Живой человек, времён перемен, с его мыслями, думами и чаяниями во всех речах политиков отсутствует, есть только какой-то статистический манекен, подобие человека, о котором говорят, будто жуют жвачку. Живой человек отдан на растерзание крючкотворцам, бюрократам, юристам и экономистам, статистам и пишущей братии, - мутантам нового поколения, вытягивающим из человека последние жилы.
Палач отсутствует в нашей жизни, нас окружают хорошие и добрые люди, все считают себя жертвами, все страдают, кто от недостатка денег, а кто - от избытка. Вот оно основное достояние демократии, - виртуальность существования стала основным изобретением новых политиков.
В отличие от 1992 года сейчас научились хоронить, да, и не мудрено, при таком количестве покойников. Хоронят уже не в гробах, взятых напрокат, и не в целлофановых пакетах, как в 1992 году, этот ритуал превратился в своеобразный бизнес. До сих пор в ушах стоит плач бедных родственников, которые из-за отсутствия денег не могли забрать тела своих близких из морга. Сейчас от безысходности, люди вынуждены отдавать требуемые деньги, помогая, друг другу последними копейками. Только здесь, как нельзя лучше, понимается, что человек дороже любых денег. И это понимание эксплуатируется соответствующими структурами, до какой степени дошло наше общество, при наших реформах из людей вымывается всё человеческое.
В полный рост перед обществом встала сейчас проблема бедных и богатых, созидателей нового мира, между ними-то и разворачивается основная борьба современности, которая настойчиво направляется в русло борьбы между нациями.
Все пекутся о нашем здоровье и о нашем благополучии, но только почему-то в многострадальной России на полях, исстрадавшихся по рокоту моторов тракторов и комбайнов, растёт всё больше количество крестов, а леса возвращают себе, когда-то завоёванное у них, жизненное пространство. В наше время новые леса появлялись только благодаря стараниям лесника.
Летом, все леса вокруг моих двух деревень зарастают черникой, собирающей и накапливающей в себе в лесной непроглядной глуши лечебный эликсир для глаз.
Такой же лесной дорогой в любое время суток не один год ходил на работу и мой дед. Сейчас дороги этой, возможно, уже и нет, поглотила её лесная трава и кустарник, которые так и ждут, когда человек отдаст им своё пространство. Дороги и деревни живы человеком и погибают они одновременно.
Перед выходом из леса, ты пересекаешь газопровод, после этого, повернув почти под прямым углом, пройдёшь немного перелеском, и взору открывалась первая деревня - Удельное-Рыкино.
Последнее время домов в деревне оставалось немного, но деревня была видна, и это согревало душу при каждой встрече, - всё-таки она была ещё жива. А, тут, сразу при выходе из леса, дорога обрывалась, и вместо деревни открылось передо мной поле подсолнухов. Это был для меня удар, к которому я не был готов, - не думал я, что так быстро отживёт моя деревня.
Так я потерял свою первую Малую Родину, благодаря которой я выжил во время войны, выпавшей на долю моих односельчан, когда стар и млад, вносили свою лепту в нашу Великую Победу.
Вспомнились далёкие детские годы. Все ждали возвращения с войны своих родственников, но вернулись не многие. Помню соседа бабушки, который вернулся в деревню без ноги, помощник в деревне был из него плохой, вскоре уехали они из деревни жить ближе к железной дороге.
Частенько видел я соседа сидящим на берегу этого пруда, иногда бывал он навеселе, изредка и купался, я с удивлением наблюдал за тем, как человек может жить без ноги, для меня маленького мальчика это было ново, частенько он нам с ребятами рассказывал про войну.
Незавидная судьба постигла и вторую мою Малую Родину - деревню Барское-Рыкино.
