Деду Афанасию повезло в жизни. И в Великую Войну уцелел, и здоровье сохранил для своих лет отменное, и дети и внуки его любили. Родные и близкие, не обходили Афанасия Никитича вниманием, поддерживали его и финансово и морально, со всеми праздниками исправно поздравляли, и была еще общая традиция - большие семейные выходы в кино. И тут в местном кинотеатре пошла классическая Американская комедия "В джазе только девушки", и всем семейством было решено пойти в субботу в кино. Сначала Никитичу было скучновато, ну не любил он такие фильмы, но когда в начале фильма гангстеры стали стрелять из "Tommy gun", ветеран оживился и заявил на весь зал, что в войну стрелял из таких автоматов. Окружающие зрители захихикали, да и родные высказали некоторую иронию, но после кино дома за чаем, когда старший сын сказал, что батя, видимо, перепутал Томпсон с ППШ, старый морпех оскорбился. Он попросил внука принести им же подаренный справочник Жука по стрелковому оружию и на картинках показал этим штатским, чем ППШ отличается от пистолета-пулемета Томпсона. Тут уж все семейство стало хором просить деда, рассказать о тех славных днях, когда он крушил немецко-фашистских захватчиков из "Чикагской пишущей машинки". И ветеран сдался...
... В 1944 год ,я служил в Киркенесской 63йбригаде морской пехоты, впрочемКиркинесской она стала несколько позже, а тогда была еще номерной. Командование задумало создать при бригаде танковый батальон. И посему, полсотни артиллеристов, мотористов и прочих механиков, возвращающихся в бригаду из госпиталей, собрали в учебном танковом батальоне, дислоцированном в Полярном. Вообще-то был общий приказ, подписанный самими генераломармии Мерецковым и адмиралом Головко, о том, что все морские пехотинцы, попавшие в госпиталя,должны были обязательно возвращаться в бригаду, но тут был приказ из самой бригады. В учебном батальоне было пять двух-башенных Т-26, вооруженных пулеметами и 37мм пушкой и два однобашенных с 45мм орудиями. Их мы месяц и осваивали, а потом поступил приказ срочно вернуться в бригаду, и мы своей дубленой морской шкурой сразу почувствовали, что скоро наступление. Летели мы на Дугласе, машина эта, конечно, была надежная, но тут, откуда не возьмись, налетела гроза, редкая гостья в этих местах, и в это время года, но так уж нам повезло. Короче, рация и компас звезданулись гнилым шкертиком и мы заблудились. Летали мы, летали, и когда горючее вроде стало кончаться, летчики увидели полевой аэродромчик, командир корабля радостно крикнул, что это вроде аэродром подскока, возле Ара губы и мы пошли на посадку. На аэродроме стоял близнец нашего Дугласа, но с белой звездой, увидев эту звезду, записной балагур Петрович поинтересовался у пилотов, мол, не в Америку ли они нас привезли, но стоящий рядом с Дугласом союзников краснозвездный ПО-2 , развеял наши сомнения. Вдалеке рисовались сборные ангары и какие-то строения. Моя команда, получив разрешение, вылезла из самолета, и мы сразу увидели несущийся к нам от ангаров "Виллис". В нем сидело трое седоков и, что характерно, у всех них были фуражки с васильковым верхом. "Нет, это не Америка." - пробормотал Петрович и заработал от меня "пинок" локтем в бок. Я был тогда в звании старшины Второй статьи, был помкомзвода и старшим в нашей небольшой команде, в которой вместе со мной было шесть человек. Я приказал построиться и стал ждать местных хозяев. Летун-капитан тоже к тому времени образовался рядом с нами, и честь докладывать майору НКВД я с радостью уступил старшему по званию. После коротких переговоров Майор оставил одного из своих спутников охранять самолет, взял летчиков с собой в Виллис, а нам и механику показал рукой в сторону отдельно стоящей постройки под красным флагом, гордо реющим на флагштоке. Дальше было еще интереснее... Майор Иванов (так представился нам особист) привел нас в ангар, где стояла пара аэросаней с финскими свастиками, и приказал в кратчайшие сроки их наладить. Я был хоть и молодым, но борзым. Все-таки