Аннотация: Что может объединить очень разных людей из разных времен, волей судьбы столкнувшихся в водовороте военного времени? Отечество и нация. И знаменитый русский характер:)
ПОСМЕРТНИК
Они остановились у замусоренной лесной обочины, на подъезде к какому-то фольварку. Мотор 'Виллиса' заглох, и в ответ на все попытки водителя его оживить, только чихал.
Водитель, пожилой сержант Кринович, повернулся к Порошину и сказал с сильным белорусским акцентом:
- Просим прашшения, товарыш маг, а далее машина не поедзет. Чинить треба. Такая зараза мотор...
Майор Порошин досадливо поморщился. Ему нужно было вместе с группой быть к вечеру в штабе дивизии. Там - короткий отдых, а потом - нескончаемая, грязная, пахнущая кровью работа по закрытию могил. Братских, одиночных, военных, гражданских - всех, какие фронт оставлял за собой, стремительно продвигаясь на запад. В штабе его ждали. Прежний дивизионный посмертник неделю назад погиб, подорвавшись на противопехотной мине, а полковые маги не справлялись, не успевали. Да и какие сейчас в тех полках маги? Малыши-желторотики, новый набор после краткосрочных курсов. А здесь уже целых семь дней могилы стоят открытыми, непроверенными, и кто знает, какая в них активность завелась - на вражеской-то земле?
В сорок втором году, попав под Харьковом в окружение, Порошин видел, что может враг - достаточно сильный и умелый - сделать с неприбранными вовремя телами и не ушедшими далеко солдатскими душами. 'Атаку мёртвых' тогда удалось отбить, но вспоминать об этом маг не любил. Ему и так на память от того прорыва осталась мелкая дрожь в руках - последствие тяжёлой контузии.
А сейчас работы предстояло много, и лишняя задержка в пути была совсем некстати.
Маг достал из планшетки истрёпанную карту Восточной Пруссии времён германской войны. Карту эту ему в Москве подарил профессор Арнольди, преподаватель Высшей школы военных магов, когда узнал о назначении Порошина: 'Пока новую карту выдадут, сколько времени пройдёт. А вам могилки искать, без карты замучаетесь'. Карта была подробная, исчёрканная карандашными пометками, крестиками и стрелками, указывающими направления то ли ударов, то ли передвижения войск - ею явно пользовались в каком- то штабе. Порошин постеснялся спрашивать, откуда она у профессора, но подарок с благодарностью принял. Ездить ему действительно придётся много. Магов-посмертников на Третьем Белорусском фронте очень не хватало: бои шли кровавые, немцы держались за землю чуть ли не зубами, потери были большие с обеих сторон.
Порошин развернул карту, нашёл район Крагау, дорогу, по которой они приехали, и фольварк. Фольварк назывался Метценхоф. На карте возле названия едва заметен был карандашный крестик, обведённый кружком - так маги-посмертники обозначали закрытые, отработанные захоронения. Кто ж его, интересно, нарисовал? Может, и сам Арнольди - Первую мировую он прошёл от и до. Порошину почему-то не пришло в голову спросить профессора, не его ли это собственная карта.
- А что, кто-нибудь в этом Метценхофе сейчас есть?
- Наши, наверно, стоят, - флегматично отвечал Кринович. - Сходите поглядзите. Бои тут два дни как кончилысь.
- Пойдёмте, - сказал Порошин своей помощнице, Лидочке Синицыной. - Разузнаем заодно, какая обстановка с захоронениями. Сержант, много времени нужно на ремонт?
- Да хто ж его ведает, - проворчал водитель. - Може, час, а може, до ночи провожусь. Машину бы к фольварку ближе подогнаць...
Лидочка и Кринович и составляли всю оперативную группу майора Порошина. Лидочка пришла из связисток. Ей было девятнадцать, но она уже успела как следует понюхать пороху под Витебском. Там-то и проявились её магические таланты - она в одиночку отбила контратаку вражеских магов под Оршей. Чудом выжила и потом несколько месяцев провела в госпиталях, залечивая ожоги и травмы. Командование просто обязано было - Порошин наизусть знал все изобилующие 'категорически требую...' приказы - отослать Лидочку, самое меньшее, на краткосрочные курсы при штабе фронта, а лучше в Москву, учиться по-настоящему, однако она неведомо как добилась отправки обратно на фронт. Так девушка оказалась на скромной должности помощника специалиста по посмертной работе. Числилась, как связная, а исполняла всё, что прикажет товарищ майор: подай, принеси, запиши в протокол, подержи магический поток... Но полноценного помощника из неё все равно не получалось.
Не везло Порошину со связными, с самого начала войны не везло. Один пропал, превратившись невесть во что, двоих осколком срезало, а теперь вот и вовсе девицу прислали... Порошин из-за фамилии прозвал её про себя Синичкой, однако она и впрямь была похожа на синичку: маленькая, черноглазая, подвижная. Старательная, как первоклассница, ворчливо-заботливая, как сестра, - и впервые за долгое время Порошин ловил себя на том, что тепло думает о какой-то девушке. Впервые - с сорок второго года... Каждый раз, когда ему приходилось лезть в ледяной потусторонний мир, куда великая река магии уносила уходящие души, он старался держать в голове воспоминание о Лидочке - как отсвет жизни в тумане посмертия, ориентир, к которому ему надлежало вернуться. И к которому ему вернуться хотелось.
Впрочем, от излишнего внимания к помощнице он себя всегда остерегал. Во-первых, они на войне, а не на прогулке. Во-вторых, маг-посмертник - не тот человек, с которым хорошей девушке следует связывать судьбу. Да и сил, честно сказать, у него хватало только на работу...
...Он ушёл на фронт, едва отучившись три года в институте, а до того - отработав несколько лет на заводе магом-производственником. Тогда, в августе сорок первого, на фронт отправился весь курс. Базовые знания они получили, а специализация была не так уж важна. Жив ли сейчас хоть кто-то из тех, с кем довелось сидеть в пыльных институтских аудиториях? Порошин этого не знал. От сорок первого в памяти остались только дым, пламя и усталость пополам с отчаянием. Но потом маг привык воевать и многому научился. Он попал в Шестую армию и вместе с ней оборонял днепровский берег, бился за Донбасс, наступал под Барвенково и попал там в окружение.
После выхода - а оттуда повезло вырваться очень немногим - были долгие месяцы госпиталя, потом курсы переквалификации, а потом - фронт. Точней, фронты, бесконечные переброски туда, где отчаянно не хватало людей и где приходилось работать днём и ночью, в огне и крови наступая на запад. Вначале - Донбасс, освобождённый к осени сорок третьего; потом бои под Киевом, потом - Крым, щедро политый русской кровью; потом - Западная Украина (от воспоминаний о массовых захоронениях подо Львовом Порошина по сей день бросало в дрожь). И вот теперь - Восточная Пруссия.
Земля, на которой не в первый раз уже сходились в смертельной схватке русские и немецкие войска.
Порошин и Лидочка вышли из машины. Мимо по шоссе потоком шла техника, проходили свежие части, редкими группами брели растерянные, перепуганные беженцы. Оставив Криновича ковыряться во внутренностях 'Виллиса', маг и его помощница направились к фольварку по прямой асфальтированной дороге, обсаженной вязами. Стволы их местами были посечены осколками, и на тёмной коре сверкали светло-золотистые пятна свежей древесины. На дороге попадались выбоины от мин, заполненные мутной весенней водой. Туманный, тихий день уже клонился к вечеру. Далеко за лесным массивом ревела канонада - под Кёнигсбергом шли бои. Но здесь было тихо, и в ветвях вязов, окутанных зелёной дымкой, пересвистывались птицы. От фольварка, состоявшего из основательного кирпичного дома с полукруглыми окнами и нескольких хозяйственных построек, доносились чьи-то голоса и недовольное гоготание гусей. Надо же, гуси тут ещё остались... Если б не далёкий грохот артиллерии - казалось бы, что никакой войны и в помине нет.
