Черненко Анна : другие произведения.

Выбора нет (М)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тип критики - М. Рыцарь Ордена короля Стаха.

Выбора нет.

  
   Широкоплечий мужчина, в накинутом тулупе, сидел на крыльце дома и смотрел в темноту. Он как будто не замечал ни морозного ветра, растрепавшего чёрные густые волосы, ни падающего снега, проникающего за шиворот колючими иголочками. Аким любовался зимней студзёновской ночью: снегом, ветром и, то и дело появляющимся из-за туч, месяцем. Особенно притягивала взор чернеющая кромка леса на горизонте. Красиво. И так спокойно...
   Из хаты послышался разговор. Вернее Аким знал: всё это время говорит его отец. Но представить, что столь не похожие по интонации голоса принадлежат одному и тому же человеку, было трудно. Тем более что это ЕГО отец может ругаться таким грубым, хриплым голосом, или визжать как разделываемая свинья. А то бывало и скулил, словно побитая собака. Правда, такое случалось редко, чаще всего он просто бормотал что-то невразумительное и ворочался с боку на бок. Иногда замолкал - телу нужна была передышка и короткий сон, чтобы не представиться раньше времени, не отмучавшись положенный срок. А лежать ему на этой печи ещё дня два, не меньше. В такие кратковременные периоды затишья отдыхала вся семья. Замолкал старый ведун - и покидала хату нечистая сила, чтобы через час, другой вернуться.

***

   Четверо суток прошло уже с того дня, как отец Акима, Василь, полез на печку. Случилось это сразу после вечери. Аким, тягал вёдра с водой, а тётка Ганна по привычке стала убирать со стола. Василь же, который был весь вечер необычно хмурый, не торопился вставать с лавки. Положив руку на плечо сестры, спокойно, но настойчиво попросил:
  
   -Подожди, Ганна. Посиди. Мне вам сказать кое-что надобно.
  
   Женщина, с недоумением покосившись, всё же села на место. Боялась она этого спокойного и твёрдого тона своего добродушного брата. Ничего хорошего он не предвещал.
  
   -И ты, доченька, подойди сюда, - усадил он двенадцатилетнюю Анэльку по другую сторону от себя.
  
   Зашедший с ведром воды в горницу Аким застал картину серьёзного и взволнованного семейства. Поняв, что ждут только его, разогнулся и встал, выражая готовность слушать.
  
   - Всю свою жизнь я был ведуном, - со вздохом начал Василь, - и старался использовать данную мне силу во благо. Не всегда у меня это получалось, но, надеюсь, я делал больше добра людям, чем зла.
  
   Тётка испуганно охнула, а он продолжил уже более уверенным и твёрдым голосом:
  
   -За всё в этом мире надо платить. Вот подошёл и мой черёд. А Аким примет мои силы.
  
   Произнося последние слова ведун смотрел прямо в глаза сыну.
  
   Старуха со слезами сразу запричитала: "Братик, родненький, да на кого ж ты нас покидаешь!". Девочка тихо плакала отцу в рубаху. А Аким не двигался с места. Этого момента он боялся больше всего последние четыре года. Василь заметил его сомнения и печально покачал головой. В его глазах хорошо читалось то, что много раз говорил он своему сыну на протяжении последних лет:
  
   -Не дури, Аким. Никуда от судьбы своей ты не уйдешь. Прадед мой был колдуном, дед был, я колдун и ты познаешь эту участь.
   Тогда сын подошёл и обнял весь этот плачущий ком, его семью, посмотрел на отца последний раз и пошёл из хаты, бросив на прощание: "Бывай, батька". Не обернулся он ни на властное "Аким!", не задержался и во дворе. Ноги сами несли вон из села, к полю. За ним никто не пришёл. Просидев сутки среди колосьев ржи, он вернулся в родной дом. Отец уже лежал на печке, закрывшись от глаз людских старой шторкой. Перед этим он поставил себе туда ведро воды, да строго-настрого наказал никому за печку не заглядывать, шторку не открывать и с ним не разговаривать, чтобы он не просил и сколько бы там не пробыл. А мучиться ему предстояло ровно шесть дней и ночей. Все этого ждали с особым нетерпением - и семья его, и село, и даже навье царство. Когда уже перестанет страдать такой дорогой и любимый человек? Когда уйдут из дома все эти злыдни и шатаны, что поселились сейчас за печкой и не знают никакой управы? Скоро ли селяне получат нового ведуна, сильного и молодого, а дети навьи найдут себе следующего хозяина? Все ждали...
   А Аким подолгу не мог заснуть по ночам, всё чаще его мучили кошмары. Что, если не подойти на зов отца, не прикоснуться к протянутой руке, попробовать изменить судьбу?

