Апуп ГЛАВА 43 Миражи 4. Деревня Барское-Рыкино 2. (35)
Напротив родительского дома, через дорогу, находился переулок, которым можно было попасть на дорогу, ведущую в соседнюю деревню Демаково и далее лесом до деревни Коурково, которая расположена на автомобильной трассе Москва - Нижний Новгород.
Перейдя овраг, поднявшись в гору, слева было поле, на котором часто сеяли гречиху, когда она цвела, запах меда разливался по всей округе. Справа был овражек, вдававшийся клином в поле и заросший густыми кустарниками орешника, внизу этого оврага проходила дорога.
От нашей деревни до автомобильной трассы было километра четыре. По этой дороге сейчас, наверное, можно пройти только пешком. Дорога эта для меня тоже очень знакомая, вначале я очень часто ходил по ней в деревню Большие Холмы к бабушке, матери отца, которая жила с дочерью и с внуком Юрием, моим двоюродным братом по отцовской линии.
Позднее, уже учась в университете, тогда еще в городе Горьком, я выбирал этот путь, когда из Вязников до дома ни на чем добраться было нельзя. Так как было поздно, я на автобусе проезжал Вязники, далее надо было ещё проехать, километров пять, шесть. Это были проходящие автобусы до Владимира или до Москвы. Ходить приходилось по этой дороге в любое время года и в любое время суток.
Наша деревня одной улицей располагалась с востока на запад, дома шли по обе стороны дороги, ближе к южному порядку, двумя симметричными рядами. Между дорогой и другим порядком был лужок, поросший невысокой сочной травкой, образуя небольшой южный склон. Помню, отец перед домом скашивал траву, она здесь и сохла, затем убиралась во двор. Вечером табун шел по дороге, подходя к своему дому, коровы, козы, овцы, щипали травку под окнами дома, ожидая своих хозяев. Дорога была ровной и сухой без колдобин и ухаб, которые возникли только с появлением большегрузных тракторов и машин.
Когда мы сюда переехали, жизнь в деревне утихала только глубокой ночью. Дома были не богатыми, но пока крепкими, крыши были либо из теса, либо покрыты дранкой. Дворы, как правило, покрыты соломой. Искусство покрывать крышу дранкой рано освоил и я.
При входе в деревню, с левой стороны располагалась конюшня и складские амбары, в которых, по всей видимости, хранился на зиму овес для лошадей. В здании конюшни были подсобные помещения, где хранились для каждой лошади хомут, седло, сбруя и дуги, рядом, напротив, располагался в небольшой каморке конюх. Во дворе конюшни находился навес, под которым летом хранились сани, зимой - телеги, хранились они в отремонтированном виде. Рядом, напротив входа, стоял небольшой домик, в котором заваривали для лошадей корм, воду же подвозили на подводе с бочкой из соседнего пруда, который был вырыт рядом, между последним домом на порядке и конюшней. Пруд водой пополнялся весной и, летом, после дождей. В него стекали ручьи с небольшого склона, на котором располагался правый порядок улицы. Здесь же, поблизости с конюшней, лошадей и подковывали.
Сено для лошадей подвозилось из лугов зимой, когда замерзала река Клязьма, и открывался санный путь. Возчики за сеном выезжали из деревни рано утром, а возвращались поздно вечером на закате. Вдоль дороги, выстраивалась целая вереница подвод, пока они еще были пустыми, лошади бежали трусцой. Вечером же, когда уже садилось солнце, вереница груженных усталых подвод въезжала во двор конюшни, часть же их деревней, а когда дорога была не занесена, в обход деревни, ехала к ферме, расположенной в другом конце деревни по другую сторону дороги.
Рядом с двором был луг, спускавшийся к оврагу, летом на нем паслись по вечерам и ночью со спутанными передними ногами лошади. Во время сенокоса большая часть лошадей находилась в лугах, где они находились до конца сенокоса.
С конца июня сенокос начинался в деревне, скашивались травы около дорог, в овражках, в переулках и закладывались в силосные ямы. Затем вся деревня, как в бой, мобилизовалась на дальние луга за реку Клязьма, сенокос к началу августа надо было закончить, так как сразу же начиналась уборочная страда зерновых. На сенокос отводилось две, три недели, после которых все луга были скошены, за реку одновременно выезжали жители всех окрестных деревень. Дома в деревне оставались старики и те, кому не с кем было оставить маленьких ребятишек. Кто-то выезжал с ночевкой, а кто-то, каждый день уезжал рано утром, а возвращался поздно вечером, приезжали на побывку иногда и мы.
