ЧАСТЬ 2. Лагерь боевиков

Итак прошло четыре месяца. Юра-художник уже не вызывал у жителей аула любопытсва ........

Южное солнце сентября, не отличалось от солнца июля или августа. Юра поднимался когда в большом доме начиналось движение. Халимат - одна из молодых женщин, доила корову и выгоняла её за ворота дома. Сельский пастух уже собирал свое стадо и гнал его на пастбище.

Юра не любил утро. Самое трудное было покинуть мир сновидений, где он мог чувствовать себя свободным, где нет постоянно гнетущих мыслей о своем несчастье. Он выходил на улицу и обливался холодной водой из бочки во дворе, разгоняя остатки сладких грез, возвращаясь тем самым к страшной реальности осознания своего положения.

Под навесом на столе обычно уже стоял завтрак состоящий из сыра, лепешек и айрана. Если в это время за столом был Ахмет, то женщины подавали горячий чай. Ахмет был единственным человеком в доме, кто завтракал горячим, крепким чаем или кофе. Впрочем Юра никогда не видел чем питаются женщины, поскольку те, кушали на кухне в доме.

Днем во дворе под навесом питался также Абу, возраст которого позволял ему ложиться спать и вставать по утрам, когда ему вздумается. Абу просыпался позднее всех, потому что ночью вел весьма активный образ жизни. С компанией своих сверстников они без конца рыскали по окрестностям, постоянно затевали какие-то масштабные проекты, и были весьма раздражительны, ежели кто-то из взрослых пытался влезть в их дела. Ночью Юра не раз просыпался от того что Абу вдруг срочно требовался какой-толибо инструмент, лежащий в сарае за стеной где спал Юра. ....

Быстро перекусив, Юра непременно выходил, на минутку, за ворота, чтобы, пока Ахмет предается чаепитию, успеть посмотреть на далекий, заснеженный горный хребет. В утренние часы, при ясной погоде, снежные вершины были особенно видны в запредельно прозрачном воздухе. Эта ослепительно - белая даль, касалась его легким напоминанием о чем-то Возвышенном и Прекрасном. Она буквально на глазах, подобно недосягаемому миражу, растворялась по мере восхода солнца. Постепенно утренняя дымка покрывала прекрасную картину тончайшей, молочной тканью, и сверкание вершин затуманивалась солнечным светом. Кратковременное напоминание о существующей где-то красоте, особенно усиливалось утренней, прохладной свежестью. Воздух быстро прогревался, и от земли поднимались испарения ночной россы. Через несколько часов устанавливалась летняя жара, и в этом зное, воспоминание волшебства утренних белоснежных вершин, казалось таким же далеким и нереальным, как и свежесть раннего утра, посреди раскаленного полуденного воздуха.

Ахмет давно привык к этой странности Юры. Подобные влечения органично вписывались в сложившееся у него представление о Юре, как о человеке "летающеим в облаках", и для него, скорее было бы удивительным, если бы Юра никак не проявлял свои странности и присущие, по его мнению, творческому человеку признаки чудаковатости.

Но Юре казалось что это его скромное желание по утрам: запечатлеть в памяти скоротечное явление утренних красок, могут не понять, или же усмотреть в этом какую-то слабость, позволительную скорее женщине, чем взрослому мужчине. Поэтому он придумывал различные предлоги, для того чтобы его утренний выход за ворота, казался случайным и необходимым следствием каких-то иных причин; например он брал метлу и шел с ней за ворота, якобы подмести и размяться, хотя зачастую подметать было и нечего. Выйдя таким образом за ворота, Юра сразу же отдавался своему созерцанию, застыв с метлой в руке. И пару раз, выходивший в этот момент Ахмет, заставал его в оцепенении, и самому Ахмету было даже как-то неловко, от того что он своим появлением помешал Юре, и заставил того сделать вид занятия уборкой. При этом конечно, суетливая поспешность, очнувшегося от своего созерцания Юры, при появлении Ахмета, была очевидной, и понимая это, Юра краснел и мешался. Впоследствии, до конца уяснив себе это странное желание Юры, а также то что Юра не хочет обнаружить это желание, Ахмет специально задерживался за завтраком, пока Юра не войдет обратно во двор, и сидя за чаем, не без удивления размышлял что вот такая чудаковатость его пленника, способна некоторым образом, диктовать ему какие-то свои условия, причем ничуть не раздражая его.

Строительные работы были завершены. Уже неделю двор и участок перед воротами, приводили в порядок. Юра зашел во двор, и пошел ставить метлу на свое место.

-- Юра, - позвал Ахмет, - там в сарае захвати ручную дрель, вчера Султан просил...

Юра направился в сарай. В этот момент во двор высыпали дети, с ними появились Халимат и еще одна молодая женщина - Мадина. Дети на ходу дожевывали свой завтрак, и эта спешка вызывала обычное неудовольствие женщин. Двоих карапузов строго вернули на кухню, обнаружив что они совсем не притронулись к еде. Все это сопровождалось шумным аккомпанементом чеченской речи.

Захватив дрель, Юра присел к Ахмету за длинный стол под навесом. Спустя несколько минут во двор зашли Халид и Султан. Ахмет с Юрой поднялись приветствуя гостей. Между Ахметом и вошедшими, тут же завязалась оживленная беседа...

Потребовалось немало времени, прежде чем Юра выработал приемлемую для себя линию поведения в этих ситуациях. Языковой барьер продолжал оставаться неразрешимой преградой между ним и местными жителями. Участвовать в разговоре он не мог даже в качестве скромного слушателя. В первое время Юра внимательно смотрел на рот говорящего и усиленно пытался запомнить слова и вникнуть в их смысл. Этот его пристальный взгляд невольно смущал оратора, и тот нередко раздражался или же произносил несколько слов на русском, чтобы обозначить тему беседы, но и это в итоге вызывало раздражение из-за вынужденного пояснения, заставившего рассказчика отвлечься и потерять нить рассуждений.

Со временем Юра накопил достаточно наблюдений, чтобы сделать для себя какие-то выводы. Вначале он отметил что Халид и Ахмет смотрят в глаза друг друга только в случае прямых вопросов и ответов, или же в моменты экспрессивного, захватывающего рассказа. Когда же разговор принимает плавный, созерцательный характер, и ведется в спокойной, степенной манере, горцы устремляли свой взгляд куда-то в даль, или сосредотачивались на некой точке, находящейся чуть впереди и внизу. Кроме того Юра как-то вспомнил что много лет назад, читал книгу, где горцы, в давние времена при беседе, фиксировали свой взгляд на огне очага, и попадая в другие условия - терялись, если в комнате было отсутствие такового; "их взгляд блуждал по комнате в поисках очага, дающего возможность сосредоточиться" - писал автор, - "и когда очага не было, они смущались в разговоре". Сейчас Юра вспомнил эти строчки, и хотя это воспоминание не несло в себе полезной, для данной его проблемы, информации, он уже в который раз поразился своей памяти, способной отыскать в своих архивах давно забытые и вероятно никогда бы не востребованные материалы.

Вероятно для того чтобы понять масштаб этой, кажущейся на первый взгляд незначительной проблемы, необходимо пробыть много времени в том необычном положении, в котором оказался Юра. Арестант сидящий в одиночной камере нередко начинает разговаривать с самим собой, в попытке преодолеть таким образом изоляцию от остального мира, здесь Юра не был в одиночной камере,..........Ему приходилось часами сидеть в кругу активно общающихся людей, и это вынуждало выработать такую манеру поведения, которая; с одной стороны не вызывала раздражение и смущение самих общающихся , с другой стороны - не показала бы, вполне объяснимое раздражение человека, вынужденно оказавшегося в изоляции среди общающихся , а напротив подчеркнула бы его такт и культуру.

Султан сразу принялся что-то рассказывать, и Ахмет с Халидом постоянно смеялись. Юра сидел как бы в задумчивости, иногда он смотрел на тот открытый участок в ограде навеса, где было немного видно отдаленные вершины гор. Когда рассказ Султана вызывал взрыв смеха у слушателей, Юра, как бы очнувшись от своих мыслей, не спеша поворачивал к ним голову и слегка улыбался доброжелательной улыбкой, если в этот момент он встречался с кем-то глазами, то улыбался чуть шире, и медленно опустив глаза, наклонял голову, как бы возвращаясь к своим прерванным размышлениям, и давая понять что он не огорчен этим прерыванием, а напротив ему приятно что вокруг смеются. Юра знал что такая его манера - самый оптимальный вариант в его положении. Этот такт по достоинству был оценен окружающими, вызывая уважение к нему. Нередко кто-то из сидящих рядом, завязывал с ним отдельный разговор на русском языке, пытаясь показать этим что Юра в любой момент может включиться в беседу, и он его поддержит. Но Юра не стремился к этому, а скорее наоборот: он не был лентяем, но и во время работы, и во время подобных посиделок, он ничего так не желал как, просто посидеть в одиночестве, на своей скамейке в саду за домом, не боясь быть потревоженным.

Это желание присутствовало постоянно, в каждом удобном случае он сразу шел на свою скамейку, и все в доме знали где его искать. Тоскливое течение мысли созерцательного состояния на скамейке, было из той же категории, что и мир его сновидений, когда смутные стремления и мечты не ограниченны реальностью материи. Отчаяние безвыходного положения сформировало желание поменять местами; мир сновидений и мир страшной действительности. И существование в объятиях Гипноса, по своему влиянию и заманчивому притяжению, все более приближалось к истинному бытию. Юра давно заметил что это желание, со временем выработало неведомую раньше способность - мгновенно уснуть, как только его голова касается подушки. Уснуть независимо от, например степени усталости накопившейся в течении дня, или же какой-то неприятности вызывающей волнение, - все это сразу отходило в область незначительного, при мысли о предстоящем свидании с миром свободы от навязанной действительности этой жизни. Просыпаясь рано утром он продолжал переживать все перипетии ночных грез, в течении всего дня он удерживал в себе эти смутные воспоминания, которые со временем становились все ярче, и его единственным желанием было - вновь уйти в тот мир. Спать днем Юра не решался, поскольку это вызывало неодобрение у женщин; в любую минуту он мог понадобиться. Впрочем изредка, когда он был уверен, что сегодня его никто не будет искать, он спал все свободное время, но даже в такие дни это не влияло на его способность мгновенно уснуть вечером. Отрешенное времяпрепровождение на скамейке, некоторым образом приближало его к тому - свободному миру.

...Султан отказавшись от чая и от айрана, встал и собрался уходить. Ахмет отдал ему ручную дрель и обратился к Юре:

--Сейчас пойдете к нему, - он указал глазами на Султана, - он просверлит что ему надо, и отдаст тебе дрель. Посмотришь у него сверла... нам "пятерка" нужна будет.

Юра кивнул и отправился с Султаном. По дороге Юра разглядел вдалеке, на склоне горы одиноко сидящего человека. Он видел и раньше как кто-то забирается на гору и сидит там часами в созерцательной неподвижности. Расстояние не позволяло рассмотреть лицо этого человека, и Юру всегда интересовало: видит ли он одного и того же человека во всех этих случаях, или это привычное занятие многих жителей?

-- Кто это? - обратился он к Султану.

Султан долго всматривался в одиноко сидящую фигуру, наконец произнес:

-- Это кажется Аскер... рядом с мечетью живет...

Судя по всему, у Султана не вызвало занятие Аскера признаки удивления - отметил Юра.

-- Я сам бывает, люблю так посидеть, когда время есть, - начал говорил Султан глядя в горную даль. - Иногда как задумаешься... как это аллах создавал такую красоту, как все рассчитал и предусмотрел... и главное все это он делал для человека, но... время не хватает, дела... проблемы, - махнув рукой, обречено закончил он.

Они дошли до ворот дома Султана и зашли во двор. Несколько женщин, на асфальте перед домом, раскладывали шерсть на просушку. При появлении мужчин они поспешили подняться. Султан не обращая на них внимания, сразу направился за дом, к подсобным помещениям, Юра кивком головы поприветствовал женщин и произнес непременное "салам алейкум". Около часа Юра помогал Султану сверлить дырки в каком-то железном уголке, затем они долго искали нужное Ахмету сверло. В этот момент, одна из женщин принесла им горячие хичины. Юра с удовольствием поел на ходу, он любил это блюдо. Тонкие как бумага, с сыро-картофельной начинкой, хичины уложенные во множество слоев и обильно сдобренные сливочным маслом, необходимо было есть горячими. Юра как раз дожевывал последний кусок, когда женщина принесла в большой кружке айран. Султан отказался от айрана, и Юра взяв кружку немного растерялся, вспомнив что подача кружки с напитком, имеет у горцев нечто вроде ритуала: Он давно понял что множество вот таких, несущественных с виду мелочей, когда необходимо соблюсти те или иные правила, весьма трепетно исполняются горцами и являются теми чертами характера, которые и формируют в конечном итоге, их мнение о человеке. Часть таких нюансов была уже известна Юре, и он старался соблюдать их неукоснительно, поскольку понимал что в некоторых случаях, человек незнакомый с ними, может невольно нанести глубокую обиду горцу, даже не поняв что послужило причиной. Во дворе у Ахмета, на столе под навесом, обычно стоял кувшин с айраном, и желающие наливали из него в кружку в необходимом себе количестве. Но здесь Юра немного растерялся. Конечно эта была мелочь, но болезненная мнительность Юры, не допускала мысли о какой бы то не было бестактности.

-- У меня как-то было алмазное сверло, вот это вещь! - зачем-то соврал Юра, держа кружку в руке, и усиленно изображая вид не спешащего, степенного человека.

-- Угу, - протянул Султан, ковыряясь в ящике с инструментами

Юра почему-то подумал что лучше пить всю кружку. Женщина увидев пустую кружку, спросила не желает ли он еще? Юра поспешно отказался и поблагодарил за вкусный айран, невольно держа руку на распухающем животе. В эту минуту он вспомнил что растерялся подобным образом вчера несколько дней назад: когда встретил бабушку Патимат. Это была тихая, скромная, и несмотря на приближающийся вековой рубеж, довольно еще крепкая старушка. Она была одинока, и вероятно в следствии какой-то трагедии, одевалась всегда в черное. Кто-то из дальних родственников, или соседей, отдал ей на воспитание девочку 10-12 лет, которая усердно помогала ей по хозяйству. Патимат была весьма набожна и пользовалась огромным уважением в ауле. Каждый житель при встрече с ней, после непременных расспросов о здоровье, предлагал свои услуги, но ненавязчивое внимание соседей опекающих её, давно исключило необходимость любых услуг.

Юра увидел в руках бабушки эмалированный тазик с лакумами. Рядом стояла её девочка с кульком конфет. Патимат раздавала детям лакумы, а девочка конфеты. Заметив Юру старушка махнула ему рукой, подзывая к себе. Юра уже не раз наблюдал раздачу лакумов, это было связано с каким-то обычаем. Если он находился поблизости, то ему тоже давали лакумы, которые были довольно вкусные. Но в тот раз Юра был сыт, однако отказаться не решился, боясь невольно поступить бестактно по отношению к Патимат. Он подошел к старушке, и та подала ему два лакума. Затем она протянула руку и погладила его по локтю, ласково обращаясь на чеченском языке. Юра без труда уловил смысл; с такой же интонацией говорят "кушай маленький, кушай деточка", он понимал что возраст Патимат позволяет обратиться к нему подобным образом, но это обращение немного задело его. "Наверно выражение моего лица слишком детское и испуганное", - подумалось Юре. - "конечно с мужчиной-чеченцем, она вряд -ли позволила бы себе такое". Девочка протянула ему несколько конфет, и они пошли дальше.

В другое время Юра с удовольствием съел бы эти лакумы, с утра до обеда он успевал порядочно проголодаться, и нередко утолял свой голод; росшими во дворе и на улице фруктами. Но тогда, как было уже сказано, тогда он был сыт, и взяв лакумы не знал что с ними делать, они были еще горячими и обильно пропитаны растительным маслом, от которого вспотевшие на солнце руки стали жирными и скользкими. Вначале он хотел сразу отдать их детям, но потом подумал что возможно этого делать нельзя, что этим он может нарушить какой-то обычай. Постояв немного в раздумье, Юра все же решился предложить лакумы детям, но у тех и так у каждого были лакумы, а вот конфеты в его руке, про которую он успел забыть, глядя на руку с лакумами - они забрали с удовольствием. Юра пошел дальше решив положить лакумы у себя в домике.

Он часто задумывался над тем отличием, в отношении к пище, которое неизбежно должно было сформироваться при местном изобилии. Было очевидно что горцы не задумываются над тем что в других местах России, нет изобилия, дающего возможность в любой момент утолить чувство голода, и вероятно когда они слышат, пребывая в этом обычном изобилии, о волнениях в России о хлебе насущном, они должны будут сделать вывод что те люди просто совсем разленились, что не желают даже протянуть руку чтобы сорвать яблоко или грушу, или запастись ими на зиму, или же засеять и вырастить необходимое количество хлеба, два и даже три раза в год, - размышлял Юра.

Попрощавшись с Султаном, Юра пошел домой. Началась дневная жара, сегодня подул ветерок со стороны снежных вершин и дышалось легче. Юра не уставал восхищаться живописной панорамой. Вокруг буйствовали зеленые краски. Горный аул отвоевал себе место у растительного мира ровно настолько, сколько требовалось для постройки домов. Сразу от ворот начиналось царство зелени. Это буйство мгновенно захватывало малейший, неиспользованный человеком клочок земли. Даже во дворе, сквозь асфальт, появившаяся трещина сразу переполнялась пышной травой. Корова, перед тем как ее выгонят утром на пастбище, успевала аккуратно общипать во дворе, появившиеся со вчерашнего дня оазисы, но на следующий день, трава вновь сочилась аппетитной зеленью. В ауле, вдоль домов, и вообще на любом незанятом пространстве росли фруктовые деревья: груши, яблоки, сливы, алыча, вишня, черешня, абрикос, грецкий орех и пр. Лес в окрестностях аула, был более или менее окультурен, и горцы, по какой-то внутренней потребности, продолжали постоянно воздействовать на окружающую флору: Юра не раз был свидетелем того, как Ибрагим, стоило ему заметить где-то в лесу молодую поросль дикой яблони или груши, запоминал это место, для того чтобы вернуться и, не поленившись проделать для этого путь в несколько километров, привить черенок культурного дерева, и можно было с уверенностью сказать что Ибрагим и не надеется когда-нибудь собрать урожай с этого дерева, и даже не вспомнит впоследствии про это дерево. Также, в лесу, в значительном удалении от аула, нередко можно было заметить аккуратно сделанную кем-то обрезку на деревьях. Непонятно, диктовалось ли это каким-то обычаем, или же горцы реализовали таким образом какое-то безотчетное желание вносить изменение в окружающую среду, но такое отношение к природе, не могло не вызвать чувство восхищения, и свидетельства давно сложившейся гармонии обитателей аула и природы.

Оставалось с десяток метров до дома, когда дети возившиеся у ворот, с шумом бросились в рассыпную. В следующий момент Юра увидел Мадину, и сразу понял чем был вызван веселый переполох среди детей. Мадина была молодой женщиной, с легким, веселым нравом. Проходя мимо детей на улице, она непременно ловила одного из них, и тащила к умывальнику. Дети давно уже знали эту ее особенность и в каждом случае, шумно спасались бегством. Мадина хватала первого попавшего, и тащила его во двор, остальные смеялись над незадачливым карапузом, не успевшим вовремя проявить реакцию и скорость. Зачастую это был ребенок из отдаленного дома, который не знал или же забыл об этой "опасности". Мадина умывала малыша, осматривала его одежду, и непременно находила какой-либо изъян, требующий исправления. Она пришивала недостающие пуговицы, зашивала порванные места, вычищала зеленные пятна травы на одежде и т.д. В условиях обильной растительности, покрывавшей землю пушистым, зеленым ковром, трудно было испачкаться в ясную погоду, но дети конечно умели находить грязь, и таким образом ребенок оказывался на время арестованным и в следующий раз стремился избежать этой нудной процедуры.

Юра часто возвращался к мысли о том что дети выросшие в условиях девственных, изумительных по красоте пейзажей, должны иметь некое особое мироощущение, нежели например ребенок живущий в городе или в степи. В связи с этим, он воскрешал в памяти образ "каменного аула", который сформировался давно и отвоевал себе место на существование, несмотря на то что он уже знал что "его каменный аул" не существует.

Дело в том что в той стороне, где по утрам сверкают снежные вершины Главного Кавказского Хребта, четко просматривалась цепочка каменистых, голых скал, лишенных растительности. Они создавали резкий контраст, с белыми, и зелеными вершинами. Когда-то давно на гражданке, Юра смотрел репортаж из Чечни или с Дагестана, там показывали аул расположенный в скалистом ущелье: квадраты каменных домов лепились прямо к голым скалам, и если бы не четкая геометричность, говорящая о явном человеческом вмешательстве в дикий ландшафт, то трудно было бы вообще различить из далека, признаки присутствия человека и предположить обитаемость этих суровых мест. Эта давно забытая картинка телеэкрана, неожиданно всплыла у Юры еще в первые дни, под впечатлением вот этой, просматриваемой отсюда цепочки голых скал, и воображение Юры, сразу поспешило разместить картинку "каменного аула" в этих видимых ему скалах. Такой образ утвердившись однажды, со временем стал существовать сам по себе, и Юра рассматривая утром или вечером скалистый хребет, не раз ловил себя на мысли - что невольно думает в данный момент о том; что делают сейчас жители "каменного аула", как они просыпаются или же готовятся ко сну. "Каменный аул", в первое время, оставался для него тем чеченским аулом, который существовал задолго до армии, и когда Юра, попав сюда увидел, что на самом деле его "каменный аул" не имеет ничего общего с действительностью, его память не пожелала признавать свою ошибку и расставаться с этим ярким, но давно сформировавшемся заблуждением, а напротив, еще более утвердила это заблуждение, и противопоставила "каменный аул" - этому аулу, где он сейчас находится. Но с "его каменным аулом" с первых же дней начали происходить всевозможные метаморфозы: раньше там жили бородатые, злые чеченцы. Они резали людям головы, насиловали женщин, убивали детей и т.п. По ночам они воровали, быстро перемещаясь с этой целью по всей территории России, и сделав свое черное дело, возвращались утром домой, для того чтобы изобразить мирных жителей. Никто из них не хотел работать, поэтому все жили грабежом и убийствами, причем грабили и убивали лишь русских людей, а между собой у них не было трений, все жили в достатке награбленного, и молились своему аллаху. Спустя месяц пребывания Юры в плену, "каменный аул" сильно изменился; шаг за шагом убирались явные нелепости, понемногу жители "каменного аула" оказывались такими же простыми чеченцами - крестьянами, но некое отличие должно было быть, и оно осталось. Юра наконец понял что истоки этого отличия в суровом, неприступном образе, порожденным соответствующим пейзажем. Окончательно смирившись с существованием "его нового каменного аула", поскольку где-то существование подобного аула возможно, разум не мог смириться с полным отсутствием разницы. Дети "каменного аула" должны непременно отличаться от этих детей: растущих в зелени. Ведь если у этих детей, первые впечатления о жизни, формировались при виде пышной растительности, зелени и благоухании цветов, то дети "каменного аула" взирали на этот мир - глазами черных, суровых скал, и эти первые впечатления безусловно должны оказать влияние на самые основы их мироощущения, что впоследствии повлияет на характер, поведение, темперамент и т.д. В этом месте рассуждения Юры приобретали определенное направление, созвучное с теми проблемами которые беспокоили его в данный момент и казались весьма важными и необходимыми для выполнения своего решения.

Он соглашался что должна быть разница между чеченцами "каменного аула" и чеченцами "зеленого аула" или же чеченцами живущими на равнине. Но никому никогда не придет в голову искать причины того или иного поступка отдельного чеченца - в этой разнице, и если речь идет о каком-либо поступке или проступке, люди будут говорить об индивидуальных особенностях данного человека, это очевидно, и это справедливо. И у жителей "каменного аула" и у жителей "зеленого аула" найдется и агрессивный, и трусливый, и любой другой элемент, это также очевидно. Но если предположить определенные, например исторические, обстоятельства, в силу которых между "каменным" и "зеленым" аулами, по чьей-либо властной прихоти, т.е. самими людьми (искусственно), можно прочертить и указать абстрактную границу, разделяющую земли "каменного" и "зеленого" аулов, то эта, никогда ранее не привлекающая внимание разница - выйдет на первый план, и превратится в источник объяснений и доказательств любого поступка или проступка определенного жителя проживающего в одном из этих аулов. Люди сразу начнут искать, и непременно найдут массу отличий и особенностей между двумя аулами, все это с исторической неизбежностью приведет к потребности как-то обозначить, и назвать по разному чеченцев "каменного" и "зеленого" аулов, и тем самым окончательно признать и закрепить разницу. Точно такая же логика неумолимо приведет к подобному результату, если провести границу между двумя "зелеными" или же двумя "каменными" аулами, т.е. абсолютно схожими по образу жизни и природной среде, формациями людей. Точно так же будут искать разницу и непременно найдут эту разницу; эта разница изначально присутствует между любыми двумя индивидами, в любой, нужный кому-то момент, отличие отдельного представителя, стихийно создаст мнение обо всех членах данного общества. Далее, порожденный самим человеком антагонизм, зачастую приводит его к столкновению, к кровопролитию, к войне.

Юру поражала одновременно и логика этого рассуждения и абсурдность его результатов. Он пытался найти какую-то ошибку, не может логика привести к абсурду. Получается что стоит любому, которого готовы слушать, заронить в умах людей мысль о некоей разнице, указать на существование, какой-то даже абстрактной границы, как люди бросятся укреплять эту границу с обеих сторон, бросятся, быть может не осознавая как ежедневная частица топлива подкинутая каждым из них, неумолимо ведет к большому пожару. Получается что кабинетный патриот - русофил, ежедневно откапывающий у себя в кабинете, новые доказательства уникальности русской души, обрекает, тем самым, эту душу на одиночество и изоляцию от всего мира, на веки вечные. Получается что политические соображения на данный момент, в результате которых совершенно произвольно пролегла граница между теми же "каменным" и "зеленным" аулами, способен искусственно сформировать два народа и заложить основы будущей войны. Но самое поразительное что человек которому указывают на определенные его отличии от остальных народов, будет искать в себе именно эти отличия, искать и конечно находить. И даже если эти отличия были изначально ошибочными, то через несколько поколений они станут очевидными. Получается что образование, культура и информационное изобилие современного человека, не подняло его над своим пещерным предком, ведомым вождем стада?

Вслед за Мадиной, которая в этот раз не проявила к детям интереса, Юра зашел во двор и увидел необычное оживление: Все женщины дома Ибрагима высыпали на площадку двора, ( Юра и не предполагал что их так много), и ....; на лавке, на которой обычно сидят: за столом под навесом сидел мальчик "Леча" - лет 9, он держался за лодыжку правой ноги и пытался скрыть слезы. При приближении кого-то из женщин, он сразу начинал кричать, не давая даже осмотреть свою рану. Женщины пытались помочь больному, но его бурная реакция на их приближение, вызвала растерянность, которую они хотели сгладить шутками и насмешками. Рядом стоял Абу, с нахмуренным взглядом. Боль младшего брата, вызывало в нем сострадание, но еще больше он переживал за то что его брат обнаруживает перед женщинами свою слабость, не умея мужественно терпеть свою боль, конечно он сам, давно уже не плачет, и в подобном случае даже не пожаловался бы. Понимая что повлиять на младшего брата сейчас невозможно, Абу с яростью наскакивал на смеющихся женщин, и иногда казалось что он вот-вот реализует свое явное намерение ударить кого-то из них. Те в свою очередь смеялись с того как Абу, страдая за вид брата, никого не подпускает и даже запрещает смотреть на него, закрывая своими руками, подходившей к больному, женщине, глаза. Внизу, держась за неспокойную штанину брюк Абу, стоял совсем еще карапуз - самый младший из детей. Он медленно переводил свои широко открытые, немигающие угольки глаз, со стонавшего Лечи на смеющихся женщин, оттуда, высоко задирая голову, он смотрел на кричавшего Абу, продолжая держаться за его штаны.

Юра подошел поближе, взглянуть на рану мальчика. Пятка ноги была сильно опухшей, "очевидно многодневная заноза", - подумал он. В этот момент он обратил внимание что все, при его появлении, и проявлении интереса к ране мальчика - заметно притихли. "Вероятно думают, - а вдруг я врач?" - отметил про себя Юра. - "придется что-то говорить", а этого не хотелось. К счастью в этот момент во дворе появился Ибрагим. Женщины продолжали галдеж. Старик тихо подошел к мальчику и внимательно посмотрел сверху на его рану, затем не говоря ни слова, он развернулся и пошел в дом.

"Наверно не одобряет что мальчик ревет как баба" - подумал Юра.

Однако Ибрагим вскоре появился, он подошел к толпе и обратился с каким-то указанием к самой старшей старушке - вероятно его жене. Та выслушав его, стала давать указания остальным женщинам, рассылая их в разные стороны. Поднялась небольшая суматоха. Через минуту во дворе постелили старую бурку, кто-то нес теплую воду, кто-то миску и бинты, марганец и йод. Мальчик-Леча увидев все эти подозрительные приготовления заревел во весь голос, женщины вновь начали сыпать колкие комментарии, вызывающие легкие взрывы в их толпе, Абу как автомат сразу кидался на насмешницу.

Тем временем Ибрагим, заметив что вид бинтов и тазов, вызывает испуг у мальчика, велел отнести все эти приборы подальше и оставить только бурку. Он поднял Лечу и уложил его на бурке. Мальчик доверчиво смотрел на старика, но хотя его всхлипывания прекратились, но на лице был выражен еще больший испуг и страх перед предстоящим, неизвестным испытанием. Он сам поднял штанину на больной ноге, и затих. Ибрагим присел рядом и потрогал больную ногу за колено, мягко причитая что-то себе под нос. Руками он указал мальчику чтобы тот откинулся на бурке, и смотрел куда-нибудь в небо. При первом прикосновении мальчик вскрикнул, скорее от воображаемой боли. Он поднял голову и посмотрел на действия старика. Убедившись что больную пятку не трогают, он откинул голову обратно. Этот неоправданный стон, от воображаемой боли, снова вызвал комментарий кого-то из женщин, Абу опять кинулся на обидчицу, это в свою очередь опять вызвало еще больший шквал смеха и чеченского наречия. Самый младший карапуз неотрывно смотрел теперь на старика. Одна из женщин наклонилась к больному и принялась успокаивать ласковым журчанием местного диалекта, в её речи прозвучало несколько слов на русском языке, - " массаж, просто массаж",- беспокоилась женщина.

-- Мысащ, мысащ, - подтвердил Ибрагим, продолжая тереть колено.

Юра смотрел, и не понимал, почему старик массажирует здоровое колено, в то время как рана находится на пятке мальчика. "Быть может старик обладает какими-то древними знаниями, что-то вроде точечного массажа у китайцев", - подумалось ему.

Неизвестное слово "мысащ", будто подействовало на мальчика-Лечу. Убедившись что "мысащ" это совсем не больно, он расслабился и затих, полагая что лечение обойдется без неприятных ощущений. Юра внимательно наблюдал за Ибрагимом. Все оказалось намного проще чем он предполагал: в следующую секунду в руках старика, появилось бритвенное лезвие, он дотронулся острием до самого центра опухоли, и оттуда сразу же потек гной и кровь.

--А-а, - вскричал мальчик, приподнимаясь с бурки. На этот раз, рука Ибрагима твердо встретив его поднимающуюся грудь, вынудила его лечь обратно.

-- А-а-а, - снова произнес мальчик, но это "а-а-а" - было уже вздохом облегчения, освободившегося от, многодневной, ноющей, боли - тела.

Женщины затихшие на секунду, вновь загудели. Абу не скрывал своей радости и готов был прыгать. Ибрагим разрешил теперь принести воду и бинты, и промыть рану.

Вдруг карапуз, тихо наблюдавший за необычным волнением взрослых, выпустил из рук штанину Абу, и неуверенными шажками, будто утлое суденышко отважно пустившееся в бурные воды океана, добежал до сидевшего на корточках Ибрагима, и затарабанил своими кулачками по его голове, лицу, шее, бороде. Старик чуть отклонился от неожиданности, но чертенок, увидев что объект его злости пытается уйти, цепкой хваткой детеныша впился одной рукой, в удаляющуюся от него бороду, другой рукой он продолжал колотить глаза, нос, лоб, брови, уши Ибрагима, сопровождая свою отчаянную экзекуцию каким-то глухим, злобным мычанием.

Все зашумели. Даже на лице больного Лечи показалась улыбка.

-- Вай-вай-вай-вай-вай, - притворно заохал Ибрагим. Затем он выпрямился и подхватив малыша, поднял его высоко над головой, закрывая его тельцем лучи солнца, бьющие ему в глаза.

Чертенок не унимался, пытаясь укусить руку поднимавшую его вверх. Наконец напряжение ребенка прорвалось в открытый детский рев.

Старик смеялся сухим, трескучим смехом, на его глазах выступила скупая слеза. С присущей старикам способностью видеть в каждом случае глубокий символический смысл Ибрагим был явно расчувствован и стремился скрыть это. Поставив малыша на землю, он потрепал его по голове и непривычной, угловатой походкой направился в дом, украдкой смахивая стариковскую слезу.

Юра тоже смеялся от души. Осмотревшись вокруг, он заметил что Ахмета нигде нету. Не оказалось его и за домом. Тогда Юра без колебаний отправился в сад, на свою скамейку. Ветви деревьев в саду были перегружены обильным урожаем яблок и груш. Птицы, неугомонно щебетали в тенистых зарослях, создавая ощущение праздника и Свободы.