***

   Из задумчивости его вывел лай собаки, раздавшийся из соседнего двора. Надо было возвращаться в хату. Мороз уже основательно успел пролезть под тулуп, руки и ноги практически не чувствовались. Да и тётка Ганна забеспокоиться, пойдёт проверять далеко ли ушёл её непутёвый племянничек. Тяжело вздохнув, он поднялся и пошёл внутрь. За время "болезни" отца в хате произошли кое-какие изменения: на второй день тётка отправила Анэльку пожить к родне на другом краю села ("Нечего дитятке малому такие муки батьки родного видеть!"), а сама легла на лежанку около печки, где до этого спал Аким ("Чтоб за таткам твоим приглядывать").
   Скинув валенки и тулуп, он задержался у кадушки попить воды. С теплотой посмотрел на мирно спящую старуху, задержал взгляд на колыхающейся шторке, из-за которой слышался хриплый шёпот и чужие нервные смешки, и пошёл к себе в закуток, что примыкал к горнице. Улегшись на низкую и неудобную лежанку, обвёл взглядом небольшую комнату, которую он маленьким делил сначала с тёткой, а потом с Анэлькой, когда та подросла. Из темноты выступали очертания незамысловатого крестьянского обихода: старый, грубо сколоченный буфет, небольшой сестринский калаврот, на котором тринадцатилетняя девочка уже пряла шерсть зимними вечерами, вторая лежанка, ещё более маленькая и неудобная. По стенам были развешены пучки трав и кореньев, а также различные мешочки, в которых можно было найти сушёные хвостики, лапки, кору различных деревьев и много чего другого - особенность хаты ведуна. Единственным ярким пятном в комнате был плетёный из лозы куфар, который Василь купил дочурке год назад. Анэлька очень им гордилась и уже составляла в уме список приданого, которое будет прясть и вышивать долгими вечерами, чтобы к замужеству этот куфар был полон. Каждый раз, вспоминая сестру, на душе у Акима теплело.
   На прощание, перед тем как переехать к бабе Лиде, она долго стояла рядом с ним во дворе, не решаясь произнести просьбу. В её душе боролись любовь к брату и любовь к отцу.
   - Акимчик, родненький, ты ведь станешь ведуном? - наконец спросила она. Мужчина нахмурил брови:
  
   -Анэлька, я не...
  
   -Тебя ж батька всему этому знахарству и колдовству выучил! Да и как же люди без тебя будут? Они ж привыкли, сами ничего не умеют, - быстро затараторила девочка.
  
   Аким положил руки на её хрупкие плечи, заставляя посмотреть ему в глаза.
  
   -Сестричка моя, понимаешь, мне cпокойной жизни хочется. Большую семью, свой дом, куда бы люди приходили просто посидеть, поговорить. Как с соседом. А кто ж в дом ведуна по душам пойдёт общаться? Нас и за людей то не считают. Когда горе - в ножки кланяются, а ежели всё хорошо, то и не грех за спиной служкой дьявольской назвать.
  
   - Так женись на Марьяне! Я же знаю, нравится она тебе. Детей заведёте. А то что люди говорят... Так не слушай дураков этих! Вон папка всю жизнь прожил, нас вырастил. И ты справишься.
  
   -Разве ж это спокойная жизнь будет? Да и как я стану растить сына, зная, какая доля ему уготована, - горько усмехнулся мужчина. - Нет, Анэлька, если и буду ведуном, то никто от этого больше не пострадает. Но я сделаю всё, чтобы этого не произошло.
  
   - А татка? Как же... Он там, на печи, будет лежать, покуда черти его не загрызут, если ты не подойдёшь...
  
   Аким тяжело вздохнул и присел на завалинку возле хаты, крутя в беспокойных руках шапку. Как ещё объяснить маленькой девочке этот нелёгкий выбор?
  
   - Знаешь, боюсь я. Страшновато это как-то, такой силой обладать. А если сделаю что не так? Всю жизнь потом расплачиваться? А то и после... Ведун, он же каким должен быть: к людям со всей душой относится, в просьбах не отказывать, помогать в тяжёлое время. И при этом волей железной обладать, чтоб всех этих нечистиков в рукавицах ежовых держать и роспуску не давать. Вот как наш батька. А я... Нрав у меня тяжёлый. Я таких дел могу наворотить, если разозлюсь!
  
   Только ей он мог вот так изливать душу. Только перед своей маленькой босоногой сестричкой в старом штопаном сарафане не стеснялся молодой мужчина дать слабину, показать свои переживания и опасения. Она его знает и любит. И не осудит.
   У девочки по щекам побежали слёзы. Она понимала, хорошо понимала. Но и отца было жалко. Они же не только тело его мучают - душа вечность неприкаянная будет. Если бы она только могла как-то помочь. Анэлька молча обняла брата, развернулась и пошла по улице вглубь села.
  
   Вспоминая сестру, Аким задремал. И спал в этот раз крепко до самого рассвета.
  