- Как-то слишком спокойно тут, - пробормотала Синичка себе под нос, зябко поводя плечами. - Словно в болоте...
Порошин только кивнул. Он и сам ощущал, что великие потоки силы вокруг фольварка словно остановились, ушли в глухой бездонный омут. А ведь должны были бурлить - фронт прокатился через эту местность совсем недавно, и эхо боёв должно было ещё гулять по всему магическому фону. Странно это - куда всё делось?
В фольварке их заметили. Часовой с автоматом наизготовку окликнул новоприбывших.
- Стой! Пароль!
- Янтарь, - буркнул Порошин.
- Яхонт! Проходите, товарищ капитан.
- Товарищ майор уже, - встряла Синичка.
Порошин поморщился, но смолчал. Приказ о присвоении майорского звания пришёл совсем недавно, обмыть новые погоны маг не успел - да и не с кем было, а без этого надевать их, как всякому фронтовику известно, нельзя.
Вскоре навстречу им из дверей вышел молодой светловолосый офицер в накинутой на плечи шинели. Судя по погонам, стрелковый лейтенант. Вид у него был озабоченный.
- Здравия желаю! Денисов, Сто двадцать четвёртая стрелковая, - отрекомендовался он. - Занимаем фольварк согласно распоряжению штаба дивизии...
- Майор Порошин, специальный отдел, - представился маг. - Вот удостоверение. Еду в штаб, а у нас машина встала... Не поможете?
Лейтенант бросил краткий взгляд на раскрытое офицерское удостоверение, потом удивлённый - на капитанские погоны Порошина, и весьма заинтересованный - на Синичку.
- Сержант Синицына, из моей опергруппы, - пояснил Порошин. - Мы только-только прибыли, ещё в дивизии не отчитались, а уже застряли... Машина возле самой своротки к фольварку стоит. Можете послать к ней кого-нибудь?
'Всё-таки нет у меня военной косточки, - мельком подумал он. - Я, майор, у безусого мальчишки-лейтенанта помощь чуть ли не выпрашиваю, куда ж это годится?'
Вот Лёнька Михеев - приятель и однокашник по Высшей школе, оставшийся служить на Первом Украинском - уже бы всех заставил построиться и честь ему в движении отдавать. А у Порошина так не получалось.
- Помогу, отчего нет, - хмыкнул лейтенант и крикнул в открытую дверь:
- Седых! Там у леса машина сломалась. Товарищи вот в штаб едут... Сходи со своими, глянь, что случилось.
- Сделаем, товарищ лейтенант, - отвечал из дома чей-то весёлый голос.
- Только смотрите, без шуточек, - предупредил Денисов сурово. И прибавил, обращаясь к магу:
- Всем хорош у меня сержант с первого отделения, но шутник... Пару раз чуть под трибунал не загремел за шуточки. Вот как раз я его опять песочить закончил. Ты, говорю, Седых, комсомолец, медаль 'За отвагу' на груди висит, а ведёшь себя точно дитё малое. Гуся Гитлером назвал и бегаешь за ним по двору, на потеху всему взводу! И ладно бы взводу, а то немцы глядят, местные...
Он с досадой махнул рукой. Порошин только улыбнулся, представив себе описанную лейтенантом картину.
- Второй день тут отдыхаем, - пояснил Денисов, кивая на фольварк. - Тяжёлые были бои, давно таких не припомню... Пройдёмте в дом, товарищ майор. Чай будете?
В доме было полутемно и прохладно. Окна, разбитые, должно быть, во время обстрелов, стрелки закрыли чем придётся: занавесками, перинами, кусками фанеры. Однако дом всё ещё хранил следы былой жизни: жались по углам опустевшие пузатые буфеты и поставцы, в одной комнате стоял книжный шкаф с треснувшими стёклами, в другой - детская кроватка. На столах кое-где даже оставались смятые светлые скатерти, а на стенах в покосившихся рамочках висели вышитые крестиком цитаты из Библии.
Лейтенант привёл мага с помощницей на кухню - большое, аккуратно побеленное помещение со сводчатым потолком. У стены стоял чудовищных размеров рабочий стол, заставленный коробками с консервами и бумажными мешками, а в торце кухни помещалась печь с тремя чугунными конфорками. Крюки для сковородок, вбитые в стену над плитой, пустовали. Пахло дымом и печёной картошкой. Печь топилась, у рабочего стола возился сержант - должно быть, повар, вскрывал банки с тушёнкой.
- Козырев, чайник поставь, - велел ему лейтенант, а потом спросил уже другим тоном, но всё же с невольной фронтовой фамильярностью:
- А вы новый дивизионный маг будете, товарищ майор? А то у наших снайперов винтовки новые, заговорить бы. Прицелы бы заговорить, а?
Порошин вздохнул. Он уже знал, что будет дальше.
- Я специалист по посмертной работе, - ответил он ровным голосом. - Но заговорить прицелы могу. Отчего нет? Как могу, заговорю.
- Посмертник, значит... - протянул лейтенант, помрачнев. - Вам тогда и вправду лучше ехать в штаб, не задерживаясь. Разведчики, я слышал, вас ждут - не дождутся. А прицелы наши - что ж... Прицелы и так вроде ничего...
- Как скажете, - маг не стал спорить. - Мы уедем, как только машина заведётся.
Посмертников на фронте не любили - хотя и обойтись без них было нельзя. Считалось нехорошей приметой, если маг-посмертник задержится в части дольше, чем нужно - мол, к большим потерям. Слишком близко маги подходили к самой смерти - а смерть на войне подходила близко ко всем.
Не место магу-посмертнику там, где живут живые. Его место - в дороге, бесконечных разъездах вдоль линии фронта, от одной братской могилы к другой, от одной вернувшейся разведгруппы к другой, от очередного захоронения к очередному посмертному допросу и обратно. Проклятая, но такая нужная на войне работа...
Чай пили в молчании.
- Есть в окрестностях свежие могилы? - спросил Порошин, со стуком отставляя чашку. Руки почему-то тряслись сильней обычного. - Раз уж я здесь, посмотрю, проверю, чтобы потом не возвращаться.
- Есть, - кивнул Денисов. Он, кажется, смутился из-за своей откровенной неприязни к магу. - Немецкие точно имеются, а про наши не знаю.
- Где? Далеко?
- Да прямо за фольварком. Я провожу.
Во дворе уже стоял подогнанный 'Виллис', и бойкий круглолицый сержант - должно быть, тот самый шутник Седых - с серьёзным видом втолковывал Криновичу:
- Надо рессоры проверить, дело говорю, ну? Без рессор ты далеко не уедешь, хоть какой у тебя там движок...
Солдаты, толпившиеся вокруг 'Виллиса', посмеивались. Кринович разбирал мотор, мученически вздыхая.
Денисов усмехнулся, покачал головой, но ничего не сказал вытянувшемуся перед ним сержанту. Они вышли за ограду, где между берегом небольшого пруда и ольховой рощей тянулась разбитая ветка узкоколейки. Вечерело, и в воздухе отчётливо пахло дымом.
- Тут вот свежая могила, - Денисов указал на холмик голой земли, с одного бока слегка просевший, на котором стоял деревянный крест без имён. - А там, верно, тоже могила. Не знаю, товарищ маг, что это ещё может быть.
Между прудом и фольварком, на пригорке, высился массивный каменный обелиск с высеченными на нём крестами и памятной надписью по-немецки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что камень, из которого высечен обелиск - смоландский чёрный гранит, вспыхивающий в глубине тусклыми золотистыми блёстками. Хорошая магоёмкость должна быть у этой штуки... Грани были на совесть отполированы, и тем заметней казались россыпи выбоин от осколков. У подножия пригорка чернели несколько характерных воронок - видно, наши из миномёта обрабатывали укрывшегося за памятником врага. На вершине обелиска был установлен немецкий орёл с расправленными крыльями, повернувший голову на восток. Вокруг стояла чугунная ограда, местами поваленная, местами целая, украшенная литыми дубовыми венками. Внутри ограды ещё угадывались очертания цветочной клумбы.
