Аннотация: Продолжение "версии-лайт", которая, судя по всему, становится "версией-хард":)
Мирек завёл лошадок во двор первого попавшегося дома. Он оказался заброшен: окно выбито, дверь приоткрыта. Соваться внутрь дома мальчик не решился. Конюшня на первый взгляд выглядела невредимой, и он привязал лошадей возле неё, за кольцо, вбитое в стену. Заглянул внутрь: в конюшне оказалось пусто, темно и пыльно, но всё ещё пахло лошадьми. В углу возле двери лежала куча старого сена. Однако рассёдлывать и чистить лошадей не было времени. Мирек всей кожей ощущал текущий сквозь Бирхенхоф поток чужого сияния - совершенно невероятный, мощный, горячий. Это безо всякого сомнения было именно сияние, магия, свойственная одним лишь живым существам. Та магия, которая концентрировалась в залежах огненного янтаря или искровика - остатки некогда безбрежного моря свободной магии - ощущалась совсем по-другому. Она была холодная, безразличная - как ещё не согретая руками глина...
Мирек лишь ослабил подпруги да похлопал каждую лошадку по крупу: не скучайте, дескать, скоро вернусь. И со всех ног бросился вон со двора, вверх по наезженной каменистой дороге.
В той стороне, где лежало кладбище, творилось нечто ужасное. Миреку представлялся котёл: бурлящий котёл с огненным варевом, в который мощным потоком вливались всё новые порции огня. Да там от такого количества магии должны не то, что покойники - сами могильные плиты ожить да пуститься в пляс! Что это такое, откуда?.. И что учитель один может поделать с эдакой катастрофой?
Вконец запыхавшись, мальчик наконец остановился возле каменной кладбищенской ограды. Земля под ногами вздрагивала, будто в судорогах. Кожа под "заглушками" отзывалась на каждое сотрясение приступами зуда. Мирек застонал и вцепился в камень ограды - бывало, что он не выдерживал зуда и расчёсывал себе кожу у кровь. Сумерки уже заметно сгустились. По небу, всё ещё светлому, ветер гнал тонкие рваные облака. Серп растущей луны разгорался над тёмной кромкой леса. И снова вместе с ветром донёсся вой: далёкий, многоголосый, полный почти человеческой тоски. Мирек вцепился в забор, как в спасительную опору. Больше всего на свете мальчику сейчас хотелось убежать. Убежать, забиться в самую глубокую щель, в самый глухой угол - чтоб никто не нашёл... Но ноги от страха так ослабели, что, даже если бы Мирек и побежал - далеко не убежал бы.
Мейстер Фогель метался по погосту среди дышащих, осыпающихся могильных холмиков. Сильная магия ненадолго, но могла придать подобие жизни давно умершим, заставить их двигаться, жаждать тёплой, живой крови. Некогда - в те сказочные времена, когда люди ещё не исчерпали всей свободной магии в мире - неспокойные кладбища не были чем-то удивительным. Чародеям прошлого частенько приходилось возвращать поднятых избытком магии мертвецов обратно в могилы. С тех времён ещё не забылось, насколько опасны зомби. И если маг и его ученик хотели хоть что-то сделать - следовало поторопиться. Потому Мирек с большим трудом, но заставил себя разжать пальцы, цеплявшиеся за холодный камень и сделать шаг по направлению ко входу на кладбище. Там долговязая фигура учителя склонялась то над одной, то над другой могилой. Похоже, он поливал их каким-то из своих снадобий...
-Давай, давай, быстрее! - Фогель заметил ученика и замахал ему рукой. - Надо рубить канал, покуда зомби не вылезли!..
Мирек на негнущихся ногах пошёл между полураскрытыми могилами, в сумерках похожими на гигантские кротовины. Ему казалось, что вот-вот из этих дыр высунутся грязные костлявые руки и ухватят его за ноги.
-Шевелись! - заорал Фогель, и Мирек невольно ускорил шаг. - Держи склянку! В каждую дыру - по пять капель, запомнил? Пять! И после на каждую - знак Исс. Быстро!..
-К-как знак?.. Я н-не могу...
С собственным сиянием Мирек до сих пор не ладил. Если начертать любой из магических знаков он мог, то закрепить его, заставить работать - никак. И всё из-за "заглушек"...
