Черкашиная : другие произведения.

Vivere

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Vivere
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Vivere
  
   Заряженный воздух отчаянием
   Седые потоки неся,
   Летит ветерком подгоняемый,
   В надежде нагнать облака.
   Они его братья по разуму,
   Единого крови родства,
   Они так диковинно связаны
   Столь трепетным жестом творца.
   Воздух. Облака. Облака. Воздух.
   Они тебе привлекательны,
   Тебе они тихо шепнут: Отсюда Земля
   Шаром катиться. Покой здесь найдешь, милый друг!
   Здесь тебя ждет единение, дороже которого нет.
   Нет! - ты воспрянешь в мгновение, -
   Жить! - вот мой главный завет!
  
  
  
  
   Приговор.
  
   Со слов одного безумия,
   Что встретилось мне в полнолуние
   На перепутье путей,
   Что за углом отсюда,
   (если идти от того места, где вы сейчас стоите, то отсчитайте 37 шагов.)
   За этим углом пристроившись
   Меня поджидало, сгорбившись:
   "Вы - дети коварных детей".
   Сказало оно с претензией,
   И чтоб припугнуть, наверное,
   Приподняло в складках чело.
   "Вы дети идейных вассалов,
   Знавали вы братские насыпи,
   И их же пятами топчите,
   Не тешите пращуров взор".
   Такое вот наставление,
   Сошедшее с лика призрением,
   Сочла я за приговор.
   Я шла по щемящей улице,
   Стараясь не глянуть назад,
   А ветер носился, пулею,
   Шныряя меж прутьев оград...
  
  
  
   Предчувствие...
  
   Я помню, бабочкой вилась,
   И комнаты углы сбивала:
   Со стула, да на стол.
   И в обод бахромы вплеталась,
   В агонии минут металась.
   Уж накружиться не могла.
   Всё крылья, заводя, порхала,
   Но через раз уж припадала,
   Врываясь в рыхлый ворс ковра.
  
  
   Детские колготки
  
   Штопаные пятки,
   Вытяжки в коленях,
   Розовыми стали, красные когда-то...
   Это Даши пятки
   И колени Веры,
   Маленькую Сашу в них теперь оденут.
  
  
   Прозаику Ш.
  
   В ложбинку, споткнувшись о собственную нерешительность
   Покатился ваш скромный взгляд.
   Отсюда теперь мне тропинкою, под прищуром ярых звезд
   Ускользать на покой.
   День-деньской зазывая с собою. Играть.
   И вот вы совсем уж не факт, а я и вовсе случайность.
   Смеюсь удрученная так, как может быть только крайность.
   Перста подпирают ума, лоснящийся обод костистый, изо лба.
   Дотемна, огня грех на ветер сдувать из окна, я буду одна.
   Все вышло случайно.
  
   Над водой
  
   Ольховыми берегами
   Точеною кладкой камней,
   Хладна, трепыхаясь ветрами
   Уносит она канитель.
   Зарябила, солнцем целованная,
   Журит, ярко блеща в глазах,
   Сверкает в доспехи одеванная,
   Чешуйчатых бликов раскрас.
  
   Вариации
  
   Ведь плохо уйти на рассвете,
   Когда предрассветной зарей,
   Омоешь постылые веки,
   Прохладной, кристальной слезой.
   А мир уже чужд, и едва лишь свой:
   Скачит антилопою тьма,
   В предутреннем наваждении,
   Низвергнута искрой луча.
  
  
   * * *
  
   Возопила выпь краснокожая,
   Меня ты возложил к подножию,
   Мытарствуют сосен верхи,
   Потворствуют шорохи, сны.
   Поредели мрака воители,
   Клинками сонливых лучей,
   Сраженные небрежительно,
   За расторопностью дней.
  
   * * *
  
   Лениво-ленно,
   Падучей пеной,
   На гребни мрачных,
   Ветвистых крон,
   Ссыпает сызнова,
   Блестяща изморозь.
   Садовый вереск,
   Он в снег влюблен.
  
   * * *
  
   Сливовым-сливовым гонит волна,
   Сыростью с ив, и во власти венца
   Народилася ночь, тонко ткана, стройна,
   Чуть со вздернутым носом, в веснушках она,
   Звездных искр узоры играют с лица.
  
  
  
  
   Dali
  
   Стогубый лик уста смежа
   Терзает праздности исканье,
   Возропщет таинство тая,
   Ведомый в даль обетований.
   Стопалый взыщет якоря,
   Стоокий ветреные ровни,
   А яви бешеные корни,
   Разымут тело, свет ища...
  
  
  
  
   Скандал
  
   Край о край ударяется дерзко,
   Ритм шагов, выбиваемый перстами,
   Одного слова край за другого
   Щиплет щупальцем слогана цепким.
   Интонаций ни вольных, ни властных,
   Не впитал в себя глас. Все напрасно.
   Лишь ударом разбившись о скалы,
   Звук я "дребезга" их услыхала.
   В этом звучном порыве отчаяния,
   Что раздался печалью рождаемый,
   Что унесся в затишье безмерное,
   Что вернется прибоем, наверное,
   Целый ворох бесцельно растраченных,
   Обезумевших, заартаченных,
   Шатких, жалких, вверенных бесследно,
   Фраз постылых, бескровных, надменных.
  
