Аннотация: Фрагменты из романа "Монолог (Диалоги)"
ЗИНА
Первая часть
Фрагменты из романа "Монолог (Диалоги)"
-1-
-Мы же будущие друзья, Петечка. Вы не возражаете, чтобы я называла вас так?
-Разумеется, друзья, Зинаида Петровна.
-Фу, противный. Неужели трудно звать меня по имени?
-Неловко знаете, ли. С вашим мужем мы до сих пор не фамильярничали, хотя знакомы с ним несколько больше времени, чем с вами.
-Он старше вас - его и зовите по отчеству. А мы почти ровесники, так что меня зовите по имени.
-Я старше вас на целый десяток лет...
-Зиночка.
-Хорошо, Зиночка. Теперь я буду величать вас так. Супруг не осерчает?
-За что? Он души во мне не чает. Еще и не так меня кличет. А ваша Наталья? Что она?
- В каком смысле?
-Не в том, что любит - не любит, к сердцу прижмет... Раз столько лет прожили вместе, значит, любит. Как она отнесется к тому, что я стану звать вас Петечкой?
-Сочтет за честь, видимо. С вашей стороны это так мило...
-По-моему, Петечка, мы уже можем перейти на "ты", хотя не пили на брудершафт. Как смотрите на этот предмет?
-Зиночка, я не против. Но до того все же предупредите мужа...
-Предупреди, а не предупредите.
-Скажи ему, пожалуйста. Хорошо?
-Между вами пробежала кошка?
-Нет. Просто каждый из нас гуляет сам по себе.
-Мне это даже нравится.
-Что тут может нравиться?
-Все ему смотрят в рот, а ты - мимо. Вот и гуляешь сам по себе. Можно мне прогуляться вместе с тобой?
-Зиночка, ты очень опасная женщина!
-Нет, я не коварная. Глупенькая - ты ведь это хотел сказать?
-Никогда. Как можно-с?
-Потому как нельзя?
-Ты очень славная и непосредственная женщина, что в последнее время встречается с людьми не столь часто.
-И Васильев говорит, я слишком доверчива и наивна. Ему, мол, это нравится, настолько он устал от умников, но другие могут понять меня неправильно. А мне это как-то все равно... Вот если бы ты...
-Что я?
-Если б ты посчитал меня дурой, я бы огорчилась. Глупышкой - еще, куда ни шло. Или тут нет никакой разницы?
-Зиночка, разница столь же огромная, как между тобой и вами.
-Я не поняла, Петечка. Объясни, если не трудно, что ты сказал.
-Ты вовсе не глупышка и тем более не дура. Ты себе на уме.
- Не глупышка?
-Глупышкой была бы Зинаида Петровна.
-То есть десять минут назад я была для тебя дурой?
-Тогда я сам был настолько дурак, что ничего не думал по этому поводу. А раз не думал, значит, не считал тебя глупой.
-Ты был настолько глуп, что не заметил, кто я?
-Зиночка, так мы можем договориться, черт знает до чего. Попробуем поменять тему.
-Я как раз и хочу договориться с тобой, до черт знает чего. Ты же сказал, что я женщина непосредственная.
-Ты меня ловко разыгрываешь, но я уже вышел из этого возраста. Так что извини, подружка.
-Петечка, мне ужасно скучно. Муж увлеченно беседует о сложных материях с твоей женой. А ты разговариваешь со мной либо как с ребенком, либо через силу.
-Напротив, я очень увлечен нашей беседой.
-Скажу по секрету, я хочу, чтобы Васильев приревновал меня к тебе.
-Но так ты перессоришь всех нас.
-Извини, но мне не очень нравится твоя жена. Он не сводит с нее глаз, а она делает вид, будто не замечает этого. И говорят они непонятно о чем, словно на английском языке. Им даже не нужно переходить на него.
-А ведь иногда переходят.
-Можно только представить себе, о чем тогда говорят!
-Не представляю. Ей-богу, не понимаю, на что ты намекаешь?
