В деревнях во время войны много было домов, в которых никто не жил, стояли они одиноко, многие с не заколоченными окнами, в которых по вечерам не зажигался свет. Создавалось впечатление, что их покидали в спешке. Куда делись хозяева, я не помню, только кошки были единственными сторожами своих жилищ, которые охраняли очаг своих хозяев от мышей, почему-то это запомнились. Может быть мы, дети, были ближе к ним, так как были маленькие ростом, то они всегда льстились к нам, относясь к нам как к своим котятам.
В деревне Удельное-Рыкино, мы жили в трёх домах, сначала у бабушки, затем, напротив, в доме через дорогу и затем на той же стороне, но в другом конце в сторону деревни Барское-Рыкино.
Мать работала в колхозе, отец, когда можно было работать, часто был бухгалтером. В колхозе в те времена бюрократии не было - председатель, бухгалтер, работающий бригадир. Выбиралось правление колхоза, но это были люди не освобождённые, работали вместе с остальными. Когда мы переехали жить в другую деревню, его почти всегда избирали депутатом местного Совета.
Дом, в котором мы жили перед переездом, был колхозной конторой. Всегда вместе с нами жили и кошки, но когда мы переезжали в другой дом, они оставались. Здесь в этом доме родилась моя сестрёнка.
Во многих домах стали появляться новые жильцы, как правило, прибывшие издалека, некоторые из них так и прижились в деревне, многие же с окончанием войны покидали дома.
Деревня, где жил последние годы дед Терентий, располагалась на возвышенности между двух оврагов, уже не глубоких, которые заходили в лес, там и терялись. Овраги эти наполнялись водой только весной, поэтому, чтоб жители могли удовлетворить потребность в воде, в оврагах были сделаны запруды, два с одной стороны, и один - с другой, рядом, с которым, был расположен скотный двор и конюшня.
Пруды были очень красивые, помню, как меня маленького, больного несли по очереди на руках отец с матерью в Станки к фельдшеру вырезать на шее шишку, выросшую от простуды. Проходили мы по берегу пруда, почему-то у меня в памяти запечатлелись склонившие над водой ивы с мостиком на другом берегу пруда; прогон, по бокам изгородь, и вдали виден был дом со двора. Запомнилось это, может быть потому, что в то время редко приходилось видеть родителей вместе, работать приходилось им с раннего утра до позднего вечера.
Неперспективная
Во дворе дома деда располагался один из прудов, из него брали воду только для питья. На другом берегу пруда была баня, в которой мы мылись, стирались, вода была рядом. В пруду мы, мальчишки, иногда украдкой корзинами ловили карасей, а затем варили уху. Это была добавка к нашему скудному военному рациону. Дно у пруда было илистое, карась это любит. И, конечно, с раннего детства, кормил нас еще лес.
Рядом с домом бабушки, располагался переулок, которым шла дорога по плотине рядом с прудом в поля за деревню, а затем в лес. Этой-то дорогой и ходил раньше на работу мой дед, неспроста он выбрал позднее это место для своего дома.
Дом был вместительным, имел три комнаты, при входе с коридора сразу попадаешь в среднюю комнату без печки, в ней можно было жить только летом, и из неё вели двери в другие комнаты. Жили мы в комнате окнами, выходящими на улицу.
Любил я, когда был маленький, лежа на кровати разглядывать две картины, висящие над ней, на одной была в рамке цветная репродукция паровоза, на ступеньках которого стоял машинист, на другой - вечерний пейзаж, на берегу пруда с темными силуэтами деревьев, на фоне красного заката отражавшегося в воде. На потолке в рисунках сучков мерещились мне замысловатые фигуры сказочных существ. Эти картины, как реликвию, напоминающую о былом, родственники перевезли вместе с домом в Станки. Бывая у них, глядя на эти картины, невольно вспоминалось далекое милое детство, когда живы были отец с матерью.
Коридор был высоким, обит тесом. С правой стороны, между забором и домом, был проход для скота во двор. Чтоб зайти в дом, надо было подниматься по ступенькам наверх. В конце коридора был холодный туалет. Рядом с ним, слева, спускаясь по приступкам, можно было попасть во двор уже из дома, оттуда - в хозяйственные помещения, где содержалась скотина, хранились дрова, на сеновале лежало заготовленное на зиму сено для коровы, которая находилась в коровнике, представляющем сруб из толстых бревен с потолком на высоте человеческого роста.