***

   Начинались шестые сутки лежания Василя за печкой. В последние дни он всё чаще замолкал, уже не кричал и не буянил. Вот уже полдня в доме стояла тишина. Тётка Ганна с Акимом, уже привыкшие к постоянному бормотанию и шебуршению, с опасением и каким-то болезненным ожиданием поглядывали на задёрнутую шторку.
   Старушка стала подолгу смотреть на племянника, когда думала, что он не видит. Всё гадала, как же поступит Аким. Не может он избежать участи своей. Ведь и отец её был селянским ведуном, и дед с прадедом. И когда заявил четыре года назад своенравный сын Василя ("Всё ж таки надо было лучше его воспитывать, да лупить посильнее!"), что не будет он колдуном, хоть режь его, не верила в это тётка. Силы знахарские и чародейные заложены в нём с рождения, так уж повелось в их роду. И как ни отмахивайся, ни отбивайся - от судьбы не уйдёшь. Тем более нечисть ведь тоже знает хозяина своего, пусть и будущего, и просто так не отпустит на свободное и беззаботное житьё-бытьё.
   Аким же чувствовал нарастающее день ото дня напряжение. Внутри него словно натягивалась тонкая струна. Стали чудится какие-то голоса из вроде бы пустого гумна, на чердаке шебуршило и топало, а ночью виделись неспокойные сны. Но он с детства привык и не к таким странностям, поэтому там, где подозрительный крестьянин полезет с вилами на чердак, Аким переворачивался набок на лежанке , стараясь не вслушиваться в окружающую его разноголосую тишину. Скоро подойдёт момент передачи, он это даже не просто чувствовал - знал. И хотя для себя давно решил, что не подойдёт он к печи, не возьмёт сухую старческую руку в свои широкие ладони, в душе его царило смятение.
   Всё чаще стали вспоминаться Акиму случаи из детства.
  

***

   Впервые Аким близко познакомился с детьми навьими, когда ему было восемь годков. Помогал он тогда Василю собирать травы в лесу, который начинался за полем и простирался вплоть до северного берега Нарочи. Увлёкшись, вышли они к озеру, уж больно хорошо на окружающей его прогалине разрослась плакун-трава. Озеро было небольшое и имело идеальную форму круга. Посреди его был остров, заросший берёзами да мелкими елочками. Смотрелось это величественно и сказочно. Но было что-то личное в этом месте, как - будто в чужой дом без спросу вошёл. А через минуту Аким только утвердился в своих чувствах: из воды к ним выходили две красивые нагие девушки. Кожа их была темна и переливалась, как вода в лунном свете, волосы зелёной паутиной опутывали фигуры, а на руках и ногах мальчик заметил перепонки как у лягушек. Озерницы. С дерева, возле которого стоял мальчик, послышался, словно журчащий ручеёк, смех. Подняв голову, мальчик увидел сидящую на ветке русалку: перламутровая кожа серебрилась в солнечных лучах, длинные, угольно тёмные волосы волнами спадали с плеч, едва не касаясь его головы, как и стройные ноги, которыми русалка болтала в воздухе. Завораживающая картина, не будь этих холодных водянистых глаз без единой эмоции.
   На плечи легли тяжёлые, оберегающие руки отца. Озерницы подошли к ним, и пока одна из них склонив голову набок рассматривала притихшего ребёнка, вторая заговорила с его отцом тихим грудным голосом:
  
   - Приветанне, Панове. Давненько вас не было в наших владениях. Что привело к нашему озеру?
  
   - И вам день добрый, красавицы. Вот, травушки целебные собирали, да сюда забрели. Уж очень одарила матушка природа места здешние. Вы не прогневайтесь на колдуна бессовестного, что без спросу на землю вашу пришёл.
  
   -Что вы, пане. Какая тут обида! - на губах Озерницы появилась улыбка, хотя в глазах по-прежнему плескалась пустота, - У нас так давно гостей не было, совсем заскучали мы в одиночестве. Даже и поговорить не с кем.
  
   -Да куда уж там! Однобокая это беседа будет. Нам никогда не сравняться с вашей вековой мудростью , - с лёгким поклоном ответил человек.
  
   - А кого ты к нам привёл? - после небольшой паузы прошелестела русалка, одним плавным движением опускаясь с ветки на землю и заглядывая в глаза Акиму. Тот не выдержал и отвернулся, спрятав лицо в складках отцовской рубахи.
  
   -Сын это мой.
  
   -Сын значит. Красивого приемника растите вы, панове. Может, посидите с нами? Мы вам песни про края дальние да чудеса иноземные споём. И травок целебных дадим таких, каких во всём нашем лесу ни один человек не найдёт.
  
   - Вы уж простите, панночки, мы и так загулялись. До дому надобно идти. Так что до свидания, красавицы. Передавайте мой поклон Гаспадару вашему.
  
   С этими словами Василь развернулся и, не отпуская сына, действительно пошёл в сторону села.
  
   - Что ж... Бывай, панове. - на прощание сказала Озерница.
  
