В деревню Барское-Рыкино наша семья из соседней деревни Удельное-Рыкино переехала последней, было это зимой 1947 года. Долгое время я привыкал к новым местам, знакомился с окрестностями, в дальнейшем у меня это пришло в привычку.
На краю нашей деревни, слева от дороги, ведущей на ферму, располагался ток, куда с полей свозились снопы. Здесь из них выбивали зерно, которое затем очищали от мусора с помощью веялок, приводимых в движение передачей от коногона, представляющего собой в центре большой металлический круг, от которого отходили три длинных жерди, с их помощью круг приводился в движение лошадьми, погоняемыми ребятишками.
Позднее, когда появились комбайны, необходимость в этом току отпала. Мы ребятишки бегали по полю за комбайном и просили покататься на прицепе, куда сваливалась солома, которую мы разбрасывали граблями равномерно по прицепу, стоя на площадке. Но это было уже в школьные годы.
Когда на токе работали веялки, стоял сильный шум, кругом было очень пыльно. Веялки приводились в движение лошадьми, с помощью приводного механизма, основной частью которого является большой металлический круг, под ним находились шайбы передач. К кругу прикреплялась длинные жерди, их-то и толкали лошади.
Ребятишки очень любили кататься, сидя на этом кругу. Вот так однажды, сидел на этом кругу мой дружок Амосов Саша, на нем был длинный плащ, который и попал в шайбу передач и стал плащ накручиваться на вал. Как не кричал мой дружок, в шуме никто его не слышал.
Меня в этот раз на токе не было, я был в соседней деревне у бабушки. Родители сильно испугались, отец стал искать меня, я ушел не доложившись, за что мне сильно и попало.
Смерть дружка потрясла меня, еще долго я не мог оправиться после этого события. Семья Амосовых была большой, остались ещё 3 брата и сестра. С одним из братьев, Владиславом, мы были одногодки, с ним мы дружили, пока учились в школе семилетке. Он уехал работать в город Ковров, где работали его старшие братья.
Последняя моя встреча с ним была в 1992 году на автобусной станции в Вязниках. После многих лет разлуки при встрече мы сразу узнали друг друга. У него, оказывается, умерла жена, сам он перенёс инфаркт, был на инвалидности. Дочь его училась в университете. Во время встречи он всё оглядывался по сторонам, как будто кого-то ждал. И, действительно, его пришла проводить женщина, оказывается, это была наша землячка из нашей деревни. Была она младше нас, в своё время для меня она была детворой, которую я не очень даже различал по лицам, фамилия её Протасова.
Дом их стоял как раз напротив нашего деревенского колодца. Повторно он с ней встретился на встрече односельчан, которая по традиции бывает на Троицу. Живёт она в Вязниках, работает в школе учительницей. Судьба моего дружка во многом показательна и многое говорит о душевном состоянии моих односельчан, которые остались на всю жизнь родными. На встрече односельчан мне не удалось ни разу присутствовать, времени, когда они собирались, не было совсем. Однажды, уж совсем собрался ехать на встречу, но, было время сенокоса, пришла разнарядка нам оказывать шефскую помощь совхозу, надо было ехать в луга. Поездка моя сорвалась.
На похоронах Саши Амосова первый раз в жизни я был на деревенском кладбище, поросшем молодыми березками, расположенном на высоком бугре слева от дороги перед Станками. В каждый свой приезд в деревню я всегда держал путь мимо этого кладбища. Взгляд невольно поворачивался в его сторону.
На этом кладбище похоронен мой дед, отец моей матери. Умер он, когда родился я, мать ещё была в роддоме, а вот где его могилка, родственники, к сожалению, не запомнили, время было такое, потом умерла бабушка. К этому времени она жила у нас, надо было нянчиться с младшей сестрой. Тогда в деревне детских садиков не было, родители почти всё время были на работе. Когда бабушка заболела, пришлось мне ухаживать за ней и присматривать за сестрой. Можно сказать, умерла бабушка у меня на руках. Позднее похоронил на этом кладбище я и отца, к этому времени мать лежала там уже 28 лет. Смерть матери меня потрясла, как это всё было, помню до сих пор.
На всю жизнь мне запомнился Новый 1954-й год и мои последние зимние школьные каникулы, учился я в это время в 7-ом классе. На Новый год из школы, тех, кто хорошо учился, повезли на Новогоднюю ёлку в районный центр Вязники, в торжественной обстановке вручили нам каждому подарок, ими мы были не избалованы. Назад привезли нас в Станки, когда было уже темно, мне тогда ещё не было 14-и лет. В деревню шел я один, трусцой бежал мимо кладбища, с опаской поглядывая в его сторону, как будто предчувствуя что-то, и мои опасения вскоре неожиданным образом сбылись.
