Аннотация: Ознакомительный фрагмент романа, вышедшего в 2013 году в проекте "Ник Перумов. Миры".
Галя, 18 июня
Антон хотел, чтобы мы привезли картину в течение трех дней. Так он договорился с клиентом, а слово клиента - свято, до тех пор пока он платит.
Ждать клиент ни в какую не соглашался. Это было плохо, потому что моя маленькая "Тойота" только позавчера отправилась в автосервис - менять многострадальный задний бампер и выправлять вмятину на левом крыле. А свой новенький "Ровер" Антон мне не дал... Поэтому пришлось спешно покупать билет на поезд и трястись целую ночь в душном вагоне - в нашем маленьком бизнесе я всегда вступала в игру первой. Виной тому мой талант... или проклятие - это уж с какой стороны посмотреть.
В том, чтобы доставить заранее оговоренный заказ в течение трех дней, в общем, я не видела ничего необычного. Мы с Антоном сами не любители тянуть время, потому что нам тоже не хочется лишнего риска. Обычно все проходит гладко, Антон умеет работать с людьми. И в сроки мы укладываемся - если, конечно, не возникнет форс-мажора или продавец не перенервничает и не начнет делать глупости. Это иногда бывает, особенно с людьми неопытными и патологически честными. Наш продавец, кстати, когда-то уже работал с Антоном и не должен был слишком беспокоиться. Но как все обернется на самом деле, я заранее никогда не знала, и мне это нравилось.
Ехала я в плацкарте - купейным вагонам не доверяла, а в автобусе меня всегда мутит. Для полного счастья мне досталось боковое место, и теперь я сидела за столиком, открыв нетбук, читала биографию живописца, смотрела репродукции и терпеливо сносила тычки от всех проходивших мимо пассажиров.
Антон утверждал, что никаких проблем с заменой и доставкой не должно возникнуть даже на горизонте, настолько эта картина была малоизвестна... Нам заказали полотно Порфирия Бесчастного - художника-самоучки родом из провинциального Северо-Каменска. Он всю жизнь проработал горным инженером на медных рудниках и умер - точнее, пропал без вести - во времена Гражданской войны. С тех пор его полотна пылились в запасниках местного художественно-краеведческого музея. Бесчастный и не выставлялся нигде, кроме родного города. Заказать одну из его картин - все равно что страстно возжелать в личную библиотеку сочинение пятиклассника из соседней школы. Это если основной ценностью полотна считать известность живописца. Если же смотреть на ценности другого плана... Бесчастный, конечно, не был техничным художником. Рисовал он слишком наивно, слишком символично, слишком отвлеченно для того, чтобы его поняли. Смысл его картин нуждался в дополнительном раскрытии, толковании - и в этом он опередил свое время. А еще в его работах чувствовалась странная притягательная сила. И тот скрытый пласт, отпечаток личности - словом, то, что я умела воспринимать, а все остальные нет, - вот этот не считываемый человеческим сознанием слой полотна потрясал. Я один-единственный раз видела картину Бесчастного в антикварном салоне в Екатеринбурге и отпечаток личности художника, ауру, биополе - назвать это можно по-разному - запомнила крепко. Порфирий Бесчастный был очень нестандартным человеком. Может быть, даже не очень здоровым.
Клиент заказал у нас одну из самых странных картин этого странного художника - "Хаос". Даже плохая репродукция производила впечатление - а других репродукций я не нашла. Эта была скопирована с сайта Северо-Каменского музея.
Я вздохнула и еще раз открыла нужный файл в нетбуке. Поначалу полотно казалось мешаниной разноцветных точек: красных, синих, желтых, черных... Спустя минуту взгляд начинал выхватывать из пестроты знакомые контуры: вот дом, вот дерево, вот человек... вот какое-то фантастическое, несусветное животное... Контуры множились, сливались, перетекали один в другой - и через пять минут вы отворачивались, чувствуя, как кружится голова. Думаю, что, если пересилить себя и смотреть на картину подольше, можно увидеть в ней что угодно. Только это пока никому не удалось.
Оригинал полотна хранился там же, в Северо-Каменске. Жаль, что электронная копия не несла в себе отпечатка мастера. А то бы и ехать никуда не пришлось... Антон много раз пытался выяснить, как именно я определяю, кому принадлежит то или иное произведение искусства, но мне и самой трудно это объяснить. Нет никакого голоса, шепчущего в голове, никакого цвета, никакого звука. Есть просто ощущение, невыразимое словами. Чувство соответствия или несоответствия. Пожалуй, ближе всего к нему могла бы быть интуиция, но ведь интуиция порой лжет. А мое шестое чувство не солгало ни разу.
Бывало, что мы с Антоном рисковали, но риска я не любила. Нет, не так, - я не любила пустого риска. Мне нравилось время от времени щекотать нервы, ездить в разные города, общаться с людьми и при этом хорошо и без напряжения зарабатывать.
А главное - никакой ответственности. Одно название - эксперт... Через два года после университета. Но ни заключений, ни подписей на них обычно мне ставить не приходилось. Мы с партнером занимались тем, что можно назвать подпольной экспертизой. Я оценивала те вещи, о которых по правилам следовало бы сразу сообщать в полицию, а Антон находил нам заказчиков. Иногда он и сам подряжался на какое-нибудь непыльное дело, вроде нынешнего. Я должна была оценить полотно и ситуацию на месте, пообщаться с продавцом - а потом на сцену выходил мой партнер с профессионально сделанной копией. И все. Кому придет в голову проверять на подлинность полотно очень, очень малоизвестного и непрофессионального живописца? Если кому и придет, то весьма нескоро.
Я снова уставилась на репродукцию и потерла лоб. То ли "Хаос" так на меня подействовал, то ли недосып - голова кружилась. Всегда завидовала людям, которые хорошо спят... А уж те, кто умеет заснуть в душном, переполненном вагоне - вообще счастливцы. Я сплю чутко, поэтому ночь в поезде, да еще в июньскую жару, стала для меня чем-то вроде пытки бессонницей.
Я в раздражении отвернулась к окну. Мимо бежала темная буреломная тайга, временами сменяясь болотами или гранитными растрескавшимися скалами. Рисовал бы Бесчастный тайгу - и проблем бы не было у него ни с заказчиками, ни с выставками. Давно бы половину наследия распродали антикварам...
В конце концов я сдалась, закрыла файл и отключила нетбук. Убрала его в дорожную сумку и достала оттуда прихваченную вчера из дома бутылку минералки. Головокружение понемногу отпускало.
Ненавижу поезда. Больше ненавижу только автобусы с их удушающим запахом выхлопных газов и перегретого кузова. Хорошо, что надо мной, на верхнем боковом месте, никто не ехал. Никто не скакал мимо меня вверх-вниз, не присаживался на край моей постели, не шуршал пакетами с едой. В купе напротив, к счастью, сидели довольно спокойные люди: две торговки с безразмерными сумками и мужчина в мятом костюме, похоже, командировочный. Он от самого Екатеринбурга лежал на верхней полке, отвернувшись к стене.
Поезд замедлил ход. Лес расступился, мы проезжали полустанок: вросший в землю белый домик с новой табличкой "Черемухи" на фасаде и несколько огромных, колышущихся под ветром деревьев. Наверное, те самые черемухи, в честь которых это место и назвали... Поезд плавно прошел мимо полустанка, а потом снова прибавил скорость, догоняя упущенное время. Я хорошо помнила список станций - за Черемухами следовали еще два полустанка, Старый Рудник и Вагран, и только потом большая станция Северо-Каменская, пункт моего назначения. Хотя не такая уж она большая. Это только если с Черемухами сравнить...
Когда-то, лет сто назад по моему личному летосчислению, мы с мамой жили в Северо-Каменске. У нас даже остались там родственники - и мне вчера пришла в голову отличная идея пожить пару дней у них. Теперь меня там ждали... Я помнила город довольно плохо. Мы уехали оттуда, когда мне было семь лет. И ни разу не возвращались. Сейчас мне смутно, как во сне, представлялись крутые улицы, застроенные сталинскими трехэтажными домами, высокие тополя, старые, пронзительно дребезжащие трамваи и стальную гладь заводского пруда... В детстве мне там нравилось. Сейчас, наверное, все покажется совсем другим.
Поезд снова замедлил ход. За окном проплывал следующий полустанок, Старый Рудник, почти неотличимый от Черемух. Разве что вместо черемух возле станционного домика качались на ветру сосны, а между ними протекал небольшой, заросший осокой ручей.
Я потянулась за сумкой - достать пачку крекеров, но в этот самый миг вагон тряхнуло на какой-то особенно крутой стрелке. Я охнула, потеряла равновесие и боком вывалилась в проход, прямо под ноги идущему мимо пассажиру.
Мужчина в белой рубашке удивленно посмотрел на меня сверху вниз. В руке он держал керамическую кружку с кипятком - и как только не ошпарил меня от неожиданности... Торговки в купе тоже уставились на меня и замолчали. Я успела обрадоваться тому, что не свалила на себя еще и незнакомца с кипятком, прежде чем краска жгучего стыда начала заливать щеки. Бутылка с водой опрокинулась и каталась по столику, отчего на пол периодически выплескивалась минералка.
- Извините, - выдавила я, пытаясь подняться. Вагон болтало, как парусник в девятибалльный шторм.
