Аннотация: Несколько необычное состояние у меня в тот день было... Несколько...
Странное чувство - праздник восьмого марта. А мужики все пьяные по улицам ходят. К чему бы это?
"Надо что-то необычное сделать...", - подумал Патрик, почесывая голову утром, едва успев протереть глаза и вообще. Глаза слегка болели.
"Да... Надо что-то необычное сделать.", - сказал он уже вслух и снова почесал репу. А репа, надо сказать была довольно таки солидная/. И опухшая соответственно.
Закрыл.
В детстве Патрик часто закрывал глаза и, сильно жмурясь, смотрел ими с закрытыми веками. Пытался понять что за картинка ТАМ.
Или например на солнце через прикрытые веки смотреть - тоже интересно. Так и кажется что еще немного, еще чуть чуть, и увидишь себя изнутри, как она там работает неисследованная машина человеческого тела.
Попробовал сделать так как в детстве. Сильные зажмуривания ни к чему не привели кроме как к тому что глаза стали болеть еще больше. Стоило все таки их открыть. Стоило...
Патрик не понимал этот праздник. Нет, все на самом деле классно - женский день, но все равно тут же приходит мысль, а что, любить мы их только по дням должны, как по расписанию??? А я просто так хочу!
Встал.
Уже в ванной комнате, держась за рифленую ручку бритвенного станка как за рукоять пулемета держится осажденный.
А я просто так хочу!
"И буду", - подумал он, улыбаясь своему пенистому отражению в стекле зеркала.
"И попробуй, и будь!", - подумало отражение...
Нарастало ощущение чего-то необычного.
Пролетела за окном какая-то сине-серая морская чайка.
"Какое окно в ванной комнате???"
"Это все условности", - подумало отражение и продолжило бриться.
"На самом деле условности", подумал Патрик и почесал свою репу. День начинался весьма и весьма необычно. Отражение тое покачало головой.
Сине-серая морская чайка влетела в ванную комнату через зеркало, пролетела сквозь него и понеслась дальше над бескрайними просторами Адриатики, подрезая гребешки волн почти что черными кончиками трехметровых крыльев...
Утро было уже в самом разгаре, солнце не светило довольно высоко. Небо такое равномерное и серое, что аж противно и хочется наорать им туда в канцелярию небесную, чтоб хотя бы время от времени вспоминали как оно тут у нас когда они там планы свои выполняют.
И ветер.
В последнее время Патрик стал замечать что ему все больше и больше хочется тепла и спокойствия на летнем берегу... Какого-нибудь. Моря. Или там озера. Или, в крайнем случае, теплой липкой лужи. Нет, не то...
Сидели на кухне.
Мыслей было просто ноль.
Время от времени вспоминались отрывки ненаписанных никем стихов и Чайкина улыбка из предутреннего сна. "Странно что она со мной не поговорила. Это было бы наверное интересно, она столько всего видела и знает, это точно.
"А главное что я ожидал что она со мной поговорит!"
Напротив на стене висела картина. Тридцатые годы, Херсон, брусчатка на улицах и старый автомобиль... Буйство красок. Почему-то когда повесили картину, кухня приобрела какой то забытый давно уют и баланс форм.
Под картиной сидела бабушка Патрика, и рассказывала всем - семье - чрезвычайно важную информацию - кто кого и как конкретно любит, причем как-то у нее так это получалось естественно, переключаться с дел семейных на истории из разнообразных мыльных опер.
Бабуля тоже вписывалась в интерьер, еще лучше чем картина. Золотая женщина, что ей только не довелось вытерпеть в советской и постсоветской жизни...
Но тем не менее, вырастила двух детей, троих внуков уже. Все ждет правнуков.
"Хорошо бы чтобы все всегда жили. Как много об этом написано, как много сделано, как мало есть реальных результатов. Все что мы научились делать - это некоторое время насиловать организм, заставляя его функционировать как можно более долго... "
Глаза непроизвольно сузились.
Кровь по жилам, молодая горячая кровь.
Согнул вилку...
Раздражение наш враг. Ярость тебе не поможет. Тут надо умнее думать как то, сильнее думать и меньше эмоций...
- Отвратительную стали посуду делать нынче, - сразу вступила в разговор бабуля, прервав мысленную демагогию что царила в голове у Патрика. - Вот в наше время делали так делали, да сейчас из одной той ложки можно пять новы сделать. Ну ничего у меня есть еще старые запасы...
