Жизнь в небольшой деревне в корне отличалась от жизни в крупных населённых пунктах, здесь как нигде выявляются все прелести сельской жизни, которые особенно забирали в свой плен детей, в этой жизни было всё, что было близко детскому сердцу. Самое интересное заключалось в том, что у деревенских детей я мало помню игрушек, свои игрушки я не помню совсем. Заменяли их другие прелести деревенской жизни, они рано начинали помогать своим родителям по хозяйству, не считая эти занятия работой, для них это была своего рода игра.
В то время в деревне не было детских садиков, с маленькими детьми занимались дедушки бабушки, а, повзрослев, они гурьбой проводили время вместе, всегда старшие приглядывали за малышами. Для них было только одно ограничение, они должны были ко времени приходить на обед, иначе придётся голодному ждать ужина.
Время в деревне проходило весело, за лето складывались группы ребят, которые проводили время, вместе ходили за грибами и за ягодами в лес, ходили на пруд купаться.
Летом было особенно много молодёжи, которая просто рвалась к родственникам в деревню из соседних городов.
Помню, как только заканчивался учебный год, родители убирали до осени обувь и мы бегали босиком с утра до позднего вечера. Кожа на ногах грубела и мы не чувствовали боли даже при ходьбе по стерне. Кожа рук и ног часто покрывалась ципками.
Обязанностью детей были работы на огороде, поливать и пропалывать грядки. Дети носили воду для мытья посуды, готовки пищи, стирки.
Русские поэты, писатели, музыканты посвящали деревне свои произведения, не могла деревня, тех, кто, хоть несколько дней прожил рядом с ней привычной для неё жизнью, оставить равнодушным, а если с деревней связано твоё детство, твоя юность, то это чувство оставалось внутри тебя на всю жизнь и гибель деревни тобой воспринимается как личная трагедия. И я, хоть и не принадлежу к когорте нравственных авторитетов России, решил свою первую пробу пера посвятить деревне. Всему тому, что есть в нас хорошего, заложенного там, вдали, мы, последние из могикан, обязаны нашим деревням.
Трудно тогда было представить деревню без пастуха, деревенским пастухам отводилась особая роль. Как правило, занимались этим из года в год одни и те же люди, пасли они как колхозный, так и личный скот. У нас в деревне пастухи жили в соседнем доме, у них жили два племянника, мои ровесники, у которых не было ни отца, ни матери, с ними-то частенько я проводил свои летние дни, в соседних с деревней, полях и лесах. Всё лето бегали мы босиком, ноги наши становились нечувствительными ни к стерне, ни к росе. Только боялись мы змей, которыми были полны наши леса.
Весной, первый выгод был праздником, как для жителей деревни, так и для скота, особенно для тех, для кого он был первым. Многие до этого праздничного дня не доживали, особенно это касалось однолеток, коротка у многих из них была молодая жизнь. К оставшимся в живых мы привыкли ещё зимой, когда они мокрые и дрожащие появлялись на свет. Первое молоко, которое мы ждали с нетерпением, доставалось им. Были они такие маленькие, ласковые и нежные, чего даже нет у человеческих дитёнышей. Первое время жили они прямо в доме, с раннего утра раздавалось по комнате их жалобное блеянье. И мы, как только просыпались, были рядом с ними, кто ухаживал друг за другом, толи мы за ними, толи они за нами. Поэтому в первый день выгона и мы, дети, были всегда рядом с ними, они больше тёрлись около нас, приходилось нам их прогонять к своим сородичам.
Так же рано, как и мы, приобщались они к взрослой жизни. Первое время они больше были рядом с нами, чем с матерью. Отца своего они не знали, мы тоже многие росли без отцов, погибли они нас, защищая, у многих из нас не было и матерей.
Телята, козлята знакомились друг с другом, бодались неокрепшими рожками, носились по лужайкам, взбрыкивая задними ногами, а, наевшись, свежей зеленой травы, от непривычки и неумения, зеленью покрывали себе зады. Хозяева наблюдали эту картину с любовью к своим питомцам и с горечью. Тешились козлятки, не представляя своей судьбы, можно только было поучиться такому оптимизму у этой молодой поросли.
Особенно были серьезны взрослые быки, которые с пренебрежением глядели на молодежь, и искали для себя более серьёзные развлечения, оберегая подопечных коров, сердито, роя копытами землю и угрожая рогами, если придется встретиться с соперником из соседнего стада. Некоторые, особо опасны были и для человека, поднимали на рога иногда и неопытного пастуха.
Так в сопровождении хозяев проходил первый день, который заканчивался значительно раньше обычного. Скотинка возвращалась в свои привычные дворы, к которым они успели уже привыкнуть. Первый день снился им всю ночь, коротка она была у животных, как и сельский житель, отсыпались они только зимой, это те, кто пережил роковую осень.
Каждый их рабочий летний день будет заканчиваться, когда уже зайдёт солнце, мы будем встречать табун, который, поднимая пыль на всю улицу, будет таять с каждым домом, оставшимся позади, а в конце деревни и вовсе пропадёт в тумане, опустившимся к этому времени на землю. Так будут возвращаться домой наши питомцы и кормильцы, затем звон, издаваемый струёй парного молока о дойницу, заполнит всю улицу, а мы получим свою кружку долгожданного парного молока.
