Что-то заставило Рони выплыть из тягучего липкого сна, который забылся сразу после пробуждения. Она открыла глаза и прислушалась, напряженно вглядываясь в темноту. Слабой рукой убрала волосы с лица, вытерла вспотевший лоб. Ничего. В квартире царила тишина. Из соседней комнаты, где спала Люмис, не доносилось ни звука. В гостиной плотные шторы почти не пропускали свет, и сейчас Рони об этом пожалела. Так что же заставило ее проснуться?
Никто не мог проникнуть в квартиру - вечером Рони самолично закрыла дверь на все замки перед тем, как лечь спать, прошлась по комнатам, проверяя задвижки на окнах. Может, это и удивило Люмис, но девушка была слишком погружена в личную драму, чтобы о чем-то спрашивать.
Из дальнего угла донеся легкий шорох, как будто ветер тронул сухую листву, и Рони замерла, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть в темноте. Снова послышались странные звуки, на этот раз кто-то как будто тихонько царапал мебель тонкими коготками, и когда глаза привыкли к сумраку, Рони с удивлением увидела черную кошку. Та ловко вскочила на шкаф - черная шерсть выделялась на фоне светлой мебели. Тихонько звякнули стеклянные дверцы, и снова все погрузилось в сонную тишину.
- Зачем ты туда забралась! - Рони откинула край одеяла и поднялась с дивана. - Там же цветы, ты их уронишь...
Она направилась было к шкафу, когда ее ожег холод откровения: в ее квартире не было и никогда не могло быть кошки. Может, Люмис принесла ее накануне вечером? Почему же не предупредила об этом? Рони решительно направилась в спальню и распахнула дверь.
- Люмис, ты приносила в дом кошку? - тихо спросила она, но девушка лежала, сжавшись в комочек на большой кровати, и даже не пошевелилась. Рони немного подождала и повторила вопрос. - Люмис, - тихо позвала она, - Люмис, ты спишь?
Девушка не отзывалась, черные волосы разметались на светлой подушке, сама же она не шевелилась, и в темноте казалось, что она не дышит. На бледной щеке мерцали отблески разноцветных рекламных вывесок. Рони отчего-то стало страшно, она поняла, что ни за что не желает приближаться к Люмис. Не сводя с нее глаз, она коснулась рукой стены, нащупала выключатель, но только убедилась, что лампочка перегорела. Грохот в гостиной заставил ее вздрогнуть и очнуться. Горестно вздохнув - все же непрошенная гостья опрокинула цветочный горшок - она еще раз взглянула на Люмис - та по-прежнему не шевелилась - и вышла из спальни.
Одного взгляда на пол было достаточно, чтобы понять, что упал не цветок. И если осколки чего-то большого еще можно было принять за разбитый горшок, то то, что рассыпалось рядом, мало напоминало землю. Такое же черное, оно шевелилось, будто по поверхности пробегала рябь, и вдруг начало пузыриться и клокотать. Рони распахнула глаза и под стук испуганного сердца, как завороженная, смотрела на странную субстанцию на светлом полу. Та медленно и неуклюже разрасталась, словно намеревалась добраться до ног хозяйки квартиры.
От гипнотического созерцания Рони отвлек новый звук, на этот раз донесшийся из прихожей, и она поспешила туда. Чтобы не коснуться странного нечто и желая держаться от него как можно дальше, Рони прижалась к стене, ощущая холод, который немного взбодрил. Так, передвигаясь по стенке, не сводя испуганного взгляда с пузырящейся вязкой лужи, Рони выскочила в прихожую.
Там царила непроницаемая тьма, выключатель тоже не работал, и Рони пожалела, что так и не отдернула шторы в гостиной - хоть какая-то толика света достигла бы темного помещения. Возможно, та самая черная кошка копошилась у двери, желая выбежать в коридор, и Рони тихо направилась к ней, пытаясь в темноте разглядеть очертания еще более черного сгустка.
- Люмис, ты слышишь? - позвала она негромко. - Ты можешь подойти?
Ей было страшно, и присутствие подруги придало бы сил, но из спальни по-прежнему не доносилось ни звука. Рони почувствовала жуткое одиночество и беспомощность, но возвращаться в комнату было страшнее, чем продвигаться к входной двери: неизвестно, что ждало ее в гостиной. Но ведь с Люмис все будет в порядке? С ней ведь все хорошо?