-Идиот! - рявкнул Фогель. - Вокруг тебя бездна магии! Пользуйся!
Мирек только кивнул. Ну да, сияние кругом - как в раю, бери да делай... Иногда учитель позволял ему пользоваться своим сиянием - когда ученик совсем уж не мог справиться с задачей, так что Миреку брать чужую силу было не в новинку. Но то - дома, в спокойной обстановке, а не среди открывающихся могил! Земля под ногами вздрогнула особенно сильно, и Мирек поспешил принять дрожащей рукой бутылочку из тёмного аптекарского стекла. Семитравье, похоже... Универсальное средство, гасящее любую магию. Не так действенно, как специфическое, но и времени для подбора чего-то другого у них нет. Мальчик понимал, что хотел сделать маг. Упокоить кладбище, столь щедро питаемое чьим-то сиянием, было нереально. Единственный путь - разорвать связь неизвестного мага с погостом, остановить или перенаправить поток магии в другое место. А потом уж разбираться, что здесь и откуда...
Кое-как справившись с дрожью в руках, Мирек уронил пять капель в ближайшую дыру и, зачерпнув правой рукой свободно текущую вокруг силу, начертал над зевом могилы простой знак Исс - знак, останавливающий, замораживающий всякое магическое действие. Получилось с третьего раза, но получилось - мальчик ощутил, как огненная река магии словно натолкнулась на преграду, а могила слегка осела. Не мешкая, он перешёл к следующей.
Фогель тем временем чертил на земле возле входа на кладбище большую и сложную фигуру. Сейчас, из-за того, что мощной магии в мире почти не осталось, эти фигуры - мудрёное их название Мирек забыл - никто не использовал. Их можно было найти лишь в старинных книгах. Какое счастье, что Фогель учёный... Не переставая отсчитывать капли, краем глаза Мирек следил за учителем. Тот провёл серебряным ножом одну линию - и она немедленно засветилась белым светом. Провёл ещё и ещё - вписал пятилучевую звезду в круг, справа начертал сложную комбинацию рун, слева - полумесяц...
-Не отвлекайся! - пропыхтел Фогель, с видимым усилием соединяя последние линии. Фигура, даже не законченная, уже преграждала путь потоку силы. - Закрывай! Потом всё объясню!
Мирек, как заведённый, продолжал лить семитравье в могилы и припечатывать сверху знаком Исс. Теперь у него получалось работать довольно быстро. На какое-то время этого должно было хватить, чтобы зомби не выбрались наружу - а потом в действие вступит учитель со своей магической фигурой.
Тем временем уже почти совсем стемнело. Кладбище по-прежнему содрогалось в конвульсиях, но пока мертвецы оставались под землёй, где им и положено, так что Мирек слегка расслабился. Ветер шумел над склонами и в лесу. Месяц засиял ярче, сквозь тонкие облака проступили мелкие, совсем уже зимние звёзды. Фигура, начертанная Фогелем, сияла не хуже месяца, однако света особого не давала. Магия, одно слово... Учитель лихорадочно чертил фигуры поменьше по периметру погоста, и они вспыхивали одна за другой. Огненная река сияния, лившаяся со стороны Бирхенхофа, заметно ослабела - словно неведомый маг почуял наконец, что его силой кто-то беззастенчиво пользуется. Хотя какой там маг... Одного человека явно недостаточно, чтобы произвести такое количество сияния!
Наконец Мирек закончил. Он ещё раз обошёл кладбище, проверяя, на всех ли беспокойных могилах он поставил замораживающие знаки. Сила, уже успевшая проникнуть под землю, теперь затаилась там, глухо ворочаясь и не находя выхода. Если учитель не успеет отвести бурлившую сверху магию - кладбище восстанет снова... Фогель заканчивал последнюю из малых фигур, когда со стороны леса вновь, уже в третий раз, раздался знакомый вой - и очень, очень близко. У Мирека сердце немедленно ухнуло в пятки.
-М-мейстер учитель... т-там, в лесу...
-С таким количеством магии под руками волки не страшны, - рассеянно отвечал Фогель, дорисовывая к основной фигуре какие-то символы. Теперь все его знаки составляли единый светящийся узор, запечатавший силу в котловине погоста. Учитель явно задумал не просто так отвести лишнюю магию в сторону...
