Деревянный колокол

 

Степь

 

Заметает по веки пурга,

Разметает все сны по углам.

Я проспал век в сырых стогах,

Выдан был по весне городам.

 

Положил на крест

Семь степных небес.

 

Буреломом лес,

Как рубцом. Разрез

 

Глаз, как прищур. Плеть

Свищет - не поспеть.

 

На ветру звенеть

Будет царя медь,

 

Рассыпая звон

Вдоль степных сторон.

 

Заревом икон

До земли поклон

 

Вдоль горящих стен,

Цирковых арен.

 

Как колодок плен,

Ветры перемен

 

Держат, как аркан.

Век, как тот стакан,

 

Годы - грани ран.

Рухнул в смуту стан,

 

Войны - в топь огня,

Сбруи на конях -

 

Звоном, как набат.

А вериги лат

 

Вдоль дорог лежат.

Старый конокрад

 

Соберет табун,

Узлы ржавых струн.

 

Он в веках - шептун,

Заклинатель лун

 

Разгоняет хмарь

Да словес янтарь.

 

Как стеной - Тропарь

Ему стал. Бояр

 

Не собрать царю.

А мастей в строю:

 

В бубен бьют, поют...

Храпы факел жгут...

 

Красным - транспарант...

Трефы - болью ран...

 

Расплетать нам плеть

Да собрать всю медь,

 

Дымом не лететь...

Вновь крестом мне - степь.

 

Я снова упал в стог сырой,

Но не был мне выдан сон.

Засыпает землей-пургой

Пламя пляса и похорон.

 

***

 

В деревянный колокол бить...

Крик камнем в пустой колодец...

По утрам меня вновь знобит.

Думы будто трухлявой колодой,

 

И не бросить ее в костер -

Отсырела. А вязкой ночью

Липнет к векам степной простор,

Собираются в ком сновидений клочья.

 

Я когда-то ушел из стана,

Чтоб не видеть, как жгут костры

У подножия истукана.

И дано мне землянку рыть,

 

Чтоб принять в ней все сны, как карты

Принимал я, когда не в масть...

Вот собрались вокруг меня марты,

Им, как стенам, дано упасть.

 

И опять из крапленой колоды

Мне достанутся карты пустые.

...Кто-то рубит на миги годы...

А судить меня будут слепые.

 

Соберут они снов моих клочья

И сплетут из них песнопенья,

Что осядут к Зоре вязкой ночью.

...Мои мысли - сырые поленья.

 

Я набрал сухой прах-травы -

Этой ночью костру дано быть!

Сбили звонницу синевы -

В деревянный колокол нам лишь бить.

 

***

 

Засаленным мундштуком - ночь,

Звезды белым пеплом.

Старуха пряжу чешет - оторочь

Мне утро рыжим мехом,

 

Сырою шерстью позасыпь костры,

Чтоб пеплом не замазало мне век.

Веры-совести - березовой коры

Отсыпь мне, старый человек.

 

***

 

Пеной на граните циферблаты дней,

Вышивает облака Адмиралтейства шпиль.

И падает на камень пыль степей.

И первым мокрым снегом оседает штиль.

 

А к ночи заросла коростой полынья,

Но не данной ей зарасти травой -

Она та узкая на водах колея,

Ее пройти дано тому, кто станет вновь собой.

 

***

 

Терпкой тишиной в стакане крепкий чай

И сыплется в него по капле свет немых огней.

На дне осадком станет горькая печаль,

Как пена на губах мной загнанных коней,

 

Она не выбелит той черно-красной влаги,

Что будто кровь в стакане запеклась.

Она - слепая совесть пешего бродяги.

Попробуй душу ей себе закрась! -

 

Сойдет с нее и станет снова брагой,

И будет вновь болеть в местах, где рвется звук.

И снова станешь ты бродягой

И мерить колоколом будешь сердца стук.

 

А перед смертью выплеснешь в костер

Бесцветную немую совесть.

И камни с перекрестков, будто сор,

К рассвету станут белой солью.

 

***

 

Два пути разрубят вече

На четыре стороны.

Миру - Слово Человечье.

Половодием весны

 

Забинтует смерть и старость,

Язвы страстные болот.

Горсть веков-камней досталась... -

Миру этому оплот.

 

Стал столпом наш вечный посох,

Нитью стала сталь цепей.

Ветра кашель - прах и порох.

Жара угли - горстью дней.

 

Волчьим воем лижут ночи,

Рвется медная струна.

И вычерпывает очи

Раба дыма - тишина.

 

Утром сплюнул слово в воду

Лет молчальницы реки.