Бабуля продолжала рассказывать о старых запасах, ложках, власти и погоде с виноградом но Патрик снова ушел в себя.
Просто так.
Закрыл глаза.
Синяя чайка улыбалась ему.
В ответ.
"Но у тебя же нету клюва, как ты можешь улыбаться", - подумала ему Чайка. "Улыбка это чувство но не жест", - в ответ подумал Патрик.
Думать с самим собой так прикольно. "Наверное я становлюсь шизофреником".
Почему-то эта мысль его позабавила.
Где-то в болотах разгорался Огонь нужды. Его уже тянуло туда, куда не стоило бы.
"Это не обо мне. Фантастику я забросил читать уже давненько."
Еще одна чайка. Странно, откуда она взялась, и как бы мне теперь от них избавиться.
Не заметил как но он подумал об этом вслух.
Чайка1 обиделась и подумала, что можно быть и повежливее. Патрика это немного разозлило. "Уважаемая чайка1, прости, но ты не более чем плод моей больной без сомнения фантазии. Какое ты имеешь право обижаться? Что ты есть? Часть меня... Причем весьма и весьма неестественная. Чайки не бывают серо-синими и с 4 волосатыми длинными ногами!"
"Ты сам меня придумал. Ты сам назвал меня Чайкой. Так что не надо тут бузить. И вообще-то позволю себе напомнить, что именно так и есть как ты думаешь; я часть тебя. Довольно таки неотъемлемая. И неотъемная. И ты не хочешь со мной расставаться, иначе тебе будет очень одиноко по утрам."
Тут Патрик вспомнил Лару и открыл глаза. Не одиноко мне по утрам, кто тебе сказал, глупая чайка.
А Чаек как и не было. Только осталось ощущение что Чайка2 хотела что-то сказать, но так и не успела за болтовней Чайки1.
"Нет, а картина таки хорошо тут смотрится." - теперь не шли из головы мысли о Ларе. Надо что-то ей подарить наверное. Что-то похожее на нее.
"Слово?" - "нет".
"Как ты можешь улыбаться, у тебя же нет клюва..."
C воздуха слеза срывается
Треугольник мира там
Стоишь и смотришь...
Ветер очень сильно раздражает. Просто ужас!
Это ж кто такое придумал что на праздник может быть такой ветер да к тому же еще и холодный??? Продувает во все возможные и невозможные щели. Рвет и мечет. Наушники к ушам примерзли, такого с самого разгара зимы не помнилось. Так не бывает.
Но все-таки было. Почему-то народу на улицах было совсем чуть-чуть. Холодно, видать.
Патрик только что сопроводил бабушку домой. Она попросила его прийти как-то весной с фотокамерой, поснимать ее в любимых цветах.
А то что тюльпаны у нее самые на улице красивые так это правда... Как зацветают, так прям поле такое желтого, или красного, пламени...
Бабуля конечно рассказывает что это надо чтоб их продавать и копеечку-другую к пенсии прибавлять, да только понял Патрик только недавно, что просто чувствует и понимает она эту красоту - природу... Тем более что и для него поле одуванчиков на горе Лысый Иван осталось наверное навсегда в памяти.
Дует.
Холо-холо-холодно...
Надо купить ваучер для пополнения мобилки - а то деньги закончились.
Купил, пополнил.
Задумался, что хорошо наверное тем кто курит - они могут затянуться на морозном ветру ароматным дымом. Это сублимация тепла. Но все равно хоть что-то.
Такое ощущение было, что трубка примерзает потихоньку к уху. Надо позвонить. Надо... Надо позвонить!
День таки обещался быть необычным.
- Привет, ты дома?
Лара, - Привет, да, а что?
- Ну, а еще минут 20 дома будешь?, - короткий страх - "А вдруг нет". Одернул себя. Не заметила колебания. Все в порядке. Мы непробиваемые...
- Ну, буду наверное, а что?. Так и виделось ему на том конце провода удивленное лицо...
- Ну, я подойду..
- А зачем?
"Ох уж эти девушки, вечно интересуются раньше времени что и зачем", - подумал про себя.
- Ох уж эти девушки, вечно интересуются раньше времени что и зачем, - улыбнулся Патрик в трубку.
Лара рассмеялась...
Перед ним теперь была большая цель - надо было пройтись по замерзшему городу. Пройтись до цветочного магазина.
Двинул.
