Чтобы говорить о Мстёрской художественной школе, пока это учебное заведение я буду называть так, скажу несколько слов об артели "Пролетарское искусство", которая организовалась в 1930 году на базе "Артели древнерусской живописи", созданной мстёрскими иконописцами в 1923 году. Заметьте, что инициаторами данных трудовых коллективов были сами художники, которые даже не мыслили сделать это предприятие частным.
Мстёрская художественная профтехшкола была создана в 1932 году.
В 1954 году сразу после окончания 7 классов я поступил в неё учиться. Эту школу окончила и моя жена.
Директором художественной школы была Юкина Евгения Михайловна, полная женщина средних лет. Муж её известный владимирский художник-пейзажист Юкин Владимир Яковлевич.
Вначале эта школа не давала даже среднего образования. В то время не многие поступающие в школу по-настоящему не умели и рисовать. Время было послевоенное, было не до этого. Поэтому, перед экзаменами давалось по нескольку уроков по рисунку и живописи.
В то время школа готовила живописцев-миниатюристов, вышивальщиц и граверов в основном для предприятий посёлка Мстёра. Живописцы учились 4 года, граверы - 3 года, вышивальщицы - 2 года.
Конкурс в тот год, когда я поступал, был 6 человек на место, в основном это были сироты, у кого после войны не было отца, у кого обоих родителей, у меня не было матери, а отец был инвалидом. Такие учащиеся были на полном государственном обеспечении.
Это было для многих основным стимулом для поступления в школу, в которую ученики съезжались поступать со всей области.
При поступлении местным давалось предпочтение, так как назначением школы было подготовка кадров для артели "Пролетарское искусство".
При приёме в школу большое внимание уделялось и общеобразовательным предметам, с которыми у меня проблем не было, особенно по математике.
Одним словом я в школу был принят.
Если посмотреть в интернете, то там больше уделяется формальным и официальным сведениям о школе, я же обращу внимание на бытовые вопросы, а это в то время было очень важно. После окончания 7 классов нам было по 14 лет, и мы были вынуждены жить вдали от родственников.
У нас на курсе было несколько учащихся и после 10 классов, это были девушки из городов, где с получением среднего образования не было проблем.
Школа раньше располагалась на улице Ленинградской, рядом с ней через забор был детский дом. Перед школой был небольшой сквер.
На правой стороне видно красное здание, это клуб, на первом этаже клуба находился школьный спортзал.
Популярными секциями в школе тогда считались секции бокса, гимнастики и лыжи.
Местные ребята к нашим увлечениям относились ревниво, особенно, к секции бокса, которую вёл учащийся нашего курса Алеша Александров, детдомовец из города Киржача.
Родом он был из Ленинграда, вывезли его оттуда во время блокады. Перенесённый голод во время блокады, не прошел для него даром, он на всю жизнь остался хромым, но был человеком физически сильным, имевшим могучий торс, подстригался всегда наголо.
Человеком он был разносторонним, любил играть так же в шахматы, увлекался чтением философской литературы. Был он года на два старше меня, мы с ним были дружны, на производственном обучении всегда сидели рядом, как старший он взял как бы шефство надо мной. В секцию бокса я не ходил, но с теоретическими основами бокса он меня познакомил.
Позднее мне пришлось жить на квартире с ребятами, которые посещали секцию, на квартире у нас были и боксёрские перчатки, лапы, груша и мешок. В тренировках принимал участие и я.
Даже такого знакомства с боксом в жизни мне не раз пригодилось.
В конфликтах с местными ребятами, мы были всегда победителями. Но эта вражда продолжалась недолго, повзрослев, мы помирились.
Художественная школа занимала двухэтажное каменное здание, позади здания находился большой участок земли для грядок и плодовых деревьев. Это участок обрабатывали учащиеся школы.