Дорога была достаточно дальняя, километров шесть, семь, сначала до Станков, за которыми дорога шла берегом реки до наплавного моста, за рекой дорога петляла, огибая заводи, шла лугами и дубовыми перелесками. Пока едешь, успеешь насидеться на телеге и находиться пешком, а приедешь, позавтракаешь и сразу за работу.
Для нас подростков это была золотая пора, мы как один, все уезжали в луга, жили в шалашах, работали с утра до позднего вечера с большим перерывом в жару на обед. Первые дни болели и руки и ноги, отпускало их только после купания, которое после нашего деревенского пруда было просто волшебным. В основном мы помогали метать стога, на стог приходилось по 6 человек: один стоял на верху, обычно женщина, двое подавали сено на стог, двое ребят на носилках подносили сено, иногда подвозили на волокуше, один подгребал сено около стога начисто.
Аппетит после работы был зверский, все было очень вкусным, повара готовили пищу на костре. Готовили в основном щи из свежей капусты с мясом, для косцов порция мяса была увеличенная, к этому времени уже появлялась первая ранняя картошка, созревал укропчик, на сенокос кололи молодого теленочка. С помощью лошадей выполнялись все тяжелые работы, конечно, на лошадях работали ребятишки.
Будучи взрослым, работая на заводе, посылали нас тоже на сенокос, погода была уже не та, техники было много, но сенокос продолжался почти до сентября. Здесь же, через две недели с лугов все снимались, а когда отрастала отава, мужики ездили убирать её, мы же до следующего сенокоса возвращались к своей привычной деревенской жизни.
Частенько, обычно это было зимой, ближе к весне, на конюшне нам приходилось очищать от навоза стойла, в которых были лошади, навозу иногда было под крышу. Как только лошади забирались в стойло? Летом лошади в стойле находились реже.
Навоз выкидывался в окна, которые были в каждом стойле, его затем вывозили на поля, где равномерно раскидывали. Старались делать это своевременно, чтоб территория вокруг конюшни не превращалась в сплошное месиво, распространяя ароматы на всю округу. Вывозить навоз на поля приходилось и зимой, тогда его сваливали только в кучи, которые раскидывались весной по насту. Засевали поля с помощью сеялок, запряженных лошадьми, а иногда и разбрасывали руками из больших решет, висевших спереди.
Напротив конюшни, через дорогу, был ток, рядом с которым находилась школа. Помню, в переменку мы бегали на ток, где на брезентах под крышей были рассыпаны большие кучи льняного семени, схватишь, бывало, горсть семян и отправишь их в рот, очень утоляли они голод.
Между током и школой шла, подымаясь вверх, дорога в деревню Хмельники, позднее эта дорога на многие годы будет для меня дорогой жизни, по которой шел я во взрослую жизнь обретать профессию.
Когда выйдешь из бульвара, со стороны Станков, с правой стороны тянулось поле, простиравшиеся до самой деревни. Это поле пересекала наискосок упомянутая выше дорога, с прекрасным видом на окрестные дали с одной стороны, с другой - на деревню, когда идешь со стороны Хмельников. Засажены эти поля были, когда картофелем, когда рожью. Я же запомнил эти поля, засаженные, цветущим синим льном, невольно вспоминаются слова, популярной в то время песни, которую многие годы пела вся страна.
Поля хоть и располагались на возвышенности, однако, почва на них была влажная, как раз такую почву любит лен. На уборку льна выходила вся деревня, так как культура эта тогда на всех стадиях обрабатывалась вручную, народу требовалось много. Надо заметить, что в Вязниковском районе промышленность и сельское хозяйство сочетались очень рационально, обеспечивая жителей крупных поселков и деревень работой и зимой и летом. Большой объем этих работ требовал мужской силы, что после войны было трудно обеспечить.
Параллельно бульвару за неширокими полями тянулись овраги, поросшие орешником рядом с деревнями, с левой стороны до деревни Удельное-Рыкино, справа за полем и оврагом была деревня Хмельники. В устье этого оврага, во время войны были вырыты землянки, в которых жили солдаты. Овраг, расширяясь и мельчая, терялся в лесу, на окраине которого была построена плотина. Со временем этот искусственный водоем зарос кустарником и обмелел, на его берегу, на месте сведенного когда-то леса, на делянке, были заросли орешника. Рядом с плотиной, ниже её, вброд проходила краем леса дорога, ведущая в одну сторону в деревни Хмельники, Тимино, Калиты, Доронино, в другую же сторону дорога вела на станцию Мстера.