морпех, фронтовик, звездочка, отвага и БЗ. Короче, я стал пререкаться и напомнил про приказ Маршала о морпехах, на что, к моему удивлению, майор не стал кричать и угрожать, а просто продемонстрировал мне бумагу за подписью того же Маршала, дающую майору НКГБ (ого!) Иванову возможность привлекать для выполнения задания Государственной важности любых военнослужащих фронта по его майора усмотрению. Так что, пришлось нам взяться за эти аэросани всерьез. Еще майор Иванов предупредил, что на территории базы находятся наши Американские союзники и общаться с ними строго настрого запрещено. А на слова Петровича, что мы, мол, не знаем американского, майор просто поднес к его носу кулак. С санями разобрались споро. На одних поменяли аккумулятор и все заработало, на других Васька Синицын частично перебрал движок, сам выточил на имеющимся тут же в ангаре станке пару деталей, и сани стали лучше новых. Я отправился в штаб майора доложить о выполнении задания. Штаб находился в соседнем ангаре, вернее, в выгородке метров на сто квадратных и стенками без крыши, высотой под три метра, вместо потолка и неба была крыша ангара. Примерно в такой же выгородке жили и мы в нашем ангаре. Я, получив разрешение, от сержанта Госбезопасности, сидящего за столом в комнате, исполняющей роль приемной, и вежливо постучавшись, предстал перед глазами начальства. Майор был явно нами доволен, но тут резко распахнулась дверь, и в кабинет буквально ворвался солдат без фуражки, но с листом бумаги в руке. "Товарищ майор! Срочная шифровка. От Хозяина!" И, заметив меня, осекся. Майор вырвал у него из рук бумагу и впился в нее глазами. Я, поняв деликатность положения, встал, и уже хотел попросить разрешения удалиться, как майор, жестом приказав мне остаться, рявкнул в сторону приемной: "Сержант Глушков, быстро вызови сюда остальных моряков. А ты, Сысоев, отправь срочную с текстом "Задание будет выполнено". Открыв занавески на висящей на стене карте, он стал объяснять мне ситуацию, которая была следующей...
Как мы с ребятами и чувствовали, начиналось большое наступление. Начиналось на неделю раньше, чем думал майор. А в тридцати километрах отсюда собирался драпать в сторону губы Западная Лица какой-то важный фашистский чин. И важен он был металлическим чемоданчиком, который оный полковник из штаба 20й Горной армии Вермахта вез с собой. Облегчало ситуацию то, что, немца не обязательно было брать живьем. Усложняло то, что его охраняли егеря. А волкодавы из ОМСБОНа уже не успевали, тем более была нелетная погода. Короче, нам и поручили это дело, и назад дороги не было. Инструкции были кратким: перерезать дорогу, уничтожить охрану, захватить чемоданчик и по возможности полковника. Потом дать кодированный сигнал и провести эвакуацию груза. После этого дали слово мне как командиру группы, и я его взял. "Товарищ майор, с транспортом все понятно, мы поедем на трофейных аэросанях. Но для такой засады нужно хорошее оружие, ну хотя бы пара Дегтярей и автоматы бы не помешали". (Из учебного батальона мы ехали без оружия, пистолеты и финки не в счет).
Майор снял трубку одного из полевых телефонов, стоящих у него на столе, покрутил ручку, и приказал какому то технику-интенданту Пасюку пребывать на месте до особого распоряжения. Всей командой мы двинулись с майором к складскому ангару. Там нас встретил нервный пучеглазый брюнет, он без конца шмыгал носом, отводил глаза и вел себя в крайней степени нервно. А когда майор приказал ему показать, где лежат американские трещотки, то была разыграна поистине душераздирающая сцена: судя по выражению лица техника-интенданта, у него отбирали последнее, которого, впрочем, у него и не было никогда, и о существовании которого на этой планете он даже не слышал. Но майор быстро его построил, иронически спросив: "Техник-интендант Пасюк, вы в армии или где? Армия - это приказ, и если сказано, что хомячок - немая птичка, значит, будет сидеть на ветке и не чирикать. Я вам ясно приказал, давайте сюда Томпсоны".