.
Вначале, когда мы приехали в деревню, мы так и жили 3 семьи в одном доме, благо, дом был вместительный, зимой все равно было тесновато, летом же в деревне был простор.
Бабушкин дом был третьим от края деревни, лес же начинался сразу за деревней, через него шла дорога на железнодорожную станцию Мстера. Дорога эта называлась зимником, так как в лесу её зимой заметало меньше. Правда, пройти этой дорогой можно было только пешком, так как нельзя было переехать через железную дорогу. Была дорога и летник, шла она из центра деревни в поле, а затем лесом до самой станции. Этой дорогой так же часто пролегал мой путь.
Летом, когда идёшь домой, бывало, под вечер выходишь из леса, впереди открывается поле, пока идёшь им, уже опускается мгла, вдали в домах начинают зажигаться огни. Все мои походы проходили под мотив и слова популярной песни 'С чего начинается Родина', которая просто жила во мне, хотелось сделать что-то большое и важное для своей Малой Родины. И все чувства обострялись от видения гибели этой Родины и осознания того, что я бессилен, что-либо изменить. Родина гибла у меня на глазах, сначала это была деревня Удельное-Рыкино, затем эту участь постигла и деревню Барское Рыкино.
В этой жизни я оказываюсь гонцом, за которым рушатся все мосты и деревни, дороги зарастают бурьяном. Эти разрушения приближаются ко мне всё ближе и ближе, наступая на пятки, я уже слышу шум рушащих мостов и мелких городов.
Старший двоюродный брат Владимир Николаевич Фомичёв, который старше меня на 15 лет, служил в Армии долго, около 8-и лет, повоевать пришлось ему 2 года, затем служба в оккупационных войсках в Австрии. Я отлично помню тот день, когда он уходил на войну, это было лето 1943 года, мне было три с половиной года. Был он крепкого телосложения, помню, взял он меня на руки, поднял под потолок. Потом я смотрел в окно, как он скрылся за последним домом. Родственники пошли его провожать до железнодорожной станции Мстёра.
За время службы он несколько раз приезжал на побывку, После возвращения окончил сельскохозяйственный техникум под Владимиром, и всю жизнь проработал в сельском хозяйстве в Вязниковском районе, то председателем колхоза, то секретарем парторганизации.
Женился брат на девушке, жившей через дом, познакомился с ней, когда приезжал на побывку. Сейчас живет он в деревне Крутово Гороховецкого района, расположенной на высоком берегу Клязьмы и на трассе Москва - Горький. Здесь он последнее время работал председателем колхоза.
Моя двоюродная сестра, после замужества Скороходова Валентина Николаевна, была тоже на много старше меня, работала в колхозе. Со своим будущим мужем она познакомилась по переписке, когда он сидел в тюрьме. Характера он был нервного, но совершенно безвредного, правда, выпивши, на женщин любил нагонять страху. Позднее у них родилась дочь Надя, которая так и осталась жить вместе с матерью и бабушкой, позднее, после переезда в Станки, работая в детском садике.
Трудно было тогда с женихами, почти никто не вернулся с фронта. Из двух деревень вернулось только четверо, один был без ноги, это из одной деревни, два хромых - из другой, и один с больными легкими. Четверых на войну не взяли, у них была броня, трое работали на железной дороге, четвертый был лесником, какая была важная профессия, но и в лесу, зато был порядок.
Я же во время войны провел все раннее детство со своим двоюродным братом Юрием, он был на 7 лет старше меня, который позднее стал Леонидом. С его превращением в Леонида целая история. Когда пришло время ему выправлять паспорт, мать его не могла найти его свидетельство о рождении, обратились в церковь, где его крестили под именем Леонид, а затем передумали и свидетельство о рождении выписали на Юрия. Вот так и стал он Леонидом, я же до сих пор не могу привыкнуть к этому. А вскоре мать нашла его злополучное свидетельство о рождении, им был покрыт горшок в чулане.
Юрий и был для меня и нянькой и дружком. Окончив школу, он поступил в ФЗУ в городе Коврове, после работал на заводе, а потом пошел служить в Армию. Служил он под Читой, женился там, потом появились дети, внуки и жил до последнего времени там. Когда жива была мать, приезжал на свою родину часто.