Если ходить быстро по холоду да еще и с плеером в ушах то время и расстояние бежит просто незаметно. Но только не тогда когда сопли мерзнут прямо в носу.
Шел и думал что как же оно все непонятно. Люди хотят одного говорят другое а делают совсем третье. И в результате получается что совсем они даже ни на волосину не продвинулись к своей цели. А цель у всех одна, хоть и говорят что у каждого своя. Каждый из нас хочет только счастья. И вообще... Настолько это всеобъемлющее понятие - счастье, что если ты знаешь что такое счастье то ты себя обманываешь. Это как предел асимптотической последовательности - можешь хоть вечность приближаться но в точку эту не придешь никогда. Просто потому что ее нет.
Просто потому что ее нет и не было никогда и просто когда-то кто-то один очень наверное умный человек сказал что надо же как то обозначить то недостижимое и высокое о котором так удобно вздыхать на прокуренной одинокой кухне с треснувшими чашками на протертых полотенцах. И придумал - "счастье". А все поверили. Вот это на самом деле мастер обмана.
"Мда. А ноги-то замерзли".
Посмотрел на лево.
Посмотрел на право.
Перебежал дорогу перед носом у одного из бешеных маршруточников что гоняют словно на трассе формулы один.
"Так всегда. Мы сначала заявляем а потом делаем. В этом то и проблема. Потому-то фраза "Я тебя люблю" стала такой избитой и на самом деле заезженной. Мы", -поправился... Любил себя критиковать Патрик, - " не мы, а я точно, слишком часто говорим глупости в которых совершенно не уверены... Просто надо до конца скинуть это детство. Кто бы объяснял детям что взрослая жизнь, - это права и обязанности, свобода и ответственность, сила и слабость... Они бы не стали взрослеть. Хотя, нет, стали бы - только так и стоит."
Вот так он шел, пиная редкие пивные и прочие банки, меряя широкими шагами слегка заснеженный асфальт, бетон, мерзлую, словно в декабре, землю... Шел и думал, думал и шел. Почему-то Патрику было настолько привычно думать что он никогда не задумывался над тем почему так оно само собой получается - думать. Это... как дышать - стараться видеть что-то необычное в обыденном, улыбки на масках, солнечные зайчики в глазах.
Машина.
Еще одна.
Перебежал снова, как школьник.
"Когда-то меня точно собьют. Надо хотя бы плеер вынимать из ушей а то даже сигнала не услышу."
Цветы.
Он сам любил цветы. Разные. Наверное от бабушки ему это передалось. Тюльпаны, розы, и хризантемы. Но только цветы он любил не сами по себе. Для Патрика самым большим удовольствием стало в последнее время доставлять приятное людям. Цветы для этого подходят лучше всего. И конфетки тоже...
Все чаще и чаще ему хотелось думать и думалось...
Что ты знаешь о свободе, не быв в кандалах...
Что ты знаешь о мечте обездоленных детей...
Что ты знаешь о счастье не хлебнув горя.
Эти слова одной из песенок ненавистного всему существу Патрика русского рэпа - кажется "Голос Донбасса"... просто врезались в память и сознание, остались там огненными буквами. Темные и грязные слова - слова на самом деле дождливых и печальных улиц, которые только и помнят все...
Нашел белую розу. Похожа на Лару ощущением. Никогда не знал заранее Патрик, какой цветок покажется ему наиболее подходящим. Иногда кажется лучше всего каштановый листок или пучок травы. Иногда - подснежники. Сегодня решил розу.
Доставил себе немного удовольствия, поторговавшись с девушкой.
Уже почти что рядом. Еще чуть-чуть.
Почти бежал.
"Да я за собой такого не помню вообще... Во дела.", - и улыбнулся.
Проходя - или пролетая? - мимо кондитерского магазина вспомнил что хотел купить конфеток. А может даже одну.
Зашел. Осмотрелся.
Пахнет... Детской мечтой.
Хорошо.
Снова осмотрелся, стряхивая ненужные ассоциации - поставленные 20 минут уже подходили к концу. Увидел конфеты. Конфеты продавали две молодые и довольно веселые девушки. Подошел к ним, поздравил с праздником. Улыбнулся - для этих людей так тяжело видеть во время работы столько лиц и ни одного приветливого. Его бы это наверное попросту свело с ума, но он не собирался тесно работать с людьми и тем более в сфере обслуживания. Ну вот - улыбнулся, и попросил у девушек пригоршню конфет. Вкусных, но на их выбор. Постояли, пошутили.