Уже несколько дней его занимало очередное сформулированное открытие. Это открытие, также как и многие другие, было давно известно ему, несколько примеров из прошлого доказывали это с бесспорной ясностью. Но тогда, на гражданке, эта мысль не казалась такой выпуклой и яркой, ее убедительность размывалась в потоке повседневных забот, не задерживая на себе его внимания. Юра давно определил по реакции Ахмета, Халида и других окружающих, какие именно его черты характера и поступки вызывают неодобрение, или же наоборот - понимание и уважение, и для того чтобы поддержать положительное о себе впечатление, Юра установил для себя ряд правил. Но вскоре он убедился что помимо четкого понимания желательных и нежелательных проявлений своей натуры, существует нечто такое, что не поддается его осознанному контролю, и впечатление производимое им на окружающих совершается независимо от его воли, более того, в попытках не выходить за рамки установленных для себя правил, он допускает еще больше неловкостей и промахов. Этот обратный эффект он замечал за собой еще на гражданке, когда безуспешно стремился создать впечатление беззаботного шутника и повесы, в то время как внутри себя ощущал бесконечное томление, но сейчас, чуждая атмосфера резко заострила эту проблему. В тот момент когда он пытается осознанно преодолеть пропасть разделяющую его с местными жителями, эта пропасть увеличивается пропорционально его усилиям затраченным на ее преодоление. И если поначалу, Юра, следуя инстинкту самосохранения, пытался сгладить диссонанс, возникший в следствии его отличного от окружающих мировоззрения, и даже составил для себя нечто вроде устава, то сейчас он понимал бесплодность подобных усилий, Юра понял что он просто должен быть тем, кем его хотят видеть вот эти люди, он должен быть тем, кем он есть на самом деле. Это понимание несло с собой облегчение от напрасных надежд, а вслед за этим, он сразу вспомнил, и вновь ощутил себя представителем великой культуры, великого народа с удивительной историей. Все то что с раннего детства непрерывно, во множестве вариаций кричало вокруг, проникало в самые основы его мироощущения, для того чтобы затеряться в непостижимых уголках, и там, с невидимого, глубокого "оттуда", в течении всей жизни, вести свою постоянную активную работу, властно влияя на все что поставляется "снаружи", сейчас предстало перед ним во всем своем величии.... Волна, зародившись в самых недрах забытого вулкана сейчас вдруг разом обрушилась, и проникла в самые отдаленные закоулки памяти, смывая множество ненужных нагромождений, правил и само ограничений, наполняя его чем-то родным, теплым, уютным... Сколько лишних, ненужных рассуждений и логических построений создал он с тех пор, как оторвав себя от родного образа, пустился в океан сухих, герметичных анализов и замкнутых умозаключений.

Юра закрыл глаза, в памяти широким потоком стали разливаться яркие картинки далекого детства, теплые родные образы возникающие при одном слове "Россия". Это широкое течение накрыло с головой, своей мощью чистоты и добра, и он с удовольствием окунался все глубже и глубже... Но вместе с этим, где-то в плотных слоях придонных глубин возникло нечто мутное и злое... Юра вдруг вспомнил что в недрах этого слова, наряду с близкими с детства картинками, существует невероятное, чудовищное предательство по отношению к нему, именно поэтому он сейчас здесь, именно поэтому он страдает ни за что, и никому нет до него дела...

Еще недавно за неотвратимым, безжалостным воспоминанием этого факта, следовал приступ ярости и негодования, но сейчас он обнаружил что этого нет, сейчас он уже знал что оторвать себя от слова "Россия" невозможно, и так будет всегда, до конца его дней... Он долго шел к этому знанию, все это было всегда с ним...

Глаза открылись, теплое течение вод запрудилось об огромный черный, неподвижный камень... Вокруг по прежнему наслаждались жизнью деревья, обремененные созревшим урожаем... Листья по прежнему жадно впитывали лучи солнца, образовывая неуловимую, но надежную связь фотосинтеза, птицы суетились на ветках, и весь этот близкий и недосягаемый, свободно-беззаботный танец жизни, вновь поманил своей недоступностью.

Теплые воды снова покатились вперед, омывая сердце прохладной влагой стремления в запредельное блаженство Свободы...

В каком-то месте, все еще лежал неподвижный камень, течение разделялось на два русла:

- в одну сторону пошла муть и чернота,

-в другую чистота и прозрачность,

-Влево шли госучреждения, банки, министерства и ведомства, узкие закопченные улочки с автомобилями;

-Вправо - деревенский домик, береза, простор, Волга.

-Влево - чиновники, генералы, министры, интеллигенция с Европейским лоском,

-Вправо - фабрика и рабочий, деревня и крестьянин,

-Влево - интеллигент-неудачник, кричащий о своей русской душе, кричащий именно потому, что уже давно отошел от этой самой "русской души", в течении многих поколений его предки-интеллигенты, подавляли в себе все признаки этой души, боясь показаться в глазах Европейца варваром, и именно то, что в нем давно не осталось ничего русского, позволило ему взглянуть на русского мужика чужим взглядом иностранца и заметить какие-то особенности, которые неспособен заметить мужик (по принципу - "вещь в себе"), лишний раз доказывая самим фактом этого замечания, свою оторванность от мужика...

-Вправо - простой русский мужик, нахмуривший свой лоб в попытке откопать в себе все то, о чем ему беспрестанно кричат интеллигенты-неудачники. Это они кричали ему в свое время о светлом будущем коммунизма, о необходимости свержения самодержавия, это они загоняли его в колхозы, гноили его в лагерях, посылали на войну в качестве пушечного мяса, это они же, интеллигенты-неудачники, не попав в число партийной элиты СССР, методично растравливали в нем мысль об изобилии Западной демократии, о светлом будущем капитализма, о необходимости свержения коммунистов...... это они развалили наконец, отлаженную систему колхозов и совхозов, а заодно развалили великую империю построенную мужиком своим потом и кровью, в очередной раз оставив мужика без куска хлеба и минимальных средств к существованию, и они же указали ему на очередного врага - наспех изобретя "лицо кавказкой национальности", в очередной раз реализовав свое разрушительное, паразитическое начало, исполнив свое предназначение пить кровь и издеваться над мужиком во все времена...

Юра вспомнил дядь-Витю, проживавшего в деревне у тетки, по соседству. Дядю Витю судили в районом суде за кражу нескольких мешков с мукой, из бывшей колхозной мукомольни. Этой мукой он успел поделиться с соседями, в том числе и с теткой Юры. Всех соседей вызвали в суд в качестве свидетелей. Юра пошел вместе с теткой на суд и рассеяно наблюдал нудное действо судебного разбирательства. Это обилие формальностей и условностей, невольно наводило на мысль о некоей глобальной ошибке, заложенной в самой идее такого спектакля. Дядя Витя - высокий крепкий мужик, всю жизнь проработавший в колхозе трактористом, сидел на скамье подсудимых огороженный стальной решеткой от остального зала, с жалким просящим видом, никак не находя места своим большим мозолистым рукам. Он с надеждой пытался поймать взгляд судьи, полагая что ему удастся объяснить, "чисто по человечески", объяснить свой поступок, он говорил что это больше не повторится, что он отработает, в крайнем случае займет деньги и восстановит ущерб. Судья с бегающими глазками на заплывшем лице, сохранял недоступный строгий вид, по видимому давно привыкнув к подобным излияниям подсудимых, складывалось впечатление что судья знает нечто большее нежели рассказывает подсудимый, и в какой-то момент Юре показалось что судья замешан в этом деле, что это он вынудил дядь Витю на эту кражу, это он толкнул его на преступление, для того чтобы потом поймать, и продемонстрировать недремлющее око правосудия но потом что-то "не сработало", что-то случилось и в результате Дядь Витя оказался на скамье подсудимых, даже не подозревая что был всего лишь слепым орудием в руках пронырливого судья, а сам судья ведет сейчас этот процесс и боится как бы не обнаружилась его роль в этом деле.

Дядя Витя все пытался оправдаться, говоря что колхоз развалился, работать негде, трактор забрали, зарплату не платили уже несколько лет, свет отключили давным-давно, а у него дома двое детей и т.д. Но именно эти жалобы, вызвали неудовольствие у судьи, и он не смог сдержать своего патриотичного гнева: "так что же это получается, теперь всем нам, в эти трудные времена, надо разворовывать и добивать нашу матушку Россию?". Дядя Витя понял что сказал что-то не так, и растерянно потупил свой взор.

Юра подумал тогда, что его бурное воображение, конечно поспешило ошибочно приписать часть вины судье, но сейчас, вспоминая этот суд, он понял что был не так уж далек от истины, по словам судьи выходило, что в эти трудные времена, дядя Витя должен был умереть с голоду. Все знали что дядя Витя мог избежать этого суда, в деревне называлась даже конкретная, баснословная для бывших колхозников сумма денег, которую необходимо заплатить этому судье, для этого.

ЛАГЕРЬ БОЕВИКОВ.

.

" Чабан Иса "

На следующее утро, задолго до рассвета, Ахмед разбудил Юру. Во дворе поджидал Халид. У ворот дома стояла лошадь, уже под седлом. Ахмед поехал на лошади, а Юра с Халидом пошли рядом.

В течении нескольких часов они постоянно поднимались в горы, то и дело переходя множество ручейков и речек. Постепенно лиственный, густой лес, сменился вековыми, стройными соснами. Небо над деревьями уже давно посветлело, но в лесу все еще царил полумрак. Несмотря на более разряженный воздух, идти в хвойном лесу стало легче, ввиду отсутствия травы, кустарников и зарослей колючки. Земля была покрыта мягким ковром опавших, сухих, сосновых иголок.

Когда первые лучи солнца, осветили вершины Кавказского хребта, Юра не без труда разглядел вдалеке кошару. Саманное жилище пастухов лепилось в основании отвесной скалы. Прямо над маленькой постройкой, непонятным образом, росло дерево. Перед домиком можно было разглядеть небольшой навес, дальше, за деревянными загонами для скота, простиралась живописная поляна, покрытая густой травой. Неподалеку от коша протекал маленький ручеек, снабжавший обитателей кошары водой.

Оставалось пройти метров 200, но прежде, предстояло форсировать очередной горный поток. Ахмед перевез Халида и вернулся за Юрой. Усадив его позади себя, на круп лошади, он осторожно начал переправу. Бурный поток воды, доходил почти до брюха животного и легко увлекал за собой небольшой булыжник, который со стуком перекатываясь по течению, добавлял в шум воды непрерывные дроби. Ширина русла не превышала 4-5 метров. Когда лошади оставалось сделать последний скачок на тот берег, она немного оступилась, и на доли секунд потеряв равновесие, тряхнула седоков. Ахмед удержался в седле, а Юра полетел вниз. Несмотря на жаркую погоду, вода оказалась ледяной. Юра сразу попытался встать, но дно реки состояло из больших неподвижных камней, образовывавшие невидимые ямы и расщелины. В следующую секунду бурное течение увлекло Юру за собой

-- Работай руками... ногами постарайся упереться против течения. - Ахмед берегом двигался на лошади. В следующую секунду он кинул ему веревку, которую после нескольких неудачных попыток, Юре удалось поймать. Другой конец веревки был привязан к седлу лошади, и общими усилиями Юра наконец оказался на берегу...

Навстречу к ним шел чабан. В руках он держал палку с вырезанным крюком на конце. Приветствуя гостей он не сделал различия между Юрой и Ахметом с Халидом. Юре это было приятно. Чабана звали Иса.

Это был плотный, коренастый мужик, от которого так и веяло силой, здоровьем и бодростью духа. Круглое красное лицо казалось вот-вот лопнет от избытка энергии и крови. В первые минуты он постоянно смеялся и что-то говорил, энергично размахивая руками. Вблизи кошары паслось маточное стадо овец с ягнятами. Чуть подальше, на склоне за поляной, виднелась основная часть отары. Ко входу в помещение прилегал навес, в углу на цепи висел котел. Видимо их ждали, в котле варилось мясо. По центру навеса стоял длинный стол со скамейками по бокам. Чабан сразу усадив гостей за стол стал разливать по кружкам айран. Затем он принес каравай горячего хлеба и головку сыра, все это он поставил перед гостями. Несмотря на хлопоты чабан не переставал оставаться степенным и с достоинством, при этом он беспрерывно говорил и в любой момент был готов рассмеяться. Присев рядом с Юрой он заметил что Юра не кушает. Когда чабан смотрел на него, Юра без труда уловил жалость и сострадание в его взгляде, это заставило его вновь вспомнить выражение своего лица, но сейчас это его ничуть не задело.

-- Кушай дорогой... такой айран у вас нету, такой только на кошаре получается... сейчас мясо будет готово, а пока перекуси... я когда иду к себе домой, - обратился он ко всем на русском языке, - всегда беру айран с кошары, сам никак не пойму, почему на кошаре айран получается лучше чем дома, вроде бы все так же делаю, а все равно на кошаре айран вкуснее... а если не хочешь айран, - Иса снова посмотрел на Юру, - нарзан есть... здесь недалеко источник, пешком десять минут... ты знаешь?... такой газированный что аж бутылка лопает...

Какой-то вопрос Халида прервал словоохотливого чабана. Юра сразу отметил что чабан неожиданно для таких мест, вполне сносно общается на русском языке, что говорило о его проживании какое-то время в русской языковой среде. Вероятно это объяснялось тем что во времена колхозов, чабаны кочевали со своими отарами на зимние пастбища предгорных равнин, Шелковского и Надтеречного районов Чечни, где традиционное большинство населения составляли казаки, здесь же зачастую обучались их дети, в русскоязычных школах. Голос чабана был мягкий и приветливый, Юра взглянул на его добродушное лицо, и неожиданно для себя испытал сильное желание обнять этого незнакомого человека. Запах домашних животных, исходивший от его одежды, показавшийся в первые минуты неприятным, сейчас открыл в памяти какое-то смутное, близкое воспоминание далекого, забытого детства.

Однако тут же мелькнула мысль что что-то здесь не так. И вдруг Юра понял что так беспокоило его с самого утра. Разбуженный среди ночи, он долго не мог стряхнуть с себя сонное состояние, и смутная тревога идущая из недр сознания никак не могла пробиться наружу. Чувствуя робость и нерешительность, Юра списал все это на непривычно ранний подъем, или же на вчерашние непонятные события. С самого утра у него возникло желание восстановить в памяти весь вчерашний день, это была тема для размышлений, в его небогатом на события существовании. По дороге сюда, он несколько раз заставлял себя проанализировать вчерашние события, он интуитивно чувствовал что сегодняшний поход как-то связан с непривычным возбуждением в доме Ибрагима, но для вдумчивого анализа необходимы были привычные условия "его скамейки", при которых была возможность сосредоточиться и перебрать все действия и слова окружающих, вероятно не привлекшие его внимания накануне... таких условий не стало, и в какой-то момент в сонном сознании мелькнула мысль что таких условий может больше не быть, и возможно вместе с этими условиями он потерял способность к вдумчивому анализу. И вот сейчас Юра догадался что так беспокоило его с самого начала: с той минуты когда они покинули аул, Юра как бы выйдя из тихой, знакомой гавани, вновь как и четыре месяца назад, стал беззащитным перед неизвестностью предстоящего.

В ауле он провел долгих четыре месяца, и неизменная последовательность ежедневно повторяющихся событий, позволяла прогнозировать ближайшую минуту, позволяла почти с полной уверенностью предвидеть весь день, вплоть до отхода ко сну. Здесь же, этой уверенности не было, вновь как и в первые минуты плена появилось ощущение маленького, беззащитного ребенка, неспособного противостоять неизвестным опасностям этого враждебного мира. Сейчас аул с его обитателями предстал перед Юрой родным и надежным прибежищем, и степень желания вновь оказаться в ауле, была ничуть не меньше его желания оказаться в родном городе, будучи в ауле. Аул приобрёл вдруг совершенно неожиданное качество тихого, доброго и прекрасного места, его жилище в саду с убедительностью живого существа манило теплом и уютом, упрекая его в своем одиночестве... Чужие, незнакомые люди вызывали инстинктивную настороженность, ожидание, в первую очередь - различных неприятностей с их стороны, сквозь ряд воображаемых опасностей, Юра все же отметил что первая реакция человека на человека, это всегда агрессия и настороженность...

Тем временем Халид не прерывая свой длинный монолог, указал куда-то рукой и все повернули свои головы в этом направлении. Юра окинув взглядом открытое пространство поляны увидел двух подростков приближающихся к ним со стороны отары. Когда они подошли поближе, Юра по чертам лица сразу догадался что это сыновья чабана. Они поприветствовали гостей и скромно уселись на лавке. Мясо было готово, и один из подростков, тот что поменьше, ловко переложив содержимое котла в большую тарелку, поставил еду перед гостями. В большую кружку он перелил горячий бульон в котором варилось мясо, и приправил его щепоткой черного перца. Затем он нарвал стебли какого-то растения, недалеко от коша. Заметив что все берут эти стебли и очищают верхнюю кожуру наподобие очистки банана, Юра последовал их примеру. Вкус сочной мякоти растения, напомнил Юре приправу, которую делала его бабушка из обычного хрена. Мясо было молодое и нежное, в сочетании с растением и с домашним, душистым хлебом оно приобрело восхитительный привкус. Насытившись, гости перешли на чай с ароматными травами.

Старший из подростков сел на лошадь Ахмета, и спустя десять минут пригнал небольшой табун лошадей, который загнали в огороженный загон. Вместе с братом они отобрали две лошади и накинув на них уздечки, привязали возле навеса. Остальных лошадей отпустили обратно на свободное пастбище. Лошадь на которой приехал Ахмета, расседлали и так же отпустили. Оседлав двух пригнанных лошадей, подростки к каждому седлу привязали небольшие мешочки с многочисленными отделениями, в них укладывались пластиковые бутылки с айраном и водой, отдельно сыр, хлеб, мясо, соль и т.п. Ахмет и Халид разбирали, чистили и смазывали автоматы, которые Иса достал из тайника в подвале. Он так же достал мешок с патронами и сейчас сидел и не спеша снаряжал магазины, не прекращая беседу на родном языке.

Подошло время полуденного намаза. Закончив сборы, все направились к ручью делать омовение, после чего, расположившись на густой траве, обитатели кошары и гости выстроились на молитву. Впереди, несмотря на более молодой возраст стоял Халид. Вместе с остальными, Юра отошел к ручейку и залюбовавшись пейзажем, присел на берегу, в то время как другие прошли чуть ниже по течению, где можно было расстелить свои куртки для совершения глубоких поклонов во время молитвы... ...........

Масса новых впечатлений, вкусный обед, красота окружающей природы на какой-то момент заставили его забыть о своем несчастье, Юра с восхищением осматривался вокруг, стараясь впитать в себя побольше красок дикого ландшафта. Наблюдая за Исой совершающим намаз, он вновь вернулся к картине, которую долго рисовал в своем воображении. Картина называлась "мусульманин". Юра давно отработал мельчайшие нюансы выражения лица человека средних лет, на фоне горного пейзажа. Он был уверен что ему удалось схватить ту общую, незаметную деталь в выражении глаз, которая объединяет людей истинно веривших в предопределение своей судьбы. Он долго искал и не находил слово, наиболее точно обозначающее выражение лица его "мусульманина". И сейчас, глядя на сосредоточенное лицо молящегося чабана, его вдруг осенило, это слово "невозмутимость". "Отрешенная невозмутимость", - да... именно это понятие, по его мнению, отражало то созерцательное спокойствие, с которым истинные последователи пророка Мухамеда взирают на этот мир. Невозмутимость, порожденная в следствии убеждения в том, что каждая, с точки зрения атеиста, случайность, давно предопределена и вписана в великую книгу бытия, находящуюся по ту сторону жизни. Да, - еще раз подумал Юра , это действительно то слово, которое он так долго подбирал, для того чтобы в памяти не ускользнула эта маленькая и такая важная черточка в его, еще не нарисованной, картине. Он находил все больше мудрости в точке зрения позволяющей верующему человеку трезво смотреть на окружающий мир. Если атеист всю жизнь выстраивает логическую цепочку суждений, по которой надеется подняться до той высоты, откуда открывается Истина, то человек верующий, как бы изначально уже находится на этой высоте, и оттуда, сверху, ему открываются те истины, до которых атеист идет годами.

..............................

Юра продолжал наблюдать за молящимися. Неожиданно в памяти всплыл старый, давно забытый образ того мусульманина, который сложился у него еще в детстве на гражданке. Несмотря на ветхость и абсурдность, этот образ был по прежнему живуч и ярок, но все же как этот гротескный, сказочный образ был далек от действительности - поразился Юра. В детстве он почему-то считал этих людей какими-то заторможенными полуобезьянами, коварными и грязными, не соблюдающими элементарные правила гигиены, лживыми и распущенными существами, утонченность которых проявляется лишь в пряностях восточной кухни и половых извращениях. Это было некое хитрое и коварное существо, верящего в своего аллаха лишь на словах, а стоило ему дорваться до наслаждений, как оно тут же забывало про все на свете, и кидалось в омут удовольствий и разврата. Откуда взялся этот образ? Он не создавал его сознательно, он даже не думал об этом. Этот образ постепенно выкристаллизовывался из той атмосферы, где формировалось его мышление. Множество навязанных и незаметных в своей незначительности обрывков сведений и картинок детства, методично выковывали этот живучий образ, и несмотря на то что некоторые факты, еще на гражданской жизни, явно опровергали его, это уже не могло повлиять на однажды созданную детским мышлением, яркую картину. Конечно образ этот, был всего лишь один из бесконечного ряда категорий и понятий, он ничем не привлекал к себе внимание, но именно сейчас Юра почти физически ощутил его абсурдность.

Безусловно это следствие тех, в корне неверных, гротескных, и давно утвердившихся представлений о мире "басурман", которые внушаются традиционным воспитанием в Европе, а еще более в России, где богатый фольклор и перипетии российской истории, давно закрепили определенный штамп по данному вопросу. Европеец привык утрировать ту или иную черту мусульманина, не нашедшую понимания в его мироощущениях, или даже в быту и климате, зачастую смешивая религию ислам с образом жизни какого-либо народа, исповедующего эту религию, искусственно создавая неверные представления о проблемах и ценностях мусульманина, укрепляя тем самым преграду между двумя мирами.

Со своей стороны мусульманин, не отстает в своих заблуждениях о христианине, заранее приписывая ему все пороки и нелепости. Однако здесь можно уловить некую разницу: мусульманин не пропагандирует, в отличии от европейца, эту свою ошибочную точку зрения, не навязывает ее с таким упорством в СМИ. Вероятно следуя указанию своего пророка, о недопустимости дискуссий по вопросу преимущества того или иного вероисповедания, остается в недосягаемой изоляции для европейца, но также укрепляя, таким образом, преграду с другой стороны. Считая себя осчастливленным чудом ислама, мусульманин смотрит на европейца с чувством сожаления, и совсем не спешит поделиться своим "счастьем", а тем более навязать это счастье насильно, как это бывало в прошлые времена, или же опровергнуть явные нелепости в свой адрес. "аллах закрыл уши этого человека для счастья ислама", - размышляет мусульманин, - "следовательно этот человек недостоин его милости, ведь аллах всезнающ". Сделав этот вывод мусульманин спешит укрыться в своей оболочке, и вывести его на арену риторики крайне затруднительно.

Множество различных предписаний религии и обычаев, образовали вокруг мусульманина, так же как и вокруг иудея, некое вакуумное пространство, за которым зачастую трудно различить сущность самого ислама, и эту пустоту, европеец, веками заполнял в своей среде по своему усмотрению. Позиция изоляционизма, культивируемая многими мусульманскими странами, позволила европейской цивилизации создавать вымышленные ценности и образы мусульманского мира. Эти мифы и легенды, давно закрепленные многими, весьма уважаемыми людьми и писателями прошлого, не встречая сопротивления на своем пути, с успехом докатились до наших дней, и несмотря на развитие средств связи, продолжают усваиваться все новыми поколениями.

Чувствуя что эта преграда создает много осложнений и неприятностей, и христианин, и мусульманин, время от времени пытаются разрешить эту проблему, хотя сами же раздули этот вопрос до уровня проблемы.

Веротерпимость ислама известна любому мало-мальски образованному человеку, но в сознании рядового представителя европейской цивилизации, многими средствами продолжает утверждаться мысль о враждебности исламского мира. У европейца ислам ассоциируется в первую очередь с войной, с экстремизмом и борьбой против "неверных". И в то время как истинные последователи пророка Мухамеда убежденны что и христианин и иудей изначально исповедует тот же самый ислам, что каждый человек после смерти будет судим своим пророком, христианская церковь, своим молчанием, поощряет все те нелепости которые сформировались в среде европейской цивилизации, а различные расплодившиеся конфессии протестантизма, в своих проповедях, открыто провозглашают священный для мусульманина Коран - посланием дьявола.

В свою очередь в мусульманском мире давно закрепилось мнение что единственный правильный путь этой жизни является ислам, что христианская религия фактически лишена фактора сдерживания от склонности к греху, что европеец давно погряз в пороке, что христианин, например, может совершать каждый день самые тяжкие грехи, а затем ему достаточно произнести слова покаяния перед священником, поставить свечку, и церковь с удовольствием простит его прегрешения и т.п.

Надо сказать что сами духовные лидеры различных конфессий немало способствовали...

Такая позиция и в наши дни продолжает способствовать давно наметившемуся расколу мирового сообщества на два противоположных лагеря, и с исторической неизбежностью ведет к их столкновению. И самое поразительное, "на вскидку", похоже что Запад, несмотря на свое явное преимущество рано или поздно проиграет в этой схватке. Стоит посмотреть на того же чеченца, готового с голыми руками идти против танка, стоит вспомнить палестинского фанатика взрывающего себя, чтобы навредить врагу, и становится ясно что через 100-200, пусть 500 лет, Запад неизбежно потерпит поражение. Ценности и мощь Западного общества, бессильны перед такой войной. И когда европейские СМИ, фиксируя смерть очередного шахида - (камикадзе), спешат отметить что родственники этого камикадзе, получают некое материальное вознаграждение, это лишний раз доказывает абсолютное непонимание европейцем - мотивов толкающих на такой шаг мусульманина. Пытаясь объяснить этот поступок, с позиции своих ценностей, европеец лишь подчеркивает свое нежелание преодолеть пропасть между двумя цивилизациями, а вместе с этим обнаруживает свое смятение, перед ужасающей его силой исламских установок, способных толкнуть человека на путь, немыслимого для европейца самопожертвования.....................................

.

Окончив молитву, Ахмет и Халид стали одевать на себя камуфляжные куртки упакованные гранатами и запасными рожками к их автоматам. Легко вскочив на подведенную подростками лошадь, Ахмет переговорив с Исой, обратился к Юре:

-- Ты останешься здесь. Мы к вечеру наверное вернемся.

Халид на своей лошади уже тронулся в путь. Оба подростка шли с ним рядом, с увлечением о чем-то рассказывая, возвышающемуся над ними всаднику. По видимому они направились к своей отаре, оставленной без присмотра по случаю приезда гостей. Ахмет без труда нагнал их, и голоса отъезжающих стали затихать и растворяться в окружающем ландшафте.

Иса о чем задумавшись, опираясь на палку, долго смотрел им вслед. Солнце к тому времени стояло уже высоко и светило прямо в глаза, с той стороны, куда направились Ахмет и Халид. Несмотря на слепившие лучи, Иса смотрел прямо и ничуть не щурился. Юра искоса наблюдал за чабаном любуясь его живописным видом. Иса опустил голову, и по видимому продолжая свои размышления, тихо произнес несколько слов и покачал головой. Заметив Юру он очнулся от своих дум, и благожелательно сказал:

-- Пойдем нашу "мамашу" поищем.

Юра еще не понимая о ком идет речь с готовностью кивнул. Перешагивая ручей возле кошары, чабан зачерпнул рукой воду и прополоскал рот. Юра повинуясь какому-то детскому азартному желанию, присел у ручья и погрузил свои руки в воду. Морозный холод ручья слегка сводил руки судорогой. Два-три градуса отметил он про себя.

-- Холодная, - сказал Юра нагоняя Ису.

Чабан, будто ожидая тему для разговора, с готовностью отозвался:

-- А ты как думал? Утром такой водой умоешься, сразу проснешься.

-- Я сегодня уже купался, - засмеялся Юра. Он рассказал о своем происшествии при переправе через реку. Рассказ получился короткий и непринужденный. Ему стало легко и весело с Исой, пожалуй он впервые за это время чувствовал себя так хорошо. В глазах чабана, когда он смотрел на Юру, без труда улавливались - сострадание и взрослая снисходительность к ребенку, но это почему-то не задевало сейчас гордости, и постоянного нежелания Юры показаться невзрослым и легкомысленным.

-- Там ниже по течению, - Иса поднял свою палку и указал направление, - примерно километр отсюда, эта речка впадает в большую... Вот ту, даже на лошади не переедешь, сразу унесет.

-- А кто такая мамаша? - спросил Юра

-- Это корова наша, - рассмеялся Иса, - А ты что подумал? У нее недавно теленок родился, и она его прячет...

--Как это? - удивился Юра.

-- Ну-у... боится что волки скушают... Где-нибудь в лесу, в кустах, спрячет, и скажет чтобы стоял тихо, и никуда не уходил, а сама идет на пастбище. Потом приходит к нему, чтобы покормить.

По видимому для чабана это было до того привычно и обыденно, что он с трудом подбирал слова. Для Юры раскрылся вдруг новый мир, в котором нашлось место для доброты и заботы о ближнем. Пусть забота эта, относилась к животным, но он смутно чувствовал что этот слабенький факт, несмотря на свою незначительность, каким-то образом способен поколебать его логичные и мощные построения, совсем недавно вызывавшие в нем чувство объективности во взглядах на жизнь. Юра сразу вспомнил об опасности, ведь он, еще даже не предполагает зачем его привели сюда, вслед за этим, его воображение с готовностью стало выдавать ему картины ожидающей его страшной участи в этих незнакомых горах, что быть может это его последние минуты и т.п.

-- А волков много? - настороженно спросил он.

-- Волков немного, - охотно начал Иса, - в основном шакалы. Сейчас самое опасное время, шакалы же только на ягнят нападают. Ну а волк, если ночью залезет в загон где ночуют бараны, то все... половину отары перережет.

-- Так он же не скушает столько, - изумился Юра.

-- Вот именно что не скушает... Если бы бараны стояли спокойно, то волк бы взял одного, и ушел. Он его держит за горло, на спину закидывает и тихо уходит... Но бараны начинают кричать, волк нервничает - собаки могут услышать, он начинает резать и душить направо и налево всех овец, клыками по горлу провел и все... чтобы они не шумели значит, потом слышит что собаки шум уже поднимают - убегает, обычно и барана не успевает забрать, а половину отары перерезал...

Несмотря на то что волк должен был быть одним самых ненавистных врагов чабанов, голос Исы не выражал никакого озлобления, он как бы ставил себя на место волка, принимая тем самым причины, побуждающие хищника делать ему зло, и по рассказу, почти создавалось впечатление что во всем виноваты овцы.

-- Но самый умный и хитрый, - продолжал Иса, - это медведь. Он делает все чисто и незаметно. Когда здесь поселяется медведь, я узнаю это только через несколько дней. Вечером загоняю отару, одного барана не хватает. Почти каждый день по одному берет значит, целый день смотрю за отарой, а вечером все равно не хватает. В позапрошлом году бычка однолетку унес... понимаешь какая силища? ...потом мы собрались, соседние чабаны пришли, три дня за ним гонялись... и что ты думаешь? ...ушел спокойно. Понимаешь, даже знает когда его наша пуля не достанет, стоит на соседней вершине, смотрит на нас, и смеется...

Они поднялись на невысокую гору, откуда открывался вид на окрестности коша. Справа шел основной хребет, от него, как ветки от дерева, ответвлялись вытянутые возвышенности, образовывая долины с непременным ручьем посередине. Заросли кустарника и деревья росли довольно беспорядочно. Одни возвышенности были покрыты лесом, другие просто травой и редким кустарником. Юра уже успел привыкнуть к горным пейзажам, но сейчас каждый новый вид вновь приводил его в восхищение. По мере продвижения картина постоянно менялась, очертания одних контуров скрывались за другими, стоило перевести взгляд и открывались все новые виды, благодаря этой переменчивости, постоянному обновлению, первоначальное чувство новизны не покидало Юру.

Иса внимательно оглядывал открывшееся сверху пространство.

-- Вон наша "мамаша". - Указал он палкой.

Юра посмотрел в ту сторону и в первый момент ничего не заметил. Потом уловив какое-то передвижение в кустах шиповника, он разглядел мирно пасущееся животное, вполне гармонировавшее с местным пейзажем. Иса продолжал осматриваться:

-- Где-то неподалеку должен быть теленок, - произнес чабан начиная спуск. Внизу они потратили не менее получаса, прежде чем обнаружили детеныша. Теленок находился в метрах 50 от "мамаши". Несмотря на то что они несколько раз проходили совсем близко от него, он стоял беззвучно, и не подавал признаков жизни.

-- А если мы погоним "мамашу" домой, разве теленок не пойдет за ней? - спросил Юра

-- Нет, - покачал головой Иса, - будет стоять и ждать, пока она не придет за ним. Здесь же лес, они понимают что здесь опасно, а в ауле сразу пошел бы...

На обратном пути они не стали подниматься в гору, по которой спустились сюда, а пошли в обход, погоняя впереди себя корову с теленком. Оставалось пройти еще половину пути, когда чабан посмотрев на небо в стороне коша, заметно встревожился. Юра посмотрел в ту сторону и увидел в небе несколько летающих черных точек, которые он принял за ворон. Затем он обратил внимание что они парят в небе не махая крыльями, и догадался что это орлы.

-- Ты пока гони корову, - быстро произнес Иса, - а я там... на кошаре буду.

Не смотря на возраст и тучность, чабан побежал легко и быстро.

Юра подражая окрикам, с которыми Иса гнал корову, пошел один. "Мамаша" лениво брела впереди, время от времени оглядываясь на теленка и пощипывая траву.

После того как Иса скрылся впереди за деревьями и Юра остался один, он сразу почувствовал изменения в том относительно ровном настроении, которое сопровождало его до сих пор. Сначала его воображение нарисовало ему картину, где Юра был чабаном, который живет здесь в горах, пасет овец, и бесстрашно борется со всеми опасностями. Его легкие расширились, и он как-то по другому вдохнул полной грудью. Спина выровнялась, голова гордо вскинулась вверх, идти стало легко и приятно. Вот такой жизнью, он прожил бы до конца своих дней, он бы рисовал прекрасные картины и разводил овец. Подальше от мира людей, где надо постоянно лгать и притворяться, где надо делать то, чего делать не хочешь, говорить то что не думаешь, подчиняться правилам которые каждый норовит нарушить, хотя ревниво требует их исполнения от окружающих.

