В один праздничный майский день - а следует отметить, что для героя моего, помеченного впоследствии биркой на пальце ноги, любой день был праздничным - Гришка Пепс оказался на перроне Лондонского железнодорожного вокзала, хотя причины и, главное, возможности для этой его поездки до сих пор не нашли объяснения. Тем не менее, Гришка Пепс стоял у вагона поезда - его видели сотни глаз, сотни ушей внимали его радостным недотрезвым воплям "где у вас тут магаз?!" и сотни же носов познали каверзный смысл выражения "дух русский".
Гришка выстоял минуту. Выстоял другую. Спешившая по перрону толпа не решалась указать гостю путь. Кепка на курчавой голове Пепса сбилась к затылку, очки запотели, топорщившаяся небритость точно увяла в туманной вязи, накрывшей город. Люд исходил на нет, и радость русского пришельца начала постепенно искажаться под натиском взыгравшего чувства покинутости, безнадеги, превращаясь в зыбкую песчаную тоску.
В какой-то момент среди опустевшего перрона возникла худосочная старуха в паранже. Не гей, не педофил бродячий, но именно старуха, бессвязно лепечущая на диковинном языке. В руке она держала подозрительную матерчатую сумку фирмы "Abibas"; лик старухи был темен и зловещ.
-Молодой человек, подержите пожалуйста сумочку! - обратилась она к Пепсу на ломаном английском.
Гришка, даже русского не знавший, отчего-то понял бабку и ухватился за ее "Abibas" обеими ручищами.
-Спасибо! - рявкнула карга и мигои улетучилась.
Пепс в удовольствии взвесил суму мезинцем, одобрительно крякнул и разомкнул замок. Внутри он увидел электронное табло, цифры на котором стремительно подбирались к абсолютному нулю.
"Нахуя мне этот будильник?" стало последней его мыслью на перроне Лондонского железнодорожного вокзала.
II
Очнувшись, Гришка не увидел ни будильника, ни вагонов, ни туманного марева, затопившего перрон. Перед ним стояли стул, стол, да и только: очутился он в темной, начерно отштукатуренной - так, что размеры ее можно было определить лишь по отсутствию всякого эха - комнатке, освещенной стоявшим на столе светильником советской эпохи. За столом хрустел бумагами седовласый дедуля в черной пижаме.
-Пепс Григорий Федорович? - тучно забасил старик и, не дождавшись ответа, продолжил:
- Вы мертвы.
В громогласии старца застряли минуты; казалось, будто фотоны света, источаемые ильичевской лампочкой, зависли над помятой столешницей словно бетонная пыль.
-А у вас тут есть магаз? - безразлично осведомился Пепс. - А то хуевато...
-Григорий Федорович! - перебил его бас. - Именем Господа Бога вашего вы обвиняетесь в мотовстве и чревоугодии, связанном с чрезмерным потреблением нелегальных спиртов и эфиров, и согласно статье 174 Закона Божиего высылаетесь в Ад на ПМЖ без права на помилование! - старче оторвал взгляд от бумаг, поднял седую голову и хитро подмигнул Гришке, точно опытный делец. - Но... в Царстве мертвых на вас неплохо, выгодно ставят, - укротил он свой бас. - Мы можем договориться, во избежание мертвецкого бунта. Знаете, если вы попадете в Ад, многие умершие не так поймут своего покровителя. Ведь в жизни вы, согласитесь, не сделали ничего дурного! Я и сам не рад читать вам Богом данный приговор, но мертвецкий бунт... Трупы встают из могил, пожирают живую плоть, знаете?.. Мне бы не хотелось перечить Господу, но он совершенно не следит за развитием либеральных идей в обществе и, кажется, начинает впадать в маразм, а достойного преемника не имеет... Он и не заметит; я, меж тем, много не прошу. Ставят на вас будь здоров, поставлю и я. Выйдите в коридорчик. Подумайте над моими словами, пока не поздно. Может, знакомых встретите... Или так кого...
По левую Гришкину руку вспыхнул белый прямоугольник и окатил умершего волной ярчайшего света, но тут же исчез, и Пепс оказался в длиннющем коридоре со стройной линией зарешеченных окон по правой стороне и сплошным рядом деревянных кресел по левой.
В окнах Пепс не увидел ничего примечательного: какие-то сады, луга, искрящиеся водопады в радужных арках, увенчанные белыми шапками горы, дымчатые дали и прочее. Магазин отсутствовал. Зато большинство кресел были заняты, и Гришкин язык остро зачесался:
-Где тут можно купить водки? - напрямик вопрошал он у сидевшего подле молодца, выбритого до синевы и до синевы залившего пухлую сливу.
