Тишины не внемлю речи. Зачарован тайной языка: "Чело - человече - человечек" - вечность веки на века положила - глаз лишила. Но не тьма внутри - река - светлой речи рекламобегущая строка. Истин буквы, как пылающие свечи, сушат слизь глазного яблока холодом аммиака. Сабель блеск со звёздной сечи рубит лишнее наверняка. В скорлупе "яичной" плечи. Нечем призакрыть увечье глаз, сочащихся нутром. Всколыхаю всё кругом. Липкую жвачку бытия отрываю от седла восковых наречий. В помощь мне слюна деревенской печи, жующей соснины бока для тепла при встрече нас с тобой, да Христа с Предтечей.
Можно и сказать, что крещусь в который раз человечества водой недоразумения. Можно псалменные песни петь, а можно враз - облегчить плечи. Но на то есть час, тот, который мечен взмахом птичьего крыла. Ну а пока: буде, человече, вечен. В будущие, нынешние, те века языка теченьем дивной речи, что саднит твои глаза, буде, человече, вечен, не намяв бока.
96
* * * * * * *
Теперь мне страшны только медные трубы.
Ибо я умер. И как покойно стучит моё сердце. Ибо не смерти ради я умер, но жизни - пресветлой жизни, за обладание которой надо всё
отдать.
Всё понемногу, и последним - своё дыхание. Только так и только тогда. Во все времена.
Приветствую, жизнь, я, твой обретённый, хвалебную песнь тебе ныне пою: без тебя можно быть, но с тобою чудесней ангельский хор прозревать в высоком раю.
И где бы теперь я ни был, под какие ни попадал бы созвездья, я знаю, что всё дышит миром, тебя воспевающей, песни.
И что бы теперь ни случилось, каких бы не избежать мне зароков, я знаю, в крови моей длилось теченье твоих неисчислимых потоков.
Теперь под ногами не воды, но белого камня упругость. Вошёл я в число народа под знаменем: сиюминутность.
И правит над нами не Слава, и не Всемогущая Сила. Мы граждане Вечной Державы где паспорт - Духовные Крылья.
01.03.96
* * * * * * *
Сегодня есть мечта, а завтра праздник. Такого не бывало никогда: есть белый конь, на нём есть всадник, а подле россыпи лежат алмазной пыли - на небосвод, окрашенный в закат, вина Луны разлили. И если в том мне суждено узреть судьбы знаменье, то я читаю: вот оно давно желанное прозренье. И в этот миг все времена слились в единое усилье - открылась нам реальная страна любви всесилья! Так будем ж песни петь про то. Про славный град небесный, открытый нам за то, что сердцу стало тесно в темнице душной тела. И вырваться в объятия вселенной, своим дыханием вселенную обнять нам суждено. И ничего нет достоверней как то, что к нам стремится Божья Рать палить сердца забытые
Есть в дружбе привкус сна. Но и мечта.... И дело не во вкусе, а в стремлении быть "за". За "миру - мир", но не сражаться. И не в умении показаться, а просто быть - до дна. И восхищаться, восхищаться, восхищаться до обретения себя в другом. Услышать ОМ, но не сдаваться, а плыть по Ому, уподобясь парому до безграниц по области бесстрашья. Сниматься в фильмах про Педро, д^Артаньяна и
Туташья,
в любых ролях. СНИМАЕТСЯ КИНО! - пока единственно нам современная метафора. Не компьютеризация, хотя я за неё. Но за "снимается кино" стоит всеобщая
демобилизация,
где в руки не пистоны раздают, но Роль, которую сыграть изволь до полной разбомбатизации, до с образом слияния, то бишь. Тогда уж точно не проскочит мышь сквозь сети наши ЛЮБОВНОЙ КОММУТАЦИИ. И крепче тем узлы, чем мы в друг друга вплетены. Долой подушную приватизацию! Мы влюблены и нам смеяться над слухами об ужасах мутации от ВИРУСА ЛЮБВИ. Мы влюблены и прощены. И некому сдаваться.