Пока Пасюк с помощью увальня грузчика причитая и матерясь громким шепотом ворочал в углу ящики, майор рассказал, что там для нас такого готовится...
"Понимаешь старшина... Тут как - то принимали американские танки Шерман, и в каждом было по два автомата Томпсона для экипажей, но в некоторых их было по три. Ну, наш хозяйственный хомячок и привел пропорции в соответствие, с аппетитами своих защечных и заплечных мешков".
Пасюк возмущенно воздел руки, но у майора видимо и на затылке был глаз, и он, не оборачиваясь, погрозил каптенармусу кулаком. Мы получили шесть блестящих смазкой автоматов, по три круглых магазина на 50 патронов и четыре рожковых на 30. Ну и пару ящиков патронов, пару ящиков лимонок и еще по мелочам. А майор представил нам двух похожих как братья, коренастых сержантов: "Бери старшина, от себя отрываю. Сам бы с вами пошел, но не могу, тут серьезные дела. Это сержант Кривошеин и сержант Зилов. Знакомы с подрывным и диверсионным делом. Ты - командир, но в их кухне действия ребят не ограничивай".
Еще три часа длились сборы, мы последний раз проверяли технику, набивали руку собирая и разбирая Томпсоны, даже пристреляли их. Когда мы шли на импровизированное стрельбище, нам на встречу попалась пара американских пилотов. Американцы почему то развеселились и, показывая на нас пальцами, стали кричать: "О-о-о ! Russian sea gangsters!"
Мы дисциплинированно сделали вид, что их не слышим и не видим, и гордо прошли мимо, впрочем, отданием чести я их по приветствовал. Пусть знают Морскую пехоту. Тогда мы еще не переобмундировались в белые масхалаты.
Ну, а потом, мы несколько часов ехали к заданной точке рандеву. Снег лежал еще неравномерно, и приходилось выбирать маршрут, по которому сани могли проехать. Плюс надо было объезжать места, где еще могли оставаться немцы. Хорошо, что началась небольшая метель, и, не смотря на то, что несколько раз приходилось останавливаться, с помощью сержантов прекрасно ориентировавшихся в этих местах, судя по всему не только по компасу, мы во время вышли в заданную точку. Это была ложбина, на дне которой явственно были видны следи колес и гусениц. Судя по тому, что эти следы не замело снегом, тут не так давно проходила пара колесно-гусеничных бронетранспортеров, и прошли они вперед по трассе, это, скорее всего, был мобильный патруль, который в любой момент мог вернуться. Сержанты, испросив для порядка разрешение, принялись колдовать прямо на трассе. Они вбивали какие-то вешки, натягивали поперек дороги белые веревки, в общем, судя по всему, готовились к минно-диверсионной деятельности. А мы тем временем приготовили позиции вдоль ложбины, и оставалось только ждать. План разработанный мною совместно с сержантами был следующий... В колонне которую мы ждали, должно быть не больше двух машин, когда они втянутся в ложбину, должна обязательно сработать одна из растяжек с лимонками (других гранат на складе Пасюка, к сожалению не было). После этого, мы кидали сверху оставшиеся гранаты и открывали ураганный огонь из Томпсонов. На выходе из лощины, сержант Зилов и один из моих моряков Мишка Ордынцев, должны били встретить колонну, на тот случай, если она прорвется через наш огонь или же встретить возвращающийся патруль. Зилов сделал на обочине устрашающий букет из пяти лимонок, приводящийся в действие натяжным шнуром, и потянулись долгие минуты ожидания.