Глядя на этого орла, часть крыла у которого была снесена осколком, Порошин мстительно подумал: 'Что, долго в нашу сторону глядел? Догляделся - мы пришли!'
Он прошёл вперёд и остановился возле обелиска. И впрямь могила...
- Захоронение старое, - пробормотал он, водя руками над землёй. Самое простое предварительное прощупывание фона: где нарушен, когда и как. Нарушен он был давно, магические сбои успели сгладиться, потоки - вернуться к естественному своему течению. - Времён германской войны, должно быть...
- Империалистической! - сурово поправила Лидочка.
Он хмыкнул и бросил мимолётный взгляд на надпись. 'Последний рубеж Восточной Пруссии' - и ниже, более мелкими буквами: 'Павшие герои на страже родной земли'. Обелиск и впрямь был поставлен над братской могилой, поставлен во славу немецкого оружия тридцать лет назад, когда эта слава вовсю гремела на полях сражений.
Денисов нервно топтался у него за спиной, потом не выдержал - закурил. Соседство с германским монументом явно ему не нравилось. Синичка застыла за плечом, напряжённо наблюдая за работой своего начальника. Порошин не спешил - могилы, особенно на исконной вражеской территории, приказ предписывал проверять тщательно. А тут не просто могила - целый мемориальный комплекс! Порошин ощущал злую и холодную магию, заточённую в памятнике, но без глубокой проверки, сходу не мог сказать - охранные ли это заклятия, чтобы защитить могилу от осквернения, или что-то другое, большее. Не мог даже сказать, много ли в этом камне магии - зато почувствовал, что именно здесь, возле монумента, и есть самое сердце странного затишья. Потоки силы едва шевелились. Так бывает далеко-далеко в сером пространстве посмертия, куда магам запрещают заходить все мыслимые и немыслимые инструкции - потому что живой душе оттуда уже не вернуться.
Подобный сплав магической силы с материальным объектом характерен был для тяжеловесной и консервативной обережной магии. Но чтобы соорудить оберег такого размера, понадобилась бы долгая работа целой команды сильных магов, причём разной специализации. Впрочем, немцы в те годы могли себе это позволить. Даже позже - могли. Но зачем, что тут было оберегать? Этот фольварк ничем не отличался от десятков таких же фольварков и ферм, раскиданных по окрестным землям.
'Последний рубеж Восточной Пруссии'.
Да... Порошин машинально потёр нывшие после прощупывания фона ладони. Это, пожалуй, работа для армейского спецотдела, не для дивизионного. Надо бы сообщить туда как можно скорее, пусть команду пришлют, проверят, а стрелков отведут на постой в другое место. Денисову надо сказать, чтоб пока к этой штуке и близко не подходили.
'И как полковые маги проглядели этот омут с памятником?' - с раздражением подумал он, и тут же сам себя одёрнул. Вспомнил, как сам когда-то служил полковым магом общего профиля - один за всё, от обезвреживания магических мин и установки сторожевых профилей на передовой до элементарной коррекции винтовочных прицелов. До загадок ли тут, до странностей ли? В лучшем случае поставишь 'маячок' да сообщишь куда следует, вот и все загадки. В худшем - вовсе не заметишь.
С другой немецкой могилой, той, что у подножия пригорка, дело обстояло не лучше. Захоронение совсем недавнее, сделанное, скорей всего, при отступлении, но не закрытое. Забыли? Не успели? Но скорей - нарочно не стали закрывать, пусть противник, зачищающий территорию, лишний раз повозится. А не повозится - так получит на свою голову потенциальный очаг денекротизации, покойники-то свежие... Шарахнет кто-нибудь поблизости боевым магическим воздействием, от седьмой степени и выше - и полезут из могилы такие чудеса, какие и в самом страшном кошмаре не привидятся.
- Наших могилок вокруг вроде нет, - сказал вконец истомившийся Денисов. - Мы ж тут были в феврале, да отступили. Немцы тогда как ударили - выбили нас. Пёрли как черти, до сих пор вспомнить страшно. Ну и вот... в другом месте где-то могилка наша, я думаю.
- Подождите, - встрепенулась Синичка.- Иван Григорьич! Поглядите вон там, у пруда. Холмик такой... типичный. Закрыто, наверно, вот вы пока и не чувствуете.
На заросшем низенькой молодой травой берегу и впрямь виднелся пологий холмик. У Синички оказался уже вполне профессиональный, намётанный взгляд, и Порошин даже испытал некоторую гордость за помощницу. Однако могила была старая - лет десять, не меньше. Никак не февральская. Маг опустил руки, встряхнул кистями, сжал несколько раз кулаки. Как его раздражала постоянная мелкая дрожь в пальцах! Однако поделать с этимон ничего не мог. Вздохнул, постарался успокоиться и не торопясь подошёл к холмику. Да, захоронение старое, закрытое и забытое. Можно и не проверять - ничего в нём нет, кроме костяков, никакой посмертной активности. А ведь могилка-то, похоже, и впрямь наша... Ему припомнилась карта, подаренная Арнольди, и полустёршийся крестик возле фольварка.
- Ну, что скажете, товарищ майор? - Денисов подошёл следом. Стрелку невмочь было оставаться возле чёрного немецкого обелиска.
- Скажу, что нехорошее тут у вас место, товарищ лейтенант, - в тон ему ответил Порошин. - Буду докладывать в армейский штаб, чтоб вас отсюда куда-нибудь отвели. Вот из-за этого.
И он ткнул в обелиск, мрачно черневший на фоне бледного весеннего заката.
- Там на самом деле старая немецкая могила, времён прошлой войны. Вроде всё с ней в порядке, но камень явно с секретом, да и фон вокруг фольварка... нехороший фон. Сами-то не чувствуете? Как вам тут - не тревожно, не душно? Не могу пока сказать, в чём именно дело, комплексная диагностика нужна, с приборами, с разными специалистами. Тут, сами понимаете, лучше на воду дуть, чем обжечься. А свежую могилу я закрою, чтоб оттуда чего ненужного не полезло...
- А это? - Лейтенант указал на холмик на берегу пруда.
- А это, судя по всему, наше захоронение, того же времени, что и немецкое под памятником. Но оно безопасное. Мёртвое в нём всё...
Денисов перевёл задумчивый взгляд с травянистого холмика на обелиск и обратно.
- Да... Видать, было тут у наших с немцами жаркое дело, да немцы тогда одолели, не мы, - заметил он. - Стали б они иначе такую дуру над своей могилой ставить! И то сказать, за что мы тогда дрались, за что кровь проливали? За веру, царя и Отечество? Смешно... Вот и проиграли.
Он докурил и точным броском отправил окурок в едва плещущие волны прудика.
- Зато сейчас побеждаем! - горячо сказала Синичка.
Порошин промолчал. Ему тоже обидно было, что тогда - проиграли, ведь если бы по уму воевали, за справедливость, - разве ж уступили бы фрицам! Но ещё обиднее ему почему-то казался вот этот поросший травой, забытый всеми невысокий холмик на берегу...
- Работать сейчас начнёте, товарищ майор?
- Сейчас, - с некоторой заминкой согласился посмертник. Мелькнула у него мысль подать донесение в армию, не откладывая, чтобы денисовский взвод отвели из фольварка уже ночью, а территорию оцепили. Мелькнула и пропала. Жалко стало стрелков, только-только им дали отдых. Да и лишней магической активности он пока что не замечал - напротив, болото стоячее. Оснований-то для паники никаких, кроме собственных смутных ощущений... Напряжённость фона тут, конечно, ниже допустимого для работы - но простенькую 'крышку' поставить, пожалуй, хватит.
