Тутовник у дома.
На левом берегу речки Белка, на краю Гудермеса, стоит огромный каменный дом, ровесник хаты мазанки на месте Старого хутора в Гудермесе. Эти оба строения возводили, до династии Романовых, терские казаки Ивлевы и Выприцкие, предки по линии моей мамы, то есть, мои предки.
Это всё, что осталось от нашего Старого хутора Вольный и станицы Кахановская, которые в год моего рождения приобрели статус города Гудермес.
За речкой Белка рядом с каменным домом холмики от сожжённых хат бывшего поселения казаков Ивлевых. Время и войны за место под солнцем, между терскими казаками и горцами не пощадили ничего. Всё было уничтожено за речкой.
Осталась только память о предках, переходящая из поколения в поколение, а также старый каменный дом и рядом с домом огромное тутовое дерево.
Старики говорили, что когда Ивлевы и Выприцкие строили этот огромный каменный дом, то наш прапрапрадед казак Степан Ивлев посадил это тутовое дерево в честь рождения первого своего сына. Степан Ивлев через год в день рождения своего первого сына привил к этому дереву росток другого тутового дерева (шелкопряда).
Так появилась традиция терских казаков сажать деревья и прививать к деревьям ростки в день рождения сына первенца. Рядом со станицей Кахановская, то есть, город Гудермес, появился огромный сад привитых плодовых деревьев, на ветках которых росли разные плоды.
Исключением было дерево тутовника у старого каменного дома. К этому дереву прививали ростки разных шелкопрядов. Так у каменного дома терских казаков появилось чудо дерево с разными плодами тутовника, которые как радуга в небе украшали дерево разными цветами плодов.
Во время войны с фашистами, по согласию наших родственников, в каменный дом за речкой поселилась семья евреев иммигрантов из Европы. Рядом с домом в блиндажах и землянках жили венгры, болгары, румыны, а также другие многочисленные иммигранты из европейских стран.
Когда сразу после войны мои будущие родители расписались в загсе в Грозном, там же сыграли свадьбу. Сразу встал вопрос где жить молодой семье? У старой крепости в Грозном, где жили наши родственники? В полуразвалившейся пристройке у стены бывшей крепости, жило несколько многодетных семей. В Старом хуторе в Гудермесе родственников было больше, чем тараканов.
Поэтому решили поселить молодую семью в старом каменном доме за речкой Белка. Сразу после окончания войны семья евреев планировала вернуться к себе на родину в Европу. В доме много комнат. Одну комнату освободили молодой семье. В тесноте не в обиде. Весело жить в такой детской ораве еврейской семьи, у которых за время иммиграции народилось много детей.
Как только мама стала беременна мной, так сразу было решено на общем собрании родственников, что по старой традиции Мария будет рожать в Старом хуторе в хатемазанке по окна, вросшей в землю. Где рождались несколько столетий все первенцы клана терских казаков Старого хутора.
- Мы живём в новом мире. - стала возражать Мария. - Рожать буду в роддоме, а не в хатемазанке.
- Правильно! Надо двигаться к прогрессу. - поддержала Марию старая казачка. - Сколько можно мучиться нашим бабам во время родов в старой хате. В роддоме медики и все условия при родах.
Большинство родственников согласились с тем, что за пару месяцев до родов Мария будет находиться под присмотром наших баб в хатемазанке. Рожать будет в роддоме, который находится рядом с железнодорожным вокзалом станции "Гудермес". В километре от Старого хутора.
- Когда ты родился, то так орал, что глушил гудки поездов, проходящих рядом с роддомом. - рассказывала мне моя мама. - Весь клан терских казаков отмечал рождение первенца после войны.
После родов маму и меня перевезли в каменный дом за речкой Белка. Туда вместе с моими родителями перебралась жить из Старого хутора бабушка Нюся, мама моей мамы. Вся ответственность за меня легла на плечи бабушки Нюси. Она была парализована на обе ноги, но руки у неё были сильные. Благодаря силы рук Нюся не уступала никому со здоровыми ногами. Могла проворно передвигаться по дому на стуле с колёсами и легко ухаживать за мной, своим внуком.
Мама через месяц после моего рождения пошла работать в колхоз. Надо было зарабатывать трудодни на питание своей семьи. Отец инвалид войны второй группы с ранениями обеих ног. Он получал пенсию и работал в городе фотографом-портретистом. Бабушка Нюся тоже получала пенсию за парализованные ноги. В то время в магазинах на всё был дефицит. Питались макухой, жмыхом, пчелиными сотами и тем, что росло в полях и на деревьях. Так жили тогда многие семьи.
- Как только ты научился ползать, так сразу стал уползать из дома во двор под дерево шелковицы. - рассказывала про меня моя мама. - В доме стала проблема с тобой и с детьми семьи евреев.
- Вас постоянно находили под деревом испачканными плодами тутовника. - рассказывала бабушка Нюся. - Мне было не под силу смотреть за быстро растущим внуком и детьми еврейской семьи.
На общем собрании двух семей и клана терских казаков из Старого хутора, вокруг огромного дерева шелковицы решили соорудить большой манеж из досок, куда сажали на день детскую ораву из нашего дома. Вскоре к нам в манеж притащили детей из семей румын, болгар, венгров и других народов иммигрантов, которые жили вокруг нашего дома в землянках и блиндажах. Так под огромным деревом шелковицы появился интернациональный детский сад, за которым смотрели все.
Разноцветных плодов тутовника хватало всем, ни только детям, но и взрослым тоже. Наши мамы и бабушки варили из плодов тутовника разные вкуснятины, а мы, дети, собирали тутовник по своему манежу и тут же запихивали себе в рот. Все взрослые и дети были довольны таким питанием, во время которого вокруг была благодать и тишина.
Как только с манежа доносились детские вопли, так сразу было понятно, что кто-то из детей попробовал на вкус то, что наложил себе в штаны после того, как плотно покушал плодов тутовника. Пострадавшего поддерживали все дети, которые находились в манеже. Под деревом вопил детский интернациональный хор. Родители тут же бежали к манежу, чтобы поменять штаны у детей.
Когда дети твёрдо встали на свои ноги к этому времени наш детский коллектив сильно передел. Уехали к себе на родину в Европу семьи евреев, румын, болгар, венгров и других народов иммигрантов из Европы, живших с начала войны с фашистами вокруг нашего большого каменного дома.
В манеже под деревом остались только родственники, братья и сёстры из клана терских казаков. К нам сюда под дерево приводили "покормиться тутовником" детей из Старого хутора. За детьми в детском садике под деревом смотрели близкие родственники. В основном мамы и бабушки.
Так было, примерно, до моих четырёх лет. Когда мы стали легко перебираться через загородку манежа и убегать из дома в поисках приключений, манеж разобрали на дрова, а нас, детей, растащили по домам наши родители.
На этом детский садик под гигантским деревом прекратил существовать. Вскоре наша семья перебралась в Гудермес, в новый дом у вокзала ближе к школе.
Несколько десятилетий судьба таскала меня по всему белому свету в дали от места моего рождения. Когда однажды мне довелось быть в гостях у родственников в Старом хуторе, то в тот же день пошёл на правый берег речки Белка. Посмотрел на другой берег. Там стояло огромное дерево шелковицы, под ветвями которой казался карликом большой каменный дом. Под гигантским деревом в манеже ползали дети, питаясь плодами тутовника. Там когда-то прошло моё детство.