Противник появился как всегда неожиданно, на дороге нарисовался крытый штабной Horch 108/ Kfz.31, а за ним бодро пер колесно-гусеничный Sd.Kfz.251, с тремя МГ, угрожающе торчавшими во все стороны. Сержант Кривошеин дернул за тонкий белый тросик, протянутый к дороге, перед тупым радиатором Хорьха взметнулась вверх тонкая белая линия, которую шофер, как и было задумано, не заметил и через установленное количество секунд вдоль маленькой колонны, взорвалась дюжина лимонок. Хорьх занесло, но он было выровнялся и, шлепая по снегу пробитым покрышками, попытался поддать ходу, но длинные очереди Томпсонов прошили и кабину, и кузов, и радиатор. А в открытый кузов следующего за Хорьхом броневика, посыпались гранаты, а очереди автоматов быстро привели уцелевших немцев к знаменателю. Один МГ все-таки успел дать длинную очередь по правой верхней кромке ложбины и поставил траурную точку на молодой жизни морпеха Васьки Синицина. Когда я пришел к выводу, что со всеми немцами покончено, по моей команде ребята посыпались вниз, Сережка бросился к Хорьху и, рванув на себя изрешеченную 11,45 миллиметровыми пулями дверцу, отпрыгнул в сторону, и правильно сделал. Из темноты салона брызнули огнем выстрелы парабеллума. Старшина первой статьи Сашка Балакин, недоучившийся студент филолог, крикнул на почти чистом немецком: " Wirf nach draußen die Waffen weg, der Schweinehund und gehe selbst hinaus, oder wir werden die Granate werfen*".
Из Хорьха вылетел на снег парабеллум, и вслед за ним показалась фигура с одной поднятой рукой, к другой был пристегнут цепочкой металлический чемоданчик. Свинской собакой оказался тот самый полковник, чемоданчик которого мы ждали. Попытка отстегнуть чемоданчик от руки немца, успехом не увенчалась, полковник утверждал, что ключа у него нет. Сашка Балакин предложил (естественно по-русски), отрезать на хрен руку вместе с чемоданом, после чего полковник Лессер (так его, оказывается, звали) попросил не отрезать ему хенде, потому что он не врет и пригодится с руками. Ребята обрадовано стали обсуждать, для чего, мол, пригодятся херру Лессеру руки, и вот тогда подтвердилась старая фронтовая мудрость - никогда не радуйся и не расслабляйся раньше времени, сначала вернись живым из поиска. Ибо неприятности начались по полной программе. Со стороны выхода из лощины, вдруг взревел двигатель, и раздались пулеметные очереди. Свинцовый вихрь пронесся по лощине не щадя никого. Сашка схватил полковника за шкирку и сдернул его на обочину, где вжал в какую то ямку и, прикрыв собой, прицелился из автомата в сторону стрельбы. Сержант Кривошеин и Сережка были срезаны маузеровскими пулями в первые же секунды. А со стороны выхода из ложбины в пулеметную стрельбу вплелась какие-то крики и длинные очереди Томпсона. А потом грохнул множественный взрыв. Приказав Сашке уводить немца назад, я, взяв с собой Петровича, бросился на звуки боя, но когда мы туда добрались, принимая естественно все меры предосторожности, все уже закончилось. На дороге лежал Мишка, зажимающий окровавленное плечо, а в нескольких метрах перед ним, дымился немецкий бронетранспортер. Мы с Петровичем не пожалели по последней гранате и оказались правы. За броневиком прятались двое легко раненых егерей с автоматами и ждали удобного момента. Выходит, что не дождались... Мишка рассказал, как все было. Бронетранспортер ехал накатом и появился внезапно. Сержант Госбезопасности Зилов дернул тросик, ведущий к связке лимонок, но что-то там не заладилось. Крикнув Мишке, прикрой, Зилов бросился к гранатной связке. До службы он, оказывается, был акробатом в цирке, так, по крайней мере, он рассказал Мишке, пока они сидели в засаде. Схватив связку лимонок, и на ходу, как лепестки с ромашек, обрывая с них чеки, он вскочил на капот броневика, оттуда вспрыгнул на крышу кабины и, вбросив гранаты в открытый кузов, уже хотел уйти кульбитом, как сработала одна из гранат. Четырех секунд сержанту хватило бы, но их, увы, было меньше. Когда Мишка был ранен, он не помнил сам. Сгоряча поменял диск в автомате, снял немца подранка, высунувшегося из-за колеса, и только потом почувствовал боль.