В предпоследний мой приезд сюда увидел я деревню, глядя на которую, невольно наворачивались на глаза слезы. При виде всё новых явлений, открывающихся у меня перед глазами, из груди иногда вырывались даже рыдания. Кругом была безмолвная пустыня, видеть и слышать меня никто не мог, от этого ещё больше сжимало горло, и душили слёзы. Был я в это время уже взрослым солидным мужчиной, весом в 93 килограмма, такая вот комплекция досталась мне от моего деда. Там, где когда-то была деревня, паслось стадо, съедая и выбивая копытами последнюю траву, вдали гудел мотоцикл, это помощник пастуха поехал на центральную усадьбу за бутылкой. Никакой романтики пейзаж уже не навевал, хотя так же светило солнце, и дело шло к вечеру.
На левой стороне дороги, при входе в деревню, сохранились еще три дома, зияя глазницами пустующих окон, крыши были разворочены, дворы - развалившиеся, огороды заросли сорняком, а, ведь, участки были когда-то культурными и разработанными, злостных многолетних сорняков не было. Откуда что берётся? Над созданием таких почв потрудилось не одно поколение деревенских жителей. Это были дома Гудушиных и Горячковых, у нас половина деревни были с этой фамилией.
В этой жизни я оказываюсь гонцом, за которым рушатся мосты и деревни, дороги зарастают бурьяном. Эти разрушения приближаются ко мне всё ближе и ближе, наступая на пятки, я уже слышу шум рушащих домов и деревень, - это гибнет уже наша Большая Родина.
Помню, с какой горечью и скорбью провожал я в детстве умерших стариков и семьи, которые покидали деревню, как будто от сердца отрывалось что-то родное, чутким детским нутром предчувствовал я гибель деревни, и вот это событие свершилось.
Полынь стала господствующей 'культурой' на огромных российских просторах. Теперь уже другая музыка стала звучать в душе, - музыка Бетховена, неоконченная симфония Шуберта.
С гибелью деревень мы потеряли человека земледельца, остались только динозавры, доживающие свой век в каменном мешке, пренебрежительно именуемым теперь "хрущёвкой", если повезло адаптироваться в городе. Приходится только с тоской наблюдать обрушивающиеся на городского жителя проблемы, в деревне человек никогда не пасовал перед ними. Все мы вышли из деревни и не стыдимся этого.
С гибелью деревень нарушились доверительные отношения между животным и человеком, к животным, и не только, стали относиться как к скотине, превратившейся в орудие, производящее молоко и мясо, и человек от этого стал грубее. Сколько раньше было нежности в обращении хозяйки со своими подопечными! Безвозвратно в прошлое ушла профессия - жить и работать на земле. Что об этом говорить, отношение между людьми изменилось в худшую сторону.
Всё идёт сверху, - изменилось отношение власти к своему народу, об этом наглядно говорят инициативы власти по улучшению демографической ситуации в стране, о повышении рождаемости говорят как об увеличении поголовья скота. - Мысль эта не моя.
Народ в деревне был музыкальный, особенно женщины, настоящие танцоры и певуньи. Я, правда, в себе таких способностей не замечал. Про таких, как я, говорят, что медведь им на ухо наступил, но слушать музыку я очень любил, впоследствии, полюбил слушать вот и классическую музыку, особенно симфонии, к чему пристрастил и своих друзей, правда, не деревенских.
Не полюбить же песни военных лет, песни нашей молодости, невозможно, сейчас это та же классика. К сожалению, современная молодежь этого не понимает, возможно, это оттого, что они не замечают окружающей их красоты. Оно и понятно, её стало меньше, и слишком прагматичной растёт молодёжь, что, вдобавок ещё, и культивируется, особенно по телевидению, песен много, а петь и слушать нечего. Мои воспоминания будут ей непонятны, для нас это воспоминания, для страны это история, которая сейчас настойчиво выравнивается плугом бульдозера, чтоб ни бугорка не осталось от нашего проклятого социалистического прошлого, чтоб нам не хватило денег на скромное надгробие на нашей могилке.
Пришлось мне увидеть современные дороги, ведущие к моей деревне такими, какими они не были даже во время войны, когда все окрестные леса были заняты войсками. Танков тогда было достаточно, но дороги оставались не разбитыми и поля не помятыми. Тогда берегли каждый квадратный метр земли, окрестный пейзаж многие годы оставался неизменным, внушая человеку незыбленность его завоеваний.
