Ее разбудила тишина. Не сразу - Том много раз говорил ей с насмешливой завистью, что спит она, как убитая. Из бездонных глубин сна она всплывала постепенно, чтобы, смежив глаза, еще немного понежиться на поверхности сознания, прислушиваясь к привычным ночным звукам вокруг и пытаясь сообразить, что в них стало не так.
Потом она услышала успокаивающий скрип ступеньки под ногой поздно вернувшегося мужа - и всё поняла. Даже на безмерной глубине сна ей следовало бы понять, что в комнату зашел Том, ей следовало бы предчувствовать щелчок выключателя лампы у кровати, его гулкие шаги из спальни в ванную, а из ванной - к одежному шкафу. Неизменный ритуал, всегда завершавшийся тем, что муж склонялся над ней с тихим вопросом: "Ты спишь?", и она издавала чуть слышный лепет: "Да, сплю", но рада тому, что он уже дома, и пусть только не засиживается до утра над своими бумагами из конторы.
Значит он теперь в комнате, решила она, но почему-то изменил заведенному порядку, и это ее разбудило. Когда-то, на их беду, в доме завелся сверчок, безжалостно стрекотавший всю ночь в тайном уголке, пока она к этому не привыкла. В ночь, когда он окочурился или удалился куда-то вить свой кокон или что там они плетут, она проснулась и час не могла заснуть, ожидая услышать стрекот, а потом у нее расстроился сон, пока она не привыкла жить без этой вредины.
"Бедненький", сонно подумала она о муже, не столько жалея его, сколько ожидая, когда, наконец, забрезжит утро, и она услышит его утешительные шаги от спальни к ванной. Иногда эта мысль казалась ей змеей, сползающей вниз по позвоночнику и плотно обвивающей ее грудь.
"Дурашка, - прошипела ей змея. - Это совсем не Том".
Она открыла глаза в тот миг, когда мужская рука в перчатке крепко смазала ее по лицу, увидела тень фигуры над собой, услышала свой захлебнувшийся в горле крик и ощутила вонь перегара. Она яростно впилась зубами в зажавшую ей рот руку, прокусила перчатку и стала ее грызть. Еще один удар кулаком другой руки, и она погрузилась в кружащийся мрак.
Она увидела парящие под потолком бледные воздушные шары и с ленивым интересом наблюдала, как они превращаются в странные маски со ртами наверху и с глазами - внизу. Маски двигались, становясь обычными лицами. Вот доктор Вонг, Том и какая-то женщина с нелепым колпаком на голове. Сиделка.
Доктор склонился над ней, приподнял большими пальцами ее веки, и она обнаружила, что ее лицо превратилось в сплошной пульсирующий синяк. Он убрал палец и что-то пробурчал. По опыту долгого знакомства с ним она сочла это бурчание одобрительным.
- Джулия, - вы знаете, кто я? - спросил он.
- Да.
- Вы знаете, что случилось?
- Да.
- Как вы себя чувствуете?
Она задумалась.
- Как-то странно. Мне кажется, что я где-то очень далеко. У меня шумит в ушах.
- Это от иглы. Когда мы привели вас в чувство, у вас случился небольшой истерический припадок, и я уколол вас иглой. Вы это помните?
- Нет.
- Не важно. Пусть это вас не беспокоит.
Это ее не беспокоило. Ее беспокоила утрата чувства времени. Когда пропадает время, всё становится нереальным. Она попыталась повернуть голову к часам на ночном столике, но доктор сказал:
- Начало седьмого. Скоро взойдет солнце. Могу поспорить, что вы увидите это явление в первый раз.
Она улыбнулась, насколько позволял ее распухший рот.
- Я видела восход на прошлый Новый год.
Том подошел к другой стороне кровати, сел и крепко взял ее за руку.
- Джулия, - слова вырывались из него, будто выталкиваемые неистовой силой. Она любила и жалела его за это, за то, какой у него был вид. Вид был ужасный. Осунувшийся, изможденный, небритый, с глубоко запавшими глазами - казалось, он держался на одних нервах. И всё это из-за нее, огорченно подумала она, всё из-за нее.
- Прости меня...
- За что?
Он так сильно сжал ее руку, что она поморщилась.
- За то, что какой-то псих - какой-то скот?..
- Не надо!
- Я понимаю, милая, как ты хочешь выбросить всё это из головы, но пока еще не нужно. К нам пришли из полиции, и ждут здесь целую ночь, чтобы поговорить с тобой. Они уверены, что найдут этого человека, но им нужна твоя помощь. Ты должна описать им его и рассказать о нем всё, что можешь. Потом ты можешь вовсе выбросить это из головы. Ты меня поняла?
