Аннотация: Фанфик по "Властелину Колец", первый мой прозаический текст. Надо бы переписать, но пока лень:)
Последний Хранитель.
Хэл застыл в дверях, разглядывая комнату. Она была светлая и довольно просторная - гораздо просторнее той, в которой он жил раньше. Вся обстановка была специально подобрана для нового хозяина: приземистая кровать с резной спинкой, устойчивая скамья вместо стула, низкие книжные полки. Над кроватью - картина, изображающая идущий полным ходом парусник. По правде говоря, очень уютная была комната, и Хэлу она с первого взгляда понравилась, но он продолжал мяться на пороге, словно мышь перед мышеловкой.
-Да зайди же наконец! - раздражённо сказала мама.
Мальчик, опираясь рукой о косяк, с трудом перешагнул через порог. Ноги от рождения плохо его слушались, а сегодня, после трех суток тряски в экипаже, вообще отказывались ходить.
-Ну как, нравится?
Мама стояла у окна. Рама была поднята, и бродивший по комнате ветерок шевелил ее светлые волосы. Какая она красивая! И до невозможности далекая - как парусник на картине. Хэл проковылял к окну, мать обняла его за плечи:
-Ты чего такой грустный, устал? Ничего, сегодня отдохнешь. Ты только погляди, какая здесь красота! Видишь деревья? Это и есть Золотая Роща. За ней деревня Лаурен и почтовая станция - всего четверть часа езды отсюда. А жить мы будем в Усадьбе. Гляди!
Под окном располагался небольшой двор, обнесенный низкой каменной оградой. Со двора выбегала узкая проселочная дорога и терялась из виду, огибая лес. Он высился совсем близко сплошной курчавой стеной, и вершины его деревьев сияли золотом в свете осеннего солнца.
Хэл молчал, и мать посмотрела на него внимательнее, а потом присела рядом и заглянула в глаза. Глаза у них были одинаковые: коричневые, как зимние переспелые вишни.
-Я знаю, ты скучаешь по Белфаласу. Но и здесь ты найдешь себе друзей. Через месяц откроется школа в Лаурене, там много ребят. Пойми же, Хэл, здесь твой отец уважаемый человек, управляющий поместьем, а не наемный работник, как в Белфаласе. Другой такой работы просто не найти! Кроме этого сумасшедшего, никто больше не станет платить бешеные деньги только за присмотр за куском леса.
Сумасшедшим мама называла господина Бьорна, старинного приятеля отца. И в самом деле, был он со странностями, хоть и происходил из богатой семьи. Больше всего на свете его интересовали редкие растения, и все свое состояние он тратил на устройство ботанических садов и на организацию экспедиций в далекие страны. Хэл видел господина Бьорна всего раз или два в своей жизни, но слышал целую кучу самых невероятных рассказов о нем, неизменно завершавшихся словами: "Он точно чокнутый, этот Бьорн!", и Хэл завидовал ему черной завистью.
В коридоре заскрипели половицы, и угрюмого вида конюх втащил в комнату два баула с вещами.
-Спасибо, Олли, - сказала мама. - Можете быть свободны.
Она всегда держалась как королева.
-Значит так, сынок, - мама принялась расстегивать на баулах тяжелые медные пряжки, - надо распаковать вещи и выбрать самое необходимое. Завтра мы уезжаем в Брит на три дня. У отца там несколько важных дел, связанных с покупкой леса, да и мне надо подыскать новую работу. С нами поедет господин Бьорн, сегодня он оформляет сделку у здешнего нотариуса. Они с отцом вернутся как раз к чаю, так что не опаздывай. Ну как, справишься с вещами сам?
Отвечать "нет" не имело смысла.
-Вот и хорошо, - мама направилась к двери, но на секунду задержалась. - Все, что выберешь для поездки, сложи на скамью. Я скажу прислуге. - И она вышла, плотно притворив дверь.
Мальчик плюхнулся на кровать и долго сидел, уставившись в одну точку. Зачем этот чокнутый Бьорн вспомнил про них? Зачем они променяли Белфалас на этот лес? Здесь даже не деревня, просто дом на отшибе! Хэл чуть не плакал. Он бы, кажется, все сейчас отдал, чтобы вернуться в старый деревянный дом на узкой улочке, бегущей от порта в гору, в свою прежнюю комнату, тесную и темную, с частым переплетом рамы в высоком окне. В это окно каждое утро ударялись камушки - до тех пор, пока Хэл не распахнет дряхлые створки - а под окном со скучающим видом ждал рыжий, смахивавший на бродячего кота Валли - лучший друг, деливший с Хэлом тяготы школьной жизни. "Он когда-нибудь разобьет тебе окно, - говорила мама. - Может, ему лучше было бы стучаться в дверь? И скажи ему, чтобы он привел в порядок свои волосы".
Теперь и Валли, и кривая улочка, наполненная запахом близкой воды, и портовая разноголосица - все это осталось только в воспоминаниях.
Он никогда больше не увидит Белфалас.
Чтобы совсем не раскиснуть от жалости к себе, Хэл принялся разбирать баулы. Пальцы не слушались, вещи выскальзывали, он ронял одно и то же по нескольку раз, и через полчаса устал до изнеможения. Однако отступить не посмел - никто бы не понял.
Он не такой, как все. В целом мире никто не скажет, почему одни дети рождаются здоровыми, а другие нет, почему именно его, Хэла, руки и ноги от рождения скрючены? Почему обычные дети болтают без умолку, а ему нужно напрячь все силы, чтобы окружающие могли разобрать его речь? Почему то, что у других выходит легко, для него почти невозможно?
Он чувствовал себя птицей, заточенной в клетке собственного тела.
Когда-то Хэл мечтал стать моряком. Вязать узлы, грузить в трюм остро пахнущие мешки с пряностями, стоять у руля, когда корабль идет в открытое море, и на лице оседают холодные соленые брызги. Когда-то Хэл верил в свою мечту, а сейчас не верил совсем, и все же втайне от всех он иногда представлял себе, что однажды утром просыпается здоровым. Эта мечта никак не хотела умирать.