Закончилась жизнь его трагически, жена умерла рано. Жил он с детьми, повзрослев, дети разъехались. Он занимался хозяйством, и вот однажды к ним в дом залезли воры, дом ограбили. Он этого не мог вынести. Последний раз виделись мы с ним, когда он приезжал на похороны матери, которая жила уже в селе Станки. Прошлись мы с ним по знакомым местам, вспомнили прошлое. Умерла тетя Маруся 86-и лет, перед этим у неё было высокое давление. Работала около дома до последнего, было это летом, время сенокоса. Она сгребала сухое сено в ложбинке у ручья, который в километре от этого места впадает в реку Клязьма, нагнулась, упала рядом с кустами ивняка, поболела с неделю и умерла.
Переехали они в Станки, когда деревня разъехалась. Кто уехал на станцию Мстера, кто в город Ковров, кто в Вязники, старики же умерли. Ребята оканчивали школу, поработав, шли в Армию, а после Армии в деревню уже не возвращались. Из Армии приходили они возмужавшими, крепкими и самостоятельными. Про службу вспоминали только хорошее.
Я же еще долго, пока деревня ещё жила своей обычной жизнью, после переезда семьи в деревню Барское-Рыкино прибегал к бабушке и тетке. Будучи мальчишкой один не боялся бегать и зимой и летом, и не только днем. Ведь оставил в этой деревне я и своих дружков, на новом же месте привык не скоро, потом прибавились и новые дружки.
Позднее деревня Барское-Рыкино будет моей второй родиной. Правда, будет и третья. Которые я забыть не могу, а первые две особенно, которые живут только в моей памяти и в памяти моих односельчан.
Дорога, по которой я бегал, сначала шла оврагом, по обе стороны которого были поля, это было километра полтора. Весной, ближе к крутому берегу оврага протекал ручей, который летом пересыхал, и оставались только неглубокие ямы, зарастающие осокой, соединявшиеся между собой после сильного дождя. Был даже небольшой прудик, в котором мы ловили карасей.
В последний свой приезд прошелся я этим путем, знакомого прудика я не нашел, на месте его построили плотину. Под воду ушла большая часть тропинок, но сохранились со времен моего детства две ветлы, которые как деревца карлики больше не росли, крона их сделалась круглой, как будто её регулярно подрезали, цвет их остался таким же серебристым. Один берег плотины был более крутым, часть его так же ушла под воду, с пологой же части поля стала спускаться к воде березовая роща, деревья стали уже большими, на их месте раньше колосилась здесь рожь, которая занимала поля и напротив. Позднее я написал картину с названием 'Меж высоких хлебов'.
Глядя на эти места, невольно на память приходят слова некогда популярной русской песни с такими словами:
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело...
Меж двумя хлебородными нивами
Протекал небольшой ручеёк...
Запомнился на моем пути каждый бугорок и поворот дорог и тропинок, по которым, уже, будучи взрослым, не раз приходилось ходить, когда я приезжал на каникулы, а потом и в гости.
Моя биография неразрывно связана с этими дорогами, тропинками, лесами и оврагами. Это был мой второй дом, в моих деревнях домов уже не осталось, однако, эти пейзажи до сих пор зовут меня к себе, что немаловажную роль, наверное, и сыграло в выборе моей первой профессии художника.
Осенью 1945 года у меня появилась сестра Вера, роды принимали дома, в деревне на этот случай были свои специалисты, обходились без фельдшера. Жили мы в это время в канторе колхоза, места было мало, всего одна комната, я спал на печи.
Мы, по-моему, не держали тогда даже никакой живности, так как постоянного места жительства у нас не было.
Помню, в конторе стоял ламповый радиоприемник, который работал от больших квадратных батарей, отец часто слушал новости, заходил к нам так же и народ после работы послушать вести с фронта. Были ли тогда газеты в деревне, не помню.
После войны, распродав с себя одежду, собрав денег по родственникам, родители покупают дом в деревне Барское-Рыкино. Помню, как нас с сестрой на салазках, зимой, закрыв с головой одеялом, везли на новое место жительства в свой дом, который недорого отцу продал его знакомый, который уехал жить в Вязники.