- Ну, я тогда скажу своим, чтобы к вам не совались. Если что надо будет - зовите. И если в рощу пойдёте - глядите под ноги, там не всё ещё разминировано.
- Спасибо, товарищ лейтенант. - Порошин кивнул. Оно и к лучшему, что не будет лишних глаз. - По батюшке-то вас как?
- Иван Сергеич.
- Тёзка, значит. - Порошин улыбнулся. - Я Иван Григорьевич, будем знакомы.
Они пожали руки. Напряжение между ними таяло, и это было хорошо - маг не любил работать, когда что-то его раздражало.
- Ну что ж, - Порошин потёр ладони, снова размял пальцы. - Надо начинать, пока совсем не стемнело. Синицына, готовьте материалы, будем закрывать захоронение.
Лидочка кивнула и умчалась во двор, за сумкой, в которой хранился непочатый покуда магический припас опергруппы. Денисов тоже ушёл. Маг остался один на один с могилами и совершенно некстати нахлынувшими на него воспоминаниями.
Теми, которые он всегда старательно от себя гнал.
Порошин на всю жизнь запомнил то утро: холодное, дождливое утро двадцать шестого мая сорок второго года.
А перед утром была ночь. Порошин провёл её без сна, в глубокой балке, где укрылись от ураганного огня остатки стрелковых и кавалерийских частей. Прошло трое суток с тех пор, как он потерял штаб дивизии, при котором служил. Немцы ударили внезапно, и части, не готовые к обороне, растерявшиеся, стали в беспорядке отходить. Совсем как в сорок первом... Противник запер отступавших на крошечном пятачке между своими позициями и рекой. К этому времени в котле уже смешалось всё: части, тылы, танки, люди, лошади, обозы... Немцы утюжили пятачок артиллерийским огнём и авианалётами, непрерывно обстреливали передовые позиции, и в таких условиях идти на прорыв было равносильно самоубийству. Не идти, впрочем, тоже.
Порошин до предела вымотался от бесконечных обстрелов, работы, напряжения, а больше всего - от запаха крови и смерти, который сводил с ума. Он готов был упасть и умереть - только потому, что не осталось сил двигаться.
В ту ночь он ассистировал врачу в импровизированном полевом госпитале, развёрнутом в балке. Так получилось, что Порошин оказался здесь единственным магом. Раненых было очень много - а мёртвых ещё больше. Врач, пожилой мужчина с иссечённым шрамами лицом, молоденькая, смертельно уставшая медсестра и отупевший от работы маг - вот и весь госпиталь. Они делали, что могли, стараясь не думать о том, что принесёт завтрашний день.
- Товарищ маг-лейтенант! - Из дождливой тьмы под навес шагнул боец с перевязанной головой, на вид - совсем мальчишка. - Вас вызывает товарищ подполковник! Немедленно!
Порошин не торопясь завершил заклятие, ставя точку одновременно с последним взмахом хирургической иглы. Перевёл дух. Пригодилась ему жёсткая школа боёв сорок первого, когда одной рукой раненого держишь, другой наступающих фрицев из автомата обстреливаешь, а третьей магоборону ставишь... За год войны он научился стабилизировать раны, снимать болевой шок и держать тяжелораненых на самом краю жизни и смерти, стараясь дотянуть до прихода помощи. Получалось у него неплохо, и порой он даже думал, не получить ли после войны медицинскую специальность. Хоть это 'после войны' тогда виделось, как сквозь дымку.
- Идите, - буркнул врач, обрезая нить. - Какое-то время справимся без вас. Потом возвращайтесь, тяжёлых много ещё.
Пехотный подполковник Нестеренко сидел под таким же навесом, под каким располагался в другом конце балки госпиталь. Керосиновая лампа тускло освещала карты, разложенные на наспех сколоченном столе и придавленные от ветра камушками. Костров не разводили, опасаясь обстрела.
Нестеренко оказался самым старшим по званию среди тех, кто нашёл укрытие в балке. Он сразу принял командование на себя, навёл во временном лагере порядок, распределил работу и отдых, и уже одним этим внушил измотанным, испуганным людям надежду на завтрашний день.
- Товарищ подполковник...
- Отставить, Иван Григорьич. - Нестеренко махнул рукой. Выглядел он очень уставшим, но держался по-прежнему прямо. И имя-отчество мага не забыл, хотя встретился с ним всего раз, прошлым вечером. - Гляньте-ка сюда.
На истрёпанной карте-трёхвёрстке был подробно изображён берег Северского Донца и прилегающая местность, карандашом отчёркнуты огневые точки и позиции.
- Мы здесь. - Подполковник указал кончиком карандаша на одну из балок, тянувшихся почти перпендикулярно к берегу реки. - Здесь и здесь - в соседних балках - тоже сейчас наши войска. Мы с ними держим связь. Рано утром идём на прорыв вместе, другого выхода у нас нет. Магов всего двое: вы и ещё один, раненый, в соседнем овраге. Прорыв поддержать он нам поможет, но больше ничего не сделает. А к вам у меня... даже не приказ, не могу я такого приказать. Просьба.
Нестеренко тяжело поднялся с врытого в землю чурбака: худой, нескладный, очень уставший человек - и подошёл к противоположному краю навеса. Там на земле, прикрытый плащ-палаткой, лежал труп. Судя по сапогам - немец.
- Полчаса назад приволокли, - сообщил подполковник, указывая на тело. - Унтер из горных стрелков. Не Бог весть что, но позицию своей части и приказ, куда выдвигаться утром, он должен знать. Для нас это крайне важно. Иван Григорьич...
- Нужен допрос? - спросил Порошин, хотя это было очевидно.
- Нужен, - жёстко подтвердил подполковник. - Вы готовы? Сможете?
Своя сумка с магическим припасом осталась в полку. Порошин, пока отступали, пытался разузнать, где сейчас его полк, но слышал одни только слухи: то ли он в Протопоповке, то ли под Петровским. Порошину, однако, посчастливилось разжиться почти новой сумкой убитого мага из какой-то кавалерийской дивизии, и всё необходимое для магической работы у него было: и методичка, и алхимия, и свечки с накопителями.
Всё, кроме большого желания. Но Порошин не отказал бы подполковнику, даже если бы пришлось лезть на тот свет самому, хотя при одной мысли о посмертных пространствах его бросало в дрожь. Но если уж другие могли там работать - значит, и он сможет. Жаль только госпиталь оставлять...
- Готов, - мрачно подтвердил маг. - Только, товарищ подполковник, мне эту работу никак не скрыть. Допрос я проведу, но для фрицевских магов он будет всё равно что сигнальная ракета. Почуют меня.
- Потому и не приказываю, - сказал Нестеренко и с силой потёр ладонями лицо. - Прошу. Понимаю, что риск велик. Но без этих сведений прорыв может провалиться. Так как?
- Готов, - повторил Порошин.
'Плохо, что госпиталь бросаю, - подумал он. - Ой, как плохо. У них же ещё столько работы!'
- Ну, тогда с богом. - Нестеренко коротко обнял его. - Не будем тянуть. Дам вам двоих толковых ребят, выберите место подальше от балки и там действуйте. И всё же постарайтесь вернуться - нам ваше прикрытие при прорыве очень понадобится.
Порошин только кивнул. Он настолько устал, что уже не боялся. Ему хотелось одного: чтоб всё поскорее кончилось, и можно было упасть и уснуть. Или умереть.
Место выбрали подходящее: небольшую лощину, заросшую ольхой и орешником, с крохотной полянкой посередине. Рощица была изрядно посечена осколками, но всё же давала небольшое укрытие. На краю сильно замусоренной полянки лежали два уже начавших разлагаться тела - судя по форме, танкисты, а подробней в темноте было не разглядеть. Порошин попросил двух сопровождавших его сержантов - одного из пехоты, одного из стрелков - оттащить убитых в сторону. Труп немецкого унтера, напротив, положили в середине полянки.
