Мистер Розен, человек организованный и большой аккуратист, дважды сделал круг по тропе, пока не нашел себе походящее место: солидный валун у ивы, как раз под уходящим вверх склоном берега с серпантином дорожки. Перед ним тек ручей, за которым лежал невзрачный луг, бывший озером, пока местной власти не пришло в голову его засыпать. Он уселся один и открыл книгу, прислонившись спиной к склону, и разложил вокруг себя сигареты, футляр для очков и всякие мелочи. Через какое-то время он вдруг ощутил, что кто-то остановился на тропке перед ним, и мягкий удивленный голос спросил:
- Глянь Эрми, детонька, тута белый господин на нашем месте. Чего делать будем, крошечка?
Он повернулся, поднял глаза и закрыл книгу на указательном пальце. Перед ним стояла корпулентная дама в белой жестко накрахмаленной мантии монашки, а через ткань прочной и тяжелой материи выпирала спелёнутая плоть. Ее широкой черное лицо было добродушным и без подвоха, а когда мистер Розен взглянул на нее, засмеялась, грузно нагнулась и сказала:
- Пряталка моя, зачем ты прятаешься за юбкой Лулы? Это белый джентльмен, он не злой. Он раньше не знал, что мы здеся с тобой всегда чуть-чуть отдыхаем, а теперечки узнал. Выглянь сейчас, покажи ему, какая ты у нас красавица-раскрасавица.
Трехлетняя девочка в затейливом платьице выглянула из-за крепостной громады своей няни.
- Вот она туточки, - моя хорошая Эрми, - гордо сказала Лула. - На весь-весь большой Нью-Йорк нет ее красивше. Правда, нет?
Мистер Розен согласился, встал и стал собирать свои вещи.
- Видишь, этот добрый господин сейчас собирается, чтобы нам свое место дать, - произнесла Лулу с притворным удивлением. - Какой он милый человек, крошка моя. Он скажет, что тот камень лучше для его роста, а для большой толстой Лулы тот камень маленький.
Она добродушно рассмеялась, подняла руки в воздух, и вдруг девочка точь-в-точь повторила ее смех и жест. Лула нагнулась, не в силах больше сдерживать чувство, и подхватила ребенка на руки.
- Умница-разумница моя, - умилилась она. - Ты всегда всё умеешь делать совсем как Лула.
Мистер Розен, собравшийся было переселиться на скамейку выше на террасе, вдруг обнаружил себя сидящим на небольшом плоском камне, который Лула ему выбрала, и что его подвело к нему всесильное неподдельное добродушие этой женщины. Вновь подняв глаза, он увидел, что Лула открыла чемоданчик и достала из него шапочку, комбинезон и ловко переодела девочку.
- Стой минутку тихо, моя вертушечка, а я натяну на тебя эту старую шапочку, чтобы ты сегодня не запачкала твои чудные кудряшки.
Когда всё было прилажено, она отодвинула девочку рукой, придирчиво осмотрела и отправила ее:
- Теперь иди, мое солнышко, к ручью и марайся там, сколько хочешь.
Девочка радостно убежала, стала на колени у медленной мутной воды и с восторгом захлопала в ладоши.
- Ну, прелесть она, правда? - спросила Лула, едва не разрываясь от любви и гордости. - Разве она не самая чудная девчушечка на всём белом свете?
- Да, действительно, очень милый ребенок. Как ее зовут?
- Ее зовут Эрминтруда, - ответила Лула. - Ну, зачем такое большое и трудное имя моей крошечке. Я зову ее Эрми.
Мистер Розен набил трубку, чиркнул спичкой и кивнул. Конечно, она ничуть не походила на Эрминтруду, и никогда не станет на нее похожей.
- Вы, может, слыхали о ее маме и папе? - продолжила Лула. - Они очень знатные господа. Eе папа профессор Реджинальд Эйнсуорт, он всё знает про Грецию и древние народы, которые всё умели. Ходит-бродит вокруг, какие-то города раскапывает. Вот найдет кость и долго-долго ее в пальцах верит, рассматривает. Он и хозяюшка его на всё лето уехали в Мексику, у них там одно место есть: вернутся они вскорости, и он опять пойдет учить в университете. Да, сэр, очень умный человек наш профессор. В двенадцать лет, мне рассказывали, он уже так много знал, что захотел поступить в колледж. И поступил. Самый умный ученик был в классе. Его каким-то словом всё время называли, я уж его забыла...
- Может быть, вундеркинд? - предположил мистер Розен.
- Да, да, - обрадовалась Лула. - То самое слово, так его называли. И он был такой умный, но все знают, что его хозяюшка во сто раз умнее. Она была маленький английский вундеркинд, и приехала из Лондона. Тогда-то они встретились и поженились. Ее зовут Кейт Хопперли Эйнсуорт. И говорит она как все мы тут, или почти так. Ой, сколько она книг написала о разных вещах. Она хорошо знает грамматику и всегда говорит правильно.