-Не притворяйся и не богохульствуй, Петя. Никогда не поверю, что тебе безразлично, о чем они шепчутся.
-О чем еще, как не о своем романе?
-Вот! И я говорю, у них роман. Давно?
-Через год могут напечатать. Сейчас они как раз дорабатывают его.
-Противный! Я думала, ты жену любишь... Но так даже лучше для всех. И для меня.
-Не пойму, какую выгоду ты можешь извлечь из всего этого?
-Тебе будет легче сыграть роль моего... как бы точнее сказать...
-Неужели этого? Так далеко готова пойти со мной?
-Мы, Петечка, никуда не пойдем - не надейся и не жди. Мы просто разыграем тут маленькую пьеску.
-Лиса Патрикеевна ты, а не Зинаида Петровна. Я-то думал...
-И не думай! Мы должны оставаться только друзьями.
-Мы ими останемся, обещаю.
-Соблазнитель и искуситель - вот ты кто. Что ты со мной делаешь?
-Пока ничего. Но в интересах дела и для того, чтобы лучше и полнее сыграть свои роли, нам придется несколько переписать пьесу.
-Вставить в нее еще одно действие?
-Хотя бы картину.
-Как ты ее видишь?
-Так, как ее не должен видеть ни один из зрителей спектакля по ту сторону сцены.
-Что же это тогда за спектакль?
-Самой современной манеры.
-Модерн? Спектакль без зрителей?
-Актеры, играющие в этой картине, одновременно являются и ее зрителями.
-А те зрители, что в зале?
-Они могут лишь догадываться о том, что происходит на сцене.
-А нельзя ли так, чтобы они догадывались, но на нашей сцене ничего не происходило?
-У меня не хватит таланта, чтобы сыграть такую сложную роль. Придется тебе, Зиночка, найти себе тогда другого партнера.
-Нет. Другого такого мне не найти.
-Когда и где?
-Когда и где угодно. Но чтобы мой зритель не слишком догадался.
-Боишься его потерять?
-Кому я тогда, такая актриса, буду нужна? По-моему, Петечка, мы слишком громко репетируем. Наши зрители уже меньше заняты собой и поглядывают в нашу сторону.
-Меньше? Да, они никогда еще не были так заинтригованы нашей игрой. То, чего ты и добивалась, Зинуля.
-А ты не боишься, что твоя Наташа устроит тебе дома маленькую сценку - , уже из другого спектакля?
-Если устроит, я, оберегая домашний очаг, во всем признаюсь и буду прощен.
-В чем ты признаешься? В каких грехах станешь каяться? В несовершенных?
-Несовершенные - самые опасные, Зиночка. Я готов ручаться за совершенство, буде оно мне тобой позволено.
-Какая самоуверенность?! Жаль, не могу вдоволь посмеяться над тобой. Убеждена, ты - хвастунишка.
-Уже передумала? Или испугалась? Или посчитала, что уже достигла своей цели?
-Благодарю вас, Петр Григорьевич. Кажется, мы оба будем сегодня вечером достаточно биты и без того, чтобы продолжить дальше разыгрывать наш спектакль.
-Мне доставляет истинное удовольствие сообщить вам, Зинаида Петровна, что вы необыкновенно умны. Глупышка Зиночка, сыгранная вами недавно столь убедительно, позволяет мне высказать эту маленькую лесть в ваш адрес.
-Вы казуист, Петр Григорьевич. Не обессудьте, друг мой, когда мы проводим вас, вы услышите менее нежные и более точные слова.
-Заблуждаетесь, милейшая. Вы не знаете мою жену. Но Васильев - ревнивец, как я думаю. Советую не затягивать ваш спектакль. Тот театр, в который придется вам играть после прощания с нами, таит для вас немало опасностей.
-Я люблю риск, дражайший.
-Вы просто слишком молоды и прекрасны, Зиночка. В том ваше главное преимущество. И все же не переигрывайте - мой вам дружеский совет.