За дверью что-то происходило, и это было странно. Соседи Рони вели замкнутый образ жизни, их редко можно было встретить в общем коридоре, а стены не пропускали ни единого звука. Тем более Рони удивилась, услышав что-то посреди ночи: странное гудение и завывание ветра. И это в их коридоре, в образцово-показательном доме?
Кошка куда-то исчезла, и Рони не успела заметить, как это произошло. Наверное, проскользнула мимо нее в кухню, или вернулась в гостиную, и Рони подошла к большой тяжелой двери, понимая, что должна во всем разобраться. Приблизившись к дверному глазку, с запозданием подумала, что нечто у нее за спиной может доползти и до прихожей.
То, что она увидела, вызвало желание закричать, но дикий страх не позволил крику вырваться из пересохшей гортани. Все пространство по ту сторону двери было объято огнем. Красно-белые языки пламени корчились в дикой пляске, сопровождаемые мрачным завыванием и свистом ветра. Рони оцепенела, с ужасом наблюдая беснующееся пламя прямо перед глазами, за створкой двери, которая в этот момент показалась хрупкой скорлупкой, едва ли способной защитить. И все же, закрытая на замок, она дарила надежду хотя бы на относительную безопасность.
У Рони не было сил оторваться от страшного зрелища, даже чувствуя жар, исходящий от этой стихии, но ее ждало нечто пострашнее, чем наблюдение за странным явлением. Она почувствовала удар в спину, словно некая сила толкнула ее, вдавив в дверь. Рони не могла оглянуться, чтобы посмотреть, что происходит у нее за спиной, чувствуя лишь, что ей не хватает воздуха, что ее настолько сильно прижали к двери, что сейчас, похоже, затрещат ребра. И вдруг дверь заскрипела, будто под давлением, и Рони поняла, что сейчас вместе с ней просто упадет в этот странный огонь, в красный вихрь неумолимого жара, и спасения ждать неоткуда.
Жар проникал через дверь настолько явно, что по лицу покатились капли пота. Руки, которыми Рони опиралась на дверь, вспотели, ощущая, как накалилась единственная преграда, пока еще служащая спасением, хотя теперь ее падение было лишь вопросом времени. Рони все же смогла закричать, не в силах закрыть глаза, чтобы не видеть того, что несло ей мучительную смерть.
Холодная ладонь коснулась щеки, и она жадно втянула воздух, прохладный и свежий. Лицо больше не горело от близкого огня, никто на нее не давил, как многотонный пресс, и она распахнула глаза. Все-таки это был сон. Всего лишь сон. Она поймала руку Люмис и снова прижала к щеке.
- Ты кричала. Что, кошмар приснился? - подруга вдруг погладила Рони по голове, чего не делала довольно давно.
Сейчас все было как раньше, как до встречи с кошмарным Дорном Присом. Дорн Прис. Это с его появлением с Рони стал происходить весь этот бред, но не стоит думать о нем сейчас, когда ночь отступала перед напором нового дня, который принесет с собой солнечный свет. Она еще не знала, что солнце надолго покинуло Райн-сити.
- Да, просто сон, - пробормотала она.
ххх
Окна распахнули настежь с самого утра, и к полудню ледяной ветер выстудил весь зал. Казалось, еще немного, и изо рта и носа пойдет пар, а дощатый пол покроется инеем. Но на бойцов это не производило никакого впечатления - они словно не замечали царящего в огромном помещении холода, продолжая тренировку, и время от времени брались за казенные полотенца, чтобы утереть обильный пот, или сделать глоток ледяной воды из пластиковой бутылки.
Неестественно мрачное небо, казалось, их не интересовало, и лишь время от времени то один боец, то другой, бросал озабоченный взгляд в окно, отмечая, что в этот день солнце опять не появилось.
Выбрав место в дальнем углу зала, чтобы никому не мешать, куратор Лиор внимательно наблюдал за своим любимым учеником. Холод был ему нипочем - старый солдат привык к таким условиям, и обученные им бойцы проявляли те же терпение и выносливость, что и он.
Похоже, его опасения не подтвердились: Тай не собирался бросать службу и убегать в большой город, а, наоборот, с похвальной настойчивостью рвался в патруль, не пропуская ни одной тренировки. Старый рыцарь видел неподдельную тоску в его глазах, когда Тай наблюдал за готовящимися к дежурству товарищами. Так птица со сломанным крылом тоскует по небу, которое в один миг становится для нее недоступным. Для ориона самое страшное - лишиться цели в жизни, и Тая угнетал срок, назначенный куратором для "исправления". Чем раньше он истечет, тем быстрее орион приступит к своим обязанностям, чтобы жизнь снова обрела смысл, а душа наполнилась светом.