- Да.
- Я знал, что ты поймешь.
Он уже поднялся, чтобы уйти, но доктор остановил его:
- Лучше пока оставайтесь здесь с ней. А я пойду. Ночь без сна - для пожилого человека это не шутки.
Он остановился, придерживая ручку двери:
- Я буду рад, когда его найдут, - жестко сказал он. - А пока пусть всё так и остается.
Зашел лейтенант Кристенсен из полицейского управления, крупный седой мужчина в помятом костюме. Другой - низенький и щеголеватый с усиками - был мистер Даль из прокуратуры.
- Обычно, - объяснил мистер Даль, - он лично не принимает участия в полицейских расследованиях, но когда случается такое, нужно принимать особые меры. Все должны оказывать нам полную поддержку, и миссис Бартон тоже. Как бы ей это ни было трудно, она должна - откровенно и без утайки - ответить на вопросы лейтенанта Кристенсена. Она это сможет?
Том ободряюще кивнул ей.
- Да, - подтвердила она.
Она увидела, как лейтенант Кристенсен вынимает блокнот и ручку из кармана. Когда он щелкнул кнопкой шариковой ручки, чтобы отпустить стержень, казалось, что он раздавил какое-то насекомое.
- Прежде всего, - сказал он, - я хочу, чтобы вы в точности рассказали мне, что случилось. Всё, что вы можете припомнить.
Она рассказывала, и он записывал в блокноте щелкающей при каждом нажатии ручкой.
- Когда это случилось?
- Не знаю.
- В какое, примерно, время. Чем точнее вы его назовете, тем надежнее мы сможем проверить алиби. Когда вы пошли спать?
- В пол-одиннадцатого.
- А мистер Бартон вернулся домой около двенадцати. Поэтому можно утверждать, что это случилось между половиной одиннадцатого и двенадцатью.
Лейтенант заглянул в блокнот и задумчиво поджал губы.
- Теперь перейдем к вопросу более существенному.
- Да?
- Вот что. Смогли бы вы узнать этого мужчину, если бы снова увидели его. Она закрыла глаза, пытаясь придать какие-то очертания зловещей тени, но ощутила лишь тошнотворный ужас.
- Нет, - ответила она.
- Вы, кажется, не вполне в этом уверены.
- Нет, я уверена.
- Как вы можете быть уверены? Да, я знаю, что в комнате было темно и всё прочее, но вы сказали, что, когда услышали его шаги, вы уже проснулись. Это значит, что у вас было достаточно времени, чтобы привыкнуть к темноте. Свет от уличного фонаря оставлял на стене тень от окна. Вы не могли в таких условиях всё ясно различать, но всё же вы должны были что-то увидеть? Я хочу сказать, увидеть достаточно, чтобы опознать этого человека, если вам представится такая возможность. Вы согласны?
Джулия с неловкостью ощутила, что он был прав, а она нет, но не могла ничего с этим поделать.
- Да, согласилась она, - но было совсем не так.
Даль, сотрудник прокуратуры, переступил с ноги на ногу.
- Миссис Бартон... - начал он, но лейтенант Кристенсен остановил его коротким жестом руки.
- Допустим, - продолжил лейтенант, этот мужчина будет находиться там, где вы сможете его увидеть с близкого расстояния, но увидеть вас он никак не сможет. Представьте себе такую картину: он прямо перед вами, но совершенно не знает, что вы на него смотрите. Возможно, в таком случае вы смогли бы без труда его узнать?
Джулии очень хотелось дать ему ответ, которого он от нее ждал, увидеть то, что ему хотелось, чтобы она увидела, но она, как ни старалась, не смогла этого. Она безнадежно покачала головой, и лейтенант вздохнул.
- Ладно, - сказал он, но, может быть, вы сможете рассказать мне о нем хоть что-то? Какого он роста: высокого, маленького или среднего?
Над ней нависла тень.
- Высокого, но не могу сказать, наверное. Кажется, он был высокий.
- Он был белый или цветной?
- Не знаю.
- Какого он примерно был возраста?
- Я не знаю.
- Что-то особенное в его одежде? Что-нибудь, что могло привлечь ваше внимание?
Она опять закачала головой, но вдруг вспомнила:
- Перчатки, - сказала она, - довольная собой. - На нем были перчатки.
- Кожаные или шерстяные?
- Кожаные.
Она ощутила во рту кислый вкус кожи, от которого ей свело желудок.
Ручка лейтенанта пощелкала, и он выжидающе поднял глаза от блокнота.
- Что-нибудь еще?
- Нет.
Лейтенант нахмурился.