-Не беспокойтесь, Васильев в надежных руках.
-Тогда я окончательно одобряю его выбор.
-Только сейчас? А что вы думали о нем десять минут назад?
-Что Зиночка внесет в его пресную жизнь разнообразие. Мне кажется, в пище, которой питался ваш муж до женитьбы, отсутствовал лишь единственный привкус...
-Вы хотите сказать, что...
-Да. Тот, что придает ей теперь его любимая жена.
-Я подумаю на досуге над вашими словами, если обнаружу в них хоть какой либо смысл. Благодарю за откровенность.
-Не стоит благодарности. Мы с вами замечательно помололи языками... Кажется, мы уходим. Рад знакомству.
-Взаимно. Не сердитесь на меня, Петечка. Вы очень славный человечек, хотя капельку злючка. Думается, мы найдем общий язык.
-Теперь согласен? Васильев сам предложил укрепить наш дружеский союз переходом с "вы" на "ты".
-Что ж, быть тому. Условия созрели.
-Никогда не надо доверяться первым ощущениям. Я едва не погубила все дело... Тебе скучно со мной?
-Мне кажется, напротив, это тебе скучно со мной.
-Могу предложить еще одну чашечку кофе. Расскажи мне о себе.
-В моей биографии отсутствуют интересные пятна.
-Ни одного смешного эпизода за такую долгую жизнь?
-Даже пустого анекдота.
-Первое знакомство оставило обо мне не самое приятное впечатление. После этой встречи ты еще больше станешь жалеть о потраченном впустую времени.
-Ты заблуждаешься. Даже не хочу опровергать твои слова.
-Петя, я бы хотела... прочесть что-либо из написанного тобой. Васильев сам не читал, но слышал... Я не должна была... Извини...
-Пустое...У меня нет секретов от жены, а у нее - от твоего мужа. Цепочка замкнулась. Все, что я написал и пишу, это ерунда, графомания... А у тебя есть хобби? Вышивание, коллекционирование марок, спичечных этикеток, открыток, монет. Ведение дневников, писание писем, собирание автографов...
-Нет. Бог ничем таким меня не наделил. Совершенно бесталанна. Не пойму, что нашел во мне Васильев.
-Зачем умаляешь свои достоинства. У тебя их избыток...Не счесть твоих внешних и внутренних богатств.
-"Мои года - мое богатство". И все. Я не обманываюсь на свой счет. Муж намного старше меня, хочет сына. Ему нужна была жена. Подвернулась я. Не совсем дура, достаточно молода и хороша собой, люблю его - растерзаю всякого, кто захочет его обидеть.
-Он и сам себя в обиду не даст.
-Нет, он слишком мягок. В наш век человек должен уметь бороться. Он не умеет, только рассуждает о борьбе. Мало кто так захватывающе делает очерки о, казалось бы, скучных и набивших оскомину схватках между полицией и бастующими шахтерами. У него это не просто классовая битва, социальный конфликт правящего класса с бесправными рабочими. Он находит в толпе тех и других не случайные лица, ставшие по ту и другую сторону баррикад, а высвечивает перед нами характеры. Враждующие группы не безлики. Васильев никого не оставляет равнодушными - слышали мол все это миллион раз, сыты по горло, сколько можно, чем кумушек считать трудиться...Я не преувеличиваю?
-Васильев - исключительно одаренный и многоопытный журналист, преданный своему делу и правящей верхушке. Он знает, как и на чем фокусировать внимание зрителей, слушателей и читателей.
-Главное, ему верят.
-Поскольку хотят верить. Он умеет манипулировать этой слепой или инертной верой простых людей. По сравнению с репортажами Жукова из "Правды" его очерки гениальны.
-Ты ему не веришь, это даже интересно.