   * * *
  
   Люблю тебя я, "кверхуногую".
   Нагую, я тебя потрогаю.
   Ты темя высишь к небесам,
   Свет тени сыплет. Рыжий кран угрюм.
   Ночь устлана. Белье постелено,
   Цвета разлиты незатейливо.
   Стенанье брошено костьми,
   Лопатки чудные твои. Я вижу их, и зыбь внутри.
  
  
  
  
   Вдох
  
   Созерцание сутолок времени
   Монотонной караколью писано,
   Исподлобья на выкате взором
   Я истине внемлю из черт их.
   Стрелки язвами вторят о бремени,
   Что зальют до краев секунд беглые,
   Хаотичные, в спешке ушедшие,
   Ускользнувшие, шаги быстротечные.
   Наши лица им вторят угрюмые:
   Расцарапаны, выжжены, скомканы.
   Сильным ветра порывом иссечены,
   Лязгом сердцебиения пороты,
   Не сдержавшись на крен опрокинуты,
   Обезвожены, выбиты, порваны.
   Те, что вогнуты вглубь безвозвратную,
   Души наши, на выдохе взятые.
  
   * * *
   Жизнь снова струится потоком тлетворным,
   А мог бы быть тот, кто вылепить смог?
   Лишь пыль, что вонзаясь, мой глаз поражает,
   В ее пелене нет конца, бесконечна,
   Сера и бездумна, как тень человечья.
   И смысла ища в ней, приткнуться нам негде,
   Завидев вдали лишь от спички искру,
   Бежим, спотыкаясь, подошвы стираем,
   Бросаемся в омут, что опием нас
   Своим поражает, дурманит и шпарит,
   Наутро проснешься и вытрешь слезу.
   И будет душ сотни, и лиц миллионы,
   Что в тартар поманит их сладостный жар,
   В минуту рождаясь, в нее угасая,
   Чуть меньше, чуть больше
   Их снова он взял.
   И теплой землей их тела укрывая,
   Баюкая мерным дыханием ветров,
   Они так хотели, и жили желая,
   Но в воле теперь они смертных оков.
  
   Никогда
  
   Внезапно с тобою врасплох мы застигнуты,
   Зрачками, что счастьем обманным расширены,
   Сконфузившись, в высь упорхнем безвозвратную,
   А ведь по началу все было приятно так...
   Все!!!
   Мы будем чураться возврата минувшего
   От нас ускользнувшего. Меня не дослушаешь,
   Ты просто откроешь другому заслоны,
   Что я отворяла тебе, не другому...
   Тебе!!!
   Те стекла окон, что разбиты за шторой,
   Те яды сыпучих песков, что в растворах,
   Меня настигают в тех шахтах глубинных ли,
   Иль вязнут в породах тех почв, топких, глиняных.
   Меня расфасуют частями в коробки,
   Перебинтуют потуже, чтоб после,
   Следы перетяжек тех рук, что исхожены,
   Клинком заостренным, въедавшимся в кожу,
   Проторенным Мною маршрутом Она
   Меня нагнала и под руку взяла, увела..
   Навсегда!!!
   Меня впредь не будет уже. Никогда...
  
   С холста
  
   Лоскутное пенное облако,
   По глади стекла в глубь скользит.
   Ландшафт на холсте изуродован,
   Сединами пыли осевшей, забыт...
   Клокочет тепло, чуть звенящее,
   В тоннеле бетонной трубы,
   Себя я увижу, пропащую,
   Сосулькой застывшей...
   Навзрыд будут таить в весны лучах,
   Зимовья постылые льды.
   Сугробы сердца распахнут тогда,
   В поток, принимая меня.
   Мы будем в едином бурлении,
   И в унисон голоса,
   Вакхальное песнопение,
   Мы вознесем к небесам.
  
   Сквозные врата
  
   Дрожащих устриц скользкий волок.
   В воспоминаньях дымный полог
   Сквозных ночей и очерк дней,
   На разлинованные листья
   Опалом пурпурным ложиться
   Воспоминаний кутерьма.
   И чья-то жизнь в линейных жилах,
   Что осень пегая кружила,
   Что с помощью метлы уклюжей
   Уж не узрит оскала стужи,
   Шагнет в забвения врата.
  
  
  
   Nord-Ost
  
   Предубеждения высечь!
   Заслонки печные поставить,
   Сердца свои крепко закрыть!
   Надеть всем жилеты,
   И вставить немую молитву.
   "...".
   И вжавшись в сиденья
   Со скрипом,
   И ноя, и даже прокляв,
   Свой ряд, и слева обойму,
   И не людей, лишь каркас,
   Сидели. И глядя не видели,
   И лишь дыша через раз,
   В воспоминаниях был их,
   Цветов на стене раскрас,
   Что дома, на синих обоях,
   Бумажных написан в ряд,
   Которые клеили двое,
   Вдвоем. Кто-то хочет отнять.
   И эти глаза, эти руки,
   Любимых-любимых людей,
   Дрожащее тиканье вдвое
   В сердцах их быстрее, быстрей.
   И падали, падали тени,
   И угасали огни,
   И шум утихал,
   Лишь смиренье,
   Покой душам дай обрести.
  