   Не ускользнул от обернувшегося ведуна задумчивый взор русалки, направленный в спину рядом шагающего сына. С тех пор Акиму запретили далеко забираться в лес, не говоря уже о том, чтобы подходить к тому озеру. Озерницы частенько зазывали людей своими дивными песнями. Очухивался одурманенный человек только уже под водой, когда из лёгких уходили последние остатки кислорода. Не зря прозвали это озеро Пропащим. А уж на молодого ведуна сети будут расставлены по всему лесу, пока не наберётся он силы и мудрости и не сможет сам приструнить наглых утопленниц.
  

***

   А вот он маленький сидит на тёплой печке вместе с другими детьми и наблюдает за взрослыми, расположившимися за столом. Тётка Ганна, ещё с гордой осанкой и крепкими руками, хлопочет у казана. Отец с блеском в глазах, активно размахивая руками, рассказывает соседу о какой-то очень полезной травушке, что при горячке лучше средства не найти, и что растёт это чудо только в первую половину Травеня . Сосед сидит скукожившись и слушает эти излияния, не смея перебивать ведуна, да иногда бросает косые взгляды на стоящий посреди стола самогон. Тётка, сжалившись и переглянувшись с жёнкой его ,Марфой, наливает тому чарку. Мужчина выпивает и с мужественным видом даже начинает поддакивать Василю. А того это очень сильно забавляет и расходится он вовсю, пудря голову незадачливому собеседнику. Не сдерживают его даже укоризненные взоры любимой жены Лялечки, матери Акима.
   Вдруг раздаётся стук в дверь. Уже подозревая нехорошее, тётка с ворчанием ("И кого это черти на ночь глядя принесли? Всё им дома не сидится...") идёт в сени. И появляется в горнице уже не одна: неловко крутя в руках шапку, стоит рядом с ней Степан, местный селянин. И начинает свою речь, что, мол так и так, жёнка его с утра в лес за ягодами ушла и до сих пор её нет. Уже и искать всем двором ходили, и кричали, и звали, да только не нашли. Может уважаемый ведун сходит в лес да посмотрит, не приглянулась она лесуну старому, не запутал ли он тропки, не обманул ли глаза людские?
   Как тут откажешь? И идёт Василь из тёплой хаты в холодную дождливую ночь. Вернётся он не скоро: пока найдёт нужную, так хорошо скрываемую дорожку, да будет уговаривать этого деда зелёного отпустить женщину несчастную. И ведь придётся ещё полночи истории рассказывать, да хлебом домашним угощать - очень уж охотлив лесун на такие посиделки и байки селянские.
  
   Таких случаев были сотни. То скотина заболеет или убежит, то захворает кто, потеряется - все к одному на всё село знахарю шли. А ведь напасти не выбирали удобное для ведуна время. Гости незваные приходили и по ночам, и в стужи лютые, и когда дороги размывало - не проехать, не пройти. И ни разу Василь не отказал, делал что мог.
   Особенно туго приходилось, когда к хворым звали, которые без помощи ведуна уже умирали. Приходилось тогда их не только травками отпаивать, но и наговоры делать - жизнь свою укорачивать. Потому и не долог век колдуна, хоть и здоровье у него отменное. Случалось, приставучие духи за ним увязывались. Вот тогда уже приходилось самого знахаря выхаживать. Детей в таких случаях сразу отправляли в закуток, но Аким часто подглядывал. А отец как придёт - на лавку кулем валится и сознание теряет. И дня три, а то и неделю в горячке лежит, бредит. Иногда пронесётся ночью над лежащим ведуном дух девушки с грязными путаными волосами в сером или чёрном одеянии - это Чума или Холера, то образ старухи безумной рядом со скамьёй появится, караулит ослабленного колдуна - Воспа Рябая . Василя на ноги ставила неусыпная забота любящей Лялечки. Потом, после её смерти при родах Анэльки, эту обязанность взяла на себя тётка. Взрослеющий Аким тоже рвался помогать, но духи чувствовали подрастающего ведуна и пытались повлиять на неокрепший дар ребёнка. Поэтому Василь настрого запретил сыну приближаться к нему, когда тот не мог дать отпор нечистикам.
  
   Один раз ведун вернулся из леса очень потрёпанный. Весь мокрый, трясущийся, с запутавшимися водорослями в волосах и синяками на шее - пытался достать молодого мужчину, которого русалки в озеро заманили. Но не получилось - чуть самого утопленницы не утащили. На третий день, когда отцу стало лучше, Аким сел рядом с лежанкой на корточки и задал вопрос:
  
   -Татка, почему ты так часто болеешь?
  
   -Я колдун. За это надо платить.
  
   -Так ведь ты людям помогаешь!
  
   -Помогаю. Иногда чужие болезни на себя переманиваю. - Василь погладил встрёпанную макушку сынишки, - Поэтому и болею часто.
  
   -А зачем?
  
   -Так ведь они умрут. А я полежу и отойду.
  
   -Получается, ты из-за чужих людей страдаешь?
  
   -Да.
  
   -И я буду, когда вырасту?
  
   -Наверное.
  