От грустных мыслей его отвлек грохот подъезжающего экипажа. Хэл изо всех сил заторопился к окну, но увидел лишь часть запыленного тента. Зато ему все было слышно, и он, замерев, прислушивался к звукам, доносящимся от крыльца.
-Подписал! Подписал без единого возражения! Нотариус был поражен!
Очевидно, этот взволнованный тенор принадлежал господину Бьорну. Слова сыпались из него, как горошины из кулька.
-Мы сами были поражены, особенно после того, что нам о нем рассказывали. Простите, дорогая Мариэль, я даже не поздоровался... Это от радости. Вы все такая же красавица... Я сомневаюсь, что этот человек знает истинную стоимость своих деревьев. Они бесценны! А он согласился на первую же сумму, которую мы ему назвали. Весьма, кстати, скромную. А нам говорили...
Тут мать что-то сказала ему, и господин Бьорн дробно рассмеялся.
-О, Мариэль, вы настоящая женщина! Нет, в дом мы еще успеем. Мне нужно ноги размять и успокоиться. Простите меня, я сегодня все свои манеры оставил у нотариуса... Не спрашиваю вас о делах, ваш цветущий вид говорит сам за себя... Ведь вы никогда не бросите свою службу, не так ли, дорогая?
Вежливый смех матери.
-Я рад за вас, - продолжал господин Бьорн. - А как сынок? Он... здоров?
-По-прежнему, - ответил отец. - Он умница, и мы никогда не делали ему скидок на его... болезнь. Он не должен чувствовать себя ущербным. И он справляется. Ходит в обычную школу...
У Хэла неожиданно затряслись ноги, и он едва не свалился на пол. А господин Бьорн снова рассмеялся:
-У нас все же получилось! Мариэль, вы не представляете себе, что это за лес... Такую удачу надо отметить!
-А как вам прежний владелец? - спросила мать, и Хэл уловил в ее голосе неприкрытое любопытство. - Я наслушалась от прислуги самых ужасных рассказов: и что он колдун, и что в Роще люди пропадают бесследно, и что он чуть ли не крадет детей...
Отец и господин Бьорн дружно рассмеялись.
-Какая ерунда, Мариэль, - воскликнул гость. - В деревне чего не могут понять, то обязательно валят на колдовство. Он действительно странный, этот Гэльмир, но не более того. Да, он одевается не по моде, он не общается с местными жителями и не дает им ходить через Рощу... Но это не преступление!
-Гэльмир довольно здравомыслящий человек, - заметил отец. - Прежде чем вести с нами переговоры, он навел о нас справки, уж не знаю где. У меня возникло чувство, что важнее всего для него было сохранить Рощу нетронутой, поэтому он и согласился продать ее нам. Нотариус говорил, что в прошлом году Северо-Восточная компания предлагала ему раз в пять больше...
-Собирались прокладывать железную дорогу через Золотую Рощу! - возмутился господин Бьорн. - Вот кто преступники!
-А сам он где собирается жить после продажи леса? - спросила мать. - Он не говорил?
-Говорил, что уже стар и хочет уехать к родным, куда-то на Запад.
-На Побережье, что ли? - удивилась мама.
-Может быть... По крайней мере, он просил трехдневную отсрочку, чтобы закончить свои дела. Поэтому договор вступает в силу только семнадцатого... Но пойдемте же в дом, уже холодает.
"Хоть господин Бьорн и приятель отца, - грустно подумал Хэл, - но он хозяин этого дома и имеет право командовать, а мы тут временные жильцы. И зачем мы уехали?"
Пить чай со взрослыми ему не хотелось, и он продолжил разбирать вещи, однако мысль, что совсем рядом, в таинственном лесу живет настоящий колдун - ну, или почти настоящий - не давала покоя. Мальчик отложил в сторону куртку, которую только что вытащил из баула, и подошел к окну. Солнце уже село, и Золотая Роща стояла потухшая и безмолвная. Хэл попытался разглядеть в сумраке хоть какое-то движение или огонек, но весь мир, казалось, погрузился в сон. Мальчик всматривался в сумрак, пока перед глазами не поплыли цветные круги, а потом вдруг ощутил невероятную усталость. Он доплелся до кровати, спотыкаясь о разбросанные по полу вещи, рухнул поверх одеяла и мгновенно заснул. Наверно, впервые в жизни он лег не умывшись и не вполне раздевшись, и не слышал, как умолкли голоса взрослых, как в комнату заглянула мать, как ночной ветерок шевелил занавески, принося с собой запах осенних цветов и тихую непонятную музыку.
Утром Хэл проснулся от тишины. Раньше его будило громыхание колес по мостовой, шум близкого порта, пронзительные крики чаек, а здесь только шелест листьев долетал из Рощи. Мальчик сполз с кровати, поплескал в лицо холодной водой, наклонившись над медным умывальником. С утра, как обычно, тело было словно деревянное. Он как раз натягивал курточку, пыхтя от напряжения, когда в комнату заглянула мать:
-Ты рано сегодня, сынок. Проходи в гостиную, будешь завтракать с нами.
В другой раз Хэл бегом бы побежал, чтобы посидеть за столом с господином Бьорном, но вчерашнее подавленное настроение еще не улетучилось. Он плелся в гостиную еле-еле, собирая пальцем пыль со стенных панелей, как будто боялся идти.
Гостиная оказалась маленькой, почти пустой комнатой, только в середине стоял круглый чайный стол. Мама подвела Хэла к столу, придерживая за локоть, и официально представила:
-Бьорн, это наш сын Хэл. Хэл, это господин Бьорн.
Господин Бьорн, маленький человечек с острой бородкой и живыми глазами, пожал Хэлу руку. Словно из воздуха возникла толстая молодая служанка и принялась разливать чай.
Хэл ждал, что господин Бьорн начнет рассказывать о своих путешествиях, но все рассказы, очевидно, кончились еще вчера. Сегодня они говорили о каких-то документах, страховках, грузах. Мальчик ничего не понимал, и скучал, глядя в чашку. Очнулся он, когда мама спросила:
-Ты готов? Через полчаса мы выезжаем.
