то не нравится, я могу завтра же уйти из Трехбашья. И тогда посмотрим, как на это отреагирует дя... кхм, Сори Кинг, - тот факт, что Роберт не имеет возможности выбраться из натти и как следует отчитать, а то и отлупить девушку, придавало ей еще больше уверенности.
Роберт молчал, тщательно обдумывая каждое слово, произнесенное седьмой эйдой. Его пышные брови были сдвинуты к переносице, губы плотно сжаты, седые волосы взлохмачены.
- Хорошо, юная леди, - минуту спустя произнес Роберт, прочистил горло и, смерив девушку с ног до головы оценивающим взглядом, продолжил: - Я не стану уведомлять уважаемого Сори Кинга о вашем непростительном поступке. Я вынужден пойти на этот явный обман, но только с одним условием, - добавил он, и его глаза лукаво блеснули.
- С каким же? - осторожно поинтересовалась Лилиан.
- С таким, о, прекрасная дева, не ведающая теней, что вы позволите мне беспрепятственно делиться с вами всеми горестями и бедами, невзгодами и Гру-у-устными вздохами, а также радостями и удачами, улыбками и влюбленностями и...
- Это что, шантаж? - перебила его Лилиан с негодованием.
- О, нет! И какая же наглость! - Роберт не смог сдержаться и нервным движением руки коснулся сначала бровей, а потом волос, словно смахивая с них несуществующие пылинки. - Сие не есть шантаж, юная леди. А всего лишь призыв к взаимопониманию и дружбе! - торжественно закончил он.
- Всего лишь дружбе? Я тебе не верю. То есть ты утверждаешь, что не сдашь меня дядюшке...
- Сори...
- Да, да, Сори Кингу, если я всего лишь буду выслушивать твои бре.. твои душеизлияния?
- А я с удовольствием и почтением выслушаю крики твоей души. Все верно, прекрасная дева, не знающая теней.
- Перестань меня так называть! Да, и почему ты так выражаешься? Почему я... дева без теней?
- Ибо ты и есть та дева. Дева, о которой говорилось... - проговорил он и внезапно умолк. Его взгляд тревожно забегал, а пальцы правой руки начали нервно теребить нижнюю пуговицу шикарного бархатного сюртука цвета августовской листвы, окутанной сумерками.
- Ты чего-то недоговариваешь, - сказала Лилиан, четко произнося каждое слова и неотрывно глядя на смутившегося Роберта.
- Роберт, не молчи! Проклятье! Проклятье и замшелый олух! Говори!
От ругательств девушки Роберт скривился и весь как-то сжался, но промолчал.
- Ладно, я принимаю твои условия. Думаю, в рабочее время я найду для тебя минутку-другую. И сейчас же перестань корчиться!
И Роберт перестал. Выпрямился, расправил плечи и вновь стал солидным, благородным и непревзойденным оратором.
- Благо приходит одно, когда его не ждешь, тени исчезают в Полдень, услышавший призыв, растворится в полночь.
- Что... это такое?
- Моя клятва, - чуть погодя с изумлением ответил Роберт. - Теперь твой черед.
- Мой? - теперь удивилась Лилиан, но, желая как можно скорее отделаться от назойливого оратора, чтобы продолжить поиски, с таким же торжественным пафосом, придумывая на ходу, произнесла: - Память не вечна, она не вернется в мир, окутанный отчаянием, свечи тают, и бутоны роз увядают в полночь.
- Мы обязательно подружимся, - мягко сказал Роберт и улыбнулся. Неужели ему понравились мои слова? Затем, грустно вздохнув, он напоследок промолвил: - Чтобы ты сейчас не искала, не забудь то, что будет найдено, - и, более ничего не объяснив, он отвернулся от девушки и погрузился в сон, при этом продолжая напевать непонятную мелодию.
Интересно, а кто в этом го... в Телополисе не корчит из себя чудака? - подумала Лилиан. Понаблюдав за Робертом какое-то время и убедившись, что тот успокоился и более не потревожит ее, она повернулась обратно к книжным полкам, чтобы продолжить поиски. И тут заметила валявшуюся на полу книгу. Подняла ее, сохраняя осторожность, которая, оказывается, никогда не помешает, и раскрыла где-то посередине. Ей хотелось отыскать то место, которое она прочла, которое так напугало ее и которое она не запомнила. А следовало бы! Совет Роберта мог оказаться очень даже дельным. Но к превеликому удивлению и последовавшему за ним недовольству, Лилиан не нашла в книге не то, чтобы то самое место, нет, она не обнаружила в ней вообще каких-либо следов текста, печатного или, на худой конец, рукописного! Книга была пуста, девственна, как младенец! Однажды, вспомнила Лилиан, с ней такое уже случалось. И касался тот случай потрепанной книги, найденной в саду, которая теперь служила ей Дневником. О чем тогда шла речь? Тогда, под цветущей благоухающей липой? Неужели о яблоках? Но, увы, это все, о чем она могла вспомнить.
Посему, дабы не разводить пустые разговоры с самой собой, пришлось поставить опустевший том на одну из полок и продолжить поиски. Оставалось еще два вопроса.