Порошин понимал, что Нестеренко дал ему сопровождающих не только для того, чтобы притащить мёртвого фрица на место допроса. Они должны были внимательно смотреть и слушать. Подполковник рассчитывал, что хотя бы один из троих сможет, успеет добраться до балки и передать полученные сведения. И скорее всего, это будет кто-то из сержантов, а не маг.
Порошин вывалил на землю крошечные плошки-коптильни, развернул сумку и начал наощупь вынимать из ячеек пузырьки с препаратами. Дождь перестал, но под утро сгустилась такая тьма - дальше носа ничего не видно. И было тихо, очень тихо.
Перед уходом он ещё раз пролистал методичку, раздел 'Сопряжённые пространства' - и прогнал всю процедуру в воображении. Ему следовало ненадолго вскрыть границу между жизнью и смертью - так, как это проделывала дивизионная посмертница, отыскать и призвать обратно душу лежащего перед ним ефрейтора, которая не успела уйти далеко. Призвать - и допросить. По-прежнему ощупью, ползая на коленях по раскисшей от мороси земле, он расставил вокруг мертвеца плошки, капнул в каждую нужный препарат. Капли вспыхивали призрачным пламенем, голубоватым и лиловым. Хорошо, что ампулы лежали в сумке на своих местах, и он не мог ошибиться в темноте. Последний огонёк он зажёг прямо на груди у мертвеца. Теперь предстояло самое трудное и страшное.
Ох... как же не хотелось начинать. Порошин вздохнул и зачем-то взглянул вверх, словно школьник, которого вызвали отвечать урок. Над ним нависала белёсая мгла пасмурного предрассветного неба, очень похожая на однажды виденную муть посмертного пространства. Но он вспомнил - где-то высоко-высоко над облаками, невидимая с земли, светло и яростно сияет сейчас на севере Полярная звезда. И от этого ему стало почему-то легче.
Он поднялся во весь рост и легко подхватил первый попавшийся в пальцы магический поток. Повёл поток по прочерченной мысленно линии от одной плошки к другой - пламя вспыхивало в ответ, голубоватые язычки вытягивались, словно под невидимым сквозняком. Прибавил ещё поток, и ещё... Простые действия, накопление и концентрация силы. Но Порошину сейчас не требовалось глубокого воздействия. Ему требовалась быстрота. И пока что у него всё получалось - ночная темень на глазах словно бы истончалась, подёргивалась мутью.
Поток, ещё поток, фиксация, наложение... Напряжение внутри круга опасно нарастало, но он старался не сосредотачиваться на этом. Главное - действовать, не останавливаясь, удерживая его в обозначенных огоньками границах. Последний круг, по сужающейся спирали... Держать поток, держать не отпускать! И вот - соединение, резко, по экспоненте, взлетающее напряжение, знакомая дрожь пространства.
Ледяной ветер в лицо. И - тишина.
Порошин зажмурился, а когда открыл глаза, увидел - перед ним словно бы раскинулось мерцающее туманное полотнище, уходящее вдаль поверх полянки в глубокую, непроглядную темень над берегом Северского Донца. Сопряжённое, свёрнутое пространство посмертия - Серая Дорога, как называют его сами посмертники. К которому он вышел снова, теперь уже сам.
И там, на Серой Дороге, в ледяном тумане слабо мерцали серебристые огоньки - души, уходящие от земли в неведомые дали, уходящие для того, чтобы много позже вернуться обновлёнными, изменёнными, полными силы. Малые частицы в вечном круговороте жизни.
Призрачный ветер, дувший в открытую щель между пространствами, вымораживал изнутри, однако Порошин терпеливо держал проход, разведя в стороны ладони. Сейчас, как ему помнилось, призванная душа должна сама явиться из посмертия обратно в мир.
И действительно, один из бледных огоньков дрогнул и приблизился. Тонкое тело, сложная информационно-эфирная субстанция, но маги-практики по сей день предпочитали безусловно правильным научным терминам старорежимную 'душу'... Порошин, замерев, глядел, как приближается к нему эта самая душа - смутная, едва оконтуренная, мерцающая фигура. Когда она вырвалась из прохода и стремительно втянулась в мёртвое тело, магу почудился крик боли и леденящий удар.
Сейчас предстояло самое сложное: удерживая проход, допросить мертвеца и проследить, чтобы душа вновь вернулась на Серую Дорогу. Иначе - быть ефрейтору мертвяком, а Порошину - магом, этим самым мертвяком сожранным. И следовало поторопиться, открытый проход высасывал последние силы - то, что магия ещё недожгла. На лбу выступил холодный пот, руки заледенели, голова кружилась, однако нужно было любой ценой довести дело до конца.
Он чувствовал сопротивление - даже мёртвый, фриц не хотел отвечать, однако маг держал его крепко. И мертвец, лежавший в круге из мерцающих в плошках магических огней, неохотно открыл рот. Вначале из горла вырвалось сипение, потом маг услыхал хриплый, невнятный ответ:
- Ефрейтор... Артур Бергауэр... Первая горная дивизия... Горный разведывательный... батальон...
- Слышите? - крикнул он сержантам. Словно бы издалека донёсся невнятный ответ. Слышат, всё в порядке...
Порошин снова судорожно вздохнул и поморгал - в глазах, слезившихся от неощутимого ветра с Серой Дороги, замерцали странные огоньки. Ох, как бы в обморок не хлопнуться... нельзя, сейчас никак нельзя! Он поморгал ещё раз, сгоняя слёзы и надеясь, что злое мерцание исчезнет... и вдруг понял, что мерцание ему не чудится. На Серой Дороге творилось что-то невообразимое. Бледные огоньки душ, одинокие, потерянно бредущие в ледяном тумане посмертия, возвращались.
И было их много, очень много.
Такого ужаса Порошин не испытывал никогда в жизни, даже под самой первой бомбёжкой. Даже зимней ночью сорок первого, в городке Всеславле, когда глядел на встающих из могилы однополчан.
Когда схлынул этот ослепительный страх, он расслышал далёкий голос, кричащий где-то в голове, на пределе внутренней слышимости. Какой-то маг пробился к нему через мыслеречь:
'Закрывай! Немедленно закрывай окно! Они же сейчас прорвутся! Закрывай, чучело глухое!'
Наверно, это второй маг - тот самый, раненый, о котором упоминал Нестеренко. Как он понял? Как почуял? Или знал про самоубийственный допрос?
'Сейчас!' - ответил он этому паническому воплю, и ощутил ответный короткий выдох. Его услышали.
'Быстрей. Сдвигай края, только плавно! За немца не бойся - когда напряжение возрастёт, его просто утянет обратно. Давай, ну! Чем могу, помогу' - и сразу же через ночь, через стылый морок Серой Дороги к нему пробился ручеёк силы - живой, огненной, скрученной в тугой шнур.
Непослушными пальцами Порошин попытался скрутить новый поток, сдвинуть края разрыва, захлопывая окно - и с ужасом понял, что не может. Проход не закрывался. Он ещё мог держать его, не давая распахнуться окончательно и выпустить наружу сотни мертвецов - но не мог и закрыть. Ни плавно, ни как-то ещё.
Кто-то неизмеримо сильнее их обоих скрыто вмешался в его неумелый обряд и теперь давил, давил, одолевая сопротивление Порошина и заставляя его по сантиметру разводить руки всё шире.
'Закрывай же, дурень! Ну!'
'Я... не могу...'
В немом ужасе Порошин глядел, как несутся на него из серой мглы бледные звёзды возвращаемых на землю душ. Глядел - и ничего не мог поделать. Вот сейчас прорвутся они - а трупов вокруг столько, что полка с огнемётами не хватит, чтобы пожечь всех восставших. И все, все, кто был живой в этом котле - все будут растерзаны ещё до рассвета...
А мёртвый ефрейтор, лежавший перед ним, продолжал бубнить номера приказов и координаты, а сержанты, остававшиеся где-то за кругом магических огоньков, продолжали это всё слушать...