Мужчина поставил кружку на столик, наклонился и протянул мне руку. Я ухватилась за нее - теплую, уверенную, - и он помог мне подняться.
- С вами все в порядке? - спросил он. Я кивнула, стараясь не глядеть ему в лицо. Щеки, кажется, готовы были воспламениться. - Помощь вам не нужна?
- Нет-нет, спасибо.
Он потянулся за своей кружкой, и я подняла на него взгляд. Ох... Лучше бы я этого не делала. Из-под ворота его рубашки выскользнула подвеска: не крестик, не образок, а звезда размером с пятирублевую монету. Я уставилась на нее - и ощутила резкий приступ головокружения. Ничего подобного мне ни разу не попадалось. То есть форма-то была знакомая - звезда Хаоса, такую любят использовать оккультисты разных направлений. Ничего страшного или потустороннего в ней нет - хотя оккультисты, разумеется, утверждают обратное. Но впечатление, которое производила именно эта вещица... Она пугала, она казалась ненормальной, неправильной. Колючей. Ледяной. Я смотрела на подвеску всего несколько секунд. Но этого хватило, чтобы запомнить ее с болезненной четкостью.
Перед моими глазами качнулась восьмилучевая серебряная звезда, грубоватая, ручной чеканки. Она висела на тонком кожаном шнурке. Точнее, металл только выглядел как серебро - шнурок слишком сильно натягивался под тяжестью подвески. Лучи ее представляли собой стрелы, направленные в разные стороны, а в центре звезды мерцал алый рубин-кабошон. Красный, как артериальная кровь. Бр-р... Ненавижу кровь!
Звезда качнулась перед глазами раз, другой, а красный огонек внутри камня следовал за моим взглядом, как чужой зрачок. К головокружению немедленно прибавилась тошнота.
- С вами все в порядке?
Я сморгнула и оторвала взгляд от звезды. Незнакомей терпеливо смотрел на меня - глаза у нгео были светло-карие, орехового оттенка. Спокойные и внимательные. Мужчина, спохватившись, быстрым движением убрал подвеску обратно под рубашку. Господи боже мой, для чего он это носит на себе? И что оно такое?
Мир потихоньку переставал кружиться. Нет, определенно, есть вещи, в которые лучше не лезть. Например, лучше не планировать кражу "Моны Лизы" из "Лувра". Или не спрашивать у незнакомого человека, что это такое страшное висит у него на шее. Еще ответит...
- Да, - твердо сказала я. - Все хорошо. Просто я ударилась, когда упала.
- Будьте осторожны, - мягко сказал мужчина и ушел вглубь вагона. Я мрачно проводила взглядом его белую рубашку. Надо же, какой франт, в поезде выглядит как на деловой встрече, только без галстука.
Трясущимися руками я подняла бутылку с остатками воды, закрутила крышку и пошла просить проводницу, чтобы она убрала со столика минеральное море.
Поезд прибывал в Северо-Каменск около часа дня. К тому времени я успела успокоиться, еще раз обдумать свои дальнейшие действия и уснуть. После случая с подвеской голову словно ватой набили. Я задремала на несколько минут, когда поезд уже подходил к станции и мимо окон проплывали целые районы разнокалиберных садовых домиков.
И увидела сон, причудливо смешавшийся с явью.
Во сне я тоже ехала в Северо-Каменск. Поезд быстро миновал лесной массив, железнодорожный переезд и насыпь, с которой виден был пруд, плотина и смутные силуэты заводских труб на другом берегу. Я смотрела за окно и узнавала перрон, с которого уехала еще ребенком. Состав шел медленно, я видела смутно знакомые лица встречающих и здание вокзала с облезлыми буквами "Северо-Каменск" на фасаде. Меня не оставляло ощущение, что этот город - карточный домик, который может обрушиться от малейшего дуновения воздуха. Внутри зрело предчувствие надвигающейся беды... И вдруг поезд резко остановился, зашипев тормозами. Меня швырнуло вперед... Где-то закричали, заговорили люди, пассажиры бросились бежать к выходу, толкаясь в узком проходе. Я шла последняя, медленно и словно против воли, как это часто бывает во сне. Люди бежали по высокому перрону к локомотиву, возле которого собралась целая толпа. Я проталкивалась через толпу, чувствуя, что не нужно этого делать, но не имея сил повернуть назад. Не помню как, но я оказалась на краю перрона. Внизу, на рельсах, ярко блестевших от солнца, кто-то лежал. Шпалы были залиты чем-то темно-красным. Я прикрыла глаза от яркого света и всмотрелась, замирая от ужаса.
Там, внизу, наполовину скрытая закопченным отбойником локомотива, лежала я сама. Я узнала свою голубую футболку, бусы из розоватого перламутра, которые были на мне сегодня, узнала свои волосы, теперь спутанные и испачканные кровью. Несколько секунд я бессмысленно глядела сама на себя, потом все-таки отвела глаза - и едва не завизжала.
У локомотива вместо передней фары тускло светился огромный тускло-алый рубин-кабошон, а вокруг него чем-то таким же темно-красным были намалеваны восемь разбегающихся лучей.
Хрипловатый голос ясно и спокойно сказал за моей спиной: "Дайте мне крови! Больше крови!" И перрон затрясся, заходил ходуном, сбивая людей с ног и сбрасывая их вниз, на рельсы, под железные колеса локомотива. А локомотив вздохнул, как огромный зверь, и издал пронзительный гудок. Это было так жутко, что я проснулась, все еще слыша эхо собственного крика. Поезд дернулся и остановился у перрона в Северо-Каменске.
Рейнгард, 18 июня и давным-давно
Мне постоянно приходится напоминать себе, как велика вселенная. Бессчетные годы, проведенные в заточении, одиночество и тоска сводят меня с ума. Люди, которые приходят сюда и приносят надежду на освобождение, - слишком ненадежный якорь в темном море безумия. Они слабы и глупы, они знают лишь один-единственный мир, тогда как миров в Упорядоченном мириады. Они даже с магией не знакомы... Каждый день я заставляю себя мысленно возвращаться туда, где не был уже многие столетия. Убеждать себя, что место, единственно мне родное, - существует. Что хрустальные сферы миров все так же бродят в безбрежном океане Междумирья, что в складках Межреальности по-прежнему прячутся чудовища, а по туманным тропам путешествуют маги и сущности, которым до сих пор нет названия. Я вспоминаю, как кружится голова, когда входишь в новый мир, как сладок его ветер, как изменчиво небо. Как манят и пугают загадочные бездны закрытых миров... Я воскрешаю в памяти красные стены замка Брандей, когда он в своем блеске возвышался над бурным морем Упорядоченного и стаи радужных цикад носились над его черепичными крышами. Вспоминаю лица друзей и врагов. Прекрасный в своем безумии Хаос, который мне посчастливилось увидеть. Я все еще помню, как пьянит Сила, текущая сквозь тело. Как легко плетутся заклятия, когда Хаос рядом, как падают враги...
Иногда это невыносимо, но я заставляю себя жить. Каждый день... Хотя уже сколько столетий я не видел дневного света!
Будь проклят этот мир... Только память не дает мне сойти с ума. Только память, жажда мести и воля. Те, по чьей вине я заточен в своей мертвящей темнице, - о, как пожалеют они, когда я вырвусь на свободу! А я вырвусь. Мысль о том, что это время близко, наполняет меня силой и желанием жить.
Память - вот мое спасение и мое проклятие. Каждый миг я цепляюсь за нее, и она безжалостно возвращает меня в то время, когда я был свободен, когда я ошибался и думал, что могу себе это позволить. Увы, расплата оказалась слишком жестокой, и не только для меня. Мои соратники, бывшие рядом в момент катастрофы, - они заплатили за наши ошибки ту же страшную цену. Я вспоминаю их тоже. Иногда мне кажется, что я ощущаю их - слабо, на грани чувствительности. Жестокий и насмешливый Схарм... огненная Кали... прекрасная Лероннэ... Киршстиф, Юргнорд, Дарнар и другие... даже трус Зафир... Где они все? Сумел ли кто-то из них выбраться? Я уверен, что нет, иначе помощь уже пришла бы. Поначалу меня страшно угнетало осознание того, что и я, Рейнгард Огненный Лис, попался в собственную ловушку. Я никогда не отличался силой, зато брал хитростью. Сила бессмысленна без ума, без умения приложить ее правильно. Я всегда был уверен, что, опираясь на свою изворотливость, сумею с легкостью выбраться из любой, даже самой безнадежной переделки. Увы... Ни сила, ни хитрость, ни способность подчинять себе чужую волю - ничто не помогло мне быстро порвать давящие путы моей магической тюрьмы. Но всему на свете приходит конец, а терпение - сила превыше многих.
Мой учитель Макран, помнится, любил повторять, что на всякую силу всегда находится противодействующая сила. А еще, что истинный владыка Упорядоченного - время. Оно противоречиво и непредсказуемо, Река его бурлива, но пойти против его течения порой не могут сами Боги. Что ж... Мой учитель, да пребудет светлой его память, глупцом не был. Он знал, о чем говорил. Прошли столетия, прежде чем я обрел не призрачную, а вполне реальную надежду на спасение. Люди слабы и глупы... но сейчас только они могут мне помочь.