Так в возрасте 37 лет родители обрели свой угол, отец с матерью последними приехали в деревню, отец последним ее и покинул. Я поддерживал до последнего дня связь с деревней, навещая отца, да, и сейчас мои думы постоянно о ней, родной деревне, которой уже нет.
Последние годы жизни у многих родственников, которые дожили до наших времён, были просто трагические. Не выходит из головы смерть тёщи, которая, не в пример своей сестре, о чём будет сказано ниже, не хотела уезжать из своего дома.
Дом у неё для сельской местности был такой, о котором можно было бы только мечтать. Она всё время ждала нас, когда мы выйдем на пенсию и приедем жить к ней. Но обстоятельства сложились так, что не могли мы приехать, надо было зарабатывать пенсию и помогать растить внуков детям, да и в посёлке, где она жила, жизнь стала замирать, автобусное сообщение стало плохим, без собственной машины жить там стало трудно.
Ткацкое предприятие, которое было единственным в посёлке, практически прекратило своё существование, совхоз еле работал давно. Зимой население посёлка замерзало. Жена каждый месяц заезжала к матери, почти всё лето жила с матерью сестра жены, которая на лето приезжала из Москвы. Часто приезжал из Нижнего Новгорода брат жены, но всё равно большую часть времени ей приходилось жить одной, она потеряла весь интерес к жизни.
После смерти мужа, ветерана войны, инвалида, десять лет жила она одна. Перед смертью, отец года три лежал прикованный к постели. Во время войны он был разведчиком, после войны был репрессирован, за какое-то высказывание в студенческой среде, позднее реабилитирован. Жена и дети при нынешней демократии ничего от этого не поимели. Жил он тогда в Молдавии, получить оттуда документы, подтверждающие факт репрессий, после перестройки стало невозможно. А без бумажки ты букашка. После возвращения из тюрьмы, часто украдкой читал он произведения И.В.Сталина. Было это уже после XX-ого съезда КПСС.
Смерть тёщи была подозрительной, создается впечатление, что кто-то помог ей умереть, тем более жила у неё квартирантка. На её квартиру давно жадно поглядывали местные новые русские, тем более, живущие вдалеке дети, не могли повлиять на ситуацию. Подобными историями сейчас богата наша современность, а в крупном городе особенно, в небольшом городишке это ощущается ещё не так остро, все живут на виду, ещё сохранились остатки боязни и уважения общественного мнения, но сейчас и сюда уже доходит криминальная реформа. Что характерно, так это то, что перед приватизацией квартиры, тёще сделали капитальный ремонт. Это по нынешним временам чрезвычайное событие, может быть, сыграло то обстоятельство, что тёща было юристом, и к ней всегда шёл народ писать разные жалобы.
После оглашения президентом, так называемых, национальных приоритетов в области обеспечения населения жильём криминал рассвирепел совсем. Все, кто тогда каким-то образом наскрёб денег на квартиру, и купил её, стали обкладываться данью в размере 10-и процентов от стоимости квартиры. Чего по сравнению с этой данью стоят льготы предоставляемые государством тем, кто покупает жильё? Раньше о таком явлении не могли и помыслить.
Все, кто давал объявления по поводу квартир, подвергались тотальной слежке, похлеще КГБ. В этой ситуации человек остаётся один на один с вооруженной до зубов криминальной структурой, никто не может ему помочь, в отличие от обманутых вкладчиков, которые имеют хоть возможность объединиться, здесь человек бессилен.
Когда мы переехали в Муром первое время наша старшая дочь жила в селе Бутылицы у тётки жены. Там жили так же две тётки и дядя жены. Ездили мы туда часто, помогали с посадкой и уборкой картофеля сначала старшей тётке, тёте Насте, у которой жила маленькой наша дочь, после её смерти стали помогать другой тётке, тёте Нине.
Ездили мы к ней не один год. Муж тётки не вернулся с войны, замуж второй раз она так и не вышла. Сын у неё вырос, окончил военное училище, и всё время служил вдалеке от матери. Когда вышел на пенсию, квартиру ему дали в Пскове. Ездили мы к тётке долго, с годами здоровье её стало хуже, жить одной в деревне стало трудно.
