Пятилетний Горик вышел из подъезда своего дома и остановился на крыльце, щурясь от яркого света. День был тёплый, солнечный и ветреный - такой ветреный, что Горику показалось, будто весь мир сорвался с места и полетел. Дребезжали в рамах плохо закреплённые стёкла. Крона старого дворового тополя шумела, как океанский прибой. Гигантская лужа, налитая вчерашним дождём, беспокоилась в своих асфальтовых берегах. Одуванчики, цветущие возле сараев сплошным золотым ковром, дружно кланялись под порывами ветра.
День обещал приключения. Горик очень надеялся, что приключения будут хорошими.
Он держал в руке бумажный кораблик, сложенный из белого листа офисной бумаги. Вчера отец научил его делать такие кораблики. Ещё он рассказал, что из бумажного листа можно сложить всё, что угодно: хочешь - кораблик, хочешь - самолёт, хочешь - животное какое-нибудь или человечка. Искусство складывать фигурки из бумаги давным-давно придумали японцы и назвали его "оригами". О-ри-га-ми. Горик весь вечер катал на языке это слово. Оно ему нравилось - угловатое, жёсткое, как свёрнутый вчетверо листок.
Но сегодня загадочное японское искусство должно было подождать. Кораблик требовал немедленного спуска на воду, и Горик намеревался осуществить его в дворовой луже. Другого водоёма в его распоряжении всё равно не было...
Он натянул кепку поглубже - чтоб не сдуло, и решительно направился к берегу лужи. На грязноватых волнах качались несколько тополиных листочков и окурок. Горик прошёл вдоль лужи, примериваясь, в каком месте сподручнее будет пускать. Нашёл выступающий асфальтовый мыс, нагнулся, занося над водой кораблик...
-Потонет твой "Титаник", - насмешливо сказал кто-то у него за спиной.
Горик обернулся. На крыльце соседнего подъезда стоял и курил жилец из восьмой квартиры - дядя Одиссей. Вообще-то дядя Одиссей Горику даже нравился: он никогда не ругался, от него приятно пахло табаком, а ещё у него была огромная чёрная машина, которая называлась "лендровер". Этот лендровер давно потерял салонный лоск, он был неоднократно побит и починен, и со всех сторон обклеен яркими наклейками с любительских гонок. Сразу видно: машина пережила столько приключений, сколько не выпадает и двум десяткам дорогих авто. За это Горик лендровер и его хозяина уважал. С другой стороны, как-то раз он услышал, как мама назвала дядю Одиссея проходимцем. Что в точности означает это слово, он не знал, но смутно догадывался, что про хороших людей так не говорят...
Поэтому Горик подумал и счёл себя вправе поспорить с соседом.
-Почему потонет? - спросил он, нахмурившись.
-Потому что корабль твой бумажный, - объяснил дядя Одиссей. - Размокнет, и всё. Ты бы ещё из туалетной бумаги его сделал!
-Не размокнет, - возразил Горик. - Эта бумага плотная.
-Ну-ну, - хмыкнул сосед и щелчком отправил окурок в лужу. - Давай попробуй.
Он направился к лендроверу и, проходя мимо, хлопнул надувшегося Горика по плечу:
-Да не куксись ты, лучше сделай лодку из пенопласта. Не потонет, даже если топить будешь. Ну, бывай!
Горик молча смотрел, как лендровер резко сдал назад, развернулся и, рыча, вылетел со двора. Только лужа тяжело плеснула под колёсами.
Ему было обидно. С одной стороны, Горик понимал, что взрослые больше знают и реже ошибаются, чем он. Так что дядя Одиссей может быть прав. С другой стороны, собственный опыт говорил Горику обратное. Вот она, бумага, - лёгкая, плотная, жёсткая. Не так давно Горик пролил на документы с маминой работы чай - и хоть ему и досталось за это, но с документами ничего плохого не случилось. Мама просто сразу смахнула капли на пол, и бумага совсем не испортилась. Так что, если аккуратно поставить кораблик на воду, рассудил Горик, может, и с ним ничего не случится. Ну разве что снизу чуть-чуть подмокнет...