Выезжаем! Хэл совершенно забыл про поездку. При одной мысли о дорожной тряске у него заныли суставы. Он напрягся и как можно отчетливее выговорил:
-Мама, я плохо себя чувствую. Можно, я останусь здесь?
Родители удивленно переглянулись, но их опередил господин Бьорн:
-Мне кажется, мальчик уже взрослый. В этом возрасте он вправе решать, хочет он поехать с нами или нет. Я понимаю его, он устал от долгого пути, и еще три дня скитаний по дорогам и гостиницам вряд ли добавят ему здоровья. Если одиночество его не страшит...
И он пожал плечами.
-Сынок, ты ведь никогда не оставался один так надолго, - тихо сказала мама.
-Я не хочу ехать, - повторил Хэл. - Я правда устал, у меня ноги болят в экипаже.
-Дорогая, сын у нас вполне самостоятельный, - сказал отец, словно ставя точку в этом споре. - И он будет не один. В Усадьбе остается Зильбета, конюх... Бьорн прав, Хэл уже большой мальчик. Он умеет быть осторожным.
Некоторое время после отъезда родителей Хэл слонялся по дому, потом вышел во двор. Солнце сияло вовсю, дыхание осени ощущалось только в налетающем прохладном ветерке. На подстриженной лужайке перед домом валялось несколько крупных золотистых листьев. Хэл поднял один: он был покрыт коричневыми точками и чуть подсох по краям, словно поджаристый блинчик. Мальчик уселся на крыльцо, вертя в пальцах лист. На душе у него было как-то пусто: не хотелось ни читать, ни играть, ни исследовать незнакомый дом. Больше всего хотелось, чтобы рядом оказался Валли, которому он мог бы рассказать обо всем: о долгом пути, о новом доме, о путешественнике Бьорне... Но Валли был далеко. Хэл посидел еще немного, потом бросил лист и отправился в свою комнату.
Он напишет Валли письмо. Раз не может поговорить с ним так, значит, напишет на бумаге. В Лаурене есть почтовая станция, они проезжали мимо. Адрес он тоже знает.
В недрах распотрошенного баула Хэл отыскал свои школьные принадлежности, разложил их на столе, и, закусив губу, принялся выводить строчки. Писал он плохо, да еще и левой рукой, так что пришлось три раза переписывать письмо, чтобы вышло разборчиво: то кляксу посадит, то размажет нечаянно чернила, а то перо поведет совсем не в ту сторону. Закончив, он аккуратно сложил листок и отправился разыскивать толстую Зильбету.
- Кто-нибудь поедет сегодня в Лаурен? - как можно отчетливее проговорил мальчик.
Зильбета некоторое время молчала, очевидно, обдумывая вопрос.
-Пока хозяева не вернутся, никто в деревню не пойдет, - наконец проворчала она и снова взялась за метлу.
-Я пойду к себе, - громко сказал Хэл, но Зильбета даже не подняла головы.
В комнату он не вернулся, снова вышел на крыльцо. Солнечный, почти летний день сиял во всем своем великолепии, а Хэлу хотелось плакать. Ну почему у него никогда ничего не получается?
Внезапно в голове мелькнула невозможная мысль: а что, если самому отправиться в Лаурен? Конечно, не верхом, на лошадь ему никогда в жизни не забраться. Нет, надо пойти пешком. Мама говорила, что до деревни четверть часа езды, значит, дойдет он за час-полтора. Даже если идти полтора часа туда и полтора обратно, он вернется задолго до захода солнца. Он сможет, он успеет, никто ничего и не заметит: Зильбета возится на кухне, а светловолосый конюх Олли не вылезает из конюшни - для него, похоже, лошади милее людей.
Мальчик скинул куртку - на солнцепеке становилось жарко, засунул письмо в нагрудный карман рубашки и, озираясь по сторонам, выбрался за ограду. Перед ним лежала сельская дорога, поросшая между колеями колкой зеленой травкой. Совсем невдалеке проселок круто сворачивал вправо, скрываясь за деревьями Золотой Рощи. Хэл еще раз оглянулся и решительно двинулся вперед.
Вначале он шел довольно быстро, но солнце припекало все сильней, а новые ботинки, купленные перед самым отъездом из Белфаласа, вдруг стали тесны. Через четверть часа после того, как он прошел поворот, мальчик остановился. Сил идти больше не было, ноги сводило судорогой. До Лаурена еще далеко, а потом предстоит обратный путь. Возвратиться сейчас... Это означало бы, что он сдался, а сдаваться Хэл не желал. Может, он и не совсем здоровый, но не слабак! Хэл топтался на месте, не в силах сделать выбор.
В отчаянии он огляделся, но не увидел ничего, что могло бы ему помочь: слева от дороги простиралась пустынная равнина, поросшая редким кустарником, справа - высились стволы Золотой Рощи. Хэл сжал зубы и двинулся дальше, испытывая при каждом шаге мучительную боль. Мышцы скрутило, глаза заливал горячий пот. Через несколько метров он просто рухнул на обочину.
Какое-то время мальчик сидел в траве, бездумно глядя, как возле его башмаков копошатся мелкие черные муравьи. Силы постепенно возвращались, и дорога на Лаурен перестала казаться непреодолимой, но... Если бы хоть кто-нибудь ехал по этой дороге! Хоть в какую сторону! Против воли в глазах закипали слезы.
Хэл поднял голову. Он сидел на краю дороги, почти под пологом Золотой Рощи, и солнце трепетало в золотой листве над ним. Шум ветра в кронах до боли походил на отдаленный шум прибоя. Мальчик словно на мгновение оказался где-то далеко отсюда, ощутил на лице другой свет солнца и морской ветер, и неповторимое чувство полета... Хэл тряхнул головой, прогоняя наваждение.
Он попытался подняться и вдруг увидел... Да нет, ему показалось... Нет, на самом деле! В двух шагах от него от дороги отделялась хорошо утоптанная тропинка и скрывалась в густом орешнике на опушке Рощи. Значит, люди из Лаурена все-таки ходят через лес! Еще бы, ведь дорога, огибающая Рощу, раза в три длиннее прямого пути. Хэл встал на ноги. Он едва не прыгал от радости. Если люди ходят напрямик, значит, они не боятся хозяина Золотой Рощи, кем бы он там ни был. А если ходят люди, то почему Хэл не может? Через Рощу он здорово сократит путь.