-Это не волки, мейстер, - выдохнул Мирек. - Это они. Химеры. Я знаю, я их видел - ещё дома, когда война началась...
Фогель вскинул на него изумлённый взгляд - даже в слабом свете луны было видно, как у него брови поползли вверх. Мирек никогда и никому не рассказывал о своей встрече с химерами...
-Об этом позже, - наконец решительно сказал Фогель. - Время, мальчик. Тащи сюда сумку с инструментами, да побыстрее! И потом далеко не отходи - ты мне нужен здесь.
Мирек, спотыкаясь в темноте, кинулся к ограде. Мельком взглянул в сторону селения - ни одного огонька не пробивалось из окон, ни одного звука не доносилось из домов. Словно селение и впрямь вымерло... Но где-то там точно были люди - маги, для чего-то разбудившие здешних мертвецов. Мальчик подхватил тяжёлую кожаную суму и поволок на погост, к главной фигуре, в центре которой уже стоял учитель, разведя в стороны руки и словно пробуя пальцами ветер. Хотя на самом деле он искал основные, магистральные потоки в сгустившемся над погостом огненном клубке силы.
-Вываливай всё сюда... - учитель дышал тяжело, словно держал на плечах огромную тяжесть. - Зарядим... на год вперёд... и сам вставай рядом... тебе пригодится...
Ну конечно, внезапно понял Мирек. Магия - слишком ценная штука, чтобы позволить ей истечь с погоста и раствориться в окружающем мире просто так. Можно же зарядить всё своё магическое снаряжение - а заодно и импланты, вшитые в тело в лаборатории. Хоть огненный янтарь и хранил в себе немалый запас силы - но она всё же постепенно тратилась, и собственного сияния Мирека не хватало, чтобы подзаряжать их до предела. Может, в отношениях с людьми учитель и был непрактичен - но что касалось магической науки, тут он соображал отлично.
Мирек вытряхнул суму прямо на землю - амулеты и склянки раскатились в темноте в разные стороны. Ох, замучаешься потом собирать... Сам он встал в центр главной фигуры рядом с учителем. И сразу почувствовал, как светящиеся лучи и символы преобразуют кипящее вокруг сияние, делая его управляемым, придавая ему определённое направление. "Заглушки" на теле начали нагреваться - пока даже приятно, уменьшая нестерпимый прежде зуд. Интересно, куда учитель собрался девать всю эту магию? Амулеты всё не впитают...
-Закрой глаза, - коротко велел Фогель. - Слушай меня и помогай... когда скажу...
Мирек послушно зажмурился. Теперь он видел происходящее не глазами, а вторым, магическим зрением - точнее даже сказать, чутьём. Земля под ногами почти успокоилась - но мальчик знал, что это ненадолго. Магия-то всё ещё была здесь! Аккуратными и точными движениями Фогель принялся разворачивать направленные потоки чужого сияния, свивать из множества мелких потоков - один, мощный, словно ствол старого дуба, и гибкий как канат. Сияние, что продолжало течь со стороны деревни на кладбище, теперь огибало его, разбиваясь о начертанные знаки и растворяясь в ночном пространстве. Знаки мерцали - видно было, что долго они не продержатся. Теперь учителю предстояло пропустить получившийся направленный поток через каждый амулет и через Мирека тоже. Мальчик невольно напрягся - из памяти ещё не стёрлись дни в лаборатории. Тогда через его тело так же пропускали потоки силы, может быть, не такие мощные, но достаточно неприятные, чтобы воздействовать на импланты и адаптировать организм к происходящим внутри Изменениям.
-Ну, начали, - сквозь зубы скомандовал сам себе Фогель, и поток чужого сияния, повинуясь ему, пришёл в движение.
Зажатый между запечатанными могилами и системой знаков, он заскользил между поднятых рук учителя. Неторопливо сияние растекалось по земле и амулеты жадно впитывали его. Вот первый огненный язык чужой силы коснулся лица Мирека - и мальчик от неожиданности аж вздрогнул. Когда он рисовал замораживающие знаки, ему было слишком страшно - и потому он даже не обратил внимания на то, какое оно, это сияние. А сейчас ощутил, что оно вовсе не огненное, не обжигающее, каким кажется на первый взгляд. Напротив, магия оказалась плотной и нежной, как дорогой шёлк, настойчивой и ласковой. А ещё - это сияние совершенно точно принадлежало только одному человеку... только одному!