Мальчик нагнулся над лужей, вытянул как можно дальше руку и выпустил кораблик из пальцев. Он запрыгал на волнах, а потом поплыл к середине лужи, подгоняемый ветром, - отважный маленький лайнер в бушующем океане. У Горика аж дух от восторга захватило. Его корабль плыл! Горик побежал вдоль лужи за корабликом, но потом развернулся и что есть духу помчался к сараям: лайнеру, без руля и без ветрил дрейфующему по мутной воде, грозило столкновение с тополиным листом. Срочно нужна была палка подлиннее, чтобы предотвратить катастрофу.
Когда запыхавшийся Горик вернулся с палкой, кораблик уже не скакал по волнам навстречу тополиному листку. Он сильно накренился на нос, и еле култыхался в воде. Правый борт, не слишком тщательно загнутый Гориком, намок и стал разворачиваться. Всё-таки дядя Одиссей не соврал... Ещё немного, с ужасом понял Горик, и кораблик, превратившись в мокрый бумажный лист, совсем утонет. Допустить этого он не мог. Бумажный листок успел стать кораблём, и нуждался в спасении, как любое терпящее бедствие судно.
Горик изо всех сил потянулся палкой к кораблику, но тот уплыл слишком далеко. Делать нечего - пришлось встать на цыпочки и шагнуть в лужу. Холодная вода сразу залила сандалики. Горик, стараясь не думать о том, что скажет мама, увидев мокрые носки, упрямо тянулся палкой к тонущему кораблику. Вот-вот, ещё чуть-чуть... Ему наконец удалось зацепить полуразвернувшийся бумажный лист. Осторожно, чтобы кораблик не сорвался, Горик потянул палку к себе. За спиной стукнула открываемая рама. Горик вздрогнул.
-Ты чем это занимаешься, а? - раздался пронзительный голос бабы Дёмы, соседки с первого этажа. - Тебе кто разрешил в лужу лезть?
Горик втянул голову в плечи, но не обернулся и палки не выпустил, а продолжал упрямо подтаскивать кораблик к себе.
-А ну-ка вылезай оттуда! - не унималась баба Дёма. - Не то я всё твоим родителям расскажу! И что ты по лужам бродишь, и что во дворе мусоришь!
Наконец ему удалось подтянуть кораблик достаточно близко. Горик поднял из воды палку, с которой свисала мокрая бумага, и всё так же не оглядываясь потрусил к скамейке, вкопанной в землю под тополем. Вслед ему неслись гневные тирады бабы Дёмы. В носках противно хлюпала вода.
Он сел на скамейку, положил рядом размокший кораблик и придавил его палкой, чтобы не унесло ветром. Снял сандалики, засунул в них мокрые носки, вытянул босые ноги на солнышке. Низкая травка приятно щекотала пятки. Тополь что-то успокаивающе шелестел на своём древесном языке. Баба Дёма угомонилась и закрыла окно - правда, на её подоконнике с равнодушным видом разлеглась рыжая кошка по имени Персик. Горик не сомневался, что бабка оставила кошку шпионить.
На душе у него было пусто.
Зачем эти японцы придумали своё оригами, спрашивал он себя. Какой от него прок? Зачем делать кораблик из материала, который не выносит воды? Зачем вообще делать корабль, который не может плавать?
Он отбросил палку в сторону и развернул на коленях мокрый листок. На ветру бумага высыхала быстро, и лист был даже уже не мокрый, а влажный, мягкий, в серых потёках, которые были особенно заметны на сгибах. Горик мрачно разглядывал его.
