Аннотация: Уважаемые читатели! Я понимаю, что в таком виде читать текст достаточно проблематично. Но скоро я все приведу в порядок. Повесть находится в работе. Как только она будет дописана, я ее перезагружу. И вот тогда станет все тип-топ, красивенько и прекрасненько, с абзацами и отбивками.
И БЫЛ ВЕЧЕР, И БЫЛО УТРО.
I
ОН нахмурился и как-то нервно запыхтел своей любимой трубкой. Носком правой ноги оттолкнулся от пола, и кресло-качалка под ним бешено задвигалась.
- Ты посмотри, что пишут эти пройдохи с Пятой планеты! - обратился он к ДРУГУ, нетерпеливо протягивая ему свежую газету. - Да это даже не статья, это голая констатация фактов, которые всем давно известны. Однако, какая наглость! Какой тон! Какой чудовищный поддекст! Как-будто мы все здесь сидим и ничего не делаем...
Чтение утренних газет, которые, с упорством фанатиков, вот уже несколько десятилетий изготавливали клерки их местной канцелярии, было неотъемлемым ежедневным ритуалом для этих двух мужчин среднего возраста. Конечно же газеты уже давно стали анохронизмом, но они любили запах типографской краски. Компьютер, по ЕГО мнению, более бездушное существо, чем кусок бумаги, на котором так органично и продуманно расположено все до последней буковки. ДРУГ, который в полной мере пережил времена компьютерной разобщенности, только приветствовал бурный обмен мнениями, когда эмоции одного тут же передавались другому и зашкаливали, рождая новые и новые мысли.
- Вот, полюбуйся... Они переходят всякие границы! - добавил ОН, все еще удерживая газетную полосу. - Лучше бы писали о том, как им там у себя усовершенствовать дренажную систему. А то после каджого дождя излишек воды сваливается на соседнего Карлика. И этому мальку приходится по месяцу ждать, когда появится Солнце, чтобы просушить его планетную оболочку.
ДРУГ наконец поймал ЕГО "летающую" перед носом руку и вытащил газету. В статье говорилось следущее: "Наступил трехтысячный год. Но на Земле ничего особенно не изменилось. Только повсеместно понизилась грамотность. Япония совершенно обособилась, и ее высокие технологии теперь потребляются только ей. Она ведет себя вызывающе, и агрессивно. Но никто не хочет с ней воевать. Уже несколько лет, как отменили рассовое равенство. Чтобы избавиться от неприятных воспоминаний, введены новые названия для определения рассы - розовая, фиолетовая и темно-фиолетовая, и оранжевая. Во всех странах, кроме Японии, привалирует расса темно-фиолетовых. Повсеместно они выбрали своих президентов и начали перекраивать законы под себя. Розовые, пока их не коснулись ограничения, стараются увеличить численность населения до таких размеров, чтобы взять власть не деньгами или силой, а численностью. Оранжевые, по новым законам, могут работать только в сфере обслуживания. Да они, честно говоря, и не стремятся особенно никуда. Они достаточно бесхитростны. И за много, много веков не родили ни одного выдающегося человека. Они счастливы тем, что им не запретили их многочисленные праздники с танцами и песнями. Больше они ни на что не претендуют, да и не способны. Фиолетовых коснулись абсолютно все ограничения. Так как раньше они владели миром, то теперь, при нынешней власти, превратились почти в рабов. Их нанимают на работу только за двухразовое питание и рабочую одежду. Поэтому те, кто не в состоянии работать, обречены на вымирание. Они не могут просить подаяние, так как по декларациям правительств во всех странах "нет голодных, безработных, нищих и даже больных". В общей сложности, за пять лет темно-фиолетового правления в мире сократилось количество фиолетового населения на пятьдесят процентов. Они перестали воспроизводить потомство. Они перестали даже создавать семьи. Они стали селиться в самых бедных кварталах коммунами. Они еще пытаются поддерживать друг друга, но уже становятся все более равнодушными к смерти. Главенствующая расса запрещает иметь потомство от смешанных браков. За нарушение этого закона полагается смертная казнь родителям и уничтожение ребенка".
ДРУГ передернул плечами и сделал большой глоток кофе, чтобы продлить паузу.