Мирек не успел удивиться этому обстоятельству, как чужое сияние влилось в него - и импланты отозвались резкой болью, а заглушки нагрелись так, что стали жечь. Мальчик вскрикнул - и в ответ ему снова раздался вой. Уже совсем близко.
От ужаса Мирек ослушался учителя и открыл глаза.
Ночь уже вступила в свои права. Лес на гребне горы над кладбищем казался непроглядно-чёрной полосой, над которой перламутрово светился край ночного неба с висящей в нём луной. И от этой полосы вниз по склону двигались тени - не больше десятка проворных теней ростом с подростка... только вот у каждой из них на лице горели белым светом круглые волчьи глаза. И двигались они так, как двигались бы волки, если бы встали на задние лапы.
Химеры. Целая стая... Направлялись они прямо к погосту.
Сквозь Мирека всё ещё текла река сияния, но он уже не ощущал ни тепла чужой магии, ни боли в имплантах. Ужас, однажды пережитый при встрече с химерой, оказался сильнее боли - и мальчик, обезумев, задёргался, стараясь вырваться из опутавших его сетей силы. Бежать! Бежать отсюда, от этих теней, от этих белых глаз!
-С-стой... - прошипел, не открывая глаз, Фогель. - К-куда, идиот...
Однако ответить Мирек не мог. Как зверёк, попавший в силки, он рвался на волю - скорее, скорее отсюда, любой ценой бежать... Магия, державшая его, дрогнула. Почуяв это, мальчик забился сильнее - и ему удалось сделать то, чего от него несколько месяцев безуспешно добивался Фогель. Собственное сияние Мирека, обойдя барьеры "заглушек", заработало. Он дёрнулся ещё раз - и почти разорвал державшую его магию. Импланты снова отозвались болью - но уже от того, что чужая магия перестала вливаться в них. Фогель застонал, пытаясь удержать потерявший устойчивость поток силы. Магия билась у него в руках, как оживший бич. Фигуры, начертанные по периметру, то вспыхивали ярко, почти затмевая лунный свет, то угасали. Химеры, достигшие кладбищенской ограды, остановились. Мирек теперь видел их очень хорошо - так же хорошо, как год назад, когда впервые встретил этих тварей в лесу под Речицами. От страха у него мутилось в голове. Бежать он хотел, но уже не мог. Ноги не слушались... А химеры то сбивались вместе, словно совещаясь, то рассыпались вокруг ограды, ища наиболее слабое место в замкнутом магическом контуре. Эти твари были порождением магии, они сами владели магией и потому хорошо понимали, что соваться на погост через работающую магическую защиту может быть небезопасно. Их получеловеческие - полуволчьи тела то и дело мелькали во тьме за оградой в слабом свете гаснущих знаков.
Наконец одна из химер - то ли самая голодная, то ли самая храбрая - попыталась пролезть между двумя малыми знаками. Фигуры немедленно вспыхнули, и химера отскочила, взвизгнув. Однако вслед за ней в контур сунулась другая, третья... Все они сразу же отпрыгивали назад, а знаки реагировали на них всё слабее и слабее. И тут Мирек понял, что твари пытаются сделать - они стирали соединяющие контур линии. А учитель, занятый тем, чтобы удержать запертый внутри магический поток, не мог им помешать. Вот ещё одна химера вспрыгнула на ограду - и сразу отскочила. Но на том месте, куда она прыгала, серебряная магическая линия уже почти угасла... Мирек, замерев от ужаса, смотрел. Вот сейчас они совсем сотрут рисунок - и проникнут внутрь. И тогда...
Запах свежей крови. Немигающие светлые глаза на измазанной кровью морде. Кровь на опавшей листве, на земле, на шкуре задранной коровы. Поросшие шерстью короткие пальцы с когтями, легко разрывающие чужую плоть. Странное выражение на морде - то ли жестокой усмешки, то ли алчности. Иди сюда, мальчик, я убью тебя...
Мирек всхлипнул и слепо рванулся вперёд, сдёргивая последние потоки силы.
Магия окончательно вышла из-под контроля.
