Давно не выходит Татьяна Васильевна из своей однокомнатной квартиры на восьмом этаже из-за болезни ног. Шутка ли - тридцать пять лет простояла перед учениками в классе. И обижаться не на кого. Сын с невесткой все принесут, обиходят, поболтают, и - живи дальше как можешь
Скучала по людям, по травке, по теплому ветерку и создала себе садик на застекленной лоджии. Что только там не выращивала, даже из местной газеты приходили фотографировать. Польет цветы, поговорит с ними, сядет в кресло и вяжет носки. Всех знакомых обеспечила.
Но главный интерес в другом, Татьяна Васильевна широко открывает раздвижные рамы, и к ней влетают звуки жизни: шуршание колес, чье-то пение, детский смех. Крики сердитых мамашек, отдельные фразы.
Двора из окна не видно - сплошное зеленое море. Постарались когда-то новоселы, посадили целую рощу тополей, берез, лип. Листва, хоть и добавляет своей шуршащей музыки, но не заглушает ни ноты общей симфонии. Часто слышит пенсионерка громкий скрипучий голос:
- Гошка! Ты куда опять побежал? Сколько можно говорить, что не могу за тобой угнаться! Брось палку, она грязная! Не лезь в песок, там дети играют Пора домой! Ничего не бери в рот!
Два раза в день бедного Гошку кто-то воспитывает, а он не воспитывается и безобразничает почем зря. Неслух, сорванец, озорник.
Старая учительница улыбается и представляет себе проказливого мальчишку: толстенького, быстроногого, с лукавыми глазенками, шустрого непоседу. Всегда любила таких детей. Живые, активные, они и учились лучше, схватывая все на лету.
Когда ей стало полегче, сын помог спуститься вниз, на скамеечку у песочницы.
Татьяна Васильевна грелась на солнышке. Будний день. Безлюдно. В соседнем подъезде открылась дверь, выбежала небольшая собака и устремилась прямо к ней. Остановилась как вкопанная и стала разглядывать нового для себя человека. "Какая забавная!" - умилилась Татьяна Васильевна.
Терьерчик был действительно чудо-юдо. Ладное светло-коричневое тельце, лапы столбиками, обрубочек хвоста торчит задорно вверх, ушки топориками, а морда - умора: над живыми любопытными глазами густые белые брови скобочками и белая козлиная бородка.
- Чей же ты такой клоун? Жалко, нечем тебя угостить.
Из подъезда буквально выскочила худенькая бабулька с клюкой.
- Опять убежал? Вот горе-то мое, как теперь тебя загнать? Гошка, стой на месте.
Собака встрепенулась и побежала за угол дома. Так вот кто Гошка-то! Татьяна Васильевна повеселела:
- А я думаю, вы гуляете с мальчиком.
Бабулька, запыхавшись, села рядом.
- Это мое несчастье. Дети летом по горам шастают, скалолазы хреновы, а мне этого подбрасывают. А ему дома не сидится ни секунды. Все караулит у двери, как бы улизнуть. Просто выпустить не могу - если с ним что случится, дочь меня с кашей съест. Любят до смерти, детей-то не завели.
Из-за угла с визгом выскочил Гошка на трех лапах. Бабулька ахнула:
- Так и знала! На стекло, небось, наступил.
Терьерчик, не переставая по-собачьи жаловаться, потрюхал к себе домой за помощью. Причитая, поторопилась за ним его нянька.
Теперь Татьяна Васильевна особенно внимательно прислушивалась к шуму двора. Два дня не было скрипучего голоса. И опять он:
- Ты будешь меня слушаться? А кошки не боишься?
Расплылась в улыбке, вспоминая забавную морду: "Надо бы отнести ему что-нибудь вкусненькое". Однако ноги совсем отказывались ходить, и сын отвез мать в больницу.
Лечение помогало мало, надежды на врачей таяли, тем более что советовали "домашнюю обстановку сменить. Вернулась, чтобы отвлечься, расспрашивала о знакомых, соседях и даже о Гошке.
- Мама! Собачка, кажется, умерла. Крысу отравленную притащила домой. Что было! Дочь орала, чуть стекла не вылетели. Бабушку жалко. Сейчас во дворе тихо.
Опечалилась, Гошка ей лег на душу, какие у пенсионерки еще радости? Да и сама, видно, уже не встанет, как говорится, свеча догорает.
На костылях добрела до "садика" цветам-то зачем отправляться на тот свет? Надо полить, почистить. Открыла рамы - пусть подышат. Взглянула на зеленое богатство и вдруг:
- Гошка, сволочь такая, мне за тебя в гроб ложиться? Куда полез, негодяй!
Радость взметнулась волной. Жив Гошка, жив шалопай! Надо постараться как-нибудь спуститься вниз, посидеть на лавочке. Еще поживем!