Дорога тем временем, миновав поляну с зарослями кустарника, проходила через небольшую полосу леса. Войдя в тень деревьев, Юра поймал мысль о побеге, и сразу его воображение, резко изменив направление, перечеркнуло образы, созданные воображением мирного чабана-художника. Юра стал оглядываться по сторонам. Голова втянулась в плечи. Походка стала осторожной, кошачьей. Мысли все ускоряя свой стремительный бег, перебивая друг друга, обрывались на полуслове... Двигаясь по этой полосе он сможет незаметно пройти к тому густому лесу, который видно отсюда... А там он перейдет через перевал, в другое ущелье... Если идти быстро, без остановок, то максимум через день, он должен выйти куда-нибудь... а дальше... гражданская жизнь... он выйдет где-нибудь на автотрассу и остановит "попутку", а дальше... дом... все поздравляют его со счастливым избавлением...

Мычание коровы вернуло его к действительности. Сердце выпрыгивало из груди, вокруг был лес, неподалеку журчал ручей. "Мамаша" перейдя через речку, мычанием приглашала последовать за собой своего теленка, не решавшегося войти в воду. Юра обнаружил что он стоит на месте. Еще раз осмотревшись вокруг, он пошел вперед, подгоняя теленка. "Это не просто фантазия", - сказал он себе, и сердце вновь застучало в бешенном ритме. Это реальный шанс... Он побежит через лес... перейдя в другое ущелье он может уже не бежать, хотя идти следует быстро... пару дней он сможет обходиться без еды, а воды здесь везде достаточно... В крайнем случае он пожует ту траву, что ел за столом в кошаре, она здесь везде растет, он уже заметил это...

Вдруг вихрь его мыслей, в своем хаотичном движении, на мгновение приоткрыл свою темную середину, где отчетливо угадывалось слабенькое сомнение, и даже не сомнение, а маленький намек, насмешка над ним. Сколько раз он фантазировал на эту тему, разве человек с такой робкой натурой как у него, сможет сделать подобный шаг? Решительный человек не теряет время на разработку планов, а сразу же начинает воплощать свой замысел.

Нет, - твердо сказал себе Юра, - на этот раз это не просто фантазия, надо проявить смелость и заглушить в себе все сомнения. Усилием воли он снова заставил себя вернуться к плану побега. Но странное дело, сердце уже не стучало так сильно, он искусственно пытался возобновить свое волнение, поскольку оно приближало его к ощущению реальности предполагаемого шага, но волнение пропало. В какой-то момент мелькнула и исчезла давняя мысль о некоем существе находящемся внутри, от которого зависит его состояние, которое уже догадалось что все это пустое, и уже не поддаваясь на обман его воли, все решило за него... Бег мысли оборвался... сознание затормозилось на вопросе: " а что если он заблудится? пройдет несколько дней...". Но Юра не сдавался, да... он убежит, но чуть попозже, надо взять с собой еду, тем более что при постоянном движении он быстро проголодается, надо насколько возможно сориентироваться на местности. Надо пока вернуться в кошару, а там он найдет момент для побега...

Сердце совсем успокоилось. Ноги ставшие от волнения тяжелыми, снова стали управляемыми .

После этого Юра почувствовал себя немного другим человеком. Человеком у которого есть реальная цель. Подходя к кошаре Юра увидел Ису идущего с другой стороны. Поляна рядом с кошем, на которой паслись овцы с ягнятами, примыкала к скале. Отара, оставшись без присмотра, в своем вечном стремлении подняться повыше, потихоньку оказалась на скале, тем самым подвергнув себя опасности нападения никогда недремлющих хищников, со стороны леса и кустарников. Так оно и случилось... Иса сгонявший сверху овец и ягнят, нес в руках полуживого ягненка. Юра повинуясь первому движению души, бросился помогать чабану.

-- Во время успел, - произнес Иса взволнованным голосом, показывая свою ношу.

Юра посмотрел на ягненка; головка детеныша была покусана в нескольких местах. Одна задняя ножка также была в крови. Ягненок постоянно кричал своим тоненьким голосом. Рядом, вплотную следуя за чабаном, беспокоилась возбужденная мать, она так же как и ее ребенок беспрерывно блеяла.

-- Это орлы? - спросил Юра.

-- Нет, орлы просто заметили что можно чем-то поживиться, это шакалы. Еще чуть-чуть и живот бы прогрызли.

Разглядывая раны ягненка Иса принялся успокаивать его, на своем языке. Голос чабана был почти по-женски нежный и ласковый. Юра шел сзади, и глядя на широкую фигуру чабана, неожиданно для себя ощутил щекотание в носу, испугавшись он быстро подавил эту слабость.

-- Хорошо что не волк, - говорил Иса, - шакалы ведь даже собственной тени боятся. Они прежде чем напасть, пол часа крутятся вокруг... Но ничего, этого мы вылечим.

Они подогнали отару с ягнятами поближе к кошу, и Иса заметил корову, которую Юра пригнал прямо к жилищу.

-- А корову зачем сюда пригнал? Пусть пасется, только чтобы ее видно было.

Иса достал какую-то мазь, и обильно помазав раны ягненка, передал его беспокойной матери.

-- Видишь как по голосу узнает своего сыночка, - умилился чабан. Он поднял голову и посмотрел на солнце: - Сейчас хлеб сделаем на вечер. Ты умеешь хлеб делать?

-- Нет, - ответил Юра.

-- А я тебя научу, - добродушно произнес Иса, - хлеб надо уметь делать.

Он вынес небольшую миску, насыпал туда муку и добавляя айран замесил тесто. Юра занялся разведением огня. Затем Иса положил блин теста на одну сковороду, накрыл сверху другой такой же, и поставил это на угли.

-- Вот и все, - поучал Иса, - теперь главное перевернуть вовремя.

В этот момент где-то вдалеке раздались три выстрела, спустя некоторое время они повторились. Три выстрела через равные промежутки времени. Иса выслушал, подождал еще немного, как бы ожидая продолжения, затем он зашел в кошару и вынес кнут: на относительно короткой ручке была прикреплена длинная бечевка. Отойдя чуть в сторону, Иса взмахнул кнутом. Бечевка, описав круг над его головой - резко щелкнула. У Юры зазвенело в ушах. "Это были не выстрелы" - догадался он. Иса щелкнул кнутом два раза по три, и замер в ожидании. Спустя минуту, уже с противоположной от первоначальных щелчков стороны, донеслись такие же звуки: два раза по три. Юра понял; во-первых, что это какая-то система сообщений, а во-вторых что кругом находятся либо кошары, либо еще что-нибудь, где постоянно есть люди. Он ужаснулся представив как решившись на побег он был бы тут же схвачен.

-- Кто-то едет, может к нам, а может дальше, - пояснил Иса. - Никогда не знаешь что ожидать... - продолжал он как бы в задумчивости, - Хороший гость приедет - большая радость, плохой приедет - большое горе... Разные тут ходят... Недавно пришли... вроде бы свои - чеченцы, а кто их знает чем они занимаются? Все с оружием ходят... Что им скажешь? Пять ягнят забрали, а у матерей - молоко... пять овец пропало... конечно можно и повоевать, но у меня здесь дети, как я их под удар подставлю?

АСЛАН.

В той стороне, где подростки пасли большую отару, находилась довольно большое открытое, предгорное пространство, плавно переходящее в более крутые подъемы основного хребта этого ущелья. За ним, вдалеке, сверкающие ледники Большого Кавказского Хребта, срастались с редкими облаками на горизонте. Мелкие точки овец на склоне, сливались в большое светлое пятно в зеленом фоне.

Прошло не менее часа, прежде чем показался всадник, он направлялся в их сторону. Один из подростков, выглядевший отсюда маленькой точкой, пошел ему наперерез. Всадник ожидая его, остановил свою лошадь. Переговорив несколько минут, он поехал дальше, все приближаясь к кошаре. Несмотря на то что открытое пространство хорошо просматривалось, пересеченная местность скрывала множество балок и оврагов. Юра с интересом наблюдал за, время от времени исчезающим из вида всадником. С каждым таким исчезновением, он выныривал из очередной балки все ближе к ним. Тем не менее прошло еще минут пятнадцать, прежде чем Юра смог разглядеть гостя. Первое что бросалось в глаза, это размер его лошади. Она была значительно выше тех которые Юра видел до этого. Вороной цвет лошади подчеркивал ее точенную фигуру. Юра не мог оторваться от живописного вида всадника, который так и просился на картину. Черная вьющаяся борода гостя, могла ввести поначалу в заблуждение относительно возраста. Это был молодой человек, с большими карими глазами, с довольно светлой кожей, прямой нос, открытый взгляд. За его спиной торчал приклад СВД, все карманы камуфляжной куртки были упакованы боеприпасами. Ровная непринужденная посадка на коне, создавала впечатление единого организма человека и животного. Голову всадника венчала камуфляжная панама "афганка".

Иса распахнув свои объятия с радостным возгласом уже шел навстречу улыбающемуся гостю. Юра пошел за ним не решившись остаться в одиночестве. Гость спешился и обнял чабана. Затем он обернулся к Юре и протянул руку:

-- Ассаламуалейкум.

-- Салам алейкум, - ответил Юра напрягшись. Незнакомый человек вызвал инстинктивную настороженность.

В этот момент, неожиданно для Юры, гость передал ему поводья своей лошади, очевидно как человеку младшему. Передав лошадь, гость увлекаемый под руку чабаном, направился к навесу. Юра, сжимая в руках поводья, остался стоять в растерянности. Лошадь была разгоряченной и постоянно натягивая уздечку, плясала вокруг него. Юра вспомнил что когда подростки седлали лошадей, для Ахмета и Халида, они привязывали их к ограждению небольшого загона для коровы, начинающегося сразу от угла жилого помещения кошары. Вспомнив это, Юра повел лошадь туда, стараясь придать себе побольше решительности. Однако когда он уже собрался привязать лошадь, Иса остановил его:

-- Юра, поводи ее чуть-чуть, пусть остынет, - он неопределенно повел рукой туда-сюда, и переключил свое внимание на гостя.

Юра опять растерялся. Кроме этого, впервые в жизни его слух резануло собственное имя. Иса назвав его по имени, тем самым определил его перед гостем, как человека русского, а следовательно не своего. Очарование приветливого чабана, несколько потускнело. Юра понимал что это бессмысленно, но гордость была задета, его как бы поставили на свое место. Сразу же с новой силой, вернулось чувство чужого, враждебного мира, которое благодаря благожелательности чабана, на короткое время отошло на задний план.

Не вполне понимая зачем надо водить лошадь, и как это делается, Юра потянул уздечку за собой, намереваясь отвести лошадь в том направлении куда указала рука чабана. Лошадь постоянно перебирая ногами, высоко вскидывая голову, неохотно пошла за ним. Седло помимо своей основной функции, выполняло роль некоего багажного отделения, упакованного многочисленным оружием. В задней части седла, по одну сторону торчали два гранатомета "муха", по другую висели множество мешочков, по видимому с патронами и гранатами, здесь же в одном из отделений виднелась пластиковая бутылка. Свернутая бурка, привязанная сверху за седлом, выполняла роль спинки сидения. В передней части седла, из некоего подобия футляра, свисающего набок, торчал АКМ.

Не успел Юра сделать несколько шагов, как лошадь, вероятно почувствовав его неуверенность, рванула уздечку из рук и встала на дыбы. Юра застыл от неожиданности, в ту же секунду рядом оказался хозяин лошади, коротко взяв ее под уздцы, он зычным окриком успокоил животное:

-- Целый день едем, - как бы извиняясь, сказал гость.

Подошел невозмутимый Иса. Вместе с гостем они не спеша повели лошадь по тропинке. Пройдя метров 20, они развернулись и пошли обратно. Иса общался с гостем на русском языке. Юра сразу обратил внимание на его мягкий акцент, отличающийся от чеченского, к которому он успел привыкнуть. Вернувшись под навес, Иса с гостем расседлали лошадь и сели за стол.

Солнце клонилось к закату. Послышались звуки приближающейся отары и лай собак, подростки гнали овец в кошару. Все поднялись и принялись загонять овец в загон. Иса стоял на входе и пересчитывал головы. В отдельный загон, один из подростков загнал овец с ягнятами. Чабан двигался не спеша и все делал уверенно и расторопно, в то время как подростки, не говоря ни слова, мелькали то здесь, то там. Один пригнав корову принялся ее доить, другой нарезав куски мяса, промыл котел, набрал воды, закинул в него мясо и повесил над огнем. Юра старался помогать как мог. По нескольким обращениям чабана, он узнал что гостя зовут Аслан, одного из подростков, того что помладше, звали Шамиль. Чуть позже он узнал что другого подростка зовут Исмаил.

Пока подростки готовили ужин, остальные расселись за столом с непременным айраном. Не считая коротких указаний, с которыми обращался Иса к сыновьям, разговор шел на русском языке.

Иса все расспрашивал Аслана о каком-то их общем знакомом, с которым по видимому была связана какая-то неприятная история:

-- Уолляги Иса, - говорил Аслан, - я потом благодарил аллаха что не догнал его в тот раз. Гнев ослепляет человека, делает нас пьяным, пока не успокоишься, никогда нельзя что-то делать.

-- Уолай, - качал головой Иса.

-- У моего "мальчика" подкова на перевале слетела, я сразу почувствовал это, но всё равно гнал на всю... а там на спуске сплошной камень, ты же знаешь. Он потом неделю хромал.

В этот момент один из подростков толкнул Юру в плечо:

-- Пойдем поможешь...

Они втроем пошли к загону и набрали сухой кизяк для огня. На обратном пути Юра спросил старшего Исмаила:

-- А кто Аслан по нации?

Тот оглядел его с ног до головы, как бы удивляясь что Юра посмел к нему обратиться, однако коротко и весомо отчеканил:

-- Черкес.

Тут вмешался младший - Шамиль:

-- Нет... он не черкес, он адыгеец.

Исмаил точно так же, как только что смотрел на Юру, посмотрел на младшего брата:

--Черкес, - опять повторил он, всем видом давая понять что его слово не подлежит обсуждению и точка.

-- Нет, - не унимался младший, - он из Майкопа, а это Адыгея.

Аслан услышав их спор рассмеялся:

-- Наверное обо мне речь?

Исмаил немного смутился, но Шамиль уверенно подтвердил что речь именно о нем, ожидая что Аслан поддержит его в споре со старшим братом. Аслан протянул руку и потрепал подошедшего мальчика по голове:

-- А какая разница между черкесом, адыгейцем и кабардинцем?

Шамиль молчал. Аслан оставив свой вопрос без ответа, развернулся к чабану и сказал:

-- Вот еще одна глупость от которой не могут избавиться со времен революции. Наверно сидел в то время в Кремле, какой-нибудь рабочий из глубинки, и делил как ему вздумается наши земли и народы на маленькие клетки, а потом подбирал приемлемое название. - И тут Юра поразился произошедшей переменной во взгляде Аслана. Лицо Аслана бывшее до этого момента спокойным и даже умиротворенно-добрым, вдруг исказилось на секунду гневом и решимостью, он сверкнул глазами, сжал кулаки и уставившись в землю, глухим голосом закончил: - Но ничего, мы поставим все по своим местам.

Повисла пауза... Лицо Аслана вновь вернулось к прежнему виду, он улыбнулся и обратился к чабану:

.-- Иса, я слышал что какой-то умник в Москве, предлагает разделить Чечню на две части, по реке Терек?

Чабан уверенно кивнул в ответ.

-- Вот тебе и две разные нации получилось, - продолжил Аслан, - одни будут называться "нохчи", а другие "чеченцы".

Иса засмеялся и подхватил:

-- А если на три части разделить, то еще можно третий народ создать, они будут называться "ичкерийцы", или "вайнахи"...

Все рассмеялись. Неожиданно Аслан повернулся к Юре и спросил:

--А ты откуда?

Юра смутился:

-- Из Самары.

--А сколько служил?

-- Пол года, - Юра никак не мог побороть свое смущение и посмотреть в глаза Аслану, хотя взгляд у того был благожелательным.

-- Так тебе только восемнадцать? - вмешался Иса.

-- Нет, девятнадцать. Три призыва я прятался у тетки в деревне, а на четвертый не получилось. - чуть поуверенней произнес Юра. Ему удалось побороть свое смущение и смотреть прямо на собеседника. Он знал что горцам не нравится проявление неуверенности и смущения, тем более что в добрые глаза чабана, смотреть было легко.

-- А твой отец почему тебя не ищет? - участливо спросил Иса.

-- У меня не было отца. - просто ответил Юра.

По лицу чабана пробежала легкая тень тревоги, и он не смог удержать невольный, беспокойный взгляд на своих детей. Затем опустив глаза, Иса углубился в свои мысли, время от времени качая головой, как бы подтверждая себе те выводы, к которым приводили его размышления.

В наступившей тишине, неожиданно громко и отчетливо прозвучали слова маленького Шамиля:

-- Да все они издеваются над нашими... вон дядю Магомеда как избили... сколько мы денег собрали чтобы его выкупить, а он потом все равно умер... - голос мальчика надломился, по видимому яркие, детские впечатления грозили вызвать неуместную слезу.

-- Вот потом приедет домой, и будет рассказывать как его здесь пытали... - хмуро поддержал младшего брата Исмаил.

-- Даже собаку можно заставить убивать людей, - резко оборвал Аслан подростков.

Снова повисла пауза. Юра покраснел до корней волос.

-- На все воля аллаха, - продолжая смотреть в землю, тихо произнес Иса. Затем как бы очнувшись от своих размышлений, он посмотрел на своих детей: -- Если тебя кто-то бьет палкой, разве палка виновата?

-- Если бы мы опустились до таких мерзостей, то давно бы проиграли эту войну, мы верующие люди, и воюем с Кораном в руках против безбожников и негодяев. Воин который бьет безоружного пленного - трус и подлец, - грозно произнес Аслан,- Он оскорбляет этим погибших товарищей, которые умерли в открытом бою, с оружием в руках, против вооруженного врага.

Наверно даже подростки поняли что для таких справедливых рассуждений не нашлось места в чеченской войне. Юра с интересом посмотрел на лицо Аслана, ему показалось что последнее замечание вырвавшееся у Аслана, немного обнажило натуру этого человека, и вероятно та романтика, которая привела этого юношу на эту войну, порождала именно такую точку зрения на подобные вопросы. У Юры возникло огромное желание запечатлеть в картине поразительную переменчивость лица этого человека. Каждая мысль, каждый оттенок, будто на экране монитора, отображались на этом лице. Но как в застывшем мгновении рисунка, он сможет отобразить эту беспрерывную текучесть и переменчивость? - подумал Юра.

Иса снова уставился в землю и начал говорить, как бы размышляя вслух:

-- Я долго думал, за что аллах послал такой испытание чеченцам? Не может быть чтобы он позволил ни за что, убивать тысячи детей и женщин. Почему десять лет назад все в Чечне перевернулось? Что случилось? Почему чеченцы стали меняться на глазах? Конечно в России тоже много чего творилось. Все разваливалось на глазах, с того времени, как в Кремле появился Горбачев. Наверное если бы какой-нибудь ЦРУ, послал в Советский Союз свой шпион, с задачей подорвать государство, он бы не смог это сделать лучше Горбачева. Кто знает? может так оно и было... может быть и Горбачев, и Ельцин давно сидели на крючке у того же ЦРУ, но дело не в них, дело в самих чеченцах. Я часто вспоминаю чеченцев того времени... все жили в постоянной грызне между собой, давили и грабили своих же... Какой-нибудь мент или чиновник, ограбив своих соседей, строил себе дворец на виду тех же соседей, вел себя нагло и вызывающе, навязывал всем какие-то, новые воровские понятия... Ты вспомни, - говорил Иса, продолжая однако смотреть в землю, - все разъезжали на иномарках и изображали из себя каких-то итальянских или американских мафиози, другие нахватавшись исламских понятий, грабили и убивали под этим........, не забывая однако также (строить себе дворцы, и копить ........ ) Они посчитали что их предки были темными и глупыми людьми, которые не понимали что такое настоящий ислам... Они потеряли совесть, но самое главное они забыли законы этой земли... они перестали быть чеченцами и превратились в итальянцев, американцев, в арабов, которые стали для них большим авторитетом чем их предки-чеченцы... И аллах увидев это, сделал то что сделал... только трагедия могла снова объединить народ и заставить вспомнить КЕМ их создал Всевышний... заставил их вспомнить законы этой земли...

В этот момент Иса случайно встретился взглядом с Асланом и смутился... Все посмотрели в сторону Аслана. Аслан смотрел перед собой, ничего не видящим взглядом, и казалось что он потеряв рассудок бросится сейчас на кого-то с кулаками. На лицо чабана легла тень недоумения, почувствовав неловкость, Иса, словно загипнотизированный, застыл с открытым ртом, глядя Аслану прямо в глаза. Так продолжалось несколько секунд. Наконец Иса обратился к Аслану:

--Разве я не прав?

Этот вопрос будто вывел Аслана из летаргии, и он в свою очередь так же смутился и молча опустил голову.

-- Но я знаю точно, - продолжил Иса, - аллах послал чеченцам большое испытание, и если мы пройдем через него, то аллах пошлет нам столько же счастья и радости... Чеченцы окрепли духом, сплотились, а значит в будущем их ждет великая история...

Все же спокойное течение мысли чабана было нарушено, и он оборвав свой монолог, вновь посмотрел на Аслана, по видимому ожидая пояснений. Аслан долго не поднимал голову и молчал. Наконец он глухо произнес, глядя себе под ноги:

-- Если то что ты говоришь правда...

Аслан сделал паузу, прокашлялся и подняв горящие глаза на Ису, начал заново:

-- Если то что ты говоришь - правда... а это похоже на правду, то мой народ так же ожидают подобные испытания. И в Нальчике, и в Черкеске, и в Майкопе, я видел своими глазами то же самое, а быть может и хуже. Пока чеченцы воевали, черкесы все это время, все больше и больше становились, как ты говоришь американцами или итальянцами... деньги стали их богом... за деньги брат обманывает брата, сын обманывает отца, где начинаются деньги там кончаются наши законы и обычаи... за деньги они готовы перегрызть глотку друг другу, ни у кого нету желания честно и справедливо заработать деньги, есть только одна мечта украсть, "кинуть" соседа, родственника, брата, отца... Молодежь растет и видит, что мент, который давит и разоряет своих же соплеменников, ездит в шикарной иномарке, сорит деньгами, на каждом шагу нарушает закон и порядок, сеет вокруг себя тысячи искалеченных судеб и ограбленных им семей, но ходит при этом с гордым независимым видом, одевается в золото и брильянты.. за эти пятнадцать лет выросло уже целое поколение в такой атмосфере, молодые парни видят вокруг себя эту гниль и мерзость, и конечно считают что так было всегда, что это и есть жизнь, потому что другой жизни они не видели... Они мечтают вырасти и стать ментом или работником каких-нибудь спецслужб, потому что видят что только мент безнаказанно может нарушать законы... зайди в любой ресторан, в любой бар, и если увидишь самых наглых и отвязанных людей, то можешь не сомневаться что это менты, для них закон не писан, законы у них существуют для толпы, которую они "трясут" и грабят на каждом шагу, при помощи этого закона... Молодые мечтают вырасти, и еще больше давить и долбить своих соплеменников, грабить и разорять простого работягу...

...............

Настало время вечернего намаза, после которого сели ужинать. Подростки быстро прожевав свой ужин, встали, захватили ведро и повели купать лошадь Аслана. После этого они одели ей на ноги путы и отпустили на ночное пастбище.

Большую часть жилого помещения кошары занимала нара, покрытая множеством слоев матрасов и бурок. В одном углу - сложена печка, служившая в зимний период. Остальное свободное пространство было занято лошадиными седлами, здесь же стояли несколько молочных фляг, а так же мешки с мукой и картошкой. На закопченных стенах висела одежда, веревки, уздечки. Прямо напротив входа на стене, крест-накрест висели две старые, ржавые, черкесские шашки.

Юра долго не мог заснуть, где-то в лесу постоянно выли шакалы, и чабанские собаки, бегая вокруг загонов, беспрерывно лаяли всю ночь.

Проснувшись рано утром, Юра обнаружил что все уже вышли. Он быстро обулся и пошел умываться. Иса с подростками выгоняли на пастбище отару. Аслан раздетый по пояс, в старых рванных штанах, щеткой чистил свою лошадь. Юра поздоровался и произнес:

-- Её же вчера купали.

-- Долгий, тяжелый путь предстоит, - бодро ответил Аслан. Капли воды на его молодом, мускулистом теле переливались на утреннем солнце. Туман почти рассеялся и погода обещала ясный солнечный день.

Юра снял рубашку и умылся ледяной водой, прогоняя остатки сна.

-- А я ни разу не ездил на лошади, - произнес он, осматривая красивое животное.

Аслан даже остановился от удивления:

-- Почему?

-- Я ведь в городе вырос, не приходилось, - пожал Юра плечами.

-- Это у меня полукровка, трехлетка, - с удовольствием начал Аслан, по видимому свою любимую тему. - Только месяц как оседлали. Она в Кабарде выросла, на вольных пастбищах. Если бы росла где-нибудь в конюшне, то уже не то... Я на ней, по горам, на длинную дистанцию, любого сделаю...

Закончив купание, Аслан повел лошадь к кошаре. Юра последовал за ним. Привязав лошадь к ограде загона, Аслан стал одеваться. Он натянул свои черные джинсы, плотно облегающие икры ног, и присел на скамейку. К одной ноге, чуть ниже колена, он пристегнул небольшой тесак в кожаных ножнах, к другой ноге, на таких же ремешках, крепилась маленькая кобура с пистолетом. Аслан подрыгал поочередно каждой ногой, проверяя чтобы ничего не болталось. Сверху он натянул кожаные, с заостренными носками сапоги, которые доходя до колена скрыли и пистолет и нож. Черную джинсовую рубашку он аккуратно заправил в брюки. В нагрудные карманы были уложены несколько коробок спичек, бинты и лекарства, все это тщательно распределив, Аслан застегнул на пуговицы. Широкий кожаный ремень нес на себе большой тесак с одной стороны и кобуру с пистолетом "Стечкин" с другой.

В это время вдалеке раздались знакомые уже три щелчка. Аслан крикнул Исе:

-- Это наверно они. - Он взял свой кнут, собираясь ответить и послать сообщение дальше, но потом передумав повторил, - Это они... точно... - Засунув кнут за голенище сапога, Аслан стал всматриваться в горную даль. Со стороны отары, один из подростков гнал с десяток лошадей. Юра вслед за Асланом пошел помогать загнать лошадей в ограду загона. Шамиль гнал лошадей пешком, те по видимому зная куда идти, спокойно зашли в огороженный участок.

-- Со всего ущелья лошадей собрали, - сказал подошедший Иса.

-- Да-а, не густо, - промолвил Аслан.

-- А кому сейчас лошади нужны, все на "мерсах" хотят ездить, - усмехнулся Иса.

-- Не скажи, не скажи Иса, надежней лошади еще не придумали транспорт...

-- И не придумают, - сразу подхватил Иса, - потому что лошадь создал Аллах, она и питается тем что он создал, а машине бензин подавай, который еще надо сделать...

Спустя час, вдалеке, с той стороны откуда приехал вчера Аслан, показались четыре всадника, они ехали галопом и быстро приближались. Юра сразу узнал в одном Ахмета, в другом Халид, двое других были незнакомые. Подъехав к Аслану, все четверо спешились приветствуя его.

Два незнакомых Юре боевика, несмотря на жару были в бронежилетах, за спиной торчало по гранатомету, в руках автоматы. Голова у обоих была повязана платками. Длинная борода довершала абсолютное сходство с теми боевиками, которых Юра видел по ТВ.

-- Как это мы разъехались вчера? - обратился Ахмет к Аслану.

-- Ваши клячи идут слишком медленно, - улыбнулся Аслан, - А где ночевали?

-- У Хызыра... поздно уже было... да и он ни в какую не отпускал, ты же его знаешь...

-- Ну и правильно, - сказал Аслан направившись под навес.

Все последовали за ним. Подошел второй подросток. Иса уже выносил седла на улицу. Подростки накидывая уздечки на лошадей стоявших в загоне, выводили их к навесу, где и привязывали. Юра помогал им, выполняя указания Исмаила.

-- Покушать мы наверно уже не успеем, - произнес Аслан, глядя на часы, - а перекусить можно.

Иса бурно запротестовал, не желая даже слушать такие обидные речи.

-- В следующий раз обязательно у тебя останусь, - со смехом произнес один из боевиков, -- Иса, что возьмешь на пол ставки?

-- На три ставки возьму, дорогой, - добродушно ответил чабан, - главное приходи.

-- Ничего Иса, - серьезно произнес второй боевик, - война закончится, обязательно придем. Здесь у тебя, я смотрю и кукурузу есть где сажать, мой отец все спешил передать мне знания по выращиванию кукурузы, как будто знал что времени у него мало осталось.

Все наклонили голову и тихо произнесли несколько фраз из Корана.

Отломив по куску хлеба и сыра, закусывая на ходу, все принялись за работу. Восемь лошадей оседлали без проблем. Половина седел была без мягкой подушки, и Юра догадался что лошади предназначаются для перевозки груза. Из старых поломанных частей, удалось собрать еще одно седло. Оставались еще две лошади. На последнюю не хватило даже уздечки, и ей на шею накинули веревку.

-- Все равно эта долго не протянет, сдохнет по дороге, - махнул рукой Аслан, руководивший работой.

Юра посмотрел в кроткие глаза обреченной лошади и испытал чувство жалости. Это было несколько неожиданно, для него. Как Аслан, который с такой любовью относится к лошадям, в то же время может обречь одну из них на неминуемую гибель? Но в следующую секунду Юра уже нарисовал в своем воображении, как он - бесстрашный всадник, увешанный оружием, без сожаления пристреливает лишних, ненужных лошадей...

У Исы оставалось еще одно добротное седло, которое он сразу же отложил в сторону. Кто-то намекнул ему что можно использовать и его седло. Увидев, с каким испугом Иса замахал обеими руками, все принялись подтрунивать над чабаном. Не замечая юмора, Иса даже вспотел от волнения, отбиваясь от нападок. Такая его реакция всех смешила во время работы.

После этого, сложив в кучу оружие, все встали на молитву. Юра сидел под навесом и наблюдал за Исой. Несмотря на возраст в выражении лица чабана, временами сквозила какая-то детская непосредственность, что очень нравилось Юре. В отличии от остальных, подстеливших под себя свои куртки, Иса, не без гордости выносил красивый коврик для намаза, украшенный арабской вязью, и аккуратно, сосредоточенно, стелил его на траве, именно в эти минуты, Иса чем-то напоминал Юре большого ребенка.

Случайно взгляд Юры упал на оружие сложенное в кучу неподалеку. Взять автомат и дать по ним очередь, - подумал он, - затем прыгнуть на лошадь и бежать. Эта очередная его фантазия даже не вызвала никакого волнения...

-- Ассаламалейкум варахматуллах, - поворачивая голову вправо и влево пропел Халид.

Все повторили эти слова и движения, и окончив молитву, стали подниматься и одевать на себя оружие.

Аслан подошел к своей лошади давно стоявшей под седлом и подтянул подпругу. Затем он принялся одевать чехол для винтовки на спине. Он перекинул ремень через плечо и застегнул его в нижней части чехла, крепившегося также к поясному широкому ремню. Плотно затянув все ремни, Аслан взял свою СВД, и через голову засунул ее себе за спину. Оружие засовывалось в чехол до того места, где начинался спусковой механизм, однако приклад, дополнительно удерживали специальные подпорки. Он подпрыгнул несколько раз, проверяя чтобы ничего не болталось и не шумело. Потом он резко закинул правую руку через плечо, его кисть легла точно на спусковой крючок, обхватив приклад, он выхватил винтовку из чехла, одновременно согнув в локте левую руку, для опоры, на которую приземлилось основание ствола винтовки и прицелился. Подростки с интересом наблюдали за действиями Аслана. По видимому этот чехол был его изобретением, позволяющим избавиться от наплечного ремня винтовки, затрудняющего ее использования во время верховой езды.

Десять лошадей связали между собой. Иса подозвал Юру и неожиданно сказал, указав на вторую из связанных лошадей:

-- Садись вот на эту, она самая спокойная.

-- Я не умею ездить, - растерялся Юра

-- Как раз научишься, - услышал он голос Ахмета, сзади.

Иса озабочено смотрел на Юру.

-- А может он с Исмаилом вместе поедет? - обратился он к Ахмету.

Исмаилу, который запрыгнул на первую лошадь, перспектива ехать вдвоем на его лошади, явно не понравилась и он стал что-то доказывать отцу на своем языке.

-- Да ничего с ним не случится, - опять вмешался Ахмет.

В этот момент один из боевиков, услышав разговор, довольно грубо произнес:

-- Если будет падать, веревками привяжем, тоже мне... нашли проблему.... а нет, так пешком, впереди лошади у меня побежит...

Юра кое-как залез на лошадь. Иса все еще переживая за него, указал ему на железную петлю, спереди седла:

-- Вот здесь двумя руками держись, все нормально будет.

-- Если рысью идем, чуть поднимайся, - сказал Исмаил, - Ты на велосипеде по кочкам ездил? Вот то же самое...

Юра и Исмаил уже сидели в седле, в то время как остальные окружили Ису, который что-то отсыпал всем по очереди. Получив свою долю, они заворачивали это, и клали в карманы. Аслан так же получил свое и засунул это, в одно из отделений на седле своей лошади, однако затем, он вернулся и попросил еще. Иса долго отказывался, но все же зайдя в кошару вынес небольшой мешочек, на подобии табачного кисета и весь отдал Аслану.

Аслан горячо поблагодарил чабана, наверно это был довольно щедрый подарок. Остальные уже собравшись было садиться на лошадей, увидев что чабан отдал Аслану весь мешочек, вернулись и стали просить себе еще.

-- Хауо-хауо, - мотал головой Аслан, - вы здесь всегда найдете что пожевать, а у меня на перевале вариантов мало.

Тем не менее он отсыпал каждому еще по чуть-чуть.

-- Что это? - поинтересовался Юра у Исмаила.

