Заплатив таксисту, он поднялся по ступенькам, счастливый тем, что лекционная поездка, наконец, закончилась, и скоро он увидит свою жену. Он нашарил в кармане ключ и вошел в прихожую. "Эдди! Эдди!" позвал он и тихонько просвистел три ноты, их заветный позывной. "Эдди! Почему ты не встретила меня на вокзале?"
Ответа не было. Он опустил сумки, сказав себе, что беспокоиться пока не о чем. Наверно, она не получила телеграмму или перепутала поезд. Дверь в конце прихожей отворилась, и вошла, вытирая руки, кухарка, миссис Питерс.
- Миссис Фарр нет дома - сказала она. - Она ушла вчера вечером, как только получила вашу телеграмму. Там наверху для вас письмо. Оно на камине.
Под взглядом кухарки он кинулся наверх.
- Обед готов, - сказала она. - Я его принесу, когда вы спуститесь, господин профессор.
- Как я понял, - медленно начал он, - моей жены сегодня вечером не будет.
- Ее не будет, - подтвердила миссис Питерс. - Она уехала вчера вечером семичасовым поездом.
Он поднялся по лестнице в их спальню и сразу увидел записку, которую она прислонила к вазе и подперла пепельницей. Дважды перечитав, он медленно сложил ее и опустил в карман.
Через минуту он вернулся и стал распаковывать сумки. Со дна одной из них он извлек подарок для жены: нефритового слона, стоявшего раскорякой с гордо задранной головой и чуть склоненным назад хоботом. Подарок был дорогой, пожалуй, даже слишком дорогой, но он знал, как чудесно он дополнит ее любимую коллекцию слонов, шествовавших перед ним на камине, и поэтому не поскупился.
Потом он умыл руки и лицо, и опять спустился вниз. Миссис Питерс тут же стала накрывать на стол.
- Я думаю, в кампусе все уже знают.
- А если не знают, - сказала миссис Питерс, - то только потому, что слепые и не имеют никаких чувств.
Он уселся за столом и развернул салфетку.
- Жена написала в записке, что уезжает с кем-то по имени Джордж Рейли. Вы знаете его? Он из этого города?
- Еще как знаю! - сказала миссис Питерс и провела рукам по бедрам. - У него бар с грилем на Грин-ривер-роад. Вы знаете. Там солдаты из учебного лагеря околачиваются. Только в толк не возьму, как она вообще с ним встретилась.
Миссис Питерс прохаживалась у стола, не в силах уйти от возмущения. И вдруг затараторила: у кого она только ни служила в жизни, и здесь, и в университете, и в городе, и всегда держала язык за зубами, и не лезла не в свои дела. Профессор сам может подтвердить, и он рассеянно кивнул.
Она-то думала, что уже научилась разбираться в людях за столько лет, а вот, на тебе, ничего, оказывается, в них не смыслит. Она вздохнула и всплеснула руками. Да случись это с кем-то еще, она бы и удивляться не стала, но ведь миссис Фарр совсем другая: такая умная, такая деликатная, и мужем своим была довольна, и домом, и друзьями.
Доктор Фарр склонился над едой и не ответил.
Миссис Питерс собрала тарелки и попятилась к двери кладовки.
- Вы спрашиваете, знала ли я Джорджа Рейли? А как же! Он здесь вырос на моих глазах. Одно знаю точно: такой любви и заботы, как вы, он ей не даст. И внимания такого не будет, а пройдет время, откатится от нее к другой, тем и кончится.
Она прислонилась спиной к двери кладовки, и растерянно произнесла:
- Совсем не могу понять миссис Фарр. Да этого Джорджа Рейли четырехлетний ребенок раскусил бы!
Она толкнула дверь спиной и, пыхтя, протиснулась боком в кладовку.
Доктор Фарр вертел в руке ложку, вспоминая первую встречу с женой, и как он влюбился в нее чуть не с первого взгляда. Вокруг нее увивалась масса поклонников, и, сидя тогда под вечер с бокалом коктейля в руке, слушая невнятные обрывки чьих-то разговоров, он прикинул свои шансы на успех. И понял, что они невелики. Позднее, когда он познакомился с ней ближе и узнал, что у нее есть жених в Чикаго, то подумал, что шансов у него и вовсе нет. Но продолжал слепо упорствовать, и тогда она вдруг, к удивлению всей семьи и его самого, вышла за него.
Миссис Питерс вернулась с кофе.
- Погода здесь была такая чудная, когда вы уехали, - рассказывала она, - Только не в четверг. В четверг весь день лил дождь.
Выпив кофе, доктор Фарр достал пишущую машинку и уселся за рабочий стол. Отпуск закончился, и завтра начинался новый семестр. Он перелистал ежедневник и нашел нужную страницу, где первым пунктом значилось: "9:30 - Класс элементарной биологии". Склонившись над ежедневником и прикрыв глаза рукой, он подумал: "Ну, почему? Почему я не настоял, чтобы она поехала со мной? Почему я оставил ее одну на целых две недели?"