Дома, конечно, были расспросы о том, что было на празднике. Потом были зимние каникулы.
В это время мать работала в колхозе дояркой и простудилась, заменить её было некем, больная ходила на работу, крыша на ферме была худой, ветер гулял по помещению, где были коровы, работать приходилось в развязку, то есть с непокрытой головой. Пришла мать с утренней дойки с сильной головной болью. Отец побежал за фельдшером, это было 4 километра в один конец, затем искал транспорт. При мне мать потеряла сознание, мечась в постели от боли, и я ничем не мог помочь своей матери. До вечера мы не могли найти транспорт, чтоб отвезти её в больницу, а класть надо было срочно. Положили её в больницу в посёлке Мстёра, так я впервые познакомился с этим посёлком. Всю неделю мы с сестрой оставались дома одни, отец не отходил от постели матери. Каждый день нас навещали родственники из соседней деревни.
Помню, как через неделю, привезли гроб с матерью, то, что я испытал в то время, было просто неописуемо. Во время похорон, на кладбище, которое находилось в 3-ёх километрах от деревни, нас с сестрой не взяли, была пурга. Вышел из дома я раздетый и смотрел, как устанавливали гроб на сани. Так отец инвалид остался один с двумя детьми на руках.
Простудившись, и после потрясений я заболел и в школу пришёл только в апреле после весенних каникул. Меня так потрясла смерть матери, что я до 30-ти лет не мог посещать могилу матери.
Зимой меня несколько раз навещали ребята из класса, приходили они к нам в деревню вместе с классным руководителем Алексеевой Валентиной Алексеевной, после окончания института мы были её первым классом.
За время болезни многое пришлось передумать, ведь через полгода решалась моя судьба, мне нужно было делать первый в своей жизни выбор, выбор своего пути в этой жизни. Оставаться в деревне я не мог, хоть всей душой любил деревню. Были внутри меня какие-то неосознанные мной стремления к чему-то пока неизвестному.
Рисовать я любил всегда, часто ходил я по окрестным полям и лесам, любовь к природе жила во мне с самого рождения. В своих друзьях этого я не замечал. В школе я всегда оформлял стенгазеты, этим пока и ограничивалось моё прикосновение к искусству. В деревне никаких кружков не было. Прислушиваясь к своему внутреннему зову, решил я идти учиться на художника. Весной мне на глаза попалась газета, в которой извещалось о наборе учащихся в художественную школу в посёлке Мстера, это в 12 километрах от деревни.
Все, что было летом после окончания семилетки, мне не запомнилось, все было как в тумане. Наверное, помогал отцу по дому, дел было много. Надо было засаживать огород, полоть, косить и сушить сено, следить за сестрой. Да, мало ли чего ещё надо было делать, в марте мне уже исполнилось 14 лет.
В начале июля мы с отцом отправились во Мстеру подавать документы в художественную школу. Этот день я запомнил на всю жизнь, он предстоял быть трудным. Это было начало дороги, оказавшейся длиной в человеческую жизнь, по которой я иду и сейчас, хотя живу, далеко от тех мест.
Вышли мы из дома часов в семь утра, путь предстоял дальний, только в один конец 12 километров, это идти пешком часа два с половиной в один конец. Дорога вначале шла улицей в сторону Станков, затем сворачивала влево, проходила между деревенской школой и током, ещё одним. Позади школы был небольшой подъём, поднявшись на него, у тебя за спиной внизу оставалась и школа и деревня.
Преодолевая этот небольшой подъём, у меня в памяти непроизвольно вспоминались школьные годы.
В нашей деревне была начальная школа, где учились 4 года, ученики были из двух деревень - Барское-Рыкино и Удельное-Рыкино. В двух деревнях было около 60-и домов. Детей было много, приходилось учиться в две смены. Учитель был на все 4 класса один, и уроки вел с ними со всеми одновременно. Бывало, сделаешь задание и, от нечего делать, смотришь на постригшие наголо и склоненные над тетрадями головы своих товарищей, слушаешь то, что проходят в других классах, как правило, интересовали старшие классы, но иногда приходилось заниматься и повторением пройденного материала, обративши своё внимание на младшие классы. Очень оригинальная, не лишенная смысла, форма обучения, возможно, сейчас в связи с уничтожением деревень и нехваткой учителей, в наше мирное время данная форма обучения где-то может опять оказаться востребованной к жизни.