-Он ничего не придумывает - интерпретирует одни факты, фильтруя их через классовое сознание обывателей, тщательно отбирая сюжеты и характерных исполнителей тех ролей, которые должны играть в его очерке - пьесе. Взятые им интервью - страстные монологи, расчетливые и обдуманные диалоги показывают, кто есть кто. Пример. Бастующий шахтер говорит один, его слова идут от самого сердца, от отчаянья. Голоса Васильева не слышно, он и не нужен. Все и так ясно. Другая сторона - представитель полиции, хозяев шахты - внешне спокойна, респектабельна, рассудительна. Тут беседу ведет и направляет Васильев. Он задает вопрос, не обходя острые углы, позволяя собеседнику высказаться сполна, но оспаривает тонко и чуть ли не с пониманием позиции интервьюера. Позднее Васильев монтирует репортаж так, как нужно, давая ему соответствующий комментарий. В таком виде он появляется в эфире или на полосе газеты. Те, кто смотрят или читают новости, уже подготовлены верить каждому его слову, тем более что он делает это изящно, не топорно, как многие бездарные или ленивые коллеги, знающие, по Геббельсу, чем круче ложь, тем быстрее будет она проглочена людьми. Но Васильев - эстет, он работает на образованных людей, которые считают себя интеллектуалами. Слушая (читая) его, они идентифицируют себя с ним. Небольшая группа людей, понимающих, в какой стране они живут, не смотрят телевизор и не читают газету "Правда". Они индифферентны к очеркам Васильева. Так что врагов у него нет.
-Один есть. Ты.
-Я не враг, я неверующий Фома.
-Тебе кажется, что Васильев разыгрывает спектакли - правдоподобные, но не правдивые?
-Ты сама пришла к такой мысли или кто-то ее подсказал?
-Ты - косвенно.
-Все совсем не так просто. В своих сюжетах твой муж, скорее, прав, чем не прав. Но его сюжеты - не самые главные в жизни. Бастующие шахтеры отстаивают свои права, забастовка может вынудить хозяев шахты увеличить их зарплату, которая в нынешнем виде в несколько раз выше заработка наших шахтеров, которые не бастуют, так как никто не защищает их и не позволит бастовать. Их могут расстрелять, если они посмеют выйти на улицу. Такое уже бывало в послевоенное время - при либерале Хрущеве. Васильев вторую сторону не затрагивает. Вот это и есть советская пропаганда.
-Так ты антисоветчик?
-Скорее, аполитичен.
-И Васильев аполитичен.
-Политика - дама весьма легкого поведения, не всегда разборчива в выборе своих клиентов. Клиенты, в свою очередь, соответственно подбирают себе партнершу, руководствуясь моментом, а не любовью.
-Тебя не устраивает и внешняя политика нашего руководства?
-Зина, мы застряли в дебрях. Пора из них выбираться.
-Поплутаем там немного. Тебя устраивает, к примеру, как мы ведем себя в ближневосточном вопросе?
-Нечистоплотно. В афганском вопросе - грязно, проливая и свою, и чужую кровь... Поговорим о чем-нибудь другом.
-Не думала встретить в твоем лице политического противника... Даже забавно... Васильев выглядит в моих глазах совсем иначе, чем в твоих.
-Разумеется. Мне нравится совсем другой тип мужчин.
-Перестань трепаться... С этой точки зрения он может беспокоить тебя лишь как соперник. Странно, что ты ничего не замечаешь. Или делаешь вид?
-Когда я вижу, какие взгляды бросает на мою жену твой муж, я испытываю законную гордость за себя - ведь она моя жена, а не его. Впрочем, хочу заверить тебя (и заодно себя), ей далеко от того, как он смотрит на тебя.
-Ты опять шутишь, а я говорю серьезно.
-Давно не шучу. Понял, как легко можно попасть с тобой впросак. Стрелы твоей красоты и обаяния угодили в самое сердце Васильева, так что никто тебе не страшен.
-Когда тебе нечего сказать, ты опускаешься до банальности. А сам теряешься и испытываешь неловкость.