Направленный поток, который Фогель с таким искусством сформировал из чужого сияния, взвился и изо всей силы хлестнул - прямо по главной фигуре, по Миреку и учителю. Фогель ничего не успел сделать - просто рухнул, как подкошенный. А Мирека спасли "заглушки", блокировавшие большую часть стихийно разлетающейся магии. Его сбило с ног, оглушило болью во всех имплантах, но сознания он не потерял. Магический контур в последний раз вспыхнул яростным серебряным светом и погас. Химеры сразу же появились на ограде и обратили на Мирека свои жуткие фосфоресцирующие глаза.
Одна из них спрыгнула с ограды - и в тот же момент кладбище вновь сотряслось. Магия никуда не делась. Она просто смела замораживающие знаки, которыми были запечатаны могилы - и погост наконец пробудился.
Химера уставилась на шевелящиеся могильные камни, словно в задумчивости, - а потом отступила обратно.
Земля сотряслась раз, другой... Мирек со стоном приподнялся, не веря, что всё ещё жив. Фогель лежал без движения. Чужое сияние, ничем не сдерживаемое, хлынуло под землю. Могилы сами собой приподнимались, камни шатались, открывая чёрные провалы, в которых что-то шевелилось, стараясь выбраться наружу.
Химеры с разочарованным, как показалось Миреку, рычанием скрылись за оградой. И ничего не осталось, кроме трясущейся земли, запаха тления, который становился всё сильнее, и бледного лунного света. И ужасающего скрежета, доносящегося из могил.
Мирек с изумлением понял, что может говорить.
-М-мейстер учитель... - он потряс лежащего Фогеля за плечо. Тот слабо застонал. Жив, слава Всевышнему и всем святым! - М-мейстер... надо уходить...
Однако Фогель так и лежал в полуобмороке. Скрежет из могил становился всё явственней, и вот в лунном свете над одним из провалов показалась голова первого мертвяка - полусгнившее лицо, безглазое, равнодушное. Оно, как флюгер на ветру, сразу повернулось в сторону живых. Мирека продрало холодом.
-М-мейстер учитель! Мертвяки!
Фогель попытался приподняться, но получилось у него плохо. Мирек вскочил на ноги, подгоняемый страхом - но этот страх почему-то не был таким обессиливающим, лишающим разума, каким был страх перед химерами. А химеры ушли - об этом мальчику говорило его магическое чутьё. Твари ушли, почуяв противника куда опаснее двух магов... но они обязательно вернутся.
-Вставайте же! Мейстер учитель!
Кое-как Миреку удалось приподнять Фогеля за плечи, посадить, а потом поставить на ноги. Голова у мага то и дело падала, ноги подгибались, и он наваливался на ученика всем весом. Сумку и амулеты пришлось бросить, иначе было не уйти... Мирек повёл спотыкающегося учителя с погоста, стараясь двигаться как можно быстрее. Наверно, со стороны мы выглядим, словно пара пьянчужек, возвращающихся из трактира домой, неожиданно подумал он. А позади толпа таких же, только мёртвых...
И мальчик неожиданно для себя хихикнул. Действительно, первый мертвяк, вылезший наружу, тащился за ними таким же спотыкающимся шагом. Некогда он был солдатом - в полуистлевших тряпках ещё можно было опознать мундир. От него несло разложением и сырой землёй. Погост всё так же трясся, чужое сияние растекалось по нему, но уже не бурлило, а впитывалось в землю, вызывая к жизни всё новых мертвецов.
Пусть зомби ковыляет как безобидный пьяница, подумал Мирек, бросая через плечо быстрый взгляд, но лучше ему в лапы не попадаться... Старинные предания и книги сохранили немало трагических историй о магах, не успевших вовремя покинуть распоясавшийся погост.
-Д-давайте же, мейстер, - пыхтел мальчик, стараясь тащить учителя побыстрее. Дорога шла под гору, ноги у Фогеля заплетались, и однажды он чуть не упал. Сердце у Мирека едва не оборвалось - ведь, упади учитель, оба они достанутся мертвякам на ужин. Подняться-то уже не успеют...