  
  
  
   * * *
  
   Синью меркнущий пламень искрений,
   Шквал дождливого слов уязвления,
   Скороходы от немощи едкой
   В угол брошены, пылью одетые.
   Все застыло, замерзшее в льдине,
   Ветер рвет на ходу, всюду в инее,
   Зноя, осени младшего брата,
   Лета пылкого, чада крылатые.
   Обесточены ступором волны,
   Разрядившись, ушедшие в комья
   Недр Земли, еще теплой от веры,
   Чуть надломленной праздностью гнева.
   Ты с обрыва сорвался тем селем,
   Я впитала потоки дел скверных.
   Губкой выжмут меня руки чьи-то,
   Ветер дунет из уст нарочито.
  
  
   Красотки
  
   Раскосые ходят мошенницы,
   Ступая на тонкий каблук,
   Коварные соплеменницы,
   Дерзя коготками, скребут.
   Поступки их, словно косами:
   Лязг, лязг, по сердцам, арбузам.
   И надвое доморощенной
   Дикаркой, разрублен султан.
  
   Под откос
  
   И "колых" о звонкое олово,
   Гранитом, вонзаясь в мой слух,
   Ступени с перилами по боку,
   Ушли из-под ног, как-то, вдруг.
   Ремарки чьего-то суждения,
   Грехи их ничтожных судеб,
   А ветер, осмелившись, понизу
   Морозит начинку, что ест,
   В себя, заглотив невнимательно,
   Частицу от чьей-то мечты,
   Он, червь, что кольцуясь старательно
   Там в недрах кочует земли.
   Смиренные временем прения,
   Что мысли родили мои,
   Ушли под откос безовремени,
   И тотчас погребены,
   В надежде воскреснуть стремительно,
   Под звуки чуть слышных шагов,
   Что тайною верой в спасителя
   Раздались у райских прудов.
   Глотая частями смысл воздуха,
   Раскрывши широко глаза,
   Ступить, чуть шатаясь от пороха,
   Минуты седые смеша.
   Идти, словно лезвие острое,
   Чуть-чуть, и распорет ступни,
   Не задевая вниманием,
   Что им задевать не должны.
  
  
   * * *
  
   Силуэт раствориться во взгляде,
   Разойдемся кругами, как всплеск водной глади,
   И снова вобравши всю горечь и боль
   Он вновь соберется в круг цифрою ноль.
   Зажмет меня в центре он медной дуги,
   Что обручем звякнет, упав на ступни,
   И болью ударив по ним невзначай,
   Он вновь растворяясь мне скажет прощай.
   Я буду терпеть, зарываясь в пески,
   И будет другой круг - смертной тоски.
  
   Прозаику Ш.
  
   Зиждется свет чрез просветы, рассветом.
   Два дивных глаза моргнут в пируэте,
   Исподволь топнет за стенкой башмак,
   Утра чудесней не ведать, не знать мне.
   Застится юный и нежный снежок,
   Кем-то придавлен скулит потолок,
   Босыми пятками наземь спущусь,
   В чашу печали до глаз окунусь.
   Услажусь тишины судьбоносным укором,
   Буду в тебе я хранить твои взоры,
   Буду слегка, незамечено ныть,
   В час, когда тошно и хочется выть.
  
   * * *
  
   Смрада липкое веянье всюду,
   Вдоль дороги идем мы вслепую,
   Обуяет и страх и томленье,
   Мы впотьмах проживаем мгновенья.
   Мы изучим на ощупь их грани,
   А столкнувшись вот так, визуально,
   С той реалию, что накатила,
   Подчинимся ей. Все. Проглотила.
  
   * * *
  
   И раскидисто, и величаво
   Будет шествовать лета начало,
   Бойкой поступью нас обгоняя
   Жаром воздуха нас обнимая.
   И в глазах его будем тонуть мы,
   Синих-синих, и черных порою,
   Когда солнце в спешке домой
   Уж успело уйти
   И на грядку, что взрастило его с любовью
   Сыпануло горстку другую
   Ярких звезд для падения в пропасть,
   Для желаний моих,
   И не только.
  
  
  
  
   Верлибры
  
  
   * * *
   Он вышел из себя на рассвете.
   Небо свило веревку, протянутую вдоль,
   Линией горизонта.
   На ней, колышась на ветру,
   Сушились плохо отжатые облака,
   Стекающие вниз моросящим дождиком.
  
   * * *
  
  
   Чеширский кот развесил широкую улыбку,
   Над кронами деревьев,
   Народившимся месяцем,
   Из-за плеча мурлыча.
   "Какой он огромный!" - произносит вслух девочка
   И снова смотрит на распятую Землю.
  
  
   * * *
  
   Сижу в вагоне электрички.
   Его стекло съело мое отражение,
   И будет его переваривать до тех пор,
   Пока я не выйду.
   В стеклянном желудке,
   Я кажусь себе не такой,
   Не узнаю себя.
   Странно ощущать себя съеденной.
   Начинаю понимать, что электричка - кишка,
   Двенадцатиперстная. Я в ней,
   А за стеклом ее отражение.
   Значит, ее тоже съело, а меня в квадрате.
   Очень странно ощущать себя съеденной,
   Да еще и в квадрате...
  