Идея - угостил одной из свежекупленных конфет продавщицу. Для нее это было очень приятно.
Снова ветер в лицо.
Вот он поворот.
Вот он дом.
Вот он подъезд.
Наверх.
Задержался, стягивая с розы блестящую шуршащую бумажку в которую завернула ее заботливая продавщица. Как это... эротично. Воображение было рыпнулось - но нет, загнал в угол. Нечего тут мозги парить.
Этаж - четвертый или пятый... Четвертый или пятый...Четвертый или пятый.... Четвертый или...
За окном взмах серовато-синего огромного крыла - и нет. Как вспышка фотоаппарата.
Моргнул три раза, усиленно. Поднялась верхняя губа, обнажив несуществующие клыки.
Одернул себя; три раза глубоко вздохнул, успокоив дыхание, и достал телефон...
Оказалось, что промазал. На один этаж правда но все равно обидно. Почему-то ему помнилось что Лара живет под самой крышей - так ближе до звезд. Но это все... мелочи.
Открывает.
Ожидание в глазах - или "Зачем пришел?"
Нет все - таки рада видеть.
Тепло.
Улыбка.
Короткий взгляд вдоль - как автоматная очередь. "А ты как? Хорошо. Все вот тебя жду. Не люблю я этот праздник. Какой-то он... Н формальный, и все тут. А я пришел. А я знаю". И все это один взгляд.
- Привет. Хочешь конфетку?
Стоит в халатике глядя в глаза.
- Ну, может зайдешь?
- А конфетку хочешь?
- Нет! - Патрик знал что она это ответит. На самом деле пока шел и проигрывал куски ситуации; первое что пришло в голову так то что не захочет конфетку.
Потянул из-за спины цветок.
- Это тебе.
Халатик на вид теплый-теплый, из тех, в которые так и хочется закутаться и сидеть, протянув ноги к камину, серыми осенними вечерами. Но камина, увы, не было... Не было и осени - была весна. Причем совсем не радостная и не жизнеутверждающая. Не журчали ручейки и не пели птички. Зато пел соло ветер в мусоропроводе.
Цветочек понравился.
Внутри вручил и конфетку. Еще один приступ радости.
"Нет, пока не поздно надо идти учиться на клоуна, я буду просто таки счастлив доставлять радость детям, и еще получать за это деньгу".
- Лара, а как насчет сегодня сходить посидеть где-то, тем более что мой брат со своей женой уже зависли в каком-то кабачке. Он все-таки бизнес-план выполнил - есть повод праздновать. Успех он и есть успех. Ну так как?
Как раз в тот вечер они собирались устроить у Патрика дома небольшой киносеанс, просмотреть один-два фильма Куштурицы.
- А потом поедем киношки смотреть.
- Ну давай, а почему бы и нет. Все равно день праздничный так хоть погуляем...
Сидели в "Елене". Культурное такое место. Там наверное серьезные люди собираются. А не студенты.
Пришли - с мороза, такие свежие и слегка замерзшие, только что не хрустящие, но уже разрумяненные с ветерка, и с пересохшим горлом.
С пересохшим горлом...
Заказали пива.
Девушка - официантка выглядела довольно таки странно - форма, похожая на ту что в советском союзе носили школьницы, только юбка покороче. Весьма покороче.
- Девушка, а можно у вас пива заказать?
- Можно. Есть...,- начала перечислять пиво. Любимого отечественного не было и в помине. На вопрос "А что к пиву?" девушка предложила разнообразные сорта рыбы, начиная с сёмги. Патрик решил что наверное немного ошибся дверью. Как-то тут странно. И орешков нет. Только фисташки.
Сидели...
Плавный ни к чему не обязывающий разговор, воспоминания и новости о друзьях, рассказы интересные случаи. Так неспешно и спокойно...
Так спокойно.
И тут - едва ли не на полуслове - Лара потянулась к Патрику, обняв его за плечи.
А он сидел, держал в руках ее - просто такую... И думал.
Думал что каждый раз когда они обнимаются это похоже на прощание - так крепко и так сильно что кажется что она боится его потерять сильнее всего. Да и сам...
Прикрыл глаза.
Вспомнил утреннюю Чайку1.
Еще сильнее зажмурился. Постарался забыть обо всем.