А ведь как все хорошо начиналось! Мы нашли этот мир - идеальный, как нам тогда показалось, для наших целей. Миров, полностью закрытых от магии, в Упорядоченном не так уж много. Среди других они - словно темные плевелы среди россыпи золотистых пшеничных зерен... Откуда они взялись, для чего созданы Творцом - никто не знал тогда, да и сейчас не знает. Никто никогда их не исследовал - а все потому, что отсутствие Силы сразу делало мир ущербным, неинтересным для любого мага.
Хорошо помню Совет, который собрался под прозрачной крышей Хрустального Зала на Брандее. Я был тогда так молод... И как все это было давно... Макран в первый и единственный раз привел меня тогда на Совет как своего Ученика. Я стоял за его креслом, выточенным из алмазного дерева, трепеща, и не смел поднять глаз. Половину заседания изучал прозрачные прожилки на сверкающей древесине спинки... Об руку с Учителем сидела Эстери - черноволосая, прекрасная и недоступная, как звезда на небесной сфере. Остальные расположились вокруг круглого стола, тоже сработанного из драгоценной прозрачной древесины. Столешница была инкрустирована схематической картой Упорядоченного. Только очертания и можно было узнать: вот Хьервард, вот гроздь ключевых миров, вот Обетованное с дрожащей звездой Источника Урд, вот ожерелье Верхних Миров и выпуклая линза Нижних, с темным Кипящим Котлом, вот Источник Мимира, а вот пустое пространство Дна Миров...
- Итак, мы получили вызов от наших бывших друзей, - спокойно сказал Шендар, ставший официальным Главой Совета после исчезновения Мерлина. Надо сказать, предательство Мерлина сильно пошатнуло уверенность в себе у некоторых членов Совета. Но как бы ни был влиятелен и умен Мерлин, все же его влияние не шло ни в какое сравнение с живительной силой Хаоса, дававшего Брандею и его магам неограниченный кредит в обмен на службу.
- Мы давно обнаружены, - продолжал Шендар, - Хедин искал нас долго и наконец нашел... но сейчас не лучшее время для битвы.
- Почему? - звездноокая Эстери повернула голову, иронически изгибая бровь. Я хорошо видел ее чеканный профиль. - Хедин и Ракот все равно вынудят нас принять бой. Не лучше ли сделать это сейчас? Сил у нас достаточно.
- Сейчас они сильнее, - терпеливо ответил Шендар. - Наши бывшие... соратники... Хедин и Ракот, эти Новые Боги, хоть и связаны Законом Равновесия, но они все-таки Боги. А мы - нет.
- И что ты предлагаешь? - Гиассара, сидевшая напротив Макрана, резко подалась вперед. Волосы цвета пламени взметнулись над сверкающей столешницей, отразились в ней внезапной вспышкой. Я поспешно отвел глаза. - Опять бежать? Мы уже не успеем.
Шендар холодно улыбнулся. Столько ненависти было в этой улыбке, что я мысленно содрогнулся.
- Мы навяжем этим... Богам... свои правила. И переиграем их.
- И каковы же будут наши правила?
- Для начала - потянуть время. Нам нужно совсем немного времени, чтобы завершить работу над оружием, способным лишить сил даже Богов. - Шендар снова улыбнулся. - Для этого мы предложим обмен. Никто не забыл о прекрасной Сигрлинн?
Члены Совета промолчали. Мне показалось, что они так никогда и не оправились от раскола, уничтожившего их Поколение, и все до единого в глубине души сожалели об утраченном миропорядке. Даже холодный Шендар. Что до меня, то я почти не застал владычества Молодых Богов, а потому ни о чем не сожалел.
- Пусть они думают, что мы испуганы, - продолжал Шендар. - Пусть решат, что мы слабы и не представляем опасности. Пусть волнуются за жизнь драгоценной Сигрлинн. Пусть даже следят за нами - это уже не важно
- Насколько я знаю своего врага, Шендар, его не смутит даже угроза потерять свою возлюбленную, - заметил Макран, усмехаясь. - Да он уже сколько раз ее терял! Неужели ты думаешь, что Хедина остановит наше предложение?
Но Шендар покачал головой:
- Риск есть, я понимаю. Но нам во что бы то ни стало нужна отсрочка. Время - вот чего у нас нет...
Массивный Штаилир медленно повернул голову - мне показалось даже, что от него послышался скрип, будто от ствола могучего дуба, качаемого бурей.
- И чем ты собираешься одолеть наших заклятых друзей, Глава Совета? - прогудел он. - Поделись своими тайнами. Даже наши Лорды не могут их одолеть, а ты нашел способ?
Шендар усмехнулся и кивнул моему Учителю:
- Расскажи всем, Макран. Время пришло.
Макран выпрямился в своем кресле. Я впервые решился обвести взглядом Совет. Все они - два десятка собравшихся вместе величайших магов - смотрели на него с надеждой. В эту минуту над ними словно мелькнул призрак былого величия, былой власти, которой они лишились в один миг после восстания Хедина и Ракота.
- Мы долго искали пределы их могуществу, - начал Учитель. - Многие силы были брошены на исследования, многое мы потеряли... И многих... Прошло время, прежде чем перед нами забрезжил свет великого открытия.
Он обвел собравшихся надменным взглядом. Да, мой Учитель, хоть и был выдающимся исследователем, не чуждался театральных эффектов. Кое-каким способам морочить головы я научился от него. Все любят зрелища, знаете ли.
- Ну?! - не выдержала Гиассара. - И что вы нашли?
- Способ лишить наших Богов их силы. Да и вообще - любых Богов. Любых магов. Универсальное оружие.
- Какое же, забери тебя демоны?
- Что дает силу нам? Что дает могущество Богам? Что является связующей основой Упорядоченного, его кровью, его жизненной силой?..
Он снова выдержал драматическую паузу, а затем сам ответил на свой вопрос:
- Магия. Нет магии - нет силы, нет могущества, нет Бога. А где в Упорядоченном нет магии?
- Закрытые миры... - прошептала Гиассара. - Бриллиант в навозной куче?! Не может быть! Да что в них особенного?
- Все может быть, дорогая моя, - снисходительно сказал Макран. - Стоит нам узнать причину отсутствия магии в закрытых мирах, и мы обретем власть над Новыми Богами! Мы сможем просто лишать их доступа к магии!
Штаилир громко, картинно расхохотался:
- Так вы еще не знаете этого секрета, любезные друзья? Похвально... - Он вытер набежавшие слезы могучей рукой. - Нас обложили орды Хедина и Ракота, а вы все еще ничего не знаете?
Шендар потемнел лицом:
- Не нужно смеяться. Мы подошли очень близко к разгадке...
- У нас есть проект машины, которая вскроет один из таких миров и позволит определить причины отсутствия магии, - перебил его Макран. - Точно определить, потому что пока что мы имеем только теоретические расчеты. Нам осталось провести один-единственный эксперимент. Мой Ученик Рейнгард сегодня же отправится на испытание этой машины вместе с лучшими магами Академии. Действовать они будут быстро и скрытно и сразу отправят нам полученные данные.
- А мы с вами возьмемся за разработку оружия, - заключил Шендар. - Для того нам и нужно выиграть хоть немного времени...
Помню, как сердце мое при словах Учителя подпрыгнуло и затрепетало, как пойманная рыбка. Он собирался поручить мне дело исключительной важности - мне, своему молодому Ученику, Рейнгарду Лису. Для того готовил, для того привел на Совет... После выполнения этой операции я мог обрести такие привилегии, такие силы, за которые в другое время пришлось бы работать не одну сотню лет. Истинно сказано: повезло тому, кто живет в эпоху потрясений...
Я собирался исполнить все в точности, как велел Учитель. Спешно подготовили артефакты и свитки с расчетами, спешно собрались молодые маги - кто-то был Учеником, как и я, кто-то - пришел из Академии магии Брандея... Мы выступили в поход через полсуток после Совета, и почти все брандейские маги поработали над завесой, скрывавшей наш отход. По пути мы видели летучие армады Ракота и рати Хедина, под прикрытием своих повелителей двигавшиеся к Брандею. Меня охватила дрожь при мысли о мощи, которую несли с собою эти армии... но нам удалось проскочить незамеченными. Я настойчиво уговаривал себя и других, что наши Хозяева сильны, а Истинные маги - умны и умеют убеждать. Хедин и Ракот не рискнут напасть на Брандей сразу, отступят.
Мы почти достигли нужного нам мирка - закрытой черной глобулы, не впускавшей и не выпускавшей ничего, - когда до нас докатилось эхо падения Брандея. Эфир всколыхнулся, пошел волнами, Междумирье завихрилось, стронулись со своих мест и вздрогнули светящиеся сферы миров... Никогда не забуду, как мы остановились на островке посреди Межреальности, не имея сил идти дальше. Все было кончено, наш дом - уничтожен, надежды на возвращение - никакой. Лероннэ из рода альвов, любимица Гиассары, плакала, не стесняясь своих слез. Остальные угрюмо молчали, сидя на жухлой траве островка. Потревоженная Межреальность колыхалась вокруг, словно закипающий кисель.
- Хватит ныть, - неожиданно рявкнула Кали. Золотые подвески на концах множества ее косичек зло зазвенели. - Да, Брандея больше нет. Да, нет больше наших учителей. Но мы-то живы! И все расчеты, и все нужные артефакты при нас. Мы сами сделаем оружие мести! Мы отомстим Богам!
- Да возвратится Хаос! - тонко выкрикнула Лероннэ, смахнув слезы со щек.