В этот лес из деревни дорога шла полем мимо фермы. Эта окраина леса была любимым местом для токования тетеревов, в глубине же леса иногда встречались и глухари, которые всегда пугали своим неожиданным стартом, создаваемым шумом своих могучих крыльев. Места эти были любимым местом деревенских грибников. Леса отсюда тянулись на многие километры. Надо заметить, что в окрестности деревни почти никогда не встречались жители соседних деревень, им всегда хватало своих лесов.
Оба эти два оврага за деревней Плосково, сходились и весной несли свои воды в реку Клязьма. Интересно, что было положено в основу названия деревни Плосково, дома которой располагались на одних буграх, шедших по сторонам дороги, которая была пробита до глины, и весной и осенью по ней невозможно было проехать.
В центре деревни, на бугорке, была небольшая часовенка, рядом с которой в глиняном углублении поднималась в гору дорога. За последним домом она заворачивала и спускалась по южному песчаному пригорку к броду через овраг, в который впадал другой овраг, идущий от деревни Демаково, расположенной в устье его и обходившего деревню лесом, в котором он и терялся. Главный же овраг, шел вначале рядом с бульваром, до деревень Барское-Рыкино и Удельное-Рыкино.
Планировка деревни Барское Рыкино говорила о том, что все в ней было сделано для рационального ведения хозяйства, ни одного кусочка земли не пропадало даром. Дороги, мосты через овраги, прогоны для скота, хозяйственные постройки, пруды, пастбища, земли для выращивания зерновых, картофеля, все то, что необходимо для ведения сельского хозяйства все было предусмотрено. На полях все росло хорошо, погода была благоприятная, ни о какой пленке жители тогда и не знали, земля была удобрена, скота было много, хватало органических удобрений, продукция не содержала никаких нитратов.
Родительский дом был в центре деревни, на самом высоком месте, под окном росли три акации, рядом с домом проходила неширокая рукотворная низина, пересекая приусадебные участки и огороды, заканчивающая небольшим прудом прямо посредине улицы, оставляя небольшой проезд для дороги. Весной, когда начинал таять лед, и появлялись лужи, мы с отцом прокапывали канавы, по которым вода стекала в пруд, иначе затапливался погреб под домом. Потом появлялись проталины, и оголялась тропинка, бегущая под окнами вдоль порядка. Около дома, знаком был её каждый изгиб, каждый бугорок.
Светило ярко весеннее солнце, пели птицы, душа возрождалась после зимней стужи. С прилетом скворцов весна вступала в свои права. Изобразить всё это просто невозможно, внутри меня просто жила какая-то музыка, заполняющая всё моё нутро и рвущаяся наружу.
Будучи уже школьником пускал по этим ручьям я кораблики. Когда сходил снег, появлялись проталины, после появлялась зеленая травка. Как хорошо было посидеть на лужайке, летом под вечер полежать на спине, на берегу пруда перед домом рядом с тремя акациями, глядя в синее безоблачное небо, разглядывая летающих в высоте стрижей и ласточек, гоняющих за мошкарой, слушать, военные и послевоенные песни, которые лились из окон, кто-то крутил патефон.
Ласточки и стрижи, оказывается, так же летают и сейчас, можно их часто видеть в небе, но для этого надо взглянуть вверх, современный же житель больше смотрит вниз себе под ноги, как бы не споткнуться обо что-нибудь. Да, для взгляда в небо нужно совсем другое психологическое состояние, которое не свойственно для современной жизни. Сейчас дети и те не замечают красот окружающей их природы, которая для нас была спасительной, она питала нас и физически и душевно. Такое состояние больше свойственно сельскому жителю, которого, можно сказать, не стало, поэтому и нравы наши стали жестокими.
Сюда, в деревню, в эту пристань и убежище для своей души, позднее, будучи достаточно взрослым, приезжал я, чтоб отогреться, набраться сил, послушать музыку, теперь уже классическую.
За все последние годы только концерт Дмитрия Хворостовского порадовал мне душу, в котором он исполнял военные песни, его я могу поставить единственного в один ряд с их первыми исполнителями. У нас в начале перестройки невозможно было купить записи и классической музыки. Как-то я решил поинтересоваться, а чем же богаты наши ломящие от всевозможных товаров полки магазинов по этому вопросу. Как оказалось, только в одном магазинчике промтоваров, в полуподвальном помещении располагался небольшой отдел, где я и нашёл несколько компакт дисков с классической музыкой, это было достаточно давно, сейчас таких магазинов стало больше, но я не захожу в них.