- Мало что можно понять из ваших слов.
- Простите, мне так жаль, - сказала она и удивилась, как легко с ее языка слетела эта фраза.
Что такое совершила она, о чем ей следовало сожалеть? Она ощутила, как на ее глаза набегают слезы жалости к себе, прижала руку Тома к своей груди и повернулась к нему, ища утешения. Ее поразило, что он смотрел на нее с тем же выражением, что и лейтенант.
Второй из пришедших, Даль, что-то говорил ей.
- Миссис Бартон, миссис Бартон, миссис Бартон - повторил он несколько раз, пока она не повернула к нему лицо. - Я понимаю ваше состояние, но должен сказать вам что-то очень важное. Выслушайте меня, пожалуйста!
- Да, - оцепенело ответила она.
- Миссис Бартон, когда я разговаривал с вами в час ночи, вы были в таком состоянии, что я не пытался получить от вас ответы. Я поступал так, чтобы это было вам на пользу, в общем, на пользу всему городу.
- Я не помню. Я ничего не помню об этом.
- Конечно. Но ведь теперь вы всё понимаете. И вы знаете, что в нашем городе в последние годы было несколько таких возмутительных случаев и что вышестоящее начальство и печать оказывали - совершенно справедливо, конечно - большое давление на наш отдел и на всю полицию, чтобы мы предпринимали какие-то меры.
Джулия уронила голову на подушку и закрыла глаза.
- Да, - сказала она, если вы так говорите.
- Да, я это утверждаю. И утверждаю также, что мы мало что сможем сделать, если потерпевшая сторона - жертва - не поможет нам, насколько это в ее силах. И почему бы ей нам не помочь? Почему потерпевшие так часто отказываются назвать преступника или свидетельствовать против него в случаях, подобных вашему. Потому что случай может получить какую-то огласку? Потому что жертва опасается того, что этот человек может наговорить о ней, если окажется свидетелем? Меня не интересует, в чем причина того, что женщина бывает готова отягчить свою совесть и спустить дикого зверя на своих беспомощных соседей!
Смотрите, миссис Бартон, я нисколько не сомневаюсь, что совершивший это мужчина известен полиции, и в наших документах записаны такие преступления, которые я бы постеснялся назвать при вас. Сейчас десяток сотрудников в нашем управлении просматривают эти дела, и когда они найдут подходящую запись, она приведет прямо к нему. Но после этого только вы сможете помочь нам покончить с ним навсегда. Я хочу, чтобы вы обещали мне прямо сейчас, что когда настанет такой момент, вы это сделаете. Это ваш долг, и вы не в праве от него уклониться.
- Я понимаю, но я его не видела.
- Миссис Бартон, вы видели больше, чем вам кажется. Пожалуйста, поймите меня правильно: я не хочу сказать, что вы намеренно что-то скрываете, ничего подобного. Вы пережили ужасное потрясение. Вы хотите забыть о нем, полностью выбросить его из памяти. Так и случится, если вы позволите себе идти по этому пути. Теперь, понимая это и не стремясь вытеснить случившееся из памяти, вы, возможно, сумеете точнее описать напавшего на вас мужчину.
Она подумала, что, может быть, ошиблась и неправильно поняла взгляд Тома. В надежде она открыла глаза и была горько разочарована: он смотрел на нее всё с тем же выражением сердитого недоумения, но теперь наклонился вперед и всматривался в ее лицо, как будто он мог усилием своей воли заставить ее дать правильный ответ. Но она знала, что ему это не удастся. Она беззвучно плакала, и слезы текли по ее лицу. Вдруг она ощутила, что в руку ей вложили салфетку. Она совсем забыла о сиделке. Сзади над ней склонилось перевернутое лицо, и его вид принес ей неожиданное облегчение. Случившееся с ней сделало всех мужчин в комнате - даже ее мужа - чужими, и хорошо, что здесь среди них оказалась женщина.
- Миссис Бартон!
?Голос Даля прозвучал неожиданно резко, и Том сразу повернулся к нему. Даль должен был уловить в этом жесте предупреждение, благодарно подумала Джулия. Теперь он заговорил гораздо мягче.
- Миссис Бартон, позвольте мне говорить с вами откровенно. Позвольте объяснить вам, с чем мы сейчас столкнулись.
Опасный хищник вышел на охоту. Вам показалось, что он был пьян, но не настолько пьян, чтобы не знать, где он может найти одинокую и беззащитную жертву. Он, вероятно, наметил этот дом еще несколько недель назад, зная, что ваш муж задерживается на работе допоздна. И он знал, как проникнуть в дом. Перелезая через подоконник, он оставил на нем заметные царапины.