   Вот подрастающий Аким и начал задумываться, почему это отец его должен мучиться за людей, которых он не знает или не любит. Стал чаще обращать внимание на обидные прозвища, которыми его награждали в детстве. Если тогда соседские мальчишки называли его служкой дьявольской прямо в лицо, то в будущем изменится лишь то, что происходить все эти перешёптывания и сплетни начнутся за его спиной. А сами злословы по-прежнему будут обращаться при беде всё к тому же ведуну. Потому что повелось так. Как свадьба, радость, именины - люди в церковь идут, бога благодарят. А ежели беда какая случилось - то ведун поможет, и денег много не возьмёт. И если отец стерпелся и ужился с этим, то Аким с таким положением мириться не хотел. И когда ему исполнился двадцать один год, он об этом и сообщил Василю. С тех пор обучение Акима как ведуна прекратилось, хотя отец и настаивал на продолжении, мол в будущем всё может пригодится. Но молодой мужчина хотел обзавестись семьёй, построить дом на другом краю села и забыть о Навьем царстве раз и навсегда. И даже будущею жену себе приглядел - Марьяну. Красивая, тихая, работящая. Та вроде подозревала о чувствах Акима, но сторонилась его. А при встрече в её глазах проскакивал какой-то детский испуг.
  
   -Ну, ничего, - думал он, - вот поймёт она, что никакой я не колдун, и приглядится повнимательней. А уж там и заметит, что и работящий, и не пьющий. Любить и оберегать её буду. Детей нарожаем. Сначала девочку, чтоб помощница хозяйке росла. А за ней и мальчика. А потом как Бог пошлёт. Главное - это большая семья. Чтоб друг за дружку горой и другим все вместе отпор давали.
  
   Но с приближением смерти отца вот эта его будущая спокойна жизнь становилась всё туманней, а навье царство наоборот реальностью.
  

***

  
   Когда на шестые сутки наступила ночь, в хате, где стояла мёртвая тишина (даже черти угомонились) послышались шорохи. Вдруг из-за шторки вытянулась рука и отец, словно и не было этих шести дней мучений, спокойно сказал :
  
   -Аким, подойди.
  
   Мужчина, встал с лавки, строго глянул на старуху, словно говоря: "Не вмешивайся", и подошёл к печи.
  
   - Возьми меня за руку.
  
   -Нет.
  
   Из-за шторки послышалось угрожающее шипение. Отец уже более повелительно повторил:
  
   -Аким, возьми мою руку. Сейчас же.
  
   -Нет, батька. Прости меня, но от своего решения я не отступлюсь.
  
   Сказав, развернулся и вышел из хаты. За спиной раздался полный боли и обречённости крик Василя:
  
   -Дурень! Они всё равно этого добьются!
  
   Однако выбраться из села этот раз оказалось не просто. Метель была такая, что молодого и сильного мужчину сдувало как щепку. Пару раз сильные порывы ветра опрокидывали его на спину. Он поднимался и упорно шёл дальше к краю села туда, где начиналась дорога через поле на соседний хутор. Но протоптанной людьми за день тропы не было. Сделав пару неуверенных шагов, Аким словно натолкнулся на невидимую стену и опять повалился в сугроб. Поднялся он на ноги только через несколько минут, потому что его крутило и бросало ветром так, будто кто-то невидимый пинал и толкал мужчину.
  
   -Вот так, значит, да?! - со злостью крикнул он в темноту, - Ну мы ещё посмотрим, кто кого!
  
   Пришлось возвращаться обратно в село. Раз уж не выпускают его даже в поле, то найдёт он, где переночевать. Вот только куда податься? К бабе Лиде, у которой сейчас Анэлька живет? По сестре он соскучился, но любопытные родственники обязательно выпытают, почему дома не ночует. И как бы после этого их двоих уже не выгнали на мороз от греха подальше.
  
   "Может, Антось меня приютит? А что, вроде не трус, да и в детстве чуть ли не единственный меня защищал. К тому же отец их семье в своё время очень помог. Надо попробовать".
  
   С этими мыслями Аким поворотил до хаты друга. Дверь ему открыл отец Антося, крепкий жилистый старичок, сразу с подозрением уставившейся на незваного гостя.
  
   -Доброй ночи, пан Степан. Дома ли Антось?
  
   -Дома то дома. Где ж ему ещё быть? Вот только чего тебе в своей хате не сидится, хороших людей посреди ночи будешь?
  
   -Извините. Мне с вашим сыном побеседовать надобно.
  
   -Иди, батька. Дай с другом поговорить. - из темноты выступила фигура мужчины крупного телосложения, оттеснив старика вглубь сеней. Но тот в хату заходить не торопился.
  
   -Ну рассказывай, что хотел. - Антось тряхнул головой, убирая с глаз чёлку.
  
   -Антось, мне переночевать негде. Пустишь?
  
   Глаза мужчины хмуро смотрели на него из-под широких бровей.
  
   -Всего на одну ночь. - добавил Аким.
  
