Апуп ГЛАВА 45 Миражи 6. Деревня Барское-Рыкино 4. (37)
Мы с раннего детства умели совмещать и работу и забавы, у нас вырабатывалось чувство ответственности за себя и за младших братьев и сестер. А были почти все мы сиротами, у кого не было матери, у кого - отца, беспризорниками же себя не считали никогда.
За домами были приусадебные участки, у отца размер его составлял 25 соток, по всей видимости, размеры и у других участков были такими же. Часть земли отец использовал под огород и картошку, это все было огорожено изгородью, позади которой был небольшой картофельный участок, а далее была трава, позволявшая заготовить на зиму сена для двух коз. Отец эту плантацию очищал от злостных сорняков и кустов, чтоб легче было косить траву. В конце огорода у изгороди стоял большой сарай, куда мы и складывали сено. Рядом с сараем рос куст ранней красной сливы, такой сливы в деревне я не встречал, через тропку напротив сливы росла груша, которая не родила. Был даже куст орешника.
Когда я уже был взрослым, в деревне не жил, снился мне часто сон, в котором видел плоды на груше. Тема снов это та тема, которой будет уделено особое внимание. В память об этой груше, будучи взрослым, живя уже в Муроме, на своём садовом участке, я посадил тоже грушу, которая очень рано начала давать плоды. Сорт поздний, плоды на дереве не созревали, это было даже хорошо, так как не было соблазна их воровать. А попытки были не раз, о чём можно было судить по множеству закусанных груш, валявшихся рядом с деревом. Плоды созревали при лёжке, после того как их сорвут, дней через 10. Вкус плодов был изумительный, были они сочные, кисло-сладкие.
Позднее, как-то весной, когда яблони ещё не распустили листья, а груша же обильно зацвела. Задул сильный холодный ветер со снегом, груша под ветром гнулась как парус и в один из порывов, ветер сломал оба её ствола. Последние годы все мои усилия были направлены на спасение дерева. Ожидание было не напрасным, сейчас она опять обильно плодоносит.
В деревне же в наше время тогда не растили смородину, мало было яблонь, особенно сортовых, было много только терновнику и вишни, которые росли в основном вдоль изгороди, особенно хороша была вишня, и когда она созревала, мы не слезали с кустов. Под кустами были заросли крапивы, когда ребятишки озорничали и лазили по огородам, их ловили, снимали штаны и по голому месту отшлёпывали веничком из крапивы - очень эффективный педагогический прием.
Сразу за домом, на пригорке, почва была суглинок, и сюда через изгородь от соседей перешла к нам малина, отец её размножил, и аккуратно сформировал её кустами с проходами между ними. Из неё варили на зиму варенье, хотя песку в него клали мало, в подполье оно хранилось до свежих ягод, вкус был, как будто только что его сварили.
На папиросы у отца денег не было, и он всегда выращивал табак сам, когда он его срезал, запах распространялся на всю округу, не зря считают, что его надо выращивать, чтоб отпугивать разных вредителей. После срезки табак отрастал снова, иногда отец снимал два урожая. Табак отец высушивал, затем на зиму развешивал на чердаке, зимними вечерами он его резал на специальной самодельной машинке. Курил зимой он обычно дома, сидя у печной отдушины, в которую вытягивало дым, но в комнату он все равно попадал, от этого у меня часто болела голова, а может от угарного газа русской печки, если её закроешь рано, а это делали часто в целях экономии тепла.
Гибель деревень стала повсеместным явлением, даже можно сказать, главной приметой времени, как говорят - глобализация, но корни данного явления тогда и сейчас различные. В моё время главной причиной была война, которая оставила на нашей земле неизгладимый след. Сейчас ситуация совсем другая, так поступать со своей землёй могут только оккупанты, они снимают сливки только с благополучных и плодородных земель.
Наблюдаю я такое явление и на больших территориях уже и около Мурома, где живу теперь. Раньше Муром славился непроходимыми лесами, в которых незваные пришельцы теряли свою силу, количество лесов давно уже сократилось, но теперь окрестности Мурома славятся своими непроходимыми полями, да лесами, как это не звучит дико. Около 90-а процентов пахотных площадей сейчас не обрабатываются. Официально называют цифру примерно 70 процентов.