Он забрался сюда не для грабежа - у него была такая возможность, но он пришел не за этим. Его интересовало одно, и только это.
Неожиданно Даль подошел к туалетному столику и поднял свадебную фотографию в рамке.
- Это вы на снимке? Я не ошибаюсь?
- Да, - удивленно ответила Джулия.
- Вы знаете, какая вы здесь милая и молодая.
Даль вернул снимок на место, взял ее ручное зеркальце и подошел к ней.
- А теперь я хочу показать вам, как будет выглядеть милая молодая женщина, если попытается оказать сопротивление такому мужчине.
Он рывком поднес зеркало к ее лицу, и она в ужасе отпрянула от своего отражения.
- Не надо! - воскликнула она.
- Вам не о чем беспокоиться, - жестко сказал он. - Доктор говорит, что вскоре вы совсем поправитесь. Но ведь вы и сейчас, после того как взглянули на себя, можете ясно представить себе этого человека. Разве вы не сумеете опознать его и, положив руку на Библию, поклясться, что это он?
Она утратила уверенность, смотрела на него озадачено, а он широко раскинул руки, подводя итог.
- Ведь вы узнаете его, когда увидите вновь. Не сможете не узнать, - произнес он требовательно.
- Да, - согласилась она.
Она думала, что после этого ее оставят в покое, но ошиблась. Окружающий мир проявлял к ней интерес, и с этим нельзя было не считаться. В дверь непрерывно звонили. Звонил телефон в гостиной, замолкавший лишь когда кто-то снимал трубку, а потом опять звонил. В комнату Тома вошли суровые служащие полиции. Они начальственно осмотрели комнату и собрались в углу, что-то обсуждая. Том проводил их и вернулся к постели Джулии. Сказать ему было нечего. Он просто сидел, охваченный волнением, и ждал нового дверного или телефонного звонка.
Он почти не выходил из комнаты, и Джулию, наблюдавшую за ним, это всё больше тревожило. Она отвлекала его от работы, которая была самым важным в его жизни. Она ничего не знала о его делах, но видела, что он уже несколько месяцев занят решением какой-то очень важной задачи - и именно из-за этого она по вечерам оставалась дома одна. Как теперь идут дела, когда его нет на работе?
Она была замужем лишь около двух лет, но уже хорошо усвоила, в чем состоит миссия жены делового человека. Домашние неприятности случаются и проходят, но дело превыше их. Сперва эта мысль была ей неприятна, но теперь согревала ее. Том пойдет к себе на работу, а она запрется на ключ, не впустит никого, и жизнь пойдет, как бывало.
Но когда она нерешительно сказала ему об этом, он отмахнулся.
- Да всё там оказалось впустую: одна потеря времени. Я хотел сказать тебе об этом, когда вошел и увидел тебя в таком состоянии. Ужас! Какой у тебя был вид!
Он окинул ее остекленевшим от усталости взглядом и сидел, ожидая дверного или телефонного звонка.
Когда он выходил, появлялись сиделки: молчаливая мисс Шеперд ночью и балаболка мисс Вальдемар - днем.
- Кого только нет в нашем нелепом мире, - тараторила она. - Вот останавливает такой машину у дома, выходит и топчет газон, и что он там хочет найти? Одна только дурость в пустой башке намешана. И сам же обзовет тебя вруньей, если ему это в лицо скажешь. А его детки на заднем сидении! Что с тобой, хорошая? Тебе, кажется, неудобно?
- Со мной всё в порядке, спасибо, - сказала Джулия.
Она содрогнулась при мысли, что надо бы попросить мисс Вальдемар замолчать или выйти. Она знала, что некоторые люди, которым дела нет до ощущений другого человека, не постеснялись бы, но у Джулии не хватило на это духа.
Мисс Вальдемар завелась опять:
- Если бы вы спросили меня, кто во всём этом виноват, я вам прямо скажу, что это газеты. Хорошо, что доктор не разрешает вам их читать, потому что теперь у них настоящий праздник. Мало им Росси и прочего, разных серьезных вещей, так вцепились в этот случай и расписывают большими буквами на всю первую страницу. Деньги, деньги, деньги, и кому какое дело, что дети стоят и глазеют на заголовки и берут это себе в голову в таком возрасте!
Я так и сказала одному репортеру прямо в лицо. Только я вчера вышла на улицу, а он тут как тут и просит меня принести ему вашу фотографию. Чтобы я ее у вас стырила! Теперь они печатают фото из вашего школьного ежегодника, а им хотелось бы получить ту большую, на туалетном столике. И не просто так, а за пятьдесят долларов! Ну, тут, можете мне поверить, я ему выдала по полной. Ты спишь, деточка моя? Сейчас тебе нужно поспать.