   Антось переводил взгляд с него на ворчащего за спиной старика.
  
   -Не у меня надо спрашивать, а у батьки. - вздохнув, ответил он наконец, - Пошлите уже в хату, только мороз в дом запускаем. Мань, достань картошки, да молока налей! У нас гость. - добавил он своей молодой жене, входя в горницу.
  
   Старик посторонился, давая молодым людям пройти. Переступая через порог, Аким почувствовал неприятие семейных духов, которые пытались не пустить его в дом. Но стоило мужчине немного напрячься, словно посильнее надавить на тонкую корку льда только что замёрзшей лужи, и невидимый барьер исчез. Только с тихим звоном упал приколоченный над дверью оберег. Степан с недоумением посмотрел на оставшуюся лежать у крыльца подкову, а потом с ещё большей неприязнью покосился на Акима.
  
   Женщина достала с полки крынку и протянула гостю, а сама пошла доставать картошку из печи. Аким поблагодарил, сделал глоток, и, сморщившись, отодвинул прокисшее молоко. Маня с недоумением подошла и сама попробовала.
  
   -Вот это да! Я ведь только сегодня вечером корову подоила. Не должно оно было так быстро испортиться! Прости, Аким. Сейчас я тебе бульбачку достану, хоть поешь.
  
   -Поест, и пускай до дома идёт, - в голосе старого Степана теперь не было сомнений. Он твёрдо смотрел в глаза сыну, а тот в свою очередь извиняющиеся поглядывал на Акима. - У нас и так хата маленькая, а живёт семь человек. Ты сам подумай, Аким. В родном доме тебе лучше будет.
  
   Аким с пониманием посмотрел на мудрого, но осторожного старика. Правильно, кому захочется в дом беду кликать.
  
   -Спасибо вам, что хоть в хату пустили. Простите, если что... - Аким поднялся и вышел в сени.
  
   Он ещё попробовал постучаться в несколько изб, но и там выходила похожая ситуация. Пару раз не впускали даже на порог. А метель всё не унималась. Глаза слезились от мелкого колючего снега, который проник за шиворот и тулуп уже не грел. Ноги передвигать становилось всё тяжелей и тяжелей. Мужчина чувствовал - ещё чуть-чуть и он свалится прямо на снег, чтобы замерзнуть насмерть. Что ж, если другого выхода нет, придётся возвращаться домой.
  
   В родной хате было тихо. До его прихода. Как только Аким вошёл в горницу, с печи послышалось довольный смех и улюлюканье. Одновременно с ними раздался хриплый голос Василя:
  
   -Аким, сынок, возьми дар. Нет сил моих больше это терпеть.
  
   Как же не странно слышать от отца такие слова! Тётка, всё это время провёдшая с братом, подошла и посмотрела на племянника. В её глазах плескалась вся та боль, просьба и надежда, что невозможно выразить словами. Аким молча покачал головой и пошёл в соседнюю комнату. Было слышно, как взбесилась нечисть после его отказа, с каким остервенением опять набросилась на несчастного старика, который столько лет над ней командовал, а сейчас не мог оказать даже слабого сопротивления. Тело его сотрясалось в сильных конвульсиях, то и дело слышались стоны и крики несчастного. Демоны чувствовали свободу и безнаказанность. Долго ещё будут сниться Акиму кошмары этих дней.
   А тем временем молодой мужчина так устал от блужданий в метель, что, оказавшись в тепле, его разморило, и, несмотря на крики беснующегося за стенкой, он заснул мгновенно, едва голова коснулась подушки. Во сне на него неслась женщина с черными, разлетающимися на ветру волосами и безумными глазами. Вцепившись сильными костлявыми пальцами, она начала его душить. Сон мигом слетел, однако теперь мужчина задыхался уже наяву.
  
   "Мара! Чтоб вам пусто было! Значит, спать они мне тоже не дадут. Если, конечно, не захочу быть задушенным", - мрачно усмехнулся он своим мыслям.
  
   Сильно похолодало. Оказалось, что, почудившаяся ранее тёплой, хата не топилась уже сутки. Дрова просто отказывались гореть. Аким хотел попить, но вода в кадушке оказалась протухлой. Он вышел во двор и обтёр снегом лицо, затолкав немного белых комков в рот. Со стороны калитки послышалось рычание. Из темноты на него с ненавистью и страхом глядели два жёлтых уголька. Обычно спокойного и верного Полкана от нападения сейчас удерживала только толстая верёвка. К его лаю присоединились собаки из соседних дворов. На шум выбежала тётка Ганна и, сразу поняв причину беснования животных, уже не сдерживаясь, накинулась на Акима:
  
   -Что ж ты делаешь, нехристь! Ты посмотри, что вокруг творится!
  
   Аким уставился на завалинку, где наполовину засыпанная снегом, стояла лавка.
  
   -Ты чего глаза отводишь? Что, нигде тебя не приютили, все двери перед носом позакрывали, да?! Так тебе и надо!
  