Местный колхоз приказал долго жить, и здесь постигла землю та же участь, что и везде, её поделили на квадраты, чтоб она зарастала разноцветным сорняком. К старикам улицы, которая была первая от полей, пришла ещё одна напасть. Во дворы и в погреба жителей стали делать набеги голодные мыши, которые покинули опустевшие поля, за ними в погоню бросились крысы и хорьки, которые поели всех кур, пострадала картошка, морковка, кошки перед таким нашествием оказались бессильны.
Дом продала и уехала к сыну. Прожила там она не долго, на 8-ое Марта умерла, а в деревне могла бы ещё пожить. Перед смертью она успела написать в деревню подругам письмо, в котором заказывала им не покидать обжитых мест.
Я от своих дедов и родителей не получил материальных богатств, зато вокруг меня были мои поля, леса, возможность любоваться ими. А всё остальное разрушено, теперь дошла очередь и до наших полей и лесов.
Вот такие у нас у власти прагматики, и оказались мы для них лишними в нашей коммунальной России, стали мешаться под ногами, отвлекая от важного дела повышения их личного благополучия.
У моей сестры жизнь сложилась тоже не совсем удачно. Живёт она в городе Карабаново Владимирской области. Работала раньше ткачихой на местном ткацком комбинате, который постигла тоже не завидная участь, сейчас он не работает, работников всех сократили. Для работников это была трагедия. От переживаний у сестры случился инсульт, затем муж умер от инфаркта. При советской власти это было процветающее предприятие. До замужества она раньше работала тоже на ткацком предприятии только в посёлке Серково, это в Вязниковском районе, но встретила бравого моряка, и увёз он её в город Карабаново. И в Вязниковском районе все ткацкие предприятия тоже разрушены.
Живём мы в одной области, но видеться приходится нам редко, мы с женой ездили к ней один раз. Владимирская область вытянута между Московской областью и Горьковской, так что Муром и Карабаново расположены на разных концах области, чтоб добраться, надо было делать несколько пересадок, помню, мы с женой добирались до неё почти сутки.
Дочь их, моя племянница, была вынуждена в поисках лучшей доли с мужем и детьми уехать на Дальний Восток, но видно не выдержала семья лишений, распалась, и моя племянница с детьми вернулась назад в Карабаново, сейчас вот после инсульта находится на инвалидности.
Так что болезнь косит не только нас стариков. И такая участь постигла не только моих родственников, постоянно со всех концов только и слышно о потерях.
После смерти матери отец женился третий раз, так что у меня появились новые родственники.
С новой женой отец познакомился в деревне Барское-Рыкино. Я ранее уже писал о шефах, которые стали появляться и у нас в деревне, помощь совхозу нужна была при уборке картофеля, присылали шефов в нашу деревню из Вязников.
Новой женой отца стала Котрина Агриппина Петровна, была она с отцом одного возраста.
Мачеху, чтоб не усложнять отцу с сестрой жизнь, я стал называть матерью, у неё был женатый сын Владимир, после женитьбы он снимал квартиру, затем он стал жить в комнатке матери со своей женой Фаиной. Находились мы с ними в хороших отношениях. Когда у них появились дети, двое парней, Саша и Валера, семье дали комнатку больше размером, но уже в микрорайоне на Севере. На кухне было 3-и семьи.
Запомнилась мне семья цыган, хозяин работал на фабрике извозчиком на лошади. Был у них сын, мне его увидеть не пришлось, в это время он служил в Армии, откуда не вернулся. Уже, демобилизовавшись, по пути домой, на одной из станций ожидая поезда, он был свидетелем, как ребёнок стал переходить пути перед проходящим мимо поездом. Спасая ребёнка, он погиб. В Вязниках, вообще, было много цыган, ведущих оседлый образ жизни. Из них-то и выбран был актёр для фильма 'Неуловимые мстители'.
В это время я посещал своего нового брата Владимира часто, в основном, когда был в Вязниках проездом.
Судьба его в каком-то смысле трагична. Семья у него вначале была дружная, часто они приходили в деревню к отцу с матерью в гости. Выпивал вначале сын не больше чем другие, пьяный был не бузотёр, вёл себя всегда прилично. С ним мы были всегда в хороших отношениях, ни разу наши отношения не омрачались. Я часто участвовал в их семейных делах, помню, помогал сажать и выбирать картошку на участке около реки Клязьма, за деревней, позднее ставшей улицей города, Малое Петрино, родины известного поэта Алексея Фатьянова.