- Да, - согласилась Джулия.
Приехали ее родители. Ей так хотелось их увидеть, но когда Том проводил их в спальню, это желание угасло. Том терпеть не мог ее отца из-за его ничтожности, ощущения беспомощности в каждом его жесте, и никогда не пытался скрыть своего презрения. Ее мать сразу же заявила, что Тому слишком много лет для Джулии - когда они поженились, ему было тридцать, а ей всего восемнадцать лет - и обозвала невоспитанным хулиганом, а он воспринял это как объявление войны.
Джулия знала, что одна дурацкая история случилась по ее вине. Том относился к некоторым вещам с педантичной мелочностью и раздраженно накинулся на нее, потому что она не достала всё из карманов его пиджака перед тем, как отнести портному. Она тогда все еще оставалась больше маминой дочкой, чем мужниной женой и с плачем рассказала об этом матери по телефону. Она больше не совершила такой ошибок, но что сделано - то сделано. С тех пор ее муж и ее родители образовали два враждебных лагеря, а ей осталась роль бесполезного посредника между ними.
Когда они все вошли в спальню, Джулия ощутила в воздухе заряд взаимной вражды. Она смутно надеялась, что происшедшее исправит ситуацию, но теперь с упавшим сердцем поняла, что этого не случится, и подумала, что они ненавидят друг друга больше, чем любят ее, но тут же устыдилась этой мысли.
Отец поприветствовал ее вялым движением пальцев, стал в ногах кровати и смотрел на нее с выражением потерявшегося спаниеля. Облегчение принес дверной звонок, и он пошел за Томом узнать, кто пришел. Глаза у матери опухли и покраснели. Она поднесла к носу влажный платочек, села рядом с Джулией и погладила ее по руке.
- Какой ужас, дорогая моя. Просто ужас. Теперь ты понимаешь, почему я так возражала против того, чтобы вы купили этот дом на самом краю. Как ты себя чувствуешь? Мы бы приехали раньше, но задержались из-за бабушки. Не хотели, чтобы она узнала, но один сосед сунул нос и всё ей рассказал. Ты ведь ее знаешь: просто упала, как мертвая, и доктор Вонг целый час приводил ее в чувство. Вот еще несчастье.
Мама опять погладила ее руку.
- Она поправится, и ты получишь от нее открытку, как только она встанет и начнет что-то делать.
У бабушки была привычка слать открытки по любому случаю. Джулия с грустью попыталась представить, какую открытку она подберет на этот раз.
- Джулия, хочешь, я тебя причешу?
- Нет, мама, спасибо.
- У тебя волосы совсем запутались. За что только этим сиделкам деньги платят? А где твои темные очки, дорогая, Те, которые ты надевала на пляже. Тебе, наверно, нужно их носить, пока цвет лица не восстановится.
Ворох этой чепухи изводил ее, как комары.
- Ну, пожалуйста, мама.
- Хорошо, не буду больше об этом. Я только, когда буду ходить, составлю список для сиделок, что им нужно делать. Есть, моя милая, более серьезные вещи, о которых я хотела бы поговорить с тобой, когда папы и Тома здесь не будет. Ты согласна?
- Да.
Мать напряженно наклонилась к ней.
- Это - ну, о том, что случилось. Как ты теперь станешь относиться к Тому? Потому что, как бы ты нему ни относилась, он твой муж, и ты должна всегда это помнить. Я его за это уважаю, и ты тоже должна его уважать. Есть вещи, за которые жена должна быть всегда благодарна мужу, даже если случается то-то ужасное, как теперь. Она связана долгом. У тебя такой странный вид, Джулия. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю.
- Да, - ответила Джулия.
Она похолодела от внезапной мысли о том, чем была совместная жизнь ее родителей.
- Только, пожалуйста, не надо опять. Всё будет в порядке.
- Я знаю, что так и будет. Если мы не побоимся взглянуть нашим трудностям прямо в глаза, они не причинят нам боли. И, Джулия, пока Том не вернулся, нам нужно выяснить еще одно. Это касается его.
Джулия собралась с силами.
- Я слушаю, мама.
- Это о его словах. Когда папа и я пришли, и мы немного поговорили с ним - ну, ты понимаешь, о чем мы говорили - и посреди этого разговора Том вдруг сказал совершенно обычным тоном, будто речь шла о погоде, что когда этого мужчину поймают, он его убьет. Джулия, я пришла в ужас. Ты ведь знаешь его характер, но он не вспылил, ничего подобного. Спокойно сказал об этом, как о самом обычном деле. Он собрался убить этого человека, и всё тут. Он имел в виду именно это, Джулия, и ты должна что-то с этим сделать.