Сани мы оставили в километре от ложбины, в небольшом распадке, и наш поредевший отряд, скованный тремя ранеными, (Петровича и пленного тоже, как выяснилось, зацепило), добирался туда битый час. А у саней нас ждала засада... Хорошо, что я решил от греха подальше пойти другой дорогой и подойти к нашему транспорту с другой стороны. Егерей было трое, по крайней мере часовой, оставленный у нашей стоянки, имел при себе три пары лыж. Нам помогли свастики на аэросанях. Сашка Балакин нагло пошел прямо на часового, не скрываясь, и в ответ на его "Хальт ! Хэнде хох!" ответил букетом немецких ругательств, которым научился в институте у Гамбургского антифашиста, подвизающегося на кафедре немецкого языка. Подойдя на нужное расстояние, Сашка махнул рукой, и в горле у потерявшего бдительность часового оказался нож. Ножи старшина первой статьи Балакин метал как индеец томагавки. Но остальные двое были настоящие егеря, и мы потеряли Петровича. Так что, слив горючку в одну машину, мы тронулись назад. Базу мы нашли быстро и заметили издалека по столбам дыма. Горели ангары, догорали другие постройки. Кругом валялись убитые егеря, у ворот склада лежал, вцепившись уже окоченевшими руками в "Томмиган", техник-интендант Пасюк. Мы подошли к майору Иванову, и я доложил, что задание выполнено. Полковник и чемодан захвачены и доставлены. Потери группы - пять человек убитыми и один ранен. Майор принимал доклад, сидя на носилках, у него были прострелены ноги. Американского Дугласа на аэродроме уже не было, нашего тоже. От По-2 остался практически только двигатель. Как только мы ушли на задание, и улетели по своим секретным делам наш и американский Дугласы, на аэродром напала рота егерей. Радист Сысоев успел послать радиограмму о помощи, у своей рации он и погиб, подорвав её и себя гранатой. Аэродромная обслуга и чекисты, вели бой до последнего, и спасли их бойцы ОМСБОНа. Их командир велел сажать самолеты прямо в тундре и пешим порядком ударил в тыл егерям. В живых остались только Майор, грузчик со склада Пасюка, трое солдат охраны и двое зенитчиков. Зенитчики находились в сильно стороне от аэродрома. У них была установка из трех ДШК и они лихо начали расстреливать колонну немецких бронетранспортеров и, расстреляв весь боезапас, не только ополовинили егерей, и, лишив их транспорта, частично сорвали им атаку, но и сами смогли не подпустить к себе ни одного живого немца.
Майор подозвал к себе командира ОМСБОНа и приказал ему переписать нас и составить наградные листы. Пленного полковника Лессера с которым, как выяснилось, пару раз со времени пленения случилась медвежья болезнь, увели сразу же, так и не отстегнув его от железного чемоданчика. А по всему горизонту полыхала канонада, начиналась Петсамо-Киркенесская операция.
Мне дали Главстаршину и Знамя, Сашке и Мишке - по Звездочке, и тоже прибавили лычек...
"А что это был за аэродром, и кто был этот майор?"- жадно спросил младший сын.
Ветеран затянулся "беломориной", лукаво усмехнулся в усы, и ответил:"А кто его знает, сынок. Задавать вопросы тогда было не принято".
И снова замолчал, и теперь надолго. И родные тоже уважительно молчали, не желаю нарушать думы старого морпеха.
*Wirf nach draußen die Waffen weg, der Schweinehund und gehe selbst hinaus, oder wir werden die Granate werfen - Выкидывай наружу оружие, свинская собака, и выходи сам, или кинем гранату