Вот и окраина, тёмные дома, зияющие разбитыми окнами - а кое-где и запертые ставни, и глухие заборы. Мирек, когда бежал на кладбище вслед за учителем, не обратил на это различие внимания. А вот и дом с приветливо открытой калиткой, в которой вырезано сердечко. Во дворе этого дома Мирек оставил лошадей...
Мальчик едва не застонал от отчаяния. Лошади! Он же про них совсем забыл! Ведь они привязаны во дворе, и оставлять их на съедение восставшим покойникам никак нельзя!
Торопясь, как только можно, он завёл учителя в приоткрытую калитку и прислонил к забору со стороны двора. Фогель сразу начал сползать вниз. Лошади по-прежнему стояли у коновязи и беспокойно фыркали. Ну, ещё бы... Мальчик выглянул наружу - по дороге с кладбища в безмолвии спускалась целая процессия зомби, особенно жутких в бледном свете месяца. Некоторые выглядели сущими скелетами, некоторые - лишь слегка разложились и всё ещё походили на людей. Часть усопших некогда была местными жителями, но большинство при жизни служили в обеих воюющих армиях. По крайней мере, Мирек различил мундиры и королевской пехоты, и имперской. Молча и страшно все они шли в Бирхенхоф.
Мирек содрогнулся и захлопнул калитку. Она была довольно тяжёлой, но вот петли едва держались, а засов и вовсе выворочен - видно, во время войны солдатам пришлось прорываться в этот дом силой. Запереться было невозможно. Мирек не придумал ничего лучше, чем подпереть калитку обломком валявшейся во дворе доски. Нужно было спрятаться, и как можно скорее.
Дом с разбитыми окнами по-прежнему не внушал доверия, хотя внутри наверняка можно было найти место для отдыха, для огня и даже, может быть, еду и воду. Но скорее всего там нашлись бы гораздо менее приятные вещи, начиная от мусора и заканчивая неприбранным покойником... При мысли о покойниках Мирек бросился поднимать учителя. Тот уже осел на землю, окончательно потеряв сознание, и мальчику потребовались все силы, чтобы доволочь его до конюшни и уложить на старое сено у входа. Он так устал, так торопился и так боялся, что не замечал уже ни боли в имплантах, ни того, что нещадно обдирал себе кожу "заглушками"... Он всем телом чувствовал, что враг всё ближе и ближе. Успеть бы спасти лошадей... И хоть бы в конюшне была вода! Всё остальное найдётся в дорожных сумках. Мирек как раз повёл в стойло Чернушку, когда калитка вздрогнула от удара. Чернушка заржала и сделала попытку вырваться - мальчик насилу её удержал. Ну, вот и гости. Рыжик уже беспокойно топал в стойле. Скорее, скорее...
Мирек завёл лошадку внутрь и кое-как закрыл тяжёлые створки конюшенных дверей. Конюшня была основательная, просторная и чистая, сквозь оконца под потолком внутрь проникал лунный свет, серебря ровные бревенчатые стены. Видно, что здешние хозяева были люди основательные... Интересно, что же с ними стало? Опыт подсказывал Миреку, что скорее всего - ничего хорошего. На дверях изнутри нашлись скобы, на которые можно было положить доску, соорудив временный засов. Доска для этой цели стояла рядом, прислонённая к стене. Мирек заперся, для надёжности подкатил к дверям пустой бочонок, подтащил кучу старой сбруи и стремянку - всё, что он смог отыскать в темноте. Не Бог весть что, и не спасёт, конечно, если мертвяки собьют двери - но всё равно, так оно спокойнее.
Подперев дверные створки стремянкой, Мирек без сил опустился на сено рядом с учителем. Мальчика била дрожь. Внезапно нахлынула боль - от усталости, от холода, от страха. Больше всего ему хотелось упасть рядом с Фогелем - но нужно было вставать, рассёдлывать и кормить лошадей, искать воду... А со двора доносились мерные глухие удары - мертвяки чуяли живых и методично ломали калитку. Им-то что, подумал Мирек с неожиданной завистью. Могут ломать - им же не больно...