В этот теплый солнечный день Роща не выглядела опасной, ни, тем более, обитаемой. Хэл доковылял до тропы и на секунду остановился, чтобы отмести все сомнения. Он не деревенская бабка, чтобы трястись при слове "колдовство", так чего бояться? Мальчик отодвинул нависшие над тропой ветви орешника и вступил в чертог Золотой Рощи.
Он как будто перешагнул невидимую черту, разделявшую два разных мира. Яркий свет, ветер, шум листьев - все это осталось позади. Здесь царили полумрак и торжественная, ничем не нарушаемая тишина. Прохладный воздух был напоен запахом влажной земли. Деревья возносили вверх гладкие серые стволы, мощные, словно столпы мироздания. Между ними толпились прозрачные как призраки молодые деревца. Где-то невероятно высоко ветви гигантов сплетались, образуя плотный золотисто-зеленый лиственный полог. Но сквозь него все же пробивались косые солнечные лучи, и в каждом из них плавал светло-золотой лист, или дрожала гроздь алых ягод, или переливалась осенняя паутинка.
Хэл осторожно пошел вперед, стараясь не нарушать лесную тишину. Трава здесь была редкая, сухая, кое-где в ней уже лежали скрученные хрупкие листья. Даже упавших веток не было, только вздутые корни, выбухающие из земли, словно вены. Мальчик озирался по сторонам, исполнившись невольного благоговения перед этим удивительным, но каким-то чуждым местом. Он отошел уже на значительное расстояние от дороги, и опушка Рощи потерялась из виду, когда тропинка, которая завела его сюда, вдруг растворилась в траве. Хэл остановился в растерянности, пытаясь найти ее, но тропинки словно никогда и не было: ни позади него, ни впереди, нигде вообще. Только желтый лист спланировал к его ногам, как зловещее послание.
Хэл вдруг услышал, как громко стучит его сердце. Куда он шел? В какой стороне край леса? Как отсюда выбраться? Совершенно потеряв голову, он заковылял обратно, надеясь выйти к опушке, но лес, словно сумрачный лабиринт, не хотел его выпускать: деревья расступались, пропуская его, и смыкались сзади, скрывая все следы. Страх вдруг неимоверно вырос, он гнал мальчика вперед и вперед. Хэл взмок, он почти бежал, не замечая боли в перенапряженных мышцах.
Узловатый корень, скрытый высокой травой, попался под ноги неожиданно. Подошва заскользила, острая боль пронзила лодыжку, и Хэл, вскрикнув, полетел лицом в мягкую лесную землю.
Несколько секунд он лежал, пораженный внезапной тишиной. Потом с трудом сел. Правая лодыжка вывернулась, и даже дотронуться до нее было больно. От растерянности, от страха и боли на глаза навернулись слезы. Мальчик чувствовал, как они обжигают щеки, но даже не пытался вытереть лицо.
Близкий шорох заставил его вздрогнуть, и тут же над головой прозвучал негромкий голос:
-Кто ты такой и что делаешь в чужих владениях?
Хэл инстинктивно отпрянул и обернулся. Над ним стоял высокий человек, с ног до головы закутанный в старинный серый плащ. Лицо его скрывал низко надвинутый островерхий капюшон, одна рука покоилась на рукояти кинжала, висевшего на поясе. Мальчик хотел ответить, но спазм сжал горло, и он не смог произнести ни звука, только слезы сильнее потекли из глаз.
Незнакомец молча смотрел на него, в густой тени под капюшоном поблескивали глаза.
Хэл чувствовал, как ужас сковывает его по рукам и ногам. Единственное, что он сейчас мог - это плакать.
Человек в плаще внезапно шагнул к нему, наклонился и спросил уже гораздо мягче:
-Что с тобой случилось, маленький человек?
Хэл только всхлипывал.
Незнакомец покачал головой, после чего откинул назад капюшон и осторожно прикоснулся к вывернутой лодыжке Хэла. Мальчик дернулся, но человек что-то строго сказал ему - Хэл не понял ни слова - и тихонько прощупал сустав изящными, как у девушки, пальцами. Странно, но боль ушла, уступив место онемению, а вместе с ней ушли слезы и страх.
Хэл смотрел на своего странного спасителя во все глаза. Когда-то мама брала его в поездку на Побережье, и они побывали в знаменитых развалинах Белого Города. Там было множество изваяний - и целых, и почти разрушенных, и мама рассказывала, что никто толком не знает, кого же они изображают и сколько им лет: три тысячи, четыре, пять? Человек, встреченный Хэлом в Золотой Роще, как две капли воды походил на виденные тогда статуи: такие же тонкие черты лица, необычный разрез глаз, чуть заостренные уши. Длинные светлые волосы незнакомца были стянуты на затылке кожаным шнуром. Он взглянул Хэлу в глаза, и мальчик, завороженный ясным сиянием его глаз, невольно спросил:
-Кто ты?
-Мое имя Гэльмир. Гэльмир из народа нолдор.
Гэльмир! Значит, он и есть прежний владелец Золотой Рощи, наводивший страх на всю округу. Однако ничего пугающего в его внешности Хэл не нашел, только вид у него чудной.
-Я могу тебе помочь, - сухо сказал Гэльмир, - но это лучше сделать в моем доме. А потом ты немедленно покинешь пределы Золотого Леса.
Хэл кивнул, продолжая разглядывать его. Человек был уже немолод - лет сорок, не меньше - но в его движениях угадывалась немалая физическая сила в странном сочетании с изяществом.