-Чем занимаешься, малыш?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что мальчик подпрыгнул. Рядом с ним на скамейку неловко опустился сосед по лестничной клетке, папин друг дядя Гомер. Дядя Гомер почему-то всегда двигался неуклюже, хотя был худ, как деревяшка. Иногда Горик гадал, что такое могло разбалансироваться у него внутри, но так ничего и не придумал. Кроме того, дядя Гомер сильно сутулился и издали напоминал вопросительный знак, нацепивший на нос очки. Очки у дяди Гомера были удивительные, переворачивавшие мир с ног на голову. Линзы одновременно и увеличивали, и уменьшали, и приближали, и отдаляли, втягивали и выпячивали. Они так причудливо искажали мир, что смотреть сквозь них на разные вещи можно было бесконечно. Правда, завладеть очками Горику удавалось нечасто... Мальчик несколько раз приставал к отцу, чтобы тот объяснил, почему в очках дяди Гомера обычное стекло ведёт себя так странно, но тому всё было некогда.
-Что это у тебя?
-Оригами, - вздохнул Горик.
-А... - дядя Гомер понимающе кивнул. - Великое искусство, если овладеть им по-настоящему...
-Ничего не великое, - возразил Горик. Рассказывать об утонувшем кораблике ему не хотелось. Но обида была так велика, что слова сами выскочили:
-Я кораблик сделал. Хотел в луже пускать, а он утонул.
Он ожидал, что дядя Гомер тоже посмеётся над ним и посоветует сделать кораблик из чего-нибудь другого, но тот вдруг задумался.
-Знаешь, - сказал он после минутного молчания, уставившись куда-то вдаль, - японцы не зря называют оригами божественным искусством. Оно меняет мир. Вот как ты сложишь фигурку, такой она и будет... В смысле, от формы могут зависеть свойства твоей поделки. Понятно?
Горик помотал головой. Дядю Гомера иногда сложно было понять. "Поэт всё-таки" - говорил в таких случаях отец.
-Н-ну... - сосед опять задумался. - Я думаю, что при должном умении можно сложить кораблик так, что бумага приобретёт водоотталкивающие свойства. За счёт особой формы, понимаешь?
До Горика некоторое время доходил смысл сказанного, а когда дошёл, мальчик восторженно выдохнул:
-А вы так можете?..
-Нет, к сожалению, - дядя Гомер улыбнулся извиняющейся улыбкой. - Я про это только читал. Я вообще, что касается работы руками, как-то не очень... Тут к Архимеду надо обращаться, ну, то есть, к твоему папе...
Конечно! Как же он сразу не догадался! Папа - уж он-то всё знает!
Горик, зажав в одной руке бумажный лист, второй торопливо распихал носки по карманам шортов, и в расстёгнутых сандаликах помчался в подъезд, вверх по лестнице и домой. Дядя Гомер проводил его рассеянным взглядом.
Отец сидел в кухне, в нише между окном и стеной, где у него была оборудована мини-мастерская. На столике перед ним были разложены микросхемы, разноцветные проводки, мелкие хромированные детали. На старой деревянной подставке дымился паяльник, рядом рассыпались янтарики канифоли. Окно было открыто, чтобы выветривался неприятный запах пайки, и ветер свободно бродил по кухне, трогал занавески в мелкий синий цветочек, беспокоил крупного пасюка по имени Мак-Лауд, спящего в своей клетке в углу. Мак-Лауд недовольно дёргал усами и переворачивался на другой бок. Отец щипал себя за бородку и что-то бормотал - наверно, работа у него не ладилась. В другой раз Горик непременно пристал бы к нему и не отходил, пока не выяснил, что тут и для чего, но сейчас был слишком захвачен идеей непромокаемого кораблика.
-Привет, папа, что делаешь, - скороговоркой выпалил он.
-Темпоральный удлинитель, - рассеянно ответил отец, не отрываясь от своих деталек. - А то времени вечно ни на что не хватает...
Горик только удивился, как это времени может на что-то не хватать. Его время, наоборот, тянулось слишком долго. Пока дождёшься осенью - зимы и катания с горки, зимой - Нового года, весной - лета и дня рождения, изведёшься весь... Но у взрослых, понятно, свои причуды. Горик сейчас не стал останавливаться на этом противоречии. Надо будет подумать о нём позже...
-Папа, ты хорошо знаешь оригами? - спросил Горик и сунул отцу под нос бумагу.
-Так... Средне...
-А можно сложить кораблик так, чтобы он не намокал? Дядя Гомер сказал, что можно!