  
   * * *
  
   Порой мне кажется, что один мой знакомый
   Очень похож на черный бильярдный шар,
   N8.
   "Привет, Шар!", - пишу я ему в sms и добавляю -
   "А я, наверное, лиловая восьмиугольная пирамидка!
   Доброе утро, Шар!".
   Подпись: Твоя пирамидка
  
   18:45:42
  
   Человек постоянно измеряет свою жизнь.
   Для этого человек придумал числа,
   И теперь он пытается ими исчислить все:
   Свой рост, вес, длину своих ступней.
   Человек постоянно смотрит на часы.
   Что меряет он ими?
   Сколько уже прошло,
   Или сколько еще осталось?
   Это "сколько", что касаемо времени,
   Пожалуй, самое загадочное и спорное.
   Самое пугающее и мистическое.
   Будут ли когда-нибудь эти 18:45:42
   Важны, кому-нибудь, кроме того, кто сейчас
   Дышит вровень этим секундам, которые тоже дышат?
   Секунды - это дыхание времени.
  
  
  
   Отражение
  
   Я надену матросскую бескозырку,
   Глянцевый черный козырек
   Прикроет мой наполнившийся воли взгляд.
   И вот я уже не девушка,
   А дива,
   С глазами полными тайных грез
   И надежд обрести счастье.
   Когда-то я была девочкой,
   Я часто вымеряю временные отрезки,
   Вычитаю их из своего нынешнего мироощущения,
   Которое стало таким за счет и хороших
   И дурных дел,
   О многих, из которых я и жалею,
   О которых плачу тайком по ночам.
   Я вычитаю эти пройденные кусочки времени,
   В надежде вспомнить себя ту,
   Наложить себя нынешнею на того светлого ребенка
   Чтобы узреть зазор,
   Который образовался между нами.
   Мне все чаще становится очевидным,
   Что чем больше ты находишь
   Общих черт с собой,
   Бывшим ребенком,
   Тем более у тебя шансов
   Не ужаснуться,
   Глядя в собственный зеркальный взгляд.
  
  
   На рассвете
  
   Это истинное блаженство
   Сознавать на рассвете раннем,
   Что весна, солнца луч ненастье
   Разогнал и тебя встревожил.
   Ты откроешь глаза и вспомнишь
   Серость дня предыдущего, влажность
   В новый день ты с улыбкой смотришь,
   Из окна, солнцем залитым теплым.
   И поток ранних мыслей, спутанный
   Заставляет тебя подумать
   Глядя в мир под ногами лежащий,
   Обо всем, что о нем толкуют.
   Хоть и знаешь, что высоты
   Новый мир не достигнет прежней,
   Древних лет и плодов посвящения
   Досягнуть нам вряд ли удастся.
   Каждый слой,
   Завитушка времени,
   Свой нанижет драгоценный узор,
   Что как камешек преткновения,
   Смоет с нового мира позор.
   Время выкристаллизует высоты
   Нам укажет на те победы
   Что во истину смысла жизни
   Подарила нам наша эпоха.
   Мы себя критикуем, бичуем,
   То и дело в устах застывает
   Охлаждающий тон презрения
   На реальность ныне живущую.
   Да, мы видим свои пороки,
   Презираем братоубийства,
   Олигархии силу нечистую,
   И прогресса улыбку злобную.
   Внутри нас процветает волнение,
   Словно нечто, угроза страшная
   С смыслом жизни и солнцем ясным
   На Земле, здесь, затеяло бойню.
   Может быть это дух предвкушения,
   Нового мирозрения,
   Что победным кликом из сумрака,
   Поведет нас на свет к спасению?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Антиномия*
  
  
   Куда б не сунулся бы я
   Повсюду бродит тень моя.
   Как мой двойник,
   Как отраженье,
   Но темен он, неправомерен,
   Не совпадающий со мной.
   Длинноты черт его смешат нас,
   Широты неправдиво лгут,
   И разбегаются вокруг
   Повсюду за владельцем следом
   Природы нашей двойники.
   И все живое их имеет,
   И добрый в нас и скверный нрав,
   Но тут же мысль мою бросает,
   В догадку, сеющую страх.
   Страстей недели, перед пасхой
   День первый нынче наступил,
   И если мыслить в сфере сил:
   Добра и зла,
   И дня и ночи,
   То здесь божественный посыл
   Нам помогает догадаться,
   Что тень присущая всему
   Лишь искаженная фигура.
   Природой Бога нам дана.
   Была ль она привнесена
   Лишь шутки ради?!
   Или это - нам равноправный братец-вред?
   И стоит нам его бояться?
   Лишь глянет свет,
   Когда в зените
   Диск солнца жаркого висит
   И тени жалкого сомненья
   Уж в мыслях наших не сквозит.
   Природа, мудрствуя лукаво
   Соединила свет и тень,
   Что все же светлое начало
   Хозяин в мире целый день.
   И даже в сумраке вечернем,
   Чрез черный бархат полотна
  
   * антиномия - непреодолимое противоречие
   Искрится где-то факел звездный,
   Висит фонариком Луна.
   Нас призывает, помнить, помнить,
   Надежды нашей не терять,
   Что безнадегу ночи темной
   Разгонит утром свет опять.
   Я тени многие видала,
   И тех, кто шел наперекор
   Природе света.
   Тогда и тьма ему ссылала такую тень,
   Что человек был слишком слаб.
   И облик, плоть его витали
   Уж по земле, все невпопад
   Себе, ища во тьме укрытия.
   Скупа до мыслей без греха,
   Тень даже и не понимала,
   Что жизни плоть свою лиша,
   Она саму себя лишала
   Во свете мира сущеcтва.
  