- Что сделать? - оцепенело спросила Джулия. - Что я могу сделать?
- Ты должна убедить его не говорить об этом ни слова. Все с ним согласны, все хотели бы, чтобы этого изверга больше не было на свете, чтобы его убили и закопали. Но это должен сделать не Том. Этим он навлечет на себя большую беду! Разве нам не хватает других несчастий?
Джулия закрыла глаза.
- Да, мама.
Вошел доктор Вонг и понаблюдал, как она ходит по комнате.
- Вы чудесно выглядите в этих темных очках, - сказал он, - но зачем вам они? Вас беспокоят глаза?
- Нет, - ответила Джулия. - Просто в очках я чувствую себя свободнее.
- Я так и подумал. Вы лучше выглядите в очках, и люди выглядят лучше, когда вы смотрите на них через очки. Прекрасная идея. Может быть, всем людям на земле следовало бы всегда носить очки. Согласитесь, что лучше носить очки, чем выпивать?
- Не знаю, - сказала Джулия.
Она присела на край кровати, укутавшись в халат, рукава которого закрывали ее точеные стиснутые руки.
Ей казалось, что руки никогда не согреются.
- Я бы хотела задать вам один вопрос...
- Спрашивайте, не стесняйтесь.
- Может быть, мне не следует задавать его, и вы посмеетесь, но мне всё равно. Это о Томе. Он сказал моей маме, что когда этого злодея поймают, Том его убьет. Думаю, у него это просто сорвалось с языка. Он ведь ни за что такое не сделал бы, как вы думаете?
Но доктор не рассмеялся, а мрачно сказал:
- Думаю, он мог бы попытаться поступить именно так.
- Кого-то убить?
- Джулия, я тебя не понимаю. Сколько ты уже замужем за Джоном.
- Два года.
- Говорил ли он за эти два года, что собирается что-то сделать и не сделал этого раньше или позже?
- Нет.
- Могу поспорить, что это так. Имей в виду, это не потому, что я хорошо знаю Тома, но потому я вырос с его отцом. Взглянув на Тома, я всякий раз вижу его отца. Это был человек, набитый гордостью Люцифера, как порохом и взрывным характером. Подавляемым. Он, конечно, его подавлял, и Том тоже подавляет. Непросто жить, каждый миг удерживая себя от того, чтобы не нажать на спуск. Джулия, я скажу тебе начистоту. Никто из Бартонов не казался мне вполне уравновешенным. У меня такое чувство, что если бы у кого-то из них возник достаточный мотив для убийства, он бы точно убил. У Тома есть пистолет?
- Да.
- Не надо этого так пугаться. Могло ведь случиться гораздо хуже без этого предупреждения. Я так это и объясню Кристенсену, и он не спустит глаз с твоего дражайшего супруга, пока этого негодяя не привяжут к электрическому стулу. Пуля - слишком большая честь для такой скотины.
Джулия отвернула голову, но доктор положил палец ей на подбородок и осторожно повернул ее обратно.
- Послушай, казал он, - я сделаю всё, что смогу, чтобы Том не попал в беду. Ты мне веришь?
- Да.
- Тогда что тебя беспокоит? Я сказал, что он окажется на электрическом стуле. Разве это?
- Да, я не хочу об этом слышать.
- Но почему? Уж кто бы такое сказал, Джулия? Разве ты сама не молила Бога, чтобы его поймали? Разве у тебя не хватает ненависти пожелать ему смерти?
Эта фраза щелчком открыла весь короб ее несчастья.
- Да! - сказала она в отчаянии. - Да! Да! Да! Но Том этому не верит. Разве вы не понимаете, что в этом вся беда? Он думает, что для меня это не так важно, как для него. Он думает, что, схватят его или нет, я готова обо всём забыть. Хоть он об этом не говорит, я не сомневаюсь. Это так противно: стыд и чувство вины ни на миг не покидают меня. Никуда от этого не уйти. Даже если они сто раз убьют его, всё так и останется!
- Нет, не останется - строго сказал доктор. - Подумай, Джулия! Тебе не приходит в голову, что Том ощущает свою вину даже острее, чем ты? Он подсознательно ощущает себя неудачником, потому что не смог защитить тебя от случившегося. И теперь он действует как любой оскорбленный мужчина. Он стремится к возмездию. Он хочет свести счеты. Это ощущение им своей вины отрывает вас друг от друга.
Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что тебе предстоит работа, которую сможешь сделать только ты сама. Очень грязная работа. Когда полиция его схватит, ты должна будешь его опознать, дать против него показания, появиться перед фотографами и газетчиками, пройти сквозь толпу безмозглых зевак, которым только и нужно поближе тебя разглядеть. Это будет крайне неприятно. Ты даже не представляешь, какой шум подняла это история - тебя от этого пока ограждали. Но очень скоро тебе придется увидеть это воочию. Это будет твоим испытанием, и если ты уклонишься от него, можешь в ту же минуту распрощаться со своим замужеством. Ты должна помнить об этом и не забивать себе голову всякой чушью о вещах, которые никогда не изменятся!
Джулия сидела, как бы наблюдая за собой со стороны, а холод с замерзших пальцев поднимался по рукам, которые покрылись гусиной кожей.
Она сказала:
- Когда я был маленькой девочкой, я начинала плакать, если кто-то просто покажет на меня.
- Нельзя всю жизнь оставаться маленькой девочкой, - сказал доктор.
Когда настало этот день, Джулия укрепила себя этими словами. Сидя в казенной машине между Томом и лейтенантом Кристенсеном, оградившись от назойливого мира темными очками и поднятым воротником пальто, она закрыла газа, стиснула зубы и без конца повторяла, как "Аве Мария", эту фразу, пока этот несмолкающий шепот не утешил ее ум.
Лейтенант Кристенсен сказал:
- Этот тип служил смотрителем в старом доме в нескольких кварталах отсюда. Спившийся подонок. Его уже привлекали за безнравственное поведение, но ничего и отдаленно похожего. Теперь он от нас не уйдет. Из этой ямы ему не выбраться, и никакие ссылки на невменяемость или что такое ему не помогут. Мы схватили его на горячем.
"Нельзя всю жизнь оставаться маленькой девочкой", - думала Джулия.
- Вот и приехали, - сказал лейтенант.
Машина остановилась у боковой двери полицейского управления, и Том протолкнул ее вперед сквозь толпу репортеров с камерами, выкрикивавшими ее имя, стучавших в закрытую от них дверь машины. Джулия крепко сжимала руку Тома, пока лейтенант вел их по длинным коридорам управления, и все встречные липли к ним, пока они, наконец, не дошли до двери, за которой ждал Даль.
- Это займет не больше минуты, - миссис Бартон, - сказал он, - и главный барьер мы уже преодолели. Вы лишь должны взглянуть на этого человека и сказать нам "да" или "нет". Осталось только это. Всё организовано так, чтобы он не смог вас увидеть. Никакой опасности он для вас не предоставляет. Вы это понимаете?
- Да, - ответил Юлия.
И вновь она сидела между Томом и лейтенантом Кристенсеном. Помост перед ней был ярко освещен, а всё прочее погружено во мрак. Во мраке были и все люди вокруг нее. Они непрестанно двигались, кто-то покашливал. Вдруг на помосте четко вырисовался черный узкоплечий профиль Даля. Потом профиль исчез, и Даль занял стул перед Джулией. Она ощутила, как участилось ее дыхание, и она уже не могла вдохнуть полной грудью воздух из окружающей тьмы. Она заставляла себя дышать глубоко, ведя счет секундам, как во время гимнастических упражнений в школе. Раз-два-три - вдох. Раз-два-три - выдох.
Где-то поблизости стукнула дверь. На платформу поднялись трое мужчин и стали лицом к ней. Двое из них были в полицейской форме, а третий между ними с обмякшим мертвенно-бледным лицом в изодранном свитере и грязных штанах был намного выше их. Он размахивал большой рукой, и то поднимал ее ко рту, то опускал. Джулия не могла отвести от нее глаз. Рука то поднималась, то опускалась, завораживая ее слепым ищущим движением.
Один из полицейских в форме держал в руке листок бумаги.
- Чарлз Бруннер, - громко прочел он. - Возраст сорок один год. Аресты... - и так далее до внезапной тишины.
Но рука всё еще двигалась взад и вперед, вырастая в ее глазах до громадного размера. Она не вслушивалась и ощупала, что с ней вот-вот случится обморок. Она качнулась вперед, ее голова упала, к носу прижалось что-то холодное и твердое, ударили едкие пары аммиака, и она резко отвернулась, глотая воздух. Когда лейтенант опять поднес к ее носу бутылочку, она слабо отстранила ее.
- Со мной всё в порядке.
- Но когда вы увидели его, с вами случился шок?
- Да.
- Потому что вы его узнали?
Мысли ее смешались.
- Нет, не знаю, не уверена.
Даль склонился к ней.
- Не может быть, миссис Бартон! Вы ведь дали мне слово, что узнаете его, если увидите опять. Почему вы теперь уклоняетесь? Чего вы боитесь?