Свободным детям воссоединенья в чертогах истинной весны смеяться, петь и кувыркаться, благословляя дни, что были сочтены и сплавлены в любви, в горниле братства зеркальной тишины. Всеобщая демобилизация в чернорабочие любви!
01.04.96
* * * * * * *
Я тот, кто ничего не понимает.
И в страхе пользы нет и в обезличьи. А я шатаюсь праздно, самооправдание имаю и ничего не понимаю, не понимаю.... - У-у? - спрашиваю. В ответ: - Уууууууууу...уууу.... - Как будто в пустоте живу. И задыхаюсь. - Впусти! - кричу. Но Он не слышит, или же не понимает.
Зачем с собой я слился до времени, до срока, когда ещё не довоплотился, а уж ожидаю толка, весь в предвкушении итога. Зачем, скажи на милость? Чтоб бесконечно длилось над головой моей глумленье рока?
Но, нет, я прекращу - я отодвинусь в сторону от этого пути в болота гнилость, тюремного томленья взаперти. Я выйду дальше. Хоть и не ведаю куда, но дальше. Неведомо куда, но лишь бы с этих мест сорваться, где я, похоже, превращаюсь в слепорождённого, глухонемого по приобретенью лет.
"Я человек". Я человек?! А, может быть, весна смеётся лучами возвращающегося солнца над ленью спящих век? "Я человек". Ну, как же, дно колодца! Вслед полетевший за своим плевком! Я плюнул. Стал ждать возврата, эха, ответа, наконец. Но, ни фига! В ответ мне - тишина и будущего зримая прореха.
Ага!!! Пора бы вынуть самого себя, да положить на стол, да в жертву принести. А я же нет, "хи-хи, хи-хи, хи-хи". И настоящее - ко лбу приставленное дуло. Но, погоди, вон там, вдали, сверкнуло нездешней краской.... Так это же и есть моя отмазка от настоящего наличья бытия. Вот это - я. А вот это - сказка. Не надо больше лжи. И баста. И правда только впереди.
08.03.96
* * * * * * *
На что тебе ворчание комет, когда язык их для тебя вместим в одно понятье "нет", которое, как "да".
Мгновения летят. А мысли.... Что мысли - суета. Ещё одну пропустим, потом ещё и так до миллиона. Лишь пустота и хаос. Человеку ль их касаться? На что они ему? Длить ерунду и в кутерьме купаться?
Я что-то не пойму, кому обязано такое блядство своим происхожденьем? Тебе? Ему? Мне самому? И должно ль разбираться нам в этой куче мусора наличья? Всего не перечтёшь. А, что до истины, то вот она: дыши - не пропадёшь! Чтоб мысль удержать, дыханье надо задержать. А уж если увлечёшься, в момент окажешься на дне колодца, откуда только и видать как звёзды на твоё "ать-ать" чихать хотели. И лик свой не скрывать ни днём, ни ночью от таких вот недотёп обязаны закону вечного движения. Ты клянчишь жалости, но ты достоин лишь любви, поэтому дыханием своим не балуйся: не медли с ним, не торопи. Ему в темнице вечного движения гораздо веселей. А ты, ты тоже не робей и вслед за ним иди, плетись, беги, лети, покуда не истлеешь по пути от этой до другой Земли.
01.04.96
* * * * * * *
Во мглу из бездны. Из бездны в мглу. Лечу ли, падаю? Кричу! А чтобы крик был не похож на эхо, я в ткани мира делаю прореху. И страх мой улетает навсегда. Со мною остаётся лишь беда. И этою бедою я верчу: лечу ли, падаю - молчу.
02.11.96
* * * * * * *
Блока почитать, ушедшего во тьму.... Бродского, во тьму шагнувшего.... Тарковского у тьмы в плену.... Себя, на тьму посягнувшего.
Силу свою измерить тоской по проклятой святости. Положить себя в вечный покой этого мира гадости.
Не ждать, не стонать, но терпеть. Бессмысленно, упрямо и глупо не верить в приходящую смерть. Года принимать за минуты.
Раздаривать своё забытьё от вечного величия смуты. Жизнь выдавать за ремесло, свободу за путы.