Я часто посещаю окрестности села Кривицы, когда-то бывшего нашего подшефного хозяйства. Все поля этого хозяйства пришлось "прошагать" на коленях, выбирая картошку и свёклу.
С началом реформ поля стали зарастать, вначале на них нарезали прямоугольники, тогда-то и появился модный термин - пай. Некоторые участки пытались обрабатывать, садили на них картошку, но борьба с сорняком, наступающим с соседних участков, видимо, оказывалась непосильной для стареющего сельского населения, теперь на всём этом пространстве свирепствует дикий сорняк, ствол у растущей здесь полыни, стал по толщине с руку, полынь уже подступает и к огородам сельских жителей. Стоит только прихворнуть, сезон не обработать огород и он уже зарастает полынью.
Пришлось видеть мне эти поля полными жизни, на просторах которых гудели трактора, махали своими крыльями комбайны, и толпы людей выбирали картошку, которой кормили наверно пол страны. С этих полей взору открывались окрестные просторы, радуя глаз и душу аурой, которая прямо искрилась своей волшебной силой.
Для картошки здесь не было неурожайных годов, на каком-нибудь поле, да будет урожай, не взирая на засуху и дожди. Дороги и тропки прорезали поля в разных направлениях, обеспечивая подход для обработки и уборки урожая, надолго они были знакомы до каждого поворота. И всё это пространство накрыто сводом неба, с бегущими по нему облаками, которые иногда выливались кратковременным дождём, а потом светило до самого вечера солнце, ласковый ветер обдувает свои владения, делая дороги опять сухими, так и зовущими пробежаться по ним.
Какой раз над Россией дуют чужие ветры, но так далеко они никогда ещё не заходили. Циклоны эти носят разрушительный характер, наивно от них ждать пользы нашему земледельцу, враждебность их проявляется во всём. Свои-то дожди были ласковыми и тёплыми, длились они недолго, после них солнце было ярким и успевало, и нагреть и просушить почву и растительность, которая как бы возрождалась к жизни заново, радуя душу и взгляд земледельца.
Как мать журит своего ребёнка, иногда гремели и грозы, после них воздух наполнялся озоном, дышать становилось легко и ноги сами просились обмыться теплой водой луж, заполняющих все ямки и неровности лужаек. Крупные водоёмы, которые к этому времени успевали обмелеть, заполнялись мягкой водой, пригодной и для полива грядок, и, после того, как она отстоится, для мытья в бане.
На огороде тогда все выращивалось в основном для собственного потребления, плёнки не использовались, продать овощи можно было только в Вязниках и в Коврове, если учесть, что транспорта не было, то это далеко.
Но когда надо было что-то купить нам с сестрой к школе, помню, мы с отцом ездили продавать лук на перо в город Ковров. Сначала надо было пройти 5 километров пешком, дорога шла через деревню Удельное Рыкино и лесом до самой станции, затем надо было ехать час на рабочем поезде, и там тащиться пешком до базара.
Полоть и поливать грядки, было моей обязанностью, когда я взял в руки первый раз лопату, даже и не помню.
Вот таким образом обрабатывали мы себя, в магазине покупали хлеб, соль, сахарный песок, из масел - комбижир. Летом отец часто покупал соленую треску, продавалась она крупными тушками, которые хранились в подполе, универсальном по тем временам холодильнике. Перед тем как готовить, с вечера родители её замачивали в холодной воде, чтоб она вымокла за ночь, и не была сильно соленой, затем с ней варили суп, или её жарили. Мясо по весне хранилось также в соленом виде, затем оно заветривалось и становилось не вкусным, поэтому больших запасов не делали.
Сытнее приходилось питаться по осени, когда кололи поросенка, и выросших за лето козлят. За лето мы так к ним привыкали, что было очень жалко их нарушать, они как малые дети были ласковые и доверчивые, а уж какие были игруны. На зиму запасали в бочках капусту, в которую отец иногда нарезал кусками тыкву, клали огурцы, помидоры. Зимой тыква в капусте приобретала просто деликатесный вкус, на Украине так солят, говорят, арбузы.
Пища, приготовленная в русской печке, была очень вкусна, обычные продукты, каши, картошка в разных видах, блины, щи из белой и серой капусты, были таковы, что сейчас не в каждом ресторане встретишь по вкусноте такие блюда. А какова была картошка, тушенная со свининой! Не забываемы были щи из серой капусты, заготовляли её специально отдельно от белой капусты. Свиной жир в таких щах просто таял во рту, чем дольше такие щи стояли в печи, тем были вкуснее.