Отец взглянул на Горика, и в его глазах промелькнула тень интереса.
-Хочешь сказать, можно ли сложить такую конструкцию, чтобы поменялись свойства бумаги?
-Ну да!
-Ну, в принципе... - отец прищурившись поглядел на измятый лист, словно видел в нём контур будущего непотопляемого корабля, - в принципе... Ну, если не слишком менять... Допустим, борта выгнуть под углом, вот так... А днище вот эдак... И учесть поверхностное натяжение... А если воздушную подушку ещё заложить... Сложноватая конструкция получится, но можно.
Он устало потёр лоб:
-Слушай, Горька, давай я удлинитель доделаю, а потом мы будем с твоим оригами разбираться, ладно?
-А долго тебе ещё? - спросил Горик, предчувствуя проблемы.
-Долго, - честно признался отец и вернулся к своей работе. - А, понял! Тут надо цепь подлиннее спаять...
Горик присел на табурет в углу, рядом с клеткой Мак-Лауда, твёрдо намереваясь дождаться окончания работы. Правда, надолго его не хватило. Отец паял и всё что-то бормотал, Мак-Лауд вздыхал во сне, ветерок трогал Горика мягкой воздушной лапой и звал во двор... Сидеть на одном месте было невыносимо. По опыту Горик знал, что, если уж отец взялся за какое-нибудь новое изобретение, то может просидеть над ним и два часа, и два дня, и неделю. Как дело пойдёт. Хотя - Горик с сомнением покосился на россыпь мелких деталей на столике - в этот раз быстро вряд ли получится...
Мальчик тихонько встал с табуретки и вышел в коридор. У кого ещё можно спросить, как сделать непромокаемый кораблик? Он заглянул в родительскую спальню - мать красила ногти, сидя перед трюмо. Перед ней выстроилась батарея пузырьков с лаками разных оттенков, от белоснежного до багрового. Душераздирающе пахло ацетоном.
-Мама, ты знаешь, что такое оригами? - спросил Горик от порога.
Мама рассеянно взглянула на него:
-Ты про новый салон красоты на Октябрьской?
Горик попятился.
В детской четырнадцатилетняя сестра Кася резалась в "Фоллаут". Африканские косички, которыми она недавно обзавелась, стояли дыбом, в глазах горел азартный огонь. Горик, конечно, немного разбирался в компьютерных играх - всё-таки не три года уже - и понимал, что такого количества приквелов, сиквелов и аддонов к известным играм, в которые играла сестра, просто не должно было существовать. Впрочем, в семье шутили, что Кася родилась вместе с ноутбуком. А отец без конца читал сестре лекции насчёт того, как опасно напрямую контактировать с коллективным бессознательным Всемирной Паутины. Что такое Всемирная Паутина, Горик знал, что такое коллективное бессознательное - нет, но догадывался, что это что-то нехорошее, вроде чужого дядьки. Поэтому за Касю он беспокоился. Иногда.
-Каська, ты оригами делать умеешь?
-Отстань!
-Ну Каська... Посмотри сюда, Кась...
-Я сказала, отстань, мелочь! Дай уровень пройти... Потом спросишь...
Горик потоптался возле неё, повздыхал, но так и не удостоился взгляда.
Вконец расстроившись, он вышел обратно на улицу. Солнце перевалило за крышу, и теперь тень от дома потихоньку наползала на двор. Горик снова сел на скамеечку под тополем, расправил на коленях листок. И к кому идти теперь, у кого спрашивать? Не к бабе Дёме же? Дядя Гомер уже ушёл, а всем остальным некогда. Горик не сомневался в том, что сделать непотопляемый кораблик можно, но он слишком плохо представлял себе, что такое водо-от-тал-ки-вающие свойства. Если бы он лучше знал, какой она должна быть, эта непромокаемая бумага, он бы, может, и сам додумался, как сделать такой кораблик. Горик знал, что он неглупый мальчик... Но сейчас ему как никогда нужна была помощь. Лист бумаги, основательно измятый, трепетал на коленях. Лужа, за день лишь слегка уменьшившаяся в размерах, волновалась и звала в плавание. Горик чуть не плакал.