Мягкое слово ''кровать'' заменить на ''деревянный ящик''. Мне ли ещё вставать? Кто мне ныне приказчик?
Кто может меня самого в железо превратить из глины?
Я человеческое житиё Назвал бы подлою миной.
Но где там.... Когда всё сожжено, когда нет никого, некому говорить и слушать, Я принимаю за волшебство сохранившуюся потребность кушать.
И мной говорит существо, будущим веком призванное. А здесь я не говорю ничего, что нельзя было бы вымыть клизмою.
030296
* * * * * * *
Внутри меня идут судьбы часы. И странностью себя благословляя, я уезжаю....
Глаза волнуются безличьем. И говорю с собой по-птичьи о вечном Мае....
Позволь, прошу, мне прикоснуться к твоим угрюмым думам. Позволь тебя любить, позволь.
Пусть будет лёгким разговор наш трудный. Пусть нами руководствует покой.
Пусть тёмные зрачки твои не увлажняет тоска по морю. Пусть искры светлые играют,
как снег, ложащийся на горы, по таянью вздыхая, всё в том же вечном Мае.
Есть только красота, любовь и нега. Есть только светлое пространство бытия. А чернота.... Так это только время, которое внутри меня - судьба.
А то, что время измеряет, зовут часами - строителями тюрем, и проводов, что тюрьмы эти воссоединяет с отсутствием судьбы - страною снов.
Не бойся этой сумрачной долины сплошного бытия. Ты можешь и должна быть сильной. Тому порукой я.
Я сам, из страха обезличья, внутри себя завёл судьбы часы. И говорю с собой по-птичьи. И погрузился в сны.
И нет спасения в вине мне. И нет спасения в пути. И нет спасения от пепла звёзд, что я держу в горсти.
И нет спасения от Рая в Свете. От Ада нет спасения во Тьме. Нет дорогого самого на свете, что не пленилось бы в тюрьме.
Позволь, прошу, мне прикоснуться, к рукам твоим, глазам.... Позволь безумно улыбнуться всем проклятым, святым богам.
Позволь мне озариться светом твоих волос. Позволь мне жить отпетым у пропасти без снов.
Не позволяя, мне позволь услышать сердца убиение, которое мне говорит: вставай, - которому я вторю: бдение.
Внутри меня идут судьбы часы, но... не спеша.
Я слышу мысленно шаги. Во мне идёт твоя судьба.
Я покушаюсь на своё нутро мечтою Воскресения. Себя крушу число мечём, название которому - терпение.
И в каждом дне и в каждом сне стою, усыпан пеплом отражения, солдатик сказочный в строю.
Мне имя - омут; на дне - мечта. И возрождение из пепла - меня судьба.
03.02.96
* * * * * * *
Может быть, это Бог карает меня за неуёмную жажду - жить. Может, проклята моя судьба.... Но мне хочется выть!
Бесконечное множество являет мне пустоту. Глаза взрываются.... Я имею мечту: о с т а в и т ь с я.
Я призываю смерть, но напрасно. Определитель черёда - Бог - приказывает мне жить безгласно; и невидимыми руками запирает в стране снов.
Эта страна поначалу кажется великолепной. Потом всё в ней - кошмар. Я это познал погружением в неё многолетним. Но большего я не познал.
И вот мне кажется, что должен я умереть. Но и смерть оказывается одним из снов. Мне остаётся лишь плакать, ждать и терпеть слушание песен без слов.
О, как нещадно Твоё торжество, всевидящий, любящий Бог! Ты, сотворитель всего, не сотворивши оков, как ответишь мне: кто я таков?
Мне препоручил, сказав "свобода выбора твоя". Ну, конечно же, я выбираю Тебя. Верни мне моё не различение добра и зла. Верни твоё обо мне попечение. Вот просящая моя рука.
03.02.96
* * * * * * *
Начерти, Судьба, на мне ещё один штрих, Если отражение тебя во мне ещё не полно. Я обращаюсь к тебе условно: Воображаю разговор на двоих.
Ну что, Судьба, может мне пора? Может, ты забыла меня, обошла стороной? Так могло случиться, ведь я не избегал тебя, и ты меня могла воспринять собой.