-Дорогой психолог, и здесь ты поразила мишень истины. Я так смущен, что не нахожу слов, которыми мог бы живописать ощущения, испытываемые мной при беседе с тобой на всякие скользкие темы.
-Болтушка. Меня не проведешь. Не первый раз разговариваем. Это при знакомстве я едва не угодила в расставленные сети твоего лукавства и насмешки. Теперь знаю, ты не упадешь на самом скользком льду. Может быть, считаешь себя в душе романтиком, но на деле - скептик и даже циник.
-Не гневи бога, Зиночка. Какой же я, к шутам, циник? Я никогда не был так растерян, как в день нашего знакомства. Ибо понял, моя дерзость не имеет никаких шансов на успех. И вынужден был трусливо рокировать свои фигуры, с той поры не смею, не краснея, смотреть в твои прекрасные глаза...
-Петя, ты, должно быть, покорил не одно невинное сердце! Догадываюсь, отчего Наташа допускает до себя иные привязанности. Васильев - нечто вроде противодействия тебе. Не слепая же у тебя жена, чтобы не видеть, какой ты фрукт. Видимо, совсем не того я опасаюсь, сердцеед ты наш родимый!
-Мы, хотя и ваши друзья, лишены коварных замыслов - даже на бессознательном уровне. Не боись нас и за нас тоже.
-Я никого не боюсь. И Васильева - пусть он меня боится... Я за него боюсь...
-Если никаких угроз не исходит от друзей, можешь за него не бояться. А с врагами он расправится легко - своим острым публицистическим оружием.
-Не пожалеть ли, что ты не враг ему? Тогда бы он нашел на тебя управу. Но вот беда, ты записался ему в друзья.
-С позволенья наших жен.
-Вижу, это для тебя большая обуза.
-Мы квиты - и ты не очень боготворишь свою новую подругу - мою жену.
-Я думала, ты - джентльмен.
-Ошиблась адресом. Я - чистопородный плебс. Это твой муж - джентльмен.
-Как же ты не любишь его! Тогда как он к тебе расположен. Сам говорил мне это.
-В моих прекраснодушных чувствах он мало нуждается. Мы с ним относимся друг к другу более чем лояльно.
-Этого недостаточно, чтобы испытывать дружеские чувства.
-Для испытания их - достаточно.
-Софизм?! Ты словно уж. Все время ускользаешь.
-Зина, я тут, рядом. Тебе показалось, что я исчез... Оставим пикировку.
-Напрасно я убеждала его, что между всеми нами возможно большее сближение. Неужели расхождения во взглядах - причина твоей враждебности? Что он тебе сделал? Это как-то связано с Наташей, да?
-На правах старшего друга не советую тебе копаться в прошлом своих мужей и друзей. Лучше крепче держи в своих руках вожжи настоящего, и тогда лошадка твоей жизни будет послушно следовать избранным тобой курсом. Ты от природы наделена всем необходимым багажом, чтобы не заплутать в потемках на дороге, ведущей в будущее. Родишь мужу отличного сынишку или дочурку. И все остальное будет у вас прекрасно...
-Иногда ты многословен и зануден. Тогда, когда тебе нечего сказать. Не так ли ты и пишешь? Дай почитать? Моя мечта фантастична?
-Скорее, фанатична. Не советую предаваться пустым мечтаниям. На них есть определенный лимит, не израсходуй его раньше времени. Лимиты есть повсюду - даже на количество ничьих в чемпионате страны по футболу, если это что-нибудь тебе говорит.
-Говорит. Дурацкая идея, надеюсь, со временем ее отменят. Но лично мне не всегда нужны очки - не любой ценой.
-Все же не поступай опрометчиво, загадывая слишком много желаний.
-Я учту твой совет, мой многоопытный друг. Все же, как насчет твоих писаний? Дай их мне сейчас. Что тебе стоит встать и вытащить из стола свои тетради? Я ведь не из одного любопытства прошу. Хочу знать, что ты за человек.