Помню, летом, когда появлялась свежая картошка, отец её варил в мундире, нарезал в глиняную плошку, поливал сметаной и ставил в печь, чтоб картошка пропиталась сметаной, затем она несколько раз вынималась и перемешивалась, и все это делалось до тех пор, пока картошка не становилась коричневой. На обед подавали её со свежим или малосольным огурцом, кстати, обедали всегда все вместе и в одно время, когда родители приходили на обед с работы. Если загуляешься и опоздаешь на обед, остаешься голодным до ужина. Таков был порядок в семье, ублажать каждого не было возможности, и мы быстро привыкали к такому распорядку.
Русская печь - это гениальная находка и изобретение русского человека, жаль, что она вместе с деревней ушла в небытие, она сочетала в себе два качества - вкус пищи и большую экономию времени. Здесь особо надо остановиться на таких качествах печки, как на способности лечить от разных простудных заболеваний, при русском климате, избежать которых просто невозможно. Она несла в себе даже какой-то эстетический смысл, бывало, лежишь на ней, за окном мороз ли, пурга ли, а ты чувствуешь такое умиротворение и тепло как в душе, так и в теле, рядом заботливые родители и грезятся тебе ласковые сны, без которых не мыслимо счастливое детство. Когда появилось в деревне электричество, ночами читал я на печи свои книжки, читаешь, читаешь, да так и уснешь там.
С левой стороны улицы, когда идешь со стороны Станков, за участками шел сразу овраг, некоторые приусадебные участки располагались прямо на южных склонах его. Здесь также были вырыты небольшие запруды прямо в овраге, из которых летом брали воду для полива.
За оврагом, на длину деревни, были небольшие поля, изрезанные оврагами, отходившими от основного оврага, по ним-то и обеспечивался подъезд к полям. Превратились эти овражки в дороги, чтоб не делать длинный объезд, были они на удивление ровными. Поля эти бескрайними никак не назовешь, обрабатывались они аккуратно и бережливо.
С появлением тракторов, поля обрабатывались быстро, к этому времени колхоз укрупнился, в него вошли все окрестные деревни и здесь появились проблемы с устройством на работу жителей деревень, да, и до имеющей работы иногда приходилось добираться долго. В поля необходимо было вкладывать удобрения, но уже неорганические, что не могло не сказаться на качестве продукции, да, и урожайность стала ниже. Сельский житель превратился в перекати-поле, стал, с отрывом от своих корней, пить. А ведь житель деревни это душевный, гармонично развитый человек, ему для своей деятельности требовалось много разных умений и способностей, и скучать было некогда.
С гибелью деревень мы потеряли этого человека, остались только динозавры, доживающие свой век в каменном мешке, если повезло адаптироваться в городе, с тоской наблюдающие обрушившие на них проблемы, в деревне он никогда не пасовал перед ними. С последними годами только на своих 3-х сотках он мог реализовать любовь к земле, которая теплилась до седин в его душе. Но уклад сельской жизни 3 сотки заменить не могли, получался какой-то суррогат.
Для примера опишу быт современного жителя, когда-то выходца из деревни. Допустим, ему уже посчастливилось дождаться квартиры, у меня она на пятом этаже. У каждого под пятиэтажным домом есть подвал, где держится велосипед и разные нужные в хозяйстве вещи, многие в нём держат и заготовки на зиму.
В нашем посёлке все стараются заиметь гараж, в котором в обязательном порядке роется погреб. Этот гараж находится в минутах 15-20 ходьбы от дома. Я обзавестись гаражом не смог. Вначале его разрешали строить тем, у кого есть техника, у меня, её вначале не было, затем учил дочерей, деньги уходили туда, потом перестройка, когда о гараже и думать нельзя было, как бы выжить самим, ведь отставание выдачи зарплаты доходило иногда до 8-и месяцев.
В последние годы советской власти все старались так же приобрести садовый участок. Многие начинали разрабатывать его с нуля, в то время для участков отводились бросовые земли. Завод даже помогал поднимать этот участок, первоначально вспахивая, продавал по дешевке трубы. Если участок был далеко, организовывал автобусное сообщение на заводских автобусах, билеты для своих работников были не дорогими. Сейчас делаются только потуги, чтоб облегчить участь жизнь этой категории жителей.