Постриженные наголо головы тоже навевают на размышления, все как один тогда боролись с педикулёзом, тогда эта болезнь называлась вшивостью, и тогда это явление было понятно, население воспринимало его спокойно и боролось с ним активно. Сейчас эта зараза свалилась на общество неожиданно, и случаи заболевания для родителей оказались просто катастрофическими, особенно для детей первоклассников. Что говорить, это было неожиданностью и для меня, прожившего достаточно длинную жизнь, никогда такого размаха этого явления в своей жизни не встречал. Никто не застрахован сейчас от этого заболевания. При советской власти, кажись, с этим явлением было покончено навсегда. Много и других заболеваний, ушедших в прошлое, опять стали поражать общество. Это наглядно говорит о заботе власти об обществе.
Первый мой учитель, Запевалов Александр Васильевич, был нашим дальним родственником, который жил в селе Станки, он воевал, ранен был в ногу, перебиты были сухожилия, хромал. В школу приходилось делать 4 километра в один конец, 4 - в другой. Впоследствии он перешёл работать в город Ковров директором детской колонии.
Учился я хорошо, учеба давалась легко. Первые 4 класса отец меня контролировал. В первых классах особенно у меня хорошо шел русский язык и чистописание, этому предмету почему-то в то время уделяли большое внимание. Подчерк у меня был просто полиграфический. Однако хорошо шла и математика, большую роль в этом сыграл и отец.
Отец был человеком активным, без дела сидеть не мог, как сейчас говорят, вредных привычек не имел, правда, курильщиком был заядлым. Для меня по этой части никаких запретов не было, меня за это он не ругал. Когда пойдем в лес за грибами или за ягодами, он сам мне предлагал закурить. Я иногда закуривал, иногда отказывался, так как после курения тошнило, и кружилась голова. Курить я так и не научился, и пить тоже, и здесь для меня не было запретов, мои же дружки все потом курили и пили. Я учился в это время в младших классах. Сейчас иногда хочется напиться, но не могу, а теперь и не на что. Организм алкоголь не принимает, зато начал портиться характер, да, здоровья и без этих привычек не прибавилось.
В деревне отец пользовался авторитетом, часто избирался депутатом Сельского Совета. Аккуратно выписывал газеты. В это время на руках людей было много облигаций, регулярно проводились розыгрыши, но проверить свои облигации все не могли. Многие приходили к отцу за помощью, но делали они это не регулярно, поэтому отец на почте брал подшивки газет с таблицами розыгрышей и ходил по соседним деревням проверять облигации у желающих, делал он это абсолютно бескорыстно. Нашел он много выигрышей, срока давности по выигрышам тогда не было.
Ходил иногда по ночам утихомиривать пьяных деревенских дебоширов, когда прибегали женщины искать у него защиты, не было случая, чтобы кто-то на него поднял руку. Ему всегда удавалось уговорить мужей, как бы они не были пьяны, наутро же они приходили извиняться перед ним.
Зимой он ходил в сельскую библиотеку, много читал. Я любил рыться в книгах отца, здесь же лежали религиозные книги, оставшиеся после бабушки. Часто я их перелистывал, а, став взрослее, некоторые читал вместо сказок, как сейчас помню, особенно я предпочитал чтение жития святых, религиозным после такого чтения я, конечно, не стал. Привлекали моё внимание подшивки журнала 'Нива', они были особенно интересны своими необычными картинками и чем-то напоминают современные страницы сайтов в Интернете.
Были у отца в библиотеке и другие книги, это были уже его книги. Заполнилось своими красными переплётами краткое собрание сочинений В.И. Ленина и один томик 'Вопросы ленинизма' И.В.Сталина, 29-ого года издания. Эти книги сохранились у меня до сих пор.
Собранием сочинений В.И. Ленина я пользовался, учась в университете. Были два тома 'Капитала' Маркса, на страницах его двух томов сохранились отметки, сделанные уже мной. Издание книги было тоже тех же лет. О Сталине в то время не вспоминали совсем. Отношение к нему было всегда особенное, и до сих пор его личность, как в стране, так и в мире вызывает много разногласий. Книга его лежала у меня и ждала своего времени.
Отец моей жены, был во время войны разведчиком, вернулся с войны инвалидом, ранение у него было в ногу, поступил учиться в институт. И будучи уже студентом, был репрессирован и отсидел срок во Владимирской тюрьме. История эта была непонятная и сейчас уже покрыта мраком неизвестности, в то время об этом много не говорили. После смерти был он реабилитирован. Как рассказывает моя жена, возвратившись из тюрьмы, он частенько украдкой читал труды Сталина. Жаль, в беседах с ним при его жизни, мне не удалось понять причины такого его интереса. - На какие вопросы он искал ответа в произведениях Сталина? В то время этот интерес вселился и в меня и дремал до поры до времени.