На последних курсах университета мне не часто удавалось к ним заезжать, я старался попасть во Мстёру, хоть на денёк. Встретил как-то я Владимира в Вязниках в городском парке в центре города, сидел он на лавочке и был, выпивши и это днём в рабочее время, что насторожило меня. Я поговорил с ним о том, о сём и понял, что с ним что-то происходит. Позднее узнаю, что они с Фаиной разводятся, мне по-человечески было жаль его. Позднее познакомился он с женщиной, жившей в деревне Слободка, расположенной рядом со Мстёрой, такое вот стечение обстоятельств, а затем и переехал к ней жить. Я в это время после окончания университета один год работал во Мстёре, и одну зиму отец с матерью жили с нами. Мы с женой в это время снимали дом, у нас уже была дочь. Отец жизни вдали от своей деревни долго не мог вынести. Весной сказал, чтоб вёз я их назад в деревню.
Последний раз мы виделись с Владимиром на похоронах отца, был он печален и мне сказал, что, наверное, скоро умрёт. Я заметил, что он часто кашлял, и, действительно он вскоре умер. На похороны отца приезжала и Фаина. Вот такой печальный конец у этой семьи, ставшей мне близкой. С Фаиной с тех пор я больше не виделся, но слухи о ней доходили до меня. Знакомая моей жены живёт в Вязниках, и судьбе надо было так распорядиться, чтоб Фаина оказалась подругой этой знакомой, которая увидала у неё пудреницу, когда-то Фаине подаренную мной, внизу была моя подпись. Я уже был женат, и моя фамилия знакомой жены была известна.
Много в моей жизни бывало таких переплетений судеб моих знакомых, которые каким-то образом замыкались на мне. Когда был уже женат, выросла старшая дочь и судьба её свела с сыном знакомой, которая училась во Мстёре, жили мы на одной улице, мой путь частенько лежал мимо их дома, где они с подругами снимали квартиру. Сейчас наши дома расположены рядом. Затем знал я её брата, он тоже учился во Мстёре.
Мои племянники ко мне были очень привязаны, когда учились в школе, почти на все каникулы приходили к нам в деревню. Помню, уже работая в Муроме, приехал я весной в Рыкино, помочь отцу сажать картошку. Вечером к нам из Вязников в деревню пришёл с девушкой Валера, показывать свою невесту. Многие годы летом вся деревня была полна гостей из соседних городов, которая, уже погибая, продолжала помогать городу.
Труднее было поддерживать связи со своими однокурсниками по университету, так как мы почти все были приезжими, и не многие устроились работать в Горьком. С выпускниками Мстёрской художественной школы было проще, там было предприятие, на котором работали художники, которых многие годы я знал всех. С появлением Интернета в Одноклассниках удалось многие знакомства восстановить, но, к сожалению, своих друзей я не мог найти, стали доходить слухи о том, что некоторых мы уже потеряли на жизненных дорогах.
Кстати, общаться со своей сестрой, через её дочь, стал я в Интернете. А вот с художниками дело обстоит сложнее, они не умеют обращаться с Интернетом, и предпочитают общаться лично, и чтоб к ним приезжали. Правда, мой близкий друг Демидов Юрий Федорович приезжал ко мне из Суздаля не один раз. Мы с женой мечтаем хоть ещё разок побывать во Мстёре.
![Неперспективная700 [Е. Чекалов]](/img/c/chekalow_ewgenij_wasilxewich/apupglawa48mirazhi9rodstwenniki1/neperspektiwnaja700.jpg)
![Мираж1 [Е. Чекалов]](/img/c/chekalow_ewgenij_wasilxewich/apupglawa48mirazhi9rodstwenniki1/mirazh1.jpg)
![Вера, Анатолий, внуки [Е. Чекалов]](/img/c/chekalow_ewgenij_wasilxewich/apupglawa48mirazhi9rodstwenniki1/weraanatolijiwnuki700.jpg)
![Взрослые внуки [Е. Чекалов]](/img/c/chekalow_ewgenij_wasilxewich/apupglawa48mirazhi9rodstwenniki1/armija2012700.jpg)