-А, мать твою за кадык! - всхлипнул синий и затряс кулаком в окно.
-Не существующий, - вставил его сосед в нищенских лохмотьях.
-А я говорю, что был он, кадык! - стенал синяк, в безумии глядя на Гришку. - Я сам видел! Чего тебе?! Водки?!
-Не обращай внимания, - обратился к Пепсу нищий. - Его позавчера машина сбила; за рулем - какая-то бабка слепая. Вышла, говорит, пощупала и наутек. Так и помер, бедолага. Ни о чем теперь думать не может, все кадык да кадык. Ждет отправки в Дит. А ты что, потерялся? У тебя какой номер?
-Водки бы... - почти моляще выговорил Пепс.
-Тебе куда, в Рай или в Ад? - осведомился бедняк в недоумении.
-Чего? Не знаю, не слушал я. Пойду, в магаз пройдусь. Где тут выход?
Мужик в лохмотьях усмехнулся.
-И не думай. В какую сторону ни пойди - лавки и решетки. Как в милиции. Тпру! Конечная!
-Из этой катакомбы выхода-то и нету, - заговорил сидевший через три головы старик в заскорузлой красноармейской гимнастерке. - Подь сюда. Вишь, у того вон оконца постреленок околачивается? Да вон, далей. Совсем ослеп, что ли? Ага, вон тот вон, пейсатый. Если б не он, я б уже лет сто землю парил... Тьфу ты, землю. В аду головней пылал бы! А так и на рыбалочку с землячками живыми, годиков пятьдесят назад еще, езживал... Они всегда мне рады были, полтину годков назад-то! Во мне тогда опарыш завелся, так...
Но Пепс старика уж не слушал, а твердой - насколько хватало координации - поступью направлялся к человеку в густых пейсах.
Подойдя вплотную, Гришка настойчиво всхлипнул:
-Продай водки!..
-О, хавер, вижу-таки неохота пропадать попусту? Слушай, что скажу, очкарик: за перемещение беру наличкой. Конвертирую без процентов. Ты в какой эпохе живал? Дай-ка угадаю... Кепка-джинс, спортивки "Nice", кроссы "Reedock"... Эпоха постмодерна и глобализации, верно? Ладно, не парься. С тебя триста зеленых за сеанс. Понравится - заходи еще, хе-хе.
-С каких это пор бутылка водки стоит триста баксов? - возмутился Гришка.
-Тебе на пальцах объяснить? Как вы, свежепреставленные, меня достали... Смотри. Я - местный Харон наоборот. Посылаю твою душу обратно в твое усопшее тело. Но за это нужно платить, ферштейн? В тоннеле есть два типа душ: тот, кто взымает деньги, и тот, кто платит. Я - вот я - я беру с тебя деньги. Ты - вот ты, - следовательно, платишь мне за работу. Когда соберешь триста долларов, высшие силы мне об этом скажут и я с радостью встречу тебя здесь же, оформлю в качестве клиента, чтоб ты мог и дальше пользоваться услугой, и - таки да - замолвлю о тебе кой кому пару слов. И тогда, быть может, твой ад встретит тебя не кипящей смолой, а подостывшим кипяточком. Ферштейн?
-С-слишком с-сложно, - выговорил Пепс, заикаясь. - А м-можно просто водки, а?
-Сложно? Сложно тебе будет, если не сыщешь денег - я тогда обращу тебя вечным должником. Будешь моим чертенятам трезубцы полировать, сидя жопой на вертеле. Запомни, срок - тринадцать дней. Тебе решать, е-мое! Зато какие перспективы! И водки с друзьями выпьешь, и о безопасности думать не надо: помрешь вдруг... ну, там, машина какая собъет - ко мне воротишься, а я тебя обратно - хлоп, пока тело более-менее в поряде, и так тринадцать дней! Только представь: водка, друзья, красивые телочки... Как тебе?
-Ну ладно, - кивнул Гришка, - триста может и найду. А хрычу тому тоже надо что-то подносить?
Пейсатый хитро сощурил карий свой глаз.
-Ах, так это ты и есть тот самый Григорий Федорович, так? Молчишь чего?? Тот хрыч - наш начальник. Что-то вроде судьи. Минос фамилия. Он меня, слава Богу, предупредил вовремя, мол, очкарик тугой с бадунища припрется. Значит, дай на прейскурант взгляну... С тебя не три листа, а триста тысяч, ферштейн? Зеленых! Зато на шестьсот шестьдесят шесть суток, раззудись плечо, да?! Каково?! Живи немогу! И в Рай, уважаемый, сразу, тотчас же, как только три сотни тысяч долларов согреют наш с тобой карман! Готов к отправке?
-Поехали! - прогорланил Пепс и махнул рукой.