Вспоминается, в свете этого интереса, по телевидению была встреча внука Сталина и внука Молотова. Не помню, о чём конкретно шёл разговор в передаче между собеседниками, только запомнились в конце передачи последние слова внука Сталина. Он сказал, что в личности Сталина много неясного, личность его непонятна, но всё ещё впереди, мир ещё вернётся к его деятельности и его деятельность повернётся к человечеству совсем другой стороной. Я в этом с ним абсолютно согласен.
Сейчас я твёрдо могу сказать о неизбежности для России революции 1917-ого года, могу сказать о причинах возникновения 1-ой Мировой войны и 2-ой Мировой. Современные историки этого не могут понять до сих пор.
Революция, диктатура - всё это время они не сходят со станиц журналов и газет, дикторы радио и телевидения, разные аналитики, постоянно вращаются вокруг данных понятий. Поневоле эти вопросы начинают занимать и тебя, но я не привык на веру принимать мнения других людей, всегда у меня было желание в спорных вопросах разобраться самому и я, кажется, близок к разгадке этой тайны.
Позднее, когда уже не стало Советского Союза, обратился к трудам Сталина и я. Почти моей настольной книгой в последнее время стала книга Сталина 'Вопросы ленинизма'. Не зря считали его лучшим популяризатором произведений Ленина. Часто я заглядываю в этот томик сейчас, меня особенно интересуют вопросы реставрации капитализма в России. В книге Сталин этому вопросу уделял особое внимание, и по большому счёту он не ошибся в своих опасениях.
Опасность, по его мнению, подстерегает нас из рядов высшей партийной и хозяйственной номенклатуры. Что и случилось, - опасность именно оттуда и пришла.
Очень много было книг у отца по деталям машин ткацкого производства, отец был специалистом ткацкого производства, были учебники по математике, некоторыми я пользовался, учась позднее в школе рабочей молодежи. Запомнился учебник по математике Киселева.
Особенно часто брал в руки я учебник Смирнова по высшей математике, и мной всегда овладевало какое-то смутное чувство сожаления, неужели мне не будет дано понять эти учебники.
Желание их понять и чувство сожаления, сыграли решающую роль в выборе моей основной профессии математика, которой я посвятил всю свою жизнь. При моей жизни достижения математики стали проникать во все сферы человеческой деятельности, она превратилась из дисциплины развивающей мышление, в движущую силу современного общества.
Но, проживши жизнь, могу сказать, такие профессии не приносят материального благополучия и самостоятельности. Но они были необходимы для страны, осваивающей наукоёмкое производство. Люди затрачивают много сил на образование, да, и позднее, и сама выполняемая работа была трудна, не каждому доступна, учиться приходиться всю жизнь, а твоё начальство по своему интеллекту всегда было на много ниже тебя и ты вынужден быть у таких людей в подчинении. Я же вырос человеком независимым, никогда не плыл по течению. Руководители в общении со мной всегда испытывали затруднение и, в конце концов, им это надоедало, и мне всегда представлялась полная свобода действий. Тем более, как в специалисте, они во мне были уверены всегда.
Сейчас бы, с высоты прожитых лет, в жизни я стал бы придерживаться совсем другой тактики по устройству своей жизни, но какой-то рок руководил моими принимаемыми в жизни решениями.
Но, как и история, жизнь человека не имеет сослагательного наклонения и у каждого есть своё предназначение, только вовремя его надо понять и следовать ему. Кажется, для себя я его, то есть своё признание, понял в 50 лет. - Не поздно ли? Нет. Раньше этого нельзя было сделать, не созрел для этого я, не созрели для этого условия как внутренней, так и внешней политики нашего государства, и, вообще, международной жизни. В этом предназначении пригодился весь мой жизненный опыт.
Волки всегда на почве своих корыстных интересов, которые они сразу понимают, сбиваются в стаи, а интеллигентные люди раздроблены и их меньше, у них всегда находятся проблемы, мешающие им договориться друг с другом, всегда находятся какие-то противоречия. Поэтому победу в сражении всегда и одерживают волки, у которых всегда всё просто, не надо знания высшей математики.
Реванш сейчас взять трудно, сознание людей засорено основательно, человек в этом сложном мире оказался без ориентиров, без компаса.
Своё предназначение я вижу в том, чтобы всем честным людям дать этот компас, вселить в людей уверенность в правильности избранного пути, по освобождению от мусора и сорняка нашего сознания, дать для этой борьбы силы и уверенность в своей правоте, знание этого многократно увеличивает силы.
Разработкой этих ориентиров я занимаюсь все последние 20 лет.