Лула замолкла и задумчиво посмотрела на лужайку.
- Профессор и его хозяюшка такие переборчивые. То одно, то другое не по ним, у них всё должно идти точно по правилам, и как написано в книгах.
- Вы, наверно, долго служили у них няней?
- Нет, сэр. Только три недели теперя. До этого у них была няня из колледжа. Все понимали, что раз профессор и его жена такие умные, их деточка тоже должна быть такой же умной, и еще умнее их. Вот почему они старались, чтобы Эрми, когда вырастет, стала знаменитой и необыкновенной.
Почему тогда профессор, только придеть домой из Университета, сразу к ее колыбельке, и целый час говорит над ней разные умные вещи. Потом он уйдет и придеть его хозяюшка, и читает ей по-гречески и на других языках. Я обед для них на кухне готовила, но они мине ни разу разрешили подходить к Эрми, ни-ни только вот их старая няня из колледжа захворала, и они должны были отвезти ее в больницу для лечения. Профессор и его хозяюшка давно в Мексику уехали, и мы тут остались с Эрми одни-одинешеньки, вот тогда мы с ней познакомились.
Эрми стащила башмачки и чулочки и разгуливала босиком по ручью, но едва услышала свое имя, обернулась и помахала ручкой.
Тут же Лула погрозила пальцем:
- Хватит тут болтать обо мне. Я эту няню не сглазила, и перестаньте говорить обо мне такое, нехорошая мисс Эрминтруда!
Она наклонилась вперед от массивных бедер и весело рассмеялась, поводя глазами из стороны в сторону. Девочка рассмеялась вместе с ней, наклонилась, как ее няня, и стала точно также водить глазами.
- И что же, девочка тоже стала вундеркиндом с такими учителями? - немного погодя спросил мистер Розен.
Лула взглянула на ребенка и понизила голос.
- Ох, беда, беда, - сказала она невесело. - Вы как знали, и в самое больное место попали. Они хотели сделать ее такой, только ничего не получалось, потому что у моей хорошенькой была своя головка на плечах, и никто не мог ее заставить делать, что ей не по нраву. Профессор и миссис Эйнсуорт очень тогда испугались, потому что подумали, что с Эмми что-то не в порядке, и стали возить ее по врачам. А беда-то, что Эрми уже почти три года, и она еще ни словечка в жизни не сказала. Они боялись, что что-то не в порядке у нее в головке. Только я не беспокоилась, потому что Эрми была такая как я сама. Потому что мы с ней не умники и не хотим быть умниками!
Потом, поманив девочку, она сказала:
- Мы с тобой умом не блещем, радость моя, и совсем это нам не надо.
Она потрепала кудряшки девочки.
- Мы не такие умненькие, - расплылась в блаженной улыбке Лула. - Ну и пусть. Зато мы хорошенькие!
И опять, понизив голос, продолжила:
- Правда, что Эрми ни словечка не говорила! Просто потому, что ей нечего было сказать. Все вокруг нее говорили такими трудными словами, что она и половины понять не могла. А теперь я тут с ней, большая сорокалетняя тётя, которая сама не понимает этого ученого английского, а как такая крошечка может их понять?
Мистер Роден согласился со справедливостью ее слов и спросил:
- Теперь девочка заговорила?
- Заговорила? - удивилась Лула? - Конечно, заговорила. Эмили может говорить как каждый из нас, когда захочет, только ей должно нравиться слышать то, что она говорит.
Тут раздался дикий крик испуганный Герминтруды. Она бежала, вытянув руки, не видя ничего перед собой. Не отрывая глаз от ребенка, Лула сказала:
- Это она полицейского увидела. Очень она полицейских боится. Кто-то сказал ей, что полицейский заберет ее в тюрьму, а там ей будут давать только хлеб и воду.
Воркуя, она подняла девочку и усадила себе на колени.
- Где этот нехороший полицейский, который напугал мою девочку? - спросила она. - Ну, покажи мне, где этот полицейский?
Но девочка лишь тряслась и всё плотнее прижималась к груди Лулы. Лула прикрыла ей глаза и покосилась за ручей, где на другом берегу шел с дальнего конца лужайки осанистый, и. казалось, чем-то огорченный полицейский. А когда подошел к тропке, которая вела к затейливому мостику справа, он остановился, основательно почесался и взглянул вверх.
- Я вижу его! Теперь я его вижу! - сказала Лула и, погладив кудряшки девочки, добавила:
- Этот полицейский не станет тебя обижать, деточка, и пусть только попробует, я раздавлю его, как грузовик, и он еще пожалеет, что не попал под грузовик!