-- Кукурузная мука, - важно ответил подросток, - вот такой кусочек, - он показал размер куриного яйца, - на два дня хватит... Еще наши предки, когда шли в поход, брали такое с собой... ее одну щепотку закинул, водой запил, и весь день сытый...

Юра не мог не вспомнить объемный транспорт с продовольствием, который таскает за собой федеральная армия.

Аслан ловко запрыгнув на лошадь, произнес:

-- Исмаил, вот здесь на открытом месте надо быстро пройти до леса, а там мы уже у себя дома...

-- Знаю, - оборвал Исмаил.

Аслан с остальными попрощались с Иссой и с Шамилем, и галопом устремились к лесу. Исмаил также тронул свою лошадь. Когда веревка, связывающая седло на лошади Исмаила и уздечку Юриной лошади - натянулась, лошадь под Юрой тронулась и медленно побрела за лошадью Исмаила. Так друг за другом поехал весь караван. Юра оглянулся назад, караван выглядел довольно внушительно. Веревки между лошадьми, были не менее трех метров, поэтому караван из десятка лошадей растянулся на метров 60-70. Юра в последний раз оглянулся на Ису, тот медленно покачал головой и поднял руку в знак прощания, в глазах чабана по прежнему сквозило сострадание взрослого к несмышленому малышу...

Коля.

Исмаил ехал постоянно оборачиваясь на караван. Когда тронулась последняя лошадь, он перешел на рысь. В первые минуты Юра отметил что ехать верхом совсем не трудно, и он напрасно беспокоился, но когда лошадь под ним затряслась мелкой рысью, он впервые почувствовал все "прелести" верховой езды. Его тело безвольно подпрыгивало в седле; в тот момент когда он приземлялся, следовал очередной толчок снизу, и Юра никак не мог изменить этот ломанный ритм. Он двумя руками крепко уцепился в седло вспомнив наставления чабана и Исмаила, затем он приподнялся в стременах на выпрямленных ногах, толчки от седла прекратились, но тело продолжало трясти и в какой-то момент он был уже близок к падению, и только огромным усилием ему удалось удержать равновесие, и не упасть. Юра удержался на верху, но седло его лошади немного съехало в сторону и еще более усугубило положение. Пока он ехал на стременах, на выпрямленных ногах, его порядочно растрясло, все мышцы заныли от перенапряжения и он решил снова опуститься в седло. В тот момент когда Юра согнул колени и собрался сесть, он уловил что чуть расслабленные, согнутые в коленях ноги, выполняют роль амортизаторов, и что именно это имел ввиду Исмаил, когда приводил ему пример с велосипедом. Ехать стало легче, но затраченные поначалу бесплодные усилия мышц давали уже о себе знать. Вдруг лошадь под Юрой как бы присела, он подумал что она падает и уже хотел разжать руку вцепившуюся в седло и приготовиться к падению, но лошадь уже совсем не тряслась, а бежала ровно, как бы паря над землей, при этом казалось что она стала ниже ростом. Юра догадался что они просто перешли на галоп, и ехать было бы совсем удобно, если бы не покосившееся седло. Юра смог немного расслабиться и посмотреть по сторонам. Слева они проезжали отару. Посмотрев вперед Юра с ужасом увидел что они приближаются к балке. Исмаил несмотря на препятствие не сбавлял скорость, это могло расстроить цепочку каравана, он лишь немного взял в сторону и они въехали в овраг наискось. Балка была неглубокой, тем не менее голова мчащейся лошади резко ушла вниз... На этот раз Юра не сомневался что он уже летит вперед лошади вниз головой, и только в последний момент левая рука автоматически отпустив седло спереди - захватила его сзади. Лошадь тем временем выправилась и пошла на подъем. Юра нащупал сзади точно такую же скобу, как и спереди седла, и теперь ехал - держась одной рукой спереди, другой сзади. Они вылетели из балки и помчались дальше. Не доезжая до леса метров 200, Исмаил начал притормаживать свою лошадь плавно переходя на рысь. Караван расстроился, задние лошади, по инерции продолжая идти галопом, оказались впереди, затем все перешли на рысь и ровная цепочка восстановилась. Исмаил перешел на шаг и они въехали в лес.

Аслан давно уже был в лесу и внимательно наблюдал за ними, остальные уехали вперед. Юра немного отдышавшись обратился к Исмаилу:

--У меня седло набок съехало, можно я слезу поправлю.

-- Что теперь весь караван останавливать, доедешь... я вообще без седла пол жизни ездил, - ответил Исмаил.

-- Пусть поправит, - вмешался Аслан. Он посмотрел на Юру и улыбнулся: - Неплохо для первого раза, предки наверное казаками были...

Юра слез с лошади, расстегнул подпругу и поправил седло. Караван сбился в кучу, но быстро выровнялся в цепочку, когда они снова тронулись. Двигались только лесом, то поднимаясь, то спускаясь с гор, преодолевая бесчисленные большие и малые речки. Юра заметил что его лошадь увидев камни, боится и пытается остановиться, и лишь повинуясь уздечке соединенной с лошадью Исмаила продолжает движение вперед. Он сказал об этом Исмаилу.

-- Конечно, они же не подкованы, - ответил тот не оборачиваясь.

К вечеру добрались до места назначения. Это был временный лагерь боевиков. Прямо в лесу стояли несколько палаток покрытых маскировочной сеткой. Боевиков было человек двадцать. Юра заметил так же двух женщин, они готовили пищу на огне. Исмаил указал Юре на одно из деревьев, и сказал чтобы он сидел пока здесь, а сам пошел в одну из палаток. Юра сидел в растерянности на виду у всех, казалось что на него никто не обращает внимания, все были сосредоточенно серьезными, занятые своими делами и мыслями, но он знал точно: малейшее неправильное движение с его стороны и он труп. Впрочем делать "неправильные" движения в этих условиях, (где лес, все равно что дом, для этих людей,) было бы просто глупо. Юра настороженно рассматривал этих чужих людей, готовый к любому развитию событий. Ахмет говорил ему как-то, что боевики попадаются разные, бывают и наркоманы и отморозки, для многих, похищение людей, стало весьма доходным бизнесом, а законы этого бизнеса требуют жесткие обращения с пленными, пытки записываются на кассету и отсылаются родственникам пленных людей, для того чтобы те поторопились с выкупом и т.д. Но здесь судя по всему был другой контингент. Уже имея общее представление о мышлении чеченцев, (Юра видел что эти люди, считая себя слишком "крутыми", просто не опустятся до издевательства над беззащитными пленными, этому так же не способствовала и данная обстановка, если бы он сидел где-то в камере, и кто-то из них оказался охранником, то вероятно в силу законов человеческой психики, люди оказавшиеся вынужденно терпеть долгое время друг друга, .................ему начали бы лезть в душу придираться к пустякам, утверждая тем самым свой инстинкт власти...........)

-- Здорова браток, - неожиданно услышал он сбоку.

Юра обернулся и увидел тщедушного, маленького мужичка, одетого в замусоленный пиджак и в такие же брюки. На небритом лице бегали беспокойные глазки. Ноги были обуты в кроссовки давно потерявшие свою форму.

-- Русский? - спросил мужичок.

-- Да, - кивнул Юра.

-- Сразу угадал что русский, - сказал он обрадовавшись, - курево есть?

-- Нет.

-- Пленный или дезертир?

-- В плен взяли, - нехотя ответил Юра.

-- Давно?

-- Четыре месяца уже.

-- Ну-у, это не страшно, я с 96-го здесь. Кстати Коля, - он протянул руку.

-- Юра...

-- Ты как по лесам, или живешь у кого-то?

-- Живу в одной семье, а название аула до сих пор не знаю.

-- А оно тебе нужно, это название? Я тоже два года жил у одних... женщины кормят сколько влезет... никто не гоняет.... если что кому-то надо, приходят и просят как человека... накормят, бутылку поставят... а потом отпустили меня, хорошие люди были, мирные они все хорошие... в Гудермес поехал, строительная бригада у нас была, деньги тогда платили...

-- А почему не уехал? - спросил Юра.

-- А кто знал что так получится, тогда же мир был, понаехали рабочие со всей России... ну... на это... восстановление экономики... деньги не плохие платили... правда половина сюда не доходила, из Москвы... по дорогам говорят воруют очень... но нам перепадало, и баба у меня была, думали соберем чуть денег и домик поставим... стройматериалы-то я собирал... а тут опять война, вот уже второй год по лесам, а это тебе брат не в ауле с бабами сидеть, - Коля сделал паузу и посмотрел в сторону, - вон видишь - это командир...

Юра посмотрел в ту сторону и увидел здоровенного боевика выходящего из палатки, вместе с ним был Аслан - они прощались. Затем Аслан запрыгнул на свою лошадь и скрылся в лесу.

-- О! Пойдем кушать, - воскликнул Коля, заметив что женщины возле костра уже раскладывают еду по тарелкам.

Когда они подошли к костру, оставалась одна тарелка, остальные разнесли по палаткам. Женщины увидев что их двое, взяли эту тарелку и ..........ожили туда еще. Коля залез в карман и вытащив ложку спросил у Юры:

-- Ложка-то есть?

Юра отрицательно покачал головой. Женщины услышав это, порылись в рядом стоящем ящике и достали вилку. Юра поблагодарил. Затем женщина подала им кусок хлеба.

-- Пойдем вон туда сядем, - по хозяйски сказал Коля.

Они пошли к ближайшему дереву, проходя мимо одного из боевиков, который сидел и шлифовал, об кожаный ремень, свой нож, Коля попросил закурить. Боевик лениво полез в карман и достал пачку "Мальборо".

-- После ужина как не покурить? - говорил Коля беря пачку, - Я две возьму, нас же двое...

Боевик не поднимая голову, продолжал точить нож, никак не реагируя. Пальцы Коли ловко подцепили четыре сигареты и тут же утопили их в кармане пиджака.

-- Вот спасибочки, - протянул он пачку обратно.

Боевик так же лениво взял сигареты и положил их на место, продолжая свое занятие. Коля явно довольный, уселся под дерево.

-- Они же "крутые" - "Мальборо" курят, а мне командир только "Приму" выдает.

В тарелке лежал плов, довольно вкусный. Юра не ел с утра, но голод не чувствовал, все тело ломило от верховой езды... Пока Юра не спеша жевал кусок мяса, Коля беспрерывно работал своей ложкой, казалось что он забыл про все на свете, и Юра не решаясь заговаривать ел молча. Коля быстро опустошил тарелку и увидев что Юра не съел и половину своего хлеба, сказал:

-- Что хлеб не хочешь?

Юра пожал плечами.

-- Давай, как говорится в хозяйстве все пригодится. - он взял хлеб и закинул в карман. Облизав свою ложку, он так же положил ее в карман.

-- Они здесь покушать не дураки, даже пепси-колу пьют. Но когда переходы, держись парень, кормить никто не будет... или ураза ихняя... жрачки навалом, а они терпят до вечера. Пойдем воды попьем.

Они поднялись с земли и направились к костру. Женщины увидев Колю засмеялись:

-- Что Коля, добавки хочешь?

-- Не-е, на сегодня хватит, как говорится на ночь кушать вредно - кошмары будут сниться.

Он отдал женщинам тарелку с вилкой. Рядом на молочной фляге стояла кружка, Коля зачерпнул воду и выпил залпом, затем он протянул кружку Юре.

-- Кто же пустую кружку дает, набрать надо, - засмеялась женщина, она обратилась на чеченском языке к подруге и та тоже засмеялась...

Юра попил воду... В это время с одной палатки вышел человек одетый в черный халат до колен, он сложил руки рупором и негромко пропел:

--Аллахуакбаруаллахуакба-Ашхаду-у-ляиллахаиналла-Ащхадумухаммадурассуллулла...

Все поднялись, многие пошли к речке, другие сразу стали на молитву.

Юра искал глазами Ахмета и Халида, но их нигде не было.

-- Пойдем покурим пока, - сказал Коля.

Они отошли к тому же дереву и присели на землю.

-- Тебе "Мальборо" или "Приму"? - спросил Коля, - так уж и быть, держи "Мальборо", - протянул он сигарету.

Юра забыл когда курил в последний раз, у Ибрагима в доме никто не курил, и Юра как-то незаметно, перестал вообще думать о сигаретах. Сейчас табачный дым вызвал легкое, неприятное головокружение.

-- А русских много у них? - спросил Юра чтобы начать разговор.

-- До хрена и больше, - не задумываясь ответил Коля, - русские, казаки, татары, хохлы есть, с Западной Украины в основном, ...прибалты... много разных. Здесь в этом лагере парень у них есть, все его Иваном кличут, хотя его Леха зовут... Пацанов много в ихних лагерях, учиться приезжают, а это, я тебе скажу, школа конкретная... два месяца мало кто выдерживает. Преподаватели как в институте - лекции пишут-читают, экзамены принимают, но и по горам гоняют... а потом основной экзамен: идут на боевую операцию и выполняют сложное задание... если живой остался - выдают какую-то карточку, а с ней ты можешь в любую разведку в мире, на хорошую работу устроиться...

Потихоньку начало темнеть...

-- А ты спать на чем будешь? - спросил Коля.

-- Не знаю. - Юра и не думал об этом.

-- Пойдем к командиру, - поднялся Коля.

Они пошли к одной из палаток. Не доходя метра два, Коля остановился:

-- Товарищ командир, можно?

-- Коля, что хотел? - донесся голос из палатки.

-- Тут... спальный мешок бы... - неуверенно начал Коля.

-- Так у тебя же есть...

-- Да не мне... товарищу вот...

-- Ну зайди, долго оттуда кричать будешь?

Юра с Колей нагнулись и зашли вовнутрь. В небольшой низкой палатке, на земле, с двух сторон, были расстелены спальные мешки, на которых сидели два боевика. По центру, на куске брезента, заменившим стол, лежали два автомата, чуть дальше стоял небольшой ящик с системой спутниковой связи, он был завален бумагами и картами. В середине стола стояла тарелка с лакумами, в кружках дымился горячий чай. Маленькая электролампа светила желтым, тусклым светом. На командире поверх рубашки, был одет небольшой бронежилет, прикрывающий сердце и грудь. Из карманов бронежилета, торчали нож, телефон и рация.

-- А-а-а, - протянул он, разглядывая Юру, - с лошадьми приехал?

Юра кивнул.

-- Откуда сам?

-- Из Самары.

-- Сколько прослужил?

-- Пол года.

-- Пол года в Чечне или вообще?

-- Пол года всего...

-- Значит сразу в плен попал, - покачал он головой, - насколько я знаю, в Чечню отправляют прослуживших не менее полугода, так?

-- Да, - подтвердил Юра.

-- Хотя это правило нередко нарушается, - произнес командир, обращаясь непонятно к кому, - Так... ладно, - оживился он, - Коля, значит, иди к Хамзату, скажи чтобы бурку дал, сейчас уже поздно склад открывать.

Юра с Колей вышли из палатки и направились дальше. Маскировочная сетка покрывала все три палатки. В пространстве между палатками под сеткой, в спальных мешках спали люди.

-- Здесь женщины, - сказал Коля указывая на одну из палаток.

Они прошли дальше и подошли к той, откуда выходил мулла.

-- Хамзат, - негромко крикнул Коля.

-- Да, - сразу показался человек из палатки.

-- Командир сказал, склад открывать поздно, чтобы ты бурку дал, товарищ вот, с лошадьми приехал.

-- Это можно, - произнес мулла и скрылся обратно.

Он вынес бурку и они пошли назад. Недалеко от костра лежал спальный мешок Коли. Уже совсем стемнело.

-- Вот здесь я сплю. Утром женщины будят, за водой идти, - говорил Коля расстилая свой спальный мешок. Юра постелил бурку и лег сверху.

-- Ты ч о... утром задубеешь, - посмотрел Коля на Юру.

.Юра развернул бурку и обнаружил что она весьма вместительная, он лег посередине и сверху удалось еще накрыться в два слоя.

-- А мы где находимся? - спросил Юра.

-- Где-то недалеко от Дагестана... точно не знаю... вроде бы Грузия тоже рядом, - голос Коли затихал и растворялся в ночных шорохах...

Юра закрыл глаза и моментально уснул.

Ночью он проснулся от капель дождя капающих на лицо. Он с головой завернулся в бурку. Внутри было тепло и уютно, снаружи начался ливень, но бурка не пропускала ни капли, замкнутое пространство создавало ощущение безопасности и уюта.

ЛЕХА-ИВАН.

Под утро Юре приснилось будто он бежит по железной дороге: вначале рельсы проходили по живописным, красивым местам, потом впереди показался тоннель... мелькнула мысль об опасности, но надо было двигаться вперед... Он бежал по рельсам подземного метрополитена, сзади послышался шум электрички, горячие потоки воздуха обожгли спину, "до-бе-жать-до-стан-ци-и.... до-бе-жать-до-стан-ци-и..." - стучало в голове, добежать до станции и запрыгнуть на платформу... Впереди показались огни спасительной станции, зловонное дыхание электрички уже било в затылок... Вдруг станция впереди ожила и предстала каким-то чудовищным, железным монстром, с множеством стальных рычагов и шестеренок, опоры колон подземной станции превратились в огромные, железные щупальца, на которых беспомощные человечки выглядели букашками... этот гигантский механизм приводился в движение скрытым, невидимым двигателем, его властный шум перекрывал все вокруг... невозможно было понять где находится основной двигатель... но Юра знал что он питается человеческой плотью... он бежал прямо в пасть этого чудовища, сзади как бы играя с ним, цеплялся за пятки железнодорожный состав. "Это конец" - мелькнула мысль, но все продолжалось бесконечно и ничего не менялось... потом Юра подумал: "конец, так конец... что будет, то будет...", огромное напряжение спало и Юра начал размышлять на ходу, если он сможет остановиться и шагнуть в сторону, то он станет недосягаемым и для электрички и для станции-монстра... его взгляд упал на углубление в стене и...

Юра проснулся от толчков, кто-то будил его...

-- Слышишь солдат, пойдем воды принесем, - говорил Коля.

Юра вылез из теплой бурки. Светало. Вокруг, в утренних сумерках, стоял плотный туман. Дождь перестал, но все было мокрым. Юра протер глаза и стал осматриваться, пытаясь понять где он находится. Возле костра уже суетились женщины.

-- Коля, дрова неси, воду неси, - с сильным чеченским акцентом, растягивая слова сказала одна из них.

Они взяли две молочные фляги и спустились к речке. Сверху, сквозь густую листву деревьев и плотный туман, пробивался утренний рассвет, но внизу еще царили сумерки. Они набрали воду и отнесли наверх, затем спустились чтобы умыться. Раздался голос Хамзата, пропевшего азан - утренний призыв к намазу. Все поднимались и шли к реке. Юра с Колей взяли у женщин по кружке чая с хлебом и сыром, и пошли к своему дереву.

-- Как спал-то? - спросил Коля.

-- Нормально.

-- О! А вот и Леха... - обрадовался Коля.

Юра обернулся и увидел здоровенного боевика. Огромного размера камуфляжные штаны были заправлены в кирзовые, солдатские сапоги. На голое тело была одета куртка-безрукавка защитного цвета, упакованная рацией и несколькими рожками к автомату. На открытых руках, несмотря на изрядную прослойку жира, четко вырисовывался рельеф мышц. Он свободно нес в одной руке крупнокалиберный пулемет, в другой - противотанковый гранатомет. На груди перекрещивались пулеметные ленты. Проходя мимо них, бугай остановился и поставил гранатомет к ноге.

-- Здорова Колек, ну чо ночной душ приняли?

-- Да я спал, и не заметил даже, - приподнимаясь с земли поздоровался Коля.

-- Везет, - покачал головой здоровяк, - А я хотел покемарить чуток, да командир... каждую минуту сигналил... никого больше не дергает, а меня, как караул, так всю ночь, каждые полчаса... Не пойму, сам-то он когда спит? А это кто? - посмотрел он на Юру.

-- Земляк наш, солдатик, вчера с караваном пришел, - сказал Коля.

-- Я Леха, но все Иваном называют, - сказал боевик протягивая руку.

-- Юра. - Он протянул руку, которая утонула в массивной лапе Лехи-Ивана, и с интересом посмотрел на его простое, полное лицо. Круглая голова была побрита, но чуть пробившиеся волосики, указывали на их рыжий цвет. Выражению простодушия и доброты, не противоречила ни одна черточка его выбритого лица. Массивную шею пересекали несколько жировых складок.

-- Ты случаем не с Астрахани?

-- Не, я с Самары, - ответил Юра.

-- А-а-а... а то у меня мать в Астрахани...

-- Ну как ночь-то, без происшествий? - вмешался Коля.

-- Да вроде тихо все... - сказал Леха.

И тут к безграничному удивлению Юры, здоровяк перекрестился свободной рукой три раза, сопровождая это быстрой скороговоркой:

-- Слава-те-господи-слава-те-господи-слава-те-господи....

Затем подхватив свой гранатомет, он развернулся и пошел, подняв голову, и повторяя на ходу:

--Спаси и сохрани меня господи, спаси и сохрани...

Для Юры это было до того неожиданно, что он смотрел на спину удаляющегося Лехи-Ивана с отвисшей челюстью. Эти слова, здесь... в лесу, в лагере боевиков, как-то не вязались с данной обстановкой. Поняв что он все еще стоит с открытым ртом, Юра опомнился, и попытался разобраться: а почему это собственно вызвало в нем такое удивление? Но не успел он подумать над этим вопросом, как следующие действия Лехи-Ивана, еще более поразили его своей неожиданностью. Продолжая наблюдать за ним, Юра с изумлением увидел как Леха-Иван, быстро скинув с себя оружие, тут же присоединился к боевикам, совершающим утренний намаз, и принялся сосредоточенно повторять произносимую муллой молитву. При этом его выражение лица, сразу отвергало какие-то подозрения в лукавстве. Этот феномен с трудом укладывался у Юры в голове. Посмотрев на сидящего на земле Колю, Юра спросил:

-- А он у них пленный был?

-- Не-е, он до войны в Чечне жил, жену у него в Грозном убили, и друзья-чеченцы погибли, вот наверное из-за них-то он и пошел воевать. А воюет он, говорят славно... герой. Пулемет видел у него? Он в бою, одной рукой с него стреляет, а другой - ленту направляет, а еще бронежилет, а еще пару гранатометов за спиной, ленты, гранаты... в общем - бычара. Они его любят тут все... Только и слышишь: Ваня да Ваня... - как бы обидевшись, закончил Коля.

Юра смотрел на молившегося Ваню. Простой, русский мужик. Кем бы он был на гражданке? Работягой, затурканным женой, живущим от зарплаты до зарплаты, расслабляющимся в подворотне дешевым самопалом. А может - новым русским, в шикарных колесах, в вечной погоне за еще большей прибылью, убегающим от постоянных проблем и врагов, прожигающим жизнь и время... Здесь у него есть цель, о которой думают другие, потому что конечная цель ему "до лампочки", но эта неведомая для него цель, упорядочивает его жизнь, указывает ему ежедневные ориентиры, которые просты и понятны, ощутимы и выполнимы. И это позволяет ему чувствовать полноту жизни, молиться своему богу, так, как он считает нужным, как он воспринимает его. Размышляя таким образом, Юра все равно не мог отделаться от изумления, перед вроде бы незначительным фактом. Он чувствовал что этот парень, благодаря именно своей простоте, дошел до чего-то такого, чего ему, не удавалось сформулировать в процессе долгих, мучительных поисков и размышлений. Привыкнув облекать свои мысли и анализы в законченную форму, он, в погоне за этим, углубляясь и отклоняясь в, не всегда нужном направлении, терял в этих нагромождениях нечто важное, нечто такое, что удалось сохранить Лехе-Ивану, а вместе с этим он постепенно подменял способность действовать - способностью рассуждать, и в итоге оставался на одном месте, в то время как Леха-Иван, жил и действовал исходя из своих первых, своих простых, а следовательно своих истинных потребностей и побуждений, и именно эта способность, позволила ему сохранить эти потребности в чистом виде, в том виде в котором они были заложены Создателем. Стоило Лехе-Ивану каким-то образом убедиться что необходимо поддерживать некую Связь с чем-то Высшим, и он долго не умствуя, применил весь арсенал средств известных ему. Было очевидно, что здесь, его не раз пытались поправить, пытались доказать что он не все делает правильно, но если бы это повлияло, это был бы уже не Леха-Иван. Именно та чистота и непосредственность, породившая и необходимость этой Связи, и это оригинальное отношение к данному вопросу, продиктовала ему ощущение важности всего, что сформировалось в нем с раннего детства, именно она потребовала включать все его личные, субъективные механизмы, для реализации своего желания молиться, без сомнения он инстинктивно, в силу той же чистоты и непосредственности, чувствовал что лишь его индивидуальные средства способствуют максимальному эффекту.

Высший, чистый разум - един, и каждый общается с ним исходя из своих субъективных переживаний и опыта, при этом форма общения, т.е. та или иная религия, является всего лишь неким генератором самой сути обращения к высшему, неведомому разуму. Сформулировав эту мысль, Юра немного успокоился, хотя в голове сразу образовались бесконечные "НО". Например сам образ жизни, который в том же исламе регламентируется вплоть до того, с какой ноги следует входить в туалет или на базар, и какие молитвы при этом произносить, т.к. ( объясняет ислам ), это одни из тех мест, где наиболее легко улавливаются мысли внушаемые человеку - шайтаном, а поскольку в душе каждого человека, ежеминутно, ежесекундно идет извечная борьба сил добра и сил зла, то тот или иной образ жизни, нейтрализует одни, и активизирует другие. Юра все стремился дальше, потому что помнил что дальше начинается та область, где все переворачивается с ног на голову, где само понятие "мораль" или "зло и добро" теряют свой смысл, теряют критерий своего отличия, своего выделения из ряда прочих идей и понятий...

И вдруг следующая мысль перечеркнула неожиданно разыгравшееся мышление. Юра вдруг вспомнил что с того момента как он покинул аул, как он лишился условий "своей скамейки" в саду, его сознание как бы укрылось в некоей оболочке, он снова потерял способность к длинным, интересным, логическим построениям. Он жил все это время каким-то сторонним, пассивным наблюдателем, все события этих дней скользили где-то в наружном, незнакомом, враждебном мире. Но и ЕГО мир, тоже пребывал все это время в недосягаемости, где-то в глубоко-неизвестном "внутри", и таким образом ОН САМ, оказался в каком-то срединном, подвешенном, аморфном состоянии... Множество новых обстоятельств, новые люди, и неуверенность ближайшего момента, инстинктивная настороженность и страх, как бы загнали ЕГО мир глубоко во внутрь, и он потерял связь с этим миром, и вот сейчас, его сознание как бы на секунду разорвало оболочку и вновь приоткрыло, тот, близкий, и в то же время такой далекий ЕГО мир. Более того, в тот момент когда он обратил на этот факт свое внимание, вспомнил об этом, этот мир поспешил укрыться обратно в свою непроницаемо-хрупкую оболочку, ушел в неведомые глубины. И сейчас Юра уже знал, что его попытки осознанно, усилием воли вернуть этот мир, будут тщетными. Этот ЕГО мир, живущий по своим непонятным законам, не подчиняется ему, и открывается сам, по своему желанию, по каким-то независимым от Юры критериям... Как это ему знакомо...

ХАМЗАТ.

Совершив утренний намаз, боевики позавтракали и собрались около палатки командира, по видимому для получения инструкций на предстоящий день. Среди них Юра заметил Исмаила, он переговорил с командиром и направился к лошадям, которые простояли, связанные и под седлом, всю ночь. Исмаил отвязал лошадей от дерева и углубился в лес. Вместе с ним, при полном вооружении, отправились еще пять боевиков. Лошади каравана вытягиваясь в цепочку, одна за другой скрывались в зарослях леса. Юра понял что он остается здесь и это вызывало тревогу.

Лучи солнца пробиваясь сквозь кроны деревьев, быстро просушивали землю. Юра с Колей сидели под своим деревом и на них никто не обращал внимание.

-- Слушай Коль, а ты бежать не пытался, - спросил Юра, чтобы начать разговор.

-- А зачем? - невозмутимо ответил тот, - что мне там делать, на вокзале ночевать?

Юра не стал спрашивать почему Коля должен ночевать на вокзале, он догадывался что прошлое Коли не совсем чистое.

-- Ну а вообще, если Дагестан здесь близко, можно же за ночь добраться? - продолжил Юра.

-- Не-а, - не задумываясь ответил Коля, - они же все выходы и входы знают... каждую тропинку... передали своим по рации и всё... везде стоят свои люди. Это же горы, здесь не так много вариантов как кажется, если сидеть в одном ущелье, то может быть не поймают, а если пойдешь через перевал, то сразу вычислят.

-- Ну а вдруг... - не унимался Юра, - Дагестан вообще в какой стороне?

-- Вон тама, - сразу ответил Коля. Юре показалось что Коля сказал так, лишь бы отвязаться.

-- Ведь за ночь можно добраться?

--А ты попроси хозяина, а лучше его стариков, может и отпустят.

Юра умолк. Они долго сидели думая каждый о своем.

В это время мимо них проходил один из боевиков, его голова и лицо были выбриты, уши стояли торчком. Несмотря на совсем молодой возраст, глаза боевика смотрели злобно и коварно. В одной руке он держал автомат, дулом вниз, пальцы по привычке покоились на спусковом крючке. Он шел своей дорогой не обращая на них никакого внимания, и было заметно что он явно чем-то расдоссован.

-- Абдулла, - обратился Коля, - дай сигарету...

И тон, с каким Коля обратился к боевику, и то что он вообще заговорил с этим, явно недобрым человеком, сразу не понравились Юре, и он понял что что-то должно случиться.

Боевик остановился, возвышаясь над сидящими на земле Колей и Юрой. Он какое-то время смотрел на Колю, взглядом не предвещавшим ничего хорошего.

-- Жопу подними когда разговариваешь, - пнув Колю по ноге, злобно выпалил боевик.

Коля поспешно поднялся, на его испуганном лице появилась заискивающая, подленькая улыбочка и он промямлил, часто пожимая плечами:

-- Да я... прикемарил ... как-то....

Юра тоже встал и стоял опустив глаза. Под тяжелым взглядом боевика тело Коли съежилось. Продолжая по-идиотски улыбаться куда-то в землю, и пожимать плечами, он как бы говорил всем своим видом: "Сам не пойму как так получилось".

Боевик поднял автомат, и концом дула отодвинул у Коли пиджак от нагрудного кармана рубашки. Ткнув автоматом на карман, он произнес:

-- Вытаскивай...

Коля дрожащими пальцами вытащил с кармана пачку "Примы"

-- Тебе не хватает? - с презрением спросил боевик.

-- Или тебе не хватает? - перевел он взгляд на Юру.

Юра молчал не поднимая глаза. В следующий момент он услышал голос Коли, и не поверил своим ушам:

-- Бежать собирается, - с принужденным, идиотским смешком кивнул Коля на Юру.

-- Что-что? - боевик даже подался вперед, повернув к нему свое ухо.

-- Бежать думает, - Коля усмехнулся, будто приглашая боевика посмеяться вместе с ним над абсурдностью подобных мыслей, одновременно радуясь что ему удалось переключить внимание Абдуллы на другую тему.

Вероятно размышляя как ему следует поступить в данном случае, боевик с минуту смотрел в упор на побледневшего Юру, потерявшего дар речи от неожиданности. Юра смотрел в землю и чувствовал как кровь отхлынула от головы, вызвав головокружение, и пульсацию в висках. Он ожидал удар, но боевик коротко бросил:

-- Иди вперед.

Юра пошел вперед, продолжая смотреть в землю, ноги подкашивались.

-- Прямо иди... Теперь сюда... - приказывал боевик.

В голове отчетливо прозвучало: "это конец", скорее всего расстреляют... Второй раз в жизни Юра испытал состояние полного отключения способности мыслить и отдавать приказы своему телу.

Они подошли к палатке Хамзата. Оставив Юру на входе, боевик зашел в палатку где Юра, краем глаза, заметил несколько человек сидящих на спальном мешке. Через минуты три, показавшиеся Юре вечностью, Абдулла вышел из палатки.

-- Садись вот здесь, жди пока, - указал он рукой под ближайшее дерево.

Рядом в нескольких метрах сидел еще один боевик, он ковырялся в разобранном автомате. Абдулла указал ему на Юру и произнес несколько фраз по чеченски, тот кивнул в ответ и продолжил свое занятие.

Юра сел под дерево и закрыл глаза. Это конец - снова пронеслось в голове. "Зачем они будут со мной возиться, и постоянно следить чтобы я не убежал".

Твердая уверенность в неминуемой смерти в ближайшие минуты, (заставила совершенно по новому взглянуть на себя, на свою жизнь) придала какую-то новизну простым и обычным мыслям. Что он видел? К чему стремился столько времени? О чем мечтал? Пусть у него были миллионы, миллиарды долларов, слава, богатства, власть, к чему все это? Если в любую, независимо от него, минуту все это кончится. Он закроет глаза и нет этого всего, нет этого мира, ничего нет...

К своему удивлению он был абсолютно спокоен. Мысли вяло текли в своем обычном режиме. Значит ЕГО мир, не волнует предстоящее испытание, этому ЕГО миру, нет дела до его судьбы в этом чужом мире? А быть может когда он умрет для этой жизни, он наконец "вернется домой", восстановит прямую связь с ЕГО миром, с родным, истинным бытием....

А может бежать? Юра представил как он встает и бежит... боевик рядом, встает и стреляет в него... остальные так же начинают стрелять и убивают его... его тело лежит в неестественной позе, кругом кровь...

Зачем? Зачем напрягаться, когда они сами сделают все быстро и грамотно. "Но так будет один, хоть маленький, ничтожный, но шанс!" - вяло, по театральному, закричал Рассудок. Нет - сказал он себе, у него не то настроение в данный момент, у него нету желания бороться за жизнь в этом мире. Правильно учит ислам, эта жизнь лишь испытание, а счастье будет в другой, в истинной жизни. Юра вдруг с тревогой начал припоминать были ли у него грехи, за которые его могут лишить того нового, неизвестного еще мира, куда он стремится, и где скоро окажется, но что значит "грехи" в том неизвестном мире?