При школе было небольшое двух этажное общежитие, мест там было мало, на всех не хватало. В основном учащиеся жили в частном секторе, поиском квартир и расселением занимался завхоз. Рядом со зданием школы находились складские помещения, там хранились железные кровати и постельные принадлежности, бельё меняли каждые 10 дней.
Жить нас устраивали на квартиры, которые для нас подыскивал наш отец и мать, наш завхоз Пал Палыч. Перед первым курсом подбирались и те, кому выпал жребий жить вместе, но после, как правило, сформированные группы не распадались, ребята привыкали друг к другу, и, в основном, жили вместе до окончания школы.
Перед каждым 1 сентября по всему посёлку учащиеся таскались со своими кроватями. На квартире всегда жило человека по 4 или 5.
Недалеко от школы в сторону села Барское-Татарово на другой стороне рядом мебельной фабрикой, а при мне артелью, находилась собственная столовая. Там работали только 2 повара, остальную всю работу выполняли учащиеся. Разрабатывался специальный график дежурств, в него включались учащиеся со всех курсов. Здесь-то мы все и перезнакомились друг с другом.
Питались мы в своей столовой, обслуживали себя сами, строго соблюдая график дежурств и питания. Приходили на дежурство мы рано, надо было приготовить завтрак. Сельхозпродукты мы выращивали в огороде прямо за школой, где копали, пололи и убирали все сами. В обязанности дежурных входило вначале получение продуктов, для чего школа имела палатку в центре за торговыми рядами, рядом с ней располагалась пекарня, где мы получали хлеб.
Обязанностей у дежурных по столовой было много. Надо было наколоть дров, навозить и наносить воды. Носили воду для готовки и питья мы вёдрами из колодца, расположенного во дворе детского дома, который был рядом с нашей школой. Для мытья посуды воду мы возили с реки Мстерка, расположенной внизу, поодаль за улицей. Дорога вначале шла улицей мимо мебельной фабрики, расположенной рядом с нашей столовой, выпускающей тогда продукцию, пользующую хорошей репутацией, сейчас же помещения фабрики сдаются в аренду.
За двухэтажным домом, расположенным рядом с фабрикой, наш путь заворачивался и шел длинным переулком с рядами заборов по сторонам. За одним из этих заборов располагалась ювелирная фабрика, позднее было построено новое здание фабрики в районе деревни Козловка, это в противоположном конце посёлка.
Предприятие это в советское время было процветающим, его продукция побеждала не раз на международных выставках. После реформ в стране это стало умирающие предприятие, как и тысячи других.
До того знаком был этот переулок, что после трех десятков лет в последний мой приезд, я нашел дорогу даже зимней ночью. Уже давно рядом была построена плотина с мостом на другую сторону речки, в эту сторону посёлок так же расширялся. Дорога к этому мосту шла этим переулком.
Зимой в столовую мы возили воду в железных флягах на больших салазках, летом на тележке. Встречаясь будучи уже взрослыми, в наших воспоминаниях всегда всплывают эти поездки, когда мы тянули сани, как на одной из картин художника Перова.
Навозив воды, чистили картошку, нарезали хлеб, масло. Когда наступало время обеда, разносили по столам пищу, убирали посуду, мыли её. Затем готовили ужин, и предстояли те же работы, что и с обедом. К утру надо было наколоть дров. Заканчивали дежурство поздно, если оставался хлеб, то, разделив, забирали его с собой, который мы съедали с ребятами, с которыми жили. В то время за хлебом были большие очереди. Чтоб не есть пустой хлеб, иногда в складчину покупали кильку.
В столовой же кормили нас вкусной свежеприготовленной пищей, наши повара были просто ассами своего дела. Даже сейчас, вспоминаю некоторые блюда: блины со сливочным маслом, испеченные на больших сковородах, разогретых пышущим жаром углей, полученных после сгорания березовых дров. Хороши были макароны, таких белейших, какие тогда они были, не встретишь даже сейчас, сваренные на молоке, затем поджаренные на сливочном масле до хрустящей корочки. Жарились они не все, одновременно готовился и молочный суп. А каков был борщ, жареная картошка, котлеты, компот из сухофруктов!