У нас садовый участок в 20-и минутах езды на велосипеде, или в 50 минутах ходьбы пешком, купил я его весной 1980-ого года. После сильных зимних морозов все яблони погибли, спас только одну яблоню - антоновку. На стволе в нескольких сантиметрах от земли выше прививки была одна зелёная почка, вот из неё-то и развилось дерево, которое плодоносит не один год до сих пор.
С распадом соседних колхозов, многие стали разрабатывать участки под картофель. Только некоторые были счастливчиками, которым повезло садовый участок иметь рядом со своим картофельным полем, если так можно выразиться.
И вот представим теперь летний день такого сельского, городского жителя. Работа в одном месте, садовый участок - в другом, картофельное поле - в третьем, гараж в четвёртом месте. И, наконец, измученный летними заботами поздно вечером такой труженик добирается до постели, а во время уборки урожая приходится до полночи его ещё и приделывать.
Сделано было всё, чтоб голова у человека была занята своими нудными, но необходимыми проблемами. На другие занятия у человека просто не оставалось сил.
Говорят, что русский человек лентяй, болен он патерналистскими настроениями! Так может сказать только человек, давно оторвавшийся от действительности, живущий в своём мирке, откуда не видно, что происходит вокруг. Таким людям и приходят в головы завиральные идеи, которые и обнажают их, не поворачивается язык по другому сказать, "человеческое" нутро.
Сельское население изнывало от забот, а на вершине властного Олимпа, как ветры бушевали перестроечные страсти. Народ безмолвствовал, стоя раком перед своими грядками. Сейчас буйная фантазия у реформаторов дошла и до земли, которую теперь собираются продавать, и давно уже продают. Искать бы надо людей, которые взялись бы её обрабатывать бесплатно!
Сейчас наблюдается повсеместно ситуация, после того как землю разделили на паи, когда многие участки просто не обрабатываются. Особенно это я заметил, когда ездил последний раз на операцию в Чебоксары и поезд шёл по возвышенности. Внизу на полях как будто кто начертил цветные квадраты и прямоугольники, все эти участки заросли разным сорняком, кое-где просматривались и обработанные участки.
И невольно в голове возникла мысль, разве можно что получить с этих участков, ведь с сорняками просто не возможно справиться одному, когда соседи просто опустили руки.
Кое-где видел согбенную фигуру старика, сторожащего свою корову, привязанную на верёвке к шесту, чтоб она не зашла на соседний участок. Не дай бог, поест ещё сорняк соседа! А по дороге с рытвинами и ухабами, заполненными водой, неизвестно куда бредёт одинокий гусь. Над всей этой картиной низко с рваными краями несутся дождевые облака. Вот какая картина представилась моему одиноко глядящему глазу. Если же взглянуть на картину другим глазом, то только и можно было сказать - Россия во мгле.
С участками, которые пожилые люди уже не могут обрабатывать и пытаются от них избавиться, они не могут ничего сделать, ни продать, и даже, не отдать. Соответствующие службы, ведающие этим, требуют за это огромные для пенсионера деньги, исчисляемые тысячами.
Сейчас созданы условия, затрудняющие как продажу, так и покупку земли. Возможно, для строителей коттеджей дело обстоит проще, ведь сейчас законы пишутся для этой категории, а не для простого населения, привыкшего жить честно, для него они оказываются настоящим ярмом.
Сейчас созданы условия, когда обрабатывать эти участки становиться просто не выгодно и даже в убыток, и получается, что даже во вред своему здоровью. Кругом одни нервы, воруют оборудование, вырывают из земли кабели, со столбов срывают провода, хулиганят по садовым домикам, собирают чужой урожай, плюс ко всему непредсказуемая погода и труд земледельца оказывается напрасным. А затем и ещё разные платы, которые необходимо выплачивать, и получается, что овчинка не стоит выделки.
В советское время большой необходимости в этих 3-х сотках не было. Сельхозпродукты всегда были в магазине, и на рынке были дешевы, разве что из-за фруктов и ягод, можно было на зиму наварить варений, нагнать соков, наделать компотов и не на один год, так как сады плодоносят не каждый год.