Дорога, ведущая к моей деревне, называлась Аракчеевкой. Внутри каждой берёзовой аллеи были глубокие колеи от колес большегрузных тракторов, поросшие полынью выше человеческого роста. Тракторов сейчас уже нет, но колеи остались до сих пор, глина до сих пор хранит слепки их следов.
С нависших веток соседних деревьев на голову кидались какие-то насекомые, каких в этих лесах раньше не было. Ими оказались крупные клещи, которых население окрестило - лосиные. Хорошо, что они были крупные и легко обнаруживались, не успев спрятаться в волосах и напиться крови. Выяснилось, что сидят они на ветках и ждут табун коров. Когда не стало моей деревни, в её окрестности стали гонять пастись скот с бывшей центральной усадьбы совхоза.
Сейчас необъятные наши просторы стали беззащитны перед опустившейся на нас темной силой, уничтожающей на своём пути остатки следов человека на земле, агрессивная молодая поросль отвоёвывает и захватывает всё вокруг. На наших глазах разворачивается вечная борьба природы и человека. Весь остальной мир теперь дышит кислородом, выделяемым полынь-травой, покрывшей пепелища наших русских деревень.
Последнее время взору открывается совсем неприглядная картина, говорящая о развале, о потере своего хозяина. В сельской местности дорог совсем не стало, не то, что на велосипеде, пешком стало невозможно пройти, угадываются только следы заблудившихся машин, и те сорняк старается скрыть от попавших сюда по ошибке ног пешехода, скрывая их от взора под волнами падающих грив сорняка.
Колдобины да ямы украшают когда-то торную дорогу, захватив себе владения на всё лето, даже в сухое время года в глубине этого бурелома хранится сырая непогода, которая так и ждёт случая, чтоб вырваться на свободу.
Не в этом ли запустении секрет изменения погоды, последнее время воздух весной и летом стал на много суше, а температура выше. Влажный воздух стал к нам проступать только с мощными циклонами, которые разогнать трудно, местная же подпитка влажности стала ничтожна и не может воспрепятствовать распространению этих циклонов.
Как страна стала доступна проникновению в неё мировой преступности и других прелестей цивилизации, так и в вышине над нами постоянно свирепствуют океанские заморские циклоны, являющиеся своеобразным метеорологическим оружием против России, и её огромные масштабы уже не спасают от этого бедствия. На этих просторах так же стали зарождаться ураганы, имеющие уже и русские имена, которые наводят ужас на всё американское побережье.
Вот такое обоюдное взаимодействие стало наблюдаться между нашими континентами. На наших глазах культурные участки начинают дичать, здесь, само собой, напрашивается аналогия и с человеческим обществом.
Какой раз над Россией дуют чужие ветры, но так далеко они никогда ещё не заходили. Циклоны эти носят разрушительный характер, наивно от них ждать пользы нашему земледельцу, враждебность их проявляется во всём. Свои-то дожди были ласковыми и тёплыми, длились они недолго, после них солнце было ярким и успевало, и нагреть и просушить почву, оросить растительность, которая как бы возрождалась к жизни заново, радуя душу и взгляд земледельца.
Как мать журит своего ребёнка, иногда гремели и грозы, после них воздух наполнялся озоном, дышать становилось легко, и ноги сами просились обмыться теплой водой луж, заполняющих все ямки и неровности лужаек. Крупные водоёмы, которые к этому времени успевали обмелеть, заполнялись мягкой водой, пригодной и для полива грядок, и, после того, как она отстоится, для мытья в бане.
Сейчас мы наблюдаем совсем другую картину, которая остро ощущается везде, когда места, давно тобой не посещаемые, при посещении становятся просто неузнаваемыми и мне выросшему в лесах, умеющему ориентироваться в незнакомой обстановке, иногда это сделать становится трудно. Когда-то плодородные поля теперь заняли дикие леса, добраться до которых стоит большого труда. Вокруг этих диких лесов, стали неузнаваемы и поля, по которым невозможно пройти даже пешком, дороги, по которым денно и нощно в любую погоду сновали трактора и машины, скрывает сегодня сорняк, и угадываются они только по колеям.