Возможно, играло то, что всё было приготовлено на печи, протапливаемой дровами, на газу такого вкуса пищи не достигнуть. А может быть, играло то, что после пережитого голода, всё казалось вкусным, а может быть, играло то, что всё, что было положено, всё и использовалось, ничего не утаивалось.
Одним словом, воспоминания остались на всю жизнь, если сосчитать года, когда жили и ели досыта, то их будет не так уж много.
Стипендия у нас была 15 рублей, я её всю отдавал отцу, ведь ему ещё надо было учить и воспитывать сестру, которая была младше меня на 5 лет. Отец к этому времени женился. В деревне инвалиду с ребёнком и хозяйством одному прожить тогда было трудно.
Хозяевам за квартиру школа за каждого из нас платила 3 рубля. Меня бесплатно одевали и обували. У Пал Палыча, нашего завхоза, работы в это время было невпроворот. С каждого надо было снять размеры. Форма эта была далека от совершенства, но я в то время был непритязателен в одежде. Нам шили брюки, затем толи гимнастерку, толи рубашку из толстой грубой ткани, ватную куртку, выдавали заячью шапку. Летняя обувь что-то мне не запомнилась, на зиму же выдавали валенки с калошами, помню, первое время ноги голенищами валенок натирались до крови.
Выдаваемая одежда предназначалась только на два времени года, на зиму и на лето. Поэтому весной и осенью приходилось часто болеть, постоянно мучил насморк, часто болело горло. Взрослые это относили за счет того, что по молодости мы "форсили", а у нас, просто, не было денег на нужную сезонную одежду.
Повзрослев, когда стали ребята заглядываться на девушек, некоторые сменили эту форму. Я же до окончания школы вынужден был оставаться в ней, особо стал я её стесняться на праздничных вечерах, которые в школе у нас устраивались на 1-е Мая, 7-е Ноября, на Новый год.
В столовой по этому поводу устраивался праздничный обед, к чаю нам выдавали по нескольку шоколадных конфет. Только здесь я их попробовал в первый раз, как и сливочное масло с сыром. Порции были небольшие, но значительно больше тех норм, которые заложены сейчас в 'потребительскую корзину', и, исходя из которых, сейчас нам назначают пенсию.
Но тогда это было вскоре после войны, страна ещё не успела оправиться после трагедии, нависшей над нашим народом.
А сейчас, какая была война? Разве что "холодная", которая для нас по своим разрушениям, оказалась более жестокой, чем горячая.
Учились мы 6 дней в неделю по 8 уроков каждый день. Каждый день 4 часа было производственное обучение, здание, где оно проходило, находилось рядом со одним из зданий артели.
Недавно в Интернете на сайте "МСТЁРА" нашёл фотографию этого здания, сейчас от него не осталось и следа, когда, уже фабрика, расширялась, здание это снесли.
На 4 курсе написание дипломной работы и производственная практика полгода проходили в артели "Пролетарское искусство".
Каждый учебный год в сентябре у нас начинался с уборки картошки, фронт наших работ охватывал территорию с радиусом километров 6, с центром во Мстёре. Бывали годы, когда снималась вся школа и направлялась в деревни, где были картофельные поля. До сих пор помню те времена, как мы под дождём выбирали картошку, а когда наступали морозы, мы детскими пальчиками выковыривали картошку из мороженой земли. Тогда хозяйственных перчаток не существовало. Многие после этой картофельной эпопеи заболевали.
Выборкой картошки мы занимались до глубокой осени,
Особенно запомнилась одна осень. Всей школой, забрав с собой всё необходимое для походной жизни, отправились мы в путь.