- А что, мы действительно это и так знали, - с деланной улыбкой проговорил он. - Но вот в такой форме (он встряхнул газетой), это выглядит ужасно...
- Ты же знаешь, что не в моих правилах вмешиваться в ход событий.
ОН замотал головой, как-будто возражая своим мыслям. Однако, вслух сказал:
- Но и стоять в стороне я не намерен. Решено. Ты отправляешься в командировку.
- И куда на этот раз? - ДРУГ с интересом взглянул на своего приятеля.
- Куда же еще? На Землю, конечно. - ЕГО темно-синие глаза мгновенно "остекленели". И означало это одно: собеседник его больше не интересует, ОН погружается в собственные мысли и отрешается от внешнего мира.
ДРУГ поднялся с кресла и направился на свою виллу паковать чемодан. Но по дороге к дому он несколько раз остановился, чтобы повнимательнее рассмотреть давно знакомые пейзажи. Вот каменистая речка, которая никогда не выходит из берегов, несмотря на обильные дожди, и никогда не обмелевает, несмотря на палящее солнце. "Какие дожди?! Какое солнце?!" - поймал он себя на парадоксальной мысли, - "Неужели ОН уже включил в моей голове режим человеческого восприятия? Вот и доверяй ЕМУ после этого... А вдруг, с этим идиотским режимом, я начну вести себя неадекватно? И даже вещи собрать не смогу".
- Какие, к черту, вещи? - услышал он ЕГО голос внутри себя. - Ты прибываешь на Землю инкогнито в качестве фиолетового члена общества Штата Нью Йорк. Я так решил. Конец связи.
- О, Господи! - с ужасом воскликнул ДРУГ, но тут же осекся. - Одно радует. Я уже не умру. Два раза умереть еще никому не удавалось! - прокричал он куда-то в воздух, надеясь, что кто-нибудь да его услышит.
II
- Сообщение лично для вас.
Маленький робот с милой мордочкой услужливого почтальона протянул ДРУГУ серебристый диск. Почта тоже была анохронизмом, но у всех жителей их городка пользовалась большим успехом. Они посылали друг другу приглашения на обед, поздравления с праздником и днем рождения, а иногда и просто письмо с пространными выражениями собственных чувств. ДРУГ улыбнулся столь необычно начавшемуся утру, но поспешил вставить диск в дисковод. На экране незамедлительно появился ОН.
- Итак, твоя миссия будет заключаться в сборе информации, невмешательстве, подробном ежедневном докладе посредством местного телефона. Я выделю тебе специальную линию, она будет работать везде, даже в уличной телефонной будке. Вопросы есть? Возражения не принимаются, - опередил ОН, открывшего было рот ДРУГА.
Тот развел руками. ОН выждал многозначительную паузу, и уже совсем мягким тоном сказал:
- Ну, послушай. Я ведь тебе не враг. Да и на кого я еще могу так положиться, кроме тебя? Восприми эту командировку, как еще одну попытку жизни на Земле. А? Звучит заманчиво?
- Звучит странно. - ДРУГ насупил брови и поглубже вдавился в кресло, как бы стараясь закрыться от надвигающейся на него реальности. - Из тех, кого я знал на ЗЕМЛЕ, в живых никого не осталось. Ведь я здесь ни много, ни мало, тысячу лет. Ситуация, с которой мне придется столкнуться, не предвещает ничего сахарного. Чему же мне радоваться?
- Да... - Протянул ОН задумчиво и почесал затылок. - За тысячу лет ты успел состариться... Нет, не физически, конечно. Духовно. Ты рассуждаешь, как старик. А где же твоя прежняя жажда приключений? Авантюр? И неужели ты думаешь, что я тебя оставлю одного, без поддержки, если что-нибудь случиться?
- Еще вчера я смог бы ответить тебе на этот вопрос, но сегодня я чувствую, что рассуждаю, как человек. Да ты и сам знаешь. А с позиции гомо сапиенса, человек может рассчитывать только на себя. А на небеса, разве что, уповать. Что я уже однажды в своей жизни и проделал. Помнишь? Как я живописно летел с этой проклятой горы. Крошились мои кости, мое мясо разрывалось от каждого соприкосновения с бесформенными камнями, мой разум сотрясался... Но я уповал, уповал!
- Тебе что, здесь не нравится? - Заискивающе проговорил ОН.