   Поэтический рассказ о любви, которой не будет
  
   Явился мальчик, но не мужчина.
   Как оказалось, еще с мужчиной у них роман...
   И что поделать.
   Такое время.
   При этом гордо, как будто это
   Его достиженье.
   Мне было неловко
   И стыдно и срамно.
   Но это явленье на пике моды
   И популярнее день ото дня.
   Хотя по нему об этом ну вовсе,
   Вовеки не скажешь.
   Но и прекрасного в нем было достаточно.
   По пошлому сравнивать с боголюдьми
   Не буду все же.
   Лишь запах, запах его я хочу восхвалять
   Наверное, пах он духами хорошими и дорогими,
   Ни горько, ни сладко, ни кисло.
   То был клубный запах,
   Вечерне-гламурный, самоуверенно дерзкий.
   Названия так он мне и не раскрыл,
   Но, кажется, в них были добавлены феромоны,
   С ними в реакцию я вступила мгновенно.
   Еще сочетаясь с его сигаретой
   Тот запах как будто его дополнял,
   Или даже наоборот.
   Это похоже на спор о курице и о яйце.
   Пока я в неведенье той страшной тайны
   Его прибывала,
   О разнонаправленности его стрелы
   Он мне казался впрямь таки мужественным.
   Старше его лет немногих, а именно двадцати.
   Стал восхвалять он свои достижения,
   Были манеры его сладкозвучны,
   И о работе фотонатурой,
   О креативно-дизайнерском русле его мыслей.
   В общем, общались мы в этом ключе
   Довольно недолго.
   Натура нежная, любвеобильность
   На оба фронта мой гость распростер.
   И вот именно в этом, его "мальчиковость"
   И не была соразмерна мужчинности,
   Мне больше привычной.
   Он был очень вкусен.
   По-настоящему чист, как младенец
   Безгрешный сладок.
   Словно идиллический Дафнис,
   Такое сравненье позволю себе.
   И с ним резвиться было приятно,
   Тем более нашей встречи желали
   Мы больше месяца. Оба.
   Прекрасной кожей тела прикасались
   Друг к другу.
   На кожаном ложе
   Цвета слоновой кости.
   Влюбить его - изначальным пунктом
   Стояло в ряде моих задач.
   Знакомство наше до часа сближенья
   Проистекало всегда виртуально.
   Друг друга лики, пристрастья
   И вкусы мы изучили довольно подробно.
   Его признанье о нашей похожести
   Стало инициативой для встречи в реальности.
   Пока он еще не ушел,
   Но тайны несправедливую правду
   Поведал мне все же,
   Я держалась невозмутимо,
   Хотя ситуация для меня не обыденна.
   Явление громкое, но меня не касаемо прежде.
   Одуваном безгрешным себя не риску я
   Именовать тоже, но все же...
   Однако потом, минут через двадцать,
   После того, как он был выпущен мною на волю,
   Горькое огорчение подступило ко мне вплотную.
   И здесь я также не сопротивлялась.
   И любви и горечи в тот день я была податлива.
   Вот так в нашу идиллическую общность
   Вонзилась отравленная стрела современности,
   Еще с античных времен нам известная.
  
  
   Люди, что с нами?
  
   Лежит человек на перроне.
   Душа его, может быть, покидает тело.
   А всем прохожим, людям ХХ1 века -
   Им все равно!
   Хоть на чуточку, чье-нибудь бы
   Сердце екнуло,
   Разум взял и подумал бы,
   Что вот мы дожили,
   Электрифицированных металлических змей
   Гоняем по рельсам,
   И змей развели мы в сердцах.
   Ведь он - человек!!!
   Посмотрите,
   И одет он прилично, опрятно:
   Начищенные белые туфли, брюки со стрелами
   Белая рубашка без рукавов.
   В такую жару с ним просто плохо
   Могло стать!
   Я это высказываю вам потому,
   Что сама человек с небезгрешной душой.
   Сама не знаю, подошла или прошла бы,
   Будь я там, на перроне, а не мчащая мимо.
   Что в нас с вами люди случилось?
   Что-то не так, по себе ведь знаю!
   В отношении нашем, когда кто-то
   Вот так лежит, не шелохнется...
   Куда нам расшевелить человека,
   Которого душа может, покидает тело,
   Нам свои души бы расшевелить,
   Пока мы не превратились
   В формально живые конструкции
   В отношении друг к другу...
  