- Да возвратится Хаос! - эхом откликнулись мы.
Молча собрались и спустились в черный провал закрытого мира, зная, что назад нам не будет дороги, покуда мы не найдем способ вскрыть его, как вскрывают устричную раковину.
Память, память... Мое спасение и мое проклятие. В ней все еще живы те, кого давно уже нет, в ней еще бушуют пожары прежних дней и горит путеводным маяком жажда мести. Только она не дает мне окончательно сойти с ума в моей тесной, глухой, безнадежной тюрьме на Терре.
И только кровь поможет мне в конце концов выйти на волю.
Галя, 18 июня
Когда-то в Северо-Каменске мы с мамой вовсе не были одиноки. Во-первых, тогда был жив мой отец. Но с тех пор прошло столько времени, что я не помню его, как обычно помнят живых людей. Ни запаха, ни голоса, ни улыбки. Я знаю только его фотографии да мелкие вещи, когда-то принадлежавшие ему. "Не трогай этот нож, он папин".
Когда мне было шесть, отец поехал в Екатеринбург с каким-то родственником и по дороге разбился. Родственник тоже погиб. После этого мы с мамой покинули Северо-Каменск и не поддерживали с отцовской родней почти никаких отношений. Только телефонные звонки в день рождения - и то не каждый год. В Северо-Каменске у отца осталась двоюродная сестра, очень деловая дама, которой в девяностые удалось здорово разбогатеть. Я ее совсем не помнила. И отец мой когда-то успешно занимался бизнесом. У тетушки был сын, мой ровесник. Иногда я спрашивала, почему мы никак с ними не встречаемся, но мама говорила, что мы-де "разного поля ягоды" - понимай как знаешь. Однако вчера, когда мне понадобилось ехать в Северо-Каменск, мама без лишних вопросов отыскала в старых книжках телефон тети Светы - или Светланы Аркадьевны, как мне удобнее было называть свою тетушку, - позвонила и договорилась, что несколько дней я поживу у них.
Маме так было спокойнее. А я думала, что чем меньше я оставлю следов своего пребывания в городе, тем лучше. К тому же какой отличный повод для частной поездки в Северо-Каменск - визит к родственникам! И никаких музеев.
Я даже не успела толком оглядеться на перроне, когда меня поймал за плечо симпатичный молодой человек:
- Привет, Галя! Я тебя сразу узнал. Видел твои фотки во "Вконтакте". Будем знакомы: Майк, твой троюродный брат, - и протянул мне руку. Мне ничего не оставалось, как ответить на рукопожатие.
- Привет...
Ну надо же - Майк! А был же когда-то Мишей... Молодой человек тем временем ловко отнял сумку, схватил меня за руку и поволок к парковке, где на июньском солнышке парился роскошный молочно-белый джип. "Инфинити". Вот это да...
- Спасибо, что встретил, - выдохнула я на бегу.
- Да не за что. Классно выглядишь, кстати. Жалко, что вы к нам не ездили. У нас и жить есть где!
Я не нашлась, что ответить на это изъявление родственных чувств. Майк засунул сумку багажник и галантно распахнул передо мной дверцу джипа:
- Прошу!
Я невольно потрясла головой. Вот те раз! Не успела приехать, как вляпалась в мечту любой девицы на выданье: симпатичный, настроенный на общение парень на белом внедорожнике. Только вот исполнение девичьих грез в мои планы сейчас никак не входило. У меня здесь были совсем другие дела... Да и куда я дену в таком случае Антона?
Майк рассмеялся:
- Да расслабься ты! Садись давай, не стесняйся!
Я хотела ответить, что медлю вовсе не из стеснения, но махнула рукой и полезла в чрево джипа. Чрево оказалось кожаное, светлое, прохладное. Майк сел за руль. Джип взревел двигателем и рванул с места так, что меня вжало в спинку сиденья. Ай да братец...
Я краем глаза рассматривала своего новообретенного родственника. Майк действительно оказался очень привлекательным молодым человеком: твердый подбородок, нос с легкой горбинкой, серо-голубые глаза. Такие же глаза были у моего отца, я это знаю по фотографиям. Но мне самой достались другие, в мамину родню. Черные. А вот взгляд у Майка казался странным: одновременно жестким и немного рассеянным, как будто он все время что-то просчитывал в голове. Такой взгляд не очень-то вязался с образом обаятельного разгильдяя...
Одет Майк был просто, но не дешево. Наверное, ездит за покупками в Екатеринбург... Я и сама придерживаюсь того же стиля: скромно, без особой роскоши, но качественно и со вкусом. К тому же это помогает не привлекать к себе лишнего внимания, при моих занятиях особые приметы совершенно ни к чему.
В машине было чисто и пахло не сигаретами, а освежителем воздуха и кожаным салоном. Безымянный палец на левой руке Майка украшал массивный стальной перстень. На нем было выбито нечто неопознаваемое. Я вздохнула. Все-таки как-то это подозрительно: приезжаешь по своим делам в провинциальный городок, а тебя встречает принц на белом коне, пусть даже и родственник...
- Ты где-то учишься? Или закончила уже? - спросил Майк, небрежно поворачивая руль. Джип летел вскачь по разбитым улочкам Северо-Каменска. Я заметила, что ему часто уступали дорогу - даже там, где уступать было не нужно, так что он ехал, почти не притормаживая. Видимо, Майка знали. Неудивительно, городок-то маленький...
- Закончила год назад. Училась в универе, на истфаке, - ответила я и поморщилась. Слова "исторический факультет" не очень-то звучали в салоне дорогого автомобиля. Но по поводу своего образования я никогда не переживала. - Я искусствовед вообще-то. А ты? Учишься где-то?
- Учусь, только заочно, - кивнул Майк. - У нас с матерью бизнес, а бизнес не бросишь. Специальность не помню точно, но что-то там юридическо-экономическое. Все для дела, понимаешь...
Он усмехнулся, и я уловила в этом смешке нотку самодовольства. Наверное, он думает, что "историк" и "искусствовед" - синонимы слова "неудачник". Многие так думают, и совершенно зря. Хотя меня, с моим-то скрытым даром, вполне можно считать неудачницей. Я опираюсь на дар, на интуицию там, где другие опираются на знания и опыт. И потому среди профессиональных экспертов всегда буду белой вороной...
- А мне нравится история, - сказала я. - Здорово заниматься всю жизнь любимым делом, правда ведь?
Майк искоса глянул на меня. По-моему, с удивлением. Что ж, история мне действительно нравится...
Джип промчался через центр города, сплошь застроенный трехэтажными сталинками. Миновал плотину, въехал на пустынную старую набережную и остановился. Мы вышли. С одной стороны от дороги мерцало серебряное зеркало пруда и качали ветвями высокие березы на берегу. С другой - в линию выстроились одноэтажные коттеджи явно старой постройки. Стояла тишина, нарушаемая только шелестом листьев и плеском озерных волн, и казалось, что городские кварталы остались где-то очень далеко. Майк достал из багажника мою сумку и повел меня к домику, построенному в морском стиле, с окнами-иллюминаторами и изящной башенкой, символизирующей вершину не то мачты, не то маяка. При этом дом совершенно точно был выстроен лет пятьдесят назад. Ну надо же, я и не знала, что в те времена в Северо-Каменске могли предаваться таким архитектурным излишествам... Дом был обнесен ажурной чугунной оградой, которая казалась скорее украшением, чем защитой.
Майк заметил, с каким удивлением я разглядываю здание, и пояснил:
- Это директорский дом. Бывший директорский, конечно. До того как мы его купили, тут жили только директора завода.
Я знала по маминым рассказам, что значил для Северо-Каменска металлургический комбинат "Заря". Директор завода был в свое время главнее секретаря горкома партии. А теперь в доме самых влиятельных людей в Северо-Каменске проживает моя родня...
- Необычный дом, - заметила я, подходя к калитке.
- Ленинградцы проектировали, - небрежно пояснил Майк. - Тут же весь центр по ленинградским проектам выстроен, сразу после войны. Архитекторы здесь жили в эвакуации ...
Майк толкнул калитку - она была не заперта. Сразу же из глубины сада послышался басовитый лай, от которого у меня мурашки побежали по спине. Такие звуки мог бы издавать небольших размеров танк, умей он лаять.
- Роки, свои! - крикнул Майк и свистнул. Лай перешел в повизгивание, напоминающее скрежет железа о камень. Из-под куста вылезло нечто размером с теленка и тяжелой рысцой приблизилось к нам. Это оказался пес, подобных которому я еще не встречала: громадный, черный, почти без шерсти. Кожа его была вся в крупных неаккуратных складках. Не разобрать, где нос, а где уши. Зато хорошо видны были красные глазки, клыки, торчавшие из-под верхней губы, и металлическая пластинка, закрывавшая весь загривок.
- Его когда-то оперировали, - пояснил Майк, поймав мой вопросительный взгляд. - Но сейчас он здоров как бык.
Роки сел на дорожку и принялся сверлить меня нехорошим взглядом.
- Удивительно умный пес, - поделился со мной братец. - И нас любит. Мы его спускаем с цепи после десяти вечера, так что имей в виду, поздно не возвращайся. Могут быть проблемы.