- Если бы не ты, то вся эта жизнь после смерти потеряла бы для меня смысл. Ты многому научил меня. Ты, своей дружбой и участием, скрасил мое одиночество. Ты привил мне философию вместо авантюризма. И вот теперь ты же и недоволен, что я философски рассматриваю свою предстоящую поездку.
- Скорее, полетку.
- Что?
- Я пошутил. А, если серьезно, то все встанет на круги своя, как только ты окажешься на Земле. У тебя будет возможность применить все, чему я тебя научил. Ну что, мир?
- Мир...
Экран погас, унося ощущение неизбежности. ДРУГ медленно побрел в гостинную, все же решив взять с собой кое-какие мелкие безделушки. Никогда не знаешь, что непременно должно оказаться под рукой в экстренном случае. А то, что таких случаев впереди у него много, он не сомневался.
III
В гостинной, уютно расположившись на диване и в креслах, его поджидала странная компания. Конечно, ни в их появлении, ни в их облике для Д. не было ничего удивительного, но любой посторонний пришел бы в замешательство. Четверо мужчин, на первый взгляд, одного возраста, с явными признаками схожести, как у близких родственников, но абсолютно разных национальностей (судя по одежде), как завороженные смотрели на Д., провожая каждое его движение или шаг цепкими взглядами.
- У меня что, вечеринка, а я забыл пригласить себя? - слегка раздраженно бросил им Д.
- Не ерничай. - хором ответили они.
Он медленно заходил по комнате, а незванные гости тихо заговорили между собой. Каждый из них говорил на своем языке, но это им нисколько не мешало. При более внимательном изучение этих персонажей, можно было понять, что не только языки могли бы быть для них преградой, но и время. Один был турком времен Аттаманской Империи, другой был явным представителем страны Восходящего Солнца, третий как-будто только что покинул африканское племя, успев прикрыться куском шкуры неизвестного животного, четвертый же напротив, старался освободиться от условностей цивилизации, расстегивая безупречно сшитый английский смокинг.
Д. прекрасно понимал, что всем его предыдущим жизням, а именно ими были его гости, не нужно никакого приглашения, чтобы придти сюда, и, к тому же, чувствовать себя спокойно, как у себя дома. Он был раздосадован тем, что планы его сбивались, подготовка к отъезду отодвигалась на несколько часов... Он не любил общаться с самим собой. А разговор с этими ребятами был не что иное, как мазохистское общение.
Давным-давно, в то самое время, как он оказался здесь в силу неизбежных обстоятельств, он воспринял общение с предыдущими жизнями, как курьез. Потом он попытался проанализировать этот феномен, и пришел к выводу, что эти жизни врядли обогатили его человеческое познание во времена его прибывания на Земле. Сделав такое заключение, он постарался свести к минимуму общение с этими четырьмя мужчинами, которые, хоть и имели с ним общую 'пуповину', однако, понимали все по-своему, да еще и пытались его поучать, что приводило его в бешенство.
На все вопросы ДРУГА по поводу 'необходимости' общения с этими ребятами, ОН снисходительно улыбался и говорил, что в тот день, когда Д. примирится со своим прошлым, перестанет отрицать явное и научится философски смотреть на эту проблему, ему отпустятся все грехи, и Д. получит разрешение общаться с иными близкими, которых он знал и любил на Земле. Прошло нескончаемое колличество лет, а четыре непрошенных гостя продолжали приходить к нему, не спрашивая на то разрешения. А он продолжал раздражаться, понимая, что так и не постиг тайну собственной эволюции.
- Твой турок уже отмолил грехи за невинно-убиенных им душ? - каждый раз веселился ОН, как только Д. пытался пожаловаться на свой турецкий темперамент.
- Нет! И даже проклятый Мандарин не попытался усомниться в правильности своих поступков. Не говоря уже о черном копьеносце. Единственный из них, кто нравится мне по-настоящему, так это друг Шерлока Холмса. Он свой в доску. И виски выпить не дурак.
- Поверь мне, они все раскаялись. Они все умиротворились. Они даже поработали над собой немножко.
- Ха-ха. Поработали! Топором, копьем или кинжальчиком...