   -Тихо, женщина! Не лезь в то, что не понимаешь, - не выдержал мужчина завываний старухи.
  
   -А ты меня не затыкай! Я всю жизнь за твоим батькам смотрела, и знаю побольше твоего! - крик тётки прервался рыданиями, - Ты хоть отца пожалей, - после минутной паузы тихо всхлипывала она, - Не должен он так мучится.... Не заслужил. Не его это бремя...
  
   Оставшуюся часть ночи Аким провел сидя на своей неудобной лежанке, уставившись в потолок. В доме что-то бухало и завывало. То и дело появлялся сквозняк. Пару раз раздавался звук разбившейся посуды. На чердаке слышались чьи-то шаги. У Акима в душе боролись сотни чувств. Злость, боль, ненависть, страх сплелись в один тугой комок, подкативший к самому горлу. В голове билась одна мысль:
  
   "Главное переждать ночь. Переждать. Переждать. Пережить".
  
   С первыми петухами демоны немного успокоились, но отец по-прежнему не утихал. Приступы конвульсий и криков всё больше удлинялись, перемежевываясь кратковременными передышками, во время которых было слышно его частое хриплое дыхание. Изредка он подзывал Акима. Тётка забилась в угол и оттуда время от времени доносились её всхлипывания и причитания. Она больше не пыталась переубедить племянника, пугаясь его полубезумного взгляда и резких движений, словно загнанного в клетку зверя.
   Аким не находил себе места. Надежда, что утром станет легче и нечисть покинет дом, оставив бренное тело лежать на печи в тишине, улетучилась. Сколько времени прошло после того как прокричали последние петухи? Казалось вечность. Что сейчас, день или ночь? В горнице царил полумрак и холод. Теперь невозможно было даже выйти во двор - снег завалил дверь так, что многочисленные попытки мужчины ни к чему не привели. Духи пресекали все пути к отступлению, лишая всяких надежд. Не спавший и не евший уже вторые сутки Аким держался на одной силе воли. Но и та потихоньку ослабевала от постоянного невидимого напора потустороннего мира. Взгляд мужчины теперь не отрывался от сухой скрюченной руки, дёргающейся во время приступов. У него действительно не оставалось выбора. Отец не умирал. Аким понял, что даже если старческое тело не выдержит издевательств, то дух отца не успокоится, а нечисть не оставит его до конца жизни, которая не продлится долго.
  
   "Они были правы. Они все были правы. Невозможно изменить судьбу. Путь нашей жизни определяется при рождении, и человеку стоит только идти по нему. А нет - так умри. Кто я такой, чтобы пытаться противостоять Сварогу? Расшалившейся ребёнок, которого надо поставить на место!" - слёзы злости и обиды выступили на глазах мужчины.
  
   -Ты понял это. А теперь прими. И так слишком долго испытывал терпение богов.
  
   Аким вздрогнул. Он говорил вслух? Сухие сморщенные руки накрыли его дрожащие пальцы, передавая силу и тепло. В смотрящих на него глазах тётки светилось понимание и мудрость прожитых лет.
  
   -Иди. Они ждут тебя. Иди же!
  
   Опёршись на хрупкие плечи, он поднялся с лавки и подошёл к печи, а тётка тёмной фигурой отступила в полумрак угла. Была бы возможность - ушла бы из хаты, дабы не видеть обряда тайного.
   В горнице наступила полная тишина. Акиму показалось, что стук его сердца разносится по всему дому. Он протянул руку и резким движением отдёрнул шторку.
   Отец лежал в неестественной позе среди скомканных одеял и тряпок. Исхудавшее тело покрывали синяки и кровоподтёки, были видны следы ногтей, раздиравших плоть, волосы спутанными космами распластались по одеялу. Дохнуло вонью испражнений и мочи. Вылетели, взявшиеся откуда-то среди зимы, мухи. Часть их осталось ползать по телу старика. Но Аким замечал лишь отцовские глаза, чёрными провалами выделявшимися на бледном заострённом лице. В них не было ни капли безумия или упрёка. Наоборот, старый ведун чувствовал конец, и смотрел на сына с любовью и... извинением. Он попробовал улыбнуться на прощание, но запекшиеся губы изобразили только гримасу.
   Аким, не отрывая взгляда, крепко сжал руку старика. На груди Василя появилось чёрное облако, ранее казавшееся тенью в углу. Оно стало удлиняться, переходя по образовавшемуся сплетению рук, как по мосту, на плечо молодого ведуна. Аким почувствовал тёплоту и лёгкое покалывание. После небольшой паузы, словно привыкая к новому хозяину, чёрный сгусток резко ударил мужчину в грудь, проходя насквозь, и завис за его спиной у правого плеча. Аким, словно в замедленном сне, сполз на пол и потерял сознание. А Василь глубоко вздохнул и наконец-то отошёл в иной мир с умиротворённым выражением лица.
   Над лесом прокатились первые раскаты грома, предвещающие начало Громниц.
  