Вдруг на колени ему, прямо на бумагу, что-то упало. Это был ярко-жёлтый, подсохший по краям тополиный листок. Горик повертел его в пальцах. Лист пах осенью, грибами и затяжными дождями. Мальчик поднял голову, но, кроме неспокойного моря зелёной листвы и просветов синего неба, ничего не разглядел. Значит, прилетел откуда-то с большой высоты... Отец недавно рассказывал ему, что дворовый тополь является проекцией Мирового Древа, которое одновременно пребывает во всех мирах и во всех временах. Горик не очень понял, что это значит, но осознал, что где-то, где не видно, тополь переживает и весну, и осень, и зиму. Потому-то в жаркий июльский день трава под ним иногда бывает покрыта слоем невесть откуда взявшихся золотых листьев, а посреди зимы лендровер дяди Одиссея вдруг оказывается усыпан едко пахнущими смолистыми чешуйками от почек.
Горик представил себе, как этот лист, похожий на лодочку, сорвался с ветки в сырой осенний вечер, как долго он скользил по воздушным потокам, бросаемый ветрами разных стран и времён, пока не приплыл сюда, в тепло раннего лета, Горику на колени.
Приплыл. По воздуху.
При-плыл.
Горика озарило.
Он вскочил на ноги и остановился, задрав голову. Тополь насмешливо шелестел над ним кроной. По синему послеполуденному небу торопливо бежали редкие облака. Ветер играл с обрывком верёвки, свисавшим из чердачного окошка. Высоко-высоко едва заметной точкой кружил над пустырями коршун.
Как же он сразу не додумался! Воздух - это тоже океан, полный движения, жизни и приключений. По нему тоже можно плавать! И бумага в нём не размокнет! Если, конечно, не попадёт под сильный дождь... А уж что такое летучесть, Горику объяснять не надо. Каждый, кто хоть раз пускал мыльные пузыри и сдувал пушинки с одуванчика, это знает.
Горик встал перед скамейкой на коленки, расстелил на ней бумагу, а рядом положил тополиный листок. Ветер трогал листок, поворачивал его, но не сдувал, как будто понимал, что он нужен как образец. Так... Воздушный кораблик прежде всего должен быть летучим. Очень летучим.
Горик разгладил как мог бумагу и приступил к работе. Нужен узкий и длинный нос... Широкое днище... Борта низкие, а с боков лопасти, как у кленовой крылатки... И сверху - как у одуванчиковой пушинки, и чтобы устойчивость была... По две лопасти с каждой стороны... Ой, нет, по три - двух мало... Горик, высунув язык, складывал, сворачивал, проглаживал сгибы ногтем, если ошибался - разворачивал и складывал снова, лучше... Из большого бумажного листка получился маленький, с ладошку, объёмный кораблик странной формы. Ничего более сложного Горик никогда в жизни не делал. Он не сомневался, что отец похвалил бы его, если бы увидел, и на секунду задумался, не сбегать ли домой, не показать ли, но желание скорее попробовать кораблик в деле пересилило. Оно пересилило даже голод, хотя живот у Горика уже давно и основательно подвело.
Осторожно, чтобы не смять торчащие в стороны воздушные лопасти, Горик взял кораблик в ладони и вышел на середину двора. К вечеру ветер притих, но всё ещё стучал по стёклам и беспокоил поверхность лужи, украсившуюся уже десятком тополиных листков. Горик дождался, когда очередной порыв выдохнется, и разжал пальцы.
Кораблик клюнул носом, расправляя лопасти, а потом повис в воздухе. Получилось! Горик, переполненный счастьем, тронул одну из лопастей - кораблик отозвался, поворачиваясь вокруг своей оси, как балерина. Горик слегка толкнул корму - кораблик немного пролетел вперёд и остановился, покачиваясь на воздушной опоре.
А потом снова налетел ветер, и кораблик, повинуясь ему, поплыл по невидимой небесной реке - всё дальше и дальше, выше и выше, над Гориком, над двором, над тополем, надо всей огромной землёй...