Я не собиралась шляться по ночам - если только дело не заставит, конечно, но на всякий случай предупреждение запомнила. Мы прошли по дорожке, выложенной диким камнем. В гуще сиреневых кустов, в тени, стояла будка размером с дачный домик. Вообще-то я люблю собак, но интуиция подсказывала, что с Роки действительно могут быть проблемы.
Теперь понятно, почему вокруг дома хлипкая ограда... С таким сторожем глухой забор и не нужен!
Майк открыл дверь, которая, похоже, тоже никогда не запиралась, и провел на второй этаж. Я заметила, что шли мы не самым коротким путем - братец решил продемонстрировать мне все интерьерные красоты. А посмотреть там было на что. Похоже, убранство дома было скопировано из какого-то модного журнала. На их страницах все выглядит очень красиво, но как жить в этих красотах, не нарушая их выверенной гармонии, - совершенно непонятно.
Я осторожно прошла вслед за Майком через комнаты, сияющие стеклом и хромировкой. Здесь действительно никто не жил... Только за одной, наполовину прикрытой дверью я заметила беспорядок. Но там, похоже, была кладовка, даже, точнее, беспорядочная свалка странного оборудования, словно украденного из старого фантастического фильма. Какие-то приборные доски с лампочками и тумблерами, старые громоздкие мониторы, перекрученные провода... Это-то все им зачем?! На боковой поверхности одного из мониторов я краем глаза заметила клеймо, похожее по форме на глаз, однако разглядеть его как следует не успела. Нужно было догонять Майка.
Первое по-настоящему жилое помещение оказалось рабочим кабинетом моей тетушки. Майк туда меня и привел.
В небольшой комнате, беспорядочно заставленной стеллажами с папками, сидела светловолосая женщина и что-то печатала на компьютере. На столе перед ней разбросаны были мелкие предметы: не то миниатюрные шахматные фигурки, не то подвески. На стенах висело несколько картин, в которых я с восхищением опознала прекрасные копии полотен Порфирия Бесчастного. Обычный человек вполне мог принять их за оригиналы, но я-то вижу не только краски. Аура человека, писавшего их, ни в какое сравнение не шла со жгучим отблеском личности Порфирия.
Женщина небрежно смахнула фигурки в ящик стола, поднялась и тепло мне улыбнулась. Я улыбнулась в ответ, стараясь казаться радостной и беззоботной. Тетя Света раскрыла мне объятия, и меня поглотило облако нежных, явно дорогих духов.
- Ну, здравствуй, Галя! - сказала она, расцеловав меня в обе щеки. - Как мы давно тебя не видели! Какая ты стала красавица!
Тут у меня слегка помутилось в голове - думаю, не от обилия впечатлений, а от того, что реальность в очередной раз вывернулась наизнанку. Если послушать Майка со Светланой Аркадьевной, так мы с мамой десять лет провели неизвестно где, пока безутешные родственники пытались нас разыскать!
- Вы тоже отлично выглядите, - пробормотала я. И это было правдой: тетя Света ничуть не изменилась за прошедшие годы. Она выглядела точно так же, как на фотографиях десятилетней давности, разве что цвет волос поменяла: была брюнеткой, а теперь приобрела благородный светло-русый оттенок. На вид крепкая тридцатилетняя женщина, гладкая, стройная, в облегающих джинсах и топике. Совсем непохожа на мою уже поседевшую маму...
- Я думаю, тебе у нас понравится, - сказала Светлана Аркадьевна, обведя рукой кабинет. - Жаль, что ты ненадолго. Но Майк будет приглядывать за тобой.
Майк утвердительно хрюкнул. Похоже, маме он старался не возражать.
- Хотя у него тоже много дел, - сурово добавила тетушка. Несмотря на внешнюю моложавость, Светлана Аркадьевна стала называться в моем внутреннем монологе именно этим словом. "Тетя" - слишком по-родственному, а имя-отчество - чересчур длинно... Я прислушалась к ее голосу. Что-то меня в нем настораживало, что-то тщательно скрываемое... Вот что. Неискренность. Тетушка фальшивила, как расстроенная труба.
Я постаралась улыбнуться как можно шире.
- Майк! Покажи Галочке ее комнату и ванную. Если хочешь поесть прямо сейчас - иди на кухню. У нас работает Алена, она изумительно готовит. Только она инвалид, очень плохо слышит и почти не говорит. Имей это в виду. Ну, а теперь бегите, мне надо еще закончить дела...
Майк повлек меня дальше по коридору, вниз и налево. Моя комната оказалась рядом с кухней - не для самых дорогих гостей, вероятно, но опрятная и с отдельной ванной. Братец поставил мою сумку на пол и обвел комнатку рукой:
- Устраивайся! Дверь в Аленину каморку прямо в кухне, постучишь - она выйдет и тебя накормит. Тебе сегодня надо куда-нибудь?
- Надо, - кивнула я. - Сама пока не знаю куда, вначале я созвонюсь с клиентом.
Майк понимающе улыбнулся:
- Тоже бизнес, да? Потом расскажешь. С часик могу тебя подождать, а потом довезу куда надо. Не против?
- Здорово, - пробормотала я уже закрывшейся двери.
Я рухнула на кровать, на европейский манер стоящую посреди комнаты, и позволила себе на пять минут закрыть глаза. Голова слегка кружилась, но, слава всем богам, не болела. Спать я тоже не хотела. Спасибо, выспалась в поезде... Сейчас следовало как можно скорее привести себя в порядок, поесть и двигаться дальше. Шел четвертый час дня, а у меня в Северо-Каменске была бездна несделанных дел.
Просто бездна.
Первый звонок я сделала продавцу картины - точнее, продавщице. Ее звали Ольга Николаевна, и она работала в том самом музее, где хранились картины Бесчастного. Ее телефон вместе с заказом передал мне Антон. Я уже звонила этой Ольге из Екатеринбурга, и мне не понравился ее чирикающий голосок. Но кто сказал, что мы должны любить тех, с кем работаем?
- Слушаю, - жеманно ответила она.
- Ольга Николаевна, я вам звонила вчера днем насчет... насчет покупки. Вы помните?
- Да-да, конечно! - радостно прочирикала она. Ее нисколько не смущало, похоже, что к ней обратились, чтобы она поспособствовала покупке... хорошо, будем называть вещи своими именами, - краже картины из музея. Она была готова к сотрудничеству. Как будто всю свою жизнь только тем и занималась, что торговала экспонатами со своей работы.
Да, знаю, не мне ее судить. Я-то как раз тем и занимаюсь, что способствую нелегальной торговле предметами искусства. Но ведь это чужие предметы! Я не несу за них ответственности, как она.
- Я приехала и готова с вами встретиться. Мне надо осмотреть объект.
Хорошее какое слово - "объект". Нейтральное. Все что угодно можно им обозначить.
- Очень хорошо, - одобрила музейщица. - До закрытия музея осталось два часа, посетителей у нас почти нет. Приезжайте, я буду ждать вас в главном зале.
Вот и замечательно.
Потом я отчиталась перед мамой, как добралась и как устроилась, и с чистой совестью отправилась на кухню. Не обнаружив там домработницы, самостоятельно стащила из холодильника кусок пирога с мясом и пакет молока. Пирог был вкуснейший. Я съела его до крошки, запив ледяным молоком, и почувствовала себя в силах продолжать делать дела. В брезентовый рюкзачок я кинула пластиковый конвертик с документами и на всякий случай нетбук. Дорожную сумку я засунула в стенной шкафчик и тихонько, стараясь не попасться тетушке на глаза, покинула дом.
Не внушила мне особого доверия моя решительная и моложавая тетушка, уж не знаю почему...
Снаружи чувствительно припекало послеполуденное солнышко. Я пожалела, что не надела кепку, но возвращаться не хотелось. У крыльца меня уже поджидал Майк: в плотной куртке, несмотря на жару, и с мотоциклетным шлемом под мышкой. Рядом с ним прямо на мощеной дорожке стоял мотоцикл, сверкая на солнце начищенными хромированными деталями. Металлические части кузова были выкрашены в ярко-желтый цвет, а сиденье обтянуто черным кожзамом. На бензобаке красовался логотип "Хонды", а на черном багажном отсеке - название модели: SB 400. Не очень-то я разбираюсь в мотоциклах, но одно могу сказать: бывают и красивее. На вид это был самый обыкновенный байк, безо всяких дизайнерских изысков. Из-за крупного бензобака он казался слегка горбатым. Зеркала заднего вида торчали вверх, как вздернутые любопытные уши. Большая круглая фара придавала мотоциклу выражение некоторой наивности, но мне почему-то показалось, что характер у этой машинки довольно задиристый.
"Конек-горбунок", - подумала я.
- Познакомься, это Вжик, - сказал братец и любовно похлопал по бензобаку. - Моя рабочая лошадка. Когда-нибудь куплю себе байк покруче, а пока катаюсь на этом. Зато он проедет где угодно. "Сибишки", они выносливые...
- Симпатичный, - согласилась я.
На мотоцикле я ездила в своей жизни считаные разы, и то в качестве пассажира, и больше всего запомнила только пугающую скорость. Разок пришлось порулить скутером - и то во дворе, в дружеской компании. Поэтому к Вжику я отнеслась с опаской. Но все же протянула руку и потрогала теплый желтый бок. Неожиданно мотоцикл громко фыркнул мотором и завелся. Я аж подпрыгнула.
- Ты чего?! Я так заикой сделаюсь!