...Даже если он сейчас каким-то чудом сможет убежать, как он будет жить? Юра представил себе родной город, множество людей, дома, транспорт... никому ни до кого нет дела, каждый гонится за своим счастьем, которое невозможно поймать в этом мире... ему стало смешно... мысли которые совсем недавно показались бы ему банальными, неожиданно обрели вес и серьезность. Нету никакой разницы между суетой людей и суетой муравейника. Он четко представил себе, как он будет жить если вырвется отсюда... Он увидел офицеров спецслужб, которые инструктируют его - бежавшего из плена солдата: что ему говорить, а что не говорить - суета... Он увидел как он работает с утра до вечера, чтобы на выходные немного расслабиться и посидеть с друзьями, и так из года в год, из года в год - суета... Он представил как становится великим художником, объездившим весь мир, славу, богатство, но разве это изменит ЕГО мир, все картины которые он сможет нарисовать, уже существуют в нем, в ЕГО мире - все суета, - будто наслаждаясь этим словом повторял Юра.

Эти размышления не вели ни к каким результатам здесь, в этом материальном мире, но ТАМ, где-то в самой глубине ЕГО мира, Юра почувствовал что, несмотря на кажущуюся апатию ЕГО мира к происходящим "снаружи" событиям, ему открывается что-то новое, неведомое раньше, и это чувство, граничило, на уровне подсознания, с чувством радости... Все суета и предательство, - снова начал Юра, пытаясь удержать тоненькую нить этого нового чувства. - кругом суета и предательство...

Подошел Абдулла, заметив что Юра еще сидит и ждет, он вошел в палатку. Через некоторое время, вышел Хамзат с Кораном в руках, за ним вышли все остальные сидевшие у него в палатке. Хамзат и человек пять боевиков, стали полукругом. Хамзат подозвал Юру. Юра встал и пошел к Хамзату, только сейчас ощутив небольшое волнение.

Заметив что идет какая-то разборка, стали собираться все обитатели лагеря.

-- Как зовут? - начал Хамзат.

-- Юра, - ответил он спокойно, почти безразлично.

Хамзат обратился к рядом стоящему боевику, и спросил о чем-то на своем языке, к разговору подключились остальные. Переговорив какое-то время, он снова посмотрел на Юру:

-- А у кого живешь?

-- У Ахмета, - сказал Юра.

Мулла вновь обратился к остальным на чеченском, очевидно уточняя личность Ахмета, уяснив для себя этот вопрос, он обратился к Юре:

-- Так что, бежать хочешь?

Совершенно неожиданно для самого себя, Юра кивнул в ответ, вызывающе посмотрев прямо в глаза Хамзату. Мулла был немного удивлен, прищурив свой цепкий, невозмутимый взгляд, он принялся внимательно рассматривать Юру. Повисла пауза. Затем Хамзат начал говорить:

-- Закон шариата распространяется на всю территорию Чечни, это справедливый и мудрый закон. Независимо: кто ты есть, и что ты есть, этот закон одинаково суров и милостив для всех. Если тебя кто-то притесняет, или заставляет делать что-то неправильное, он нарушает этот закон, и ты можешь обратиться к представителю этого закона, которого ты найдешь в любом месте Чечни. Здесь, ты можешь обращаться ко мне, если есть что сказать - говори.

Юра молчал, на него навалилась какая-то странная апатия, казалось что все происходящее кругом, не имеет к нему никакого отношения. Поняв что Юра не собирается говорить, Хамзат обратился к Абдулле, разговор шел на чеченском, замелькало слово "Коля". Мулла попросил кого-то из боевиков привести Колю. Привели Колю, он смотрел в землю и трясся от волнения.

-- Коля, - обратился к нему мулла, - Юра предлагал тебе бежать?

Коля поспешно закивал головой, ни на секунду не поднимая своего взгляда, от этого он казался еще ниже своего маленького роста.

-- Коля, расскажи, что именно говорил тебе Юра, предлагая бежать?

Коля молчал, было очевидно, что с него больше не вытянешь ни одного слова. Тогда Хамзат снова обратился к Юре:

-- Ты давно знаешь Колю?

Юра отрицательно помотал головой.

-- Здесь познакомились?

-- Да. - твердо произнес Юра, он с трудом улавливал происходящее вокруг.

-- Что ж это ты, первого встречного, тянешь на такое опасное дело, поселяешь в нем беспокойство и напрасные надежды? - продолжал мулла, - Ладно... в следующий раз будешь посерьезней, поверь мне.

Хамзат открыл Коран, прочитал коротенькую суру, добавил несколько фраз на чеченском языке. Указав своей рукой на стоящего по близости Абдуллу, он произнес "Аминь", и зашел к себе в палатку.

Юра в недоумении оглядывался вокруг, что происходит? он понял что вынесли какое-то решение относительно него, но он плохо помнил что именно говорил ему Хамзат, и что он говорил ему в ответ. К тому времени собрался почти весь лагерь.

Несмотря на то что Юра уже не боялся смерти, происходящее кругом, неизвестность предстоящего, вызвало в нем беспокойство и волнение. Два боевика, грубо подхватив Юру под руки, потащили его вниз, к давно упавшему, толстому дереву. Ствол дерева был очищен от веток, и использовался обитателями лагеря как стол, или как скамейка, по обстоятельствам. В толпе следовавшей за ними Юра мельком увидел массивную фигуру Лехи-Ивана, тот был немного взволнован, шепча какие-то молитвы. Многие смотрели на Леху-Ивана и смеялись, отпуская шутки и насмешки, на которые тот давно перестал обращать внимание, однако стоило ему, ненароком взглянуть на очередного насмешника, как тот старался отскочить в сторону. После того как Юра заметил Леху-Ивана, в нем произошел какой-то сдвиг, ему стало стыдно за свое нелепое положение, лучше бы он побежал...

Юру положили животом на бревно, продолжая крепко сжимать кисти рук. "Неужели будут пытать" - ослепила мозг страшная догадка. Эта мысль вызвала в нем никогда неведомый, оглушительно-дикий взрыв ярости... клокочущий вулкан, зародившись где-то в груди, вызвал из глубин первобытной памяти, какой-то животный, необузданный импульс, мгновенно поглотив все тело... в ту же секунду Юра ощутил резкий удар по спине...

Дальше Юра плохо понимал что с ним происходит... Он рывком высвободил свои руки, вскочил на ноги, и не видя ничего и никого, стал наносить беспорядочные удары вокруг себя... несколько ударов достигли цели, и его кулаки натыкались на чью-то одежду... в какое-то мгновение, Юра сообразил что рядом никого нет, уже несколько раз его кулак бьет по голой твердости бревна, на котором он лежал... в глазах мелькнуло плотное кольцо окружавшей толпы в нескольких метрах от него... Слух зафиксировал поднявшийся шум, все смеялись и беспорядочно выкрикивали реплики, как на футбольном матче... метнувшись вперед, Юра нацелил удар своего кулака в первого оказавшегося на его пути... так получилось что им оказался командир, это совпадение вызвало еще большую бурю восторга зрителей:

-- Правильно мыслит, - кричал кто-то, - вначале надо нейтрализовать главного...

Командир проявив реакцию, успел сделать шаг в сторону, и удар Юры обрушился на боевика стоявшего позади командира, но и тот успел увернуться, кулак лишь скользнул по бронежилету... продолжая смеяться, боевик поднял свой автомат, ловко используя его как блок от, сыпавшихся на него, ударов...

В следующее мгновение Юра почувствовал что кто-то сильно обхватил его сзади... его руки оказались прижаты к телу, несмотря на это, Юра продолжал брыкаться, стараясь своим затылком нанести удар напавшему, и даже укусить зубами чужую плоть... стальная хватка не ослабевала и Юра понемногу затих... и тут сквозь хохот и крики, до него стали доходить слова, которые кто-то, быстрой скороговоркой уже давно говорит ему на ухо... наконец он узнал голос Лехи-Ивана, державшего его сзади:

-- Всего десять ударов... уже даже не десять... девять осталось... всего девять... мне знаешь сколько доставалось... всем доставалось... это ничего... он не сильно будет... просто для формы... подумаешь, мне отец покруче выдавал... все нормально будет...

Юра расслабился и Леха-Иван сразу отпустил его. Осмотревшись, Юра увидел что все вокруг смеются. Леха-Иван взял его за локоть и подвел к бревну, где уже стоял Абдулла с палкой в руках.

-- Абдулла, он же молодой еще, Христа ради прошу... - обратился к нему Леха-Иван.

-- Да я не размахивался даже, ты же видел. - Абдулла все еще не мог успокоиться и дергал животом от смеха.

-- Все нормально, девять всего осталось... - посмотрел Леха-Иван на Юру.

Юра сам лег на бревно, стиснул зубы и закрыл глаза. Леха-Иван пошел становиться в круг. Неподалеку он заметил сидящего в стороне Колю:

-- У-у Иуда поганый, хотя бы мне сначала сказал, - погрозил он Коле своим кулачищем.

Эти слова снова вызвали оглушительный смех и массу реплик. Лишь через несколько минут все понемногу стали успокаиваться.

С непременным "Биссмелля", Абдулла быстро отбил девять, весьма ощутимых ударов палкой. Все стали расходиться, оживленно перебрасываясь шутками, довольные от неожиданного шоу.

Юра продолжал лежать на бревне. В душе что-то оборвалось... Он знал что перешел через какую-то черту, за которой от прежнего Юры осталось лишь тело - внешняя оболочка. Он медленно поднялся и сел на бревно, вокруг никого не было, глаза безразлично остановились на какой-то отдаленной точке. Присмотревшись к этой точке, Юра наконец узнал Колю, который все еще сидел на том же месте, откуда наблюдал недавнюю экзекуцию. В следующее мгновение ноги подкинули тело вверх... Юра выпрямился и решительной, упругой походкой устремился вперед, он на ходу, еще за несколько метров до цели, выкинул вперед свою руку и стальной хваткой вцепился Коле в горло.

Все это время, Хамзат, несмотря на то что все давно разошлись, продолжал стоять на том же месте, неподалеку от своей палатки, откуда события развернувшиеся внизу у бревна, были видны как на ладони. С невозмутимым, каменным лицом, он не отрываясь смотрел отсюда на Юру и о чем-то размышлял...

Губы у Коли уже посинели и его тело совсем обмякло. Юра все еще давил опрокинутого на спину Колю, когда почувствовал что кто-то взял его за плечо и твердо тянет назад. Наконец он разжал пальцы на горле противника. Резко обернувшись, он увидел возвышающегося над ним Хамзата, его глаза с нескрываемой злостью вскинулись на человека, помешавшего разделаться с предателем. Юра поднялся на ноги и в упор посмотрел на муллу. На лице Хамзата не дрогнул ни один мускул, он невозмутимо и открыто принял вызывающий взгляд, продолжая хранить молчание.

Подошел еще один боевик бывший поблизости. Не отрывая глаз от Юры, мулла произнес несколько фраз по чеченски, обращаясь к боевику. Тот вытащил из-за пояса пистолет и, неожиданно протянув его Юре, кивнул на Колю:

-- Завали его... пристрели как собаку...

Рука Юры как-то механически приняла протянутое ему оружие. Холодная, черная тяжесть пистолета, на секунду вызвала в нем замешательство. Юра посмотрел на Колю. Тот едва очухавшись, немного приподнялся с земли опираясь на руку, но услышав последние слова, замер с выражением ужаса на лице. Поколебавшись мгновение, Юра с презрительной усмешкой посмотрел в упор на боевика. Боевик, видимо не ожидавший такого дерзкого взгляда, сдвинул свои брови и глядя прямо в глаза оппоненту, застыл с немигающими глазами. Это продолжалось довольно долго. Казалось что они решили сыграть в игру "смотрелки" - кто кого пересмотрит. Наконец Юра медленно повел головой - в смысле: нет. Он протянул пистолет обратно, и боевик, с нахмуренным взглядом, резко вырвал из его рук свое оружие.

В это время женщины у костра, давно наблюдающие из далека за ними, догадавшись - что происходит, с криками побежали к ним. Одна с негодованием глядя на мужчин, посыпала чеченской бранью, она подняла Колю с земли и взяв его за руку как ребенка, увлекла за собой, то и дело оглядываясь на ходу, и не переставая браниться.

Боевик засмеялся, что-то возражая ей в ответ. Хамзат невозмутимо продолжал изучать Юру. Затем взяв его за локоть, мягко произнес:

-- Пойдем...

Они направились в его палатку. Хамзат сел на свой спальный мешок и жестом пригласил Юру последовать его примеру, указывая на место напротив.

-- Скажи мне Юра, ты веришь в жизнь после смерти?

-- Да, - вяло ответил Юра.

Хамзат помолчал. Протянув руку он взял Коран и долго смотрел на закрытую книгу в своих руках. Юра догадался что мулла читает про себя молитву. Затем мулла поднял свой невозмутимый взгляд на собеседника и начал говорить будто давно заученную лекцию:

-- Эта книга была послана пророку Мухаммаду-аллахам-тэ-алля, которому однажды, было позволено созерцать Всевышнего и потусторонний мир, мы называем это "мирадьж". Архангел Джебраил, вложив в уста пророка эту книгу, передал людям руководство, следуя которому, человек выполняет свою истинную миссию в этой жизни, очищает свою душу, и таким образом возвращается к первоначальному замыслу творца. Такой человек достигает вечное блаженство в том мире, кроме того, следуя канонам ислама, человек и в этой жизни будет всегда иметь достаток в доме, благополучие в делах и спокойствие в своей душе. То что эта книга не могла быть создана разумом человека, подтверждается все новыми открытиями науки...

Хамзат сделал паузу, проследив за реакцией Юры. Тот внимательно смотрел ему в глаза.

-- Альхам-ду-лиллахи-рабиль-аллямин, Хвала аллаху... повелителю всех миров, - перевел Хамзат и продолжил: - это первая строчка, первой суры Корана, в ней говорится о том что существует не один и не два мира, а множество миров, если угодно - множество измерений, и только от самого человека, зависит в каком из них, он продолжит свое существование, и продолжит ли он его вообще. С того момента как человек отступил от замысла своего Создателя, решив что он сможет стать равным богу, Всевышний отпустил его в океан "свободы выбора", и теперь человек сам должен найти путь к своему Господу, сам прийти к пониманию того, что он сможет быть, и всегда будет, лишь тем, кем его создал Великий Творец.

-- Ислам относительно молодая религия, - продолжал Хамзат, - ибо пророк Мухаммад-аллахам-тэ-алля, был последним в цепочке пророков. Это была последняя черта, за которой милость Аллаха, уже вторгается в пределы понятия "свободы выбора". В христианской религии утверждается что Иисус был сыном Бога, или же самим богом..... Ислам сразу опровергает это утверждение, ибо человек отошел от Творца именно в тот момент, когда у него возникла мысль сравняться с самим Господом, или же... как говорит Коран, предать Аллаху сотоварища, почти равного ему, либо превратить Господа в фокусника принимающего разные обличия ....... Но при этом, ислам признает что Иисус был пророком, с определенной миссией. У каждого из известных пророков была своя миссия. Иисус помимо многого другого, своей жизнью показал идеал добродетели на земле, какие высоты открываются человеку, когда он достигнет понимания и необходимость такой добродетели, он раскрыл понятие "свобода" в век ненависти, рабства и разврата, и еще многое другое... Впрочем жизнь этого пророка во многом обросла вымыслами и легендами, поскольку описывалась спустя много лет после его смерти и послужила впоследствии для закрепления власти церкви. Миссия пророка Мухаммада-аллахам-тэ-алля, заключалась в том чтобы передать людям Коран...

Хамзат снова сделал паузу. Юра почувствовал что ему тоже надо что-то говорить.

-- Я верю в высший разум, - начал он медленно, - наверно были люди которые общались с богом, но я думаю для того чтобы молиться, не обязательно делать намаз или идти в церковь, главное чтобы в душе, человек действительно верил и действительно обращался к богу...

Хамзат улыбнулся, казалось что ему приятно от того что Юра так здраво формулирует свои мысли, затем его взгляд вновь сосредоточенно вцепился в Юру, он будто открыл в нем еще одно качество, которое каким-то образом согласуется с его скрытыми намерениями, кроме того, реплика Юры давала ему возможность продолжить разговор в нужном ему направлении:

-- Когда пророк Мухаммад-аллахам-тэ-алля, совершал "мирадж", он спросил: сколько раз человек должен совершать молитву, для того чтобы не потерять связь с Господом, и не свернуть с пути истинного? Каждый миг своего существования на земле, и 50 намазов в день, будет мало, - был ответ, ибо как только теряется эта связь, возникает новая - связь с шайтаном. Пять намазов в день, это великая милость Аллаха дарованная нашему пророку. Каждое движение совершаемое при выполнении намаза, способствует максимальному эффекту молитвы, позволяет сосредоточиться только на молитве. Можно назвать это медитацией, когда человек полностью отключается от мирских проблем и на него будто нисходит какое-то блаженство. Начиная с того момента, когда человек проявил намерение к общению с Господом, ислам полностью регламентирует все его последующие действия. Мусульманин делает омовение своего тела, соблюдая четкую последовательность, это приучает его настраивать свое состояние и свои мысли к предстоящей Встрече, на которую он пойдет с чистым телом и с чистыми помыслами. Иначе весь эффект молитвы сводится к нулю. После молитвы, вплоть до следующей, мусульманин находится под впечатлением от той благодати, которую он испытал во время намаза, это позволяет ему ни на секунду не терять связь с Всевышним. Если ты, приняв ислам, привыкнешь делать намаз, ты сам почувствуешь как изменяется твое состояние, когда ты, по какой-либо причине пропустишь очередную молитву.

Хамзат остановился, листая Коран.

-- Скажи мне Юра, ты был в церкви?

-- В детстве был, с бабушкой.

-- Ты знаешь, в православии многое осталось от языческих времен, ведь иконы это те же идолы. Но Бог выше любой материи, он Творец, он сам создает материю. Когда человек поклоняется идолу, он по неволе начинает одухотворять материю, и тем самым уходит от общения с Господом...

-- Но есть много свидетельств об исцелении людей - иконами, я понимаю... самовнушение и все такое, но это факт, и если это кому-то помогает, то почему бы этому не быть? - довольно небрежно перебил Юра, его начинала тяготить эта лекция, больше смахивающая на агитацию, и произносимая как заученный урок, а заодно увести разговор от вопросов касающихся его лично, но для невозмутимого Хамзата это оказалось поводом для резких возражений и даже для признаков беспокойства, отдаленно напоминающих волнение:

-- Вот слова тех кто не уверовал! Кто своим жалким умишком ищет в вере чудеса и личную выгоду... кто сквозь слепую спесь и чванство произносит: " О боже, посмотри как я молюсь, посмотри сколько раз я прихожу в мечеть или в церковь, дай мне за это побольше денег, а вот тому-то сделай плохо...", как можно такую великую идею низводить до уровня чудес, - с жаром продолжал мулла, - Ты пойми что истинно верующий человек это и есть чудо, если ты ищешь в вере чудеса, то ты пришел не по адресу, тебе стоит обратиться к... этому... как его... к Коперфильду, или еще к каким-нибудь экстрасенсам и шарлатанам, они тебе покажут много чудес и станут твоим богом. Истинная, абсолютная вера - ислам, вот чудо! Ты смотри - человек который вчера пьянствовал, предавался разврату, грабил... сегодня приходит к Богу, кается, начинает молиться. Он не тратит деньги на развлечения, на пьянство, разврат, он честно трудится - к нему приходит достаток. Он правильно питается, соблюдает пост - к нему приходит здоровье. Он не испытывает чувства ненависти, зависти и злости, он в постоянном душевном равновесии, он умиротворен и спокоен, у него не бывает стрессов и депрессий, его нервы в порядке - к нему приходит духовное здоровье и радость... Разве это не чудо? Но даже не это главное, человек который думает, размышляет - всегда ищет, ищет нечто большее чем деньги и радости этого мира, он постоянно пытается найти какую-то точку опоры в этой жизни и находит ее в вере, и этой верой является ислам. Это единственная религия, которая располагает неопровержимым доказательством своего божественного происхождения - это ниспосланная нашему пророку книга - Коран...

-- А Библия? - сразу вставил Юра.

Хамзат удовлетворенно кивнул, будто по его плану лекции, как раз в этом месте, должен был прозвучать именно этот вопрос.

-- Пророк Иса был послан не для того чтобы написать Новый Завет, его писали другие люди, спустя много лет. Все пророки проповедовали одну и ту же религию, но люди со временем, всегда искажали до неузнаваемости саму идею, которую несли пророки, лишь ислам благодаря Корану, дошел до нас в относительно чистом виде. Ислам это не только намаз и Коран, это философия, и довольно сложная философия, постигаемая в течении всей жизни. Тот кому требуется чудо, для того чтобы уверовать, просто не созрел еще до понимания необходимости веры в этой жизни, он не задает себе вопросов, он не ищет и не чувствует истинные закономерности этой жизни, такой человек всегда будет требовать чуда, но показать ему чудо, это значит применить насилие над ним, не оставить ему выбора, показать ему истину, это сделать его жизнь бессмысленной. Однажды к пророку Мухаммаду-аллахам-тэ-алля, подошел человек и сказал: "ведь ты пророк, ты созерцал бога, ты должен знать что будет с тобой после смерти. Да, - ответил пророк, - на меня возложена великая миссия, меня выделил Всевышний из людей, но даже я не в состоянии представить, будучи всего лишь человеком, что будет там, после того как я покину этот бренный мир".

В этот момент снаружи рядом с палаткой, раздался голос Коли:

-- Хамзат, командир Юру зовет.

-- А что там случилось? - не скрывая раздражения, отозвался Хамзат.

-- Да там пришли двое, кажется за нами, - все также держась на расстоянии от палатки, говорил Коля.

Хамзат встал и Юра поднялся тоже.

-- Я думаю мы еще продолжим наш разговор, а пока тебе есть о чем подумать, - заглядывая в глаза Юре произнес Хамзат.

Юра вышел из палатки, испытывая облегчение. С самого утра события чередуясь в бешенном ритме не предоставляли возможности, как-то осмотреться и оценить происходящее. Весь его разговор с Хамзатом сразу же вылетел из головы, он и не слушал его, недавние потрясения, внесли в его состояние опустошение и сумятицу, казалось что этот ураган событий нарушил и перепутал в голове все программы и файлы, а разобраться и восстановить порядок, не было никакой возможности. Во время разговора у него как-то мелькнула мысль что все о чем говорит Хамзат, давно ему известно, он сам давно дошел до этого, поэтому было крайне затруднительно сидеть и слушать Хамзата, изображая внимание и заинтересованность.

Хамзат остался стоять у своей палатки, и Юра пошел за Колей, который опасаясь повторного нападения, постоянно озирался и соблюдал дистанцию в несколько метров. Сейчас Юра отметил что не испытывает ни малейшей злости на Колю, и даже немного понимает этого запуганного, жалкого человека.

Неожиданно, течение его мысли зацепилось за некое воспоминание из только что состоявшегося разговора с Хамзатом, Юра не понимал что именно привлекло его внимание, но какая-то важная мысль, обрывок чего-то неуловимого, уже успевшего уйти в мутные глубины памяти, вызвал непреодолимое желание вспомнить это, причем он уже не сомневался что это очень важно для него, или быть может просто крайне интересно... Это не было слово или фраза из их разговора, это был некий образ объемлющий все о чем говорил мулла, объемлющий даже больше чем он говорил, это был образ содержащий в себе код всего того что подразумевал Хамзат, содержащий даже скрытые намерения этого человека... Где-то в недосягаемых дебрях его подсознания, мысль которую он пытается сейчас вырвать из этих глубин, пересеклась с какими-то его, весьма важными путями и проблемами... и он почему-то знал, что независимо от того, вспомнит он это сейчас или нет, этот код их разговора, пересекшись с его путями, уже начал какую-то свою невидимую, но разрушительную работу на этих путях, подобно термиту выедающему внутренности еще живого дерева...

МУССА

-- Куда-то пойдем кажись, - попытался завязать разговор Коля. - Там один, такой злой... лютый как зверь.

Коля с опаской озирался на Юру. Все же было жаль Колю, но Юра не мог найти слов в его оправдание. Больше всего было обидно то, что он по сути, и не говорил серьезно о побеге, это были просто слова, далекие от своего воплощения, и Коля конечно понимал это.

Миновав палатки, они углубились в лес. Через метров двадцать Юра увидел впереди несколько боевиков, среди которых стоял командир. Двое были новыми, Юра не видел их в лагере. Один из них беспрерывно что-то говорил, и его голос и манера сразу не понравились Юре. Когда оставалось несколько метров, этот боевик посмотрел на Юру, и ткнув указательным пальцем в его сторону произнес на русском:

-- Этот что-ли? Ничего-о... он у меня шелковым станет...

Юра насторожился, он понял что тому рассказывали о недавнем происшествии в лагере. Оба боевика были при полном вооружении, на спине помимо оружия, были привязаны свернутые спальные мешки. Командир заметив их произнес:

-- Значит э-э... Коля, быстро обедайте, потом подойдете на склад, пять минут вам даю.

Они развернулись и пошли к костру. В небе загудел самолет. Все посмотрели вверх. Сквозь маленькие щели в густой листве, чуть в стороне мелькнули два штурмовика СУ-25, на довольно низкой высоте. Звуковой волной заложило уши и Юра сглотнул слюну.

Они взяли у женщин по тарелке с варенным мясом и хлеб. Юра не обращая внимание на Колю отошел в сторону, присел на землю, и молча принялся за обед. От обеда оставался кусок хлеба, и Юра вспомнив слова Коли о переходах, где никто кормить не будет, положил хлеб в карман. Запив водой, Юра пошел за Колей. В метрах пятидесяти от костра он увидел командира с теми же двумя боевиками. На небольшом склоне Юра разглядел нору, около метра в диаметре. Заметив их, командир нагнулся и прокричал в темноту норы:

-- И спальный мешок один захвати. - посмотрев на Колю он добавил: - а ты иди свой забирай.

Коля развернулся и ушел. Из норы показался военный ящик, выталкиваемый кем-то наружу. Командир указал на ящик и обратился к Юре:

-- Вытаскивай...

Юра потянул за скобу и вытянул ящик, он был небольшой, наверно мины. В следующую секунду из норы показался спальный мешок, совершенно новый, в заводском чехле. Подошел Коля со своим спальным мешком. Из норы вылез еще один боевик. Переговорив с ними, командир обратился к Коле с Юрой:

-- Значит э-э... Коля, Юра, это Мусса, пойдете с ним...

-- Ваш новый папа, - кривя губы сказал боевик.

Юра оглядел его с ног до головы, борода небрежно спускалась на грудь, усы чисто выбриты, лет 20-25, определил он. Боевик глянул на Юру:

-- Чо стоишь? Одевай спальник, берите ящик. Сразу предупреждаю, это тебя касается, шаг влево, шаг вправо - стреляю, прыжок на месте - провокация, тоже стреляю, - он заржал собственной шутке, обнажая крепкие зубы.

Юра обратил внимание что помимо вооружение, у обоих боевиков было множество мотков веревки. Они попрощались с командиром и углубились в лес. Впереди шел второй боевик, сзади шел Мусса. Ящик был не очень тяжелый, но пройдя два-три километра, руки у Юры стали уставать, несмотря на то что они поминутно перекидывали груз из одной руки в другую. К этому прибавилась боль и раздражение в спине. Удары от палок, про которые он уже стал было забывать, из-за взмокшего от пота тела, вызвали непрекращающийся зуд.

Коля оказался на удивление вынослив, по крайней мере Юра не замечал у него признаков усталости. Шли довольно быстро. В одном темпе. Независимо от спусков и подъемов. Полуденное небо внезапно затянулось черными тучами. Подул прохладный ветерок. Насколько мог сориентироваться Юра, они двигались на юг. Прямо перед ними все больше открывались неприступные скалы главного Кавказского хребта.

Мусса сзади время от времени подгонял их, и это еще сильнее раздражало Юру.

-- Давай, давай... если до вечера не дойдем, бегом заставлю идти.

На многих подъемах, весь склон был усеян огромными каменными валунами, их то и дело приходилось обходить, или же поднимать ящик и поставив его на камень, подтаскивать его сверху, на себя. В очередной раз, Юра, подняв ящик над головой, поставил его на высокий камень, Коля тем временем обойдя препятствие, поднялся наверх. Юра остановился перевести дыхание. Мусса подошел сзади и сильно пнул его ботинком по мягкому месту:

-- Чо загорать сюда пришел?

Приступ ярости мгновенно захлестнув, и парализовав тело, стал диктовать свои законы: Юра развернулся и с перекошенным от гнева лицом, начал наступать на обидчика, его руки, со скрюченными, будто сведенными судорогой, пальцами, медленно потянулись к горлу боевика. Тот от неожиданности отскочил, вскинул автомат и передернул затвор. Он был удивлен и немного растерян. Юра был уверен что Мусса нажмет на курок, сознание механически прочертило траекторию падения его раненного тела, и он посмотрел вниз.

-- Да тебя я вижу замыкает иногда... моли аллаха чтобы живым остался, - Мусса перевел свой взгляд наверх где стоял второй боевик, и с усмешкой произнес: - Мага, ты видел... бунт на корабле.

Невозмутимый Мага стоял наверху, где находилась небольшая платформа, он смотрел вниз и кивал головой, его пальцы покоились на спусковом механизме автомата.

-- А ну пошел, - крикнул Мусса, - здесь психов быстро лечат, пуля в лоб и ты здоров.

Юра подхватил ящик и продолжил подъем. Сердце будто только сейчас осознав опасность, заколотило в бешенном ритме, вызвав волнение и прилив энергии. Юра недоумевал что с ним произошло, это было что-то новое, ведь ему всегда удавалось быть сдержанным и контролировать свои эмоции, да и эмоций таких отродясь у него не было...

-- Смотри герой нашелся, я тебя быстро на место поставлю... скворец... - негодовал Мусса сзади.

Когда они добрались до платформы, он вытащил наручники и пристегнул руку Юры к скобе ящика.

-- Вот так, - довольно хмыкнул он, - придется принимать меры, а если и дальше будешь выпендриваться, я тебе такой ад устрою, молить будешь о смерти.

Юра не скрывая ненависти посмотрел на Муссу.

-- Давай вперед, - крикнул тот, - сейчас самолеты пролетят и как зайцев нас подстрелят.

-- Аллах позаботился об этом, - сказал молчаливый Мага, указывая рукой на небо.

Небо все затягивалось черными тучами, они буквально цеплялись за вершины гор. В стороне от них, облака переваливая через хребет, заполняли небольшую долину внизу. Им предстояло еще подняться на высокую, почти отвесную скалу, по неприметной тропинке, петляющей серпантином среди больших камней.

Подъем занял около часа и Юра совсем выбился из сил. Наручники, перекрыли доступ крови в кисть руки. Синяя от напряжения рука совсем онемела и опухла, но Юра сразу подавил желание обратиться с просьбой расслабить или перекинуть наручник. Мусса давно заметил его состояние, и с интересом поглядывал на него, ожидая когда Юра обратиться к нему.

Поднявшись на вершину они пересекли небольшое плато, покрытое скудной растительностью. Чтобы выбрать приемлемое место для спуска они шли по верху. Мага по видимому знал куда идти, пройдя некоторое расстояние он начал спуск.

Мусса подошел к заметно побледневшему Юре. От перенапряжения, кровь стучала в висках, легкие с жадностью всасывали обедненный кислородом, разряженный воздух. Перед глазами все плыло и Юра был уверен что вот-вот потеряет сознание.

-- Руки бы поменять командир, - обратился Коля к Муссе, который и без этого уже доставал ключ от наручников.

Юра уже не чувствовал руку до плеча, он невидящим взглядом озирался вокруг, часто и глубоко дыша, тщетно пытаясь пополнить недостаток кислорода в крови.

-- Смотри, - нахмурившись, покачал головой Мусса, - у меня нет столько нервов возиться с тобой. Он отстегнул наручники. Его голос из далека доносился до сознания, и Юра с трудом разобрал смысл слов. Сверкнула молния. Оглушительный раскат грома ударил по перепонкам. Почти сразу начался ливень. Они пошли на спуск. Мага уже поджидал их спустившись на несколько метров.

-- Идите строго за мной, а то поскользнётесь... - крикнул он Юре с Колей и его голос потонул в очередном раскате грома.

В нескольких метрах видимость терялась. Спуск оказался довольно крутым, стоило податься чуть назад и спальный мешок на спине, опирался на скалу. Ливень все усиливался и через минут двадцать на них низвергался сплошной водный поток. Вода устремившись с вершины вниз, образовала русло на тропинке по которой они шли. Мага взял чуть в сторону, перескакивая с камня на камень, но и он вскоре замедлил ход. Спуск превратился в сплошной кошмар. Стало темно как ночью, то внизу под ними, то в стороне, сверкала молния слепившая глаза, следовавший за ней гром, рвал перепонки. Казалось что они находятся в самом центре разбушевавшейся стихии.