Этот семестр он обычно открывал лекцией о роли мутаций и стал искать в ящике прошлогодний конспект. Найдя его, принялся печатать, но, не докончив страницы, вырвал лист из машинки и вставил другой. Он передумал. Переставил поля и напечатал вверху страницы заглавными буквами: "КОНСПЕКТ ПО ТЕОРИИ ПОЛОВОГО ОТБОРА", а потом ниже, строку за строкой:
"Долгое время существовала гипотеза, что самки некоторых видов выбирают себе партнеров из числа самых активных, ярко окрашенных и сильных самцов своего вида. Этот принцип был впервые всесторонне изложен Чарльзом Дравиным, но его стали оспаривать еще при жизни Дарвина, и он утратил своих приверженцев. Но в настоящее время тенденция, по-видимому, начинает меняться, и эта гипотеза вновь находит сторонников. Рассмотрим вкратце факты, легшие в ее основу, и убедимся, до какой степени они согласуются с теми, которые были выявлены в наши дни самыми блестящими учеными".
Он излагал свои мысли последовательно, сосредоточившись на стоявшей перед ним задаче. Он слышал, как миссис Питерс моет на кухне посуду, всё еще что-то бормоча про себя. Наконец, она зашла в комнату, собрала скатерть и отложила ее в сторону. Доктор Фарр перестал печатать и повернулся в кресле.
- Так вы хотите сказать, что Джордж Рейли выглядит лучше, чем я?
Вопрос, кажется, озадачил Миссис Питерс.
- Ну, почему же? - замялась она. - Я такого не говорила.
- Разве он умнее и сильнее меня? Разве он сумеет лучше защитить ее?
Миссис Питерс впервые улыбнулась за этот вечер.
- Доктор Фарр, я ведь вам уже рассказала, что за человек этот Джордж.
Профессор долго сидел, охватив руками колени.
- Но вы женщина, как и моя жена, - сказал он. - Может быть, женщины смотрят на вещи по-другому. Можете ли вы сказать, из-за чего она меня бросила?
Миссис Питерс задумалась над вопросом.
- Может быть, вы слишком уж сдержанны для молодого человека, - наконец заговорила она, - но мне это не представляется достаточной причиной.
Она закрыла ящик и подошла ближе к его столу, казалось, несколько смущенная.
- Мне кажется, вы всегда были с ней очень нежны, доктор Фарр, и я не могу представить, чтобы вы были бесчувственны к близкому человеку, но иногда, - она остановилась, не находя слова, которое бы его не обидело, - но иногда между парой что-то не ладится, если вы поняли, что я имею в виду, какими бы любящими они ни казались посторонним.
- Между нами всё было хорошо. Ничего такого.
Миссис Питерс вздохнула и вернулась к своим делам. Через минуту доктор опять застучал на машинке:
"Сейчас мы рассмотрели доказательства, на которых первоначально основывалась эта гипотеза. Попытаемся теперь рассмотреть столь же непредвзято факты, ей противоречащие, и сперва обратимся к тритону.
В период размножения самец тритона, первоначально тускло-коричневого цвета, приобретает желтые, оранжевые или красно-оранжевые полосы и развивает впечатляющий гребень на спине, назначение которого, как представляется, исключительно декоративное. В таком убранстве он отправляется на поиски самки и, найдя ее, укладывает рядом с ней мешочек со спермой. Потом он яростно описывает в воде круги вблизи своей подруги, демонстрируя ей самым выгодным образом свой гребень, окраску и все обольстительные телодвижения. Но после такого стимулирования этим ярко раскрашенным самцом, самка подбирает мешочек совсем другого мышастого самца, который не заинтересовал ее ни в малейшей степени.
Очевидно, что тритон, добившийся ухаживанием расположения самки своего вида, может быть не тем самцом, спермой которого она со временем оплодотворит свои яйца".
Он оторвался от машинки и посмотрел на стену перед собой. Закрыв глаза, он пытался мысленно стереть в памяти лицо своей жены и ее любовника. Теперь он уже почти ничего не мог поделать, и не было никакого смысла слишком долго об этом думать. Дрожащими руками он зажег сигарету. В милой беспомощности его жены всегда было что-то по-детски притягательное и трогательное, и он заговорил вслух, будто уже защищая ее перед лицом всего мира. "Нет, она не была падшей женщиной. Нет, не было в ней ничего безнравственного. Люди скажут о ней такое, но если бы они понимали ее, как понимаю ее я, они бы знали, что это неправда".
Зазвонил телефон. Он быстро поднялся и зашел в гостиную. Пальцы отбивали ритм на поверхности столика, и он, слушал настойчивые звонки, казалось, заполнившие сейчас весь дом; тогда, не сняв трубку, он подошел к рабочему столу, и звонки прекратились. В комнату вошла миссис Питерс.
- Сегодня весь день так звонят. Я отвечаю им, что не знаю где миссис Фарр, и какие у нее планы.
Ему захотелось с кем-то поговорить, и он начал медленно, нерешительным голосом, а миссис Питерс стояла перед ним на другом конце комнаты, иногда кивая.