-Дрянной. У тебя, Зина, мертвая хватка. Теперь понятно, отчего...
-Не джентльмен. Да, он не устоял. Только по другой причине.
-Причина другая. А чары те же. То же обаяние, натиск. Пленительность твоего пленения может заставить капитулировать любого... За хамский выпад извини, я слишком надолго застоялся в своем стойле. Я не хочу оказаться совсем в другом плену - за колючей проволокой твоего презрения или в лучшем случае недоумения.
-Клоун на ковре Петя Штаркман! Звучит. Почему ты не пробовался в цирке?
-Я слишком унылая фигура.
-Дай мне "Диалоги".
-Зиночка, оставайся божественной, но не настырной. Не дам. Я никому не даю незаконченных вещей.
-Ты не хочешь, чтобы их читал Васильев?
-Вы оба. Вообще все.
-Тебе не тоскливо там сидеть?
-Уютно.
-Но ведь одиноко и тоскливо. Или ты свыкся с этим своим сидением в себе, что боишься нарушить привычный покой?
-Смертельно боюсь.
-Наташа читала - пусть не все. И другие были. Твои друзья. Мне ты отказываешь. Вот чего стоит наша дружба.
-Ты молода, красива, можно сказать, обольстительна. Капризно надувая губки, становишься похожа на барышню с косичками, которую обидел хулиган с рогаткой. Но хулигану так нравится девочка с косичками, что он рад бы с утра до вечера заплетать их и расплетать.
-Петя, я бы охотно позволила тебе это делать, если б у меня были косички. Обещаю в знак нашей дружбы отрастить их - а ты, в свою очередь...
-Отдать рогатку? Ты плохо знаешь мальчишек, они никогда не поступятся своей честью - даже ради самых прекрасных девичьих... кос.
-Ты словно дал себе клятву никогда не расставаться с нею...
-С честью? Что в том плохого?
-Не морочь мне голову. С рогаткой, Петя, а не с честью. Вырос ты, мальчик, дядей стал. Выкинь рогатку и перестань пудрить мозги тетям.
-Хороша девочка с косичками!
-Как тебе не стыдно? Отказываешь женщине в такой скромной просьбе...
-Точнее, в ее выполнении. Не канючь, не дам. Нечего там читать. Вздор, ерунда, скучища!
- Не бойся, я не слишком взыскательна.
-Подавно не дам. Тем более.
-Значит, дашь. Раз есть степень, есть и возможность. Так легко я не сдамся. Давай по-хорошему.
-Зина, убери от меня свои прекрасные ручки, иначе я за себя не ручаюсь. Не подрывай устои дружбы нашей великолепной четверки. Оглянись, тот дуэт из нашего квартета недоумевает, что тут происходит.
-И пусть! Обманщик! Они даже не смотрят в нашу сторону. Я тут унижаюсь перед ним, заламываю в отчаянии руки, а он выпендривается... В последний раз спрашиваю, дашь? Ответишь, нет, нашей дружбе конец. Это серьезно.
-Ненаглядная! Я себе слово дал. Никому, никогда, ни за что. Глупое такое слово, понимаю, но дал - и теперь не сойду с него.
-С глупого - не грех и сойти.
-Плохо ж ты знаешь старушку - жизнь. На глупых устоях она держится, а мудрость их только подтачивает. Другая бабулька - костлявая - заносит свою косу, устои рушатся и происходит смена караула. Хорошо, если король умер. А если простой смертный?... Пощади - не губи понапрасну мою жизнь.
-Твои мошеннические проделки припомню... Никаких слов ты никому не давал. Просто не доверяешь мне. Навязываю свою дружбу, хочу, чтобы хоть капельку раскрылся...
-Я уже и так распоясался сверх меры.