Второй маг несколько мгновений молчал. Порошин из последних сил сдерживал разрыв - но чувствовал, что проигрывает. В лицо хлестал мертвящий ветер, не давая дышать, Серая Дорога давила, толкала, рвалась в живое пространство. Холодный пот заливал глаза.
'Ясно всё, - наконец услышал он, и в голосе незнакомого мага прозвучала смертельная усталость. - Не знаю, как они за твоего покойника зацепились, сразу, что ли, заклятий на него навесили, а поймали нас с тобой, как карася на хлеб. За Донцом, похоже, спецы из 'Аненербе' сидят, я с ними сталкивалась уже...'
Дивизионная посмертница, значит... та самая, с которой неделю назад работали вместе, успокаивая старое сельское кладбище. 'Уходи немедленно!' - хотел крикнуть Порошин, и не успел. Полянку, где он работал, накрыло залпом вражеской артиллерии. Наводчики фрицев наконец его нашли.
Удивительно, как он вообще остался жив. Мага опрокинуло, оглушило, а в себя он пришёл лишь спустя час, в кузове полуторки, идущей в массе прорывающихся войск. Один из сержантов вытащил его и доволок до балки. Немцы поливали колонну, рвущуюся к Северскому Донцу, шквальным огнём, люди шли, не имея никакого прикрытия, и очнувшийся Порошин, насколько хватало сил, ставил защиту для них и обманки для вражеских магов. Пару раз он пытался дозваться посмертницу - но безуспешно. Она так и осталась в балке, не ушла, и в одиночку сдерживала 'атаку мёртвых' - умело, расчётливо, пока и её не накрыло вражеским снарядом или не сожгло боевым ударом тех самых 'спецов из 'Аненербе'. Именно благодаря ей окруженцы получили время на прорыв, и Порошин остался единственным, кто об этом помнил...
Сержант стрелкового полка, вытащивший мага с полянки, погиб во время прорыва - убитыми потеряли тогда очень много, из десятка человек до берега Донца добирались хорошо если трое. Нестеренко погиб тоже.
Порошин потом, трясясь от озноба в госпитале душными летними ночами, часто вспоминал их всех и думал о том, как несправедлива бывает война.
- Иван Григорьич!
Порошин вздрогнул. Синичка стояла перед ним, держа в руках брезентовую сумку с выданными под расписку в Москве магическими смесями и материалами. Малый набор специалиста по посмертной работе, или, как шутил профессор Арнольди, 'сума некроманта'.
Порошин кивнул. 'Крышка', или, как именовала заклятие инструкция, 'Малый комплекс магических воздействий про предотвращению спонтанной денекротизации', надёжно изолировала друг от друга два сопряжённых пространства - живых и мёртвых - и не допускала проникновения в могилу сильных магических возмущений. Порошин с начала своей карьеры поставил сотни таких 'крышек', бывало - работал и под обстрелом, и под угрозой окружения, но ни разу ещё - вблизи аномалии, подобной этому немецкому монументу. Свежее захоронение сделали у самого подножия пригорка - места другого не нашли, что ли? Или рассчитывали, что вражеские маги побоятся к нему лезть? Он огляделся: нигде никого, Денисов и впрямь загнал своих молодцов в дом. Только вечереющее небо с разливающимся по западному краю бледным заревом заката, тянущиеся по горизонту дымы, далёкая канонада и шелест ветра в ольховых ветвях. Вот и прекрасно.
- Будешь ассистировать, Синицына, - скомандовал он. - Сложная у нас сегодня обстановка, один я могу и не справиться. А ты уже кое-что умеешь - поможешь.
- Так точно! - Синичка просияла. Учиться она любила - даже такому тяжёлому и неприятному делу, как посмертная магия, и это качество Порошину в ней тоже нравилось.
Вдвоём они подготовили основу для 'крышки'. Начертили прямо на осыпающейся земле могильного холмика сложную, многодетальную фигуру, жёстко сориентированную по магнитным полюсам - контур для приложения силы. В густеющих сумерках было заметно, что линии её слегка светятся. Какой бы здесь ни был вялый фон, а всё же фоновая магия концентрировалась в контуре, и Порошина это порадовало: значит, её для работы хватит. В точках пересечения линий голубоватым светом замерцали свечки из особого материала, они же 'вешки', они же, согласно инструкции, - температурно-световые фильтры.
- Надо бы поторопиться, - пробормотал Порошин, привычно растирая трясущиеся руки. В ночи было легче открывать проход на Серую Дорогу, чем закрывать его.
- Я готова, товарищ майор! - с комсомольским пылом отрапортовала помощница. 'Готова-то готова, - подумал он, - а даже в сумерках видно, какая ты бледная и уставшая. Эх... хороша команда, инвалид да девица юных лет! Впрочем, кто сказал, что мы воевать не можем - можем, да ещё как!'
- Становись за контуром, будешь собирать потоки, все, какие достанешь, и мне перебрасывать, - велел Порошин. - Фон здесь больно инертный, мне одному сложно далеко тянуться и одновременно 'крышку' держать. Ясно?
- Так точно...
Сам посмертник встал в середину контура. Привычно сосредоточился.
- Начинаем!
Снова, как много раз бывало - концентрация, сведение, осторожное без спешки, замыкание потока и переход на новый уровень. И опять - концентрация, сведение... Фигура на земле с каждым переходом светилась всё ярче, голубовато-белые огоньки свечей горели словно электрические. Однако и магу каждый жест давался всё тяжелее. Всё-таки низковато фоновое напряжение, недовольно подумал он, как бы не пришлось разбирать с таким трудом собранный контур. И не останется тогда ничего другого, как в ночь-полночь докладывать в штаб и уводить отсюда людей, и потом держать за это ответ, если окажется, что пресловутый камень с орлом не представляет никакой опасности.
- Синицына! - позвал он, стоя посреди контура и удерживая на весу наполовину построенную 'крышку'. - Поток давай, не хватает силы!
- Так нету, - растерянно ответила помощница.
- Чего нету?
- Потока нету...
- Так найди! - рявкнул маг, забыв об осторожности.
- Я... сейчас, подождите, сейчас!
Порошин стоял неподвижно, чувствуя, как от напряжения начинает темнеть в глазах, как горит в груди при каждом вдохе, как руки трясутся всё сильнее, и в результате шаткое равновесие замкнутых на него потоков силы начинает колебаться.
- Иван Григорьич! Держите!
Обжигающий ручеёк влился в него, и сразу стало легче. И откуда только такая чистая магия тут взялась, интересно? Не было же ничего! Только из одного, самого нехорошего источника...
- Синицына! - позвал он, внутренне холодея. Он уже всё понял, но хотел подтверждения. - Ты откуда этот поток вытащила?
- Так вот же, Иван Григорьич... Вот же, рядом! Должно быть, спонтанный выброс... ой...
'Я тебе покажу спонтанный выброс', - чуть не рявкнул посмертник, но сдержался. Злиться надо было на себя. Сам виноват, чёрт контуженный, что побоялся ответственности да помощницу не предупредил - вот и получай!
От настойчивых ли Синичкиных поисков потока, от давления ли уже набравшей силу 'крышки' - а может, от того и другого вместе - обелиск с орлом во мгновение ока перестал быть безмолвным, мёртвым камнем. Земля коротко вздохнула, и чёрный гранит на миг озарился призрачным сиянием. Орёл на вершине поднял крылья, словно собрался взлететь. Не стало больше стоячего болота вокруг - магия горячими сполохами прорывалась неизвестно откуда то там, то тут. Контур 'крышки', только что готовый рассыпаться от слабости, затрещал по всем швам от переизбытка силы. Порошин едва удерживал его.