На новом поприще молодого учителя он достиг успеха: маленькие орины внимали ему с раскрытыми ртами и старательно выполняли все задания, только чтобы заслужить одобрение своего нового героя. Что-то было в Тае, что притягивало их, в то время как сам он в какой-то момент мог застыть на месте, на секунду выпав из реальности. В этот миг его глаза застилал туман, и он словно уходил в себя, отчаянно пытаясь что-то вспомнить, что-то, от чего однажды решительно отрекся, превозмогая душевную боль, чувствуя необъяснимую горечь утраты.
Ничего еще не закончилось и прошлое не отпустило молодого ориона, жесточайшие тренировки были тому доказательством - мудрый куратор понимал, что так себя истязать может лишь тот, кому есть, за что себя наказывать. Таю необходимо было забыть то, что он однажды увидел и услышал, что смогло проникнуть в его сердце, грозя привести к трагедии.
Оставшись без напарника и лишенный, таким образом, возможности служить, Эфи занимался с самыми маленькими обитателями монастыря с утра до вечера дни напролет. Было рискованно ставить его в связку с другим рыцарем, к кому следовало присмотреться, притереться, тратя драгоценное время на то, чтобы сработаться. Так вместо положенного по графику дежурства в комнатах младенцев, будущих оринов, раза в две недели, Эфи проводил там целые дни, заботясь о новорожденных, оторванных от матерей в первые дни после появления на свет. Их было немного, законных детей Хранителей города, отпрысков благородных семей, которым была уготована судьба стать воинами, готовыми пожертвовать собой ради жизни, о которой они никогда не смогут получить четкого представления. Тай обещал своему напарнику, что отстранение - временная мера, и что уже скоро они снова смогут вернуться к привычной жизни, ведя бои за Райн-сити.
Пот катил градом, капая на пол, черная футболка промокла насквозь, в глазах застыла пустота, вызванная болью в усталых мышцах, но Тай продолжал тренировку. Подвешенный вниз головой, он качал пресс, четыре часа посвятив растяжке и отработке ударов.
Рвение Тая было неподдельным, Лиор верил в его желание продолжать службу и не видел причин препятствовать возвращению рыцаря в строй. Незаметно покинув зал, он поспешил в свой кабинет, чтобы написать рапорт начальству. Он сообщил, что орион Тай готов снова нести дежурство в рядах боевого отряда. Его ходатайство одобрили, и никто не догадывался, что в темной казарме, под тонким жестким матрацем, набитым сеном, хранился маленький сморщенный листочек померанцевого дерева. Тай никогда не доставал его оттуда и не показывал даже Эфи, но всякий раз, возвращаясь с изматывающих тренировок, без сил падая на свое ложе, перед тем как провалиться в сон без сновидений, он чувствовал его аромат, на самом деле давно уже выветрившийся, и вспоминал синие глаза, полные слез, которые больше никогда не надеялся увидеть.
Даже подозрительное усиление патруля в последние дни и ощущение тревоги, витающее в воздухе, не могли полностью заглушить его мысли о Рони. И все же, Тай чувствовал, как и все рыцари, что с городом что-то происходит.
ххх
Небо над Райн-сити поменяло цвет, и на город упали долгие сумерки, покрыв улицы серым пледом. Люди стали забывать, как слепило когда-то глаза от яркого солнца и небесной прозрачно-хрустальной синевы. Словно единый организм, над центром города собирались грозовые тучи, покрывая все пространство над мегаполисом. В их мрачном чреве постоянно что-то бурлило и клубилось. Днем сквозь эту плотную пелену не было видно солнца, а ночью в чернильном мраке не зажигалась ни одна звезда. Свет далеких звезд не мог пробиться сквозь облачный заслон, и казалось, что бесконечная пустота окружила яркий мегаполис, подступив опасно близко и грозя поглотить некогда беспечный город. Шум и гомон городских улиц стих, не слышалось криков птиц, проспекты и площади пустели еще до наступления вечера: все спешили укрыться в своих домах.
Что-то происходило. Что-то необъяснимое, и оттого страшное, и даже небоскребы отчаянно горбились, желая стать меньше, только чтобы держаться подальше от того, что творилось в небе. Кто-то невидимый наблюдал за городом сквозь свинцовый занавес, и каждый житель Райн-сити чувствовал на себе этот пристальный взгляд, вызывающий напряжение и необъяснимый озноб.