-Очередной финт. Правильно, Петя. Лучше не рисковать - так надежнее. Добра не жди, вреда б не было. Для того и слово себе дал, чтобы потом держать его свято. Уважаешь себя, гордишься собой. Что тебе известность, слава, признание? Смотришь на всех свысока, только поплевываешь. Никто тебя не стоит. Те, кто обласкан людьми, - не за дело. Ловчат, выкручиваются, обманывают других и себя. Ради пустых услад, фантиков и погремушек. Ты, разумеется, не такой, выше всего этого!
-Браво, Зина! Бис! Замечательный монолог.
-Противно. Что ты за человек?! Хочешь, я прямо скажу, что о тебе думаю? Ты обыкновенный и жалкий тип, дорожащий только собственным мнением, полон плохо скрытой зависти к окружающим, к тому же Васильеву, дуешься на весь мир, как мышь на крупу, как клоп...
-Клоп, это точнее.
-Презираешь, ехидничаешь, насмехаешься. До разговоров с людьми опускаешься скуки ради, для развлечения, для подтверждения своей убогой правоты сверхнедочеловека...
-Убийственно точная критика. Тут ответить просто нечего.
-Есть. Но ты меня ответом не удостоишь.
-Я не отвечаю не потому, что оскорблен твоей правдой или кривдой или, что хочу еще глубже зарыться в собственную скорлупу... Ты так сразу и много хочешь взять, что рука дающего может вмиг оскудеть. Да и дать-то мне, в сущности, нечего. Ты ошиблась, дитя мое. Тут не подают.
-Как я ненавижу тебя,... друг мой. Как противно ты мне, мое сокровище. Как мелка твоя душа, свет очей моих. Катись ко всем чертям со всеми своими секретами, клятвами, страхами. Ты распинался, что друзья хуже врагов. Знаю, слышала, читала. Но не верю! Слышишь, ты?! Меня так просто не переубедишь. Ты не подаешь? Тебе действительно нечего дать. Рука твоя оскудела так давно, что и сам не помнишь, когда в последний раз что-либо кому-то давал. Мне жаль твою жену и детей, тебя самого жаль. Жаль твоей нищеты. Как бы ни тщился все время демонстрировать свою одухотворенность, ты опустошен... Но прав, я по все еще сохранившейся с детства наивности и жадности к жизни не отвыкла от воздвижения воздушных замков, так как верю людям. С ними сталкивает меня жизнь, я и в нее верю. И политикам нашим, и мужу своему, отражающему в своих репортажах то, что происходит в стране и мире. Да, я хочу брать сразу и много у своих друзей, так как верю им, и надеюсь, что и они доверятся мне, и сама я готова дать им все, что у меня есть. Я еще не так стара и многоопытна, потому надеюсь встретить взаимопонимание, настолько глупа и тщеславна, что убеждена в состоянии понять и верно оценить друзей. Отсюда моя настырность. Прости, Петя, мою вспыльчивость, резкость, грубость... Меня трудно простить, только в том виноват ты сам.
-Нате - здрасте. Она меня обласкала, я и виноват. Знаете, миледи... Впрочем, какая ты, к черту, миледи! У тебя просто врожденный дар испепелять, сравнивать с землей, превращать в прах... Но я тебя великодушно прощаю. Ибо не зла ты хочешь людям и мне, жалкому рабу, а добра. Но добро - такой великий дар, что нельзя силком пихать его в лицо людям. На конфетку, она не отравлена, бери, ешь... Разве я мог час назад предположить, какой смерч, тайфун, ураган пронесется над моей лысеющей головой? Боже милостивый, как благодарить тебя за то, что я остался жив и могу припасть... к твоим ногам.
-Петя, встань немедленно! Дурак несчастный! Наташа устроит тебе такой тайфун, что мало не покажется. Поднимись с колен!
-Что ты сказала? Молитву или проклятье? Не слышу. Скажи громче.
-Дурень! Дверь приоткрыта. Они все видят. Тебе же хуже будет. Я не виновата.