Гэльмир поднял мальчика на руки, и Хэл ухватился за него, чувствуя под пальцами теплое твердое плечо. Хозяин Золотой рощи шел легко, словно плыл, ориентируясь в лесу по ему одному известным приметам - Хэл не заметил ни одной тропинки, ни одной зарубки. Мальчик высматривал между стволами домик или хижину, но Гэльмир остановился перед одним особенно толстым деревом. Возле ствола висела, покачиваясь, тоненькая веревочная лестница. Гэльмир ухватился за невесомую ступеньку и начал легко подниматься, придерживая Хэла одной рукой. Мальчик вцепился в серый плащ, чувствуя себя пауком на паутинке. Они поднимались все выше, и у Хэла при каждом взгляде вниз все сильнее захватывало дух.
-Пригнись, - сказал Гэльмир, и Хэл увидел, что над самой его головой на толстых ветках покоится прочный деревянный настил, закрытый сверху чем-то вроде шатра. В настиле темнело круглое отверстие, из которого и свешивалась лестница. Мальчик сжался, и Гэльмир без труда влез на платформу.
-Вот это да... - только и смог сказать Хэл, когда хозяин устроил его на низкой широкой скамье внутри шатра. Такого дома ему еще не доводилось видеть. Настил имел круглую форму, в центре, словно колонна, возвышался гладкий серый ствол и скрывался в отверстии потолка. По зеленому пологу-крыше гуляли солнечные пятна, и где-то близко слышался шум листвы и вздохи ветра. Несмотря на отсутствие окон, внутри древесного дома было довольно светло, и мальчик хорошо разглядел небольшой стол, уставленный какими-то сосудами, еще одну скамью и нечто, напоминающее сундук. Хэл не удержался от восхищённого возгласа - как это здорово, жить на дереве, словно птица!
Гэльмир тем временем сбросил свой серый плащ и искал что-то на столе, переставляя сосуды. Высокий, стройный, издали он походил на юношу, ради карнавала надевшего на себя старинный костюм. Хэлу было неловко молчать, и он заметил:
-Ты очень странный человек. Живешь на дереве...
-Я не человек, - возразил Гэльмир и взглянул на мальчика в упор. - Я эльф.
-Кто-о?
Гэльмир не ответил. Он спокойно стоял, словно давая себя рассмотреть, и чем дольше Хэл глядел на него, тем больше ему казалось, что Гэльмир действительно не человек. Не бывает у людей таких правильных, тонких черт, не бывает глаз, сияющих изнутри необъяснимым ясным светом. Ни один человек не может выглядеть одновременно юным и старым, словно припорошенным сверху пеплом прожитых лет. И никто, насколько знал Хэл, не живет в доме на дереве.
Однако мальчика не оставляли сомнения, и он сказал:
-Эльфы бывают только в сказках и в книжках для детей.
-Я эльф, маленький человек, просто время мое давно ушло. А то, что прошло... оно всегда обращается в сказку.
Хэл сидел на низкой лавке, темной, гладкой, с резными ножками, и ощущение нереальности происходящего росло в нем с каждой минутой. От него захватывало дух, как во сне, когда летишь над землей, свободный, невесомый, и видишь внизу свою мерцающую тень.
Гэльмир подошел к нему, держа в руках широкую глиняную чашу:
-Выпей это, маленький человек. Ты заснешь ненадолго, и я смогу вправить твой сустав, не причиняя боли.
Хэл принял чашу. Она была тяжелая, украшенная по краю сложным орнаментом из стеблей и листьев вьюнка. В чаше плескалась жидкость, на вид обыкновенная вода, которая почему-то терпко пахла болотными травами. Мальчик секунду колебался, потом выпил все до дна. Сразу сильно и мягко закружилась голова, чаша выскользнула из рук, но, кажется, Гэльмир успел подхватить ее. Через мгновение Хэл уже крепко спал.
Ему снился свет. Золотой обволакивающий свет, и кто-то, скрытый этим светом, говорил с ним, но, проснувшись, Хэл не мог вспомнить ни слова.
Некоторое время мальчик лежал с закрытыми глазами, всплывая на поверхность сна. Он чувствовал себя легким-легким, как будто его выстирали в чистой воде и просушили на теплом весеннем солнце. Потом открыл глаза и разглядывал колышущийся зеленый полог, весь в пятнах света, пытаясь вспомнить, где же находится.
Ах да, в Золотой Роще, в странном доме на дереве, в гостях у эльфа.
Хэл невольно рассмеялся.
-Как ты себя чувствуешь, маленький человек? - спросил знакомый голос с мягким акцентом.
Мальчик приподнялся и сел. Гэльмир что-то писал большим пером в свитке желтой бумаги, пристроившись на краю стола. Иногда он останавливался, хмурился, потом снова принимался писать.
-Я еще не понял, как я себя чувствую, - признался Хэл. - Но как-то не так, как обычно.
Эльф оторвался от свитка и поглядел на него своими сияющими глазами. Сейчас Хэлу показалось, что он все-таки молод. Или нет?
-Ты плохо двигаешься, - сказал Гэльмир. - Ты весь плохо двигаешься. Я никогда не видел, чтобы дети так... страдали. Почему?
-Я таким родился, - вздохнул Хэл. - А почему, никто не знает.
-Я сделал, что мог, - эльф покачал головой и снова заскрипел пером, - но этого недостаточно. Мир изменился, и наша магия почти растворилась в нем.
Некоторое время он молча писал, а Хэл сидел, наслаждаясь новым для него ощущением легкости.
-А почему ты пишешь пером? - спросил мальчик. Говорить ему было тоже непривычно легко.
-Чем же еще можно писать? - удивился эльф.
-Ну... В школе мы пишем ручками, они железные...
-Ты человек, вот в чем разница. У вас короткий век, вы торопитесь все успеть, оттого вам нужно все более быстрое, более удобное. Мы, эльфы, устроены по-другому...
-Эльфы?! - воскликнул Хэл. - Так ты не один?
-Один, - покачал головой Гэльмир. Он отложил перо в сторону и проглядывал написанное. - Когда-то на этом месте было большое поселение эльфов, оно называлось Лотлориэн. Здесь жили эльфийские владыки и волшебники, воины и ювелиры, ткачи и оружейники...
-Где же они все?
-Ушли за край мира, на Заокраинный Запад, в Благословенную Землю.