   Соотношения для любви
  
   Она увидела свет.
   Он упал на него,
   Заиграл, приукрасив его облачение.
   И уже невозможно стало об этом не думать.
   О свете и о Нем в его облачении.
   Ее взгляд попытался зацепить лица других.
   Это удавалось, но ненадолго.
   Украдкой глаза все ж тянулись в сторону света,
   Под ним был мужчина,
   Возраста явно не выраженного,
   С волосами по плечи, немного волной, темными.
   Он красиво стоял,
   Чуть колышимый вибрацией музыки,
   И звук наполнял его ауру чем-то неосязаемым.
   Было в нем что-то индейско-этническое,
   Тонко высеченное и отшлифованное.
   Стилем безупречно подобранной одежды
   Подчеркнутое.
   Рубашка в цветок-незабудку
   С перламутровыми пуговицами
   Была изумительна...
   Все в этом мужчине мне так приятно.
   Соотношение в нем его высокого роста,
   Двойного цвета глаз: у зрачка карего
   С краю - голубого,
   Россыпь шоколадных родинок, которые,
   Как он считает, говорят о том, что он счастлив.
   Приятна мелодика его голоса,
   Калейдоскопичность его мыслей,
   Переменчивых от света и движений.
   Приятен старше моего - возраст,
   Которым он меня не подавляет.
   Он испытал и насмотрелся всего,
   Что в раз переплюнет меня в деле наблюдателя.
   Это его хобби, как и мое тоже.
   Его мА - хореограф,
   В нее он гибок, осанист,
   Немного субтилен, что мне очень по нраву.
   И будь он даже не чист,
   И лохмат, запорошенный строительной пылью,
   В нем нет места уродству, нет места злой интонации.
   Он успокаивает одной фразой,
   Чуть внутрь меня забирается
   Гниль нехороших мыслей.
   За ним хочется ухаживать, ласкать его.
   Хочется фотографировать его в разных образах,
   В которых будет одна неизменная черта -
   Безумный и нежный, для меня взгляд.
  
  
   Черный колпак
  
   Люди. Хотят жить и не могут.
   Люди задыхаются в петлях.
   В думах, затмевающих разум.
   В мыслях о карьере и деньгах.
   Хочется им жить безоглядно,
   Хочется дышать и не думать,
   Хочется бежать и не видеть,
   Прелестей, жизни красот.
   Люди запаяны в панцирь,
   Бетона, салонов авто,
   Ходят в тяжелых из меха пальто,
   Дышат отравленным воздухом.
   Дышат они этим воздухом,
   Не думая о том, как бы выжить,
   В городе, страшном как монстр,
   Взращенном ими самими.
   Но! Ведь жизнь человека в другом!!!
   В радости и осмыслении
   Законов путей мирозданья.
   В играх с сознаньем. В слиянии с ним.
   Смотришь на эти лица,
   С госзнака на них печатью,
   И вдруг становится страшно,
   Жизнь их проходит-проходит,
   Смыслом отравлена ложным.
   Им бы поехать в горы,
   Им бы в ближайший лес,
   Там бы их мысль на просторе,
   Переменилась у всех.
   Там бы они наблюдали - ЖИЗНЬ,
   А не гонку страстей,
   Что загоняет их взоры,
   В глубь их постылых проблем.
   Как бы купить обновку,
   Как бы поесть повкусней,
   Как бы при встрече с знакомым,
   Выглядеть стильней и злей.
   Не все конечно, но многие,
   А часто даже и те,
   Чьи души мягки и привольны,
   Одевают колпак проблем.
   Вернее, одной проблемы.
   И имя есть: жажда денег.
   Но есть еще люди иные,
   Которых та страсть не взяла,
   И смотришь, и даже странно,
   Жизнь их иным полна.
   Те люди особые, мудрые,
   Выше материй они.
   Довольствуются благом настолько,
   Чтоб только было прожить.
   Уверена, возглас кого-то
   Раздастся, мол, разные все
   И благ нам надо различных,
   И мера ими довольства
   У каждого тоже своя.
   На то вам скажу,
   Что правды, в суждении вашем лишь часть.
   И злеть из-за блага нехватки,
   Нельзя никому никогда.
   Пресыщенным благом быть тоже,
   Скажу вам - хомутная ноша,
   И лучшее - быть свободным,
   И видеть, и думать, и чувствовать,
   Весь мир, океан и космос!
   Носить ведь приятней в сознании
   Все части вселенной большой,
   Чем мыслить о сумме чужой.
   Которая жалкая, вдоволь,
   Сознанье собой заполняет,
   И взор колпаком прикрывает.
  
   * * *
   Китайская роза стоит у окна.
   Ночь ветрена.
   Роза сегодня мрачна.
   Где же ты где, январский мороз?
   Словно из тьмы
   Слышу тихий вопрос.
   И все смотрю, смотрю на нее,
   Все слушаю, слушаю ветер шумящий.
   Все думаю, почему так маняща,
   Листва в темноте?
   Все смотрю на нее.
  
   Месяц молоденький смотрит в окно.
   Милый мой где-то сейчас далеко.
   Где же ты где? Мой милый малыш?
   Может, как я сейчас ты не спишь?
   Может, как я ты смотришь в окно?
   Слышишь ветров разъяренные танцы.
   Как бы к тебе мне хотелось прижаться.
   Просто прижаться, чтоб стало тепло...
  
   * * *
   Душа моя любит цвет бледной фиалки.
   Приятно ей запах весны.
  