Мимо мы проходили не одну деревню, сейчас, почти 60 лет спустя, из памяти многое стёрлось, места были незнакомые, я всегда с любопытством знакомился с новыми маршрутами, позднее, даже любил их посещать на велосипеде. Впечатления, которые я испытывал от посещения впервые, тянули меня, и было всегда желание вернуться к ним.
В этот раз мне особо запомнилась деревня, в которой рядом с заметным домом, росло несколько высоких стройных лиственниц, их я увидел впервые. По пути преподаватели нам рассказывали вкратце историю этих мест, мы с интересом слушали и пытливым взором окидывали незнакомые места.
Во всех походах нас сопровождали, ныне покойные, наши наставники и преподаватели производственного обучения Корсаков Василий Иванович и Дмитриев Николай Григорьевич, оба участники Великой Отечественной войны, Николай Григорьевич был участником обороны Москвы и Сталинграда. Курс наш на производственном обучении был поделён на две группы, у меня был преподавателем Корсаков Василий Иванович.
Концом нашего пути была деревня, состоявшая из нескольких домов, затерявшаяся среди полей, окруженных лесами. Места для размещения в домах на всех не хватило, пришлось размещаться в сараях с сеном, только девочки жили по домам. На окраине деревни рядом с прудом разместилась наша кухня, по соседству располагался скотный двор и сараи.
Весь день мы брали картошку, погода была уже осенняя, часто дождь перемежался со снегом, над полем низко шли серые тучи, задевая своими полами окрестные леса, форменная тужурка, которая была и рабочей и выходной, снаружи намокала, становилась тяжёлой, изнутри была влажной от пота, появлявшегося оттого, что тело не дышало.
После работы в ожидании ужина, мы грелись у костра, поворачиваясь к огню разными боками, стараясь до сна просушить свою одежду. Когда стемнеет, немного посидев у костра, мы отправлялись спать.
Постелей никаких не было, вырывши поглубже нору в сене, нахлобучив шапку на голову, свернувшись калачиком, дыша испарениями от сырой одежды, испытывая трудности с засыпанием, ворочались с бока на бок всю ночь. Но под утро усталость брала своё и, наконец, сон одолевал нас, не отпуская до самого подъема. С трудом, встав, позавтракав картошкой, иногда с маслом, иногда с тушенкой, попив чаю, отправлялись мы в поле на работу. Иногда целыми днями моросил дождь, немного погревшись у костра, мы продолжали работать.
По утрам уже стали заморозки, и когда выпал первый снег, переночевав последнюю ночь на полу в домах, утром мы снялись с места, и толпой, как французы, отправились назад в посёлок. После таких приключений многие заболевали, и я в том числе. Нам дали несколько дней на отдых, и опять больной я отправился лечиться в деревню к отцу. И таких приключений в памяти осталось несколько, это же было первое.
Убирая картошку в соседних колхозах, мы зарабатывали и картошку, и овощи для столовой на зиму.
Где-то к 3-ему курсу я сильно вырос, навёрстывая упущенное, сначала был я русым мальчишкой небольшого роста, а тут за летние каникулы вырос почти сантиметров на 18, переместившись в строю по физкультуре с конца шеренги на третье место от начала.
Позднее и волосы у меня потемнели, и было в кого, у родителей волосы были черные как смоль. А вот сестра так и осталась на всю жизнь русой, только брови были абсолютно черные, за что ей часто попадало в школе, якобы, она их красила.
Сердце к такому бурному моему росту не успевало адаптироваться и стало шалить. На службу в Армию по этой причине меня не взяли. Сельские врачи поставили диагноз - порок сердца. С этим диагнозом я жил около 15 лет.
Учебное заведение было у нас специфическое, практически, половину учебного срока мы занимались работой.
В те годы для того чтобы годы учёбы входили в стаж для начисления пенсии, необходимо было по распределению отработать 3 года, я отработал 5 лет. В новое "демократическое" время нас этих лет лишили!