Купили мы садовый участок по настоянию жены в 1980 году. Сахарный песок в то время был дешевый и был доступен каждому, даже и пенсионеру. Сейчас положение кардинально изменилось, если удаётся урожайный год на фрукты, то торговцы поднимают цены на песок, его становиться невозможно купить, а он в большом количестве необходимом для заготовок. Получается какое-то издевательство! Урожаем становится просто не возможно воспользоваться, пенсионерам песок для этих целей становится недоступен.
В начале реформ нам внушали то, что когда большой спрос на какой-то товар, то цена будет падать. Что-то господа не получается, и так во всём, все, что нам обещали, превратилось в полную противоположность. Рынок, что можно ещё сказать, а точнее сказать, это настоящий садизм и идиотизм, и всё это творится с попустительства власти.
Налог на землю, плата организаторам коллективного сада, плата за электроэнергию, плата сторожам, покупка семян, удобрения, покупка навоза, плата за проезд - для пенсионера все эти затраты в потребительскую корзину не заложены и особых дивидендов, как в нефтяной отрасли, эта деятельность не приносит.
Вот и бродят по окрестным полям и лесам садоводы в поисках коровяка, тратя последние калории, данный расход тоже не учитывается в потребительской корзине. Московские деятели, наверное, и не знают что это такое, коровяк. Да это то, что в проруби не тонет, когда оно в ней болтается. Навоз стоит для пенсионера больших денег - полторы тысячи рублей машина (написано это давно), сейчас уже две с половиной, цена эта постоянно повышается. Да, природные условия наши стали таковы, что может случиться так, что и навоз и твой труд могут оказаться напрасными. Да, ещё власть на твою голову со своими бредовыми идеями о продаже земли, попахивающими паранойей.
С приходом цивилизации труд земледельца вроде бы должен быть облегчен, но вместо этого техника начала вытеснять человека с земли, нарушилось равновесие между природой и человеком, от чего пострадал и человек и природа, за что они непроизвольно и стали мстить новым поколениям. Сыграла большую роль в этом и война. Затем процесс в деревне пошел стихийно на разрушение её. Стало не до интересов сельского жителя, который со своими мелкими проблемами нашим новым хозяевам просто стал не нужен.
Благодаря деревне страна победила в войне, я не помню, чтобы у нас были тогда продовольственные карточки, если мне не изменяет память, их не было. Считалось, что у земли народ выживет, в войну он и выживал, но я ни в коем случае не виню государственный строй, существовавший тогда в стране, слишком много перед властью тогда стояло проблем. Теперь же все проблемы рукотворные, правда, они всегда рукотворные.
Когда после войны был еще народ в деревне, надо было вкладывать средства в создание инфраструктуры, не нарушая гармонию, что к этому времени была создана в деревне, когда народ еще не разъехался, не отвык от земли. Наладить надо было на месте обработку продукции, и затем реализовать не полуфабрикат, а готовый продукт, здесь я не открываю новых истин. Вспоминается, что раньше маслозаводы были в каждом крупном населённом пункте.
Был в то время я молодым, не мог до конца понимать происходящее умом, все больше сердцем, чувствами, но, уже сейчас, проживши жизнь, эти вопросы не дают мне покоя. Тем более я приобрел профессию, родившуюся при моей жизни, которая вырабатывает у специалиста данного профиля совсем другое отношение к действительности. Я на окружающее смотрю через призму теории управления, через принцип обратной связи, единства теории и практики, голое теоретизирование у нас в профессии не возможно. Мыслю я категориями перевода жизненных проблем на язык алгоритмов для компьютеров. В одном учебнике по программированию запомнилось высказывание: программирование это как жизнь, все, что вначале делаешь, оказывается ошибкой.
Когда сельские фермы стали приходить в негодность, количество и лошадей стало сокращаться, а потом и совсем конюшни перестали существовать. На Центральной усадьбе сосредоточилось огромное количество животных, которое просто представляет опасность для окружающей среды. Наличие скотного двора угадывалось издалека по запаху навоза, который из удобрения начинал превращаться в вещество, губящее всё живое и неживое. Природа просто не успевает перерабатывать такое большое количество его.
Доверительные отношения между животным и человеком нарушились, к животным стали относиться как к скотине, превратившейся в орудие, производящее молоко и мясо, и человек от этого стал грубее. Сколько раньше было нежности в обращении хозяйки со своими подопечными!