  
  
   Ца-ца-ца
   В голове моей сумятица, ох сумятица.
   Страшная она, ох страшная,
   Как каракатица.
   Черная, пречерная, ужасатица,
   Мучает, ох мучает меня, мыслятица.
   Долго ли, нет, будет то продолжатица,
   Только меня то успело достатица.
   Стала от нее я и впрямь уставатица,
   Стала я подумывать, как мне с ней раправлятица.
   "Вот", - прикрикнула я ей,
   "Уж пора тебе, уж пора тебе пришла убиратица,
   Убираться восвояси твоейные,
   А не сгинешь сама, так придется мне,
   Убиватица тебя убиватица.
   Каракатица то услышала, испугалася,
   И следа уж ее не видала я.
   Стала жить я счастливей счастливых всех
   И во всем у меня с той поры успех!
  
  
  
   Маяковскому В.В.
  
   Маяковский, мужчина, где вы?
Вас бы сейчас ко мне бы!!!
Мы бы с вами ракетой,
Взмыли, обоюдоострой!
Мы бы с вами спиралью,
Траекторию "нас" начертали.
Мы бы вдвоем облетели
Вокруг Луны лоскута.
Думаю о вас я часто,
О вас, железно-прозрачном,
Железном - как серп и молот,
Прозрачном, как солью капля,
Отравленная, чем-то горьким.
Маяковский! Я вас люблю же!
Уверена, что навеки!
Я думаю, что после смерти,
Вас обязательно встречу.
Я верю, надеюсь - НЕТ, знаю!
Я знаю, что вас простили,
За ваши терпенье и силу,
С которыми, поиграли....
С поэтами часто играют,
Такими, как мы - прозрачными.
Сквозь нас проходят навылет,
Как будто сквозь призраков мрачных.
Пишу на кровати, голая.
Сижу на коленях и чиркаю.
Зовут меня - Люда Черкашина.
Я знаю, я девочка сильная.
Надеюсь, смогу я вытерпеть, все-все,
Ну а вы, мужчина,
Трехмерная, нежная глыбина,
Закончу я так: "Ч" лав "М"......
  
   * * *
   The Chinese rose's staying near the window.
   The night is windy
   The rose is gloomy.
   Where're you? Where're you
   The January frost?
   From the dark I hear the silent question.
   I'm looking, looking on it.
   I'm hearing, hearing
   The wind is noisy.
   I'm thinking:
   Why are so attractive
   The dark leaves.
   And I'm still looking.
  
   The young moon's looking in my window.
   My dear friend is somewhere far from me.
   Where're you? Where're you my baby-boy?
   May be you can't fall asleep like me?
   May be you're looking in window, like me.
   May be you can hear the wind, hard dancing.
   I'd prefer to embrace with you,
   Just to embrace, to get warm.
  
  
   * * *
   My spirit likes a colour of pale violet.
   She likes a smell of spring....
  
  
   * * *
   Я отшагиваю от себя всю пошлость,
   И грязи куски отметаю,
   Они как наэлектризованные частицы,
   Ко мне зачем-то слетаются.
   Что им во мне?
   Что от меня?
   Надо.
   Зачем они так?
   Какой им в том прок?
   Хитрости самодовольные школяры,
   Расчеркивающие свои жизни
   На мелкие победы,
   Которыми, они пятнают себя.
   И я с ними. В одной кабине.
   Размениваемся на дешевье,
   Себя морально продаем друг другу,
   Потом спекулируем друг друга ранами,
   Торгуемся, чтобы себя в чужие глаза
   Продать подороже.
   О, Боже!
   Прошу, прости, что вот так,
   Вроде бы в рифму тебя вспомнила.
   Но нет, не только,
   Господь, только в твои всепроникающие очи
   Я еще оставлю в себе веру.
   Что хоть ты знаешь о нас,
   Всю ту правду, все те маниакальные мотивы,
   Которые, манипулируют твоими овцами,
   Которые, в друг друге видят волков
   Видишь и знаешь.
   Простишь.
  
   * * *
   У меня все в жизни сложно,
   Как волнистая прямая.
   Как тот угол, что тупой,
   На меня глазеет взор твой.
   Я растеряна, немая.
   Ничего не понимаю...
   Что мне ждать еще,
   Не знаю.
   За каким углом удара,
   За прямым или тупым?
   Бесконечности восьмерку,
   На глаза свои надену,
   И на козьей ножке следом
   За мечтою поскачу.
   Через плоскости, вершины.
   Через разные кривые,
   Буду рьяно пробираться,
   Я к той одной заветной точке,
   И лучом тогда я прямо,
   Прямо к звездам полечу.
   И тебе потом оттуда,
   Нежно морщась помашу...
   А пока все в жизни сложно,
   И на улице морозно,
   Только розовые звезды,
   В оболочке силикона,
   Только розовые мысли в голове моей кружат.
  
  
  
  
  
   Музыка колес
  
   Шуршат, скрипят.
   Собой растаскивают,
   Резиной шипованной,
   Ежистой резиной,
   Сознание мучают.
   И по скользкому,
   И по шершавому,
   Как ноты,
   Колеса прокатываются,
   По своему стану.
   По полосам дорожным.
   Уличную симфонию,
   Монотонно-моторную,
   Мажорно-минорную,
   Мне играют, играют.
   Спать мне мешают.
   Гудят, крещендо разгоняются,
   Пролетают фортиссимо,
   Пофыркивают стокатто.
   За троллейбусом
   Легковая -
   В одно слиговались.
   Проходит время.
   Ты к ним привыкаешь.
   И уже слышишь,
   Спросонок сладкий,
   Певучую песню,
   Механическо-асфальтовую,
   Свою колыбельную,
   Поют тебе шины.
   Шуршат, шуршат,
   Шуршат, шуршат.
   Шурррррррршшшшшшшшшшшат.
  