III
Вдруг стало холодно, темно и больно. Трупное зловоние ударило в ноздрю, миазм дезинфекции сотряс воздух.
Пепс гулко раскашлялся и откинул с лица простынь одеревенелою рукой. Холодная сталь кушетки под его голой спиной натужно скрипнула и Гришка в испуге скочил на сырой кафель, не зная, в какую сторону бежать из несообразной тьмы. Ринулся было вперед - наткнулся на какую-то телегу и загремел вместе с нею на пол. Бросился влево - расшибся о стену, смачно приплюснув нос. Вправо - подскользнулся и нелепо растянулся посреди смеющейся пустоты. Оставалось одно - отступать.
В помещении вспыхнул свет, нахлабучившись на черную бесконечность ослепительной белизною и явив двум странным субъектам голого Пепса, шитого по всем членам толстыми зелеными нитками.
-Ни хухры себе! - вздрогнул первый - высокий сухощавый паренек с копной густых длинных волос - и хлопнул себя по ляжке. - Сто баксов
на то, что он щас рассыпется!
Другой - низкий толстый старик с признаками разложения на лице, но в опрятном дорогом костюме - оттопырил нижнюю губу, изрекая желудком английский акцент:
-Штуку зелени на то, что это очередной клиент of Ronnie Coosh.
-Лям баксов за водку, - отозвался Пепс, почесывая швы на измятой груди и совершенно не понимая, о чем говорит.
-Алкоголика подсунули, - объявил длинноволосый, сделав унылую мину.
-Не судите так строго, миста Трэшер, - выразил подгнивший старик. - Probably, это не такой уж плохой человек, если Великий Minos позволил ему воспользоваться услугой тоннельного шарлатана, he-he. Меир-Аншель Ротшильд к вашим услугам.
Он протянул Гришке тухлую ладонь и предостережительно прошлепал синими губищами:
-Сильно не трясите. Отвалится.
-Пепс Григорий Федорович, такого-то года рождения, проживающий по адресу... - затараторил Гришка, пожимая стылую руку. - Статья 174 Закона Божиего, э-э... Как там, бишь, дальше?..
-Точно, алкаш, - презрительно осклабился Трэшер, - лишь бы...
-Какую религию исповедуете, миста Григорий? - перебил того Ротшильд.
-Эм... Тракторизм. А я, собсно, где?
-В морге, Гришуня, в морге, - повеселел длинноволосый. - Я вот, по злой иронии, колочу для тоннельных крыс тугрики. Хотя не так, чтоб уж сильно... Устроился сюда кадавром на полставки. Водку, вот, пьем...
-Наливай!!!
IV
Спустя час они были вдрызг пьяны, сиживая за столом в какой-то тесной убогой каморе и пространно распространяясь о совершенно диких вещах. Пепс чувствовал себя лучше всех. Меир Ротшильд же, напротив, ввиду столетий, прожитых внутри единственно доступного тела, беспамятно развалился на кушетке, тесня в пыльный угол ехидного волосатика, и глухо ныл о своем аристократическом исподнем:
-Rothschild мой фамилиа. Roth schild, окей?
-Хрена с два! - заявлял Трэшер. - У вас, жидов, как до личного доходит, так пафос и сопли! Щит розовый - эка сопля, а?
-А можно еще водки, - молитвенно твердил Пепс, подвигая чарку.
Трэшер лил до краев, не прекращая бубнеть обличительную гнусь:
-Не щит ты, упаси тя бог бичами. Rott's child - дитя гнили, и точка! Единственный твой щит - shit, епт! Rottshit, а? Ну как? Тебе б только пыль пускать, жидовская морда; вон, Куш тоже по батюшке не Куш вовсе, а Жрат, и не Рон, а Ромуальд. Ромуальд Жрат, как тебе? Так нет, под Кэша закосил, - гитарист, все дела. Гнида... Ты прикинь, Гриня, подлизал судье и по тоннелю теперь путевки продает! Нелегально... Ты, может, видел. Дредастый такой...
-Меня мудак отослал сюда, у него пейсы - во! - хлопнул Пепс по собственному огузью. - А можно, водки-то?
-Эх-ма... Бери. Жрат этот, который Куш... Кукиш, будь он проклят... Только это, у него не пейсы, а дреды - эволюция еврейской национальной прически. В это время он один там тусуется, среди наших. Разыграл из себя крутого сукина сына, сукин сын. Прикинь, чего придумал: ты, Трэшер, говорит, в меня динамитом швырялся, молодость мою испоганил, так что будешь мне, говорит, бабло до скончания веков добывать. Бабло то оно везде теперь хороводит, ну. А не будешь - в Ад. Пиздливый держиморда... Уже год верчусь. Ну, не так, чтоб уж сильно...