Мальчик засмеялся:
-За край мира нельзя уйти. Нам еще в школе учитель рассказывал, что Земля круглая, и если выйдешь из порта и поплывешь на запад, то вернешься туда же с востока.
-Это для людей Арда стала круглой. А для эльфов... Неужели люди об этом не помнят?
-Нет...
-У людей короткая жизнь и короткая память, - вздохнул Гэльмир.
-А ты кто? - с любопытством спросил Хэл. - Этот, как его... Летописец?
Эльф улыбнулся и покачал головой.
-Нет? А кто тогда? Волшебник? Нет? А кто?
-Я садовник, - ответил Гэльмир из народа нолдор.
-Садовник?! А почему все ушли, а ты один остался? Тебя не взяли?
-Почему ты так думаешь? - удивился эльф.
-Ну... - Хэл устроился на лавке поудобнее. - Я вот остаюсь последним, потому что делаю все хуже всех. В школе, например, я отвечаю тихо, пишу очень медленно... Быть последним - это плохо.
-Я остался здесь, потому что сам так пожелал, - возразил Гэльмир. - Когда мои родичи уходили отсюда, я был еще очень молод. Я не мог представить себе, как покину дом, где я родился, в котором прошло мое детство. Я не мог вообразить, как оставлю деревья, которые я посадил. Ведь они погибнут! Во мне не звучал еще голос, который рано или поздно призывает всех эльфов покинуть смертные земли. И я испросил разрешения у Владычицы остаться... Остаться до тех пор, пока не найдутся люди, которые могли бы ухаживать за мэллорнами.
-И ты их нашел... - прошептал мальчик. "Мне опять не повезло, - подумал он. - Я попал в сказку, а оказалось, что это самый ее конец, последняя страничка".
-Я их нашел, - повторил эльф, - но прежде прошло очень много времени. Мне удалось сохранить только самую сердцевину Леса. Но теперь я с легким сердцем могу покинуть эту землю.
Хэл промолчал. Отец говорил ему, что в этих местах лишь недавно воцарился мир. Несколько столетий подряд здесь то свирепствовал голод, то поветрие, то война, и край пришел в запустение. Эльфу, должно быть, пришлось несладко, но он все же не бросил свои деревья. Он сохранил Золотую Рощу для людей. Для всех людей... Для кого же еще?
-Я тоже покинул дом, где я родился, - сказал наконец мальчик. - Только я не хотел уезжать. Мои родители хотели, а меня они не спрашивают. Мама и папа у меня вообще-то хорошие... Они хотят, чтобы я стал самостоятельным, чтобы мог устроиться в жизни, потому что им некогда со мной возиться. Они очень много работают.
-Зачем?
-Зарабатывают деньги.
-Зачем? - повторил эльф.
-Ну... - Хэл в задумчивости водил пальцем по краю скамьи, - ну, чтобы лучше жить.
-Разве вы плохо живете?
-Нет... - Хэл окончательно зашел в тупик. - Наверно, им это просто нравится.
-А что тебе нравится? - спросил Гэльмир с неожиданным интересом. - Ты тоже будешь зарабатывать деньги, когда станешь взрослым?
Мальчик замялся. Когда-то он хотел быть моряком, торговцем, солдатом, но сейчас говорить об этом было почему-то неловко.
-Я всегда хотел стать таким же, как другие люди, - наконец сказал он, и сам удивился своему признанию, - но я никогда не думал - зачем.
Эльф некоторое время смотрел на него, и мальчику снова показалось, что Гэльмир старик, даром, что волосы у него не тронуты сединой.
-Вставай, маленький человек, - сказал Гэльмир, отворачиваясь, - солнце клонится к западу. Тебе пора возвращаться домой.
Хэл сполз с лавки и осторожно прошелся по пружинящим доскам настила. Удивительное чувство легкости не исчезло, и, хотя руки и ноги по-прежнему оставались согнутыми непреодолимой силой, ходить стало проще. Как будто воздух стал водой, а Хэл - рыбкой. Мальчик хотел спросить у эльфа, как это получилось, но тот хмуро напомнил:
-Пора идти.
Обратно Хэл шел сам. От боли в лодыжке не осталось и следа, он шагал за эльфом довольно бодро, с удовольствием вдыхая прохладный вечерний воздух. Ветерок утих, и текучий шум листьев почти не долетал до земли. Хэл успевал оглядываться по сторонам, чувствуя, что лес больше не кажется ему странным, как будто он провел много дней среди гладких, точно обтянутых шелком, стволов. Неожиданно деревья впереди расступились, и мальчик увидел картину, поразившую его до глубины сердца. Он остановился и только и смог сказать:
-Ух ты, какая красота...
На лесной прогалине возвышался небольшой холм, на вершине которого росло одинокое дерево: крепкий высокий мэллорн, золотая листва которого чуть трепетала на фоне вечернего неба. Склоны холма были усыпаны белыми и золотистыми цветами, похожими на звездочки и источавшими легкий аромат. Хэл невольно прошел вперед, разглядывая холм и дерево, словно парящее в теплом небе, и в нем вдруг поднялась щемящая волна грусти и восхищения этой уходящей красотой.
-Это Керин-Амрот, - пояснил Гэльмир. - Последний приют последней королевы людей и эльфов. Время не властно над ней даже после смерти... Ты чист душой, маленький человек, немногим из смертных дано было увидеть Керин-Амрот в Золотом Лесу.
Он взял мальчика за запястье и повел дальше, но всю дорогу у Хэла перед глазами стоял цветущий холм и одинокое золотое дерево.
-Мы пришли, маленький человек, - неожиданно сказал эльф. - Удачи тебе, и не ходи больше без спросу в чужих владениях.
Хэл и в самом деле увидел перед собой заросли орешника на опушке Рощи. Гэльмир слегка подтолкнул его в спину и, вздохнув, сказал:
-Намариэ...
-Что?
-Это значит "прощай", маленький человек.
-Подожди... - Хэл неожиданно понял, что ему совсем не хочется возвращаться домой. - Я слышал, ты еще три дня будешь здесь. Я хотел бы придти завтра, если ты не против. Если ты, конечно, можешь...