Но вот, Судьба, я голос свой подаю. Говорю тебе: ''Очнись! Я тут стою, давно стою. Ни вправо, ни влево; ни вверх, ни вниз''.
Ну, Судьба, слышишь меня? Из оков своих отпусти! Мне надоела твоя тюрьма, В коей не видно ни зги.
Но, если я ещё нужен тебе, Будь так любезна, начерти на мне штрих. Я очень хочу быть полезным. Без дела я - псих.
А, Судьба, слышишь меня: ''Очнись!''.
03.02.96
* * * * * * *
Немного сна. Немного пробужденья. И снова в сон. Сон, как повторение творенья. И пробужденье, как рожденье.
В отчаянии пишу, а слышат танец, маски, непознанных себя.... А я в развязке, в сокрушении томленья вечного себя.
Я не могу, но, о как, хотел бы стать стихотворением, текущим из самого себя: из предыдущих слов, из строчек,
из знаков препинанья, пауз.... А, да что там... прочерк! Суть все мои стихотворения подчёркнутые прочерки себя.
Я так хотел б родиться вновь, чтоб уберечь себя от слов, оканчивающихся на -нье и -нья; от восхожденья по ступеням; от собственного Я.
"Избыть себя тоскливого куда?" - Слова, написанные в другие годы. А изменилось что? Возможно, да. Повторов постоянство утвердилось.
Моя всенощная судьба и вседневная лабуда: "Не скрыться от воскресенья в тленье; от тления не скрыться в воскресении, и некуда бежать. Да и зачем? куда?
К реальности от воображения, и от реальности в воображение? Гордиевым узлом завязана судьба со своим теченьем и о нём сужденьем
без толка человеческого рода. А боги.... Так это только "моги" (от выражения "хотела я родить и родила", или "боялась, но смогла").
Вот так и мы: то смерть, то воскресение; то смерть, а то судьба.... Мы существа всевечного изнеможения. И бдительное тление - нам звезды во тьме свечение.
Что толку умножать бесчинствующие "я" разумного суждения? И в разуме нам нет освобождения. Любовь, Надежда, Вера, София-мама не спасли, и не спасла Мария-дева богородичным рождением
ни умного от дурака, ни дурака от умного внутри себя.
И человеку нет свечения, лишь только освещение от напряженья сил внутри себя.
Мы мученики дления. Мы жертвы вдохновения. Владельцы Я.
И нашему отсутствию себя прощения от Бога дано освящение.
К Тебе, о Господи, сия мольба крушения. Во веки, присно, навсегда."
03.02.96
* * * * * * *
Тёмно-тёмное синее небо, малиновый горизонт, страны, в которых не был, сильное слово "Вперёд!".
Марево безудержной страсти, листья на опавшей земле. Все мы в плену у несчастья плывём в направлении к себе.
Люди, хоть толком не знают как и кем им здесь быть, наивно в своей глубине прозревают главное действо: ЛЮБИТЬ.
И в сволочной своей суматохе, во взглядах из-под тишка радуются, что не так уж и плохи обесцененные суетой их дела.
И мне в этом мире бессильном в определении жизненных мест открыты двери в красильню, где сияет Немеркнущий Крест.
И в дальние края уезжая, Крест-царь всегда будет со мной малиновым вечности маем и неба надомной темнотой.
03.02.96
* * * * * * *
Нестройно, торопливо, покойно, сиротливо всечаснейший побег - к тебе.
В молчании улыбкам. И третий день идёт зима. А я командую своим попыткам: во что бы то ни стало, найти ума!
Стояние на камне мира средь плесков-шелестов воды. Держание в груди эфира таинственного шёпота судьбы.
Намёк пространства бесконечный мне открывает даль времён. И я кажусь себе беспечным и дерзким, как Наполеон.
03.12.96
* * * * * * *
Боже, Ты видел Луну? Посмотри же: одна лишь она - жива.
Здравствуй, моё одиночество. Как сонмно твоё проявление множеством окружения в бессвязанный круг.
Здравствуй, моё отчуждение - глупости моей потворство. Так я плачу за притворство не существованья разлук.