Каждый мужчина, рано или поздно, по собственному влечению или по случайности попадает в злачные места. А все они одинаковы - во всех городах, на всех континентах, за две тысячи лет до нашей эры или две тысячи лет спустя. В них дымно и царит полумрак. В них подают дурманящие напитки, и женщины не самой достойной репутации там всегда мало одеты и вполне доступны. Да и посетители подобных заведений похожи, словно чем-то неуловимо связаны. Речи их распутны, глаза жирно блестят, а ум и совесть дремлют под спудом распустившихся страстей. Вся атмосфера подобных мест напоминает замкнутый мирок, где время течет по-особому, а все, в нем происходящее, подчинено некоей закономерности. А потому не так уж важно, в какой стране и в какое время происходили дальнейшие события.
В одно из таких мест как-то вечером зашел мужчина. Что привело его туда, кто он был и о чем тогда думал - пусть останется его тайной. Одной из тех тайн, что вызывают мало любопытства. Важно лишь то, что в тот самый вечер он был скорее грустен, нежели радостен, больше задумчив, нежели жаден до удовольствий. Он выпил стаканчик крепкого напитка, немного погодя, заказал второй и медленно его пил, прислонившись к стойке. Спустя некоторое время, его взгляд, до тех пор обращенный внутрь, перешел к тому, что происходило вокруг. Слева от него двое сослуживцев наперебой ругали своего начальника, подкрепляя свое негодование алкоголем. Бармен за стойкой лениво протирал стаканы, из-под полуопущенных век презрительно оглядывая посетителей. Несколько компаний разместились за столиками. Редкие женщины натянуто смеялись и ревниво разглядывали хорошеньких официанток, с неизменными улыбками сновавших вокруг. На небольшой сцене, перед которой размещались столы, напряженно крутила бедрами полуобнаженная девица, мысли которой, казалось, были заняты чем-то глубоко повседневным. А надо всем этим, связывая воедино всех этих людей, в полумраке клубился дым, сотканный из всех здешних запахов, чувств и мыслей.
Музыка сменилась, и девушка игриво удалилась со сцены. Место ее ненадолго опустело, и все же эта пауза затянулась чуть дольше, чем полагалось. Приподняв занавес, вышла следующая танцовщица. Выйдя в круг яркого света, она коснулась рукой лица и надела искусственную улыбку. Ее едва прикрытое тело зазывно блестело, а на щеках сверкали слезы. Но весь зал, следящий за ней, и музыка, и свет, и едкий дым кричали ей: "Танцуй!", и, справившись с чувствами, она отдалась законам этого места, двигаясь плавно, кормила собой.
Мужчина, наблюдавший за ней у стойки, почувствовал к ней резкий интерес. То ли сочувствие, то ли влечение, а может оба этих чувства, смешавшись, стерли его равнодушие и отвлеченность. Он отпил большой глоток из своего стакана и неотрывно следил за каждым ее движением. Взгляд его то жадно скользил по изгибам тела, то замечал вдруг движения, чуть резкие, чуть порывистые, выдававшие, должно быть, ее внутренние переживания. Повернувшись лицом к залу, она смотрела не прямо на людей, ею увлеченных, но выше, поверх их глаз - ни на кого конкретно, но и не отпуская. Когда танцовщица давала оглядеть всю себя, поворачиваясь, она вновь уходила в себя и, казалось, всхлипывала тихонько. Даже в низкопробной музыке зрителю стали чудиться иногда трогательные нервные звуки, что окрашивали зажигательный мотивчик какой-то неясной печалью. Девушка двигалась все плавнее, словно успокоилось все в ней, утихло. В движениях ее рук, ног появилось тихое изящество, неуловимая грация. Мужчина затаил дыхание. Что-то такое сладостное, возвышенное на контрасте с атмосферой этого места проступило в нем. Он чуть не уронил стакан, когда ее плавный танец внезапно кончился и, резко подняв голову, она встретилась на мгновение с ним глазами. Что-то в ней надорвалось. Она порывисто подняла руки на плечи, пытаясь прикрыться. В глазах вместе со слезами стояла такая глубокая тоска! И как будто прозвучало от этого ее взгляда по всему залу "бежать!", и танцовщица грациозно, но резко скрылась со сцены.
Остолбеневший, охваченный невыразимым чувством мужчина стоял у стойки со своим пустым стаканом. Минуты спустя он заметил его и устыдился. Поставил на стойку, кинул, не глядя, деньги бармену. В нем носились какие-то сильные нечеткие мысли. Он понимал лишь, что должен пойти туда, к ней. Может помочь, поддержать. Хотя бы увидеть еще раз и понять, что за боль в ней так страшно терзает ее. Кто обидел, ведь он несомненно есть такой - гнусный скользкий тип с лысиной или в очках. Ох, он поплатится за такую красотку!
Проталкиваясь к проходу за сцену, мужчина сбивчиво придумывал свою первую фразу, жалел, что нет цветов, представлял, как обнимет, защитит. Уж больно плотная стала толпа, откуда вдруг столько народу вокруг?
Он попал-таки за сцену. Он преодолел целую группу мужчин, стремившихся через маленькую дверь в гримерную. Он остался почти последним. Ее маленькая комнатка оказалась полной цветов. Три спины перед ним закрывали стул, на котором она сидела. Наконец, почти все вышли. Танцовщица тщательно стирала размазавшуюся тушь перед большим зеркалом. Ему казалось, что ее руки немного дрожат, что вся эта толпа чрезвычайно докучает ей. Но он не помешает, ведь он-то видел ее тайное горе, он сможет сочувствием сгладить ее боль. Она обернулась. Вымученно улыбнулась и подала руку. Он с чувством пожал ее. Рука не дрожала. Но встретившись с нею глазами, он словно нырнул. Он понял, что она знает, чувствует его. Из глаз ее словно, слегка припухших, перетекала тихая благодарность. Он смешался и снова вспомнил про цветы, которых у него так некстати не оказалось. Невероятно смущаясь, полез в карман, достал какие-то деньги и, не считая, вложил ей в ладонь. Она не испугалась. Не заспорила. Только улыбнулась самой нежной своей улыбкой, пожала его руку и благодарила, благодарила. Тут кто-то вошел, и он собрался уходить. Чувство покоя и удовлетворения заполняло его.
Уже за дверью он вдруг обернулся, решив напоследок узнать ее имя, закрепить возникшую между ними дружбу. Остановился подождать, когда она вновь останется одна. Вошедший после него целовал девушке руку: "Ты умница, умница, моя радость! Уж эти твои слезы! Лучший мой номер - и никогда не теряет актуальности!" Танцовщица довольно улыбалась.