Юру все не покидала мысль: зачем ему все это? Этот вопрос отстукивал в висках, четкий ритм, постепенно смысл слов размывался в водном потоке окружающей стихии. Если бы он сделал тогда попытку бежать, то его бы уже здесь не было, он бы умер, шагнул бы в другой мир, где наверняка лучше, потому что хуже быть не может. Неожиданно в темных уголках уставшего мозга сверкнула ясная мысль, поразившая его своей логикой: а не является ли попытка побега, с неминуемой гибелью от пуль окружавших его в тот момент боевиков, тем же самым самоубийством? Ведь он наверняка знал, сидя тогда возле палатки Хазрета, в ожидании расстрела, он знал что ему не удастся пробежать и нескольких метров, как его прострочит автоматная очередь кого-то из боевиков, ведь это по сути дела то же самое самоубийство, а самоубийство это несомненный грех. И тут он понял что нашел некое утверждение, некий закон, который является очевидным, не подлежащим сомнению фактом. Именно это условие он ставил себе, когда решил разработать свою собственную жизненную позицию и мировоззрение. И вот когда он уже был склонен полагать, что принципов, удовлетворяющих поставленное самому себе условие, не существует, он обнаруживает сейчас, что такие законы есть, точнее пока только один такой закон, но это дает основание предположить существование многих других таких же законов. Да... самоубийство это несомненный грех, и он знал это, он знал это наверное с рождения... Человек совершающий этот абсолютно нелогичный акт, взламывает все программы изначально вложенные в него, убивает и тело и возможность дальнейшего существования своего "Я". Эта мысль неожиданно вызвала прилив новых сил, и Юра почувствовал что на эту мысль отреагировал сейчас даже "ЕГО" мир, который не волновала недавно даже реальная опасность близкой смерти. Оказывается вот что близко "ЕГО" миру, вот чем он живет и питается... Юра ощутил себя новым человеком, человеком, у которого есть что-то свое, своя личная тайна и позиция, это всего лишь первый шаг, но теперь он знает что такие законы и правила существуют и со временем он обнаружит их все.... этот новый человек вероятно уже смотрит на все по другому, по новому... Не успел Юра еще насладиться приливом вдохновения от открывшейся новизны, как внутри шевельнулась смутная тревога... ведь у этого нового человека, должны будут быть свои, новые ограничения и неприятности... Так значит он теперь не волен выбирать где ему жить - "здесь" или "там", значит теперь он не свободен в этом вопросе? Мысль на секунду пришла в смятение... Юра потерял нить рассуждений, кроме этого он точно заметил что в какой-то момент, "ЕГО" миру, начиная с какой-то точки, не понравилось направление его мысли... В то же мгновение возник новый, непонятно откуда выплывший вопрос: А не совершает ли грех самоубийства - солдат идущий на войну по своему желанию? Он конечно надеется выжить, но в тоже время допускает что его убьют на этой войне, таким образом такой солдат совершает грех как бы наполовину, на 50%, но несомненно грех, грех самоубийства... С другой стороны если существует вероятность выжить, то это уже не грех самоубийства... Но и у него, возле палатки Хазрета, если бы он тогда решился побежать в лес, была вероятность того, что пули посланные ему вслед, не заденут его, вероятность маленькая - 1-2%, но вероятность была, значит это был бы не грех самоубийства, и все зависело бы от того, чем закончится его попытка...

Водный поток, устремляясь с верхнего плато вниз, всё увеличивался, неся с собой грязь и камни. Мага убедившись в невозможности дальнейшего продвижения, выбрал камень и присел у его основания. Мусса находящийся в двух метрах позади Юры с Колей, сквозь ливень прокричал:

-- Чуть в сторону отойдите, сидите пока... он скоро закончится.

Они отошли на несколько метров от тропинки, которая превратилась в бурную речку, и поставили ящик. Юра лег спиной на свой свернутый спальный мешок и подставил открытое лицо под хлестающий ливень.

Вдруг неожиданно для самого себя, повинуясь какой-то страшной непреодолимой силе, поднявшейся из первобытных глубин, он набрал полные легкие воздуха и завопил во все горло... Он еще не успел сообразить, что с ним происходит, но легкие уже набирали следующую порцию вдоха, и его вопль перекрыв шум дождя, слился с очередным раскатом грома. Юра растерялся, это было неизвестное ему состояние, и он ничего не мог поделать, как во сне, когда мы желаем сделать одно, но неизвестная сила, захватив нашу волю, делает по своему, по какой-то своей, странной и непонятной логике. Огромным усилием воли Юра заставил себя остановиться. Впервые в жизни он подумал: а не сходит ли он с ума? А может это ему показалось и он кричал в своем воображении, про себя? Взгляд на Колю развеял эту надежду. Сомнений быть не могло, Коля смотрел на него широко раскрытыми глазами, и с опаской следил за его руками. Юра перевел взгляд на Муссу, даже сквозь плотный дождь, он рассмотрел его приподнятые от удивления брови.

Юра вновь углубился в себя. Ему абсолютно безразлично что эти люди думают о нем, но это неизвестное состояние требовало объяснения. Он постарался "перекрутить" ход своих мыслей в обратную сторону, необходимо проанализировать признаки появления этого состояния, чтобы быть готовым к нему в следующий раз, - сказал он себе. Но не так-то легко было заставить себя вновь почувствовать вдохновение от стремительного полета мысли, что-то изменилось, даже за это короткое время поменялись обстоятельства, поменялся он сам... "ЕГО" мир, чуть пошевелившись недавно, опять застыл в своей недосягаемой оболочке.

Да, в человеке заложена основная программа - инстинкт самосохранения, - медленно и принужденно начал размышлять Юра, - пусть в этой жизни на него обрушились все мыслимые и немыслимые несчастья, но он не имеет право уходить из этой жизни посредством своей смерти... Надо жить, надо терпеть, бороться, - внушительно говорил рассудок. Но для чего? Зачем? На память приходил стандартный ответ: для того чтобы продолжить свой род, вырастить детей. С этим Юра был согласен, но такой ответ невольно приводил к аналогии с животным, с тем осликом, на котором он перевозил камни в ауле, а это не устраивало Юру. Все последнее время вокруг него были боевики - люди у которых есть еще какая-то цель, красивая цель. Свобода своего народа, - говорят они. Но каким образом они реализуют эту цель? Разве цель оправдывает такие средства? Юра нарисовал себе образ боевика, того же Муссы например. Боевик подкрадывается к аулу, стреляет со своего гранатомета, автомата и спешит укрыться в горах, хотя точно знает, что после него, в этот аул зайдут "федералы" и подвергнут, ни в чем не повинных жителей аула - страшным наказаниям. Как объясняет себе этот боевик свою борьбу за этот аул? Как он оправдывает свои действия перед Аллахом на очередной молитве? Получается Свобода народа это смерть народа? Но все же цель есть - соглашался Юра, и в идеале, это патриотическая и возвышенная цель. А смог бы он, рядовой срочной службы Юрий ......., реализовать свои патриотические цели в России сегодня? Нет - был однозначный ответ. Кроме этого у боевиков есть ислам, следуя которому они стоят над, теми вопросами что беспокоят его, но разве эти вопросы перестанут существовать для него, если он пожелает принять позицию ислама? Он видел и плюсы и минусы этого учения, поэтому ответы ислама на его вопросы, не удовлетворят его... Юра остановился, он чувствовал что попытки принудить свою мысль вернуться к очарованию вдохновения, неожиданно посетившего его недавно, остаются безуспешны. Своей волей он может лишь создать вот это, вялое течение давно известных ему формул, а "ЕГО" мир, все так же останется недосягаемым, и проснется лишь по своему, независимому от него желанию...

Он посмотрел на Муссу и увидел как тот поднимается. Дождь начал затихать. Мага встретившись с ним глазами, усмехнулся и посмотрел на него взглядом, каким смотрят на сумасшедшего. Юра специально нахмурил брови, пусть думают что он сумасшедший, что здесь такого, захотел поорать - поорал, плевать он хотел на их мнение, разве они поймут что он столкнулся с серьезной проблемой, быть может он этим воплем, обращался к аллаху за помощью в решении своих вопросов. Юра представил себя лежащим на земле под дождем и вопящим во все горло, ему стало смешно и весело. Он даже припомнил что вопить было немного приятно.

Мага махнул рукой:

-- Идите за мной если не хотите упасть.

Юра с Колей подняли ящик и осторожно пошли вперед. Через некоторое расстояние на каменистом склоне стала попадаться растительность. Им предстояло спуститься к реке, а затем снова идти вверх.

Внизу возле речки они сделали небольшой привал, на всех была насквозь промокшая одежда. Юра залез в карман и достал кусок мокрого хлеба, он сжал его в руке, выжал воду и закинул в рот. Мусса вытащил сухой хлеб с сыром и отломив два куска раздал Юре и Коле. Юра молча взял хлеб, и стал жевать не отрывая взгляда от бурлящего потока реки. Мусса работая челюстями долго разглядывал Юру, в его глазах мелькнули признаки сочувствия и сострадания.

-- Юра, ч о, у тебя болит что-то? - спросил он.

-- Да, - ответил он, указав рукой на свою голову.

Может действительно прикинуться сумасшедшим, горцы всегда относились с состраданием к таким людям, - размышлял Юра. Но нет... это проявление трусости, - решительно сказал он себе.

Мага посмотрел на свои часы:

-- Надо идти, а то опоздаем.

Стало заметно холодно, дальнейшее просиживание в промокшей одежде, без движения, грозило переохлаждением. Они перешли речку и стали подниматься. Наверху перед ними выросла неприступная стена скалистого хребта. Их путь лежал вдоль основания отвесной скалы. На узкой тропинке едва умещался один человек. Пропасть с другой стороны, постоянно напоминала о необходимости осторожного и внимательного передвижения. В то время как тропинка поднималась вверх, узкая ленточка реки внизу, терялась в темной глубине ущелья. Дождь совсем перестал, однако холодный ветер со стороны ледников пронизывал тело до костей, и если бы не физическая нагрузка разогревающая мышцы, то самое время было бы одевать зимнюю шубу.

К месту назначения они прибыли к вечеру. В высокогорном, заброшенном коше, собралось довольно большое количество боевиков. Среди них Юра увидел и Ахмета, и Халида, здесь же находился Исмаил с караваном лошадей. Несколько человек были одеты в гражданскую одежду. Кош был сложен в основании скалы, которое от многовекового выветривания образовывало глубокую, вытянутую нишу, малозаметную со стороны. Юра разглядел полу- развалившуюся постройку, когда до нее оставалось метров десять. Под своеобразным навесом из скальных пород, постоянно сквозил ветер. Боевики укрывшись от сквозняка за одной из сохранившейся стен саманной постройки, о чем-то оживленно беседовали. Юра и Коля поставив ящик на землю остались стоять чуть в стороне. Мага и Мусса тепло поздоровавшись с каждым, принялись рассказывать о застигшем их в пути ливне. Через некоторое время Юра заметил что Мусса, указав на него, вполне определенно покрутил пальцем у виска, все с интересом повернулись в его сторону, по видимому Мусса сказал что-то смешное и все заулыбались, продолжая глазеть на Юру.

От группы отделился Ахмет, он подошел к Юре своей хромающей походкой и протянул руку:

-- Как дела?

Юра поздоровался и неопределенно пожал плечами, хотя видеть Ахмета было приятно.

-- Что случилось, здоровье нормально? - снова спросил Ахмет.

-- Нормально, - вяло процедил Юра.

-- Ложитесь пока, - отдыхайте, ночью надо будет поработать. - Ахмет развернулся и присоединился к боевикам.

Быстро темнело. Одежда на теле полностью высохла, но было холодно. Юра не без удовольствия залез в свой спальный мешок и провалился в темную пропасть сновидений.

ПРОПАСТЬ.

Ночью их разбудили. На звездном небе виднелся тонкий серп молодого месяца. Было по прежнему холодно. Рядом стоял Ахмет:

-- Давай, давай быстро, спальник пока здесь оставь, пойдете с Магой, Коля просыпайся, быстро надо...

Еще совсем сонные, они пошли за Магой. На коше оставалось несколько человек и Юра обратил внимание что они приводят в порядок свое оружие, будто готовясь к бою. Мага быстро продвигался в темноте. Примерно через пол часа впереди послышались приглушенные голоса и фырканье лошадей. В темноте перед ними, внезапно выросла высокая скала, с абсолютно отвесной стеной. Подойдя ближе Юра увидел несколько канатов свисающих сверху и несколько человек рядом. Чуть подальше Юра различил смутные тени лошадей. Концы канатов (терялись в темной высоте) звездного неба. Мага подвел их к канатам, несколько человек помогли укрепить веревки к их туловищу. Мага давал инструкцию:

-- Короче... руками держитесь за канат, сверху будут поднимать, ногами упираешься в стену и идешь... как по асфальту в общем...

Юра испытал легкое волнение почувствовав что канат натянулся и его тело оторвалось от земли.

-- Ногами иди, - крикнул напоследок Мага.

Юра перебирая ногами по каменной стене, начал подниматься. Сверху тянули равномерно и почти без толчков, очевидно какой-то механизм, отметил Юра. Несколько раз его ноги проваливались в углубления в скале и он беспомощно повисал над темной пропастью. Несколько раз он спиной бился об скалу, трение о камень рвало одежду и царапало кожу. Подъем занял пятнадцать минут, наконец Юра услышал сверху над головой:

-- Давай руку.

Его подхватили с двух сторон и поставили на ноги. Юра осмотрелся, перед ним стоял улыбающийся Аслан, с каким-то незнакомцем в гражданской одежде.

-- Ну как прокатился на лифте?

Юра с удовольствием пожал руку Аслана. Весь подъемный механизм состоял из лошади с привязанным за седло канатом. Лошадь тянул за уздцы парень в гражданской одежде. Чуть поодаль Юра рассмотрел 5-6 навьюченных лошадей и ослов. Не теряя времени они начали разгружать караван. Это были длинные, тяжелые ящики окрашенные в защитный цвет. Они привязывали ящики к канатам и осторожно спускали вниз. На самом краю обрыва лежало закрепленное круглое бревно, для уменьшения трения каната об край. Юра стоял у самой пропасти и потихоньку перебирал скользящую веревку с грузом. Один конец веревки был по прежнему привязан к лошади, которая пятилась назад при спуске груза, и в случае необходимости парень держащий ее под уздцы, притормаживал движение. Груза было много и Юра понял что это надолго.

Юра то и дело с волнением заглядывал в пугающую темноту пропасти, где исчезали ящики. Ему казалось что какая-то сила тянет его туда, и хотя его сознание исключало возможность осознанного падения вниз, эта тонкая, неуловимая грань, один единственный шаг отделяющий жизнь от смерти, заставляла его вновь и вновь рисовать в своем воображении образ человека, делающего этот роковой шаг.

Почему человека гипнотически притягивает такая ситуация, когда он может, заглядывать в холодное дыхание темной пропасти, на дне которой обитает смерть - неизвестность? И чем тоньше эта грань, чем более она размыта и неуловима, тем больше приобретает она остроту и притягательность. В памяти всплыл образ Платоновской пещеры... Именно неизвестность находящаяся за гранью этого мира, привлекает и гипнотизирует любопытного по своей натуре человека. Именно возможность хотя бы однажды обернуться, посмотреть как образуются эти падающие тени, манит его любопытство, но... тело... материя... самой своей данностью обозначило некие рамки, в которых давно тесно этому любопытству... Сам факт такого любопытства наводит на мысли о том что человек был создан для другого мира, что здесь он чужой, что в этом мире нет чего-то такого что существовало раньше в его родном мире... Но если даже предположить невероятное, если хоть на миг допустить, что ему каким-то образом удастся совершить это невероятное, то он просто не поймет, не осилит всю глубину этих неясных и размытых теней. Юра будто почувствовал дыхание бесконечности...

"Невозможно" - повторил он себе, и зная что это невозможно, глупо было бы пытаться понять невозможное, он должен быть выше этого любопытства, быть может врожденного любопытства... хотя нет, любопытство этого рода не было заложено в нем, это любопытство - какая-то ошибка, говорящая лишь о значительном его отклонении от первоначальной, истиной программы заложенной в него Творцом. Кошка, спокойно ходит по краю карниза высоко-этажного дома, и то что она не задумывается над возможностью падения, хотя понимает степень опасности, позволяет ей хладнокровно смотреть вниз. Она не отвлекается, не отклоняется, не фантазирует и не воображает, она полагается лишь на свои возможности и на законы этого мира, она не стремится за пределы этого мира, она не желает испытывать тонкую грань, к которой извечно стремиться человек, она создана для этого мира, и не желает покидать, этот родной для нее мир...

Я должен стать выше этого любопытства, - сказал себе Юра, - поскольку оно ни к чему не ведет, поскольку оно нарушает мой здоровый инстинкт, выводит меня из равновесия, которое необходимо мне в случае опасности в этом мире. И присущее людям стремление к острым ощущениям и необычным явлениям, пусть будет уделом тех, кто не утруждает себя размышлениями в поисках истины, кто не желает видеть очевидного...

Эти мысли придали ему больше уверенности, и он отметил что эта уверенность сразу передалась на его движения, засквозила в его глазах, в его облике, он почувствовал это, и он знал и был уверен что это так и есть, при взгляде на него со стороны, он так же знал что ему открылось сейчас, что-то новое, что-то такое, чего никогда не было в его натуре раньше.

Через два часа они спустили почти весь груз. Все собрались недалеко от края пропасти. Неожиданно из темноты вынырнул боевик, весь увешанный оружием.

-- Ну ч о, все тихо? - спросил его Аслан.

-- Да, все нормально, - быстро ответил боевик, - а вы закончили уже?

-- Да, почти...

-- Тогда я снимаю своих людей, скоро станет светло.

-- Давай, - кивнул Аслан, и боевик сразу скрылся в темноте.

Юру с Колей, стали обвязывать канатами. Только сейчас, по беспокойным взглядам Аслана вокруг, Юра понял что они с Колей подвергаются самой большой опасности, что они крайне уязвимы, и даже беспомощны во время спуска. Случись что-нибудь, и канат на котором их спускают, просто бросят, и они разобьются. Эта догадка взволновала Юру, спуск оказался бесконечно долгим. Юра висел на канате, скользил в темную пропасть, и каждую секунду ожидал падения. Он думал, что если бы ему не пришла в голову мысль об опасности, то было бы намного легче и спокойнее, и если бы даже что-то случилось, то он, не успел бы испугаться, как все было бы кончено.

Степень опасности ничуть не изменилась, она была такая же, как и во время их подъема, но теперь эта опасность, будто коснулась его своим дыханием, она стояла рядом с ним, дышала ему в затылок холодящим ужасом, привносила в его мысли смятение и страх... темнота вокруг, угрожающе давила на его слух и нервы, каждый шорох всё приближал опасное мгновение, чутко отзываясь в замершем сердце. Взволнованный ритм сердца будто отсчитывал последние секунды, и сознание растянуло паузы между ними, до невероятных размеров, оно втискивало в них всю бесконечность космоса, оно загружало и перегружало эти паузы тысячами образов, в безуспешной попытке остановить эти мгновения совсем...

Юра всем телом ощутил свою недавнюю мысль об излишнем, совершенно ненужном воображении в этом мире. Он вспомнил что именно его богатое воображение и фантазия, всегда мешали ему понять и почувствовать окружающую действительность, создавали абсолютно лишние и ненужные проблемы, которых, быть может и не существует в этом мире. Всю жизнь он жил каким-то чужим, пришлым, инопланетным существом, не желающем понять где он находится, не желающим впустить реальность этого мира к себе...

Все в этой жизни ограниченно, и имеет предел... ноги наконец коснулись земли и спуск закончился. Теперь предстояло тщательно привязать ящики на лошадей Исмаила. Несколько лошадей уже стояли навьюченные, их отделили от каравана и Мага скрылся с ними в ночи.

Юра сильно устал, все тело ломило от напряжения, особенно болели кисти рук, они просто отказывались цеплять тяжелый ящик снизу. Все торопились. Забрезжили первые признаки рассвета. Последний ящик привязывали все вместе.

До рассвета они успели добраться до соснового леса, где окопалась группа прикрытия. При их приближении, боевики быстро собрались, и ушли куда-то в сторону.

Подъехал Ахмет на своей лошади, переговорив с Магой и Муссой он поехал дальше, оставив Юре и Коле их спальные мешки.

В густом, заросшем овраге караван остановился. Узнав что им предстоит пробыть на этом месте весь день, до темноты, Юра сразу залез в свой спальный мешок, отказавшись подкрепиться сухим пайком раздаваемым Муссой. Он чувствовал себя совершенно разбитым от тяжелой работы и бессонной ночи. Однако долго поспать не удалось. Начавшийся дождь позволил двигаться в светлое время суток, не опасаясь быть замеченными с разведывательного самолета или вертолета. Юру разбудили и вставая он ощутил еще большую усталость и тяжесть в голове.

На обратном пути они пошли по другой дороге. Неподкованные копыта многих лошадей, побились о камни и скалистые спуски и подъемы, почти все хромали, и это сильно замедляло общее движение.

Спустя час, ходьба разогрела тело. Я не должен так быстро уставать, - говорил себе Юра, - подумаешь не поспал одну ночь, человеческий организм - мощный и выносливый аппарат, и его следует полностью подчинить своей воле, так было изначально заложено природой, так и должно быть у меня. В стремлении к комфорту, следуя на поводу у своей лени, я постепенно расслабился, и уже тело стало диктовать мне свои условия, и чем больше я жил, тем больше подчинялся тлетворному влиянию своей плоти. Мне необходимо вернуться к изначальным установкам, к тем, которые были запрограммированы моим Создателем, которые с течением времени были засорены и забыты, и когда я очищу эти программы, тогда я, усилием воли, по своему желанию, буду включать все скрытые резервы моего организма - аппарата...

ХАМЗАТ.

Прошло несколько часов, Юра начал узнавать местность, где расположен лагерь. Им предстояло перевалить через последнюю вершину. На господствующей в этой местности высоте, в нескольких километрах от лагеря был расположен скрытый дозор. Там находился Леха-Иван, еще с одним боевиком, давно наблюдая за ними с высоты, он вышел им на встречу, когда они приблизились. Несмотря на холодный дождь, на нем была одета все та же безрукавка, на голое тело. Завидев его массивную фигуру, каждый по неволе начинал улыбаться, при приветствии, считая своим долгом поддеть его какой-либо шуткой. По видимому давно привыкнув к этому, Леха-Иван сохранял невозмутимый, добродушный вид, задавал вопросы в соответствии со своими интересами, не обращал внимания на смех, вызванный одним его видом:

-- Ну что, - спрашивал он озабоченно, - пожевать что-нибудь интересное принесли?

-- А интересное это что? - спрашивал кто-нибудь.

-- Ну-у-у, - несколько растерявшись от того, что кому-то может быть непонятна такая простая, элементарная вещь, - шоколад например, а еще лучше торт, - отвечал он довольный, от одного только упоминания об этих сладостях. И этот ответ, а скорее то с каким видом он был произнесен, вызывало новый смех.

-- Слушай, Ваня, ты что с нами не пошел, у нас лошадей не хватало?

-- Не знаю, - еще не почувствовав подвох, пожимал он плечами, - командир молчит, а я зачем буду напрашиваться, мне и здесь не плохо.

-- Так надо было ему объяснить так: - еле сдерживаясь говорил шутник, - чем две лошади тащить лишний раз, можно меня одного взять...

Под очередной взрыв хохота, Ваня, поняв что его разыгрывают, хмуря брови, брал в охапку шутника одной рукой, поскольку другой рукой продолжал держать свой пулемет, и повернув его в горизонтальное положение, прижимал к себе так, что у того начинали трещать ребра. Ответив таким образом, он отпускал задыхающегося обидчика, и его лицо снова принимало свой обычный, добродушный вид.

Юра вспомнил что где-то читал теорию о том, что природа в постоянном стремлении к равновесию, наделив человека большой физической силой, компенсирует это добрым, мирным нравом, Леха-Иван как нельзя лучше подтверждал эту теорию.

Миновав пост, они наконец добрались до лагеря. Юра сразу заметил Ахмета, при его виде ему становилось как-то поспокойней. Караван подвели к уже знакомому ему складу-норе, и начали разгрузку. Услышав треск сухих веток в глубине леса, все на секунду замерли, вглядываясь в заросли.

-- Это Аслан, - сразу произнес командир, ему конечно давно передали по рации о приближении всадника.

Аслан вел свою лошадь под уздцы. Подойдя к ним он не спеша поздоровался со всеми. Затем он передал свою лошадь в руки Исмаила, предварительно сняв с нее большой, тяжелый рюкзак. Вместе с командиром он направился в лагерь.

-- Вобщем остальное самолетом сбросят... - услышал Юра обрывок их разговора.

Вот человек который не позволяет себе расслабляться, - с восхищением посмотрел Юра Аслану вслед. - У Аслана есть цель, она указывает ему направление, у него есть ислам, он объясняет ему все вопросы. Но почему у меня нет всего этого? Вероятно воспитание которое дали Аслану в семье, - рассуждал Юра, - позволило сохранить ровный, чистый характер. Быть может у Аслана возникают такие же вопросы как и у него, но Аслан решает их легко и быстро, его тело-аппарат работает без сбоев и натяжек, его мышление сохранило весь свой механизм в чистом, в рабочем состоянии.

А быть может во мне, уже давно, может даже с самого детства, поселилась какая-то болезнь, - думал Юра, - она нарушила и продолжает нарушать все мои схемы, и я подобно испорченному телефону, выдаю лишь какие-то непонятные и размытые звуки, а потом в этих звуках еще пытаюсь найти какой-то глубокий смысл, потому что других, у меня и нету...

Юра не ел весь день, но аппетита по прежнему не было, была лишь страшная головная боль и тяжесть, он насилу проглотил ужин, предложенный ему женщинами и Колей, и пошел к костру, отдавать свою тарелку.

Недалеко от костра стоял Хамзат. Они поздоровались, и Хамзат спросил Юру о его здоровье. Юра насторожился. Наверное Муса уже поделился с Хамзатом, своим мнением, о его душевном состоянии, хотя горцы часто спрашивают о здоровье. Это сомнение почему-то расстроило Юру, ему не хотелось бы выглядеть в глазах Хамзата, человеком с нарушенной психикой, в то же время ему было наплевать, как он выглядит в глазах Мусы.

Хамзат позвал его за собой и Юра зашел в уже знакомую палатку, присев на то же место, что и в прошлый раз.

-- Послушай Юра, - начал мулла, - ты молодой парень, у тебя все впереди, что тебе сидеть здесь без дела, без цели, мы отправим тебя на учебу, получишь специальность, будешь военным специалистом. Как ты на это смотришь?

Юра не ожидал такого напора, без всяких предисловий. Он пожал плечами, однако в следующую секунду, у него возникло мысль о необходимости быть прямым и твердым. Он не чувствовал в данный момент эту прямоту и твердость, но он знал что это нужно ему именно сейчас, нужна прямота граничащая с дерзостью. Нужно отчаяние и бесстрашие в любую секунду, независимо от настроения, именно эти признаки его натуры, позволяли смотреть прямо в глаза Хамзату, в прошлый раз, когда он готов был растерзать любого стоящего на его пути, позволяли ощущать уверенность и сохранять ясность мысли, сейчас этого не было, внутри была апатия и тоска, тяжесть в голове и усталость, но Юра попытался, усилием воли и рассудка, искусственно вызвать в себе эти чувства: " Я должен быть всегда прямым и твердым, независимо от моего состояния, в данную минуту, я всегда должен быть таким, я не должен поддаваться на капризы моей плоти... Что говорит Хамзат? Хочу ли я этого? нужно ли мне это? Нет, в мои планы это не входило, но у меня вообще нету определенных планов, а это все же какое-то осязаемое дело..."

Мулла внимательно смотрел на него стараясь угадать его мысли:

-- Я не тороплю, это серьезное дело, подумай хорошо, от этого много зависит, я думаю ты понимаешь, что здесь могут и не спросить: Хочешь ты этого или нет? Но ты так же понимаешь что есть разница между принуждением и собственным решением... подумай, от этого решения зависит твоя судьба...

-- Я подумаю, - как мог тверже постарался произнести Юра, - но вообще-то я думаю что война скоро закончится...

-- С чего ты взял? - вскинулся Хамзат, - поверь мне, в ближайшие лет пятьдесят, война не закончится. Россия в любом случае потерпит поражение. У Москвы есть два варианта чтобы закончить победой эту войну: первое, это уничтожить абсолютно всех чеченцев, что как ты понимаешь - нереально, чеченцы живут по всему миру, Второе: насильственная депортация всего чеченского населения республики, так они поступили в отношении черкесов в Х1Х веке, но в ХХ1 веке это исключено, и ты понимаешь почему. Таким образом Россия загнала себя в тупик, первый раз это сделал Ельцин, который просто не понимал что он делает, второй раз это была часть рекламной компании Путина. А теперь они ищут пятый угол, через который можно было бы выйти из этой войны так, чтобы это не выглядело слишком явным поражением, но этого угла, как известно, не существует, хотя они и попытаются создать этот угол - искусственно.

Юра с недоверием смотрел на Хамзата, несмотря на усталость, ему удалось восстановить ясность мысли и твердость в голосе. Глядя в глаза Хамзату он усмехнулся и произнес:

-- В России проживает 150 миллионов человек, а в Чечне и миллиона не наберется.

Хамзат тоже усмехнулся:

-- Ты прав, в Чечне и миллиона не наберется, но послушай сюда, весь мир против этой войны, наши эмиссары собирают в Европе и Америке многомиллионные пожертвования, которые дают простые граждане, несмотря на то что правительства этих стран, выторговывает у России, за свое невмешательство, немалые уступки. Потом, весь мусульманский мир поддерживает Чечню, помимо нескольких миллионов этнических выходцев с Северного Кавказа, есть еще больше тех правоверных, которые не за деньги, я подчеркиваю, не за деньги, хоть сегодня примут участие в этой войне на стороне чеченцев, и они придут сюда, чисто из своих убеждений, они придут сюда умирать за ислам. Если завтра потребуется, в Чечне будет стоять - сто, двести, триста тысяч мусульман, и война перейдет на территорию России. Кроме этого нам оказывают финансовую поддержку, и поверь, поддержку немалую, и в Кремле прекрасно понимают, что скорее в России не останется ни грамма золота, чем иссякнет помощь наших собратьев.

Юра был ошеломлен, конечно Хамзат преувеличивает, но ясно было одно - эта война быстро не закончится, следовательно ему, придется провести здесь еще много-много лет.

-- А как будет называться моя специальность если я отучусь, боевик что ли? - Юра улыбнулся.

-- Ты еще не совсем ясно представляешь себе - что к чему, - удовлетворенно начал мулла, - Здесь у нас находится "Исламский институт Кавказа", он имеет несколько оборудованных баз-отделений, в разных местах. Лекции и занятия ведут специалисты высочайшего класса, ты можешь стать специалистом по таким специальностям, - Хамзат поднял руку и стал загибать пальцы: - Первое: минно-взрывное дело, Второе: методы ведения партизанской войны и стрелковая подготовка; Третье: тяжелое вооружение; Четвертое: диверсионно-террористическая деятельность. И пятый лагерь готовит профессионалов психологической войны и идеологической пропаганды. Юра, я бы хотел чтобы ты обратил внимание именно на эту специализацию. Судя по тому, что мне говорил Ахмет, ты очень начитанный и эрудированный человек. Поверь мне, эта подготовка никогда не помешает тебе. С ответом не спеши, время есть пока, если что интересует - спрашивай, Ахмет в курсе, если что-то срочное, дашь знать через него, а потом я сам тебя найду.

Хамзат поднялся, они вышли из палатки.

-- Я обязательно подумаю. - произнес на прощание Юра

Он посмотрел на Хамзата, и вдруг в этих насмешливых, непреклонных и решительных глазах, Юра отчетливо прочитал свой приговор, только теперь до него дошло, что его судьба уже предрешена, что это была лишь предварительная беседа, и если она достигла поставленных целей, то задача Хамзата, и тех кто за ним стоит, просто облегчилась, но в любом случае результат будет один, он сделает так, как нужно этим людям, у него нет выбора. Механизм подавления воли любого человека давно разработан и продолжает разрабатываться. Вероятно остались формальности связанные с его передачей из собственности Ибрагима, в собственность этих людей, но эта проблема будет быстро улажена между ними, по своему, вероятно она уже решается. Но кроме этого Юра понял что ..................

АСЛАН.

Юра шел к тому месту, где оставил свой спальник. Вокруг было темно, голова раскалывалась и думать ни о чем не хотелось. Он с трудом разыскал свой спальный мешок и тут же устроился на ночлег.

Была надежда сразу уснуть, но ломота во всем теле и нестерпимая головная боль не давали расслабиться. Перед глазами мелькали нелепые видения, в ушах будто застрял звук его собственного голоса: "я обязательно подумаю". О чем он собирается думать? Ведь он не хочет никакой учебы, тем более связанной с войной, тогда зачем он обнадежил Хамзата, оборвав себе пути к отступлению, теперь уже совсем невозможно будет отказаться от этого предложения. Если бы он сразу сообразил что к чему, если бы он сразу дал понять что у него ничего не выйдет, то было бы намного легче, он мог бы сказать что у него не все в порядке со здоровьем или еще что-нибудь в этом роде, но нет, он почему-то посчитал себя уже сильным и бесстрашным, он взвалил на себя чужой образ, чужую роль, совсем непохожего на него человека, он возгордился и стал надменным, не имея для этого ни оснований, ни твердого, закаленного характера, и вероятно поэтому попал в такую ловушку. Но ведь он мог сразу ответить отрицательно, он ведь не испытывал страха сидя в палатке у Хамзата.... А если ему предстоит прожить здесь всю жизнь, быть может все же следует встать на этот путь, принять ислам, стать военным специалистом, это отвлечет его, у него появятся какие-то цели, а их достижение займет все свободное время, ему просто будет некогда задумываться о чем-то другом... Но ведь он против войны, он против самого понятия "война"... Стоп. А может быть нет. Ведь если он вынужден жить в этом мире, он не может не воевать, ведь каждый человек изначально находится в состоянии войны ко всему этому миру, а поскольку уйти из этой жизни, посредством самоубийства, нельзя, то он вынужден жить, а значит воевать, и чем лучше он будет воевать, т.е. подавлять и убивать все вокруг, тем лучше будет для него, для его безопасности в этом мире, тем лучше он выполнит свою функцию - продолжение рода... Он может пройти подготовку, а потом убежать, навыки полученные им, помогут в этом... Но зачем? Куда?.. И Юра вдруг ясно понял чего он хочет, он хочет быть один, жить один... люди это ложь и предательство... Робинзон Крузо на необитаемом острове - вот его мечта, вот чего он всегда хотел.. но неужели это так много, что просто нереально... да, глупо об этом мечтать... ну и плевать, зато это реально в ЕГО, никому недоступном мире, вот где он действительно один, вот его остров, природа, море... он лежит на песке и наслаждается ласковым солнцем, рядом стоит мольберт с начатой картиной... сейчас он продолжит рисовать и создаст еще один удивительный и прекрасный мир... он подарит его кому-нибудь и кто-то с удивлением узнает о существовании еще одной, другой, бесконечно яркой и прекрасной жизни... но что-то солнце припекает... надо вставать... боже мой, это же не солнце, это огонь... он сейчас загорится... надо встать, но он так устал... а солнце все ближе и ближе... э, да я уже горю... надо вставать... постой, какое солнце, какое море, ведь он спит в лагере боевиков, он в плену... это все ему просто показалось... но нет, вот на его картине нарисовано солнце, оно горячее... картина плавится... надо отнести ее к морю и остудить в воде... но где море? в какую сторону идти? он забыл... надо сориентироваться... где Север, где Юг... там нет войны... главное не показывать вид, о чем он думает на самом деле... быстрее... воздух уже тоже раскалился и он задыхается... что это с ним, здесь нет никакого моря, он перепутал море и лес... лес тоже прохладный... вот он... но и здесь жарко, испарения поднимаются от раскаляющейся земли, и везде так.. по всей Земле так... уже давно произошла какая-то глобальная катастрофа... а люди не знают этого... нигде нет выхода...