Воду он нашёл - в углу конюшни была устроена скважина с ручным насосом. Когда Мирек закончил дела, лунные лучи успели спуститься вниз по стенам, а мертвяки - сломать калитку. Теперь они бродили вокруг конюшни, время от времени принимались биться в двери и стены, скреблись, пытаясь подкопаться снизу. Однако Мирек так устал и замёрз, что ему было уже всё равно. Он отыскал в сумках дорожное одеяло - почему-то только одно, укрыл учителя и сам залез ему под бок. Фогель всё ещё был без сознания и дышал тихо - так тихо, что Миреку порой казалось, будто он умер. Постепенно мальчик перестал дрожать и согрелся. Он лежал, прислушиваясь к тревожному фырканью лошадей, к шаркающим шагам мертвяков за стенами, к едва слышному дыханию человека рядом - и сам не заметил, как провалился в сон.
Ему приснились Речицы.
Был конец лета - первого лета войны. Она уже достигла Речиц - потоками беженцев, обозами с ранеными, направляющимися на фронт воинскими частями. Бои шли недалеко, и порой ветер доносил до села запах горького дыма и отдалённый грохот разрывов. Те, кто мог, покинул свои дома, но большая часть речицких крестьян осталась на месте - куда им было идти?
Отца забрали в солдаты ещё в начале лета. Мать работала в поле, а Мирек добывал пропитание тем, что помогал пасти деревенское стадо. Старый пастух Микола, похожий в своей вечной войлочной шляпе на груздь, уже не мог так шустро, как прежде, собирать коров по перелескам и опушкам. Теперь этим занимался Мирек - и неплохо, потому что сильный дар мага уже начинал пробуждаться в нём, и животные его слушались.
И тогда же Мирек стал понимать, как непоправимо изменился привычный мир. Раньше ему казалось, что всё, что вокруг, будет вечно: отец, мать, сестрёнка, сменяющиеся в свой черёд времена года, воскресные выходы в церковь, разговоры об урожае и сроках сева, речицкие хаты, крытые соломой... На самом же деле мир оказался куда больше и страшнее, и теперь грозил смять и уничтожить всё родное. Мирек предчувствовал перемены, боялся их, гнал от себя тяжёлые мысли - и, может, потому пропустил миг, когда удар обрушился на него.
Потом ему много раз снился тот роковой вечер: дымное бледное небо, необычно тихий лес и стоячий воздух. Каждое движение, каждую деталь он вспоминал во сне с необыкновенной точностью. И при этом, зная, что случится дальше, он каждый раз молил Бога: пусть хоть сейчас, хоть в этом сне всё изменится! Пусть этого - не будет!
Но это - было. Снова и снова.
-Зоря-а! - Мирек бредёт через подлесок и зовёт корову - их с матерью бурую Зорю. Во сне эхо этого крика застревает у него в ушах. - Зоря-а!
Он уже собрал всё стадо, и дед Микола повёл коров в село. Мирек слышит, как они мычат вдалеке, радуясь возвращению, и как глухо звенят ботала. Он нашёл всех коров, кроме своей Зори. Она молодая, могла зайти далеко... С ним остался пастуший пёс Бойко, такой же старый и медлительный, как дед Микола. Однако Бойко первым чует опасность: он припадает на передние лапы и тихо рычит, глядя куда-то в заросли дикой малины. Шерсть у него на загривке стоит дыбом.
Наверно, медведь, думает Мирек, и ему становится страшно. В малинник он не суётся, однако продолжает шагать среди молодых берёзок - корову надо найти до темноты. Бойко всё ещё рычит и жмётся к его ногам. Что ж там, целое стадо медведей? Мирек и не подозревает, как близок к истине.
Ещё несколько шагов - вот сейчас он увидит старый, корявый дуб, за которым, если пробраться сквозь густой орешник, открывается просторная поляна. Мирек - тот, которому всё это снится - пытается кричать сам себе: стой, не ходи! Не надо туда! Удержи собаку!
Но Мирек-прошлогодний, Мирек-не ждущий беды ничего не слышит. И пёс Бойко - старый пастуший пёс, на долю которого выпадало разве что гонять коров по опушке - не выдерживает. Он бросается в орешник, навстречу неведомой опасности, с громким лаем. Ему суждено умереть, как настоящему сторожевому псу - защищая хозяина...
-Бойко, геть!
Лай сменяется злым рычанием, а через пару мгновений - коротким и жалобным визгом.
-Бойко? Бойко!..
Мирек, словно зачарованный, тоже лезет в кусты, раздвигает ветки орешника, хотя всё внутри него кричит: стой, стой! Не ходи! Не смотри!..