  
   Болгарский мальчик
  
   Болгарский мальчик,
   Сладкий, как перчик,
   С кислинкой легкой,
   Для аромата.
   Смуглый, как кофе,
   С молочным отливом,
   Крепкий, как черное,
   Кофе зерно.
   Голос - какао,
   Густое и сладкое,
   Губы - две мармеладных дольки.
   Глаза...
   Черный шоколад в них налит.
   С горчинкой, в роли изюминки.
   У моего мальчика разные ушки.
   Одно ушко меньше, но это не страшно.
   Ум - математика,
   Язык - полиглота,
   Руки с потертыми ладонями,
   Которые светлее.
   Немного шершавые.
   Пахнет мой мальчик
   Пряной россыпью специй,
   Солнцем и морем.
  
  
  
   Спишь? Если да, то sorry-sorry,
   Что потревожила твой Z-z-Z-Z
  
  
   * * *
  
   Хаос людской, кто его выдумал?
   Ходы подземные,
   Лабиринты дальние,
   Дороги железные,
   Чем-то печальным в глаза тебе глянет
   Взгляд неизвестный.
   Не спросит, не скажет.
   Смолчит.
   Вот сойдет,
   Многословный сюжет.
   Жизни в нем строки, судьбы повороты
   Посмотришь им вслед
   И от мысли вдруг вздрогнешь.
   Океанических масс наводненье
   Дух твой наполнят.
   Но только не рыбий здесь мир,
   Не животный.
   Здесь вырытый, камнебетонный,
   Для нас, для похожих,
   Безмолвных и дальних,
   И все как один.
   Каждый здесь - человек.
  
   Москва-Берлин
  
   Мое путешествие.
   Утро. Берлин.
   Быстрый, по двум сторонам
   Лабиринт,
   Зелени, прячущей
   От моих глаз,
   Тихо, спокойно.
   Окраина в снах.
   С ее многоцветным узором балконов,
   Живых лепестков трепетанье на них,
   А там впереди,
   Там бетонный, огромный
   Город-мужчина,
   Das ist Berlin.
   Пока он за зеленью
   Глаз свой рассветный
   Еще пробуждал,
   Я в нем быстро неслась,
   По рельсам его скоростного хребета,
   Летела под музыку, словно из сна,
   Ему посвященной, ему одному,
   В полете часов я забыла Москву.
   Мужчина был нежен,
   Мужчина был груб,
   И цветен и сер.
   Его мощную грудь
   Мне хотелось топтать,
   Мне хотелось ласкать.
   Со многих сторон Его грубая стать
   Меня привлекла
   Широтой и громадой.
   Воспоминания кадров войны
   В глазах мельтешили,
   Внутри заставляли влюбляться и плакать,
   Чтоб только не знал
   Мой статный мужчина.
   Мужчина чужой.
   Чужой, но как будто немного родной.
  
  
   Карамельное колечко
  
   Было мне восемнадцать.
   Его я увидела сразу.
   Влюбилась. И стали мы вместе,
   Оно и я. Неразлучны.
   На долгих четыре года,
   Колечко бледно-розовое
   С прослойками белыми,
   Пластмассовое колечко,
   Похожее на карамельку.
   Целовало оно мой пальчик,
   Его целовали тоже,
   Касаясь губами ручки,
   И пальчиков левой руки.
   Вместе с колечком
   Мы были
   Долгих четыре года,
   С руки оно не сходило
   Ни на день, ни даже на час.
   Бывали мы вместе повсюду,
   Учились и мылись
   И спали,
   Бесились мы и летали,
   Вскрывались, боялись,
   Катались, бежали,
   Кричали и пели.
   Любились и ночью и днем.
   Она, моя карамелька,
   Не редко была лишь одна,
   На мне, со мною, едина
   На редкость мы с ней неразлучны,
   Бывали, с подругой моей.
   Я волновалась взрослея,
   Взрослела и предвкушала,
   Боялась и даже жалела,
   Взрослеть не хотела,
   О, нет!!!!!!!
   Случилось это обычно,
   Мне двадцать два наступило,
   И не было так уж и страшно,
   Но день еще даже не сгинул,
   Случилось непоправимое.
   Колечко мое сердцу милое,
   Вдруг треснуло. Раскололось вдруг.
   И я на него посмотрела
   Внимательней, чем обычно,
   Увидела то, что как будто
   День до того я не знала.
   Стало оно совсем бледным,
   Полос её розовость выцвела,
   Были на ней и царапины,
   На нежной любимой пластмассе её.
  
  
   Музыкальное время
  
   Музыкальное время
   Меряют четвертями
   Музыкальные точки
   Звуки времени,
   От очень коротких
   Мгновений длятся,
   До точек весомых
   На вечность ложащихся
   Звуков длящихся,
   В ухе звучащих,
   Импульсов времени
   Говорящих.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   30
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"