Чтобы отыскать вторую книгу, Лилиан решила пройтись. Обогнув натти, она остановилась у противоположной стены с книжными полками. Можно было еще раз довериться интуиции, но зеленовласка чувствовала, как мелко дрожат ее руки, а в груди, в области сердца, ощущается тугой ледяной комок сжатого страха. И позволить ему разбухнуть и разорваться было никак нельзя. Тогда Лилиан решила, что выберет ту книгу, у которой будет самый красивый и дорогой корешок. И такая, к радостному изумлению девушки, сыскалась почти сразу, на одной из ближайших полок. Толстая, в широком переплете из выделанной тончайшей кожи, выкрашенной в охристо-бордовый цвет, с длиннющим, но, к сожалению, неразборчивым названием, тисненым и золотисто-алым, книга дарила тепло и выглядела солидно и почтительно. С улыбкой на устах Лилиан четким голосом произнесла второй вопрос из списка и раскрыла книгу. Приметив, что попала на 238 страницу, она выхватила взглядом несколько предложений и принялась их читать: "1. От истории о том, как вам однажды посчастливилось встретить морского змея, меня всегда клонит в сон. 2. Меня никогда не клонит в сон, если только я не слушаю что-нибудь совсем неинтересное. - История о том, как вам однажды посчастливилось встретить морского змея, совсем неинтересна".
Присев, Лилиан опустила книгу на пол, пригладила раскрытые страницы, чтобы они не стали перелистываться, и, вынув из кармана брюк чернильник с большим листком бумаги, разборчивым почерком записала три попавшиеся ей предложения. За этим занятием она окончательно успокоилась, усмирив тугой клубок страха в груди. Когда чернила подсохли, девушка сложила листок пополам и, прижав его карандашом, оставила на полу. Подозревая, что и эта книга станет девственно чистой, как только она откроет ее во второй раз, Лилиан, тем не менее, захотела убедиться в этом. Захлопнув книгу, она чуток обождала и вновь ее раскрыла. И не ошиблась. Текст испарился, словно его там и не было, оставив сотни страниц, изнывающих от гладкости и белизны.
Остался последний вопрос. И последняя книга.
Лилиан захотела подняться высоко-высоко, нет, не под самый потолок, там все-таки было страшновато, а немножко пониже, и выбрать одну из книг, окутанных извечным сумраком, надеясь, что таким образом ей удастся хоть как-то повлиять на изменения, произошедшие с двумя предыдущими томами, и которые, предположительно, могут настигнуть и третий.
К сожалению, ее надежды не оправдались. Лилиан забралась на риспа так далеко, как только позволила ей смелость и долго кружила в пространстве, то влево, то вправо, стараясь думать только о цели, а не о том, как холодно на самом деле под куполом Лоритан, и о тех дивных мелких светящихся пылинках, кружащихся в пространстве как будто по заданной траектории.
Наконец третья книга была выбрана. Небольшая, простенькая, ничем особо не примечательная, если не считать потемневшего рисунка на тонкой обложке, изображавшего какого-то человечка в окружении то ли животных, то ли таких причудливых растений, на фоне древнего города, да замусоленных краев страничек. Поначалу эта книга показалась знакомой Лилиан, словно она уже брала ее с полок и, возможно, даже читала. От странного чувства, что книга ей чем-то близка, девушка не смогла отделаться и тогда, когда спустилась вниз. Но прояснить это чувство-воспоминание ей так и не удалось, поэтому, не мешкая, Лилиан перешла к делу. Произнеся вслух оставшийся вопрос и напрягшись от возникшей неловкости и легкого озноба - хоть бы все то не повторилось! - наугад раскрыла том.
""Я никогда никого не убивала, домик сам упал, - всхлипывала Дороти. - Даже вы, великий и ужасный, не можете справиться с этой злой волшебницей. А мне такое разве под силу? Если б я даже и захотела - как я ее убью?! - Не знаю, - ответила Голова. - Но это мое последнее слово. Пока колдунья жива, не видать тебе ни дяди, ни тети. Помни, она совершила немало зла и должна быть уничтожена. Ступай и не возвращайся, пока с ней не покончишь"".
Кропотливо и неспешно, чтобы ничего не упустить, Лилиан записала на листок бумаги каждое слово. И тут ее озарила догадка. Ну, конечно же! Дороти! Так звали ту девочку, о приключениях которой она однажды в субботу читала детишкам из Дома Радости! Они тогда так заслушались, словно взаправду отправились вместе с маленькой героиней и ее друзьями в великое путешествие по стране - как ее там? - Оз! Да, это удивительная сказка. Вот только Лилиан так и не дочитала ее, даже до половины. А надо было бы! Просто чтобы узнать, чем все закончится. А чем завершится ее путь? Куда приведет? К какой такой Голове или злой колдунье? Именно это, а также все, что имеет к ее поискам отношение, и следует выяснить. Как можно скорее, пока она еще - анормальна.
Не удержавшись, Лилиан провела эксперимент и с третьей книгой. И он провалился, хотя, наверное, в данном случае можно было сказать, что удался. Открыв книгу во второй раз, девушка не нашла каких-либо упоминаний о Дороти и ее сотоварищах, хотя на обложке в размытых формах продолжали красоваться их изображения. Все это могло означать только одно - пора было собираться домой.
Вернув книгу в Лоно Матери, то есть на одну из ближайших книжных полок, Лилиан спрятала в карман вещи, осмотрелась, все ли в Лоритан в порядке и, обнаружив, что уже полдевятого, заторопилась к выходу из Трехбашья. В Коритан было тихо - огромное кресло дядюшки Кинга пустовало, Флеменус спал крепким сном, потрескивая дровами и озаряя величественный зал отблесками-тенями разноцветных снов.
Выйдя на свежий воздух, Лилиан ощутила приятный прилив бодрости.
Часть длинного пути была преодолена.
Далеко-далеко на западе горизонт озарялся предзакатным золотом.
Тени отражаются в зеркалах, но тают в полуночный полдень.