Заросли поля каким-то новым сорняком, стал преобладать один сорняк и на каждом поле свой. Раньше такого не было, произрастали тогда в соседстве разные травы, сейчас произошла какая-то мутация сорняка, стал он очень и больших размеров. И, немудрено, так как травы не скашиваются, поля не пашутся, всё отдано на откуп матушке-природе, которая на российских полях отрабатывает свои волчьи законы.
Это мы наблюдаем и вокруг себя, живёт и тянется к солнцу теперь одна шпана, рэкетиры и разное мелкое жульё и ворьё, добровольные помощники власти, некоторые из них превратились в настоящих монстров, и вершат нашими судьбами. Не зря мелкое хулиганство, а именно оно направлено против населения, всегда остаётся безнаказанным, законы и власть не хотят защищать копеечный ущерб пострадавших, у которых отбирается последнее. Посадишь эту свору в тюрьму, а их надо кормить, они занимают место в тюрьме, которого и так не хватает для своих врагов.
И над всей этой картиной запустения в вышине грозное синее ясное небо и солнце, нещадно жгущее своими палящими лучами всё вокруг, сорняк же, чтоб спастись от его лучей, сбивается в кучу, организуя непроходимые заросли, в тени которых ни для чего другого жизни нет. Эта картина наглядно показывает на то, что и в человеческом обществе творится что-то неладное. Вспоминая эти места и видя то, что творится здесь сейчас, невольно в голове возникает мысль о том, что, не в чернобыльской ли зоне мы живем, и что об этом нам просто не говорят.
Чтоб как-то сгладить эту мрачную картину, на входе в эту зону, на месте где когда-то был летний пионерский лагерь, вырос женский монастырь, хозяйство которого постоянно расширяется. Женская фигура в длинном до земли чёрном платье очень гармонично вписалась в окружающий мрачный пейзаж.
При каждой экскурсии в данную зону так и кажется что это путешествие в далёкое прошлое, в котором ещё никого нет из ныне живущих. Да, и, как правило, когда идёшь по диким зарослям, окружает тебя одно безмолвие, в котором места живому человеку нет, и чувство тобой от этого овладевает жуткое. - Сгинуть здесь ничего не стоит и от полей такая опасность исходит выше, чем от леса, где хоть иногда ступает нога грибника. Летом ещё не так страшно, ощущение это обостряется глубокой осенью в ненастную погоду, когда ты рыщешь по лесам в поисках серушек и зеленушек. При возвращении же в "цивилизацию" ты долго ещё не можешь избавиться от этого чувства. - А ведь я помню эти места полными жизни! Жаль, что этого не испытали наши современные политические деятели, которых ты видишь возвратившись из далёкого прошлого включив телевизор. Контраст ты уже начинаешь чувствовать, когда выходишь на оживлённую трассу со спешащими куда-то мерседесами.- Как далеки они от жизни, а это запустение оказывается совсем рядом, рукой подать. - Нет, несмотря на речи политиков, интересы страны их не беспокоят!
Не нашлось ещё предпринимателя, устроившего в этой зоне лагерь для экстремалов, любителей острых ощущение, только мы укрепляем здесь свою нервную систему, заблудившись и попав сюда. - Вот он готовый Гулаг, Беломорканал совсем рядом, и не надо никаких затрат на длительную пересылку.
Второе января 1992-ого года явилось той вехой, которая разделила наше прошлое и настоящее, приближение которого ощущалось задолго до этого события. Народ всегда с опаской воспринимает события, совершавшиеся наверху, и на которые повлиять он не может. Эти события всегда как снег сваливаются ему на голову, и давно живёт он в постоянном ожидании чего-то страшного. И как всегда оказывается прав!
Мы не поняли, когда началась новая война и когда она закончилась, а страну, как и в древние времена, после захвата городов, отдали на разграбление, брать свободы столько, кто, сколько может взять. Теперь вот собирают дань с грабителей в размере 13%, и им всем объявлена амнистия за свои прегрешения. Живите спокойно господа!