Эльф рассмеялся, а потом сказал очень серьезно:
-Я буду рад тебе. Ты ведь не сам сюда зашел. Тебя привело Провидение, а я не желаю спорить с судьбой.
Хэл выбрался на дорогу и побрел сквозь сиреневые сумерки к дому, где едва теплилось кухонное окно. Толстая Зильбета, ни о чем не спрашивая, поставила перед Хэлом ужин и свечу, и ушла к себе. В полном одиночестве он поел и по тихим темным коридорам отправился в свою комнату. Парусник на картине все так же резал волны. Раздеваясь, Хэл улыбнулся ему сквозь темноту. Почему-то ему показалось, что этот корабль уплывает все дальше, и утром на картине останется только море. Хэл погасил свечу, вполз под одеяло и тут же уснул. Письмо для Валли выпало из кармана, когда он раздевался, и скользнуло под кровать. Хэл о нем даже не вспомнил.
Следующие три дня слились для Хэла в одно сияющее, какое-то золотисто-зеленое время, как будто не дни, а годы провел он в заповедном мире Золотой Рощи. Они бродили по лесу, и Гэльмир показывал, как раскрываются семена мэллорнов, как уходит в землю крепкий светлый корешок, как поднимаются молодые деревья, увешанные крупными листьями, похожими на золотых птиц. Эльф рассказывал старинные предания: о сотворении Арды, о битвах Света и Тьмы, о королях и воинах, о любви и смерти, о предательстве и надежде. Мир, скучный, как школьный учебник естествознания, открывался перед мальчиком заново - будто ночная тень уходила, открывая взору невиданную ранее красоту.
Хэл всюду следовал за Гэльмиром и видел другие древесные дома; домашнюю утварь эльфийской работы, украшенную затейливым растительным орнаментом; старинное оружие, изящное и смертоносное. Перед закатом они сидели в траве возле подножия Керин Амрот, глядели на небо и молчали, хотя мальчику иногда казалось, что он слышит обрывки разговоров и далекое пение. Белые звездчатые цветы, усыпавшие склоны холма, пахли пронзительно и горько, осенняя листва шумела над головой, небо сияло вечерним светом - и не было в мире ничего прекраснее и печальней этого места.
Вечером третьего дня они ушли от кургана, когда над вершинами мэллорнов зажглась уже первая звезда.
-Завтра до полудня я должен покинуть Золотой Лес, - сказал Гэльмир, - мне хотелось бы попрощаться с тобой, прежде чем я уйду.
Хэл стоял молча. Ему казалось, что, ступив на дорогу, он окончательно покинет свой дом ради незнакомой жизни, в которой так много трудов и так мало искреннего счастья. Он никогда в жизни не испытывал такой горечи, и, как утопающий за соломинку, цеплялся за последние впечатления этого долгого дня: шорох травы под ногами, темнеющее небо, запах земли и увядающей листвы.
-Хорошо, - сказал он со вздохом. - Я постараюсь придти на рассвете.
Гэльмир лишь кивнул и бесшумно растворился в лесном сумраке. Хэл выбрался на опушку и остановился - одинокий ребенок на развилке дорог. Ночь стремительно опускалась на землю, звезды одна за другой проступали на глади неба, и мальчик все же заставил себя двинуться вперед. Усталось и грусть давали о себе знать, и шел он медленно, хромая больше обычного. Пройдя поворот, Хэл увидел, что в Усадьбе горят все окна, и оттуда доносится неясный шум.
-Приехали! - закричал он, и пошел так быстро, как только мог. Грусть испарилась без следа.
Встрепанный, радостно запыхавшийся, Хэл уже в темноте подошел к крыльцу. Перед крыльцом стоял запыленный экипаж, внутри дома перекрикивались голоса взрослых. Мальчик взобрался на крыльцо, потянул на себя дверь... Сердце мгновенно ухнуло в пятки, хотя улыбка еще держалась на лице, как приклеенная.
-Вот он, вернулся, - сказала мама, и ее тон подтвердил худшие опасения Хэла.
Просторный холл был ярко освещен, и на лицах взрослых, собравшихся перед лестницей, была написана тревога, постепенно сменившаяся облегчением, а потом гневом. В дальнем углу всхлипывала Зильбета.
-Где ты был? - спросил отец.
Горло у Хэла мгновенно сжала судорога, и он стоял в дверях, хватая ртом воздух.
-Где ты был? - повторил отец, и Хэл наконец выдохнул:
-В Ро... роще...
Мать крепко взяла его за запястье и увела в комнату.
Хэл проснулся, когда за окном уже ярко сияло солнце. Голова гудела, как колокол, и на губах еще ощущался соленый вкус слез. Он вчера плакал, наверно, полночи, пока не заснул, а перед этим родители долго беседовали с ним. Это так называлось - "беседовать". Они говорили, что он провинился, что уходил куда-то без спросу и это чудо, что с ним ничего не случилось. Хэл кивал: да, я знаю, я больше не буду... Но когда они сказали, что в наказание он должен целый день просидеть взаперти, Хэл заплакал. Он знал, что родители желают ему добра и просить их бесполезно. Как объяснить, что он должен попрощаться с другом, которого никогда больше не увидит? Как смогут они понять, что общего может быть у их сына и у странного владельца странного леса?
И разве было бы лучше, если бы он все три дня послушно просидел в этом чужом, пыльном доме?
Хэл посмотрел на безмятежно сияющее солнце: Гэльмир, наверно, уже уехал. Парусник на картине все плыл куда-то по нарисованному морю, и Хэл подумал, что, может быть, Гэльмир взойдет на борт такого же корабля, чтобы отправиться в свой Благословенный Край. Мальчик сидел на кровати, глотая слезы, и думал: вот, оказывается какой вкус у разлуки - соленый от слез и горький от обиды. Ему показалось, что он сам во всем виноват: слабый, беспомощный, ни на что не годный. Не человек, а полчеловека!
В этот момент в комнату заглянула мать. Хэл поднял голову и увидел, какое у нее растерянное лицо. Он никогда не видел у нее растерянного лица.
-Сынок, там к тебе... пришли...