- А ты думаешь, почему из тебя получился такой интересный экземпляр? Да, да. Именно потому, что они поработали над собой. Английский вариант твоей предыдущей жизни был всего лишь трансформатором между животной энергией страсти и расчетом спящего разума. - помедлив, ОН добавил, - Я думаю, что ты их превзошел! А? Ведь разве не для этого нам даются предыдущие жизни?
- А ты знаешь,..
- Что сегодня...
- Годовщина твоего пребывания...
- Здесь?
- Тысяча лет!
Они разговаривали так всегда: один начинал фразу, второй продолжал, третий-четвертый заканчивал. Ничего удивительного для него в этом не было. Однако, он не переставал удивляться тому, что сам довольно часто попадался на эту удочку всеобщего братства. Умом Д. понимал, что глупо оппозицианировать себя этим ребятам, но ничего не мог поделать со своим внутренним неприятием того, что какие-то странные, какие-то 'ископаемые' мужчины - часть его самого. Более чем часть, он сам. Почти как детство, отрочество и юность...
- Я совсем не настроен на вечеринку. - сказал Д. - Я скоро уезжаю. Так что вы немного не вовремя...
Все четверо снисходительно пожали плечами, как-будто перед ними стоял непослушный ребенок, шалости которого уже никого не удивляли.
- Хорошо, хорошо. Давайте выпьем по этому поводу и... разойдемся.
Турок подошел к барной стойке и стал неторопливо сервировать выпивку. Англичанин принялся раскуривать коротенькую трубку.
- Мы...
- Волнуемся...
- За тебя.
- Почему? - искренне удивился Д.
- Ты ведь...
- Не просто...
- Наше настоящее,
- Ты наше будущее,..
- Не смотря на то,..
- Что я уже не могу им быть? - закончил фразу Д. - После того, как я сорвался с горы, мы с вами все в прошлом...
- Не совсем так. - тихо сказал японец.
- С тех пор...
- Как ОН приблизил тебя к себе,..
- Ты проживаешь особую жизнь...
- Жизнь после смерти.
- И ты все еще можешь...
- Влиять на ход событий.
- Хм. Странно. - вслух помыслил Д. - Я никогда не думал об этом. Я вообще редко думал о вас. Я всегда считал, что, хотя вы и мои предыдущие жизни, мы - ни одно и то же. Мы можем говорить и думать одинаково и одновременно. Мы даже чувствуем вместе. Но вот пить, есть (он вытянул вперед руку со стаканом виски, как бы демонстрируя, что его выпивка, это только его), а затем писать, понимаете? Это ведь ни одно и то же. Вот ты (обратился он к африканцу), ты не можешь выписать за меня то, что я сейчас выпью. Или я ошибаюсь?
- Какая разница? - с грустью ответил англичанин.
- Мы волнуемся...
- За тебя...
- И нам все равно,..
- Что ты по этому поводу думаешь.
- Если ты выполнишь...
- Свою миссию на Земле,..
- Нам всем будет легче...
- Жить.
'Оп-па! Жить! Как странно слышать от них такое... Как странно чувствовать их волнение. Они говорят о какой-то миссии... А ведь ОН сказал мне, что я буду простым наблюдателем. Неужели они знают больше, чем я?'
- Привет всей честной компании! - в комнату вошел ОН с бутылкой прекрасного виски в руке.
Гости поприветствовали вошедшего и быстро засобирались. Никто их не удерживал, но только Д. впервые посмотрел им вслед с тяжелым сердцем. Сегодняшний разговор как-то перевернул его представление об их непростых отношениях. Д. взглянул на НЕГО, но все еще не мог отрешиться от своих мыслей, поэтому хранил молчание.
- По вискарику? - с искрящейся улыбкой спросил ОН.
- Вообще-то я пришел, чтобы дать тебе кое-что в дорогу.
ОН достал из кармана чистый листок бумаги и нарисовал на нем синусоиду. Затем значительно свернул лист вчетверо и протянул Д.
- Что это?
- Это мой подарок тебе. Ничего общего с твоей жизнью. Эта линия превратиться на Земле в обычную веревку. Каждый день, проведенный тобой там, отмечай узелком. Но если ты забудешь завязывать узелки, рискуешь остаться без подарка, - лукаво закончил ОН.