Юра открыл глаза... Сквозь щели в ветвях деревьев сверкали россыпи звезд ночного неба. Юра понял что он заболел и у него высокая температура. Он расстегнул спальный мешок и вытащил ноги, тело немного остыло и ему стало легче. Промучившись от бессонницы, как ему показалось - несколько часов, ему удалось не надолго провалиться в черную яму странных, бессмысленных видений больного воображения. Время от времени он выныривал на поверхность и опять оказывался в ночном лесу, в лагере боевиков.

Наконец настало утро, вроде бы стало полегче, но теперь все тело трясло от холода, он с головой залез в спальник, стараясь сохранить дорогое тепло. Совсем рядом проходили просыпающиеся боевики. Подошел Коля и позвал его на завтрак, Юра отказался. Через некоторое время подошел Ахмет, пришлось вылазить наружу. Ахмет внимательно посмотрел на его измученный вид и спросил:

-- Что с тобой, заболел что ли?

-- Да, наверное простуда, - вяло ответил Юра.

-- Э-э, брат, совсем не вовремя, домой надо ехать.

Ахмет подозвал одну из женщин, та подошла и пощупала лоб Юры, затем она принесла какие-то таблетки и кружку горячего чая.

-- Ему полежать надо пару дней, - сказала она, - но если ехать надо, пусть выпьет сразу несколько таблеток чтобы температуру сбить.

Юра с трудом поднялся. Исмаил уже держал лошадей наготове. Ахмед и Аслан прощались с боевиками.

-- К вечеру даст Аллах увидимся, - сказал Аслан напоследок, запрыгивая на своего "мальчика".

Юра кое-как залез на ту же лошадь, на которой ехал сюда, даже его неопытный глаз заметил усталость измученного животного. Исмаил потихоньку тронул головную лошадь, и весь караван в том же составе двинулся в обратный путь. Ахмед уехал вперед. Рядом с Юрой оказался Аслан. Лошади шли рысью.

-- Что заболел? - обратился Аслан к нему.

-- Да, простыл, дожди же были, промокли по дороге, а там на сквозняке стояли, вот и прихватило, - отрывисто говорил Юра, трясясь на лошади.

-- Да-а, здесь болеть конечно не желательно. Я однажды тоже свалился по дороге, ногу поломал, да еще простыл, горячка началась, в какой-то пещере два дня провалялся, пошевелиться не мог, воды некому было принести, а потом вспомнил, у меня в аптечке морфий лежит, я его набрал в шприц и прямо через штаны вогнал в мышцу, через пол часа встал, так и до базы добрался, а там меня уже починили как следует.

Некоторое время ехали молча. Юра все никак не мог вспомнить, о чем он хотел спросить у Аслана, то ему казалось что он перепутал, и спросить о чем-то хотел, кого-то другого, но потом ему казалось что он вспоминал какую-то ускользавшую сейчас мысль, которая была связана с Асланом. Одно воспоминание было похоже на то, что вероятно именно эту мысль он пытается вспомнить, чтобы не забыть этот вопрос Юра побыстрей обратился к Аслану:

-- Аслан, а чем отличается ваше воспитание?

Аслан недоуменно посмотрел на него.

-- Ну-у, я имею ввиду, как у вас на Северном Кавказе воспитывают детей? - постарался пояснить Юра.

-- О-о, это целая наука, об этом лучше спросить у стариков.

-- Ну а что самое главное, чем руководствуются родители?

Аслан задумался, лошади перешли с рыси на шаг, и они въехали в густые заросли.

-- Не знаю, - наконец произнес он, - одним словом как-то и не скажешь, во-первых дети желательно растут в селе, конечно наши села это немного другое, чем ваши деревни, наши села богатые, и можно сказать что город всегда работает на село, в селе как бы центр управления... не-е, подожди... не то я говорю... в селе в основном живут старшие и подрастающее поколение, там их по возможности ограждают от нежелательного влияния, даже то что дети смотрят по телевизору, проходит как бы цензуру старших... но и потом - чистая пища, воздух, работа, в общем - здоровье... У нас у адыгов, старшие, вообще помешаны на воспитании молодежи... Раньше многие Великие Ханы, старались отдавать своих детей на воспитание, именно черкесам, потому что у нас была очень развита эта школа. И Крымские Ханы и Закавказские, и Азиатские - хан Узбек например, все воспитывались у черкесов. Это была целая система, сейчас конечно многое забыто, но все равно, все это осталось в наших обычаях... внуков обычно воспитывают старики, но воспитывают как-то... ненавязчиво, что-ли... жестко и грамотно, каждое слово и внушение, тщательно взвешено и проверено многими поколениями... Никогда плохое или хорошее настроение старших, не повлияет на то что они внушают детям. Вот у вас, я заметил, не так... ваши дети с детства понимают что родители бывают в разном настроении, и если мама в хорошем настроении говорит "Да", то в плохом настроении, в той же ситуации, говорит "Нет". У нас никогда не бывает такого... по нашим обычаям так нельзя делать. Мнение высказанное старшим один раз, никогда не поменяется... при любых обстоятельствах, и ребенок с детства знает об этом... он уже понимает как отнесутся старшие, к его поступку...

-- Ага, - протянул Юра, анализируя всю эту кучу сведений и пытаясь выстроить из этих сбивчивых объяснений, какую-то систему. - Вот у подростков бывает так называемый переходный возраст, - начал он очередной вопрос, - это когда происходит первая переоценка ценностей, так вот, в этот период подростки усиленно пытаются отойти от прежних установок...

-- Не знаю, - пожал плечами Аслан, - у нас такого не бывает, если он перестал слушать старших, то люди обвинят не его, а его воспитателей, значит они делали что-то неправильно... Но такое редко... Ребенок с детства смотрит на старших как на богов, и чем дальше, тем больше он убеждается в их правоте... Мальчик с детства видит с каким уважением, даже его отец и мать относятся к старикам. У нас в семье - четыре пацана, я третий по счету. Старший брат на шесть лет старше меня... Я же видел, с детства, что, когда я что-нибудь натворил, мой дед или отец спрашивает за это со старшего брата, и я понимал, что он имеет право командовать надо мной, потому что отвечает за меня... потом у меня появилась конечно своя компания, и я что-то скрывал от старшего брата, но в его присутствии я никогда не позволю себе, например не послушать что он говорит, или там... спорить с его мнением... Вот у вас, я заметил, когда ребенок чуть вырос, ну... там... 12-14 лет, он начинает уже, чуть ли не учить старших как им жить... конечно старшие сами виноваты в этом, если ребенок хоть раз увидел их слабости, или понял что старшие бывают не правы, то конечно он думает что умнее их, и начинает изображать из себя мудреца...

-- Но ведь старшие по любому ошибаются, и дети рано или поздно поймут это, - вставил Юра.

-- Да, но они не увидят этого... по нашим обычаям никогда, ни один человек, будь это родственник, сосед или совсем чужой, никогда не сделает, и не скажет при детях такое, что повлияет на их уверенность в том что их отец, дядя или дедушка всегда прав... По крайней мере до 18-20 лет дети не увидят такого, а потом они будут уже достаточно взрослыми и поймут что к чему. По обычаям, любые ссоры, скандалы и даже деловые разговоры, нельзя вести при детях. Например я до 18 лет не знал чем занимается мой отец, и как он делает деньги, мы знали где он работает, но свои дела он при нас никогда не обсуждал. Если он нам что-то рассказывал, то это был какой-нибудь подвиг, или просто красивый поступок, какой-то человек из истории, или наш хороший знакомый. Наверно поэтому у нас, дети не кушают за одним столом со старшими... вообще большая часть наших обычаев связана с воспитанием молодежи, - все увлекался Аслан.

-- А ты когда собирался идти на войну, ты советовался со старшими, - перебил Юра.

-- Не в бровь, а в глаз, - рассмеялся Аслан, - нет конечно, если бы они хотя бы заподозрили это, то сделали бы так, что я бы, и забыл думать об этом, рычагов у них достаточно... но ты правильно заметил... я сам часто думаю об этом.... Наш народ как бы оградился от всего мира своими обычаями и традициями... Старшее поколение помешано на этом, конечно это правильно, но получается что вся жизнь молодежи расписана как по графику... Ребенок рождается, ему прививают нашу культуру и обычаи, дома, в селе... ведь это не писанные правила, в школе их не выучишь... Потом его устраивают в школу, потом в институт, потом выбирают ему жену, заботятся чтобы молодая семья ни в чем не нуждалась, находят хорошую работу... квартира, деньги и прочее, не должно волновать молодую семью, главное что от них требуется - дети, и чем больше, тем лучше... и так из поколения в поколение, из века в век... А мне захотелось сделать что-то по своему, и я думаю что мои старики поймут меня, раз это уже случилось. Ведь я не нарушил наши традиции. Вот если бы я был единственный сын в семье, или если бы я был младшим братом, то они бы конечно не поняли бы меня... Всю жизнь они учили меня контролировать свои мысли и поступки, сдерживать себя и не рисоваться, когда вокруг нет настоящей опасности, потому что когда человек много из себя строит, то и при опасности он должен быть готов умереть первым, и это мне всегда старались объяснить... я вел себя скромно и всегда ждал, когда же наконец будет настоящая опасность, но в мирное время такого нет... - Аслан сделал паузу, затем продолжил: - я уверен что они в душе поддерживают меня, и молятся за меня, хотя конечно никогда не скажут мне об этом...

Аслан долго ехал задумавшись, по видимому вспомнив своих родных. Затем как бы стряхнув с себя эти мысли, он прикрикнул на свою лошадь и умчался вперед.

Юра постарался представить себе все то о чем говорил Аслан, но тот образ который вырисовывался из его рассказа, мало чем походил на общепринятый в России стереотип "кавказца". Кавказец и сдержанность, это как-то не увязывалось. Но Юра уже знал что Кавказ это сотни наций, а Северный Кавказ это совсем отдельная тема. Обычно в кинофильмах берется утрированный концентрат характера многих этих наций, и в этом давно закрепился определенный штамп. Но сейчас Юра неожиданно вспомнил несколько лиц из его сослуживцев, вероятно они были как раз теми "кавказцами", образ которых нарисовал Аслан. Юра отчетливо вспомнил что эти солдаты-кавказцы, были неприметными молчунами и отличались какой-то робостью и застенчивостью, что плохо вязалось с их прямым открытым взглядом и недюжинным телосложением. Несколько случаев обратили на себя его внимание, и показали что именно эти, никогда не теряются в случае реальной опасности и так же, молча, не дрогнув, смотрят прямо в глаза смерти. Но из-за своей застенчивости они как-то размывались серым пятном в общей солдатской массе. Они как-то не сумели себя преподнести, и выжать со своих личных качеств какую-либо выгоду.

В отличии от них, многие были теми типичными кавказцами, которых Юра видел по России. Эти сразу бросались в глаза, их голос, неугомонный темперамент, порывистые движения, вполне соответствовали первому впечатлению об их бесшабашной удали и способности к риску, и это впечатление приносило им значительные плоды в виде откровенного подхалимажа со стороны некоторых солдат. Но ошибочность этого первого впечатления, неожиданно обнаруживалось при первой же реальной опасности. Именно эти кричуны, сразу же впадали в панику, нередко изображая истерику присущую разве что слабонервной женщине, причем их бравада длилась до самого последнего момента перед опасностью, и казалось что эта предстоящая опасность не вызывает в них ни малейшего страха. Тем более резким оказывался контраст, когда почувствовав первую боль, они моментально превращались в свой некий антипод. В то время как молчуны, именно в такие моменты, сохраняя свое обычное хладнокровие, неожиданно обнаруживали способность к риску, к самопожертвованию и презрение болей и опасностей. Они будто ждали этого момента, и убедившись что опасность реальна, бросались в самое ее пекло, вытаскивали из под огня своих товарищей, проявляли чудеса храбрости и свою дремавшую до этого решительность и способность действовать, после этого, когда опасность миновала, они будто вновь засыпали, укрываясь в свою привычную сдержанность и робость, никак не рекламируя свое бесстрашие, и про их существование сразу забывалось.

Сейчас Юра припоминая этих молчунов, с трудом мог вспомнить их лица, все они призывались в армию именно с Северного Кавказа, они были явно сельскими, и Юра, вспомнив сейчас их акцент, похожий на акцент Аслана, догадался, что это скорее всего были черкесы из Ставропольского края.

Все же каким обманчивым бывает впечатление, - подумалось ему. Кричуны на этой обманчивости заработали неплохие дивиденды: их лица четко отпечатались в его памяти, а благородных молчунов он бы наверное никогда и не вспомнил. "Хороший понт, дороже денег", вспомнилась поговорка нашего времени...

Юра пришел к выводу что он был прав считая что его отличие от Аслана заключается в разнице воспитания. Конечно, - размышлял Юра, - именно воспитание Аслана позволяет ему прямо идти по этой жизни, его сознание не перегружено не нужной, лишней информацией, его подсознание не требует все больше и больше новых эмоциональных загрузок и разрядок, его с самого детства смогли оградить от излишних переживаний, страхов, стрессов и депрессий, и поэтому его развитие было ровным и здоровым, поэтому сейчас Аслан без труда контролирует свои эмоции и мысли.

А ему, для того чтобы достигнуть такой свободы и легкости, необходимо проделать огромную, невероятно сложную работу над собой, для начала ему надо вернуться на исходную точку, как бы очистить все свои засоренные, неправильные файлы, а затем заложить в себя свои, новые, правильные и здоровые установки, полностью обновить свои программы, и он сделает это, он сделает это, во что бы то ни стало, он должен сделать это!

Температура давала о себе знать: кости ломило, голова и ноги будто налились свинцовой тяжестью. От толчков идущей под ним лошади, боль в суставах постоянно усиливалась, навязчивое желание прилечь и полежать с закрытыми глазами, не давало сосредоточиться. Разговор с Хамзатом оставил тревожный, тяжелый осадок. Надо что-то придумать, что-то сделать, но как он скажет "нет"? за этим непременно последует следующий ход Хамзата, о характере которого ничего не известно.

Юра начал перебирать возможные варианты развития их отношений с Хамзатом, и чем больше он думал об этом, тем больше убеждался что от него уже ничего не зависит, его жизнь поменяется, он станет на путь с которого свернуть ему не позволят. Задачи выполняемые членами подобных организаций, связаны с большой политикой, с огромными финансами, он превратится в автомат, четко исполняющий приказы... Опять ложь, подлость обман, предательства и сухие, бесчувственные, неведомые, чьи-то интересы... Нет, не для этого он родился, не этого он хотел. Почему общество, в любое время, в любом месте навязывает ему свои проблемы, свои правила, свои интересы? Ему никто не нужен, он хочет жить один, с самим собой, заниматься своими проблемами, самому себе устанавливать правила и законы, он никого никогда не обижал, не трогал, не вмешивался в чужую жизнь, лезли постоянно к нему, заставляли его делать что-то чуждое ему...

Сейчас он в плену, и конечно выбирать не приходится, но разве он не был в плену там, дома, на гражданке? Разве ему с детства не навязывали работу, учебу, образ жизни, мышление, привычки... Разве он добровольно пошел в армию? Нет, он не желает жить по этим правилам... Где-то далеко от него находятся люди навязывающие эти правила, они живут в своем далеком, недосягаемом мире, это единицы, абсолютное меньшинство... Они постоянно ведут какие-то свои игры, они затеяли эту войну, они забрали его в армию и отправили сюда, а затем просто списали как расходный материал, их жизнь никому неизвестна и недоступна, и объясняя те или иные причины побуждающие их делать именно так, а не иначе, - они лгут, и все знают что они лгут, но притворяются что верят в эту ложь, значит и сами тоже лгут, лгут самим себе... Это меньшинство, навязывающее всем свои правила, живет двойной, тройной жизнью, и следствие этой жизни - ложь. Они имеют обслугу, призванную ими освещать одну из лживых сторон их жизни, на эту ложь СМИ нагромождают еще более лживую декорацию, и все это знают, и понимают, и все равно живут по этим правилам, принимают эту ложь и подстраиваются под эту ложь...

Голова Юры опускалась все ниже и ниже, наконец совсем упала на грудь, болтаясь из стороны в сторону, от толчков, производимых, медленно идущей под ним, лошади. По видимому они никуда не спешили. Исмаил в нескольких метрах впереди, бросив поводья своей лошади, задумчиво разглядывал проплывающие по сторонам деревья. Аслан и Ахмет ушли далеко вперед, их не было слышно. Пытаясь размять беспрестанно ноющую, затекающую спину, Юра приподнимался в стременах и выгибался назад, но это помогало лишь на считанные секунды. Тяжесть все больше давила на плечи, тело знобило.

Внезапно вздрогнув, Юра понял что заснул на доли секунд, и его тело грозило падением с лошади. Очнувшись, он с удивлением обнаружил что вот эти доли секунд, в которые он успел побывать в объятиях Гипносса, немного освежили его больную голову. Обрывки случайных образов по прежнему теснились в воспаленном сознании, образовывая хаотичное нагромождение чего-то тяжелого и больного. Юра цеплялся за одну мысль и тут же кидался в сторону, не в состоянии выстроить элементарную последовательность. В попытке разогнать эти неясные, сумбурные видения, он стал оглядываться по сторонам. На очередном спуске, впереди развернулся один из изумительных горных пейзажей, Юра постарался отвлечься, но через минуту, тяжесть вновь клонила голову на грудь.

И вдруг плывущие круги перед глазами растворились в ярко вспыхнувшем видении, и Юра отчетливо увидел солнце, еще не успев подумать, как солнце могло оказаться под ним, он с изумлением обнаружил что оно движется, со все увеличивающейся скоростью... наконец солнце дошло до линии горизонта и скрылось в темноте... но уже в следующее мгновение оно вынырнуло с противоположной стороны и осветив все вокруг понеслось по небу... завершив полукруг, солнце опять потухло подобно электрической лампе... Юру охватил дикий ужас... это несомненно какое-то аномальное явление... наверно Исмаил, Аслан, Ахмет так же поражены случившимся... Солнце вынырнув из темноты в очередной раз понеслось по небосклону, неизменно ускоряя скорость своего движения, проводив его до линии горизонта, Юра по инерции обращал свой взор на противоположную сторону, ожидая очередного появления... он успел подумать что его голова, на самом деле, безвольно болтается на его груди, и он не может всего этого видеть... эта логика сразу размылась все наплывавшими странными видениями... С огромной скоростью солнце прокатилось по небу и скрывшись в темноте, почти сразу же вынырнуло с другой стороны... постепенно непрерывное ускорение движения светила, образовало сплошную полосу на небе... день и ночь слились в нечто серо-среднее... и тут Юра увидел толпы мелькающих людей, все они воевали, сражались, убивали, умирали, и снова убивали...

Юра очнулся... открыв глаза, он прямо перед собой увидел текущую воду горной речки. Почувствовав что кто-то держит его руки он с трудом поднял голову. Аслан и Исмаил подтащили его к речке, и брызгали на голову холодную воду. Юра догадался что он упал с лошади и его решили привести в чувство.

-- Вроде очнулся, - произнес Исмаил.

-- Его надо как мешок привязать к лошади и все... - услышал Юра голос Аслана.

Эти слова болезненно отразились в его сердце. Юра замотал головой и попытался встать на ноги.

-- Ехать сможешь? - спросил Исмаил.

-- Да, да, я смогу, - как можно тверже постарался сказать Юра.

Исмаил открыл бутылку с нарзаном и протянул ее Юре, затем он помог ему залезть на лошадь, и караван продолжил свой путь.

У Юру в ушах все еще звучал голос Аслана, почему-то слова Аслана были неожиданностью. Он думал, а почему собственно это оказалось для него неожиданностью, кто он для Аслана, никто... Тот Аслан который живет в его воображении совсем другой человек, это его Аслан, живущий в ЕГО мире, а в этом мире... в этом мире живет другой Аслан, живет по другим правилам, по другим понятиям и законам.

Проехав с десяток метров Юра почувствовал как его голова уткнулась в гриву лошади, он попытался выправиться в седле, но в эту секунду его поглотила темная бездна...

Он еще чувствовал как безвольная тяжесть его тела, больно ударяется о земную твердь, вслед затем наступил хаос и мрак...

Некое Существо вышло из самых недр подсознания, и как былинку, сломило слабое сопротивление рассудка... сломило, даже не заметив этого сопротивления... Властная всепоглощающая мощь этой стихии, по какой-то своей, неведомой прихоти, заняло обычное место его рассудка... заняло, только потому, что это была сама Мощь, сама Власть... заняло, обозначив ничтожность этого места в масштабах власти этого Существа. Подобно тому как человек, наступая своей огромной стопой на маленький мир наземных микроорганизмов, даже не замечает масштаб катастрофы, причиняемой одним только своим шагом, Существо одним своим появлением, смело и разрушило хрупкое равновесие человеческого сознания... Когда Существо по каким-то своим соображениям уходило назад, в свои глубины, рассудок, в ужасе затаившийся в ничтожном скорлупке факта своего бытия, спешил занять свое законное, привычное место, но занявши его, в страхе озирался по сторонам, в попытке успеть вовремя спрятаться при очередном появлении Существа...

В какие-то мгновения Юра чувствовал тяжесть земного притяжения сконцентрировавшегося в области живота, внизу мелькали переступающие копыта лошади... Несколько раз, в беспрерывной чехарде хаотичных видений, мелькало лицо человека, которого он силился вспомнить, но в самый последний момент, когда он казалось уже близок к разгадке, память изменяла ему и накрывала эту разгадку плотным нагромождением обрывочных образов. Несмотря на это Юра был уверен что этот человек добр к нему, и при виде его образа ему становилось легче. В какой-то момент, в быстро сменяющихся картинках больного воображения, Юра вновь увидел себя убегающим, по тоннелю метрополитена, от настигающего его поезда. Он точно помнил что недавно все это видел во сне, но на этот раз его сон превратился в явь, впереди также показались огни станции, но он уже знал что станция на самом деле является чудовищным железным монстром пожирающим людей, он знал что именно из этого механизма исходит все зло и предательство, которое затем поселяется в людях по всему миру. Он так же помнил что в стене тоннеля есть небольшое углубление, где можно спрятаться... следует лишь суметь остановиться... он бежал по рельсам и с нетерпением выискивал это укрытие на своем пути... Эта, более связанная в последовательность, цепочка образов и видений, в следующее мгновение тонула в чем-то нелепом и нелогичном...

ЧАСТЬ 3. Побег

Очнувшись, Юра увидел над собой закопченные потолок и стены, вокруг было тихо и спокойно. Сквозь еще не остывшие видения, он смутно припоминал что с ним произошло. Комната казалась знакомой, еще не поняв где он находится, Юра был уверен что эта комната связана с тем человеком, которого он тщетно пытался вспомнить, во время болезненных видений. Его взгляд упал на висящие крест-накрест ржавые шашки на стене, и Юра наконец догадался что он находится на кошаре, а лицо которое он видел - чабан Иса. Юра с ужасом стал вспоминать свои кошмарные видения, вероятно он опять свалился с лошади, тем самым причинив много хлопот всему каравану, Исмаилу, Аслану...

Попытавшись подняться, Юра обнаружил что совсем ослаб. Он вновь откинулся на нарах и закрыл глаза...

В следующий раз он очнулся от того, что кто-то положил на его лоб руку. Юра открыл глаза и увидел, прямо перед собой, красную физиономию, в которой сразу узнал чабана.

Иса, с встревоженным, озабоченным видом проверял его температуру, увидев что Юра очнулся, он весьма обрадовался:

-- Альхам-ду-лиллах, - воскликнул чабан, - наконец-то... теперь все нормально будет... тебе покушать надо. Шамиль, - крикнул он наружу, - шурпа неси... хлеб неси...

Вошел маленький Шамиль, он держал в руках кружку и кусок хлеба.

-- Тебе покушать надо, - повторил Иса, протягивая ему напиток и хлеб.

От хлеба Юра отказался. С трудом приподнявшись на локтях, он заставил себя проглотить горячий бульон, после чего снова растянулся на постели.

-- Я сейчас мясо сделаю... ты отдыхай пока... теперь все хорошо будет... чай надо с травами попить, и все хорошо будет... - чабан поспешно вышел наружу.

Юра знал о добродушии чабана, но сейчас, его беспомощное состояние, впитывая теплоту этого добродушия, вызвало в нем ощущение тоски, по чему-то далекому и недостижимому. Лежа с закрытыми глазами, Юра почувствовал что Шамиль с детской непосредственностью рассматривает его. Он приоткрыл немного глаза и посмотрел на мальчика. С болезненной проницательностью Юра отметил что Шамилю, не очень удобно из-за нехарактерной суетливости своего отца, и в этом, он по видимому винил Юру.

Мальчик с нахмуренным видом все рассматривал Юру, заметив что Юра тоже наблюдает за ним, он произнес:

-- Ты уже два дня умираешь, отец боялся что ты умрешь у нас на кошаре.

Юра слабо улыбнулся и через секунду заснул крепким, здоровым сном.

На следующий день Юра проснувшись весьма взбодренным, вышел по нужде. Солнце уже стояло высоко, на отдаленном склоне виднелась отара. Недалеко от кошары, как и в прошлый раз, паслись овцы и подрастающие ягнята. Чабан сидел там же, зорко следя за перемещениями резвившегося молодняка.

Прямо перед кошарой, к колышку вбитому в землю, была привязана за ногу овца, рядом с ней маленький, черный ягненок, постоянно кричал своим детским голоском, и пытался подлезть к набухшим сосцам овцы, но та почему-то активно отгоняла его, выставляя вперед свой лоб, с несуществующими рогами. Юра поднял голову и подставил свое лицо жарким лучам солнца. Услышав звук приближающихся шагов он обернулся.

Иса заметив что Юра вышел из помещения спустился к нему.

-- Салам-алейкум, ну как себя чувствуешь?

-- Нормально, - улыбнулся Юра.

-- По себе знаю, когда в горячка спишь, это не сон, а вот когда температура упал, тогда надо поспать и сразу здоровый станешь.

-- А где Ахмет? - спросил Юра, оглядываясь вокруг.

-- Они как тебя привезли, сразу уехали, спешили очень, Ахмет хотел тебя домой тащить, на лошади, но ты совсем плохой был, все думали что "воспаление легкий"... два дня горячий лежал... а когда вчера твой лоб остыло, я сразу понял - жить будешь... молодой еще, рано уходить...

С удовольствием слушая голос доброго чабана, Юра с жадностью впитывал в себя запахи горного воздуха и красоту залитых солнцем лугов. Давно забытые, яркие образы далекого детства, мягким шелестом колыхающейся от ветра травы, слегка коснулись его своими изумительными ароматами, и от этого прикосновения, в груди рождался чистый источник энергии, от которого хотелось бежать и смеяться.

-- А почему она не кормит его? - спросил Юра, указывая на привязанную овцу и ягненка.

-- Это не ее ягненок, ее ягненка шакалы утащили, а у этого ягненка - мать умерла: или змея укусил, или растение-яд съела, в общем ослепла, кушать перестала, и ее пришлось зарезать... у этого ягненка запах же другой, вот она его и не подпускает, для своего молоко бережет. Но ничего, я вечером этого ягненка об ее шерсть потру хорошенько, и она его примет, никуда не денется, а пока пусть привыкают...

Каждое слово чабана светилось лаской и любовью. Всю свою жизнь занимаясь овцеводством, чабан, казалось бы, должен давно привыкнуть к этому, но его взгляд неизменно умилялся при виде беззащитного ягненка.

-- Тебе покушать надо, шурпа попить, пойдем я мясо сейчас разогрею и хлеб заодно сделаем, - обратился он к Юре.

Они зашли под навес, развели очаг и поставили казан с мясом. Иса принялся месить тесто для хлеба. От варившегося мяса, шел аппетитный запах и Юра все больше ощущал свой голод. Ему было весело и легко. Чувство обновления, здоровья и молодости заполняло каждую клеточку быстро выздоравливающего организма, но где-то на задворках памяти, Юра раскопал маленького червячка смутной тревоги. Еще не представляя чем это может быть, он чувствовал что забыл нечто важное и неприятное, нечто такое, что должно повлиять на его дальнейшую судьбу, что он, должен будет сделать то, чего делать ему не хочется.

Иса замешивая тесто в большой миске, все рассказывал о том, как Юру привезли совсем слабого и горячего, и как он не позволил везти его дальше.

-- Я им сразу сказал, - глядя на неторопливую, привычную работу своих рук, говорил чабан, - у меня у самого двое сыновей, как я отпущу больного ребенка и не помогу ему, аллах накажет меня за это, и даже не только меня... он накажет меня через моих детей... а если я помогу больному ребенку, то кто-нибудь тоже, когда-то поможет моим детям... бессмеляхи-рахман-и-рахим... я как только тебя уложил, начал поить тебя водой, а ты чуть не подавился... говоришь что-то постоянно... ничего не разберешь... Аслана вспоминал, Хамзата... а один раз я точно слышал, - Иса остановился и оторвав свой взгляд от теста, внимательно посмотрел Юре в глаза, - несколько раз ты повторил: "не хочу больше жить в этом мире", - затем снова уткнувшись в миску, чабан продолжил: - ты что это? нельзя так... совсем молодой еще... рано еще так думать... детей надо... жену хорошую надо...

"Хамзат, вот в чем дело" - как молния осветила Юру догадка. Он же должен подумать над предложением Хазрета, а точнее от него уже ничего не зависит. База боевиков, терроризм, боевые задания, зомби. Он же не хочет этого, но что делать? как выйти с этой ситуации? Выход всегда должен быть, и он должен его найти.

В это время в небе послышался гул самолетов. Иса вышел из под навеса и медленно проводил, тревожным взглядом, пролетавшие в стороне штурмовики. Юра тоже вышел и присел на скамейку. Примерно через пол часа снова послышался гул, на этот раз вертолеты. Три огромные машины, ощетинившись многочисленными ракетами, загруженные тоннами взрывчатки, летели над лесом, в нескольких километрах от кошары.

Иса не на шутку обеспокоился, то и дело переводя свой взгляд с вертолетов на отару овец, которую пасли подростки.

-- Что-то не нравится мне это, - с тревогой произнес чабан.

Будто в подтверждение его слов, до них донеслись отдаленные взрывы разрывающихся в горах снарядов.

Иса вынес кнут и щелкнув один раз замахал рукой.

-- Все равно уже вечер, - обратился он к Юре, - лучше загоним баранов, так спокойней.

Подростки уже гнали отару в кошару. Юра пошел с Исой, загонять овец с ягнятами.

Быстро поужинав они сразу улеглись спать.

Ночью Юра проснулся от шума и разговоров. Рядом на нарах спал один Шамиль. Юра подлез к краю нары примыкавшему к дверному проему и выглянул наружу. В свете лунной ночи он разглядел нескольких боевиков, ведущих спешную беседу на чеченском. Недалеко от входа, на земле, лежало несколько неподвижных тел на полевых носилках. Он присмотрелся к лицу человека лежащего на ближайших носилках и узнал Халида. Юра решил что он мертв, но потом обратил внимание что на остальных носилках тела накрыты с головой, вероятно Халид был без сознания. Юра поспешно откинулся обратно на постель, ему не хотелось чтобы о нем вспомнили и, вероятно заставили бы нести носилки.

Через некоторое время голоса затихли и Юра уснул.

Утром их разбудил мощный рев вертолета. На этот раз вертолет пролетал прямо над кошарой. Юра не успев еще проснуться, машинально схватил свою рубашку, обулся и выбежал наружу вслед за остальными. Они стояли около входа в помещение и молча смотрели вслед удаляющемуся вертолету. Юра с удивлением увидел Аслана, затем он обнаружил что Исмаила нет среди них. Вертолет быстро удалялся превращаясь в маленькую точку в утреннем небе.

Аслан не отрывая взгляд от этой точки, быстро произнес:

-- Он разворачивается, - забежав в помещение он забрал все свое оружие, - Побежали в лес на всякий случай.

Юра все еще не понимая что происходит побежал за Асланом, Исой и маленьким Шамилем. У него не на секунду не возникла мысль об опасности. Ночное происшествие как-то затуманилось в утренних снах. Хотелось спать, и Юра не сомневался что эта досадная случайность быстро закончится и он, на правах все еще болеющего человека, обратно окунется в свой яркий мир сновидений.

Они стояли в густых зарослях и зорко всматривались в небо. Вертолет медленно приближался к кошаре. Зависнув высоко над ними, машина будто в раздумье постояла некоторое время и медленно полетела дальше. Все затаив дыхание наблюдали за этими перемещениями в небе. Удалившись на значительное расстояние, вертолет начал очередной разворот. Иса крайне взволнованно наблюдавший за действиями стального монстра, не выдержал и сорвался с места:

-- Надо выпустить баранов, - на ходу прокричал он, с невероятной для его грузности скоростью устремившись к загонам.

Шамиль дернулся за отцом, но стоявший рядом с ним Аслан, схватил мальчика за локоть и твердо удержал его на месте. С расширенными от волнения глазами ребенок смотрел вслед удаляющейся фигуре отца. Подбежав к кошаре чабан открыл сразу оба загона. Поднялся крик испуганных животных. В этой бессмысленной симфонии, тонкие фальцеты ягнят смешались с баритоном старых баранов, все это сопровождалось низкочастотным фоном увеличивающегося гула турбин приближающегося вертолета.

Юра смотрел на неожиданную утреннюю суету сонными глазами и откровенно досадовал что его сон прервался столь бесцеремонным образом. Конечно никакой опасности быть не может, и спустя несколько минут, вертолет убедится что здесь нет боевиков, и можно будет еще немного поспать. Возбужденный крик баранов не вязался с утренним пейзажем мирной идиллии. Иса где-то в глубине загонов, зычными окриками выгонял отару. Животные в панике топтали друг друга, образовав затор перед выходом. Даже когда под брюхом вертолета, четко обозначились, одна за другой, две ровные полоски дыма, от выпущенных ракет, сонное сознание не допускало мысли о реальности происходящего.