Вначале он чует знакомый тяжёлый запах, как на скотобойне. Пахнет кровью. Потом он спотыкается - что-то подкатывается ему под ноги. Мирек опускает взгляд и отпрыгивает в ужасе - под корнями орешника валяется оторванная голова пастушьего пса, ещё минуту назад живого и здорового. Язык вывален, глаза ещё не потухли, шерсть на морде и трава вокруг измазаны кровью.
Мирек словно к месту прирос. Он хотел бы убежать, но уже не может. Ещё шаг - и он на краю поляны. Вечер перетекает в прозрачные сумерки, а потому всё, что на поляне, Мирек видит отчётливо и в то же время будто сквозь дымку.
На противоположном краю лежит туша бурой коровы. Ноги странно торчат вверх, бок разворочен, и над ним склоняется странное существо - не то волк, прикинувшийся человеком, не то человек, не до конца превратившийся в волка. Оно без видимых усилий разрывает корове живот и засовывает голову в ещё тёплые внутренности. Мирек стоит, словно окаменев. Существо насыщается, поднимает голову - и Мирек видит его лицо, почти человеческое. Оно всё в крови и похоже на красную маску, на которой горят белым светом волчьи умные глаза. Существо поводит носом, словно учуяв новую добычу, из-под губы высовываются длинные белые клыки. У Мирека на мгновение мутится в голове.
А потом он видит, как эта тварь прыгает на него... нет, не на него. К нему. Мирек механическим жестом защиты поднимает руку, словно этим можно остановить смерть, однако тварь повинуется жесту. Скорее, даже не жесту, а тому неуловимому глазом сиянию, силе рождённого мага, которая срывается с кончиков пальцев мальчика. Мирек, которому снится сон, это понимает, но поделать ничего уже не может. Мирек, который во сне - просто стоит и несколько мгновений глядит в глаза существа напротив, и неожиданно читает на дне их смертную и неизбывную тоску.
А потом существо таким же неуловимым прыжком скрывается в сумерках. Мирек краем глаза улавливает среди ветвей мелькающие тени, силуэты полулюдей-полуволков, которые бегут... куда? Он продолжает стоять на поляне, совсем один, тупо глядя на тушу своей мёртвой коровы. А потом до него доносится мычание обезумевшего стада, чьи-то далёкие отчаянные крики, женский визг, звон колокола в Речицах, который внезапно замолчакт. Люди так громко кричат - слышно даже в лесу... А Мирек всё стоит, не в силах сдвинуться с места. Он смутно понимает, что никому в Речицах уже не сможет помочь - и не хочет этому верить. Наконец оцепенение спадает. Мальчик бросается бежать - но не в деревню, а в лес, вперёд, куда глаза глядят. Он бежит, спотыкаясь о корни, падает, поднимается и снова бежит. Бежит, пока не становится совсем темно. И тогда, упав, он уже не встаёт, а лежит, уткнувшись лицом в сырой мох, задыхаясь, всхлипывая. Не плачет, нет - слёзы с тех пор к нему так и не пришли. Речицы остались где-то далеко позади. Мирек так и не узнал, что с ними на самом деле стало - он и хотел узнать, и боялся этого. Больше всего боялся. Потому что тогда ему пришлось бы повернуться лицом к твари с серебряными глазами и к самому себе, который мог, но не сумел её остановить. Мирек задыхается от бега и от горя - и ночь накрывает его тёмным пологом без снов...
Он проснулся от тепла. Открыл глаза - в солнечном луче над головой плясали облака золотистых пылинок. Даже странно, лениво подумал Мирек, а ведь погода вчера совершенно точно обещала дождь... При мысли о вчерашнем дне его словно ударили. В одно мгновение он всё вспомнил: долгий путь в Бирхенхоф, невероятный поток сияния, учитель, поражённый магией, восставшие мертвецы, бегство с кладбища... Мальчик рывком вскочил. Фогель всё так же лежал рядом: неподвижный, бледный, едва живой. В стойлах переступали кони. И вокруг конюшни вроде бы никто не бродил, не стучал и не скрёбся. Судя по всему, с наступлением дня зомби вернулись в свои могилы.
А он, Мирек, был жив и даже относительно невредим. Только вот руки очень болели.