Затем ОН достал из кармана горсть маленьких восковых фигурок. Д. даже не успел их разглядеть, как они, одна за другой полетели в кипящую флурисцентную массу, образовавшуюся ниоткуда под ЕГО руками. Фигурки врача, девушки, тибетского монаха, нищего, продавца - медленно таяли в кипятке. Масса поглотила их всех и также ушла в никуда.
- Что за мистификация?
- Хочу, чтобы на твоем пути встречались не только трудности...
IV
Наконец, все было готово к перемещению. Маленький кейс, который должен был трансформироваться во что-то приемлемое на Земле, был сложен с особой тщательностью и любовью ко всем вещичкам, в него положенным. Мысли наконец-то устаканились и не выплескивались больше наружу в виде недовольства, раздражения или страха перед неизвестностью. 'Будь что будет, - подумал Д., - Не вечно же мне читать 'вчерашние' газеты... Пора и поучаствовать в создание горяченьких новостей'.
Но сколько бы он не уговаривал себя, сколько бы не мидитировал, приводя чувства в порядок, малюсенький неприятный червячок переворачивался в желудке, прося все новую порцию успокоительного, в противном случае, грозя перерасти в монстра.
Д. вошел в кабину перемещения и закрыл за собой дверь. Он миллион раз слышал от своих соседей про эту кабину, но никогда не придавал значения деталям. Теперь он жалел об этом. Какой пустяк. Простое любопытство могло бы привести его к знанию. Однако, кто-то должен учиться на собственных ошибках. Почему бы не он? Или почему бы он? Проще говоря, дураку известно, кто учится на собственных ошибках.
Он стоял в прозрачной кабине с кейсом в руках и, как в лифте, медленно спускался 'с этажа на этаж'. Этажами, в данном случае, были информационные пространства. Как только очередное информационное поле соприкасалось с полом кабины и пронизывало ее вместе с содержимым, Д. приобретал все новые и новые внешние качественные изменения.
Так например, он заметил, что на гладко выбритом лице вдруг появилась недельная щетина. Волосы приобрели серый оттенок, а кожа неухоженный вид. Место светлого летнего элегантного костюма и голубой футболки на его теле заняли рабочий комбинезон защитного цвета и видавший виды свитер. Кроссовки тоже 'постарели' лет на двадцать. Одно утешало его в этих драматических переменах: одежда была чистой, и тело тоже.
Пересекая очередное информационное пространство Д. с удивлением обнаружил в своей руке большой бумажный пакет. Что бы это могло быть? Он открыл его и увидел свои безделушки, взятые на всякий пожарный. 'Значит так теперь экипируют командировочных', - с досадой подумал он, плотнее закрыв пакет, стараясь хоть как-то защитить содержимое.
Но чем ближе он приближался к Земле, тем меньше раздражения и неуверенности в нем оставалось. Неизвестно откуда в его голове возникли знания о всех аспектах жизни планеты, континента и города, в котором Д. должен был приземлиться. С каждой секундой он чувствовал себя спокойнее, и, в какой-то момент, он просто подумал о том, что едет в обычном лифте обычного ньюйоркского здания. Вот сейчас двери распахнутся, и он выйдет в холл, а затем и на улицу. Ничего особенного. Жизнь продолжается, как бы парадоксально для него это ни звучало. Жизнь... продолжается...
V
Лель собирала сумки лихорадочно, забрасывая туда вещи и не думая, что за чем летит. В один момент она уже замахнулась для очередного броска, как вдруг ощутила в руке что-то теплое, ласкающее руку. Эта неожиданная нежность безсловестной вещи остановила ее и обескуражила. Что это? Ах, да. Китайский шарфик... Нежные цвета воздушной радуги синусоидально пересекли короткое пространство полотна. Но как бы ни поворачивался конец расцвеченной материи, всюду он указывал на оптимистическое начало. Иными словами, если смотреть на рисунок с лева направо, то синусоида обрывалась на взлете, подъеме. А значило это только одно: все будет хорошо.
Лель накинула шарф на шею и туго связала концы. Она хотела, таким образом, сдержать рыдания, плотно подступившие к горлу, но они прорвались через эту мягкую плотину радужной волны. Они перескочили через искусственное препятствие, чтобы сотрясти все измученное последними событиями тело бедной девушки.