   Спустя 50 лет.
  
   На краю села два человека в грязных латаных одеждах наконец-то догнали уставшего бежать крестьянина. Поставив его на колени посреди грязной улицы, один приставил к его горлу ржавый нож, а второй бегло шарил по карманам.
  
   -У, собачий сын, говори! Где серебро спрятал? - по груди побежала тонкая струйка крови.
  
   - Нет у меня ничего, - прохрипел мужчина, - Ваши всё позабирали ещё на той неделе.
  
   - Не врёт, гнида. Опять не повезло, - второй со злостью пнул крестьянина под дых, да так, что тот аж скрутился от боли, - Надо было ногами быстрее шевелить, не оказались бы в хвосте и не подбирали бы остатками, как псы поганые!
  
   Первый, оглянувшись вокруг, схватил несчастного за волосы, заставляя поднять лицо.
  
   -Чей это дом? - встряхнул он его, тыча пальцем в неприметное чёрное строение на пригорке.
  
   - Ведуна... это... хата...
  
   Наёмники переглянулись.
  
   - Молодой? А ну отвечай, если живым хочешь остаться!
  
   -Нет... старый.
  
   -Один живёт?
  
   -Да.
  
   Крестьянин, больше никем не поддерживаемый, упал лицом в лужу, а мужчины с воодушевлением пошагали к хате.
   Внутри было темно и затхло. Единственное небольшое окно, ещё с зимы закрытое дощечками, не пропускало практически никакого свежего воздуха. Один захватчик начал обшаривать полки и буфет в горнице, второй скрылся в закутке.
  
   -Что за чёрт! И тут пусто, хоть шаром покати, - со злости плюнул мужчина, показавшийся из-за рваной шторы, - Ну что за непруха!
  
   К грязи и паутине прибавились черепки разбитой посуды, которую наёмник покидал обшаривая буфет.
  
   -Пошли отсюдава. Нету же ничего.
  
   Напарник согласно кивнул, но тут со стороны печи послышался шорох.
  
   -Погоди-ка, там кто-то есть.
  
   Мужчина подошёл и отдёрнул шторку. На него дохнуло такой вонью, что он не выдержал и отвернулся.
  
   -Мертвяк.
  
   -А чего шевелился?
  
   -Да не мог этот шевелится! Он уже недели две как труп. Проверь, если хочешь, а только я к нему не прикоснусь.
  
   Второй подошёл и заглянул за печь. Картина была тошнотворная, но насмотревшийся во время войны и не на такое, наёмник цепким взглядом окинул труп. Показалось, или действительно блеснуло что-то жёлтое в прижатой к груди руке? Убрав спутанные волосы, мужчина попытался разжать скрюченные пальцы. На раскрывшейся ладони лежала золотая монета. Оглянувшись на ворошившего какие-то тряпки в сенях напарника, наёмник с довольным выражением лица, схватил золото и засунул к себе запазуху. Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд: на него не отрываясь смотрели чёрные глаза человека, которого они приняли за мертвеца. Запекшиеся губы раздвинулись в ухмылке, обнажая кривые зубы и почёрневший язык.
   Наёмник с ужасом отшатнулся и, споткнувшись о лавку, упал. С печи послышался еле слышный хриплый смех, в котором было столько злорадства и торжества, что захотелось убежать куда подальше от этого старика, дома, села. Внезапно тело на лавке выгнулось дугой и с тихим хрустом свалилось с печи прямо под ноги мужчине. Широко открытые глаза смотрели уже по ту сторону мира.
   Вор мигом поднялся и задевая на ходу какие-то доски и лавки рванулся к дверям. Лишь отбежав метров тридцать, он остановился, чтобы отдышаться.
  
   -Эй, ты чего? - его нагнал запыхавшийся товарищ.
  
   -Ничего... Вонь жуткая.
  
   - Ааа... Ну да, есть малость. Но зачем же так драпать, словно за тобой чёрт гонится?
  
   Плечи мужчины вздрогнули, и он с неожиданной злостью посмотрел на напарника:
  
   -Нашёл чего?
  
   -Неа. Видать, плохо ворожил дед старый, раз к смерти ничего не скопил. Или дурной был очень, если люди боялись и не ходили. А ты?
  
   -И я нет.
  
   -Ну пошли тогда. Вон молодцы наши уже нагулялись с девками местными и котомки сворачивают. А мы только время даром потратили,- с досадой махнув рукой, он поплёлся за недружной гурьбой.
  
   Напарник встал и зашагал за ним. У груди что-то пекло, будто кусочек уголька туда положили. Он засунул руку и вынул монету. Та была настолько раскалена, что мигом обожгла ладонь мужчины, оставляя круглый отпечаток. Он с удивлённым вскриком отбросил её от себя. С тихим всплёском упав в лужу, она мигом почернела, не представляя собой уже никакой ценности. А мужчина с недоумением поплёлся по дороге, дуя на обожженную руку
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"