А нас уже опять потихоньку начинают призывать к патриотизму. Это демократия по-русски, и сразу становится ясно для кого эта демократия. А такая демократия хороша для криминала, бюрократа, для людей использующих свой административный и финансовый ресурс.
Сбылась мечта завоевателей всех времён и народов, - захвачена столица нашей Родины, город Москва, захвачена изнутри, теперь её защищают от нас, голодранцев, ставших такими не по своей воле. Нам, детям и внукам защитников её, с нашими пенсиями путь в неё закрыт, наш удел прозябать последние дни в резервации, которая прекрасно справляется со своей задачей не хуже ГУЛАГов.
Доступность столицы была одной из задач советской власти, которая возвращала долг своим защитникам.
Доказательством того, что сейчас страна наша захвачена, является лирическая миниатюра нашего земляка Владимира Солоухина, которая как никогда современна, и звучит следующим образом:
- Птоломей, сподвижник Александра Македонского, говорил царю, когда они обсуждали вопрос, почему захватчики, заняв ту или иную страну, в первую очередь истребляют культурные, исторические ценности. "Очень просто... прекрасное служит опорой души народа. Сломив его, разбив, разметав, мы ломаем устои, заставляющие людей биться и отдавать за родину жизни. На изгаженном, вытоптанном месте не вырастет любви к своему народу, своему прошлому, воинского мужества и гражданской доблести. Забыв о своём славном прошлом, народ обращается в толпу оборванцев, жаждущих лишь набить своё брюхо".
Как-то не хочется портить эту тираду излишними комментариями.
"Камешки на ладони", стр. 427, Москва, "Современник", 1988 год
Прошлое, настоящее, будущее - это между ними продолжается вечная борьба, со временем настоящее становится всё жёстче, стараясь переделать прошлое, тем самым, уничтожая будущее.
Политик со своими идеями, как ненавистный член семьи, вошёл в каждый наш дом, занимает наши чаяния, думы и мысли, без него нельзя и шагу сделать, его тень преследует нас повсюду. Семейное насилие стало его постоянным занятием, в результате чего повышается не благополучие семей простых честных законопослушных граждан, а плодится армия малоимущих граждан 'нашего' демократического государства, умножается количество сирот при живых родителях. В наше время такого не было. Демократия встала у всех поперёк горла. Чем же она лучше диктатуры? В своём тоталитарном прошлом, которого мы не замечали, я чувствовал себя намного свободнее во всех отношениях.
Новая власть нас призывает быть законопослушными гражданами новой страны, тогда как самой властью разрушены все законы нашей Родины, которую они уничтожили, ввергнув её в пучину беззакония и тотального ограбления народа, постоянно издеваясь над нашим сознанием, стараясь привить чуждые нам ценности. А это можно сделать лишь в случае коллективной амнезии тех, кто ещё не потерял память, вот и старается наше телевидение над обработкой нашего сознания в сутки все 24 часа. Именно так надо расценивать стремление власти внедрить в России рыночную экономику. Нас всё время ломают через коленку, стараясь переделать на свой манер.
Последнее время власть с высоких трибун в теории провозглашает своей главной задачей борьбу с бедностью, но когда на практике столкнёшься с действительностью, можно говорить о борьбе с бедными. Веры пожилого человека во все эти заверения и обещания нет.
XXI век должен быть веком рождения обновленной России, главная национальная идея которой будет заключаться в усилении роли государства, увеличения государственного сектора экономики, возрождения плановых методов управления экономикой, использования нашего собственного социалистического опыта.
Во главу угла политики государства должна быть проставлена забота о простом человеке. - Когда-то надо же возвращать нищему народу долги?
А пока ...Полчища захватчиков, который раз в истории, беспрепятственно, следуя непрерывной чередой по нашим автотрассам, теперь уже фарами своих чёрных мэрсэдесов выжигают на пути всё живое в душах и сердцах русских людей.
А по сторонам бескрайних русских дорог, между белоствольных красавиц берёз, только покойники с горящими от гнева глазницами, жертвы 3-ей Мировой и гражданской войн, называемых теперь реформами, с косами встречают завоевателей, навевая ужас на пришельцев, прячущихся за вооруженную охрану и тонированные стёкла своих иномарок, жадно пожирающих ресурсы, захваченные у советского народа.