Фэгги замирали, принюхиваясь, хэнты трепетали, как только улавливали проявление чуждой силы, незнакомой им, но опасной настолько, что волоски на их обнаженной коже вставали дыбом. Кто-то бесконечно огромный и смертельно опасный рвался в их город, и лишь невидимая преграда, в неоспоримую прочность которой не верил ни один демон, какое-то время сдерживала эту силу, оттягивая момент ее губительного вторжения в Райн-сити.
ххх
Аллар чувствовал, что готов. Порой он застывал на месте, и друзья, все еще ошарашенные разительными переменами, которые видели в своем друге, натыкались на него в широких галереях и переходах, не догадываясь, как мучительны его попытки вспомнить что-то важное. А ему всего-то надо было убить Гайса Сатори, сына офицера Ордена рыцарей, наследника Хранителей города и похитителя сердца Рони Зорис.
Рони. Все началось из-за нее, вся его страхи и боль, которые не исчезали с первыми лучами солнца, а лишь прятались в темных углах комнаты и длинных и запутанных закоулках памяти, ожидая своего часа. И дожидались. Но Аллар не жалел ни о чем. Наверное, Рони стоила всего этого. Стоила его мучений, но не была способна их оценить. Рони даже не догадывалась об этом, пребывая в своей собственной задумчивости и проходя свой собственный ад.
И в один из дней Аллар вспомнил. Рассеянно слушая преподавателя, он что-то бездумно рисовал на последней странице тетради, когда рука вывела одно имя: "Гайс". И он вспомнил. Осталось только выследить своего врага и выбрать способ нападения, а в том, что Аллар в любом случае с ним справится, он не сомневался.
Он решил, что не станет нападать со спины, как не будет готовить коварные ловушки. Нет, он выступит открыто и объяснит горбуну причины, по которым тот должен умереть. Перед смертью Гайс узнает все, и это поможет Аллару уважать себя. Все будет по-честному, и Рони достанется победителю, а Хаос оставит, наконец, его в покое.
Хаос? Что такое "хаос"? Что это за слово? Откуда Аллар его взял? На висках выступил холодный пот, и руки предательски дрогнули. Аллар осмотрел аудиторию, но никто ничего не заметил. Да, эти глупцы даже не знают, что происходит, и что их всех ожидает, если только он, Аллар Донован не вступится за всех этих никчемных дураков. А он вступится, поэтому Гайс Сатори умрет. Так решили высшие силы. К тому же, это, как оказалось, единственный способ заполучить Рони Зорис.
Не стоило больше тратить время зря, раз он все уже решил, и Аллар резко поднялся. Профессор Эним повернул голову на звук отодвигаемого стула и воззрился на студента.
- Ант Донован, могу я узнать, что побудило вас слушать мою лекцию стоя? Поверьте, проявление такого уважения довольно лестно для меня, как для преподавателя, но совершенно излишне.
По аудитории прошелся легкий смешок, но тут же стих, как только Аллар обвел аудиторию безумным взглядом.
- Я... мне... Простите, профессор, я должен идти, - он вышел в общий проход и уверенно проследовал к выходу.
Его тетради и сумка остались на столе, но профессор не решился окликнуть студента. Что-то с этим парнем было не так, и он поспешно отступил в сторону с дороги, решив поговорить с профессором Донованом о его сыне во время обеда.
Совсем забыв про теплую куртку, Аллар выскочил на улицу в одном джемпере. В лицо ударила волна ледяного воздуха, и он задохнулся. Спрятав руки в длинных рукавах, спустился по ступеням и бросился прочь по буковой аллее.
Сатори жил недалеко от колледжа и, решив срезать путь через парк, Аллар быстро зашагал по пустынным дорожкам облетевшего парка. За все время пути ему никто не встретился, и только издалека доносился собачий лай и команды хозяина.
Казалось, что наступил вечер - так было сумрачно. Аллар решил, что ворвется прямо в квартиру к Гайсу, но того на месте не оказалось, хоть Аллар и звонил в дверь минуты две, не убирая пальца с кнопки звонка, после чего вышел на улицу и примостился на скамейке в небольшом скверике напротив дома.
На улице было подозрительно тихо, словно кто-то приглушил звук, покрутив ручку громкости, но внутренняя лихорадка ожидания не позволяла ему четко воспринимать действительность.
Сунув руки в карманы брюк, он нащупал холодный металлический предмет и сжал в кулаке, слушая бешеный ритм сердца. Когда он успел обзавестись холодным оружием и как давно носит его с собой? Этого он не помнил, но сейчас нож оказался очень кстати. Значит, Сатори умрет от удара ножом.