-Когда-а мы идти в "Чьерну Дыру"? - бредил старик Меир, но никто его не слушал.
-Взорвать бы этот тоннель к чертям, чтоб их бизнесу подпольному худо стало! - разгорячился Трэшер. - Так духовную материю чем уничтожить?
-А ты как вообще это... ну, того... трупом стал?
Трэшер оттиснул от себя грузное тело старика и перешел на сумбурную жестикуляцию.
-О, Гриня! Я б такого врагу не пожелал! Швы на мне видишь? Да уж побольше, чем на тебе, глядишь ты. Двенадцать тысяч сто сорок восемь, я считал. И знаешь, как помер?..
-А можно? Это самое... Водки...
-Лей! Прикинь, я на лимузине еду, а тут чурбанье дикое. Разорвали меня в клочья, как шлюху московскую, - я только в окошко высунулся. Визор потом... Ну, ты его не знаешь, но он потом всем им задал! Я по ютубу глядел...
-Миста Thrasher, are we in the "Чьерна Дыра"?
-Да погоди ты!.. Мне налей, Гриня. Ну, и себе, ага. Я потом после суда по тоннелю бродил, ушел - хрен знает, сколько шел, - прибился к каким-то жидам. Англичанам, что ли... Они меня гнать взашей, дескать, сами в очереди неделю стоим, к сутенеру-то, а тут этот, - Трэшер ткнул сонного Ротшильда в локоть, - давай мне распрягать, будто признал во мне экстра что-то там. Будто ищет новых впечатлений и ему обрыдли толстолобые валютчики, всякий там элемент зажиточный...
-А он кто такой, вообще?
-Он-то? Ну как... Ротшильд. Ты что, не слышал никогда? Дела... Банкир он, в высшем смысле слова. У-у, жидовская морда, - Трэшер еще раз пихнул дремлющего старика, теперь в расхристанное пузо. - Над всеми банкирами банкир, епт. Он за свои барыши полтоннеля скупил, вместе с духами и их сутенерами. Все, что захочет, - все его! У-у, суко... У-у-у, падло... Уже двести лет по земле трупом скитается! И неплох на вид.
-А может это... водки? - вкрадчиво поинтересовался Гришка.
-Пей, заеб ты. Не сгнил ще Родшильд, а? А чего? Выкупил у Кремлевских служек рецепт бальзама, в котором Ленина купают по выходным. А до этого какими-то травами натирался. Индийскими, что ли. Видишь, у него пролежни на теле. Фуфло эта трава, сразу видно, против советского бальзама-то, а?
-Так он и тебя выкупил? - с обидою осведомился Пепс, опрокинув стопку.
-Так у него денег-то - понимать должен. Он же сволочь жидовская! Свои уже давным д-аавно спустил; теперь за баксы своих правнуков питается. Все их банковские счета вынюхал, падло... Очередной Ротшильд хуяк - издох, значит, - в карман свой хлоп... Фигушки! Банкрот! Это старина Меир все подчистил! Все, до копейки! Откуда, ты думаешь, все эти кризисы финансовые берутся, депрессии? Был банк - нет его! Все из-за мертвого жида, как и обычно... Я ему тогда, в тоннеле, возьми да про Дыру и ляпни, так он меня на два года откупил от Жрата, чтоб я ему Дыру показал. Только не явился ни разу; нашел, видать, что-то поинтереснее. Я два года его ждал, пока Жрат меня назад не вызвал... А тут приперся, жид! Неделю назад заявился. Я уже целый год кости на этого Жрата гну, чтоб его...
-Дыра? - переспросил Пепс.
-"Чьерна Дыра-а", - простонал в беспамятстве Ротшильд. - The Hole... Мой последний надежда...
Трэшер выпрямился, взложил потную ладонь на грудь и важно заговорил, глядя в потолок:
-Черная Дыра... Есть в нашем гнилом мире такое особенное место. Туда не проникает свет жизни и яркие краски трезвости. Это алкоголическая сингулярность в которой не действуют законы вселенной.
-А можно, это...
-Водки? - докончил Трэшер Пепсову мысль.
-Точно! А ты как догодался? - удивился Гришка.
-Разливай по целой, эх-ма! В Черной Дыре будет, что выпить, уж поверь мне, Гришуня. На крайняк, вон, жидяра поставит; чай, не с пустыми карманами приперся. Вспомни, Гриня, свое величайшее падение... и помножь на тысячу... Нет, на миллион, без дураков! И тогда твое центростремительное ускорение при падении будет равняться... э-э... Где мой калькулятор?
-Серьезно? - задрыгал ногою Пепс. - Уже хочу пасть!