Все, кто теперь находится у власти, временщики, и они чувствуют это и поэтому ведут себя так беспардонно, думая только о себе. - Россия вынуждена будет возвращаться на круги свои, и рыночная экономика будет в её судьбе - только краткий миг. Нельзя повернуть колесо истории вспять!
Мир стал сложен и многолик, в котором трудно отличить жертву от палача, здорового от больного, нормального от ненормального, честного от жулика, это раньше, живущему на земле человеку, помогали вешки в пургу найти правильную дорогу, сейчас же нас окружает один асфальт, но дорога от этого не стала легче.
Не каждый способен сейчас разобраться в окружающем его мире, затруднение человек испытывает больше с головой, которую людям задурили совсем, заразились наши головы специфическим вирусом, который затрудняет путь к сердцу. Если ты решил бороться с этим вирусом, то препоны, возникающие на твоём пути преодолеть трудно, тебе противостоят две линии обороны.
Перед первой ждёт тебя инсульт, однако, если тебе удастся преодолеть первый барьер, поджидает сердце твоё инфаркт.
Природа дала где-то сбой, выживают только чёрствые и сухие, ничего другого не понимающие, кроме своей выгоды, люди, которым зелёная пелена затмила глаза. Это их драгоценное здоровье охраняет наша доблестная медицина, это их зажигательные речи о нашем светлом будущем заполняют весь эфир. Вот такая дикая свобода провозглашается сегодня людьми, имеющими благопристойный вид, часто их видим мы со склонёнными головами, держащими в руках свечки, и глухими к слышащимся вокруг их стонам.
Поэтому мне, вряд ли, придётся достучаться до сердец современного читателя, но мы пока ещё существуем, стараемся воевать с мельницами, то здесь, то там, даём о себе знать, однако, это становится всё труднее и труднее делать, только один компьютер является моим молчаливым собеседником.
Где ты внимательный читатель, которого так ждёт больная душа? - Ау! Силы наши уходят, голос стал еле слышен, кругом тишина, как после атомной войны.
Преследует меня в последнее время один и тот же сон, снится теперь мне уже не деревня, её давно нет. Часто во сне ощущаю себя я то кошкой, то человеком.
Снятся разрушенные дороги и мосты. С трудом, преодолевая препятствия, обходя большие скопления людей, добираюсь я до своего дома, а в доме, к моему удивлению, идёт капитальный ремонт, на время которого жильцы не выселены. Всех жильцов не выселишь, выселить можно только на улицу, благо, Россия наша велика.
Везде полным ходом идут работы, разрушены наши подвалы, в которых хранят хозяева свой скарб и запасы, а мы скрываемся от холода, ни стен, ни дверей, всё нараспашку, кто-то тащит, что плохо лежит.
С потолка хлыщут потоки холодной воды, заливая запасы картошки на зиму, проводка промочена, то здесь, то там треском и вспышками дают о себе знать короткие замыкания. Не видно даже кошек, сидящих рядком, обычно греющихся на трубах с горячей водой, на которых их когтями оборвана вся изоляция. Видимо, шум перестройки их, распугал, многие, возможно, раздавлены.
Делаю попытку добраться до своего пятого этажа, лестничные пролёты отсутствуют, взбираюсь наверх, как кошка, балансируя, пробегаю по балкам. Но чем выше, тем больше препятствий, глядя кругом, не узнаю привычного дома, не нахожу своей квартиры, только за стенами слышу чужие голоса. Еле успеваю уворачиваться от падающего сверху мусора, льющегося с крыши и чердака потока воды, одежда моя вся промокла, испачкана и изорвана, от голода подвело желудок, в кармане не копейки.
С чувством безнадежности, не найдя свою квартиру, возвращаюсь назад на улицу, кругом незнакомый народ, кое-где вижу кошек зализывающих свои раны, не узнаю, я и свой посёлок. Нет улиц, нет дорог, кругом, развороченный бульдозерами пейзаж, ноги тонут в размороженном грунте, эта трясина затягивает тебя вниз.