-А кто виноват? Вызвала шквал, я едва остался жив после испытанного унижения и возмущения. Мне, видите ли, будет хуже. Хуже не бывает. Кому может быть хуже, так это бедняге Васильеву, обрекшему себя на долгие муки жить с такой ведьмой - женой. Несчастный! Жил себе, поживал спокойно, горя не ведая. Так нет - на старости лет на свою беду женился на молодухе. Она его проглотит и не поперхнется. Боже правый, храни не одну королеву и подданных английской короны, но и гражданина Союза Советских Республик Самых Свободных, Сплоченных и пр. Васильева. Возьми, Господи, на облако свое раба вашего, атеиста заклятого, не по злобе, не по умыслу, а по нужде большой и малой и партийному долгу хорошего человека и верного мужа жене своей Зинаиде ...не подпускай к нему близко дьявола во плоти Штаркмана - злыдня проклятого...Усмири прежде гнев Зинаидин и дай терпение мужу ея, посланному тобой ему для развлечения, а не в наказание за непослушание...
-Остановись, несчастный! Какой муж послан Васильеву в наказание?
-Муж? Какой - такой муж? А кто ты есмь - во гневе и ненависти? Исчадие ада, кромешной тьмы, воинственности, каннибализма - всего мужского, в которое порой превращается твое сладострастие, упоительное, нежное, яблочно - абрикосово - мандариновое без косточек - женственно - женское!
-Шут гороховый! Хоть плачь, хоть смейся. Ладно, держи руку, я прощаю тебя. Но впредь не шути так... Косточки ему не нужны... Петя, обрати внимание, у нас тут чуть земля не разверзлась, а они нас не слышат. И не видят. Так увлеклись своими насущными делами, что и про чай забыли. Хозяин, у вас хоть чай подают?
- Сейчас, моя госпожа. Поставлю чайник, благо идти за ним далеко не надо...
-3-
-Ты ведешь себя, как маленькая девчонка. Очень мило наблюдать тебя в такой роли.
-Я уже давно не играю никаких ролей. Это ты, как надел на себя маску шута, так и не снимаешь ее. Не надоело?
-Зина, ты заблуждаешься.
-Я навязываюсь тебе в друзья, выворачиваюсь чуть ли не наизнанку - и все зря. Ты же не насквозь фальшив, надеюсь?
-И я надеюсь на это.
-Перестань юлить. Признаюсь, ты обладаешь чудовищной силой притяжения, доверия.
-А если ты ошибаешься во мне? ... Нет, ты не поняла... Я готов выслушать тебя, и не стану лгать, но стоит ли тебе, стою ли я сам. Стоит ли вообще?
-Стоит! Ты любишь Наташу, я - Васильева. Это так же бесспорно, как то, что Васильев любит меня, а Наташа - тебя. Он любит меня, он всегда будет со мной - физически, рядом. Тем более теперь, когда я скоро рожу ему ребенка. Но мы останемся одиноки. Он для меня - недоступная вершина, а я для него - знакомая тропа. Вначале мне вообще казалось, что страсть ко мне пройдет, и ничего не останется. Слишком мало есть у нас другого, что бы сильнее связывало вместе. Ребенка мало, я знаю. Игорь связывает вас с Наташей?
-Не один он.
-Вы женаты четырнадцать лет, любите друг друга. Это дает мне силы верить в нас, Васильевых. Ведь и вы с Наташей совсем разные люди. Не знаю, как тебе, Наташе одной любви к тебе недостаточно. Она нуждается в друге, человеке, близком ей по духу что ли. И я ловлю себя на том, что испытываю потребность в таком же человеке. Им можешь стать ты, если пожелаешь.
-Прости, видимо, я давно заморозил какие-то чувства. Нисколько не сомневаюсь в твоей искренности, однако боюсь, что я не тот человек, который тебе нужен.
-Боишься обмана?
-Я ничего и никого не боюсь.
-И тебя, Зина, подавно не боюсь, так?
-И тебя, и себя.
-До чего же с тобой зябко! Ты действительно отморозил себе душу. Была ли она у тебя вообще? Прости, я постучалась не в ту дверь...