Девочка подняла головку и серьезно, но, всё еще немного дрожа, посмотрела на няню.
- Вот так я и сделаю. Я его уложу на землю один раз и второй раз, а потом стану ногой на его толстую красную шею.
Она прижала губы ко лбу девочки.
- Не пугайся ничего, солнышко мое, потому что, когда я всё это сделаю, я возьму большой-большой камень и стукну его этим камнем.
Но девочка еще не совсем успокоилась, и Лула продолжила ласковым голосом:
- А потом я буду его держать, и ты сможешь топтать его своими ножками, пока он сам не испугается и не заплачет и станет звать свою маму: "Где ты моя мама! Спаси меня! Иди сюда и забери от меня страшную мисс Эрмитруду!"
Вдруг девочка рассмеялась и сползла с коленей няни. Она выдвинула вперед свою челюсть и стала расхаживать взад-вперед что-то бормоча и делая страшные жесты. Через минуту она вернулась к ручью играть, но каждый раз останавливалась, смотрела на горизонт, нет ли там полицейского, и топала ножкой по мягкой земле.
- Вот так, - сказала Лула. - Вот как нужно делать такие вещи. Отлупи его хорошенько, чтобы, когда он опять встретит тебя в парке, он будет знать, кто ты такая, и убежит от тебя.
Она закрыла глаза и откинулась спиной на выступ холма.
- Деточка моя, - пробормотала она сонно. - Овечка моя дорогая, вот какая ты...
Мистер Розен спросил:
- Когда, вы думаете, вернутся ее родители?
Лула выпрямилась и задумчиво потянула себя за губу.
- Да, сэр, - начала она, - профессор и его хозяюшка приедут утром в понедельник, но та их няня будет в больнице до четверга на той неделе.
Она понизила голос и неуверенно оглянулась.
- Не выходит у меня из головы эта няня, - сказала она, - и как бы мне устроить, чтобы Эрми у меня не забрали. Я одну штуку придумала и думаю, что получится.
Она замолчала, собралась мыслями и сказала:
-Я вам сказала уже, как тут все с ума посходили, что она ни словечка не может вымолвить, и глухонькой ее считали, и немой, и еще хуже. Вы помните? А когда я взяла ее к себе, я сразу научила ее говорить. Теперь она говорит хорошо, я вам сказала, но ее папа и мама этого не знають, и я научила ее короткой речи, чтобы, когда они только войдуть в двери, она их встретила со словами.
Потом, подняв голос на октаву, она позвала:
- Солнышко, ходи сюда на минутку. Этот джентльмен хотит услышать, как ты скажешь "Здравствуйте" своей мамочке и папочке.
Девочка подбежала и остановилась на тропинке. Она приложила руки к губам, заволновалась и, точь-в-точь как Лула, расставила ноги, вытянула губы трубочкой и завращала глазами из стороны в сторону. А когда она заговорила, голос у нее был совсем, как у няни - и по тембру, и по выговору, со всеми ее ошибками, и, если отвернуть голову, нельзя было понять, кто из них говорит.
- С приездом, дорогие мои мамочка и папочка, - начала она. - Я надеюся, что вы хорошо провели время там, где вы отдыхали, потому что мине с Лулой здеся в городе тоже было хорошо. Вы теперя можете услышать, что я хорошо говорю. Да, сэр, это Лула мине научила, совсем сама, как Господь-бог сотворил эти яблочки. Если вы позволите, Лула будет моей няней дальше, чтобы учить мине, как раньше.
Лула рассмеялась, с гордостью хлопнула себя по бедру и, когда девочка побежала играть, сказала:
- Тут профессор и его хозяюшка услышат, как щебечет их Эрми, и они выгонят ту няню, как просит их Эрми. Они скажуть; "Теперя, Лула, за Эрми будешь смотреть ты, потому что мы видели, что ты много знаешь и сможешь всему научить нашу доченьку, если у тебя будет на это время". Так они скажуть, и это правдой, как то, что я сижу здеся на камне.
Она нетерпеливо обернулась, уверенная, что мистер Розен подтвердит ее надежды, а накрахмаленная мантия захрустела на ней и напряглась по швам. Но он отозвался не сразу, а продолжал рассматривать вычурный мостик и груду камней за ним. План Лулы ее не убедил, и, честно говоря, он не верил, что у нее что-то получится, потому что ясно представил себе в тот же миг ученого профессора и его чопорную жену-англичанку - леди, говорящую на многих языках и придающую особое значение правильной грамматике и четкости речи.
- Разве вы не верите, что они очень удивляться? - Разве они не захочут, чтобы Эрми была со мной?
Мистер Розен посмотрел на часы, застегнул куртку и собрался уходить, но, поняв, что от него ждут ответа, вздохнул и сказал, что Лула, конечно, может быть уверена в одном: профессор и его жена будут очень удивлены.