Обо всем реальном забыл, но всплыла картинка из детства.
Патрика всегда веселило, когда люди серьезные и казалось бы весьма взрослые начинали вспоминать со слезливым и сопливым придыханием о своем детстве. "Ах, помню я яблоню в бабушкином саду". Или там "Когда ходили с отцом на рыбалку я всегда думал что рыбы умеют говорить". Такие милые детские заблуждения почему-то должны были вызывать приступы ностальгии и у всех окружающих.
А у Патрика детство прошло не так.
Он в детстве охотился за медведями потом летал на космических кораблях и спасал редкие виды животных, вел в бой войска и плел интриги в стенах дворца... В переывах между этим измывался над младшим товарищем товарищем Генрихом...
И вот одна картинка из той детской, никогда не покидающей его памяти тут, когда он сидел в кафешке, обняв Лару и закрыв глаза, именно тут одна картинка всплыла ...
Гора.
Точнее, горы. Обладающие той самой суровой простой красотой сложной природы.
Тишина.
Прозрачно-стеклянный воздух из которого, казалось, можно было выточить бокал или хрустальное блюдо, нашелся бы только станок для огранки.
Крылья орла в противосвете от солнца.
И он - рядом со старым седым согбенным человеком стоит на одном перевале - холодно и тихо - стоит и смотрит, что же учитель скажет.
А учитель молчит. Он знает что все и так сказано в этой картине. Что все уже давно сказано...
Только на этот раз вернулась чайка. Опять же сине-серая. Большая и удивительно умная.
Ладно...
К монахам этих чаек, обывателей, официанток и учителей...
Мы - двое -сейчас и здесь хотим быть вдвоем, как во всем мире одни. Так и было. Так и было...
Ровно одно мгновение.
Продолжили посиделки.
Патрик понял что чего-то не хватало. За столом ощущалась какая-то натянутость, что ли? Подумал что бы это могло быть... То что не пили - так и не надо это. Компания тоже собралась что надо, все на своем месте. Все хорошо друг друга знают и уважают.
Потом понял -не было курящих. Слишком часто хотелось увидеть огонек зажигалки и втянуть дым, даже если и немного. Такой себе маленький ритуал, сближающий людей.
Ну да ладно.
Пора собираться.
Вышли. Решили пройтись до статуи сердца. Прошлись, правда снова слегка подмерзли. Хорошо бы в лето. Тем более что в данный момент Патрик не знал что такое лето. Остались только смутные воспоминания об ощущениях... света и тепла, воды и воздуха.
Пора.
Смотреть.
Кино.
Приехали. Короткий момент когда все улаживалось. Настраивали компьютер. Поговорили. Пообсуждали. Скорее для приличия чем по необходимости. Ну что ж, так надо.
Сели смотреть. Сначала Куштурица ничем не удивил, тем более что они, ну Патрик уж в точности, отвыкли от такого искусства из-за потоков голливудских бредней и тупизмов. Смотрели дальше. Потом начали понимать...
Что просто показывая быт. Жизнь.
Смерть как часть этой жизни.
Куштурица пытался,
и делал это успешно
находить то что не вид но большинству. То о чем
пытаются просто забыть. Черную сторону
души. То хорошее что можно найти там где нет ничего.
И вот они сидели перед светящимся экраном монитора. Смотрели на жизнь, которую никогда не знали, и, дай Бог, не узнают на себе никогда. Смотрели, и думали. А как же все-таки мы хорошо. Как же все-таки.
Потом думалось что это такая мелкая и подлая мыслишка. Надо бы ее загнать.
А вы постарайтесь просто ни о чем не думать в течении нескольких минут. Посмотрим как у вас это получится.
Вот так и Лара с Патриком старались не думать эту мысль но она все равно поднималась из глубин. Заполняла собой. Приводила к распаду сознания...
Они сидели, полуобнявшись на диване, грели свои души друг о друга. Сидели, как маленькие брат и сестра пяти лет от роду могли бы смотреть на смерть родной деревни от рук жестоких захватчиков.
Смотрели и про себя думали, и хотели чтобы это скорее закончилось. Или чтобы не кончалось никогда.
А на экране шли самые обычные сцены. Никакой открытой боли, все как должно быть, но атмосфера давала свое.
Они сидели и смотрели...
И Патрик подумал что наверное не будут они смотреть фильмы этого режиссера. Не станут рисковать своим добрым мироощущением.