Мы же дети старались брать всё от природы и летом и зимой. Зимой горки по краям оврага, проходившего рядом с нашей деревней, окна нашего дома выходили прямо на этот овраг, были для нас спортивным городком, мы обкатывали их до такой степени, что можно было ходить по ним в сапогах без лыж и не проваливаться, и это во всю длину деревни. Что мы там только не делали, и небольшие трамплины, на которых мы соревновались, кто дальше улетит на лыжах. Домой, зачастую, приходили все сырые и с головной болью от этих полетов на лыжах. Лыжи, в основном, были дубовые и самодельные. Лыжни мы торили, стараясь выбрать наиболее крутые горки, съезжать с которых и не упасть стоило больших усилий, освоив одну лыжню, мы переходили к другой. На лыжах мы катались только таким образом, езда по ровной лыжне вначале у нас не практиковалась. Позднее, когда окончил я начальную школу в деревне и стал ходить в школу в Станки, зимой, когда заметало дороги, ездили в школу на лыжах.
По другую сторону улицы справа, позади участков, было много ям, заросших кустарником, раньше это были овины, в которых из снопов цепями выбивали зерно. Позднее из этих ям брали воду, в основном, когда топили бани, их предварительно углубили. Позади участков и овинов шла дорога к ферме и силосным ямам. Даже в этом просматривается целесообразность, дорога вдоль улицы не разбивается, по одну сторону дороги были поля, по другую, чтоб было близко подвозить снопы, располагались овины.
Ферма располагалась за деревней на прогоне, по которому на пастбище выгоняли скот, как с фермы, так и из деревни. Скот с завидной пунктуальностью следил за тем, чтоб прогон не зарастал лесом, выбивая копытами и, поедая молодую поросль березок, которые молодыми стайками появлялись, начиная с оврагов, заросших старыми березами. Размеры стада были оптимальные и не позволяли наносить природе ущерб, что неизбежно при слишком большом стаде. Пастухи регулировали рост зеленой травы для подножного корма скота. На одном месте скот подолгу не пасся и перегонялся на разные площади, как правило, это были овраги, к которым был обеспечен доступ скота, не повреждая соседних полей.
После войны пастухи пасли скот с ружьём и далеко от деревни не заходили, в то время было много волков. Они частенько нападали на табун, после чего не досчитывались, либо теленочка, либо овечки или козленочка. Зимой нападению подвергались и фермы с овчарнями. Пришлось однажды один на один и мне зимой повстречаться с волком, учился я в это время во Мстере.
Когда деревня стала пустеть, ферму перевели в Станки, стадо стало сокращаться, прогон стал зарастать березняком, и эта картина была не местного масштаба, а стала приобретать в стране глобальный характер. Раньше же ландшафт долгие годы оставался неизменным, и тем самым закреплялись завоеванные позиции в борьбе человека с природой. Коровы вместе с травой поедали и молодую поросль деревьев.
Здание фермы было уже старым, крыша покрыта соломой, которая во многих местах прохудилась, и просматривалось изнутри небо, окна были не застеклены. Зимой ветры гуляли по помещению, где располагались коровы. Под этой крышей было так же теплое помещение, где держали телят первое время после отёла, рядом хранились фляги, а после дойки и молоко, которое после увозилось в Станки на маслозавод. Труд на ферме был тяжелым, сено для коров подносили вручную, навоз из стойла убирался вручную. Как сейчас помню за этой работой мать, когда иногда приходил к ней, мне тогда еще не было 13 лет, помощник из меня, как говорят, был аховый, но я, помню, старался матери помочь. Платили за работу трудоднями, по концу года, на них выдавали натурой, из остававшейся продукции от разных выплат. Рядом со зданием фермы, располагалось помещение, где подготавливали корм для коров. К этому помещению примыкала силосная башня, во дворе рядом были и силосные ямы. Сено же для коров зимой завозилось с лугов и сваливалось рядом с фермой.
Прогон, на котором стояла ферма, был длиной с полкилометра и соединял два оврага, впадавшие за деревней Плосково в широкую низину, простиравшуюся до самых Станков, часть улиц села так же располагалось в этой низине. В окрестности этих оврагов было множество лужаек, поросших сочной травой, перелесков, полных грибов.