Аннотация: Но я знаю, от чего невозможно устать: от звезд...
2004 - 2007
(уравнение для Лайхэ)
... У края,
где рыжие огни зеркальных деревень
преломлены в созвездьи Скорпиона,
дежурила тоска Наполеона,
в бессонницу отбрасывая тень,
стоял февраль, как мавр.
Вдоль электрички
носили сны в тяжелых зимних сумках.
В купе дрожал стеклянный сумрак
в непостижимой зыбкой перекличке
предметов на оси существованья,
лишенных тени, как именованья.
(Д. Бураго, из сборника "Шум словаря")
Наверное, алгоритм удивительно прост: кому-то везет, кому-то нет.
Где-то во времени существует движение, где-то - неподвижность.
Но я знаю, от чего невозможно устать: от звезд.
Вот они, оранжевые, лазурные, алые, льдисто-мерцающие. Каждая звезда похожа одновременно на сердце - и смерть. Закрой глаза - и будут совсем рядом.
С одной стороны, мне давно не девятнадцать, чтобы верить в них, с другой, как выяснилось, возрастные категории здесь не являются определяющими. Звезды... по ним исчисляются годы и молитвы мертвых.
На самом деле, они не дарят ни надежды, ни тепла. Наверное, даже напротив: каждый раз глядя на них, перебираешь в уме то, что не сбылось. И уже никогда не сбудется, потому что сказкам тоже отведены свои сроки. Дальше начинается либо глупость, либо религиозность, либо алкоголизм.
Либо - сам. Либо сказка, либо пророчество. Разные эрзацы одного и того же божества.
На самом деле, с годами меняется не так многое. Просто стакан с вином заменяется чашкой чая, о которую долго греешь пальцы и только потом пьешь уже остывший полубезвкусный напиток.
Привычка к одним сигаретам заменяется привычкой к другим. Подобные мелкие штрихи незаметно и ненавязчиво, но существенно корректируют образ. И начинаешь работать на этом уровне, когда неохота менять маски. Зачем... тут подчеркнуть, там вычеркнуть. Почти ничего не изменилось, вроде бы... текучесть и зыбкость форм, не более чем.
Изыски полутонов и намеков, подобные японской игре в го, где основополагающим принципом является смысл расположения камешков на доске, эстетика стратегии. Так складывают собственный могильный курган для неосязаемого бессмертия.
От юных мечтателей и страдальцев напоказ начинаешь морщиться, как от зубной боли: "все проходит и это тоже пройдет", я уже знаю, какие циники из них вырастут. Бытие определяет сознание и трудно не стать циником, глядя по сторонам, если не имеешь другого эмоционального опыта. Страдание смягчает сердце? - кой черт. Ни разу. Выкристаллизовывает злость и трезвость, не более.
Если, правда, не "не от мира сего". Если все-таки действительно не от мира - превратишься в меч или погибнешь. В этой дихотомии заключено то прекрасное, что за пределом образа, плоти, звука. Ей подчинена та холодная экзальтация ума, которая вызывается совершенством соврешенно внегуманных формул.
Плывущая над городом луна превращает все лица мыслителей и спящих - в лица статуй. Замершая на полувздохе, полувзмахе мысль - бронзовое крыло, омытое дождем.
Время можно прожить "по вертикали", восходя неумолимо вверх, туда, где в небе высятся призрачные шпили. Итог, венец подобного восхождения, если верить - Платону, Блаженному Августину, Юкио Мисиме - один: смерть. Наивысшая точка человеческого бытия. Перешагнув которую нужно быть готовым стать - лучом заката, песчинкой на берегу, травинкой, голосом утекающей воды. Не навсегда. Каждая жизнь для души - только росчерк белокрылого тонкого пера на сером мраморе ступеней. Остальное - для мира. Что тебе из последствий совершенного тобою не принадлежит - то отбрось. Не твоё. Помни об этом и не бери чужого.
Наверное, если не истина, то доля истины в этом точно есть...
Конфликт поколений, конфликт отцов и детей всегда неизбежен и мы решились на терпение. Понимание всегда заставляет. Холод - всегда принуждение. Блаженны те, чьи верования добровольны. Условие ясности духа: "нет иного сердца, кроме звезды". Условие ясности ума: "нет иного сознания, кроме света". Первоматрица выводов должна быть освященной.
Условие ясности действия: "единственный достаточный стимул сделать - "должен" или "должна"".
Коды внутреннего пространства: белые розы на белых ступенях, арки, в которых остаются блуждать навеки звуки скрипки, горы в отдалении, как долг и обетование, встречи, не оставляющие следов и памяти о прикосновениях, предсказанные пустынями. Никаких нирван, никакого спасения души. Либо новая жизнь, лучи солнца в листве и подобный шуму водопадов ток пульсирующей крови, либо остывшая материя, переходящая в пределы Образа, подобная смерти, но не ставшая ею. Либо победитель, либо созерцатель. Все остальное суета, порождающая сколы безобразия.
Правило: не хранить. Пусть будет отдано то, что может быть отдано. Пусть сгорит то, что может сгореть, и сведется к балансу нуля то, что может быть к нему сведено. Останется только то, что составляет формулу твоего долженствования. Остальное несущественно.
С этим и работают. Вот она, materia prima. Императив, из которого она возникает: "забыть слова "не уходи"". К чему бы они ни были обращены. Забыть без сожаления.
Остальное - взгляды, руки, воспоминания, заветная пыль пройденных дорог, собранная в узелок, слова, нанизанные на лески значений, внимание, отданное мелочам, ощущение вкуса, запаха, цвета, наивность восторгов и разочарований, - все это лепестки на ветру.
Для души жизнь всегда - задача. Правило решения любых задач - отказ от избыточности.
Чем больше движения и любви - тем больше сказки о ветре и земле. Чем больше молчания и долга - тем больше пророчества о солнце.