- Я ничего... - засмеялся Майк. - Не обращай внимания. Ты ему понравилась.
Странное отношение к мотоциклу, честное слово. Я снова прикоснулась к желтому бензобаку - уже в качестве эксперимента, но байк никак не отреагировал. Шутники они тут... Я обратила внимание, что на передней части бака, ближе к рулю, был прикреплен металлический ящичек величиной с коробку для карандашей, сделанный явно кустарным способом. На крышке коробочки из прорезей торчали три рычажка, один из них был сдвинут вверх. С обеих сторон от нее отходили провода и тянулись куда-то под приборную доску. На боку коробочки было выбито клеймо в виде глаза.
- А это что такое?
- Тюнинг, - непонятно усмехнулся братец и протянул мне второй шлем, до того лежавший на сиденье:
- Надевай! Безопасность прежде всего. Кстати, если когда-нибудь поедешь на другом мотоцикле, без дополнительной защиты не садись! А на Вжике, в общем, и шлема хватит. Вжик - он особенный.
Ну, что этот байк особенный, я уже поняла по отношению к нему Майка. Можно любить свой мотоцикл до безумия, но чтобы относиться к нему как к живому?.. Все-таки мы уже не дети, чтобы одушевлять неживые предметы! Хотя и впрямь в этом мотоцикле что-то чувствовалось необычное. Может, действительно характер?..
Я осторожно села позади братца, одной рукой ухватилась за ручку для пассажира, другой - за бок Майка, и мы поехали.
Впечатление было такое, будто я села верхом на реактивный двигатель. На мотоцикле трясло, к тому же Майк считал ниже своего достоинства объезжать небольшие выбоины. У меня каждый раз сердце замирало: ведь убьемся! Однако задиристый байк и не думал падать. Напротив, он несся вперед, то пристраиваясь в промежуток между машинами, то виляя в междурядье. Спустя некоторое время я привыкла и смогла достаточно расслабиться, чтобы посмотреть по сторонам. Город мчался навстречу, кренясь на поворотах, и я начинала смутно узнавать его. Вот здесь мы когда-то гуляли... а по этой улице ходили на парад в День Победы... а в этом кафе - точно, в этом!- мама покупала мне пирожные в виде лесного пенька...
Северо-Каменск показался мне маленьким, уютным и очень спокойным, хотя и слегка запущенным. Он не очень-то отличался от других маленьких городков, где я бывала. На газонах росли некошеные, буйно цветущие травы. Фасады домов трескались быстрее, чем жилищные конторы успевали их ремонтировать. Асфальт хранил в себе память обо всех весенних ручьях и летних лужах, а также обо всех проехавших по нему фурах. Дождей давно не было, и дорожные выбоины заполнились мелкой серой пылью, которую с удовольствием тревожил Вжик.
Северо-Каменский музей находился на окраине города, там, где кончались каменные дома и начинался район старой, еще дореволюционной застройки. Это был осколок прежнего населенного пункта, поселка Вагранские Рудники, который постепенно оказался на окраине нового города. Недалеко от музея, за чертой жилого сектора, должен был находиться археологический памятник - древний, выложенный из булыжников лабиринт и частично раскопанные остатки городища конца семнадцатого века. Здесь время от времени селились люди - и две тысячи, и триста лет назад, а теперь это место, по названию ближайшей речки, именовали Вагранским городищем. А лабиринт официально считался внешним экспонатом краеведческого музея. Так, по крайней мере, рассказывалось на музейном сайте...
Майк лихо остановил мотоцикл у самой ограды - так, что визг тормозов и камешки из-под колес. Принял у меня шлем и махнул рукой, прощаясь. Я посмотрела, как он мчится по узкой старой улице, поднимая тучи пыли, и пошла в музей. Он размещался в старинном каменном особнячке: двухэтажном, на восемь окон, выкрашенном в нежно-изумрудный цвет. Даже полы в особнячке не менялись со времени постройки здания: доски были метровой ширины и под ногами не скрипели. Сейчас такие мало где увидишь... На входных дверях висел большой рекламный плакат. Он гласил, что двадцать первого июня, в день летнего солнцестояния и одновременно полного солнечного затмения, состоится открытие юбилейной выставки одного из великих сыновей этого города - художника Порфирия Бесчастного. Выставка называлась "Затмение". Вот это некстати - слишком велико будет внимание к полотнам Бесчастного в эти дни... Но думаю, с одной-то картиной проблем не будет. Мы же не собираемся вывозить всю экспозицию!
Я прошла мимо закрытого окошечка кассы. В зале никого не было, только у входа дремала старушка-вахтерша, прозрачная и хрупкая, как мотылек. А где же Ольга Николаевна?..
- Добрый день, а где... все? - спросила я, не придумав ничего лучше.
Старушка приоткрыла блеклые глазки:
- Все ушли на внешний объект. Если надо, так подождите. А для посещения мы уже закрыты.
Но мне ждать не хотелось. Я спросила, как найти этот самый внешний объект.
- Идите до конца улицы, еще дома три, - проскрипела вахтерша. - Лабиринт-то и увидите... Не бойтесь, мимо не пройдете.
Я миновала ограду музея и сразу поняла, в какую сторону идти. Невдалеке, за домами, виднелось открытое пространство вроде пустыря, за которым смутно темнел лес. Я прошла по узкому тротуару мимо поникших от зноя берез и старинных, вросших по окна в землю домиков. Однако еще издали мне послышались крики, рокот моторов, какой-то лязг. Там, в конце улицы, творилось что-то неладное. Да что же это может быть?
Я миновала последний домик и остановилась. Передо мной лежал большой пустырь, поросший низкой, желтоватой от жары травой. Вдоль жилых домов, вилась грунтовая дорога. Через пустырь тянулась хорошо утоптанная тропинка, которая почему-то прижималась к его левому краю. Я пригляделась и поняла почему: посередине пустыря дремлющей змеей раскинулся каменный лабиринт. Возле него рычала двигателями строительная техника: желтый экскаватор с подъятым ковшом, бульдозер, пара самосвалов. Все они выстроились полукругом, словно хищники, загоняющие добычу. Двигатели извергали клубы сизого вонючего дыма. Перед экскаватором беспокойно двигалась маленькая группка людей. Они махали руками и что-то кричали. Экскаватор, видимо, не выдержав напряженного противостояния, дал по газам и дернулся вперед. Люди побежали. Только один человек, совершенно седой и хрупкий на вид, остался. Он раскинул руки, словно собирался остановить собственным телом тяжёлую машину. Экскаватор снова дернулся и заглох в каком-то полуметре от человека. Я бросилась на помощь, даже не подумав, стоит ли это делать.
Когда я добежала до места битвы, напряжение уже спало. Техника разворачивалась и покидала пустырь. Только молодой, очень загорелый и очень раздраженный экскаваторщик оставался рядом со своей машиной Он звонил по мобильному телефону. Видимо, начальству.
- Говорю, ..., не пускают, ...! Я что, давить их должен? - тут он сделал паузу, видимо, выслушивая ответный мат. А потом заорал: - Да увольняй, мне ...! Лучше уволиться, чем в тюрьме сидеть! А?.. Вот сама, ..., садись и копай!
Дальше он выразился так заковыристо, что можно было не сомневаться - начальница бросила трубку. Экскаваторщик с досадой сунул телефон в карман рабочих штанов, без лишних слов залез в кабину и уехал. Нам на прощанье остался только едкий запах дизельных выхлопов и развороченный колесами дерн.
Самый храбрый из защитников лабиринта оказался старичком с редкой бородкой. Он был одет в мятый полотняный костюм, а на кончике носа чудом удерживались очки в тонкой оправе. Вылитый Старик Хоттабыч из старого фильма... Боевой пыл, однако, в нем горел на зависть молодым.
- Вы видели?! - спросил он меня, подпрыгивая от возбуждения, когда я подошла узнать, не нужна ли помощь. - Я им ни пяди не отдам! Они уже не в первый раз пытаются силой прорваться!
- А зачем? Кто они? - спросила я. Из лесочка к нам подтягивались остальные протестующие. Они выглядели смущенными: разбежались по кустам, тогда как их пожилому предводителю удалось успешно отразить атаку.
- Бизнесмены, - ответил старик презрительно. - Подавай им участок земли, чтобы что-то там построить. Мебельный цех или еще что-то, я не помню. А на участке - памятник архитектуры и раскопки. Каково, а?
Он встопорщился, как рассерженный воробей.
- Когда они в первый раз приехали, мы уж думали - все, конец объекту. Но отстояли... И потом куда только не писали: и в Архитектурное управление в область, и в Министерство культуры, и в прокуратуру... Везде обещают помочь, только долго что-то, - старик недобро усмехнулся. - В суд подали. А эти... Не дожидаясь суда, нападают, так в себе уверены. Представляете, пишут нам, что во время строительства ни лабиринт, ни раскопки не пострадают. Это прямо на стройплощадке-то, как же... Но мы им не сдадимся!