Посеребренные годы,

Старец, миром нареки!

 

Да в колодцы высыпь шепот,

Да засыпь поверх землей.

Это ночи жаркой копоть,

Что кормила нас золой.

 

Два пути разрубят вече

На четыре стороны,

По углам расставим свечи

Да натянем три струны.

 

Изголовьем - на восток.

Посох станет белой песней.

Мирный звон вериг-дорог.

Звезд насыпь на сон, кудесник!

 

И замажет солнце светом

Страсти дыры в той стене,

Что разбойником воспета,

И надгробьем станет мне...

 

Откровение

 

I

 

Накрыли небом, как бушлатом без погон.

Старик кует кольчугу из вериг.

Эпопеей о падениях империй фельетон.

И шепотом, как Откровение, -  "За лихом - Лик..."

 

И в револьвере вновь один патрон.

И кто-то вызвал свою тень к барьеру.

И вновь спасет от пули поясной поклон.

... И вновь сорвали звезды с плеч бушлата офицера.

 

А завтра станет шире полынья,

В которой век когда-то принял мир Крещенья,

"...Но не пройти по половодью на конях" -

Нам снова станет Откровеньем.

 

И снова рать стоит и ждет, когда сойдет вода

И топит в ножнах страха сталь мечей.

... Им выданы, как сбруя, связки дат

И право миру показать слепые лица палачей.

 

Дырявой чаркой черпают они из моря соль вина,

Мерещится им утром над водой туман.

И ветрами до слез нам била в лица ранняя весна,

Но вымоет соль половодье раны

 

Глаз, где кровью запекались сны,

А утром, будто сажей, на руках

Засохшая вновь кровь вины

Осядет, как седые облака.

 

И снова лжецарями полно будет вече,

И снова будто дым и жар углей меж лет

Камней...

               Мерещится - меня старик от страха лечит,

И каждый день молиться водит на рассвет,

 

Он меня поит отваром степных ночей,

А я ему рассказываю сны.

Он точно знает, сколько в мире лжецарей.

Он назвает меня  - пасынок войны.

 

И вновь гусляр распутает куплеты сказа

И волосы словами перевяжет мне

И вспомню я убитых стариков безглазых,

Игравших мне на узловатой кованной

из клина иль клинка струне.

 

II

Я пойду смотреть, как твоя вдова

В кулаке скрутила сухую грудь.

 

А. Н. Башлачев

 

Ягодой болот

Чаша вновь полна.

Два крыла ворот...

Всадника Стрела

 

Стала тетивой.

День, как Photoshop...

Ангелов конвой...

И коней галоп

 

Рухнул с облаков

И пророс травой,

Нет вокруг подков.

Стала вновь стрелой

 

Жила-тетива.

Хор - эфиром нот...

Вечная вдова

Ждет нас у ворот.

 

***

Памяти В. С. Высоцкого

 

Колки, как раны от гвоздей, и кровоточат струны.

И деку рвет, как саван, звон аккорда.

И пот, как уксус, веки жжет. И рухнули перуны.

И падают в огонь осколки княжеского рода.

 

И чернь вновь вышла из лесов и грабит кабаки,

Вожак их знает, что прожжет вино глухой асфальт.

Старик в огне на стрелы плавит медяки.

И облака над головой червленые, как сталь.

 

И ветер носит эхо плача матерей,

Стремится в гору - разорвать Кровавые Врата.

И сон, как саван, слепит очи мытарей,

До немоты им сушит мертвые уста.

 

Кружат над храмом два орла, сливаются в одно,

А чернь внизу их перья собирает.

И на рассвете голос их стал красное вино.

И царь увидел, как гусляр смиренно умирает.

 

***

 

Талой водой разольются по телу сны,

И вериги покоя оставят рубцы на коже.

Замажут нам раны вьюг лоскуты весны,

По асфальту рассыплет камни морские прохожих.

 

И усталость, и старость, и смерть зарастет полыньей,

И мостов разведенных куски... Мои строки вновь примет

бумага.

И застывшая комом в груди прошлогодняя влага

Перекрестки размоет, осядет под совесть лежачих камней.

Заря вышла из берегов календарных дней.

Размоет снега смертных грехов елей.

 

И пылью степною осядет тьма белых ночей.

И найду я на дне талых вод перекрестки.

Расскажет мне странник, как выступит соль по земле

страстей палачей,

И снова весенняя влага замажет их воском.

 

Приснились мне семь страстных мест и семь там

горящих свечей.

И вновь воск расплавится и на мгновенье застынет.

И примет бродяга огонь в честь казненных

народом царей

И выжжет пути, что заросли полынью.