'Что ж за проклятие такое!? - растерянно подумал он, лихорадочно собирая рассыпающееся заклятие. - И впрямь, памятник сработал как оберег, вон как в нём преобразователи силы закрутились... Ясно теперь, почему тут такое затишье стояло - все мало-мальски значимые потоки этот камень впитывал, как губка, впитывал и копил. Ждал. Вот и дождался дурака...'
'Поймали тебя, как карася на хлеб', - вспомнилось ему, и он немедленно покрылся холодным потом.
А маховики заложенных в памятник преобразователей раскручивались всё сильнее, и Порошин с ужасом ощутил знакомое эхо посмертной магии - подобной той, что когда-то он встречал под Барвенково. Так вот почему камень стоял над могилой - точней, над могилами... Но на этот раз, кажется, дело было даже серьёзней, чем в сорок втором. 'Последний рубеж Восточной Пруссии', судя по разворачивающейся мощи, способен был поднять и поддерживать не одну сотню мертвецов - лишённых сознания, одержимых только жаждой убийства. 'Верно, немцы тут и впрямь оберег поставили, - думал посмертник, - на тот случай, если к ним ещё раз русские придут. Да ведь и верно, что последний рубеж - если сработает, попробуй верни назад в могилы такое количество покойников! Они и чужих успеют пожрать, и своих... Да тут локальный фронт открывать впору будет - магический!'
- Сейчас ведь рванёт, товарищ майор... - тихо сказала Синичка, указывая на пылающий белым пламенем контур на земле. Но осталась рядом, не побежала.
Да и бежать, пожалуй, было уже поздно.
Порошин обернулся, схватил Лидочку за руку и дёрнул к себе, внутрь горящей фигуры. 'Магия - это как сапёрное дело, только наоборот', - любил говаривать доцент Вайнштейн, преподававший в Высшей школе теорию и практику символьной магии. Вот сейчас и посмотрим, прав ли был уважаемый Семён Яковлевич...
- Синицына, приготовься! - Посмертник постарался придать голосу всю возможную уверенность. Главное, чтоб Лидочка не успела понять, как они рискуют. - По моей команде - вышибаешь из контура все 'вешки'. Сумеешь?
- Сумею... Но мы же тогда...
- Ничего не тогда, - оборвал её Порошин. - Поток я буду направлять, большую часть солью на Серую Дорогу. 'Крышка' наша обратима, через неё дыру и проделаю. Опалит нас с тобой, не без этого, но живы будем. Ясно?
Лидочка судорожно вздохнула:
- Ясно.
- Что с памятником происходит, понимаешь?
Лидочка бросила испуганный взгляд на монумент. Орёл на вершине его периодически сотрясался в приступах странной дрожи, магия по-прежнему вспыхивала словно бы сама по себе, пробивая очередной путь на Серую Дорогу, но прорыва захоронения пока не случилось. Должно быть, не все заложенные преобразователи магических потоков развернулись как надо. Тем более следовало торопиться.
- Понимаю... Прорвёт сейчас...
- А ты понимаешь, что кроме нас с тобой этот прорыв сдержать некому? Так что должны мы с тобой тут как вкопанные стоять! Не трусь и держись за меня, что бы ни случилось. Крепче держись!
Она что-то буркнула в ответ и внезапно перехватила руку, сильно сжав его привычно дрожащую ладонь.
- Готова? Всё? Давай!
Нет, не зря он учил Синичку приёмам практической работы, доводил девчонку порой до скрежета зубовного - в нужный момент она не сплоховала, ударила как надо и куда надо.
Контур под ногами ослепительно вспыхнул, свечи рассыпались снопами голубых искр, выплеск магии обжёг лицо и руки. Земля сотряслась, а через мгновение по ушам ударил неслышимый для обычных людей пронзительный потусторонний звук - это резко, в один миг, развернулось вокруг них пространство Серой Дороги. Удар леденящего ветра сбил дыхание, опрокинул, поволок куда-то во тьму. Порошин сгрёб девушку в охапку и крепко прижал к себе, а она вцепилась что было мочи в его шинель. Их закрутило, подбросило и крепко приложило о землю. Холод окатил Порошина - хорошо знакомый ему холод Серой Дороги, словно выдувающий изнутри жизненное тепло. И - оглушительная после удара тишина.
Порошин осторожно открыл глаза. Они сидели на земляном полу, крепко обнявшись. Их забросило, несомненно, куда-то близко к Серой Дороге - но не совсем на неё, потому что вместо тусклого марева маг увидел полутёмное помещение с низким дощатым потолком, освещённое единственной свечой, воткнутой в заляпанную воском бутылку из зелёного стекла. Бутылка стояла на грубо сколоченном столе, заваленном в беспорядке какими-то бумагами. Вокруг стола собрались люди в военной форме, в слабом свете казавшиеся призраками. Порошин поморгал - нет, дело не в свече, просто всё вокруг кажется блёклым, словно тонет в лёгком тумане. Серая Дорога рядом... Но что это - блиндаж? Где? И что это за люди?
А они обернулись и все как один глядели на мага с помощницей, как на свершившееся чудо.
Наконец вперёд шагнул высокий офицер в полузнакомой форме: гимнастёрка вроде похожа на полевую, а вроде и не похожа, фуражка с кокардой, а не с красной звездой, погоны - странные, и на боку - сабля... Что, откуда?.. Порошин пригляделся и почувствовал, как у него дыхание пересеклось. Он понял. Мёртвая была могила на берегу прудика, да не совсем. Людей давно уж нет, а призраки остались. Вот они все, лежащие в ней, погибшие тридцать лет назад русские солдаты.
И впрямь - чудо.
Ещё несколько мгновений они молча глядели друг на друга: два времени, две войны. Четырнадцатый год и сорок пятый. Порошину и раньше случалось сталкиваться с призраками давно умерших людей, но никогда ещё они не выглядели такими настоящими, такими живыми. Такими... похожими на него самого.
Призрак - нечто большее, чем душа, и нечто меньшее, чем человек. Сущность, слишком тяжёлая для Серой Дороги и слишком легковесная для материального мира живых. С какой стороны ни погляди - аномалия, и существовать-то могущая только и исключительно в зоне магических возмущений. 'Это куда же нас занесло...' - растерянно подумал посмертник.
Маг осторожно оторвал от себя всё ещё цеплявшуюся за шинель Лидочку, поднялся и помог встать и ей. С неизвестным офицером он оказался одного роста. Тот, пожалуй, был постарше, носил тонкие, лихо закрученные кверху усы, а фуражку чуть сдвигал на правую сторону. Точно так, как Порошин видел на старых фотографиях.
Офицер дождался, когда маг поднимется, и обратился к нему, явно сдерживая волнение:
- Ну вот, Архипов, - сказал офицер кому-то через плечо с явным облегчением, - а ты не верил, что помощь придёт! Погоны у вас, господин штабс-капитан, без вензеля, без номера... Что-то новое ввели? Для полевой формы? Да и форма... - и он покосился почему-то не на Порошина, а на Синичку, тихонько стоявшую за плечом у мага.
- Подпоручик Волынского лейб-гвардии полка Езерский, со мною два унтер-офицера, казаков трое и сестра милосердия! - вытянувшись, доложил призрак. - Ждём приказаний, господин штабс-капитан!
- К-каких приказаний? - опешил Порошин. Он всё ещё не мог сообразить, где находится. И не Серая Дорога, и не обычный мир, но выдерживает и призраков, и обычных, живых, вполне материальных людей... Разве что 'пузырь'? Редкость, конечно, но не исключительная редкость. Бывает, что сильный магический удар на миг смешивает два пространства, и в тонкую эфирную материю, точно капли масла в воду, попадают кусочки материального мира. Так и плавают сами по себе, пока не потеряют всю энергию и не растворятся. Видно, в прошлую войну возле этого фольварка маги бились до того яростно, что аж пространство вспузырилось... И могила-то русская и впрямь оказалась 'закрытой', чистой - только вот не заметил никто из магов, что русские души попались в ловушку.