Хочется кричать, звать на помощь, из горла вырывается только хрип, но никто не обращает на тебя внимания, все пытаются выбраться из этого бурелома, каждый занят только собой. Сон и явь перемешались, голова идёт кругом, взгляд отрешенно ищет дорогу, которая должна быть где-то рядом, но только вырванные с корнем деревья закрывают горизонт, слышен шум рушившихся крыш и хруст костей, на наши головы с неба сыплются обломки потерпевших аварию самолётов. Куда идти, не знаю! А сон всё длится и длится.
Безрадостная картина расстилается кругом, вдалеке надрывно кричат динамики, призывая на очередные выборы. В голове, как гвоздь, торчит мысль: 'Надо идти'. Но бедные ноги перестают тебя слушаться. - Евроремонт идёт вглубь страны!
Анархия, диктатура, демократия - как всё взаимосвязано, человек ещё не научился отличать эти состояния одно от другого, идёт постоянная подмена данных понятий. А основная путаница заключается в том, где причина, а где следствие?
Человечество вечно обречено плутать в этих 3-ё соснах, и я, одинокий путник, стараюсь найти тот компас, который позволит выйти на торную дорогу, как математик, стараюсь эти понятия разместить в пространстве плоскости и найти временную зависимость между ними.
Где прошлое, а где сон; как отличить настоящее от прошлого - одни только вопросы. Мозг пожилого человека, математика, программиста, всю жизнь успевающего осваивать бурно развивающую вычислительную технику, работающего на всех поколениях ЭВМ, не успевает адаптироваться к окружающей действительности, виртуальность человеческого существования входит в нашу жизнь. А что говорить о простом рядовом гражданине, бывшем советском человеке? Освоить всё, часто меняющее множество законов, по которым нас хотят заставить жить, не в состоянии человеческий мозг, у нас ещё свежи в памяти и наши советские законы, пока никакая амнезия, навязываемая нам, не в состоянии помочь забыть их.
За изменениями в законах становится невозможно уследить даже юристам, что говорить о простом человеке. Как-то странно звучит в настоящее время любимая поговорка законников, что незнание законов не освобождает гражданина от ответственности, и неверно звучит выражение, что народ достоин той власти, что выбирает. Большей частью у власти находятся лица, которых мы не выбирали. От нас ничего не зависит, законы пишутся не для нас, а чтоб обеспечить работой огромную армию бюрократов. Вот они-то и отслеживают сроки исковой давности, лишнюю работу новые хозяева делать не желают. До нас же эти сроки как-то не доводят, и уследить за ними всеми мы не можем, без адвоката стало невозможно сделать и шага, но это нам не по карману. А жизнь такова, что везде тебя направляют решать свои дела в суде. - Где для этого взять ещё и здоровье, которое проводимые реформы подорвали совсем и надежды, что его восстановит программа в области здравоохранения, нет.
Поэтому-то все мы, с точки зрения власти, являемся преступниками, не зря даже депутаты законам дают странные названия, вроде закона о дачной амнистии. Бывшему законопослушному гражданину стало жить в такой стране просто неуютно.
Так для кого тогда наша демократия?
При нашей демократии побеждённым оказался весь наш народ, - его нет в органах власти, у него отобраны средства производства, природные богатства, со всех сторон покушаются на его личную собственность, свободу, здоровье и жизнь. Человека лишают земли, Родины, что остаётся ему делать? О какой справедливости и примирении может идти речь? - Пока народ вымирает.
Нам, всего заработанного за нашу трудную жизнь не могут вернуть, урезанным остаётся наш стаж, подрезана коэффициентом 1,2 наша пенсия. А кто-то уже в полном объёме пользуется всеми достижениями реформ в стране и, надо сказать, многие, это далеко не лучшие граждане нашего общества. - У них другие достоинства, - криминальные.
А мы, дети войны, оказались самыми ущемленными гражданами своей страны, нас помимо нашей воли отправили жить в эмиграцию, скорее в резервацию, подальше от глаз защитников прав человека. Война с небольшими периодами перемирия, практически, продолжается для нас всю жизнь.