Подчиненные закивали - да, конечно, не сдадимся. Похоже, им еще долго придется реабилитироваться после бегства в кусты... Я осмотрелась внимательнее: пустырь, конечно, был велик и вполне годился в качестве уже расчищенной строительной площадки. Хотя для чего биться именно за эту поляну, мне было непонятно. Неужели других мест для строительства не найти? Со стороны леса пустырь все еще был огорожен остатками очень старого деревянного забора. От времени он потемнел, некоторые секции отсутствовали, некоторые - валялись среди травы. Лес с одной стороны показался мне более редким, пронизанным солнечными лучами, и, приглядевшись, я увидела между деревьев заржавленные оградки и памятники. Старое кладбище... От него должно было бы веять покоем и умиротворением, но меня внезапно мороз продрал по позвоночнику. Здесь ощущалось напряжение, словно я стояла на краю пропасти. Это место манило и пугало одновременно. На самой поляне, почти полностью заросшие низкой травой, лежали кольца древнего лабиринта. Чуть дальше - закрытая досками и огороженная заборчиком яма старого раскопа. Там, все еще под землей, дремало древнее городище, на котором современные бизнесмены и собирались строить свои мебельные цеха.
- Спасибо за поддержку, - старый директор энергично пожал мне руку. - Я рад, что простые люди не остаются равнодушными к бедам нашего музея. Спасибо!
- Пожалуйста, - пробормотала я.
- Отлично, тогда пойдемте домой. Думаю, сегодня они сюда больше не сунутся.
Я поняла, что "домой" - это означало в музей. Для того типа руководителей, каким был Анатолий Александрович, слова "дом" и "работа" обозначали одно и то же. И будь я проклята, если в этот момент не ощутила слабый, но неприятный укол совести. Этот человек жил своим делом, гордился им и готов был за него умереть, в отличие от остальных... а я собиралась причинить вред тому, что он любил. Ничем я не лучше этих строителей-разбойников...
"Да, но он же об этом не узнает, - возразил другой голосок внутри меня. - И никто не узнает. А кто уже знает, тот никому ничего не расскажет".
Директор, а за ним и все остальные двинулись обратно по разбитому тротуару. Я украдкой разглядывала нестройную толпу музейных работников, точнее, работниц. Кто из них Ольга Николаевна? Антон упомянул, что она "интересная дамочка". А у меня ума не хватило спросить точнее. Кто она: та плотная брюнетка? Или сухощавая женщина предпенсионного возраста, явно очень следящая за собой? Или нежная полнеющая блондинка лет тридцати пяти?
Я топталась на месте, пока они проходили мимо, но именно нежная блондинка, шедшая последней, внезапно подняла на меня взгляд и едва заметно кивнула. Я молча двинулась за ней.
И в музей я вошла вслед за музейщиками, словно имела право здесь находиться. К моему удивлению, никто, даже директор, не обратил на меня внимания. Сотрудники с видимым облегчением разошлись по залам. Разговоры их, как я заметила, вращались по большей части вокруг погоды и ситуации на дачных участках и почти не касались только что пережитого на пустыре сражения. Ольга Николаевна снова сухо кивнула мне, приглашая следовать за собой. Мы вошли в узкую служебную дверь, миновали темный и узкий коридорчик, служивший, наверное, во время оно проходом для прислуги. Сейчас в нем томились только старые пыльные стулья. В коридор выходили несколько таких же, как и в музейном зале, узких дверей. На одной из них висела поблекшая, заляпанная белой краской табличка "Директор". На стене напротив - прошлогодний рекламный плакат "Ночи в музее".
- И что, к вам ходят на "Ночь в музее"? - удивленно спросила я, прежде чем успела прикусить язык.
- Ходят, - пожала полными плечами Ольга Николаевна. - Еще как ходят. У нас в Северо-Каменске, понимаете, не так много мест, куда можно пойти...
Она отперла последнюю по коридору дверь, над которой подслеповато помаргивал красный глазок сигнализации.
- Это хранилище исключительно для живописных работ, - сказала музейщица. - А сейчас, когда готовится выставка, здесь только полотна Порфирия Степановича. Вы пока осмотритесь, я сейчас вернусь. Надо отключить сигнализацию.
Хранилище представляло собой узкую и длинную комнату, оклеенную блеклыми обоями, с единственным зарешеченным окном в торце. В форточку был врезан пожелтевший от времени вентилятор. Пахло в хранилище старой бумагой, краской и пылью. На стене висел большой термометр, который показывал двадцать пять градусов тепла. После тяжелого вечернего зноя - приятная, ровная прохлада. Но я почему-то не чувствовала облегчения. Наоборот, напряжение, охватившее меня возле лабиринта, словно усилилось. Наверное, тому виной были полотна Бесчастного, окружавшие меня со всех сторон. Они - вместе с аурой их создателя - словно обрушивали на входящего всю страсть и весь смысл, который мастер постарался в них вложить.
Картины, приготовленные к выставке, были расставлены вдоль стен. Я тихонько прошла по комнате, разглядывая их. Порфирий Бесчастный был художником-самоучкой, и профессионалы того времени не принимали его всерьез. Правда, о его картинах очень хорошо отзывались Рерих и Бенуа, но часто случается, что отзываться и брать на выставку - не одно и то же. К тому же Бесчастный был очень замкнутым и странным человеком, избегал столиц и шумного общества - так что удивительного в том, что при жизни он не стал особенно популярен, а после смерти оказался почти забыт? Но автор единственной подробной биографии, которую я нашла на музейном сайте, не скупился на эпитеты. "Русский Уильям Блейк", "неоцененный русский визионер", "гений российской провинции"... Что правда, то правда, Бесчастный был настолько необыкновенной, самобытной личностью, что у некоторых современников возникали справедливые сомнения в его психическом здоровье.
Неужели эти полотна никогда не покидали Северо-Каменска? Я обвела комнатку взглядом. Фигуры на картинах словно застыли на миг, казалось, они вот-вот продолжат движение. При том что рисовал Бесчастный несколько схематично, динамику ему удавалось передать великолепно. На многих картинах присутствовал Вагранский лабиринт, выписанный с документальной четкостью. Неоцененного русского визионера, похоже, этот археологический памятник притягивал как магнит. Я вспомнила давящее чувство, охватившее меня на пустыре, и невольно поежилась. Бесчастный во всех своих работах опирался на мифологию, причем им самим же и придуманную. Его миры были грандиозны, мрачноваты и полны притягательной силы. Я присела, разглядывая картины внимательнее. Кое-какие из них я запомнила, читая сайт. Когда-то еще доведется увидеть их в оригинале...
Вот "Меч". На фоне космической тьмы нарисован был длинный прозрачный кристалл, и, только вглядевшись, можно было понять, что каждая его грань - это сверкающий, словно стрекозиное крыло, и даже на вид острый меч. "Мультиверсум" - могучее древо в виде Вагранского лабиринта, прорастающее круглой кроной сквозь многоэтажную Вселенную. Вот "Стазис" - мертвый лес зеленоватых кристаллов под ровно-серым небом. "Противоборство" - сплетающиеся тела белого орла и золотого дракона, и очень трудно разобрать, где один, а где другой, скорее - одно существо, фантастическое единение двух... "Творение" - вскипающая бело-голубая пена, в бурунах которой внимательный взгляд мог различить, как лепятся из нее формы всего сущего, от звезд до насекомых. А вот и "Хаос"...
Позади меня скрипнула дверь.
- Я вижу, вы нашли то, что нужно, - сказала Ольга Николаевна. - Ну что? Как?..
- Это копия, - сказала я и сама поразилась тому, как спокойно прозвучал мой голос. - Ваш "Хаос" - это подделка. Вот, смотрите.
Я коснулась полотна - на пальце остался след от еще не просохшей краски.
Рейнгард, 18 июня и давным-давно
Этот закрытый мирок местные жители называли Террой. Магия и впрямь почти не проникала в него, и порой это становилось мучительно для нас, привыкших к бесконечным рекам Силы вокруг.
Мы долго прожили на Терре, оставаясь свободными.
Люди в этом мире оказались обычными людьми, разве что не особенно ладили с магией. Спустившись сюда, мы разделились для разведки и вскоре уже обменивались информацией о том, каков расклад сил. И почти сразу мы наделали ошибок... Самой главной из них стала наша самоуверенность. Нам казалось, что мы, мудрецы и маги, справимся с этим миром играючи. У нас были свитки с Брандея, были чертежи, были инженеры. Мы не давали себе труда задумываться и перепроверять расчеты - и закрытый мирок жестоко нам отомстил.
Вначале была Атлантида.
Мы нашли ее сразу, как спустились в закрытый мир. Она лежала посреди синего и теплого моря, которое здесь называли Срединным, или Средиземным. Атлантида - огромный остров, некогда процветавший, а теперь пришедший в упадок. Но мы умели работать. За короткое время мы возродили государство, которое могло дать нам все, что требовалось. Собственно, атлантам хватило лишь небольшой нашей помощи, чтобы начать строить и побеждать. Очень целеустремленный был народ...
Заново отстроенная метрополия на острове впечатляла всех, кто приезжал в Атлантиду в поисках богатств или приключений. Этот город покорил даже нас, хотя мы повидали множество миров и жили некогда под сенью многоступенчатых крыш Брандея.
Город был великолепен. Белоснежные башенки и арочные мосты, изящные купола и стремительные росчерки лестниц, массивные причалы и летящие силуэты парусов. Он походил на белое кружево, и всюду сквозь каменную вязь виднелась густая морская синева. Я ловил себя на мысли, что, не будь Брандея, не будь нашей срочной работы, - я хотел бы остаться в этом городе надолго. Корабли привозили в гавани Атлантиды пряности и драгоценные ткани, невольников и оружие. Золото рекой лилось в торговых кварталах и в домах богачей. В конторах на пристани заключались крупнейшие сделки, делались прогнозы и ставки, мир делился на части. Да, атланты вели дела с размахом! До сих пор, стоит закрыть глаза, я вижу блеск великолепной Атлантиды... Будь же трижды проклят этот мир, сотворивший с нами такое!