В деревне был обычай кроме оплаты кормить пастухов, для чего устанавливалась очередь, хозяйки по этому случаю устраивали просто праздник, на стол выставлялось всё самое лучшее, чтоб не ударить в грязь перед соседями. Бывало, пастух оставался и заночевать.
Рабочий день пастуха тяжел и труден, длиною от восхода до захода солнца, и сопряжен с ответственностью за порученный им скот, являвшийся для жителей основным подспорьем для семьи. Пастух был единственным защитником их кормильцев от волков, которых после войны было особенно много. В то время, как правило, молоко не продавали, шло оно для удовлетворения потребностей семьи.
Деревенский пастух был и поэтом и художником, встречая ранние летние утренние зори с теплым, как парное молоко, туманом. Он был и дирижером и дрессировщиком своих подопечных, приучая их быть в стаде, заботясь о том, чтоб они были сыты, выбирал для них овраги с зеленой сочной травой, заботясь о том, чтоб пополнялись запасы зелени.
На одном месте пастух табун долго не пас, давая, траве подрасти, таким образом, и поддерживался в неизменном виде окружающий деревни пейзаж, табун выедал всю молодую, ненужную поросль молодняка и кустарника.
От солнечных лучей, ненастья и осенних ветров, был пастух лицом темен, кожа была приучена к укусам комаров и слепней, которые были бичом не только для него но и для его подопечных, особенно от них, страдала молодёжь.
Надеждой и опорой для пастуха был длинный кожаный просмолённый кнут, висевший у него на плече, рядом с ним находился всегда пастуший рожок, предмет гордости каждого пастуха, его каждый для себя делал сам, вкладывая в это дело всё своё умение, у каждого рожка был свой настрой, по которому подопечные узнавали его среди других звуков. С кнутом пастух обращался с особой виртуозностью, издавая с его помощью, как из пистолета, мощные резкие хлопки, подобно выстрелам, вгоняя в трепет непослушных, осмелившихся отбиться от стада, получавших за это педагогическое воздействие по мягкому месту.
Для деревни тогда привычен был пейзаж с пасущими по окрайкам лесов стадами и неизменными их спутниками, пастухами, вселяющими в душу покой и равновесие, которое так и веяло от пастухов, полюбили его за лето и его подопечные, позабыв про жёсткий просмолённый кнут, да и пастух больше для острастки пускал его в дело.
Так в обоюдной любви и согласии проходило лето. Дни становились короче, ночи длиннее и холоднее. Не стало на лугах свежей и нежной зелени, иногда приходилось жевать и старую посохшую траву. Так скот незаметно привыкал к сену, как и мы к концентратам. И все мы вместе ждём опять сначала весну с ручьями и подснежниками, крапивой, диким луком и щавелём, затем лето с его солнцем, комарами, ягодами, грибами и сенокосом, с летними тёплыми дождями, которые, как назло, шли, когда надо было сушить сено.
Но всё равно, к сроку сеновалы заполнялись свежим ароматным сеном, напоминавшим нам зимой о тёплом лете, и дожди как-то уже не вспоминались.
Чем ближе наше поколение подходит в этой жизни к концу своего путешествия, то тем чаще наша память начинает возвращаться к нашим молодым годам, и здесь речь идёт не о ностальгии.
Мы всё чаще начинаем сравнивать устройство жизни в наши молодые годы, когда мы жили в деревне, в которой тогда жизнь била ключом, с жизнью в каменном мешке, именуемом хрущевкой. Сейчас хоть в одном доме проживает иногда народа больше чем в иной деревне, но народ, в отличие от деревни, разобщён, всех взял в плен телевизор и всех терроризирует ЖКХ.
Деревня же была живым организмом, в котором всё было рационально продумано, и она, как мираж в пустыне начинает нас звать к себе, и это естественное состояние человека.
Сколько тогда решалось проблем, которые теперь с гибелью деревень просто выпали из поля зрения власти. Главная проблема заключается в том, что многие земли сейчас оказались бесхозными, чего не должно быть. Земля без человека начинает дичать, как и человек лишённый земли грубеет душой. Основная проблема заключается в том, что земля стала объектом купли, продажи.
А наладить жизнь в деревне с нуля это сложная проблема, на это раньше уходили века, а назревающие теперь проблемы решать всё равно надо, но в России с нынешним курсом, который навязан стране, это невозможно.
Чтоб рассказать о деревне я всегда начинаю испытывать затруднение, и связано это с тем, из той жизни трудно вырвать какой-то фрагмент, чтоб начать повествование, всё было взаимосвязано. И в то же время для сельского жителя всё было просто и естественно, его человеческая сущность не противилась установленному порядку.
Деревенский уклад жизни в человека входил как будто с молоком матери и человек и природа существовали как одно целое, чего нельзя сказать про жизнь в городе.
В настоящий момент мы, похоже, потеряли такого человека. Жизнь в деревне к человеку предъявляет много требований, он многое должен знать, человек в деревне никогда не пасовал перед трудностями.