Жена покинула его не в первый раз. Такое уже случилось года три назад. Он преподавал тогда в другом колледже и поменял место именно по этой причине. Нет, его не просили уйти, но через несколько месяцев после возвращения жены он ощутил, что всё равно нужно оттуда уйти. Он снова закрыл глаза, поднял руки и нанес слабый удар по воздуху.
Нужно будет найти другое место, предположил он, и чем скорее, тем лучше, но как жутко будет пройти через всё это снова. И очень обидно, потому что ему нравилось работать здесь, и появились приятные знакомства.
Миссис Питерс подобрала рассыпавшиеся пряди волос и подоткнула их под шляпу.
- На этот раз вы ее снова примете?
- Не знаю.
- Значит, примете.
Она подошла к двери и открыла ее.
- Я никому не говорили о том, что знаю, и не скажу, - продолжила она. - Теперь много будут судачить, но от меня они ничего не услышат.
Она закрыла дверь, и через минуту доктор Фарр вернулся к пишущей машинке и продолжил:
"В заключение нужно упомянуть об экспериментах, производившихся с обычной фруктовой мушкой. Самец этого вида, ухаживая за самкой, попеременно протягивает ей свои крылья, и вскоре вершится их союз. Установлено, что при полной или частичной ампутации крыльев у самца, продолжительность ухаживания до реагирования самки всегда увеличивается, и поэтому не подлежит сомнению, что самец с эффективным размахом крыльев более привлекателен для самки фруктовой мушки, чем тот, крылья которого были подрезаны или ампутированы.
Но давайте рассмотрим, что происходит в реальности, когда у самки после стимуляции возникает возможность выбора между самцом с неповрежденными крыльями и тем, у кого крылья частично или полностью ампутированы. В таких случаях, как подтверждено многократными опытами, самка не обнаруживает никаких предпочтений и отдает свой выбор крылатому или бескрылому самцу столь же часто, как и превосходящему сопернику. Иными словами, по истечении времени, предназначенного для ухаживания со стороны самца с нормальными крыльями, она готова принять любого самца.
Поэтому очевидно, что когда у самки фруктовой мушки появляется возможность выбора, она не в состоянии сделать выбор. Лишь один самец может стимулировать ее до состояния инстинктивной готовности, по достижении которой она совокупляется, но с каким именно самцом совершится этот акт, определяется его близостью или случаем".
Доктор Фарр оторвался от машинки и прошелся по комнате, нервно дотрагиваясь до предметов. Он ощущал, что другой человек на его месте, конечно, напился бы или бросился бы за женой с пистолетом, но знал, что ему самому не дано достигнуть облегчения таким простым путем.
Он вернулся к столу и перечитал конспект, поправляя фразы и заменяя кое-где слова. Затем заглянул в расписание занятий на следующий день. Была запланирована еще одна лекция в одиннадцать, но к ней он успеет подготовиться утром. Он откинулся в кресле и сразу ощутил усталость; затем запер на ключ и задвижку дверь своей спальни.
Тут же ему бросился в глаза нефритовый слоник, всё еще стоявший на туалетном столике Эдди, куда он его поставил. Он поднял фигурку и стал поглаживать большим пальцем гладкую поверхность камня. Вдруг его охватило острое желание вышвырнуть ее в открытое окно на кусты внизу. Но он подошел к камину и стал раздвигать процессию слонов, пока не нашел для статуэтки подходящее место в их длинном, выстроенном по ранжиру ряду. Он подумал; "Я есть то, что я есть, и Эдди тоже та, что она есть. И к несчастью почти нет надежды, что кто-то из нас изменится. К великому несчастью".
Он разделся и лег в постель. Через минуту поискал и зажег сигарету, следя, как ее конец разгорается и гаснет в темноте. Он знал, что бы ни натворила Эдди, и как бы он ни презирал ее в эту минуту, когда она надоест Джорджу, как надоела другому мужчине, он, по предсказанию миссис Питерс, будет ждать ее возвращения.
Он горько размышлял, почему получится именно так, почему он отказывает себе в удовольствии возмущения, которое доступно другим. Другой мужчина на его месте ощутил бы себя бесконечно уязвленным. Он бы думал только о себе, не ощущая никакой ответственности за нее и, не принимая никакой точки зрения, кроме собственной, проклинал бы ее, отмывал бы касавшиеся ее руки просто из принципа, уверенный во всеобщем одобрении и в полном сочувствии сильного пола.
Потом, постепенно, он осознал, что так крепко держало его. "Да, - устало сказал он сам себе. - Как я мог так поступать? Как я сам мог защищать такую позицию?.. Я слишком глубоко ее понимал".
Он погасил сигарету и лег на спину, положив голову в чашу сплетенных пальцев и напряженно глядя в темноту... Тебя учили, что понимание обогащает, приносит, обладающим им, упокоение и счастье, но это, видимо, не так. Очень часто понимание - это наручники, беспощадно сковывающие сильного со слабым.
Он опять заворочался, поправляя подушку и глядя на череду тусклых слоников на камине. В этот миг он ясно понял, чем будет остаток его жизни, и содрогнулся.