Конечно, магии нам не хватало. Даже неисчерпаемая Сила Хаоса не могла пробиться сюда... Нам, привыкшим к тому, что под руками всегда щедрый источник Силы, казалось, что мы внезапно ослабели и постарели. Каждый вечер Кали неистово ругалась на своем родном языке, пытаясь освоить хоть самую простую, бытовую магию при помощи остаточных сил этого мира. Куда там! Горячая чернокожая дева так и не преуспела. Если под рукой не было заряженного еще в Упорядоченном артефакта или жертвы, готовой щедро поделиться живой кровью, никакой волшбы в Терре не получалось. Так что нам поневоле приходилось экономить...
Мы строили машину по брандейским чертежам.
Сейчас я вспоминаю эти дни, наполненные палящим солнцем, пылью, ненавистью и тяжелой работой, как сон. Наши слуги, сопровождавшие нас в пути с Брандея, помогали изо всех сил. Месть гнала нас вперед, мы спешили - и потому ошибались. Но в то время нам казалось, что все расчеты верны и оружие возмездия вот-вот окажется в наших руках. Если бы мы знали... если бы могли хотя бы предположить, что случится!..
Мы с Киршстифом регулярно навещали владыку Атлантиды в его дворце. Киршстиф присоединился к нам позже других. Он занимался изысканиями в Упорядоченном, когда Брандей пал, - а нас он нашел, когда искал своего брата, Гарсааша, преподавателя из Брандейской академии, который путешествовал с нами. Собственно, Киршстиф с братом и занимались контактами с местным населением. Кир, старший, сам подобрал человека на роль царя атлантов: достаточно талантливого, амбициозного и притом податливого, чтобы беспрекословно слушаться нас. К тому же гоблины пугали людей своим видом и охотно этим пользовались. Атланты недолюбливали гоблинов, принимая их за людей, пораженных каким-то уродством. Конечно, чтобы завоевать расположение знати, нам пришлось пожертвовать некоторыми амулетами, правда, не самыми ценными. Наши слуги стали ближайшими помощниками царя атлантов, а он сам - нашим проводником в этом мире, отрезанном от Упорядоченного. Ах, если бы на Терру проникала внешняя магия, тогда нам не пришлось бы обращаться к людям, мы бы все сделали сами, никого не спрашивая. Но нам нужны были рабы для строительства башен, корабли для перевозки каменных блоков, железо и дерево для деталей машин, воины и ремесленники, провиант и оружие. Мы делали все вручную, и строительство продвигалось невероятно медленно - так нам казалось.
Горячая Кали только ругалась, глядя на медленно растущие части гигантской машины. Каждый раз, когда нам удавалось собраться вместе, мы снова и снова обсуждали ход Великого Открытия - так Киршстиф окрестил наш эксперимент. Как же нам хотелось поскорее закончить работу!
Мы возвели массивную башню под округлым куполом на северном мысе Атлантиды, откуда обычно провожали уходящие в плавание корабли. Царь Атлантиды, наш верный помощник, вместе с нами и с нашими слугами стоял рядом с гигантским амулетом, который мы собрали по брандейским чертежам. Он оказался способным учеником, черпая знания у гоблинов и у наших инженеров - Дарнара и Юргнорда, и помогал нам в строительстве.
Машина представляла собой огромную Звезду Хаоса, укрепленную на куполе изнутри. Форма эта оказалась удивительно гармоничной, подходящей для лишенного магии мира. Лучи Звезды спускались по стенам вниз, стремясь к центру пола, в который была врезана огромная чаша для жертвенной крови. С купола в чашу спускался серебряный щуп, позволявший собирать и направлять выделившуюся Силу. В Звезду мы вмонтировали брандейские амулеты, сохранившие часть принесенной извне магии.
В центре ее призрачно мерцала Паучиха - большая черная сфера, главный накопитель Силы, одно из сокровищ Брандея, щедро выданное нам для нашего эксперимента. Чернота ее не была абсолютной, в ней бродили смутные тени и чудились лица. Ходили слухи, что Паучиха способна вместе с кровью жертв выпивать и их души...
Царь атлантов с восхищением оглядывал машину. Да, такого в этом мирке еще никто не видел!..
Старший гоблин, стоявший рядом, рассеянно оглянулся:
- Дарнар, у тебя все готово?
Инженер молча кивнул.
Нужно было проверить машину перед запуском. Мы встали вокруг чаши - защита пока не требовалась. Юргнорд ловко вставил в пазы и гнезда на лучах звезды недостающие, заранее приготовленные амулеты. Царь со свитой благоразумно отошел ближе к входу, но продолжал напряженно за нами следить. По знаку Кали стражники впихнули в зал нескольких невольников, связанных так, что они едва могли двигаться. Когда Киршстиф обнажил серебряный жертвенный клинок, одна из рабынь дико закричала, упала и забилась в путах. Киршстиф ее первую подтащил к чаше и умело вскрыл женщине сонную артерию. Алая кровь брызнула фонтаном. Гоблин нагнул сопротивлявшуюся жертву над чашей, и кровь немедленно задымилась, попадая в поле действия амулетов. Невольница быстро ослабела и затихла. Киршстиф ухватил следующего раба - тот от страха даже не сопротивлялся. Я оглянулся: царь атлантов смотрел на нас со смесью ужаса и восхищения.
Когда дно чаши заполнилось, Юргнорд сделал знак остановиться. Для пробного включения машины крови было достаточно. Остальных невольников немедленно уволокли, а мы приступили к запуску нашего детища. Даже сейчас, спустя столетия, я дословно помню все, что было написано в свитках, принесенных нами с Брандея. Такого важного дела, как это, мне еще не доводилось исполнять. Вся наша дальнейшая судьба зависела от исхода этого эксперимента, но тогда я даже не предполагал, насколько сильно. Будь же проклят этот мир...
Черная сфера под потолком вздрогнула, вбирая Силу. Серебряный щуп тихо светился, перекачивая магию из крови в Паучиху. Амулет уже пылал черным призрачным пламенем. На лучах-стрелах, сбегающих с потолка вниз, вспыхнули и беспокойно забегали ряды багровых искр. Машина собирала, концентрировала Силу для того, чтобы взрезать получившимся лучом неподатливую плоть этого мира. Земля под ногами едва заметно заколебалась.
Дарнар с Юргнордом напряженно следили за работой машины. Я же упивался вновь пришедшим ощущением могущества. Магия вернулась, она плескалась вокруг меня, просилась в руки. Только захоти - и из бездонной чаши Паучихи ее можно было черпать и черпать. Даже жаль, что вся она должна уйти на другие цели...
Подземный гул стал громче. Земля затряслась мелкой дрожью. Но я видел, что кровь в жертвенной чаше уже потемнела настолько, что стала почти черной, а Сила, поднимавшаяся по серебряному щупу, текла едва заметной струйкой.
- Гаси! - Дарнар взмахнул рукой. Его помощник осторожно удалил некоторые амулеты из их гнезд - и машина постепенно утихла.
Инженер подошел к знатным атлантам и сказал царю на ломаном местном наречии:
- Завтра нам понадобится много крови. Гораздо больше, чем сегодня. Много невольников и много воинов, чтобы следить за ними. После этого ты сможешь навсегда забыть о врагах.
Дарнар, человек рациональный, не считал нужным учить язык мира, который, возможно, вскоре перестанет существовать. Однако царь его понял, кивнул и отдал приказание стоящему рядом слуге.
- Нам нужна тысяча невольников, - продолжал инженер, обращаясь уже к гоблину на родном языке, - и с десяток тех, кто будет пускать им кровь здесь и не побоится машины. Мы заплатим десять золотых монет за каждого убитого невольника. Здесь найдутся такие?
Такие, как я по опыту знал, находились всегда и везде. Атланты в сопровождении инженеров и Киршстифа направились к проему, сквозь который сиял солнечный свет и был виден чистый, синий морской горизонт.
- Она работает! Великолепно! - Кали подошла ко мне, звеня многочисленными бусами и белозубо улыбаясь. Золотые подвески на концах ее бесчисленных смоляных косичек исполняли прихотливый танец. Честно говоря, до сих пор не понимаю, для чего ей нужно было строить из себя эдакую дикарку. Она ведь была талантливее многих из нас... Может, от того, что она терпеть не могла подчиняться любым правилам? Именно Кали во время строительства не однажды экспериментировала с Паучихой, заставляя амулет поглощать жизненную энергию самых разных существ, которых только можно было найти с этом мире. Она относилась к этим опытам с таким энтузиазмом, что однажды разругалась с инженерами в пух и прах, и только вмешательство гоблинов спасло их от ссоры.
- Не радуйся раньше времени, - ответил я. - Сегодня надо будет еще раз все проверить, и расчеты, и подготовку...
- Ты всегда чересчур осторожничал, - усмехнулась она. - Даже не знаю, отчего Макран отправил сюда именно тебя... Все сработает как надо, мой осторожный брат. Завтра мы будем свободны, а послезавтра - отпразднуем победу над Новыми Богами, да поглотит их Неназываемый!