- Как это - каких приказаний? - в свою очередь изумился подпоручик. - Германец в атаку полез, устали отбиваться, а связи нет давно! Обороняем блиндаж этот, действуем по обстановке! Другого приказа не имеем!
В этот момент призрачную стену блиндажа сотряс сильный удар, с потолка сквозь щели посыпалась земля. Теперь только Порошин увидел, что в стене, куда ударил невидимый враг, была дверь, сколоченная из таких же грубых досок, что и стол. Поперёк дверного полотна лежала засовом толстенная доска. При каждом ударе дверь ощутимо вздрагивала, а доска подпрыгивала, грозя вылететь из гнёзд. Атеист Порошин едва не перекрестился: что это за атака, откуда? Здесь, возле Серой Дороги?! Что за сила долбит этот несчастный 'пузырь'?
- Без передыху бьются, - пожаловался один из казаков - пожилой, с пышной седеющей бородой, любовно уложенной на груди. Он стоял, привалившись спиной к стене, в которую снова посыпались удары. - Погодите, ваше благородие, вскорости в дверь полезут...
- Я не благородие, - автоматически возразил Порошин, но тут встряла пришедшая в себя Синичка.
- Товарищ майор! - возмутилась она. - Нам возвращаться надо! Там вот-вот могилу прорвёт, а вы тут с этим... разговариваете! Это ж небось красновцы какие-то!
И она указала гордо вздёрнутым подбородком на подпоручика, развернувшегося уже к двери. Но Езерский только кинул на неё неприязненный взгляд и скомандовал своим:
- Болотов, Архипов, Штольберг - слева, остальные - справа, Елена - ваше прикрытие!
Ответил ей пожилой казак:
- Ты, дочка, вначале срамоту прикрой, а уж после рот открывай. Кто ж тебе так подол-то оборвал...
Даже сквозь дымку Серой Дороги видно было, как Лидочкины щёки залила краска. Девушка сердито запахнула на груди шинель, но это, конечно, не помогло: ноги ниже колен всё равно оставались открытыми. Форменная юбка и шинель сорок пятого года показались четырнадцатому неприличными. 'Срамота'...
- Сними шинель и укройся, - велел ей Порошин.
- Ещё чего! - фыркнула Лидочка. От возмущения она, похоже, даже бояться перестала. - Всякие старорежимные прихвостни мне будут замечания делать...
- Синицына, тебе приказ неясен? - ледяным тоном спросил маг. Помощница притихла и начала нехотя стаскивать с плеч шинель. Глаза её, кажется, заблестели сильнее обычного. Порошин сделал вид, что ничего не замечает, но прибавил уже куда мягче:
- Не забывай, у нас служба особая. Нам головой думать надо, Лида, а не горячим комсомольским сердцем. Хотя сердце, конечно, вещь тоже нужная... Про прорыв я помню не хуже тебя. Но пока мы не поймём, где и почему оказались, нам отсюда не уйти. Понятно?
Кажется, впервые за всё время совместной работы он назвал Синичку по имени. И тут же поймал грустный взгляд сестры милосердия: высокой, худенькой, большеглазой девушки, по виду - Лидочкиной ровесницы. Она словно сошла со старой фотографии: тихая, в коричневом платье в пол, в полотняном белом переднике и белом же глухом платке. Все, кто был в блиндаже, уже заняли позицию по обе стороны от двери, держа наизготовку шашки - видно было, что атаки отбивают не в первый раз. А девушка встала позади всех, тоже привычно, вскинула руки, ловя невесть откуда обрывки магических потоков.
Она ещё и маг?!
- Господин штабс-капитан, - обратился к нему Езерский, застывший возле двери, которая уже ходила ходуном от ударов. - Помогите отбиться, Елене подсобите! Маг она, да сил у неё маловато. А у вас-то куда больше должно быть, коли сюда пробились. Германцы лезут, черти, словно им перцу на хвост насыпали!
'Кажется, они так и не поняли, что умерли, - потрясённо подумал Порошин. - И нас принимают за таких же, как они сами, русских солдат на последнем рубеже обороны'.
Он схватил за руку надувшуюся помощницу, которая кое-как завязала вокруг талии шинель, и поставил её рядом с сестрой милосердия.
- Поможешь! - твёрдо сказал он. - Пока я разбираюсь, что тут за атака, и не наш ли это прорыв буйствует...
Идея эта пришла ему в голову внезапно. Они с Синичкой направили энергию от взорвавшейся 'крышки' в свёрнутое пространство посмертия, однако взрыв затянул мага с помощницей в 'пузырь'. Почему? Да потому, что 'пузырь' этот, словно пробка, застрял на границе меж миром мёртвых и живых. И все удары по тонкому посмертному пространству, которые наносил сейчас немецкий памятник-оберег, все связки, все заклятия - всё это упиралось в 'пузырь'.
Вот и выходило, что между грандиозной 'атакой мертвецов', задуманной как последний рубеж германской обороны, и живыми советскими солдатами на земле стояли только семеро давно погибших русских. А теперь ещё и Порошин с Лидочкой.
'И ведь наверняка немецкие маги этот 'пузырь' видели, - с неожиданной яростью подумал посмертник, глядя, как прогибаются под ударами извне толстые доски дверного полотна. - Видели и нарочно подогнали поближе к этой каменюке с орлом, чтобы предохранитель поставить, на тот случай, если прорыв начнётся случайно. Мало ли по какой причине может фон пойдёт вразнос... Только вряд ли они рассчитывали, что 'пузырь' станет так упорно сопротивляться. То, что было внутри 'пузыря' их, конечно, не интересовало'.
- Ваше благородие! - тихо сказала сестра милосердия и вскинула на него огромные светлые глаза, под которыми залегли мертвенные тени. - Ваше благородие... Вы же нас выведете? Мочи нет больше тут сидеть. Хоть бы уж и в атаку пойти, пусть на штыки, только чтоб отсюда. На воздух, на солнце... Ночь больно длинная выдалась. Когда кончится...
Она маг, сообразил Порошин, и потому острей других чувствует и эту мглу, и этот холод, и время, которое для других здесь едва ощутимо.
- Выведем, - неожиданно ответила за него Синичка. - Выведем обязательно!
То ли прочувствовала, каково было этим людям томиться здесь так долго, то ли просто решила поддержать - но Порошин был ей благодарен. Хотя вывести отсюда подпоручика Езерского с его маленьким отрядом можно было лишь в одну сторону, да и то неизвестно, дойдут ли - даже на Серой Дороге тонкой материи человеческих душ требовался некоторый запас энергии. А у этих-то, тридцать лет свою энергию тративших, чтоб существовать в 'пузыре', а потом - чтоб сдерживать натиск снаружи, откуда у них силы? Всё потратили.
- Ну, с Богом, братцы! - сказал Езерский и перекрестился. Остальные перекрестились тоже, и один из казаков, помоложе, чем-то похожий на круглолицего шутника-сержанта Седых, с усилием поднял из гнёзд засов и сразу отскочил в сторону.
Дверь распахнулась, с силой ударившись о стену блиндажа. В проём ворвались клубы ледяного серого тумана, а вместе с ним - смутные крики и вражеские солдаты. Маг видел серые шинели, тускло блестевшие клинки, медные пятна германских имперских касок и тёмные - фашистских. Здесь, на границе двух пространств, души вновь обретали подобие материального прижизненного тела, как и призраки в 'пузыре' - а за их спинами клубился непроглядный мрак.
- Пли! - скомандовал Езерский, и мимо плеча Порошина просвистел жгут настоящего пламени - впрочем, нет, чистой силы. Ударил в проём, смёл атакующих, опалил доски. На одном из косяков ещё мгновение трепетал живой оранжевый язычок...
Зато в блиндаже мгновенно похолодало, на брёвнах едва изморозь не выступила. Силу здесь можно было взять только лишь из самого 'пузыря' - приближая, таким образом, неизбежный его конец. А вместе с ним - и всех тех, кто был внутри.