- Я не боюсь.
- Нет, вы испуганы. Ведь вы чуть не упали в обморок, когда его увидели. Как бы вы ни хотели выбросить его из головы, ваши чувства этому противятся! Именно они говорят вам правду!
- Не знаю!
- Тогда взгляните на него опять, и мы увидим, что произойдет. Поднимите голову и хорошенько посмотрите!
Лейтенант Кристенсен продолжил:
- Если вы подведете нас сейчас, вам придется выйти к газетчикам и рассказать о себе. Они набросятся на нас, как стая волков, и это единственный раз в жизни, когда я хочу, чтобы они знали, с кем нам приходится иметь дело!
Пальцы Тома сжались на ее плече.
- Не понимаю, Джулия, - сказал он. - Почему ты не хочешь опознать его? Разве это не он?
- Да! - выкрикнула она, зажав ладонями уши, чтобы не слышать гневных ненавидящих голосов, взывавших к ней из тьмы. - Да! Да! Да!
- Слава богу, - вздохнул лейтенант Кристенсен.
Тогда шевельнулся Том. Он встал, и что-то металлическое блеснуло в его руке. Джулия вскрикнула, когда стоявший за ней мужчина бросился на этот предмет. Внезапно вспыхнул свет и залил всю комнату. К Тому подскочили другие мужчины, загрохотали опрокинутые стулья, и свалка отползла к помосту, на котором уже никого не было, а Тома придавила масса навалившихся тел.
Двое мужчин с извиняющимся видом подняли его на ноги, но крепко охватили руками. Еще кто-то передал пистолет лейтенанту Кристенсену, и Том кивнул в подтверждение. Он был растрепан и тяжело дышал, но был странным образом спокоен.
- Верните его мне, если вы не возражаете, - сказал он.
- Я возражаю, - ответил лейтенант.
Он открыл пистолет, высыпал пули в ладонь, а затем, к облегчению трясшейся от страха Джулии, опустил пистолет и пули в свой карман.
- Мистер Бартон, теперь вы оказались в такой ситуации, что если бы я обвинил вас в попытке убийства, вы не смогли бы этого отрицать.
- Не смог бы.
- Вы поняли, что я хотел сказать? Поэтому вам бы лучше успокоиться и дать нам заниматься этим делом. Вы согласны, что пока что мы действовали правильно? А после опознания миссис Бартон на суде Бруннера можете считать его покойным и забыть о нем.
Лейтенант посмотрел на Джулию:
- Вы согласны, что это разумно?
- Да, - прошептала Джулия умоляюще.
Том улыбнулся.
- Я бы хотел получить обратно мой пистолет, если вы не возражаете.
Лейтенант помедлил минуту, не произнося ни слова, а потом положил руку на карман с пистолетом, как бы для того, чтобы убедить себя, что он еще там.
- В другой раз, - сказал он категорично.
Мужчины, удерживавшие Тома, отпустили его. Он покачнулся вперед и ухватился за них, ища опоры. Лицо его внезапно смертельно побледнело, но улыбка всё еще была приклеена на нем, когда он обратился к лейтенанту.
В больнице он постоянно молчал и замкнулся в себе. Когда по его настоянию его вернули домой с ногой в неуклюжем гипсе со щиколотки до колена, доктор Вонг долго разговаривал с ним наедине в гостиной за закрытыми дверями. Доктор говорил решительно и нисколько не сдерживая себя. Когда он ушел, а Джулия осмелилась войти в гостиную, смотревшего на нее с видом человека, которого напичкали горькими лекарствами, и он не может понять, принесут ли они ему пользу или вред.
Потом он похлопал по кушетке рядом с ним.
- Здесь хватит места и для меня, и для тебя и для этой ноги.
Она послушно присела, сжав руки на коленях.
- Доктор Вонг облегчил свою душу, - сказал Том резко. - И я рад, что он это сделал. Такое отвратительное для тебя происшествие, и я ничем тебе не помог. Всё, что я ни делал, выходило к худшему. И сам себе я тоже врал. Убеждал себя, что всё это я делал ради тебя, но для меня имели значение только мои собственные чувства. Разве не так?
- Не знаю, - сказала Джулия, - и мне всё равно. Какая мне разница, если ты со мной об этом заговорил. - Для меня было невыносимо только, что ты со мной не разговаривал.
- Это тебя угнетало?
- Да.
- Но ты понимаешь, почему я об этом не разговаривал: потому что оно грызло меня изнутри. Но теперь, клянусь тебе, это прошло. Ведь ты мне веришь, Джулия?