Из интересующих меня произведений только одна из симфоний Бетховена, а именно, номер 5, была на одном диске. Но она была в комбинации с произведениями, которые меня в данный момент не интересовали, если бы у меня были деньги, то я бы купил и освоил для себя новый репертуар, так всегда раньше было. Бывало, купишь на данный момент незнакомую музыку и при нескольких прослушиваниях начинаешь любить и её. Продавец мне сказал, что спрос на эту музыку сейчас отсутствует и зачем её привозить, будет только перевод денег. Ради интереса, обратился я однажды в один киоск с дискетами и спросил, есть ли у них классическая музыка, девушка-продавец удивлённо посмотрела на меня и спросила, дескать, а что это такое.
Отцу, учась уже в университете, купил я радиоприёмник с проигрывателем. Помню, зимним вечером, я только что приехал из Горького, на улице было уже темно, и я отправился за приёмником в Вязники. Магазины работали там до 8-и часов вечера, время у меня ещё было. Поехал я в Вязники через Коурково, здесь было больше возможности попасть на автобус. Назад тащился я с приёмником по ночной заснеженной дороге километров пять. Коробка была достаточных размеров, и нести её было не совсем удобно.
Как помню, это был ламповый приёмник 'Рекорд', в деревянном корпусе, с хорошей акустикой, было у него три диапазона - длинные, средние и короткие волны. В деревне приём был отличный. Служил этот приёмник долго, только в году 80-ом он у отца поломался, пришлось его взять себе, а ему я отдал свой, он же у меня как реликвия хранился до 2002-ого года. Отец перед смертью стал жить в Станках, и последний год был прикован к постели, ему отняли ногу, сказалось заболевание, по которому он был на инвалидности.
Радио было для него единственным источником информации, он всегда интересовался, как событиями в стране, так и за рубежом. Себе позднее купил я другой приёмник, последнее время слушаю только зарубежное радио, в основном, из-за большого количества реклам и неоправданного оптимизма не люблю наше радио. Раз живёшь в эмиграции, то не всё ли равно, какое радио слушать, ищешь, где профессиональнее и интереснее передачи.
Купил приёмник я в тяжёлые времена, был 1996 год, по стране во всю свирепствовала перестройка. Младшая дочь только что окончила университет, не могла найти работу по специальности, у старшей дочери появился сын, у нас с женой внук, дочь жила у нас, была она в отпуске по уходу за ребёнком. Муж у неё был афганец, вообще не плохой парень, но человек исковерканной судьбы, с неуравновешенной психикой.
В это время все страдали от задержки зарплат, чтоб выжить, приходилось очень крутиться, хорошо, что у меня была ещё одна профессия. У подруги старшей дочери отец работал на радиозаводе, был он в административном отпуске без оплаты, в счёт старых долгов выдавали им зарплату продукцией завода. Вот такой приёмник и пришлось мне купить, он обошёлся мне намного дешевле. Без радио я не могу, газеты стали не по карману. Вспоминаю отца, который на свою пенсию мог себе позволить выписывать газеты и не по одному изданию.
Сам получаю информацию я из разных источников, так как в состоянии разобраться в том, где хотят ввести слушателя в заблуждение.
Сейчас приёмник потихоньку выходит из строя, сам, как могу, ремонтирую его, как-то выхожу из положения, но проигрыватель не работает, что очень меня удручает.
Стоит приёмник на стиральной машине, сделал я на неё из фанеры сверху планшет, обклеил его, использую машину в качестве стола. На время стирки, этот планшет с приёмником убирается. Стоит это приспособление возле дивана у меня в головах. Диван этот упоминается в моих заметках.
Ночью, когда не спится, надеваю наушники и слушаю в основном радио 'Свобода'. Наушники часто выходят из строя, сейчас вот работает только один наушник, и то не всегда. Вот, в таких условиях живёт современный пенсионер, больше это похоже на заключение, правда, недавно разорился и за 20 рублей купил самые дешевые наушники.
На то время и телевизор наш тоже устарел, не было цвета, принимал только две программы. Была у нас раньше в городе ретрансляционная станция прямо в сторону моих окон, приём был хороший. Антенна у меня самодельная, стоит на подоконнике. Перенесли эту станцию в другое место, приёма не стало, кабельное телевидение дорого, коллективная антенна давно не работает. Благо можно принимать программы из Горьковской области из города Выкса.
Вот так и жили мы тогда, административно находились во Владимирской области, новости получали из Нижнего Новгорода.
Трудно доходят до нас достижения цивилизации, ни дня без психологического гнёта. Разве можно сказать, что это случайные трудности? Нет, это результат целенаправленных действий!
Сейчас, правда, ситуация немного изменилась к лучшему, но не все этого дождались, провели мы себе кабельное телевидение, смотрим теперь 8 каналов, хватает и этого.