Обе ракеты разорвались в метрах 30 от загонов где находился чабан, но этого было достаточно. Горячая волна оглушительного взрыва прокатилась над головой, сотрясая деревья вокруг. Шамиль с криком вырвался и побежал к отцу, но через несколько шагов, Аслан в два прыжка догнал мальчика, и сбив его с ног, тяжестью своего тела прижал к земле. Шамиль продолжая вырываться забился в истерике.

Вертолет сделав еще один круг, повисел над горящей кошарой и полетел дальше.

Шум военного двигателя, перекрывавшего своей мощью все вокруг, постепенно удаляясь, затихал в утреннем прозрачном воздухе. По мере удаления низкочастотного рокота железного монстра, казалось что закончилась партия одного из солистов и на сцену плавно выходят следующая группа: крик обезумевших овец, в панике топчущих своих ягнят, плач маленького Шамиля, беспрерывно мычащая корова с теленком, пытающаяся вырваться с охваченного пламенем закрытого загона, надрывный лай перепуганных собак, все это мешаясь в какую-то дикую какофонию, вызвали в памяти банальную сцену дешевого фильма, где слишком подчеркнутое нагромождение эффектов, сведенных в одном кадре, напоминают зрителю что это всего лишь кино...

Даже сейчас Юра с трудом верил в этот абсурд. Здесь нету войны, нету зла, здесь всего лишь природа, и эти животные непременный атрибут такого пейзажа. Эта гармония существует здесь веками и воевать с ней бессмысленно, преступно, бог не может допустить такой нелепости, эти ягнята сами боятся всего на свете, разве они могут представлять для кого-то угрозу...

Потрясенный случившимся Юра немигающим взглядом смотрел на затихающий пожар... Осадок оглушительного взрыва застыл в ушах. Корова наконец проломала вход своего маленького, отдельного загона, и с опаленной, все еще дымящейся шерстью, бежала вперед, не прерывая своего истеричного мычания, звучащего в ровные промежутки однажды взятого ритма. Рядом семенил ее теленок. Разбегающаяся отара разбила густой, плотный гул на отдельные звуковые группы... Среди этого шумового хаоса, слух зацепившись за еле приметный, часто повторяющийся звук, выделил его из общего шума, и теперь сознание тщетно пыталось определить источник этого явно обособленного тона. Наконец до Юры дошло что это Шамиль. Мальчик понемногу затих, его отчаянный крик перешел во всхлипывания, а затем в глухое, злобное рычание. Детские кулачки беззвучно колотили по земле, в немой ярости мальчик вгрызался зубами в землю и скрип песка на его зубах вызывал болезненное раздражение по коже.

Аслан отпустил Шамиля и встал. Некоторая растерянность плохо вязалась с его обычным бесстрашием. Мальчик тоже поднялся и они вдвоем, словно под гипнозом, стали медленно подходить к кошаре. Юра двинулся за ними.

Легкая постройка навеса, где ночевали животные, быстро сгорела, лишь небольшой дым в отдельных местах напоминал о только что произошедшей трагедии. Шиферную крышу жилого помещения снесло взрывной волной. Стены из саманного кирпича сильно покосились, но маленькая постройка устояла. Несколько покалеченных овец все еще бились в предсмертной агонии. В радиусе 50 -100 метров были разбросаны различные части туш, кишки, куски мяса. Запах паленной шерсти и дыма деревянного строения перемешался с запахом кипящей крови и горелого мяса. И Юра вспомнил этот запах. "Запах кипящей крови животного и человека одинаковый" - лениво выплыла мысль. Среди дымящихся, деревянных перекрытий, с трудом можно было обнаружить тело чабана. Черно-красное обгоревшее лицо почти сливалось с обуглившимися досками.

-- Шамиль, ты мужчина, ты должен держаться как мужчина, - мягко проговорил Аслан, взяв мальчика под руку, - пойдем мою лошадь поищем.

Мальчик в полной прострации покорно пошел с ним. Они нашли в помещении уздечку и пошли за лошадью. Лошадь была стреножена и в ужасе застыла под скалой, в метрах 200 от кошары. Спустя несколько минут Аслан быстро оседлал ее и посадил мальчика впереди себя, затем он обратился к Юре:

-- Мне надо уезжать, я сообщу чабанам и они сразу придут сюда.

Юра стоял не шелохнувшись.

Аслан с места пустил свою лошадь галопом.

Время застыло на месте. В наступившей тишине горелый запах казался еще сильнее. Юра продолжал стоять, уставившись на дымящиеся развалины. "Запах крови животного и человека одинаковый" - эта фраза как заевшая пластинка, четко отстукивала свой ленивый ритм. Постепенно ее смысл размывался в ничего не значащих звуках. Взгляд, скользя по разрушенному строению, вновь упал на труп чабана. "За что умер Иса?" - сформировалась еще одна фраза. Этот вопрос наконец сдвинул мыслительный процесс с мертвой точки: Разве Иса мог сделать кому-то плохо? Всю жизнь он проработал чабаном и наверное так же, как сейчас Шамиль, помогал в свое время, своему отцу.

Перед взором, подобно кадрам кинохроники, замелькала добродушная улыбка чабана. А как он вчера говорил о матери погибшего ягненка, с какой любовью он смотрел на осиротевшего детеныша. Юра почувствовал щекотание в носу, выступившие слезы затуманили обзор.

И вдруг некая дьявольская усмешка, возникнув непонятно откуда, заставила его испытать чувство смущения, застигнутого врасплох человека, попавшего в глупое положение. Неожиданно пришла мысль что, вот эти, казалось бы чистые чувства, захватившие его в данный момент, сродни тем наигранным, притворным эмоциям, которые актеры разыгрывают на театральных сценах. Применяемые на каждом шагу, эти искусственные, притворные эмоции, постепенно приобрели вес банальной пошлости, и от этого они выглядят, в данный момент, оскорблением того действительного уважения, той действительной скорби которую он сейчас испытывает к чабану. Зная мышление этих людей, Юра без труда мог бы догадаться что если некий дух чабана Исы, способен увидеть его в данный момент, то он не одобрит такое пошлое, "затёртое" проявление, казалось бы чистых по своей сути, чувств. Слезы высохли...

Юра стал озираться по сторонам. До сих пор его взгляд не выходил за границу разрушенных, сгоревших и залитых кровью строений кошары. Окинув взором местность, он только сейчас понял что стоит один. Сердце, в предвкушении еще не оформленной мысли, уже колотило в бешенном режиме. Он один, он свободен и если пожелает, то может бежать. Еще не до конца поверив в реальность такой возможности, Юра посмотрел на свой вид и увидел что он стоит без рубашки, она осталась в кустах откуда они наблюдали за вертолетом. Продолжая озираться по сторонам, он медленно пошел к лесу. Некая ответственность, от которой напряглись мышцы тела и лица, диктовала необходимость скрывать пока, свои намерения от случайного взгляда. За ним могут наблюдать, и он должен не торопиться, в горах всегда имеются невидимые глаза. Логика подсказывала что это маловероятно, вокруг никого нет, а если бы и были, то давно бы подошли при таких трагичных обстоятельствах. Но сейчас Юра не доверял логике, а точнее он уже был бессилен перед логикой, он весь был во власти новой, никогда еще не испытанной, захватившей его стихии колоссального риска. Он еще не перешел некую границу за которой начинается область самостоятельной борьбы за выживание, но он знал что сейчас она близка как никогда, и реальность этой области навалилась всей тяжестью самоотдачи и ответственности, попутно низвергнув его "я" в бездну ничтожности перед разверзнувшейся стихией случая. Юра скованной, неуверенной походкой шел к лесу, он почти физически ощущал на спине чей-то пристальный, тяжелый взгляд. Не переставая убеждать себя в том что на самом деле на него никто не смотрит, Юра не мог заставить себя действовать минуя чувство этого взгляда. Не отдавая себе отчета, он рассеяно оглядывался по сторонам: он никуда не собирается бежать, никуда не спешит, он просто идет за своей забытой рубашкой, и весь его вид говорит именно об этом. Даже когда густые заросли кустарника и деревьев, со всей очевидностью факта своей непроницаемости для постороннего взгляда, кричали ему что на него никто не смотрит, его действия диктовались лишь условием присутствия этого взгляда со стороны. Сумасшедший ритм сердца, в буре клокочущей энергии переворачивал все внутренности, в попытке вырваться наружу, но на поверхности, сковывающая ледяным покровом неуверенность, невероятным напряжением последних усилий, продолжала сдерживать этот дикий внутренний вулкан, боясь обнаружить перед кем-то, свое крайне возбужденное состояние.

Юра стоял в густых зарослях и растерянно оглядывался по сторонам, пытаясь сосредоточиться. Рубашки не было. Он забыл то место где они стояли. Вернее он помнит что они стояли где-то здесь, но где именно стоял он, и куда положил свою рубашку он забыл. В голове гулко отдавались тяжелые удары сердца. Юра рванулся в одну сторону, затем в другую, рубашки не было. Рассудок кричал что надо что-то делать, надо действовать, надо сосредоточиться и обдумать хотя бы ближайшие два, три шага... этот хаос невозможно было обуздать, но вместе с этим, этот же хаос властно требовал каких-то действий... сначала надо найти рубашку, он не сможет бежать без одежды по этим колючим, диким зарослям, он замерзнет ночью... Да, надо найти рубашку... Надо срочно найти ее... Вся так долго, с трудом сдерживаемая энергия разом вырвалась наружу: Юра кидался из стороны в сторону, заглядывал под каждый куст, становился на четвереньки и с невероятной скоростью обследовал каждый сантиметр на земле. Рубашка превратилась в навязчивую необходимость, это была цель которая позволяла сделать какой-то шаг, и в то же время еще не перейти через страшную границу, когда уже нет путей к отступлению, это была лишь случайная, маленькая ступенька к этой границе, но в данный момент он со всей своей скопившейся энергией, вцепился в эту мысль, боясь потерять и ее... Он пока просто ищет свою рубашку, он не собирается бежать, никто не может сказать что он уже делает что-то опасное.

Каждую пядь земли Юра обследовал десятки раз, иногда он знал что здесь он уже смотрел, но надо было что-то делать... огромная рубашка накрыла весь необъятный вихрь его хаотичных мыслей, намерений и целей, но на земле Юра искал ее с той тщательностью, с которой он искал бы иголку в этой густой траве... иногда ему казалось что они стояли совсем в другом месте, он бросался в сторону, пробегал метров десять, и начинал искать в заведомо не правильном месте, но через некоторое время, он будто вспоминал что это как раз именно то место, где они стояли, а в начале он искал совсем не там... Затем после тщетных поисков он возвращался на исходную позицию и оттуда пытался начать все заново... Несколько раз ему приходила в голову мысль что кто-то уже похитил его рубашку, или же просто решил подшутить над ним, и сейчас сидит где-то в кустах и смеётся над его беспорядочными перемещениями, и Юра замирал на месте, в страхе оглядывая окружающую, враждебную растительность, пока наконец, убедительный голос рассудка, не пробивался сквозь бурю эмоций, доказывая ему что это абсурд.

Задыхаясь от напряжения Юра обессилено упал на траву, посреди колючего шиповника. Глубоко дыша он пытался унять сумасшедшее сердцебиение. Надо успокоиться, восстановить ровное дыхание. Через просветы в зарослях, его взгляд скользнул по местности вокруг кошары и... Юра окаменел. К кошаре приближались три человека, они уже давно шли по открытой местности и он должен был заметить их еще минут 10 назад. Двое были совсем старики, один из них в руках нес полевые носилки, третий был помоложе, он опирался на посох. Это были чабаны, вероятно с соседней кошары.

Юра затаил дыхание. Может выйти из укрытия, ведь Аслан наверно сказал им что здесь находится Юра. Но как он выйдет в таком состоянии, они сразу заметят его возбужденны вид, и потом почему он спрятался, если у него нету никаких скрытых намерений? Они вероятно будут сейчас искать его, а потом сообщат кому следует, что его здесь нету.

Все тело налилось свинцовой тяжестью. Совершенная растерянность позволяла лишь тупо наблюдать за действиями пришельцев.

Молодой сразу принялся собирать остатки разбежавшейся отары. Старики вытащили из под обломков труп Исы, и уложили его на носилки, чуть в стороне от сгоревших загонов. Выставив перед собой руки ладонями вверх, старики долго читали молитву. Тем временем молодой пригнал корову, успевшую отойти на значительное расстояние. Собаки увидев людей, подбежали к ним и стали испуганно жаться к ногам. Затем старики подняли носилки и пошли обратно, молодой уже выступил вперед подгоняя покалеченную отару. Они явно спешили. Звуки удаляющихся людей и животных постепенно замирали в чистом, прозрачном воздухе и горная панорама выступала в своем первозданном, одиноком виде. Как только отошли люди, на разбросанные куски мяса стали спускаться падальщики. Юра поднял голову и увидел в небе целую стаю орлов. Такое необычно большое количество этих птиц в одном месте, напомнило ему стаю ворон в зимний период в его родном городе.

Юра отметил что он почти успокоился, а вместе с тем он ясно почувствовал первые признаки приближающейся апатии и лени, когда ему становится абсолютно безразлично что с ним будет и что надо делать, когда рассудок с готовностью предоставляет тысячи аргументов за то чтобы избавиться от лишнего риска, и убедительно доказывает что все это суета, и ненужные усилия, что лучше всего оставить все как есть, и безвольно отдаться на милость неуправляемого течения случая... Нет, или сейчас или никогда, сказал он себе, надо вернуться в кошару, запастись едой...

Как только он поднялся, сердце снова ускорило свой бег... Надо быстро дойти до жилого помещения кошары... Юра двинулся вперед, и тут в нескольких метрах от себя он увидел свою рубашку, невозмутимо валяющуюся под кустом, странно как он не заметил ее раньше... Он оделся и вышел из тени деревьев на открытое пространство... сразу же вернулось чувство враждебного взгляда со стороны. Он медленно шел к кошаре и тщетно убеждал себя в том что надо действовать быстро, бегом...

Так и не ускорив свой шаг Юра приблизился к помещению. Когда четыре стены покосившейся постройки обозначили некую замкнутость пространства, Юра вновь обрел способность быстро действовать. Вся постель на нарах, весь пол и утварь, были засыпаны пылью и кусками штукатурки. Неплохо было бы взять с собой бурку, она пригодится в случае ненастной погоды. Он лихорадочно стал переворачивать постель. Выбрав самую лучшую бурку, он скрутил ее в тугой рулон, и стал осматриваться в поисках веревки. Надо набрать айран и воду в пластиковые бутылки, надо завернуть во что-нибудь хлеб, сыр, мясо, быстро замелькало в голове. Он снял со стены моток веревки, обвязал бурку, и кинулся к флягам с водой и айраном. Взяв валяющиеся в углу пустые пластиковые бутылки, Юра дрожащими руками долго наполнял их жидкостью. И тут он вспомнил про подвал, откуда Иса доставал патроны. Оружие... при этой мысли и без того учащенный пульс, увеличил свою скорость до крайних пределов... Оружие это уже совсем серьезно, вот она та страшная граница через которую он должен перейти. Взять оружие это бросить всему миру свой вызов, это отрезать возможность скрывать свои намерения, это заявить о своей власти, и способности повлиять на чью-то судьбу...

Задыхаясь от нехватки кислорода Юра присел на нару. Может все же не стоит брать оружие. Встретив кого-то, будучи без оружия, он сможет придумать какое-то объяснение, а с оружием он будет вынужден воевать... Но он же не боится смерти, тогда чего он боится? Сколько раз он говорил себе что надо быть сильным, надо жить, а значит воевать...

Юра встал, вышел наружу, и долго оглядывал окрестности кошары... Никого нет... Орлы слетевшиеся на обильный обед, бесшумно возились недалеко от разрушенных загонов, значит если бы появилась опасность - люди, они бы не чувствовали себя так уверенно, - успокоил себя Юра. Надо действовать, или сейчас или никогда. В подвале обязательно должно быть оружие.

Он зашел в помещение, открыл неприметную крышку подвала и заглянул вниз. Оказалось что под всей площадью помещения вырыт неглубокий тайник. Спрыгнув вниз он обнаружил некое подобие склада. Среди старых охотничьих ружей и карабинов, лежали два "Калашникова", один из них был совсем новый, в заводской смазке. Юра повесил его на плечо предварительно осмотрев и убедившись в его исправности. Затем он обнаружил камуфляж, карманы и отделы которого уже были упакованы запасными рожками, по видимому Иса, или кто-то еще, держал все это наготове. В ящике он нашел большой запас патронов и ручных гранат, здесь же лежал пистолет ТТ в кобуре с запасным магазином. Он уже вылез из подвала, но потом вернулся вспомнив про нож. Ножа не было, зато он нашел солдатские ботинки про которые не подумал вначале. Его движения стали четкими и целенаправленными, он почувствовал что в глазах засветилась уверенность и непреклонность. Выставив все наверх, Юра вылез и на секунду задумался. Рассудок подсказывал что, лучше быстро отнести все это в лес и там не спеша экипироваться, но некий азарт зародившись недавно, требовал решительности и риска. Юра выглянул еще раз наружу и осмотрел местность. Все тихо. Орлы невозмутимо продолжают свой пир. Камуфляж был немного великоват, но ремень быстро сгладил этот недостаток. Он снял со стены старый рюкзак и аккуратно сложил в него провизию и боезаряды. Свернутую бурку он подвязал на спине поверх рюкзака.

Захватив на последок спички, Юра вышел и твердым, уверенным шагом направился к лесу. Его план был готов и продуман до мельчайших деталей, он возник в голове разом и полностью. Он пойдет по направлению к лагерю боевиков в лесу, не доходя несколько километров, он обойдет лагерь стороной, а дальше он пойдет по тому маршруту, по которому он вместе с Колей, Мусой и Магой тащил ящик с минами. Там где находится пропасть, по которой они спускали ночью груз привезенный Асланом, несомненно где-то рядом, должна находится граница, либо с Дагестаном, либо с Грузией.

Для того чтобы не идти по открытой местности, где подростки, еще вчера, мирно пасли свою отару, необходимо было сделать большой крюк по лесу. Юра шел и с удивлением размышлял, откуда в нем вдруг взялась эта уверенность и ясность мысли. Несомненно это связано с оружием, но неужели предметы материального мира способны так ощутимо влиять на его внутреннее состояние? Получается что взяв в руки оружие, он стал другим человеком, у него появились какие-то новые качества, означает ли это что если он был, например глупцом, то некая вещь, ставшая его собственностью, способна сделать его мудрым? Это было что-то новое...

Открытое пространство на которое ушло минут 20, когда они ехали с караваном лошадей, Юра, продираясь сквозь густые заросли и колючки обходил часа два. Несколько раз он заходил в такие джунгли, что приходилось поворачивать назад. Далее ему удалось восстановить в памяти и отыскать неприметную тропинку по которой они двигались, когда въехали в лес. Поблизости находятся кошары, но эта тропинка не пересекается с зоной их видимости. Если двигаться быстрым шагом, то до темноты удастся преодолеть не менее половину пути до лагеря. Дальше он будет двигаться ночью, в темноте легче будет обойти лагерь не замеченным. Все будет нормально. Впервые за долгое время у него есть цель и свобода действий.

Юра твердо преодолевал все спуски и подъемы, не меняя первоначально взятый темп. Спустя несколько часов он вспомнил что еще не завтракал сегодня, кроме того у него появились небольшие сомнения относительно маршрута по которому он идет. Некоторые места вроде были знакомы, на счет других он не мог сказать с уверенностью, что они проезжали именно здесь. Он начинал корить себя в своей невнимательности, от этого его сомнения увеличивались.

Решив устроить привал, Юра расположился на живописном месте рядом с маленьким ручейком. Надо не спеша постараться восстановить в памяти те признаки маршрута, по которым он сможет быть уверенным в правильном направлении, поскольку лучше потерять немного времени оставаясь на месте, рассуждал Юра, чем идти наугад.

Он с облегчением снял с себя рюкзак и тяжелую от боеприпасов куртку. Сжимая в руках автомат, Юра почувствовал непреодолимое желание выстрелить в воздух длинную очередь, заявить всему свету что он свободен, что он с оружием в руках будет защищать свою свободу. "Вот мой ответ Хамзату" - мысленно прокричал Юра, потрясая оружием над головой. Ему удалось подавить безрассудное желание нарушать тишину леса шумом выстрелов, это конечно опасно, и глупо...

С огромным наслаждением он зачерпнул горсть воды и брызнул себе в лицо. Впитывая влажность стекающих по коже капель, Юра поднял голову и вдохнул ароматы свободного леса, пытаясь вызвать в себе ощущение полного счастья. Расстелив на траве бурку, он вытащил обильный завтрак и обнаружил что не взял соль. Совсем не огорчившись этим, он разложился на траве. За неимением ножа, мясо и хлеб пришлось отрывать руками, но это была мелочь, по сравнению с, наконец, слегка коснувшийся его, радостью. Но радость эта, была какая-то слабенькая, не соответствующая его предположениям и надеждам, она скользила где-то на поверхности и никак не могла проникнуть во внутрь. Мысль о свободе, странным образом не вызывала в нем того опьянения, которое он ожидал и представлял себе много раз. Юра оглядывал окружающую растительность и всеми силами старался раствориться в этих красках, в этом празднике гармонии и наслаждения бытием. Он чутко прислушивался к своему внутреннему миру, в ожидании взрыва осознания факта освобождения, но находил лишь маленькую радость от того что он один, что на него никто не смотрит, и он, если захочет, то может сейчас, также как на "своей скамейке" в доме Ибрагима, предаться своим любимым фантазиям. Сколько раз он мечтал об этом, сколько раз он рисовал себе эти мгновения, и вот они наступили, а он не чувствует их, чего-то нет, чего-то явно не хватает. В плену ему казалось что он просто задохнется от счастья в первые минуты освобождения, что вся природа, весь свет, просто возликуют от этого праздника... но праздника не было, и размышляя над этим, Юра пришел к выводу что, вероятно, это объясняется тем, что он еще не покинул неспокойную территорию, еще не известно чем все закончится, и это логичное рассуждение тормозит ощущение полного избавления от несчастья. Там, внутри, ЕГО мир, прекрасно понимает все это, и не спешит подчиниться его искусственно вызываемым чувствам, ЕГО мир знает, что это всего лишь первый шаг на пути к свободе, и до тех пор, пока Юра не преодолеет все опасности этой территории, этот ЕГО мир не даст почувствовать ему полного счастья освобождения из плена...

А что если его уже кинулись искать? Сообщили боевикам? И сейчас, пока он теряет здесь время, чабаны вместе с боевиками прочесывают лес в его поисках? Эти мысли словно током пронзили тело, и к нему вернулось решимость и желание действовать. Он быстро собрал и уложил в рюкзак оставшийся завтрак, свернул бурку, оделся и двинулся в путь. Глупо сейчас расслабляться, размышлял Юра, тем более что он расположился внизу, его могут заметить сверху, надо как можно дальше отойти от кошары.

Постепенно войдя в ритм, пересиливая лень, возникшую после еды, Юра быстро поднимался по склону. Перевалив через вершину, не замедляя шаг он начал спуск. Склон был покрыт все тем же густым лесом. И вдруг до него донеслись далекие звуки, Юра застыл на месте и прислушался, сомнений быть не могло, это блеяние овец, вероятно кочующая отара. Внизу по идее должна протекать речка, звук идет оттуда, чуть в стороне. Вероятно они продвигаются по руслу реки.

Юре пришла мысль забраться на дерево и осмотреть местность. Выбрав наиболее удобное для этой цели дерево, он скинул груз и полез наверх. Он забрался почти на самую макушку, прежде чем увидел внизу овец. Как он и предполагал, внизу протекала речка и животные двигались по каменистому берегу. Через некоторое время удалось засечь пастуха на лошади. Оружия не было видно. Овец было всего штук двадцать, возможно что пастух был один. Юра слез с дерева и осторожно продолжил спуск. Необходимо подождать пока они не пройдут. Он спустится на безопасное расстояние и будет наблюдать за ними.

Юра подобрался поближе и засел в зарослях откуда была видна медленно бредущая отара. Местность по прежнему не позволяла сказать с уверенностью о правильном направлении. Можно попытаться сориентироваться по солнцу, но в тот раз они затратили много времени на сборы, следовательно вышли позже и солнце находилось правее. Не имея часов сориентироваться было довольно трудно, тем не менее Юре удалось вспомнить что продвигались они примерно в юго-восточном направлении. Это было весьма приблизительно, пересеченная местность часто диктовала свое направление, но подумав что ему не обязательно строго придерживаться тропинки, по которой шел караван, Юра решил идти на юго-восток, сообразуясь с рельефом местности по ходу продвижения.

Чабанов оказалось двое. Один без лошади, с чабанским посохом в руках. Это были довольно пожилые мужики в простой гражданской одежде. Они двигались медленно и Юра внимательно разглядел их черты лица. Просиживание без движения вскоре стало раздражать его. Юра вскинул автомат и взял одного чабана на прицел. Множество шальных мыслей затеснились в голове: он может уложить их обоих... эти люди встали на его пути... он должен действовать без оглядки и напролом, только таким образом необходимо идти к своей цели, разрушая и уничтожая все вокруг. Провидение в лице этих чабанов послало ему маленькое препятствие, тем хуже для них, значит у них такая судьба...

Правая рука напряглась и указательный палец застыл на спусковом крючке. Тело замерло, он был абсолютно спокоен. И лишь в последнее мгновение, когда палец уже начал преодолевать сопротивление спускового механизма, Юра понял что шум выстрелов может привлечь внимание тех, кто возможно сейчас ищет его. Он расслабился и опустил оружие. Мысль о том что эти люди только что избежали смерти, даже не подозревая об этом, вызвала не испытанное ранее, чувство превосходства и могущества. Юра усмехнулся и с презрением посмотрел на чабанов: "Я подарил им жизнь, а они даже не знают этого". Безрассудно рискуя быть замеченным, он встал во весь рост и глядя сверху вниз на удаляющихся людей, наслаждался необычным приливом энергии и уверенности в своей власти. Их судьба могла измениться в одно мгновение. Независимое от них стечение обстоятельств вокруг, могло разом оборвать их жизни, разом изменить состав их семей, родных и близких. Если бы у него был глушитель, или же если его в данный момент нагоняли преследователи, то эти люди невольно помешали бы ему, его решение в отношение их жизни и смерти было бы иным, он расстрелял бы их обоих.

Это размышление, наряду с ощущением своей силы и власти, сразу же несло в себе мысль о беззащитности человека перед случаем и стечением обстоятельств. Эта тонкая корочка льда, на замершем океане смерти, которая никогда не поддается аналитическим расчетам и планированию, хрупка и ненадежна. При всей своей предусмотрительности и осторожности, человек никогда не узнает какой именно его шаг вызовет трещину и поломку льда под ним...

Быть может в то время пока он стоит сейчас здесь и рассуждает об этом, в него уже целится снайпер, находящийся за километр от этого места... Эта мысль заставила Юру вздрогнуть, он с опаской стал оглядываться вокруг. Отара прошла и удаляющиеся голоса животных затерялись в зарослях ущелья.

Он быстро спустился и перешел речку вброд, впереди были сплошные джунгли. Юра взял несколько влево, что по его мнению соответствовало правильному направлению. Среди деревьев и кустарников не было даже намека на тропинку. То и дело проваливаясь в невидимые углубления в покрытой зеленью земле, за час, он не преодолел и пол километра, а дикие заросли становились все более не проходимыми. Но назад возвращаться не хотелось, Юра упорно шел вверх по покатому склону, продираясь сквозь густую растительность, не видя далее двух метров вокруг себя. Наконец он выбился из сил и сел передохнуть. Необходимо было снова забираться на дерево, и осмотреться вокруг.

После небольшого привала он не без труда отыскал подходящее дерево и залез наверх. При всем нежелании возвращаться назад, он был вынужден себе признаться в такой необходимости. Этот шаг выглядел как маленькое поражение. И без того неважное настроение испортилось окончательно. Он спустился обратно к речке и прошел чуть вверх по течению. Внимательно осматривая склон, Юра выбрал в зарослях лазейку и свернул на этот маршрут, диктующий свое направление.

Ночь застала его посреди незнакомого леса. Пока серое вечернее небо позволяло различать предметы, Юра нашел подходящее место, подкрепился хлебом и айраном и устроился на ночлег. Усталость накопившаяся за этот необычный день порождала предвкушение крепкого здорового отдыха. Он с удовольствием растянулся на теплой бурке. Рюкзак заменил подушку. По мышцам спины, освободившейся от непривычной тяжести, разливалась мягкая истома, но заснуть не удалось. Сырой воздух наполнился густым благоуханием леса и беспокойными ночными шорохами.

Юра лежал с открытыми глазами. Сквозь кроны деревьев мерцали холодные звезды, напоминая о беззащитности маленького, хрупкого человека. Как ничтожны его проблемы в масштабе этих звезд. Мировое сообщество... глобальные проблемы цивилизации... иллюзия порядка, созданная обществом, за которую цепляется отдельный человек, в попытке получить с этой иллюзии свою крупицу счастья... Точно так же как проблемы жителей планеты Земля не существуют в масштабе этих звезд, проблемы отдельного человека не существуют для общества... его мир остается недоступным для кого бы то не было. В сущности человек, всю свою жизнь проводит в одиночной камере, где нет ни входа ни выхода, есть лишь маленькие щели слухового и смотрового окошка, через которые он общается с такими же узниками далеких, одиночных камер. Ему дано небольшое развлечение: он может населять свою камеру воображаемыми предметами и фантазиями, и это уже дает ему основание считать себе богом - творцом собственной вселенной. У него есть возможность видеть близкого человека, прижимать его к своей груди, чувствовать запах, ощущать его дыхание, но доступ в его камеру на веки остается закрытым. При помощи звуков он кричит о своих проблемах, о своем мире, о свои стремлениях и желаниях, но слова - слабые, туманные символы, отдаленно отображающие те образы которыми он населил свою камеру, с трудом проникают в узкие отверстия чужих окошек, заведомо обреченные на непонимание, поскольку для того что бы представить себе, о чем кричит сосед, надо зайти к нему домой и рассмотреть своими глазами предметы, которыми он населил свою одиночную камеру... хрупкая иллюзия общения, призванная заслонить слепой хаос, отвлечь от осознания вечного беспредельного одиночества в бесконечном мраке вселенной... Камера-одиночка, с глухими неприступными стенами...

И вдруг пришел СТРАХ, страх появился весь и сразу, во всей своей бесконечной полноте, ОН подошел к Юре и мгновенно захватил его сознание в свой страшный плен. Юра инстинктивно почувствовал что нельзя сейчас давать разыграться своему воображению, надо отвлечься, переключиться на другую тему, он сделал попытку подумать о чем-то другом, но изнутри... давно забытые детские страхи, прозябавшие на пыльных задворках памяти, сразу откликнулись на призыв своей стихии, вышли из глубин и поглотили все тело. Дремучий, страшный лес ярких, детских кошмаров, ожил в окружающей ночи и навалился всей своей враждебной тяжестью. Темные тени угрожающе зашевелились, обнаруживая свои злые, страшные намерения, ветви сказочных деревьев, превратившись в мощные щупальца хищного лесного организма, застонали в предвкушении своей жертвы, шорохи ночных тварей, оказались слаженной работой единого, злого умысла против него...

Юра приподнялся и сел на бурке. В голове гулко стучало сердце...Что я наделал прошептал он, - как я мог решиться на такое безумие, это же самоубийство... Я же не выживу здесь, я заблужусь и рано или поздно попаду обратно в руки боевиков, но тогда они уже не будут со мной церемониться... Что я наделал... Надо вернуться, надо вернуться и объяснить свою ошибку... Надо подойти к Хамзату и сказать что хочу учиться... Надо найти Ахмета и сказать что я испугался, после трагедии на кошаре, и пошел обратно в аул, а по дороге заблудился... надо выбросить оружие, выбросить все...

Юра порывисто встал, будто собираясь прямо сейчас идти обратно. Он озирался на злой, враждебный лес и ему хотелось плакать... А что если на него нападут волки или шакалы, когда он заснет? Как он не подумал об этом раньше?

Обессилено упав обратно на бурку, Юра просидел всю ночь, боясь шелохнуться и закрыть глаза, беззащитно впитывая в себя страхи ночного леса. Ночной лес проникал в сознание и по хозяйски учинял там хаос и беспредел. Воля, парализованная ужасом и одиночеством, предала свое "я" и скрылась в неизвестных измерениях, не в силах сделать даже попытку сопротивления этому бесконечному страху огромного леса.

Когда забрезжили первые признаки рассвета, Юра прилег отдохнуть и сразу же заснул.

Утреннее щебетание множества лесных птиц, настойчиво ворвалось в его сновидение. Он открыл глаза и увидел чистое, синее небо. Где-то в стороне всходило солнце. Солнечные зайчики прыгали перед глазами, даже после того, как Юра снова их закрыл.

Проспав еще несколько часов, Юра поднялся когда солнце стояло уже высоко. Свежий прохладный ветерок бодрил хорошо отдохнувшее тело.

Легкий завтрак и сразу в путь. В чистом прозрачном воздухе, переполненном лесными запахами и солнечным светом, ночные сомнения и страхи казались несерьезными и малопонятными. Как он мог допустить мысль о возвращении в лагерь боевиков? Он скорее перестреляет всех боевиков, чем согласится еще раз жить по чьим-то приказам. Ему надо выйти за пределы республики охваченной войной, а дальше надо бежать из России, куда-нибудь в тропики, на острова, где он поселится в хижине, подальше от цивилизации, и будет сам себе хозяином. В памяти всплыла картинка "Атлас мира", судя по которой, пройдя через Грузию и Турцию, он выходит к Персидскому заливу, а там и до океана рукой подать. По дороге он ограбит какого-нибудь богача, если потребуется он ограбит кучу богачей, а уже с деньгами, он сможет проникнуть на какой-нибудь корабль, и на нем он доберется до затерянных в океане, далеких островов.