Почему со мной? Почему я? Господи, за что? Даже если ты напишешь крупными буквами на стене то, что ответов на эти вопросы нет и быть не может, ты все равно задашь их, как только горе постучит в твой дом. Глупо? Да. Но только безотчетная глупость может подарить нам осознанную мудрость, к которой приходим мы трудными путями озарения.
Лель распласталась на кровати между вещами и вещичками, и уже не рыдала, а источала теплые потоки слез. Злиться на чью-то несправедливость было бессмысленно, поэтому она просто прощалась с собой. А это было самым для нее сложным. Неужели все, что она столько лет горячо любила, канет в никуда? Вот эти руки, красивое и молодое тело, неповторимое лицо. К своим ногам она всегда была равнодушна. Но и их скоро не будет. Останется только прах? А затем не останется ничего?
Изъян в теле, в который так искусно внедрилась болезнь - ее грудь. Она думает о своей груди и не находит в себе отвращения или ненависти к ней. Странно. Она по-прежнему любит свою грудь, как часть своего любимого тела. Изъян ли это? Нетушки! Это даже не червоточина. Это червь, который поселился внутри, готовый сожрать, годами готовившееся не для него, лакомство. Это отдельно взятый червь! Он ничего общего не имеет с ее телом и, тем более, с ее жизнью!..
'Конечно...' - Усмехнулась после минутного оцепенения Лель. - 'Потому, что он имеет много общего с моей смертью. Вот он и приполз. Не ждали?..'
Рак груди диагностировал розовый доктор. Молчаливый маленький старичок, занимавшийся по утрам замысловатой гимнастикой прямо под окнами своего домика, в котором он и принимал редких пациентов. Лель жила в двух кварталах от него, в поселении фиолетовых, представлявшем собой нагромождение старых построек из красного кирпича. В этих домах давно не было электричества. Ржавая вода слабой струйкой текла из кранов, напоминая обитателям скудного жилища, что где-то есть жизнь. Она, хоть и непривлекательна, как эта бурая жидкость, однако, также нескончаема.
Он взял с нее кольцо, оставшееся от бабушки, в качестве оплаты за прием. Она заплатила за известие о собственной смерти самым дорогим, что у нее осталось из прежней жизни. Красный камень, как капелька крови, рубин, настоящий рубин... Когда-то он имел огромную цену, но сегодня цены не имела ни ее жизнь, ни деньги, ни, тем более, камни. Кто понимал в них эту самую цену? Если жизнь свели к простому прекращению извлечения воздуха из грудной клетки. Если никто уже не замечал то тут, то там валяющихся трупов, успокоенных навсегда жителей этой скорбной планеты. Они попросту перестали дышать, что констатировала неторопливая служба по уборке территории. Конечно, их можно было бы убирать и быстрее, чтобы ни крысы и ни, безжалостная ко всему, погода не делали свое гнусное дело. Однако, их убирали время от времени. И за это можно было бы сказать им спасибо...
Лель грустно задумалась над тем, где настигнет ее последний день? Кто закинет ее бездыханное тело в жестяной кузов? Куда свалят ее искореженные кости? И кто пожалеет о том, что больше нет и не будет никогда такой прекрасной девушки, с таким нежным именем, как лесной колокольчик?
- Ах, что-то я совсем раскисла...
Уже более отрешенно она вернулась к сбору вещей. Медленно и аккуратно свернула все, второпях скинутое на кровать, и также медленно сложила в длинную брезентовую сумку на длинном ремне. Самое необходимое в пути она запихнула в небольшой рюкзачок, который обычно носила на груди, а не на спине.
Лель была уверена, что билет до столицы Тибета Лхаса, она достанет легко. Это Богом забытое место с чудом уцелевшей буддийской общиной уже никого в нынешнем обществе не интересовало. Тибет умирал веками. И вот теперь считался какими-то выселками. Поэтому желание представительницы фиолетовой рассы перебраться туда, где и выжить-то непросто, пожалуй, только поприветствуется. Она не может сказаться больной, так как больных в существующем мире нет. Поэтому единственная возможность для Лель встретить более-менее достойную смерть, это скрыться и раствориться в наименее цивилизованном месте, где человеческая сущность, независимо от цвета кожи, сведена к абсолютному нулю. И уж если никто там ей не поможет, зато и не превратит ее последние жалкие дни в невыносимую пытку.