Дим Димыч был стих-спичрайтером (самоназвание), а по жизни, поэтом на заказ. Он писал стихи к юбилеям, корпоративам и.т.д. Причем не брезговал ничем, от чего его тонкая душевная организация творческого человека не мало страдала. Отдушину он находил в кропании альтернативных спичей, под конячок-с. И там розы и лавры восхваления, превращались в пепел, сбрызнутый ядом иронии, но помятую судьбу дневника Глумова из бессмертного "Мудреца", поэт не сохранял крики своей души втуне.
Накануне Нового года, Дим Димыч выдавал заказы. Что-то уходило в электронной форме, за чем-то по старинке приезжали живьем. Причем "живые" клиенты, приезжали, как правило "не" пустые. Конец вечера этого дня, Дим Димыч уже помнил смутно.
Секретарша хозяина овощебазы "Мириам", приехала в тот день последней и была явно не в духе. А когда она прочитала свеженаписанную новогоднюю оду посвященную своим коллегам, так расстроилась еще больше. Дим Димыч очень удачно открыл шикарный шоколадный набор, полученный от своих клиентов с Кондитерской фабрики, и предложил Александре (так звали девушку), рюмочку коньяку, для поправки здоровья. После первой рюмки, секретарша рассказала о том какие змеи ее окружают на работе и о том, что в дамской комнате повесили неприличную карикатуру со скабрезным стишком о том, каким мол путем она заработала свою годовую премию. Ну после еще пары рюмок для девушки, и фужеров для себя, поэт расслабился на старых дрожжах и рассказал о своем хобби с альтернативными поздравлениями. Ну естественно Александра потребовала от поэта, показать в реале свой талант. И он вроде показал...
Дим Димыч смутно помнил свои вирши, но то что девушка, слушая его хохотала до слез, отложилось прочно.
В наступивший вторник поэт естественно отходил, но среда была последним рабочим днем Старого года, и Дим Димыч пришел в свой мини офис, где были компьютерный стол, кресло, шкаф и диван. И первое, что он увидел на диване, это был предмет интимного женского туалета. А на столе лежал экземпляр официального текста корпоративного спича овощебазы. И память, щелкнув развернула перед поэтом череду предновогодних событий...
И то что они стали более, чем близки с Александрой. И то что это произошло, после того как он сваял разоблачительные частушки про ее коллег и когда в памяти стали всплывать кусочки строф, типа:
-"Коль шипят за дверью змеи и шевелится клубок, это в нашей бухгалтерии начинается урок"-
-"Не ходи в публичный дом, очень дорогой, есть дешевле в десять раз в нашей весовой"-
-"Наши грузчики сильны при любой загрузке. Они пьют все что горит, прямо без закуски"-
И так далее...
В его мозгу ярко запульсировала страшная мысль о том, что помимо всего что случилось, секретарша увезла шефу хулиганский вариант спича и значит поэту кранты. Шеф Александры шуток в свою сторону не воспринимал и уж тем более не терпел покусительств на свой ареал.
И тут в дверь кто-то постучал. Вображение нарисовало поэту разъярённого хозяина базы с мотопилой, но это была веселая и красивая Александра, с румяными от морозца щечками.
Она бросилась Дим Димычу на шею, пылко его расцеловала. Потребовала кофе и стала рыться в своей сумочке. Оттуда она достала пачечку пятитысячных купюр и протянула изумленному Дим Димычу.
Оказывается, когда Александра по ошибке привезла шефу частушки, тот прочитав их пришел в дикий восторг и сразу же возжелал лично исполнить их на корпоративе, но еще больше он возжелал быть официальным автором этого шедевра и прислал Александру к Дим Димычу на переговоры об уступлении авторских прав, которые успешно закончились (и не один раз).
А Дим Димыч, после этого общался с клиентами только через интернет (за исключением овощебазы "Мириам"), гонцом откуда, всегда бывала Александра. Правда Овощной король, как-то приехал к поэту самолично, плюс со своей супругой и попросил написать про нее поэму к Дню рождения. Мадам была прямо из старой интермедии Райкина (Зинка у меня красивая, морда красная, глазки маленькие и все время поет). А тут еще присутствовали усики, но заказчик оплатил все стопроцентным авансом и таким, что Петрарка за такие деньги, легко написал бы восторженную оду воспевающую невинную красоту Лернейской гидры...
Короче, поэт погрузился в работу, набивая восхвалительные вирши, и из все сил сдерживаясь, чтобы не добавить ехидную строфу, о Рубенсовской красотке с буденновскими усами