Хэл никогда в жизни так не торопился. Он выскочил на крыльцо, задыхаясь от волнения. Лицо его было еще влажным от слез, рубашка расстегнута, но он успел!
У крыльца стояла повозка, запряженная гнедой лошадкой, а возле нее - Гэльмир, закутанный в свой серый плащ, только капюшон был откинут, и золотые волосы эльфа сияли на солнце.
-Добрый день, маленький человек, - сказал он как ни в чем не бывало. - Я ухожу, но перед этим хотел бы кое-что тебе передать. Так велит мне сердце... Хотя Владычица, боюсь, будет недовольна.
Он раскрыл ладонь, и Хэл увидел перстень: большой прозрачный камень в оправе, словно сплетенной из золотой паутины.
-Нэнья, Кольцо воды, - объяснил Гэльмир. - Его оставила мне Владычица Галадриэль, когда покидала Средиземье, и долгие годы оно хранило Золотой Лес и эльфийские чары в нем. Я должен вернуть его на Запад, но... Слишком много вложили эльдар в эту землю, слишком любили ее. Пусть Нэнья остается в Средиземье.
Хэл подставил ладонь, но эльф мягко отвел ее:
-Подожди. Я должен предупредить тебя, ведь волшебное кольцо - не простой дар. Ты должен сам решить, хочешь ли принять его. Видишь ли, - Гэльмир вздохнул, - владеющий таким кольцом не принадлежит себе. Всю жизнь ты будешь жить для других. Оно не принесет тебе ни богатства, ни славы, но у тебя будет чудесная способность растить деревья, исцелять больных, учить детей. Подумай, хочешь ли ты себе такой судьбы?
Хэл молчал. Даже если бы он был таким, как другие люди... Какая разница? Он раньше хотел стать моряком или солдатом, но никогда не думал - зачем ему это. И никогда не думал всерьёз о своей собственной будущей жизни. Его болезнь стояла между ним и будущим как стена. Нет, неправда, с неожиданной злостью подумал Хэл. Я сам поставил её туда... И так будет и дальше, если я сейчас не приму чудесный и тяжёлый дар.
-Я согласен, - сказал он решительно и принял в ладонь кольцо, теплое от руки державшего его эльфа. - Я только не знаю, что с ним делать...
-Ничего, - улыбнулся Гэльмир. - Просто храни его. Оно само подскажет.
Он взглянул мальчику в глаза, и Хэлу вдруг показалось, что эльф очень молод, почти как он сам.
-Я скрыл Керин Амрот, - сказал Гэльмир. - Отныне лишь Хранитель Кольца сможет найти его в Золотом Лесу... И так будет, пока лицо земли не изменится, и Дивный Народ не вернется сюда.
Хэл понял, что получил еще один подарок.
-Мне пора, - Гэльмир, садовник из народа нолдор, легко коснулся лба мальчика кончиками пальцев. - Да сияют над тобой звезды, маленький человек! Намариэ!
-Намариэ... - отозвался Хэл.
Эльф легко вскочил в повозку, лошадь прянула вперед - и вскоре они скрылись за поворотом, только еще минуту слышался затихающий стук копыт.
Мальчик спустился с крыльца, держась за перила. Осенний ветерок дул в лицо, осушая остатки слез.
"Я ничего ему не подарил", - подумал Хэл, но, спустя мгновение, понял, что сделал для эльфа больше: принял Кольцо, а вместе с ним и Золотую Рощу, и весь этот мир, принял на хранение.
Хранитель.
"Я не справлюсь", - подумал Хэл, оглядывая двор, каменную оградку, за которой шумели золотые мэллорны, ослепительное небо. "Мир слишком большой. Гэльмир, я не смогу".
Но все же надел Кольцо.
Странно, что оно пришлось ему впору. Какое-то время Хэл удивленно разглядывал перстень, казавшийся слишком крупным на его пальце, а потом с ним стало происходить что-то странное, и он с криком рухнул на подстриженную траву.
Ему казалось, что он стремительно растет сразу вверх, вширь и вглубь, словно гигантский мэллорн: корни все глубже проникают в почву, раскидываются, переплетаясь, ветви, ствол тянется к небу (хрустят, выпрямляясь, суставы, расправляются мышцы). И он рос, рос, пока не пророс весь мир, от каменного его основания до холодных звезд.
Несколько мгновений Хэл лежал на спине, пытаясь отдышаться. Суставы немилосердно ныли, мышцы болели. В голове стоял звон. Однако мальчик заставил себя подняться и сделал несколько шагов по дороге вслед за уехавшим Гэльмиром. И остановился, поражённый. Тело двигалось по-другому: легче, уверенней. Оно не сделалось здоровым, Хэл по-прежнему не смог бы бежать быстро или прыгать, но Кольцо облегчило своему новому Хранителю состояние как могло.
На крыльце его отец схватил жену за плечо:
-Ты видишь, Мариэль? Ты видишь, как он идёт?!
"Я изменился", - подумал Хэл, с удивлением разглядывая свои пальцы - не искривлённые болезнью, обычные, как у всех прочих людей. Любое движение в них отдавалось болью, как после тяжёлой работы - но Хэл понимал, что эта боль скоро пройдёт. - "Я теперь мог бы стать кем захочу. Хоть моряком, хоть солдатом. Но... "
Он сам изменился, но изменился и мир вокруг. Он стал больше, намного больше. И намного ближе.
"Моя судьба изменилась, - подумал Хэл. - Вот в чём дело. Я теперь Хранитель, я должен хранить весь мир: и людей, и зверей, и деревья, и реки... Разве я справлюсь, какой из меня Хранитель? Но Гэльмир всё же отдал мне Кольцо. Значит, я смогу... И мне некуда отступать".
Хэл прошел еще чуть-чуть вперед и остановился на самом повороте. Он стоял под бесконечным осенним небом, слева - пустошь, справа - Золотая Роща, прямо - ухабистый проселок, убегающий вперед, сколько хватает глаз. Длинная, трудная дорога.
"Готов ли ты, маленький человек?"
-Я готов, - сам себе сказал мальчик, и, повернувшись, пошел к ожидавшему его дому.